Николай I - попаданец. Книга 3

Николай I — Попаданец. Книга 3.

Глава 1.

Светало. Первые лучи восходящего солнца подсветили горизонт и образовали мерцающую дорожку на зеленоватой поверхности моря. С обеих сторон от корабля вырисовывались холмистые берега, покрытые редким кустарником. Капитан Кручинский, откинув крышку люка, рассматривал незнакомые, угрюмые берега в бинокль. Но горизонт оставался безжизненным, лишь гребни холмов слегка отсвечивали красным, отражая солнечный свет. Броненосец класса 'Альбатрос', благодаря низкой осадке и серому цвету, был едва заметен среди волн, как дельфин, скользя по воде. Лишь шлейф черного дыма из немного скособоченной трубы выдавал присутствие в этих водах приземистого, бронированного чудища, подобного которому эти берега еще не видывали.

'Касатка', так назывался корабль Кручинского шла пятой в кильватере, споро двигаясь по центру узкого фарватера, в сторону двух крепостей, прикрывавших вход в пролив. Босфор — вожделенная цель поколений российских императоров, встретил русских моряков тишиной. Лишь несколько рыбачьих лодок порскнули к берегу при приближении незнакомой, чадящей дымом флотилии. В остальном, эти берега выглядели до обидного обыденно, ничем не подчеркивая важность момента. Через пятнадцать минут на окрашенном красным горизонте показались высокие стены старинной генуэзской крепости, нависавший над небольшой рыбацкой деревушкой Гарипсе. Сама полуразрушенная крепость никакой опасности собой не представляла, но в двух километрах южнее располагалась артиллерийская позиция, прикрывавшая вход в пролив. Судя по данным разведки, форт располагал тремя десятками пушек, в основном старыми тридцатишестифунтовыми орудиями, времен Наполеоновских войн, но имелись и несколько более мощных бомбических орудий. Напротив форта, на азиатском берегу Босфора, располагался его брат близнец. Именно через этих Сциллу и Харибду и предстояло проложить путь русской эскадре.

Капитан вспомнил, как два года назад, на Каспии, под Астраханью, он впервые увидел этих странных бронированных уродцев, одним из которых он теперь командовал. Несмотря на свой странный вид, эти суда продемонстрировали все преимущества толстой брони и мощной артиллерии. Именно тогда он впервые участвовал в учениях по подавлению огня береговых батарей и захвату прибрежных фортов. Поначалу пришлось не легко. Меткость канониров оставляла желать лучшего, как и взаимодействие с морскими пехотинцами. Лишь через две недели непрестанных тренировок команды сладились и перестали мешать друг другу неправильными маневрами. Но при всех качествах 'Альбатросов' у них имелся существенный изъян, зачастую нивелировавший преимущества, а именно, слабая остойчивость. Низкие борта и несовершенная компоновка орудий и котлов, норовили перевернуть судно при мало-мальски сильной волне. Впрочем, эти недостатки были учтены и следующие 'Альбатросы' вышли значительно остойчивее.

Неделю назад, командующий Черноморским флотом адмирал Корнилов собрал всех капитанов в штабе флота в Севастополе и объявил об предстоящих внеплановых учениях, дабы проверить боеспособность экипажей. Многие капитаны тогда недоуменно переглядывались, чего это вдруг такая блажь? Тем не менее все отпуска были отменены, а на суда погрузили полный боекомплект и припасы, как для дальнего похода, вызвав этим еще одну волну недоумения. Лишь три дня назад все разъяснилось на последнем перед отплытием совещании. Проверив готовность судов к выходу в море, адмирал озвучил и цель предстоящих 'учений' — Проливы и Царьград. Каждый из капитанов получил запечатанный пакет с подробными картами и инструкциями. Само совещание продолжалось три часа, в ходе которых обсудили боевой ордер во время перехода через Черное море и распределили боевые задачи между малыми соединениями.

'Касатка' покинула пристань еще до рассвета, пристроившись в одну из колон которые уходили на юг. Два дня перехода до Босфора оказались малоприятными. Небольшое судно было малопригодным для дальних плаваний. Тесные помещения едва вмещали полную команду в девяносто человек, а у кочегаров в топке температура доходила до пятидесяти градусов, отчего людей приходилось часто менять и выводить на узкую палубу. Места на импровизированной палубе под навесом на всех не хватало и матросы чередуясь выходили наверх отдохнуть и подышать свежим воздухом. Несмотря на улучшенную остойчивость, судно нещадно качало, а посему вся команда с нетерпением ждала, когда же, наконец, закончится этот нелегкий переход и начнется настоящее дело.

Пройдя развалины генуэзской крепости, с двумя величественными каменными башнями, заросшими мхом, Кручинский увидел очертания артиллерийской позиции, расположенной на небольшом мысе. Позиция, а вернее небольшой форт с земляными насыпями и равелином видала лучшие времена. Русских здесь явно не ждали. По крайней мере капитан не заметил никаких следов активности. Солдаты не бегали по равелину, канониры не суетились у пушек, прикрытых земляными валами. 'Тем лучше' — подумал моряк и спустился вниз, дабы отдать последние распоряжения перед боем. Корабли тем временем разворачивались, занимая позицию напротив крепости. За броненосцами на небольшом отдалении шли десантные суда с морской пехотой.

Вернувшись в боевую рубку Кручинский увидел что еще два 'Альбатроса' из его отряда занимают свою позицию в двухстах метрах от него. Неподалеку ту же операцию проделали еще три броненосца, заняв позиции напротив другого форта, на азиатском берегу, остальные двинулись далее по фарватеру к следующим целям

Бросив якорь, и дождавшись вымпела 'открыть огонь' от соседнего 'Альбатроса', которым командовал главный в отряде капитан Савинков, 'Касатка' открыла огонь из своих двухсотпятидесятимиллиметровых орудий. Утренняя тишина нарушилась оглушительным грохотом русских пушек — раздались первые выстрелы этой войны. Полуторатысячетонный броненосец вздрагивал при каждом выстреле, а в башне стало душно от пороховых газов. Со своей рубки капитан руководил огнем и уже через три минуты добился накрытия правой стороны турецкой позиции. В бинокль он видел как комья земли и кирпичная крошка разлетаются при каждом выстреле, оставляя после себя глубокие воронки.

Лишь теперь османский гарнизон проснулся и попытался дать отпор наглым нарушителям спокойствия. Несмотря на методичный обстрел, за полчаса выведший из строя более половины турецких орудий, солдаты не дрогнули под обстрелом и те орудия, что остались целы пытались отвечать на убийственный огонь русских броненосцев. Несколько ядер ударило по корпусу судна, прикрытому стамиллиметровой броней, не причинив, однако, никакого вреда. Стоящие на якоре суда даже не маневрировали, чтобы укрыться от огня береговой артиллерии, который, впрочем, начал затихать. Подавив огонь турецких батарей, броненосцы перенесли свое внимание на крепостные равелины, где засела пехота неприятеля. Через полчаса непрерывной канонады от этих укреплений мало что осталось. Разрывы мощных фугасных и шрапнельных снарядов превратили их в братскую могилу. Остатки гарнизона в панике бежали от огня гяуров и настало время морской пехоты.

Прекратив огонь, Кручинский в бинокль наблюдал, как два десантных судна бросили якорь у каменистого берега, в двухстах метрах севернее форта. Морпехи споро сбежали вниз по длинной откидной рампе и редкой цепью двинулись в сторону дымящихся развалин, которые представляла из себя османское укрепление. На берегу, за валунами расположились снайперы, высматривая потенциальные цели. Но таковых не находилось. Те, кто пережил эту ужасную канонаду уже улепетывали по пыльной проселочной дороге в сторону Стамбула. А потому, обнаружив крепость покинутой и взяв в плен немногочисленных раненных турок, солдаты принялись окапываться и подтащили несколько полевых орудий, на случае ежели неприятель опомнится и решит отбить форт. Морпехам предстояло продержатся два дня, до подхода следующей волны десанта с подкреплениями.

Через три часа после начала боя все было кончено и Кручинский, загрузив снаряды из идущего позади транспорта, выполняя команду 'следовать за мной', двинулся к следующей по диспозиции цели. Вновь броненосцы и транспорты растянулись длинной вереницей вдоль холмистых берегов Босфора. За ними, немного в отдалении, шли два фрегата, прикрывая колонну. Наступившее утро озарило солнцем дымящиеся развалины фортов и трехцветный русский флаг полощущийся на ветру.

Пока 'Касатка' с несколькими судами планомерно замиряла артиллерийские позиции вдоль Босфора, основная морская группировка, состоящая из четырнадцати броненосцев из серии 'Альбатрос' приступила к операции 'Лисы в курятнике', ставившей цель уничтожение османского флота на рейде Стамбула. Столица уже проснулась, но русскую эскадру никто здесь не ждал и ее появление после полудня, стало полнейшей неожиданностью. Эскадра же, не теряя времени разделилась надвое. Первая часть войдя в бухту Золотой Рог атаковала стоящие у причала турецкие корабли, а вторая перекрыла выход в Мраморное море, не давая никому прошмыгнуть мимо.

Османский флот давно миновал период своего расцвета и теперь у причала возвышались мачты восьми фрегатов и двух полусгнивших линейных кораблей, один из которых, старый трехдечный гигант 'Махмудие' как китовая туша возвышался над более приземистыми фрегатами. При виде незнакомых, странно выглядевших кораблей с андреевским флагом, толпа на пристани пришла в движение. Люди что то кричали, размахивали руками, указывая на запиравшие вход в бухту узкие силуэты эскадры. Адмирал Корнилов, командующий Черноморским флотом находился посреди пролива на флагманском бронефрегате 'Три Святителя'. Оглядев в бинокль саму бухту и противоположный берег и убедившись, что основной османский флот находится у причала, он отдал приказ открыть огонь. Эта операция требовала значительной точности исполнения от канониров. Все бухта, насколько хватало глаз была усеяна разномастными торговыми судами под дюжиной иностранных флагов. Благо боевые корабли Блистательной Порты размещались отдельно, что позволяло сосредоточить огонь, без ущерба для купеческих транспортов. Через две минуты башни броненосцев, уже направленные на турецкие суда, окутались дымом, а их корпуса вздрогнули от выстрелов. Громовое ухо прокатилось по округе, спустя несколько мгновений прерванное разрывами снарядов. Причал, где находился османский флот окутало дымом. Люди на пристани более не суетились, а в ужасе разбегались от летящих осколков. Через полчаса непрерывной канонады от турецких кораблей осталась лишь груда горящих обломков. Большинство экипажей находились на берегу, а горстка матросов оставленных на вахте даже не успела сообразить, что происходит. Те, кто уцелел после первого выстрела, бросались в воду с горящих кораблей или по сходням спешили покинуть, ставшее таким не уютным место.

Удостоверившись, что вражеского флота больше не существует, Корнилов приказал прекратить огонь. Больше достойных целей для его артиллерии не было. В бухте наступила тишина. Лишь крики раненных турецких матросов, державшихся за обломки, доносились от лазурной поверхности моря. Следуя сигналам с флагмана, шесть броненосцев, подняв якоря направились на юг, в Мраморное море. Им еще предстояло разгромить укрепления Дарданелл и дождаться транспортов с десантом, который закрепится на месте замиренных фортов. Через три часа после столь оглушительной премьеры у входа в бухту показалась цепочка транспортов и десантных судов. Под дулами русских орудий турки не осмелились приблизится к пирсам, у которых во мгновение ока оказались десантные суда. Оттуда по сходням посыпались морские пехотинцы, бегом занимая позиции по периметру порта. Матросы и купцы с иностранных судов, вымпелами получившие указание оставаться на месте, осмелев выскочили на палубы, разинув рты созерцая развернувшуюся перед ними картину. Мир на их глазах стремительно менялся.

Яркое солнце непривычно резало глаза, отчего Федор приложил ладонь козырькам рассматривая широкую мощенную площадь и голубую воду Босфора, от которой отсвечивали солнечные блики. Вниз от площади шли широкие каменные ступени, по которым сновал разношерстный люд. Среди них мелькали и выцветшие солдатские гимнастерки, которые спешили на молитву в храм А еще ниже, на набережной расположились мелкие торговцы, громко зазывавшие прохожих. На ступенях и на самой площади сновали коробейники из греков, торгующие свечами, крестиками и даже святой водой с самого Иерусалима. Повернувшись и опираясь одной рукой на палку Федор задрал голову, разглядывая величественный купол Святой Софии. На самом его верху красовался простой медный крест, тускло блестевший на ярком южном солнце. Говорили, что император привезет с собой в дар храму более подобающий позолоченный крест, но и этот, несмотря на простоту, выглядел вполне величественно. Само здание вблизи выглядело обветшалым. На массивных красноватых стенах виднелись трещины и потеки, оставленные неумолимым временем. А на месте снесенных минаретов остались ямы засыпанные гравием.

Вытерев пот с лица большим, синим платком и вернув его в карман Федор, немного прихрамывая последовал во внутрь храма на воскресную молитву. В своем выцветшем и потертом мундире он не выделялся из толпы таких же как он солдат, составлявших добрую треть прихожан. Это был его первый выход в город после ранения. До этого он лишь довольствовался рассказами и солдатскими сплетнями о том, что происходит в огромном городе и вообще в мире. А потому, свой первый выход в город он решил посвятить Святой Софии, тем более, что выпало воскресенье.

Внутри храма царил прохладный полумрак, особенно приятный после пекла, царящего снаружи. Солдат прошел несколько шагов и замер, пораженный величием и в то же время хрупкостью строения. Благоговейно перекрестившись он смотрел ввех, откуда их под парящего над колоннами купола лился, переливаясь, свет, озаряя огромное строение и разноцветные мраморные плиты пола. Людские голоса гулом отдавались от каменной облицовки, от чего в храме стоял несмолкаемый гул. В ожидании патриарха народ делился впечатлениями и новостями.

В Стамбул, а по-нынешнему Царьград Федор Кошка попал двадцать третьего августа 1858 года, в составе второй воны десанта. Уже позже в госпитале он вспоминал, как прямо посреди учений в Киевской губернии, их шестнадцатому полку приказали совершить короткий марш-бросок до железнодорожной станции, где уже стоял эшелон, уходивший в Одессу. Сразу по прибытии, весь полк отправился в порт, в котором были развернуты огромные склады с оружием и боеприпасами. Ничего не понимающих солдат выстроили в шеренги прямо на пристани и ошарашили новостью, что они идут воевать Царьград у Турка, дабы отомстить ему за притеснения христианских народов и поругание христианских святынь. Загрузивши с собой двойной боекомплект и дополнительный рацион сухарей солдаты погрузились на транспорты, который прямо ночью отчалили на юг, в сторону Царьграда. Как оказалось, война началась еще день назад и за это время ударный корпус русской армии должен был захватить форты на Босфоре и высадится в бухте Золотой Рог. Но никто на самом деле не знал, что за этот день произошло, и солдаты все еще находясь в неведении и теряясь в догадках травили байки в течении всех двух дней перехода. Их транспорт, переделанный из зерновоза не отличался даже минимальным комфортом. Но погода стояла теплая и солдаты расположились на палубе. Конвой в пять десятков транспортов несколькими колоннами шел в вожделенной цели. Вокруг сновали всего шесть небольших фрегатов, прикрывавших эту отару. Вся надежда была на то, что туркам сейчас не до транспортной колонны, ибо их флот оказался запертым в Мраморном море.

Днем офицеры разъяснили план действий. Шестнадцатому полку предстояло действовать в составе пятой пехотной дивизии и развить успех первой волны десанта, зачистив азиатскую часть Стамбула от войск неприятеля. Судя по последним сводкам, полученным от почтового корвета прямо в море, благодаря внезапности, Первому ударному корпусу удалось захватить форты Босфора и причалы на обеих берегах Османской столицы, включая стратегически важный мост Новый мост1. Но сил для захвата всего города и предместий не хватало. Поэтому солдаты закрепились на обоих берегах Босфора, заняв круговую оборону на случай контратаки противника. Пятой дивизии предстояло выдавить остатки столичного гарнизона из Стамбула и занять предместья, дабы не допустить прибытия подкреплений. Параллельно надлежало задержать всех османских чиновников, кои не успели покинуть столицу, для передачи их военной разведке.

Два дня прошли без особых приключений, пока они не добрались до Босфора. Несмотря на заранее запланированный ордер, некоторые суда перемешались, отчего у входа в пролив возникла толчея. Наконец головной фрегат вице-адмирала Куценко выдвинулся вперед и вымпелами стал направлять транспорты, наводя порядок среди сбившийся в кучу отары. Проходя Босфор Кошка увидел, как часть судов бросила якорь и на шлюпках перевозит солдат к захваченным ранее фортам. С берега слышались радостные выкрики, а над полуразрушенными валами реял трехцветный российский флаг. Через четыре часа неспешного хода их транспорт добрался, наконец, до пристани, где их уже ждали. Еще до прибытия офицеры выстроили солдат на палубе в полном снаряжении. Как только спустились сходни, по свистку подполковника все бросились вниз, на пирс, где весь полк выстроился и устроил поротную перекличку. Проверив, что все солдаты на месте, полковник обратился к солдатам с короткой речью:

— Братцы, сегодня нам предстоит сделать то, о чем мечтали поколения наших отцов и дедов. Освободить поруганные христианские святыни и братские нам христианские народы от османского гнета, дабы навечно закрепить земли эти за империей. Первый ударный корпус уже показал мощь русского оружия. Не посрамим же его и мы. Ну что удальцы, покажем турку, кто здесь хозяин?

— Покажем. Да мы его, — раздались выкрики.

— Ну что ж, тогда с богом робяты. За Веру, Царя и Отечество.

— Ураааа... — гремело из солдатских шеренг.

Полковник отдал честь и отправился к орудийным расчетам, стоявшими поодаль. Им предстояло сопровождать полк и оказывать ему огневую поддержку, ежели неприятель засядет в домах и станет оказывать сопротивление. Шестнадцатый разделился на батальоны, каждому из которых надлежало выдвигаться к стратегически важным точкам османской столицы.

Федор вспомнил, как их рота шла по узким, кривым улочкам огромного города, направляясь к казармам турецкого гарнизона, находившимся на северо-востоке этого лабиринта улиц, мостовых и площадей. Город поразил своей тишиной. Ставни домов оказались закрыты. Лавки, кафе и цирюльни вымерли. Жаркий влажный ветер разносил по улицам мусор. Первые два километра они встречали русских солдат из первой волны десанта. Те, в пропыленных мундирах, радостно приветствовали пополнение. От них Кошка и узнал о том, что после высадки десанта в городе началась паника. Часть жителей, в основном магометане, бежали на восток, за пределы города, боясь страшных русских бешизбуков, коими они величали казаков. Остальные укрылись в домах и не показывали носа на улицу, выжидая, когда все закончится. По приказу начальства солдаты не мародерствовали и не давали мародерствовать местным. Хотя многие надеялись, что после того, как разгромят турка, им дадут кое чем поживится в захваченном городе. Стамбульский гарнизон в сорок тысяч штыков и сабель особого сопротивления не оказал. Сказался фактор внезапности. Часть успела отойти в предместья, где по-видимому дожидались подмоги, но большинство попали в плен в блокированных казармах.

Через два километра русские патрули исчезли и началась вражеская территория. По дороге к казармам их путь проходил через небольшой рынок, где торговцы впопыхах оставили часть товара и теперь над грудами гниющих овощей и фруктов роились стаи мух. Сверившись с картой, майор повел свой батальон дальше, по широкому проспекту, который вел прямиком к казармам. С ружьями наперевес солдатская колонна окружила обширные каменные здания, окаймлявшие выложенный булыжником плац. Но казармы оказались покинутыми. Лишь обрывки обмундирования и остальной ненужный хлам валялись на полу. Удостоверившись, что внутри пусто, солдаты собрались на плацу. Пока майор вновь возился с картой и совещался с ротными, откуда то неподалеку разнесся протяжный призыв муазина, а через несколько минут и несколько выстрелов. Озадаченный батальонный командир отрядил роту капитана Самохина проверить, что там происходит. Построившись в колонны и передвигаясь вдоль стан зданий, рота двинулась на шум. Среди них находился и Кошка, в своем светлозеленом мундире и с вещевым мешком на спине, сжимая винтовку, двигаясь в тени домов, зорко поглядывая на окна и крыши.

Через десять минут кривые, тесные улочки вывели отряд Самохина к небольшой мечети, с белыми стенами, покрытыми потрескавшейся краской. Увидев взмах руки лейтенанта Огарева из авангарда, все колонна остановилась. На площади, перед мечетью собралась большая толпа, среди которой мелькали и синие мундиры турецких солдат. Видимо они то и стреляли в воздух. На ступенях стоял невысокий, смуглый человек в белой чалме, и что то кричал на своем гортанном языке, брызгая слюной и размахивая кулаками. Толпа в ответ шумела, люди что то выкрикивали и размахивали руками. Послав вестовых за подкреплением, капитан приказал авангарду рассыпаться цепью и взять на прицел наиболее буйных. Остальные солдаты выстроившись колонной приготовились к бою.

Едва отряд вышел на площадь, как их заметили. Возбужденные люди что то орали, некоторые размахивали палками и саблями. Вдруг из толпы раздались выстрелы и пули с визгом отрикошетили от стен домов, выбивая каменную крошку. В ответ солдаты открыли убийственный огонь стараясь выкосить синие мундиры, что мелькали среди этого скопища. Несмотря на несколько залпов, толпа не испугалась, а наоборот пришла в движение. В солдат полетели камни и вся орда фанатиков поперла на передовую цепь солдат. Те, сделав еще пару выстрелов приняли врага в штыки, по теснимые сотнями людей, подпиравших своих единоверцев сзади они начали падать, сраженные кто саблей, кто просто задавленный этой живой массой. Несмотря на огромные потери, а в узком переулке образовался целый затор из убитых и раненых, толпа напирала на горстку солдат стараясь хоть как нибудь достать, растерзать ненавистных гяуров.

Турки, лучше знавшие этот лабиринт улиц и улочек зашли сзади, перегородив улицу телегами. Из-за телег раздались выстрелы и несколько солдат с криком упали на землю. Рота оказалась в западне, запертая в неширокой улице. Оставалось наедятся на подмогу, ибо оттеснить многотысячную толпу со столь малыми силами не представлялось возможным. Узость улицы не позволяла врагу использовать свое численное преимущество и окружить отряд, но она так же не давала укрытия от выстрелов турецких солдат, засевших за телегами. Самохин приказал оттащить раненых в дом и вытащить из окресных домов мебель, создав импровизированную баррикаду. Самых метких стрелков разместили на втором этаже старого кирпичного дома, стены которого когда то были розового цвета, но сильно поблекли и обшарпались. Солдаты не потерявшие присутствия духа и понимавшие, что от быстроты и слаженности их действий зависит останутся ли они сегодня в живых, споро ринулись исполнять приказание командира. Федор, засевший за большим, ржавым баком для воды, действовал на автомате, перезаряжая ружье и стреляя в наседавшую толпу. Мир вокруг исчез, превратившись в маленький пятачок земли между его укрытием и поваленными телегами, из-за которых как волны набегали люди с открытыми от крика глотками. Они падали, подавившись собственным крикам, но ступая по ним, из-за телег выбегали следующие, каждый раз, метр за метром приближаясь все ближе и ближе к двум ржавым бекам, за которыми засела горстка солдат и к самому Федору. Звуки вокруг смазались в единую какофонию боя и Кошка не услышал, как сержант Ерохин приказал отойти дальше, за импровизированную баррикаду, которую соорудили в десяти метрах позади их укрытия. Из-за нее гремели хлопки выстрелов. Это второе отделения пыталось прикрыть отход своих товарищей. Турки, по телам своих убитых и раненных уже вплотную приблизились к передовой линии русских солдат, и лишь частый огонь не позволял им растерзать горстку солдат, которые сдерживали их натиск в течении пяти минут. Благо османы перли напролом, неорганизованной толпой, скорее мешая, чем помогая друг другу. Но их было много, чересчур много.

Почувствовав на своем плече чью то руку, Федор оглянулся и не сразу узнал своего товарища, Емельяна Потапова, жестами показывающего, что надо отходить. Лицо Емельяна, черное от гари и пыльный, мокрый от пота мундир, делали его похожим на кочегара. Кошка много таки повидал на Волге. Бросив последний взгляд на наступающих турок, солдаты выскочили из-за укрытия и бегом бросились к спасительным баррикадам. Тут Федор почувствовал, сильный удар в ногу и упал, не добежав нескольких метров до своих. Емельян, забросив винтовку на спину, рывком поднял своего товарища и на последнем усилии добежал до баррикад. Сверху протянулось несколько пар рук и солдаты помогли своим товарищам перевались через тяжелый деревянный шкаф, набитый перинами. Почти все бойцы из Федорова отделения оказались ранены. В горячке боя некоторые не обратили на это внимания, пытаясь выжить и отогнать басурман обратно за телеги. Некоторых, как Кошку, ранили при отходе.

Над русскими позициями стоял черный полумрак. В этом удушливом, липком тумане раненных споро перевязали и большинство вернулись в строй. Лишь пятеро тяжелых оттащили в дом, укрыв от солнца и летящей кирпичной крошки. Несмотря на то, что нога отчаянно ныла, а сердце, казалось выскочит из груди, Федор остался на баррикадах. Османы, поняв, что перекрывая улицу, они не могут эффективно атаковать засевших гяуров, растащили телеги и реорганизовались. Все пространство от начала улицы и до русских позиций оказалось усеяно телами. Турки, не сумев взять русские позиции с наскока, решили реорганизоваться. На узкой улице внезапно стало тихо. Лишь крики раненных да редкие выстрелы нарушали это временное затишье. Несмотря на прицельный огонь, от которого еще несколько турок осталось лежать подле телег, они все таки расчистили проход и с криками, размахивая саблями, палками и кинжалами рванули на русские позиции. Видимо к толпе присоединились еще несколько солдат бывшего гарнизона, ибо откуда то сверху по отряду Самохина ударило несколько пуль, ранив двоих солдат. Нападающие сообразили, что сверху гяуры беззащитны и открыли огонь со второго этажа практически в упор. Капитан приказал целить в окна, дабы ослабить огонь по своей позиции, но несмотря на это, положение осажденной роты стало отчаянным. Возбужденная кровью толпа уже вплотную приблизилась к баррикадам и начала ее растаскивать, дабы раздавить ненавистных захватчиков. В плотную людскую массу полетели гранаты. Каждый солдат носил по две в своем боекомплекте. Но и эта отчаянная мера не помогла. Задние ряды напирали на передние, массой проламывая русские позиции. Еще пять, от силы десять минут и все закончится. Горстке солдат не сдержать этот человеческий поток, да и боеприпасы после интенсивного боя подходили к концу. Самохин думал уже приказать своим укрыться в домах и отстреливаться из окон, как услышал взрывы и выстрелы со стороны площади. Крик 'Ура!' перекрыл рев толпы, которая оказавшись меж двух огней, пыталась отхлынуть назад, но этим лишь усугубила давку. Капитан вытер пот с покрытого копотью лицу и на секунду прислонился к стене. Они успели дождаться подмоги.

Конец боя Федор помнил смутно. Нога отчаянно болела, а в глазах стояли красные круги. Когда к баррикаде вплотную приблизились османы, он подумал, что это конец. Казалось ничего не сможет их остановить. От навалившейся слабости он выпустил из рук ружье и прислонился к мягкому мешку с тряпьем. Откуда то смутно, как сквозь толщу воды раздались крики 'Ура' и затем заорали и все остальные солдаты вокруг.

— Наши пришли, — радостно кричал, вороча товарища Емельян. По его разодранной щеке стакала струйка крови, делая борозду на черном лице. Но он ничего этого не замечал.

— Отбились, — успел сказать Кошка и отключился.

Очнулся он уже в госпитале, развернутом в бывшем медресе. Вначале он поразился царившей вокруг тишине. После столь напряженного дня, казалось, что он попал в мир иной. Вокруг была ночь. Лишь постанывание раненных, да скрип коек нарушали царившую тишину. Тусклый свет от двух керосиновых ламп под потолком отбрасывал на стены причудливые тени. Поняв, что он в госпитале, Федор вспомнил почему он сюда попал. Кряхтя, он согнулся пополам и ощупал ногу. 'Не оттяпали' — мелькнула радостная мысль. Поначалу хотел позвать медсестру, но потом передумал, после этакого дня было приятно просто лежать и не о чем не думать.

Хотя нога осталась цела, пуля застряла внутри, войдя немного выше колена и задев кость. Благо, как говорила сестричка, Елена Павловна, операция пошла нормально и ежели повезет, то даже хромоты не останется. А потому солдат смог самостоятельно встать с кровати лишь через две недели и еще через две окреп настолько, что получил свой первый отпуск. Врач, Седых Матвей Николаевич, ученик самого Пирогова, обещал что через месяц Кошка сможет вернутся в свою часть, штаб которой располагался на восточной окраине Стамбула. Как потом рассказывал навестивший его Емельян, из роты капитана Самохина в строю осталось менее половины солдат. Одних погибших оказалось шестнадцать, среди них и сержант Ерохин, командир Федорова отделения. Подоспевший на помощь батальон с ходу, со штыками наперевес, как гончая набросилась на толпу. Потапов говорил, что мстя за убитых товарищей, солдаты не щадили никого. Войдя в кураж, изничтожили басурман практически полностью. Опосля на улицах, вокруг мечети насчитали более тысячи трупов. Полковник остановил своих солдат только когда те начали вышибать двери домов, грозя расправиться с местными жителями.

Самого проповедника нашла разведка, допросив две дюжины пленных, которых оставили в живых. Как оказалась, мулла Корай жил неподалеку от мечети. Там его и захватили разъяренные солдаты. После короткого полевого суда незадачливого фанатика поставили у стены его же дома. Мечеть, где и начались беспорядки, превратили в штаб, разместив в единственном оставшимся минарете дозорных. Так закончилась эта эпопея.

Соседи по палате попавшие в госпиталь на две недели позже Федора рассказывали, что в городе спорадически возникали беспорядки, и кое-где все еще постреливали из домов спрятавшиеся солдаты гарнизона. Но за это время четыре дивизии второй волны не только зачистили город, но и продвинулись на восток километров на пятьдесят. Сам город стоит наполовину пустой, покинутый жителями после того, как русская армия применила артиллерию по кварталам, охваченным беспорядками.

Теперь же, находясь в прохладной громадине храма, все произошедшее до этого казалось Федору не реальным. И переход через море, на раскаленном, пахнущим углем транспорте, и бой в узких улочках Царьграда и даже тихий, белый лазарет, где он поправлялся после ранения. Все уходило в даль, к куполу, где клубясь яркими лучами, проникало утреннее солнце.

Глава 2.

К концу лета 1858 года В Европе сложилась очень благоприятная для России ситуация. Ведущие европейские державы увязли в конфликтах как у себя дома, так и в колониях. Великобританию все еще сотрясали восстания в Индии и Ирландии, а французы, в коалиции с Австрией, находились в патовой ситуации против Пруссии, Венгрии и Италии. Да и в Китае длящаяся уже два года война не принесла победы ни одной из сторон. Чтобы добить Цин, европейцам требовались подкрепления. Но, они оказались не в состоянии выделить дополнительные силы. К середине 1858 года им стало не до Китая. С другой стороны Поднебесная, последние десять лет сотрясаемая восстанием тайпинов и ослабленная двухлетней борьбой с колонизаторами, тоже оказалась на грани краха. Военные поборы и тяготы войны вызвали ропот по всей стране. Неудивительно, что в такой ситуации нашлись честолюбивые генералы, использовавшие ослабление центральной власти для личных целей. Каждый местный Наполеон стремился сесть на трон и основать собственную династию. Пусть и в глухой провинции, зато сам себе хозяин. Местное население, озлобленное высокими налогами и рекрутскими наборами не противилось новой власти. Впрочем, его никто и не спрашивал. Используя вакуум власти и появление Наполеонов местного разлива, ведомство генерала Алексеева вело тайные переговоры с такими одиозными фигурами. Эти контакты оказались взаимовыгодными. Мятежные генералы, или как их впоследствии прозвали англичане — варлорды, понимали, что без поддержки третьей стороны их шансы удержаться не велики. Все же Пекин мог по одиночке разгромить каждого из них. А то, что после окончания борьбы с европейцами, император Поднебесной станет восстанавливать рухнувший порядок, сомнений не у кого не вызывало.

