Правда людей.

Сахаров Василий.

От автора.

Не люблю предисловий, но иногда без них никак.

Все мы, граждане России, живем в разных реальностях. Страна одна, а реальности разные.

В одной у нас все хорошо, страна выбралась из ямы и, несмотря на кризис, начинается возрождение. В магазинах есть продукты, вкладываются деньги в инновации и новые технологии. Армия проводит учения и вновь становится боеспособной. "Плохая" милиция становится "хорошей" полицией. Офицеры и чиновники, наконец-то, стали получать неплохое жалованье. Нет долгосрочных задержек по зарплате, можно кататься заграницу, а президент обещает разобраться с коррупцией.

В общем, все не так уж и плохо.

Однако есть и другая реальность, которая выглядит иначе. В этой реальности многие пенсионеры получают 4500 рублей, платят за коммунальные услуги от трех до четырех, и не живут, а выживают. В этой реальности нет равенства людей перед законом и тот, кто имеет бабло и заступников на самом верху, избегает заслуженного наказания. В этой реальности министр обороны может воровать, а духовный пастырь больше бизнесмен, чем служитель бога. В этой реальности миллионы наркоманов, алкоголиков и бездомных, которые никому не нужны и выброшены на обочину жизни. В этой реальности вчерашние боевики и враги России становятся героями, а солдаты, воевавшие с ними и ставшие инвалидами, позабыты и позаброшены. В этой реальности у матерей-одиночек и тех, кто не в состоянии прокормить свое потомство, забирают детей. В этой реальности есть поборы чиновников, и процветает коррупция. В этой реальности российский бензин стоит дороже, чем в странах, где нет нефти. В этой реальности люди бегут с Кавказа и юга России, потому что власть их предает. В этой реальности богатства и ресурсы страны принадлежат небольшой группе олигархов. В этой реальности ипотека 14 процентов, а президент дает кредит киприотам под два процента. В этой реальности в стране миллионы безработных, потому что их места заняты мигрантами и гастарбайтерами. В этой реальности ученые нужны только на словах, а на деле вынуждены уезжать заграницу. В этой реальности стабилизационный фонд России находится в США и работает на иностранное государство, а не на благо своей страны. В этой реальности у чиновников, которые называют себя патриотами, имущество, деньги, дома и родственники в Европе. В этой реальности люди всем миром, через интернет и ТВ скидываются на операции детям, ибо государство их уже списало. В этой реальности трудно получить квалифицированную бесплатную медицинскую помощь. В этой реальности любого русского, который открыто об этом заявит, можно посадить по 282-й статье, и в этой реальности правительству плевать на возмущение людей.

Такие расклады и вот именно про эту реальность я и пишу.

Возможно, я ошибаюсь. Возможно, я не прав. Возможно, все не так плохо, я сам себя накручиваю и наступит день, когда самый справедливый и умный президент Путин поведет народ к великим свершениям. Но, к моему сожалению, с каждым днем я все больше убеждаюсь, что впереди только кровь, буза и хаос, а нам, гражданам России, бежать некуда, ибо здесь наш дом, здесь наша земля, здесь родина, здесь могилы предков и здесь мы умрем. И не думайте, что я хочу революции. Нет. Не хочу. Но мне не нравится то, что я вижу. Поэтому, как автор (писателем я не стал и вряд ли им стану), хочу рассмотреть один из фантастических вариантов развития событий. Получится или нет, посмотрим. Как сказал один из великих писателей прошлого: "Цель фантастики не столько в том, чтобы развлечь публику, сколько в том, чтобы заглянуть в будущее и попытаться хотя бы частично предугадать его".

Конечно же, хотелось бы идеала. Чтобы лет через десять этот текст был прочитан и читатель сказал: "Автор ошибался. Он был не прав. У нас все хорошо. В правительстве реальные люди, а не марионетки, и мы живем в государстве, которым можно гордиться". Хотелось бы этого. Искренне говорю. Однако шансы на это не велики и потому появился этот текст.

Правда людей.

Пролог.

Екатеринбург. Зима 2040-го.

Холодно и сыро. Дешевая синтепоновая куртка промокла, набухла, и влага проникала за подкладку. Дрянь куртец, и хорошо, что под ним толстый свитер из натуральной овечьей шерсти, снятый мной с наемника, которого парни спеленали пару дней назад, а то бы мне совсем плохо пришлось. Болею. Ведь годы не детские. Да и старые раны, которых немало, ноют. А тут еще непогода, нервы, проблемы отряда и срочный вызов в город, в котором введен комендантский час. Отсюда обострение болезней. Однако Генерал зря вызывать не стал бы — это факт. Поэтому мне пришлось покинуть теплый бункер в лесу и с риском для жизни топать по затемненным окраинам полупустого города, в котором когда-то жили русские, давать взятку на пропускном пункте и опасаться каждого подозрительного шороха.

В переулке рядом со мной что-то звякнуло, и я насторожился. Правая рука нырнула в дырявый карман куртки и нащупала рукоять снятого с предохранителя "стечкина", который находился за поясом. Меня, конечно, прикрывают. Парочка особо одаренных воспитанников крутится рядом. Но на разведку надейся, как говорится, а сам не плошай. Вот и остерегаюсь.

Чирк! — в переулке вспыхнул и погас огонек зажигалки. Это условный сигнал и я окликнул человека, который был скрыт от меня темнотой:

— Браточек, закурить не будет?

Мой полушепот был услышан и прилетел ответ:

— Без проблем. Но у меня только "Прима".

Отзыв незатейливый, но правильный, да и голос знакомый, потому что принадлежал одному из доверенных лиц Генерала, капитану Виктору Дееву. Личность он известная и в списке особо опасных преступников и террористов, за голову которых оккупанты назначили награду, бывший кадровый офицер ВС РФ стоит рядом со мной, с полевым командиром Егором Нестеровым. Впрочем, сейчас это неважно.

Я скользнул в переулок и оказался под карнизом, который прикрыл меня от дождя. Разведчиков не видать, молодцы парни, не светятся. Мы с Деевым молча пожали друг другу руки, и он спросил:

— Ты один?

— Конечно, — я был уверен в себе и непробиваем.

— Дошел нормально?

— Как видишь.

— Хорошо. Пойдем.

Капитан откинул в сторону кусок картона, который прикрывал узкий лаз в стене, и мы проникли в полуразрушенное строение, которое когда-то было жилым девятиэтажным домом. Здесь тихо и никого нет, и только с верхних этажей вниз стекает вода. Деев включил слабенький фонарик-зажигалку, и мы прошли по узкому коридорчику с облупившимися стенами. Прошли десять метров и перед нами вход в подвал и железная дверь.

Нас ожидали. Еле слышно скрипнув петлями, дверь распахнулась, и я оказался в просторном и теплом помещении, где сидели охранники Генерала. Пятерка суровых волкодавов в кевларовой броне и касках, которые не только вооружены до зубов, но еще и прослушивали радиочастоты комендатуры, расквартированных в городе наемных соединений и полицаев. В общем, все как положено.

— Привет, Нестер.

Один из телохранителей Генерала, русоволосый крепыш, отложил в сторону штурмовой автомат "Сиу-38", встал и улыбнулся.

— Костян, здорово! — я был рад видеть старого боевого товарища, с которым знаком без малого полтора десятка годков. Ведь это один из немногих людей, кого я знал еще в спокойное время, когда на улицах наших городов можно было увидеть вывески на русском языке, который являлся общегосударственным. Поэтому по душе прокатилась теплая волна, и мы обнялись.

Однако служба есть служба и Костя Дорофеев, наверное, последний боец из сводного отряда "Черная сотня", который во время вторжения оккупантов целую неделю держал Самару, разомкнул свои объятья и сказал:

— Нестер, без обид, сдай оружие.

— Конечно.

Распахнув куртку, я выложил на стол возле двери "стечкин" и четыре обоймы к нему, пару гранат Ф-1, нож, трофейную "беретту" и стандартный коммуникатор с моим удостоверением на левое имя, отпечатками пальцев, пропуском и кредитной картой. Это стандартный набор и проблем не возникло. Костя пропустил меня дальше, вслед за Деевым, и я снова улыбнулся, потому что обыска не было, и со мной остался один ствол, старый добрый ПСС, да включенный на прием передатчик экстренного вызова. Это гуд, но плохо, что охрана Генерала расслабилась. Однако это легко объяснимо. В Екатеринбурге относительно спокойно, на этой базе командир Уральской ветки Сопротивления находится уже три месяца и вокруг тишина. Полицаи прикормлены, а наемники сплошь индусы или арабо-европейцы, которые сутки напролет сидят на своих базах и пока есть гашиш ни о каких рейдах не думают. Вот были бы китайцы или реальные псы войны из какой-нибудь серьезной и печально известной конторы вроде "Erinys Limited" или "Black Corp Inc.", тогда да, с этими не забалуешь, а пока все в норме.

Спуск еще на один уровень и снова дверь. Здесь Деев уже постучался и произнес пароль. Минуту нас разглядывали через видеокамеру и только после этого пропустили. Мы вошли и оказались в штабе, точнее сказать, в комнате для совещаний, и здесь помимо Генерала я увидел всех наиболее значимых командиров пригородных дружин. Нас осталось немного, в помещении вместе со мной всего семь человек и, кивнув боевым товарищам, я присел за круглый стол. Блин! Мы словно руководители держав на каком-нибудь гребаном саммите. Но это так, левые мыслишки.

Мой взгляд скользнул по лицам командиров. Справа сутулый бородач Миша Расстегай, бывший омоновец и командир местного отряда самообороны. Далее совсем еще молодой, по моим меркам, русоволосый парень с фигурой качка, шпаненок и футбольный хулиган Эдик Зайцев. За ним чернявый и вечно настороженный Мага Исмаилов, некогда торгаш с рынка, семья которого погибла при бомбежке, и в его душе только месть, а сердце переполнено праведным гневом. Далее полноватая шатенка с добродушным лицом, Катя Краснова, которая, как говорят, давным-давно считалась первой красавицей в славном городе Саратове и даже собиралась поехать на конкурс "Мисс Россия", но это, скорее всего, враки. Возле единственной среди нас женщины, подперев подбородок, расположился катакомбный христианин отец Федор. Зверь, а не человек, настолько суров и строг, что в его отряде приживаются только религиозные фанатики, причем людей с крестиками на шее среди них практически нет. И последний, правильней будет сказать крайний, человек за столом, наш лидер, Генерал, он же Илья Владимирович Карпов. Совершенно седой пожилой мужик в больших очках с толстыми линзами и в темно-синем камуфляже. Во время Большой Беды он был всего лишь полковником, самым обычным, каких много, и командовал строительным батальоном. Однако он оказался одним из тех, кто не растерялся, смог правильно оценить обстановку и возглавить людей. Под это дело Карпов сам себе присвоил звание генерал-лейтенанта. Благо, никто не возражал, ибо когда началась агрессия наших соседей и заокеанских "друзей", все правительство вместе с главными московскими маршалами и рукомодителями исчезло. Ну, а затем такая кровавая каша заварилась, что на звания внимания никто не обращал. Бои за Хабаровск, Иркутск и Читу. Битва за Урал и драка за Екатеринбург. Потом отступление на Кубань и Кавказ, где вместе с нами в одном строю бились последние горцы, татары и кучка добровольцев из Европы. Долгая партизанская война и рейды по стране. Далее лихие диверсии в Азии и парочка акций в Северной Америке. И, в конце концов, возвращение в Екатеринбург, где у нас оставались кое-какие резервы и схроны с оружием.

— Итак, — прерывая тишину, начал Генерал, — раз все собрались, то давайте поговорим. Я собрал вас, друзья мои, чтобы сообщить одну весьма интересную вещь. У нас появился реальный шанс на победу...

"Вот это тебя торкнуло, товарищ генерал. Какая нах победа? В нее сейчас даже самые отчаянные уже не верят и все, что нам остается — подороже продать свои жизни", — подумал я, но вслух, конечно же, этого не произнес. Вдруг, Карпов скажет что-то правильное? Все же не балабол.

Я изобразил внимание и приготовился выслушать нашего вождя. Однако в этот момент произошло то, чего я никак не ожидал. Сработал мой блатной мини-передатчик, прошлогодний трофей, снятый с тела убитого америкоса.

— Нестер, ты что, охренел!? — Генерал пристукнул кулаком по столу. — Вся связь остается на посту! Выключи! Немедленно!

Карпов был прав. По связи можно отследить любого полевого командира и даже бойца, а через него выйти на опорный или командный пункт, который в два счета накрывается ракетой или бомбой. Но у меня рация не простая, а одна из новейших разработок североамериканского ВПК для ЦРУ. Сигнал идет кодированный, прибор не фонит и включается только когда идет сигнал вызова с парного передатчика. Вот только сейчас это неважно и в объяснения вдаваться не стоит. Если парни меня вызвали, значит, реальные проблемы совсем рядом и тут уже не до маскировки.

— На связи, — я обнажил левую кисть руки и включил коммуникатор в виде широкого пластикового браслета.

— Нестер! — услышал я взволнованный голос Вадика Смирнова, одного из разведчиков. — Это ловушка! Вы окружены! Наемники! Их много! Вот-вот на штурм пойдут!

— Кто против нас!?

— Судя по нашивкам и броне, черти из "Halliburton"! Элита! Сотни три стволов, на подходе бронетехника, а над районом беспилотники зависли!

Треск помех. Шум выстрелов и человеческий хрип. Конец Вадику Смирнову и его напарнику Рустаму Камалову. Плохо. Все очень и очень плохо.

— Генерал, ты все слышал, — я отключил радиобраслет и посмотрел на Карпова.

— Уходим через подземные коммуникации, — Генерал кивнул на дверь за своей спиной, а затем добавил: — Там запасная оружейка. Живее! Вооружаемся и вниз!

Сказав это, Карпов выхватил из-под стола металлический дипломат с кодовым замком и первым устремился к запасному выходу, который вел еще глубже под землю и мог вывести нас на свободу. В помещении охраны уже шел бой, были слышны глухие выстрелы, и что-то взорвалось, наверняка, наемники вышибным зарядом сворачивали дверь. Однако тут раздался еще один выстрел, прямо в комнате, где мы находились. Он был тихим и больше напоминал щелчок пальцами. И этот выстрел остановил Генерала, который уже ухватился за ручку двери, но неожиданно споткнулся и его ноги подломились.

Все мы замерли и посмотрели на Деева, который был бледен, словно сама смерть. В глазах адъютанта плескалось безумие и в его руках находилось два пистолета с насадками ПБС. Он оказался предателем — это понятно. Но как так случилось, что Витя Деев, этот отчаянный боец, сдал Генерала, который ему словно отец? Непонятно.

Моя правая ладонь зашла за спину, и я приготовился к тому, чтобы выхватить ПСС. Ну, а Карпов, которому адъютант прострелил колено, прошипел в сторону Деева:

— Почему?

Витя все понял и, не спуская с нас глаз, прохрипел:

— Так сложилось, Владимирович, не обессудь... У меня жена и ребенок нашлись, и они у америкосов. В общем, сам понимаешь, я оказался перед выбором. Либо вы все и этот чемоданчик, — адъютант кивнул на кейс Генерала, — попадаете в лапки звездно-полосатых, либо моих близких распотрошат на органы. Извини.

— Но тебя же все равно грохнут...

— Знаю. Однако жена и ребенок будут жить... Это мне обещали...

— Сука!

Карпов слегка приподнялся и плюнул в Деева. Капитан на долю секунды отвлекся и это был шанс. ПСС, словно сам по себе, лег в мою ладонь и, прыгая в сторону, я выстрелил.

— Бах! Бах! — пули впились в грудь Гоши, а затем меня отбросило назад. Деев боец хороший и опытный, тоже успел отстреляться. Но все же я его достал, и теперь у камрадов появилась возможность выжить...

Моя голова соприкоснулась с бетонным полом, и на какое-то время я потерял сознание. Однако вскоре очнулся оттого, что меня тормошили.

Открыл глаза. Тот же самый штабной подвал. Все в пороховом дыму и обе двери приоткрыты. Возле одной Мага Исмаилов и отец Федор, а возле другой Миша и Эдик. Камрады вооружены штурмовыми автоматами и ведут огонь по коридорам. Рядом лежат тела убитых, Вити Деева и Красновой, а надо мной, стоя на одном колене, навис Карпов.

— Что, Генерал, — прошептал я, — все плохо?

— Да, Нестер, последний парад наступает. Пути отхода перекрыты, охрана перебита и нам конец.

— Стремно...

— Согласен. Но речь не об этом. Ты можешь отсюда вырваться...

— Нет... В плен не хочу...

— Не об этом речь. — Карпов подтянул к себе уже раскрытый кейс, в котором моргали разноцветные светодиодные лампочки, а затем схватил мою правую ладонь, и натянул на нее что-то вроде игровой перчатки с проводами. — Объяснять некогда, Нестер, у нас меньше минуты... Наемники вот-вот газ пустят, и я здесь все взорву... Потом сам тему поймешь... Просто прими как данность, что ты вернешься назад и запомни... Проект "Параллель"... Создатель Геннадий Сальников из Екатеринбурга... Если что, то не упусти парня — он талант... Прощай!

Карпов потянулся к чемоданчику, и я попытался просипеть:

— Подожд...

Я не договорил. Мое тело сотряс сильнейший электрический удар и, чувствуя, что начинаю гореть, я вновь провалился в спасительное беспамятство.

Глава 1.

Москва. Лето 2013-го.

Заложив руки за спину, генерал-майор Нестеров стоял у окна своего кабинета, и с высоты седьмого этажа смотрел на улицу. Внизу проносились автомашины, самые разные, но в основном дорогие иномарки — центр столицы и здесь по определению не могло быть обшарпанных колес из провинции. Вдоль домов потоком шли люди, и все они куда-то спешили. Обычная суета, которая стала для него, высокопоставленного офицера ФСБ, привычной, хотя родился и вырос Нестеров в глухой уральской деревушке, где жизнь текла тихо и размеренно, а люди были крепкими и спокойными работягами. По тем далеким временам он скучал. И каждое утро, прежде чем приступить к работе или отправиться на очередное совещание, Нестеров несколько минут стоял возле окна, сравнивал свою малую родину и Москву, а затем, забывая, что родная деревня спилась еще во времена проклятой Перестройки, приходил к выводу, что в провинции народ крепче и основательней. После чего он улыбался, быстро настраивался на деловой лад, планировал распорядок дня и только потом окончательно включался в работу.

Вот и сегодня, широкоплечий и коротко стриженный русоволосый мужчина в дорогом костюме от модного итальянского портного, золотыми швейцарскими часами на руке и сделанных на заказ мягких удобных туфлях, повторил свой ежедневный ритуал. Однако тема, которая этим утром занимала его, была неприятной. Она никак не желала отпускать Нестерова, и потому глаза генерала сузились, губы крепко сомкнулись, а пальцы с набитыми костяшками сжались в кулаки. И если бы его увидел кто-то из подчиненных, который знал генерала давно, то он решил бы, что настроение у начальника хуже некуда, и оказался бы прав. Иван Егорович Нестеров был зол и злился он, как ни странно, на самого себе. Ну, а причина находилась на поверхности. Генерал был недоволен тем, как прожил свою жизнь, по крайней мере, последние пятнадцать лет. Поэтому он пытался понять, где и когда совершил ошибку...

В восемнадцать лет Иван Нестеров покинул просторный отчий дом в лесной деревне Киржачи и отправился в армию. Попал в ВДВ, благо, здоровье крепкое, и два года службы прошли для него своим чередом. После чего, решив не возвращаться домой, он поступил в военное училище, окончил его и получил заветное офицерское звание. Впереди была размеренная служба на просторах необъятной советской империи, и свое будущее молодой лейтенант видел достаточно четко. Гарнизоны и переезды, женитьба и дети, полигоны и повышения, возможно, командировки, куда страна пошлет, а затем спокойная пенсия. На тот момент это было пределом его мечтаний. Однако государство, которому он присягал на верность, как-то вдруг развалилось и все полетело в тар-тарары. Перестройка и гласность, громкие разоблачения и самобичевание бывших партийных функционеров, неразбериха и хаос, демократизация и обнищание народа, реформы и приватизация, а затем развал некогда великой империи и отделение республик. Это все создавало негативный фон, который постоянно давил на Нестерова и других офицеров полка, куда он попал по распределению, словно ярмо. Ну, а потом началась первая Чеченская кампания, и он отправился на Кавказ.

Провоевал Нестеров недолго. Через три недели он зацепил растяжку, получил серьезное ранение в ногу, и транзитом через Ростов санитарным бортом полетел в Москву. В его душе была пустота, в голове царил хаос и он считал, что навсегда останется инвалидом. Однако судьба улыбнулась ему. Хирург, который оперировал офицера, оказался профессионалом, организм у Нестерова был крепким, и серьезных осложнений после операции не возникло. Поэтому он быстро пошел на поправку, а спустя несколько месяцев смог встать на ноги и начал ходить. Ну, а дальше больше. Иван встретил свою вторую половину, медсестру военного госпиталя Анечку Шаховскую, которая помимо того, что была ослепительно красива и обладала веселым и незлобливым нравом, оказалась дочерью весьма обеспеченных и влиятельных родителей. Так что, совершенно естественно, после окончательного выздоровления капитан Нестеров женился, остался в Москве, получил повышение, неплохую и непыльную должность, и был счастлив.

Спустя год после свадьбы жена подарила ему сына. Затем еще одного, а потом на свет появилась дочь. Молодая семья переехала в двухкомнатную квартиру и, хотя случалось, что не всегда и не все было гладко, майор Нестеров считал, что жизнь удалась, и радовался каждому прожитому дню. Но вскоре, по настоянию своего тестя, который оказался близок к новому президенту, выходцу из спецслужб, Нестеров перевелся в ФСБ и его жизнь резко переменилась. Времени на семью не оставалось, ибо его без остатка занимала служба, которая состояла в том, чтобы инспектировать объекты, находящиеся в ведении Федеральной Службы Безопасности. Должность эта была хлебной и весьма жирной. Ведь на волне всеобщей прихватизации и сокращения структур многие здания, склады и жилые фонды передавались гражданским и коммерческим структурам, и подпись Нестерова, который моментально из майоров стал подполковником, а потом полковником, требовалась многим. И если поначалу офицера коробило, когда ему в руки совали набитый долларами пухлый конверт или делали дорогой подарок, то вскоре он освоился, и свыкся с тем, что происходит. Ну, а немного позже это стало восприниматься как должное, поскольку все, кто его окружал, имели свой доход с должности. Да и семья была обеспечена, и это примиряло офицера с тем, что он превратился в самого обычного коррупционера в погонах, каких на просторах матушки-России пруд пруди.

Вот так он и жил. Постоянно в беготне и на нервах. Ни покоя, ни личной жизни. Денег становилось все больше, а здоровья меньше. Но это было закономерно и, получивший пару лет назад звание генерал-майора, Нестеров мог считаться вполне обеспеченным человеком и отдыхал на лучших мировых курортах. А помимо этого у него было все, о чем рядовой обыватель мог только мечтать: две большие квартиры в Москве, шикарная загородная дача в пригороде и еще одна на Черном море, вилла в Испании и, конечно же, яхта. Так что живи и радуйся. Да только счастье ушло и, оглядевшись, Иван Егорович понял, что потерпел сокрушительное поражение.

Жена, некогда любимая женщина, стала ему безразлична, и даже то, что у нее есть молодой и смазливый любовник, жиголо из Средней Азии, не трогало генерала. А незаметно повзрослевшие дети были сами по себе и, лишь слегка поинтересовавшись, чем они живут и увлекаются, Нестеров впал в ступор, ибо в тихом омуте, как известно, черти водятся. Оказалось, что старший сын уже давно и плотно сидит на игле и его суточная доза восемь кубиков героина. Второй отпрыск конченный задрот, который сутки напролет пялится в монитор компьютера, смотрит порнографические мультфильмы и, глядя на рисованных японских девочек в коротких юбках и с большой грудью, теребит писюн, а потом общается в интернете с такими же неполноценными уебками, как и он сам. Ну, а дочь, та совсем с катушек съехала, дура, связалась с сектантами и иначе чем "прислужник Сатаны" его не называла, хотя отцовские деньги брала исправно.

Было дело, Нестеров попробовал что-то изменить и исправить. Однако он опоздал. После серьезного разговора с разоблачениями и взаимными оскорблениями, все окончательно пошло наперекосяк и видимость благополучия растаяла, словно туман по утру. Родные дружно возненавидели главу своего семейства и друг друга, а он отступил, и теперь не знал, как ему поступать дальше. Сделать вид, что ничего не произошло? Невозможно. Бросить все и попробовать начать жизнь сначала? Наверное, поздно, да и система, в которой он был немаловажной шестеренкой, его не отпустит, слишком много на нем завязано. Застрелиться? Глупо и как-то мерзко. Взять отпуск и уехать на Урал, где не был уже двенадцать лет и могилы своих стариков навестить? Нет, сейчас не получится, дела держат, да и прав был тот человек, кто сказал, что родину легче всего любить издалека. Тогда, может быть, покаяться во всех грехах, которых немало, и уйти в монастырь? Тоже не вариант, ведь РПЦ часть системы, а совсем уж в глушь забиваться не хочется, ибо уход от мира трусость. Вот и выходило, что куда ни кинь, всюду клин. А значит, генералу предстояло тянуть лямку дальше, скрипеть зубами и тешить себя надеждой, что придет срок и все наладится.

"Черт! — отходя от окна и, разжимая затекшие пальцы, подумал генерал. — Как же я себя ненавижу. Жил бы как большинство людей. Глядишь, иначе бы судьба сложилась. Хотя, это вряд ли. Наверное, спился бы, как старший брат, от которого сбежала жена. Ну, или помер бы от тоски и безысходности, как родители, которым я мог помочь, но не сделал этого".

Прерывая невеселые размышления генерала, зазвонил мобильный. Нестеров достал из кармана трубку и в недоумении уставился на экран. Номер, который высветился, был ему незнаком, и это было более чем странно. Ведь на его телефон мог позвонить лишь очень ограниченный круг людей, которых было не больше десятка. Поэтому первым его порывом было сбросить вызов. Однако он подумал, что, возможно, ему звонит кто-то из детей, которые воспользовались чужим телефоном, и генерал ответил:

— Да, слушаю.

В динамике раздался треск помех, а затем он услышал пропитый мужской голос:

— Ванятка, младшой! Алло! Здорово, столичный перец!

Сначала Нестеров не понял, кто с ним говорит, и хотел послать неизвестного абонента настолько далеко, насколько ему позволяла фантазия. Но в голове что-то щелкнуло — это же брат Леха, который был на пять лет старше генерала.

"Ну, сейчас начнется, — подумал генерал. — Братец, который неизвестно как достал мой номер, попросит прислать ему денег. Наверняка, он соврет, что собирается починить отцовский дом, а сам все пропьет. Это понятно. Однако я ему деньги вышлю, потому что это легче, чем ругаться или спорить".

— А-а-а, — стараясь подпустить в голос веселья, протянул Нестеров. — Здравствуй, братец. Как поживаешь? Что на родине? Сестер наших когда видел?

— Да нормально все. Сестры давно не приезжали, далековато живут, — ответил Алексей, а затем на секунду замялся и сказал: — Иван, я звоню, чтобы о помощи тебя попросить.

"Началось", — промелькнула у генерала мысль, и он сказал:

— Хорошо. Помогу. Только быстрей давай. Я на важное совещание опаздываю. В чем проблема, деньги нужны?

Короткая заминка и решительный ответ:

— Нет.

— А что тогда? — удивился генерал-майор.

— Ты сына моего младшего, Егора, помнишь?

— Честно говоря, смутно. Давно ведь дома не был. А с ним что-то случилось?

— Нет. Просто он недавно из армии вернулся и в институт собирается. Желательно, в Москве. Ну, а как в столице с этим, сам знаешь. Жилье требуется, питаться как-то нужно, да и поступить, говорят, проблема.

— Значит, надо ему помочь?

— Да, брат, очень надо, — Алексей опять замялся, видимо, ему было неудобно просить родственника, слишком гордым человеком он был, когда-то. Однако заминка длилась не дольше трех секунд, и он торопливо затараторил: — Вань, помоги ему. Он парень башковитый, не то, что я. Не хочется, чтобы он у нас от водки или наркоты загинул. Неправильно это будет, не по-человечески...

— Все, Леха, — оборвал старшего брата генерал. — Ничего не говори. Я все понял. Помогу племяннику. Только скажи, а на кого он учиться хочет?

— Дык, на экономиста или юриста. Неважно, главное, чтобы образование было, а дальше он сам пробьется.

— Понятно. А когда его ждать?

— Через пару недель. Он на поезде приедет.

— Так может лучше на самолете? Если что, то деньги я вышлю, не переживай.

— Нет, не надо. Нечего его баловать.

— Ну, как знаешь. Буду ждать племянника.

— Вот спасибо тебе, Ваня. Всегда знал, что ты человек. Бывай, еще поговорим.

— Да-да, конечно.

Связь оборвалась, и моментально пошел второй вызов. Это была дочь Ксения и генерал, приготовившись к неприятному разговору, ответил:

— Слушаю.

— Папа, прости меня, — услышал он, после чего отцовское сердце дрогнуло.

— И ты меня прости, дочка, — с еле заметной дрожью в голосе, произнес генерал. — Я погорячился, признаю. Где ты сейчас?

Ксения ответила, что она дома, а затем снова попросила у Ивана Егоровича прощения. Потом дочь пообещала быть пай-девочкой, засыпала отца своими девичьими новостями, а в конце беседы сообщила, что это она дала дяде Леше его номер телефона. Генерал такой поступок одобрил, пообещал приехать домой пораньше и отключился.

После разговоров с братом и дочерью настроение Нестерова заметно приподнялось, и он заулыбался. Плохие мысли схлынули и, подумав, что не все так плохо, как он считал всего полчаса назад, генерал-майор со спокойным сердцем погрузился в дела службы.

Глава 2.

Москва. Лето 2013-го.

— Ду-ду-хх! Ду-ду-хх! — перестук колес ворвался в уши и я проснулся.

Полутьма. Плацкартный вагон и я на нижней полке слева. Слышен храп спящего напротив человека, Сан Саныча, пожилого работяги-строителя из Перми, который едет в Москву на заработки. Над ним Жора-охранник, бывший спецназовец-контрактник. Ну, а надо мной, Егором Нестеровым, который мчится в столицу поступать в какой-нибудь престижный или не очень ВУЗ, мирно посапывает мечтающий побродить по Москве вольный путешественник и экстремал Толик Овчаров. Все спокойно, опасности нет, и хочется вновь заснуть.

Однако я вспомнил сон, который меня только что накрыл, и в памяти стали всплывать лица людей. В своей не особо длинной жизни я никогда их не встречал. Но мне известно про них столько, словно они близкие мне люди. Солдаты, бандиты, медсестры, офицеры, ополченцы и простые обыватели. Затем идут любимые женщины и друзья, а после приходят знания о различном оружии, ведении партизанской войны, городских боях, технике и основных мировых событиях, которые еще не произошли.

"Вот же, черт! — прикрывая глаза ладонью, мысленно воскликнул я. — Ведь это все не сон. Нет-нет. Я прожил довольно таки беспутную и лишенную смысла жизнь, потом воевал, а в конце вместе с Карповым и другими полевыми командирами Сопротивления попал в ловушку. Ну, а в конце оказался в прошлом. Да, именно так. Ведь я помню этот самый вагон, четко осознаю, куда и зачем еду, и знаю, что со мной произойдет дальше. Хотя, может быть, у меня непорядок с головой? Это вряд ли, но можно самого себя проверить. Если с утра Сан Саныч и Жора начнут спор на рыболовную тему, а на вокзале меня встретит водила дядьки, значит, я знаю будущее. А если нет, тогда придется обратиться к врачу".

— Да, какой там врач!? — вслух произнес я и кулаком ударил по своему ложу. — И так все ясно! Это не глюк!

— Ты чего, молодой? — услышав мои вопли, проснулся Жора-охранник. — На грудь принял что ли?

— Нет, — ответил я. — Просто сон плохой приснился.

— Такое случается, — сонно пробурчал попутчик, после чего зевнул, спустился вниз, отыскал тапочки и посмотрел на меня: — Курить идешь?

— Пойдем, — решив, что свежий воздух поможет мне собраться с мыслями, согласился я и тоже встал.

Мы вышли в тамбур и закурили. В голове слегка зашумело и, глядя на пролетающий мимо полустанок, я спросил бывшего контрактника:

— Слушай, Жора, а что бы ты сделал, если бы попал в прошлое и знал наперед, что с тобой произойдет?

Широкоплечий и слегка скуластый сорокалетний мужчина в камуфляжной майке и китайских тренировочных штанах с надписью "Adibas sporte", усмехнулся:

— Что, сон вещий приснился?

— Можно сказать, что да, — я кивнул.

— Бывает, — Жора задумался, сделал затяжку, пустил дымок кольцом и ответил: — Если бы я прозревал будущее или попал в прошлое, то женился бы на другой женщине и когда имелся вариант нехило раскрутиться, то не бухал бы, а занимался делом.

— Это для себя. А если в масштабах страны?

— Эк ты хватанул, в масштабах страны.

— И все же, можешь ответить?

— Запросто. Но тут многое зависит от того, когда бы я эти знания получил.

— Ну, допустим, это произошло в девяностом году.

— Тут и думать нечего, мочканул бы Ельцина и Горби — это программа максимум. Глядишь, Союз уцелел бы, и это при любом раскладе было бы лучше того, что есть сейчас. Хотя... — Жора осекся, взял паузу, помолчал и изрек: — Знаешь, молодой, очень может быть, что я забил бы на все и сосредоточился только на себе. Когда курс доллара к рублю резко менялся, помню хорошо, батя мой тогда все сбережения потерял. Где и что лежало ценного, тоже в голове осталось. Так что стал бы в родной деревне местным олигархом и жил бы себе припеваючи, без горя и забот.

— Понятно.

Сигарета истлела, и я выкинул фильтр в пепельницу, а Жора докурил и хлопнул меня по плечу:

— Не забивай себе голову, а если подсел на тему путешествий во времени, то тебе к альтернативщикам. В сети целое направление есть, альтернативная история называется, поищи, много всякого разного найдешь.

Жора ушел, а я остался в тамбуре и в стекле увидел свое мутное отражение. Молодой парень, двадцать лет, отслужил год в Вооруженных Силах Российской Федерации, русский, неплохой охотник и имею разряд по боксу. Ничего необычного. Вот только душой я стар и мой разум имеет огромный жизненный опыт, а значит, дабы изменить реальность, в которой погибла моя страна, необходимо действовать, и здесь два основных пути. Первый, начать восхождение наверх по закону через какую-то партию и пробиться к власти, где я смогу как-то повлиять на ход событий. Однако это долго и муторно, слишком много грязи, соблазнов и подлости, на вершине властной пирамиды. И если так, то более вероятен вариант номер два, создание собственной структуры, на основе которой можно построить нечто большее, чем обычная криминальная или финансовая группировка. Этот путь опасен, тернист и придется лить кровь. Но меня это не пугает, потому что лучше уничтожить миллион предателей, чем потерять все.

Впрочем, об этом я еще подумаю, а пока отдыхать.

Я вернулся на свое место и прилег. Попробовал заснуть. Но не вышло. Слишком много мыслей в голове, и я стал выстраивать хронику наиболее значимых для меня событий, которые предшествовали краху России.

В 2030-м году на территории Приморья китайцы составляли две трети населения. Это было ожидаемо и обстановка понемногу накалялась, но взрыв кипящего котла удавалось предотвращать. Благо, правительство Китая было озабочено собственными проблемами и о расширении границ не думало. Однако в это самое время там появился господин Лю, разбогатевший на торговле ширпотребом олигарх из Поднебесной, который легко получил российское гражданство и стал быстро скупать весь Дальний Восток. Разумеется, данное действие прикрывалось такими терминами как "инвестиции", "экономический рост" и "развитие", и тогдашний президент РФ Владлен Семенов, верный продолжатель дела Ельцина-Путина, даже встречался с ним и жал ему руку. Но спустя три года, когда господин Лю устранил всех своих конкурентов и взял под контроль лакомый кусок, на который давно засматривался, в Москве забеспокоились. Китайцы стали требовать автономию и вот тут-то засуетились американцы, которые имели на Дальнем Востоке и Сахалине свои интересы. Поэтому сверху вниз, из Белого Дома в Кремль, была спущена команда решить проблему, и Семенов, чья реальная фамилия была Бронфмахер, засуетился. Вот только было поздно.

Господин Лю обратился за помощью к правительству КНР, которое само оказалось в шоке от планов олигарха стать хозяином части российской территории. Но генеральный секретарь Поднебесной своих земляков не бросил, и войска НОАК стали готовиться к броску на север. Под это дело было решено аннексировать Монголию, а московские бонзы только смотрели на все происходящее издалека, и грозно потрясали кулаками. Китайцы знали, что нам ответить нечем, а для американцев главное, чтобы на Сахалин никто не лез, да на углеводороды не претендовал. Российский флот и авиация устарели, промышленные предприятия были развалены, войск в Приморском крае находилось ничтожно мало и народ потерял волю к борьбе. Ну, а ядерные боеголовки должны были остаться на складах, ибо российские политики обмельчали и без указаний из-за рубежа могли только кричать о своей решимости воевать до последнего солдата.

Однако всерьез никто из кремлядей, большинство из которых никогда не служило в армии, драться не собирался, ибо причин для этого не было. Ведь деньги чиновников и олигархов находились за рубежом. Стабилизационный фонд по-прежнему скапливался в Америке. Дети всех "хозяев страны" жили в Англии или в США. Там же находились их жены, любовницы и дома. Все самое дорогое было за бугром, а в немытой России они являлись всего лишь наемными работниками Госдепа или каких-то крупных финансовых структур. И что самое интересное, все граждане РФ, от министра до последнего бомжа, это понимали.

В итоге, когда дальневосточные китайцы провозглашенного президентом Приморья господина Лю стали захватывать города и блокировать дороги, а дивизии НОАК, которые должны были защитить права своих бывших соотечественников, по разбитым транспортным магистралям медленно поползли на север, Кремль ограничился угрозой применить Оружие Массового Поражения и заткнулся. Но проснулась от долгой спячки Россия и тысячи добровольцев, среди которых был и я, поехали отбивать Дальний Восток. Это стронуло камушек, который повлек за собой лавину. Многие области РФ дружно заявили о неподчинении Кремлю, и такой демарш испугал Белый Дом и всю "просвещенную Европу". После чего в дело вступили американцы и все наши долбанные соседи, которые словно падальщики почуяли слабость некогда великой державы и слетелись защищать свои инвестиции. Ведь как оказалось в России ее населению не принадлежало ничего, кроме собственных трусов, которые были сделаны в Китае или в Турции.

Спецназ стран НАТО и США взял под свой контроль Москву и Питер, и это произошло в течение суток. Президент РФ в прямом эфире выступил перед народом и объявил, что доблестные американские и европейские зольдатен прибыли, дабы помочь россиянам в борьбе с китайцами. Да только никто нам помогать не собирался. Китайцы и ставший национальным героем господин Лю взяли то, что они посчитали своим, и остановились. Американцы хапнули Сахалин, Камчатку и северные территории РФ, после чего они стали именоваться Тихоокеанской Республикой. Японцы получили вожделенные Курилы и доступ к морским биоресурсам Приморья. Ну, а вся остальная территория оказалась под мандатом ООН. В Москве сидело непонятное марионеточное правительство из вчерашних оппозиционеров. Страны Скандинавии стали принимать к себе дешевых гастарбайтеров русского происхождения, которые должны были придавить обнаглевших негров и арабов. "Наших" среднеазиатских гастеров и кавказцев по воле Госдепа США стали отправлять на родину, и если первые смирились, то вторые пополнили ряды Сопротивления, ибо на родине, которая лишилась субсидий, бравым джигитам ничего не светило. Вот только боевой настрой большинства горцев, которые стали россиянами, быстро пошел на спад, и в течение шести месяцев девяносто процентов кавказцев рассосалось кто куда. Впрочем, как и русские, и казаки, а так же многие другие. И это понятно. С автоматом и гранатометом в руках против ударных беспилотных дронов, спутников, новейших танков, самолетов, вертолетов, артиллерийских систем, спецназа в тяжелой броне и наемных армий из индусов, поляков, украинцев, россиян, африканцев и латиноамериканцев, особо не повоюешь. Гораздо проще осесть на родине, пасти баранов, заделаться строителем или трактористом и жить дальше. А еще лучше в поисках счастливой доли эмигрировать в Европу, где братья-мусульмане открыто готовились к захвату власти, вступить в армию Кадырова или стать наемником одной из иностранных контор и отстреливать своих вчерашних братьев по оружию, которые были объявлены террористами.

Короче говоря, прошел год, а за ним другой. Остатки армейских частей и патриотов России бегали по всей стране из одного ее конца в другой, а наемные армии занимали города, восстанавливали "законное правительство" и для нас все было плохо. Народ, точнее сказать, то, что от него осталось, в большинстве своем сдавал нас со всеми потрохами. Полиция и генералитет встали на сторону Кремля и оккупантов, и очаги Сопротивления гасли один за другим. И почему так, понимал каждый, кто имел на плечах голову, а не тыкву. Людям стало пофигу, кто там сидит наверху. Интернет не отключают? Любимая онлайн-игра работает? Зомбоящик включен? Бич-пакеты дают? Свобода слова есть? Вот и замечательно, можно гамбулить на чужого дядю дальше, погружаться в выдуманные виртуальные миры, где ты самый-самый супер-эльф или крутой танкист, который пачками валит врагов, да поглощать узаконенные антидепрессанты. Это ли не счастье? Самое, что ни на есть, настоящее. Рай для скотов. Убогий, конечно, но другого на халяву и не бывает. Опять же проститутки, спекулянты, наркоторговцы и псевдо-демократы довольны, поскольку каждый наемник на русской территории это носитель великой культуры и потребитель с евро и долларами в кармане.

Что же касается полиции и большей части армейских офицеров, то на них расчета с самого начала никто не делал. Почему? Так просто все. Полиция 21-го века это не милиция середины 20-го, ибо между ними огромная разница. Милиционер слуга народа, который его вскормил и воспитал, а полицейский наемный работник государства, которое платит ему денежку. Так меня учили в школе и отсюда выводы. Практически у каждого офицера, что армейского, что полицейского, есть семья: жена, дети и родственники; на нем висит ипотека и кредит, ему идет пенсионный стаж и если государство в лице президента, пусть даже левого дяди, прикажет сидеть на попе ровно, он этот приказ выполнит.

Уральская ветка была последней серьезной искрой этой безалаберной войны, и нас добивали как раз тогда, когда в ООН обсуждался проект о создании "заповедника Россия", коему сама судьба уготовила участь стать всемирным достоянием. Ведь РФ это огромная территория с богатейшими запасами руд и углеводородов. Это покрытые лесами неосвоенные земли и чистая вода. Это возможность спихнуть в закрытые зоны размером с Францию отребье со всех уголков земного шарика или построить не менее закрытые комфортабельные города для элиты. Это миллионы рабов, которые готовы обслуживать господ. Это носители крови и доноры органов, коих никто не считает. Это сотни тысяч единиц абортивного материала, из которого можно получать лекарства от старости. Это рынок сбыта и полигон для новых демократических реформ. Все это стоило денег, гораздо больших, чем было потрачено на оккупацию страны, а значит, западные господа не прогадали и оказались в плюсе, а мы, соответственно, превратились в исчезающий вид. Правда, была еще Украина и Белоруссия, но и там не все хорошо. Киев давно стал придатком Европы и главным поставщиком своих женщин для борделей Парижа, Мадрида, Берлина, Лондона, Рима и Пекина, а в Минске после смерти батьки новое правительство добивало его верных сторонников, устраивало "охоту на ведьм" и каялось перед западом во всех грехах и партийном прошлом.

Конченный мир, не правда ли? По-моему глубокому убеждению, да, хотя большинству он нравился. Большинство, оно ведь как? Привыкло жить, как скажет человек в пиджаке с экрана телевизора и ему не нужна Великая Идея, ради которой не жаль погибнуть. Большинство чихать хотело на государство, ибо оно уже не помнит о своих родовых корнях, и оно стало подобно псам, которых посадили на цепь и иногда подкармливают объедками с хозяйского стола. Большинство не желает видеть реальность, думать своей головой, работать руками и принимать самостоятельные решения, поскольку есть прекрасная компьютерная иллюзия, способная спроецировать в мозг трущобного потребителя все, что угодно, включая секс, дружбу и любовь. И лично я не понимаю, как переломить эту ситуацию.

"Э-э-э, стоп машина! — переворачиваясь на другой бок, мысленно одернул я себя. — Не раскисать, Нестер! Когда тебя в Лабинском районе на перевале наемники из "Black Corp Inc." обложили, и ты думал, что не вырвешься, то и тогда не плакал. Но ведь подошла подмога, казачки из непримиримых, которые не хотели вместе с ряжеными перед интуристами по главным улицам Краснодара и Сочи ходить. А сейчас расклад иной и ты понимаешь, что необходимо делать. Так делай и ничего не бойся. Убьют, значит, судьба твоя такая, а выживешь и добьешься своей цели, честь и хвала. Ведь ты не один. Где-то есть Генерал, который сейчас молод и горяч, послушник Федор, Костя Дорофеев только-только в ОМОН пришел и юная Катя Краснова. И это лишь те, кто был рядом в последние дни твоей жизни ТАМ, а сколько их прошло мимо за шесть лет войны? Тысячи. Десятки тысяч людей, которые не оскотинились, не стали общечеловеками, сохранили в сердце память о былых временах и хотели оставаться самими собою: русскими, украинцами, белорусами, татарами, башкирами, пермяками, даргинцами, армянами и ингушами. Они все еще живы и пусть сейчас многие из них твои враги, потому что ты станешь беспокоить их покой и тревожить спящие души. Но со временем все встанет на свои места. И когда люди выйдут на бой против общечеловеков, которые живут только ради хлеба и зрелищ, они будут рядом".

Внутренняя психологическая накачка сделала свое дело. Хандра отступила, и я перешел к своей истории.

С чего бы начать? Пожалуй, что с завтрашнего дня. Я прибуду в Москву, меня встретят, и отвезут на одну из шикарных квартир, которая принадлежит дяде. Он сука рваная и ворюга — так говорит мой вечно бухой батя, который, тем не менее, при разговоре с ним был весел и доброжелателен, ибо переступил через себя ради меня, своего сына.

Далее по плану я должен был поступить в институт. Но не сложилось. Буквально через несколько дней семья дяди соберется на подмосковной даче, то ли традиция у них такая, то ли планировалось какое-то примирение. И произойдет несчастье. Вспыхнет пожар и практически вся семья генерал-майора ФСБ Ивана Егоровича Нестерова погибнет. Выживет только Ксения, дочь генерала, и все мои планы пойдут под откос. На квартире, где я обитал, появится парочка хмурых дядьков с большими золотыми крестами на шее, и меня вышвырнут на улицу. Денег нет, прописки нет, хороших знакомых нет, и я предоставлен сам себе. Плохая ситуация, но не безнадежная. Руки на месте, голова работала, и уже через пару дней я вкалывал на стройке, помог Сан Саныч, попутчик дорожный, и все наладилось.

С моей родственницей Ксенией я увиделся только через полгода, на суде. Как выяснилось, это она устроила поджог дачи и заперла родственников в глухой комнате. Они сгорели, а совершеннолетняя девочка с повернутой психикой стала наследницей, по дешевке продала все, что имел отец, а деньги, кажется, речь шла о десяти миллионах евро, исчезли в неизвестном направлении. Хотя куда ведет след, было понятно даже мне. Разумеется, в секту "Новый Мир", которая набирала в стране все больший вес и влияние. Однако доказать причастность к этому делу лже-проповедников не удалось, да никто и не пытался.

Вскоре меня закрутила суета столичной жизни. Я забыл про дядю бизнес-офицера, получил весточку от тетки Натальи, что отец помер от паленой водки и похоронен, а затем стал думать только за себя.

Работал на стройках и был охранником. Потом женился, получил московскую прописку и совместно с супругой открыл маленький бизнес. Прогорел и жена, забрав всю наличность, ушла. Сошелся с другой женщиной и начал все сначала. Маленькие взлеты и падения, успехи и поражения. Все это было и, как-то совершенно незаметно, я дотянул до 2034-го года, а потом рванул воевать за свою страну. Сначала ходил обычным стрелком. Ведь опыта ноль целых хрен десятых, поскольку срочную службу я проходил не в спецназе, а в охранной роте при военных складах в городке Верхняя Пышма. Но, со временем, дало знать о себе умение бродить по лесам и обострилось природное чутье охотника на опасность. Меня приметил Генерал. Я дорос до полевого командира и у меня был свой отряд. В лучшие времена, когда казалось, что мы сможем пусть не победить, но хотя бы удержать за собой какой-то клочок русской земли, в списках числилась тысяча штыков, а в плохие Егор Нестеров, он же Нестер, оставался один и командовал только собой.

Однако теперь я другой и мне не хочется тратить драгоценные годы на чепуху. Значит, все будет по иному, и в голове моментально сложилась схема быстрого обогащения. Дядя Ваня. Он погибнет, и мне его не жаль, ибо он часть того гнилого мира, который я ненавижу всеми фибрами своей души. Далее, если все пойдет как прежде, меня вышвырнут на улицу. Вот только я к этому буду готов. И когда сестрица Ксюша потянет папкины миллионы проповедникам, по сути, мошенникам, я заберу эти деньги себе, ибо опыт имеется. Ну, а дальше по наработанным схемам: сбор отряда, боевое слаживание подразделения, определение первоочередных задач и война. Да, именно так, война, ибо захват новых средств, ресурсов и каких-то районов необходимо рассматривать не как бизнес, ведь я не бандит и не вор, а как боевые действия по освобождению своей страны от противника. И здесь я не придумываю ничего нового, ведь иду по проторенной дороге и перед глазами примеры тех, кто был до меня. Иосиф Джугашвили, он же товарищ Сталин, помнится, тоже с эксов начинал, и пусть не все борцы за свободу дошли до финиша, но они двигались вперед, а не сидели и не ждали, когда же на них посыплется манна небесная.

Вот так. Это первичный план, а когда я немного окрепну, и рядом встанут люди, которым можно довериться, можно будет поискать старых товарищей и человека, коего упомянул Генерал. Как же его? Кажется, Геннадий Сальников из Екатеринбурга. Да, правильно. А еще Карпов упоминал какой-то проект. "Параллель"? Точно. Проект "Параллель".

Кстати, мне до сих пор непонятно, каким образом мой разум оказался в моем же собственном теле, но в прошлом. И ответ я смогу получить только у Сальникова, конечно, если разыщу его. Так что забивать себе этим голову пока не стоит. Жив и здоров, что делать, определился, а что произойдет дальше, посмотрим...

За размышлениями я совершенно не заметил, как наступило утро. Через пару часов поезд прибудет в Москву. Поэтому в вагоне началось обычная в таких случаях суета. Пассажиры просыпались, посещали туалет и курили. Затем завтрак и сбор вещей, а напоследок Сан Саныч и Жора заговорили о рыбалке.

"Да уж, — подумал я, пакуя свою сумку и прислушиваясь к разговору, — первая примета, на лицо. Беседа о способах рыбной ловли. Значит, врач-психиатр мне пока не понадобится и это хорошо".

Глава 3.

Москва. Лето 2013-го.

Развалившись в глубоком кресле, дядя Ваня сидел, словно он является хозяином жизни. Вальяжный и уверенный в себе господин, как он есть.

Генерал-майор хотел покрасоваться и произвести на меня впечатление — это понятно. Благо добился многого и живет богато, и я, изображая из себя провинциала, рассматривал высокие потолки его квартиры невдалеке от Арбата, дорогие картины на стенах, резные стулья, мебель из красного дерева, огромный настенный телевизор, иконы в красном углу и стойки с холодным оружием.

Шик и блеск! Вот только кому все это нужно? Мне? Да в хер не впилось это барахло, ибо не человек для вещей, а они для человека. Так что пропади ты пропадом, дядя дорогой. Сейчас я тебе улыбаюсь и не забываю время от времени от удивления открывать рот, типичная реакция для двадцатилетнего парня, который в своей жизни кроме завалившегося родного дома, райцентра и армии ничего толком не видел. А когда ты сдохнешь, то я стану изображать скорбь, но в душе буду совершенно спокоен и без зазрения совести, если получится, хапну твои деньги.

Впрочем, все это будет потом, а пока дядю не одели в деревянный макинтош, у меня в запасе есть немного времени, если быть точным, шесть дней, чтобы собрать команду и обеспечить себе запасную позицию в виде съемной квартиры невдалеке от базы сектантов из "Нового Мира". С командой более или менее ясно, пара кандидатов на примете имеется, а вот с квартирой проблема, ибо для того, чтобы ее снять требуются деньги, которых нет. Однако в моей прошлой жизни богатый родственник расщедрился и предложил молодому провинциалу денег, но я повел себя не умно и взял лишь сотню евро, которые ушли на всякую мелочевку, вроде дешевого ноутбука и вещей. Ведь, в самом деле, планировал учиться. Ну, а сейчас мне стесняться нечего и некого, ибо жизненные приоритеты совсем другие.

— Вижу, племяш, — смерив меня взглядом, в котором было самодовольство, сказал дядя Ваня, — тебе мое скромное жилище понравилось.

— У меня даже слов нет, — я развел руками. — Круто стоите, дядя.

— Ничего, Егорша, — хозяин квартиры встал, и покровительственно похлопал меня по плечу, — еще обвыкнешься. Я сам, когда в столицу попал, дураком деревенским был, хоть и офицером, а сейчас, как видишь, не последний человек. А все почему? Потому что живу правильно.

— Это точно, — согласился я.

— Ладно, — Иван Егорович направился на выход, — пора мне, дел еще много и могут к начальству вызвать. А ты не теряйся. Устраивайся, обживайся и гуляй по Москве. Насчет твоего поступления еще поговорим. Есть у меня знакомый декан в солидном заведении, где детки крупных чиновников учатся. Но это потом. Пока отдохни, купи себе чего-нибудь из одежды, и если возникнут какие-то проблемы, то звони мне. Номер-то, помнишь?

— Конечно.

— Вот и хорошо. Но учти, шлюх и знакомых сюда не водить, ключи сдавать охране на посту и если нагрянет моя супруга, то будь предельно вежлив и не вздумай называть ее тетей. Строго Анна Андреевна, и только так.

