Ветлужская Правда (Волжане 3). Глава 1

Ветлужская Правда (Волжане-3)

Глава 1

Главные слова

Вставать было тяжело. Перед глазами Трофима стояла мутная пелена, изредка покачивающаяся в такт его неровной поступи по выскобленному дощатому полу. Голова казалась пустой, тело странно расслабленным, а мышцы рук вялыми.

Распахнув дверь наружу, воевода полной грудью вдохнул прохладный предрассветный воздух и рывком перевалил свое тело за порог дружинной избы, с наслаждением вставая босыми ногами на влажные доски крыльца. Солнце еще не выглянуло из-за горизонта, но уже окрасило небо на восходе мягкими тонами, высветив темную границу убегающих вдаль дождевых туч. Пахло прошедшей грозой и тягучим сладковатым запахом черемухи, обильное цветение которой принесло на грешную землю недавние холода и всеобщую уверенность в дождливом лете.

Тихонько скрипнула доска под весом переминающегося на вышке дозорного. Откуда-то издалека донесся жалобный визг несмазанного дерева, возвестивший о том, что трудовой день уже начался и вскоре улица будет наполнена звенящими голосами спешащих по своим делам хозяек. Двигаться не хотелось, и Трофим пристроился на перилах, собираясь еще немного остудить не отошедшую от вчерашней попойки голову. Поток холодной воды, обрушившийся сбоку и сразу же залепивший ему глаза, оказался неожиданным.

— Убью, паскуда!! — Мгновенно отскочив в дальний угол крыльца, воевода стал утираться одной рукой, в то время как другая привычно потянулась к засапожнику. Не нащупав ножа, как собственно и сапог, он мотнул головой, пытаясь таким образом придти в себя, и огляделся.

— Воевода, стряслось что?! — Встрепенулся дружинник на стоящей рядом вышке. Через мгновение его тревога прошла и в голосе появилась толика ехидства, указывающая на немалое количество соли, съеденное вместе. — Не сбегать ли тебе за рушником, Игнатьич? Мигом обернусь!

Только тут воевода уловил почти беззвучный смех, доносящийся из-под высокого крыльца. Злой больше на свою невнимательность, чем на шутника, Трофим резко перегнулся через перила и, повиснув на одной руке, попытался поймать мелькнувшую там тень за вихры или ворот рубахи. Однако ее зыбкие очертания расплылись, и пальцы скользнули лишь по плечу, не прикрытому одеждой.

— Тебе надо было еще пару дней назад остановиться! — донесся до воеводы смешливый возглас бесцеремонного полусотника. — А теперь ты и хромую козу не поймаешь!

— Много ты понимаешь в питии! — успокоенно уселся на ступеньки Трофим, осознав, кто устроил ему такую помывку. — Сам попробуй отказаться от хмельной чаши, когда на кону стоят дела важные! Любой обидится, да попрекнет, что ему уважение не оказали...

— Неужели? Как всё знакомо... — Иван подошел поближе, бросил рассохшуюся бадейку под крыльцо и оглядел своего товарища с головы до ног, не скрывая усмешки. — Как же тогда князья с соседями общаются? Надираются вдрызг?

— Я пока не в том положении, чтобы гнушаться выпить со старейшинами мало-мальски значимых черемисских родов! Или предлагаешь мне делать вид, что прикладываюсь к братине, а самому лишь губы мочить? Грех обманывать новых родичей, когда они от всего сердца высказывают свое почтение...

— Так и спиваются лучшие сыны отечества!

— Да ладно, у меня все-таки повод был! Двойней жена порадовала, тетеря ты бестолковая!

— Близнецы? Тройняшки мы... — бестолково хмыкнул каким-то своим мыслям Иван, присаживаясь рядом. — Ну-ну, наслышан, поздравляю.

Улина на днях разродилась сыном и дочкой, так что почти четыре дня Трофим, которого на время выселили в дружинную избу, отмечал рождение детей. Сама же молодая жена осталась в том самом пятистенке, который почти год тому назад начали строить как пристанище для заблудившихся во времени путников, и который им оказался не нужен: кому-то было недосуг таскаться сюда из Болотного, а кому-то вполне хватало места в Переяславке.

Недалеко от этого дома уже давно крутилось подливное колесо водяной мельницы, а на самом подворье высились складские помещения под зерно и муку. После их постройки на пустующую усадьбу положили глаз некоторые особо предприимчивые члены общины, но своевременный переезд туда воеводской жены не дал им ни малейшей возможности воспользоваться "хлебным" местом. На все потуги некоторых переяславцев помочь ей с мельничным хозяйством на постоянной основе та удивленно хлопала ресницами и задавала им единственный вопрос: "Выселить меня с детьми хочешь или воеводе не доверяешь?".

Однако в настоящий момент Улине было не до хозяйственных дел: роды прошли тяжело, и знахарка даже решила переселиться на время к ней, чтобы присмотреть за пациенткой, а заодно и помочь по дому. Кроме того, черемиска сразу же после похода в воронежские земли перевезла остальных своих детей к мужу, так что помимо домашних дел на лекарку возлегла забота о малышне — непоседливых мальчишек четырех и шести лет.