А потому не удивительно, что тайные посланцы русской разведки были очень благожелательно встречены и в Маньчжурии, и в Уйгурии и в Тибете. Мы оказались первыми и единственными, кто начал налаживать отношения с будущими мятежными провинциями. Англичане и французы рассчитывали, что после победы над Цин, китайский рынок и так попадет под их полный контроль. В потому они скорее были заинтересованы в сохранении целостности Поднебесной, чем в ее распаде и даже помогали императору в подавлении восстания тайпинов*. Мы же оказались не столь принципиальны, да и ослабление на корню возможности возникновения мощного Китая в будущем являлось одной из наиболее стратегических важных целей нашей внешней политики.

Две главные операции этой войны: захват Проливов и высадка на Хоккайдо происходили одновременно. Главным в их проведении оказался фактор неожиданности, позволивший не только сократить жертвы среди десанта, но и давший время закрепиться на захваченных плацдармах и развить успех. Подготовка к десантным операциям велась уже несколько лет. Здесь упор делался на относительно небольшие, но хорошо обученные силы с мощной огневой поддержкой. Во-первых, для десантирования больших армий у нас попросту не хватало флота, а во-вторых большие силы усложняли и без того растянутую логистику. Были созданы так называемые 'ударные дивизии', куда отбирали наиболее способных офицеров и унтеров. Для сокрытия все этих приготовлений, вся подготовка велась фрагментарно во внутренних губерниях империи, где будущие десантные силы проходили усиленное боевое слаживание. На Каспии, вдали от любопытных глаз, броненосцы класса 'Альбатрос' подвергались многократному тестированию, которое выявило целый список недостатков требовавших устранения, прежде чем корабли пойдут в серию. Заодно на Каспии проходили учения два полка морской пехоты и специальные команды, для установки мин. Гальванические мины уже доказали свою эффективность в битве за форты Дагу, но их установка не была механизирована и представляла собой длительную и сложную процедуру. В Одессе, Николаеве и Севастополе, в пакгаузах накапливались боеприпасы и амуниция. План операции был составлен небольшой группой из четырех генштабистов в обстановке строжайшей секретности. За месяц до часа Х в Киевской, Полтавской и Царицынской губерниях были объявлены годовые дивизионные маневры. Подобного рода мероприятия проводились в течении последних пяти лет и не вызывали подозрений. Под прикрытием этих учений войска второй и третьей волны проходили последнюю подготовку, даже не подозревая, что скоро им придется применять приобретенные навыки. На этих учениях впервые были применены осколочные ручные гранаты, впоследствии оказавшиеся столь эффективными в условия городских боев.

Для захвата Босфора и Дарданелл мы выделили сто тысяч человек, поделенных на три волны десанта. Первая волна, состоявшая из ударного корпуса в тридцать тысяч штыков и сабель ранним утром восемнадцатого августа 1858 года отправилась из портов Одессы, Николаева и Севастополя в сторону Стамбула. Транспорты шли пятью колоннами, охраняемые всего четырьмя фрегатами. За два часа до отбытия кораблей с десантом, в сторону Босфора ушли двадцать два броненосца класса 'Альбатрос' и два бронефрегата под командованием адмирала Корнилова. Переход оказался чрезвычайно тяжелым. Невысокие борта кораблей перехлестывало волнами, несколько машин заглохло по дороге, а два 'Альбатроса' пришлось буксировать обратно из-за неполадок с паровыми котлами. Тем не менее, спустя два дня, ранним утром двадцатого августа, колонна из бронированных монстров оказалась у входа в Босфор. За пошедшие годы нашей разведке удалось составить довольно детальные планы укреплений Босфора и Дарданелл и исследовать подводные течения в проливах2. К концу пятидесятых годов укрепления, призванные запереть проливы для русского флота, оказались в довольно плачевном состоянии, как и все остальное в дряхлеющей Османской империи. Этому способствовали как тридцать мирных лет, которые расслабили турок, так и вечно пустая казна, не позволявшая содержать форты и артиллерийские позиции на должном уровне.

Цепочка старых фортов, построенная еще генуэзцами, являлась скорее живописными развалинами и не использовалась как укрепления. Взамен, неподалеку от этих развалин османы соорудили артиллерийские позиции, спрятанные за земляными валами и прикрытые равелинами. Кое где имелись бастионы. Но расчет строился на узости проливов и мелководье у берегов, не позволявшее эффективно лавировать. А потому крепости располагались напротив друг друга, дабы вести перекрестный огонь против судов противника. Эти малахольные позиции оснащались разномастной артиллерией различных времен и калибров. Половину пушек составляли тридцатишестифунтовые мастодонты времен Наполеоновских войн. Османский флот, придя в упадок, сократился настолько, что стало возможным вооружить форты, сняв пушки с кораблей. Правда имелись у турок несколько десятков бомбических орудий, но качество канониров сводило на нет и это небольшое достижение.

Появление русского флота и начало войны стало полной неожиданностью для Порты. Длительный мир и помощь России в борьбе против Али-Паши способствовали нормализации отношений между двумя империями. Форты на берегу Босфора еще мирно спали, когда сразу после восхода солнца на них обрушился огненный шквал. Прежде, чем сонные турки сообразили, что происходит, позиции по обе стороны Босфора превратились в дымящиеся руины, а на берег высадилась морская пехота. Впрочем, пленных оказалось немного, одни раненные. Те, кто не погиб после ужасной канонады, бежал куда глаза глядят, подальше от этих странных серых кораблей и их сокрушительных орудий. Дабы не тратить времени и по максимуму использовать эффект внезапности, броненосцы разделились на несколько групп. Пока первая группа, состоявшая из шести судов уничтожала форты у входа в Босфор, остальной флот проследовал дальше к следующей артиллерийской позиции. Таким образом позиции турок вдоль Босфора оказались под русским огнем почти одновременно, не позволяя врагу скоординировать усилия и подготовиться к отпору десанта. Разрушенные цели занимались морской пехотой с десантных судов следовавших за броненосной флотилией. Таким образом уже к полудню, полностью уничтожив босфорские укрепления, русский флот подошел к Стамбулу. Там, конечно слышали отдаленную канонаду, но еще не успели понять, что происходит. Единственная телеграфная линия, ведущая от побережья Черного моря к столице, оказалась перерезана.

Османский флот, стоявший в бухте Золотой Рог представлял из себя жалкое зрелище. Линейные корабли давно пришли в негодность и уже несколько лет не выходили в море. Старый трехдечный гигант 'Махмудие', гордость османского флота, горой возвышался над остальными судами. Но времена его былой славы безвозвратно ушли. Его полусгнивший корпус и изношенный такелаж едва позволяли выйти в море, а команда все время проводила на берегу. Оперативный костяк флота составляли десяток фрегатов, три из которых являлись парофрегатами французской и английской постройки с колесами по бортам, затруднявшими артиллерийский огонь. Не удивительно что в течении получаса от всего этого великолепия осталась лишь куча горящих обломков. Все же современный броненосный флот индустриальной эры был не чета деревянному. Двухсотпятидесятимиллиметровые снаряды попросту разрывали корпуса кораблей, за десяток выстрелов пуская их на дно.

Покончив с вражеским флотом, адмирал приказал произвести пару выстрелов по дворцу Топкапы и вглубь города, дабы обозначить серьезность намерений и дальнобойность русской артиллерии. Так или иначе, но турки не препятствовали высадке десанта прямо в порту, на глазах у многочисленных иностранных купеческих судов, стоявших на якоре в бухте. К вечеру две дивизии из ударного корпуса заняли порт, Галатский мост и господствующие высоты в европейской и азиатской частях Стамбула. На высотах была установлена полевая артиллерия и полевой телеграф, для координации действий между частями.

Сразу после разгрома османского флота, десяток судов под командованием вице-адмирала Новосильского отправились на юг, в сторону Дарданелл. Опасаясь передвигаться ночью из-за мелководий, адмирал встал на якорь у входа в пролив. Восход следующего дня встретил эскадру под парами, длинной змеей входящей в узкое горлышко пролива. К этому времени османы опомнились и попытались организовать оборону, но тем не менее фактор внезапности все еще был на стороне русского флота. Гарнизоны дарданелльских фортов оказались лишь частично укомплектованы. Запасы ядер и пороха давно не пополнялись и часть его отсырела. Появление серых 'Альбатросов' было встречено выстрелами. Несколько ядер звоном отскочили от бронированной обшивки. Как на учениях, шесть кораблей не спеша выстроились напротив османских позиций и бросили якорь. Через секунду раздался грохот двенадцати орудий и в воздух, ухнув, взметнулись комки земли и осколки кирпича. Остальные четыре броненосца, не останавливаясь, направились к последней позиции турок у южного входа в проливы. Как и за день до этого на Босфоре, к полудню все было кончено. К двум часам дня у полуострова Галиполи бросили якорь два транспорта из которых на берег переправились две пехотных батальона с полевой артиллерией. Солдаты спешно окапывались на разрушенных позициях, стараясь успеть до сумерек. Броненосцы перегородили пролив, встав на якорь в два ряда. Следующим утром подошел запоздавший транспорт с саперной командой, которая занялась установкой гальванических мин в узком горлышке пролива.

Три дня до прибытия второй волны десанта прошли в тревоге. Солдаты зарывались в землю, готовили позиции для полевых орудий и для тяжелой артиллерии, которая ожидалась со второй волной. Лишь когда на горизонте появилась вереница судов под андреевским флагом, все вздохнули с облегчением. Теперь, даже если появится британский флот, или отошедшие от шока османы контратакуют, их будет чем встретить.

Для второй очереди десанта начало операции стало полной неожиданностью. Ничего не подозревающих солдат прямо посреди учений погрузили в поджидавшие эшелоны и направили в Одессу. К этому времени город походил на муравейник. В порту скопились десятки транспортов, наскоро адаптированные для перевозки людей. На них загружались провизия, оружие и боеприпасы. Лишь перед погрузкой на корабли солдаты узнали о начавшийся войне и о том, что им предстоит воевать против коварных османов, угнетающих братские славянские народы. Третьему эшелону пришлось полегче. Газеты к тому времени уже пестрели заголовками о войне и описывали зверства турок против невинного христианского населения. Через десять дней после начала операции последние четыре дивизии высадились в районе Стамбула и развивая успех принялись зачищать прилегающие территории.

Первые несколько дней турки, ошеломленные внезапным нападением, не оказывали серьезного сопротивления. Половина столичного гарнизона в тридцать тысяч штыков и сабель, сдалась в плен, блокированная в казармах. Остальные разбежались. Сам султан, в спешке бежал в Адрианополь, а после его занятия русскими войсками бежал еще дальше на север в Филибе*, где находился значительный турецкий гарнизон.

Несмотря на временное затишье, в огромном городе нашлось достаточно фанатиков призывавших к борьбе с неверными. На первых порах наша группировка в Стамбуле была малочисленна и мы контролировали лишь часть города, примыкавшую к порту. А в предместьях, скопилось множество народа, подогреваемых подобными речами. Среди них оказалось множество вооруженного люда из бежавших солдат гарнизона и ополченцев. Через четыре дня после высадки в городе полыхнуло. В предместьях спорадически возникали стычки с вооруженной, фанатичной толпой. Ночью русские патрули подвергались нападению горожан, прекрасно знающих окрестности, отчего солдаты начали передвигаться большими отрядами, дабы в случае чего дать отпор. Впрочем восстание было быстро локализовано, а затем и подавлено. Генерал Дубинин, главнокомандующий экспедиционными силами, приказал применять артиллерию против мятежных кварталов, что привело к скорому прекращению беспорядков. Еще одним следствием этого 'варварского', как писали в английских газетах, шага стало бегство местных жителей подальше от города. Да и солдаты, озверевшие после гибели товарищей, стреляли во все, что движется, что лишь усилило ужас перед русской армией. Толпы беженцев заполонили дороги ведущие на восток, в сторону анатолийского плоскогорья, и на юг, в сторону Измира, подальше от русских войск. Из-за этого, те немногочисленные османские силы, спешащие на помощь городу оказались на в состоянии продвигаться дальше. А когда, это им все таки удалось, они натолкнулись на русские позиции и отступили под плотным ружейным и артиллерийским огнем. Две дивизии из экспедиционных сил двигаясь за колоннами беженцев и придавая им ускорение, закрепились в сотне километров от города, окопавшись и создав достаточно мощный заслон у дорог, ведущих к Царьграду. Тоже самое повсеместно происходило вдоль всей линии проливов. Русская армия, захватив бывшие османские позиции, закрепилась на них и постепенно расширяла 'санитарный коридор' вглубь территории, километров на сто, создавая и там укрепленные позиции и контролирую немногочисленные дороги.

Сам Стамбул, переименованный в Царьград через две недели локальных боев затих и замер в ожидании. В городе был введен комендантский час, но местные жители и без того не решались выходить из дому без нужды. Большинство мусульманского населения бежало из города, опасаясь гяуров. Город, всего месяц до этого, насчитывающий порядка семиста тысяч жителей, теперь наполовину опустел. Не только мусульмане, но и часть греческого населения, спасаясь от пришедшей в их дом войны бежала куда глаза глядят. Никто им не препятствовал. Наоборот, после восстания, русская армия даже перестаралась, зачищая мятежные кварталы и выселяя, по выражению одного из офицеров КНБ 'ненадежный элемент'. Со временем на их месте предполагали расселить переселенцев из внутренних областей империи, ну а пока, город значительно опустел и притих. Большинство базаров оказались закрыты, лишь рынки торгующие продуктами оставались открытыми. Но цены на продовольствие взлетели в разы, еще увеличивая поток беженцев, которым грозил голод в ставшем негостеприимным городе.

Бывшие казармы османской армии и большинство административных зданий оказались заняты русскими солдатами. В порту ежедневно разгружался десяток судов, подвозивший провизию и боеприпасы для экспедиционных сил. Раненные вывозились домой, а на их место прибывало новое пополнение. Порт расчистили от обломков и теперь в нем на рейде стоял бывший Черноморский, а теперь уже Средиземноморский флот Российской империи. Через месяц после начала операции я лично с небольшой свитой прибыл в Царьград, привезя с собой символический подарок — позолоченный крест для Софийского собора. Это событие широко освещалось в русской и европейской прессе. Русские газеты ликовали. А как иначе, Победа! Православный крест вновь воссиял над древней христианской святыней. Европейцы же наоборот, описывали зверства русских солдат и пестрели фотографиями изможденных беженцев. Впрочем ажиотаж вокруг России длился недолго. В 1859 году французская и прусская армии вновь двинулись навстречу друг другу и им стало не до нас.

После захвата проливов, дряхлая Османская империя начала разваливаться как карточный домик. Эта хлипкая конструкция, удерживаемая с помощью штыков и управлявшаяся из сердца империи, находящегося в Стамбуле, не выдержала столь сокрушительного удара. Захват проливов рассек Османскую империю пополам, нарушив коммуникации и лишив ее центра. К началу войны турецкая армия насчитывала порядка двухсот тысяч человек, из них пятьдесят тысяч на востоке, близ Кавказа и Персии и еще сто тысяч в европейской части, базировавшихся на четырехугольник крепостей в Болгарии и разбросанный гарнизонами по различным балканским захолустьям. В Стамбуле и окрестностях набралось порядка сорока тысяч штыков и сабель, весьма посредственного качества. Ибо лучшие войска всегда находились ближе к Дунаю, наиболее вероятном театре военных действий против России. Учитывая ужасное качество дорог, а зачастую их полное отсутствие, мобилизация ополченцев становилась делом нелегким. Впрочем в этом случае турки рассчитывали на то, что русские застрянут в четырехугольнике крепостей, а британский флот сможет оказать посильную помощь. Лишившись столицы и центра коммуникаций, Порта оказалась не в состоянии мобилизовать ополченцев, а к концу сентября по всей империи полыхнуло. С северо-востока в сторону Эрзерума продвигалась армянская армия в шестьдесят тысяч штыков, а с востока в сторону Багдада двинулись персы в надежде урвать лакомый кусок от разваливающийся на части империи. В районе Мосула и севернее разгорелось восстание курдов. Причем у них подозрительно быстро обнаружились русские винтовки, экспортного варианта стрелявшие пулями Минье. Турецкая армия быстро откатывалась назад, но ее тылы оказались в хаосе из-за курдского восстания. На юге, ситуация оставалась достаточно спокойной. Сонные арабские провинции еще не осознали факт крушения империи, да и не нашлось у них подходящего лидера для решительных действий. Зато в европейской части империи воцарился совершеннейший хаос. В Валахии, Болгарии и на остальных османских территориях вспыхнули восстания. Турецкие гарнизоны оказались в осаде, а дороги перерезаны инсургентами. Тем не менее кадровым частям османской армии удалось разгромить основные силы мятежников, после чего, оказавшиеся в отчаянном положении солдаты устроили резню. В Варне и Шумле трупы горожан сотнями громоздились на улицах. Часть городских построек османы сожгли и разграбили многие дома, запасаясь провизией на случай повторной осады. Русский Вестник позаботился о том, чтобы фотографии со зверствами турок попали на передовицы всех европейских газет. Европейская публика пребывала в шоке. Такие зверства и где! В старушке Европе. Фотографии сожженных домов и замученных людей несколько недель не сходили с передовиц, перемеживаясь в рассказами выживших очевидцев. Оказать реальное влияние на политиков эти статьи не могли, но в широких массах осталось нужное нам послевкусие, а именно отвращение к зверствам турок и восприятие их как азиатских варваров.

В тех же газетах напечатали мою краткую речь, вернее обещание помочь братским христианским народам, борющимся за свою свободу против вековых оков рабства. И дабы слова не расходились с делом в Валахию и Болгарию хлынул поток оружия и боеприпасов. Несколько русских бронефрегатов подвергли бомбардировке укрепления Варны, дабы облегчить положение болгар. Тем и на самом деле пришлось не легко. Наиболее боеспособные части османской армии находились именно на территории Болгарии и силами одних инсургентов их было не переломить. Тем более туркам отступать стало некуда и они сражались с яростью обреченных. Даже поток оружия и сотня инструкторов для приведения разрозненных партизанских сил в некое подобие армии не смогли переломить ситуацию. Османы оставили Варну, и сконцентрировали свои силы в треугольнике крепостей: Рущук, Шумла и Силистрия, откуда контролировали всю окрестную территорию.

Поначалу я надеялся, что с нашим оружием болгарам удастся справиться с ненавистными оккупантами, но кадровая армия турок раз за разом перемалывала неорганизованные силы восставших. Треугольник крепостей оказался практически неприступен, а с помощью репрессий османы реквизировали необходимые продовольствие и фураж. Первые полгода болгарской Войны за Независимость прошли безрезультатно. И хотя южная часть страны оказалась фактически независимой, турки все еще крепко владели северной частью территории и ставили под удар наши успехи на Балканах. По всему выходило, что без прямого военного вмешательства нам не удастся вскрыть этот балканский гнойник.

Зима прошла в приготовлениях к компании 1859 года. Против шестидесяти тысяч турок мы планировали выставить восьмидесятитысячный корпус, усиленный тяжелой казнозарядной артиллерией. К этому времени в Царицыне изготовили три десятка стопятидесятимиллиметровых осадных орудий, способных разрушить любые современные крепости. Помимо русских войск, в Румынии готовился болгарский корпус в двадцать тысяч человек. Его боевая слаженность оставляла желать лучшего, но все же он представлял из себя кое-какую силу. Вдобавок этот ход был политически целесообразен, еще больше привязывая Болгарию к империи. Молдавия превратилась в один большой склад, куда за зиму свозились боеприпасы, провизия и фураж для предстоящих боевых действий.

В начале мая войска пересекли границу и четырьмя колоннами двинулись к Дунаю. За месяц до этого в Румынии, на маршруте следования войск вовсю развернулись военные инженеры, укрепляя мосты и выравнивая дороги для облегчения снабжения. Параллельно проводились изыскания маршрута железной дороги на Бухарест. Новообразованное румынское правительство дало концессию на строительство первой в стране железной дороги. В дельту Дуная вошли четыре канонерские лодки, несущие по два стомиллиметровых орудия и две картечницы установленных на треногах.

Артиллерия и здесь доказала, что является настоящим богом войны. Используя преимущество в дальности и скорострельности полевой артиллерии, русские войска форсировали Дунай в двух местах, и переправившись на южный берег, приступили к осаде Силистрии, где находился пятнадцатитысячный османский гарнизон. Командующий русской армией, генерал Митрохин не спешил, решив бить врага по частям, используя преимущество в артиллерии. А посему, взяв в кольцо Силистрию, солдаты споро повели осадные работы. В пятидесятых годах, незадолго до начала войны, турки полностью перестроили весь четырехугольник крепостей с помощью прусских инженеров. Вместо архаичной каменной кладки применяли бетон и кирпич, создавая многометровые перекрытия, способные выдержать огонь осадной артиллерии. Перед крепостью раскинулась целая система из полевых редутов и люнетов, усиленных полевой артиллерией. Недаром эти укрепления считались одними из сильнейших в Европе.

Не желая зря проливать кровь, штурмуя столь крепкий орешек, Митрохин установил все тридцать осадных орудий с южной и западной стороны города. Артиллерийские позиции были прикрыты пехотой и полевой артиллерией, буквально выкосившими попытавшихся сделать вылазку турок. Через три часа непрерывного обстрела предкрепостных укреплений, вся местность превратилась в лунный пейзаж. Затем орудия перенесли свой огонь на саму крепость, а русская пехота, поддерживаемая полевой артиллерией, заняла оставленные редуты, превращенные в груду мусора. Османская артиллерия огрызалась с крепостных стен, но вскоре замолчала. Тяжелые фугасные снаряды раз за разом вырывали куски бетона из перекрытий, а осколки кирпича разлетались далеко вокруг, поражая все, что находилось в их досягаемости. Впрочем, через два часа осадные орудия умолкли. После столь интенсивного обстрела им требовался отдых. Обстрел возобновился лишь на следующий день потихоньку прогрызая толщу бетона и вызывая трещины в перекрытиях. В перерывах между обстрелами осажденные пытались восстанавливать разрушенные укрепления, но особенного успеха их усилия не принесли. Несколько раз турки пытались сделать вылазки, тоже безрезультатно. Более дальнобойные полевые орудия попросту не позволяли им приблизится на расстояние эффективного выстрела к русским позициям. Если кому и удавалось пробиться сквозь плотную завесу шрапнели, то он попадал под огонь картечниц. А потому, потеряв две тысячи человек лишь убитыми при таких вылазках, османы на четвертый день прекратили свои попытки прорвать кольцо осады.

На шестой день южная сторона оказалась полностью разрушенной, да и половина внутренних укреплений тоже лежала в руинах. Аэростат, висевший за русскими позициями позволял корректировать огонь и заранее предупреждать о намерениях противника. Затем, по полевому телеграфу депеши расходились по всему периметру русских позиций.

Несмотря на отчаянное положение, турки не выкидывали белый флаг, понимая, что в любом случае им не будет пощады. А потому, те, кто выжил после долгих, казавшихся вечностью шести дней обстрела, затаились в развалинах, надеясь дорого продать свою жизнь.

На следующий день, пользуясь утренним туманом, русская пехота пришла в движение. Солдаты вылазили из окопов и пригнувшись, с ружьями наперевес, двинулись к многочисленным проломам в южной стене. Артиллеристы, поотстав, двигались вслед. Груды обломков и воронки затрудняли передвижение, но зеленые мундиры упорно двигались вперед. Османы открыли по наступающим убийственный огонь из оставшихся целыми орудий. По этим орудиям срезу заработали снайперы, выкашивая прислугу и не давая солдатам противника взять прицел. Турки сражались с отчаянием обреченных, набрасываясь на русских солдат из под развалин, стреляя из-за баррикад и из окон уцелевших домов. Столь яростный отпор вызвал замешательство в рядах атакующих, и они залегли, дожидаясь подкреплений. Наконец, артиллеристы, преодолев завалы ударили прямой наводкой по позициям осажденных и под прикрытием этого огня солдаты вновь пошли в атаку, зачищая дом за домом, бросая гранаты в окна и поливая огнем, пытавшихся сблизится солдат противника. Вскоре, несмотря на огневую мощь, битва переросла в рукопашную. Противно визжали штыки сцепляясь друг о друга, кричали раненные, тут и там раздавались гулкие хлопки гранат, пороховой дым щипал глаза. Казалось картины Судного дня оживают в полуразрушенных стенах города.

Преимущество с количестве и качестве дало о себе знать и к вечеру с гарнизоном было покончено. Из пятнадцати тысяч гарнизона в живых осталось не более четырех тысяч человек, которые предпочли сдастся в плен. Разгоряченные боем солдаты добивали раненных, мстя за убитых товарищей. Дорого обошелся штурм и русским войскам, потерявших убитыми более полутора тысяч солдат и офицеров. Раненных оказалось в три раза больше. Среди них сновали полевые санитары, сортируя, перевязывая, и относя на носилках в тыл. Полевые хирурги работали без сна двое суток, стараясь спасти как можно больше жизней. За городом вырыли ров, куда мирные жители сносили тела убитых в братскую могилу, дабы пресечь эпидемии.

Дав войскам неделю на отдух и пополнив боеприпасы, генерал двинулся к следующей на очереди крепости — Рущук, где повторился тот же сценарий, с той лишь разницей, что обстрел продлился аж десять дней, дабы еще более ослабить осажденных. Лишь сравняв город с землей, солдаты пошли на штурм. То ли сказался приобретенный опыт, то ли более продолжительный обстрел, но Рущук удалось взять потеряв убитыми и раненными две тысячи человек. Раненных, подлежавших транспортировке увозили в Румынию, где располагались армейские тылы. В Бухаресте заранее подготовили четыре госпиталя по тысяче коек каждый.

В руках османов осталась лишь Шумла, где во главе тридцатитысячного гарнизона засел Омер-паша, главнокомандующий Дунайской армией. Осада города-крепости длилась месяц. Большой гарнизон, более сотни стволов артиллерии и многометровые кирпично-бетонные укрепления делали город воистину неприступным для обычной, дульнозарядной артиллерии. Но против стальных орудий, с гораздо большей убойной силой эти укрепления несколько устарели. Тем не менее, стараясь избежать излишних потерь, русская армия вела осаду по всем правилам, постепенно выдавливая защитников из предкрепостных укреплений и постепенно перемалывая стены и перекрытия в труху. Из-за зажигательных снарядов в городе не прекращались пожары, но турки держались, понимая, что после зверств устроенных ими в Болгарии, на пощаду надеяться нечего.

Через три недели город оказался готовым к штурму. Первым на штурм пошел болгарский корпус, до сих пор исполнявший вспомогательные функции. Этот шаг был целесообразным как с военной, так и с политической точки зрения. До сих пор русские войска выносили на себе основные тяжести войны. Теперь настал черед болгар внести лепту кровью за свою независимость. А войска империи соответственно несли меньшие потери, не находясь на острие атаки. Командующий болгарским корпусом генерал Георгий Заимов тоже рвался в бой, стремясь доказать, что в жилах его соотечественников течет кровь а не водица. Многие из бойцов его корпуса потеряли близких в резне, устроенной османами, а потому мечтали отомстить. После получасовой канонады, сбившей осажденных с руин, когда то бывших стенами, болгары яростно пошли в атаку. Невзирая на потери, они споро двигались вперед, через воронки и груды кирпича. Казалось ничего не сможет остановить их стремительный порыв, но Омер-паша, опытный военачальник и хитрый лис, установил уцелевшие орудия за импровизированными редутами, преградившими путь наступающему корпусу. Наткнувшись на препятствие и потеряв в течении десяти минут более трех сотен убитыми от картечи и свинца, болгары в замешательстве отступили. Русские артиллеристы пытавшиеся сбить османов с редутов не смогли переломить ситуацию. Турки изрядно подготовились, заняв круговую оборону за разрушенными стенами крепости. Через два часа усилий, первый штурм захлебнулся и войска отошли на исходные позиции, унося с собой раненных. Все пространство вокруг было усеяно телами убитых солдат. Но ожесточение сторон дошло до того, что ни одна из сторон не давала другой собрать тела погибших. Отчего над городом стоял невыносимый смрад.

Второй штурм начался лишь через неделю. Войска переменили тактику. Тяжелая артиллерия обстреливала укрепления внутри города, корректируя огонь от аэростата. Интенсивный обстрел не позволил осажденным ремонтировать укрепления и заставлял их искать укрытие. Лишь по ночам он таскали корзины в песком и землей, пытаясь восстановить разрушенное за день. Но орудия пристрелялись и работали по очереди, не давая врагу передышки. Для второго штурма стянули все полевую артиллерию и выдвинули ее вперед для поддержки наступающей пехоты. На этот раз город штурмовали с двух сторон, не позволяя османам сконцентрировать усилия. Небольшие группы наиболее опытных солдат, составили ударные силы, которые перебежками, под прикрытием снайперов и картечниц перебегали вплотную к редутам и закидывали врага гранатами. Пехота, приданная в помощь артиллеристам на руках переносила орудия и снаряды, дабы поддержать темп наступления. Шаг за шагом союзники теснили османов внутрь города. Где началась рукопашная. Сражение спорадически продолжалась еще два дня и затихло лишь после того, как от гарнизона осталось не более двух тысяч человек, в основном раненных. С битве погиб и Омер-паша, заслужив уважение Митрохина за упорство и храбрость.

После взятия ключевых крепостей основная фаза войны за независимость окончилась. В сентябре основная часть русской армии двинулась обратно домой. Раненные, кто оказался транспортабельным, были эвакуированы еще раньше. В Болгарии остался лишь пятнадцатитысячный корпус, для наведения порядка и охранения интересов империи. Как и всякая война, и эта когда-нибудь закончится. И тогда русский корпус станет дополнительным козырем на предстоящих переговорах. Впрочем популярность России среди братьев славян и так находилась в зените, а присутствие войск империи гарантировало более спокойное поведение соседей, в это тревожное время войны и дележа территорий. Более того начав создавать свою государственность, болгары задумались о кандидатуре царя и обратились ко мне с просьбой посадить на престол моего сына Николая. Взвесив все за и против, я согласился.

В Валахии, где практически не имелось османских сил, все завершилось гораздо раньше. Но затем появились иные проблемы. Венгры, стремясь половить рыбку в мутной воде, решили расширить территорию своей Трансильвании за счет бывших османских, а ныне румынских земель. Правда много сил для этого они выделить не могли, ибо их основная армия топталась на границе с Австрией. Те же самые проблемы возникли и на Балканах, где на бывшие земли Порты претендовали Сербия, Хорватия, Венгрия и Греция. Даже Италия спешно высадила три тысячи карабинеров в Албании, стремясь прибрать к себе этот небольшой горный край. В итоге сложилась ситуация войны всех против всех. Наши оружейные заводы оказались перегружены, едва успевая поставлять оружие всем желающим. Эшелоны с винтовками, порохом и боеприпасами двигались на запад и на юг, в Польшу, Венгрию, Валахию и Болгарию. Италия, имевшая собственный флот загружала свои транспорты с Одессе. Вскоре деньги у воюющих сторон закончились, но мы согласились и на концессии, от разработки ископаемых, до прокладки железных дорог и телеграфных линий. Таким образом, до до конца осени 1858 года произошел полный коллапс Османской империи. Внезапный крах государства и вынужденное бегство окончательно подорвали слабое здоровье султана Абдул-Меджида. Бывший владыка умер в октябре, находясь в изгнании в Филибе. Ему наследовал его брат, Абдул-Азиз, но его доля оказалась еще менее завидна. Осенью 1859 года болгарские повстанцы овладели Фелибе, и мстя за резню ранее устроенную османами, не пожалели никого, буквально разорвав на куски несчастного султана.