— Понял.

Иван Егорович дошел до входной двери, резко остановился и прикоснулся раскрытой ладонью ко лбу:

— Совсем забыл. Тебе же денег надо дать.

Он достал кошелек и раскрыл его. Там находилось несколько кредиток и немного наличности. Он вынул все бумажки, какие были, и протянул мне. Я этого ждал, и если в прошлый раз долго отнекивался, то в этот деньги взял и сказал:

— Спасибо, дядя. Заработаю и обязательно отдам.

— Чепуха, — Иван Егорович посмотрел на меня, тяжко вздохнул, видимо, вспомнил что-то плохое или сравнил племянника с собственными непутевыми детьми, а затем покинул квартиру.

— Щелк! — клацнул замок, и я посмотрел на зажатые в руке деньги. Семьсот евро. Для начала это очень даже неплохо — не придется грабить какого-нибудь мажора возле ночного клуба, и теперь можно пройтись по Москве. Все по совету дяди, вот только моя цель не прогулка.

Я сменил одежду. Нейтральная серая майка навыпуск, свободные серые брюки с ремнем и плетеные турецкие тапочки. Для лета, именно то, что надо. При себе оставил только двести евро, телефон и паспорт. Вроде бы готов, можно выходить. Правда, не хватало пистолета, и рука постоянно тянулась за пояс проверить, на месте ли он. Но пока по Москве можно гулять без оружия, по крайней мере, в центре и днем, так что все в норме.

Я спустился вниз, сдал ключ от квартиры охранникам, серьезным ребятам, наверняка, бывшим силовикам, и оказался на улице. Вокруг меня была суетная Москва, жители которой никого не замечали и не смотрели друг другу в глаза, и это было непривычно. Но мне было ясно, что не пройдет и двух недель, как я сам стану частичкой этого гигантского многомиллионного муравейника, где каждый индивид занят каким-то делом и является винтиком огромной системы. Поэтому, не обращая ни на кого внимания, я вклинился в людской поток, и двинулся по направлению к метро, а пока шел, вспоминал людей из своей прошлой жизни. Одному дело по экспроприации неправедно нажитого и реализованного дядиного добра мне не потянуть, а значит, как я уже отмечал, нужны сообщники. Причем, не просто какие-то работяги или ненадежные уличные гопники, а прирожденные авантюристы, которые могут вписаться в любое лихое дело. Таких я знал, и было их двое. С одним познакомился через несколько дней после того, как меня с дядиной квартиры согнали, а с другим немного позже, на стройке. Конечно, сейчас моя личность им неизвестна. Однако с каждым из этих людей, в свое время, я был близок и знал о них немало. Поэтому найти с ними общий язык планировал быстро.

Первый жил невдалеке от станции Авиамоторная, и звали его Паша Гоман. Бывший десантник, воевал, и некоторое время служил в ОМОНе, тридцать восемь лет, не женат, живет на пособие по безработице и получает копейки за участие в боевых действиях. А помимо этого за долю малую он следит за порядком в своем подъезде. Нет-нет, не убирается в нем, а контролирует гастарбайтеров, которые обитают рядом. Время от времени проводит с ними профилактические беседы и заставляет азиатов прибираться за собой, за что хозяева съемных квартир регулярно ему проставляются. По этой причине водки и харчей у Паши много и собутыльников хватает. Но он пока не опустился и не спился, и если ему дать правильную мотивацию, то бывший боец крылатой пехоты, который, кстати сказать, имеет при себе пару стволов, горы свернет. Это я понимал очень хорошо, поскольку случались у нас с ним задушевные разговоры, и как-то он поделился со мной своими самыми сокровенными мыслями.

"Знаешь, Егорка, — с надрывом в голосе, сказал он, когда мы культурно допивали вторую бутылку водки, — вот пришел бы ко мне хоть кто-нибудь, и позвал на серьезное дело, и я бы все бросил. К черту водку! К ебеням эту хату и тупое существование! По боку болячки и старые раны, из-за которых меня выперли на гражданку! Жить хочется, а не существовать, действовать, а не сидеть на жопе ровно. Но ведь не зовет никто. Не нужен Паша Гоман. Не потребен. Не в формате и не в тусовке. Списан. Вот потому и выпиваю. Растрачиваю свою жизнь на бухло и жду, что произойдет нечто, способное перевернуть мир вверх тормашками. Может, апокалипсис наступит или война, и тут я, хоть на что-то, но сгожусь".

Слова Паши я запомнил и не раз вспоминал его потом, когда бродил по оккупированной врагами стране. Сколько их, таких вот Гоманов, сидело и ждало, что они кому-то понадобятся? Тысячи. Десятки тысяч. Сотни. Не только воинов, но и простых трудяг, которые считали, что они нужны своей стране. Но не было лидера, и отсутствовала Идея, а сами люди уже были не способны самостоятельно двигаться против течения и потеряли всякие жизненные ориентиры. Поэтому их огромный потенциал, который мог изменить сложившийся порядок вещей (по моему глубокому убеждению, неправильный и несправедливый), остался невостребованным и был растрачен по мелочам.

Что же касается второго кандидата в подельники, то это девятнадцатилетний студент-филолог Эдик Шмаков. Как и я, он из провинции, сейчас учится на втором курсе университета и подрабатывает на стройках. В общем, самый обычный парень. Однако как-то мы с ним работали в паре, и студент покосился на китайцев, которые дружной толпой шли из общежития на пошивочную фабрику, и бросил, что они отнимают рабочие места русских людей. Хм! Сказал и сказал, а потом я узнал, что Эдик, оказывается, юный борец с этнической преступностью и ночами вместе с такими же, как и он, молодыми парнями, патрулирует один из московских районов.

Тогда я не придал этому значения и даже отстранился от студента, ибо своих проблем хватало, хотя он пытался меня сагитировать на вступление в какую-то националистическую организацию. Ну, а гораздо позже, я встретил его под Хабаровском, и он командовал одним из сводных московских отрядов, основу которого составляли националисты. Бились эти мужики и парни до конца, ведь не за приключениями приехали, а русскую землю защищать. Вот только убили Шмакова быстро. Не повезло. Выпущенная с ударного дрона ракета влетела прямо в подвал и всем капец. И когда я об этом услышал, то почувствовал себя виноватым перед Эдиком. Ведь имелся шанс все изменить и заставить правительство думать о людях. Можно было дать отпор приезжим, а затем заставить их уважать наши законы и обычаи. Однако не судьба. Я самоустранился и отстоялся в стороне от людей, которые не стеснялись называть себя русскими или славянами. Моему примеру последовал другой, а за ним пошел третий и четвертый. И только прожив немалый жизненный отрезок и пройдя через кровавую мясорубку войны, я осознал, что был не прав. Всем нам казалось, что жизнь наладится сама по себе и страну перестанет лихорадить, а президент и правительство разрешат спорные моменты, после чего мы перебедуем мировой кризис и у России будет великое будущее. Но мы ошибались. Как показало время, чиновникам было плевать на народ и его чаяния. Они отделывались от него подачками и умело кормили электорат обещаниями, а ресурсы России в это самое время продолжали уплывать на запад. И когда пришел час суровых испытаний, встретить врага было некому, да и нечем.

Однако до печального конца России еще далековато, а вот чувство вины перед Шмаковым все еще имеется, и потому я хочу прислонить его к своим делам. Благо, парень горит. Он жаждет реального дела и если сходу найти к нему подход, то быть нам вместе. Ну, а поскольку Эдик парень резкий и спортивный, а самое главное, не балабол и уже имеет какие-то контакты среди правильной столичной молодежи, напарником он должен быть хорошим.

Тем временем я добрался до станции метро Киевская и спустился под землю. По Кольцевой доехал до Таганской и перешел на Калининскую линию. Затем до станции Авиамоторная и подъем. Все же удобная вещь метро, сказать нечего.

Снова я на поверхности, точнее, в переходе. По привычке оглянулся и столкнулся взглядом с китайцем, низким и приземистым мальчишкой лет шестнадцати, который стоял на ступеньках и держал в руках пачку цветных объявлений. Ничем не примечательный гражданин, но взгляд недобрый и в них было нечто злое. Он смотрел на меня с каким-то презрением, по крайней мере, мне так показалось, и я спросил себя: "А вот интересно, о чем он сейчас думает?"

Ответ пришел моментально: "Ходишь и улыбаешься, русский? Ну-ну, давай. Только недолго вам чувствовать себя здесь хозяевами. Близится наше время".

Невольно руки сжались в кулаки, и захотелось подойти к азиату и сломать ему переносицу, а затем бить его ногами и втаптывать в асфальт. Однако я себя одернул. Сам негатив накручиваю, а все потому, что привык воспринимать выходцев из Поднебесной как врагов, которых необходимо уничтожать. Но лично этот китаец не сделал мне ничего плохого. Приехал человек заработать немного денег, и это правильно, поскольку рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше. Здесь все просто, а противниками мы станем потом, когда наше демократическое правительство окончательно скурвится и выпустит нити управления страной из своих рук, а армия утратит боевую мощь. Слабых били всегда — это закон, а мы стали слабыми и потому нас разгромили. Но войну можно предотвратить, если изменить текущую реальность. Так что, глядишь, еще задружим с узкоглазыми и вместе по американцам ударим. Но для этого необходимо двигаться, а значит вперед, Егор, и поменьше сомнений.

Я прошел мимо китайца, который привлек мое внимание. Было, он попытался всучить мне рекламу, но, увидев мой бешеный взгляд, отшатнулся. После чего я вышел на тротуар и потопал в сторону 1-й Кабельной улицы. Шел не очень долго и не плутал, потому что почти год в этом районе прожил. Девятиэтажный дом, в котором я квартировал вместе с Сан Санычем и его бригадой, обнаружил быстро, на двери набрал код и уверенно вошел внутрь.

В подъезде было на удивление чисто — Паша Гоман не дремал и обязанности коменданта жилого дома, который стремительно превращался в общагу для мигрантов и приезжих работяг, исполнял со всей пролетарской ответственностью. По губам тут же пробежала улыбка и, поднявшись на третий этаж, я замер перед нужной мне дверью. Рука дернулась к звонку и замерла, поскольку в голове возникли резонные вопросы. А как начать разговор с Пашей, для которого я незнакомец с улицы? А что ему сказать? А как он меня встретит? А примет ли он мое предложение?

— Спокойно, Нестер, — успокаиваясь, прошипел я сам себе. — Все нормально. Увидишь человека, и слова найдутся. Не дрейфь.

Палец вдавил кнопку звонка. Сомнения отступили прочь и за дверью послышались шаги. Паша был дома, а значит, отступать поздно. Решил, делай.

* * *

Скрипнув петлями, дверь открылась, и я увидел перед собой Пашу Гомана, точно такого, каким его запомнил. Слегка полноватый, но крепкий русоволосый мужчина в потертых спортивных трениках, тапочках на босую ногу и полосатой вэдэвэшной майке. На левом предплечье татуировка — купол парашюта и под ним цифры 94-96. В карих глазах спокойствие и пофигизм. В уголке рта сигаретка.

Гоман смерил меня оценивающим взглядом, губами перегнал сигарету слева направо, и я спросил:

— Войти можно?

Он отреагировал именно так, как я и ожидал, посторонился и кивнул:

— Проходи.

Я направился на кухню, где на столе стояла початая бутылка водки и тарелка с нехитрой закуской: черный хлеб, сало, колбаса, пара головок чеснока и лук. Молча, я присел, а Паша расположился напротив. После чего я протянул ему ладонь и представился:

— Егор.

— Паша, — пожимая мне руку, сказал он и, цыкнув зубом, посмотрел на бутылку: — Выпьем?

— Давай, — согласился я.

Хозяин достал пару рюмок, разлил по ним алкоголь и мы, не чокаясь и без тостов, выпили. Алкоголь горячим комком прокатился по пищеводу и рухнул в желудок. Кровь быстрее побежала по венам и прилила к щекам. Хорошо. Пьянство зло, но по нормальному поводу, когда нет помехи или надо расслабиться, немного выпить не грех. Для русского человека эта истина и тут самое главное меру знать, да не заливать в себя всякий суррогат.

— Куришь? — Паша достал пачку сигарет и зажигалку.

— Можно и покурить.

Закурив, я сделал пару затяжек, расслабился и стряхнул пепел в баночку из-под кофе. На душе было спокойно и мне ничего не хотелось. Однако в эту квартиру я не отдыхать пришел и потому, поймав взгляд Гомана, спросил его:

— Зачем я к тебе зашел, узнать не хочешь?

— Если есть что сказать — скажи, а я послушаю, — Паша пожал плечами. — А нет, так сиди и пей. Водка есть, покушать найдем, сигарет два блока. Лично я никуда не тороплюсь.

— А вот я тороплюсь, Паша. И чтобы не тянуть кота за причиндалы, давай говорить откровенно. Ты не против?

— Валяй, — снова равнодушное движение плеч.

— В общем, есть тема, — я усмехнулся. — Надо наказать плохих людей и помочь хорошим. Мне напарник нужен, а про тебя я слышал, что ты человек реальный, потому и навестил.

— Угум, — Паша снова разлил водочку по рюмкам и сказал: — Сразу два вопроса. Первый — кто в твоем понимании "хорошие" люди и кто "плохие"? Ну и второй — от кого ты про меня слышал, и кто тебе мой адрес дал?

— А про само дело узнать не хочешь?

— Это вторично.

— Ладно. Отвечаю. Хорошие люди — это те, кто живет по совести, не грабит, не ворует, любит свой народ и родину, уважает старость и не хапает все, что плохо лежит. Ну, а плохие, соответственно, наоборот. Они наживаются на чужих бедах, живут одним днем, стараются пригнуть русских к земле и сделать нас рабами.

— Стоп! Ты нацист что ли?

— Нет. Все проще. Свой народ люблю больше, чем все остальные вместе взятые. Поэтому говорю за русских, а не за всю необъятную Россию с Кавказом, Татарстаном, Калмыкией и другими регионами.

— Патриот, значит?

— Выходит, что так.

— Продолжай. Что насчет второго вопроса?

— Что касательно адреса, то получил я его от майора Тарасенко. Помнишь такого?

Я знал, что майор Тарасенко, который проживал в Екатеринбурге, уже мертв. Он работал в полиции и в ночном клубе налетел на нож обдолбанного наркотой мажора, которого практически сразу отпустили под подписку. Про это Гоман узнает через месяц, после чего будет долго тосковать и вспоминать, как вместе с молодым лейтенантом Георгием Тарасенко в составе сводного полка 76-й дивизии ВДВ он бегал по чеченским горам. Информация запомнилась, и сейчас я ее использовал. Ведь Тарасенко все равно, а подход к Гоману нужен не через неделю, а сейчас.

— Тараса помню, — Паша улыбнулся и спросил: — Давно его видел?

— Дней десять назад. Проездом в Йобурге был, встретились.

— И как он?

— По-прежнему. Служит родине.

— Он такой, — Гоман приподнял рюмку и предложил: — Выпьем за него и всех честных служак, благодаря которым страна еще не развалилась.

Чокнулись. Выпили. Закусили. Помолчали. После чего разговор продолжился.

— Так что за дело намечается?

Паша приподнял бутылку, но я покачал головой — хватит. Он это принял, водочка вернулась на стол, и я ответил:

— Неподалеку секта обосновалась, "Новый Мир" называется. Обычная тоталитарная община. Наркота, психоделики, разврат, "бомбардировка любовью", моления и духовные практики. Косят под христиан, но не христиане. Качают бабло с богатых буратин и их детишек, которым скучно. Прикрытие в полиции и даже, как поговаривают, в Госдуме. Просто так к ним не подступишься, охрана хорошая, но я все же хочу попробовать вскрыть их на деньги. В одиночку это дело не потяну, поэтому собираю команду. Много людей брать смысла нет. Двоих-троих отчаянных, не больше. Подробности позже.

— Слышал про этих сектантов, да и так, сталкивался на улице пару раз, — Гоман поморщился. — Однако не уверен, что ты сможешь их подломить. Слишком молод, да и глуповат. Про меня ничего толком не знаешь, а пришел и вот так вот сразу в лоб — на криминал подбиваешь. Не серьезно это.

— Хм! Я только выгляжу молодо, Паша. А насчет несерьезности и глупости, я тебе так скажу. Мне надоело бояться каждой тени. Надоело оглядываться. Надоело, что в стране, за которую мои и твои деды жизнь отдали, я чужак. Надоело видеть сытые и самодовольные ряхи новоиспеченных хозяев жизни, которые рассекают по улицам на шикарных машинах с мигалками, а в провинции в это самое время народ последний хер без соли доедает и на китайские бич-пакеты копейки выгребает. Надоело видеть, как добивают промышленность и сельское хозяйство, а армию превращают в какой-то бордель. Надоело смотреть на несправедливость и зло. И потому нельзя бояться. Нельзя всего опасаться. Нельзя отворачиваться от всех и каждого только потому, что он потенциальный сексот. Нельзя проявлять слабость. И я плевать хотел на опасность, хотя от разумной осторожности отрекаться нельзя. Я тебе верю. Как только увидел тебя, так и понял, что ты именно тот, кто мне нужен. Ведь ты, Паша, такой же, как и я, только постарше. И если ты пойдешь со мной, то не прогадаешь. Я вижу, что ты горишь делом и жаждешь его. Но ты не уверен в себе и не знаешь, что нужно делать...

— А ты, получается, знаешь? — Паша прервал меня.

— Знаю.

В моем голосе непробиваемая уверенность, и ни капли сомнения. Гоман это почувствовал и слегка повел шеей:

— Да-а-а... Силен ты, Егор... Паренек вроде простецкий, а по мозгам словами ударить можешь... Уважаю...

— Уважение это хорошо, Паша. Но мне нужен твой ответ. Да или нет?

— А ты не торопись, парень. Не надо. Посидим еще и поговорим. Спешка в таких делах ни к чему. Лучше скажи, сколько ты планируешь взять и на что хочешь потратить добычу?

— Взять думаю не меньше пяти-шести миллионов евро...

— Серьезно. А потратишь, небось, на баб и на гулянки?

— Ты меня слышал, Паша. Поэтому, если воспринимаешь всерьез, то должен понимать, что о себе я стану думать в последнюю очередь. Так что нет, ошибаешься ты. У меня планы иные и размах другой. Не надо размениваться на мелочи и если дело выгорит, то деньги будут вложены в организацию боевого отряда, конечная цель которого, свержение правящей верхушки. Разумеется, не сразу. Возможно, на это понадобится десять лет, а то и больше. Но путь я для себя выбрал и пойду по нему, невзирая ни на что. Так-то, Паша. Я пойду, и хочу потянуть за собой тебя.

У Гомана загорелись глаза, и он завелся:

— Красиво говоришь, Егор, и правильно. Мне такая позиция по душе и она, словно бальзам на раненое сердце. Так бы слушал тебя, и слушал. И если тебе нужен мой ответ, то я с тобой, парень. Убедил ты меня. Не знаю почему. Наверное, как и ты, мне все надоело. Да и терять мне нечего.

— Отлично.

Мы ударили по рукам, и хозяин квартиры поинтересовался:

— Прямо сейчас от меня что-то потребуется?

Про оружие, которое имелось у Гомана, я решил не упоминать. Придет срок и он сам его мне передаст, в этом я был уверен, а нет, так не беда, столица место такое, что при желании здесь даже танк купить можно. Поэтому я коснулся самого простого вопроса:

— Сейчас мне квартира нужна. Желательно в этом доме. На три месяца. Без регистрации. Вот деньги, задаток. Сделаешь?

Я бросил на стол сотню евро и Паша кивнул:

— Это просто. Приходи завтра, и будут ключики. С деньгами это не проблема, с хозяином соседней квартиры договорюсь. Что-то еще?

— Остальное завтра обсудим. Надо будет подходы к "Новому Миру" пробить, посмотреть, как охранники меняются, какие у них машины, и что они могут. Сроку нам две недели.

— Ну, дай-то бог, чтобы ты оказался не пустым мечтателем, а реальным человеком. — Паша встал, посмотрел на меня сверху вниз и добавил: — Однако учти, если ты подставной или пустобрех, то я тебя урою. Сам жить не буду, а тебя достану. Усек?

— Да, — я тоже встал и кивнул в сторону выходу: — Проводишь?

— Провожу.

Спустя минуту, получив номер Пашиного телефона, я уже спускался вниз. Несколько обескураженный и ошарашенный Гоман, жизнь которого резко изменилась, стоял на лестничной площадке и смотрел мне вслед, а я не оборачивался. Один этап был позади. Теперь второй — разговор с Эдиком Шмаковым.

Глава 4.

Москва. Лето 2013-го.

— Как так!? Рудик, скажи мне, что это прикол! Скажи!

Михаил Алексеевич Токарев, крупный ухоженный брюнет в дорогом костюме, смотрел на своего приятеля и не узнавал его. Сейчас перед ним сидел не Рудик Мальцев, скромный худощавый московский интеллигент в четвертом поколении, с которым он по выходным пил пиво в любимой забегаловке, а глашатай смертельного приговора. Его приговора. Лицо Рудика казалось ему чужим, глаза приятеля смотрели в сторону, а тонкие холеные пальцы человека в белом халате бегали по столешнице, и выбивали нервную дробь. При этом в Токареве все еще жила надежда, что врач пошутил. Но надежда таяла, словно снег под жарким весенним солнышком, и ему хотелось схватить Мальцева за плечи и встряхнуть. Однако он сдерживался. Токарев ждал ответа и он прозвучал:

— Извини, Миша... — голос Рудика, для подчиненных Рудольфа Андреевича, был глухим и скрипучим. — Это не шутка. Ты прошел обследование, и результаты свидетельствуют о том, что ты болен... Неизлечимо...

Все! Это был конец. Токарев откинулся на спинку стула, который жалобно скрипнул, и закрыл глаза. Ему требовалось успокоиться и собраться.

Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Дыхание выровнялось, и Токарев стал искать выход из сложившейся ситуации. Но какой может быть выход, когда человеку сообщают, что он смертельно болен? Его нет. Тупик. Приехали. Финита ля комеди без всякого сраного хэппи энда. Жизнь дала трещину. Планы развеивались подобно миражам в пустыне Сахара. Будущего больше не было. Точнее было, но Токареву оно не нравилось. Категорически, блядь, ибо он не хотел умирать. По крайней мере, в ближайшие сорок лет. Ведь смерть не для него, не для Михаила Алексеевича Токарева двадцати восьми лет от роду, не судимого, преуспевающего предпринимателя, весельчака и балагура. Человека с недостатками, конечно, но в рамках разумного. Нет. Не могло быть у него такого конца. Раньше срока смерть приходит только к бомжам, наркоманам, алкашам, маргиналам и дуракам, а он не таков. Он элита.

"Ха-ха! — Токарев мысленно рассмеялся. — Элита, блядь!? Хуй на-ны, Мишаня. В итоге ты оказался на одной доске со всякой швалью, которую раньше презирал. Ты сдохнешь. Тебя закопают в могилу и черви, мерзкие белесые твари, скользкие и жирные, будут ползать по твоему холеному телу и жрать твою плоть. Они будут обжираться ею. Но ты этого уже не почувствуешь, ибо тебе будет все равно. Вот и выходит, что небольшая, но преуспевающая фирма "купи-продай", тебе уже не нужна. Денежные накопления на тот свет, где всегда тепло и сухо, не заберешь. Двухкомнатная квартира в не самом плохом районе Москвы достанется кому-то из дальних родственников, ибо близких не осталось. Твои любимые шмотки станет носить кто-то другой, скорее всего, столичные бродяги, которые подберут их на свалке. И все, что ты хотел сделать в этом мире, останется лишь прожектами. Хотел, наконец-то, научиться водить автомобиль и купить хорошую иномарку. Мимо. Хотел сделать предложение фигуристой секретарше Катеньке. Мимо. Хотел отправиться в круиз вокруг Европы. Мимо. Куда ни кинь — всюду клин. Жопа. Анус. Пиздец!

— Миша, — Мальцев окликнул Токарева, и он открыл глаза: — ты в порядке?

— Нет, — он покачал головой.

— Выпей.

Приятель, который, как показалось Михаилу, уже вычеркнул его из жизни, поставил на стол стакан с водой. Токарев выпил, прохладная жидкость освежила горло и немного прочистила мозги. После чего ему стало легче, и он попросил Рудика:

— Расскажи еще раз, чем я болен.

Мальцев кивнул и начал:

— Неделю назад, когда ты обратился ко мне с жалобами на плохой сон, ухудшение аппетита и головные боли, я подумал, что у тебя переутомление. Однако, к счастью, ты согласился на полное медицинское обследование, и причина оказалась в другом. У тебя, Миша, болезнь редкая и неизлечимая. Лекарств от нее нет, и операции не помогут. Называется она — болезнь Кройцфельдта-Якоба или синдромом кортико-стриоспинальной дегенерации. Это заболевание бьет по коре головного мозга и по спинному мозгу. Выживших нет. И если кратко, то в твоем мозгу появились мертвые клетки, которые уничтожают здоровые.

— К счастью, говоришь, обследование прошел? — Токарев поморщился. — Лучше бы я его не проходил. Так бы и жил в неведении.

— Миша, ты не прав.

— Проехали. Из-за чего у меня эта болезнь?

— Не знаю. Но, скорее всего, ты съел что-то, что есть нельзя. Зараженную мертвечину. Так случается. В Таиланд месяц назад ездил? Пищу тамошнюю ел? Вот тебе и результат. Да и у нас мог эту гадость подцепить. Легко.

— Сколько времени у меня в запасе?

Рудик пожал плечами:

— Если верить справочникам, то у всех болезнь протекает по-разному. Кто-то три года живет, а кто-то всего полгода. Исходи из худшего варианта.

— Что же, полгода срок немалый, кое-что можно успеть.

— Ты не совсем понимаешь, про что я тебе говорю, Миша, — Мальцев поморщился. — Через полгода смерть, а перед этим долгая и мучительная агония. Сначала расстройство корковых функций головного мозга, постоянные боли, ухудшение зрения, потеря памяти, склероз и резкое снижение веса. Потом эпилептические припадки, слепота и раздражение, а затем неизбежный конец. Я тебе, само собой, выпишу некоторые лекарства, и ты должен будешь проходить постоянные обследования, а затем ляжешь в больницу...

— Стоп-стоп, — Токарев прервал Рудика. — Ты же сказал, что лекарств нет.

— Правильно. Есть медикаменты, которые немного продлят твою жизнь и облегчат страдания, но избавления нет.

— Короче говоря, мне пиздец?

— Миша, — Мальцев развел руками, — ты же знаешь, что я не выношу, когда ты ругаешься матом. Сколько тебя знаю, одно и то же, чуть что не так, сразу крепкие выражения. Давай без этого. Ведь ты не провинциальное быдло.

— Извини, Рудик, не сдержался.

— Понимаю.

Мальцев демонстративно посмотрел на золотые швейцарские часы, подарок от коллег на юбилей. Это был знак, что врач торопится, и Токарев решил избавить приятеля от своего присутствия.

— Ладно, надо идти, — он встал. — Спасибо тебе, Рудик.

— Не за что, — Мальцев встал и протянул Токареву рецепт. — Завтра жду тебя снова.

— А смысл?

— Ну...

Рудик замялся и Миша усмехнулся:

— Ничего не говори. Не надо. Я не маленький, все понимаю. Как только разгребусь с делами, так сразу же зайду.

— Вот и молодца.

Токарев взял рецепт, спрятал его в карман брюк, пожал Мальцеву руку и вышел.

Как оказался на улице, он не заметил. Прошел по коридорам платной клиники, очутился на порожках и замер. Он стоял на одном месте долго. Около десяти минут без движения и охранник клиники, стройный подтянутый парень в черной униформе с какой-то затейливой эмблемой на левом рукаве, подошел и спросил:

— Тебе плохо? Может, врача позвать?

— Нет. Не надо.

Охранник смотрел на Токарева, а он на него. Оба молчали и, наконец, парень не выдержал, отвернулся и сказал:

— Взгляд у тебя нехороший... Смерть с тобой рядом ходит... Тебе бы в церковь сходить или к гадалке какой нормальной...

— Интересно, где ты на такие взгляды наталкивался?

— Далеко отсюда, на юге. Вроде бы ходит человек, все нормально, а потом на нем словно метка появляется. Не знаю, как это объяснить. Он меняется. Говорит иначе, смотрит по-другому, шутки у него необычные. Так и у тебя.

— Метка, говоришь, — Токарев помотал головой. — Наверное, ты прав. Есть метка. Черная-пречерная.

— Так, может, все-таки врача позвать?

— Нет, спасибо. Пойду потихоньку.

Токарев вышел на тротуар, оглянулся на охранника и кивнул ему, а затем подумал, что надо вызвать такси, но не сделал этого. Он пошел вдоль улицы и совсем не замечал куда идет. Человек, который понимал, что вскоре он станет покойником, был погружен в себя. Токарев вспоминал детство, юность, рано ушедших родителей, первую любовь и первые душевные муки. Потом в память хлынули воспоминания о том, как он косил от армии, и боялся попасть в войска. Затем институт, работа в престижной фирме, карьера и, наконец, собственная фирма, в которую он вложил все свои силы. Но теперь это было в прошлом.

— Куда прешь!? — рядом раздался злой женский окрик и Токарева толкнули в плечо. После чего он пришел в себя и обнаружил, что находится перед пешеходным переходом на незнакомой улице. Мимо него скользили автомобили, и он едва не попал под один из них. Кто была та женщина, которая остановила его, Токарев определить не мог, слишком много вокруг было людей.

Михаил сделал шаг назад. Совершенно машинально. А затем в его голове промелькнула мысль: "Да пропади все пропадом! Сейчас несколько шагов вперед и мне конец. Один рывок. Одно осознанное решение и смерть без мучений". И словно вторя этим суицидальным мыслям, в голове бизнесмена что-то щелкнуло, а затем пришла невыносимая боль. Ему казалось, что сейчас его мозги выплеснутся наружу, и тогда он принял решение, что оттягивать конец бессмысленно.

Тело Токарева качнулось на бордюре и, отбросив прочь все сомнения, он кинулся на дорогу.

— Ви-у-у! — визг тормозов и серебристая "ауди", вильнув к тротуару, замерла.

— Пидарас! Стой! Сучара! — капот черного "фольксвагена" едва не задел Токарева и водитель, высунув голову в окно, осыпал его бранью.

— Кран-г! — окрашенная в оранжевый цвет муниципальная поливальная машина остановилась.

Чудом Токарев проскочил через дорогу и замер невдалеке от противоположного тротуара. На него неслась белая "газель" с надписью "Продукты" и он закрыл глаза. Его ноги ходили ходуном. Он знал, что сейчас погибнет. Время замедлилось, а слух отключился, и все вокруг происходило, будто в немом кинофильме при замедленной съемке. "Газель" медленно приближалась, и Михаил видел испуганное лицо пожилого водителя. Чуть поодаль из "фольксвагена" вылезал наголо бритый мужик-здоровяк, который смотрел на него злым взглядом. На тротуаре, совсем рядышком, стояло несколько детишек, которые тыкали в него пальцами. А голову Токарева прикрывала густая тень растущего неподалеку дерева, и ему казалось, что это покрывало, которое раскидывает над ним костлявая старуха-смерть.

Но вот реальность вернулась в свои привычные рамки. "Газель" резко прибавила ходу. В уши ворвались звуки: визг тормозов и гневные крики разгневанного водителя, щебетанье птиц и рык моторов. Вокруг воцарился хаос, и тело бизнесмена сковал паралич.

"Сейчас все закончится", — подумал Михаил и закрыл глаза. Однако произошло то, чего он никак не ожидал. Мощным сильным рывком бизнесмена сдернули с дороги, и он оказался на тротуаре. "Газель" пронеслась всего в сантиметрах от него, и когда Михаил открыл глаза, то увидел перед собой молодого парня в легкой серой майке, который без долгих церемоний отвесил ему хлесткую пощечину, а потом потянул за рукав пиджака:

— Бегом! — прокричал незнакомец, и в его голосе была такая властность, что Токарев не посмел ослушаться.

Вслед за парнем несостоявшийся самоубийца побежал вдоль улицы. Затем нырок в подворотню. Какой-то двор. Снова улочка, почти безлюдная. Переход. Опять проулок и парк, тенистый, спокойный и весь какой-то мирный. Здесь Токарев остановился. Его легкие горели огнем и он уже не бог бежать, а незнакомец остановился рядом, посмотрел на бизнесмена и когда Токарев отдышался, кивнул ему на скамейку:

— Садись.

Михаил повиновался и присел, а парень, разместившись рядом, спросил его:

— Ты чего на дорогу выскочил, дурик?

Токарев поморщился и выдохнул:

— Надоело все.

— Самоубийца?

— Да.

— Разорился или жена бросила?

— Ни то и ни другое.

Бизнесмен пожал плечами, и незнакомец представился:

— Меня Егором зовут.

— Михаил Алексеевич... Можно просто, Миша... Теперь уже можно...

Спаситель Токарева помолчал, дал ему отдышаться, а затем вопросительно кивнул:

— Рассказывай, что у тебя случилось?

Первым желанием Михаила было послать незнакомца куда подальше, встать и уйти. Но его взгляд столкнулся со взглядом Егора, слишком серьезным и проницательным для такого молодого человека, и он начал выкладывать ему свою историю. Токарев говорил, говорил и говорил. Затем прерывался и опять говорил. Слова лились из него потоком, и вскоре Егор знал о нем практически все.

Токарев замолчал. Он ожидал, что сейчас спаситель пожалеет его и ему станет легче, а затем парень даст какой-нибудь "мудрый" совет. Однако, нет. Егор повел себя иначе. Парень окинул парк ленивым взглядом, презрительно скривился в сторону алкашей, которые проходили мимо, посмотрел на солнышко и сказал:

— Сука ты, Михаил Алексеевич. Говно человек и эгоист, каких свет не видывал. Типичный, блядь, продукт среды. Столичный манагер среднего звена.

Голос Егора звучал равнодушно. Спаситель презирал его — Токарев понял это. Но он никак не мог взять в толк из-за чего. Ведь он жертва. Он больной человек. Его надо пожалеть, а вместо этого такое отношение, и Токарев, насупившись, пробурчал:

— Почему ты так считаешь?

— Во-первых, ты думаешь только о себя. Я-я-я. А на водителей, которым потом твои мозги с капота пришлось бы соскребать, а затем перед полицией оправдываться, тебе было наплевать. Точно так же как и на детишек, которые едва не стали свидетелями смерти человека. Во-вторых, самоубийство не выход. Ты забыл, что ты мужчина. А мужчина, если знает свой срок, завершает все дела на земле и погибает в бою. Только в бою, но никак не под машиной в людном месте напоказ. Ну и, в-третьих, как я уже сказал, ты эгоист. Вот ты не бедный человек, насколько я понимаю. Есть деньги, квартира. Так помоги людям, раз тебе уже все равно.

— Тебе что ли?

— Мне от тебя ничего не надо и о себе я сам позабочусь. А вот ей ты мог бы помочь.

Егор кивнул на соседнюю лавочку, куда только что присела усталая тридцатилетняя женщина с двумя детьми, примерно трех и четырех лет. Невысокого роста коротко стриженая блондинка. Вид несколько потрепанный. Одежда чистая, но неброская и если присмотреться, то в паре мест видна аккуратная штопка. Детишки, мальчишки, одеты, как и мать. У них на двоих было одно мороженное, самое дешевое, белое в вафельном стаканчике, и они спорили, кто будет кушать его первым.

— И как мне ей помочь? — Токарев отвернулся.

— Самое простое — дать денег. Сколько у тебя сейчас при себе?

— Немного. Тысяч двадцать рублями и около трехсот долларов.

— Вот видишь. Для тебя это немного. А для этой женщины, думаю, матери-одиночки, которая вырвалась с работы, чтобы с детьми прогуляться, двадцать тысяч зарплата за месяц. Тебе-то все равно. Ты уже настроился на смерть, а она и ее дети, на которых воровское правительство выделяет по двести-триста рублей в месяц, хотят жить. И сколько таких вокруг, если присмотреться? Много. Очень много. Так что, коль надумал счеты с жизнью сводить, делай это не на дороге и людям помоги. Церковникам-ворам только не вздумай деньги отдавать, да в фонды разные. Там почти везде мошенники, честного человека днем с огнем не сыщешь. Лучше сам.

— И что? Мне подойти и дать ей денег?

— Да.

— Неудобно как-то.

— И это мне говорит человек, который только что под машины бросался?

Парень усмехнулся и Михаил кивнул:

— Ты прав. Мне теперь стесняться нечего.

Егор кивнул на женщину:

— Тогда действуй.

Михаил поднялся, и Егор одобрительно кивнул. После чего Токарев на ходу достал деньги и направился к женщине, подошел к ней и, когда она посмотрела на него, заговорил:

— Извините... Я вот... Это... Вам, короче...

Запинаясь и заикаясь, Токарев протянул женщине деньги. Она машинально взяла их, а затем вскочила на ноги, словно ошпаренная, и выкрикнула:

— За кого вы меня принимаете!? — Одновременно с этим захныкали напуганные мальчишки, а женщина сунула деньги Токареву в карман пиджака и схватила детей за руки: — Пойдемте отсюда!

— Вы меня не так поняли... — Михаил попытался оправдаться. — Я же от чистого сердца...

— Не бывает так! — на ходу бросила блондинка. — Или со мной переспать хочешь, или педофил. Пошел отсюда, а то полицию вызову. Мудак! А еще в пиджаке!

Женщина с детьми удалялась, а Михаил обернулся и увидел, что Егора уже нет. Парень тоже оставил его, но майка спасителя мелькнула между кустов и Токарев, сам не понимая почему, бросился за ним вслед.

Бизнесмен догнал Егора уже на выходе из парка и пристроился рядом. Парень бросил на него косой взгляд, заметил купюры в кармане и спросил:

— Что, не взяла?

— Нет, — Токарев мотнул головой.

— Правильная женщина, значит, я не ошибся, — парень улыбнулся. — Гордая. Наша. Русская. Такая и мальчишек своих сама вырастит, и любому козлу, если надо, рога посшибает.

Егор замолчал и Михаил спросил:

— И что теперь?

— А тебе мой совет нужен?

— Ну, да.

— Наверняка, завтра она снова в этом же парке будет, или послезавтра. Захочешь помочь, поможешь.

— А сейчас что делать?

— Занимайся своими делами и фирмой, завещание напиши. Сам решай. Я тебе не наставник духовный, не пастор и не папа с мамой в одном лице.

Было, Михаил приостановился, но потом ускорился и спросил:

— А можно я с тобой пойду?

— Если заняться нечем, пойдем. Ты мне не мешаешь, — Егор пожал плечами.

Шли они недолго и остановились через пару кварталов. Парень огляделся, провел ладонью по светлым волосам и свернул в один из дворов, где присел на железную ограду палисадника с цветочками. Двор был тихим и если не знать, что находишься в Москве, то можно было решить, что судьба забросила Михаила в провинцию. Невдалеке пожилой таджик или узбек (хрен их разберешь этих азиатов-гастарбайтеров), напевая себе под нос тягучую мелодию, подметал асфальт. Где-то слышался женский смех, и за пятиэтажным домом гудело шоссе. Голова Токарева пока не беспокоила, Егор сохранял невозмутимость и вертел в зубах спичинку, а Михаил думал о том, что парень прав. Самоубийство не выход. Это трусость. Сейчас ему нечего бояться. Над ним нет закона. Запреты пустяк. И он, как это ни странно, впервые в жизни, по-настоящему свободен. Ненадолго, ибо скоро болезнь сломает его. Но есть реальная возможность прожить остаток жизни как человек, и это следовало использовать.

Тем временем минуло десять минут. Ожидание стало утомлять Михаила, который почувствовал, что проголодался, и он повернулся к Егору:

— Мы кого-то ждем?

Парень кивнул:

— Да.

— Твоего приятеля или подругу?

— Можно сказать, что и так.

— А может...

Токарев хотел предложить парню сходить в ларек за шаурмой и водой, но тот приподнял правую ладонь и сказал:

— Тихо.

Бизнесмен замолчал, а Егор к чему-то прислушался. После чего встал и направился за угол дома. Токарев последовал за ним и вскоре услышал звуки борьбы, судя по которым, в драке участвовало три-четыре человека, русский и кавказцы:

— Я твой мама ебаль!

— Сними этот сраный майка, сын ишака!

— Нахуй пошел, чурка!

— Тебе пиздец, русский!

Егор и Михаил зашли за угол и увидели следующую картину. Прижавшись спиной к стене, перед тремя молодыми кавказцами стоял широкоплечий шатен девятнадцати-двадцати лет в черной майке с надписью: "Я русский!" Дети гор, наверняка, студенты, подобно шакалам, окружили крепыша полукругом, и требовали у него снять майку, а тот не отступал и был готов драться.

Раньше, еще вчера вечером, Токарев, скорее всего, опустил бы голову и трусливо проскользнул мимо. Да и сейчас ввязываться в конфликт с кавказцами, наглыми и нахрапистыми, желания не было. Но Егор был иного мнения. Не сбавляя шага, он приблизился к горцам и четким прямым ударом в челюсть свалил ближайшего на асфальт. Остальные, было, бросились на него. Однако в драку вступил крепыш, который взял одного противника на болевой прием, а затем ткнул его лицом в стену дома. Ну, а третьего схватил Токарев, да только неудачно. Верткий чернявый противник вывернулся из захвата и головой ударил Михаила по лицу. Бизнесмен потерялся и выпустил кавказца, который бросился наутек, но далеко не убежал. Егор подпрыгнул и ногой не сильно толкнул его в спину. Беглец споткнулся и упал, и после этого его добил шатен.

Три тела лежали на асфальте и Токарев, который прижал к разбитым губам платок, не знал, что делать. Зато шатен и Егор знали. Быстро и сноровисто они обыскали кавказцев и изъяли у них документы, бумажники, два ножа и один травматический пистолет.

— Нормально, — усмехнулся шатен.

— Сойдет, — вторил ему Егор и кивнул Токареву в сторону второго выхода со двора: — Уходим. Здесь видеокамер нет. Норма.

Быстрым шагом троица покинула место схватки и вскоре оказалась в другом дворе. Здесь Егор выкинул документы и пустые бумажники кавказцев в мусорный бак, спрятал пистолет за пояс, прикрыл его майкой и протянул шатену руку. Парни поздоровались, но как-то странно, вена к вене, словно побратались, и спаситель Токарева кивнул:

— Егор.

— Эдик, — ответил шатен и посмотрел на Токарева: — Наш человек?

— Наш, но не в теме. У него своя волна.

— Понятно, — шатен качнул головой и спросил Егора: — Куда теперь?

— Есть неподалеку местечко тихое. Пойдем, поговорим?

— Я не против.

Парни выдвинулись со двора на улицу, а Михаил огляделся, и последовал за ними. Ему было все равно, что делать и куда идти, а от молодых людей, с которыми его свела судьба, веяло силой и уверенностью, и Токареву это нравилось.

Глава 5.

Москва. Лето 2013-го.

Эдик Шмаков подошел к окну, с высоты третьего этажа окинул взглядом прилегающий к дому сквер и прошипел:

— Падлы. Понаехала с гор, чернота.

Я на это не отреагировал. Спокойно сделал себе чай, встал рядом с ним и увидел внизу двух смуглых парней, лет по пятнадцать, не старше. Одеты аккуратно, не богато и без понтов, за плечами школьные рюкзаки, а в руках смартфоны. В общем, типичные московские школьники, уткнулись в мобильники и ничего вокруг не замечают. Наверняка, папа в свое время свалил с гор, а эти уже здесь родились, в столице, и считают себя коренными мАсквичами. Для меня картина еще по прошлой жизни привычная, а для Шмакова-провинциала, судя по всему, нет. Пока нет.

— Егор, а давай я за ними следом прогуляюсь, посмотрю, где они живут, а потом мы их отработаем.

— Нет, — я прислонился к стене и сделал глоток чая.

— Но почему?

— Во-первых, нельзя кого-то бить возле своего логова, а иначе на нас выйдут охотники, и придется бежать.

— А во-вторых?

— Во-вторых, они нам не враги.

— Но они же чурки! — парень удивился.

Перед моим мысленным взором промелькнули лица тех кавказцев, которые воевали вместе со мной против оккупантов, были и такие. А потом я вспомнил как за год до возвращения в Екатеринбург, где прежний Егор Нестеров нашел свой конец, несколько недель отсиживался на Кавказе. Трудные времена были, и тогда я много общался с уважаемыми людьми Цунтинского района (есть такой в Дагестане на границе с Грузией). Народ в доме старого Рустама, который приютил меня по просьбе своего родича Маги Исмаилова, собирался разный, и многие из этих людей не любили русских. Да что там. Они искренне ненавидели нас и в свое время состояли в бандформированиях, которые воевали с федералами. Однако меня не сдали, а позже даже помогли пробраться к Каспийскому морю. Но суть не в этом. Самым главным для меня было то, что я увидел, как и чем живут реальные горцы и смог услышать мнение людей, которые не уехали в Россию за легкой жизнью, а остались дома, возле могил предков.

Поэтому я посмотрел на Эдика и покачал головой:

— Повторяю, они нам не враги.

— Кавказцы и не враги!? — он слегка отшатнулся от меня.

— Да, — подтвердил я.

— Объяснись, — Шмаков набычился.

— Без проблем, — я отхлебнул чай и продолжил: — Мигранты с Кавказа, Средней Азии и Китая это только следствие той подлой политики, которую ведут наши реальные противники, жиды из Кремля. Цель этих мразей создать общечеловеков — людей без роду и племени, которыми легко управлять. По этой причине они сталкивают лбами народы и смешивают их в гигантских плавильных котлах, таких как Москва и Питер. Думаешь, старики на Кавказе рады тому, что молодежь уезжает в Россию?

— Думаю, что да.

— Ты ошибаешься. Умные люди в горах понимают, что Россия это большая ловушка для их соотечественников и если поначалу, отсылая молодежь на учебу, главы семейств улыбались, то теперь все наоборот. В горах после развала Советского союза нормальной работы нет, а та, что имеется, не приносит хорошего дохода. Поэтому молодежь после учебы в институтах назад не возвращается — это редкость, ведь никому не охота баранов пасти, стричь шерсть и овец доить, слишком хлопотно это, а доход минимальный. Гораздо проще жить в России, мало работать и много получать, особенно если диаспора помогает. Но, оставаясь здесь, гости с Кавказа отрываются от корней. Со временем они забывают родной язык, обычаи, могилы дедов и ту землю, которая их вскормила. И если первое поколение еще что-то соображает и держится за счет религии, то второе уже превращается в быдло-россиян. Запомни, не русских, а именно россиян. Перед глазами таких людей только деньги, карьера, понты и жажда наживы, а то, что в родном ауле хлипкая мечеть заваливается, и старики свой век в не самых лучших условиях доживают, мало кого волнует.

— Во, бля! — Шмаков хлопнул в ладоши и усмехнулся. — Ты этих овцеебов так расписал, словно они пострадавшие.

— Именно, Эдик. Они такие же пострадавшие, как и мы с тобой, как и все граждане бывшего СССР. Предатели специально разрушили экономику великой державы и разорвали нашу страну на части. А теперь они управляют финансовыми и людскими потоками внутри того государства, которое все еще под их властью, стравливают нас, словно бойцовых псов, и с высоты наблюдают за нами. Им интересно, кто же победит. Так что если бы не было кавказцев с азиатами, то они бы завезли других чужаков, индусов там или иракцев. Не важно. Ведь нет плохих народов — есть плохие люди. И к нам в Россию едут не только моральные уроды с травматами в карманах, но и нормальные люди, которые хотят получить профессию и надеются, что именно в этом краю они обретут счастье. Однако здесь им в уши начинают дуть братки из полукриминальных диаспор — русские слабаки, можно не учиться и не работать, надо всех долбить и Кавказ-сила, а в итоге конфликты и потери с обеих сторон. Думаешь, матери в Махачкале, когда она узнает, что ее сын довыебывался и на нож попал, спокойно на душе, и она не проклинает убийц? Нет. Она такой же человек, как и наши матери. И если бы кремлевские бонзы хотели, то давно бы навели порядок, обуздали этническую преступность и заставили органы правопорядка работать. Но им это не нужно. Пока кавказцы пляшут лезгинку и пробиваются во власть, а русские дерутся с ними, никто не спрашивает, куда утекают деньги и почему стабилизационный фонд работает на благо США, а не России. Пока быдло смотрит "Смехопанораму", ему не до вопросов. Пока дураки молятся жидовскому богу и слушают толстопузов с крестами на шее, они покорны. Пока народ бухает, нюхает и колется, глобальные проблемы никому не нужны. И я тебе говорю, как есть. Кавказцы это всего лишь кусочек огромной мозаики под названием "Создание общечеловека в отдельно взятом государстве". Так-то.

— И что, мы теперь не будем черных долбить?

— Будем. Но не всех. Не они основная цель, а те, кто толкает народы в драку, которая им совсем не нужна. Змее необходимо рубить голову, а не хвост. Поэтому понимай разницу сразу. Чернявый школьник-малолетка тебе зла не сделал, и не надо на него зубы точить, а преступник из криминального клана заклятый враг, и неважно кто он по национальности. Мне плевать, кем будет продавец наркоты, русским, чеченцем, китайцем или удмуртом. При любом раскладе он враг и за причиненное людям зло и горе должен ответить жизнью. Однако при этом я все равно буду знать, что главный виновник бед вокруг не он, а те выблядки, которые сидят в Кремле. И не кавказцев я опасаюсь, там реальной силы на самом деле не так уж и много, а азиатов, которые если ударят, то всем плохо будет, и нам, и горцам. Ведь мы для них на одно лицо и на каждого нашего бойца они выставят сотню, а ядерную дубинку применить не дадут предатели.

Шмаков помолчал и кивнул:

— Я тебя услышал, Егор.

— Это хорошо. Теперь бы еще понял.

— Егор, а ты с нормальными кавказцами когда-нибудь сталкивался?

— Нормальными это как?

— Чтобы не ворье, не полицаи, не преступники и не торгаши, а простые работяги.

— Да.

— И как?

— Люди как люди, хорошие и не очень. Многое от менталитета зависит. Вот какие ты кавказские национальности вспомнить можешь?

— Ну, чечены там, ингуши, грузины, армяне, дагестанцы...

— И все?

— Ага.

— Не густо, Эдик. А, тем не менее, в одном только Дагестане свыше сотни народностей, если я не ошибаюсь. Даргинцы, андийцы, гунзибцы, кумыки, авары, ритульцы, табасараны, кайтагцы, кубачинцы, ахвахцы, удины, цахуры, крызы, лезгины, ногайцы, годоберинцы, дидойцы, хваршины и цахулы. Список большой. Они все разные, со своими обычаями, языками и культурой. И пока горцы на родине, то в состоянии жить, как заповедовали предки. А в России для нас они понаехавшая чернота. Корни отсекаются, и представители разных народов превращаются просто в кавказцев, которые под руководством чужаков сбиваются в стаи. Вот ты когда-нибудь слышал о таком народе как гинухцы?

— Нет, конечно. Они мне не интересны.

— А они есть. Некогда сильное племя было, а теперь их на всем земном шарике тысячи три, не больше, и четыреста из них проживает в Дагестане. Для них потеря каждого человека в роду это маленькая катастрофа. Еще лет сто, если без войны и ничего не изменится, и они просто исчезнут. Вымрут, словно динозавры. Вот и представь. Приезжает в Москву пять-шесть самых лучших парней этого народа и давай лезгинку отплясывать, ведь земляки говорят, что все можно, а тут ты с автоматом. Пиф-паф! Несколько трупов и племя умрет на пару лет раньше. Но дело не в этом, Эдик. Люди, которых ты воспринимаешь, как врагов, могут стать нашими союзниками. Не все, но многие. Кто не оскотинится, тот с нами, а кто превратился в животное, тому хорошего пинка под копчик или смерть. Поэтому я еще раз повторяю. Опасность не в приезжих, а в предателях на самом верху. Сможем свалить их, тогда будет у нас в доме порядок, какой мы сами установим, и появится уважение от соседей. Так всегда было и будет. А нет, значит, не судьба нам — мы сдохнем, а наш народ продолжит спиваться и Россия, как заповедовал Лева Бронштейн, превратится в "страну белых рабов". И выходит, что сейчас намечается не война каких-то национальностей — это второстепенно, а борьба идеологий. Битва людей, кто еще честь и совесть в душе сохранил, и рабов хищной системы, животных из общества потребления. При этом у каждого своя правда, но мы на стороне добра.

— Добро должно быть с кулаками, — добавил Шмаков.

Словно специально, мне на ум пришло стихотворение советского поэта Станислава Куняева, которое подходило к случаю, и я его прочитал:

"Добро должно быть с кулаками.

Добро суровым быть должно.

Чтобы летела шерсть клоками,

Со всех, кто лезет на добро.

Добро не жалость и не слабость.

Добром дробят замки оков.

Добро не слякоть и не святость,

Не отпущение грехов.

Быть добрым не всегда удобно,

Принять не просто вывод тот,

Что дробно-дробно, добро-добро,

Умел работать пулемёт.

Что смысл истории в конечном,

В добротном действии одном —

Спокойно вышибать коленом,

Добру не сдавшихся добром!"

Шмаков усмехнулся, вспомнил о том, что он будущий филолог, и кивнул:

— Как сказал Шекспир: "Что человек, когда он занят лишь едой и сном? Животное, не более того".

— Ага, — я тоже ввернул цитату, — а словами Сократа эту фразу можно дополнить: "В каждом человеке есть солнце. Только не надо ему мешать светить".

Мы одновременно улыбнулись, мол, вот мы какие умные ребята, не только ругаться умеем, но стихи и классику знаем, и в этот момент по съемной однокомнатной квартире разнеслась трель входного звонка. Опасаться нам было некого, и Эдик отправился открывать дверь, а я, на всякий случай, взял со стола нож и прикрыл его кистью руки. Однако гость личностью оказался знакомой. К нам зашел Миша Токарев, который был не весел и молча присел за кухонный стол.

Странный человек этот Миша и не стандартный, потому что его смерть рядышком ходит и это откладывает на нем отпечаток. Он неизлечимо болен и хотел свести счеты с жизнью. А я его спас — случайно, и с тех пор он почти всегда рядом. Спрашивал его, почему не уходит? Отвечает, что с нами ему спокойно и головные боли не так сильно мучают. Ну и ладно. Мы его не гоним. Вреда от него нет, а помощь есть.

