| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Офицерский корпус вполне официально делился на два лагеря: офицеры гвардии и офицеры обычных частей. Причем гвардия была совершенно отдельной корпорацией. С одной стороны она комплектовалась за счёт лучших выпускников училищ. Для этого нужно было получить 'гвардейский балл' (более 10 из 12). С другой стороны вакансии в гвардию имелись только в элитных учебных заведениях. К примеру, в самый элитный Пажеский корпус попасть не дворянину было невозможно. А уже четвёртое в полуофициальном списке наиболее престижных училищ Александровское имело всего 2 гвардейские вакансии. Таким образом, уже закрытость училищ, имеющих значительное число вакансий, сильно ограничивало поступление туда случайных людей.
Кроме этого, по негласному, но твёрдо выполняемому закону, вступление в полк должны одобрить офицеры полка. А здесь далеко не последнюю роль приобретал пресловутый 'имущественный ценз'. Это было, кстати, и оправдано. В среднем, траты гвардейского офицера столичного гарнизона на форму, проживание, быт, присутствие в свете обходилось до пятисот рублей в месяц, а это даже выше, чем должностной оклад командира дивизии. Оклад же обер офицера составлял всего 80, редко 100 руб. Остальные траты покрывались из личных средств, а это простой офицер, выходец из обычной семьи не мог себе это позволить. Таким образом, в гвардии могли служить в первую очередь представители богатых, родовитых родов империи. Они могли себе позволить и кутежи, и участие в поединках и многое другое, в отличие от простых офицеров, тянувших лямку в гарнизонах, которым надо было думать, чтобы '...детям кусать было чего...'
Нельзя забывать так же и о том, что все таки участие в дуэли входило в противоречие с действующем законодательством. И как на последствия дуэли посмотрит закон — тот еще вопрос. Если родовитый, обладающий значительным наследством и широкими связями офицер — гвардеец мог не бояться последствий в случае любого исхода поединка, то простой служака в отдаленном гарнизоне должен был семь раз подумать, доводить ли дело до дуэли или постараться мирно уладить конфликт.
Именно поэтому большое значение придавалось точному и очень сложному соблюдению многочисленных формальностей, строгому соблюдению процедуры поединка.
Исходя из этих писанных и неписанных законов я и должен был доложиться своим непосредственным командирам о происшедшем, а те, в свою очередь могли вынести обсуждение моего поведения на суд, так сказать, общественности, в офицерское собрание.
Георгий Оттонович в присутствии своих помощников, полковников Абелешева и Вольфа довольно таки благосклонно выслушал мой доклад, доклады секундантов — участников дуэли, ознакомился с рапортом штабс-ротмистра Коленкина. В целом мое поведение было одобрено, обещана всемерная поддержка в случае негативного развития ситуации.
Но в любом случае, я не особенно переживал о последствиях. Обошлось без смертельного исхода, ранение моего противника, можно сказать, легкое. Но даже и при более тяжелых последствиях, честно сказать, мне мало что грозило, максимум — отставка. Все таки формула ... Quod licet Iovi, non licet bovi (лат.Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку) никогда не потеряет свою актуальность. А если этот Юпитер еще и последний представитель знатнейшего рода, герой, получивший ранение при защите, так сказать, устоев...., такому многое могло сойти с рук, тем более, если вопрос касался чести.
Потолкавшись еще некоторое время в собрании, я отправился домой, на съемную квартиру.
* * *
* * *
*
Нельзя сказать, что после дуэли жизнь князя Белогорьева изменилась кардинально. Все началось еще после победы в спортивных состязаниях. Дуэль же только добавила дополнительные очки в то, чего он старался избежать в прошлой жизни и совершенно не был знаком в этой, а именно известность. Но очки эти оказались уж очень весомыми. Нет, секунданты, верные долгу, не нарушали своих обязательств по неразглашению причин и самого хода дуэли. Да и врач не распространялся об этом. Но непостижимым образом уже на следующий день 'широкой общественности' стали известны все подробности поединка. Причем многие из этих подробностей были новостью даже для меня самого, видимо сработал пресловутый эффект испорченного телефона. 'Кто-то что-то слышал, кто-то что-то видел, но несомненно одно — опять где-то отличился младший Белогорьев!'.
И вот, приходится пожинать плоды этой известности.
... По улицам слона водили,
Как видно, напоказ —
Известно, что слоны в диковинку у нас ...
Я реально чувствовал себя тем слоном в окружении зевак из известной басни Крылова.
Те триста с небольшим метров от квартиры до особняка офицерского собрания, что предстояло преодолеть утром, превратились в череду сплошных приветствий и доброжелательных кивков. Офицеры артиллерийской школы, гусары, стрелки батальонов императорской фамилии, офицеры лейб-гвардии конвоя, и это не считая представителей родного полка. Близко знакомые подходили, выражая свое почтение и перекидывались парой фраз, остальные ограничивались коротким кивком и 'польским салютом'(в среде офицеров это приветствие выполнялось поднесением к виску двух пальцев правой руки-указательного и среднего, остальные пальцы прижимали к ладони), при этом многозначительно глядя на меня. Причем взгляды эти варьировались от просто заинтересованных до одобряющих, не было только равнодушных. Осуждающих тоже не замечал, даже слушатели артиллерийской школы не проявляли ведомственную солидарность, в их взглядах не чувствовалось ни осуждения, ни тем более вражды, только интерес к 'новой звезде'. Да, я реально стал звездой, первопричиной интересных новостей, темой для разговоров в собраниях и салонах.