Параллельно захвату проливов, мы десантировались на Хоккайдо. Обе операции начались в тот же день. На улице стоял конец августа и мы спешили осуществить свои планы до начала осенних штормов и прихода зимы. Высадка на Эдзо, как тогда назывался этот остров оказалась не меньшей неожиданностью, чем появление русских кораблей у Стамбула. Ситуация для России оказалась очень благоприятной. Сам остров был слабо заселен и насчитывал порядка семидесяти тысяч жителей, из них тридцать тысяч японцев. Местное население — айны, ненавидели пришельцев с юга и были не прочь от них избавиться. Япония на данный момент была слаба и не имела ни флота ни современной армии, а потому не могла оказать никакого реального сопротивления нашим планам. На самом острове хозяйничал клан Мацумаэ, имевший в своем распоряжении две тысячи плохо вооруженных воинов. А потому, несмотря на проявленную храбрость и упорство половина этой средневековой армии полегла в первые два дня. Остальные попали в плен после захвата единственного на весь остров форта Горекуку.

В захвате острова участвовало всего шесть тысяч человек. Мы прекрасно отдавали себе отчет, что захват проливов и Хоккайдо может привести к войне с Великобританией и к блокаде наших берегов. В таком случае гарнизон на Дальнем, как был переименован остров, будет предоставлен сам себе. А потому, учитывая ограниченность припасов, легче снабжать небольшую, но хорошо вооруженную группировку. Вдобавок, и шесть тысяч штыков в этих местах считались довольно внушительной силой. Как и в случае с Дарданеллами, сразу после захвата острова солдаты развили лихорадочную деятельность по укреплению острова. Был заново восстановлен и укреплен разрушенный форт и расширен порт Синявин, бывший Хакодате. С материка потянулась цепочка транспортов с боеприпасами и провизией, чтобы успеть завести как можно больше до появления британского флота. На востоке острова было основано еще одно укрепленное поселение — Андреевск. Дабы исключить существование пятой колонны, все японское население было согнано в пять лагерей и постепенно вывозилось на Хонсю. Параллельно с материка мы завезли триста крестьянских семейств, раздав им бывшие наделы японцев. Посевной сезон уже закончился, но это стал задел на будущее. Небольшую часть земель раздали айну, как жест для установления дружественных отношений. В отличие от японцев нам ничего от нищих айну, помимо лояльности, не требовалось. А за работу мы платили, в основном промышленным ширпотребом, которого в этой глуши отродясь не было.

Тихоокеанский флот, под командованием адмирала Истомина, базировался на Владивосток. За последние пять лет в эти отдаленные края шло все старье с Черноморского и Балтийского флотов. Лишь два бронефрегата можно было назвать современными, остальная дюжина судов представляла из себя устаревшие парусные корабли с дульнозарядной артиллерией, которая доживала свой век в этих местах. На расширенных верфях Владивостока были заложены четыре современных бронефрегата по пять тысяч тонн каждые и четыре бронефрегата класса 'Альбатрос', рассчитанные на оборону берегов.

Строительство 'Альбатросов' было скорее вынужденной мерой, позволявшей в короткие сроки спустить на воду корабль, достаточный для защиты своих берегов. А в скором будущем, когда Тихоокеанский флот обрастет новыми судами, надобность в этих довольно утлых суденышках отпадет. Но в ближайшие годы придется довольствоваться этим эрзацем.

К концу 1869 года железная дорога должна была дойти до Владивостока и позволить нормальную транспортировку грузов из внутренних областей империи. А это даст бурный толчок развитию местной промышленности Дальнего Востока, позволив завести необходимые станки и оборудование. Что в свою очередь позволит значительно расширить судостроительные мощности. Ведь Тихоокеанский флот нуждался не только в военных судах. Наоборот, для развития торговли и сообщения с Русской Америкой ему требовались транспорты. Еще две ветки планировались в Маньчжурию и в Монголию для переселенческой программы. Но это уже дело будущего.

Для англичан наши действия оказались не меньшей неожиданностью, чем для османов. Как потом признался граф Дерби, бывший на тот момент премьер-министром: 'мы их прошляпили'. Эта близорукость стоила графу кресла и его место занял виконт Пальмерстон, тот, которого в иной реальности народ прозвал 'воеводой Пальмерстоном' и от которого Россия поимела столько неприятностей в известной только мне Крымской войне. Виконт и на самом деле давно опасался нашего усиления и теперь, можно сказать триумфально занял кресло премьер-министра. Ведь именно он столько лет предупреждал об опасности, а к нему никто не прислушивался. Растерянность Лондона сменилась на кипучую деятельность. Вслед за первой стандартной нотой протеста присланной еще в бытность Дерби премьер-министром пришла вторая, более походившая на ультиматум. Для меня это стал наихудшим из сценариев, хотя и вполне ожидаемым. На нашу беду новый глава кабинета был опытным политиком и талантливым организатором. Не удивительно, что уже в октябре 1858 года, несмотря на все сложности и приближающуюся зиму, английский флот появился у Дарданелл и неподалеку от Кронштадта. Пока все ограничилось показом морской мощи. Две эскадры в двадцать вымпелов каждая продемонстрировали что такое fleet in being но подойти на расстояние выстрела наших пушек не решились. Молчали и мы. Опасаясь усиления штормов и русских мин флот отошел. Англичане высадили десант на Кипре, где их флот встал на зимовку. Оба моря, Балтийское и Черное оказались в блокаде.

Тем не менее, несмотря на демонстрацию силы, войны нам никто не объявлял. К октябрю окончательно прояснились два факта: Османская империя окончательно распалась и у англичан не нашлось союзников. Наоборот, французы, итальянцы и греки оказались заинтересованны в хороших отношениях с Россией. Французам еще предстояла борьба с Пруссией, а итальянцы с греками оказались заняты увлекательным дележом владений Порты и ни о чем ином не помышляли. Да и русская армия, несмотря на скоротечную компанию показала хорошую организованность и выучку. Засим в Лондоне долго чесали голову, раздумывая, что предпринять. К этому времени восстания в Индии и Ирландии пошли на убыль, но все еще приковывали значительные силы островитян. А без значительной части флота и без союзников воевать против России не имело смысла. Впрочем мир висел на волоске. Ибо блокада нашего побережья уже являлась актом агрессии и любой случайные выстре мог привести к войне. Такая же ситуация сложилась и на Дальнем Востоке, с той разницей, что наш хилый флот оказался даже помощнее британского в тех краях. Отчего блокады Эдзо, переименованного в Дальний не случилось.

Весной все Европа пришла в движение. За прошедшие полгода обе коалиции лихорадочно готовились к развязке, копили силы и боеприпасы. Прусская армия лишь недавно начавшая активный этап военной реформы еще не успела достигнуть пика своей боеспособности. Тем не менее пруссаки выставили против Франции шестьсот тысяч человек. Еще пятьдесят тысяч остались заслоном против Польши, которыя хоть и была разгромлена в зимнюю компанию, тем не менее все еще оставалась боеспособной. Наполеон III смог выставить почти миллион солдат. Италия, Венгия, Австрия и Польша преследовали свои собственные интересы, которые еще больше переплелись при дележе османских владений. А потому существенного прока от них не было. Они скорее сковывали друг друга, расчищая поле для битвы двух европейских титанов за первенство на континенте.

Пруссия атаковала первой, используя свои железные дороги. В мае 1859 года три колонны, перейдя Рейн, двинулась в сторону Лотарингии, где сосредоточились основные силы французов. Французы, все зиму готовившие резервы оказались готовы к такому повороту событий и успели сосредоточить у Меца, куда подошел генерал Мольтке шесть своих корпусов. Битва длилась четыре дня. На стороне пруссаков оказалось преимущество в скорострельности ружей Дрейзе, но к концу третьего дня у них иссякли резервы, а французы все еще держались на своих позициях. К несчастью для немцев, их армия еще не перешла на стальные орудия Круппа. То есть они имелись и прекрасно проявили себя, но их было совсем немного. А в основном пруссаки, как и ранцузы все еще использовали бронзовые дульнозарядные орудия. Причем французские 'Наполеоны' оказались очень надежными и их было много, больше чем немецкой полевой артиллерии. Исход сражения решил подход двух свежих французских корпусов из-под Парижа. Несмотря на сложности со снабжением и бардак, царивший в тылах, шестой корпус, под командованием генерала Форе вклинился в левый фланг пруссаков и опрокинул его. Мольтке под давлением превосходящих сил галлов вынужден был отступить. Через неделю он перешел Рейн, за которым надеялся закрепиться. Но Бавария и Польша, ободренные известиями о разгроме своего неспокойного соседа решили выступить. Не будь отступившие так потрепанны, они легко могли бы отбросить, а то и раздавить небольшие силы французских союзников. Но практически вся армия оказалась сосредоточенна на западной границе, а половина артиллерии осталась в непокоренной Лотарингии. Вынужденный отход двух корпусов под командованием генерала Фанкельштейна значительно ослабил Мольтке и позволил французам форсировать Рейн. Галлы попросту выдавили пруссаков с их позиций и не ослабляя натиск двинулись на восток. Фортуна окончательно начала склоняться на сторону Наполеона III, который в июле занял Франкфурт на Майне. Северогерманский союз, с такими усилиями созданный за год до этого рухнул. Бывшие короли и герцоги, силой загнанные в ненавистный союз повернули оглобли. Целый корпус союзных немецких государств, находящийся в Вестфалии перешел на сторону Франции, грозя зайти во фланг отступающим прусским корпусам. Вся столь лелеемая структура создаваемого рейха рухнула как карточный домик. Западногерманские земли, лишь недавно попавшие под власть Пруссии, предпочитали непрямое господство французов, чем довольно жестких режим Гегенцоллернов. Оказавшись зажатым в тиски между наступающими французами и поджимающими со всех сторон поляками, баварцами, датчанами и иными немецкими государствами, принц-регент Вильгельм вынужден был подписать перимирие, а затем и мирный договор.

Войны оказалась катастрофой для поднимающийся Пруссии. Оказавшись в отчаянном положении, не смотря на гений Мольтке, Вильгельм уступил все свои владения в западногерманских землях и согласился более не претендовать на господство в Германском союзе. Бавария и западногерманские земли вошли в старый-новый Германский союз под явным патронажем Франции. Став гегемоном на континенте, Наполеон III тут же позабыл о своем союзнике Австрии, мстя той за нежелание войти в Германский союз. Это своенравие дорого обошлось ослабленным войною Габсбургам, ибо когда Богемия и Моравия, населенные в основном чехами захотели отделиться и в Праге вспыхнуло восстание, французский император и пальцем не пошевелил, чтобы помочь Францу-Иосифу. В результате к концу 1859 года на месте этих провинций Габсбурской монархии возникла Чешская республика. Опасаясь столь явной гегемонии Франции, Йозеф Функе, новоизбранный чешский президент стал искать союза с Москвой, чему мы, соответственно противится не стали.

К концу 1859 года война в Европе закончилась. Лишь Балканы все еще лихорадило. Новообразованные лимитрофы никак не могли разделить столь неожиданно упавшее на них османское наследство. Затихала война и на востоке бывшей Порты. Армяне, после годичной осады взяли, наконец, Эрзерум. Персы дошли до Багдада. А район от Мосула до озера Ван и Амеда3 оказался под властью курдов. Египет и так фактически независимый, официально провозгласил свою независимость. Франция, высвободившийся из европейской войны энергично ринулась в драку за османское наследство, стремясь присовокупить Сирию, Ливан и Палестину. Здесь они столкнулись с англичанами, которые еще в 1858 году заняли Кипр и высадили десант в Бейруте. Наполеон III, почувствовав вкус победы и имея за собой замиренную Европу, желал установления французской гегемонии и на Средиземноморье. Бывшие союзники оказались на грани войны. Учитывая обстановку лорд Пальмерстн так и не решился объявить войну России. Вместо этого Лондон предложил созвать трехстороннюю конференцию, где Великобритания, Россия и Франция обсудят насущные проблемы и постараются их решить мирным путем. Здраво рассудив, что мир за последний год сильно изменился, виконт предпочел действовать дипломатическим путем, чем воевать в одиночку против России и тем самым дав Франции шанс усилиться в Средиземноморье.

Конференция прошла в Париже, чем Наполеон III несказанно гордился, ибо это здорово подняло престиж Франции, потускневший после падения его дяди4. В феврале 1860 года мы наконец пришли к обоюдному согласию и разделили зоны влияния. За Российской империей остались Проливы и стокилометровая зона к востоку от них. На западе русские владения включали Адрианополь. За нами так же остались Хоккайдо, переименованный в Дальний и Курильские острова. Англия получила Палестину, а Франция Ливан. Иерусалим провозглашался международным городом, святым для всех религий. В Египте и в Сирии Англия и Франция поделили свое влияние пятьдесят на пятьдесят, включая постройку будущего канала. Россия получила туманные обещания части акций, но было ясно, что никто с нами делиться не станет. Что ж, пусть потом не обижаются, ежели мы не поделимся правами на Панамский канал, коли нам представится возможность его построить.

После долгой торговли определились и с Болгарией. Мы требовали сохранения болгарского престола за домом Романовых и расширения территории новосозданного государства вплоть до Эгейского моря, включая Салоники. Но здесь британцы с французами встали на дыбы. В итоге престол все таки остался за моим сыном Николаем, но Салоники и близлежащие земли получила Греция.

Армянское княжество, ставшее Армянским царством получило земли населенные армянским большинством расположенные между озером Вен, Эрзерумом и Трабзоном, получив выход к черному морю. Все стороны признали Курдистан в границах между Мосулом, озером Ван и Амедом. Самой Турции оставили земли на Анаталийском нагорье между Анкарой, ставшей столицей новообразованного государства и Коньей. Земли между Смирной и Антальей, включая Родос, отдали новосозданной Ионической республике. Никто из сторон не был заинтересован в чрезмерном усилении Греции. И все же дабы досадить англичанам и как жест грекам, мы потребовали передачи Кипра Греции. Но англичане крепко вцепились в свою добычу. Мы не особенно настаивали, добившись за это передачи нескольких мелких островов неподалеку от Дарданелл под наш контроль. Зато в Афинах увидели, кто на самом деле радеет об их интересах, а кто эти самые интересы ограничивает.

За Россией признали преобладающее влияние в Персии, а за Англией в Афганистане. Франция в противовес получила Тунис. В Поднебесной, охваченной смутой Россия получила преобладающее влияние на севере — в Маньчжурии и Монголии. Юг Китая, до Янцзы признавался сферой влияния Англии и Франции. В Японии зона влияния разделилась до половины острова Хонсю. Интересы США при этом не учитывали, что меня несказанно порадовало.

Покончивши со столь увлекательным, но утомительным дележом стороны разъехались по домам, дабы начать переваривать добычу. В прочем, новому мировому порядку вскоре грозило еще одно потрясение — Гражданская война в США.

Глава 3.

Яркое солнце уже к девяти утра накалило палубу так, что к металлическим частям такелажа едва можно было прикоснуться. Влажный, тропический воздух покрывал все тело испариной, что даже в холщовых портах и рубахе становилось душно. Не то, что на родном Черном море, где солнце все же поласковей будет. Правда море здесь красивое. Когда ярко светит солнце, оно бирюзовое и переливается серебристыми бликами, а когда налетают тучи и идет короткий тропический ливень, то есть почти каждый день, море приобретает глубокий синий цвет, но не серый. Просто бирюза становиться чуть темнее.

Нахимов вздохнул. Уже три года, как он очутился в этих местах в качестве командующего Русской заморской эскадрой. Небольшой, но грозной силы, состоявшей из четырех бронированных фрегатов и полдюжины вспомогательных судов. Поначалу броненосцев было пять, но котлы одного из них так поизносились, что он уже полгода стоял у причальной стенки, проходя капитальный ремонт.

Теперь, после Парижской конференции, когда на морях снова воцарился мир адмирал и его потрепанный флот отдыхали в Веракрусе, приводя в порядок такелаж и машины, не забывая и об учениях. Ведь в праздности матросская братия разных делов натворить может. А зачем такими пакостями беспокоить союзника. Да и надолго ли продлится этот мир? Его императорское величество в личном письме указывали на то, что в соседних США скоро выборы, и как бы после них не возникло там братоубийственной войны. А это означает, что сии пасторальные места вновь могут стать неспокойными. Нахимов с растущим беспокойством читал телеграфные депеши от русского посланника в Вашингтоне Островского Ивана Дмитриевича. Предвыборная обстановка у северного соседа действительно накалялась и никто не знал, во что это выльется. А посему выходит, что ежедневные учения еще ох как пригодятся. Через месяц в Веракрусе ожидались еще два броненосца из новой серии 'Орел', заложенных в начале Восточной войны. На этот раз с цельнометаллическим корпусом и вооружением из тех же восьми так хорошо зарекомендовавших себя двухсотпятидесятимиллиметровых орудий. Правда, с более совершенными снарядами. Теперь не только любое деревянное судно, но и защищенный броненосец противника оказывались уязвимы. На новой серии были также учтены многие ошибки серии предыдущей. Во-первых появилась мелкокалиберная, стомиллиметровая артиллерия. Уже в ходе Восточной войны оказалось, что на малые суда броненосцам приходилось тратить более дорогие и чрезмерные в таковой ситуации крупнокалиберные снаряды. А потому на новые корабли, вдобавок к восьми основным орудиям, установили еще восемь стомиллиметровых пушек, разбросав их по бортам. Новые корабли получили также более мощную силовую установку, состоящую из четырех котлов и дающую восемь тысяч лошадиных сил. Бронирование осталось прежним, но качество плит, благодаря прокатному стану значительно увеличилось. Осталось и парусное вооружение на стальных мачтах. Все же на одном угле в океане не разгуляешься, несмотря на большие угольные станции в Веракрусе и Пуэрто-Мексико. А ветер он всегда с тобой. А ежели совсем слабый, то можно и машину подключить.

Помимо тяжелых броненосцев, Атлантическая эскадра, пополнялась более легкими фрегатами проекта 'Варяг', по названию первого корабля этой серии. Трехмачтовые 'варяги' обладали развитой парусностью и довольно мощной для их размеров паровой машиной в четыре тысячи лошадиных сил, что позволяло им развивать скорость до пятнадцати узлов. Пть тысячи тонн водоизмещения позволяли разместить две двухсотпятидесятимиллиметровые и шесть стомиллиметровых орудий в бронированных казематах. 'Варяг' был создан для действий на коммуникациях противника и для быстрых ударов по незащищенному побережью, после которых фрегаты должны были также быстро раствориться за горизонтам. Павел Степанович уже получил под свое начало два таких судна, но ожидал, что в течении года его эскадра пополнится еще пятью такими фрегатами. Петербуржские верфи, работающие в основном на Атлантическую группировку, трудились в две смены, дабы эскадра к 1862 году стала полноценным флотом. Благо базы в Веракрусе и Пуэрто-Мексико были расширенны и укреплены, что позволяло нахождение значительных морских сил.

За последние два с половиной года адмирал создал полноценную боевую силу в этих столь отдаленных от империи местах. Первый год, как и при любом начинании, выдался очень тяжелым. Команды все еще осваивали новые, непривычные корабли и артиллерию. От жаркого и влажного климата днища судов быстро покрывались слоем из ракушек и водорослей. Климат так же способствовал распространению лихорадки. Люди быстро уставали, а любой порез сразу начинал гноиться. Увы, лишних людей взять было неоткуда. Но Нахимов, со всегдашней своей энергией и упорством принялся обустраиваться в этих краях. Вскоре неподалеку от порта раскинулся военный городок со всей инфраструктурой — госпиталем, казармами, учебными классами и небольшой церковью. Форты у входа в залив перестраивались и оснащались более мощной артиллерией. В самом порту достраивались склады и мастерские, способные поддерживать флот в боевом состоянии. Эскадра постоянно выходила в море на учения и патрулировала, демонстрируя свой флаг на Карибском море.

Восточная война не обошла стороной и эти места. В марте 1859 года неподалеку от Веракруса появилась крупная эскадра в дюжину вымпелов. На их мачтах гордо реял Юнион Джек. Хозяйка морей в очередной раз демонстрировал свою мощь. Впрочем британский адмирал не конфронтацию не шел и проследовал далее на юг до Пуэрто Мексико. Впрочем русский адмирал не испугался. Несмотря на внушительную демонстрацию силы, среди британских кораблей находилось всего лишь четыре броненосца. Остальные — обычные деревянные парусники, доживавшие свой век в портах Галифакса и Бермуд. Если принять во внимание более мощную и дальнобойную русскую артиллерию, эскадра островитян уже не выглядела такой грозной. А потому, ожидая, что британский адмирал, обозначив свое присутствие, пойдет обратно, Нахимов вывел все свои корабли в море на учения. К этому времени, до того как британцы блокировали Балтийское море, под началом Павла Степановича оказались три броненосца из четырех, спущенных на воду Балтийским заводом и еще три фрегата, лет пять назад переделанных в парофрегаты и вооруженных, уже устаревшими, бомбическими орудиями. Учитывая уязвимость деревянной обшивки для современной артиллерии, реальную боевую ценность представляли лишь броненосцы. А по ним у обеих эскадр был имелся паритет — преимущество в количестве у островитян нивелировалось преимуществом в артиллерии у русских. И действительно, через десять дней после появления королевского флота у берегов Мексики на горизонте вновь возникла вереница судов под Юнион Джеком. Британский адмирал с изумлением наблюдал учения русского флота, маневры кораблей и стрельбу по находившейся в двух милях цели — старому шлюпу, слегка покачивающимся на волнах. Несколько близких всплесков и бум! Один из снарядов разорвал корпус утлого суденышка пополам, а несколько бочонков пороха, установленных на шлюпе для пущего эффекта лишь усугубили впечатление. Впрочем, адмирал и без этого не планировал лезть на рожон. Войны между Британией и Россией объявлено не было, а вступать в бой с неясными шансами на победу, себе дороже. Будь у адмирала Морсби поболее броненосцев, он может и попытался бы проучить этих завравшихся русских, но основные силы флота сейчас находились в Европе, а потому британец держа дистанцию в пять миль понаблюдал за маневрами и продолжил свой путь на север. Свое дело он сделал, продемонстрировал флаг владычицы морей, а ежели случится война, то с помощью подкреплений он еще покажет этому наглецу Нахимову, кто хозяин в здешних местах.

После ухода англичан Павел Степанович смог вздохнуть свободно. Несмотря на свою решительность он не рвался в бой потеряв голову, ибо понимал, что в случае войны, его небольшая флотилия окажется единственной силой способной защитить русские интересы в этих краях, нанося ущерб торговле англичан. Но и высказывать слабость адмирал не желал. Принятое решение оказалось компромиссом. Его эскадра не лезла на рожон, а лишь показывала свою решимость защищать интересы империи, да и учения проводились неподалеку от фортов Веракруса. Матросам эти маневры прибавили уверенности в своих силах. Шутка ли, утерли нос самой владычице морей. А потому обратно в порт суда возвращались торжественно, как победители.

После подписания Парижского договора, вновь возобновилось сообщение с метрополией. Через Атлантику потянулись караваны судов с товарами и переселенцами. Вскоре эскадра пополнилась новыми судами, а часть старослужащих сменили новобранцы. Прибыли новые орудия для береговых батарей идентичные двухсотпятидесятимиллиметровым монстрам установленных на броненосцах, что позволяло унифицировать боеприпасы. В начале февраля 1861 года адмирал получил запечатанный пакет от императора. Как и опасался Николай Павлович, в результате недавних выборов в США к власти пришли республиканцы, отчего северный сосед начал трещать по швам. Часть южных штатов объявили о своем выходе их союза. Николай Павлович предупреждал, что в случае гражданской войны между северными и южными штатами, эти места могут оказаться неспокойными. В этих условиях эскадра Нахимова окажется единственной силой способной защищать интересы империи в Атлантике. А потому император приказывал держать флот в боеготовности и быть готовым к длительному пребыванию в море, ежели того потребуют обстоятельства. С пакетом прибыл значительный багаж содержавший подробные карты атлантического побережья США, с обозначением военно-морских баз, фортов и эллингов. Вскоре прибыл транспорт с двумя ротами морской пехоты под командованием майора Вишненко. А в апреле раздались первые выстрелы войны*, растянувшейся для империи на много лет.

Тем временем на Дальнем Востоке адмирал Истомин не покладая рук трудился над созданием Тихоокеанского флота империи. Точнее, официально флот существовал и до его перевода на Дальний Восток в 1856 году, но лишь с появлением Владимира Ивановича флот начал превращаться из десятка полусгнивших посудин в некое подобие настоящей структуры. К этому времени во Владивостоке и Александровске как раз окончилось сооружение инфраструктуры для самостоятельной постройки судов. Новые эллинги позволяли спускать на воду суда до пяти тысяч тонн. А потому уже в 1858 году были заложены четыре пятитысячетонных бронефрегата и четыре броненосца класса 'Альбатрос'. Как и на Атлантике, год, до подписания Парижского мира прошел в ожидании появления английского флота. Тем более, что небольшая эскадра островитян находилась в северном Китае, снабжая англо-французскую группировку.

До наступления штормов между Владивостоком и Эдзо, переименованным в Дальний, сновали транспорты, стараясь максимально укрепить обороноспособность острова. И действительно, в апреле 1859 года у берегов Дальнего появилась небольшая эскадра из четырех вымпелов. Но на рожон британцы не лезли и покрейсировав неподалеку от Синявина, удалились восвояси.

Перед отбытием в Приморье Истомин имел продолжительную беседу с императором по поводу задач, которые ставились перед создаваемым флотом. Захват Эдзо и создание на нем военно-морской базы, были лишь первым шагом для закрепления России на Тихом океане. Ведь по другую сторону океана находилась Русская Америка. И для успешной ее колонизации и развития торговли требовалось обезопасить морские коммуникации. Для чего, в свою очередь требовалось овладеть Сандвичевыми и иными более мелкими островами в Северной части Тихого океана, дабы создать мостик между азиатской и американской частями империи. Вдобавок, растущее влияние империи в Японии и Северном Китае предъявляли немыслимые ранее требования к новорожденному флоту. Вместо охраны берегов и плаванья в закрытых акваториях Балтийского и Черного морей, пришел черед охраны коммуникаций в открытом океане. Совсем другие расстояния. Флот должен был проводить гораздо большее времени в море, вдали от родных берегов, что значительно повышало требования к выучке личного состава. На это наложились изменения технологического характера. На смену парусам пришел паровой двигатель, а на смену дульнозарядной артиллерии, казнозарядные нарезные орудия огромной разрушительной силы. Все эти изменения требовалось осмыслить и создать реальную боевую силу с чистого листа. От сложности задач и от перспектив захватывало дух. Уехал Владимир Иванович окрыленный. Для империи наступали новые времена, и он, молодой адмирал, находился на острие этих перемен.

Прибыв на место службы, новый командующий развил кипучую деятельность по организации флота. Сначала пришлось довольствоваться дюжиной старых посудин пригнанных сюда с Балтийского флота, а потом, по мере спуска на воду новых судов, эти старички превратились в мишени, на которых отрабатывали свое мастерство канониры. Ахиллесовой пятой оставалось отсутствие нормальных коммуникаций с империей. Несмотря на все усилия, железная дорога дошла до Владивостока лишь к концу 1860 года, что наконец позволило расширить производственные мощности судостроительного завода. Заодно появилась и иная напасть — переселенцы. До сих пор поток переселенцев с Русскую Америку шел через Атлантический океан и Мексику, но теперь дальневосточный путь оказался быстрее. И хотя переселенцами занималось специальное ведомство и гражданская власть в лице губернатора, тем не менее их еще надобно было перевезти через океан. Поначалу транспортов не хватало и некоторые бедолаги несколько месяцев дожидались попутного корабля. Доки оказались загружены пассажирскими судами требовавших ремонта, что тормозило военные заказы. Новые мощности строились, но когда еще они вступят в строй. Как прикажете в такой обстановке строить нормальную боевую силу? Правда господин Краббе обещал переслать на Дальний Восток два новых броненосца, строящихся в Николаеве, но они ожидались лишь через полтора года.

Еще до притока переселенцев флоту пришлось изрядно попотеть, переправляя японцев с захваченного Эдзо на Хонсю, а так же следить за тем, чтобы японские рыбаки по привычке не заходили в территориальные воды России. После подписания Парижских соглашений и и признания Дальнего за империей, пришло время дипломатии. До сих пор контакты между Россией и Японией были единичными и никакого официального договора о границах не существовало. Адмирал лично отправился в Эдо во главе эскадры из трех броненосцев с предложением заключить договор о разграничении территорий между Российской империей и Японией. Но проведя на рейде три недели он вынужден был вернуться ни с чем. Сегун, опасавшийся англичан и американцев, полностью находясь под их влиянием, отказался обсуждать какой-либо договор и требовал возврата северного острова. Несмотря на признание Дальнего за Россией и разграничения сфер влияния на Хонсю, англичане не преминули насолить, надавив на Токугаву*.

Не добившись своего дипломатическим путем, адмирал перешел к дипломатии канонерок. По договору северная часть Хонсю от провинции Синано являлась сферой влияния России. Теперь настало время превратить написанное на бумаге в реальность. Благо Япония, не имевшая собственного флота ничего не могла противопоставить даже парусным фрегатам десятилетней давности, не говоря уже о современных броненосцах. Начиная с весны 1860 года Тихоокеанский флот постоянно крейсировал у берегов Хонсю. Заходя в порты, капитаны требовали их открытия для России и изгнания иностранных купцов. Небольшие партии морской пехоты сойдя на берег реквизировали любое оружие, включая холодное, что особенно оскорбляло самураев. Но против современных винтовок и артиллерии они ничего поделать не могли. Разве что храбро погибнуть в неравном бою. Рыбаков обязывали платить налог в пользу империи а не сегуну, что являлось особенно болезненным для власти Токугавы. В северных провинциях росло недовольство и через полгода сегун сломался. Капитан Герасимов, зайдя в Нигату, получил послание от сегуна в котором оный приглашал адмирала посетить Эдо для разрешения разногласий между их странами.

В сентябре 1860 года Истомин вновь оказался на рейде столицы сегуната. В этот раз Токугава не чинил проволочек и принял русского моряка со всевозможным почтением. Правда адмиралу все равно пришлось ждать месяц, пока договор не завизировал император. Полные текст с печатями, составленный на русском и японском языках гласил, что граница между Российской империей и Японией, проходит по Сунгарскому проливу. Япония признавала острова Эдзо, Сахалин, а так же Курильские острова за Россией. Помимо территориальных разграничений, договор определял права русских и японских моряков, а так же значительно снижал торговые пошлины между странами. Четыре японских порта на севере Хонсю открывались для русских купцов. В обмен адмирал согласился не чинить препятствий японским рыбакам в территориальных водах Хонсю и не взимать пошлины.

Завершив свой дипломатический вояж Владимир Иванович триумфатором вернулся в родной Владивосток. Теперь, наконец, он мог сосредоточиться на флотских делах. Но передышка длилась недолго. В марте адмирал получил шифрограмму о приезде наследника во Владивосток. Оттуда Александр Николаевич планировал последовать в Александровск, столицу русской Калифорнии — первым визитом столь высокой особы в заморские владения империи. А посему в кратчайший срок надлежало приготовить к этому вояжу два броненосца, на одном из которых и разместится наследник со своею свитой.