Воевода же настолько разволновался по поводу здоровья своей жены, что о чем-либо другом думать уже не мог. Пришлось звать Лаймыра, который деланно обиделся, что рождение его правнуков отмечается не с должным размахом, и сразу же увел Трофима исправлять этот недочет. Сначала праздновали со своими, а потом с низовьев Ветлуги пришлось принимать одну делегацию за другой. Повод был более чем весомым: воевода породнился с одним из самых могучих семейств, а кровь в эти времена связывала гораздо сильнее, чем дружба или общее дело.

Трофим после рождения детей уже не воспринимался ветлужскими черемисами как чужак, вознесшийся на вершину власти в близлежащих землях. Он был почти своим — к нему можно было воззвать как к родичу и попросить о помощи. Это налагало ответные обязательства, но в неспокойном мире такие отношения всегда были самыми надежными. А уж когда подрастут дети, в чьих жилах течет общая кровь... Возможно, к тому времени рядом будут жить друзья, которые придут на помощь в трудную минуту, встанут плечом к плечу при вражеском нападении, поделятся хлебом в голодный год.

Однако такой фундамент будущего благополучия и добрососедства сам по себе не вырастет. В самом начале любые слова необходимо наполнять поступками или хотя бы изъявлением всяческого желания развивать родственные отношения. И черемисские рода с низовьев прилагали все усилия, чтобы наладить связи с неожиданно укрепившимся соседом. Договаривались о покупке недорогого железа, досок, черепицы, более умные пытались забрасывать удочки на тему постройки у себя домниц и лесопилок.

А воевода вместе с единомышленниками, жалуясь на нехватку людей, требовал за это рабочую силу и воинов. Он настаивал на том, чтобы черемисы присылали свою молодежь в школу, объясняя это тем, что для литья железа и производства досок просто необходимы новые знания. Он предлагал строить новые мастерские на паритетных началах и просил разрешения на строительство укреплений на черемисских землях, которые смогли бы защитить совместное имущество и оградить его от чужого глаза.

На что-то из предлагаемого уже было получено "добро" от ветлужского князя, кое-что оказалось за рамками соглашения, но было во власти старейшин. В любом случае, черемисы усиленно пользовались и тем и другим. Лаймыр всегда честно предупреждал сородичей, если какие-то условия могли вызвать недовольство кугуза, однако выгода чаще всего перевешивала любые колебания. Да и сам княжеский представитель в ограничениях не упорствовал, и это говорило знающим людям, что тут затевается более тонкая игра. Так что начало взаимодействию было положено, а то, что воеводе потом приходилось мучиться похмельем, являлось совсем малой платой за будущие преференции.

— Явился, говоришь... Ну так не томи, рассказывай! — Трофим толкнул локтем своего замолчавшего собеседника, отсутствовавшего в веси больше месяца. — Не верю я, что ты на меня бадейку воды опрокинул, дабы просто позлить!

— А то, что ты сам меня головой в прорубь окунал после того, как я поведал все подробности своего осеннего похода? Обещал же, что припомню потом?

— Надо было остудить твою буйную головушку, иначе ты тут такого натворил бы... — намекнул воевода про обряд кровного побратимства и спохватился. — То есть решил должок отдать?

— Да нет, правильно делаешь, что не веришь — должок еще за мной. Просто твои пьянки в любом случае надо прекращать, а то делегации выпить на халяву к тебе никогда не прекратят ходить! — Иван с преувеличенной завистью вздохнул, словно сожалея, что не успел попасть в число этих гостей, и перешел к сути вопроса. — По пути мы обогнали булгарский караван со старыми знакомыми. Завтра утром купцы будут здесь, да не одни: с ними движется рать немалая.

— Насколько немалая?

— Думаю, что вместе с людишками Юсуфа полторы сотни душ наберется.

— И все к нам?

— Нет, четыре судна идут за данью к кугузу. Рискну предположить, что дальше двинутся волоком на Вятку к другим черемисским князькам: самое время зимнюю пушную рухлядь собирать.

— Как бы он их не прогнал... с суздальцами разбираться! А ты ночью шел, чтобы весточку быстрей доставить?

— Именно так, прибыли пару часов назад, — согласился полусотник. — Почти наощупь пробирались ради этого. Ничего, вот наладит мне мастер Жум катамараны делать, так мы за двое суток про таких гостей узнавать будем!

— Какой такой мастер? И что он наладит? — не понял половину из сказанного Трофим.

— Какой? Давай лучше отложим этот разговор ненадолго, — поднялся с лестницы Иван. — Вестников в Болотное и Сосновку я послал сразу же, но до того, как все соберутся, часа три еще точно пройдет. Так что можем пробежаться поприщ десять для разминки, заодно и остатки хмеля у тебя выбьем! А то у меня пролежни скоро будут от бесконечных речных походов: целый день лежишь и смотришь по сторонам...