Вчера вечером на квартиру покойного дяди, который, как ему и положено, сгорел на своей даче, пришли люди из "Нового мира". После чего я перебрался на запасную позицию. И все бы ничего. Но тут хозяин съемной квартиры, который заметил, что я живу не один (после драки с кавказцами Шмакову пришлось срочно сменить место жительство и на время забросить учебу), потребовал предоплату за три месяца вперед, а мне денег не хватало. Было, хотел у Паши, который сейчас за сектантами присматривает, занять, но Токарев выручил. Сам деньги предложил и пожертвовал от души сразу десять тысяч евро, а затем пообещал еще, как только фирму продаст. Ну, а я не отказался. Воспринял это как плату за спасение его жизни и деньги взял, пригодятся. Не для себя ведь стараюсь, так что в гордость играть не стал. Сам ни у кого и ничего просить не стану, ибо "никогда Киса Воробьянинов не ходил с протянутой рукой". Вспомнилась классика. Ха-ха! Однако если помощь от души, то комментарии излишни.

— Чай будешь? — спросил я Токарева.

— Нет, — он покачал головой, — лучше воды.

Я поставил перед ним стакан с минералкой и Миша достал из кармана пузырек с таблетками. Затем он вытрусил на подрагивающую ладонь сразу несколько мелких продолговатых капсул, посмотрел на таблетки и закинул лекарство в рот, запил и поморщился. После чего выдохнул:

— Нашел я ту женщину... Из парка, которая... С детьми...

— Кто такая?

— Тормасова Елена, тридцать два года... Детей двое... Мать-одиночка, живет в общаге неподалеку от парка... Работает уборщицей... Муж погиб на стройке...

— И как, ты помог ей?

— Нет, — на мгновение его лицо перекосила судорога, то ли от головных болей, то ли от каких-то нехороших мыслей.

— А что так? Снова не смог пару слов связать и объяснить свой поступок?

— Не угадал. Просто детей у нее уже забрали и она теперь одна, лежит в крохотной комнатушке и плачет, а соседка ее утешает. Вот, что я увидел.

— Как это забрали детей?

— Просто. Про ювенальную юстицию слышал?

Что это такое я, разумеется, знал, ибо ювенальная юстиция, как и пресловутая статья два восемь два, являлась одним из элементов шантажа и уничтожения русского народа. Это институт социального патроната, который дал право чиновникам вмешиваться в дела любой семьи и изымать у тех, кто признан "неблагополучным", детей. Взять как пример женщину, которую упоминал Токарев. Она мать-одиночка, понятно. Поэтому колотится изо всех своих сил и пытается вырастить двух детей. Помощи от государства нет, пособие никакое, жилищные условия не очень. Это рядовая ситуация. И вот тут появляются люди из Департамента социальной защиты. Они забирают детей у матери и передают их в приемную семью. После чего приемные родители получают на каждого ребенка 20-25 тысяч, плюс к этому специальные выплаты и льготы, а мать еще и алименты выплачивает. Вот такая справедливость. Что, блядь, нельзя эти деньги сразу родной матери, если она не наркоманка и не алкашка, выплатить!? Почему надо изгаляться над людьми!? Где, суки, здравый смысл!?

"Абсурд", — скажет на это какой-нибудь интеллигент и пожмет плечами. "Предательство", — сожмет кулаки патриот своего народа. "Мне похуй, меня это не касается", — добавит общечеловек и пройдет мимо. У всех реакция разная.

Однако это только первый слой ювенальной юстиции. Практически сразу, как только закон о ювенальной юстиции заработал, и в каждом районе Москвы появились соответствующие управления, начался беспредел. Чиновники определяли на роль попечителей своих родственников и друзей, которые наживались на детях. А чутка попозже на базе некоторых "частных сиротских приютов" стали возникать специальные бордели для высокопоставленных педофилов. Причем они особо не скрывались, ибо принятые Госдумой законы запрещали касаться этой темы. Основание — пропаганда. На деле — укрывательство преступников, зачастую самих себя.

— Про ювеналку знаю, — я кивнул Токареву и спросил его: — С самой матерью разговаривал?

— Нет. Ей не до меня было.

— И что теперь?

Он пожал плечами, и его полноватое лицо стало каким-то растерянным:

— Я думал, что ты скажешь.

"Думать надо меньше, а соображать больше", — на ум пришли слова из кинофильма "Брат-2". После чего я посмотрел на Эдика Шмакова, который прислушивался к нашему разговору, и кивнул ему:

— Возьмемся за эту тему?

— Не потянем, — Эдик опустил голову. — Это система.

— В системе главное люди, которые являются винтиками, а начинать с чего-то надо. Ты говорил, что у тебя знакомые есть, реальные парни, которые крови не боятся. Есть такие ребята или просто языком воздух сотрясал?

— Есть парни, не сомневайся, Егор.

— Вот и хорошо. Созвонись с ними, назначь на вечер встречу, без конкретики, пообщаемся, а пока собирайся.

— Куда?

— Вместе с Мишей, — кивок на Токарева, — отправитесь к Тормасовой, представитесь людьми из какого-нибудь комитета помощи и все разузнаете. Кто приходил? Как забирал? На каком основании? И кто отдавал распоряжение? Потом полазишь по интернету и посмотришь, что за контора в районе, кто ею руководит и где он живет.

— Через соцсети работать и официальные сайты?

— Конечно, ты ведь не хакер. На все про все вам шесть часов. Ни во что не встревайте, только сбор информации. Ясно?

Шмаков мог бы не согласиться, да и Токарев имел полное право отойти в сторону. Однако они мой приказ не оспорили. Одному терять нечего, а другой доверяет мне как самому себе. Поэтому они быстро собрались, но прежде чем уйти, Миша спросил:

— А для чего это все, Егор? Мы попробуем откупить детей?

Токарев пока ничего не понял, сказано, мирный человек, которого серьезные неприятности до недавних пор обходили стороной, отсюда и реакция.

— Откуп мера временная, Миша, — ответил я ему. — Это только отсрочка. Понимаю, что ты привык все мерить деньгами, ибо бабло — побеждает зло. Но тут случай иной. Даже если откупишь детей, то мразей, которые их у матери отбирали, все равно придется убирать.

Вот теперь он все понял и осознал. Но снова не возразил, а направился вслед за Шмаковым.

Миша и Эдик вышли, а я приоткрыл форточку и закурил. Знаю, что вредная привычка, и понимаю, что надо бы бросить. Однако что-то внутри, в душе, против этого. Плевать! Каждый день как последний, так пропади все пропадом. Мне неизвестно, сколько я проживу, и когда меня прибьют. Но меня это почему-то совсем не пугает, и грозные надписи на пачках сигарет кажутся мне смешными. Смерть, говорите? Ха-ха! А мне не страшно и я рассматриваю ее, чуть ли ни как избавительницу от всей земной шелухи. Как там сказал наш незабвенный классик Лев Николаевич Толстой? "Люди, боящиеся смерти, боятся ее оттого, что она представляется им пустотою и мраком. Однако пустоту и мрак они видят лишь потому, что не видят жизни". Да, как-то так.

Сигарета была докурена, и я затушил бычок в пепельнице. После чего хотел включить зомбоящик и посмотреть новости. В прошлой жизни политикой не интересовался, а зря. Морды врагов надо запоминать и необходимо понимать, куда они нас толкают. Тогда многое становится понятным. Почему газ и электричество в России дороже, чем в Китае? Почему бензин дороже, чем в Европе? Почему киприотам президент кредит дает под два процента, а у нас в банках они от десяти процентов? Почему РПЦ на алкоголе и сигаретах наживается? Отчего Зюгановы с Жириновскими и прочие "типа оппозиционеры" — клоуны, языком много трындят, но никогда и ничего не делают без одобрения свыше? Да с какого хера такие глупые законы, направленные на уничтожение людей, принимаются? Как верно говорит Путин: "Наш народ живет хорошо", и он не лжет. Его народ, жидовье поганое, чувствует себя в России просто замечательно, а мы так, мимо проходили. Временная помеха, расходный материал и не более того.

Было, я потянулся к пульту, но в сквере увидел Пашу Гомана, который направлялся к дому. Что характерно, он был не один, а с пожилым мужиком в оранжевой робе, по виду русским. Обычный работяга, каких много. Однако вчера я заметил его во дворе, и он крутился рядом с азиатами-гастарбайтерами, что было странно.

Звонок в дверь. Я открыл и увидел гостей. Паша кивнул на мужика в робе и сказал:

— Он со мной.

— Проходите.

Мужик в оранжевой робе, обдав меня густым запахом пота и строительной пыли, прошмыгнул на кухню, а мы задержались в прихожей, и я спросил Пашу:

— Ты кого привел?

— Это Семеныч, наш человек. В прошлом учитель, теперь гастарбайтер, живет в Узбекистане, никак оттуда выбраться не может. Здесь работает по сантехнике и строительству. Как раз в том самом здании, где резиденция сектантов. Ему можно верить.

— Он знает, что мы задумали?

— Нет. Я ему шепнул, что нас интересует дом и внутренняя планировка, и за информацию мы готовы заплатить. — Гоман хлопнул меня по плечу: — Не колотись, Егор. Сам мне недавно про доверие говорил, а Семеныч не сдаст. Ручаюсь. У него дочка из-за таких же сектантов повесилась. Я знаю, он в этом доме уже полгода живет, успели пообщаться.

— А как ты на него вышел?

— Случайно. Присматривался к резиденции "Нового мира", глядь, а тут Семеныч выходит. Слово за слово, и все сложилось. Никакой подставы и я это расцениваю как большую удачу.

— Хорошо.

В отличие от Токарева работяга Семеныч от чая не отказался, и беседа пошла сразу. Мужик без стеснения взял из вазочки пряник, сгрыз его и запил чаем. После чего оглядел нас взглядом, в котором была хитреца, кивнул на Гомана и обратился ко мне:

— Паша сказал, что вас дом на Андроновском шоссе интересует, где я сейчас работаю. Верно?

— Да, — подтвердил я.

— Что именно знать хотите?

— Все. Схема здания. Где и какие помещения. Где электрика отключается. Как охрана меняется. В общем, что знаешь, о том и расскажи.

— А вы мне за это что?

— Деньги.

— Две тысячи, — сходу заявил работяга. — Долларов.

Мы с Гоманом переглянулись. Две тысячи не жаль, это зарплата Семеныча за пару месяцев, если он мастер, а не подсобник. Мог бы и больше попросить. Но, видать, меру знает.

— Договорились. Но учти... — я посмотрел на работягу.

— Не беспокойся, молодой, — Семеныч смело перебил меня и взмахнул рукой. — Не сдам. Я же вижу, кто в том доме собирается. Сволота одна и мне нет дела до того, что вы задумали. Так что лишнего не сболтну, а через четыре дня вообще уезжаю. Хочу семью в Россию перевезти. Да и вы пока ничего криминального не совершили. Интерес проявили, и только. За это не сажают.

— Ладно, — я кивнул. — Начинай.

Глава 6.

Подмосковье. Лето 2013-го.

Черная "Toyota Land Cruiser Luxe" въехала на территорию элитного подмосковного поселка Светлогорье. Престижный автомобиль, который принадлежал простому российскому чиновнику с зарплатой в 40 деревянных кусков, прокатился по отличной ровной трассе. Неспешно, можно даже сказать, вальяжно, он миновал несколько шикарных коттеджей и ночной магазин, а затем въехал во двор примыкающего к редкому леску владения и остановился перед четырехэтажным белым домом.

Первым из машины выскочил водитель, поджарый брюнет в синей рубашке с короткими рукавами, который подскочил к задней двери и открыл ее. После чего показался пассажир, полный пожилой господин с объемистым чемоданчиком. Его смуглое усатое лицо выдавало в нем уроженца знойного юга, а золотые швейцарские часы, итальянская кожаная обувь и костюм от английского портного говорили о том, что если кто-то и бедствует в России, то не он.

Звали этого человека Георгий Шалвович Папунадзе и он являлся самым обычным столичным чиновником средней руки. Должность так себе — начальник одного из районных управлений Департамента социальной защиты населения города-героя Москва, таких в столице сто двадцать человек без малого. Кажется, что можно получить занимаясь социалкой? Ничего, кроме геморроя, ибо забота о населении и защита его прав это нервотрепка, да и только. Но это только на первый взгляд. Если не быть простаком и знать, как правильно делать дела, то эта должность давала большие возможности, солидный доход и открывала перед ее носителем многие двери. А Георгий Папунадзе простаком никогда не был, по крайней мере, таковым себя не считал, и потому имел с должности все, что положено, и чувствовал себя просто замечательно. А все почему? Да потому, что он всегда помнил наставление своего мудрого отца, вора в законе Шалвы Жоржолиани: "Сынок, не забывай делиться с вышестоящими и жертвовать на церковь, а начальство и бог это увидят, и жизнь сама вынесет тебя наверх". Все просто. И эта нехитрая заповедь помогала ему во всем и всегда.

Георгий Папунадзе вобрал в грудь напоенный лесными ароматами воздух. Хорошо. Свежо. Чисто. Не то, что в пропыленной и душной Москве, где народ дышит смогом. Правда, на родине, в грузинских горах, воздух чище, и местное Истринское водохранилище не сравнить с рекой Кура, на берегу которой вырос Папунадзе. Но что поделать? Ради того, чтобы достойно жить приходилось чем-то жертвовать.

— Дато, — Папунадзе посмотрел на водителя, бывшего военного, который всего год назад был кадровым офицером грузинской армии, — можешь быть свободен. Завтра привезешь мою супругу и детей, шашлык делать будем, выпьем, земляков пригласим, споем.

— Как скажете, Георгий Шалвович, — водитель кивнул и добавил: — Только дом обойду, осмотрюсь и поеду.

— Ладно, — чиновник милостиво качнул головой и направился к особняку.

В сопровождении водителя, который помимо своих прямых обязанностей был еще и телохранителем, Папунадзе подошел к двери и набрал код замка. Охрана поселка, которая встретила его на КПП, была в курсе, что приехал хозяин, и потому тревожная сигнализация не сработала.

Щелк! Замок открылся и в дом вошел водитель. Папунадзе недовольно поморщился — он не любил, когда его отодвигали в сторону, и считал, что охрана ему не нужна, тем более в охраняемом элитном поселке. Однако все соседи: прокуроры, полицейские, чиновники московской мэрии и бизнесмены; имели телохранителей, а Дато был свой, сын троюродной тетушки Дарико Геловани. Поэтому, когда Георгия попросили пристроить уволенного из армии и успевшего повоевать в Абхазии спецназовца, то отказа с его стороны не было. А что Георгию нравилось особо, родственник не позволял себе фамильярности и четко разделял работу и посиделки в кругу семьи.

Дато Геловани, осматриваясь, двинулся вглубь огромного дома, а Папунадзе прошел следом. Он не хотел приезжать в загородный дом этим вечером. Но обстоятельства заставили. Дело в том, что в глубоком подвале загородного особняка, за мощными стальными дверьми и крепкими решетками, находился его тайник, сейф, в котором чиновник хранил запас на черный день. А то ведь счета за границей в свете мирового экономического кризиса вещь ненадежная. Сегодня есть копилки на Кипре и в Англии, а завтра они могут исчезнуть. Ну, а наличность, золото и драгоценности, всегда рядышком. Не в банке, конечно, но чтобы до них добраться, грабителям пришлось бы очень сильно попотеть и столкнуться не с одним неприятным сюрпризом.

Впрочем, это не важно, а важно другое. Несколько дней назад к Папунадзе зашел лошок, самый натуральный, некто Токарев, который представился предпринимателем. Он просил за сирот, которых чиновник уже определил к близким людям, и предлагал за них выкуп, не много и не мало, пятьдесят штук зеленью. Естественно, Папунадзе отказался. Вдруг подстава? Но позже чиновник навел об этом Токареве справки, убедился, что он чист, и тот передал деньги Дато. После чего детей вернули матери и все документы, которые имелись на них в районном управлении ДСЗ, были уничтожены. Да, они имелись, но исчезли. Видимо, их крысы сточили, а электронные копии, наверняка, неопытная секретарша стерла. Так бывает и никакая проверка, если она вдруг нагрянет в районное управление ДСЗ, крайнего не найдет. Никогда. Ну, а чем был вызван интерес Токарева к детям, которые не являлись его родственниками, Папунадзе знать не хотел. Главное деньги, а остальное вторично.

"Вот так надо жить, — пересчитывая деньги, подумал Папунадзе. — Ничего не делал. Палец о палец не ударил. Не напрягался и не рисковал. А денежки, тем не менее, сами в руки пришли. От меня только команды подчиненным, и не более того".

Однако помимо этих денег к чиновнику приплыли еще некоторые суммы. Что-то капнуло за ветеранов, которым полагались многочисленные льготы. Немного приплыло от одного психа, который не желал сидеть в психоневрологической клинике. Еще малехо перепало от районных коммунальщиков, к которым имелись претензии, а потом принесли долю за приемных детишек. И в итоге за неделю собралась сумма в сто с лишним тысяч долларов. Не самый большой куш, но наличность жгла руки, и Папунадзе решил ее спрятать. А поскольку к сейфу он никого не подпускал, даже близких, то до утра хотел остаться один, спокойно все пересчитать и решить, куда следует вкладывать деньги. Вариантов было несколько, но он склонялся к тому, что наилучший один — перебросить наличность в Грузию, к родственникам.

— Маймуна виришвила!

В зале, куда направлялся Папунадзе, раздался гневный вскрик Дато, а затем чиновник услышал шум борьбы. Кто-то дрался, и он сделал шаг назад. Но в этот момент перед ним возник крепкий рыжеволосый парень в камуфляже, и в его руке покачивалась тяжелая деревянная дубинка. А за ним появился еще один, такой же, только бритоголовый.

— Ты кто!? — машинально прижимая к груди чемодан с деньгами, просипел Папунадзе.

— Смерть твоя, — спокойно произнес шатен и занес дубинку.

Удар! Папунадзе прикрылся чемоданом и закричал:

— Дато!

Но, судя по всему, родственник не мог броситься к нему на помощь. Шум борьбы усиливался, к крикам Геловани добавились возгласы на русском, и Папунадзе, потеряв голову, развернулся и бросился на выход. Однако рыжеволосый парень одним прыжком настиг его и обрушил на голову чиновника свое оружие.

Тьма. Папунадзе погрузился в беспамятство и сколько времени чиновник находился в этом состоянии, он сказать не мог. В себя он пришел оттого, что его поливают холодной водой и когда Папунадзе, отфыркиваясь и постанывая, открыл глаза, то обнаружил себя в зале. Кричать было бесполезно, звукоизоляция в особняке была отличная, хозяин озаботился этим специально, ибо любил шумные развлечения и частенько вывозил загород проституток, как профессионалок, так и сладеньких неопытных малолеток из приемных семей. Да и не до криков ему было. Голова раскалывалась, руки связаны, рядом лежало бесчувственное тело Дато, голова которого была залита кровью, а перед ним, в креслах под старину, вольготно расположилась четверка молодых незнакомцев. Все русские, одеты в камуфляж и маскхалаты, на ногах армейские ботинки, рядом дубинки, которыми они "успокоили" Дато, на поясах ножны с туристическими клинками, а у двоих пистолеты. Лица нападавшие не скрывали и это говорило опытному Папунадзе о многом, в частности, что в живых его и Геловани, скорее всего, не оставят.

Парни молчали и рассматривали его, словно он редкий зверек. Они изучали чиновника, и это было странно. На грабителей незваные гости не походили. На алкашей и наркоманов тоже. На убийц не тянули. И когда Папунадзе немного оклемался, то решил, что молчание это признак слабости. Наверняка, это местная молодежь, которая иногда пробирается в элитный поселок ради мелкого воровства, а значит, сопляков можно запугать.

— Развяжите меня, — стараясь, чтобы голос не дрожал, прохрипел чиновник.

Снова молчание. Папунадзе не ответили, и он сорвался на крик:

— Вы хоть понимаете, кто я!? Недоноски! Вы знаете, какие у меня связи!? Живо меня развязали! Кому сказал!? Тупицы! Вас в порошок сотрут! И вас, и семьи ваши, под нож пустят! Никаких арестов и судов! Сразу на пику! Но если вы меня отпустите, то все забудется! Ну же! Чего молчите!? Глухие что ли!?

— Заткнись, — оказывается, за спиной Папунадзе находился еще один человек, и он ударил чиновника по ребрам.

— Сук-и-и-и! — сжимаясь от боли в позу эмбриона, простонал хозяин дома. — Вы за все ответите!

— Ответим, — один из нападавших, светловолосый парень лет двадцати, кивнул. — Но позже. А ты за свои грехи расплатишься сейчас.

— Что вам нужно? Деньги? Забирайте. В чемодане больше ста штук зеленью.

— Это само собой, но этого мало, — светловолосый, который вел себя, словно вожак, усмехнулся и посмотрел на человека, который находился за спиной чиновника: — Паша, начинай.

Папунадзе постарался сжаться еще больше. Он подумал, что сейчас его начнут бить, скорее всего, ногами, и боялся боли. Однако чиновник еще пытался что-то сказать и отсрочить начало экзекуции, угрожал, требовал и просил объяснений. Вот только вскоре его речь захлебнулась. Тот, кого он не видел, не стал его бить. Нет. Неведомый Паша поступил иначе. Он стал отрезать от него куски тела, прямо со спины, распоров дорогой пиджак, и при виде кровоточащих мясных отрезков собственной плоти, от нестерпимой боли и равнодушия налетчиков Георгий Папунадзе потерял разум и обмочился. Вальяжный чиновник, который еще сегодня днем чувствовал себя вершителем чьих-то судеб и решал, кто достоин помощи государства, а кто нет, превратился в животное. Он потерял контроль над собой, и потому, когда ему начали задавать вопросы, Георгий Шалвович отвечал на все.

— Кто тебя крышует? — положив на колени небольшую видеокамеру, спрашивал вожак.

— Как всех. Начальник Департамента, прокурор района и начальник полиции, — послушно отвечал Папунадзе и уже сам, без давления, добавлял фамилии и адреса каждого.

— Где хранишь наличность?

— В подвале, — хрипел чиновник, и рассказывал о кодах доступа к сейфу.

— Сколько там?

— Миллион, если в евро... Почти... А еще на иностранных счетах немало... — и тут же говорил код своей банковской карты и зарубежные счета.

Вопрос-ответ. Вопрос-ответ. Папунадзе сдавал всех своих знакомых, начиная с многочисленных родственников, которые закрепились в Москве, и заканчивая соседями по поселку. Откровения изливались из него потоком, и он был готов на все, лишь бы от него не отрезали новые куски плоти. А когда он начал повторяться, и его речь стала бессвязной, видимо, от кровопотери, мучители сделали перерыв.

Папунадзе второй раз за вечер погрузился во тьму беспамятства, но вскоре опять пришел в чувство. На этот раз самостоятельно.

Перед креслом вожака лежала уже извлеченная из подвала сумка с главной казной чиновника, и он равнодушно перебрасывал в нее пачки денег из чемодана. При виде банкнот у него не блестели глаза, и он был настолько спокоен, что Георгию Шалвовичу показалось, что это не человек, а киборг из какого-нибудь американского фантастического фильма. И если бы не боль, которая сотрясала тело Папунадзе, то он бы задумался об этом всерьез.

— Шени деда мовтхан! — рядом заругался Дато. — Ненавижу вас! Маму вашу делал! Всех порежу!

Чиновник изловчился, перевернулся на бок, скрежетнул зубами и посмотрел на родственника. Дато били ногами, забивали насмерть два крепких бритоголовых налетчика, а рядом с ними стоял еще один, постарше, который давал им наставления:

— Жестче! По почкам ему молотите! По голове! Видите, он прикрывается? Грамотный, значит, а вы будьте умнее. Работаем-работаем! Не останавливаться!

Бритоголовые хекали и их тяжелые ботинки раз за разом опускались на Дато Геловани. Они убивали его, и вскоре телохранитель Папунадзе затих. Он дернулся. Раз-другой, а затем замер, и подле чиновника упали выбитые у Дато зубы, сразу три штуки.

Распаренные молодые налетчики отошли от бездыханного тела Дато, а старший приложил к его шее два пальца, на мгновение замер, а потом посмотрел на вожака:

— Готов.

Вожак кивнул и посмотрел на Папунадзе:

— Теперь этого.

— Не-е-ет! Не-е-ет! Не надо-о-о!!! — закричал чиновник. — Я заплачу выкуп! Оставьте жизнь! Я никому и ничего не скажу-у!

Подвывая, чиновник заелозил по окровавленному дорогому ковру и его взгляд был направлен на вожака, который отложил в сторону сумку с казной и встал. Затем он вынул из ножен клинок и присел перед Папунадзе на корточки.

— Пощади! — взмолился Папунадзе. — Пощади! Мамой клянусь, никому вас не сдам! Папой клянусь! Детьми клянусь!

В глазах светловолосого, по-прежнему, было равнодушие. За его спиной встали подельники и появился рыжий. На его плече болтались два чехла с винтовками "Тигр-9", которые Георгий Шалвович купил для охоты, но так и не использовал. Шатен улыбался, а вожак кинул на него косой взгляд и спросил:

— Все?

— Да, — тот улыбнулся. — Два ствола, триста патронов, разгрузка, оптика, пара рюкзаков и три кавказских кинжала. Больше в доме ничего интересного. Разве только бухло коллекционное, шмотки дорогие, техника и продукты.

— Это мелочь, — вожак вновь посмотрел на Папунадзе и оскалился: — Ну что, давай прощаться, чмо?

— Не надо, — лежа на боку, чиновник постарался покачать головой. — Не бери грех на душу. Мы же свои, православные. Молю тебя! Богом прошу, отпусти!

— Свои, говоришь? — светловолосый хмыкнул и обернулся к подельникам. — Слыхали, парни? Мы уже свои.

Налетчики засмеялись, а вожак ударил Папунадзе клинком по щеке и сказал:

— Ты мне не свой. Никогда им не был и никогда не станешь. Мне безразлична твоя рабская вера, про которую ты вспомнил, когда жареным запахло, и я не хочу слушать твои слова. Ты всего лишь вор, который ради собственной наживы калечил судьбы людей. Поэтому ты приговариваешься к высшей мере социальной защиты — смертной казни...

— Но суда не было!?

— Был. Но ты его прозевал. Мы твой суд. Я прокурор. Слева от меня твой защитник, а справа обвинитель. Все по честности...

— Подож...

Папунадзе хотел потянуть время и отыграть еще хотя бы одну минутку. Однако вожак был настроен решительно. Коленом он вдавил голову чиновника в набухший сукровицей ковер. Слова застряли в горле Георгия Шалвовича, а затем он почувствовал, что у него два рта. Один, где ему положено, а другой на горле, и из него потоком вырывается горячая кровь.

— Буль! Хлоп! Буль! Хлоп! — Кровь лилась на ковер, а вырывающийся из вскрытой гортани воздух набухал крупными пузырями и хлопал. Таким был конец чиновника Папунадзе, и это было последнее, что он услышал в своей жизни. Ну, а затем снова пришла тьма. На этот раз, навсегда.

* * *

Я обтер клинок обычного туристического "Ворона", которым вскрыл горло ворюги, об пиджак убитого, поднялся и обернулся к своим товарищам.

Паша Гоман спокоен, словно танк. Такое ощущение, что он всегда чиновников грабил и принимал участие в их убийстве. Контуженый ветеран. С ним все понятно. В горах и в ОМОНе всякого насмотрелся, а потом бухал и ему теперь сам черт не брат.

Эдик Шмаков улыбается. Сущее дитя. Весел и беззаботен. Рядом два трупа, а он счастлив. В руках винтовки, на боку так и не пригодившийся "макаров" из запасов Гомана, а под ногами сумка с деньгами. Этот тоже не сдаст и пойдет со мной до конца.

Что же касается двух "новичков", знакомых Эдика, то они заметно нервничали. Это поначалу, когда скрутили охранника и самого Папунадзе (блядь, что за фамилия), они делали вид, что спокойны, словно удавы. А сейчас волнение скрыть сложнее. Только что под руководством Паши Гомана они ногами вполне осознанно замесили человека. Поэтому запах пролитой крови пьянит их и заставляет дергаться. Так и до срыва недалеко, а он нам не нужен.

— Паша, — я вынул из кармана маскхалата ключи от машины и гаража, которые были изъяты у водителя, и перекинул ему, — поищи бензин. Спалим тут все нахрен, чтобы следов не осталось.

— Понял.

Гоман поймал ключи, кивнул и вышел, а я обратился к Эдику:

— Чего встал? Двигай за ним следом. Стволы в багажник. Деньги тоже. Уедем отсюда как люди.

— Ага, — путаясь в оружейных чехлах, Шмаков подхватил сумку с казной, и умчался вслед за Гоманом.

В помещении осталось три человека. Точнее, пять. Но двое трупы и они не в счет.

Парней, которых я взял на это дело с нами, звали Федор и Андрей. Нормальные русские парни с окраины мегаполиса, каких вокруг сотни тысяч. Родители с утра до вечера за гроши вкалывают на заводах и гробят свое здоровье, а они вынуждены смотреть на то, как чингачгуки и мажоры рассекают по улицам на дорогих тачках, а их девчонки мечтают о красивой жизни, как в телевизоре. Подняться наверх честным путем невозможно — это понятно, ибо за спиной нет дяди с тугим кошельком и связями. Получить высшее образование практически нереально — опять же проблема денег. Хочется всего и сразу, и потому у них огромное желание порвать тех, кто обрек их на прозябание.

В общем, в голове этих спортивных парней убойный коктейль из националистических и социалистических лозунгов. И если бы они родились лет на двадцать пять раньше, то сейчас состояли бы в какой-нибудь бригаде и крышевали первых кооператоров. Но те времена давно в прошлом. Бывшие криминальные авторитеты либо в могилах (большинство), либо стали солидными бизнесменами и депутатами (единицы), и подобное уже не повторить.

С Федором и Андреем меня свел Эдик. Про это уже говорил. А случилось это на сборе одной группировки патриотического толка. Речь шла о Русском марше, Русских пробежках, здоровом образе жизни, ношении имперской символики, наглости кавказцев и создании дружин, которые должны помогать полиции. Дело нужное. Дело хорошее. Дело важное. Но все это происходило под контролем властей, и на собрании велась видеосъемка. Мне это не понравилось. Просто не мой метод. Поэтому я покинул этот сход, а парни последовали за мной и я, без обиняков, предложил им пойти с нами. Куда и зачем, не уточнял, поэтому они могли принять меня за провокатора и послать. Но, видимо, допекло их сильно, и они мое предложение приняли.

После этого была подводка к Папунадзе нашего друга Токарева, который уперся и захотел любой ценой выкупить попавших в беду детей, и велся сбор информации. Сам чиновник светиться не любил, старая школа, которая крепко помнит заповедь: "Если хочешь быть здоровым — жуй один и в темноте". Поэтому свое богатство он не афишировал. Однако у него была семья: жена и дети; которые не стеснялись. В социальных сетях они выкладывали все: фото и видео, заметки и зарисовки. А вот мы на Кипре. А вот мы в Грузии и это наш дом в Тбилиси. А вот наш родственник Дато — герой, потому что в Абхазии в русских оккупантов стрелял, и теперь он папин телохранитель. А вот мы в Англии. А вот наша загородная резиденция. А папа как обычно один загородом, потому что суббота. А вот мы на пикнике. А вот наша дружная семья. Так что пробить их было очень просто. Карта элитного поселка была. Лесок, по которому к нему можно подойти, отмечен. Тропки прорисованы. Дырок по периметру тьма-тьмущая. Половина видеокамер на территории не работает. Вход в особняк Папунадзе с хозяйственного двора ничем не прикрыт. Охрана расслабленная и частенько бухает. На черном входе подле бассейна нет сигнализации, и висит самый обычный амбарный замок. Все это мы узнали за три дня. Еще двое суток ушло на подготовку операции и разведку, а затем мы спокойно проникли в дом, и терпеливо ждали, когда же появится хозяин.

Правда, мы ничего не знали про казну чиновника и не были уверены, что он приедет. Существовало очень много самых разных "если". Но мы к этому были готовы. На крайний случай, если бы с Папунадзе было много народу, то мы отступили бы в лес. И если бы он не приехал до утра, то пришлось бы искать к нему другой подход. Например, прикончить его возле дома вовремя прогулки с собакой. Это самый простой вариант.

Однако для нас все сложилось хорошо. Два урода перестали дышать воздухом и отправились к праотцам, а мы в плюсе. Тачка, которую придется бросить. Деньги. Стволы. Первая операция прошла успешно. Стоп! Еще не конец и расслабляться нельзя. Вот вернемся в Москву, тогда и финиш, а пока надо быть настороже.

— Ну что, парни, — обратился я к Федору и Андрею, — как настрой?

— Нормальный, — пробурчал Федя.

— Очко не играет. Все путем, — добавил Андрей.

— Вопросы есть?

Друзья переглянулись, и ко мне обратился Федя:

— А почему мы отработали именно этого чиновника? Этот Папунадзе что, особенный?

— С кого-то надо начинать, — я пожал плечами. — Он был первым.

— А по деньгам что?

— Как договаривались. Вам по пять тысяч зеленью, чтобы штаны не спадали.

— Мало. Дай долю. Мы же видели, что бабла полную сумку нагребли.

— Это общак. Он на благое дело. Не для себя его взял.

— А если...

— Никаких если, — сжимая кулаки, я резко надвинулся на парней и они отшатнулись. — Имеете что-то предъявить, тогда говорите сразу. Денег хотите? Получите, что обещано, а потом, если продолжите с нами работать, еще будет. А захотите нас сдать или болтать начнете, то учтите, — кивок на видеокамеру, — это вы одного из двух убитых прикончили. Вы кровью повязаны и точка. Это мое последнее слово. Ясно?

Они кивнули, а я закурил, пыхнул дымком и спросил их:

— Так вы с нами или разбегаемся?

— С вами, — ответ был одновременный.

— Вот и ладно. Вот и хорошо. С почином, парни. Это только начало.

Федя с Андрюхой промолчали, а затем появился Паша Гоман, который принес две двадцатилитровых канистры и полил несколько помещений бензином. Затем он протянул тоненькую струйку к выходу, и я бросил на нее окурок. Испарения бензина загорелись моментально. Огненный ручеек пробежал по коврам и паласам, а затем охватил весь зал.

— Уходим, — скомандовал я и, повесив на плечо видеокамеру, выскочил во двор.

Трофейная машина завелась сразу. За руль сел Паша Гоман, и мы направились в сторону КПП. Охранники нас, конечно же, не досматривали. Шлагбаум поднялся, и вскоре мы выехали на Новорижское шоссе. Где-то позади полыхал дом Георгия Папунадзе. Но нас это уже не касалось. К черту все! Пусть горит синим пламенем, а я уже думал о другом. Разумеется, о сектантах, с которыми нам предстояло разобраться.

Глава 7.

Москва. Лето 2013-го.

Про то, как мы ограбили сектантов из "Нового мира" можно рассказать многое. Однако операция прошла довольно таки просто. А что достается легко, то не ценится и особо не вспоминается.

Ну, а если коротко, то мы сделали ставку на наглость и не прогадали. Это пусть на далеком-далеком западе "друзья Оушена" чего-то там мудрят, схемы чертят и строят хитроумные планы, а мы в России и у нас все по-простому. Сигнализация, охрана, полиция, видеокамеры. Все это имело место быть. Однако не так страшен черт, как его малюют, и линии защиты нас не пугали. Для налета выбрали будний день, моя непутевая сестрица как раз принесла проповедникам денежку. Охранников было немного, два чоповца с травматами внизу и еще двое с самым главным местным проповедником, "просветленным отцом Вениамином", который в свое время был хорошо известен органам правопорядка как мошенник Славка Триппер. Полицейский участок за три квартала. Поэтому оставалось только вырубить электричество, а затем войти в здание, и эта проблема решалась легко и просто. Мелочиться не стали, а решили отключить сразу несколько кварталов. Паша Гоман с винтовкой засел на крыше одного из домов и по звонку на мобильник расстрелял трансформатор.

Паша стрелок аховый, скажу сразу. Но со ста пятидесяти метров с хорошей оптикой он не промахнулся, и несколько десятков домов погрузились во тьму. После чего в дело вступила ударная группа: Эдик, Федя, Андрюха и я. Охранники на первом этаже после отключения электричества, как это водится, вышли на улицу, узнать, в чем дело, а тут мы, четыре отморозка в масках. Ша! Стоять бояться! Руки в гору! Жить хотите, мужики? Да. Тогда на колени, мордой к стене.

Сторожить чоповцев, обычных работяг из провинции, которые не стремились стать героями, остался Федя, а остальные поднялись на второй этаж. Здесь тоже неразбериха, никто не мог понять, что происходит, а мы ни с кем не церемонились. Телохранителям проповедника, которые, как это ни странно, не имели при себе оружия (думаю, надеялись на прихожан в полицейской форме), дали укорот сразу. Одному прострелили плечо, и он скис, а другому врезали по яйцам. Все просто, а затем занялись "просветленным Вениамином", который безропотно отдал нам все неправедно нажитые деньги и даже не пообещал нас найти. Умный, мразь. Знал, мошенник, что не надо нас злить. Да только не помогла проповеднику его мнимая покладистость. Я встал у него за спиной, приставил к башке ствол и выстрелил. Девятимиллиметровая пуля вскрыла черепную коробку "просветленного Вениамина" и расплескала его мозги по стене. После чего мы рванули с места преступления, что было сил, а у нас их не меряно.

Электричество появилось спустя пятьдесят пять минут после отключения. Пока аварийная бригада приехала, да пока был произведен осмотр, да пока полиция подкатила. Все это заняло какое-то время, а потом высокое начальство принимало решение, каким образом обеспечить подачу электричества в обесточенные кварталы. Короче, все нормально. Резервные линии были, и ток пустили по ним.

Когда лампочка под потолком моей съемной квартиры мигнула, а затем вокруг разлился мягкий желтоватый свет, вся группа уже была в сборе. Лица парней, в крови которых все еще бурлил адреналин, горели. Паша стоял у открытой форточки и флегматично курил. А у меня в руках была сумка с деньгами.

— Сдаем оружие, камрады, — потребовал я.

Стволы, один за другим, опустились на кушетку. Запасные обоймы легли рядом и Паша, одной затяжкой, добив сигарету, спрятал смертоносные игрушки и травматы (один наш и два были изъяты у охранников) в толстый полиэтиленовый пакет, который поставил в уголок.

Далее следовало посчитать добычу, парни ждали этого, и я их не прогонял. Расстегнул клапан объемистой сумки (мечта оккупанта) и высыпал толстые пачки банкнот на коврик, рукой поворошил их, произвел быстрый подсчет и объявил:

— Ровно шесть с половиной миллионов евро. Хороший куш.

— А если бы мы проповедника с собой прихватили, то он бы нам еще два раза по столько выдал, — шмыгнул носом Эдик и добавил: — К гадалке не ходи.

— Если бы, да кабы, — я пожал плечами. — Кто знает, как бы все сложилось? Что взяли, за то высшим силам и спасибо.

Камрады поддержали меня кивками. Да, лишний риск нам не нужен. Что по силам, то и сделали, а зарываться не стоит.

Под взглядами парней я собрал деньги, отделил одну пачку сотенных евро (самые мелкие купюры в сумке) и перекинул Эдику:

— Раздели на троих.

Шмаков занялся дележкой денег, а мы с Гоманом переглянулись — он уже знал о моих планах на будущее, и я подошел к кухонной плите. Чайник был горячий, и я сделал себе кофе. Затем присел за стол, и когда парни закончили раскидывать деньги, обернулся к ним:

— Что скажете, други? Нормально все сделали?

— Да, — кивок от Шмакова.

— Нормально, — Федя с Андрюхой ответили одновременно.

— По деньгам претензий нет?

Вопрос был адресован только двоим из троих, и оба кивнули:

— Нет

Ответы были стандартные, никаких других я не ожидал, и продолжил:

— Тогда давайте думать, что станем делать дальше.

— А чего думать? — первым откликнулся Шмаков. — Будем дальше сволочей и ворье вскрывать, да на нож ставить. Всех не перебьем, но подадим пример другим.

Федя с Андреем промолчали, и я усмехнулся:

— Валить мразей необходимо — это не вопрос. Но нас мало — расширяться надо. Нужна база. Нужны надежные люди. Нужны стволы. Нужны схроны. Нужны запасы продовольствия и медикаментов. Нужен врач, не коновал какой, а реальный специалист. Нужна одежда. Много чего нужно. Ради этого мы деньги и добывали. Теперь они есть и надо делать следующий шаг. Согласны?

Камрады согласились и, промочив горло, я продолжил:

— Раз согласны — слушайте дальше. Москва для нас зона боевых действий и место проведения операций, а базу организуем в Подмосковье. Для начала в сельской местности нужно прикупить два-три дома с гаражами и подвалами, которые будут использоваться как перевалочные базы. Это раз. Потом необходимо обзавестись транспортом, три-четыре неприметные машины и небольшой грузовичок, можно, "газель". Это два. Далее следует познакомиться с местным населением, участковыми и властью. Это три. Ну, а затем начнем присматриваться к военным частям вблизи Москвы и пошарим по лесам. Это четыре. Кстати, — я посмотрел на Федю и Андрея, — вам повестки из военкомата еще не приходили?

— Приносили бумажки, — сказал Федя, — но мы думали откупиться. Нахрена нам год жизни в армаде терять? Как зашлют в дебри, куда Макар телят не гонял, и все — назад уже не выберешься.

— Неправильно мыслишь, камрад, — я покачал головой. — Служить надо. Но не наобум. С бабками многое можно провернуть и так все устроить, что служить будешь рядом с домом.

— А зачем нам это?

— Затем, что в каждой воинской части имеется склад боепитания и есть арсенал, а нам потребуется оружие. Много оружия. А кто обеспечит проход на закрытую охраняемую территорию? Правильно, солдат Федя, который укажет, у кого ключи от оружейной комнаты, где отключается сигнализация и как незаметно проникнуть за забор. Ну и, кроме того, не надо забывать, что в нашей рабоче-крестьянской армии служат бедные, которые не смогли откупиться, а значит, это наши союзники и братья, которые при наличии здравой мотивации могут к нам присоединиться. Как большевики и прочие революционеры в свое время делали? Внедрились в структуру, набрали авторитет и сколотили ячейку, которая в нужный момент вывела целый полк на улицы и снабдила рабочих оружием. Так же и мы обязаны действовать. Усекли?

— Да.

— С моим предложением послужить родине согласны?

— Подумать надо.

— Конечно, подумайте, Федя, а то на словах патриотом быть легко, а на деле все иначе.

— Да мы...

Было, парни подорвались, но я взмахнул рукой:

— Сели!

Они вновь упали на тоскливо скрипнувшую кушетку, и я мотнул головой:

— Вы меня услышали, парни, а дальше думайте сами. Если вы готовы драться за наш народ это одно, а коли с нами только ради бабла, то это другое. Вы сами сказали, что за социальную справедливость, а теперь в кармане крупные купюры зашелестели, и назад сдаете? Это понятно и я вас не осуждаю. Хочется красиво пожить, на дорогой тачке по району покататься, с биксой красивой на показ тусануться и на дискотеку королем войти. Дело ваше. Но это все преходяще. Наступит момент, когда вы останетесь ни с чем, и что тогда? Пойдете грабить и убивать. Но мы к этому отношения уже иметь не будем. Вот потому я и спрашиваю — вы с нами или разбегаемся? Если да, тогда подчиняетесь моим приказам, беспрекословно. Ну, а если нет, тогда флаг вам в руки, барабанные палочки на шею и попутный ветер в спину.

— Егор, мы все поняли, — на этот раз за двоих высказался молчун Андрей. — Ты сказал — мы услышали. Так что назад не сдадим и если надо в армаду сходить, то мы пойдем.

— Договорились. Пока свободны. Завтра мне позвоните, а послезавтра встретимся. Деньгами не разбрасывайтесь, лучше близких обеспечьте. Понты не колотить, светиться не стоит. Связь держать постоянно. Чуть где-то косяк какой, сразу за трубку и доклад. Идите.

Парни вышли, а Шмаков подсел к нам с Гоманом и кивнул на дверь:

— Как бы они нас не сдали.

— Не сдадут, — я поморщился. — В голове у них каша, но парни правильные. Деньги, конечно, многих портят, но эти не из таких. Да и вообще, Эдик, это ты парней порекомендовал, так что несешь за них ответственность.

— Согласен, ответственность на мне.

Я допил кофе, отставил кружку и в разговор вступил Паша:

— Значит, партизанская война?

— Да, — подтвердил я и обратился к Эдику: — Что такое партизанская война? Можешь сформулировать?

— Ну...

Шмаков замялся и я пояснил:

— Партизанская война — это вооруженная борьба на территории, которая захвачена противником.

— Логично, — Эдик кивнул. — Раз страна под жидами, значит, захвачена противником, который является оккупантом.

— А какова конечная цель партизанской борьбы?

— В освобождении, наверное.

— Правильно. В итоге эта борьба должна привести к освобождению занятой противником территории. Завтра дам тебе книжку, заучишь наизусть. Называется "Руководство по ведению партизанской войны". Но это завтра, а сегодня надо решить, где брать людей и в каком именно районе лучше всего создавать базу. Какие предложения?

На столе появился ноутбук, и пошла работа. Карты. Схемы. Имена начальников, как гражданских, так и полицейских. Кто в прокуратуре? Какие дороги? В каком состоянии лесные массивы? Где военные части? Кто ими командует? Какие криминальные группировки держат районы? Есть ли националисты и патриотические организации? Сколько азиатов рядом живет? Сколько кавказцев и насколько сильны диаспоры?

В общем, обычная ознакомительная суета, которая необходима для понимания того, как, где и с кем придется работать. Но окончательное решение принимать было рано, и мы разбежались. Эдик отправился к Паше, он вызвался почистить винтовку и пистолеты, что характерно, добровольно, а я вышел во двор.

Тихо. Время далеко заполночь. Где-то еле слышно выводит свою нервную песню сирена. Возможно, что возле базы сектантов. Там сейчас, наверняка, полно полицейских. Во дворе безлюдно. В большинстве окон темнота — люди устали и отдыхают.

Рука потянулась к пачке сигарет. Достал. Закурил. Затянулся. Не курил несколько часов, и в голове слегка зашумело. Но вскоре отпустило, а потом во двор въехало такси, из которого вылез Миша Токарев и в руках у него был тугой сверток. Он увидел меня и подошел. После чего молча присел, положил на лавочку сверток, помолчал и попросил:

— Дай сигарету.

— Ты же не куришь.

— Бросил. Пять лет назад. Вредно. Но теперь уже все равно.

— Бери, — я передал ему пачку и зажигалку.

Токарев сделал всего одну затяжку, и ему стало плохо. Он отвернулся и сплюнул, а затем выбросил тлеющую сигарету в урну.

— Не пошла?

— Нет, — рукавом пиджака смертельно больной человек вытер губы и сказал: — Сегодня я бизнес продал и квартиру на Тормасову переписал.

— Молодец, — одобрил я. — И что теперь?

— Деньги поделил. Половину тебе, а половину детям и женщине. Пусть своих потомков нет, так хоть о чужих малышах позабочусь, бедствовать не будут. Это твоя доля. — Он пододвинул сверток ко мне: — Возьми.

— Я не просил.

— Не важно. Ты человек и этого достаточно. Так что прими. Там не очень много, сто тысяч евро, но лишними они не будут. Знаю, что тебе пригодятся.

— А ты теперь куда?

Токарев скривился:

— Есть идея рвануть к морю и оттянуться на всю катушку. Напоследок. Сил уже нет никаких. Голова болит постоянно. Иногда зрение отключается, а сегодня ноги отнялись. Прямо на улице упал. Значит, времени у меня все меньше и, оглядываясь назад, я понимаю, что профукал свою жизнь, просрал ее и ничего назад не вернуть. Это горько и печально. На душе тоска и хочется что-то совершить, неразумное и не укладывающееся в рамки, но не могу. Устал я и двигаюсь уже через силу, не оттого, что мышцы ослабли, а потому что душа в клочья.

Он встал, навис надо мной, и я кивнул на такси:

— Поедешь?

— Да, — он улыбнулся, печально и как-то умиротворенно. — Самолет через полтора часа. Не хочу опаздывать, лучше заранее приеду.

— Ну, бывай, — понимая, что вижу Токарева в последний раз, я протянул ему руку.

Мы обменялись рукопожатиями, и он отвернулся. Шаги его были неровными, и он покачивался, но до машины дошел без проблем, на миг замер возле дверцы, помахал мне рукой и прокричал:

— Будь здоров, Егор. Живи долго и сделай, что задумал.

Что тут скажешь? Токарев умирал, и шансов на выздоровление у него не было. Поэтому все мои слова пустые. Мне нечего ему сказать и, проводив взглядом такси, я подхватил сверток и направился в квартиру. При этом мне было немного тоскливо, а в голове бились пришедшие после встречи с Мишей мысли:

"Судьба дала тебе второй шанс, так не проеби его, Егор. Нельзя как Миша Токарев свою жизнь проебать, а потому не стой на месте и двигайся. Нельзя допустить, чтобы твой народ умер, и память о нем была исковеркана. Нельзя дать тварям уничтожить последних настоящих людей и заменить их животными. Нельзя, и потому вперед, через кровь, через смерть, через ложь и непонимание к победе, а иначе все будет напрасно. Старт есть, удача с тобой и соратники найдутся. Ты не один и это главное".

* * *

После встречи с Егором Нестеровым, бывший преуспевающий бизнесмен Михаил Токарев, как и собирался, отправился в аэропорт. Но время в запасе имелось, и он решил заехать в ночной магазин. Совершенно неожиданно захотелось есть и организм потребовал не деликатесов или диетического питания, а хороший шматок ветчины, белого хлеба и холодного лимонада. Пища нездоровая, так считал Токарев раньше, но в настоящий момент его это не беспокоило. Барьеры, которые он воздвигал в себе всю сознательную жизнь, рушились один за другим, и Михаил уже не боялся смерти.

Таксист, пожилой дядька, которому нравился не жадный и спокойный клиент, заметил светящуюся в темноте вывеску небольшого магазинчика и остановился. Токарев вошел внутрь, слегка прикрыл глаза, слишком ярким был свет, и замер перед стеклянными витринами. Колбаса, окорока, ветчина, сыры. Выбор был неплохой и хлеб имелся. Желудок Токарева, предчувствуя пиршество, заурчал, и во рту Михаила скопилась слюна. Он сглотнул, впервые за день улыбнулся и подошел к кассе.

— Что будете брать? — спросила его миловидная девушка чуть старше двадцати без обручального кольца на пальце.

Было в девушке что-то привлекательное и на мгновение Михаил замер в ступоре. Обычная симпатяшка, мягкий голос, стройная фигурка, чистое лицо, карие глаза. Наверняка, провинциалка, которая приехала в столицу за счастьем и уберегла себя от панели. Таких в Москве много. Однако эта девушка зацепила его, и Токарев подумал: "Эх, встретилась бы ты мне раньше. Обязательно постарался бы познакомиться".

— С вами все в порядке? — продавщица слегка склонила голову.

— Нет-нет, не беспокойтесь, все хорошо, — Михаил развел руками. — Просто задумался. Мне, пожалуйста, ветчину, вон тот кусочек. Хлебушек и лимонад. Если можно, ветчину и хлеб порежьте.

— Это можно. Желание клиента закон.

Продавщица занялась заказом, и в этот момент в магазин вошли новые посетители. Их было трое, по виду азиаты, но не работяги. Несмотря на лето, одеты в кожу, на ногах ботинки с толстой подошвой, а на пальцах татуировки. Они отошли в сторону от кассы и заговорили на своем родном наречении. Сплошное жур-жур и косые взгляды на Токарева и девушку.

— Не уходите, пожалуйста, — тихо прошептала продавщица, передавая Михаилу пакет. — Охранник на смену опаздывает, вот-вот подскочит, а эти опасные.

— Хорошо, — совершенно спокойно ответил Токарев, отметил, что бутылка лимонада в его пакете может сойти за метательный снаряд, а острый нож, которым орудовала девушка, лежит на разделочной доске. — Не бойтесь. Я буду рядом.

— Спасибо вам.

Девушка кивнула, а Михаил поинтересовался:

— Сколько с меня?

— Ой! — продавщица всплеснула руками. — Совсем забыла. С вас пятьсот сорок три рубля.

Токарев достал портмоне и расплатился. А иноземцы, увидев, что он при деньгах, направились к нему. Они решились на активные действия, и Токарев к этому был готов.

— Прячься в подсобку, — бросил он девушке и развернулся навстречу азиатам, которые этого не ожидали и уперлись один в другого.

Впрочем, они не растерялись, и вперед выступил один из них, приземистый и смуглый. Словно киношный уголовник, он веером раскинул перед собой пальцы рук и зашептал:

— Слишь, мюжик. Глядим с брятвой, ты при деньгах.

— Ну и что из этого? — Пакет с продуктами лег на прилавок. После чего правая рука Токарева освободилась и, прикрытая пакетом, сомкнулась на рукоятке ножа.

— Так делиться надо. Давай лопатничек и уйдешь отсюда целий.

Месяц назад Токарев, наверняка, поджал бы хвост и сделал то, что ему велели. Но сейчас он не хотел отступать, а наоборот, силы вернулись к нему, а в голове стало ясно, словно и нет никакой болезни Кройцфельдта-Якоба. Что-то проснулось в душе Михаила. Что-то прорвалось сквозь навеянную зомбоящиком муть и грязь. Что-то заставило вспомнить деда, на которого он всегда хотел походить, сурового ветерана, имевшего на своем счету два десятка "языков". Что-то воскликнуло от радости — наконец-то, бой! И потому Токарев не спасовал, а громко и вызывающе рассмеялся.

Азиаты, тем временем, окружили его, и он услышал:

— Дебиль, блядь...

— Деньги, давай. Русня, еб...

— Эй, слишь, заткнись, маму твою раком ставиль...

В руках двух "гостей столицы" мелькнули ножи, а у одного оказался травмат, и Михаил понимающе кивнул. Да, так и должно быть. Может быть, именно ради этого момента и ради спасения детей Елены Тормасовой, он и появился на этот свет. Вот он — его час. Он пробил, и Токарев не медлил.