Едва я зашел в зал офицерского собрания, как оказался в окружении друзей. Федор Эвальд, Сергей Бурсак, другие офицеры, завтракавшие в собрании, в основном молодежь. Более старшее поколение приходило обычно чуть позже. Всех интересовали подробности вчерашнего поединка. Слухи ходили самые разные, но всех интересовали подробности 'из первых рук'. Юра Лишин и Александр Коленкин были щепетильны в этих вопросах и отказывались вообще вести какие либо разговоры на эту тему. Ну а я, что я мог сказать? Так, общие фразы, слова. Что бы успокоить 'общественность', утолить, так сказать их информационный голод, отослал их с расспросами к присутствующим при поединке секундантам, тем самым неофициально дав свое согласие на раскрытие всех подробностей происшедшего.
Тут стали подходить на завтрак и старшие офицеры, командование полка. Обстановка стала как то серьезнее, сдержаннее. За столом воцарился порядок, изредка прерываемый позвякиванием столовых приборов и короткими фразами, типа '...будьте добры...', '...благодарю Вас...' и т.д.
Обычно после завтрака наступало время недолгого перекура, так, на одну — две сигареты. По заведенной традиции молодежь предавалась этому пороку в гостиной. Здесь под 'легкий треп обо всем и ни о чем' витал дым от демократичных (конечно для тех, кто мог себе это позволить), 'Царских по 18 копеек за 10 штук' и 'Сенаторских за 12 копеек за 10 штук'(марки сигарет высокой ценовой категории). Старшие же офицеры поднялись на второй этаж, в так называемую 'диванную комнату', которая играла роль 'курилки' для командного состава. Меня пригласили присоединиться к ним.
Здесь все было уже 'по взрослому', вся обстановка располагала к этому виду отдыха после принятия пищи: два удобных дивана, кресла, пара низких столиков для того, чтобы поставить бокал, пепельницу, другие мелкие вещицы, вроде бы и не нужные в быту, но без которых солидному курильщику не обойтись. Гильотинки для сигар различных форм и размеров, специальные ножницы, пробойники, каттеры, сигарные пепельницы, главным отличием которых является специальный желобок, в который можно расположить свою сигару, ожидая пока пепел не упадет сам. Особое место среди предметов убранства занимает курительный столик, искусно смонтированный в виде ружейной пирамиды из трех настоящих кавалерийских винтовок системы Мосина (Сергей Иванович Мосин (1849-1902), русский конструктор стрелкового оружия). Между ними закреплена круглая стальная столешница-мишень, а пепельницей служит часть обычной гильзы от 5-дюймового артиллерийского снаряда, спиленной сантиметров на 7-8 выше фланца. На полках вдоль стены были разложены курительные трубки различных видов, специальные ящички для сигар, чуть позже их усовершенствуют и назовут хьюмидорами, с ароматными 'Partagas', 'Sancho Panza' (марки элитных кубинских сигар).
— Прошу Вас, располагайтесь, корнет, и пожалуйста, здесь без чинов! — пригласил меня присесть Георгий Оттонович, — что же вы не берете сигару... сигары, право, отличные, бодрят изрядно, особенно после плотного фриштыка (здесь завтрак).
— Благодарю, утром я уже выкурил сигарету, а много я и не курю, особенно сигары.
— Ну, это Вы зря, — вступил в разговор Вольф Константин Маврикиевич, — добрая сигара, особенно после стола, это, я Вам скажу, весьма полезно для спокойствия душевного, да и дыхание прочищает, что Вам, как атлету, весьма полезно должно быть.
Надо сказать, что в это время в обществе действительно верили, что курение благотворно влияет на здоровье людей, 'прочищает дыхание'. К тому же курить было не то, что бы модно, а просто обыденно, в порядке вещей. Дешевизна сигарет, папирос и табака, пачку сигарет в 20 шт., например марки 'Тарас Бульба' или 'Ярмарочная' можно было купить за 4-5 копеек, весьма способствовало этому. Курили все, крестьяне и дворяне, мещане и интеллигенция, мужчины и женщины, подростки. Исключение составляли священнослужители и представители старообрядчества, которые вели непримиримую борьбу с этим 'богомерзким зельем' и 'сатанинским дымом'. Но борьбу эту они явно проигрывали.
— Ну да ладно, Александр Николаевич, — обозначил неофициальность беседы полковник Раух, — а мы вот попыхтим немного. Вчера мы обсудили Вашу эпопею с дуэлью. Сегодня мне предстоит встречаться с генерал— майором Синицыным, Александром Николаевичем (генерал-майор, начальник офицерской артиллерийской школы), а Константин Маврикиевич будет обедать с Крузенштерном, Николаем Фёдоровичем (российский военачальник, генерал от кавалерии, в это время командир лейб-гвардии уланского полка), в частном, так сказать порядке. Как Вы понимаете, разговор будет идти о Вашем курбете (в данном случае 'поступок').