— Знаю я твои пролежни! Опять всех своих воев загонял до изнеможения? Кстати, как новички?

— Ничего, будет у тебя к осени еще два десятка диверсантов. Я ими, кстати, почти и не занимался, переложил все на Пельгу и Кокшу.

— Второй совсем молодой!

— Зато талантливый и упертый, а за зиму я из него неплохого бойца подготовил. Из черемисов Лаймыра у меня выделяются он да Курныж: свою молодую поросль они как раз и обучают.

— А Вараш и его вои? Гондыр про них лестно отзывался по осени, — заинтересованно взглянул на полусотника воевода.

— На тех черемисов у меня отдельные планы... Кстати, помимо обычных занятий эта спевшаяся парочка должна была по весне со своими ребятами все поселения на среднем течении Ветлуги облазить.

— Зачем? Дабы показать за кем сила? Так вои Вараша пока нам не подчиняются в отличие от черемисов Лаймыра — те роту1 дают. Да и то, если дойдет дело до свары с кугузом...

# # 1 Р о т а — присяга, клятва.

— Затем, чтобы рассказать, к кому нужно обращаться в случае опасности и что надо делать, дабы в карманах завелось звонкое серебро. Ну не в карманах, так в мошне! А если дело дойдет до размолвки с ветлужским князем, то неизвестно еще на чью сторону встанет сам Лаймыр... Так! Ты прекращай мне зубы заговаривать! Побежали!

— Ишь, какой горячий и нетерпеливый! Сам же мне описывал, как вреден бег после возлияний! Помнишь, как после свадьбы Николая просил оставить тебя в покое? — Воевода неторопливо поднялся и потянулся, разминая застоявшиеся косточки в соскучившемся по движению теле. — Что-то про печень мне толковал...

— Кхм, так мы почти шагом, да и не в броне я тебя заставляю бежать! А если еще освежимся купанием, то потом сможешь мыслить почти здраво! Или ты уже взбодрился моим ведром? Думаешь, одного было достаточно? Ладно, ладно! — Миролюбиво поднял руки Иван, отступая от поднятого в показном замахе кулака Трофима. — Я что? Я ничего! А майская водичка еще никому вреда не приносила! А уж дел, которые нам на малом совете предстоит обсудить — просто уйма!

— Окунуться не мешало бы, но уж бежать... Давай просто пройдемся не торопясь до дальней заводи, дабы в такой темени на речку через кусты на лазить. Там и дно хорошее и песочек на бережку. Все-таки я не последний человек в веси, чтобы куда-то стремглав нестись среди ночи! Еще подумают люди, что беда случилась... Заодно ты мне по пути расскажешь про свои новинки и про поход к мордве.

Воевода сошел с крыльца и направился к воротам, осторожно ступая босыми ногами между старыми навозными лепешками. Иван двинулся за ним трусцой, в какой-то момент опередил и открыл калитку, дурашливо склонившись в поклоне:

— Слушаюсь и повинуюсь, мой воевода! Разреши понести тебя на закорках, дабы ты не утруждал свои ножки?!

— Тебе бы только на торгу рожи корчить, напялив лохмотья скомороха на потеху толпе! — скривился Трофим. — Еще раз напомни, где этот мастер находится?

Выждав, когда дозорный спустится с вышки и закроет за ними засов, Иван пустился в обстоятельный рассказ:

— Так у черемисов, в устье Вола. Наши это селение Вольным называют, чтобы каждый раз язык не ломать. Помнишь подробности того, как прошлой осенью Свара и Гондыр по этой речке дорожку протоптали почти до самой Унжи? Вараш, кстати, потом ко мне в Солигалич целое посольство привел из разных поселков: так, мол, и так, обещали нам заказ на лодьи и обустройство волока, а что делать и где взять монетки на найм людишек — не сказали. Неужели забыл?

— Забудешь такое, Свара целую зиму вспоминал, как мальцов в лесную засаду завел...

— Да и у меня было, что помянуть добрым тихим словом. Если бы не пришедшие с Варашем меряне, то съели бы нас местные с потрохами еще в самом начале. Там же не только черемисы сидят, с которыми мы общий язык более-менее нашли, но еще костромская меря и остатки чуди на Чухломском озере. Вон они нас и донимали первое время, пока Вараш со своим разношерстным ополчением за наш острог не вступился. Пришлые меряне рассказали буйному местному населению, как вы их спасли от новгородцев, и попросили нас не только не трогать, но и помогать всячески. Родичи друг с другом почти всегда могут договориться...

— И сразу же все бросились вам помогать?

— Ну почему же... Много чего пришлось пообещать помимо разных товаров. В первую очередь то, что никаких ограничений в их допуске к тем местам не будет. Да это было бы и неправильно! Жили-жили, а потом пришли чужаки и забрали у них соляные источники! Так что высказанное позднее кугузом недовольство меня трогает мало, сам бы попробовал отношения с местным людом наладить!