Михаил ударил наотмашь и остро заточенный клинок рассек горло первого противника. Кровь не успела ударить фонтаном из рассеченных вен, а он бросился на второго. Массой своего еще не потерявшего лишние килограммы тела, Токарев сбил его с ног и ударил в живот третьего. Тот согнулся и заверещал, будто поросенок, а Михаил не останавливался. Ногой он ударил по руке того, который свалился на пол, отшвырнул прочь травмат и коленями упал ему на грудную клетку.

Хруст вдавливаемых в тело ребер ворвался в уши Токарева и он прокричал:

— Суки! Хрен вам, а не Москву!

Потом он кричал что-то еще. Клинок в его руке стал скользким, но Михаил держал оружие крепко. Кровь врагов опьянила его, и на краткий миг он уподобился берсерку. Сталь кромсала тела чужаков, и Токарева совсем не волновало, что они уже не двигаются.

Однако продолжалось это безумство недолго. Вскоре Михаил очнулся и поднялся. Он был заляпал кровью с ног до головы и, бросив взгляд на подсобку, в которой пряталась продавщица, Токарев направился на выход. Михаил не знал, что будет делать дальше, но судьба все решила за него. Дверь магазина вновь открылась, и на пороге возник еще один азиат, судя по всему, он стоял на шухере и решил посмотреть, как идут дела у его дружков.

— Что, говно!? — не узнавая своего голоса, прорычал Токарев, направляясь к нему. — Тоже смерти ищешь!?

Четвертый "гость столицы" перепугался. Его лицо перекосила судорога, но, тем не менее, он успел выхватить пистолет, который находился у него за поясом.

— Стой, билядь! Стой! — прокричал азиат.

Токарев не остановился. Он приблизился к недобитку и занес окровавленный нож, после чего у грабителя, которому не хватило мозгов сбежать, сдали нервы и он выстрелил. Пистолет у него был боевой, и пуля разворотила Михаилу грудь. Да только азиата это не спасло. Токарев рухнул на него, и нож вонзился последнему грабителю в бок, а затем они оба упали на проходе и руки Михаила, неосознанно, сомкнулись на шее врага.

Разум Токарева туманился. Михаил умирал, но его душа пела, потому что он погибал как мужчина — в бою, за правое дело и за человека одной с ним крови.

Последним усилием, уже ничего не понимая, он смог свернуть грабителю шею и только после этого затих. Так оборвалась жизнь Михаила Токарева. Отмучался, и его уже ничто не беспокоило.

Ему все равно, что таксист не дождался клиента, а потом уехал с его вещами и прибрал к рукам деньги, которые Токарев хотел потратить в Сочи.

Ему все равно, что полицейские оформили все произошедшее в магазине, как выходку сумасшедшего русского алкаша, который напал на четырех недавно освободившихся из тюрьмы мирных таджиков.

Ему все равно, что спустя три дня спасенная им продавщица Людочка Арефьева встретила хорошего парня, а через десять месяцев у них родился замечательный ребенок.

Все это уже было неважно, ибо проблемы и дела живых мертвых не касаются.

Глава 8.

Подмосковье. Лето 2013-го.

— Эдик, у тебя родня близкая есть? — Я посмотрел на Шмакова, который расположился на месте водителя и вел купленную нами "тойоту".

— Да, — не отвлекаясь от дороги, Эдик кивнул. — А что?

— На кого-то надо недвижимость оформлять, а нам светиться нельзя.

— А-а-а... — протянул парень. — Вот ты про что. Теперь понятно. Только мои все в провинции и сюда перебираться не захотят.

— Даже если им денег предложить?

Шмаков помотал головой:

— Они мирные люди, Егор. Не надо их в наши дела впутывать.

Реакция понятная, и я повернулся к Паше Гоману, который находился позади:

— А у тебя с этим как?

— Никак, — Паша поморщился и добавил: — Лучше не спрашивай.

— Ладно.

Камрады замолчали, и я задумался.

Итак, вот уже неделю мы мотаемся по Московской области, выбираем места, где можно закрепиться, и кое-что для себя уже решили.

Первое, начинать надо с Наро-Фоминского района, который примыкает к Молодежному району Москвы. Почему с него? Причина проста. Именно в Наро-Фоминске расквартирована элитная Кантемировская танковая дивизия, в которой немало срочников и пока еще есть русские. Кроме того, рядом с городом, в поселке Калинец, пункт постоянной дислокации еще одной придворной дивизии, Таманской мотострелковой. И будущие солдаты ВС РФ Федор Евстигнеев и Андрей Волков, скорее всего, попадут служить именно туда. Стрелка с районным военкомом, точнее сказать, с его племянником, уже забита, так что дело на мази. Мы дадим ему денег, а он определит наших камрадов туда, куда нам будет нужно. Мотивация — мамы беспокоятся и хотят, чтобы их ненаглядные детки служили рядышком.

Второе, после того как будет куплена недвижимость на окраине Наро-Фоминска и в Калинце, надо заняться Балашихой. Там рядышком ОДОН, знаменитая дивизия имени Дзержинского, и Центр спецназа ФСБ. Значит, туда тоже придется своих людей пристраивать. Если срочников в ОДОН, то в этот призыв уже не успеваем. Но до следующего призыва кандидатов найдем, а пока ограничимся внедрением гражданских или контрактников подберем. Благо, сейчас это устроить не трудно, особенно если деньги есть.

Третье, помимо двух вышеперечисленных районов, нам интересен поселок городского типа с чудным названием Белоомут. Есть такой в Луховицком районе Подмосковья на границе с Рязанской областью. Это свыше двухсот километров от столицы. Там хорошие леса, не так много кавказцев и азиатов. И если где-то устраивать долговременные схроны и лагеря для подготовки бойцов, то именно там. Я так решил, а Паша Гоман со мной согласился и, кстати сказать, отыскал в Белоомуте своих сослуживцев, которые хвалились, что у них есть организация ветеранов боевых действий "Боевое братство", люди там правильные и если приспичит, то они смогут дать нам поддержку. Что же, посмотрим. Особо на чью-то помощь не рассчитываю, но надеюсь.

Разумеется, сразу все не охватишь. Однако начинать с чего-то надо. Хотелось бы внедрить своих людей и в другие воинские части: зенитно-ракетные, строительные, по связи; но нет людей. Пока. Хотелось бы обзавестись единомышленниками в ОМОНе, СОБРе, отрядах ЦСН, ГРУ и других специфических конторах. Но до этого пока далеко. "Альфа", "Вымпел", "Витязь", "Сегеж", "Зубр", "Рысь", "Ястреб" и еще с десяток самых разных спецотрядов из различных структур, которые находятся в Москве и Подмосковье. К каждому подобному формированию нужен особый подход и люди, которые должны туда попасть, обязаны быть серьезными бойцами, ибо слабых там не уважают, за своих не примут, и слушать не станут.

Впрочем, все это потом, отдаленные планы, а пока надо решать проблему с людским резервом. На улице к первому встречному не подойдешь с вопросом: "А не хотели бы вы, мил человек, повоевать за социальное равенство и русский народ против кремлядей?" При таком раскладе полицаи живо ласты за спину завернут, а прокурор впаяет сколько ему не жалко, от червонца и выше, дабы не смущал народ экстремистскими речами. Значит, людей придется отбирать поштучно, и не торопясь. Времени, конечно, жалко, но иного выхода я не вижу. И хорошо еще, что я не один. Кого-то обещал привести Паша, кого-то Эдик из толпы молодых патриотов выдернет, потом Федя с Андрюхой кого-то порекомендуют, и кого-то я подберу на основе своих воспоминаний из прошлой жизни. Так что дело пошло и если нас не сдадут и не остановят, а с увеличением численности отряда эта угроза будет возрастать в геометрической прогрессии, то через три-четыре месяца под моей рукой окажется не менее пятидесяти бойцов и двадцать-тридцать помощников. Страховаться, при этом, придется всерьез: делить бойцов на тройки и пятерки, устанавливать промежуточные барьеры между исполнителями и командирами, а главное, не сидеть на одном месте; но для меня это дело привычное.

— Егор, — прерывая молчание, позвал меня Шмаков.

— Чего?

— Спросить хочу.

— Спрашивай.

— А что мы станем делать, когда отряд сколотим?

— А сам, что по этому поводу думаешь?

— Ну, надо оружие добыть. Потом проверить бойцов в деле. А дальше не знаю...

— Дальше, друг мой Эдуард, попробуем отбить один из районов Подмосковья.

— Как это? Захватим город?

— Да.

— Но нас же задавят.

— Если по уму, то нет. Не надо брать штурмом местный Белый Дом, УВД, банки и почтамт. Сейчас не семнадцатый год. Поэтому действовать станем иначе. Сформируем отряд, снабдим бойцов оружием, подготовим людей к боям и проведем разведку. Затем выберем район, где бы мы чувствовали себя комфортно, и начнем действовать. Тихо и спокойно, пробьем районную администрацию и полицейское начальство. Кто нам враг, того в расход, и в его кресло посадим своего человека. Кто сочувствующий, с тем миром разойдемся, если за ним грязи нет. Кто друг, тому поможем. По сути, я планирую создание теневой власти, при которой для обывателей все останется по-прежнему: дом, семья, работа, отдых, телевизор, нехитрые развлечения. А реальность изменится. В полиции только наши люди. В администрации тоже. На улицах не будет чужаков. Без яростного крика и надрыва мы освободим клочок русской земли, ударяя по слабым точкам оккупационной системы, выдавим из района инородцев, которые не желают жить по нашим законам, укрепимся и продолжим экспансию. В этом нет ничего нового. Все это было до нас и не надо ничего изобретать. Поэтому, на мой взгляд, это самая лучшая стратегия. Ровно, уверенно, шаг за шагом, мы добьемся своего, и когда за нашей спиной появится реальная сила, тогда начнется наступление на столицу, ибо кто контролирует Москву, тот контролирует страну.

— Да-а-а... — протянул Шмаков.

— Удивлен размахом?

— Есть такое.

— А удивляться не надо. Дочитай книгу, которую я тебе дал, и узнаешь про партизанские районы, которые во время Великой Отечественной войны на оккупированной территории создавались.

— Да я уже дочитал. Но не думал, что вот так все обернется...

— Не думал он. Хм! — я повел шеей. — А надо бы, ведь если предки могли бить врага, то и мы сможем.

Шмаков втянул голову в плечи, а Гоман усмехнулся:

— Планы у тебя, Егор, грандиозные.

— А чего мелочиться, камрады? — я тоже улыбнулся. — Вы только посмотрите, кто над нами? Кучка трусливых уродов, которые плывут по течению. Это политические импотенты, куда дуля — туда дым. Потянули влево, пошли. Дернули вправо, покатились. Но одно неизменно, их конечная цель — уничтожение нашего народа, который может призвать тварей к ответу. Мы не хотим подыхать, и будем сопротивляться. Вон, в провинции каждый месяц что-то происходит, то бунт, то массовая драка с инородцами, то стихийные выступления. Власть сразу высылает какого-нибудь клоуна и тот всех успокаивает. Мол, я с вами, люди, все сделаем, все решим, все уладим. А что потом? Смутьянов по 282-й статье на зону, а в район новых чужаков напихивают. А если что-то серьезное заварится, то кремляди пришлют спецназ и ОМОН, который всех в землю втопчет. Поэтому захваты городов на начальном этапе ничего не дадут, и значит, придется действовать из темноты. Предупредил чиновника и выдвинул ему ультиматум — сделай так. Если выполнит, пусть живет, ведь мы не звери. Ну, а пойдет против, пусть заказывает место на кладбище. И так в каждом конкретном случае, ведь власть не есть нечто несокрушимое и незыблемое. В первую очередь это люди, самые разные, плохие и хорошие. Вот только они, чиновники, в большинстве своем, отделяют себя от народа и считаются элитой. Да только хрен им. Пуля всех уровняет, и министра, и простого слесаря. Не хотят жить по совести, заставим, и через это сами к власти прорвемся. Возможно, не мы с вами, а те, кто двинется следом. Неважно это. Самое главное, добиться поставленной цели, ради которой не жаль бить, резать, пытать и убивать. Потому что лучше мразей к стенке ставить, чем жить как животные и обрекать на это своих потомков.

— Это точно, — согласился Шмаков.

— Правильно, — добавил Гоман и вздохнул: — Не для себя стараемся.

— Вот-вот, — я согласно мотнул головой. — Могли бы на деньги, что хапнули, неплохо жить где-нибудь в Австрии или в Австралии. Но ведь мы не общечеловеки, и потому остаемся здесь.

Камрады не возразили, и Паша сменил тему:

— Перекусить бы, а то с утра ничего не ели.

— Ага, — кивнул Эдик. — Я бы тоже чего-нибудь съел. Мясного.

— Без проблем, — я кивнул на придорожную кафешку. — Давай остановимся.

Меню в придорожном заведении, которое называлось "Маруся" и принадлежало славянам — это важно, ибо правило людей: "Покупаю только у своих", никто не отменял; было небогатым. Свежая картошечка, пирожки в дорогу, курочка, пельмешки, шашлычок и котлетки. Мои товарищи расположились за столиком под тентом, а у меня настроения не было. В последнее время стал замечать, что потребностей у моей скромной персоны очень немного. Поем один раз в день и доволен. Выпью пару стаканов воды и хватает. Вещей в гардеробе всего ничего, туфли, ботинки, камуфляж, пара брюк и несколько маек, а больше и не надо. Вроде бы и бабла две сумки под завязку, а тратить деньги не на что. В общем, я счастливый человек, сказал бы какой-нибудь древний философ, ибо мне всего хватает.

Взяв стаканчик черного кофе, я отошел в сторону от столиков, и закурил. Рядом небольшая мутная речушка, в которой загорелые деревенские мальчишки ловят раков. За спиной федеральная автомагистраль и сотни автомашин. Над головой жаркое летнее солнышко, а за кафешкой трое мужиков, которые рубят дрова, видимо, для мангала. Они о чем-то разговаривали и, сделав несколько шагов, я оказался за их спинами.

Мужики были примерно одного возраста, лет под пятьдесят, может, чуть старше или младше, сразу не определишь. Грязные, обтрепанные, небритые, и для себя я моментально дал каждому прозвище. Тельняшка (он был в морском тельнике с длинными рукавами), Сухой (очень уж худой) и Разведка (на предплечье красовалась летучая мышь, знак спецназа ГРУ). Типичные бомжи, каких по всей нашей необъятной родине после развала Советского Союза сотни тысяч. Вот только речь у них была правильная и, вместо того, чтобы развернуться и уйти, я остался на месте.

— Знаете, — сказал Сухой, подтаскивая к колодам два больших полена, — я часто вспоминаю тот день, когда меня вышвырнули с должности главврача. Тогда меня заграницу приглашали, место хорошее сулили, и достойное жалованье обещали, а я отказался. Сам не знаю почему. Кажется, нет препятствий, соглашайся, а я не смог. Жена в спину толкала, давай уедем. Теща тоже зудела, бросай эту никчемную страну, где кругом одно быдло и хамы. Коллеги намекали, что надо эмигрировать, а потом можно им вызов прислать. А я ходил и улыбался, и мне ни до чего не было дела. И вот итог, я оказался здесь и сейчас, с вами. Но знаете что самое поразительное?

— Что? — спросил его Тельняшка.

Сухой слегка вскинул голову и улыбнулся:

— Я до сих пор ни о чем не жалею и рад, что повстречал на своем жизненном пути таких людей как вы. Так-то, господа.

Хрясь! Хрясь! — колуны раскололи чурки, и Тельняшка повел полосатыми плечами:

— Я бы сейчас тоже мог заграницей жить. В Бразилии. Помню, зашел наш танкер в городок, Сан-Себастио называется, и там я с одной дамочкой познакомился. Валенсия ее звали. Грудь шикарная, ноги длинные, волосы черные, в постели королева, а глаза, словно два омута. Настоящая ведьма, как есть, не вру, и я с ней пять суток зажигал. Как зажигал! Эх! Вспомню, до сих пор сердце чаще колотиться начинает.

— А дальше?

— Потом она предложила мне остаться. Насовсем. И я согласился.

— А почему же вы тогда здесь, с нами, а не с этой королевой? — усмехнулся Сухой.

Тельняшка пожал плечами:

— Так получилось.

— А подробней нельзя?

— Можно, — колун расколол очередной чурбак. — Я к Мастеру пришел — это капитан по нашему, по морскому, и говорю, что хочу сойти на берег, а потому прощай, Алексеевич. А он отмахивается, не дури, Дед — это старший механик, мне без тебя никак. Мол, переход длинный и механики не сдюжат. Но в итоге я его переупрямил, и он сделал вид, что согласился. После чего, подлец, вызвал Дракона — это боцман, и пару рогатых, матросов палубной команды, то есть, и они меня скрутили. Потом заперли, и пароход отчалил. Ну, а в океане я уже оклемался. Наваждение схлынуло, и понял я, что нечего мне в Бразилии делать, ведь дома жена с детьми.

Моряк расколол еще одну чурку и продолжил:

— Но не пошла у меня жизнь. В бизнес подался и прогорел. Кредитов нахватался, ой мама моя родная, роди меня обратно. А потом коллекторы на меня налетели, жена заболела, а дети в сторону отошли. Все одно к одному, и когда схоронил я свою Машеньку, то запил, пошел бродить по стране и добрел сюда. Вот моя история.

На некоторое время бомжи замолчали. Но потом Сухой притянул новую порцию чурбаков и обратился к Разведке:

— Иван Иваныч, а ты свою историю не расскажешь?

Разведка фыркнул:

— А надо?

— Не хочешь говорить, молчи. Мало ли, вдруг, тайна.

Иван Иваныч усмехнулся:

— Тайны никакой нет. Просто история дурацкая. Приехал к нам в бригаду заместитель министра обороны с проверкой. Свойский вроде бы человек, вместе в Рязани когда-то учились. Ну, он всех застроил, проверил и толкнул речь. Все как положено, а потом фуршет с девочками. Комбриг расстарался, поляну в собственной сауне накрыл, и девчонки одна к одной, ядреные кобылки. Командование собралось, генералы с полковниками, и меня пригласили, хотя я всего лишь майор, пусть даже боевой и с пятью командировками в горячие точки. Выпили. Раз, другой и третий. Меня развезло, а тут замминистра подсел. Вспомнили молодость, знакомых обсудили, и он вопросы задавать стал. Как живем? Сколько получаем? Какие жилищные условия? Что на уме у офицеров? А я без всякой задней мысли отвечал, как своему. Так, мол, и так. Спецназ уже не тот. Комбриг ворюга. Комбаты почти все сволочи. Личный состав с бору по сосенке. И вообще, надо бы собраться и марш на Кремль организовать, скинуть уебаторов, которые там окопались, и провозгласить военную диктатуру...

— И что потом?

— Да ничего. С утра меня уволили, за пьянку, и вышвырнули за ворота. Денег нет, квартиры нет. Устроиться никуда не мог, сразу пробивали, что мне волчий билет выписан, а потом документы утерял и с тех пор бродяжничаю. Сначала все время думал, как бы документы восстановить и зажить, как люди живут. Но потом понял, что документы это всего лишь бумажки. Человеком бы остаться и самому не забыть, кто ты есть, а остальное чепуха. Вот сегодня с вами познакомился и за еду дровишки пластую. Это нормально, а что будет завтра, загадывать не хочу.

— А семья твоя где?

— Не обзавелся и, наверное, это правильно, а то страдали бы сейчас родные из-за моего длинного языка.

Снова пауза в разговоре, а затем из дверей кафешки показался мордастый молодой парень в белом фартуке, который крикнул бомжам:

— Харэ пиздуна гонять! Здесь вам не курорт!

Бомжи промолчали и взялись за работу. Парень скрылся, а я, подумав, что судьба балует меня встречами с настоящими людьми, свистнул. Мужики обернулись, и я представился:

— Меня Егором зовут. Фамилия Нестеров.

— И что тебе от нас нужно, Егор Нестеров? — спросил Иван Иваныч. — Может, работенка есть? Так мы до вечера заняты. Сам видишь, дров полно. За сегодня надо все переколоть.

Я допил кофе и улыбнулся:

— Так получилось, что я ваш разговор услышал...

— И что? — Иван Иваныч выступил вперед и я увидел, что на левой щеке у него старый шрам, рваная блеклая нитка, словно молния.

— У меня для вас есть работа. Не работенка, про которую вы говорите, а настоящее дело.

— Говори, а мы послушаем.

— Поговорим завтра, а пока примите это, как задаток, — я протянул бывшему майору четыре пятитысячных купюры. — Оденьтесь прилично. Побрейтесь, помойтесь, покушайте. А завтра с утра будьте вон на той остановке, я подъеду, и тогда поговорим.

Я кивнул на остановку напротив кафе, но Разведка сделал шаг назад и покачал головой:

— Не надо нам твоих денег. Знаем уже про эту замануху. На! Возьми денежку, а потом печень или сердце отдай. Вали отсюда, Егор Нестеров. Не получится разговора.

Одновременно с этими словами за моей спиной нарисовались Гоман и Шмаков, после чего бомжи схватились за колуны, будто к драке приготовились. В общем, договориться не получалось и, было, я решил отступить, раз возникает недопонимание. Однако в дело вступил Гоман, который отодвинул меня в сторону, всмотрелся в майора и спросил его:

— Слышь, мужик, а ты, случаем, в Бамуте летом девяносто пятого по зеленке не бегал?

Пауза и бывший офицер кивнул:

— Было такое. А что?

— Ничего. Просто мне там тоже побывать довелось, и я тебя запомнил.

— Шрам? — Иван Иваныч усмехнулся.

— Он самый, — Паша кивнул. — Приметный очень.

— Ха! — майор кивнул Гоману на кучу поленьев, которые перетаскивал Сухой: — Отойдем?

Паша посмотрел на меня, и я одобрительно моргнул. Два вояки покинули нас, переговорили и вернулись. Вновь я протянул деньги, и на этот раз Разведка их взял, а затем уточнил:

— Значит, завтра с утра?

— Да, — подтвердил я.

На этом наше общение закончилось. Бомжи остались, а мы сели в машину. Тронулись, и Эдик спросил:

— Это кто такие?

Мы с Гоманом, который уже сообразил, что к чему, обменялись понимающими взглядами, и я ответил:

— Это наши будущие товарищи, Эдуард.

— Бродяги?

— Да.

— Но они же сейчас пробухают деньги, которые ты им дал, и все.

— Если так, значит, я ошибся в людях. А если нет, то утром все трое будут ждать нас в условленном месте.

— Ладно, — Эдик хмыкнул, — допустим, они правильные. Куда ты их пристроишь?

— Был бы человек, а дело ему найдем. Ну, а что касательно этих троих, то с ними все ясно. Сделаем мужикам документы и вперед, в работу. Первый станет инструктором по боевой подготовке, второй отрядным врачом, а третий будет держать перевалочную базу в городе. Как думаешь, Паша, я прав?

Гоман кивнул:

— Время покажет, а пока все в цвет.

Я достал телефон и посмотрел на часы. Следовало спешить, племянник военкома ждать не станет, ибо важная птица, и я поторопил Шмакова:

— Прибавь скорость, Эдик. Опаздываем.

— Нормально, — ответил он, сильнее вдавливая педаль газа. — Успеем.

— Хорошо бы, а то если сегодня за наших камрадов не договоримся, придется им ехать тундру охранять и оленей гонять, а не в Подмосковье революционную борьбу налаживать.

— Ха-ха! — все рассмеялись, и Паша сказал: — Представляю себе лица Феди и Андрюхи, когда им такое сообщат. Обиды будет.

— Во-во, — я смахнул выступившие на глазах слезинки. — А чтобы обид не было, решить их вопрос надо сегодня, пока они на сборный пункт не отправились.

Глава 9.

Москва. Осень 2013-го.

Из состояния сна меня вырвал звонок в дверь. Я проснулся и посмотрел на часы. Ровно девять часов утра. Выходит, поспал всего ничего. В шесть только до постели добрался, а раньше никак. Пока с парнями, которых Шмаков привел, знакомился, пока сумку для переезда в Наро-Фоминск собирал. Вот ночь и пролетела.

Опять звонок. Кто это там такой настырный? Я оделся, достал из-под подушки пистолет, загнал патрон в патронник, и спрятал ствол за брючный ремень со спины. Затем подошел к двери и посмотрел в глазок.

На площадке стоял местный участковый, капитан Семерня, пожилой и добродушный дядька, который мечтал о пенсии и получал от хозяев съемных квартир ежемесячную мзду, дабы он не беспокоил гастарбайтеров и прочих незарегистрированных жильцов. Мне его Гоман показывал, так что личность знакомая. Вот только непонятно, зачем он рвется ко мне в гости. Может плановый обход? Возможно. А если на лестнице штурмовая группа, которая постарается меня скрутить? Тоже реально.

"Открывать или нет? — спросил я сам себя, прислушался к интуиции и принял решение: — Открываю. Если бы меня захотели взять, то участкового подставлять не стали бы, а сразу дверь вышибли".

Дверь распахнулась и слуга закона, смерив меня оценивающим взглядом, представился:

— Я участковый, капитан Семерня Виктор Богданович.

— Очень приятно, — с моей стороны кивок и доброжелательная улыбка, — гость хозяина этой квартиры Нестеров Егор.

— Родственник или знакомый? — капитан понимающе ухмыльнулся.

— Знакомый.

— Откуда?

— Екатеринбург.

— Я пройду? — участковый вопросительно кивнул.

— Да, конечно.

Мы прошли в зал. Глаза капитана обшарили помещение, остановились на хорошем ноутбуке, на собранной дорожной сумке и отметили, что вокруг чистота и порядок, никаких шприцов, бутылок, бульбуляторов и окурков. После чего мы присели, я на кушетку, а он в кресло, и Семерня кивнул на сумку:

— Уезжаешь?

— Точнее будет сказать, что съезжаю, товарищ капитан.

Участковый улыбнулся и выдохнул:

— Вот это правильно, а то ведь я тебя выселять пришел, Нестеров.

— Интересно, за что?

— Формально за отсутствие регистрации и пьяный дебош.

— А на самом деле?

Капитан мог бы ничего не говорить, но он ответил:

— Не нравится мне, что к тебе постоянно тревожные люди ходят. Это к неприятностям. Соседи все видят и обо всем сообщают, а мне неприятности не нужны.

— Товарищ капитан, ко мне только друзья заходят, спортсмены.

— Знаем мы этих спортсменов. На майках кресты, имперские флажки, коловраты, руны и надписи, которые подчеркивают национальную принадлежность. Гастарбайтеров в районе зашугали, они в сумерках на улицу выйти боятся. Начальники уже спрашивают, что это за группировка у меня под боком формируется. Гомосеков невдалеке от этого дома какие-то бритоголовые побили. Думаете, самые умные? Нет. Я националистов сразу из толпы выхватываю. Так что уезжай отсюда, и будем считать, что тебя в этом районе никогда не было.

— Хорошо, — спорить с участковым, который был в своем праве и обращался ко мне по-человечески, было бессмысленно, и я кивнул: — Через несколько часов меня здесь уже не будет.

— Смотри. Проверю.

Возможно, капитан хотел сказать еще что-то. Но только махнул рукой, мол, катись Нестеров, не до тебя пока, и ушел.

Я закрыл дверь и остался один. Попил водички из холодильника, разрядил пистолет и подумал, что теперь уже не засну. После чего подсел к ноутбуку и полез в интернет.

Меня, конечно же, интересовали новости. При чем не абы какие, а специфические. Где происходят столкновения русских с приезжими азиатами и кавказцами? Где народ бунтует и выступает против беспредела властей и коррупции? Что предпринимает правительство? Какие новые законы приняты? В общем, я искал очаги сопротивления и находил их повсюду. Убит русский парень — виновники чеченцы, которые сбежали на историческую родину, под крыло к Рамзану Кадырову. Изнасилован ребенок — виновник таджик, которого очевидцы растерзали, и теперь они же виноваты. На Хопре до сих пор не утихает "никелевое дело", друг Путина олигарх Махмудов не высовывается, и везде на первом плане геологи из его компании, а протестующих хватают полицаи, и шьют им экстремизм. На Ставрополье постоянные столкновения местных жителей с горцами, которых прикрывает власть. В стране ежедневно что-то происходило, но до серьезных боестолкновений нигде не доходило. Народ собирался, митинговал, шумел, выплескивал злобу и расходился, а кремлевские мрази продолжали гнать на запад и восток ресурсы страны, да готовились к помпезной Олимпиаде в Сочи.

Захлопнув ноутбук, я поморщился. Черт! Хотелось бы прямо сейчас заявить о себе и встряхнуть все это очумелое сонное болото под названием Российская Федерация. Но приходится выжидать, набивать кулаки, готовиться и собирать людей, на которых не всегда можно положиться. Только чуть расслабился и на тебе, неприятные сюрпризы, один за другим.

Паша Гоман дорвался до бутылки и на двое суток ушел в нирвану. Еле вытащил его в реальность. Эдик Шмаков пошел на сходку молодых патриотов и встрял в драку с дагестанцами, после которой его повязали полицейские. Пришлось выкупать парня. Иван Иваныч Лопарев, отставной майор спецназа ГРУ, только оклемался и получил документы, на несколько дней исчез и никого о своем отъезде не предупредил. Позже выяснилось, что он ездил в родную бригаду, хотел разобраться с комбригом. Однако тот уже пошел на повышение в Москву и наш инструктор вернулся. Морячок, стармех-танкерист Николай Николаевич Ольшанский, после того как осел в Наро-Фоминске, огляделся и увидел, что соседи у него сплошь цыгане. Вроде бы ничего серьезного, но больно они беспокойные и гости к ним захаживают, по виду наркоманы, а это нехорошо, помеха для наших дел. Доктор, Ярослав Всеволодович Жаров, уволенный за разгильдяйство подчиненных главврач, в прошлом отличный хирург, поехал покупать лекарства, связался со старыми знакомыми, а те его кинули и вместо нормальных медикаментов собрали просроченные. Непорядок. Значит, придется разбираться. А минувшей ночью мне позвонили наши бравые солдатики Федя и Андрюха, у них проблемы с сержантами-контрактниками, как с горцами, так и с русскими. Они пока держатся, но сами, судя по всему, ситуацию не разрулят. Для начала их сильно избили, а теперь еще и на бабки выставляют. Это неправильно, а раз так, то кто-то получит люлей.

Все одно к одному. Неприятности потоком, но я не унывал, и все происходящее, включая, влияние человеческого фактора, воспринимал нормально. Мы люди, а значит, можем ошибаться, и неприятностей нет лишь у того, кто забился в пещеру и отстранился от всего мира. Это понятно, точно так же как и то, что со временем ошибок станет меньше. Ну, а пока без них никак, и если взглянуть на все происходящее вокруг меня со стороны, то успехи видны сразу.

Во-первых, мы разобрались с жильем в интересующих нас населенных пунктах. Куплено четыре домика, по одному в Наро-Фоминске, Калинце, Балашихе и Белоомуте. Каждый дом оформлен на нашего человека, два на Ольшанского и еще два на доктора Жарова.

Во-вторых, за минувший месяц удалось собрать полтора десятка человек, на которых можно положиться. В основном молодежь от четырнадцати до двадцати лет. Это три боевых пятерки и две из них уже проходят первичную подготовку в лесах под руководством Лопарева и Гомана, а последняя готовится к выезду на природу. Почти всех людей привел Шмаков, и он же за них ручался. Однако окончательное слово оставалось за мной, и все кандидаты прошли собеседование, во время которого смогли убедить меня, что они готовы воевать за свой народ. И хотя я не психолог, опыт за плечами немалый, так что людей одобрил.

В-третьих, были сделаны запасы продовольствия, закуплены радиостанции, палатки, обмундирование и экипировка на триста человек. Брали с запасом, так что не пропадем.

Ну и, в-четвертых, я выкроил время и посетил людей, которых знал по прошлой жизни в Москве и Подмосковье. Для меня это значило очень много. Поэтому про мои метания между самыми разными людьми упомянуть следует особо.

Костя Дорофеев, дружок из "Черной сотни". В данный момент это патлатый семнадцатилетний босяк из Химок. В кармане телефон, в ушах наушники. Весь мир в розовом цвете и ему до фени какая-то там грядущая война.

Алексей Долин, когда-то был моим замом в отряде, погиб под Ростовом. Сейчас он продавец пиратских дисков на Горбушке. Курит план, балдеет от трансовой музыки и стремится трахнуть любую молодую самку, которая находится в зоне видимости. Такого на баррикады не поднимешь.

Батыр Жакенов, башкир и отличный снайпер, который был рядом со мной три года и попал в плен под Самарой. Он только-только вместе с родителями переехал в Зеленоград, куда его отца перетянул бывший шеф, и этой осенью пошел в седьмой класс. Что хорошо, сразу записался в стрелковую секцию и на этом все. Приличный и замкнутый в себе школьник, чей папа хорошо получает, против власти ничего не имеет.

Короче, куда бы я ни бросался, везде встречал совершенно незнакомых людей, положиться на которых не мог. Но в одном случае я был уверен на сто процентов.

Я хотел найти Генерала, Илью Карпова, и нашел его. Ебтыть! Лучше бы не искал, ибо разочаровался, потому что курсант третьего курса военного училища Илья Карпов настолько сильно верил в непогрешимость великого Путина, либеральные ценности и демократию, что я только диву давался. Так получилось, что отыскал я его быстро. Затем проследил за ним и посидел рядом, когда он с друзьями из "Молодежного фронта" пил кофе в летнем кафе и рассусоливал про светлое будущее.

Такие вот пирожки с котятами. Полный анус. До прозрения Генерала, который пока даже не офицер, еще очень далеко, а после того как я начал менять историю, вообще неизвестно, произойдет ли оно. Ведь кое-что уже изменилось и как это повлияет на будущее, сказать сложно. Миша Токарев не попал под колеса автомобиля и перед смертью завалил четырех грабителей. Георгия Папунадзе с телохранителем нет в живых, а помимо них на тот свет отправился "просветленный Вениамин". Итого, не считая Токарева, минус семь человек за два месяца. На общем фоне, среди семи миллиардов человек, капля в море, но в данном случае даже эта капелька может изменить течение исторического процесса. Кто знает, возможно, что даже в худшую сторону. Однако я, конечно же, как и большинство людей, надеюсь на лучшее...

За размышлениями время пролетело незаметно. В полдень за мной заехал Гоман, который уже успел заскочить к себе в квартиру и собрать некоторые вещи, и я спустился вниз.

Паша выглядел бодро, румянец во всю щеку, а на лице улыбка. Влияние природы сказалось на нем благотворно, и я этому был рад. Хрена ли бы бухать? Большое дело хотим провернуть, так что пьянству бой.

— Как дела? — спросил я Пашу, пожимая ему руку.

— Нормально.

— Что в лесу?

— Отрыли пару учебных блиндажей и подготовили несколько схронов, начинаем тренировки. Лесники и местные жители пока не беспокоят. Видимо, думают, что мы реконструкторы или поисковики. Глушь, никто и ничем особо не интересуется. Да и вообще, народ отучили совать свой нос в чужие дела.

— Вот и ладненько.

Закинув сумку на заднее сиденье, я запрыгнул в салон, и мы поехали в Наро-Фоминск. Сначала туда, а затем Паша помчится обратно в Луховицкий район. Пока выбирались из столицы, не разговаривали, не до того, слишком плотный поток машин, а когда выехали на федеральную трассу Москва-Киев, Гоман расслабился и стал напевать под нос какой-то марш.

— Что это? — поинтересовался я.

— Песня, еще дореволюционная. Ее русские солдаты в окопах Первой Мировой часто пели.

Паша вобрал в грудь воздух и стал напевать, что для него совсем не характерно:

"Хей, славяне, наше слово

Песней звонкой льется,

И не смолкнет, пока сердце

За народ свой бьется.

Дух Славянский жив навеки,

В нас он не угаснет,

Беснованье силы вражьей

Против нас напрасно.

Нашу речь нам вверил Бог наш,

На то воля Божья!

Кто заставит нашу песню

Смолкнуть в нашем поле?

Против нас хоть мир весь чертов!

Восставай задорно.

С нами Бог наш, кто не с нами —

Тот падет позорно!"

Гоман замолчал и я кивнул:

— Бодрая песня. Под статью два — восемь — два отлично подпадает. Чистейший национализм.

— Ага! — Паша усмехнулся. — Тем, кто сейчас у власти, она, словно нож под сердце.

— Ладно, — сказал я, — про песни можно разговаривать долго, но это потом. Сейчас о деле.

— Готов, — Гоман шутливо приложил к голове два пальца. — С чего начнем?

— С того, кому из первой партии бойцов можно доверять.

— Рано об этом говорить, — Паша поморщился. — Только начали.

— Время не ждет, дружище. В ближайшую неделю кое-что нужно сделать. Работа не сложная, так что пойдет как проверка для новичков.

— С кровью?

— Да.

— И смерти будут?

— Летальных исходов постараемся избежать.

— Ну, если так, то выделить можно троих. Двое у Лопарева и один у меня.

— Кто именно?

— Лапоть, Гней и Рубило.

Прозвища, они же позывные, говорили мне больше, чем фамилии. Я напряг память, пролистнул пару страниц и вспомнил тех, кого упомянул Гоман. Два студента, как ни странно, будущие историки и крепкие парни, и один приземистый отчаянный подросток с улицы, которого подобрал Иван Иваныч.

— Значит, эти трое самые лучшие? — уточнил я.

— Да. Резкие и самостоятельные, но что такое дисциплина понимают.

— Отлично. Завтра привези их к Ольшанскому. Попробуем всю текучку за пару суток разгрести.

— Эдик с нами?

— Думаю, нет. У него забот хватает, не станем отвлекать.

— А чем именно займемся?

— Для начала на соседей Ольшанского посмотрим. Затем контрабасов, которые наших камрадов прижимают, накажем. Ну, а потом смотаемся в Москву и поговорим с одним шибко хитрым врачом, который просроченными медикаментами торгует.

— А успеем все за пару дней?

— Должны.

— Эх! — Гоман покачал головой. — Как бы нам не залететь.

— Если все по уму делать, то проскочим. Это раньше, когда милиция была, и в ней профессионалы работали, трудно было, а сейчас, несмотря на компьютеры, базы данных и видеокамеры, избежать тюрьмы легко. А все почему?

— Почему? — Паша кинул на меня косой взгляд.

— Потому что система сгнила. Начальники на самом верху спускают вниз грозные приказы: "усилить контроль", "принять меры", "противодействовать разгулу преступности" и "обуздать криминалитет"; а их никто не боится и не слушает, ибо внизу, как и наверху, работа в полиции воспринимается как бизнес. Разумеется, это не касается всех. Где-то, наверняка, есть честные полицейские, но их настолько мало, что на общем фоне они кажутся белыми воронами, которых остальная стая забивает словно чужаков. Это как с девяностых годов началось и продолжается до сих пор. И по этой причине я уверен, что нас никто особо не ищет, а если даже и попадем в поле зрения какого-нибудь шибко глазастого человека с погонами, то проблему скорее решат деньги, чем стволы. Да что я тебе это говорю!? Ты и сам все понимаешь.

— Да, понимаю.

Гоман со мной согласился. Так оно и есть. Рыба гниет с головы и причина того, что в стране плохо с законностью, надо искать там. Ведь как оно было и с чего начиналось? Менты ловили преступников и стояли один за другого горой. Потом перестройка и на страну накатила криминальная волна, которая была выгодна нынешним олигархам. Служители закона попробовали задавить бандитов. Да куда там. Поймали одного, другого, третьего, а прокуроры, которые хотели жить и сладко кушать, отпускали преступников. Потом ментам запретили носить оружие, и они остались один на один с проблемами, а у многих семьи. Ну и что в итоге? Спустя два десятилетия МВД потеряло практически всех более-менее квалифицированных специалистов, и на смену участковому Анискину, знатокам и прочим майорам Прониным, пришли бизнесмены в погонах, решатели проблем и крышеватели ларьков-магазинов. Таким людям легче кого-то отдубасить и повесить на случайного человека чужое преступление, чем бегать по улицам, копить оперативный материал и разрабатывать настоящих злодеев. Это правда и понимание того, кто на стороне противника, придавало мне дополнительные силы.

Впрочем, что-то я разошелся. Сгнила не только милиция, которая стала полицией. Гниет само общество, а проблемы МВД это только следствие главной, которую надо решать. И решать ее придется не кому-то со стороны, не инопланетянам, не дяде Сэму из-за океана, не Путину, который на все забил и кайфует по жизни, а нам. Самым обычным людям, которые пока еще живут в России и считают ее своей родиной.

Глава 10.

Подмосковье. Осень 2013-го.

Поздним вечером два сержанта контрактной службы, если по-простому, контрабасы, прошли КПП 1-го гвардейского мотострелкового Севастопольского Краснознаменного ордена Александра Невского полка. Одетые по гражданке крепкие двадцатипятилетние мужчины с барсетками в руках, один смуглый и чернявый, а другой курносый и светловолосый, огляделись, закурили и небрежной походкой уверенных в себе людей направились к автостоянке.

— Куда едем, ребята? — спросил сержантов выскочивший им навстречу водитель такси.

— В Наро-Фоминск, — бросил смуглый, Исмаил Ужахов.

— Побыстрей и с ветерком, — добавил светловолосый, Петр Гайдамачный.

Водитель кивнул, дождался, пока пассажиры разместятся на заднем сиденье, и помчался в райцентр, а следом за такси от КПП отъехала темно-синяя "тойота", на которую никто не обратил внимания. Впрочем, сержанты упустили не только это. Еще они не заметили стоящего у ворот части молодого призывника Федю Евстигнеева, в руках которого был мобильник, и это было уже гораздо серьезней. Но для них начинался самый обычный вечер и они не думали о плохом.

Ужахов и Гайдамачный служили в элитном подмосковном полку Таманской мотострелковой дивизии уже шесть лет. Сначала отпахали срочную, а потом подписали контракт. И если сначала они ничем не отличались от сотен тысяч таких же военнослужащих Вооруженных Сил Российской Федерации, то уже через год, когда солдаты сдружились и наладили в части свой бизнес, все изменилось. Дедушки заматерели, окрепли, поняли, что армия это золотое дно, и подмяли под себя всю роту. Наряды, караулы, тревоги, полигоны, строевые занятия, обслуживание ротной техники, парково-хозяйственные дни и организационные периоды. Все это касалось их лишь краем, ибо командир роты, запойный капитан Шумский, ежемесячно получал от них пухлый конверт с деньгами, а комбат являлся его близким родственником.

Естественно, возникает резонный вопрос. Чем же таким занимались Ужахов и Гайдамачный, нелегальные доходы которых в несколько раз превышали ежемесячное жалованье обычного контрактника? Ответ прост. Они были драгдиллерами, то есть продавцами наркотиков, каких угодно, хоть таблеток, хоть героина, хоть анаши. Только продавали приятели их не лично, а через посредников, и работали они не на улицах городов, а на территории гвардейской мотострелковой дивизии. И клиентура у них была соответствующая, солдаты, сержанты, а порой и офицеры.

— Не бывает!? Невозможно!? — услышав про это, наверняка, воскликнут многие люди, жизнь которых, так или иначе, соприкасалась с армией.

— Ложь и клевета! — поддержат их добропорядочные обыватели, которые регулярно смотрят телевизор и уважают военные сериалы. — Ладно, неуставные отношения. Но наркотики перебор.

Однако факты вещь упрямая, и они говорили сами за себя. Два сержанта работали уже не первый год, и бизнес подельников только расширялся. От родственников Ужахова в Москве и закрепившихся в Наро-Фоминске цыган, они получали товар, привозили в часть и реализовывали через других солдат. При этом Ужахов отвечал за финансы и контакты с начальством, а Гайдамачный расширял клиентскую базу и вел дела с постоянными покупателями из других подразделений дивизии. Такой вот симбиоз.

Правда, несколько раз они были близки к провалу. Но все проблемы решались с помощью денег. А когда один чрезвычайно ретивый особист решил раскрутить факты по наркоторговле в дивизии, то Ужах позвонил своему дяде и ретивый капитан попросту исчез. Был человек, и нет его, а начальства превыше всего ставило, чтобы количество залетов соответствовало среднестатистическим по стране. Поэтому реальные факты правонарушений, например, заступление в наряд на КПП обдолбанного солдата, который сдуру не пустил на территорию части командира полка, или стрельба в карауле, старательно замалчивались и в этом не было ничего необычного. Так делалось во всех воинских частях "сердюковской" армии от Москвы до Камчатки. Стандартная практика и командование Таманской гвардейской дивизии исключением не являлось, ибо давно в прошлом те благословенные времена, когда в элитную придворную часть набирались самые лучшие призывники, комсомольцы и спортсмены, да чтобы не абы откуда, а из России, Украины или Белоруссии. Эта система осталась в другом тысячелетии, и командиры работали с теми, кого им присылали. А поскольку честные и рьяные были не нужны, ведь практически за каждым офицером начиная от майора, водились грехи, то их выдавливали, а службу тянули те, кому деваться некуда. Пусть тунеядцы, наркоманы, малограмотные алкоголики, исламисты и пришедшая в армию из-под палки болезненная молодежь. Неважно. Лишь бы не правдолюбцы, которые спрашивают, с каких это доходов у комбата дача, словно дворец, машина новая, шикарная квартира в столице и три автозаправки. Отсюда и приоритеты...

Тем временем друзья продолжали свой путь к Наро-Фоминску и, глядя в окно, Ужахов ухмыльнулся.

— Ты чего? — спросил его Гайдамачный.

— Да, так, — ингуш оскалился, — вспомнил, с чего мы начинали.

— Это да, — второй сержант тоже заулыбался, — такое забыть трудно. Три коробка плана в кармане и сердце колотится, вот-вот нас застукают. А все оказалось очень просто, и сами покурили, и два коробка с выгодой продали. Сейчас над этим уже можно посмеяться, а тогда очко играло.

Ужахов кивнул и сказал:

— Все так, но что-то над нами тучи сгущаются. Слышал, скоро введут постоянные проверки на наркоту, а нам это весь бизнес завалит.

— Чепуха, — Гайдамачный взмахнул рукой. — Про тесты уже не первый год говорят, а воз и ныне там.

— Может и так. Однако я решил контракт не продлять. Хватит. Деньги есть, осяду рядом и буду товар через шестерок толкать. Свой процент с мелкого опта поимею, так что не пропаду.

— А как же я?

— Поступай, как знаешь.

Гайдамачный подумал и качнул головой:

— Знаешь, я тоже от дел отойду. Нахуй. Надоело все. Позавчера двоих борзых из крайнего призыва вместе с шестерками пиздил, и один мне прямо в глаза посмотрел, да так, что не по себе стало. Будь он чуть покрепче или нас было меньше, порвал бы он меня. Точно говорю.

— Ты что, измену словил? — Ужахов толкнул подельника в плечо. — Не ожидал.

— Не в этом дело, — Гайдамачный поморщился. — Здесь что-то иное, я на себя словно со стороны посмотрел, его глазами.

— И что увидел?

— Не скажу...

Было, ингуш хотел надавить на посмурневшего сослуживца, чтобы тот высказался откровенно. Однако неожиданно такси подрезала пошедшая на обход "тойота". Водитель машинально сбавил скорость и стал прижиматься к обочине, а затем в открытом окне "тойты" появился человек в черной маске и пистолетом в руках, который знаком дал ему команду остановиться. Таксист повиновался и команду выполнил.

Вечерело. С минуты на минуту на землю опустится ночная мгла. Место пустынное. По трассе проносились редкие автомобили, а из "тойоты" вышли четыре человека в синем омоновском камуфляже и масках. Они спокойно подошли к такси, открыли задние двери и выдернули пассажиров наружу. Ужахов и Гайдамачный, которые решили, что их накрыли настоящие полицейские, попробовали возмущаться, но сержантов скрутили и поволокли в разросшийся вдоль дороги кустарник. После чего рядом с таксистом сел пятый бандит, который выдернул из замка зажигания ключ и спросил его:

— Как зовут тебя, дядя?

— Савелий Фомич.

— А фамилия?

— Фокин

— Боишься, Савелий Фомич?

— Д-д-да... — испуганно пролепетал водитель, мирный человек, который зарабатывал извозом и четко усвоил, что с вооруженными людьми шутить не стоит.

— Это правильно, — незнакомец в маске кивнул, — время сейчас смутное, злодеев кругом столько, что страшно на дорогу выезжать. Однако ты нас не бойся. Отпустим. Я сказал. Нас только эти двое интересуют.

Человек в маске кинул взгляд на темный кустарник и замолчал, а таксист его не тревожил. Так прошло десять минут, томительных и страшных. Таксист смотрел на крохотную иконку, которая была приклеена к приборной доске, и молил всех святых о заступничестве, а затем он услышал звук выстрела, который прилетел из кустарника, и в его голове промелькнула лихорадочная мысль: "Все! Теперь точно убьют!" Однако незнакомец, который тоже слышал выстрел и резко дернулся, словно это для него неожиданность, успокоил его:

— Все будет нормально. Для тебя точно. Только не рыпайся. Не вынуждай стрелять.

— Я все понял, — Фокин отвернулся и крепко стиснул зубы.

Спустя минуту прозвучало еще два выстрела, а после этого рядом с такси появился один из бандитов, рослый и плечистый, который наклонился к пассажирской двери и пробурчал:

— Пришлось валить гадов.

— А что так? — в голосе находящегося в салоне человека, судя по всему, молодого, прозвучало раздражение.

— Они наркотой промышляли. Сами все выложили, сначала нас за полицейских приняли, а потом за конкурентов, и языки развязали. Ур-ро-ды! А еще при них деньги оказались, которые они везли за новую партию товара, почти четыреста тысяч. Рублей, разумеется.

— Вот значит как?

— Да.

— Что же, все правильно сделали. Сворачиваемся.

— А этот? — кивок в сторону таксиста.

— Пусть живет.

— Опасно.

— А что он видел? Людей в масках и левую машину с левыми номерами? Так это херня. Уходим.

Незнакомец покинул такси и протянул водителю ладонь в белой нитяной перчатке:

— Телефон и документы.

Водитель повиновался, передал бандиту мобильник и права, а тот при свете тусклой лампочки в салоне посмотрел на документы и бросил их в темноту. Затем туда же, в пыльную придорожную траву, полетели ключи с телефоном, и незнакомец сказал:

— Не суетись, Савелий Фомич. Посиди часик и подумай за жизнь. Начнешь рвение проявлять и лишнее болтать, достанем, и никто тебя не защитит. На вопросы полицейских отвечай просто: "Ничего толком не разглядел. Ничего не понял. Знать ничего не знаю, и ничего не слышал". Усек?

— Да, — ответил таксист.

— Тогда прощай, дядя.

Из темноты, один за другим, выныривали люди в камуфляже и масках. Они запрыгнули в "тойоту" и уехали, а водитель остался сидеть.

Через час он вышел на поиски телефона и нашел его. После этого Фокин позвонил в полицию, и она появилась. Сначала приехала одна машина, но вскоре их было уже несколько, и для таксиста начался ад. На Фокина насело сразу два молодых и наглых следователя и первая версия, которую они породили, была весьма незатейлива. Водитель узнал, что у сержантов есть деньги, после чего с помощью подельников убил их и ограбил, а теперь, пытаясь отвести от себя подозрения, изображает жертву. Значит, надо его колоть.

Хм! Бывает. И как ни оправдывался Фокин, его доводы ничего не значили. Следователи давили на него и если бы не появившийся под утро солидный подполковник, которому он по десятому кругу рассказал обо всем, что с ним произошло, то кто знает, что было бы дальше. Возможно, за совершенную Егором Нестеровым и его парнями акцию понес наказание обычный работяга. Ну, а так еще и ничего. Подполковник шугнул следователей, мол, не там ищите, и для Фокина, который смог добраться домой только к полудню, все сложилось неплохо. Для Егора Нестерова, который обкатывал молодежь, тоже. Сотрудники Наро-Фоминской полиции получили еще один криминальный случай в районе. А тела сержантов контрактной службы Ужахова и Гайдамачного отправились в морг. "Jedem den Seine" — каждому свое, гласит древняя мудрость. И, наверное, это правильно.

* * *

На столе лист белой бумаги формата А4, а в руке карандаш, которым я выводил круги. Большой внешний с точками и обозначениями "БУГ" и "РДГ". Следующий круг поменьше, снова точки, и от внешних к ним идут линии, обозначение "ТК". Еще один круг и опять точки с линиями, обозначение "КЦ". Центр и квадрат, в котором сразу несколько обозначений, кружок с буквой "Л-Ш", а вокруг другие: "Ф", "Р", "КР", "ПО", "В", "СП", "СТ" "М", "П", "УТЦ".

Вроде бы все, что хотел, нарисовал, откинулся на спинку кресла, зевнул и подумал, что хорошо бы сейчас поспать. Однако днем сон плохой, по крайней мере, у меня, а потому лучше подождать до вечера и подумать над нашей последней акцией, которая должна была уложить двух человек в больницу, а вместо этого отправила их на тот свет.

В целом все прошло неплохо. Федя отзвонился и предупредил, что его обидчики, центровые сержанты роты, собираются в увольнение, и мы сработали чисто. Вот только парни не сдержались, и Рубило выстрелил в Ужахова. Один выстрел — один труп. Несмотря на молодость, студент-очкарик не промазал и шмальнул ингушу прямо в лоб. Ну, а после этого пришлось и второго валить. Мокруха. Но читать своим парням нотации я не собирался, ибо они все сделали правильно. Погорячились и поторопились, конечно, однако этого от недостатка опыта.

Далее был отход. Засвеченную "тойоту", которая по документам принадлежала Эдику Шмакову, мы утопили в Таруссе. Подогнали машину к обрыву, столкнули в реку и буль-буль, никаких следов. После чего вышли к ближайшему населенному пункту, поселку Любаново, и уже оттуда, бойцы на автобусе, а мы с Пашей Гоманом на такси, отправились в Наро-Фоминск.

Бывший моряк Ольшанский осел на окраине райцентра и, как я уже отмечал, соседи у него далеко не самые лучшие. Пришлось признать, что мы немного облажались. Место надо было выбирать внимательней, а мы купились на дешевизну и рекламу от прежнего хозяина, который стремился как можно скорее покинуть свой дом. По этой причине теперь мы имеем то, что имеем. Цыган рядом не менее полусотни. Они настроены недружелюбно и у них имеется оружие, плюс связи в полиции и городской администрации. Следовательно, мой первоначальный план — наехать на чернявых ромалов, не выдержал никакой критики. Впятером здесь ничего не сделаешь, только внимание к себе привлечешь, и потому мы с Гоманом решили, что Ольшанский должен перебраться в Калинец, а эту точку придется оставить. Разумеется, брошенное домовладение моментально разграбят, и вскоре здесь будет наркопритон, но иначе никак. Не можем мы сейчас буром на любого противника переть, особенно такого шумного как цыгане, а значит, оставим их на потом.

