Боги и влюбленные

Ближе к полуночи, когда буря еще ярилась, ко мне пришел Абенадар с подносом еды.

— Убери, — сказал я. — Уходи.

— Тебе надо поесть. И поспать.

— Просто уходи. Пожалуйста.

Он вернулся на рассвете, серым, тусклым утром без нахального солнечного света, что обычно двигался по комнате под углом.

— Дождь перестал, — сказал он, посмотрев в окно на мрачное небо. Он ждал, что я что-то скажу, но не дождался и подошел к кровати.

— Сколько ты будешь так сидеть?

— Сколько понадобится.

Он молча ушел и больше не возвращался.

Позже в дверь робко постучала Клавдия Прокула.

— Мы беспокоимся за тебя, Ликиск.

— Не надо.

— Ты говорил с Иисусом прежде, чем...

— Иисус мертв. Как и любой человек. Это бы ничего не изменило.

— Ликиск, я...

— Пожалуйста, оставьте меня одного. И скажите, чтобы сюда никто не входил. Мы никого не хотим видеть.

Вечером в комнату осторожно заглянул часовой.

— Тебя спрашивает молодой еврей Иоанн.

— Отошли его.

Всю долгую темную ночь никто не осмеливался нас беспокоить. Я сидел на краю постели, держа холодную руку трибуна, чувствуя кончиками пальцев слабый пульс, ощущая, как утекает его жизнь, и ничего не мог с этим поделать. Я ни о чем не вспоминал, думая лишь о том, что он умирает, и, возможно, оставит меня в этот день.

С тусклым желтым рассветом поднялся ветер, принеся запах лилий, и его пульс начал увядать. В слезах я наклонился и поцеловал его в холодные губы.

— Я люблю тебя, Марк.

В окно проник косой луч, образовав на полу, где натекла лужица воды, светлый квадрат.

Вздохнув, я лег, вытянулся рядом с трибуном и, прижавшись, положил руку ему на грудь. В окно виднелось бледное синее небо.

Квадрат солнечного света полз по холодным камням, в его лучах танцевала и сверкала пыль. Становясь длиннее и шире, солнечный свет пересек комнату, достиг кедровой кровати и забрался на нее, словно решив передохнуть.

Скоро в окне показался ослепительный оранжевый диск, яркий и жаркий.

Потом вся комната осветилась золотистым светом, от которого заболели глаза.

— Это утро?

Казалось, голос шел из солнечного луча.

— Долго я спал?

Слова доносились из-под моей руки; я чувствовал биение сердца, движение грудной клетки.

— Долго я спал?

— Недолго, — прошептал я.

Он открыл глаза, но тут же закрыл их из-за яркого солнца.

— Сколько?

— Три дня.

— Это долго... без поцелуя.