— Ладно, про это я помню, — кивнул Трофим, вновь недовольно скривившись при упоминании черемисского князя. — И про лодьи кое-что тоже. Ты же целых десять гривен серебра попросил для задатка и половину зимы санями туда доски возил по реке! Как тут забыть! А вот что за диковинное название ты упомянул вкупе с мастером Жумом?

— Катамараны? У-у-у! Если говорить попроще, то это корабль из двух корпусов, соединенных друг с другом. Иногда их бывает даже три, но это уже называется как-то по-другому... С нашими материалами прочную конструкцию получить трудно, но если все-таки удастся все соединить в одно целое, то получим очень устойчивое судно! А значит, можем поставить парус повыше и увеличить скорость! Кроме того, между корпусами можно наложить груз, который не будет мешаться под ногами! Думаю, что до грузовых катамаранов дело в ближайшее время не дойдет, но быстроходную лодочку, которая минует почти любую мель, вполне можем сделать. Сейчас там Ишей безвылазно сидит и доводит с Жумом конструкцию до ума.

— Хм... не верю я, что две скрепленные меж собой лодки будут плыть быстрее, чем одна, но... Как я понял, основная часть монет все-таки пошла на новые лодьи с защитой для гребцов, так?

— Новшества не только в этом. Во-первых, построим несколько грузовых судов с водонепроницаемыми переборками на случай затопления какой-нибудь части. Улавливаешь, зачем? А во-вторых — лодьи будут строиться в разных вариантах. Некоторые с небольшой осадкой пойдут для мелких речек, а парочку замышляем сделать для боевого охранения на глубоких. Как ни странно, главное во всех этих делах то, что с соседями контакт налаживается, и на нас не смотрят как на чужаков.

— А как сходил к мордве? Эти боевые лодьи ты ведь для походов в ту сторону задумал? Так?

— А то! — полусотник отклонил ветку на узенькой тропинке и повернулся к воеводе. — Дикий край! И булгарцев можно встретить, и суздальцев, и муромских людишек. Знаешь, сколько желающих найдется нас на зуб попробовать, после того как они про железо узнают? А сходил туда... да почти без толку. Так и не согласился эрзянский князь на наши совместные с ним дела!

— Так! Ну-ка давай подробнее о нем! — воевода свернул на еле заметную прогалину, ведущую к речной заводи, и тут же остановился, подав знак своему спутнику. Порыв ветра донес запах дыма, приправленный какой-то прогорклостью. Перейдя на шепот, Трофим обернулся к Ивану. — Еще не успокоились, что ли? — И видя недоумение своего собеседника, пояснил. — Вечор праздновали Вешнее Макошье, чествовали землицу после зимнего сна. Людишки как раз отсеялись и решили себе роздых дать. Может, после хмельного пира и игрищ кто-то загулял до утра?

Стараясь не шуметь, воевода с полусотником осторожно пробрались вдоль тропы и вышли на берег заводи. Запах резко усилился, но зато стала понятна его причина: вдоль берега стояли несколько котлов, исходящих паром и неприятным ароматом чего-то подгоревшего. Вокруг костров вповалку лежали мальчишки, невозмутимо посапывающие на еловых подстилках...

— Так! Гвардия, к бою! — не удержался Иван и невольно улыбнулся, глядя, как над поляной взметнулись взлохмаченные чумазые физиономии.

— Ероха! Спиногрыз несчастный! Опять заснул на посту?! — С дальнего конца поляны мимо воинского начальства метнулась знакомая фигура и тут же полезла проверять кипящие котлы, старательно размешивая палкой их содержимое. — Эх, смотри сюда! А еще говоришь, что не спал... Сказано было, что надо разбудить через полчаса! — Поляна сразу наполнилась суетой и гомоном, в то время как Вовкин голос продолжал распекать нерадивого мальчишку, стоящего в клубах дыма посреди поляны и растерянно оправдывающегося на все упреки. — Какая разница, что ночь и по солнечным часам время не проверишь? Смотри на звезды, читай "отче наш"... Точно спал! Теперь ты не отбрехаешься тем, что тятьке на пахоте помогал! Вчера к земле прикасаться вовсе нельзя было! Ни пахать, ни сеять, ни-че-го! Хотя, по моему мнению, все эти указания — полная ерунда!

— Э! Вовчик! — Полусотник решил разрядить накалившуюся обстановку, вызванную их появлением. — Что тут у вас происходит? Почему спите на берегу? И вообще, что ты тут делаешь вдали от мастерских?

— Дядя Вань, ты? — Поинтересовался Вовка, выныривая из царящего на берегу смрада. — Да вот, проспала, малявка! Теперь поташ от котла отскребать придется!

— Э... А поподробнее? — Только и смог вымолвить Иван.

— Днем некогда, так мы тут ночное дежурство устроили, — следом за своим подчиненным стал многословно оправдываться молодой мастер. — Нам для опытов поташ необходим, поэтому мы всю золу из печей, накопившуюся за зиму, в бочках настаиваем, а потом воду сливаем и выпариваем. Получившийся осадок перекаливаем на сковородах и получаем то, что нам надо!