Что касается Ольшанского, то он нашему решению обрадовался. Моряк мужик, конечно, хороший, но совсем не конфликтный и не герой. Он рад тому, что мы его приподняли и восстановили ему документы. Однако рисковать ради наших дел, в которые бывший стармех не посвящен, своей драгоценной жизнью, Ольшанский не собирался. Это понятно и я его не осуждал.

Прерывая мое уединение, в комнату вошел Гоман и в его руках был телефон.

— Парням звонил? — спросил я.

— Да, — он кивнул, сел рядом и добавил: — Они уже на автостанции, вскоре будут здесь.

— Отлично. Как приедут, пусть поедят, помоются, отдохнут, и поедем в Москву. Найдем доктора, который нашего врача на лекарства кинул, да посмотрим, что он за человек и кто за ним стоит.

— Чего смотреть? — Паша поморщился. — Типичная крыса. Прижать его, наши деньги вернуть и пинков надавать.

— Не думаю, что все так просто, — я покачал головой и кивнул на ноутбук, который лежал рядом. — Я тут посмотрел, что это за птица, и пришел к выводу, что он не сам по себе. Чтобы получить доступ к складу просроченных медикаментов, лапа наверху нужна и прикрытие со стороны полиции или бандитов, что, в принципе, практически, одно и то же. Так что сначала надо осмотреться.

— Не спорю, командир ты, — Гоман приподнялся, посмотрел на исчерканный листок бумаги и спросил: — Это что?

— Схема той организации, к созданию которой мы будем стремиться.

— Расшифруешь?

— Запросто. Внешний круг боевые ударные и разведывательно-диверсионные группы — наши кулаки. Следующий круг территориальное командование — на нем непосредственное руководство группами, которые могут объединяться в отряды. Третий круг координационные центры — уровень полковников, которые возьмут на себя управление несколькими отрядами. А в центре главный лидер и его штаб, которому подчиняется вся организация, отряды, отделы и службы. Ф — финансы, Р — разведка, КР — контрразведка, ПО — планирование операций, В — вооружение, СП — стратегическое планирование, СТ — служба тыла, М — медицина, П — пропаганда, УТЦ — учебно-тренировочные центры.

— И когда это будет не на бумаге, а в жизни?

— Через два года. Конечно, если нас не прихлопнут и не поставят к стенке.

— Сложно такое дело потянуть.

— А никто не говорил, что будет легко. Проще всего забить на все, махнуть рукой, мол, пропади все пропадом — один хер дело проиграно, и отойти в сторону. Но это не наш путь. Сложно не разочароваться в своем народе, который хрюкает возле кормушки, куда хозяева жизни от своих щедрот объедки скидывают. Тяжело смотреть, как люди спиваются, наркоманят, за бабло подставляют очко, подчиняются дурацким законам и превращаются в быдло. Однако я верю, что реальность можно изменить и потому буду бегать, до тех пор, пока ноги носят, и голова соображает. Назад хода нет, и я не отверну.

— Это понятно. Но где людей брать? Это тысячи человек и среди них, наверняка, окажутся те, кто нас сдаст.

— Стукачами контрразведка займется. А людей уже набираем и чем дальше, тем быстрее этот процесс пойдет. Кстати, раз уж этой темы коснулись, то вопрос. Где твои сослуживцы, которых ты обещал к нам привести?

Гоман потупился:

— Пока ничего не выходит. В Белоомуте люди правильные, но почти у каждого семья, дети и хозяйство, они в серьезное дело не полезут. Прикрыть могут и поддержку, как обещали, дадут, а на кровь при сегодняшних раскладах не подпишутся. Сам понимаешь — легко быть храбрым, когда ни кола, ни двора за душой, а с семьей на загривке в революцию играть не вариант.

— Понимаю. Но есть ведь и другие?

— Есть. Вот только поспивались многие, а некоторые уже в могилах. Буду и дальше контакты искать, но многого не ожидай. Это поначалу я раздухарился и сказал, что сразу реальных бойцов в строй поставлю, а сейчас уже ничего не обещаю.

Я кивнул и в этот момент зазвонил мой телефон. Это был Шмаков и я ответил:

— На связи.

— Привет, Егор, — услышал я бодрый, но слегка глуховатый голос Эдика, словно у него заложен нос.

— Здорово. Заявление об угоне машины в полицию уже отнес?

— Да, еще вчера.

— Приняли?

— Приняли.

— Все в порядке?

Краткая пауза и ответ:

— Нет.

— Говори.

— На меня сегодня наехали, лидеры организации, в которой я состоял. Прижали втроем и давай предъявлять, что я молодежь увожу. Допытывались, на кого работаю, а когда я их послал, то отделали меня по первое число.

— Серьезно били?

— Нос сломали, и ребро треснуло. Я только что из больницы.

— Угрожали?

— Было такое, а еще велели не отсвечивать. Такая вот солидарность и русская взаимовыручка.

— Это понятно. Для них организация, скорее всего, доходное предприятие. Пошумели и разбежались, а власть зарплату платит. Удивляться нечему.

— Но это не все.

— Что еще?

— Меня из института за прогулы отчислили и сразу повестку вручили, на завтрашнее число. Что делать?

— Забей. Тебе в армаде делать нечего. Сегодня же хватай парней, которых сагитировал, и дуй в Белоомут. Вас встретят.

— Ясно.

— Деньги еще есть?

— Да.

— Тогда до встречи. По пути осматривайтесь, возможно, будет хвост.

— Само собой.

Я выключил телефон и посмотрел на Гомана, который слышал наш разговор и сказал:

— Вот тебе и патриоты. Своего же отмудохали.

— Хорошо хоть не убили или в полицию не сдали.

— Да, хорошо, — согласился Паша и добавил: — Не знаю как в провинции, а в Москве половина "патриотов" и "националистов" так или иначе на власть пашет. Изображают деятельность, а толку ноль. То по Болотной площади рядом с пидарами маршируют, то хулиганят, то таджикских дворников толпой пиздят. Это не дела, а имитация и дискредитация всего движения.

— Спору нет, дружище...

Скрипнула входная дверь, и мы замолчали, мало ли кто пришел. Однако это вернулись наши парни. Они доложили, что добрались без происшествий. После чего бойцы помылись в тесной баньке на заднем дворе, поели и заснули спокойным сном, без всяких там кровавых мальчиков в глазах. Паша Гоман тоже прикорнул, а Ольшанский ходил по двору и укладывал в багажник видавшей виды "шестерки", нашей второй машины, которая числилась за Гоманом, какую-то мелочевку. Поэтому в доме я был единственным, кто бодрствовал, и включил телевизор.

Как раз шли криминальные новости, и я ожидал, что покажут трупы Ужахова и Гайдамачного. Но ничего такого не было. По району тихо. Пара мелких краж и задержание проституток в сауне. Про ночное двойное убийство ни слова, ни упоминания, словно его и не было. Зато московские новости меня удивили. Драки, убийства, задержания, опознания, нелегальные эмигранты и опять же проститутки. Привычное дело. Но когда я хотел выключить зомбоящик, пошел сюжет, который заставил меня остановиться.

— Сегодня ночью на Новорижском шоссе произошло ДТП, в котором погиб известный врач и правозащитник Валентин Дражевский, — приятным голосом вещала миловидная брюнетка в строгом деловом костюме. — Его "форд" столкнулся с "ауди" и никто не пострадал. Однако из "ауди" выскочили три молодых человека, которые посчитали, что Дражевский не прав, и стали его избивать. Наша программа получила эксклюзивные кадры с места происшествия...

Дражевский — именно так звали того врача-мошенника, который взял от Жарова деньги, а затем подсунул ему просроченные медикаменты, и я пододвинулся поближе к экрану.

Съемка сверху, наверное, камера дорожной полиции. Все немного мутно, но основное видно хорошо. Столкновение. Темно-красный "форд" ударил резко притормозившую белую "ауди" и машины замерли. Из "форда" вылез сухопарый подтянутый мужчина в короткой рубашке и с телефоном в руках, а из "ауди" выскочили три лихих кавказских молодца. Обмен словами, наверняка, резкими. Врач прижимает к уху телефон, и его оппоненты переходят в атаку. Короткая стычка. Несколько хлестких профессиональных ударов по телу Дражевского, он падает и вновь лицо девушки комментатора.

— Дражевский был доставлен в ближайшую поликлинику, но спасти его не удалось. Врач скончался от тяжелой черепно-мозговой травмы, полиция ведет расследование...

Дальше пошла обычная чепуха про жестокость водителей на дороге, про увеличение конфликтов и про какой-то законопроект. Неважно. Все это мне уже было не интересно и, достав свою сумку, я извлек распечатанные на принтере сетевые фотографии Дражевского. Вот он с коллективом врачей в каком-то кардиологическом центре. Вот здоровается с премьер-министром, который вручает ему какую-то награду. Вот Дражевский в кругу семьи. С виду нормальный человек, можно даже сказать, достойный. Однако мошенник, к которому мы имели претензии, а потому мне его не жаль. Помер, да и ладно — бог шельму пометил.

Я вышел на улицу и спалил фотографии в мусорном ведре, теперь они нам ни к чему, а потом взобрался на крышу, словно подросток, и стал наблюдать за жизнью улицы. К жилью цыган постоянно подходила клиентура, в основном зачуханные тощие наркоманы. Потом подъехала машина ППС, и один из полицейских зашел в дом местного пахана. На некоторое время всякое движение прекратилось, улица, будто вымерла. Но вскоре полицейский вышел. Хозяин, смуглый полный мужик, лично проводил его до ворот и патрульные уехали. После чего паломничество страждущих кайфа двуногих животных продолжилось.

Картина презабавная и наблюдать за жизнью городской окраины было весьма поучительно. Однако я начал привлекать внимание, пара чернявых мальчишек заметила меня и побежала докладывать старшим. Поэтому пришлось спуститься вниз и, не дожидаясь вечера, я разбудил парней.

Камрады не возмущались, пообедали и привели себя в порядок, а затем я провел инструктаж. В Москву ехать не надо. Молодежь направляется в Белоомут своим ходом, а Гоман, Ольшанский и я едем в Калинец. Там устраиваемся и ночуем, а с утра продолжаем движение. Все просто и понятно. Вопросов не было. Операция отменяется, значит, так и надо.

Слегка поскрипывая, осевшая "шестерка" покинула подворье и по ухабистой дороге поехала в сторону автовокзала, где нас должны были покинуть молодые бойцы. Соседи провожали машину настороженными недобрыми взглядами, и у меня было чувство, словно мы отступаем с вражеской территории. Хм! По сути, так и есть. Пока мы не хозяева на своей земле, даже здесь, на окраине русского городка. Но это ничего. Настанет час, и мы вернемся. Не может все быть гладко, и я это понимаю. Хотели сделать базу, и не получилось. Хотели провести три акции, но в активе только одна. Хотели обойтись без крови, однако не вышло. Зато молодежь в реальном деле проверили, не зря суетились. Да и новобранцам нашим в армаде теперь дышать полегче будет.

Глава 11.

Подмосковье. Осень 2013-го.

Подходила к концу седьмая неделя пребывания нашего отряда в лесах за Белоомутом. Срок не очень большой, но и немаленький. Осень полностью вступила в свои права, пошли дожди, и ночами уже холодно. Сидеть в дебрях дальше смысла не было, а значит, следовало выбираться к людям. Но перед тем как покинуть гостеприимную лесную базу, на которой нас никто не тревожил, предстояло подвести некоторые промежуточные итоги и определиться с тем, что делать дальше.

Итак, что в активе? Есть отряд из двадцати человек, которые спаяны общей целью и доверяют друг другу. Добиться этого было очень сложно, ибо все мы разные и у каждого в голове свои тараканы. Людей дергали, откуда придется, и порой их взгляды отличались от моих. Но я-то что? Для большинства бойцов я всего лишь Егор, советник и помощник самого главного командира, отставного майора-спецназовца Ивана Ивановича Лопарева. Поэтому на меня внимания особо не обращали, а сам я не высовывался. А вот между собой новобранцы спорили, и несколько раз доходило до драк. Сначала христианин Крестоносец (Алексей Дунаев) сцепился с родновером Боромиром (Борис Романов). Затем нацбольшевик Серый (Сергей Ревякин) задрался с нацистом Сидором (Дмитрий Сидоров). А потом скинхеды Ганс и Вольф (Игорь Лунин и Геннадий Белов) наехали на Рустама (Рустам Шарафутдинов), который был наполовину татарином.

В общем, конфликты случались, особенно в начале тренировочного процесса. Но, в конце концов, все уладилось и утряслось. День за днем, в перерывах между тренировками и занятиями, а затем по вечерам возле костров, мы вдалбливали в головы молодых камрадов мысль, что все мы дети одной страны — Россия. Все мы братья и в наших жилах течет не только славянская кровь. Все мы желаем своей родине только добра. И наш истинный враг находится в Кремле, а все остальные животные: воры, грабители, олигархи-мошенники, педофилы, наркоторговцы, гомосеки, боевики-исламисты, псевдолибералы и псевдодемократы с псевдокоммунистами; всего лишь продукт блядской системы, которую мы должны уничтожить. Оторванная от телевизоров, компьютеров, телефонов и радио, молодежь слушала это, сердцем впитывала наши слова и, в конце концов, конфликты прекратились.

Что же касательно тренировок, то пока мы не делали ничего противозаконного. Будущие боевики нашей организации бегали по лесу, рыли схроны, играли в военные игры, изучали ТТХ оружия, минно-подрывное дело, оказание первой медицинской помощи (занятия проводил доктор Жаров), рукопашный и ножевой бой, основы партизанской борьбы, маскировку, связь и многое другое. В недавно расформированном властями военно-патриотическом клубе Гоман купил учебные автоматы, пистолеты, гранаты, противогазы и ОЗК, плюс плакаты, методическую литературу и некоторый шанцевый инструмент. Поэтому с теорией проблем не было. Зато с практикой туго, поскольку настоящего оружия не было, а без него никак. Правда, Лопарев немного натаскал двух снайперов. Вокруг Гомана сбилась тройка парней, которые принимали участие в крайней акции — это уже основа ближнего круга. Рядом с Эдиком постоянно два подростка крутились, глазастые и юркие — это городская разведка. Да мы с Лопаревым двоих отметили, ребята с задатками лидерства, и каждый мог стать командиром самостоятельной БУГ (боевой ударной группы из пяти человек).

Однако следовало решить, куда направить свои усилия, и в командном блиндаже я собрал тех, кому мог доверять: Лопарева, Гомана и Шмакова. Мы расселись по лежакам, и я оглядел камрадов. Заросшие щетиной лица бывшего майора и десантника, а на их фоне чумазый и улыбчивый Эдик. За прошедшее время мы многое поняли друг о друге и стали по-настоящему сплоченной командой. Я верил своим товарищам, а они, несмотря на мою внешнюю молодость, доверяли мне.

— Ну что, друзья, начнем? — спросил я товарищей.

Камрады кивками обозначили, что они готовы к проведению совета, и я продолжил:

— Ходить вокруг да около не стану, сразу к делу. Результатами нашего лесного сидения я доволен. Бойцы стали единым коллективом с общей идеологией, подтянули физподготовку и морально готовы к серьезным делам. Теперь очередь за нами. Люди жаждут реальных дел, без которых любая организация всего лишь сборище энтузиастов-теоретиков, а значит оттягивать осуществление акций нельзя, иначе бойцы перегорят. Правильно?

— Да, — отозвался Лопарев. — Верно говоришь, Егор. Без реальных дел мы нуль без палочки. Продолжай.

— А чего продолжать? Давайте думать, куда мы направим энергию бойцов и чем займемся.

Гоман с Лопаревым переглянулись, обменялись ухмылками, и майор сказал:

— Нам необходимо оружие и предстоящая акция должна быть направлена именно на это.

— Варианты есть? — я вопросительно кивнул.

— Нет. Мы думали, что ты предложение кинешь, не зря ведь на пару дней исчезал?

Лопарев был прав. Я покидал лагерь не просто так. Поэтому кивнул и сказал:

— Пара вариантов есть, но один мне нравится особо — налет на военную автоколонну. Точнее сказать, даже не налет, а автоугон одной машины.

— Интересно-интересно, — Лопарев потер ладони. — Сказал А, говори Б. Давай подробности.

— Будут подробности, — я вынул карту Наро-Фоминского района и раскинул ее перед камрадами, после чего ткнул в точку возле Калинца. — Вот ППД Таманской дивизии. В самом скором времени из дивизии на юг, для проведения масштабных военных учений, отправляется сводный мотострелковый батальон. Разумеется, он двинется по железной дороге, и погрузка будет производиться на ближайшем полустанке. Короче, вы с этим знакомы, объяснять не надо. Колонна выстраивается и перегоняется из военного городка к железке. Там стоянка и начинается крепеж техники на транспортные платформы. Дело это муторное и долгое, на сутки, а то и больше...

— И что ты предлагаешь? — перебивая меня, не выдержал Гоман. — Угнать автомашину с полустанка? Это проблематично. Там охрана будет. Да и зачем нам одна машина? В чем суть?

— Не торопись, Паша, — я нахмурился, дождался, пока он успокоится, и принялся объяснять дальше. — Мы должны угнать не просто автомашину, а ту, которая повезет вооружение, боеприпасы и броню для караульного взвода. В дороге охрана осуществляется одиночками, по одному автоматчику на вагон, а перед учениями караульную службу будет нести отдельное подразделение, которое вооружат по штатам. Поэтому нас не интересуют танки, бронемашины, палатки и чьи-то шмотки. Нам нужен конкретный автомобиль марки "Урал" и все...

— И как мы его угоним? — на этот раз не выдержал Лопарев.

— Вы люди военные и прекрасно знаете, какая неразбериха царит во время передислокации подразделения, тем более сводного. Все бегают, суетятся, начальство орет и требует ускориться, проверяющие в блокнотики что-то черкают, половина техники уже покинула ППД, а половина застряла на дороге или в военном городке. Короче, полнейший хаос, а тут мы. Через дырку в заборе на территорию воинской части проникают два человека в форме, сержант и офицер. Наши парни, Федя и Андрюха, встречают нас. После чего за несколько минут до отправления автоколонны мы вырубаем водителя и его сопровождающего. Затем занимаем их места, выезжаем, и машина сворачивает на один из проселков, где нас будут поджидать камрады. Ящики с оружием и боеприпасами вскрываются, содержимое перегружается в наш транспорт, и мы покидаем место проведения акции. Ну, а потом спокойно и без кипиша растворяемся на просторах Московской области. Таков мой предварительный план, который нам с вами предстоит доработать. Вопросы?

— Когда намечена переброска батальона? — спросил Лопарев.

— Через неделю. Возможно, будет пара дней задержки.

— На какой именно автомашине повезут оружие и груз?

— Пока не ясно. Это станет известно через три-четыре дня. У нас есть человек в автопарке, он покажет водителя и грузовик.

— На какую добычу мы можем рассчитывать?

— Примерно тридцать автоматов и около сорока-пятидесяти тысяч патронов, плюс броня, каски, подсумки и ствол сопровождающего.

— А если ограбить не взвод, а целую роту?

— Думал над этим, — признался я. — Сто с лишним автоматов, плюс штатные гранатометы и пулеметы, лучше, чем тридцать АКМ или АКС. Но ротное вооружение без боеприпасов, только холостые свои, а остальной боезапас будет получен уже на учениях.

— Когда подставные люди должны проникнуть на территорию части?

— Отправление утром. Проникаем ночью.

— А дырки в заборе точно есть?

— Да. Лично проверил и по расположению прогулялся.

— Как быстро дивизионное начальство поднимет большой шум?

— Минимум полчаса у нас в запасе будет, а то и больше. Чтобы скрыть пропажу, машину начнут искать самостоятельно, сначала в части, а затем на дороге. Ну, а поскольку автотрассу при перегоне бронеколонны перекрывать не станут, для нас это хорошо. За тридцать минут уехать можно очень далеко.

— Надеюсь, убивать никого не станем?

— Конечно же, нет. Офицер и водитель нам не враги. Самое главное, вести себя уверенно и все получится.

— Это понятно, наглость второе счастье, — майор ухмыльнулся и вспомнил былое: — Как-то наша бригада играла с местной "Альфой". Условный противник должен был проникнуть на территорию и "заминировать" ее. Так что они сделали? Спокойно, словно так и надо, через дырку в заборе проникли в часть, прошлись по всем казармам и оставили коробочки с надписью "мина". Весь день по бригаде бродили и даже в штаб прошли. Вот так-то. А как их поймаешь? В бригаде почти три тысячи человек и многие по гражданке, особенно под вечер. Однако я отвлекся, вернемся к операции. Сколько людей задействуем?

— Десять вместе с нами. Этого достаточно.

— А с остальными бойцами что?

— В Белоомуте оставим и в Балашиху отправим. Можно в Москву пару человек, кто не болтливый, отпустить. Позже и для них дело найдется, нам ведь расширяться надо, а пока, как американские мафиози, пусть на тюфяках валяются.

— Ну, а кто в часть пойдет?

Я помедлил и усмехнулся:

— Ты и я, вдвоем.

— Согласен, — майор кивнул и задал новый вопрос: — Когда выдвигаемся в Калинец?

— Послезавтра. На месте осмотримся, все точно распланируем, местность осмотрим и транспортную проблему решим. А пока... — рядом с нашим командирским блиндажом раздался шум и я крикнул: — Кто там!?

В блиндаж заглянул раскрасневшийся от бега боец и выдохнул:

— Веретено умирает!

Мы выскочили наружу и помчались вслед за парнем, который привел нас на соседнюю поляну. Здесь находился весь наш отряд, который камуфлированным клубком замер на одном месте. Я растолкал парней и оказался в центре, где на мокрой после дождя листве лежал хрипящий боец. Звали его Веретено, по паспорту Юрий Вереев, и он задыхался. На шее быстро набухала темная гематома, и рядом с ним находился его дружок Ратибор, который увидел меня и виноватым голосом залепетал:

— Я не хотел... Бревно из леса тащил... На костер... А тут Веретено из-за кустов выпрыгивает... Ну, я и отмахнулся... Прямо по шее... А он...

Все ясно. Молодежь дуркует и вот результат.

Я присел рядом с пострадавшим и стал его осматривать. Серьезных повреждений визуально не обнаружил, снял с пояса фляжку и побрызгал на лицо парня водой. Раз и другой. Хлоп-хлоп! Ресницы дернулись, и Веретено открыл глаза. Взгляд не понимающий и пустой. Но вскоре в них появилось нечто осмысленное, и я щелкнул пальцами у него перед носом:

— Как ты? Говорить можешь?

— Да-а-а... — с трудом прохрипел парень.

— Меня узнаешь?

— Да-а-а... Егор...

— Где болит?

— Шш-ея.

Лопарев тронул меня за плечо:

— Надо его к Жарову в Белоомут.

— Да, — согласился я и поднялся: — Ратибор и Крестоносец, живо за носилками.

— Сам поедешь? — спросил Лопарев.

— Ага, — я кивнул и сказал то, что не успел в блиндаже: — А вы начинайте ребят на группы делить.

— Понятно, — Иван Иваныч мотнул головой.

До населенного пункта добрались быстро. Укрытая тентом машина стояла неподалеку. Так что быстрый марш по лесу, выехали на дорогу, по газам и перед нами окраина Белоомута, тихая улица и наша база, двухэтажный кирпичный домик с просторным подворьем, подвалом, гаражом и небольшим огородом. Благодать. Сельская пастораль.

Предупрежденный по телефону Жаров нас уже ждал. Пара комнат в доме были оборудованы для приема больных, и доктор сделал все быстро и четко. Он осмотрел бойца, который уже оклемался и прижимал к распухающей шее холодный компресс, пощупал его, опросил, уложил на кровать и вышел ко мне.

Я находился на веранде, пил чай и, глядя, как похожий на Чехова доктор спокойно моет руки, подумал, что знаю о нем очень и очень мало. Все времени нет поговорить. Но одно можно сказать сразу. Сдавать нас Жаров не собирается, в Москву без сопровождения не выезжает, и вернуться к привычной жизни желания не изъявляет. Для меня этого достаточно, тем более что в наши дела Ярослав Всеволодович не лезет. Ему довольно того, что он может жить как человек, кушать нормальную еду, спать на чистых простынях и сидя перед телевизором, по стариковски, ругать правительство. А все остальное воспринимается врачом как-то спокойно и равнодушно. Устал он маяться, вот и вся разгадка такого поведения. Был бы попроще, наверное, спился бы. Однако интеллигентское воспитание, в хорошем смысле этого слова, не дает ему уходить от реальности подобным образом.

— Как Веретено? — спросил я врача.

— Вы про пациента? — уточнил он.

— Про него.

— Все нормально. Сильный ушиб, но позвонки и хрящи вроде бы целы. Пока достаточно компрессов, а если начнутся осложнения, тогда придется везти мальчика на рентген. Поэтому лучше оставить его у меня.

— Хорошо, пусть останется, — сказал я и задал Жарову новый вопрос, который интересовал меня как командира: — Ярослав Всеволодович, а вам доводилось заниматься пациентами из зоны боевых действий.

— Вы имеете в виду людей с огнестрельными и осколочными ранениями? — Жаров по-прежнему был вежлив.

— Именно, я говорю о них.

Жаров помедлил, пожевал тонкими губами и ответил:

— Да, раненые в моей практике были. В девяносто шестом году я работал в Ростовском военном госпитале, к нам тогда многих привозили. Надеюсь, понимаете откуда?

— Понимаю. Чечня.

— Вот-вот.

Врач тяжело вздохнул, замолчал и хотел выйти, но я удержал его:

— Ярослав Всеволодович, посидите со мной. Чаю попьем.

— Чай это хорошо. Но мне зеленый.

— Вы хозяин в доме, — я улыбнулся, — значит, вам и решать.

Доктор заварил чай и расположился напротив. Лицо спокойное и умиротворенное, тяжелая фаянсовая кружка в сухих старческих руках, а нос втягивал идущие от нее ароматы. Я молчал. Он тоже. Но, наконец, Жаров не выдержал моего прямого взгляда, поднял глаза и спросил:

— Егор, позволите вопрос?

— Конечно.

Ярослав Всеволодович слегка повел плечами, словно ему зябко, и спросил:

— Кто вы и в чем ваша цель?

— Не понял вашего вопроса. Кто это "вы"? Конкретно я или вся наша кампания?

— говорю про всех.

Строгие глаза хирурга смотрели на меня, будто рентгеном просвечивали, и я ответил предельно честно:

— Можете считать нас революционерами, Ярослав Всеволодович, не ошибетесь.

— Вот, значит, как, а я поначалу подумал, что вы бандиты.

— Нет. Мы не братва из лихих девяностых, хотя, должен признать, что наши методы на начальном этапе похожи. Но товарищ Сталин в свое время тоже банки грабил и считался разбойником, а в итоге выбился в лидеры великой державы.

— И вы берете с него пример?

— Нет. Мы сами по себе.

— А в чем конечная цель вашего движения?

— Построение общества, в котором во главу угла будет ставиться социальная справедливость. Это самое главное, а остальное должно приложиться. Ведь если нет справедливости, то все остальное пустой звук, и наш с вами народ вымирает не потому, что он состоит из алкашей и моральных уродов. Нет. Причина в ином. В государстве нет правды, а раз так, то нет резонов жить и рвать пупок ради той сволоты, которая окопалась на самом верху. Человек должен иметь что-то в душе, чистое и светлое. Он должен быть уверен, что его интересы-свободы защищаются, а дети не станут рабами. Только тогда он может шагнуть вперед, к звездам и великим свершениям.

— Цели у вас достойные, — Жаров покивал и добавил: — Был у меня когда-то пациент, полковник ФСБ, и он говорил как вы, слово в слово. Сейчас он, наверное, на пенсии уже. Свой век доживает и правителей страны проклинает.

— А адреса этого полковника вы не помните? — сразу насторожился я, услышав про отставника, чьи мысли совпадали с моими.

— Нет, — врач покачал головой. — Давно это было, лет шесть назад, я еще не бомжевал.

— А фамилия, имя, отчество офицера?

— А вам зачем, Егор?

— Мне специалисты нужны, Ярослав Всеволодович, — признался я. — Военные и работники спецслужб.

— Так он уже старый, — Жаров скривился. — Вам, наверное, не подойдет.

— Главное, чтобы соображал хорошо и на склероз не жаловался, — я ухмыльнулся. — Мне его мозги и знания нужны, а не кулаки.

— Если так, — доктор помедлил, — тогда можно попытаться с ним поговорить. Фамилия у полковника Трубников, зовут Антон Ильич. Поищите, может, найдете.

— Обязательно поищем.

Дальше разговор перескочил на другую тему. Жаров понемногу закупал медикаменты, мелким оптом, но помимо того ему требовалось медицинское оборудование для проведения операций и помощники. Это проблема, не очень большая, однако, ее тоже следовало решать. Впрочем, не сейчас.

Дом Жарова мы покинули через полчаса. Ратибор, который удостоверился, что с другом все в порядке, улыбался, а Крестоносец смотрел на осенний лес. Ну, а я крутил баранку и думал о том, кого послать на поиски полковника Трубникова. Хотя кого посылать? Эдика Шмакова с его парнями, а больше некого. Шансы на то, что Трубников еще жив, на ногах и соображает, имелись, и стоило попытаться на него выйти. Мало ли, вдруг получится привлечь отставника к нашим делам. А нет, так нет. Пока мы ничем не рискуем. Но опять же это только после похищения грузовика с оружием. Сейчас это приоритет, а остальное подождет.

* * *

— Сержант!

Я стряхнул в урну пепел и посмотрел на полного мордастого майора, который остановился перед курилкой. Что ему надо? Сижу, никого не трогаю, курю, жду Лопарева и никому не мешаю.

— Чего? — отозвался я на окрик незнакомого майора.

Офицер побагровел и закричал:

— Ты чего, обезьяна, совсем берега потерял!? Устав не учил!? При появлении офицера следует встать по стойке "смирно" и отдать ему воинское приветствие!

— За спиной майора появился Иван Иваныч, который изображал из себя полковника, и я решил позлить чересчур "уставного" офицера.

— Товарищ майор, команда "смирно", насколько я помню Устав, в курилках не подается и не применяется, — у меня на лице появилась улыбка.

— Кто твой командир!? Из какого батальона!?

Мне показалось, что раскрасневшийся майор сейчас лопнет от злости. Но рядом с ним остановился Лопарев, который спросил:

— В чем дело? Что за крики?

— Да вот, товарищ полковник, — майор решил меня застучать, — боец наглый. Наверное, по гражданке соскучился. Так можно ему это устроить. Разрыв контракта и пинок под зад, пускай идет на стройку или дворником. Распустились...

— Как мне поступать с моим водителем я сам разберусь.

В голосе Ивана Иваныча проявились презрительные нотки и майор, вжав голову в плечи, снизу вверх посмотрел на Лопарева, и попытался задать вопрос:

— А вы, товарищ полков...

— Я проверяющий из Москвы, — оборвал майора Иван Иваныч и достал из кармана блокнотик с золотой ручкой. — А вы кто?

Майор оказался трусом. Типичный "шакал" при погонах, таких в российской армии с каждым годом все больше и больше. Однако он подтянулся и представился:

— Помощник командира сводного батальона по воспитательной работе майор Чулков.

— Так и запишем, — Лопарев черканул в блокнотике несколько слов. — В то время, когда батальон отправляется на погрузку, майор Чулков бегает по военному городку и шпыняет солдат контрактной службы, словно ему заняться больше нечем. Непорядок.

— Товарищ полковник, да я тут по делам...

— Ступайте, майор Чулков. Я буду на учениях, там и поговорим. Подробно и обстоятельно. Заодно проверим, что творится в вашей епархии. Нале-во! Шаго-м! Марш!

Чулков помчался по своим делам, а Лопарев присел рядом и выдохнул:

— Бардак кругом, а еще гвардейцы.

— Не ворчи, Иван Иваныч, — я выкинул окурок. — У вас в бригаде, наверняка, точно так же все было.

— Ты прав, Егор, все точно так же, — Лопарев кивнул, огляделся и добавил: — Пока мы не оступились. Наша машина выезжает из автопарка через десять минут и становится на погрузку возле общежития третьего батальона. Оружие для караульного взвода из их оружейных комнат. Я с офицерами постоял и все выяснил.

— Федя с Андрюхой тоже самое сказали.

— Да, молодцы парни. Все разнюхали.

— Как там, в автопарке, тебя не заподозрили?

— Нет. Местные офицеры подумали, что я проверяющий, а москвичи решили, что я из дивизии. Тут контроллеров, по-моему, больше чем солдат. Отовсюду набежали. Одних генералов семь штук насчитал и при каждом свита, а еще генштабовские холуи. Не продохнуть.

— Ладно, — я встал, — пойдем к общежитию?

— Да, — согласился Лопарев, — пора.

Он встал, и я его остановил:

— Подожди.

— Что?

Я всмотрелся в лицо мнимого полковника и покачал головой:

— Ничего. Показалось, что грим с твоего шрама слезает. Но нет. Нормально, хотя на солнце он немного отсвечивает.

— Ну, это не страшно. Все?

— Нет. Повязка где?

— Забыл совсем, — Лопарев достал из кармана белую повязку с надписью "Наблюдатель". — Вот она.

На левую руку Ивана Ивановича я прикрепил повязку, и мы двинулись в сторону общежития. Кругом бегали солдаты. Рычали моторы грузовиков и бронетранспортеров. Слышна ругань офицеров. Как и предполагалось изначально, в расположении 1-го гвардейского мотострелкового полка царил хаос и это несмотря на подготовку. Бардак, но нам это на руку.

По плану высокого московского начальства из Арбатского военного округа, министра обороны Шойгу и лично президенте Путина, начинаются широкомасштабные учения "Сполох-2013". Условный противник, синие, высаживает десант на черноморском побережье, и войска Северо-Кавказского военного округа совместно с флотом, красные, не могут его сдержать. Противник закрепился на российской территории, усиливает группировку вторжения и в зону конфликта начинается переброска резервов из Московского военного округа. По "неожиданной" тревоге, командование Таманской дивизии узнало о ней за десять дней, из наиболее боеспособных рот 1-го гвардейского полка формируется сводный батальон, который и направляется на юг. Что характерно, Генштаб изначально закладывает в план учений фактор частичной не боеготовности полка, и это нечто новенькое, такого раньше, по-моему, не было. Впрочем, на бумаге все это красиво, а в реальности не очень. Куча проверяющих, контроллеров и наблюдателей, высокое начальство, которому здесь нечего делать, хронометраж действий, нервотрепка, группы журналистов и показуха. В принципе, учения нужны, спору нет. Но реальные, а так сплошная бутафория выходит.

Что же касательно нас с Лопаревым, то пришлось немного подкорректировать первоначальный план. В военном городке слишком много глаз и ушей и подменить водителя с сопровождающим проблематично, да и "уралом" управлять не так уж просто, а у нас обоих навыки не очень. Поэтому было решено ехать на грузовике со штатным водителем. Будем засекать время, а в остальном план остается без изменений. И тут все упирается в то, насколько хорошо мы сыграем свои роли. Поверят нам, значит, будет место в грузовике, а если нет, тогда придется линять и искать другие варианты приобрести оружие: нападение на полицейских и охранников, покупка стволов у бандитов или у тех же самых военных.

К общежитию мы подошли вовремя. "Наша" машина, крытый тентом "урал", как раз подъехала к общежитию батальона. Все нормально и одновременно с этим нет, потому что на крыльце собралась кучка офицеров, среди которых был комбат, а рядом находились два наблюдателя, оба капитаны.

— Не дрейфь, Егор, — не оборачиваясь и не сбавляя шага, бросил Лопарев, — смелость города берет. Прорвемся.

— Давай, Иваныч, не подведи, — отозвался я.

Мы подошли к крыльцу, и офицеры посмотрели на нас. От направленных на тебя взглядов десятка человек всегда чувствуешь себя некомфортно. Но рядом был Лопарев, который приблизился к офицерам, небрежно взмахнул рукой, типа отдал воинское приветствие, и сказал:

— Личный наблюдатель министра обороны, полковник Васнецов. Почему затягивается погрузка? Кто за нее отвечает?

Офицеры-гвардейцы ему что-то ответили, а затем вперед вытолкнули ротного, невысокого щуплого мужичка с лицом пропойцы, который представился как капитан Шумский. Кстати, именно в его роте служили наши молодые камрады и два контрактника, которых мы прикончили.

Как водится, "полковник Васнецов" высказал капитану свое неудовольствие и приказал пошевеливаться. Шумский забегал, комбат исчез, и началась погрузка. Солдаты, среди которых промелькнули лица Феди и Андрюхи, стали грузить в автомобиль железные ящики с боеприпасами, оружием, бронежилетами, касками и амуницией. Все делалось на удивление быстро и слаженно, и вскоре "Урал" был загружен. Наполовину.

— Это все? — Лопарев посмотрел на трех капитанов: ротного и наблюдателей; которые чувствовали себя неловко.

— Так точно, — кивнул один из наблюдателей.

— Бардак! — воскликнул "полковник". — Вы представляете себе, что было бы, если бы мы находились не на учениях, а на реальной войне? Нас бы уже размазали. Где следующая машина!? Ее нет, а эта полупустая. Капитан Шумский, что еще грузится от вашей роты?

— От нас ничего, — ротный помотал головой и машинально сделал шаг назад.

— А от батальона?

Снова наблюдатель:

— Вооружение для взвода огневой поддержки. Четыре АГС с боезапасом, три "утеса", два миномета и полтора десятка РПО.

Лопарев бросил на меня косой взгляд, и я еле заметно кивнул. Мол, работай, Иваныч, пока прет, не останавливайся, а я рядом.

— Значит, так, все грузить в эту машину, — Иван Иваныч кивнул на "урал".

— Но по плану... — встрял наблюдатель.

— Где комбат!? — воскликнул Лопарев. — Пойдемте к нему! Я доложу министру обороны о том, что здесь творится! Безобразие!

"Полковник Васнецов" с настоящими наблюдателями скрылся в общежитии, где на первом этаже находился штаб батальона, а ко мне подошел Шумский, который кивнул вслед Лопареву и сказал:

— Суровый полкан. Давно ты с ним?

— Два года уже.

— И что, он всегда такой?

— Это еще добрый.

— А правда, что он от самого? — капитан кивнул на хмурое осеннее небо.

— Да. Он с ним еще в МЧС был. Старые знакомые. Так что если позвонит, куда надо, то здесь всем плохо будет.

— Ну да, конечно...

Капитан воровато оглянулся по сторонам и убежал в штаб, может быть, делиться информацией с начштаба или комбатом. Не знаю. Однако приказ Лопарева был выполнен. Спустя пять минут погрузка продолжилась и, кстати сказать, были погружены не только автоматические гранатометы, станковые пулеметы, минометы и ручные пехотные огнеметы "шмель", но и несколько ящиков с патронами. После чего, наконец-то, подъехал опоздавший грузовик и на крыльце общежития появился Лопарев, которого сопровождал комбат и капитаны-наблюдатели.

— Все погрузили? — сурово спросил Иван Иваныч.

— Да, — отозвался невысокий, но крепкий прапорщик, которому предстояло сопровождать груз на полустанок.

— Отлично, — блокнотик лже-полковника открылся, Лопарев сделал пару отметок и сказал: — Поеду с вами, посмотрю, насколько быстро доберетесь до точки.

— Тащ полковник, — прапорщик смущенно улыбнулся, — а места нет.

— Ничего. Я в кабине, а ты с моим водителем в кузове. Поехали.

Иван Иванович действовал очень напористо и нагло. Игра на грани фола, но отступать было некуда, и у нас все получилось. Никто, ни один человек, не спросил у нас документы. Никто не возразил "полковнику". Никто не спросил, почему водитель "наблюдателя" не поедет следом за грузовиком на легковушке. Никто не почесался и не насторожился. Командование батальона, будто загипнотизированное, со всем соглашалось, и вскоре, не дожидаясь формирования основной автоколонны, вслед за бронетранспортерами, мы пересекли КПП части и выехали на дорогу.

Я сидел на ящике с патронами для "утесов", а напротив меня разместился хмурый прапорщик. О чем он думал, мне неизвестно, наверное, клял последними словами начальство. Но это и неважно. Для меня он всего лишь помеха, которую надо устранить и, желательно, сделать это без крови. А примерно через десять минут "урал" остановился. Все посторонние мысли исчезли, и я стал действовать.

— Что такое? — не понимая причину остановки, прапорщик привстал.

— Ничего, — ответил я и ударил его.

Кулаком в грудь, чуть пониже гортани, чтобы по бронхам спазм пошел. Не получилось. С одного удара прапорщика не вырубил, он отклонился. С ноги коленом в пах. На этот раз достал. Сопровождающий, хрипя, осел. Он не ожидал нападения и за это поплатился. После чего я обхватил шею прапорщика и придушил его.

Сопровождающий задергался и замер. Пульс был, но сознание он потерял. Это нормально и, забрав оружие прапорщика, я связал его ремнем. Только с этим закончил, как откинулся полог, и я увидел Лопарева, на щеке которого вновь красовался шрам.

— Помоги, — крикнул Иван Иванович и, оставив прапорщика в покое, я спрыгнул на дорогу.

Мы на трассе, грузовик на обочине. Мимо нас потоком идут машины, и я плотнее надвинул на лицо форменную кепку. Но в целом все спокойно и до нас никому нет никакого дела. Стоит "урал", видимо, сломался, а рядом два военных человека, плюс со стороны обочины еще один лежит.

— Водителя в кузов? — спросил я полковника.

— Конечно, — он мотнул головой и добавил. — Солдатик глазастый попался. Косился-косился и спросил: "А чего это у вас, тащ полковник, на щеке?" Пришлось раньше срока его вырубить. Жаль парня, думаю, челюсть ему сломал. Зато живой.

— Хорошо, что грим не в части потек, — хватаясь за ноги водителя, сказал я.

Лопарев ничего не добавил. Вдвоем мы закинули тело связанного поясным ремешком водителя в кузов, к прапорщику, и тут мимо пошла следующая часть военной автоколонны. Находящаяся впереди штабная машина остановилась и в окне показалась знакомая нам ряха майора Чулкова. Было, он хотел что-то сказать, видимо, уточнить причину остановки, но увидел грозного "полковника Васнецова", который погрозил ему кулаком, и промолчал.

Колонна прошла мимо, и мы продолжили движение. С грехом пополам я стронул "урал" с места и повел его к повороту, где нас ожидали товарищи на двух "газелях" и "шестерке. Проехали пару километров и пост ВАИ. Опытные военные автоинспекторы заметили, что грузовик движется с трудом, рывками, и хотели нас остановить. Однако Лопарев засветил полковничьи погоны, и с нами решили не связываться. Снова мы избежали проблем, а затем показался заветный поворот на тихий проселок, и грузовик свернул.

Сто метров и "урал" замер в неприметной роще невдалеке от трассы. Мы с Лопаревым покинули кабину и вскоре появились камрады. Они подскочили к нам, и я отдал команду:

— Разгружайте грузовик. Ящики в "газели", вскроем потом. Поживее, братва. У нас есть пятнадцать минут, не больше. Людей из кузова в рощу, пусть посидят. Кабину облить бензином.

Бойцы занялись делом, а мы с Лопаревым переоделись. Ровно через четверть часа "урал" опустел и был подожжен, а группа, замаскировав груз заранее подготовленными промасленными одеялами и железками, через Алабино, помчалась в сторону Апрелевки. Впереди было несколько постов ГАИ и не везде дело можно решить деньгами. Поэтому бойцы были готовы к бою. Но в этот день фортуна была с нами. Никто нас не останавливал и уже к вечеру, удалившись от Москвы, мы прибыли в Белоомут.

Глава 12.

Москва. Осень 2013-го.

Я окинул взглядом щуплого бритоголового подростка, от которого пахло так, словно он только что копался в помойке, и спросил его:

— Как тебя зовут?

— Ливер, — паренек смотрел исподлобья.

— С чего такое прозвище?

— Колбасу ливерную уважаю. В магазине кусок колбасы украл, а меня поймали. С той поры и прилипло.

— А по документам тебя как звать-величать?

— А ты че, в натуре, мент или прокурор?

Стоящий рядом с Ливером боец нашего отряда, Рубило, которого мы в свое время подобрали на улице, толкнул его в бок:

— Не ершись. Тебя спросили, ответь. В детдом никто не сдаст, и в приемную семью не вернут, не те здесь люди.

Ливер кивнул:

— По документам Артем Денисович Щукин.

— Сколько тебе лет?

— Четырнадцать.

— К нам хочешь?

Краткая заминка и кивок:

— Да. У вас бригада крутая, — он кивнул на Рубило. — Браток так говорит, и я ему верю.

— Чем занимаемся, понятие имеешь?

— Слышал, вы против олигархов-воров и прочей нечисти.

— Про испытательный срок знаешь?

— Слышал. Два месяца.

— Верно. А что за длинный язык бывает, знаешь?

Беспризорник, которого вместе с такими же, как и он, уличными бродяжками, привел на мою новую съемную квартиру Рубило, ощерился:

— Если ко мне по-человечески, то я и со всей душой. Не сдам. Мы не из болтливых.

— Ты за него ручаешься? — я кивнул нашему бойцу, по паспорту Топорову Альберту.

— Ручаюсь.

— Тогда ты с нами, — следующий кивок Ливеру. — Поешь, переоденься, помойся и отдохни. Завтра поедешь в тренировочный лагерь.

— Понял.

Ливер и Рубило вышли, а расположившийся на диване за моей спиной Паша Гоман пробурчал:

— Детский сад сопливый. Зачем они нам? Ладно, двух-трех пригрели, но больше это уже перебор.

— Э-э-э, нет, Паша, — я покачал головой. — Ты ошибаешься. Это не детский сад, а наше будущее.

— Будущее — это да, спора нет. Но бойцы из них никакие.

— А ты про чернецовцев слышал?

— Нет. А кто это?

— В начале Гражданской войны был на Дону лихой есаул, Василий Чернецов. Он бился против красных и считался героем. Однако за ним никто не пошел, люди устали от войны и думали, что все будет хорошо и жизнь наладится сама по себе. И тогда Чернецов стал набирать в свой партизанский отряд тех, у кого сердца горели: семинаристов и гимназистов.

— Ну и что?

— Они дрались лучше, чем многие бывалые вояки, которые прошли через горнило Мировой войны. А почему? Да потому что для них не было невозможного и они верили своему командиру. Ветераны говорили — нельзя захватить станцию, а они шли и брали ее. Увешанные Георгиевскими крестами лютые бойцы пожимали плечами и отходили в сторону, как общечеловеки сейчас, когда где-то творится несправедливость. А молодежь лезла в драку, теряла товарищей и побеждала. Эти мальчишки своей кровью оплачивали трусость старших и если бы не погиб Чернецов, то, возможно, сейчас мы жили бы в другом государстве. Не факт, что жили бы лучше, но в другом. Однако про это поговорим в другой раз, когда время будет. А пока давай о том, что вокруг нас творится.

— Давай, — согласился Гоман.

— Что в лесах?

— Нормально. Оружие пристреляли. Правда, местные жители всполошились. Пара грибников слышала стрельбу. Пока ничего серьезного, но власти насторожились, а по городу поползли слухи.

— Вы же тир в овраге оборудовали?

— Да. Овраг местами настилом из веток накрыли, и получилось стрельбище. Но звуки по лесу разлетаются далеко, а скоро охотничий сезон. Так что придется все рушить, оружие прятать и в другое место уходить.

— Это понятно. Как там Иван Иваныч, справляется?

— А куда ему деваться. По телевизору его фоторобот показали, и он теперь из чащобы не высовывается, весь в трудах, аки пчела. С ним десять парней и еще десять с тобой в Москве или в Подмосковье.

— Так-так. Обратно когда собираешься?

— Завтра.

— Отлично. Новобранцев с собой повезешь.

— А много?

— Десяток.

— Они в мою машину не поместятся.

— Ничего. Там только восемь человек молодняк, а двое люди бывалые и на своем транспорте.

— Кто такие?

— Один протеже Лопарева — они служили вместе, спецназер бывший, потертый и жизнью битый, но на ногах еще стоит. А второго я сам нашел.

— Тоже бомж, как Иваныч? — Гоман усмехнулся.

— Нет. Обычный работяга, автослесарь, но боевой. Вечером возвращаюсь, гляжу, мужик против троих алкашей дерется. Вмешался, помог ему, разговорились и теперь у нас на одного человека больше.

— А не подстава?

— Нет. За ним ребята Эдика Шмакова походили. На подставного не похож.

— Ладно. На месте посмотрим, что за тип.

— Посмотрите, конечно. Как настрой наших бойцов?

— Акция нужна. Молодежь хочет всего и сразу, а как стволы появились, так некоторых прям распирает, дайте до врагов дорваться. Пока мы их одергиваем, но долго бойцов удерживать нельзя, так что думай, Егор.

— Я только этим и занимаюсь, Паша, что думаю.

— И что?

— Продолжаем работать в прежнем темпе. Еще неделя-другая и начнем готовить отслуживших в армии бойцов для контрактной службы. Сколько у нас таких, трое?

— Да.

— Вот и хорошо. Одного в Кантемировскую дивизию. И по одному человеку в ОДОН с Таманской дивизией, чтобы Феде с Андрюхой помог.

— Кстати, как они там?

— Авторитет себе заработали, сейчас ячейку создают. Дело идет туго. Однако несколько срочников готовы за парней вписаться.

— В наше время это уже не мало. А нам на что настраиваться? На захват районов?

— Да. Для начала только два: Луховицкий и соседний Серебряно-Прудненский.

— А почему именно они?

— Это очевидно. Оба района находятся на отшибе, граница с Рязанской и Тульской областями. Народ там небогатый, места тихие, криминалитет не сильный, нравы местами патриархальные и чиновники не шибко борзые. Значит, шансов договориться с ними полюбовно больше и в каждом районе есть только два человека, от которых все зависит. Это глава района и начальник РОВД.

— И когда мы начнем действовать?

— Весной. А пока собирайте информацию.

— Егор, — Гоман пристукнул по столу кулаком, — я же говорю, что не удержим бойцов. Сейчас что-то нужно делать. Сейчас.

— Не кипятись, — я подошел к окну, распахнул форточку и закурил. — Будет акция. Скоро. Так и передай ребятам. Подробности позже. Сейчас не хочу этой темы касаться, обдумать все еще разок надо. Через неделю приеду в Белоомут, там соберемся, и детали обговорим.

— Ну, так бы сразу и сказал, — Гоман улыбнулся и добавил: — Парни обрадуются.

— Они обрадуются, — согласился я, — и будут счастливы, пока их кровь не пролилась. Рано или поздно, но за нас возьмутся всерьез, и начнется: кто-то попался, кто-то скурвился, кто-то отошел, кто-то обабился или на всю жизнь инвалидом стал. Вот тогда многие по-другому заговорят. Впрочем, пока все тихо и это хорошо, — я посмотрел на Пашу: — Ладно, ты с дороги, отдыхай.

— Да, надо подремать, — улыбка с лица Гомана сползла, и он поднялся.

Я остался один и прилег на диван. Руки за голову, взгляд в потолок. Квартира трехкомнатная, места всем хватает, и мне, и Гоману, и вчерашним уличным бродягам. Поэтому меня никто не тревожил, и можно было выспаться. Но сон не шел. Беспокойные мысли бились в голове, и я думал о том, что нам предстоит сделать.

Бойцы отряда хотят акцию и она, как я и обещал Гоману, будет. Недалеко от Москвы в одном из элитных поселков, вроде Светлогорья, где мы уже побывали, вместе со свитой закрепилась группа "кавказских" воров в законе. Это интернационал, в большинстве своем из "апельсинов", которые около года назад вступили в конфликт с ворами "славянскими". Пока до большой крови не дошло, но обе стороны запасают оружие, собирают в кучу боевиков и укрепляются. Кстати, чтобы не было недопонимания, русские есть с обеих сторон, и обе стороны активно сотрудничают с органами правопорядка. Поэтому для меня все профессиональные воры на одно лицо и отношение к ним одинаковое. А основная причина, почему в противники назначена именно "кавказская" группировка, в удобном расположении поселка, который со всех сторон окружен лесом.

Спрашивается: откуда я про него знаю? Из прошлой жизни. Когда был строителем, работал там несколько месяцев. Платили исправно, и пока пахал, я многое услышал и увидел. И когда всплыл вопрос о следующей акции, долго не раздумывал, послал в этот район пятерку разведчиков, и они все рассмотрели. Подходы и отходы, количество охранников и системы слежения. Все это было зафиксировано и вместе с подробной картой местности и схемой поселка легло на мой стол. После чего я принял решение. Атака тремя боевыми пятерками с разных сторон. Обстрел поселка из "утесов" и автоматов, а затем отход. Прибытка с акции никакого. Но на первый раз этого достаточно, ибо полноценный захват хорошо укрепленного поселка, в котором свыше полусотни вооруженных людей, отряд не потянет. Зато бойцы постреляют по живым людям, которые станут отстреливаться. Ну, а после того как мы скроемся, я планирую отправиться на юг, если быть точным, в Краснодарский край, где вскоре начнется зимняя Олимпиада. Очень примечательная сразу несколькими событиями и фактами, про которые мне довелось узнать из телевизора.

Первое, на строительство инфраструктуры и спорткомплексов в Сочи были потрачены колоссальные средства, из которых половину разворовали. И никто из крупных чиновников так и не предстал перед законом, хотя мелких мошенников посадили предостаточно.

Второе, на этой Олимпиаде был совершен крупный теракт. Один из спортивных объектов оказался заминирован. Мощный фугас находился под зрительскими трибунами, прямо в бетонном основании, которое при строительстве заливали ваххабиты с Кавказа. Один радиосигнал и подрыв, по "грозненскому варианту", когда бомба оказалась замурована в трибуну, на которой находился Кадыров-старший. В итоге около трехсот убитых и почти тысяча раненых. Шок для всей страны и позор правителей, которые в очередной раз пообещали "мочить террористов в сортирах". Да только никто кремлевским олигархам уже не верил, ибо как можно доверять болтунам и пиздаболам, которые вот уже двадцать пять лет рассказывают сказки про реформы, модернизацию и увеличение ВВП. Спора нет. Владимира Владимировича Путина в телевизоре стало больше, как ни включишь зомбоящик, он там и все время в делах. То на самолетах летает, то клады добывает, то на батискафе в морские глубины спускается, то на "ладе" по автомагистралям путешествует, то про холокост рассказывает. А в остальном ничего хорошего. Одно вранье и показуха.