Уже через месяц Истомин встречал цесаревича на перроне недавно построенного вокзала. Александр Николаевич, курирующий постройку Транссибирской магистрали остался доволен двухнедельной поездкой. Наконец то завершились кропотливые шестнадцать лет строительства и дальние окраины страны оказались связанны с центром. Впрочем, прибыл он не за этим. В приватной беседе адмирал и его высочество разговаривали о предстоящей гражданской войне в США и ее возможных отголосках . За этим и направлялся Александр Николаевич в столь далекий вояж, дабы на месте убедиться в боеспособности Русской Америки. Обсуждали и возможность занятия Сандвичевых островов в случае открытой конфронтации с США. А так же надобность в конвоях, для прикрытия торговых и переселенческих караванов.

Военных судов все еще катастрофически не хватало, но через год, после спуска на воду еще четырех броненосцев ситуация обещала улучшится. Программа строительства Тихоокеанского флота, принятая еще в 1853 году должна была завершиться в 1863. К этому времени детище адмирала Истомина обретет долгожданную боеготовность в виде двух эскадр. Основу каждой группировки составят два десятитонных броненосца класса 'Орел' строящиеся в Николаеве и четыре фрегата 'Варяг'. Для нынешних мощностей Владивостока планы грандиозные, а потому неподалеку от судостроительного завода строился еще один в основном предназначенный для гражданских судов, но его верфи позволяли клепать и военные заказы. Помимо него через год должен был вступить в строй механический завод, на котором планировалось освоить выпуск корабельных орудий. Потихоньку на этих берегах поднимался свой ВПК, часть продукции которого предназначалась на экспорт.

На причале Александровска было многолюдно. Среди разодетой толпы встречающих выделялись два наиболее влиятельных лица Русской Калифорнии — губернатор Штенберг и генерал Кауфман. Новость о прибытии наследника престола как молния облетела всю Калифорнию. А потому в Александровск стеклось множество праздного люда. В толпе смешались элегантные светлые костюмы и элегантно-простые, модные в этом сезоне, платья, солдатские мундиры, рубахи и картузы рабочих и старателей, казачьи лампасы и цветные, праздничные косоворотки деревенских. Над причалом и вверх по холму стоял несмолкаемый гам. Народ во все глаза смотрел на две гигантских туши броненосцев, которые величественно медленно подходили к причалу. Со спущенными парусами, чадя гарью из труб корабли пришвартовались и заглушили машины. Наконец, через полчаса томительного ожидания с броненосца 'Александр Невский', на котором развевался вымпел цесаревича, скинули сходни и в сопровождении небольшой, парадно одетой свиты Александр Николаевич сошел по трапу. Оркестр, стоявший у причала грянул гимн. Все присутствующий обнажили головы. На пирсе высокого гостя встречали губернатор с супругой, генерал Кауфман и отец Василий, глава местной епархии.

Толпа замолчала. Люди вытягивали шеи, чтобы получше разглядеть происходящее. Малышня оказалась на шее у отцов, а некоторые, позажиточнее и понаходчивее смотрели в бинокль, пытаясь разглядеть второго человека в государстве. Наследник, высокий, стройный, с правильными чертами лица, обрамленными небольшими бакенбардами произвел очень благоприятное впечатление на лиц обоего пола. Дамам понравился статный красавец, а мужчины отметили выправку, которую подчеркивал парадный мундир.

Сойдя по трапу цесаревич поприветствовал встречающих и после короткой торжественной части сел в открытый экипаж, куда помимо него уместились губернатор с супругой. Кортеж двинулся по широкой мощенной улице, которая вела от порта вверх по холму, где находилась губернаторская резиденция. По дороге Александр Николаевич с любопытством оглядывал столь непривычный русскому глазу край. Яркое солнце, более насыщенный, южный цвет неба, пальмы и кипарисы высаженные на тротуарах, дома с широкими окнами и жалюзи — все это столь отличалось от той России, к которой он привык и более походило на Крым или Италию, нежели на Москву или Екатеринбург. Но больше всего разнились люди. Толпа гудела приветственными криками и с любопытством вытягивала шеи, пялясь на кортеж. Но без раболепия, а скорее с любопытством, как на газетную знаменитость, приехавшую в провинцию. 'Видимо сказывается отдаленность от России. У нас вот мужики до сих пор шапки снимают, хотя и не обязаны. Действительно русский Новый свет' — подумал гость, глядя как народ по обочинам дороги приветственно махает руками.

— Красивый у вас город, Константин Петрович, — обратился он к сидевшему рядом губернатору, — широкий, солнечный.

— Места тут у нас благодатные, ваше высочество. А после золотой лихорадки мы много денег потратили на его благоустройство. Да и те, кто сделал здесь состояние в основном оседают в Алексанровске. Многие не скупятся и жертвуют средства на украшение города.

— А это что за здание, — наследник указал на двухэтажное здание, построенное в неоклассическом стиле, с портиком, подпираемым высокими мраморными колоннами.

— Это здание биржи — наша местная достопримечательность, — с гордостью заявил губернатор. Построено на деньги местной палаты промышленности и торговли. Город у нас торговый, много товару идет транзитом в США и даже в Мексику. Вот купцы и расстарались.

— Красиво, — одобрил Александр Николаевич, — богато у вас тут купцы живут.

— Да, город в последние десять лет сильно разросся, в том числе благодаря торговле. Сейчас планируем новый водопровод строить, а то старый едва справляется. У нас уже семьдесят тысяч жителей, а ведь поток переселенцев после открытия тракта* лишь растет. Ежели ваше высочество пожелают, то завтра я покажу вам город. У нас есть чем похвастаться.

Тем временем экипаж, свернув в главной Императорской улицы направо, на Троицкую, выехал на небольшую мощенную площадь и остановился перед двухэтажным зданием из красного кирпича — губернаторской резиденции. Небольшой дворец был украшен резными карнизами в псевдорусском стиле. По центру площади стояла трехметровая статуя какого то античного бога, бородатого и мускулистого. Цесаревич, привыкший к более элегантной архитектуре Петербурга и Москвы, внутренне поморщился этакой нелепой аляповатости. Недавнее богатство удивительным образом сказывалось на облике города — от прекрасных, элегантных зданий до нелепых строений, поражавших смесью стилей.

Остальная часть дня прошла в протокольных знакомствах и торжественном обеде, где Александр Николаевич познакомился со сливками местного общества представленных в основном разночинцами, а не дворянами. Поездка наследника преследовала две цели: во-первых лично проинспектировать хозяйственное развитие и обороноспособность этой заморской провинции, а во-вторых, накануне гражданской войны в соседних США, продемонстрировать как своим, так и чужим важность этой территории для России. Напомнить, кому она принадлежит. Из-за удаленности от родины здесь сложился уклад несколько отличный от метрополии. Калифорния не знала крепостничества, сословных различий и религиозных притеснений. Край с самого начала заселялся разномастным людом: староверами, освобожденными крестьянами, казаками и авантюристами, готовыми отправиться в эти дикие, поначалу, места. Позже на эту палитру наложилась волна старателей и рабочего люда, бежавшего от кризиса конца сороковых. Отделенный океаном край развивался обособленно. Метрополия казалась этакой далекой прародиной, землей с неясными берегами, откуда прибывали толпы новых переселенцев, чтобы попасть в плавильный котел Нового света. Люди редко ехали назад. Во-первых дорого, а во-вторых их новый дом здесь, в Калифорнии, где климат мягче, а наделы крупнее.

На следующий день Александр Николаевич осмотрел город. Посетил главную святыню города — Николаевский собор сиявший пятью золотыми куполами. За церковью располагался небольшой, ухоженный парк, выходивший на тихий, респектабельный квартал. Отдав дань духовному, наследник провел остальную часть дня в сердце города — гавани и верфях. Военный порт был отделен молом от остальной акватории. В нем двумя исполинами возвышались броненосцы, притягивающие взоры праздной толпы. Правда стояли в порту суда и побольше. Пятимачтовые винджаммеры перевозящие калифорнийскую пшеницу на Дальний Восток и везущие обратно лес и промышленные товары. Четыре таких судна постоянно курсировали между Александровском и Владивостоком. Одно из них было зафрахтовано морским ведомством для поставки новых винтовок в войска расквартированные в Калифорнии.

В результате новой кораблестроительной программы 1853 года верфи Александровска значительно расширились и уже справлялись с постройкой крупнотоннажных транспортных судов. Недавно, с опозданием на год, спустили на воду и первый броненосец, построенный в Калифорнии — 'Адмирал Апраксин', из орлиной серии. Теперь на стапелях стоял его будущий брат 'Адмирал Ушаков'. Инженеры и рабочие все еще осваивали новые станки и технологии производства под руководством более опытных коллег из Петербурга.

Третий день визита прошел не менее насыщено. Высокий гость посетил Калифорнийский университет, первый и пока единственный в русской Америке и пожертвовал десять тысяч рублей факультету медицины. Завершением этого двухдневного марафона стал визит на механический и пороховой заводы, расположенные на северной окраине города.

Вечером того же дня цесаревич заперся в кабинете вместе с губернатором Штенбергом и главнокомандующим, генералом Кауфманом. Керосиновые лампы тускло освещали комнату, отбрасывая длинные тени на дубовые панели стен и на графин с ликером, стоящий на большом, покрытым зеленым сукном столе. Мужчины сидели вокруг, рассматривая большую развернутую карту, покрывавшую чуть ли не весь стол.

— Господа, в свете событий происходящих по ту сторону Скалистых гор, у нас появилась превосходная возможность аннексировать Орегон, лишив тем самым США выхода к Тихому океану.

— Но, Александр Николаевич, с нашим куцым населением в семьсот тысяч человек мы не сможем эффективно бороться с США и их двадцатью тремя миллионами. Да и их промышленность не чета нашей. Они нас попросту массой задавят, — возразил губернатор.

— В обычной ситуации несомненно, — ответил наследник. Но теперь, после начала гражданской войны, им станет не до нас. А теперь представьте себе, что произойдет в случае победы северян. Вы можете гарантировать, что окрепнув и создав мощную армию они не обратят свои взоры на Калифорнию?

— Оно то конечно так, — вздохнул Константин Петрович, и сам не раз размышлявший о такой перспективе, — но самим лезть на рожон. Может стоит подождать, накопить еще сил, построить форты у Скалистых гор?

— А я считаю, что сейчас самый благоприятный момент, — вмешался в разговор генерал, — У нас сейчас под рукой четыре полнокровные кадровые дивизии и еще шестьдесят тысяч резервистов, ежели возникнет нужда. Да еще казачьи чести. В самом Орегоне армии почти нет. Так, несколько разбросанных гарнизонов. Максимум тысяча-полторы солдат. К этому можно добавить морских пехотинцев с двух фрегатов, которые базируются в Портленде*, но и их не более пятисот человек. Без железной дороги они не скоро смогут прислать подкрепления. А когда пришлют, мы уже закрепимся у Скалистых гор и оседлаем перевалы.

— Сколько сил и времени вам понадобиться, чтобы овладеть всей территорией Орегона* до Скалистых гор? — спросил цесаревич.

— Для самой операции одной дивизии должно хватить. Земли там едва заселенные, тысяч восемьдесят, не более, а дорог нет. Так, несколько трактов. Это и есть основная проблема. С такими расстояниями меньше чем в четыре месяца не управиться. И то, придется высаживать десант в нескольких местах и занять Орегонский тракт, — Кауфман показал на карте красную извилистую линию ведущею с востока на запад и продолжил, — Чтобы закрепиться, построить форты и дороги понадобиться еще одна дивизия.

— А что делать с местным населением? Его так просто обратно не изгонишь. С такими расстояниями половина помрет по дороге. Да и в глазах всего мира мы будем выглядеть агрессорами. А там и англичане не преминут воспользоваться столь удачной возможностью, — сказал губернатор, — флот у нас конечно посильней, чем прежде. Но с островитянами нам тяжело тягаться. А в случае войны на море, приток переселенцев прекратиться. И это сейчас, когда мы только оправились от тягот Восточной войны.

— Несомненно, что новая война принесет дополнительные тяготы, — вздохнул Александр Николаевич, — но вы сами видите, что выбор у нас не велик. США стремительно растут и скоро настанет день, когда они станут настолько сильны, что смогут прибрать Калифорнию к рукам. Чтобы этого не допустить, нам придется вмешаться в эту войну. А захват Орегона укрепит нашу обороноспособность. Вы же сами видите, что овладев перевалами через Скалистые горы и поставив дюжину фортов в предгорье, мы сильно затрудним переброску войск северян на запад. А на океане наш флот уже сейчас посильнее чем у янки и мы его стремительно наращиваем.

Дабы самим не объявлять войну и не выглядеть агрессорами, мы через два месяца признаем КША. Уже сейчас ведутся тайные переговоры о союзе между нашими странами. Как вы знаете, господин Сьюард* объявил, что этот конфликт внутреннее дело США и предостерег европейцев и нас от вмешательства. Ежели мы признаем Юг, янки будут вынуждены объявить нам войну, дабы не потерять лицо. Некоторые из них уже давно облизываются на Калифорнию, но мы ни разу не давали им повода. Вот тут и придет ваш черед генерал, показать на что вы способны, — Константин Петрович согласно кивнул.

— Тем не менее нельзя сбрасывать со счета Британию, — возразил хозяин кабинета, — они обрадуются выпавшему случаю. Уж очень они недовольны нашим усилением.

— Не исключаю таковой возможности, — согласился его высочество, — но не забывайте, что у англичан хватает разногласий с США и они очень зависят от поставок хлопка. В такой ситуации всякое может случиться. Думаю им придется выбирать кого поддерживать, нас или янки. А мы постараемся помочь им с выбором, — усмехнулся наследник.

Собеседники на минуту замолчали обдумывая сказанное, а потом Александр Николаевич продолжил:

Ну что ж, если мы все согласны, что войны не избежать, давайте обсудим наши планы на будущее.

На следующий день высокий гость отправился в Шелихов*. Специальный поезд уходил ранним утром и на перроне было малолюдно. Устав от толпы зевак, наследник внутренне обрадовался последнему обстоятельству. Подивившись на шикарное здание вокзала в стиле барокко, украшенное легкомысленными завитушками кремового цвета, с большими часами, отсвечивавшими позолоченными римскими цифрами и витыми стрелками, он вскочил на подножку вагона и посмотрел назад. За ним, немного пыхтя от одышки, поднимался Алексей Львович. После длинного гудка, поезд, шипя паром, оставляя дымный шлейф покинул перрон. Сидя на удобном кожаном диване, Александр Николаевич смотрел на проносящийся мимо город. За окном мелькали каменные дома, уступами спускающиеся с холма и маковки двух церквей, белевших посреди зеленых склонов. Потом каменные дома сменились на деревянные, а дальше пошли и вовсе полугнилые лачуги пригорода. Вскоре город закончился и сменился полями, с зеленеющими злаками, за которыми до горизонта раскинулся океан. Картина была пасторальной, но в то же время величественной. Солнце уже взошло над горизонтом и отсвечивало желтизной сквозь низко плывущие облака. Русская Калифорния предстала во всей своей утренней красе.

В Шелихов они приехали на следующее утро. Поезд несколько раз останавливался по дороге, чтобы долить воды к котел. Город оказался меньше и скромнее столицы. Основу его составляла не торговля и порт, как в Александровске, а промышленность. Уже приближаясь к городу его высочество увидел черные от копоти трубы металлургических заводов, которые чадили в небо черным, густым шлейфом. Недаром первый конвертер в русской Америке был запущен именно в Шелихове. От города железная дорога вела на восток, в мексиканский Санта Фе и далее на юг, откуда в город поступали уголь и железная руда, поглощаемые прожорливыми, коптящими домнами. Здесь же располагались вагоностроительный, три механических и два оружейных завода снабжавших всем необходимым все Русскую Америку и Мексику. Металлургическая столица разительно отличалась не только внешне. Народ тоже выглядел по иному. Улицы пустовали, праздного люда не видно вовсе. Мужчины в синих и серых комбинезонах быстро шагали по узким тротуарам. Лица у всех угрюмые, сосредоточенные. Даже здание вокзала здесь не поражало веселой легкомысленностью, а оказалось простым одноэтажным строением из красного кирпича и часы на башне не мелодично пели, как в столице, а отрывисто гремели, как молот по наковальне.

Несмотря на мрачный вид, город имел стратегическое значение для всего края. Одних только ружей производилось более пятидесяти тысяч единиц. А недавно запущенный патронный завод уже выпускал металлические патроны для новых ружей Сипягина. Развитие промышленности тормозилось недостатком квалифицированной рабочей силы и низкой пропускной способностью железной дороги из Мексики, из-за малой мощности паровозов. В метрополии уже три года как производили новые более мощные четырехосные паровозы, но до Калифорнии эта новинка еще не дошла. Наследник, курирующий строительство Транссибирской магистрали и не по-наслышке знакомый с паровозостроением пообещал в ближайшем будущем прислать дюжину новых локомотивов и главное инженеров имеющих опыт в их производстве. Несмотря на трудности, оружейные заводы начали осваивать производство казнозарядных ружей Сипягина и через год обещали довести их производство до двадцати тысяч единиц. Винтовки образца 1853 года, хорошо зарекомендовавшие себя в Крымскую войну оказались очень востребованы соседями — мексиканцами и конфедератами, а потому, учитывая его избыток на складах, оружейные заводы работали на экспорт, начав приносить весьма ощутимые дивиденды.

Из Шелихова его высочество проследовал через Александровск и Резанов в Барановск*, где заканчивалась железнодорожная линия. Севернее города, неподалеку от американской границы располагалась девятая дивизия под командованием генерала Троицкого. Места вокруг были дикие, лишь дюжина ферм располагалась к востоку, да две казачьи станицы к северу. За ними располагалась редкая цепь казачьих поселений, а дальше, ближе с Скалистым горам располагались становища союзных индейцев. Неделю цесаревич провел с солдатами, наблюдая за учениями. Девятая дивизия стала первой в Русской Америке, куда начали поступать новые ружья Сипягина, названные в честь своего создателя. Шесть лет Лев Михайлович Сипягин доводил свой первый прототип до технологичного и надежного образца, годного к массовому производству. Три года назад выиграв конкурс на лучшую винтовку для пехоты, он, уже на средства военного министерства, вылизывал отдельные детали и узлы. Параллельно разрабатывался десятимиллиметровый унитарный латунный патрон для его детища. Продольно-скользящий затвор и качественная сталь обеспечивали скорострельность и надежность.

Большие, неосвоенные пространства Калифорнии и Орегона заставляли пересмотреть обычную тактику пехоты. Кауфман отдавал себе отчет в том, что передвижение маршевыми колоннами с небольшим обозом, когда на сотни миль кругом нет цивилизации, означает зря загубить пехоту. А потому из лучших соединений Калифорнийского военного округа была создана ударная девятая дивизия, по образу ударных дивизий бравших Стамбул. То есть заточенных по весьма определенную задачу — захват Орегона до Скалистых гор и удержание перевалов от возможных контратак противника, пока не подойдут подкрепления. По сравнению со стандартными дивизиями, девятая оказалась немногочисленной и насчитывала всего шесть тысяч штыков и сабель. Половину контингента составляли казачьи части и кавалерия, остальные собственно пехота, посаженная на коней. Военная реформа упразднила драгунские части, а потому пришлось импровизировать и создавать некое их подобие. Каждый батальон представлял из себя отдельную единицу усиленную полевой самидесятипятимиллиметровой артиллерией и картечницами Гатлинга. Эти небольшие соединения могли выполнять локальные задачи, учитывая очень скромные силы противника, состоявшие из разрозненных гарнизонов второсортных войск и вкупе насчитывающие до полутора тысяч солдат. Потенциально к ним можно было присоединить и местную милицию — отряды ополченцев для борьбы с набегами местных племен. Но их боевые качества оценивались как низкие — все же не регуляры.

Девятая была набрана побатальоно полгода назад, когда после выборов на севере континента запахло войной, и все еще находилась в процессе слаживания. Вскорости дивизии предстояло опробовать свои навыки на деле и Александр Николаевич попал как раз к началу десятидневных маневров.

Перед новым соединением стояла задача сохраняя быстрый темп передвижения захватить и удержать высоты, которые занимала четырнадцатая дивизия — условный противник. Три дна наследник провел со стремительно двигающимися войсками, но после решил повернуть обратно в лагерь и дожидаться там окончания маневров. Все же уже не мальчик, да и подготовка не та. За это время ему пришлось наблюдать удивительные вещи. Поначалу дивизия, разделившись на три полка передвигалась с запланированным темпом в пятьдесят километров в день. Но уже на вторые сутки оказалось, обоз и артиллерия отстают. У фургонов ломались оси, а лошади сильно уставали, двигаясь по ухабистым, неустроенным дорогам. На третий день, усталый цесаревич наблюдал с холма за действиями одного из полков, штурмовавших укрепленную позицию условного противника. На невысоком холме установили мишени. Пехотинцы за километр от позиции спешились и привязав лошадей, построились в редкие цепи. Артиллеристы, прибывшие с опозданием на три часа споро подготовили позиции и навели орудия. Затем началось. Пехота, в запыленных зеленых мундирах перебежками, под прикрытием артиллерии приблизилась к холму на триста метров. Две роты, низко пригибаясь к земле, бежали во фланг вражеским позициям. Когда через через десять минут пушки умолкли, солдаты открыли ружейный огонь, под прикрытием которого, все теме же цепями, попеременно, они вплотную приблизились к холму. Дюжина снайперов на флангах, с винтовками Никифорова, увенчанных длинными трубками оптических прицелов, прикрывала действия товарищей. Далее через полуразрушенную бревенчатую стену полетели гранаты, после чего пехота со штыками наперевес ворвалась импровизированный форт. Вскоре над ним развевался трехцветный флаг. Отдельно для себя его высочество отметил, что пока пехота атаковала форт, казачки уже ушли вперед, дабы перекрыть пути к отступлению и предупредить подход подкреплений, а кавалерия разделившись на группы, взяла в кольцо обоз. На телегах установили четыре картечницы Гатлинга, на случай атаки неприятеля. Тактически, подготовка дивизии оказалась на высоте. Но логистика все еще хромала. На марше части растягивались, и обоз все норовил отстать от главных сил. Этим и воспользовался условный противник — четырнадцатая дивизия, уничтожив один их отставших обозов вместе с артиллерией.

Свой визит цесаревич завершил посещением казачьих станиц Климовка и Алексеевка, расположенных у самого края долины и поселения союзных индейцев, на берегу озера Пожарского*. Небольшие казачьи станицы стояли посреди пшеничных полей и ничем не выделялись среди других деревень русской Калифорнии, разве что количеством вооруженного люда. На краю Калифорнийской долины заканчивалась цивилизация. Далее лежали места дикие и неосвоенные. Казачьи поселения служили форпостом, охранявшим долину с востока и севера. А потому станичники несли пограничную службу, часто уходя в рейды по следам лихих людей или контрабандистов. Они же являлись главным связующим звеном с союзными индейскими племенами, которые служили первым заслоном у Скалистых гор.

Вернувшись во Владивосток, Александр Николаевич отправил отцу шифрованную телеграмму. Текст ее был короткий и гласил: 'Все готово. Можно приступать'.

Глава 4.

— Господин Штосель, идемте за мной. Мистер Дэвис готов вас принять. — Невысокий, худощавый лейтенант в серой форме жестом пригласил посетителя следовать за собой. Швейцарец кивнул и взяв в руки элегантный кожаный портфель двинулся вслед за секретарем. Тот, открыв дверь в конце широкого, полутемного из-за зашторенных окон коридора, пропустил гостя вовнутрь и прикрыл за ним дверь.

Хозяин кабинета, такой же худощавый, как и его секретарь, только повыше и одетый в цивильный костюм, встал из-за стола и быстро пройдя к визитеру, крепко пожал ему руку. Вид у президента Конфедерации был усталый, глубоко запавшие глаза тускло мерцали из-под густых бровей, придавая лицу суровый, несколько отрешенный вид.

— Рад вас видеть господин Штосель. В вашей записке вы указывали, что желаете обсудить возможность преодоления морской блокады.

— Да господин президент. У меня есть предложение для эффективного противодействия флоту янки, а так же по увеличению выпуска боеприпасов и амуниции.

— Я знаю вас, как человека, не бросающего слов на ветер. А потому с удовольствием вас выслушаю.

Коммерсант сел на простой деревянный стул, с жесткой спинкой и открыв портфель, достал оттуда несколько фотографий и кипу листков с таблицами. Повернув фотографии лицом к своему визави он сказал:

— Как вам известно я руковожу американским отделением Байер и Ко. Но моя фирма имеет отлаженные деловые связи по всему миру. Здесь на фотографии изображен русский броненосец класса 'Альбатрос'. Конструкция довольно простая и недорогая. А главное время постройки до полугода. Наша компания недавно продала по два таких судна Аргентине и Бразилии.

— И такие небольшие суда смогут противостоять фрегатам северян? — скептически спросил президент.

— Из-за десятидюймовой брони, эти корабли практически неуязвимы. А установив на них два одиннадцатидюймовых орудия мы сможем расстреливать фрегаты северян практически в упор. Русские очень успешно применяли эти бронированные суда против турок. Правда их артиллерия лучше, но и мои одиннадцатидюймовые орудия вполне смогут сделать эту работу, сэр. Десяток таких броненосцев смогут уничтожить наиболее крупные корабли янки и в случае нужды защитить наши основные порты. Есть вариант и более легкой канонерской лодки, для охраны судоходства на Миссисипи.

— И какова же стоимость такого корабля?

— Порядка трехсот пятидесяти тысяч долларов. Можно сократить по трехсот двадцати тысяч, если запустить серию и сэкономить на расходах.

— Не так уж и дешево, — вздохнул Дэвис. — Как вы знаете, наши ресурсы ограничены, а мне каждый день на стол ложатся дюжина писем с различными прожектами.

— Дешевле не получится. Но не забывайте, что полноценный фрегат обойдется в два, три раза дороже и их строительство займет полтора года. А производство этих броненосцев я смогу наладить на своих заводах в Бирмингеме за два месяца. Сборку можно осуществлять на месте в Новом Орлеане и Норфолке. Уже в начале следующего года мы сможем нанести флоту северян такой удар, от которого они будут вынуждены прекратить блокаду. А это означает, что мы сможем свободно продавать хлопок и закупать необходимое нам оружие.

— Ваша идея очень интересна, но весь бюджет морского министерства сможет покрыть постройку лишь трех судов. Увы, наши ресурсы очень ограничены и все деньги идут на армию.

Думаю возможно решить и эту проблему, — улыбнулся предприниматель. Из-за отказа продавать хлопок в Европу, наши склады завалены этим белым золотом*. Теперь, из-за блокады торговля с Европой сильно затруднена, а без броненосцев ситуация лишь ухудшится. Поэтому я предлагаю продавать хлопок через русских. У меня есть налаженные связи в Калифорнии. Цена на хлопок сейчас в четыре раза выше чем до войны. Даже при меньших поставках, это десятки миллионов долларов, которые можно пустить на постройку собственного флота и закупку вооружения. Я думаю, что даже если русские не захотят платить за все наличными, можно попросту обменять часть товара на оружие и зерно.

Президент уже давно пожалевший, что запретил вывоз хлопка в начале войны, загорелся от этой идеи.

— А ведь, действительно, они вполне могут согласится, — он встал с кресла и подошел к окну. Была еще одна причина, которую он не озвучил коммерсанту. Если наладить торговлю с русскими, может удастся надавить и на англичан с французами. Те наверняка забеспокоятся, как бы северный медведь их не обошел. Здесь открывались новые возможности для дипломатических маневров, которые грех было бы не использовать.

Воспользовавшись паузой швейцарец добавил:

— Если вы согласны, я еще сегодня протелеграфирую моему коллеге в Александровске. Во время его недавнего визита в Бирмингем, мы обсуждали такую возможность.

— Что ж, не вижу причин откладывать такое важное решение. Но как минимум половина товара должна быть оплачена наличными. Нам нужно золото.

— Постараюсь добиться наилучших условий, — заверил его Штосель, — Надеюсь, что в течении двух недель у меня на руках будет конкретное предложение. Помимо этого у меня есть еще одно предложение.

— И какое же?

— Выпустить облигации обеспеченные хлопком. Пусть у нас немного золота, но хлопок он и есть золото. Просто иное, — улыбнулся предприниматель. Думаю вполне можно разместить наши займы в Лондоне и Париже и рассчитывать на десять-двенадцать миллионов долларов. Правда лучше сделать это после того, как мы прорвем блокаду или на худой конец, наладим транзит через русских. А чтобы более эффективно расходовать полученные средства, предлагаю создать оборонный комитет, куда войдут наши ведущие промышленники, инженеры и военные. Таким образом мы сможем координировать что и сколько производить или закупать. Только заводы Байер и Ко могут производить в два-три раза больше продукции, если работать в несколько смен и сократить номенклатуру производства. Думаю что Тредегарский металлургический завод* и верфи в Норфолке вполне могут увеличить производство вооружений. Для производства пороха и боеприпасов можно быстро построить еще несколько заводов, подальше от Севера. Оборудование можно заказать у русских.

— А кто будет руководить этим комитетом? — спросил президент, любящий контролировать любые мелочи.

— Вы, или любое назначенное вами лицо. Лишь бы человек был компетентным, — коммерсант, знавший о привычке Дэвиса контролировать все, заранее продумал свой ответ.

Довольный глава кабинета впервые за все встречу улыбнулся. Его худое лицо еще больше сморщилось. Улыбка ему явно давалась не легко.

— Я подумаю над вашим предложением. Предлагаю встретиться через неделю. Я приглашу мистера Андерсона* и мистера Махоуна*. Дабы обсудить перспективы оборонного комитета.

— Благодарю, — Штосель благодарно кивнул, выражая признательность, — здесь, — он указал на стопку бумаг, — суммированы мои предложения и подсчеты.

— Обязательно с ними ознакомлюсь господин Штосель. Очень рад вашему визиту. В эти трудные времена каждые умный человек на вес золота.

На том президент и промышленник распрощались довольные друг другом. А через месяц в кабинете Дэвиса появился долгожданный визитер из далекой Российской империи.

Глава 5.

Еще до первых выстрелов Гражданской войны правительство Конфедерации озаботилось налаживанием дипломатических связей с великими державами. Стараниями первого госсекретаря Роберта Тумбса в Лондон и Париж направились эмиссары с целью прощупать почву для признания КША. Не обошли вниманием и Москву, стараясь выйти на Николая Александровича через губернатора Штенберга. Между русской Калифорнией и югом США давно установились взаимовыгодные связи. И хотя большинство промышленных товаров и пшеница приходили с Севера, торговый товарооборот с русскими неуклонно рос. Железная дорога от Шелихова через мексиканский Санта Фе к середине 1860 года дошла, наконец, до Миссисипи в районе Виксбурга, став первой трансконтинентальной железной дорогой в США. Теперь азиатские и русские товары всего за шесть дней попадали в Атланту, а американский хлопок проделывал обратный путь, на текстильные фабрики Калифорнии.

Хлопок. Король хлопок. Белое золото. В начале войны всем казалось, что лишившись потока этого необходимого для промышленности цветка, Англия и Франция станут гораздо сговорчивее и признают Конфедерацию, а то и вовсе станут союзниками. Но через несколько месяцев оптимизм поубавился. Проклятые островитяне и лягушатники сидели на заборе и выжидали, отделываясь вежливыми фразами. Осталось уповать лишь на северного медведя, который пока тоже хранил молчание. Но только до этого прекрасного солнечного дня. Последнего дня июня.