— Калите печную золу? Для этого Николай велел ее в одно место собирать? — вмешался воевода, видя, что его полусотник впал в ступор от вывалившихся на него сведений. — А как же бабы? Они же ее при стирке используют...

— Хватит им, Трофим Игнатьич! Они же не всю ее в наши закрома несли!

— Ну-ну, не мне волосья на голове рвать будут. Так зачем вам этот... поташ?

— Мыло делать и стекло варить... — вздохнул Вовка, вытирая руки о подол рубахи. — Для мыла его надо, конечно, опять разводить и подогревать, а потом еще и мешать с известковым молоком, чтобы получить щелочь...

— А не проще ли вам дрова пережигать, чем бабам каждый раз золу в одно место собирать? — прервал ненужные ему подробности Трофим. — Леса вокруг полно...

— Не проще. Дрова надо еще заготовить, а нам деревья валить не под силу! Золу же любой малец пяти лет от роду в нужное место отнесет. Да и лес лишний раз рубить жалко! Не успеем оглянуться, как на пустом месте жить будем! Вот когда папоротник подрастет, тогда его начнем пережигать, а пока используем печные отходы.

— Хм... А воняет чем?

— Жир и сало перетапливаем для мыла, — нехотя пояснил молодой мастер, указывая на один из котлов. Зачерпнув оттуда ложкой маслянистую жидкость, он попробовал ее на вкус и сморщился. — Сначала мешаем их со щелочью, следом добавляем соли, чтобы осадить глицерин э... мягкие масла и примеси. Их спускаем, а верхний слой заливаем в деревянные формы, студим и дней через пять... Ероха, нормально уварилось, на вкус как подсоленное сало! Давай следующую порцию щелочи!

— Чего вы, говоришь, добавляете? — настороженно вскинулся воевода, услышав, что мальчишка упомянул о попытках перевести драгоценный продукт непонятно на что. — Соль?!

— Ну да, нам дядя Ваня немного зимой привез! А что? — Удивленно вскинул глаза Вовка. — По-другому твердое мыло у нас не получается — одна размазня выходит! И то приходится несколько раз этот процесс повторять... А про соль дядя Коля вспомнил, по его словам и делаем. Потом, может быть, найдем что-то другое, но пока только так!

— Э, Трофим! — подтолкнул закипающее начальство к выходу с поляны Иван. — Пойдем! Он дело говорит: без мыла нам никак, Вячеслав уже ругаться устал... А первый караван с солью уже вот-вот должен подойти! Подумаешь, изведем малую ее часть на полезное дело!

— Дядя Вань, идите купаться выше по течению, там вода почище! — донесся им в спину Вовкин голос. — А сам я утром зайду, принесу заказ Трофима Игнатьича...

— Пойдем, пойдем, — полусотник вновь подтолкнул в спину воеводу, который обернулся, чтобы прояснить долетевший возглас про какой-то непонятный ему заказ. — Не будем мешать мальчишкам. Придет и узнаем, что он тебе приготовил... На чем мы остановились?

— Э... На эрзянском князе, — помрачнел лицом Трофим и сразу же свернул в просвет, показавшийся в ивовых зарослях.

— Точно! Так вот, меня до него даже не допустили! Овтай всеми руками вцепился и запретил напрямую с инязором общаться. Сначала, говорит, со мной породнись! А то зарежут мимоходом, и он даже не сможет вступиться.

— Сам князь хочет лапу наложить на железо? Что про него знаешь?

— Практически ничего. Род у него издревле самый могучий, поэтому он и шишку держит среди окрестных племен. А еще у него наемников много из тех, кто ему личную вассальную клятву принес...

— Ротники служат? Откуда родом?

— Говорят, что предки их пришли из южных земель, из Руси. Вот только не пойму, из Киевской или еще той, древней, про которую Вячеслав все уши прожужжал...

— Да и меня наш лекарь пытал про какую-то Пургасову Русь в мордовских землях. Не знаю — не слышал... Вот и пришли!

— Бррр... Ох! Холодна водичка! — Скинув одежду, Иван сразу же упал спиной в темную гладь заводи и попытался окатить брызгами своего воеводу.

— А ну, не балуй! Сам зайду... — Трофим окунулся с головой и лег на воду, пытаясь удержаться против течения. — Так что вы с Овтаем решили?

— Князь эрзянский Волжской Булгарии держится, что само по себе правильно в его положении, поэтому пока мы не докажем свою полезность или значимость — помогать не будет, хотя подарки и принял. Он даже отступного Овтаю предлагал, чтобы самому встрять в сей процесс, но тот сразу со всем почтением отказался. Знает, что придут булгарцы, а связываться с ними себе дороже — не заметишь, как лишишься всего. Так что мы с ним подумали и решили делать все своими силами. Его род за нас, земля в полном их распоряжении, так что он уже начал ставить небольшую крепостицу недалеко от устья своей речки и углублять русло под наши лодьи.

— И зачем тогда надо было затевать спрос у их верховного князя?