— Я вчера все доложил Вашему высокоблагородию, была затронута моя честь, я дал время своему adversaire (здесь 'противник, оппонент') sans perdre la face (франц. 'не потерять лицо'). Извинений я не дождался, и согласно уложений Приказа о дуэлях, поставив в известность Вас, послал вызов штабс-капитану.
— Ну, ну, Александр, не горячитесь! Вас никто ни в чем не упрекает, отнюдь! Просто в виду предстоящих бесед мы бы хотели более подробно услышать все circonstances particulières (французский 'особые обстоятельства', здесь — подробно, все, что связано с этим). Не хотелось бы попасть впросак из за какой мелочи. В любом случае, мы Вам уже говорили, что ни в коей мере не сомневаемся в Вашей правоте и праве защищать свою честь, просто хотели бы услышать все nuance (французкий, 'нюанс') всего этого. Вы же знаете о тех, я бы сказал надуманных противоречиях между нашими полками. Не хотелось бы, чтобы этот случай, как бы мягче сказать, способствовал углублению этих противоречий.
Мне пришлось снова, теперь уже подробно рассказать, в том числе и предысторию, как я ее понимал, этого дела, все нюансы происшедшего. Как оказалось, и это стало для меня новостью, все может осложниться еще и тем, что Мэри рассматривалась на должность фрейлины императрицы. Во всяком случае, по словам полковника Вольфа, такие слухи ходили с недавнего времени в светских кругах. А Александра Федоровна, наша императрица, как я знал из истории, дама непредсказуемая и крайне злопамятная, имеющая огромное влияние на мужа. Что ей в голову может прийти, что померещиться? Как это может отразиться на моей карьере? Все это очень беспокоило моих командиров, но честно сказать, меня волновало мало. Кстати, насколько я знаю, в этом случае Мария Прокопьевна должна отказаться от замужества, т.к. фрейлинский шифр (при российском императорском дворе знак отличия, который носили придворные дамы в должности фрейлин, представлял собой золотою, усыпанную бриллиантами брошь в виде инициала императрицы) накладывал это ограничение. Странно, к чему тогда предстоящее объявление о помолвке и все, что с этим связано? Ну да ладно, все это проблемы семьи Ширвашидзе, меня это теперь не должно волновать. Если что, подам в отставку, я еще в той жизни наслужился. Участие в светской жизни? Корнет не являлся завсегдатаем модных салонов, к тому же уж в очень высоких сферах, пребывания в которых, в крайнем случае, меня могут ограничить, мне, в силу возраста и учебы в закрытых учебных заведениях, бывать пока не приходилось, пока это только начиналось. После победы в boxing competition (соревнование по боксу, франц.) ко мне только стал приглядываться 'местный бомонд', стали присылать приглашения на званые обеды, вечера, в салоны и дома местного высшего света. Так что я и сейчас не очень избалован этим. Поэтому ничем страшным мне это не грозит. Тут вот и командиры еще раз заверили меня в своей безоговорочной поддержке. Прорвемся!
Наша беседа, после того, как вместе мы согласовали, так сказать, 'официальную трактовку' поединка и всего, что этому предшествовало, постепенно перешла в светский разговор обо всем и ни о чем. Например, о таких 'важных' проблемах, как о 'излишне горячей молодёжи', тут же вспомнили, что скоро мой отпуск заканчивается и мне надо официально явиться на службу, потом вернулась к обсуждению сортов сигар и о пользе курения. Полковник Абалешев Александр Александрович, как старший полковник, 'курирующий' полковое офицерское собрание, передал мне приглашения и от соседей — гусар, и от лейб-гвардии конвоя посетить их собрания. Такие встречи и приглашения 'на посиделки к соседям' иногда организовывались для укрепления духа товарищества между полками гвардии. Решено было, что в ближайший четверг, а именно этот день, по традиции, выделялся для таких мероприятий в офицерских собраниях царскосельского гарнизона, я с Александром Александровичем, штабс-ротмистром Фрейтаг фон Лорингофеном и еще двумя — тремя офицерами буду иметь честь представлять наш полк в офицерском собрании лейб-гвардии царского конвоя.
Уже в конце беседы, когда мы уже стали покидать курительную комнату, Георгий Оттонович напомнил об интересе ко мне со стороны полковника Герарди и о его желании встретиться со мной, так сказать, частным образом. В связи с последними событиями я и позабыл об этом. Раз надо, то надо, не стоит демонстративно игнорировать охранное отделение. Но в то же время и не хотелось бы тут же брать под козырек и бежать на встречу. Не поймут! Договорились, что полковник Раух Георгий Оттонович буквально на днях пригласит на ужин меня, а это обычно практиковалось, приглашение офицеров на ужин в дома командиров, и там уже, конечно же случайно, будет присутствовать полковник Герарди Борис Андреевич. Мне почему то показалось, что тот не только уже получил это приглашение, но именно сам был инициатором этого. Требовалось только мое согласие и определение времени встречи.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