Две недели назад в Ричмонд прибыла долгожданная депеша от господина Штенберга. В ней сообщалось о скором прибытии особого посланника российского императора, Константина Николаевича Ильина с целью обсудить возможное сотрудничество. Госсекретарь Хантер* ликовал. Наконец то его ведомство доказало, что не зря проедает свой хлеб. Хотя заслуга скорее была не его, а предшественника* да губернатора Южной Каролины, Пикенса, имевшего хорошие связи в Москве, в бытность свою послом США в Российской империи. И уж конечно никто и не подозревал, что решение о возможном союзе с Конфедерацией уже обсуждалось в узком кругу посвященных еще в декабре 1860 года, как только стало известно о победе республиканцев во главе с Аврамом Линкольном.

Хотя визит и не являлся официальным, посланника приняли со всевозможным почтением, разместив его в небольшом особнячке викторианского стиля. Константин Николаевич Ильин внутренне усмехнулся такой предупредительности. Перипетии его службы привили некий цинизм в отношении к окружающим. Исполняя деликатные поручения правительства, а то и самого императора, он испытал самое разное к себе отношение. От подобострастия вассальных южных князьков, до недоверия и подозрительности османов и хивинцев. Дважды пришлось побывать ему в темнице, гадая, станет ли следующий день последним. Но обошлось. Теперь судьба занесла его на другой континент с миссией, имеющей стратегическое значение для империи.

Как оказалось, русский посланник свободно владел английским, а потому разговор с президентом и госсекретарем состоялся тет-а-тет, без услуг переводчика. Дэвис, любивший вникать во все мелочи и не доверявший никому, предпочел вести переговоры сам, оставляя Хантеру роль статиста.

После приличествующих этому случаю приветствий и обмену любезностями, стороны перешли к делу.

— Господин Ильин, означает ли ваш визит намерение признать нашу независимость? — напрямую спросил Дэвис.

— Как вы знаете, император Николай Павлович всегда сочувствовал правам народов на самоопределение. Польша, Венгрия и Италия тому примером. А потому он симпатизирует вашему делу и желал бы видеть вашу великую страну независимой и процветающей, но, увы, тому есть несколько препятствий, от разрешения которых и зависит позиция империи.

— И каковы же эти препятствия?

— Как вы понимаете, после предостережения господина Сьюарда*, поддержав вас мы рискуем ввязаться в войну с США, тем самым рискуя безопасностью Русской Америки. Не говоря уже про экономические тяготы связанные с войной.

— Нам есть, что предложить вашей великой родине взамен, — ответил президент. — Ведь если янки покончат с нами, настанет черед Калифорнии. А признав нас, вы обретете надежного союзника и соседа. Вдобавок мы можем продавать вам хлопок по довоенной цене или обменивать его на оружие и боеприпасы.

— Я рад, что вы заговорили о союзе, — ответил Ильин. — Если США объявят нам войну, то дабы обезопасить Калифорнию мы будем вынуждены аннексировать Орегон вплоть до Скалистых гор. В этом случае мы надеемся на взаимность с вашей стороны. Мы признаем Конфедерацию, а вы, как союзник, признаете наше право на Орегон. Нечего и говорить, что обезопасив границы, мы сможем поставлять вам больше вооружения, для победы над врагом.

Признав за вами Орегонские территории, мы рискуем испортить отношения с англичанами и французами, — встрял в разговор Хантер. Константин Николаевич пожал плечами, мол и что с того?

Посланник пожал плечами.

— Иначе и нам незачем так рисковать. Тем не менее ни Лондон ни Париж не спешат вступиться за ваше дело. Мы же готовы и предлагаем вам союз. Уже сегодня четверть ваших боеприпасов идет из Калифорнии. А ведь война будет долгой, и без союзника вам янки не одолеть. Вместе мы сможем.

— И как же вам видится наш союз? — спросил президент.

— Мы официально признаем вашу независимость, не вступая, тем не менее в войну с США. Но ежели они ее нам объявят, мы вынуждены будем воевать. В этом случае вы признаете Орегон за империей. Наша атлантическая эскадра поможет оборонить Новый Орлеан от вторжения янки.

— Готовы ли вы воевать на нашей стороне?

— Ваша война с Севером это 'семейной дело' и мы не хотим вмешиваться напрямую. Но мы готовы продавать вам оружие и боеприпасы или частично обменивать их на хлопок. Уже сейчас мы можем поставить вам триста тысяч ружей образца 1852 года. Они прекрасно зарекомендовали себя во время недавней войны. Мы так же можем продать пшеницу, локомотивы, рельсы и вагоны. Все, что вам необходимо для победы. А наш флот поможет прорвать блокаду Севера хотя бы в Мексиканском заливе.

— Мы рады господин Ильин найти в лице вашего императора союзника и друга. Нам требуется обдумать ваше предложение. Я приглашаю вас на ужин в шесть часов вечера. Там мы сможем продолжить наш разговор.

— Господа, я рад, что наши позиции по многим вопросам совпадают. С удовольствием принимаю ваше приглашение.

Мужчины пожали друг другу руки, после чего посланник покинул кабинет. Когда он ушел Дэвис, усмехнувшись, сказал своему госсекретарю:

— Что ж, цена ясна. И признаться не очень высокая. Лишившись выхода к Тихому океану янки ослабнут. А нам это выгодно.

— А что на это скажет император Наполеон? Я надеялся что и он нас поддержит.

— Признание русскими создаст прецедент. Может это наоборот, подстегнет французов. А если и они нас признают, англичане не смогут оставаться в стороне. Вдобавок русские помогут нам прорвать блокаду. Иначе мы не сдюжим.

Глава 6.

Поздний сентябрь выдался на удивление теплым. Деревья на крутых холмах лишь начали покрываться желтыми и красными пятнами, сохраняя зеленые летние тона. На этом зеленом фоне выделялся высокий, поросший буреломом мыс, с вырубленной, как будто лысой макушкой. Эту рукотворную плешь венчал правильной формы форт, скрытый за широким земляным валом. Поверху вала шел частокол, скрывая от постороннего взгляда, его внутреннюю часть. Лишь одинокий флагшток со звездно-полосатым флагом возвышался над угрюмым прямоугольником крепости, прикрывавшей вход в устье реки*.

Вереница из дюжины судов, чадя в небо густым, черным дымом, медленно двигалась к мысу, держась неподалеку от берега. Вскоре флотилия и вовсе замедлила ход. Сопровождавшие флотилию два бронефрегата увеличили дистанцию от остальных судов, приблизившись на расстояние выстрела к укреплению. Их появление не осталось тайной. Когда до мыса оставалось километра два, над частоколом взвился дым, а тишину этого сентябрьского утра разорвал грохот дюжины орудий. Впрочем ядра упали с недолетом, вызвав вереницу всплесков над спокойной океанской гладью. Лишь одно из них, ударившись на излете об бронированный борт отрикошетило в воду, не причинив броненосцу никакого вреда. Словно обидевшись, корабли открыли ответный огонь из своих двухсотпятидесятимиллиметровых орудий. Форт представлял из себя отличную мишень, а потому уже первые выстрелы разворотили бревна частокола и вызвали пожар. Имея преимущество в скорострельности, броненосцы успели произвести еще пять выстрелов, прежде чем противник успел ответить. Впрочем, отвечало всего лишь несколько орудий, остальные, по-видимому, вышли из строя после нескольких десятков снарядов, накрывших форт. Через десять минут затихли и они.

Когда над океаном вновь воцарилась тишина, небольшая эскадра, растянувшись змеей, направилась к узкому горлышку устья реки, откуда вверх по течению лежал Портленд. Бронефрегаты остались на рейде, прикрывая вход в пролив. Для них река была чересчур мелководной.

Обойдя стороной песчаную банку, едва выступающую из воды флотилия продолжила свой путь вверх по течению. Места вокруг выглядели безлюдными. Девственный, хвойно-лиственный лес по берегам, отбрасывал неясное отражение на прозрачную, казавшуюся от этого голубой воду. Кое-где среди деревьев слышались трели птиц, а в воде можно было разглядеть красноватых лососей, идущих вверх по течению из Тихого океана. И ни одной души вокруг, что настораживало. Не может быть, чтобы американцы об них не прознали, или на худой конец не услышали грохот машин.

Вице-адмирал Крафт, настороженно оглядывал берега в бинокль со своего флагмана, канонерской лодки 'Диана'. Его корабль шел первым в ордере, а за ним растянулся десяток незащищенных транспортов с десантом, которые замыкала еще одна бронированная канонерка 'Артемида'. Артиллеристы стояли наготове за барабетами четырех стомиллиметровых орудий. Тем не менее вокруг не было ни души. Лишь деревья, да облака мелькавшие в просветах высоких стволов. 'Вот таким, должно быть выглядел мир на шестой день', подумалось адмиралу. Шли медленно. Дабы не сесть на мель идти приходилось на пяти-шести узлах, постоянно замеряя глубину.

Вдруг окрестную тишину разорвал рокот орудий и неподалеку от идущего третьим транспорта выросли фонтаны воды. Команда на 'Диане' пришла в движение. Расчеты лихорадочно наводили орудия на предполагаемое нахождение противника и дали залп чтобы припугнуть и затруднить прицеливание. Но противник оказался не из робких и через несколько минут с южного берега вновь раздался грохот. На этот раз удалось засечь их местоположение. Как показалось Крафту, с берега стреляли четыре орудия и на этот раз одно из ядер попало в палубу несчастного транспорта, прошив осколками трубу и убив нескольких солдат. В ответ с 'Дианы' и 'Артемиды' открыли прицельный огонь по засеченной позиции. Три десятка снарядов перепахали все вокруг и казалось, что противник повержен, но через пять минут раздался еще один залп. На этот раз стреляли всего две пушки, видимо остальные вышли из строя. Еще одно ядро попало в борт транспорту идущему пятым в ордере, благо выше ватерлинии. Канонерки вновь огрызнулись огнем, а к берегу пошли четыре лодки с пехотой для подстраховки. Но следующих выстрелов не последовало. То ли противник отошел вглубь леса, то ли прямиком к создателю. Вернувшиеся солдаты доложили, что за завалом из бревен на берегу действительно обнаружились четыре раскуроченные пушки и десяток мертвых северян. Видимо остальным синим мундирам* удалось уйти.

Удостоверившись, что путь свободен, эскадра продолжила свой путь. За два часа до заката солнца адмирал решил встать на якорь. Хотя до Портленда оставалось километров двадцать, он рассудил, что лучше переждать ночь подальше от города. На оба берега высадились небольшие партии десанта и укрылись в густых зарослях, на случай ночной атаки. Перед колонной натянули импровизированные боны против брандеров. Ночь, тем не менее, прошла спокойно и с восходом солнца флотилия двинулась далее.

С утра моросил мелкий дождь, затрудняя видимость, и потому лишь к полудню за очередным поворотом реки возник небольшой город. По размеру он походил на Ново-Архангельск, только у того дома уступами карабкались по холму, а здесь раскинувшись на ровной, как поверхность стола, равнине, образовавшая прямоугольную сетку улиц и улочек. Город выглядел неживым. На улицах ни души. Ставни домов оказались закрыты, а некоторые и заколочены. У неказистого деревянного причала одиноко стоял колесный пароход, покинутый экипажем. Несколько дырявых рыбачьих лодок лежали на берегу, да запутанные снасти колыхались на вбитых в землю кольях. Как будто все жители впопыхах покинули ставшее опасным место.

И действительно, за фортом, стоявшим в десяти километрах восточнее Портленда, адмирал усмотрел облако пыли, которое образовывал поток из телег и фургонов. Видимо местные жители ушли на восток, под защиту небольшого гарнизона — подальше от канонерских орудий. Правда форт, служивший препятствием против индейских набегов не представлял достойной цели для полевой артиллерии. Типичное строение призванное укрыть небольшой гарнизон на случай внезапной атаки. Деревянный частокол в человеческий рост с вышками по углам и артиллерийскими рампами. Внутри полдюжины бараков, один из них даже двухэтажный. Как стало известно из донесений союзных индейцев, гарнизон в мирное время насчитывал двести человек, а учитывая ополчение, синих мундиров могло набраться до полутысячи.

Не желая рисковать, адмирал приказал 'Диане' бросить якорь неподалеку от берега, а канонирам хранить бдительность. Под прикрытием канонерки транспорты споро подходили к берегу, откуда по сходням деловито посыпалась пехота. Лишь снайперы, да расчеты картечниц остались на борту, готовые в любой момент прикрыть своих товарищей. Впрочем город действительно оказался покинутым. Передовые дозоры доложили, что дома пустуют и заняли здания на окраинах, откуда прекрасно просматривались окрестности и форт, над которым реял звездно-полосатый флаг.

Генерал Радецкий, командующий десантом, отослав казачьи разъезды вперед, двинул свои силы вслед, оставив в городе один батальон. Через полчаса один из казачьих разъездов вернулся и сообщил, что из форта вышли парламентеры с белым флагом.

Полковник Макинли, командующий гарнизоном северян, прекрасно умел считать. А потому, углядев в бинокль три батальона пехоты с двумя десятками орудий и картечницами решил не доводить дело до битва, где у него не имелось шансов. Вдобавок табор мирных жителей неподалеку не способствовал поднятию боевого духа. Ведь половину его солдат составляли плохо обученные ополченцы, жены и дети которых находились неподалеку. А потому, взяв с собой троих офицеров, он сообщил разъезду русских о желании вести переговоры о сдаче и остался ждать ответа в километре от крепости.

Ждать долго ему не пришлось. Через полчаса, подняв облако пыли, появилась две сотни кавалеристов в светлозеленых, мундирах, с винтовками за плечами. Генерал, спешившись, подошел к Макинли и офицеры отдали друг другу честь.

— Вы правильно делаете, что желаете сдаться, полковник. Увы, при таком раскладе сил это лишь излишнее кровопролитие.

— Если бы не они, полковник указал на импровизированный лагерь покинувших Портленд горожан, мы бы сражались.

— Сколько вас человек? — спросил Радецкий.

— Двести тридцать два солдат и офицеров гарнизона и сто шестьдесят ополченцев милиции. — 'Даже меньше чем мы предполагали', — подумал генерал, — Мирных жителей порядка пяти тысяч, -продолжил Макинли. — Мы согласны сдаться с условием сохранения личного оружия у офицеров и соблюдения прав местного населения. — При этих словах генерал усмехнулся:

Вы предлагаете заменить ваш гарнизон на наших солдат, оставив все как есть. Но мы пришли сюда не за этим. Этот флаг, — он указал рукой на триколор возвышавшийся над бывшим зданием городского совета — означает, что мы пришли сюда навсегда. А потому я могу предложить несколько иные условия.

— И каковы же они, сэр? — нахмурившись осведомился полковник.

— Ваш гарнизон сдается в плен без предварительных условий. После окончания войны, мы отпустим вас обратно за Скалистые горы. Вы же из Мичигана, не не правда ли?

— Большинство моих солдат из Мичигана, но есть и из Пенсильвании и из Нью Йорка. А что станет с мирными жителями? Вы, как цивилизованный человек обязаны сохранить их жизнь и имущество.

— Не мы объявили вам войну, — жестко ответил генерал. — Но, раз ваш президент решил воевать, то пусть отвечает и за последствия. Эта земля, вплоть до Скалистых гор, теперь наша. И законы здесь тоже наши. Впрочем, мы не намерены покушаться на жизнь и движимое имущество мирных жителей. Поэтому неподалеку от форта мы организуем лагерь, где вы и они сможете перезимовать. По весне, когда откроются перевалы, все американские граждане, помимо солдат и офицеров, будут обязаны покинуть эти места. Мы предоставим конвой до Скалистых гор, чтобы их не потревожили индейцы. Вас мы отпустим после окончания войны.

— Но это немыслимо, — взорвался Макинли. — Ваши условия неприемлемы. Вы не оставляете нам выбора, кроме как сражаться.

— Не буду вас неволить, — сухо ответил Радецкий. — Видит бог, я старался предотвратить кровопролитие. Вы сами видите, что моих ребят вчетверо больше, чем у вас. Через час, когда мы превратим ваш форт в развалины, я не буду столь милосердным. Ваш долг защищать своих сограждан. В этом случае, приняв мои условия, вы его выполните наилучшим образом. Каково же ваше решение?

Полковник, красный от гнева и возмущения, буркнул:

— Нам надо обсудить ваше предложение.

— Что ж, — ответил генерал, — я даю вам полчаса, дабы принять решение. Ровно через полчаса, эти орудия, — он указал на дюжину пушек, расчеты которых как раз подготавливали позиции для стрельбы, — откроют огонь. В таком случае я не ручаюсь за целостность жизни и имущества ваших сограждан.

Через двадцать минут из ворот крепости появилась кавалькада из четырех всадников с белым флагом. Не спеша они подъехали к русским позициям и спешились.

— Мы согласны на ваши условия, — буркнул Макинли.

— Я рад, что нам удалось предотвратить ненужное кровопролитие, господин полковник, — ответил Радецкий, — прошу в мою палатку, где мы сможем подписать условия вашей капитуляции.

Уже через два дня, оставив один батальон и казачий эскадрон для охраны пленных, генерал двинулся на юг, на Салем — столицу штата. Восточнее двигались силы генерала Кауфмана, дабы оседлать Орегонский* тракт и перевалы. Небольшие, разбросанные по почти безлюдным пространствам гарнизоны сдавались, в основном, без боя, но генералу не удалось достичь перевала. К середине октября погода испортилась и зарядили нескончаемые дожди превратившие землю в чавкающую жижу, отчего темп продвижения его ударного корпуса резко снизился. А потому Иллинойсский полк, посланный в подкрепление Орегону сразу после начала войны, успел перемахнуть перевал и закрепиться на склонах, заняв единственную в этих диких местах дорогу.

Янки грамотно закрепились на склонах, усилив свои позиции бревнами и валунами. Десяток 'Наполеонов'*, хорошо замаскированных, простреливали как дорогу, так и ближайшие склоны, сильно затрудняя обход позиций. Лишь благодаря вовремя высланным разъездам удалось засечь позиции неприятеля и не попасть под убийственный огонь полевой артиллерии.

Три полка, рассредоточившись,занимали позиции для штурма высот, находясь вне зоны обстрела полевой артиллерии противника. Используя преимущество в дальнобойности своих полевых орудий, Кауфман приказал открыть огонь по позициям окопавшихся янки. Под прикрытием этого огня, солдаты, рассредоточившись в цепи, двинулись вверх по склону занимая исходные позиции для атаки. Оказавшись в трехстах метрах от передовых траншей северян, русская пехота залегла, стараясь спрятаться за валунами и изгибами склона. Когда артиллерия прекратила огонь, солдаты, низко пригнувшись бросились вверх по склону, надеясь выбить противника штыковой атакой. Но огонь русской артиллерии оказался неэффективным против пехоты, засевшей в траншеях. Мелкий, моросящий дождик сделал склоны скользкими и затруднял видимость. А далее заговорили рудия северян, обрушив град картечи на атакующих солдат. Несмотря на троекратное превосходство в силах первый штурм был отбит. Атакующие цепи откатились вниз по склону, чтобы перегруппироваться. Тогда, карабкаясь по крутым утесам в обход пошла двенадцатая бригада. Невзирая на частый огонь противника солдаты упорно карабкались наверх, в тыл окопавшимся янки. Снайперы, распластавшись за валунами не давали синим мундирам высунуть голову. Те, кто попытался выйти наперерез двенадцатой, с криком скатывались обратно, получив пулю. Через час, четыре сотни солдат зашли в тыл полковнику Гладстону и открыли ураганный огонь по позиции янки. Благо те были как на ладони. Оказавшись между двух огней и потеряв треть состава убитыми и раненными, синие мундиры дрогнули. Из-за засеки показался белый флаг, а за ним через несколько мгновений, фигура в грязном, порванном мундире. На этом бой, стоивший русским солдатам более сотни убитых и раненных, окончился.

К концу октября организованное сопротивление в Орегоне прекратилось. Частые дожди и снег в горах привели к затишью. Русские войска спешно организовывали зимние квартиры. Из-за невозможности организовать временные лагеря в столь сжатые сроки, генерал Кауфман позволил части мирных жителей вернуться в свои дома. Дороги, ставшие непроходимыми, не позволили отконвоировать пленных солдат и офицеров в Калифорнию, а потому их разместили в двух лагерях, образованных на месте бывших фортов. Часть синих мундиров заранее бежала в леса, откуда пыталась беспокоить русские войска. Тем не менее главная стратегическая цель оказалась выполнена. До начала зимы и осенней распутицы русской армии удалось занять главные населенные пункты бывшей Орегонской территории и закупорить все основные перевалы в Скалистых горах. Зачистка территории и ее заселение первыми колонистами откладывались на следующую весну. А пока в Калифорнии ожидали свежие войска и первые партии переселенцев, чтобы по весне тронуться в путь в новую губернию империи — Орегонскую.

Глава 7.

— Мистер Шмидт, какими судьбами? — спросил Джон явно не ожидавший визита своего давнего знакомого по ирландскому подполью.

— Здравствуй Джон, дружище, — обрадованно сказал тот, пожимая руку невысокому, коренастому мужчине, с бледным, тонким шрамом на правой щеке. — Капитан Гален здесь живет, — спросил тот, упоминая последнее звание своего знакомого.

— Здесь, только в соседней квартире. Наших тут полздания обитает. Да и остальные тоже успели повоевать под знаменем Святого Патрика. В этом районе одни ирландцы и живут, — улыбнулся Джон.

— Да уж, приметил, — улыбнулся в ответ его визави, — как вы тут устроились, небось успели хлебнуть лиха? — Лицо его собеседника помрачнело:

Поначалу пришлось нелегко. Мы ведь через Францию сюда попали. Еле ноги унесли. Те, кто не успели, отправились прямиком на виселицу. А сюда добрался уже совсем без денег. Два дня на улице ночевал. Но помогли местные ирландцы. Тут многие нам сочувствуют, — он сделал паузу и продолжил, — теперь вот работаю наборщиком в небольшой типографии. Лучше расскажите как вам удалось добраться сюда.

— Так проводи меня к Галену, там все и расскажу по порядку. Чего два раза пересказывать. Тем более у меня с собой небольшой привет из родины, — и он вытащил из бокового кармана легкого пальто бутылку зеленого стекла.

Его собеседник улыбнулся во всю ширь своего бородатого лица и сказал:

— Погоди момент, сейчас обуюсь и пойдем.

Джереми Шмидт поначалу считался темной лошадкой в ирландском подполье. Фамилию Шмидт он унаследовал от отца, вестфальца, а по матери был ирландцем. Родители встретились в Петербурге, где и родился Дима, ставший в Ирландии Джереми. Ненависть к англичанам передалась ему от матери, родители которой умерли во время картофельного голода. Да и до этого, ее семья, согнанная со своего надела, успела хлебнуть лиха. Отслужив в армии и дослужившись до капитана, молодой Шмидт попал в разведку, в отдел занимавшийся помощью ирландскому подполью. Через год он объявился в одном из тренировочных лагерей Калифорнии, откуда по поддельным документам попал в Ирландию, приняв деятельное участие в Рождественском восстании. Именно тогда он и познакомился с Галеном и его ребятами. Более года они сражались бок о бок, пока фортуна не переменилась. Тогда каждый оказался сам за себя, пытаясь покинуть изумрудный остров, дабы не попасть на виселицу. Окольными путями, через Францию и Италию Джереми добрался до России, где полгода зализывал раны в ожидании следующего задания. Теперь судьба в лице генерала Матвеева* забросила его обратно на Американский континент.

— Джереми, вот это сюрприз — воскликнул Гален, мгновенно узнав гостя и заключив его в объятья, отодвинул от себя, разглядывая. — А ты не изменился. Разве что костюм стал дороже. Вижу ты не бедствуешь. Заработал или как? — вопросительно приподнял бровь капитан.

— Ты, Бен, сначала в дом пусти, усади дорогого гостя, а я уж, так и быть расскажу все по порядку, — ухмыльнулся Джереми.

— Твоя правда. Одичал я в подполье, совсем нелюдимым стал, — ответил капитан и рассмеялся.

— Капитан, мистер Шмидт пришел не один, а с подарков. Вам понравиться, — добавил Джон, стоявший позади гостя.

— Верно, — ответил Джереми и вытащив из кармана бутылку, протянул ее Галену. — Надеюсь стаканы в твоем логове имеются.

Квартирка, где обитал капитан, оказалась длинным однокомнатным пеналом, с тусклым, окном в конце. Из-за прикрытых штор, в помещении царил полумрак. Обстановка была бедная, но опрятная. За зеленой ширмой располагалась небольшая кухня с печуркой, а в середине комнаты, напротив кровати стоял простой деревянный стол с двумя стульями, на которых и разместились гости.

Хозяин сел на кровати и разлив виски по массивным стаканам, поднял свой стакан и сказал:

— За встречу, и за тех, кто до нее не дожил.

Мужчины выпили, и отведали нехитрой снеди состоявшей из свежего хлеба с солониной и нескольких отваренных картофелин. Потом Бен закурил трубку, отчего в комнате стало еще более душно и вопросительно уставился на Джереми.

— Ты помнишь, как жарко стало в Ирландии в конце октября. Много наших товарищей погибло, а те, кто остался в живых скрывались, как крысы, пытаясь не попасть в лапы англичанам. У меня еще оставались деньги, и я по поддельным документам смог уйти во Францию, а оттуда через Италию попал сюда. — начал разговор Шмидт. В Нью Йорке я встретился с нашим старым знакомым из России, — мистером Розенбергом. Несмотря на наше поражение, русские решили поддержать братство*. Мистер Розенберг передал мне векселя на двадцать тысяч долларов, после того, как я озвучил ему одну мою идею.

— Русские покинули нас, как только англичане начали брать верх, — проворчал Гален. — Не стоит иметь с ними дело. У них свой интерес, а мы тут кровь проливай за их деньги.

— Конечно у них свой интерес, — ответил гость, — но это и делает их нашими союзниками. Без их оружия, подготовки и денег, наше восстание вообще не удалось бы.

— А какая, к черту разница, — разъярился капитан. — Сколько ребят положили, и все зазря.

— Так уж и зазря. Во-первых мы заявили о себе. Сколько человек еще будут сражаться за свободу, воодушевленные нашим примером. А во-вторых, я ни о чем не сожалею. Лучше умереть с оружием в руках, чем жить под чужим сапогом. Да что я тебе говорю, сам ведь так думаешь.

— Думаю, ну и что с того, — буркнул Гален, успокаиваясь.

— А то, что у меня по пути созрела идея. А теперь, с русскими деньгами появилась возможность ее осуществить. Что вы думаете о нападении на английские гарнизоны в Канаде?

— Что, — в один голос воскликнули капитан и Джон, сидевший до этого молча.

— По пути сюда у меня оказалось достаточно времени подумать, что же дальше. Поначалу я планировал, как и вы осесть где-нибудь в Нью Йорке или Чикаго и начать новую жизнь. Может даже записаться в армию янки. Но потом подумал, неужели все. Борьба окончена и я умываю руки. Тогда то я и подумал о британской Канаде. Ведь тамошние гарнизоны очень немногочисленны. А их ополченцы едва знают с какой стороны держать ружье. Почему бы нем не попытаться захватить один или несколько фортов в районе Ниагары или Квебека. Все лучше, чем ничего не делать.

— И что это над даст? — скептически поинтересовался Бен.

— Тут точно ничего не могу сказать. Но сами подумайте. Сейчас идет война. Американцы не доверяют англичанам и правильно делают. А Если нам удастся нанести англичанам поражение, это покажет янки, насколько северный сосед слаб. А там глядишь и до войны между ними не далеко. Нас ирландцев в армии США много. Да и в самой Канаде есть сочувствующие. Думаю не сложно будет найти парней на это дело. Захвати янки Канаду, можно будет после войны обменять ее на независимость Ирландии*.

— Экий ты прожектер стал. Что то раньше я за тобой такого не замечал, — ухмыльнулся Гален.

— Как хочешь, — ответил Джереми, — а я считаю, что стоит попытаться. В любом случае насолим англичанам, а там посмотрим. Ради погибших товарищей я должен это сделать, — добавил он и в глазах его мелькнула ненависть.

— Ладно, ладно, не злись. Я ведь и сам без дела закис. Уже думал записаться добровольцем в армию северян. Сейчас многие из наших так делают. Но твою идею надо обдумать. Тут без подготовки не получиться.

— Узнаю старого друга, — улыбнулся Шмидт, — скоро зима, так что есть время подготовиться.

В мае 1862 года отряд из двухсот пятидесяти хорошо вооруженных подпольщиков, под командованием полковника О'Рейли, двигаясь через леса, пересек канадскую границу неподалеку от Буффало. Перейдя реку Ниагара, небольшой отряд двинулся к форту Эри. Несмотря на малую численность, все парни были люди бывалые, с большим боевым опытом за спиной. Некоторые даже успели поучаствовать в Американо-Мексиканской войне, иные в рейдах против индейцев или Рождественском восстании. Спешно собранный англичанами контингент из пятиста человек местной милиции оказался разбит в получасовом сражении и потеряв сорок человек убитыми спешно ретировался на север, подальше от этих бесноватых зеленых мундиров. Сам форт охранялся небольшим гарнизоном из семидесяти человек, которые сдались в плен после недолгой перестрелки.

Фении, так называли себя ирландцы, водрузили над фортом два флага, один свой, зеленый с желтым восходящим солнцем, а другой флаг США. Англичане, обеспокоенные внезапным нападением и поначалу опасавшиеся, что подверглись атаке северян, собрали крупный отряд драгун, усиленный местной милицией. На этот раз полковник Стивенс, командующий королевскими драгунами не спешил, собрав все силы, которые смог наскрести и тренируя местных ополченцев, большинство из которых первый раз держало оружие. Лишь через неделю его батальон из восьмиста штыков и сабель подошел к форту Эри. За это время братья основательно закрепились, усилив хлипкий частокол бревнами и валунами. Единственное двенадцатифунтовое орудие, прибывшее с драгунами не смогло нанести большого вреда толстым бревнам и англичанам пришлось штурмовать укрепления с помощью лестниц.

Первый штурм был отбит, а во время второго ирландцы контратаковали и прорвав ряды красных мундиров ретировались обратно в США, где большинство из них было арестовано.

Через два дня подобный рейд совершила другая группа повстанцев, на этот раз избрав своей целью восточную Канаду*. Здесь британцам сопутствовал больший успех, и они смогли захватить в плен три дюжины братьев.

Вкупе с инцидентом судна Трент*, рейд на канадскую территорию вызвал большой резонанс с Соединенном Королевстве. И хотя американцы отпирались и обещали строго наказать виновных, после жарких дебатов в парламенте, в июле 1862 года Британская империя объявила войну США.

— Митяй, чего копошиться, давай подналяжь, — крикнул главный механик 'Новоросийска' Нечипоренко. Молодой, жилистый юноша, с черным от копоти лицом, закряхтел, навалился на массивный железный рычаг и тяжелое зубчатое колесо со скрипом повернулась на несколько зубьев.

— Все постой. Вижу шельму, сказал механик, ковыряясь в механизме. Взяв небольшую киянку и молоток он несколькими ударами выбил узкий железный предмет из-под шестеренок поворотного механизма башни. Вытерев руки об грязную, промасленную тряпку он улыбнулся, — и как только сюда этот ключ попал? Чуть весь механизм не угробил. Зубья чудом целыми остались.

— Видно при смазке осталась. — ответил Митяй, — небось Федорыч забыл. Он давеча здесь возился и ругался, что твой боцман. Мол от этой жары у него и рожа распухла и чешется все.

— Уж я ему почешу, — сварливо ответил механик, — морда у него видишь ли распухла. Пьет небось втихаря, вот рожа и пухнет на ентакой жаре то.

— Может и пьет. Но вряд ли. Уж больно капитан из-за этого лютует.

Разговор двух моряков оказался прерван звоном корабельного колокола.