— Если на наши мастерские кто польстится, то оберегать их придется лишь своими силами. Помощи других родов не дождемся, потому что чужие залежи руды у них бельмом в глазу сидеть будет. Мол, сами вылезли со своим железом, как чирей на видном месте, сами и защищайтесь! Так что спрос этот затевался, чтобы раскола между эрзянами не допустить и заинтересовать всех в наших делах. Ну, хотя бы их князя... А теперь многие могут испугаться усиления рода Овтая, и будут пытаться всячески ему навредить. А уж если развяжут меж собой войну за это самое железо, то...

— Угу. Чем еще опечалишь?

— Как ни странно, порадую. Емеля еще до моего отъезда белую руду нашел на двух речушках, Железнице и Выксунке. Обогащения почти не требует, плавится легко и очень богата железом. Так что сразу начали копать... правда, в основном глину, потому что привезенного кирпича даже для одной домницы не хватит. Еще решили, что пока муть не осядет в отношениях с эрзянским князем, почти все чугунные болванки будем свозить к нам, а на месте лишь лить посуду.

— Хитро задумано.

— А то! Даже если кто-то позарится на местные мастерские или наши грузовые лодьи, что они потом с чугуном будут делать? Не расковать эти болванки, ни отлить чего-то из них без наших технологий они не смогут. Правда, пришлось пообещать Овтаю, что мы будем делиться доходами от изделий из этого железа, но такое решение меньшее из зол...

— А зачем делиться? — Недоуменно вскинулся Трофим. — Ведь делать будем мы?

— Работа наша, но чугун общий, так? А про то, что конечный продукт имеет более высокую цену, я уже всем объяснил... Да и не в этом дело, тем более наш труд в любом случае будет оплачен, а свою дополнительную прибыль они отработают охраной на лодьях или чем-нибудь другим. Тут не деньги важны, а то, что от нас не уйдут технологии! Кроме того, мы с ними изначально весь доход решили делить по справедливости, как равноправные партнеры э... товарищи. Любые же попытки перетянуть на себя одеяло приведут к косым взглядам и новому переделу. Слишком мы зависим друг от друга...

— Ладно. Сколько воев оставил с Емелей?

— Троих, только для личной охраны и обучения воинов Овтая если у того появится такое желание. Прямо от сердца оторвал!

— Сам Емельян не сбежит к себе на старую родину?

— Николая я точно в те края не пошлю — слишком опасно. Кроме того, без него мы как без рук, да и... просто мне будет очень тяжело, если с ним что-нибудь случится. Собой гораздо легче рисковать. А Емеля... в душу каждому не заглянешь, но за него я почти ручаюсь. Наш человек, да и жена на сносях у него тут осталась... Куда он денется с подводной лодки?

— Опять твои шуточки? Это как лодка может плавать под водой?

— Пока не может, согласен.

— Когда железо оттуда ждать? — воевода успокоенно фыркнул и стал выбираться из заводи на берег, позвав за собой собеседника.

— Чугун? Ближе к концу лета, и это в лучшем случае... А на что ты надеялся? Человек двадцать всего у Овтая было. Правда, после того как я ему руду показал, он с горящими глазами еще столько же обещал, но... Опять те же самые проблемы, что и у нас в прошлом году — страда.

— Как думаешь решать?

— Как и у нас. Попрошу у Мстиши ребят посмышленее и зашлю того же Свару с Мокшей школу организовывать со всеми вытекающими трудовыми повинностями. Думаю, что слухи о прошлогодних заработках школьников нам с организацией этого дела сильно помогут. Да и беловежцам надо кого-нибудь послать для обучения. Так что скоро вновь уеду... Но на этот раз, скорее всего, без захода в Дивногорье.

— Что у воронежцев? — вскинулся воевода. — Все нормально? Ясских ребятишек сдал на руки родичам?

— Все путем. Ждана поставил к их воеводе на довольствие — будет там нашими глазами. Приняли его хорошо, сразу стали вспоминать ваш осенний поход. Железо тоже приняли на ура, почти к началу сева поспели. К новым делянкам они еще даже не прикасались.

— Что так? Позднее пахать начали?

— Просто повезло. У нас Ветлуга рано вскрылась ото льда, да и они с севом припозднились из-за дождей. Добрались мы туда примерно за полторы недели до конца апреля... По вашему, вроде, березень?

— У кого как. У нас березень на начало весны приходится, так что прошлый месяц — цветень, а нынешний — травень.

— Угу, — кивнул головой Иван и сразу же нахмурился. — С ясами же... Сам не пойму. Вроде от наших ребят я ни одного плохого слова о них не услышал, но как стали перебираться по волоку на Воронеж, будто чужими стали...

— Не чужими, просто степь почуяли! Понимаешь? Степь! Ладно, сам когда-нибудь постигнешь... Как тебе воронежский воевода?

— Да ничего, только чумной какой-то. Может из-за смерти жены?

— Отмучилась, бедолага... — Трофим вздохнул и широко перекрестился. — А что не так с ним?

— Все время смотрел на меня настороженно, словно ждал подвоха.