Третье, помимо обычных гостей на Олимпиаду пожаловали боевики не единожды уничтоженного Доки Умарова, которые должны были ворваться в город и устроить в нем грандиозный переполох. Но тут у них ничего не вышло. В горах, лесах и поселках вокруг Сочи находилось два батальона из 10-й бригады спецназа ГРУ, краевая "Альфа", пограничники, полиция и кадыровские гвардейцы. Вот они-то, еще на дальних подступах, и приняли на себя удар двух сотен бандитов, которые выползли из чащоб.

Четвертое, пока в Сочи царил хаос, а в районе Кавказского природного заповедника вблизи горы Амуко шли бои с идущими из Карачаево-Черкесии боевиками, отличились кубаноиды. Кто-то из лихих людей додумался сколотить бригаду и, пользуясь неразберихой, провел ряд дерзких нападений на приморские виллы и особняки высокого начальства, как местного, так и московского. Говорят, добра было вывезено много, и даже личное обиталище президента России обнесли, заодно напугав иностранных гостей.

Однако это только слухи и я не знаю, сколько в них правды. Поэтому мне хотелось бы их проверить, а заодно предупредить людей о готовящихся терактах. При этом я понимаю, что коль уж задумался о смене режима, подобная буча и смерть обычных людей мне выгодны, ибо дестабилизация обстановки платформа для революции. Но я убежден, что на смерти безвинных людей ничего хорошего не построишь, и повторение Гражданской войны страна не переживет, а значит предупредить власти о фугасе надо. А заодно с теми, кто олигархов грабил и остался безнаказанным (так утверждали слухи), следовало бы познакомиться. Все же они "робин гуды" нашего времени, почти такие же, как и мы. Глядишь, договоримся.

"Договоришься? — промелькнула у меня мысль. — Ты до сих пор не определился, в своем ли прошлом находишься, а рассуждаешь так, словно тебе все известно наперед".

Это да, есть такое. Когда Генерал отправлял мой разум в путь, он упоминал проект "Параллель", и когда я оказался в своем молодом теле, то не придал этому названию никакого значения. Однако сейчас о нем вспомнил, ибо слишком много странностей накопилось.

Например, я точно помню, что отчество президента России Путина было Витальевич, а не Владимирович. Я помню, что бывший министр обороны Сердюков умер в начале лета, отравился устрицами, а сейчас он живой и занимает какой-то ответственный пост в правительстве. Я помню, что мэр столицы Лужков эмигрировал в Германию и там жировал на народные бабки, а по телевизору узнал, что он оказывается в Австрии.

Мелочи, несовпадения, шероховатости. Все это заставило меня на многое взглянуть иначе, и я пришел к логичному выводу, что нахожусь не в своем мире, а в параллельном, который на него похож, словно брат-близнец. Следовательно, в этом мире какие-то события могут не произойти, а ответ на вопрос — куда меня занесло, может дать Геннадий Сальников из Екатеринбурга. А поскольку бросить все и рвануть на родину я не мог, то поступил, как человек с деньгами. Я нанял детективов из солидного агентства и спустя сутки получил информацию на всех Геннадиев Сальниковых из Екатеринбурга и области.

Нужных мне Сальниковых оказалось четверо. Конченный забулдыга сорока семи лет с предпоследней стадией рака. Замордованный жизнью тридцатилетний железнодорожник с четырьмя детьми на шее и стервой-женой. Двадцатипятилетний смазливый стриптизер в одном из ночных клубов. И последний кандидат в гении — умный пятилетний малыш, про которого не так давно писала городская газета, мол, такой маленький, а уже в математике шарит и уравнения решает.

Ну и кто из вышеперечисленных Сальниковых тот самый Геннадий? Ответ очевиден, наверняка, не первые трое. Значит, мне нужен мальчишка. Однако что он сможет рассказать о проекте "Параллель" в свои годы? Ничего. Поэтому все, что мне остается, ждать...

— Эх-ма! Что же не спится!? — сам себе сказал я, встал и подошел к столу.

Рука машинально потянулась к ноутбуку и, закурив, я посмотрел на монитор с заставкой в виде лесного пейзажа, а затем открыл текстовой документ с наметками на создание собственной партии.

Партизанщина, дело, конечно, хорошее и нужное. Однако помимо боевиков нужны и пропагандисты, которые в мягкой форме станут готовить население страны к переменам и подбирать управленцев. Ведь это только в сказках все просто: "Дракон умирает — убитый копьем, царевна идет под венец"; а в жизни не так. Ну, отобьем мы район, другой и третий, а потом, в конце концов, и до главных воров доберемся. Но что дальше? Страна без властной верхушки развалится и необходима альтернатива. Сами остаемся в тени, а подставные лидеры рулят государством и выполняют наши команды. Это в идеале, который в принципе не достижим, но к которому надо стремиться.

Пока же нас немного и наши цели на глобальные не тянут. Поэтому на начальном этапе партия должна быть небольшой и компактной, благо, сейчас ее создать не сложно.

Что нужно для создания партии? В первую очередь необходим представительный горлопан в хорошем смысле этого слова, образ которого для себя я уже сформировал. Около тридцати лет. Служил в армии. Русский. Правильно говорит. Любит деньги. Любит жизнь. Взгляды и убеждения близки нашим. В Москве такого человека найти не так уж и сложно, и я надеялся отыскать его в самое ближайшее время. После чего начинается второй этап.

Формируется организационный комитет (инициативная группа), которая уведомит Министерство юстиции о намерении создать партию и предоставит властям необходимые документы. Это сведения о руководителе, членах инициативной группы и предварительная программа партии. Министерство юстиции принимает документы, и оргкомитет начинает действовать. В течение года проводится съезд учредителей, и создаются региональные отделения в каждом из которых не менее трех человек, руководитель и два помощника.

Вроде бы все понятно и наступает заключительный этап формирования организации. Проводится общий съезд, на который должно прибыть не менее восьмидесяти человек, принимается устав, подаются документы на регистрацию партии, и обнародуется доработанная программа. После этого в течение двух недель Министерство юстиции регистрирует новую организацию, оргкомитет распускается, и начинаются нормальные партийные будни. При этом в партии может быть не более пятисот человек, а по недавно принятому Госдумой дополнению к закону всего четыреста пятьдесят. Так что все реально, были бы деньги, а они есть. И если партия, название которой "ЗаСС — За Социальную Справедливость", появится, то у нас будут легальные штаб-квартиры по всей стране и под крышей организации можно создавать настоящие военно-спортивные лагеря и вербовочные конторы. Затраты, при этом, разумеется, намечаются колоссальные и тех миллионов, которые лежат у меня в лесном тайнике, надолго не хватит. Но деньги в данном случае пыль, ибо я считаю, что война должна сама себя кормить, и экспроприацию экспроприаторов никто не отменял...

Голова стала клониться вниз, а глаза слипаться. Однако в этот момент позвонил Эдик Шмаков, который вместе со своей пятеркой наблюдал за отставным полковником Трубниковым.

— Да, Эдик, — сказал я. — Слушаю тебя.

— У нас проблемы, — сходу заявил Шмаков.

"Как часто мне приходится это слышать", — я невольно улыбнулся.

— В чем суть?

— Трубников моего парня засек.

— И что?

— Схватил его и потребовал разговора со старшим.

— Так сходи и поговори.

— Нет. Ему самого главного подавай.

— Понятно. Наш парень сейчас у него?

— Да.

— Полковник на твой телефон звонил?

— Да.

— А ты с него мне звонишь. Ты чего, Эдик, дурак?

— Блин! — Шмаков что-то пробурчал: — Не подумал, что могут отследить.

— Ладно. На будущее умней будь. Ты где сейчас?

— Возле дома Трубникова.

— Скоро подъеду. Жди.

— А как же...

— Если бы нас хотели взять, то взяли бы, а Трубников не тот человек, чтобы нас подставлять. Впрочем, посмотрим.

Я стал одеваться и прокручивать в голове информацию на отставного полковника ФСБ.

"Антон Ильич Трубников. Год рождения — 1963. По службе занимался проверкой пограничных застав и отрядов, то есть человек боевой. Имеет правительственные награды, памятные подарки и грамоты. Уволен со службы пять лет назад по состоянию здоровья. Состоял в коммунистической партии. Вышел из нее. Вступил в ЛДПР, но и там не задержался. Проживает в Москве, рядом с метро "Парк Победы". Жена умерла четыре года назад. На попечении сын-инвалид, лейтенант погранвойск, который попал на мину и потерял левую ногу. Особых увлечений нет. Контакты с товарищами по работе не поддерживает, по крайней мере, за четыре дня, что за ним ходят парни Шмакова, ни с кем не общался. Распорядок дня один и тот же. Подъем, зарядка на балконе, завтрак, прогулка с сыном. Потом они возвращаются в квартиру и Трубников-старший начинает движение по магазинам. Продукты отставник покупает самые обычные и старается экономить, видно, не жирует и шиковать не с чего. Затем полковник идет домой и вечером вновь вместе с сыном выходит на прогулку. На подставного агента полковник не похож, и режим ему любить вроде бы не за что".

На мгновение я замер перед зеркалом. Готов? Да. Ну и нормально. Сейчас Пашу предупрежу и поеду в гости к Трубникову. Он не зверь, а я не охотник. Мы с ним во многом похожи, и потому общий язык найдем. Ведь у него та же самая проблема, что и у Гомана — невостребованность. Государству он не нужен, а мне отставной офицер пригодится.

Глава 13.

Москва. Осень 2013-го.

Полковник юстиции Жданов, крупный широкоплечий мужчина в военной форме, ударил кулаком по столу, привстал и прорычал:

— Хованский, где результат!?

Майор юстиции Хованский, наверное, один из лучших следователей Московского военного округа, снизу вверх посмотрел на своего начальника и промолчал. Этот невысокий и худощавый военный юрист с узким прыщавым лицом мог бы многое рассказать Жданову о ходе дела, которым он занимался. Однако майор знал, что полковнику это будет не интересно. Жданова всегда интересовал только конечный результат, с которым он мог отправиться на доклад к главному военному прокурору, а как идет расследование и с какими трудностями сталкивается следственная бригада, ему было безразлично. Поэтому Хованский опустил взгляд и понурился.

— Ты меня подставляешь, Хованский, — новый удар кулаком по столу. — Я тяну тебя вслед за собой уже не первый год, и до сих пор ты меня не подводил. Но сейчас, когда мне предлагают повышение, нам кровь из носу необходимо раскрытие резонансного преступления. Поэтому даю тебе три дня. Справишься, станешь подполковником и получишь квартиру в Москве, а нет, тогда не обижайся, пинка под зад и пиздуй на вольные хлеба. Свободен.

Хованский молча кивнул, положил на стол документы, которые Жданов должен был просмотреть и подписать, а затем вышел.

— Что, Мишенька, досталось тебе? — оказавшись в приемной начальника, который занимал должность старшего помощника главного военного прокурора, услышал майор от секретарши.

— Да, есть немного, Елизавета Андреевна, — Хованский кинул косой взгляд на пожилую крашеную блондинку, тещу Жданова, которая смотрела на него участливо и как-то жалостливо, словно он убогий.

— А ты работай лучше, — Елизавета Андреевна усмехнулась.

— Постараюсь, — майор вжал голову в плечи и выскользнул из приемной.

Хованский, не торопясь, двигался по коридорам Главной военной прокуратуры, которая находилась в Москве по адресу: переулок Хользунова, дом четырнадцать; и размышлял о том, что жизнь не справедлива. Он умный, усидчивый и старательный работник, профессионал в своем деле. Вот только удача всегда с кем-то, но не с ним. У тех, с кем Михаил Хованский в свое время учился на кафедре военного права в Военном университете Министерства Обороны, есть все: дорогие машины, квартиры, дачи, звания, длинноногие любовницы и деньги. А он всего лишь майор, живет в общежитии, еле-еле сводит концы с концами, пытаясь содержать семью, и это его угнетало.

Может быть, виной тому его неказистая внешность. Может быть, природная стеснительность, от которой он до сих пор не мог избавиться. Может быть, ему патологически не везло с руководителями. Может быть, он никак не мог настроиться на новый лад и не понимал, как нужно делать дела. Может быть, он слишком честный и податливый. Все может быть. Но, скорее всего, причина была комплексной. Хованский оставался в прошлом и мыслил категориями советского времени. Поэтому он не брал взяток, не крышевал бизнесменов, не консультировал преступников, не лизал жопу начальникам, не фабриковал дел и не подставлял своих сослуживцев. И если бы не его усидчивость и упертость, то Хованского давным-давно выперли на улицу или посадили, больно глазастый. А так еще и ничего. Майора и подобных ему "старых гвардейцев" держали на службе, ведь должен хоть кто-то работать и передавать опыт молодым.

Впрочем, с недавних пор Хованский перестал дорожить своим местом, и это было связано с тем делом, которое он сейчас вел. Пару месяцев назад неизвестные бандиты, переодевшись в форму военнослужащих российской армии, угнали из расположения Таманской мотострелковой дивизии грузовик с оружием и боеприпасами, а военное начальство сообщило об этом наверх только через четыре часа. Это было ЧП, на ликвидацию которого бросили немало сил и средств. Однако по горячим следам дерзких воров задержать не удалось, хотя получилось сохранить происшествие в тайне от дотошных журналистов, которые в преддверии Олимпиады и наплыва в страну иностранцев могли раздуть похищение оружия в мировую сенсацию.

Естественно, о ЧП в Таманской дивизии стало известно на самом верху. Под горячую руку разгневанного кремлевского начальства попал комдив, его замы, комбат, ротный и несколько офицеров дивизии, которые находились рядом. Кто-то отделался лишением премии, кому-то отодвинули присвоение очередного звания, и отменили перевод на другую должность, а кого-то и уволили. После чего, спустя три дня, наконец-то, решили искать преступников, и была сформирована сводная бригада следователей, которую возглавил Хованский. В подчинение у майора оказались два военных юриста, следователь из ФСБ и прикомандированные работники Наро-Фоминского РОВД. Работать никто не хотел, поручения Хованского выполнялись спустя рукава, и почему так майор понимал. Найти преступников было неимоверно сложно, расследование требовало полной самоотдачи, и не сулило никаких материальных выгод. А раз так, тогда зачем напрягаться? Зарплата капает, Хованский ни для кого не авторитет и можно заниматься решением своих проблем, которых у следователей сводной бригады хватало.

Однако майор не отчаивался и рук не опускал, ибо привык к подобному отношению "государевых людей" к "казенному делу". Он погрузился в работу и вскоре появился первый результат. Один из злоумышленников имел яркую примету — косой шрам на щеке, а помимо того вел себя на территории воинской части, словно кадровый офицер. И отталкиваясь от этого, Хованский выяснил, кто он такой.

Преступником оказался бывший спецназовец Иван Иванович Лопарев, о судьбе которого никто из близких, сослуживцев и знакомых не знал и не мог сообщить ничего интересного. Но фотографию преступника все же показали по телевидению, и он был объявлен в розыск. Ну, а затем, предполагая, что злоумышленники пришли в Таманскую дивизию по наводке, Хованский стал допрашивать офицеров третьего батальона. Занимался он этим неделю, и на поверхность всплыло многое: хищения имущества и солярки, неуставные взаимоотношения, факты наркотического опьянения военнослужащих и вымогательства. В общем, стандартный набор. Однако вычислить наводчика так и не удалось, а начальство наседало, и майор сменил вектор расследования.

От сотрудников Наро-Фоминского РОВД и офицеров дивизии Хованский узнал о недавнем двойном убийстве на трассе, когда были застрелены два сержанта контрактной службы, как раз из того самого батальона, который лишился своего вооружения. Военный юрист ознакомился с обстоятельствами ночного нападения на такси с контрактниками и, несмотря на возражения следователей сводной бригады, связал два дела в одно. А несколько дней назад, когда с подачи ФСБ, были получены видеоматериалы по программе "Штрих", дело сдвинулось с мертвой точки.

Программа "Штрих" появилась в ФСБ пару лет назад, и в ней не было ничего суперсекретного, но знали про нее немногие. Мощный компьютер обрабатывал поступающие видеоматериалы и по приметам выхватывал людей. Капитан Химков, следователь ФСБ из бригады Хованского, смог пробить заявку на поиск Лопарева, ее выполнили, и отставной спецназовец был обнаружен сразу в трех точках. Учитывая, что материалов в обработку поступало немного, это хороший результат и следователи приступили к просмотру.

Кадры с трассы Москва-Волгоград. Грязный Лопарев стоит подле летнего кафе, а рядом темно-синяя "тойота", несколько человек, лица которых не попали в объектив, и молодой рыжеволосый парень в черной майке с надписью "Я русский!"

Кадры из Наро-Фоминска. Лопарев входит и выходит из магазина.

Кадры из метро. Лопарев смотрит прямо в объектив, задумался и ничего не замечает.

Просмотр был окончен. Больше программа "Штрих" ничего не дала, и капитан Химков, посмотрев на Хованского, сказал:

— Пустышка.

— Нет, — Хованский, который отмечал, что капитан единственный "рабочий" следователь в бригаде, решил поделиться с ним своими соображениями. — Зацепка есть.

— Какая?

— "Тойота" темно-синего цвета. Точно такая же использовалась бандитами при убийстве сержантов-контрактников.

— Зацепка не очень, — капитан пожал плечами.

— Копнем и посмотрим.

Химков и Хованский копнули и, попали в яблочко. Владельцем "тойоты" оказался отчисленный из института студент-филолог Эдуард Шмаков, который стоял рядом с Лопаревым в первом видеосюжете. Улика косвенная, но оба следака почувствовали, что они на верном пути. Оставалось только найти Шмакова, а затем через него выйти на Лопарева и его сообщников.

Следствие продвигалось, и в один из дней Химков пригласил Хованского проехать вместе с ним к его начальству. Зачем и почему — он не объяснил, а майор юстиции решил его ни о чем не спрашивать, когда понадобится, тогда и расскажут.

Следователей принял один из заместителей директора ФСБ Аркадий Сергеевич Химков, кстати сказать, родной дядя капитана, импозантный и уверенный в себе вальяжный мужчина, который сходу взял быка за рога. Он предложил Хованскому перевестись в ФСБ, где нужны такие профессионалы как он, пообещал майору юстиции квартиру и повышение в звании, а затем десять минут подряд распинался про угрозу терроризма.

Хованский над предложением Аркадия Сергеевича не раздумывал. Это был его шанс, и он согласился. Однако майор не понял, причем здесь дело, которое он вел, и терроризм, но капитан ему все разъяснил.

— Понимаете, Михаил Александрович, наша контора, как и любая другая правоохранительная структура, должна выдавать наверх результат. Хищение оружия для ФСБ мелочь, воруют везде и много, а вот терроризм оценивается по особой шкале. Поэтому наше дело, при любом исходе, должно быть связано с международным террором, боевиками-исламистами или ваххабитами, а лучше всего с националистами.

— Но ведь это подлог, — Хованский, который уже представлял себе, как обрадует жену скорым переездом на новую квартиру, попытался возразить.

Капитан покосился на него и покачал головой:

— Нет, Михаил Александрович, это не подлог, а политическая целесообразность. Страна устала от катаклизмов — экономических, социальных и политических. Поэтому сразу после Олимпиады в России произойдет ряд резких перемен, которые затронут всех, и мы с вами окажемся на гребне волны, которая может подкинуть нас на самый верх.

— И что же это за перемены? — поинтересовался майор.

Химков поморщился и помялся, но ответил:

— В 2014-м году президент намерен навести в стране порядок. Этнопреступники, экстремисты, наиболее наглые воры и реальные оппозиционеры — все они отправятся за решетку.

Майор хмыкнул:

— Свежо предание, да верится с трудом. За последние двадцать лет за преступность брались много раз, и ничего не выходило. Система прогнила, капитан, а президент не...

— Не надо лишних слов, Михаил Александрович, — оборвал его Химков, — вам сейчас лишняя болтовня ни к чему. Я говорю то, о чем знаю, и только. Так что давайте сменим тему, я сказал, а вы услышали.

— Хорошо, — согласился Хованский...

С момента посещения замдиректора Федеральной Службы Безопасности прошло несколько дней. Хованский, который уже считал, что он одной ногой в ФСБ, покинул здание Главной военной прокураторы и остановился на тротуаре. После разноса от Жданова он собирался спуститься в метро и отправиться домой, где его ожидала семья: жена и двое детей. Однако рядом замер черный "опель", и маршрут майора изменился.

— Михаил Александрович, — в открытом окне "опеля" показалось лицо улыбающегося капитана Химкова, — садитесь. Довезу вас домой, а заодно и поговорим, есть информация.

"Работа — прежде всего", — напомнил себе Хованский, забрался в автомобиль и обратился к Химкову:

— Что за информация?

— Шмаков нашелся, — встраиваясь в поток машин, сказал капитан.

— А подробней можно?

— Подозрительного рыжеволосого парня засекла наша наружка, которая наблюдала за вором в законе Соломоном Хахалашвили, по кличке Соломон Аджарский. Его пробили по базе, и оказалось, что это Шмаков. Парня упустили, но он ничего не заподозрил и сейчас опять крутился возле Хахалашвили, который в настоящий момент находится в элитном подмосковном поселке Новая Мцхета. Не слышали о таком?

— Нет.

— Вот и я не слышал, пока меня не коснулось. Это закрытый поселок, по сути, небольшая крепость, в которой отдыхают воры-законники. Народ там суровый и резкий, полно стволов, наркоты и людей, которые находятся в розыске. Давно это змеиное гнездо надо было выжечь, но не дают — нет команды, и воров не трогают.

— Ладно, с ворами понятно. А Шмаков тут причем?

— Есть мнение, что он и его подельники хотят продать похищенное оружие Хахалашвили, — капитан посмотрел на Хованского, который ждал разъяснений, и дополнил: — Соломон Аджарский готовится к войне с другим вором, Алексеем Добряковым, по клике Леша Козырь, и закупает стволы. Это ни для кого не секрет. Поэтому наша наружка пасет вора и вчера был перехвачен его разговор с авторитетным преступником Гуссейном Ширванским, который предупредил Соломона, что в ближайшее время от него приедут бойцы, и он получит крупную партию оружия: автоматы, пулеметы и "мухи". Короче, все по нашему списку. Значит, Шмаков, Лопарев и другие неизвестные нам фигуранты дела готовятся к продаже стволов.

— Выводы скоропалительные, — Хованский поджал губы. — Ведь нет прямых доказательств, что Хахалашвили и похитители знакомы.

— А, по-моему, Михаил Александрович, все в цвет, — капитан вел себя беззаботно. — По этой причине уже сегодня наша сводная бригада будет распущена, и дело о краже оружия из Таманской дивизии передадут ФСБ. Вас, кстати, оставят на этом направлении и временно переподчинят Аркадию Сергеевичу. Ну, а дальше как пойдет.

Майор покивал головой, про перевод из военной прокуратуры в ФСБ ничего не сказал и вновь вернулся к делу:

— Допустим, что Шмаков и Лопарев связались с ворами. Как сюда пришить терроризм?

— Очень просто. Воры с Кавказа всегда тесно сотрудничают со своими земляками на родине, и там только начни разбираться. Грузинский след, азербайджанский, армянский, турецкий, арабский, чеченский. Обосновать террор и недобрые намерения легко. Главное, не упустить наших фигурантов и взять их с поличным, а потом экспресс-допрос и мы в дамках. Такую сеть вскроем, какую никто еще не вскрывал.

— Будут силы, справимся, — уверенно заявил Хованский.

— Насчет этого не переживайте. Силы есть, Аркадий Сергеевич взял дело под личный контроль, а брать преступников отправят не ОМОН с СОБРом, а "Вымпел" или "Альфу". Все по-взрослому. С террористами зарубиться придется, а не с простыми уголовниками.

— Коли так, тогда я спокоен.

"Опель" замер возле общежития, в котором проживал майор, и Химков спросил военного юриста:

— Мне за вами завтра заехать?

— Если не сложно, — покидая машину, сказал Хованский.

— Не беспокойтесь. Для СВОИХ, — это слово капитан выделил особо, — не сложно.

Глава 14.

Москва. Осень 2013-го.

Над ночной Москвой, закрывая звезды, повисли тяжелые свинцовые облака. Конец ноября и в этом нет ничего удивительного. Холодно, сыро, вниз летят крупные дождевые капли и в такую погоду на улице делать нечего.

Вместе с отставным полковником Трубниковым я сидел в тихом и уютном месте, недавно открытом баре "Литератор" в нескольких кварталах от Арбата. Несмотря на выгодное расположение, бар широкой публике пока не известен. Поэтому цены в заведении вполне демократичные и в просторном полутемном помещении, стены которого украшены портретами классиков русской и европейской литературы, сплошь студенты.

В общем, для того чтобы скоротать вечерок в хорошей компании, самое то, что нужно. И все бы ничего, да только курить запрещено. Сидящему рядом Трубникову все равно, он свое отсмолил, а мне как-то не по себе. Обстановка такая, что хочется расслабиться, попить свежего чешского пива, покушать креветок и затянуться дымком. Однако нельзя и мне приходится терпеть.

— Никотиновый голод? — Трубников заметил, что моя рука скользнула к карману пиджака, и усмехнулся.

— Есть немного, — я улыбнулся и добавил: — Только не надо рассказывать мне о вреде курения. Сам все прекрасно понимаю.

— Дело твое, — Антон Ильич, сухопарый подтянутый мужчина с ежиком коротких седых волос на голове, пожал плечами и кивнул на вход. — Кажется, наш клиент. Посмотри, а то у меня со зрением не очень.

Мой взгляд сместился к двери, и я увидел крепкого молодого блондина в шерстяном полувоенном свитере с погончиками. Да, это был тот, кого мы ждали, блоггер Евгений Заварзин, один из потенциальных кандидатов в лидеры партии "ЗаСС". Молодой, нахрапистый, спортивный, служил в ВДВ, язык подвешен хорошо, статьи пишет правильные, с прошлым все в порядке, с пидарами и нашистами не общается, имеет почитателей и поклонниц среди студенческой молодежи. Сегодня в этом баре у блоггера встреча с сетевыми единомышленниками, которые резко критикуют правительство, и половина посетителей его знакомые.

Трубников, с которым мы на удивление быстро нашли точки соприкосновения, мой план по созданию партии одобрил, а его сын Дмитрий помог нам с подбором людей, которых можно привлечь к этому проекту. И сегодня мы решили встретиться с Заварзиным, но лишь после того, как он пообщается со своими друзьями и останется один. Благо, на что его зацепить, мы понимаем. У блоггера много кредитов, которые повисли на нем с подачи старшего брата-наркомана, и пока виновник проходит принудительное лечение в закрытой клинике, младший выплачивает его долги.

Евгений Заварзин прошел мимо и, проводив его взглядом, Антон Ильич сказал:

— Первое впечатление неплохое.

— Да, — согласился я, сделал пару глотков пива, достал телефон и набрал номер Гнея, командира боевой пятерки, которая находилась в Москве.

— На связи, — услышал я слегка хрипловатый голос будущего историка.

— Вы где?

— Подъезжаем к "Литератору". Скоро будем.

— Добро.

Я убрал телефон и Трубников спросил:

— Своим ребятам звонил?

— Им. Через пять минут подтянутся.

— Хорошо. Хоть посмотрю, кто такие, а то кроме Шмакова с его уличной шпаной и Гомана никого не видел.

Кто-то другой на моем месте мог бы насторожиться. Я знаком с Трубниковым всего ничего, неделя прошла, а он уже проявляет желание узнать о нашей скороспелой организации все, что только возможно. Подозрительно это, тем более что он работник спецслужб, хоть и бывший. Однако я ему верю. Как человек человеку. Как мужчина мужчине. Как русский другому русскому. Отставной полковник не видел от нынешней власти ничего хорошего и доктор Жаров прав — он такой же, как и я, упертый боец, который желает добра своему народу. Ну, а поскольку я изначально планировал поставить Антона Ильича начальником нашей разведки и контрразведки, то выбор не велик, либо довериться ему, либо убить. Вот и выходит, что интерес Трубникова, который готов к нам присоединиться, закономерен.

Правда, полковнику не нравятся наши методы — он говорит, что слишком жестко, резко и быстро мы действуем. По его мнению, организация должна развиваться постепенно и отбор каждого человека это кропотливая работа. Да и название будущей партии его не устраивало. "ЗаСС" — слишком вызывающе звучит и может вызывать неправильные ассоциации. Ведь не все, увидев аббревиатуру "ЗаСС" начнут думать о Социальной Справедливости. Кто-то из служивших в армии, наверняка, вспомнит Засекреченные Системы Связи, кто-то царского генерала Засса, карателя Кавказа, а кто-то печально знаменитые Schutzstaffel, охранные отряды Гитлера.

Но это мелочи. В самом главном мы сходимся и этого достаточно, по крайней мере, пока.

Тем временем в баре заиграла тихая и ненавязчивая музыка. Посетители вели себя спокойно, кушали и выпивали, а Заварзин и его единомышленники, интеллигентного вида мальчики и девочки, сдвинув несколько столиков, приступили к обсуждению глобальных вопросов, основным из которых был один: "Как обустроить Русь-матушку, чтобы самим не работать и все были довольны?" До появления боевой пятерки время еще было, и Трубников затронул тему, которую за крайние три дня поднимал неоднократно.

— Егор, и все же я считаю, что нападать на поселок воров не стоит.

— Нет, — я покачал головой, — все решено. План разработан и будет осуществлен. Молодых бойцов надо проверить в деле. Необходимо, чтобы они поучаствовали в реальном боестолкновении, а Новая Мцхета очень уж удобно расположена. Подошел, отстрелялся, откатился в зеленку, прыгнул в машину и ушел, а воры потом пускай между собой разбираются, кто напал и кто крайний.

— Но можно ведь другую цель выбрать, попроще.

— Какую? — я вопросительно вздернул подбородок. — Полицейских убивать? Военных? Мигрантов? Кавказцев? Нет, пока это не то. Полицейские и военные нам не враги, хотя и служат оккупантам. Мигрантов кромсать много ума не надо. А кавказцы все в городах. Да и не в них суть, про это я уже говорил, Антон Ильич. Для чужаков Россия ловушка. Если все останется, как есть — они превратятся в общечеловеков. А если страна полыхнет, то никто с ними чикаться не станет. В лучшем случае, половина до родных гор и аулов добежит, не больше, а остальные останутся в нашей земле, как плата за тех, кого резали в Грозном, Ассиновской и Нестеровской, как кровавая доля за всех русских людей, которых выгоняли с Кавказа и Средней Азии. Придет срок, со всеми посчитаемся, а пока занимаемся мелочевкой, формируем боевой костяк отряда, набиваем кулаки и начинаем создание карманной политической партии. Поэтому налет на Новую Мцхету я рассматриваю исключительно как тренировку. Пулеметчик должен почувствовать мощь "утеса". Снайпер должен поймать в прицел противника и срезать его. Автоматчик должен расстрелять пару магазинов в реальном бою, а не на лесном стрельбище. Люди должны почувствовать себя одним целым. Вот для чего все эти маневры, сборы, соединения, подходы и стрельба.

— Ты упрямый человек, Егор, — Трубников осуждающе покачал головой, — нахальный и без тормозов. Порой, смотрю на тебя, и удивляюсь, откуда ты этого нахватался, у тебя же нет никакого жизненного опыта. А ты ведешь себя, словно полевой командир с годами войны за спиной, а не как двадцатилетний провинциал, и меня это смущает.

Что я мог сказать разбирающемуся в людях полковнику? Ничего. Мое прошлое останется только моим и ему не надо знать предысторию формирования отряда. Поэтому я захотел сменить тему и, словно на заказ, появились бойцы ударной группы.

— О, а вот и наши, — в баре появились камрады, и я помахал им рукой.

Трубников поморщился, опять он не смог вызвать меня на откровенный разговор, и когда бойцы, крепкие парни в коротких черных куртках, с короткими прическами и крепкими кулаками, расположились за нашим столиком, я представил им полковника:

— Знакомьтесь, это Антон Ильич, наш человек.

Бойцы посмотрели на Трубникова настороженно, но без вражды, и назвались:

— Гней.

— Лапоть.

— Крестоносец.

— Боромир.

— Кашира.

Полковник кивнул:

— Будем знакомы.

На миг за столиком повисла тишина. Появилась официантка, которой заранее был заказан кофе, и когда каждый сделал по глотку горячего напитка, я перешел к делу:

— Значит, так, ребята. Завтра выезжаете за город, сбор в Раменском районе, северный въезд в поселок Островцы, там вас встретит Гоман. Затем выдвигаетесь на соединение с другими ударными группами и только затем подробный инструктаж. Готовьтесь к серьезному бою, снаряжение для леса, по телефону лишнего не болтать, в точке сбора мобилы сдадите. Все ясно?

— Да, — за своих боевиков ответил Гней.

— Тогда дальше. Кто хорошо машину водит и права имеет?

Парни переглянулись, и отозвался Кашира:

— Я.

— Отлично. Поступаешь в распоряжение Антона Ильича, покатаешься с ним. Дай ему свой телефон.

— Ясно.

— Как у вас с деньгами, Гней? — кивок командиру группы.

— Норма. Мы все время в спортзалах, на учебе или на работе, по ночным клубам гулять некогда, так что деньги есть.

— Хорошо. Если понадобится, обращайся.

— Само собой, — командир пятерки улыбнулся.

Трубников снова слегка качнул головой. Осуждает, а зря. Полковник не понимал, почему я так легко расстаюсь с деньгами. Хм! А я не мог растолковать ему то, что для меня очевидно. Деньги мусор, всего лишь средство для достижения цели, а каждый боец в отряде мой брат, который прикроет меня бою. Вот, что на самом деле важно и если кто-то из парней придет и скажет, что нуждается в деньгах, которые пойдут на благое дело, я зажиматься не стану и поделюсь. Но пока такого не случалось. У меня никто и ничего не просил, и бойцы отряда получали небольшое жалованье, которого всем хватало. Ведь в лесной чащобе деньги тратить не на что, а в Москве с Гнеем самые лучшие ребята нашего отряда, которые заточены на войну, и чепухой страдать не станут. При этом я прекрасно понимаю, что придет час и среди нас появятся предатели, трусы и шкурники, ибо таков человек, в каждом есть слабости. Однако до этого момента еще далековато и потому пусть все останется, как есть.

— Дальше... — было, я хотел задать Гнею новый вопрос, который касался новобранцев в наш отряд, но на входе раздался шум драки. Крики, сопение, возня и еле слышные удары, а затем вниз по лестнице, прямо в зал, вкатился охранник, средних лет мужик в черной униформе. Лицо охранника было разбито в кровь, однако он находился в сознании, быстро вскочил на ноги, а затем бросился за стойку.

— Что за фигня? — сказал Лапоть, и бойцы напряглись.

Охранник скрылся в подсобке, и в бар вошли семь или восемь человек. Все молодые и крепкие, одеты дорого, у некоторых видны навороченные телефоны, морды наглые и от них исходила угроза. По виду, типичные мажоры, но настроены агрессивно — это сразу заметно, и чувствуют себя хозяевами положения. Какого моржового их сюда занесло? Не ясно, но нас пока не трогали, и мы молчали.

Во главе мажоров находился один, слегка полноватый брюнет не старше двадцати лет, лицо которого показалось мне знакомым, но я никак не мог вспомнить, где его видел. Ленивым взглядом он оглядел помещение, сделал знак бармену выключить музыку, и когда в заведении воцарилась тишина, уверенным шагом направился к окружавшим Заварзина студентам. Пристяжные последовали за вожаком, и когда он остановился рядом с блоггером, по бару разнесся его громкий голос:

— Ты что, шалава!? Совсем охуела!? Тебя приличные люди погулять зовут, а ты нам фак показываешь и убегаешь!? Так дела не делаются! Вставай, пошли!

Вожак обращался к девушке, красивой блондинке в неброском джинсовом костюмчике, которая сжалась на стуле в комок, и ни один человек из ее окружения не одернул нахала, а даже наоборот, некоторые попытались отодвинуться в сторону от жертвы. Все понятно, сплошняком интернет-бойцы и реформаторы-теоретики. В сети под черными никами они храбрецы, а как до дела доходит, отворачиваются и делают вид, что все происходящее их не касается. Мыши. Они всегда надеются на то, что проблема рассосется сама по себе или придет со стороны мощный дядя, который заступится за них. И за этих людей мы с парнями собираемся воевать? Тьфу, бляди! Не люди, а мусор.

Впрочем, еще был Заварзин и он показал себя во всей красе.

— Молодой человек, — рука десантника легла на стеклянную бутылку из-под лимонада, — не выражайтесь при дамах. Это раз. И в приличном обществе, сначала надо представиться, а только потом предъявлять кому-то претензии. Это два.

Заводила посмотрел на Заварзина и презрительно хмыкнул:

— Если скажу, кто я, ты обосрешься.

— Так скажи, — блоггер нервничал, но старался сохранить лицо.

— Я Пухов.

Пуховых в стране много, не самая редкая фамилия, но в Москве, когда упоминалась эта фамилия, под ней подразумевалась только одна семья. Депутат Анатолий Тимурович Пухов был звездой этой осени. Непримиримый борец с коррупцией, председатель нескольких думских комитетов, друг Путина, крупный бизнесмен и, как поговаривали, будущий премьер-министр. А помимо того, имелось еще несколько Пуховых, его братья, сыновья и дочери, которые уже успели прославиться. Один из брательников считался лидером крупной преступной группировки. Дочка не так давно на трассе человека сбила, и ей за это ничего не было, ибо семья потерпевшей и полиция получили деньги. Ну, а перед нами, судя по всему, находилось любимое чадо депутата, старший сын Ленечка Пухов, предводитель банды мажоров и герой светской хроники, который всего месяц назад избил задержавшего его с наркотой капитана полиции. Причем сделал это прямо под камерами и ролик до сих пор висит в сети и набирает тысячи просмотров каждый день. Короче, такого человека трогать было нельзя и рука Заварзина, медленно разжавшись, отпустила бутылку. Он парень, конечно, храбрый и боевитый, но у него мама больная и долги, а нахамившую Ленечке девушку блоггер, наверное, не знал.

— Вот то-то же, — Пухов хмыкнул в сторону Заварзина и ухватил блондинку за длинные волосы. — На выход, шлюха! Сейчас отрабатывать будешь! Сначала мне приятное сделаешь, а потом всей братве! Ха-ха! Извинения по кругу!

Спускать подобное было нельзя, ибо спустишь раз и другой, а затем сам в шавку трусливую превратишься. Поэтому я посмотрел на бойцов, которые ждали моей команды:

— Будем биться. Жестко. У кого травматы, применяем. Валить мразей без пощады, — сказал я и кивнул полковнику в сторону подсобки: — Антон Ильич, займитесь охраной. Не надо чтобы наши лица полицейские видели, и запасной выход посмотрите, думаю, придется здесь все сжечь, дабы пальчиков и следов не оставить.

Парни отодвинулись от стола, чтобы вскочить без помех, а полковник, кивнув, направился за стойку.

— Отпус-ти-те! — закричала схваченная девушка. — Помо-ги-те! Кто-нибудь!

Хлесткая пощечина по губам, гогот ублюдков и девушка замолчала. Пришла пора вмешаться, и я свистнул в сторону Пухова. После чего сказал:

— Слышь, еблан! Девушку отпусти!

Взгляд Ленечки остановился на мне, и он засмеялся:

— Еще один герой, бля! Нахуй! Рот закрыл и не шурши!

Каким-то чудом девушка выскользнула из рук Пухова, и я сделал то, что давно хотел. В моих руках оказалась тяжелая пивная кружка из стекла, и я метнул ее в Ленечку. Короткий полет. Брызги пива. Глухой звук удара и кружка соприкоснулась с черепом Пухова, который пошатнулся, а затем с грохотом рухнул на студентов.

На миг все замерло. Никто из присутствующих ничего подобного не ожидал. Но спустя несколько секунд кто-то из мажоров выкрикнул клич: "Мочи!" и шесть здоровых быков, которые были уверенны, что они непомерно крутые и им все позволено, бросились на нас. Животные. Тупые и агрессивные. Наверное, они думали, что с ними будут драться на кулачках, а потом их отмажут влиятельные родственники, которые упекут нас в тюрьму. Да только хуй они угадали. С бешеными животными во все времена поступали одинаково — их убивали, чтобы бешенство не перекинулось на людей.

С дикими воплями, хватая стулья и бутылки, быки приближались, и мы их встретили. В руках у Гнея, Крестоносца и Каширы появились травматические пистолеты, и они начали стрелять.

— Бах! Бах! Бах! — негромкие хлопки и резиновые пули ударили в лица мразей.

Бар наполнился криками, стонами, проклятьями, матом, ревом, звоном стекла и женским визгом. Студенты орали, а парочка даже заплакала. Кто-то из мажоров повалился на пол, а бармен прижимал к уху мобильник и пытался до кого-то дозвониться. Хаос. Мне он нравился, ибо тот, кто сохраняет в нем спокойствие, побеждает.

До нас добежало только три быка. У одного из них тоже мелькнул пистолет, по-моему, не травматический, и я шагнул к нему навстречу.

— Сука! — проревел нападавший, поднимая пистолет.

— На! — удар кулаком в горло и хруст чужих хрящей.

— Хр-р-р! — все еще пытаясь выдавить из своего поганого рта очередное оскорбление, бычара осел, а я выхватил из его ослабевших рук пистолет. Надо же, не какая-то там игрушка, а самая настоящая "беретта", одна из многочисленных разновидностей девяносто второй модели. Вряд ли это мажор, скорее охранник недочеловеков, которым в моей стране все позволено. Но только не здесь и не сейчас.

"Беретта" уже была снята с предохранителя, и когда на меня попытался наброситься следующий противник, я не медлил. Прозвучал выстрел, и мозги подонка расплескались по стене. После чего последний оставшийся на ногах мажор резко замер на месте, вскинул руки и проверещал:

— Не-е-ет! Не надо! Не стреляйте!

К нему подскочил Гней, который сбил его с ног и ударом ботинка по голове отправил в нокаут, а я посмотрел на посетителей и прокричал:

— Все на выход! Живо!

Подобно стаду слонов, наступая на тела поверженных быков, толпа студентов, Заварзин и официантки, бросая вещи, промчались мимо меня и выскочили на улицу. Остались только мы, девушка-блондинка, которая забилась под стол, бармен с телефоном в руках, охранник в подсобке и Трубников. С момента начала драки минуло не более трех-четырех минут. Все произошло очень быстро, и мы успевали уйти.

— До кого-нибудь дозвонился? — я кивнул перепуганному бармену.

— Нет. Занято, — глядя на меня огромными испуганными глазами, ответил он.

— Тогда двигай отсюда и побыстрее!

— Понял.

Бармен рванул вслед за посетителями и когда он скрылся, из подсобки показалась голова Антона Ильича:

— Долго вы еще? Сваливаем, господа карбонарии, здесь черный ход.

— Сейчас, — я подскочил к девушке, которая находилась в шоке, и потянул ее из-под стола: — Пойдем с нами.

— А-а-а! — она закрылась руками. — Не трогайте меня! Отпустите!

— Дура! Сейчас полиция нагрянет и тебе плохо будет! — прикрикнул я на нее и подумал, что придется дать девчонке пощечину.

На краткий миг девушка замолчала, крепко, до побелевших костяшек, стиснула кулачки, и я решил, что она в ступоре. Но нет. Блондинка очнулась, самостоятельно выползла из своего укрытия, и я передал ее Боромиру:

— Уходите!

Не задавая лишних вопросов, бойцы потянулись в подсобку, а я закурил, и огляделся. Один труп и шесть раненых, из которых трое тяжелые. Я мог оставить им жизнь, а мог убить. И, наверное, кому повезло уцелеть в схватке, остались бы живы. Однако Ленечка Пухов открыл глаза, посмотрел на меня и проревел:

— Братуха! Че за хуйня!? Где мы!? Где эта сука!?

Наверное, сын депутата принял меня за свою шестерку, и я вспомнил, где его видел.

Оказывается, в моей прошлой жизни мы встречались. Мельком, в 2036-м году. Тот Леонид Анатольевич Пухов был губернатором Ростовской области и когда в плен к оккупантам попали последние защитники города, которых окружили на речном вокзале, он подписал приказ о повешении сорока семи человек. Тогда, во время казни, я сидел рядом и готовился выстрелить в Ленечку, но не смог, слишком плотная у него была охрана. А позже я объявил, что губернатор Пухов становится моим личным врагом и приговаривается к смерти. К сожалению, добраться до него так и не получилось. В той жизни. Зато в этой я мог привести приговор в исполнение.

"Интересно, — промелькнула в голове мысль, — правомочно убивать человека за то, что он еще не сделал? Наверное, нет. Однако это не важно. Одной сволочью на земле меньше и то хорошо".

— А ты кто? — встряхивая головой, Пухов начал подниматься.

— Смерть твоя, не состоявшийся господин губернатор.

Я выстрелил Ленечке в лоб, и он снова свалился на пол. Затем прошелся по залу и по одному разу выстрелил в каждого еще живого быка. Дело сделано, надо уходить, но не сразу.

На пол полетели бутылки с алкоголем. Водка, виски, херес, абсент, коньяк и текила. Стекло лопалось, жидкость растекалась по дереву и пластику, и в воздухе повис густой запах сивушных масел. Отлично!

Сделав хорошую затяжку и прислушавшись к звукам на улице, я сунул "беретту" за пояс и метнул бычок на пол. Но пары алкоголя не загорелись. Да уж, это не кино, а спирт не бензин. По губам пробежала усмешка, и пришлось достать зажигалку, которую я поднес к куску ветоши для протирки барной стойки. Ткань загорелась сразу и отправилась вслед за сигаретой. Над полом пополз дымок, а затем начался пожар. Жадное пламя быстро охватывало все вокруг и, убедившись, что огонь просто так уже не погасить, я побежал в подсобку.

Вскоре я оказался на другой стороне дома. Столицу по-прежнему поливал холодный дождь. Оглушенный охранник (не повезло сегодня мужику) лежал у стены, а мои камрады, девушка и Антон Ильич ждали меня.

— Чего стоим!? — я усмехнулся и кивнул в сторону ближайшего переулка. — Побежали!

Мы проскочили одну полутемную улочку, другую и третью. Редкие прохожие, в основном гастарбайтеры, провожали нас равнодушными взглядами, а за спиной был слышен вой сирен.

Наконец, мы остановились, и Гней спросил:

— Командир, что дальше?

— Все по плану, — ответил я. — Готовьтесь к поездке загород. Встретимся, поговорим, а пока насчет алиби подумайте. Мало ли, вдруг пригодится.

Гней кивнул и посмотрел на своих:

— Расходимся. Сбор у меня в девять.

Боевики рассосались, и теперь с тем же вопросом ко мне обратился Трубников:

— И что теперь?

— Я же говорю, все по плану, Антон Ильич. Возьмите такси и поезжайте домой, а завтра вместе с Каширой на разведку в Новую Мцхету. Покатаетесь, осмотритесь, может, увидите то, что мы не разглядели.

— А с этим что делать?

В руках Трубникова появился жесткий диск.

— Оставьте, потом посмотрим.

— Это улика, — предупредил меня полковник.

— Да и черт с ней, — я взмахнул рукой. — Если нас возьмут, в любом случае прибьют. Главное, чтобы сейчас за жабры не схватили. Мы на войне, а значит, рано или поздно противник будет знать нас в лицо. Поэтому можно надеяться на отсрочку, и только.

— Ну-ну.

Трубников спрятал жесткий диск в карман и, сгорбившись, поковылял в сторону освещенного проспекта, а рядом всхлипнула спасенная нами девушка.

— Тебя как зовут, красавица? — скидывая с плеч пиджак и, накидывая его на плечи девушки, спросил я.

— Галина, — услышал в ответ.

— Хорошее имя, у меня так бабушку звали. Тебе есть куда пойти?

— В общежитие при университете.

— А где учишься?

— В МГУ.

— Тебя нашей пособницей объявят и папаша того козла, — я кивнул в сторону бара, — с тобой посчитается. Ты это понимаешь?

Краткая заминка и ответ:

— Да.

— Со мной пойдешь?

— А приставать не станешь?

— Нет. Обещаю.

— Тогда пойду.

— Вот и ладно. Держись рядом. Сейчас такси поймаем и уберемся отсюда.

Глава 15.

Подмосковье. Осень 2013-го.

Антон Ильич Трубников покосился на водителя и спросил его:

— Слышь, Кашира, а ты как к Егору в отряд попал?

Боец из ударной пятерки Гнея ответил сразу:

— Все просто. Надоело то, что я каждый день видел, и после армии прислонился к одной патриотической организации. На русские пробежки бегал, пару раз с гастарбайтерами и кавказцами дрался, а потом понял, что все это мелочевка. Лидеры не хотели чего-то более серьезного и постоянно нас сдерживали, словно псов на поводке, и я решил уйти. Но далеко не ушел. Меня Эдик Шмаков догнал. Мы с ним поговорили, а потом он меня с Егором познакомил. В общем, повезло.

— Ты реально считаешь, что тебе повезло? — полковник усмехнулся.

— Да, — Кашира кивнул. — Риск, конечно, будет. Однако сейчас я ни о чем не жалею. Рядом со мной братья по крови, которые думают, так же как и я. И это великое благо, быть среди своих. Разве я не прав?

— Прав, — теперь уже Трубников кивнул и добавил: — Несколько лет назад на западе проводились исследования — что же такое счастье и что является его критерием. И выяснилось, что наиболее счастливы те люди, кто имеет опору в виде семьи, рода, племени и народа. Несмотря на пропаганду и давление СМИ, это самый главный фактор счастья. А деньги, достижения цивилизации, красивые шлюхи, блестящие машины, теплые сортиры и достаток — это вторично. Без одобрения соплеменников богатство ничего не значит.

— Правильно отмечено, — согласился боевик. — Но непонятно, почему они на западе к себе иноземцев миллионами завозят?

— А у нас не так? — полковник скривился, будто лимон укусил. — Отчего русский переселенец из Средней Азии годами не может получить гражданство, а полмиллиона киргизов стали россиянами за один месяц? Отчего коренные жители России у себя дома чужаки? Отчего на работу предпочитают брать гастарбайтеров, а не русских? Отчего богатства страны принадлежат кучке неизвестно откуда появившихся олигархов, вчерашних коммунистов и комсомольцев? Таких вопросов можно задать много, а ответ один. Правительство состоит из предателей, которые не заинтересованы в дальнейшем существовании и развитии русского народа, А почему? Да потому что русский может с них спросить за разграбление страны, а эмигрант в первом поколении нет. Это император Александр Третий мог сказать: "Россия — для русских и по-русски". Это генерал Скобелев мог сказать: "Я готов написать на своём знамени — Россия для Русских и по-русски, и поднять это знамя как можно выше". Это Столыпин мог сказать: "Народ, не имеющий национального самосознания — есть навоз, на котором произрастают другие народы". Это Ломоносов мог сказать: "Величие, могущество и богатство всего государства состоит в сохранении и размножении русского народа". А что может сказать господин Путин?

— Да понятно, что, — Кашира поморщился. — "Те, кто говорит "Россия для русских" просто придурки или провокаторы". Кажется, именно так он выразился?

— Так-так, — Трубников тяжко вздохнул: — Но ничего, шанс на победу еще имеется. Мизерный, но он есть. И знаешь, Кашира, я доволен, что примкнул к вам. Понимаю, что возродить Советский Союз нереально и четко осознаю, что сковырнуть режим, который отгородился от народа полицейскими, солдатами, наемниками и холопами, практически невозможно. Однако я с вами и от этого мне хорошо. Наверное, я тоже среди своих.

Трубников и Кашира замолчали, а вскоре свернули с трассы Москва-Волгоград, и направились к поселку Новая Мцхета, который находился между двух небольших подмосковных деревень и со всех сторон был окружен густым лесом. Кашира вел автомобиль, потрепанную бежевую "десятку", а полковник рассеянно наблюдал за пролетающими мимо пейзажами и думал о сыне, который тоже включился в работу отряда и сейчас создавал для организации сайт. Однако спустя несколько минут, на повороте в Новую Мцхету, в поле зрения полковника попали стоящие на обочине машины и трактора дорожной службы. В общем-то, обычное дело, идет ремонт дороги. Рычит техника, "камаз" высыпает щебенку, а вокруг суетятся люди в рабочих спецовках. Вот только лицо бригадира, пожилого брюнета в новеньком синем комбинезоне, который распекал трудяг, было знакомо Трубникову. Да и тот его узнал, и в глазах у бригадира промелькнуло недоумение.

— Кашира, внимание, — сказал Трубников. — Рядом ФСБ. Не сбавляй скорость и без нервов.

— Понял, — парень качнул головой и когда "десятка" медленно миновала поворот, он спросил полковника: — Антон Ильич, а с чего вы решили, что это ФСБ?

— Знакомого увидел, действующего сотрудника.

— И что делать будем?

— Не торопись, рули на Прокофьевку. Там кружок сделаем и обратно повернем. Надо Егора предупредить, а он Эдика Шмакова вызовет. Отряд на подходе и думается мне, что служилые люди здесь по нашу душу.

— Ну и в чем проблема? — Кашира вынул из кармана телефон. — Давайте позвоним.

— Отставить, — полковник выхватил мобильник из рук боевика и бросил его на сиденье.

Кашира не возмущался, а кинул взгляд назад и сказал:

— Кажется, за нами едут.

Антон Ильич обернулся, заметил, что за ними хвост, неброская серая "ауди", и скомандовал парню:

— Остановись.

"Десятка" прижалась к обочине, и рядом встала "ауди". После чего отставной полковник кивнул Кашире — все в порядке, и вышел.

Трубников направился к "преследователям" и навстречу пенсионеру шагнул "бригадир дорожников", который сказал:

— Здравствуй, Ильич.

— Привет, Петрович, — отозвался отставник

— Не ожидал тебя здесь увидеть, — взгляд брюнета скользнул по "десятке". — Какими судьбами? Откуда машина?

— Машина приятеля, а за рулем его сын. В Прокофьевку еду, — Трубников улыбнулся. — Хочу там домик прикупить, на старости к земле потянуло, я тебе про это говорил. Забыл что ли?