— Боевая тревога, — закричали неподалеку, и броненосец ожил. Раздался свист боцманской дудки, созывавший построение экипажа и топот многочисленных ног, перемешивающийся с матом. Сорвались с места и Нечипоренко с Митяем. Через пять минут весь экипаж выстроился в три шеренги на палубу. Лишь вахтенные да дозорные остались на своих местах. Капитан Беляев, капитан корвета 'Новороссийск', лишь полгода назад прибывшего в Веракрус и оттуда переброшенного в Новый Орлеан, прошелся глазами вдоль шеренги в и остался доволен. Лица моряков были серьезны, без следов растерянности и страха в глазах. Скорее спокойная сосредоточенность. Вокруг шла война, а боевая тревога означала лишь одно — настал и их черед вступить в бой.

— Господа, — начал капитан, — нами получены известия, что к Новому Орлеану движется эскадра Союза* из двадцати вымпелов, из них четыре паровых корвета. Сами знаете, что сил у нас маловато. Адмирал Нахимов все еще находится у Норфолка. Я знаю каждого из вас и уверен, что мы не уроним чести русского оружия. Через час мы выходим в море, чтобы встретить неприятеля на подходе к фортам. Наш корабль идет вторым в ордере в соответствии с диспозицией. — Беляев на секунду сделал паузу, а потом спросил, оглядев строй:

— Вопросы есть? — шеренга синих мундиров молчала. Какие тут вопросы? Война, она и есть война, а свой маневр каждый знал и так. — Раз вопросов нет, всем вольно. Экипажу подготовиться к отплытию. Офицерам собраться в клубе. Клубом моряки называли единственную на корабле столовую, служившую и классом и центром немудреных развлечений.

В десять утра эскадра из двух корветов и трех бронефрегатов проекта 'Варяг' под андреевским флагом двинулась вниз по реке, чтобы преградить путь эскадре северян, нацеленной на захват Нового Орлеана. Нападение северян случилось очень не вовремя. Основные силы флота находились у восточного побережья Конфедерации, срывая попытки американского флота установить блокаду и захватить основные гавани южан. Новый Орлеан осталась прикрывать небольшая флотилия под командованием вице-адмирала Раевского. Основной расчет делался на то, что любая эскадра США, пытающиеся прорваться в Мексиканский залив будет перехвачена Нахимовым у Восточного побережья, но адмиралу северян Фаррагуту удалось воспользоваться моментом, когда русский флот сражался у Норфолка и проскочить на юг.

В преддверии баталии Раевский разделил свою эскадру на две дивизии. Одна состояла из двух бронефрегатов 'Варяг', а другая из двух корветов и еще одного 'Варяга'. В бою эти дивизии должны были двигаться двумя колоннами и взять противника в клещи, используя преимущество в дальнобойности и огневой мощи.

К полудню, когда палящее апрельское солнце раскалило корабли так, что с трудом можно было держаться за поручни, на горизонте возникли облачка черного дыма, указывавшие на приближение неприятеля. Эскадра северян, растянувшись змеей на несколько миль на всех парах шла на северо-запад, по направлению к двум фортам, прикрывавшим вход в Миссисипи.

Дав полный ход, русская эскадра, двумя колоннами, увеличивая расстояние межу собой двинулась наперерез неприятелю. Впрочем этот маневр не остался незамеченным и американцы, разделив свои силы на три части, продолжили идти своим курсом. Их паруса были приспущены, дабы не мешать паровым машинам исполнять маневр.

Беляев, идя вторым в ордере, подождал пока корабли янки приблизятся на два километра и приказал открыть огонь. Из десяти орудий 'Новороссийска' шесть могли вести огонь на любой борт. И хотя стомиллиметровые орудия уступали в огневой мощи грозным двухсотпятидесятимиллиметровым пушкам 'Варягов', против незащищенных броней бортов противника они оказались смертельно опасны, а два выстрела в минуту несколько компенсировали более слабую огневую мощь. Немного качнувшись, корвет послал первые гостинцы в сторону идущего третьим в ордере американского корабля. Уже через две минуты артиллеристы добились попадания. Вокруг вовсю гремел бой. То и дело эскадры окутывались облаками дыма, затруднявших видимость и щипавшего глаза канонирам.

Корветы двигались несколько поодаль ведущего 'Варяга', дабы не подставляться под ядра северян. Вся эскадра Раевского маневрировала, держа расстояние в два-три километра от эскадры Фаррагута. Дистанция достаточная для ведения эффективного огня русскими орудиями, но за пределом основной артиллерии янки. Лишь изредка шальное ядро не излете ударяло о бронированный борт и расколовшись, со звоном плюхалось в воду. Кое где осколками поцарапало трубу, но это все были мелочи. Через два часа боя американцы потеряли все четыре парофрегата и два корвета. Адмирал Фаррагут погиб вместе со своим флагманом 'Хартфорд'. Лишившись наиболее боеспособной части судов, эскадра Союза расселилась, стремясь уйти подальше в открытое море. Но часть из них уже успели получить повреждения и в ходе погони почти все корабли были расстреляны издалека и пущены на дно, Лишь четырем судам удалось уйти к Багамским островам, где они были интернированы.

Глава 8.

'Вот сволочи неблагодарные' — думал я шагая по кабинету. Впрочем, чего тут возмущаться. Этот шаг Конфедератов был вполне ожидаем. А то что вышло подло по отношению к нам, так это политика. На их месте я поступил бы так же. Да чего уж греха таить, не раз приходилось так поступать, меняя союзников или действуя исподтишка. Тем не менее осадок на душе остался. Тяжело остаться равнодушным, когда тебя кидают. Ну да ничего, кто предупрежден, тот вооружен.

Час назад с фельдъегерем прибыло послание от нашего посла в КША, Ивана Дмитриевича Островского, в котором сообщалось о предварительном согласии Севера и Юга сесть за стол переговоров. Со своей стороны Британская и Французская империи прислали своих представителей в Вашингтон, для заключения перемирия и дальнейших переговоров о заключении мирного договора. Россия осталась в стороне, то есть один на один с США. Стало ясно, что вчерашние союзники решили нас попросту слить, начав сепаратные переговоры с Союзом. Оно и понятно. США не могли оставить без ответа захват Орегона, закрывавший им выход к Тихому океану. Не сумев одолеть Юг и оказавшись в изоляции, они предпочли замириться с конфедератами и европейцами, дабы высвободить силы для борьбы с нами. Англичан и французов такой результат вполне устраивал. А Конфедерация, истощенная войной держалась из последних сил в ожидании, когда же наконец янки сломаются и сядут за стол переговоров. Поэтому о нас попросту забыли, не настаивая на нашем участии в переговорах. Официально никакого союзного договора между сторонами подписано не было. Каждый сражался за свои интересы, лишь частично согласуя свои действия с остальными. А потому никаких претензий мы не могли предъявить. Жаль конечно. Империя воевала семь лет практически без перерыва и мы нуждались в мире, дабы переварить недавние приобретения. Но, увы, не судьба.

Я вспомнил, как пять лет, в этом же кабинете обсуждал наши будущие планы с наследником. В США недавно закончились выборы и после победы республиканской партии в воздухе явственно запахло войной. Уж чересчур много разногласий скопилось между Севером и Югом. А новая администрация не пойдет на очередной компромисс.

Стратегическая цель — лишить растущего гиганта выхода к Тихому океану и тем самым устранить будущего конкурента, возникла у меня давно, еще до восшествия на престол. Я потому так активно и проталкивал освоение Калифорнии, дабы создать базу для дальнейшего осуществления моих планов. Более того, наличие Русской Калифорнии за западном побережье Америки так или иначе приводило наши страны к конфронтации. Пока американцы набирали силы и постепенно переваливали за Аппалачи, а мы заселяли Калифорнию, между нами лежали огромные незаселенные пространства, конфликт оставался делом будущего. Но к середине столетия США значительно усилились. Тогда же стала набирать популярность идея предопределения и экспансии на запад. Первым звоночком стала Американо-Мексиканская война. С одной стороны она показала, что молодой хищник окреп и готов к прыжку, а с другой стороны наша помощь мексиканцам оружием лишь ухудшила отношения с Вашингтоном. Благо, в этой реальности на экономику США не пролился калифорнийских золотой дождь, а отсутствие столь удобного порта, как Сан-Франциско, несколько ослабило их позиции в китайской торговле, которую активно осваивали британцы с французами.

Разразившийся гражданская война предоставляла нам, пожалуй, единственную возможность выполнить столь давно лелеемые планы. Ведь с случае победы Севера, вновь объединенная стана значительно усилится, а сотни тысяч понюхавших пороху солдат попросту задавят нас количеством. Если не сразу, то в недалеком будущем. Увы, Русская Америка уступала США по всем параметрам — и по промышленному потенциалу, и по населению и по ресурсам. Окончание строительства Транссиба и увеличившийся, в следствии технического прогресса, вместимость пассажирских судов позволяли нам перевозить две-три сотни тысяч переселенцев в год. Но этот поток лишь начал набирать силу и нам требовалось еще лет десять, дабы довести численность населения Русской Америки до трех миллионов — цифре, которую я считал минимальной для действительного закрепления в этих землях.

Не мудрено, что в предстоящем конфликте империя сделала ставку на южан. Не многие в начале конфликта, ожидали столь продолжительного и кровавого действа, растянувшийся на четыре года. Уж больно подавляющим преимуществом располагал Союз. И действительно, без помощи извне Юг несомненно проигрывал. Чуть раньше, чуть позже, не суть важно. А важно то, что Калифорния окажется следующей на очереди. Можно было, конечно, ограничиться продажей оружия. Благо после начала перехода армии на унитарный металлический патрон и окончания Восточной войны мы могли поставить триста пятьдесят тысяч игольчатых ружей образца 1852 года сразу и еще столько же в течении двух лет. Как и более тысячи орудий остававшийся на наших складах после перевооружения на казнозарядную полевую артиллерию. Но даже эта помощь не гарантировала победу конфедератов. К этому времени война, прежде всего, являлась борьбой экономик. А здесь, увы, у аграрного Юга не имелось никаких шансов.

Потому подготовка к гражданской войне велась задолго до ее начала и проходила в нескольких плоскостях. Уже в 1855 году швейцарская фирма Байер и Ко получила концессию на земли у небольшого поселения Элитон, на месте которого возник крупнейший индустриальный центр будущей Конфедерации — Бирмингем. Близость богатых месторождений железа и угля очень этому благоприятствовали. Именно в Бирмингеме установили один из первых в США конвертеров, еще в 1857 году. К 1860 году металлургический комбинат Стальной столицы, как ее прозвали южане, достиг производительности в пятьдесят тысяч тонн чугуна и порядка десяти тысяч тонн стали. Вокруг этого костяка сложился целый промышленный комплекс, производящий рельсы, вагоны, паровые котлы и кровельное железо. Все это активно поглощалось богатым местным рынком и уже со второго года американские активы Байер и Ко начали приносить прибыль. Особняком стояло производство оружия. До начала войны спрос на военную продукцию был весьма ограниченным, из-за чего оружейные заводы скорее накапливали потенциал, готовясь к массовому производству в случае нужды. Бирмингем был создан по образу и подобию индустриальных центров империи, да и половина оборудования оказалась русского или русско-швейцарского производства. Все это не очень нравилось янки, которые и сами были не прочь отхватить столь аппетитный кусок. Но во-первых не все могли потянуть тридцать миллионов рублей первоначального капитала, а во-вторых, южанам импонировало, что хозяева столь важного концерна оказались не янки, а нейтральные швейцарцы. Да и взятки, в виде совместных благотворительных фондов помогли местным политикам принять правильное решение.

Еще более динамично развивалась промышленность Калифорнии с главным индустриальным центром в Шелихове. До 1855 года ее развитие сдерживалось отсутствием крупных месторождений железа и угля, но к 1855 году открытие железнодорожной ветки через Санта Фе до Коауилы решило эту проблему. Мы уже десять лет как разрабатывали эти месторождения на основе концессии, а потому как только закончилось строительство железки, в Калифорнию буквально хлынул поток дешевого угля и железной руды.

Помимо собственного оружейного производства в Русской Америке создавались мобилизационные запасы вооружения и боеприпасов. После начала перевооружения армии на винтовку Сипягина, на складах в России скопилось до миллиона винтовок устаревших образцов, а засим они постепенно перекочевывали на склады в Калифорнии дожидаясь своего часа. К началу нам удалось переправить до полмиллиона ружей образца 1853 года. Поток оружия, помимо винтовок включал в себя устаревшие дульнозарядные орудия различных калибров, осадные мортиры и бомбические орудия. Все старье, которое все еще оставалось на складах империи за пять лет потихоньку перекочевывало в Америку. Таким образом мы оказались в состоянии быстро насытить вполне приличным оружием армию южан и при этом очень неплохо заработать.

Не полагаясь на военную мощь Конфедерации и преследуя собственные цели мы прежде всего готовили к будущей войне собственные армию и флот. В Калифорнии под командованием молодого и энергичного генерала Кауфмана находились четыре полнокровные дивизии с приданными казачьими частями. За время проведенное на новом месте войска успели акклиматизироваться, изучить местность и произвести картографирование приграничных районов. Помимо этого мобилизационный ресурс Русской Америки составлял порядка восьмидесяти тысяч человек, да и местные индейцы служили заслоном в пограничных районах, позволяя высвободить силы для иных задач. Помимо этого из индейцев мы составили десяток следопытных рот, ибо никто лучше них не знал эти, все еще малозаселенные места.

После окончания Восточной войны и возвращения основной массы войск из Болгарского похода, пятьдесят тысяч штыков и сабель отправились на Дальний Восток. После цепочки восстаний в приграничных районах Китая и отделения нескольких провинций от Цин, эти войска требовались для контроля над событиями в Маньчжурии, Уйгурии и Японии. В принципе, местные варлорды должны были справиться сами, учитывая тот поток оружия, которые шел к ним через границу. А потому, в случае нужды часть этой группировки можно было перебросить в Америку.

Для ведения войны на другом континенте впервые возникла нужда в мощном военном флоте. До сих пор мы обходились полудюжиной старых парофрегатов, уже подходивших к концу своей длинной и бурной жизни. За тридцать лет прошедших с начала индустриализации, производственные мощности отечественного судостроения значительно расширились. Правда до сих пор они работали в основном на торговый флот. К слову сказать мы не только покрывали собственные нужды в торговых судах, но и активно поставляли баржи, сухогрузы, пароходы и транспорты в Османскую империю, Персию, Китай и даже Пруссию. Мы же первыми в мире начали применять стандартные контейнеры для перевозок. И пускай размер и качество контейнеров все еще оставляли желать лучшего, все же они значительно упростили логистику. Накопленный опыт производства, включая качество сборки и наличие подготовленных инженеров и опытных лабораторий позволили довольно быстро производить и боевые корабли. Впрочем разработка первых броненосцев началась еще до принятие первой судостроительной программы. А потому, когда появились четкие планы и финансирование, чертежи и ключевые детали оказались готовы к производству.

Первая судостроительная программа, принятая в 1852 году и рассчитанная на пять лет выглядела довольно скромно. По ее итогам были построены двадцать шесть броненосцев класса 'Альбатрос' и четыре десятитонных бронированных фрегата класса 'Москва', названные по первому судну-прототипу спущенному на воду. К началу Восточной войны все четыре фрегата под командованием адмирала Нахимова отправились в Веракрус, где составили основу русской Атлантической эскадры. В случае войны с англичанами, эти монстры призваны были действовать на коммуникациях противника в Карибском море и Атлантике. Здесь первый блин вышел комом, ибо мощная двухсотпятидесятимиллиметровая артиллерия оказалась избыточной для рейдерских целей. Благо войны с Британской империей не случилось и после заключение Парижского договора два броненосца отправились в Александровск для установки более мелкокалиберных стомиллиметровых орудий. Благо водоизмещение и габариты судна это позволяли.

Второй этап судостроительной программы начался незадолго до начала Восточной войны. Учитывая, что броненосные флоты лишь начали создаваться в Англии и Франции, а в США все еще обходились уже построенными парофрегатами, мы решили построить промежуточный вариант броненосного фрегата водоизмещением в пять тысяч тонн и с менее мощным бортовым залпом, чем 'Москва'. Зато почти в три раза более дешевый. Так возник бронированный фрегат 'Варяг'. И если улучшенная версия тяжелых бронефрегатов класса 'Орел' строилась цельнометаллической, то 'Варяги' все еще являлись этаким бутербродом из древесины и железа. Но для крейсерских нужд они подходили куда более, да и требовали меньший экипаж. Впрочем, для эскадренного боя, в помощь 'Орлам' они вполне годились. В флоте США на начало Гражданской войны вообще отсутствовали бронированные корабли. Причиной чему являлось низкое финансирование, а так же новизна технологии. Ведь незадолго до этого англичане отказались от бронирования своих судов, после ряда испытаний и лишь возникновение русского бронированного флота дало толчок островитянам в нужном направлении. А если сама владычица морей посчитала броненосный флот вредной выдумкой, то куда уж остальным.

К 1864 году мы планировали превратить наши атлантическую и тихоокеанские эскадры в полноценные флоты. Цель амбициозная и дорогостоящая, но ложка дорога к обеду. Не имевшая нормального боевого флота Конфедерация окажется попросту удушенной морской блокадой, а учитывая, что почти все ресурсы южан уйдут на содержание сухопутной армии, без помощи нашего флота им блокаду не снять. А потому основные усилия прилагались для усиления Атлантической эскадры. К 1864 году под рукой у адмирала Нахимова должны были оказаться два броненосца класса 'Москва', четыре новейших броненосца класса 'Орел' и дюжина 'Варягов'. Помимо этого требовалась еще как минимум дюжина кораблей обеспечения. На Тихом океане уже имелось два броненосца класса 'Москва' прошедшие перевооружение и еще два 'Варяга' и шесть 'Орлов' спешно достраивались в Николаеве и Владивостоке.

С наследником мы обсуждали будущую стратегию. Как выжать из предстоящей войны максимум и каковые силы для этого потребуются. Какие риски могут возникнуть и как их купировать. По всему выходило, что нам придется активно поддержать Конфедерацию и занять Орегон. В случае, если нам удастся снять блокаду с южных портов и перекрыть янки доступ вниз по течению Миссисипи исход войны может быть иным. Да и запасы оружия, накопленные на наших складах могут значительно усилить армию конфедератов. А там глядишь, у нас окажется год или два в запасе, дабы закрепиться на перевалах Скалистых гор. Тогда так просто нас с Русской Америки не сковырнешь.

Война, как и в известной мне истории, началась с обстрела форта Самтер и поначалу конфедератам удалось нанести ряд поражений превосходящей их по численности армии Союза, но военная машина янки начала набирать обороты и к концу 1862 года стало ясно, что война затягивается. Мятежные штаты начали закупать наше оружие еще с конца 1860 года. Но это делалось бессистемно и являлось, скорее инициативой отдельных штатов, запасавшихся оружием на случай войны с федералами. После признания КША Российской империей в июле 1861 года, поток оружия значительно усилился. Обеими сторонами был создан комитет отвечающий за военные заказы и их оплату. Заштатный Мемфис, у которого располагался железнодорожный мост через Миссисипи, служивший связующим звеном трансконтинентальной железной дороги, что из Александровска, через мексиканскую территорию вела на восток к Атланте, всего за год вырос в три раза, ставши перевалочной базой. К Мемфису южане свозили хлопок, частично служивший платежным средством за поставляемое оружие.

Наше участие в войне началось с провокации. Несмотря на официальное признание КША Российской империей, в очередной раз сумевшей удивить как европейцев, так и янки, президент Линкольн проявил похвальную выдержку и хладнокровие, всего лишь выразив свое неудовольствие нашему послу в Вашингтоне. И это несмотря на то, что газеты севера пестрели негодующими статьями, призывающими покарать коварных русских и отхватить у них Калифорнию, в надзирание остальным великим державам. Нам же в сложившийся ситуации было очень важно, чтобы именно США первыми объявили войну, дабы придать легитимности последующему захвату Орегона. Мол не мы первые начали эту войну, а потому не обессудьте. Во-вторых, учитывая колебания англичан и французов по поводу вступления в войну на стороне КША, требовалось выставить США агрессором, противопоставивших себя европейским державам. Что должно было повлиять на общественное мнение в этих странах в нужную нам сторону. Воспользовавшись началом блокады, мы демонстративно отправили флот из пяти транспортов в Новый Орлеан, поблизости от которого дежурили три военных корабля северян. Наши суда нарочно шли с минимальным прикрытием состоявшим из двух парусно-винтовых корветов, дабы спровоцировать янки на активные действия. После того, как русские суда проигнорировали приказ лечь в дрейф и допустить на борт призовую команду, артиллерия союза открыла огонь, нанесший повреждения одному из транспортов. Несмотря на малое водоизмещение, каждые корвет нес по два стомиллиметровыми орудия, оказавшимися убийственно эффективными против деревянных кораблей Союза. За сорок минут все было кончено. Два из трех кораблей северян пошли ко дну, а третий, с сильными повреждениями ушел к берегам Флориды. Впрочем, его никто не преследовал.

Весть о гибели блокадных судов у Нового Орлеана вызвала новый взрыв негодования в США. Только на этот раз не только экзальтированные журналисты, но и рядовые обыватели требовали ответных действий. Со времен последней англо-американской войны 1812 года янки привыкли к безнаказанности и такой щелчок по самолюбию оказался для них чрезмерным. На этот раз у президента Линкольна попросту не оказалось выбора. Смолчи он и теперь, то потеряет поддержку общественности и проявит слабость в глазах англичан и французов. А те и так только искали повода половить рыбку в мутной воде. Поэтому пятого августа 1861 года США объявили войну Российской империи и заодно предостерегли остальные европейские державы от вмешательства в свою внутрисемейную свару. Для большей понятливости на границе с Канадой разместилась дивизия северян, на случай разрастания конфликта.

Уже в середине сентября особая дивизия под командованием генерала Кауфмана перешла границу Орегона. Стратегической целью компании 1861 года было подавить те немногочисленные силы северян, дислоцированные на этой территории и захватив перевалы в Скалистых горах, лишить Союз возможности перебросить подкрепления. В этом случае даже малыми силами вполне возможно удержать эти земли за империей. У русской армии имелось узкое окно, всего в полтора-два месяца для достижения этих целей, ибо в ноябре дожди, а потом и снег, делали эти места непроходимыми. Благо Орегонская тропа проходила недалеко от нашей территории, а войска в приграничных районах оказались дислоцированы еще летом. Поэтому, несмотря на трудный рельеф и наступившие дожди, к концу октября генералу удалось закрепиться на основных перевалах, включая Южный, через который и вела орегонская 'дорога жизни'.

Параллельно этой операции, мы произвели десант в районе Портсмута. Учитывая, что на север, в сторону долины Уилламетт, где заканчивался Орегонский тракт и проживало большинство населения, вела лишь одна тропа, лишь по недоумению называвшиеся дорогою, нам пришлось перевозить войска морем. Из Портсмута генерал Радецкий командующий десантной операцией, двинулся на юг в сторону Салема, воспользовавшись единственной благоустроенной дорогой. К концу октября все долина оказалась под нашим контролем, а местное население согнано в дюжину лагерей, откуда к следующей весне им предстоял путь на восток, через Скалистые горы.

Зима прошла в приготовлениях к будущей колонизации края и установлении дружеских контактов с местными индейцами. Как и в Калифорнии мы рассчитывали на помощь индейцев в охране приграничных районов и в борьбе с нелегальными золотодобытчиками. К ноябрю войска встали на зимние квартиры. Кто посчастливее в покинутых городках и фортах, а кому повезло меньше, в наскоро сооруженных бараках в предгорьях, благо леса вокруг было в избытке, а припасы, пришли с последним обозом, то и дело застревая в грязи. Потому мы и использовали столь малые наличные силы, которые хоть как то можно было прокормить.

Еще одной, тщательно спланированной провокацией оказались рейды на территорию Канады местных фениев*. Тайные ирландские братства возникли на территории США еще в тридцатых годах и не без нашей помощи. Приток ирландских иммигрантов в Америку позволял постоянно пополнять ряды братства новыми бойцами. После неудавшегося Рождественского восстания, многие подпольщики переехали в США, спасаясь от преследования бриттов, которые все еще зверствовали на изумрудном острове. Идея насолить британской короне витала в воздухе. Мы лишь подтолкнули ее в нужном нам направлении. Используя старые связи мы профинансировали создание двух внушительных отрядов, состоявших из опытных ветеранов, которые и провели диверсию. Здесь наши интересы совпадали. Россия была заинтересованна в расширении коалиции, а подпольщики желали втянуть Британию в войну, дабы ослабить давление в самой Ирландии. Тогда у них появлялись шансы возродить разгромленное подполье у себя на родине и быть может возобновить борьбу.

Правящие круги Англии и сами были не прочь вмешаться в Гражданскую войну, но общественное мнение оказалось настроено против рабовладельческого Юга. Вдобавок, за последние двадцать лет англичане вложили не мало средств в американскую экономику и боялись потерять свои инвестиции в случае войны. Бенджамина Дизраэли*, британского премьер-министра вполне устраивало, что в этот конфликт уже втянута Россия, тогда как Британия остается в стороне, дабы под конец присоединиться к одерживающей верх стороне, а президент Линкольн вел достаточно осторожную политику, чтобы не дать островитянам повода для вмешательства. Наполеон III тоже не прочь был усилить свое влияние на Американском континенте, вмешавшись на стороне Конфедерации, но и в его стране общественное мнение было против такого шага, а без англичан он не решался вмешаться в эту авантюру.

Поэтому нападение ирландских повстанцев на суверенную территорию Британской короны и разгром местных сил в, как окрестили ее американские газеты, битвы при форте Эри, вызвали негодование островитян, существенно повлияв на общественное мнение. Еще бы, где это слыхано, чтобы неотесанные ирландцы нанесли поражение англичанам! А кто в этом виноват? Кто пропустил столь большой отряд через границу? Это вам не дюжина контрабандистов. Несомненно власти США знали об этом и ничего не сделали, чтобы предотвратить этот бандитский рейд. Уж немного ли они о себе возомнили, эти янки? Примерно такими заголовками пестрели английские газеты в эти дни.

Эта ситуация оказалась на рука графу Дизраэли и другим членам его кабинета, давно желавшим вмешаться в войну и лишь ожидая подходящего момента. Инцидент с захватом послов с судна 'Трент' вызвал некоторое негодование, но американский президент проявил осторожность и отпустил послов. Но новый инцидент наложился на старый и вызвал гораздо большее возмущение. И хотя британский премьер вероятно догадывался, кто действительно стоит за набегами фениев, он прежде всего хладнокровно взвесил все за и против. Если не вмешаться, у Юга с помощью России имеются неплохие шансы свести борьбу в ничью. А тогда влияние Российской империи на американском континенте окажется чрезмерным. А если вмешаться, то во-первых можно значительно ослабить США и частично подмять лакомый американский рынок и заодно изгнать настырных янки из Китая. Правда под удар может попасть Канада, но вряд ли у Союза есть силы для ведения войны на несколько фронтов. Даже с конфедератами и то не могут справиться. А используя королевский флот и установив блокаду США можно вполне спокойно заняться проникновением на американские рынки. Сложив сей мудренный дебит и кредит и найдя полную поддержку своим действиям в лице французского императора, британский кабинет объявил войну США. Как следствие этого шага соединенный англо-французский флот в двадцать шесть вымпелов, из них восемь броненосцев установил блокаду восточного побережья Союза. Американский президент все же немного просчитался. Издай он прокламацию об освобождении рабов несколько раньше*, может общественное мнение в европейских странах осталось бы более сочувствующим.

Весной 1862 года мы провели массовую депортацию мирного населения на восток. Шестьдесят восемь тысяч человек, посаженные на фургоны и телеги двинулись по этой 'дороге слез', как окрестила ее американская пресса. Впрочем не вся. Президент Дэвис сдержал свое слово и признал Орегон за Российской империей. Дабы подсластить пилюлю и выглядеть более гуманными, все шестьдесят восемь тысяч человек, отправившихся за Скалистые горы получили по десять долларов и могли взять весь свой скарб и скот с собой. Через каждые сто километров были устроены депо с запасами воды, муки и фуража. Заодно казачки подсчитывали людей в отдельных колоннах, следя, чтобы люди не сбежали. Начавшись в мае, депортация продолжилась до сентября, когда последние партии переселенцев перевалили через Скалистые горы. Плененных солдат и офицеров противника разместили в двух лагерях в Калифорнии.

Некогда оживленная долина Уилламетт почти опустела. Но на место покинувших Орегон американцев, начали приходить первые партии русских колонистов. Часть из них составили переселенцы из Калифорнии, незадолго до этого приехавшие в Русскую Америку в поисках лучшей доли, но большинство приезжали напрямую из метрополии. Из-за отсутствия нормального порта, транспорты с переселенцами разгружались в Александровске, откуда на поезде и дилижансе доезжали до бывших Сиэтла, Портсмута и Салема, переименованных соответственно во Врангель, Елизаветинск и Сарычев. Позже переселенческие транспорты начали оснащать двумя большими ботами. Это позволяло многотонным кораблям бросать якорь подальше от берега и спускать на воду боты, на которых партии людей со своим скарбом и скотиной добирались до берега. Несмотря на некоторою муторность всего процесса, эта система позволяла гораздо быстрее переправлять колонистов к точке назначения. В будущем постройка морского порта во Врангеле и прокладка железной дороги из Калифорнии в Орегон должны были решить эту проблему, а пока приходилось обходиться суррогатными методами.

Поток переселенцев из внутренних областей империи лишь набирал силу. Несмотря на индустриализацию, три четверти населения страны все еще составляли крестьяне. И хотя в результате крестьянской реформы размер надела несколько укрупнился и составлял от пяти до десяти гектаров на душу, многим он казался недостаточным, а иные разорившись, или не получив земли в наследство предпочитали искать счастья в иных краях. Новое поколение оказалось менее привязанным к одному месту. Многие из них уже успели переселиться будучи детьми, во время крестьянской реформы. Это значительно облегчало проведение последующих переселенческих программ, призванных заселить новоприобретенные земли, как на Дальнем Востоке, так и в Америке.

Дабы еще более подстегнуть поток переселенцев на новые земли, мы объявили, что любой гражданин империи может получить до сорока гектаров земли бесплатно в Орегоне и до двадцати пяти гектаров в более заселенной Калифорнии. Крестьянский мир пришел в волнение. Шутка ли, столь огромный кусок земли! Конечно, и среди крестьян образовались особенно зажиточные, значительно округлившие свои владения. Но таковых было меньшинство. Молодежь, не получившая землю в наследство (а отцовский надел нельзя было делить и он обычно переходил к старшему сыну), подавалась в город на заработки или далеко от отчего дома, где свободной земли имелось в достатке. Но даже на Дальнем Востоке, в Приамурье и Северной Маньчжурии нельзя было получить более пятнадцати гектаров. Вдобавок государство оплачивало переезд до далекой Америки. Газеты пестрели рекламой сказочно богатых земель, лишь ждавших хозяина. Крестьянский банк предоставлял ссуду под неправдоподобно низкие четыре процента для обзаведения всем необходимым на новом месте. И народ клюнул. Поначалу это был ручеек из наиболее смелых, но уже у 1864 году на далекий континент перебрались более трехсот тысяч человек. Верфи Владивостока едва справлялись с заказами на транспорты. А военные бранились, ибо интенсивно использовавшееся система конвоев совершенно изматывала экипажи.

Для защиты новоприобретенных земель мы заложили полдюжины фортов, прикрывавших основные перевалу у Скалистых гор. Поначалу эти укрепления представляли собой типичный острог, вокруг которого дислоцировалась военная часть. Более основательное строительство было затруднено отсутствием нормальных коммуникаций, а потому закончить более капитальные укрепления из бетона, по всем правилам современной фортификационной науки представлялось возможным не ранее чем через пять лет. Между фортами проложили телеграфные линии дающими возможность споро перебросить подкрепления на угрожаемый участок. Помимо постоянных укреплений границу прикрывали союзные индейские племена и казачьи части. Значительно дальше, у восточной окраины долины Уилламетт, переименованной в Елизаветинскую, находились казачьи станицы и дислоцировались основные военные базы. Теперь главным становился фактор времени. Ежели и в этой реальности война продлится до 1865 года, у нас останется еще несколько лет для освоения новприобретенного края.