— Да я сказывал ему, что ты с Вячеславом из одного теста слеплен...

— Не так мы страшны, как нас малюют! — весело блеснув глазами в сторону Трофима, Иван стал пробираться к тропе, отсвечивая в рассветных сумерках невысохшими каплями на мокром теле. — Эх, не взяли холстину, чтобы вытереться!

— На ходу согреешься! Вот оружия я не захватил с собой, на твой меч понадеявшись, это да... Совсем расслабились мы тут за зиму! Даже детишки без надзора ночью шляются! — Трофим удрученно мотнул головой и продолжил предыдущую тему. — А лекарь наш и меня в страхе держал. Я все время боялся, что он чего-нибудь выдаст этакое! Значит, явилось ясское племя к Дивногорью?

— Прибыли, родимые, но пока ничего не говорят. Посмотрим, как железо на них подействует...

— На заставах муромских и рязанских не пытались лишней пошлины взять?

— Бог миловал, но с этим надо что-то делать, иначе разоримся. Еще Муром я могу миновать нахрапом — все-таки большая часть правого берега Оки за мордвой, однако Рязанское княжество пройти по краешку никак не получается. Тут хочешь не хочешь, а провозное мыто выложи. И так уже припоминали, как вы осенью нагло проскочили мимо мытников. Не ожидали они поздней осенью купцов... Правда, я в отказ пошел: мол, знать ничего не знаю, не наше было судно! Но каждый раз такой финт ушами не повторишь, так что другой проход в воронежские земли надо обязательно искать.

— Сызнова все в мордву упирается?

— Ага, надо подумать, как лучше поступить. Во-первых, можно ходить под их флагом, если вообще здесь такое практикуется... Короче, взять и объявить наши суда эрзянскими! На Оке мимо Мурома им плавать никто не запрещал, а вмешается Ярослав Святославич, так опять получит от наших друзей по зубам. Во-вторых, мордовские земли простираются почти до воронежских и туда есть речные пути, насколько я знаю. Сидят там, правда, не эрзяне, а мокшане, но все равно почти один народ. Договоримся.

— Не спеши ругаться с Муромом, — покачал головой воевода. — Любая свара в тех краях прервет наше общение с родом Овтая. Кстати, свадьба твоя когда?

— Хотели осенью, но из-за трений с эрзянским князем решили ее сыграть как можно быстрее, так что через несколько недель меня уже того... окрутят.

— Невеста пригожа?

— Важена? Не то слово, как хороша, но чувствую, что хлебну я с ней... — отмахнулся Иван и стал сворачивать неприятную ему тему. — Давай лучше поговорим о том, что надо сегодня обсудить. Кажется, Вовка у нас за старшего среди мастеров остался?

* * *

— Так... — воевода подошел к двери, пинком раскрыл ее и стал внимательно вчитываться в слегка расплывающийся текст, отпечатанной на грубой бумаге, более похожей на картон, чем на саму себя. — Ры... Ры... О! Ры-ба! Таки своими буквицами напечатали, стервецы! А я же просил!

— Да уже все привыкли к нашему алфавиту, дядька Трофим! — В глубине дружинной избы стоял Вовка и нетерпеливо переминался с ноги на ногу, искоса поглядывая чуть в сторону. Там, за накрытым столом расположилась целая комиссия из шести человек по приему первого печатного ветлужского издания, которое представляло собой четыре листа серого картона и переплет из полоски грубой кожи, собранные вместе с помощью рыбьего клея. Уловив из сумрака комнаты подбадривающий кивок отца, Вовка продолжил. — Даже старосты с грехом пополам по слогам читают, а уж наши ребята только так и умеют! Не церковным же языком писать без пробелов между словами и без гласных, а? Только язык сломаешь!

— Хм, ну ладно, — Трофим еще раз недоверчиво повертел грубую поделку в своих руках и вернулся к столу, небрежно бросив подобие книги на стол. — Хоть бы обложили ее, да завитушки нарисовали...

— Так это первый опыт! Будет и обложка, и картинки в букваре! Мы для пробы всего тридцать штук этого вашего сборника отпечатали, и то почти половина в брак ушла! Правда, не пропала — черемисы с удмуртами растащили по своим селениям... — Вовка облегченно вздохнул и шагнул к открытой двери, собираясь улизнуть по своим неотложным мастеровым делам. — Ну, я пошел, а? Меня ребята дожидаются. Мы с Мокшей одни на всю школу остались, даже папка со своими лекарками все время в лесу проводит...

— Вроде обучение грамоте и счету пару седмиц назад мы отменили до самых холодов? Лишь воинскую и трудовую повинность сохранили...