— Нет. Все помню, — Петрович пожал плечами.

— А ты чего здесь, террористов ловишь?

— Ага, — Петр Петрович Доронин, который некогда являлся подчиненным Трубникова и считался его другом, усмехнулся. — На пенсию хочу, а не отпускают. Вот и маюсь, ни чихнуть, ни пукнуть, начальников, мать их за ногу, десять штук на загривке повисло, и все руководить пытаются. Вот и сейчас, сидим, кого-то ждем, то ли воров-законников, то ли похитителей оружия, то ли террористов. Такие дела, Ильич, а потому мой тебе совет, дружище, уезжай отсюда. В Прокофьевку потом скатаешься. Если что, то я тебя не видел.

— Ладно, — Трубников не спорил, а только спросил старого приятеля: — Когда в гости-то заглянешь, а то третий месяц обещаешь?

— На днях, Ильич. Обязательно.

Мужчины обменялись кивками, и каждый вернулся в свою машину. После чего "десятка" развернулась, вновь прошла мимо продолжающих работу "дорожников" и вернулась на федеральную трассу...

Подполковник Доронин, который начинал свою службу в погранвойсках, а затем был переведен в Москву, проводил "десятку" долгим взглядом и подумал, что сболтнул лишнего. Расслабился, обрадовался старому приятелю и подставил под угрозу операцию. Но, с другой стороны, в свое время Трубников не раз выручал Доронина, и даже после выхода Антона Ильича в отставку для него он оставался близким человеком. Это все объясняло, и подполковник решил, что в своем рапорте о ходе операции "Капкан", о появлении Трубникова упоминать не станет. Ни к чему это, тем более что операция близилась к своему завершению.

Вскоре, позабыв про старого товарища, Доронин вернулся к повороту на Новую Мцхету, и залез в черный микроавтобус с надписью "ДорСлужба". Здесь находился полевой штаб операции "Капкан" и ее руководители: капитан Химков, майор Хованский и командир спецназовцев майор Тихомиров, а так же техник, который склонился над ноутбуком. Куда и зачем отлучался Доронин, никто не спрашивал. Все присутствующие слушали переговоры Соломона Аджарского с неизвестными продавцами оружия, которые приближались к элитному поселку, и Доронин присоединился к ним.

— Когда ждать вас, брат? — по-русски спросил вор в законе.

— Два часа и ми на месте, — с сильным кавказским акцентом ответил ему неизвестный.

— И сколько вас будет?

— Как и договаривались, два десятка.

— Люди надежные?

— Не переживай, все через войну прошли, и не через одну. Таких волков на Москве еще не видели.

— Оружие с вами?

— Конечно, собирай деньги и готовь расклады по налетам на твоих конкурентов, работать будем сразу, без раскачки.

— Про это поговорим, когда приедете. Может, навстречу мою братву выслать, чтобы сопроводили вас?

— Нет. У нас документы надежные и номера красивые, ни один мент на дороге не остановит.

— Понял. Но если что, звони.

— Да.

Связь оборвалась. Офицеры отодвинулись от ноутбука, и улыбающийся капитан Химков потер ладони:

— Отлично. Скоро мы их возьмем.

Доронин нахмурился и, хотя ему не хотелось спорить с племянником замдиректора ФСБ, подполковник высказался:

— Интересно, кого это мы собрались брать? Согласно вашим предположениям мы должны взять группу из четырех-пяти русских, среди которых отставной офицер спецназа. А теперь выходит, что против нас двадцать кавказцев, о которых ничего не известно. Ну, а Шмаков, за которым мы присматриваем, шарится по лесу вблизи Новой Мцхеты с какими-то малолетками и грибы собирает. И почему так? Где связь между этим сопляком и боевиками-кавказцами? Лично я, ее не вижу и считаю, что операцию надо сворачивать. Таково мое мнение. Необходимо проследить за теми, кто едет в гости к Соломону Аджарскому, и провести соответствующие оперативные мероприятия, а только после этого принимать решение, о чем я немедленно сообщу начальству.

Химков кинул на подполковника недобрый взгляд и вместе с Хованским молча покинул автобус.

"Наверняка, побежал жаловаться своему высокопоставленному родственнику", — подумал Доронин, и он не ошибся. Через пару минут зазвонил его мобильник. На связи был Химков-старший и подполковник ответил:

— Слушаю.

— Что там у вас происходит? — Доронин услышал раздраженный голос замдиректора.

— Выяснилось, что предстоит перехватить группу боевиков, которая по численности почти равна нашему спецназу...

— Ну и что с того!? — воскликнул Химков-старший. — Вы "Альфа", а не какие-то там "гоблины" из ОМОНа!

— Но...

— Подполковник, ты получил приказ и выполнишь его, а если не можешь, так и скажи, другого найдем! Тоже мне, боевой офицер-орденоносец! Ты меня понял!?

Доронин, которому до пенсии оставалось всего несколько месяцев, пожевал губами и сказал:

— Приказ будет выполнен.

— Вот так бы сразу.

Петр Петрович убрал телефон, чертыхнулся и посмотрел на Тихомирова, который слышал весь разговор:

— Что ты по этому поводу думаешь, майор?

Спецназовец, прошедший огонь, воду и медные трубы боец, подумал и ответил:

— Херня, а не операция, тащ полковник. С кем придется столкнуться, не ясно. Сколько у них стволов, неизвестно. На каком они транспорте, тоже не понятно. Мы твердо знаем только две вещи. Первое, Шмаков пока ни при делах. Второе, боевики появятся через два часа. А поскольку движение по дороге слабое и на Новую Мцхету левый человек не поедет, то мы их не упустим. Однако риск велик. А все из-за этого капитана. Родственник хочет его быстро на вершину подтянуть, а кровью умываться и рисковать нам.

— Да, так и есть, — согласился с майором Доронин и спросил: — Каков план по захвату?

Майор пожал плечами:

— Лучшее место поворот. Получаем доклад от наблюдателей с федеральной автомагистрали и работаем. Перегораживаем дорогу тракторами. Затем подрыв светошумовых зарядов на обочине и атака. Всем лежать. Работает "Альфа". Снайпера прикрывают, бойцы хватают злодеев, а наши наблюдатели вяжут Шмакова. Ничего другого предложить не могу. Ну, а потом как команда будет. Прикажут, возьмем поселок, а нет, возвращаемся на базу.

— Логично, — Доронин кивнул и хлопнул Тихомирова по плечу: — Готовь своих орлов, чую, дело намечается серьезное и усиления нам не будет...

Спецназ начал сосредоточение. Часть бойцов, выступая в роли рабочих, продолжала изображать кипучую деятельность и закладывала вдоль дороги светошумовые заряды. Другие спецназовцы, в черных касках и броне, прятались за техникой. Снайпера и два пулеметчика оборудовали огневые точки в зеленке. Штурмовые группы и группы прикрытия приготовились к захвату боевиков, и оставалось только дождаться гостей с юга, которые появились через один час и сорок две минуты.

— Третий вызывает первого! — пришел сигнал от наблюдательного поста на федеральной трассе.

— Первый на связи! — находясь на передвижном КП, отозвался Доронин.

— Вижу три черных "джипа" и два микроавтобуса. Поворачивают к вам. Кого из людей заметил, все не славяне. Номера чеченские, девяносто пятый регион, сплошь КРА.

"Надо же, — мысленно ухмыльнулся Доронин, — КРА — Кадыров Рамзан Ахмадович, номера, в самом деле, блатные, а за рулем, скорее всего, работники органов в немаленьком чине и с легальными стволами. С такими рядовой служака из ДПС связываться не станет, слишком уж наши московские чиновники своих наемников с Кавказа холят и лелеют. Суки! Словно в Хазарском каганате живем".

— Ясно, — сказал подполковник, — продолжайте наблюдение, выдвигайте наших полицейских, пусть перекрывают дорогу, чтобы никто случайно не пострадал.

— Третий принял.

Рация замолчала, и Доронин вызвал Тихомирова:

— Второй, это первый. Третьего слышал?

— Да, — отозвался майор.

— Твои готовы?

— Давно уже.

— Ну, с богом, ребятушки. При малейшем подозрении на сопротивление стреляйте на поражение. Работать жестко.

Накинув поверх рабочего комбинезона легкий бронежилет и взяв штатный "макаров", Дорофеев собрался выскочить из микроавтобуса, но пришел вызов от четвертого:

— Лесник первому, Шмаков и подростки бросили машину, углубились в лес и скрылись. Что делать?

— Черт! — Доронин покосился на Химкова и Хованского, которые делали вид, что все происходящее их не касается, они только наблюдатели и кураторы, а затем ответил: — Четвертый, попробуйте их догнать! Мелкота нам не нужна! Хватайте Шмакова, он может вывести на подельников! Вас там двое, не упустите его! Живее, ребятки!

— Есть! Попробуем догнать парня! — отозвался маскирующийся под грибника боец "Альфы".

Не обращая внимания на следователей, благодаря которым он оказался в этом месте, и, наплевав на инструкцию, подполковник покинул КП и спрятался за ближайшим трактором. Рядом с ним были спецназовцы, и он услышал команду командира подгруппы:

— Оружие в боевую готовность!

Защелкали затворы, и характерный металлический звук прокатился вдоль обочины. Бойцы "Альфы" приготовились к захвату, и спустя две минуты на дороге появился первый "джип".

Тяжелый внедорожник, словно танк, неспешно и уверенно выкатился на свежий щебень, а вслед за ним показались остальные машины автоколонны. Водитель передовой автомашины, смуглый горбоносый здоровяк с волосами от бровей, смерил "дорожных рабочих" презрительным взглядом и начал поворачивать на Новую Мцхету. Однако неожиданно путь ему преградил трактор с ковшом и над дорогой пролетел пронзительный и требовательный сигнал клаксона. Водитель "джипа" требовал освободить ему дорогу, но трактор заглох. Одновременно с этим второй трактор обошел автоколонну боевиков и замер с тыльной стороны. Ловушка захлопнулась, но кавказцы этого еще не поняли.

— Эй ты, баран! — из окна переднего "джипа" высунулся водитель. — Пшель нахуй с дороги!

— Сам нахуй пошел, чурка ебаная! — отозвался "тракторист", капитан Чуров, который имел за спиной несколько командировок на Кавказ. — Не видишь, заглох!?

— Я твою маму ебаль! Сейчас я тебя на хуй одену!

Ошарашенный наглостью русака, который, по мнению горцев, всегда слабее джигита, особенно если за ним толпа соплеменников, водитель "джипа" выпрыгнул из машины и в его руках появился пистолет. Он был готов выстрелить, но ничего не успел, ибо услышал усиленный мегафоном голос майора Тихомирова: "Работаем!". После чего по глазам джигита ударила яркая вспышка, а по ушам ударная звуковая волна взорвавшегося рядом заряда.

Светошумовых зарядов было шесть, по три с каждой обочины. Они взорвались одновременно и бойцы "Альфы" к этому были готовы. Щебень и пыль поднялись в воздух и обрушились на транспорт боевиков. Свет и звук дезорганизовали их, а выбитые стекла хлестнули по бородатым лицам. И когда над дорогой воцарилась относительная тишина, в дело вступили спецназовцы, которые обрушились на кавказцев подобно всесокрушающему смерчу.

Временно оглушенных и потерявших зрение бандитов, которые по привычке хватались за оружие, выкидывали из "джипов" и микроавтобусов. Приклады автоматов и тяжелые ботинки выбивали зубы и крошили кости. "Альфа" работала жестко, и бойцы действовали, словно хорошо отлаженный механизм. Рывок! Человек падает на дорогу и удар, если надо, второй добивающий. Красивое зрелище, если смотришь на все происходящее со стороны, как зритель.

Однако не все прошло гладко, и с замыкающим микроавтобусом вышла заминка. К нему подскочило четыре бойца, и когда дверь в салон открылась, то спецназовцы увидели обвешанного тротиловыми брикетами и бутылками с железом светловолосого парня, который выставил перед собой сомкнутый кулак, и прокричал:

— Назад! Я взорву себя и вас! Назад! Во имя Аллаха милостивого и милосердного, я готов пойти на смерть! Разожму ладонь и всем конец! Я не шучу!

Глаза самоубийцы, по внешнему виду русского, в руке которого находилась готовая послать команду на активацию радиодетонаторов миниатюрная подрывная машинка, были наполнены безумием, а за его плечом суетились еще четыре боевика. Никто из спецназовцев не решился выстрелить, и они отступили в сторону. Безумца взяли на прицел сразу два снайпера и один из бойцов "Альфы", кивнув товарищам, обозначил готовность схватить руку "живой бомбы". Шансы пятьдесят на пятьдесят. Однако выпускать обвешанного взрывчаткой фанатика было нельзя, слишком много бед он и его товарищи могли натворить в прилегающих к Новой Мцхете деревнях.

Впрочем, боевики людьми оказались опытными и не медлили. Они первыми открыли огонь, и пошли на прорыв.

Из салона микроавтобуса в спецназовцев ударили сразу четыре автомата и один из бойцов, получив очередь в бронежилет, упал на дорогу. Остальные спецназовцы перекатом ушли с линии огня и залегли, а кавказцы ринулись на прорыв. Поливая все вокруг свинцом и сталью, с криками "Аллах акбар!", они спрыгнули с высокой обочины в зеленку, а самоубийца остался на месте.

Один из снайперов выстрелил и попал. С расстояния в тридцать метров из девятимиллиметрового ВСС промахнуться невозможно. Тяжелая пуля вынесла подрывнику половину черепной коробки, и он стал заваливаться на бок. Ближайший спецназовец, подобно змее, быстро и точно, метнулся к нему и обхватил его грязную руку своими ладонями. Взрыва не произошло, и это был успех. Но остальные боевики, потеряв подрывника и ранив троих спецназовцев, скрылись в зеленке. Еще одного бандита смогли подстрелить в зеленке, но трое все же убежали.

— Догнать их! — стреляя вслед боевикам из пистолета, прокричал Доронин. — Не дать им уйти! Тихомиров!

— Не суетись, Петрович! — мимо подполковника пронесся командир спецназовцев. — Не уйдут! И не таких ловили!

Доронин остался на месте и стал заниматься тем, чем ему и положено, а Тихомиров и четверка его бойцов помчалась вслед за боевиками. Пятеро против троих. Расклад хороший, тем более, когда знаешь, что ты на своей земле, которая тебе помогает, и вскоре спецназовцы стали настигать боевиков.

Замыкающий кавказцев отстал и, упав за дерево, открыл огонь по преследователям. Он лупил длинными очередями и патронов не жалел, но никого не достал. Спецназовцы легко обошли его с флангов и один из бойцов, навалившись на него со спины, ударил противника прикладом по голове.

— Мирон, отлично! — одобрил действия подчиненного майор. — Тяни мразоту к дороге! Остальные за мной!

Снова бег по лесу. Крики "Стой!" и выстрелы. За десять минут, пробиваясь через бурелом и кустарник, спецназовцы отмахали от дороги метров пятьсот, и боевики, которые стали выдыхаться, разделились. Подобно зайцам, они разбежались в разные стороны, и увлеченный погоней Тихомиров сам не заметил, как остался один. Сопровождающий майора боец отстал, кажется, подвернул ногу, но офицер не отступал. Спецназовец был уверен, что догонит беглеца, и вскоре увидел его. Боевик стоял на небольшой полянке и был спокоен. Он ждал майора и, разглядев Тихомирова, прокричал:

— Русский! Ты воин, и я воин! Давай по-честному биться, на ножах!

Боевик демонстративно откинул автомат и вынул отличный нож, а Тихомиров усмехнулся:

— Что, патроны закончились или автомат заклинило?

Кавказец дернулся и майор понял, что угадал. Какие там честные бои? Про них гордые горные воины вспоминают только когда заведомо сильнее или иного выхода нет. Поэтому биться с боевиком на ножах Тихомиров не собирался и приготовился выстрелить противнику в ногу. Но в этот момент за его спиной хрустнул сучок, и он хотел отпрыгнуть в сторону, а затем обернуться, но не успел. На спину офицера обрушился второй уцелевший боевик, который оторвался от погони и вновь помчался к своему товарищу.

Майор отмахнулся от врага прикладом, но неудачно. Он лишь слегка задел противника, и тот сбил его с ног сильным ударом. Тихомиров перекатился по холодной осенней листве, и оружие выпало из его рук. Однако он был в сознании и потянулся к "стечкину", но очередной удар, который пришелся по руке, и еще один с ноги по голове, заставили его замереть.

— Что, сука!? — боевик с ножом навис над майором. — Попался!? Жаль, времени нет с тобой возиться, а то бы мы тебя на кусочки резали. Саламбек, прикончи его, чтобы тихо было.

Второй боевик приготовился обрушить на майора приклад, но простонал нечто неразборчивое и замер. Он стоял без движения несколько секунд, а затем рухнул лицом вниз рядом с Тихомировым и спецназовец увидел, что у него из спины торчит рукоятка тяжелого метательного тесака.

"Откуда у меня в группе такой умелец?" — почему-то совершенно спокойно подумал майор, который уже приготовился к смерти. Ну, а боевик с ножом, резко оглянувшись, попытался схватить автомат Тихомирова. Но не судьба. Навстречу ему из зеленки выскочил крепкий мужчина с приметным косым шрамом на щеке и в камуфляже, и джигит накинулся на него. В руке человека со шрамом тоже появился клинок, и бойцы вступили в схватку.

Звон клинков донесся до Тихомирова, который, встряхивая головой, начал вставать. А когда он сел и смог достать "стечкин", все было кончено. Оглушенный боевик лежал на земле, и его подхватывали под руки два крепких парня, а мужчина со шрамом вынул из тела мертвого джигита тесак, присел перед майором на корточки, и спросил:

— Ты как, спецура, в норме?

— Ага, — Тихомиров всмотрелся в лицо своего спасителя и узнал Лопарева, того самого отставника-грушника, которого он собирался брать всего несколько часов назад.

— Ну, тогда бывай. Удачи и не хворай.

Лопарев кивнул Тихомирову, словно старому знакомому, и пошел в лес. Было, майор подумал, что надо его задержать, а потом у него в голове промелькнула мысль: "Да пошло оно все! Я же не сука!" и он остался на месте.

Преступник и его молодые подельники с пленным боевиком, который непонятно зачем им понадобился, исчезли, а спустя пять минут появились бойцы Тихомирова и, посовещавшись, они направились к дороге. Однако не успели спецназовцы выйти из зеленки, как в районе Новой Мцхеты начался бой, самый настоящий, с применением автоматов и тяжелых пулеметов. Кто-то от души и от сердца, не жалея боеприпасов, обстреливал элитный воровской поселок, но продолжалось это недолго. Через несколько минут все смолкло, и в осеннем лесу воцарилась тишина.

— Командир, — один из спецназовцев обратился к майору, — что это было?

Перед мысленным взором Тихомирова вновь промелькнуло лицо Лопарева, и он пожал плечами:

— А я знаю? Потом разберемся, но одно могу сказать сразу — это не враги. По крайней мере, не наши. Пошли отсюда.

Глава 16.

Москва. Осень 2013-го.

Паша Гоман вышел на заросшую кустарником полянку, огляделся, поднял вверх правую ладонь и сказал:

— Привал десять минут.

Бойцы попадали на прелую траву, и отряд ощетинился стволами. От бега лица парней были красными, а глаза блестели. Большинство впервые стреляло в живых людей, и в них тоже стреляли. Они еще не отошли от боя, в этот момент в их жилах бурлил адреналин, и камрады чувствовали себя настоящими воинами. Это чувство было мне знакомо, но оно осталось в далеком прошлом или в будущем — все зависит от какой точки вести отсчет.

Однако это неважно и, скинув с плеч рюкзак, я присел на широкий пенек, и пристроил на коленях АКС, из которого ни разу не выстрелил. Пока все хорошо, но операция еще не окончена. Отстреляться было нетрудно, теперь бы уйти от погони, а это уже не так просто. Впрочем, нам везет, и мы знаем, что нужно делать, дабы не попасть в сеть...

Давным-давно древнегреческий философ Аристотель говорил, что каждая случайность имеет причину, и с этим не поспоришь. Однако великий грек уточнял, что она является эффектом как минимум двух причинных последовательностей — сие тоже верно, а подтверждением этого является то, что произошло сегодня. В нашей команде появился пенсионер Трубников. Это случайность и он увидел то, на что неопытный Эдик Шмаков не обратил никакого внимания. И это уже причинная последовательность случайности. А потом Антон Ильич смог быстро сориентироваться, предупредил нас об опасности, и это спасло отряд.

Пенсионер и сопровождавший его Кашира догнали отряд, когда три боевые пятерки вышли на последний привал перед Новой Мцхетой. Они успели вовремя, еще бы немного и мы могли войти в ловушку, ибо одна пятерка должна была выдвинуться на дорогу и вести обстрел воровского поселка с высотки рядом с ней. А значит, эта группа обязательно попала бы в поле зрения наблюдателей ФСБ, и нам пришлось бы воевать с "Альфой", которая раскатала бы нас в блин. В чем-чем, а в этом я не сомневался, слишком в разных мы весовых категориях.

Но, кто предупрежден, тот вооружен, и на военном совете, в котором приняли участие Лопарев, Трубников, Гоман, командиры пятерок и я, план был изменен. Отступать мы не собирались, нельзя сбивать боевой настрой отряда и следовало вытаскивать Шмакова, телефон которого наверняка прослушивался. Поэтому одна пятерка, только автоматчики, вместе с Лопаревым выдвинулась к дороге и стала наблюдать за спецназовцами, которые готовились к перехвату автоколонны. Еще одна группа, пулеметчики и стрелки, во главе с Гоманом и Трубниковым, вышла на огневую позицию в лесу. Ну, а я, взяв ребят Гнея, направился на выручку Шмакова и его босяков.

Эдик, который изображал из себя грибника, находился невдалеке. Он контролировал въезд в Новую Мцхету и вел учет всех машин, которые в нее въезжали. Норма. Но рядом находились два крепких гражданина с военной выправкой, которые держали его под наблюдением, и я свистом привлек внимание Шмакова. Парень меня услышал, а потом и увидел. После чего вместе с босяками он шмыгнул в лес, а фэсбэшники рванули за ним. А тут, оп-ля, сюрприз! Вооруженные парни в камуфляже и в черных масках. Стоять! На колени! Руки за голову! И работники ФСБ подчинились, ибо с двумя пистолетами против шести автоматов воевать глупо, особенно если в рукопашную не бросишься, и до рации дотянуться не успеваешь.

Наблюдателей, которые включили режим дурака и не отвечали ни на один вопрос, сковали наручниками и отволокли подальше в лес, а затем на дороге громыхнуло, и началась перестрелка. Спецназ кого-то атаковал и работал жестко, а потом появился Лопарев, который притащил пленного, бородатого джигита. После чего был проведен жесткий экспресс-допрос, и мы узнали кое-что интересное.

Вор в законе Соломон Аджарский готовился к войне с ворами-славянами, и обратился за помощью к авторитету Гуссейну Ширванскому. Тот, не за бесплатно, вызвался ему помочь, и нанял банду ваххабитов. На Кавказе их много по лесам и чащобам бегает, за "свободу и веру" воюет. Они грабят инкассаторов и почтальонов, обстреливают военных и полицейских, обкладывают данью чиновников и предпринимателей, кто хорошей крыши не имеет, и с этого живут. Попутно, все у кого имеются деньги, используют их как пушечное мясо, и Гуссейн Ширванский имел контакты с одной такой бандой. Название у группировки самое обычное, "Волки ислама", и по замыслу кавказских воров они везли Соломону Аджарскому оружие, а потом собирались отработать для него полтора десятка целей. Да только не повезло им. "Борцы за свободу" проехали тысячи километров по России (документы Гуссейн Ширванский им сделал хорошие) и попали в ловушку, которая, как мы считали, была расставлена на нас. После чего один из джигитов попал к нам.

Информация была получена. Боевику сломали шею, Паша Гоман постарался, и встал резонный вопрос. Что делать?

Самым простым было отступить. Но хотелось дела и спецназ, который занимался захваченными боевиками, помешать нам не мог. Поэтому я решил рискнуть. Быстрый огневой налет и уходим.

Ударные группы выдвинулись на опушку леса и, оглядев элитный поселок, который кишел вооруженными людьми, Лопарев (официальный предводитель отряда) отдал команду открыть огонь.

Дистанция до целей от ста пятидесяти до трехсот пятидесяти метров. Для АКМ и снайперских винтовок это не расстояние, не говоря уже про "утесы". Воры нас заметили, тянуть время было нельзя и, взмахнув рукой, майор выкрикнул:

— Бей!

Шквал огня накрыл Новую Мцхету, и если сначала наши бойцы стреляли неуверенно, то спустя полминуты их было не остановить, особенно пулеметчиков. Ведь что такое НСВ-12.7 "утес"? Это убийца пехоты и страшный враг для любой легкобронированной техники. Это всесокрушающая мощь и сила. Поэтому тяжелые пули МДЗ (зажигательные мгновенного действия) и БЗТ-44 (бронебойно-зажигательные трассирующие), каждая весом от сорока до пятидесяти граммов, пробивали любую преграду.

Новенький понтовый "мерседес" с блатными номерами? Короткая прицельная очередь и он разлетался на куски. За кирпичной кладкой спрятались три бандита? Еще очередь и конец всем троим. Металлическая будка охраны на въезде и в ней несколько воров? Тридцать-сорок патронов и от будки отлетают окровавленные куски металла.

В элитном поселке для избранных и неприкасаемых воцарился хаос. Сразу в нескольких местах полыхнули пожары. Каждая огневая точка противника подавлялась моментально. Горели и взрывались дорогие автомашины. Разлетались на кусочки статуи и фонтаны. По улочкам кружилась свинцово-стальная метель, и мы слышали гортанные выкрики и ругательства на кавказских наречиях. Над головой посвистывали редкие ответные пули и сверху сыпались веточки, да сухие листочки. Кто-то из парней, перекрывая шум выстрелов, орал нечто неразборчивое, а один даже запел, и я кожей ощущал ликование бойцов, которым, наконец-то, дали реального противника и реальное боевое оружие. Однако боезапас был ограничен. По три рожка на автомат, по два десятка патронов на каждый "тигр" и по одной ленте в триста патронов на станкач. И когда "утесы" смолкли, Лопарев приказал начать отход.

Бойцы все делали быстро и четко, не зря Иван Иваныч с Гоманом их дрессировали, и спустя несколько минут, подтащив фэсбэшников поближе к дороге, в походном порядке размеренной трусцой мы бежали в лес. В передовом дозоре Паша Гоман, который успел изучить все окрестные тропинки, и с ним пара автоматчиков. В центре Лопарев, Трубников и пулеметчики, один станок тянет, а другой сам пулемет, между прочим, тяжелая бандура, двадцать пять килограмм. А все остальные бойцы в боковых дозорах и в тылу.

Отряд находился в движении до самого вечера. Чередуя бег и шаг, мы прошли не меньше пятнадцати километров, и вот долгожданная остановка. Где-то объявляется план "Перехват" и полиция берет под контроль все дороги района. Наверняка, к Новой Мцхете стягиваются дополнительные силы спецназа и следственные бригады. Воры клянутся отомстить, подтягивают братву и начинают свой поиск, а полицейских подгоняет начальство с большими звездами на погонах. И если бы мы были обычными бандитами, то нам следовало бы прорываться в Москву или затаиться в одной из ближайших деревушек. Однако мы считаем себя партизанами и тактика у нас партизанская. Поэтому, какие дороги? Лесополосами, чащобами и грунтовками, под покровом темноты отряд проскочит пару районов, совершит марш на полсотни километров, и через двое суток выйдет в безопасную зону. Нереально? А вы попробуйте, обходя посты и населенные пункты просочиться из точки А в точку Б, которые сами для себя наметите. Уверен, что если вы не трусы и у вас есть хотя бы небольшой жизненный опыт, то все получится. После чего вы на многое станете смотреть иначе. Не пропускают в город, где протестует местное население? Начхать! Вышел из машины, прошел десяток километров по полям и ты на месте. Не дают дорваться до горла чужаков, которых спрятали подальше от разгневанных людей? Ха! Тоже мне проблема. Если решился на поступок и готов действовать, проложи маршрут, подойди, отработай и уйди обратно в поля, куда полицейские без нагоняя сверху не полезут.

Впрочем, я отвлекся. Маршрут отряда меня, Каширу и Трубникова напрямую не касался — это забота Лопарева и Гомана, которые прекрасно понимают, что должны делать. Они доведут бойцов до точки эвакуации, а мы едем в столицу. Благо, вызвать такси не проблема, и спустя несколько часов мы будем ехать в Москву, разумеется, без оружия...

— С почином, Егор, — рядом со мной присел улыбающийся Лопарев.

— Почин уже был, — ответил я.

— У вас да, а у моих воспитанников все впервые, — отставной майор кивнул на парней.

— Верно, — согласился я.

— Егор, а может, зря мы фэсбэшников отпустили?

— Нет. Все правильно. Нам с ними враждовать не надо. Ты вот майора спецназовца не грохнул, хотя мог. Так?

— Да.

— А почему?

— Рука не поднялась. Не враг он мне. Был бы какой чужак, глотку сразу бы перехватил, а этот человек служивый.

— Вот и я о том же. Им все равно, кому служить. Для большинства спецназовцев главное родину защищать, — Лопарев кивнул и, помедлив, я стал давать ему указания: — Ладно, Иваныч, слушай меня внимательно. Доберетесь до Белоомута, бойцов рассредоточь, Шмакова спрячь, чтобы не светился, собирай информацию на руководителей Луховицкого и Серебряно-Прудненского районов, и подготовь две боевые пятерки. Они со мной поедут.

Номинальный глава отряда мои приказы не оспаривал, а только спросил:

— На юг рванешь?

— Да. На Олимпиаду хочу посмотреть.

— Стволы берете?

— Нет.

— А стоит ли светиться?

— Стоит, Иван Иваныч.

— Раз так, то промолчу, все равно тебя не переубедить. Пока ты не ошибался и удача с тобой, так что бог в помощь.

Мы замолчали. Обсуждать было нечего, пока все ясно и понятно. Я вместе с парнями отправлюсь в Краснодарский край. Гоман с Лопаревым продолжат тренировать новобранцев. Жаров и Ольшанский на квартирах, один по-прежнему медикаменты запасает и собирает операционную, а другой готовит запасные базы в районах Подмосковья. Трубников-старший начнет подбирать себе команду из ветеранов — это мы с ним уже обсудили, а его сын создаст сайт и подготовит новый список кандидатов в лидеры нашей партии. Через полтора месяца я вернусь обратно в Москву, и после этого отряд вновь перейдет к активным действиям.

Отпущенные на привал минуты истекли. Лопарев протянул мне ладонь, а я передал ему автомат и разгрузку с боеприпасами. Затем мы пожали друг другу руки, майор поднял бойцов, и в сгустившихся сумерках повел отряд на юго-восток.

Со мной остались Кашира и Трубников. Для нас боевые действия пока окончились, и мы повернули на юг, к грунтовой дороге...

До столицы добрались без происшествий, хотя на трассе Москва-Волгоград царила суета. Полицейских было больше, чем обычно, и пару раз мимо нас проносились машины скорой помощи. Однако такси никто не останавливал, видимо, повезло. А когда проезжали мимо стационарного поста ГИБДД, омоновцы и полицейские шерстили автобус с футбольными фанатами "Спартака", а те ребята резкие и лезли в драку, так что служителям закона было не до нас.

В общем, проскочили, и возле своего временного обиталища я оказался в три часа ночи. Спать хотелось неимоверно и, устало переставляя ноги, я вошел в подъезд и поднялся на четвертый этаж. Ключ провернулся, лязгнул замок, но дверь не открылась. Изнутри ее держала цепочка, и я услышал испуганный вскрик:

— Кто там!?

"Блин! — я машинально прикоснулся ко лбу. — Про девчонку совсем забыл. Косяк. А ведь у нее могли сдать нервы, и она могла побежать в полицию. То-то мне сюрприз, прихожу, а тут засада. Расслабился я что-то, а это неправильно".

— Это Егор, — я оглянулся, засады не было, и в доме царила тишина.

Цепочка звякнула, и я увидел Галочку Серову, которую перед отбытием загород спрятал на своей съемной квартире. Девушка была в моем банном халате и выглядела, словно промокший под проливным дождем котенок, голова втянута в плечи, пшеничного цвета волосы растрепаны, а обведенные чернотой от недосыпания глаза смотрели настороженно и как-то печально.

— Тебя долго не было... — пролепетала она. — Я волновалась... А потом телевизор включила и там...

— Давай пройдем в квартиру, — я постарался улыбнуться как можно мягче, чтобы не испугать девушку, — там и поговорим.

— Да-да, конечно... У меня как раз чайник закипел...

— Очень хорошо. От чая не откажусь.

Я скинул ботинки, закрыл дверь и прошел в гостиную. Телевизор был включен, шло какое-то ночное развлекательное шоу, а на диване лежало смятое покрывало, наверное, Галя отдыхала. В остальном все как обычно и я упал в кресло. Хорошо. Так бы лежал и не шевелился, пока усталые ноги в норму не придут.

— А вот и чай, — в комнату вошла девушка.

На столик рядом с креслом опустился поднос с двумя глубокими кружками и печеньем. Я дождался, пока девушка присядет на диван, взял кружку, сделал небольшой глоток и обратился к ней:

— Рассказывай, как время коротала.

Она пожала плечами и растерянно улыбнулась:

— Постоянно боялась, что сейчас в квартиру кто-то вломится. Пробовала заснуть, а не получилось, мерещится всякая чепуха. Телевизор включила, и сразу криминальные новости, зверски убиты и сожжены люди, дети высокопоставленных чиновников. А затем моя фотография — все кто знает о местонахождении этой девушки и преступников, просьба сообщить в полицию, вознаграждение гарантируется.

Галя всхлипнула, и я постарался ее успокоить:

— Не плачь, все будет хорошо...

— Да, как же хорошо!? — воскликнула она и крепко сжала кулачки, — характерная примета отметил я, при мне такой жест не в первый раз. — У меня родители в Вязьме, волнуются и переживают, а я им позвонить не могу! В университет возвращаться нельзя! В полицию не обратишься, получается, что я соучастница, раз с тобой ушла! Документов нет и бежать некуда! Куда мне теперь податься!?

— Тихо! — оборвал я ее. — Без нервов!

Девушка понурилась:

— Хорошо. Молчу.

— Значит так, Галочка. Ты все правильно сказала, девочка не глупая и выводы сделала. Но проблема твоя не столь велика, как тебе кажется. С документами тебе помогу и денег дам, на первое время хватит, а дальше сама решай, что тебе делать и как ты хочешь прожить свою жизнь. Тебе сколько лет?

— Двадцать.

— Вот, взрослая совсем, не пропадешь. Страна у нас большая и скрыться не проблема, а если хочешь, то оставайся с нами.

— А что мне в вашей банде делать придется?

— Не волнуйся, в людей стрелять не надо, и в роли подстилки я тебя не вижу.

Галочка кинула на меня опасливый взгляд, всхлипнула и мотнула головой:

— А можно я подумаю?

— Не можно, а нужно. Конечно, подумай. До утра.

Она задумалась, а я допил чай и отправился в ванную, привел себя в порядок, помылся-побрился, почистил зубы и отправился в соседнюю комнату, где рухнул на кушетку и приготовился отправиться в царство Морфея. Но не тут-то было.

Тихонько скрипнула дверь, и я услышал голос девушки:

— Егор, я все решила.

— И что надумала? — я повернулся набок.

— Я останусь с вами.

— Вот и правильно. — Галя не уходила, и я спросил: — Что еще?

— Мне страшно. Можно я с тобой побуду?

— Да.

Девушка приблизилась и легла рядом. Она лежала без движения, словно манекен, но от нее шел одуряющий женский запах и я чувствовал исходящее от девушки тепло. Ситуация двусмысленная и я не сдержался.

Моя ладонь опустилась на аппетитную грудь Галины и проникла под халат. Ее тело было горячим, и я стал его гладить. Раз и другой. Дыхание девушки сбилось, и мои движения стали смелее. А когда я ощутил, как стали набухать ее соски, то притянул Галину к себе, и припал губами к ее горячему рту.

Все завтра. Революции, рейды, акции, налеты, планы и схемы. Пусть хотя бы в эту ночь заботы отойдут на второй план, а сегодня я хочу любить и быть любимым.

Глава 17.

Москва. Зима 2013-го.

Егор Нестеров понимал, что его будут искать, слишком многих серьезных людей задели акции его отряда. Но один из последних полевых командиров русского Сопротивления об этом не думал и делал то, что считал нужным, ибо воспринимал жизнь как борьбу и не задумывался о том, какой срок жизни ему отпущен, сколько у него врагов и как они станут его искать.

Он не знал о том, что заместитель директора ФСБ Аркадий Сергеевич Химков бил по щекам племянника и кричал, что тот его подставил. Он не знал, что следователя военной юстиции майора Хованского, который вернулся под руководство своего непосредственного начальника, едва не уволили со службы. И спасло майора юстиции лишь то, что была создана новая следственная бригада, которая объединила дела о похищении оружия из Таманской дивизии и огневой налет на Новую Мцхету. Он не знал, что высокое начальство раньше срока отправило на пенсию подполковника Доронина, а майора Тихомирова, за нерешительность и не оказание помощи честным гражданам (это про воров), временно отстранили от должности. Он не знал, что Анатолий Тимурович Пухов нанял лучших детективов, которые должны были выйти на его след, а родной брат депутата Госдумы криминальный авторитет по кличке Сэм, объявил, что за голову убийцы любимого племянника даст миллион евро. Он не знал, что кавказские воры-законники, которые потеряли в Новой Мцхете свыше тридцати человек только убитыми, главным виновником нападения посчитали славянских воров, но позже признали, что не правы и все стрелки были перекинуты на ФСБ и спецназ. И он не знал, что знаменитый столичный экстрасенс описал его как пожилого человека с многочисленными шрамами на теле, который уже убит, но в то же самое время жив.

Всего этого Нестер не знал и ничуть об этом не жалел. Воин русского народа не мог тратить время на подсчет противников и не забивал голову тем, что могло надломить его дух и волю к победе, а значит, все это не имело для него никакого значения...

Однако один человек из огромной плеяды тех, кто был занят поисками Егора, мог его заинтересовать. Звали этого человека Алексей Владимирович Добряков, но правоохранительные органы России и криминальный мир страны знали его как Лешу Козыря. Этот был авторитетный вор старой формации и начинал он как карманник. По малолетству работал на Киевском вокзале, в метро и троллейбусах, а потом был первый срок по малолетке. Затем второй срок и взрослая зона, где его приблизил к себе вор-законник Тимоша Черный, который многому научил молодого и смышленого парня. Ну, а когда Леша Козырь откинулся, а случилось это в конце восьмидесятых, он сколотил бригаду из агрессивных уголовников, и занялся серьезными делами. Его лихая банда грабила сберкассы и ювелирные магазины, он был удачлив и жесток, но по-своему справедлив и старался не отступать от воровских законов. Да только, сколь веревочке не виться, а конец один. Козыря и его банду подставили и повязали, после чего он вновь отправился на зону, на этот раз на долгих пятнадцать лет. И если сначала Добряков считал, что удача изменила ему, то позже он свое мнение изменил.

Девяностые годы и начало двухтысячных стали расцветом для воровского "братства", но воры начали мутировать. Они сводили наколки и превращались в бизнесменов. Теперь уже не требовалось самому ходить на дело, и деньги сами плыли к ним в руки. Передать на зону грев или освободить нужного человека стало просто. На замшелые воровские правила внимания обращали все меньше. Доходы росли, появились шикарные дома и заграничные виллы, счета в банках и яхты, и казалось, что с помощью денег можно сделать все и добиться любых целей.

Вот только в России появлялась новая формация бандитов, которые не стеснялись браться за оружие, не признавали никаких законов, не желали сидеть в тюрьме, и жили по понятиям. Как правило, это были крепкие молодые люди без судимостей, которые легко пробивались во власть и не стеснялись использовать против воров всю мощь государственного аппарата и наемных киллеров. И если бы они думали не о себе, а о народе, то с таким явлением как воры в законе было бы покончено. Раз и навсегда. Но этого не было. В большинстве своем хапуги были озабочены только личными проблемами и в конфликты с ворами, среди которых не было единства, вступали лишь когда их интересы пересекались.

Такие выводы, сидя у телевизора и перебирая четки, делал для себя коронованный на зоне Леша Козырь. Подобно губке он впитывал новости, анализировал их и осуждающе качал головой, когда видел на экране труп очередного знакомого. Тойор и Квежо, Гога Ереванский и Глобус, Роспись и Султан Даудов, Сергей Сибиряк и Зверь, Пипия и Сильвестр, Сухой и Заяц, Бобон, Арсен Микеладзе, Слава Японец и многие другие. С кем-то он встречался в ресторанах и в казино, с кем-то был знаком лично, с кем-то на воровской сходке рядом сидел, а с некоторыми судьба сводила его у хозяина или на пересылках. Все они уходили из жизни, от пули снайпера, от ножа, от тяжелых наркотиков или неизлечимой болячки. Ну, а Козырь находился за колючей проволокой, был сыт и обут, пользовался авторитетом, как среди братвы, так и у начальника лагеря, который к нему прислушивался, и его охраняли автоматчики на вышках. Вот оно, самое безопасное место, до тех пор, пока ты никому не перешел дорогу. И, следуя старому воровскому закону, Добряков отмотал свой срок от звонка до звонка, хотя ему не раз намекали, что за деньги или услугу он может выйти досрочно.

Наконец, Леша Козырь откинулся, и у ворот зоны, как водится, его встречали, но совсем не так, как он ожидал. Два потрепанных "москвича", несколько бывших подельников и худая измученная раком женщина, жена его лучшего друга Володи Ревякина. Больше никого, ибо авторитеты криминального мира были заняты иными важными делами, и Козырь, по слову которого могли подняться на бунт несколько зон, неуважение к себе запомнил.

Добряков вернулся в столицу и первое время присматривался к тому, что вокруг происходит. Воровские общины (кланы) враждовали, и все сильнее делились по национальному признаку. Славяне косились на кавказцев и азиатов, а те, в свою очередь, при поддержке многочисленных диаспор год от года становились только сильнее. Появилось огромное количество "воров в законе", которые на зоне никогда не бывали. Например, умирает авторитетный вор, а за ним стояла сильная община. Члены этого преступного сообщества не желают идти под руку другого вора и тогда они обращаются к сыну или племяннику умершего — стань главой. Ну, а тот предложение принимает, и ведет дела. А то и еще проще бывает. Есть жирный кусок где-то на окраине страны и глава крупной общины должен поставить там человека, который станет контролировать денежный поток и возьмет территорию под контроль. Но человека со стороны не поставишь, и тогда в срочном порядке коронуется кто-то из родни или товарищ из близких. Конечно, для настоящих воров такие люди обычные фраера, слово которых почти ничего не весит, и на сходках свежеиспеченные авторитеты исполняют роль марионеток-гривотрясов. Но и сковырнуть подобных "законников" не просто, ибо они не сами по себе и за их спиной вооруженные бойцы, которые умеют и готовы убивать.

В общем, на воле проблем хватало. Грев на зоны, где творился беспредел, поступал плохо. Авторитет законников падал. Старые воры уходили, а достойной смены, которая при советской власти воспитывалась десятилетиями, не было. Про единый общак давным-давно уже никто не вспоминал. Каждый настоящий вор в законе становился мишенью для молодых и резких конкурентов. Все это происходило на фоне кризисов и коррупционных скандалов, которые сотрясали страну, и бодрых речей президента. И поглядев на творившиеся вокруг безобразия, сорокапятилетний Леша Козырь захотел обратно на зону, где все просто, понятно и легко. Однако это была слабость, а вор в законе их иметь не должен, да и братва, которая к нему постоянно прислонялась, требовала от своего вожака реальных дел, которые бы принесли им деньги.

За полгода Леша Козырь собрал около тридцати человек бывалых сидельцев. Мало кто из них служил в армии или имел боевой опыт, но каждый прожил суровую жизнь и видел беду. Поэтому слабаков в команде Козыря не было, и он решил действовать. Без сомнений и колебаний Козырь начал накачивать мускулы и восстанавливать свой авторитет на свободе. К нему обращались бизнесмены, которые имели проблемы с криминалом — обычное дело, и вор стал выступать в качестве третейского судьи. Требуют дань? Большую? Решим. Но не просто так, а за вознаграждение. А затем Козырь начал их крышевать, и это приносило ему хороший доход. Как пример, платит бизнесмен какой-то группировке пятьдесят штук долларов ежемесячно и считает, что это много. И тогда он идет к авторитетному вору, который берет его под свою опеку, и получает с коммерца тридцать тысяч. Всем выгодно. А если возникали проблемы, и кто-то не признавал авторитет Добрякова, тогда с непонятливыми или особо упертыми бандитами разбирались его торпеды.

Так прошел год, а за ним другой. Община Козыря окрепла. Вор создал "Фонд помощи заключенным" и в этот момент он всерьез столкнулся с противодействием кавказских криминальных группировок, которые считали Москву исключительно своей собственностью. Напряжение росло, а затем на одной из сходок Козырь прилюдно "поставил на тормоз" (лишил авторитета) двух скороспелых южных воров, и ему это не простили. Через неделю Добрякова попробовали подстрелить, но законнику повезло, бык из охраны прикрыл его своим телом. Еще через пару дней была взорвана одна из его машин, и кто решился на такой поступок, было ясно сразу, ибо это ни от кого не скрывалось. Раскоронованные "воры" являлись родственниками Соломона Аджарского, и удар по ним был ударом по его авторитету. Такое не прощается и уважаемый московский бизнесмен Соломон Георгиевич Хахалашвили начал мстить главе "Фонда помощи заключенным" Алексею Владимировичу Добрякову.

Есть старая мудрость — коли появились враги, то и друзья объявятся. И на помощь к Козырю стали подтягиваться славянские воры. Обе стороны знали, что война будет идти до победного конца, пока одна из группировок не потерпит поражение, и если бы кто-то делал на исход этого конфликта ставку, то он, вне всякого сомнения, встал на сторону кавказцев. Отчего? Ответ на поверхности. Славян меньше, и они были разобщены. Славяне не имели столько оружия и опытных бойцов, как их противники. А помимо того на славян стала наседать купленная кавказцами полиция. Но отступать было некуда и на сходке славянских законников было решено биться до конца.

И вот неожиданность. Новая Мцхета обстреляна и у кавказцев большие потери. Рядовых бойцов полегло немало, но их не жаль, придут новые. Главным было другое — погибли сразу четыре вора в законе, среди которых оказался получивший три крупнокалиберные пули в грудь и голову Соломон Аджарский, и это событие очень сильно меняло расклады в криминальном мире столицы. Многие слабые духом авторитеты, еще вчера соблюдавшие нейтралитет или прижимающиеся к кавказцам, стали искать дружбы Козыря. Полиция притихла, и пару раз Добрякову звонили городские чиновники. Это были сигналы, обозначающие, что в борьбе двух мощных группировок происходит перелом, и Козырь был доволен.

После этого славянские воры могли перейти в наступление на своих вчерашних врагов, но они затихли. Никто не понимал, кто же посмел напасть на Новую Мцхету, и это всех настораживало. Одни говорили, что Козырь нанял армейский спецназ, который выполнил его заказ и скрылся. Другие утверждали, что это дело "Альфы", которая наказала южан по приказу из Кремля, где озабочены криминогенной обстановкой в столице и разгулом этнопреступности. Третьи многозначительно кивали и несли ахинею про "Белую стрелу". Ну и так далее. Слухи и версии множились, а правды никто из королей преступного мира не знал. Никто, кроме Леши Козыря, который был в курсе существования и деятельности отряда Егора Нестерова.

Пути-дороги вора-законника и полевого командира Нестера пересеклись случайно. Очередная шутка судьбы, которая играет человеческими судьбами, как ей заблагорассудится. У Козыря был друг, самый лучший, Вова Ревякин, который погиб в середине девяностых. Перед смертью, словно предчувствуя ее, он навестил Добрякова в тюрьме и попросил позаботиться о семье, жене и детях. Тогда Козырь не придал этому значения, а когда он узнал о смерти друга, вспомнил о своих словах.

Сам вор никогда семьи не имел и потому заботился о Ревякиных как о родных людях. И когда Козырь освободился, то сначала подошел не к друзьям-подельникам, а к Наталье Ревякиной, которая сказала, что жить ей осталось недолго, рак пожирает ее, и потому она передает детей под опеку Добрякова.

Снова Козырь поклялся и спустя недолгий срок, после похорон Натальи, нежданно-негаданно стал опекуном трех подростков. Кажется, чего там? Обеспечь неизбалованных приемышей, двух девчонок и парня, всем необходимым, да приставь к ним пару человек — вот и все. Но не таков был Леша Козырь, и потому воспитанием подростков занялся лично. В этом он находил для себя отдушину, и молодежь давала ему стимул жить. Вот только старший, Серега, слишком сильно увлекся националистическими идеями, и переубедить его не получалось. Парень был упрямым, смелым, сильным и ловким, как его отец, и не отступал. Ну, а когда Добряков сцепился с кавказцами, то он подумал, что стоило бы поддержать пару-тройку боевых организаций правого толка, которые могли бы поставлять ему бойцов или своими действиями отвлекать его противников.

Однако эта идея развития не получила, слишком много забот было у законника. А потом Сергей Ревякин, он же Серый, с подачи Эдика Шмакова оказался в отряде Нестерова. Хм! Сам он при этом верил, что настоящий командир отставной майор Лопарев, но Козырь, с которым приемный сын делился всем, что ему известно, думал иначе. Он считал, что отряд создан спецслужбами, дабы выявлять недовольных режимом людей и по-тихому отправлять их туда, куда Макар телят не гонял. А раз так, то ему следовало выдернуть приемыша из банды националистов до того, как ее прихлопнут. Но это был первый порыв, и чем дальше, тем больше менялось его мнение о группировке, в которой Сергей Ревякин стал командиром боевой пятерки. А когда вор узнал, что готовится налет на Новую Мцхету, то даже хотел выйти на связь с руководителями отряда, но сдержался. Пока еще не время...

— Тук-тук! — прерывая размышления законника, который находился в своем рабочем кабинете, дымил папироской и размышлял о том, как можно использовать отряд Лопарева-Нестерова в своих целях, раздался стук в дверь.

— Входи, — затушив папиросу в хрустальной пепельнице, сказал Козырь, среднего роста брюнет в неброском, но дорогом костюме.

— Козырь, — в кабинет заглянул его помощник, кряжистый крепыш Жека Лом, — к нам гости, Дима Богатянский и с ним Ираклий Кодорский. Я приказал проводить к тебе. Сейчас будут.

— Все правильно сделал, — одобрил действия помощника вор и спросил: — Помещения на прослушку проверяли?

— Все чисто, Козырь. Может охрану усилить?

— Не стоит, могут подумать, что мы кого-то опасаемся или подлянку ждем. Пусть все будет, как обычно.

— Понял.

Жека Лом, который отсидел два срока, один за гоп-стоп, а другой за убийство, исчез, а Козырь приподнял ладони. Пальцы тонкие, словно у пианиста, и на них перстни-татуировки, которые прикрыты другими перстеньками, из золота с бриллиантами. Солидно и внушает уважением, так считал вор, который готовился встретить двух прибывших к нему по предварительной договоренности авторитетов. Ираклий Кодорский метил в преемники покойного Соломона Аджарского, похороны которого должны были состояться через пару дней, и потому хотел мира, а Дима Богатянский, гость из Ростова на Дону, был при нем гарантом безопасности. С этим все ясно и Козырь уже знал, что скажет гостям и что сделает после того, как они его покинут. Кавказцы хотят сохранить лицо и получить передышку, и он им уступит. Однако мира не будет. Так решил вор и, надев стильные очки в тонкой золотой оправе, встал подле стола.

Гости вошли и хозяин кабинета, с печальным выражением лица, шагнул к ним навстречу. Ираклий Кодорский, в прошлом профессиональный катала, а ныне глава строительной компании "ИАС", смуглый сухопарый брюнет, ничего подобного не ожидал, и Козырь, слегка приобняв его за плечи, сказал:

— Сочувствую, брат. Соломон Аджарский был лучшим из нас, и я уважал его. Да и другие наши братья, были достойными людьми. Проходи, мой дом, твой дом. Поговорим. Обсудим, что тебя гнетет.

— Благодарю, — через силу выдавил из себя Ираклий.

— Здравствуй, Дима, — Добряков протянул руку ростовскому гостю, седому полноватому старику, в прошлом медвежатнику, который жил за счет своих учеников, работающих не только в России, но и в Европе. — Располагайся, сейчас чаек принесут.

Воры расселись вокруг стола. Хозяин кабинета в своем кресле, Ираклий напротив, а Дима Богатянский расположился немного в стороне. Смазливая секретарша, обдав всех присутствующих запахом дорогого французского парфюма, поставила на стол чай, который Козырю присылали друзья из Сочи, и удалилась. Из вежливости гости сделали по паре маленьких глотков, и начался разговор.

— Тяжелый год для всех нас, — заговорил Козырь. — Сначала погиб Дед Хасан. Потом убили Астика Сухумского. Затем Мафия от язвы желудка умер, Аким Волгоградский от пневмонии и Эдик Красный от тубика. Шота, Хой, Мутай и Мотыль. Теперь Соломона с друзьями постреляли. Шакалы! Знал бы, кто это сделал, зубами бы их рвал! Суки! Ты мне веришь, Ираклий?

Грузинский вор, которому Добряков заглянул в глаза, не выдержал его пронзительно взгляда и кивнул:

— Конечно, верю, Козырь. Мы знаем, что ты ни при делах. И я верю, что ты не таишь на нас зла, за то, что происходило в последнее время. Это все молодежь, горячая и неразумная. По собственной инициативе молодняк стал строить тебе подлянки, а Соломон хотел мира и даже собирался приехать к тебе для разговора один на один.

— Да-а-а... — протянул Козырь, — Соломон такой, он мог выйти на открытый базар. Ну, что не случилось, про то говорить не станем. Кто старое помянет, тому глаз вон.

"А кто забудет, тому оба долой", — мысленно добавил славянский вор и вновь посмотрел на гостя, который опять кивнул и сказал:

— Да-да, золотые слова, Козырь. Ни к чему былое вспоминать? Тем более что с мертвых не спросишь. Кто на тебя зуб имел, тот уже в морге, а мы живы, и нам надо думать о будущем. Поэтому я и приехал, чтобы услышать тебя и спросить прямо. Мир между нами или война?