В августе 1862 года мы захватили Гавайи, высадив там полк морской пехоты. Эта операция как и остальные планировалась еще до начала активной фазы Гражданской войны. После вступления в конфликт Великобритании нам пришлось спешить. Островитяне уже давно облизывались на эту стратегически важную локацию, а здесь представлялся такой удобный случай. Тем более, что на островах ни имелось вооруженных сил какой-либо страны. Но американцы прочно там обосновались, а их многочисленный торговый и китобойный флот отбивал у других охоту с ними связываться. Война перемешала все карты, ибо флот Союза на Атлантическом побережье оказался блокирован соединенным англо-французским флотом и северяне не имели возможности перебросить перебросить подкрепления на Тихий океан. Как нам позже стало известно от капитанов торгового флота, бритты уже начали готовить флот для захвата Сандвичевых островов* и завезли для этой цели туземный полк из Индии, но мы их опередили, что вызвало резкие ноты протеста из Лондона. Правда далее нот они не пошли, ибо находясь в состоянии войны с США и ставши таким образом нашим союзником, англичане не могли позволить себе еще один конфликт. Сердечности в наших отношениях не прибавилось, но, впрочем, ее по сути никогда и не было.

Король Гавайев Камеамеа IV сильно недолюбливал янки, ибо обосновавшись на острове они стали вводить свои порядки притесняя местных жителей и завозя рабочих из Азии на плантации сахарного тростника. В русских он тоже видел белых людей, пришедших на его землю со своими целями, но во-первых, без армии он никак не мог помешать нашим планам, а во-вторых, мы согласились расширить автономию местного населения и не посягать не оставшиеся в их руках земли. Сразу после захвата островов мы заложили военноморскую базу, защищенную фортами и угольную станцию, на которую завозили уголь с Дальнего Востока. Их постройка должна была занять несколько лет, но таким образом мы создавали мост между азиатской и американской частями империи и контролировали северную часть Тихого океана с его прибыльными рыболовными и китобойными промыслами.

Сами острова, названные островами Суворова, мы заселяли походя. Этот тропический парадиз быстро стал перевалочной базой на пути в Русскую Америку, где корабли загружались углем и свежей водой, а экипажи отдыхали. Соответственно некая часть переселенцев предпочла остаться на берегу, стихийно заселяя эти земли. Уже через пять лет на островах осели порядка пятидесяти тысяч русских людей, а из-за недостатка земель нам пришлось выкупать участки у коренных жителей для развития плантаций сахарного тростника и риса. Там же на островах базировалась эскадра Тихоокеанского флота, со временем усиленная для действий на коммуникациях американцев. Наш высадка на Гавайях подстегнула англичан и французов к захвату островов в южной части Тихого океана. То ли они опасались, что мы выкинем еще один фортель, то ли предпочли под шумок прибрать к рукам малозаселенные, но стратегически важные острова.

Американские военные корабли в портах Японии и Китая были вынужденны сдаться численно превосходящему противнику, а затем началась охота на их торговый флот, который не успел убраться в Южную Америку. К этому времени восточное побережье Союза оказалось блокировано, а западное находилось под контролем русских и англичан. Таким образом целые торговые флотилии в одночасье лишились баз и попали в лапы союзникам. Полдюжины наших корветов целый год резвились на севере Тихого океана вылавливая оставшиеся торговые и китобойные суда. Все это нанесло многомиллионные убытки американской торговле, что не могло не радовать остальных, особенно британцев, активно осваивавших опустевшие ниши.

Для южан 1862 год закончился неоднозначно. С одной стороны северянам удалось подмять под себя пограничные штаты Кентукки и Миссури, с другой южане смогли нанести чувствительное поражение армии северян при Шайло, отбросив Армию Теннесси, под командованием генерал Гранта на север. Насколько я мог судить, положение Конфедератов в этой реальности оказалось несколько лучше, чем в знакомой мне истории. Ведь уже в самом начале войны благодаря нашим военным поставкам южане смогли без особых помех полностью вооружить свою армию казнозарядными ружьями образца 1853 года. Помимо хороших боевых качеств, наличие одной основной винтовки значительно упростило логистику и производство боеприпасов. Помимо ружей уже в 1861 году мы продали КША семьсот стволов полевой артиллерии и полсотни осадных орудий. Заводы в Калифорнии работали в две смены помимо вооружения производя обмундирование, сапоги, экипировку и полевые кухни, дабы наполнить очередной эшелон идущий на восток по американской дороге жизни. С тем же потоком на восток шла пшеница, ячмень и консервы. Военные заказы вызвали промышленный бум в Русской Америке. Рабочих рук не хватало, что привело к повышению заработной платы. А это в свою очередь служило прекрасной рекламой привлекавшей новых иммигрантов из метрополии.

Поначалу президент Дэвис платил золотом и хлопком, который мы переправляли в Европу. Ибо блокада побережья КША, продолжавшаяся с переменным успехом до середины 1862 года вызвала двухкратный скачок цен на хлопок. Даже за столь короткий период, все причастные к торговле белым золотом сказочно обогатились. А так как основной поток шел через нас, то и основная прибыль осела в наших карманах, в значительной мере окупив все военные расходы. Ибо хлопок у южан мы покупали по довоенной цене, а продавали вдвое дороже. Среднеазиатские князьки, с помощью русского капитала начавшие выращивать хлопок в промышленных масштабах тоже сказочно обогатились и начали вагонами закупали предметы роскоши, очень этим напоминая их коллег из двадцать первого века — нефтяных шейхов.

Свое лепту в военные усилия Конфедерации внесли Бирмингемские заводы. Помимо пороха и ружей, поставляя в армию и на сжавшийся гражданский рынок все, что можно было произвести из железа и стали. К слову сказать к концу войны по объему производства Бирмингем обошел своего ближайшего конкурента Tredegar Iron Works более чем в два раза. Правда после того, как у Конфедерации стали заканчиваться наличные, приходилось работать в долг, за счет хлопковых облигаций. Положение несколько улучшилось в 1863 году, когда КША разместили заем на сто пятьдесят миллионов долларов в банках Лондона и Парижа. Байер и Ко оказались единственным предприятием на всем Юге, производившим собственную линейку надежных паровых двигателей. Поэтому неудивительно, что заводы стали основным поставщиком прибрежных и речных броненосцев, сыгравших огромную роль как в прорыве блокады, так и в удержании жизненно важной артерии — Миссисипи под контролем Конфедерации.

Поэтому наше сотрудничество с КША стало обоюдовыгодным. Помимо дипломатической поддержки, придавшей легитимацию мятежным штатам, южане с самого начала смогли выставить и вооружить большую армию и впоследствии снабжать ее не хуже промышленно развитого Севера. Это значительно облегчило логистику и привело к тому, что конфедераты смогли отстоять Теннесси, через который проходила их 'Дорога Жизни'. Упорное сопротивление мятежных штатов не позволило армии Союза выделить достаточно сил для борьбы с нами, а на продаже оружия и хлопка мы только до конца 1862 года заработали порядка двухсот миллионов рублей. Эти деньги и лавинообразный рост заказов позволили значительно расширить индустриальную базу в Калифорнии и начать освоение Орегона.

Но наша помощь конфедератам не ограничилась военными поставками. Семь речных броненосцев с русскими экипажами, через Мексику переброшенными в КША позволили удержать Миссисипи под контролем южан, а адмирал Нахимов к осени 1862 года, еще до прибытия флота союзников сумел снять блокаду северян у Норфолка и у Уилмингтона.

Следующие два года прошли в бесполезной братоубийственной бойне. Военная машина Севера набрала обороты и они номинально смогли поставить под ружье шестьсот тысяч человек. Северная армия под начальством генерала Гранта вторглась в слабо охраняемую Канаду, захватив Ниагарский полуостров и Торонто. Но в 1864 году британскому экспедиционному корпусу в сорок тысяч человек удалось остановить янки под Монреалем и накопив достаточно сил вытеснить северян к линии границы. В Вирджинии и на границе Кентукки война перешла в позиционную фазу. Два авантюрных рейда южан в Пенсильванию и Северную Вирджинию окончились провалом, не достигнув поставленных целей. Но и Союзу не удалось реализовать численное преимущество и они не сумели прорвать оборонительные позиции конфедератов у Ричмонда и Нашвилла.

К середине 1864 года положение обеих сторон стало катастрофическим. Почти миллион человек полегло или попали в плен, причем две трети из них у Севера. Юг, давно истощивший свои собственные ресурсы, опирался на финансовую помощь европейцев, став по сути сырьевым придатком великих держав. Под ружье начали призывать шестнадцатилетних юнцов и освобожденных рабов. На Севере начались ощущаться последствия блокады. Не имея возможности построить флот достаточный чтобы противопоставлять объеденному флоту союзников, США ограничились обороной устья рек, дабы не допустить противника вглубь своей территории. Из-за блокады на время прекратился приток иммигрантов, которые в иной реальности значительно усилили армию Союза*. А нарушение торговли вкупе с огромными военными расходами обесценили доллар в четыре раза. Правда по сравнению с двенадцатикратной инфляцией В КША, их положение оказалось значительно лучше*. Обе стороны устали от войны, а потому не удивительно, что выборы 1864 года проходили под главным вопросом — мир или продолжение бесперспективной войны. Из-за отсутствия реальных успехов, популярность харизматичного Линкольна резко упала и претенденту от демократической партии, генералу-неудачнику Макклеллану удалось получить большинство голосов, победив под лозунгом: лучше почетный мир, чем братоубийственная война.

И действительно, уже через неделю после инаугурации от северян поступило предложение сесть за стол переговоров. Сам Макклеллан не особенно верил в возможность перемирия, но за ним стояли люди, которые желали прекращения войны, да и деловой мир уже не видел в этом конфликте возможности подмять под себя Юг и предпочитал остаться при своих. Союзники в лице Британии и Франции тоже были не прочь закончить эту войну. Главная их цель — ослабить США и вытеснить их с азиатских и южноамериканских рынков оказалась достигнута. И даже если после войны янки вновь окрепнут, без южных штатов и с сильно уменьшенным торговым флотом они значительно отстанут в конкурентной борьбе. А ежели после подписания мирного договора Союз продолжит войну с Российской империй, так вообще замечательно. Глядишь пока два сильных противника заняты друг другом удастся урвать еще кое-какие преференции. На этот раз Россия осталась в изоляции.

Глава 9.

Мирный договор был подписан 12 июня 1865 года в Вашингтоне. США все-таки признали мятежные штаты и установили с Конфедерацией дипломатические отношения. Миссури, Кентукки и северная часть Вирджинии остались за северянами. Таким образом от разделенной надвое Вирджинии граница почти прямо вела на запад, вплоть до мексиканского штата Нью-Мексико. Стороны договорились и об обмене пленными и о беспошлинной торговле, а так же о порядке компенсации за имущество граждан оказавшийся по другую сторону границы. Учитывая, что у янки имелось больше активов на Юге, чем у конфедератов на Севере, это означало скрытую контрибуцию. Но президент Дэвис и его окружение прекрасно осознавали, что экономика КША не потянет продолжения войны и пошли на компромисс.

Британская и Французская империи уже признавшие КША, выразили свое удовлетворение этим договором и пообещали южанам кредиты в обмен на дешевый хлопок и концессии на строительство железных дорог. Таким образом Конфедерация попадала в зону влияния европейцев, стараясь сбалансировать то огромное влияние, которое приобрела Российская империя в начале войны. Они продолжили исправно платить по счетам, но новых контрактов с калифорнийскими промышленниками становилось все меньше. Южане так же не настаивали на участии России в мирных переговорах, правда они не денонсировали бывшие договоренности и официально признавали Орегон частью Российской империи. Отношения между нами остались ровными, но президент Дэвис ясно дал понять, что больше в наших услугах не нуждается.

Отдельно был подписан мирный договор между США и союзниками. Янки вывели войска с Ниагарского полуострова, все еще удерживаемого под их контролем, а союзники сняли морскую блокаду восточного побережья. Стороны согласились вернуться к предвоенному статус-кво без каких либо требований о компенсации. То есть США, по крайней мере на время, смирились с потерей азиатских и южноамериканских рынков. В совместной декларации северяне обязались уважать целостность территории Канады и КША, а британцы обязались вывести свой экспедиционный корпус обратно в метрополию.

Этот шаг глубоко возмутил канадцев, которые чувствовали себя незащищенными после рейдов фениев и временной оккупации части Верхней Канады. А потому в 1867 году, как и в известной мне истории был принят Акт о Британской Северной Америке, создавший на территории Канады независимый доминион, под номинальным правлением Британской короны, а к 1869 году Компания Гудзонова Залива продала свои западные земли Канадскому доминиону, сделав новое государство трансконтинентальным. Наподобие США, осознавших важность заселения пустынных западных территорий, Канада приняла Homstead Act, и здесь сумела получить более значительный поток иммигрантов, чем в известной мне истории. Из-за кризиса, разразившегося в США после окончания неудачной войны и отсутствия у них западных территорий, бывших под русским контролем, меньше иммигрантов стремилось попасть в страну некогда неограниченных возможностей. Ирландцы, англичане и шотландцы предпочитали Канаду или Австралию, сохранившие тесные связи с метрополией и в достатке имеющих землю для заселения. Вдобавок КША, лишившиеся сотен тысяч молодых людей в результате войны, отчаянно нуждались в рабочих руках и начали привечать иммигрантов, тоже приняв подобие того же Homstead Act. Влияние традиционных плантаторских элит значительно уменьшись. Многие семьи разорились или попросту канули в небытие, потеряв всех наследников на войне. А потому к власти начали приходить новые люди из нажившихся на поставках спекулянтов, промышленников и контрабандистов. Они не были заинтересованны в рабах, но отчаянно нуждались в дешевых рабочих руках для дальнейшего обогащения. Таким образом произошло некоторое 'оянкивание' более консервативного Юга.

Между тем война между империей и США продолжалась и прибавила обороты. До сих пор активность Союза сдерживалась Гражданской войной, но к началу 1866 года американцы попытались взять реванш, собрав двухсоттысячную армию, для войны с нами. Еще с 1863 года началось строительство железной дороги от Омахи* на запад, в сторону Скалистых гор. И хотя к началу 1866 года им удалось проложить лишь пятьсот километров пути, все же из тыловые службы и депо значительно приблизились к границе Русской Америки. У генерала Шермана, возглавившего Западную армию, не оказалось много возможностей для маневра. Из всех перевалов через Скалистые горы, Южный перевал, через которые вела Орегонская тропа, считался наиболее удобным и благоустроенным. Недаром именно через него и шла основная волна переселенцев на запад.

Благодаря союзным индейцам мы засекли передвижение массы вражеских войск задолго до того как они приблизились к перевалу. Эти ворота на запад, шириной километров пятьдесят, охранялись двумя недостроенными крепостями, имевшими по полку гарнизона каждая. Между ними за четыре годы мы успели возвести две линии обороны, состоявшие из траншей с ходами сообщения, подготовленных и пристрелянных артиллерийских позиций и тыловыми складами. Все четыре года войска поочередно, как кроты, рыли укрепления и подготавливали позиции. Таким образом, используя благоустроенный тракт, ведущий к проходу, мы могли оперативно перебросить четыре-шесть дивизий чтобы намертво закупорить янки путь на запад. Сами позиции подразделялись на отдельные участки, чтобы в случае прорыва иметь возможность вести круговую оборону.

Приготовления северян не стали для нас секретом, да и они сами не скрывали своих намерений. Ничья в Гражданской войне и подписание договора под дулами союзных кораблей сильно повлияли на настроения масс, и общественности требовалась победоносная война, дабы поднять упавшую мораль. Газеты описывали тяготы изгнанных из Орегона переселенцев, погибших от мороза женщин и детей, хотя переход происходил в основном летом. Заголовки призывали к отмщению и изгнанию азиатских орд из благословенной американской земли. Впрочем, Союз располагал сильной, закаленной в боях армией с опытными и инициативными офицерами и шансы справиться, пусть с европейской, но малочисленной армией у них имелись весьма значительные. По крайней мере многие на Севере так думали и жаждали реванша. Закон больших батальонов был на их стороне.

Отдаленность Русской Америки и малонаселенность территории между Миссисипи и Скалистыми горами диктовали генералу Шерману совершенно определенный тип действий. Малыми силами русских ему не одолеть, а большие батальоны могли пройти лишь через несколько широких перевалов. А учитывая, что железная дорога на запад имелась лишь одна, ему оставалось лишь идти напролом через Южный перевал. Из двухсот тысяч солдат выделенных для этой компании, под рукой у генерала находились лишь восемьдесят тысяч человек, но все отборные, закаленные четырехлетней войной ветераны. Остальные находились в тыловых лагерях, разбросанных вокруг Омахи.

Поначалу американский главнокомандующий попытался взять перевал наскоком, направив вперед кавалерию генерала Граерсона, но наткнувшись на первую линию укреплений и потеряв десятую часть своих людей, они отпрянули назад. Через два дня к проходу подошли основные силы северян. Несмотря на неудачу, генералу Граерсону удалось разведать первую линию нашей обороны, а потому у Шермана перед боем имелось весьма ясное представление о противнике, то есть о нас. Не рисуя атаковать фланги, которые опирались на систему фортов, он повел своих ребят в центр русских позиций. Американцев подвела тактика, мало изменившаяся со времен Наполеоновских войн. Даже Гражданская война не поменяла привычку двигаться плотными колоннами, кое-где пытаясь маневрировать, но если не оставалось выбора, атаковать в лоб, под убийственным огнем противника.

И в этот жаркий и сухой июньский день американцы батальон за батальоном пошли в атаку на русские позиции. Синие мундиры шагали бодро, соблюдая строй. Между колонными двигалась полевая артиллерия, дабы заняв подходящие позиции открыть огонь по окопам где, как тараканы, затаились русские. Странное дело, солдат противника почти не было видно. Лишь редкие всадники, пресловутые казаки, скакали в нескольких милях поодаль. Остальные, как рассказывали кавалеристы, сидят в вырытых окопах, едва заметных на гладкой, как стол равнине, меж двух горных хребтов. Но за два километра до вражеских позиций в рядах синих мундиров начали раздаваться хлопки взрывов. Русская артиллерия оказалась на удивление точной. Впрочем, по густым наступающим колоннам невозможно было промахнуться. Но, несмотря на разрывы снарядов, делавших 'просеки' в синих рядах, солдаты вновь смыкали строй и упорно шагали вперед. Раненные, те кто мог двигаться, сами выходили из рядов и прихрамывая, или зажимая раненную руку брели в тыл. За передовыми шеренгами двигались полевые санитары и оказывали помощь тем, кто остался лежать, хотя многим уже требовался не врач, а священник.

Генерал Веревкин, командующий центром русской обороны, нарочно медлил с приказом открыть огонь, дабы не раскрывать заранее реальную дальнобойность русских орудий. И лишь когда передовые ряды противника приблизились на два километра, заговорила богиня войны. Более двухсот стволов висьмидесятимиллимервовых орудий обрушили огненный шквал на ряды северян. Позиции перед окопами были давно пристреляны и сейчас орудия вели частый огонь на знакомую дистанцию, накрывая основные силы вражеской пехоты. Не выдержав такой плотности огня и успев потерять до пятнадцати процентов личного состава, северяне подались назад, спеша выйти из-под убийственного огня. Самым досадным для них являлось то, что 'Наполеоны'* не успели выйти на дистанцию эффективного огня и враг практически остался безнаказанным.

Недаром генерал Кауфман возлагал большие надежды на огневую мощь. Ведь восьмидесяти тысячам янки противостояли сорок тысяч русских, из них десять тысяч резервистов, разбавивших кадровые дивизии. Остальные силы были разбросаны вдоль границы, прикрывая иные направления, или все еще находились в пути. Но даже все наличные силы Русской Америки в количестве ста тысяч штыков и сабель в два раза уступали США по численности. А потому расчет строился на лучшую тактику и более современную огневую мощь, купировавшую численное преимущество врага. Ну и география играла нам на руку, не давая американцам возможности атаковать на нескольких направлениях широким фронтом.

На следующий день генерал Шерман изменил тактику. Его войска атаковали двумя колоннами, пытаясь просочиться между фортами и центральной позицией. На этот раз, более аккуратно пользуясь складками местности американцам удалось установить свои орудия поближе к линии окопов и прикрыть их заранее приготовленными мешками с землей. Но на этом их успехи закончились. Когда под рев сотни орудия две дивизии синих мундиров двинулись к первой линии траншей частый орудийный, а затем и ружейный огонь стали непреодолимой преградой для атакующих. Нескольким батальонам почти удалось приблизится к первой линии окопов, почти, потому что за двести метров до траншей передовые ряды наступавших буквально скосило ружейным огнем. Здесь впервые неплохо проявили себя картечницы Давыдова, скопированные с картечниц Гатлинга. И хотя они постоянно заедали, эти мясорубки стали героями дня, значительно снизив мораль американцев. Их первые ряды так и остались лежать перед передовыми позициями, а остальные в панике побежали прочь.

На третий день генерал Шерман планировал новое наступление. Все же у него оставалось достаточно сил, чтобы переменить неблагосклонную фортуну, но солдаты впервые отказались наступать. Потери у атакующих колон составили более сорока процентов, что оказалось немыслимым даже для наиболее кровавых сражений Гражданской войны. Вдобавок индейцы, пройдя по горным тропам, совершили набег на тыловые части Западной армии. И хотя их отбросили, эти действия не добавили мотивации солдатам. Угрозами и посулами Шерману удалось восстановить порядок и через два дня он вновь попытался прорвать наши позиции. К этому времени к нему подошли подкрепления в виде трех полнокровных дивизий, которые несколько восполнили те страшные потери понесенные северяне за два дня бесполезных атак.

На этот раз американцы перенесли основной удар на наш правый фланг, стараясь обойти крепость не подставляясь под огонь русской артиллерии. В центре генерал Эмори создал видимость атаки, дабы отвлечь наше внимание от главного удара. Но позади русских позиций висели два аэростата, сообщавшие о любых передвижениях противника. Поэтому и этот маневр не остался тайной. Генерал Шерман не стал вводить войска в бой по частям, а нанес массированный удар тремя корпусами при поддержке двухсот стволов артиллерии. Несмотря на потери, синие мундиры упорно шли вперед, волна за волной, но так и не смогли достичь первой линии окопов. В начале боя против трех корпусов противника на этом участке находились всего две дивизии, оказавшие отчаянное сопротивление неистовым янки. Пытаясь поддержать атаку американский главнокомандующий ввел в бой резервную дивизию Логана, которая ровным шагом, как на учениях двинулась вперед. Но здесь впервые русские орудия показали свою настоящую дальнобойность, начав выкашивать целые ряды в дивизии Логана еще до того, как американцы приблизились на расстояние эффективного огня своих орудий. Через час бесполезных усилий стоивших наступавшим полторы тысячи человек только убитыми и эта атака захлебнулась.

К двум часам дня к полю боя подошел свежий второй корпус спешно переброшенный с левого фланга. Генерал Кауфман лично возглавил контрудар, наступая в стык Эмори и застрявшему Логану, рассекая позиции американцев надвое. Уставшие и изможденные северяне отступили, дабы избежать окружения. Но здесь их ждал неприятный сюрприз в виде казачьих частей, которые скрытно сосредоточившись зашли в тыл отступающим янки, превратив упорядоченный отход в бегство. Лишь тридцати тысячам северян удалось отойти обратно к лагерю и там закрепиться. Остальные либо остались лежать на широкой равнине, либо предпочло сдаться в плен. Наутро американцев ждал еще один неприятный сюрприз, поставивший точку в этой компании. За ночь русские смогли незаметно подвести более полусотни стволов полевой артиллерии и дюжину тяжелых мортир, которые, как только взошло солнце начали методично обстреливать деморализованных солдат укрывшихся в едва укрепленном лагере. А в тылу у северян появились те самые казачки, которые всего за один день приобрели страшную славу. Через час после начала обстрела, в осажденный лагерь прибыл парламентер от русских с предложением прекратить бессмысленное кровопролитие и сдаться в плен и американский главнокомандующий, скрипнув зубами, вынужден был согласиться.

За три дня боев американцы Западная армия перестала существовать как боевая денница. Одних убитых насчитывалось восемнадцать тысяч. В плен попало порядка шестидесяти тысяч солдат и офицеров из них четверть оказались ранены. Наши войска, находясь в обороне и используя заранее оборудованные позиции потеряли лишь шестьсот человек убитыми и порядка тысячи ранеными — ошеломляющая разница, показавшая миру разрушительную силу современного оружия. Но на этом компания 1866 года не закончилась. Используя благоприятный момент казачьи и индейские части перейдя перевал вторглись на на приятельскую территорию. И хотя земли в этом приграничные были едва заселены, кавалеристы порезвились вовсю, угоняя скот, сжигая посевы и разрушая мосты. Лишь через два месяца, оправившись от шока американские войска, стоявшие лагерем у Омахи отрядили силы, чтобы вытеснить наглецов обратно, но те огрызаясь отходили, чтобы потом появиться в другом месте. Заодно мы успели раздать некоторое количество ружей местным индейским племенам не пылавших любовью к бледнолицым с востока и в приграничье на два года воцарилась анархия. Лишь ценой огромных усилий, направляя войска в выжженные, разоренный районы американцам удалось установить в этих местах некое подобие порядка.

На этом активная фаза сухопутной войны закончилась. Поражение и пленение Западной армии, состоявшей из отборных частей, вызвало шок в, казалось привыкшей за эти годы к потерям, стране. Количество жертв и ожесточенность битвы превысили даже самые кровопролитные сражения Гражданской войны. А рейд Богданова, названный в честь казачьего атамана, возглавившего набег к востоку от Скалистых гор, показал насколько уязвимыми являются малонаселенные земли к западу от Миссисипи. Эффективной стратегии, способной переломить ход сухопутной войны у Вашингтонских стратегов не оказалось. Но сухопутные битвы очень скоро затмила война на море, которая разгораясь с каждым днем, не сходила с заголовков газет последующие два года.

После подписания Вашингтонского мирного договора, союзный флот убрался из Атлантики и снял блокаду с восточного побережья США. На пике эта флотилия достигала ста пятидесяти судов, из них шестнадцать броненосцев*. Но и северяне не дремали. Поначалу их флот больше поражал количеством, чем качеством. Из полутысячи судов лишь двадцать являлись броненосными судами класса 'Монитор' и 'Пасаик'. Остальные оказались переделанными из гражданских судов суррогатами. Но 'Мониторы' и 'Пасаики' обладали ограниченное мореходностью. А те прекрасные, но не защищенные броней фрегаты, которые США построили до войны, быстро пошли на дно, столкнувшись с современным бронированным флотом.

Но предприимчивые янки быстро сориентировались и в начале 1864 года заложили свой собственный броненосный флот. Поначалу это оказались четыре однотипных судна водоизмещением по шесть тысяч тонн. Все же экономика Союза работала в основном на сухопутную армию, ибо на суше решалась судьба войны. Но после подписания мирного договора, у северян высвободились ресурсы для строительства более внушительного флота. Попутно они приобрели три броненосца у англичан и один у французов. К началу 1866 года у США уже имелись восемь современных броненосцев и еще столько же были заложены на верфях восточного побережья.

Это сразу ухудшило наше стратегическое положение. На Атлантике у нас с американцами сложился временный паритет по броненосцам, но у них под рукой оказалось огромное количество рейдеров, которые попросту парализовали наше судоходство от Британских островов до Мексики. Вдобавок наш флот лишился баз на побережье Конфедерации и действовал опираясь на порты Веракруса и Пуэрто-Мексико. Поэтому адмирал Нахимов искал генерального сражения, справедливо опасаясь, что через год ситуация лишь ухудшится. Американцы не лезли на рожон, предпочитая дождаться усиления своего флота, но они не могли беспристрастно наблюдать на действия русской эскадры против их торгового флота и после двух десятков пущенных на дно кораблей, они оказались вынужденны принять вызов. Сражение произошло вблизи Багамских островов и в нем с нашей стороны участвовало десять боевых судов, из них два броненосца класса 'Москва', три новейших броненосца класса 'Орел' и пять 'Варягов'. Увы, несмотря на амбициозные планы нам не удалось спустить на воду все запланированный корабли и часть из них все еще находилась на стапелях Петербуржских и Николаевских верфей. Эскадра северян оказалась значительно больше и состояла из двадцати двух судов. Все восемь броненосцев участвовали в сражении с их стороны. Несмотря на столь подавляющее преимущество в количестве, на нашей стороне оказалось превосходство в дальнобойности и убойной силе артиллерии. Пятнадцатидюймовые Дальгрены могли пробить броню русских броненосцев лишь с расстояния в один километр и менее, тогда как наши двухсотпятидесятимиллиметровые орудия оказались способны поражать броню противника уже с четырех километров.

Это преимущество и послужило основой тактики адмирала в Багамском сражении. Нахимов старался держать противника на отдалении, двигаясь параллельным курсом, раз за разом накрывая очередной корабль северян. Тяжелые стопятидесятикилограмовые ядра Дальгренов изредка, на излете долетали до русских кораблей, не причиняя им особого вреда. Через два часа боя из двадцати двух кораблей Союза два парофрегата ушли на дно и еще шесть судов получили повреждения различной тяжести. Адмирал Портер, командующий эскадрой США, понял, что в навязанной ему Нахимовым тактике его флот будет постепенно аннигилирован и решил предпринять отчаянный маневр, дабы сгладить преимущество русской артиллерии.

Вместо батальной линии американский флот перестроился в две параллельные колонны призваны пробиться сквозь русскую линию и используя численное преимущество расстрелять эскадру Нахимова в ближнем бою. Пыхтя двигателями и чадя в небо черным шлейфом дыма американцы принялись исполнять маневр своего адмирала. Павел Степанович, вовремя разгадав замысел противника, оттянул свои корабли южнее, увеличивая дистанцию. Выжимая максимум из своих машин, русские броненосцы выстроившись в кильватерную колонну попытались зайти в тыл неприятельским колоннам. Но те шли наперерез, прикрывая незащищенные парофрегаты, броненосными силами, идущими впереди. Через час американцам удалось сблизится с нашими кораблями, заплатив за это двумя броненосцами, которые получив пробоины ниже ватерлинии, пошли ко дну. Лишь к вечеру, с наступлением темноты, бой начал стихать. На следующее утро лишь обломки на безмятежной, лазуревой поверхности моря указывали на прошедший здесь бой.

Сражение дорого обошлось и нам и американцам. Из десяти судов Нахимовской эскадры лишь восемь вернулись в Веракрус, из них четверо имели настолько серьезные повреждения, что весь остаток войны провели у причальной стенки, проходя капитальный ремонт. И хотя половина флота северян отправилась на дно и еще семь кораблей получили повреждения, наша стратегическая ситуация на Атлантике значительно ухудшилась. Победа оказалась пирровой.

Близость баз и производственных мощностей позволили Союзу быстро восполнить потери. Уже к концу 1866 года их флот включал восемь броненосцев и порядка трехсот иных кораблей. Мы же смогли спустить на воду еще шесть броненосцев лишь к весне 1867 года. И хотя наши броненосцы превосходили оных у противника и в водоизмещении и в огневой мощи, они не могли оказаться повсюду, уступив инициативу американцам. Увы, вся наша Атлантическая эскадра включала в себя тридцать два корабля, в десять раз меньше, чем у северян. С таким флотом мы едва могли составить конвои для транспортов, направлявшихся в Мексику.