— Так я самых смышленых и рукастых ребят оставил при себе именно в качестве трудовой повинности! — Зачастил молодой мастер, вновь оправдываясь перед собравшимися. — Да вы сами утром видели! Что толку им добывать руду или лепить кирпичи, если они могут сделать что-то большее? Один у меня стеклом начал заниматься, точнее мы пока бусинки цветные пытаемся лить. Еще двое следят на полях за теми механизмами, которые дядя Коля к страде подготовил. А остальные вместе со мной пытаются твердое мыло получить, а заодно бумагой занимаются... Но для этого их все равно приходится учить! Только не письму и счету, а механике, геометрии, химии! Раньше я сам в этом почти ничего не понимал, но папка и дядя Коля мне всю зиму лекции читали... всё, что вспомнили, конечно!

— Кхе... с ума все посходили, что ли? — воевода с недоумением огляделся по сторонам и наткнулся на ухмыляющегося лекаря. — Что смешного? Или детишки у нас стали умнее опытных мужей? Так, что ли?

— Мы все зимние месяцы с желающими в школе опыты ставили, Трофим Игнатьич. — Вячеслав мгновенно перестал веселиться, нервно облизнул губы и попытался вступиться за сына. — Наиболее башковитые теперь всё сами до ума доводят, поскольку нам просто некогда. А как еще из ребятни получить мастеров? Только если самостоятельно мозгами будут ворочать!

— Ну-ну, дерзайте... Ишь ты, на стекло замахнулись! А чего, ты говоришь, я просил тебя сделать? Вот это? — недоуменно спросил воевода, вновь подтягивая к себе печатное издание и оглядываясь на Вовку.

— Ну да, это же... это свод законов или по-другому — Ветлужская Правда!

— Какая еще правда? Чего ты мелешь?

— Дядька Трофим! — Вовка начал заводиться, не понимая, что от него хотят. — Четыре дня назад! В этой избе! Вы, почти в том же составе отмечали рождение ваших детей, так?

— Ну...

— Под самый вечер позвали меня, и я полночи записывал то, что нужно было напечатать! А вы мне все вместе диктовали!

— Етыть! — Трофим оглядел собеседников и озадаченно заскреб пригоршней в затылке. — И что?

— И то! — не выдержал Вовка. — Сначала вы мне по очереди совали какие-то исписанные листки, но я ваши каракули на этой трофейной бумаге не разобрал, а уж резы на бересте тем более! Тогда вы стали мне сообща диктовать, а в процессе записи еще и правили неоднократно! Вот!

— А ну, цыть, малец! — Стукнул кулаком по столу воевода, и уже напряженно оглядел собравшихся. — Так... Ивана еще не было, Николай уже давно в верховьях Ветлуги. Вячеслав, ты помнишь? А ты, Пычей? Кхм, да...

Напряженная тишина сгустилась за столом, и лишь Свара невозмутимо продолжал рвать зубами кусок мяса, сбрасывая кости на пол возившимся там собакам.

— А ну хватит поганить мне избу! Завели привычку! Для чего новые доски тут настелили?! — Трофим с яростью уставился на главу воинской школы, выбрав его в качестве того, на ком можно было бы сорвать свое недовольство.

— Вроде бы Иван тут обычно обитает, а он молчит...

Нож воеводы с размаха припечатал сочащийся мясной кусок в руке Свары к столу, прервав того на полуслове.

— А теперь объясни мне, отрок, — Трофим медленно повернул голову к Вовке и тяжелым взглядом пригвоздил того к месту. — Какое первое слово в нашей Правде, а? Рыба?!

— Ну... да! — недоуменно ответил тот, стараясь все-таки отодвинуться подальше от разъяренного воеводы. — Сами же так продиктовали! А мы, между прочим, почти не спали с ребятами, ваши тексты набирая!

— Да? — Пальцы Трофима забарабанили по столешнице. — Тогда садись и читай! Я точно помню, что первый закон гласил про воеводскую власть и выборных людишек.

— Ты прости, Трофим Игнатьич, — вмешался Пычей. — Но у меня в памяти другое отложилось: "Люди рождаются вольными и должны таковыми оставаться до конца жизни. Каждый муж должен отстаивать нашу свободу с оружием в руках. А если..."

— Напраслину возводишь! — Свара невозмутимо отодрал недоеденный кусок от столешницы и засунул его в рот. Прожевав малую его часть под напряженными взглядами собеседников, он слегка удивился. — Чего уставились? Вячеслав не даст соврать: Николай всегда говорил мне про это... самоуважение! Каждый человек, мол, должен работать в поте лица своего, а бесплатных подачек не должно быть, вот так-то! Но и бросать старых и увечных никак нельзя! Как по писанию все излагал. Лекарь эти его слова в точности передал, а от себя добавил лишь про школы и про то, как монеты тратить... И все это просил записать первыми строками! Помнится, я был с ним согласен по поводу обучения малолеток, хотя и доказывал, что надо вначале им обязанности вменить, да наказания строгие ввести за пререкания с начальством! Тогда и самоуважение ваше появится!

— Ладно, хватит скоморошничать! — Подвел итог пререканий воевода, хлопнув ладонью по столешнице. — Читай, печатник, до чего мы там договорились...

— Ветлужская Правда! — сипло начал Вовка, но сразу же прокашлялся и вывел молодым задорным голосом. — Параграф первый! Рыба гниет с головы!