Иной для нас выглядела ситуация на Тихом океане. Здесь мы, а не янки имели и удобные гавани и ремонтные мощности. Вдобавок за время Гражданской войны американский флот на Тихом океане был помножен на ноль союзникам и русским флотом и после войны так и не смог вернуть былую мощь. Русский Тихоокеанский флот, опираясь на базы на Гавайях, Дальнем и Александровске вел настоящую охоту за немногочисленными судами северян, полностью парализовав их азиатскую торговлю.

В итоге для нас и американцев сложилась патовая ситуация, когда противостояние превратилось в войну на истощение. Эта была ситуация, которой я так опасался и старался избежать, но, увы, не получилось. Империя практически непрерывно находилась в состоянии войны, начиная с 1868 года и военные расходы неуклонно повышались, притормаживая экономическое развитие. Да, мы хорошо заработали на поставках оружия и продаже хлопка, но страна устала от постоянного напряжения сил и ей требовался мир, чтобы переварить новые территориальные приобретения. И хотя бремя войны не особенно ощущалось в метрополии, в деловых кругах стали тяготиться ограничением торговли и поднятием страховых ставок из-за борьбы на море. Великие державы в лице Британии и Франции не преминули воспользоваться сложившийся ситуацией, когда империя оказалась в некоторой изоляции, для укрепления собственных позиций за наш счет. Ярче всего это проявилось в недавно замиренной Японии.

В марте 1867 года там началась гражданская война. Причем боевые действия сразу перекинулись на северную часть Хонсю. Как будто кто-то заранее срежиссировал этот сценарий и теперь лишь дергал за нужные ниточки. Но здесь важно прояснить, что происходило в самой Японии в последние несколько лет. После раздела страны восходящего солнца на русскую и британскую сферу влияния, в среде молодых самураев началось брожение. Многим стало ясно, что если ничего не предпринять, Япония быстро превратиться в еще одну колонию белолицых захватчиков. А чтобы этого избежать, требовалось модернизировать страну, быстро, безжалостно и эффективно. Сложившаяся в течении столетий система сегуната перестала себя оправдывать и тормозила развитие страны. Поэтому все больше и больше голосов ратовали за возвращение реальной власти императору.

Англичане ловко воспользовались сложившийся ситуацией и решили поддержать сторонников императора, сгруппировавшихся вокруг молодого и энергичного лидера Сайго Такамори. С 1861 года они начали поставки оружия для создаваемой под их бдительным оком армии. Сегун Токугава поначалу даже поддерживал создание современных вооруженных сил, рассчитывая этим укрепить собственную власть, а когда понял, что гайдзины* поставили на другого, оказалось чересчур поздно. Молодые капитаны и полковники, активно осваивавшие западную военную премудрость, являлись ярыми сторонниками крепкой императорской власти. Вся эта активность происходила в британской зоне влияния, в основном в Киото и Эдо*, а в северной части, после подавления нами восстания 1860 года, царила тишь да гладь. Казалось ничто и никогда не нарушит сложившийся веками уклад жизни. Мы, в отличие от островитян не вмешивались во внутренние дела местных дайме*, ограничиваясь сбором налогов с японских рыбаков и торговлей в открытых только для русских кораблей портах северного Хонсю.

Брожение в самурайской среде не осталось для нас тайной, но мы не решились продавать оружие местным князькам и усиливать их армию. Глядишь и вчерашние ученики повернут это оружие против нас самих. Этот подход, как показали будущие события оказался ошибочным. Вспыхнувшая гражданская война очень быстро охватила весь остров. Союз северных дайме поддерживал сегуна и после поражения оного под Эдо, императорская армия в количестве пятьдесят тысяч человек вторглась на нашу часть Хонсю. Одушевленные успехом (слабовооруженные дайме не оказали серьезного сопротивления) сторонники императора сразу сменили лозунги. Теперь, помимо восстановления императорской власти они ратовали за объединение всех японских островов под рукой правящей династии. Наиболее радикальные кричали, что следует прибрать к рукам и Эдзо, незаконно отобранный северными гайдзинами. Эта ситуация не могла не радовать британцев, которые под шумок решили прибрать весь Хонсю под себя и создать источник напряженности на наших дальневосточных границах.

Нельзя сказать, что произошедшее стало для меня сюрпризом. Все же наша миссия в Эдо пристально следила за развитием событий в Японии. На Дальнем Востоке у нас имелись значительные силы, порядка восьмидесяти тысяч штыков и сабель. Все же вокруг было неспокойно. Локальные войны местных варлордов в северном Китае, защита наших интересов в Монголии, Маньчжурии и Японии — все это требовало содержать на месте внушительную армию. Поэтому после получения известий о вторжении императорских войск в северный Хонсю, две дивизии Забайкальского военного округа погрузившись на транспорты и под конвоем трех броненосцев двинулись к берегам страны восходящего солнца.

Высадка произошла в Ниигате, где незадолго до этого с помощью русских инженеров расширили порт для принятия тяжелых транспортов. Первым на берег сошел полк морской пехоты взявший под контроль порт и часть города. Впрочем императорских войск в городе не оказалось и высадка прошла беспрепятственно. Местный князек с радостью приветствовал русских солдат. Во-первых у него не оставалось иного выхода, а во-вторых за последние несколько лет Ниигата значительно выросла на торговле, став одним из главных портов северного Хонсю. Рост торговли положительно сказался на благосостоянии самого дайме, а усиление императорской власти грозило ему лишением недавно приобретенных привилегий.

Из Ниигаты корпус под командованием генерала Гурко форсированным маршем двинулись на юг. Им навстречу уже спешили японские войска, ошарашенные столь быстрой реакцией Российской империи. Но на их стороне было численное преимущество и недавние победы над сегуном, придавшие командиром уверенности в своих силах. Сражение произошло неподалеку от разрушенного замка клана Нагаоко. Императорские войска довольно четко пошли вперед на русские позиции. В их рядах находилось полсотни английских офицеров, действовавших в строгом соответствии с царившей в то время тактикой, а именно движением плотными колоннами, поддержанными орудийным огнем. Гражданская война в США еще ничему их не научила. Дульнозарядные Энфильды и полевая артиллерия двадцатилетней давности могли стать решающим фактором для борьбы с сегуном, но не с русской армией. Поэтому неудивительно, что сражение закончилось через четыре часа полным разгромом японской армии, оставившей на поле боя более десяти тысяч убитыми, прежде чем ее ряды дрогнули и солдаты обратились в бегство. Имея под рукой всего лишь тысячу сабель кавалерии, Гурко не мог эффективно преследовать противника, потеряв половину пятидесятитысячной армии убитыми, раненными и пленными и оставив на поле боя обоз и всю артиллерию, императорская армия надолго утратила боеспособность.

Следующие два месяца прошли в изгнании гарнизонов и разрозненных отрядов неприятеля из нашей зоны влияния. Но границу наши войска не пересекали. Лишняя конфронтация с англичанами нам была не к чему. Пусть считают произошедшее отплатой за Гавайи. Но и пускать ситуацию на самотек мы не собирались. Поэтому собрание северных удельных князьков провозгласила власть императора незаконной, а так как сегун Токугава Иэмоти оказался практически заложником в Эдо, они избрали нового сегуна из клана Нагаока. До этого клан Нагаока не отличался особенным влиянием. Но в результате гражданской войны большинство влиятельных дайме или погибли или оказались в заточении в Эдо. А благодаря быстрорастущему порту — столице княжества, род стал одним из богатейших в северной чести острова. Достопочтенные самураи также приняли во внимание мнение самого генерала Гурко, которое полностью совпадало с мнением российского императора.

Таким образом северный Хонсю из зоны влияния стал превращаться в полноценные протекторат Российской империи. В новосозданном государстве мы помогли создать и вооружить тридцатитысячную армию, а также организовать государственные структуры по западному образцу от министерств и центрального банка до судебной системы и начального образования. Русский капитал наводнил некогда глухой закоулок Японии и привел его в движение. Из Эдо раздавались протесты императорских министров и англичане, тоже, не преминули выразить свое возмущение столь наглым попранием прав суверенного государства. Но у сторонников императорской власти и самих было рыльце в пушку. Ведь они сами сломали веками сложившийся устой и устранили власть сегуна силой оружия. Вдобавок русская пятнадцатая дивизия, расквартированная неподалеку от столицы сегуната — Ниигаты, являлась решающим аргументом в этом споре.

Впрочем дальше ноты протеста островитяне не пошли. Их внимание переключилось на французов. Наполеон III давно мечтавший усилить свои позиции в Азии и Тихом океане, инициировал франко-китайскую войну. Придравшись к нарушению беспошлинного режима в Шанхае, французы потребовали от Цин компенсации, а пока, дабы надавить на Пекин, высадили свои войска на Формозе*. Такой наглости себе не позволяли даже англичане, которые отнюдь не отличались щепетильностью в отношениях с туземцами. Французы использовали благоприятный момент, когда Россия увязла в войне с США, а британцы бодались с нами в Японии и сделали свой ход конем. Англичане, и так давно подозревавшие французов в желании значительно усилить свое влияние на азиатских рынках, выразили Наполеону III свой протест и тайно продали Цин партию оружия для борьбы с бывшим союзником.

Пока шли эти военные и дипломатические баталии, война между Российской империей и США продолжалась. К середине 1867 года положение Союза значительно ухудшилось. Морская война и рейдерство значительно парализовали торговлю. Некоторые товары стало выгоднее везти через Конфедерацию. Промышленность работавшая на войну, начала стагнировать, иммиграция упала вдвое, а инфляция прибавила еще двести процентов. И главное этой войне не виделось конца. Плохо обстояли дела и у нас. Хотя мы менее зависели от морской торговли, все же военные расходы ложились тяжелым бременем на бюджет, тормозя экономический рост. Начала поднимать голову инфляция, а курс ценных бумаг упал на двенадцать процентов. Нам впервые за много лет пришлось увеличить займы, чтобы свести концы с концами.

Обе стороны нуждались в мире, и поэтому неудивительно, что неофициальные контакты, начавшиеся еще в апреле 1867 года завершились мирными переговорами в Париже. Этим мы еще раз потрафили французскому императору и заодно усилили изоляцию Британии, которая после захвата Формозы и так оказалась с галлами на ножах.

Поначалу США настаивали на возвращении к довоенному статус-кво,. То есть требовали, чтобы русские войска оставили Орегон. Но мы ответили категоричным отказом. Мол не мы объявили вам войну, а рез уж вы объявили, то несите ответственность за последствия. Тем более, что за два года в Орегон уже переселились сто двадцать тысяч колонистов. Здесь американцы вспомнили про своих изгнанных граждан и потребовали компенсацию. В итоге мы согласились на десять миллионов долларов компенсации, но США признали Орегон и Гавайи частью российской империи. После этого переговоры быстро завершились. Договор включал в себя пункт об обмене пленными и устанавливал четкие границы по рубежу Скалистых гор. Мы также обязались предоставить беспошлинный транзит для американских товаров через свою территорию, ежели они предназначались для третьей стороны.

После США настала очередь нового конгресса, которые прошел в Брюсселе. На нем три великие державы, а именно Россия, Великобритания и Франция вновь попытались решить свои разногласия. Помимо большой тройки присутствовали делегации иных, второстепенных европейских держав: Италии, Пруссии, Венгрии и иных. Почетным участником являлся хозяин саммита, Бельгийский король Леопольд II. Империю на этом конгрессе представлял наследник. После войны я решил отойти от дел и мне было важно, чтобы Александр больше примелькался на страницах газет и объективах фотокамер. Пусть народ а России и за рубежом начнет привыкать к новому лидеру. На саммите наша позиция оказалась наиболее выигрышной, ибо помимо Орегона и Гавайев, уже признанных США частью российской империи и северного Хонсю и так являвшегося нашей зоной влияния, мы ни на что не претендовали. Англичане и французы помимо Формозы, тихоокеанских островов и прав на торговлю в южном Китае, алчно облизывались на Юго-Восточную Азию и Африку. Их растущая промышленность требовала новых ресурсов и рынков сбыта. Поэтому в обмен на признание новоприобретенных территорий, нам удалось выступить в роли арбитра, предложившего радикально поделить зоны влияния, чтобы упредить возникновение конфликтов в будущем.

Такой подход несколько озадачил европейцев, ибо они приехали решить насущные проблемы, а мы предложили поговорить и о будущем. И хотя либеральные газеты пестрели карикатурами на трех монархов, азартно делящих глобус, все понимали, что на этом конгрессе решается судьба мира на ближайшие двадцать лет, а то и более. Начавшись в октябре, саммит закончился лишь к Рождеству 1867 года. По его итогам за Российской империей официально признали недавние приобретения: Орегон и Гавайские острова. Монголия, Маньчжурия, сегунат Нагаоко признавались независимыми государствами и автоматически попадали в зону влияния империи. Помимо этого за Россией признавали исключительные права в Уйгурии и Корее. Англичане и французы вынуждены были согласиться и на воцарение в Болгарии династии Романовых и на исключительные права России в ставшей независимой Румынии.

В ответ на значительные дипломатические преференции мы признали исключительные права остальных великих держав на огромные пространства Азии и Африки. Часть из них все еще сохраняла номинальную независимость, но этот пустяк никого не смущал. В Азии за Великобританией окончательно закрепились права на на южную часть Японских островов: южный Хонсю, Цусиму и Кюсю, а также Бирму, уже частично захваченную предприимчивыми джентльменами. За Францией признавалась Формоза и Вьетнам. Тибет признавался независимым государством без чего либо доминирующего влияния, хотя англичане надеялись в будущем тихой сапой подгрести его под себя. В Африке Италия получила Ливию, дабы та служила буфером между британским Египтом и французским Алжиром. Внутренние области Африки все еще оставались слабо изведанными, но черный континент разделили на две зоны влияния, восточную — британскую и западную — французскую. Португальский Мозамбик и Анголу оставили за прежними хозяевами.

Для видимости мы тоже потребовали себе кусок африканского пирога, но здесь европейцы проявили удивительное единодушие и напрочь отказались делиться. В обмен мы потребовали признать наше исключительное влияние в Мексике, и так находившийся под сильным влиянием русского капитала. На уже поделенном Ближнем Востоке, стороны договорились о статусе Иерусалима, находившегося в английской зоне влияния, как открытого города. Помимо колониальных диспутов, окончательно определились границы в самой континентальной Европе, где сложились два главных центра притяжения Российская и Французская империи. Относительно сильные Пруссия, Италия и Венгрия являлись некоторым буфером между нами.

Одним из главных достижений Брюссельского конгресса стало согласие всех его участников собираться раз в год в том же Брюсселе, для обсуждения накопившихся вопросов и их, поелику возможно, мирного разрешения. Для создания международной наднациональной организации время еще не наступило, но по сравнению с консервативным Священным союзом, собиравшимся нерегулярно, это стало настоящим прорывом. Подобием Большой семерки, восьмерки или двадцатки, в известном мне будущем. У меня были планы по закреплению России в Джибути и в Панаме, для прорытия канала, но эти вопросы предстояло решать будущему поколению. Я надеялся, что Европа вступила в период упорядоченного мира. Что готовит нам будущее я не знал. Оно уже изменилось, но мир в ближайшие двадцать лет позволял империи занять лидирующее экономическое положение, а для этого все и затевалось.

Глава 10.

'А посему, учитывая преклонные года наши и невозможность более нести тяжкое бремя царствия, с великой уверенностью и решимостью передаем мы прародительский престол наш Наследнику Нашему, Его Императорскому Высочеству Цесаревичу Великому Князю Александру Николаевичу. Да благословит господь труды его на благо возлюбленного Отечества нашего и да направит силы его к устроению счастья всех Наших верноподданных.

Дан в Москве в первый день августа в лето от рождества Христова тысяча восемьсот семидесятое.

На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою подписано: Николай'.

Вот и все. Я отложил перо и вздохнул. Пожалуй с облегчением. Пора и мне на пенсию. Да и Саша уже не молод, как-никак пятьдесят два годка уже стукнуло. Дедушка уже. Как раз по окончании Американской войны родился кроха Александр, названный в его честь. Я еще раз вздохнул. Далеко теперь малыш, в Омске с семьей, где Николай Александрович нынче губернатором.

Да уж, быстро время бежит, особенно если стараешься работать на опережение. Три послевоенных года пробежали как один миг. Я спешил консолидировать новоприобретенные территории чтобы оставить Александру дела в полном порядке. Он, конечно, человек опытный, но нет у него того послезнания, что есть у меня. Несмотря на то, что мир значительно изменился и отличался от известной мне реальности, вектор технологического и социального развития оставался все тем же. Люди ничуть не изменились, разве что несколько поменялась география, расставляя иные акценты в геополитике.

После Брюссельского конгресса, я наконец-то вздохнул с облегчением. Затяжная война, практически без перерыва продолжавшаяся с 1858 года, завершилась. Отголоски сражений, происходивших где-то далеко за границами империи мало касались основной массы населения. Лишь заголовки газет и эшелоны солдат едущих на Дальний Восток и в Одессу напоминали о том, что империя воюет. Люди далекие от цифр воспринимали войну эмоционально и здесь общественное мнение разделилось. Панслависты призывали расширить русское влияние на Балканах, подмяв под себя Грецию, Сербию и Ионическую республику. Сторонники азиатского пути (да, был и такой в империи) призывали занять Монголию, Уйгурию и среднеазиатские ханства, чтобы, по словам лидера этого движения, добавить свежую кровь в православную империю. Консервативно-клерикальные круги призывали расшириться на юг в сторону Ливана и святого града Иерусалима. Недавние победы и сокрушение многовекового врага — Османской империи вызвали некоторое опьянение в умах. Среди салонных стратегов оказалось много недовольных столь скромными, по их мнению, приобретениями России в результате успешной войны. Нельзя сказать, чтобы салонные разговоры вызвали сильное брожение в обществе. Простой люд радовался победам, но главное он был доволен тем, что налоги из-за войны не поднимались, а новой дешевой землицы прибавилось. Вдобавок резкий рост в военной промышленности требовал сотни тысяч рабочих рук, что способствовало общему увеличению заработной платы.

Скучная магия цифр интересовала немногих. А здесь в пору было обратиться к шаманам. Ибо резкий рост военных расходов, продолжавший увеличиваться все эти годы, грозил пробить ощутимую брешь в бюджете и привести к падению уровня жизни. В 1863 году нам впервые за много лет пришлось увеличить внутренний заем. С тех пор дыры в бюджете регулярно латались с помощью займов, процентная ставка которых возросла на три четверти процента. По окончании войны внутренний долг вырос с минорных двадцати миллионов до трехсот миллионов рублей. Правда треть от этой суммы составили дотации на переселенческую программу, благодаря которой население Русской Америки перевалило за миллион уже к 1864 году. А через шесть-семь лет, когда освобождение от налогов и иные стимулирующие меры, такие как ссуда под два процента годовых, закончатся, отдача от этой программы окупит себя за два-три года.

Впрочем, по сравнению с США, наше положение оказалось пожалуй даже радужным. По окончании войны внутренний и внешний долг северян превысил пять миллиардов долларов, став непосильной ношей, для находящийся в рецесии экономики. Учитывая убыль мужского населения в результате войны, уменьшившуюся иммиграцию и потерю рынков сбыта в Южной Америке и Азии они еще лет двадцать будут отходить от последствий войны.

Несмотря на военные расходы, мы успели неплохо заработать на войне. Одна продажа хлопка принесла шестьсот миллионов рублей чистой прибыли. Продажа оружия, промышленного оборудования и стали принесла столько же. Вдобавок мы вытеснили американцев с европейского рынка зерна. Даже британцы покупали его теперь у нас. Благо повышение урожайности и освоение новых земель позволяли безболезненно экспортировать до десяти миллионов тонн в год, в зависимости от урожая. Тем не менее расходы на войну и переселенцев поглотили все эти фантастические прибыли. Правда, благодаря столь массовым инвестициям появились и результаты. Уже к 1865 году вся армия перешла на казнозарядные винтовки Сипягина под унитарный патрон и казнозарядную полевую артиллерию. Русский флот, состоявший из двадцати шести броненосцев, не считая двух дюжин броненосцев класса 'Альбатрос', стал по мощи вторым в мире после британского, на некоторое время опередив французский. Правда половина кораблей сошла со стапелей лишь к концу войны. Военная промышленность за пять лет набрала обороты и мобилизационные склады оказались буквально забиты оружием и боеприпасами. Но главные вложения были в инфраструктуру. Укрепления Дарданелл, возводимые под руководством Тотлебена, новые базы флота в Стамбуле, Дальнем и Гавайях, строительство линии укреплений в Скалистых горах и железных дорог в Орегон, Болгарию и Монголию требовали прежде всего денег.

Столь сильный рост русского флота и его активность сильно встревожили владычицу морей, ревниво оберегавшую свой статус. Выросшая за последние сорок лет промышленность империи позволяла строить не меньше кораблей чем английская. Были бы желание и интерес. Поэтому через полгода после Брюссельской конференции островитяне инициировали еще одну ассамблею, на этот раз в Лондоне. Две недели Великобритания, Франция, Россия и Италия спорили по поводу максимально допустимого размера своих флотов. Старые колониальные державы, такие как Испания, Португалия и Нидерланды не были приглашены по причине ничтожности их флотов и отсутствия возможности или амбиций эти самые флоты наращивать. Угрозу для островитян представляли лишь трое приглашенных.

Англичане старались сохранить за собой двухкратный приоритет над Россией и Францией и пятикратный над Италией, чем вызвали наше обоснованное возмущение. Французы ревниво посматривавшие на усиление русского флота, на время отбросили свои опасения и выступили с нами одним фронтом. Мы справедливо заметили, что русский флот разбросан между пятью основными базами, а поэтому в каждой отдельной точке он значительно слабее, чем в целом на бумаге. Французы, учитывая недавний раздел сфер влияния, претендовали на большие территории в Африке и в Азии, а потому считали, что их флот должен равняться английскому. Даже итальянцы, имеющие скромные относительно других запросы, оказались возмущены столь малой долей.

Никто не озаботился мыслью, а зачем, собственно говоря, им нужен столь мощный флот, скорее машинально и эмоционально преследуя престиж своей страны, чем ее реальные нужды. Мы же и так планировали значительное сокращение флота. Я знал, что морские технологии в этот период развиваются настолько быстро, что все эти новинки скоро станут никчемным железом. Еще немного и у нас появятся первые паровые турбины, благо работа в этом направлении ведется уже несколько лет, да и артиллерия не стоит на месте. Самое время продать часть кораблей, пока они еще не устарели. Благо желающих хватает. В основном южноамериканцы, но не только. Военные атташе Испании и Сиама уже разместили заказы на наших верфях. Почему бы не обрадовать их и не передать им готовые броненосцы несколько раньше срока. Скажем на года полтора раньше. Да и греки не прочь обзавестись собственным броненосным флотом. С англичанами они на ножах, а потому обратились к французам и к нам. Глядишь и сторгуемся.

Через две недели стало ясно, что переговоры зашли в тупик. Тогда британцы изменили тактику, ведя кулуарные переговоры с каждой из сторон. Правда и это им не очень помогло, ибо без согласия всех сторон соглашение теряло какой-либо смысл. Именно тогда мы и озвучили свое предложение: русский флот будет равен восьмидесяти процентам от английского, но на Тихом океане у нас должно сохраниться преимущество в двадцать процентов над флотом ее величества. Вдобавок, раз островитяне не согласились продать нам часть акций будущего Суэцкого канала, мы потребовали небольшой клочок земли в районе Африканского рога, где находился захолустный городишко Обок, в районе известного мне в будущем Джибути. Британцы обрадованные смягчением нашей позиции и рассчитывавшие, что наш пример поможет снизить притязания французов, согласились. Правда не сразу, а лишь после того, как несколько убавили наши притязания. В итоге мы сошлись на семидесяти процентах по общему тоннажу флота и паритету на Тихом океане. Британцы довольно потирали руки, радуясь, что отделались малой кровью и не подозревали, что мы и так планировали сократить раздувшийся из-за войны флот, а лишние корабли продать.

Изменение нашей позиции сдвинуло переговоры с мертвой точки. Галлы вскорости согласились на те-же семьдесят процентов, за что получили Мадагаскар, находившийся в британской зоне влияния. Итальянцы, оказавшись в меньшинстве, согласились на тридцать процентов и по согласию сторон получили Родос, формально принадлежавший Ионической республике. Нам это оказалось на руку, ибо во-первых подрывало позиции англичан, до сих пор поддерживавших Ионическую республику, а во-вторых сталкивало Италию и Грецию, которая тоже облизывалась на этот стратегически важный остров. Максимальный тоннаж флота ограничивался четыремстами тысячами тонн для Великобритании и соответственно уговоренному проценту для остальных. Предельное водоизмещение судов и их количество не оговаривались, что в будущем привело к новым трениям. Лондонское соглашение ограничило гонку морских вооружений и позволило ведущим морским державам Европы направить больше средств на ускоренную колонизацию своих новоприобретенных владений.

После подписания Лондонской конвенции мы продали одиннадцать капитальных судов и семь броненосцев класса 'Альбатрос' опустившись даже несколько ниже требуемого конвенцией тоннажа. Делалось это преднамеренно, ибо в 1868 году мы заложили малую серию из четырех малых эсминцев для торпед Александровского, а далее, отработав технологию, планировали строить более капитальные суда с использованием торпедных аппаратов и более мощной трехсотдадцатимиллиметровой артиллерии уже доведенной до ума. Поэтому мы сознательно пошли на значительное сокращение флота. Ведь через четыре-пять лет проданные корабли уже морально устареют, а 'Альбатросы' могли действовать лишь в прибрежных водах и в основном строились для Босфорской операции. Параллельно мы свернули строительство шести уже заложенных броненосцев. Вырученные от продажи средства пополнили трещавший по швам бюджет.

Война вызвала скачок в промышленном производстве. Начался массовый переход на конвертерное производство стали, а позже и на мартеновские печи. Была доведена до ума и принята на вооружение торпеда Александровского. В империи появились первые химические заводы по производству удобрений, нитроглицерина и анилина. Быстро приобрел популярность и распространился по миру динамит Петрушевского-Зинина. Началось строительство первого нефтепровода в Баку.

Десятилетие войн и восстаний отгремевшее по всему земному шару изменило геополитический расклад и перенаправило некоторые процессы по иному руслу. История окончательно отошла от известного мне вектора развития и помимо основных технических новшеств я уже не мог предсказать, что преподнесет нам день завтрашний. Раздел сфер влияния между великими державами произошедший раньше и более упорядоченно, чем в известной мне реальности значительно снизил опасность мировой войны. Да и сам клуб великих держав несколько изменился. Франция, ставшая гегемоном в Западной Европе и получившая обширные земли под свой контроль в Африке, Азии и на Ближнем Востоке приобрела значительный вес в мировых делах. Пруссия, наоборот, потеряла все свои владения в Западной Германии и скатилась в разряд второстепенных держав. В Берлине все еще лелеяли мечту о реванше и прусский генеральный штаб дожидался подходящего момента, чтобы вновь попытаться взять Германию под свое крыло. Но экономически Пруссия была слаба. Индустриализация, начавшаяся в 1860 годах, затронула в основном западногерманские земли, где лидирующее положение приобрели Вестфалия и Вюртемберг. Именно вокруг них начали формироваться силы недовольные господством Франции с одной стороны и не желающие подчиняться Пруссии с другой. Это стало некой альтернативой создавшемуся положению. Этот неофициальный союз западногерманских земель был слаб в военном отношении, но его растущая индустриальная и финансовая мощь стали фактором с которым приходилось считаться.

Объеденная Италия, получившая Ливию и Родос и аннексировавшая Албанию стала претендовать на статус великой державы, благодаря своей стратегической позиции в Средиземноморье. Король Виктор Эммануил II, ставший во главе объеденного полуострова, мечтал возродить былое величие Римской империи и лихорадочно строил броненосный флот.

Китай, ослабленный гражданской и Опиумными войнами, окончательно превратился в полуколонию великих держав. Отделившиеся северные провинции: Маньчжурия, Монголия и Уйгурия попали в русскую зону влияния. Остальной Китай разделили между собой англичане и французы. Здесь галлам пришлось уступить пальму первенства Туманному Альбиону, но они получили компенсацию в виде Вьетнама и Тайваня.

Бывшие земли Османской империи, прекратившей свое существование, оказались значительно раздробленными. Восточная часть Анатолийского плоскогорья с побережьем Черного моря отошли к Армянскому княжеству, ставшему Армянским царством под протекторатом России. Часть земель по реке Тигр отошли к Персии, а на севере междуречья образовался независимый Курдистан, тоже вошедший в нашу зону влияния. Проливы стали частью Российской империи, а земли от Коньи до Смирны стали частью Ионической республики, где сконцентрировалось греческое большинство. Собственно турецкое население в новообразованной Турции, со столицей в Анкаре, оказалось в кольце вышеперечисленных государств, без выхода к морю. Франция получила Сирию и Ливан, а Великобритания Египет и Палестину.

США, значительно ослабленные гражданской смутой и поражением в войне с Россией, поразил экономический кризис. Гигантский внутренний и внешний долг тормозил развитие страны, которая к тому же лишилась сотен тысяч рабочих рук. Войны с индейцами, вооруженными русским оружием замедляли освоение территорий западнее Миссисипи. Сокращение экспорта из-за потери рынков и большие потери торгового флота лишь усугубили ситуацию. Из-за кризиса резко поднялась безработица и сократилась иммиграция. Америка все еще оставалась страной больших возможностей, но в гораздо меньшей степени чем раньше. Лишь треть из довоенного объема иммигрантов прибывали в США. Англичане и ирландцы все более предпочитали Канаду или Австралию, которые стремились привлечь близких по духу и культуре переселенцев для заселения огромных, пустующих пространств. Французы начали перебираться в Алжир и Тунис. Итальянцы предпочитали КША, с более благоприятным климатом или Южную Америку. Началась постепенная колонизация Ливии, где итальянские переселенцы получили лучшие земли. Даже Мексика, поддавшись нашему нажиму, открыла ворота иммигрантам-католикам из Испании, Португалии и Италии.

Российская империя с ее огромной территорией и растущей промышленностью привлекала свою долю иммигрантов. В основном из немецких земель, Швеции и Восточной Европы. Индустриально слабая Пруссия с сильно милитаризированным обществом подталкивала многих к поиску лучшей доли в далеких краях. Часть из них находили ее на Дальнем Востоке, киргизских степях и в индустриальных центрах от Петербурга до Омска. К слову сказать Крупп не стал пушечным королем, сильно уступая Армстронгу, Шнайдеру и русским производителям. В этой реальности ему не удалось подняться за счет русских и прусских заказов. А французы, контролировавшие Германский союз, старались душить конкурентов пошлинами и своим политическим влиянием.

Распад Австрийской, а затем и Османской империй нарушил экономические связи в Восточной Европе. Всплеск национализма и постоянные пограничные конфликты не способствовали экономической стабильности, из-за чего многие предпочитали иммигрировать. Этот поток с самого начала во многом направлялся в Россию, помогая заселять Дальний Восток, Северную Маньчжурию и Русскую Америку. Помимо простого люда ищущего лучшей доли, в империю приезжала часть местной элиты, чтобы получить или продолжить образование в русских университетах. Среди них попадались и настоящие таланты, внесшие большой вклад в развитие новых технологий. Например замечательный венгерский ученый Аньош Йедлик работал в Академгородке, совершенствуя свою динамо-машину и электродвигатель и адаптируя их для прикладного применения.

Я нажал кнопку электрического звонка и вызвал секретаря, передав ему четыре копии подписанного манифеста. С завтрашнего дня я пенсионер. Жаль Шарлотта не дожила до этого момента. Последние несколько лет жизни она все чаще болела, проводя осень и зиму в Крыму. Теперь и у меня появится время отдохнуть у моря в Ливадии. Освободим дорогу молодым.