Козырь помедлил, дождался, пока грузинский вор заерзает на месте, и произнес:

— Между нами мир, Ираклий. Я сказал и ты с нашим ростовским гостем, — кивок в сторону Димы Богатянского, — меня услышали. И даже более того, если тебе потребуется моя помощь, обращайся. Мы с тобой знакомы не первый год и непоняток у нас не возникало. В наше смутное время это кое-что значит и по мне, правильным будет, если место Соломона займешь именно ты.

— Хорошо, — Ираклий Кодорский посмотрел на Диму Богатянского и еле заметно мотнул головой, после чего поднялся и сказал: — Благодарю за угощение, Козырь, но нам пора.

— Разумеется, — Добряков тоже встал. — Столько дел, ни минутки лишней. Понимаю тебя, брат.

— Встретимся на похоронах? — словно закрепляя договоренности, спросил Ираклий.

— Да.

Леша Козырь проводил гостей, серьезное выражение сползло с его лица, и он улыбнулся. Встреча прошла легко и, когда в кабинете появился Жека Лом, он задал ему вопрос:

— Сколько у нас сейчас бойцов?

— За час подниму сорок. За пять часов сотню. За сутки двести. Это только наша община.

— А с командами из других городов что?

— Саратовская бригада, пять человек, уже в Москве. Челябинская и Краснодарская, по шесть стрелков, завтра и послезавтра появятся. Парни отмороженные, работают втемную и про нас ничего не знают.

— А с оружием как?

— Нормально. Автоматы и снайперские винтовки. Все с военного склада.

Вор цыкнул зубом и сказал:

— Отлично. Пусть будут наготове, и нашим бойцам скажи, чтобы из города ни ногой, они могут понадобиться.

— Ясно.

Снова Козырь остался один и зазвонил его телефон. Это был приемный сын и вор ответил:

— Слушаю тебя, Серега.

— Привет, — краткая пауза, — батя. Времени разговаривать нет. Скажи только, как сестры?

— С ними все хорошо. Сам-то как?

— Нормально. Еду в Краснодар. С Нестером.

— А зачем?

— Не знаю.

— Помощь моя нужна?

— Нет.

— А деньги?

— Тоже нет.

— Когда уезжаешь?

— Через месяц вроде.

— Встретиться сможем?

— Да. Я забегу. Ненадолго.

— Очень хорошо. У меня к тебе будет серьезный разговор.

— Ага! Поговорим. А сейчас мне пора...

Приемный сын отключился, а вор повертел в руках телефон и тихо сам себе прошептал:

— Краснодар, значит. Интересно, что вам там понадобилось? Надо будет послать пару сметливых парней, пусть за вами присмотрят, а то натворите дел, революционеры, черт бы вас побрал.

Глава 18.

Москва. Зима 2013-го.

Скрипнув протезом, Костя Трубников, сын полковника Трубникова, положил на столик ноутбук, осторожно присел в кресло и посмотрел на меня.

Это был двадцативосьмилетний брюнет с короткой стрижкой, худой и, можно даже сказать, истощенный. Тонкие губы крепко сжаты, и лицо имеет сероватый оттенок, сказываются постоянные боли в ноги. Казенный протез, конечно, вещь неплохая, лучше, чем инвалидная коляска, но его надо разнашивать, а это больно. Однако Костя держится, не стонет, не плачет, на судьбу не жалуется, к бутылке с поганой сивухой не припадает и старается держаться молодцом. Крепкий человек, нам такие нужны. Да что там. Такие люди нужны всем, только не нашему правительству, там в почете иная порода, вороватые и настырные обезьяны без принципов.

Впрочем, к чертям собачьим правительство. Настанет срок, доберемся до кремлевских верховодов, а пока к делу.

— Костя, что там с Заварзиным? — спросил я.

— Ничего страшного, — младший Трубников пренебрежительно покривился. — Как свидетель он привлечен к делу по убийству в кафе и активно сотрудничает со следствием. Марку держит и старается выглядеть бодрячком, мол, смотрите, какой я независимый. Но фотороботы убийц, весьма точные, составлены со слов Заварзина. Да и остальная его компания от лидера не отстает.

— Значит, с ним у нас дел не будет, — я мотнул головой и, оглядев небогатую, но уютную квартиру Трубниковых, куда приехал вместе с Галиной, задал Косте следующий вопрос: — Что по другим кандидатам?

— Посмотри, папка на рабочем столе, — он кивнул на ноутбук. — Все здесь. Как ты и заказывал, мужчины, около тридцати или слегка за тридцать, русские, патриоты, служили в армии, у каждого активная жизненная позиция.

— Хорошо.

Я начал просматривать краткое досье на потенциальных вожаков партии "ЗаСС" и вглядываться в их лица. Как правило, люди все достойные, с такими можно в разведку пойти. Однако мне они не подходили, и вскоре я отодвинул ноутбук.

— Что, не то? — поинтересовался Костя.

— Не то, — ответил я. — Кандидаты интересные, но у каждого за спиной сторонники и куча друзей. Таких людей контролировать сложно, чуть оперятся и начнут свою политику гнуть.

— А тебе нужен подконтрольный человек, который бы зависел от нас на сто процентов?

— Да. Необходим такой, чтобы его интересы совпадали с нашими и он не делал резких движений, о которых бы мы не знали.

— Мне кажется, Егор, что ты мудришь. Зачем нам партия? Собрались делать революция, так давай. Окрепнем, кулаки набьем и обрушимся на Кремль, а народ нас поддержит. За пару лет все это сделаем, благо, правительство само людей провоцирует.

— Думаешь, Путина с подельниками возле Кремлевской стены расстреляем, и все наладится? — я улыбнулся.

— Именно так и думаю, — глаза Кости впились в меня. — А ты с этим не согласен?

— Нет. Потому что грохнуть президента и тех, кто с ним рядом, не так-то и сложно. Как показала мировая практика, бессмертных не существует, и достать можно любого. Меня другое беспокоит, а что дальше? Ну, убрали мы их, скинули, расстреляли или они сбежали. Допустим, это произошло, и кресла в Кремле освободились. А что потом?

— Свое правительство сформируем, перекроем границы, вышлем всех чужаков и начнем возрождать страну.

— Легко сказать, да трудно сделать. Из кого формировать правительство? Из вчерашних воров? Нет. Работяг и военных в министерские кресла посадить? Нет. Из-за рубежа умных американских сенаторов пригласить? Тоже нет. Нам нужны свои кадры и прежде чем брать власть, надо разобраться, какие шаги станут следующими, и кто сменит правителей. Ведь если они исчезнут, то всем плохо будет. В стране десятки миллионов мигрантов, которые не хотят возвращаться в аулы. В стране сразу возникнет нехватка собственного продовольствия, ширпотреба и электроники, и если перекрыть границу, то начнется голод. В стране огромное количество людей, которые при нынешнем режиме живут очень даже неплохо, и они плевать хотели на тех, кто копейки до пенсии собирает, чтобы кусок хлеба купить. В стране олигархи, генералы, адмиралы, министры, высокопоставленные офицеры и чиновники, которые не бедствуют. В стране полиция и куча охранных контор, которые не заинтересованы в переменах. Так-то, тащ лейтенант. Чуть Путина с его братвой задень, начни у них жирные куски вырывать и чужаков выселять, они тебе покажут, что почем, как надо жить и кто в стране реальный хозяин. И народ, который привык жить в болоте, смотреть телешоу "Кто с трех раз угадает букву А?", жрать бич-пакеты и запивать все это дешевым алкоголем, поддержит их, а не нас, ибо пузо чем-то набивать надо и мозги без сериалов скрипеть начинают. Вот потому-то нам и нужна партия, которая перехватит власть, а боевой элемент организации будет ей в этом активно помогать. Понимаешь меня?

— Понимаю, — лейтенант тяжко вздохнул.

— Это хорошо, что понимаешь. Потому что дальше больше. Возьмем власть, и начнется. Толпа станет кричать — хотим жить лучше, а работать люди разучились. Придется строить фабрики и заводы, дороги и новые дома. А для этого нужны специалисты и рабочие руки. Одновременно с этим надо возвращать на родину украденные из страны деньги: стабилизационный фонд, инвестиции и копилки олигархов. А значит, нужны бойцы, которые способны работать заграницей, и необходима политическая сила. Затем от американцев и других международных полицаев будем отбиваться. И чем? Оружием, которое от Советского Союза осталось, да теми крохами новейших разработок, что в войска сейчас поступают. А с криминалом и наркомафией кто будет бороться? А с алкоголиками и тунеядцами биться? А науку кому возрождать? А сельское хозяйство? А что с медициной и образованием, которые в любом случае должны остаться бесплатными? А союзников где искать? Только начни будущие проблемы перечислять, и утонешь в них. Поэтому, прежде чем шашкой махать, головы рубить и ворье на стройки века с кайлом в руках отправлять, необходимо предложить народу альтернативу, а потом подкрепить ее силой оружия и реальными делами.

— Егор, но вы же партизаны. О чем тогда речь?

— Да, мы партизаны и будем находиться в подполье, пока не одержим победу. Ведь не мне тебя учить, в чем смысл партизанской борьбы. В освобождении родной земли от оккупантов. А затем приходит черед идеологов и управленцев. Так всегда было, есть и, наверное, будет. Вон, хоть Фиделя Кастро вспомнить. Воевал и партизанил, а когда победил, пришлось стать президентом и первый вопрос, который перед ним встал — как и чем накормить освобожденный народ.

— Честно говоря, про это я как-то не думал, — признался Костя.

— А мне приходится думать, и чем больше я над этими вопросами размышляю, тем больше понимаю, что без участия народа и подготовки революция невозможна. Переворот словно в банановой республике замутить можно, и правительство перебить реально. Но без поддержки большей части народа, в первую очередь русских, мы ничто, ибо озверевшие и оглодавшие люди сметут нас с лица земли, и памяти не оставят. Кстати, ты нашу Конституцию помнишь?

— Не-а, — он покачал головой.

— А зря. Интересное чтиво, возьмись, почитай, — я вспомнил нужную статью и процитировал ее по памяти: — Статья номер три. Пункт первый. Носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ. Пункт два. Народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления. Пункт три. Высшим непосредственным выражением власти народа являются референдум и свободные выборы. Пункт четыре. Никто не может присваивать власть в Российской Федерации. Захват власти или присвоение властных полномочий преследуются по федеральному закону... Самое главное, что народ скажет. И если он говорит — не бывать на нашей земле никелевой добыче, долой этническую преступность, и требуем ограничить миграцию иноземцев, значит, правительство должно взять под козырек и выполнить волю народа. А в противном случае это правительство не легитимно и приказы наплевавших на людей кремлевских чиновников должны висеть в сортирах как пипифакс.

Костя нахмурился:

— Понятно. Однако ты забываешь, что народ многонациональный и правительство охотней дает гражданство азиатам, чем русским, которые хотят вернуться на родину.

— Я все помню, и не забыл, что отколовшиеся от СССР республики вотчина националистов: кавказских, азиатских, западенских и прибалтийских; и только Россия для всех. Это неправильно и несправедливо, но мы этого изменить пока не в состоянии. Разве только локальные боевые акции против этнопреступников и предателей проводить, во время которых будет создаваться силовое ядро организации, и только. А чтобы вершить по настоящему большие дела, нужны серьезные финансово-материальные средства и сотни боевых ячеек по всей стране, которые смогут опираться на партию. Но это дело не на один год.

— И что мне теперь делать, новых кандидатов на роль партийного вожака искать?

— Не стоит. Я его уже нашел.

— Интересно, кто такой?

— Ты, — указательный палец уперся в грудь Кости.

— Чего? — удивился он.

— Того. Вождем партии "За Социальную Справедливость" станет участник боевых действий, отставной лейтенант погранвойск Константин Антонович Трубников. Со всех сторон положительный человек, которому можно и нужно верить.

— Так я же инвалид, — он посмотрел на прикрытый штаниной протез.

— И что с того? Это мешает тебе думать головой?

— Нет.

— Тогда вперед и с песней, господин будущий партийный функционер. Сайт создал?

— Да.

— Программа есть?

— Типовая.

— Единомышленников найдешь?

— Должен.

— Вот и все. Деньги выделю и поддержку обеспечу, а дальше дело за тобой. Собирай инициативную группу, создавай партию и работай.

Костя помолчал, подумал и сказал:

— Надо с отцом посоветоваться.

— Ладно.

— И еще... Скажу сразу, если я в это дело впишусь, то марионеткой не стану... У меня должно быть право на принятие самостоятельных решений...

— Договорились. Мы не лезем в тактические вопросы партии, а ты не принимаешь стратегических решений. Идет?

— Да.

— Когда ответа ждать?

— Сегодня. Отец скоро вернется, еще раз все обговорим, и я скажу свое слово.

— Это нормально. Теперь давай к другим нашим делам. Мы сможем организовать вброс информации о том, что нами уже сделано, в сеть?

— Запросто. Через интернет-кафе и по левым документам это сделать не сложно. Или через домашний компьютер, который сразу пробьют.

— Тогда завтра или послезавтра я пришлю к тебе паренька. Покажешь ему, что и как нужно сделать.

— Договорились. Что будем сбрасывать?

— Драка в "Литераторе", нарезка без наших лиц, и обстрел Новой Мцхеты. Комментарии сам подбери.

— Армия "Трясогузки" снова в бою? — Костя улыбнулся.

— Ага. Бей обнаглевших животных! Мочи этнопреступников! Долой преступный режим! Оккупанты не пройдут! Ну и так далее. Не мне тебя учить. Только следов не оставь, чтобы на тебя ищейки не вышли.

— Я все понимаю, — младший Трубников кивнул на ноутбук. — Вас сейчас кто только не ищет. ФСБ, полиция, частные сыскари, военная прокуратура, бандиты и вольные охотники за головами. Не хотелось бы с ними дело иметь. По крайней мере, в ближайший год, пока организация не окрепла.

— Это точно.

Мы замолчали, и в комнату заглянула Галина, которая улыбнулась и сказала:

— Мужчины, обед готов. Прошу к столу.

Пока мы с Костей разговаривали, Галочка приготовила борщ, очень вкусный, как ее мама научила. И пока мы ели, я бросал на девушку косые взгляды и решал ее судьбу. Внешность Галя поменяла, длинные волосы долой, покрасилась и стала другим человеком. Галочки Серовой больше нет и перед нами жгучая брюнетка Анна Курманбековна Карашева из Бишкека. Именно такой паспорт без всяких проблем, через бродяг из группы Шмакова я смог достать. При этом барыга, мутный тип с Казанского вокзала, заверил меня, что хозяйка в полицию обращаться не станет, и говорил он настолько уверенно, что я ему поверил.

"Черт побери! — промелькнула в голове мысль. — Сколько же людей пропадает в России? Говорят, сотни тысяч, и находят лишь половину. А где остальные? Неизвестно. Кто-то в рабстве, а кто-то погиб. Вот и с этой Анной Курманбековной, судя по внешности, наполовину русской, которая приехала в Москву на заработки из Киргизии, что-то нечисто. Где она может быть? Скорее всего, в борделе за наркоту работает или в могиле. Впрочем, долой ненужные мысли. Главное, что у Галины есть временный документ, а настоящий позже выправим. Сейчас тебя, Егор, другое должно интересовать. Что с ней дальше делать?"

Машинально я взглянул на девушку, а она, почувствовав взгляд, тоже посмотрела на меня и по ее губам пробежала улыбка, от которой мне стало тепло. Эх-ма! Приятное чувство, но опасное. Нельзя мне иметь рядом с собой дорогого человека. Нельзя и точка.

Рано или поздно меня грохнут. В этом я почему-то не сомневаюсь. Но мне не страшно, ибо я уже умирал. И если бы я встретил Галю Серову в своей прошлой жизни, то стал бы самым счастливым человеком на свете, а сейчас она мое слабое место. И пока я к ней не привык и не прикипел, нам надо расстаться. Да только куда ее деть, ума не приложу. Домой, в родной город девушке нельзя, а сама она к вольной жизни не приспособлена, слишком долго оберегали ее родители, надо отметить, не бедные люди. Вот и думай, Егор, как поступить.

— Может, добавки? — Галина встала.

— Нет, спасибо, — я отодвинул пустую тарелку. — Было очень вкусно. Благодарю. Наелся.

— А я не откажусь, — отозвался Костя и я заметил, что, взглянув на девушку, Трубников-младший немного смутился.

"Опаньки! — подумал я. — А вот и решение моей проблемы. Сам уеду на юг, а девушку оставлю у Трубниковых. Глядишь, у Кости с Галочкой что-то получится, и я смогу отойти в сторону. План нехитрый, но другого у меня нет".

Сказать по чести, отпускать девушку не хочется, ибо самец внутри меня протестует против такого решения. Однако я вспоминаю Витю Деева и других камрадов, которые ради семьи и любимых шли на предательство, и понимаю, что иначе нельзя.

Галина налила Косте новую тарелочку наваристого борща и он, закинув в него ложку сметаны, занялся делом. А я покинул кухню и одновременно с этим появился Антон Ильич, который навещал своих старых товарищей. Он вернулся очень вовремя, и мы присели.

— Как успехи, Антон Ильич? — обратился я к отставнику.

Пенсионер хитренько усмехнулся и потер озябшие старческие ладони:

— Все очень даже неплохо.

— А поконкретней?

— Будет тебе конкретика. Кхе-кхе! — он кашлянул и продолжил: — Значит, так, Егор, за денежку и по большому блату, я пробил всех парней в отряде и общая картинка хорошая. Честные ребята, идейные и добросовестные. Правда, половина состояла в разных группировках, однако это мелочь, а для нас даже плюс. Но...

Трубников взял паузу, и я его поторопил:

— Не томи, Антон Ильич. Говори, что не так. У нас крыса?

Полковник пожал плечами:

— Я бы не стал это утверждать вот так сразу. Однако у трех бойцов мутное прошлое. Первый, Игорь Лунин, он же Ганс, в родном Омске разыскивается за убийство отчима, а нам про это ничего не известно. А если бы его где-то в дороге проверять стали? Что тогда? Он и себя и группу подставит. Значит, надо разобраться с этим вопросом, поговорить с ним откровенно и отстранить от акций в городах. Второй, Рустам Шарафутдинов, позывной Рустам, его дядя в Казани заместитель главного прокурора с большими связями, а мы про это ни сном, ни духом. Вот почему он это скрыл? Не ясно. Ну и третий боец, Сергей Ревякин, позывной Серый. Знаешь, кто у него отчим?

— Кто?

— Алексей Владимирович Добряков.

— Это... — я напряг память и попытался вспомнить, где слышал такую фамилию.

— Это вор в законе Леша Козырь, — Трубников резко хлопнул в ладоши. — Каково?

— Ну, вор так вор, — я поморщился. — Не родной ведь отец.

— Не скажи, Егор. Я навел справки. Козырь своего приемного сына и дочерей очень любит. И то, что мы про такое родство не знаем, весьма опасно. Серый боец хороший и как командир пятерки себя показал, я помню его по налету на Новую Мцхету. Однако он скрыл от нас важную информацию и это повод ему не доверять. Как поступим?

— С Гансом и Рустамом командиры пятерок и Лопарев разберутся, там ничего сложного, а с Ревякиным я лично пообщаюсь.

— Когда?

— Когда это будет необходимо, Антон Ильич.

— Неосмотрительно поступаешь, Егор.

— Возможно, но командир я, и решение за мной. Через пару недель его пятерка прибудет в Москву и за Серым нужно проследить. Посмотрим, куда он пойдет, и чем будет заниматься. И только после этого можно будет с ним пообщаться.

— И все?

— А что вы предлагаете, Антон Ильич? Схватить парня и пытать? Или его надо сразу убить, потому что у него родня не такая? Нет. Подождем и присмотримся. Пока от Серого зависит лишь его пятерка и только. Он не знает, где Гоман и Лопарев, и не в курсе, кто вы и где обитаю я. А потому давайте не будем пороть горячку. Лучше скажите, что вы на меня нарыли.

Трубников отвел взгляд, наверняка, старик пытался разобраться, кто же я таков есть, и кое-что накопал, без этого никак.

— С тобой тоже все не просто, — сказал отставник. — Приехал из провинции и у тебя был влиятельный родственник при погонах, а ты сразу в борьбу ударился. Не вяжется сие с твоей скромной биографией, и потому это странно.

— Вот то-то же, Антон Ильич. А теперь поменяйте меня и Серого местами. И кто из нас подозрительней? Разумеется, Егор Нестеров. Так что давайте дальше. Что еще узнали?

— Эдика Шмакова ищут. Очень хорошо, вплоть до того, что к его родственникам в провинцию наведались. Еще Лопарев в розыске, Галина и ты по фотороботу.

— Это понятно. А что с ветеранами, которых вы хотели к нам подтянуть?

— Тут все в норме. Они хотят работать, пусть даже неофициально, но таких немного. Сам понимаешь, отставнику ФСБ работу найти легко. Поэтому люди будут, но не более трех-четырех человек и среди них, я надеюсь, окажется подполковник Доронин.

— Тот самый, который руководил операцией "Капкан"?

— Да и через него, кстати, можно выйти на офицеров спецназа.

— Вот это было бы замечательно.

Отставник вопросительно кивнул:

— Что еще интересует?

— В общем-то, все ясно. Однако есть у меня к вам одна небольшая просьба. Скоро я уезжаю, и хотел бы оставить Галину на ваше попечение. Снимите рядом квартирку, и она будет неподалеку...

— Нет. Я против, — оборвал меня пенсионер.

— А может, подумаете?

— Я сказал нет, значит, нет. Егор, ты возишься с этой девчонкой, а она легко может нас подставить. Ты привел ее ко мне домой, а если у нее язык развяжется? Что тогда? Понятно, у тебя гормоны играют, но ты должен думать не только о себе.

— Антон Ильич... — я хотел многое сказать Трубникову, в частности, что предать может любой. Но увидел, что в комнату входят Костя с Галиной, и махнул рукой. — Ладно, проехали.

Больше ничего серьезного в тот день не обсуждали. Посидели, пообщались и посмотрели новости. И только когда нас покинула девушка, которая вызвалась приготовить чай, Костя Трубников поговорил с отцом и дал свой ответ на мое предложение стать лидером партии.

— Я согласен, Егор, — сказал младший Трубников, и Антон Ильич одобрительно кивнул.

— Тогда по рукам, — я протянул Косте руку.

— Да.

Наши ладони сомкнулись в крепком рукопожатии, и я улыбнулся. Еще одно дело сдвинулось с мертвой точки и это хорошо. Всего-то полгода прошло, как я приехал в столицу, а сколько уже сделано. Казна имеется. Люди есть. Оружие в тайниках. А теперь еще и партия будет, какая никакая, а ширма для наших акций, вербовочная контора и возможность вести полноценную политическую борьбу.

Глава 19.

Краснодарский край. Зима 2014-го.

По улице Красной, под барабанный бой, маршировали казаки. Их было много, несколько тысяч, и хотя печатать шаг они не умели, зрелище это было запоминающееся. Черная униформа и красные черкески, кубанки и башлыки, погоны и кожаные сапоги, шашки, кинжалы и газыри. Колоритные мужчины под старыми казачьими знаменами, особенно первые парадные расчеты, двигались от Пушкинской площади и войскового собора Александра Невского в сторону Театральной, и народ приветствовал их радостными криками. А на трибуне, вместе с атаманами ККВ стоял кубанский губернатор, бывший первый секретарь Выселковского райкома комсомола и коммунист, а ныне единорос, добрый христианин и казачий полковник с репутацией умеренного националиста Александр Николаевич Ткачев.

В общем, внешне полное единение власти и народа. Скоро, буквально через несколько дней, начнется зимняя Сочинская Олимпиада, и реестровое казачество выступает в роли местной достопримечательности. Понаехавшие со всего мира туристы хотят увидеть на Кубани нечто новое для себя, найти здесь какую-то изюминку, и казаки одна из таких изюминок. Барабанщики Новороссийского казачьего кадетского корпуса, почетный караул ККВ, артисты Кубанского казачьего хора, ученики краевых кадетских корпусов и казаки отделов, которые не только в парадах участвуют, но и порядок поддерживают. Красиво и достойно.

Так все это виделось мне, человеку от казачества очень и очень далекому, хотя в своей прошлой жизни я с казаками сталкивался и на Кубани бывал. Ну, а местные жители относились к реестру по-разному. Кто-то был рад тому, что есть дополнительная защита и рядом с полицейскими по улицам кубанских городов ходят патрульные казаки, с которыми в крае реально стало немного спокойней. Кто-то называл реестровых казаков ряжеными клоунами и продажными суками, которые за копейки прогнулись под кремлевских жидов. А кому-то (таких большинство) было все равно. Ведь люди в нашей стране разные и каждый живет в своей реальности.

Странно это — государство одно, а общности и единого закона, который бы распространялся на всех, нет. Но это легко объяснить. Разделяй и властвуй — гласит древний закон беспринципных правителей, и сегодняшние господа-начальники от своих коллег времен греческих деспотий и клановых олигархий отличаются мало. Народы многонациональной страны разобщены и то же самое казачество, которое многим видится несокрушимым монолитом, расколото на сотни частей и находится в упадке. Одних власть подкармливает и официально поддерживает, а других давит и старается пригнуть к земле, чтобы не поднимали головы непокорные, чтобы не смели смотреть новоявленным хозяевам жизни в лицо, да чтобы были как все и не пытались что-то изменить. И опять же в этом нет ничего нового.

Первое реестровое казачество создали польские короли, которые стремились задавить и взять под контроль украинский народ. Сделать это силой они не смогли, кишка тонка, и тогда в противовес вольным казакам возник реестр, который за деньги и привилегии служил чужеземцам, прикрывал границы и воевал против своих вчерашних товарищей. Так и теперь. Одиннадцать реестровых казачьих войск, бледный аналог американской национальной гвардии, дублируют функции МЧС и МВД, гордятся тем, кто они есть, и свято верят президенту Российской Федерации, который является казачьим генералом. Не знали? Я тоже не знал, что Владимир Владимирович Путин казацкий генерал от реестра, но факты вещь упрямая...

Впрочем, что мне до реестровых казаков? Пока мои интересы находятся в иной плоскости и на Кубани я временный гость. Приехал, осмотрелся, предупредил ни в чем не повинных людей об опасности, прогулялся по горам, провел поиск единомышленников и уехал, а они со всеми своими проблемами остались.

Боевики моего отряда рассыпались по краю, и начали проведение разведки. Несколько человек крутилось в Сочи и окрестностях. Другие катались вдоль побережья и фиксировали все приморские объекты, которые могли нас заинтересовать, в первую очередь виллы российских олигархов, министров и губернаторов. Командир первой боевой ударной пятерки Гней анализировал и обобщал информацию. Ну, а я, вместе с Серым, Каширой и Галиной, от которой так и не смог отстраниться, посещал места моей боевой славы из иной реальности. Я бродил по лесам и горам на границе Краснодарского края с Карачаево-Черкесией, много размышлял, вспоминал лица, слова и поступки людей, которых помнил по прошлой жизни, когда мне приходилось убегать от западных наемников, и строил планы на будущее.

Лес на горе Вышка за станицей Удобная, здесь меня и беженцев из Армавира накрыли ракетами, и утром мы схоронили почти тридцать человек, среди которых было несколько детей. Левый берег реки Уруп за станицей Передовая, на переправе нас оставили шесть бойцов-мусульман, которые двинулись вверх по течению в сторону Преградной, но через пару километров они попали в засаду и были расстреляны. Лесной массив на южной окраине станицы Надежная, там меня предали и попытались взять в плен, чтобы моей головой откупиться от карателей, но я и пять лихих волкодавов вырвались. Речка Белая Глина возле станицы Бесстрашная, тогда в горах прошли сильные дожди, и при переправе утонул раненый снайпер Эрих Крейц, доброволец из Германии. Гора Ахмедов пост за станицей Отважная, два бойца, пулеметчик Дима Крутиков и его друг Саня Пеплов, решили нас прикрыть и погибли. Река Большая Лаба и станица Чернореченская, здесь я остался один, и хотел застрелиться, слишком велико было мое отчаяние. Однако я решил, что должен погибнуть в бою, и пошел в населенный пункт, который встретил меня запустением и догорающими домами. Перевал Большая Седлина, там меня окружили наемники. Думал, конец, но нет, объявились пропавшие товарищи, которые привели подмогу, местных казаков, и я снова уцелел, а потом смог пробраться к морю и уже оттуда перебрался на Урал.

Короче, было что вспомнить, и я получил большой заряд бодрости, а соратники и Галина, которая не привыкла к тяготам походной жизни, не понимали меня и пытались задавать вопросы. Зачем мы бродим по зимним чащобам и горам? Что в этих местах меня привлекает, и отчего я в одиночестве часто ухожу в промозглый и холодный лес? Но я отмалчивался, и они отстали. А перед тем как вернуться в большой мир, я поговорил с Серегой Ревякиным. Время пришло. Он мне доверял, ведь совместное путешествие сближает, и я заметил, что пару раз парень пытался выйти на прямой разговор. Это было хорошо, добрый знак, ибо не хотелось на него давить. И невдалеке от поселения Андрюки, где нас должен был ожидать Гней, я оставил Галину и Каширу у костра, и вместе с Ревякиным вышел на берег Малой Лабы.

Неширокая мутная речушка несла свои воды на север, на соединение с Большой Лабой. Хмурые небеса посылали вниз редкие снежинки и дождевую влагу. Тихо. Никаких посторонних звуков. Только журчание реки и шум падающих на ветки деревьев капель. На душе спокойно и, присев на широкое бревно, я закурил, затянулся и посмотрел на Серого, который расположился рядом. Парень нервничал и разминал пальцы рук. Он хотел высказаться, но не решался, и я его поторопил:

— Серый, скажи, что хотел. Не держи на душе камень. Я же вижу, что тебе надо с кем-то поговорить.

Ревякин помедлил и сказал:

— Егор, так сложилось, что из-за меня про отряд знает посторонний человек.

— Кто-то из твоих близких?

— Да. Так получилось...

— И кто это?

— Батя мой.

"Надо же, — отметил я. — Не приемный отец, а именно батя. Значит, Добряков парня к себе крепко привязал. Впрочем, это неудивительно. Простаки ворами в законе не становятся. Для того чтобы держать под контролем матерых уголовников надо иметь твердый характер, голову на плечах и знать хотя бы основы психологии. Иначе никак".

— И что твой батя, он нам враг?

— Нет, — парень покачал головой и добавил: — Но и не друг. Скорее, сочувствующий.

— Много он о нас знает?

— Не особо. Я ему про похищенное оружие рассказал, про огневой налет на поселок, про состав отряда. Хотелось, чтобы он стал воспринимать меня всерьез, как человека, который способен принимать самостоятельные решения и который не один в этом мире. Вот меня и понесло.

— И что дальше?

— Не знаю. Батя человек непростой и со связями, и когда мы виделись в Москве, он сказал, что хотел бы встретиться с руководителями организации. С реальными вожаками.

— А мы, значит, Лопарев, Гоман и я, ему не подходим? — я улыбнулся.

— Так он сказал.

— Ага. Ну и кто же твой батя, что такие условия выдвигает?

Серега набрал в грудь воздуха и выдохнул:

— Вор в законе Леша Козырь.

Какой реакции от меня ожидал парень? Наверное, как минимум, удивления. Но я сохранил спокойствие, и спросил его:

— У тебя номер его телефона есть?

— Конечно. Но связи нет.

— Выйдем к людям, связь появится. Позвонишь ему и скажешь, что если он хочет встретиться с реальным вождем, то я договорюсь.

Парень покосился на меня и сказал:

— Я думал, что разговор тяжелый будет, а все получилось как-то легко.

— Хм! — я усмехнулся. — Все нормально, Серый. Люди, которые за нами стоят, давно тебя и Козыря просчитали. И если бы они дали мне команду, то ты отсюда, — я кивнул на лес за спиной, — не вышел. Правильно сделал, что сам все рассказал.

— А как же...

— Замяли базар, — оборвал я его. — Ты человек правильный и этого достаточно. Пойдем к костру...

На следующий день, усталые и счастливые, мы вышли в Андрюки и на двух машинах отправились в краевую столицу, где я принял доклады соратников.

В Москве все шло своим чередом. Нас искали, но толку с этого пока не было. В Краснодарском крае тоже без неожиданностей. Парни промчались вдоль Черного моря и нанесли на карты около трехсот объектов, по которым в будущем мы могли нанести удары. Для них это тренировка, добыча информации, а от Гнея я узнал, что за нами хвост, который следует за бойцами от самой Москвы. Это были люди Леши Козыря, без сомнений. Но после звонка Серого приемному отцу они исчезли, а я пошел на парад, после которого собирался отправиться туда, где в моей истории впервые засветились "кубанские робин гуды"...

Тем временем, парад окончился. Мимо нас прошмыгнула веселая стайка негров в сувенирных кубанках и, взяв Галину под локоток, я наклонился к девушке, поцеловал ее в краешек губ и сказал:

— Надо расставаться, милая. Как и договаривались, вместе с Каширой остаешься в Краснодаре, и постарайся не выходить из гостиницы. Вернусь через пять-семь дней и тогда уже вместе в Москву. Договорились?

Девушка кивнула:

— Хорошо. Только прошу тебя, не рискуй.

— Не буду, — я снова поцеловал ее. — Обещаю.

Оставив Галину на попечение Каширы, вместе с Ревякиным я свернул в ближайший переулок и сел в белую "ниву". Наш камрад Гней уже был на месте и повел машину на выезд из города. Серый практически сразу заснул, а я спросил Гнея:

— Бойцы уже на месте?

— Да, — ответил он. — В поселке мы сняли два домика, и парни включились в работу. Половина наблюдает за объектом на побережье, а половина на отдыхе. Местность изучили, подробные карты имеются. Документы свои не светили, да их никто и не спрашивал, лица славянские, деньги заплатили без обмана, не бухарики, не наркоманы и селянам этого достаточно.

Гней кивнул на бардачок, и я достал карту бухты Инал, которая, разумеется, находилась в Краснодарском крае и на побережье Черного моря. Я точно знал, что за день до открытия Олимпиады, в этом курортном месте ограбят виллу одного высокопоставленного московского чиновника, в гостях у которого будут находиться зарубежные гости. Бухта Инал не очень большая и на ее берегу всего три крупных объекта. Первый, оставшаяся еще от Советского союза база отдыха, которая на резиденцию московского чиновника никак не тянула. Второй объект, вилла губернатора Краснодарского края Ткачева. Окруженный реликтовыми лесами красивенький дворец на горе, огороженный кусок морского пляжа, бассейны, причалы, яхты и вертолетная площадка. Снова не то. А вот третий объект под описание подходил идеально. Напротив виллы губернатора, на другой стороне бухты, находилась роскошная резиденция заместителя председателя комитета Госдумы по гражданскому, уголовному, арбитражному и процессуальному законодательству Александра Александровича Ремезкова. Вот его-то, судя по всему, и собирались грабануть местные налетчики.

Кто таков Сан Саныч Ремезков? Типичный россиянский чиновник, не хуже и не лучше других. В свое время ему повезло оказаться в нужное время в нужном месте и понеслось. Сначала отвечал за финансы в Краснодарском крае и курировал расходы на Сочинскую Олимпиаду. Затем стал вице-губернатором и был председателем совета директоров ООО "Черноморская Финансовая Компания", а в настоящий момент он в Москве. Единорос, большой патриот России, сторонник Путина и, вне всякого сомнения, очень честный человек, который не взял ни копейки бюджетных денег. Есть виллы, дома и квартиры. Есть яхты и все, что душа пожелает. Лично знаком с Обамой и многими американскими сенаторами, по слухам, дружит с экс-президентом РФ Дмитрием Анатольевичем Медведевым. Дети все заграницей. Старший учился в Англии, а потом перебрался в Америку, был кадетом военного колледжа "Valley Forge", а сейчас в частном университете "Hosfra". Второй сын в Англии, идет по проторенной старшим братом дороге, а дочь в Австрии. В этом нет никакого криминала, и эта информация не является секретной. Все на поверхности, но не в этом суть.

Меня, как я уже отмечал, интересуют налетчики. Поэтому в селении со странным названием Бжид, которое находится в нескольких километрах от бухты, осели мои парни, которые ведут наблюдение за объектом и стараются обнаружить тех, кто будет интересоваться им помимо нас. Но пока успехов нет. Слишком много вокруг левых людей крутится: местные жители, охотники, туристы, охранники, отдыхающие с частных домиков вблизи резиденции губернатора, обслуга из холопов, строители и бродяги. Однако время в запасе имеется, и я уверен, что нам повезет. "Главное вспышку не проебать, — любит повторять майор Лопарев, который сейчас гоняет по лесам возле Белоомута новых рекрутов, — и все получится"...

Резко взвизгнули тормоза "нивы". Гней остановил машину, а я поднял голову и посмотрел вперед. Перед капотом средних лет казак в форме реестра и с травматическим пистолетом в кобуре, который переходит дорогу в неположенном месте, да еще и кулаком нам грозит. Видно, что пьяный и если бы не видеокамеры у дороги, то можно было выйти, вломить ему и ствол отобрать, чтобы не позорился. А так-то что? Пусть идет.

Пьяница вышел на тротуар, а Гней вновь послал машину вперед и с презрением в голосе произнес:

— Клоун ряженный. Позорище!

— Согласен, — я кивнул. — А все отчего? Реального дела казакам не дают, потому что они могут силу набрать. Верховные атаманы все соглашенцы с Кремлем и кивалы. Кто из общего ряда выбивается, того сажают, и поддержки ему нет. С районных и станичных атаманов требуют численность казаков, но при этом, чтобы они были тихие и спокойные люди. Вот они и набирают, кого попало. Качество падает, молодежь уходит, а те казаки, которые есть, разбавляются отставными ментами и приезжими россияшками.

— Да знаю я, — Гней поморщился. — Разговаривал тут недавно с одним, так жаловался мне. Мол, мы казачество возрождали, а меня в патрульные не берут, обидно. По краю больше тысячи человек за патрулирование получает двадцать три тысячи рублей, притом, что в некоторых станицах у работяг зарплата не выше шести-семи, а многие пенсионеры получают четыре с половиной тысячи. Чем не служба? Ответственности никакой и ни за что не отвечаешь, ходи рядом с полицейским, морду делай и бабки получай. Многие бы хотели на такое место пристроиться. Да только лишь треть патрульных реальные казаки, как местные говорят. А остальные сплошь менты, кто аттестацию не прошел или из органов за пьянку и косяки вылетел. Вот такое нынче реестровое казачество, а потом удивляются, как это ставропольского казака аварский тракторист изнасиловал. Да просто. Станичный атаман лошара, который работает в администрации небольшого поселения и сидит на зарплате, для численности взял в казаки психически нездорового инфантильного чудика, который не в состоянии себя защитить. И в итоге позор на всех казаков и митинги перед администрацией. Нет, Егор, не митинговать надо было, а иначе дело решать, как предки заповедовали. Вот потому и говорю, что это ряженые. Настоящие казаки должны воевать за свой народ и если страна полыхнет, они себя покажут. Ну, а пока казачество загнивает, выпрашивает у кремлядей подачки и на потребу черножопым зевакам играет в реконструкцию.

— Все так, Гней. Но это нам с тобой легко рассуждать, ни кола, ни двора, семьи и детей нет, за барахло и хозяйство не держимся. Если убьют нас, закопают и конец фильма, даже всплакнуть будет некому. А казачки современные, такие же россияне, как и большинство. И может, кому-то хотелось бы взять ствол и отправиться вершить справедливость. Но к чему это приведет? Его свои же сдадут, а потом еще и грязью обольют. Наверняка, скажут, что он маньяк, моральный урод, сволочь и преступник. А кто о его семье позаботится? Крикуны из интернета? Сомневаюсь. Это раньше, при поддержке царя или полагаясь на крепкую общину, казак мог чувствовать себя вольным человеком, которому сам черт не брат. А в наше время, когда в правительстве враги, а жидовствующая церковь открыто сдает свою паству, это невозможно. Точки опоры потеряны, и хрен ты кому чего докажешь. Максимум, войдешь в историю как серийный убийца и враг общества, вот и все. У наших противников грамотные люди есть, и они за всем наблюдают. Сначала националистов, которые вместе с пидарами по Болотной площади шагали, припозорили. Потом реестровых казаков. А завтра кого? Кто следующий, на роль шута горохового? Да кто угодно. Казаки-общественники, реконструкторы, футбольные фанаты, байкеры или родноверы. Любой, кто не стесняется называть себя русским или славянином. Как ни включишь телевизор, там чернуха, где тебе внушают, что русский человек слабохарактерный алкоголик, и это в любой программе, начиная от "Смехопанорамы" и заканчивая "аналитическо-познавательными" передачами Сванидзы и Познера. Сидит, блядь, сволочь картавая и решает, каким должен быть русский человек, как ему жить, кому он должен и перед кем обязан покаяться. Да только хрен они угадали. Если народ встанет, они кровью умоются, и даже бегство заграницу им не поможет. Это только отсрочка и не более того.

— Наверное, ты и прав, Егор. Но давай оставим этот разговор, — парень вздохнул, и спросил: — Когда в полицию насчет теракта будем звонить?

— За сутки до открытия Олимпиады. Звонки с разных телефонов и в Москве вброс в сеть организуем.

— А точно бомба есть?

— Да, Гней, она имеется и если бахнет, то жертв будет очень и очень много. Под трибунами Большого ледового дворца лежит, своего часа дожидается, и не спрашивай меня, откуда я это знаю.

— Понял, вопрос отменяется, — парень хмыкнул и спросил: — Радио включить?

— Давай.

В салоне заиграла музыка, легкая и ненавязчивая, а потом пошли криминальные новости.

— Особая следственная бригада ведет поиск злоумышленников, совершивших дерзкое нападение на элитный жилой поселок Новая Мцхета...

"Ищите, псы, — подумал я. — Следов уже давно нет. Лопарев и Шмаков в лесах и хрен вы нас достанете".

— Как сообщает главный пресс-секретарь МВД, появились обстоятельства, согласно которым это громкое преступление было связано с убийством Георгия Шалвовича Папунадзе, погибшего в своем загородном доме...

"Какие обстоятельства? Ах, да! Трофейные винтовки "тигр", которые мы изъяли у чиновника, использовались при обстреле поселка. Вот и цепочка. И что это меняет? Ничего".

— Вчера вечером неизвестными была расстреляна машина главы крупной строительной компании "ИАС". По неподтвержденным данным есть жертвы, среди которых сам президент компании Ираклий Александрович Сулашвили, в криминальных кругах столицы больше известный как Ираклий Кодорский...

"Леша Козырь еще одного конкурента достал. Его рук дело, к гадалке не ходи".

— Террорист Дока Умаров в очередной раз призвал всех скрывающихся в горах боевиков сорвать зимнюю Олимпиаду в Сочи...

"Слова словами, но боевики уже неподалеку"...

Совершенно незаметно я заснул, а проснулся уже в поселке Бжид. "Нива" стояла во дворе частного дома, и на крыльце нас встретил Боромир, боец из пятерки Гнея, который сходу доложил:

— Егор, есть результат. Сегодня в лесу за объектом заметили двух мужиков в маскхалатах, которые наблюдали за виллой Ремезкова.

— Они вас не обнаружили?

— Обижаешь, Егор, — Боромир улыбнулся. — Нас Иван Иваныч натаскивал.

— Кто сейчас наблюдает за объектом?

— С дороги Лапоть, со стороны пляжа Крестоносец, а из леса Варяг. Мышь не проскочит.

— А что со связью?

— Мобильники и радиостанции.

— Отлично. Пойдем в дом, там и поговорим.

Глава 20.

Краснодарский край. Зима 2014-го.

Ночь. До рассвета еще пара часов.

Окраина Джубги, есть такой курортный поселок городского типа на берегу Черного моря в Туапсинском районе. В частном секторе лают собаки, и я сижу на лавочке возле небольшого домика, в котором проживает лидер "кубанских робин гудов" Олег Овчаров. Скоро он появится и, вторя моим мыслям, пискнула радиостанция:

— Белая "шестерка" прошла первый пост. Пассажиров нет, только водитель.

— Принял, — ответил я и спиной прислонился деревянному забору. Несколько минут в запасе есть и это хорошо, можно еще раз разложить в голове все, что мне известно о лихих парнях из Джубги.

Итак, в моей прошлой реальности, про знаменитую банду кубанских налетчиков было придумано много фантазий. И это понятно. Народ желал видеть героев, на которых хотелось бы равняться и походить. Таких людей всегда было немного, а кубанские хлопцы, достойные наследники и продолжатели дела Степана Разина, Ивана Болотникова и Емельяна Пугачева, действовали дерзко, шумиху подняли знатную, и никто не знал, кто они такие. Это придавало им налет романтики и отсюда куча домыслов. Но если исходить из фактов, то это слаженная команда численностью в восемь-десять человек и она специализировалась на грабежах приморских дворцов, которые принадлежали богатым и влиятельным людям. У банды имелось оружие, частично современные образцы, а частично стволы времен Великой Отечественной войны. И на этом вся правдивая информация, которая была доступна мне как обывателю, заканчивалась.

За два месяца дерзкие налетчики провели семь ограблений и исчезли. Кто-то говорил, что они уехали заграницу. Другие утверждали, что "робин гуды" осели в родных станицах и городах, живут обычной жизнью и понемногу тратят добытые миллионы. А я считал, что они были обнаружены, локализованы и уничтожены. Тихо, без суда и следствия, поскольку героев судить себе дороже, они ведь могут в иконы и символы превратиться.

И вот теперь мне представилась уникальная возможность выяснить, кто же они на самом деле, и я к этому был готов. За четыре дня до первой акции разведчики налетчиков еще два раза выходили к приморской вилле депутата Госдумы, и мои парни смогли за ними проследить. А после того как мы определили двух активных участников команды, за ними установили постоянное наблюдение, и дальше все было очень просто. К разведчикам заходили гости, которые попадали в объектив видеокамеры, и к тому моменту, когда они вышли на дело я уже знал о них практически все. Благо, есть социальные сети и милицейские базы данных, которые можно купить. Один кусочек мозаики соединили с другим и вот перед нами картина, пока не полная, но достаточно информативная...

Жили-были друзья-одноклассники в количестве пяти человек, которые вместе учились, гуляли и обитали в одном городе, я говорю про Джубгу. Наконец, благословенная школьная пора закончилась, и они разбрелись по земле, кто куда, а встретились все вместе только спустя десять лет на вечере в родной школе. И пока весь класс и пара смежных гуляли, танцевали, пили водку и закусывали, друзья сидели отдельно и разговаривали. О чем они беседовали, точно неизвестно. Но, исходя из имеющихся у нас материалов, фото и видео, разговор шел конкретно за жизнь, и этот момент можно смело обозначить как день, когда сформировался костяк группы.

Лидер Олег Овчаров. Служил в мотострелковой бригаде, механик-водитель БМП. Кандидат в мастера спорта по боксу и заядлый охотник. После развода с супругой, которая забрала детей и свинтила к маме в Москву, живет один. Гражданской специальности нет. Работает каменщиком в приморских особняках, в том числе и том, который налетчики собирались ограбить первым. Кличка — Пастух.

Второй номер Даниэль Саркисян. В армии служил связистом. Хороший пловец, что неудивительно, ведь море рядом. Пять лет назад в уличной драке с заезжими дагестанцами ему сломали ногу, которая плохо срослась, и с тех пор он на инвалидности. Время от времени помогает дяде, который держит кафе, и занимается извозом. Не женат. Характер скверный, с детства. Кличка — Саркис.

Третий номер Владимир Скороходов. В армаде не был, учился в Новороссийской Государственной Морской Академии. Специальность — штурман-судоводитель. Несколько лет работал в хорошей крюинговой компании за границей. Затем у него не заладилось со здоровьем, и он вернулся на малую родину. Бедствует, денег нет, работы нет, семьи нет, живет с родителями. Увлекался борьбой, спорт давно забросил. Кличка — Скороход.

Четвертый номер Валентин Шляймер, вроде бы немец, а может и еврей, не суть важно. Службу проходил на флоте, старшина первой статьи, командир отделения сигнальщиков. Женат. Примерный семьянин. Трое детей. Есть собственное жилье и автомашина. Трудился строителем в Адлере, кажется, бетонщиком. Здоровяк. Характер мягкий. Любимое увлечение поиск с металлоискателем по горам, в основном вблизи Шаумянского перевала. Кто не знает, в этом месте во время Великой Отечественной находилась оборонительная линия "Голова гота", она же "Голубая линия", и там шли ожесточенные бои. Кличка — Силыч.

Пятый номер Дмитрий Науменко. В армию попал с третьего раза, не подходил по здоровью, но уперся и добился своего. Служил на Кавказе, разведка мотострелкового полка, медаль "За Боевые Заслуги", должность старший разведчик-пулеметчик. Как он пулемет таскал, по виду субтильный юноша, ума не приложу, значит, выносливый. Живет с родителями. Безработный. Женат. Детей нет. Супруга работает в милиции, звание капитан. Кличка — Наум.

Это была основа, которая и решила грабить олигархов, а немного позже в команду вошли еще четыре человека. Игнат Терещенко, судимый за убийство запойный электрик. Борис Романов, лейтенант милиции, шурин Науменко. Алим Хасанов, строитель, дайвер и еще один заядлый поисковик в команде. Ну и последний, младший брат лидера, спортсмен и хулиган, шестнадцатилетний Юрий Овчаров.

В общем, самые обычные люди, не спецназ, не криминал, не казаки-характерники, не иностранные гастролеры и не профессиональные грабители. Что подтолкнуло их на рисковое предприятие, не ясно. Однако факт остается фактом, дело они сделали чисто. Сегодня ночью налетчики проникли на охраняемую территорию, отключили электропитание, вошли на объект со стороны леса, повязали охранников и сорвали банк. После чего, опять же через лес, они ушли, спрятали хабар и оружие невдалеке от поселка Горский, и группами вернулись в город. Овчаров был последним...

— Белая "шестерка" прошла второй пост, — поступил очередной доклад. — Все без изменений.

— Принял, — вновь ответил я и добавил: — Всем приготовиться. Шума не поднимать.

Щелчки в динамике — это сигнал, что меня услышали и бойцы готовы. Я посмотрел влево и увидел свет фар. Из-за угла вырулила машина Овчарова и вскоре она остановилась перед домом. Вокруг по-прежнему спокойно и на городок опускается густой туман. Открылась дверь машины, и появился лидер налетчиков, невысокого роста бородатый мужик в камуфляжной куртке, который увидел меня и спросил:

— Эй, парень, ты кто? Чего тут сидишь? Бухой что ли?

— Нет, Олег, — я поднялся. — Мне с тобой поговорить надо.

Овчаров вынул из салона гладкоствольную "сайгу" 12-го калибра.

— Вали отсюда. А захочешь поговорить, днем приходи.

— Зря ты так, Олег...

— Я сказал...

Договорить Овчаров не успел. За его спиной появился Гней, который опустил ему на голову наполненную песком брезентовую кишку.

Глухой удар. Овчаров выронил карабин, который подхватил подоспевший Серый, и опал, словно лист по осени.

— Гней, — я кивнул командиру первой пятерки, — посмотри ключи от дома. Серый, машину во двор загони.

Короткие кивки. Все в порядке.

Спустя несколько минут я находился в доме Овчарова. Типичное жилье холостяка. На подоконниках пыль. Покрывало на кровати небрежно смято. В холодильнике пельмени и открытые банки с рыбными консервами. На кухне чай и сахар, а более ничего, ни муки, ни соли, ни уксуса, ни приправ. На веранде три кофейные банки и все переполнены бычками. Под креслом две пустые бутылки из-под пива. В кладовке сейф для оружия, рваный рюкзак и разгрузка. Телевизор старенький, еще ламповый, а в углу нерабочий музыкальный центр. Короче говоря, ничего примечательного и я упал в кресло.

Парни привели Овчарова в чувство, и когда он оклемался, то посмотрел на меня, и попытался прыгнуть. Видимо, Олег хотел дорваться до моего горла, но не судьба. Гней с Серым навалились на него и он прорычал:

— Все! Отпустите!

Бойцы посмотрели на меня, и я кивнул. Они ослабили хватку. Овчаров затих, и я обратился к пленнику:

— Поговорим?

— Да... Ты кто?

— Об этом потом. Пока вопросы задаю я.

— Что тебе от меня нужно?

— Хотел посмотреть на того, кто решился думского депутата ограбить.

— Откуда знаешь?

Глаза Овчарова закрылись, а плечи опустились. Внешне вид сломленного человека, но мы не расслаблялись. Скорее всего, он притворялся и я продолжил:

— Мы следили за вами.

— И что теперь?

— Ничего. Я спрашиваю, а ты отвечаешь. Если ответы меня удовлетворят и будут честными, разбежимся краями, а нет, тогда не обессудь, за ложь поплатишься. Начнем?

Краткое молчание, Овчаров огляделся, понял, что выхода нет, и мотнул головой:

— Спрашивай.

— Сколько вас в команде?

— Пятеро.

— Не ври, не надо.

— Девять.

— Как и когда вы решились на грабеж?

— Встреча выпускников. У всех проблемы были. Денег нет, работы нормальной тоже, кругом приезжих понабирали, у родни долги и неустроенность. Вот я и ляпнул, что хорошо бы богатеев пощупать. Думал, шутка, а братва завелась.

— Примерно так я себе и представлял. А оружие откуда?

— Силыч притянул, и у меня с Наумом кое-что имелось, с Кавказа.

— Новые налеты планируете?

Заминка и ответ:

— Да.

— Какие объекты присмотрели?

— Приморские резиденции Гундяева и Сердюкова.

— Серьезно, жидовствующего патриарха вскрыть и бывшего министра обороны. Одобряю.

— Ну, так отпусти меня, раз одобряешь, — Овчаров усмехнулся.

— Отпущу, конечно, мы ведь не враги, а наоборот, союзники.

— В смысле?

— В прямом. Я занимаюсь тем же самым, только в другом месте, и действую жестче.

— Кровью замазался?

— Замазался, Олег. И ничуть об этом не жалею. Впрочем, не об этом сейчас речь. Я на тебя и твоих друзей посмотрел и хочу предложить вам свою дружбу.

— И в чем это будет выражаться?

— Помощь, обмен информацией, сотрудничество, со временем совместные дела, сбыт экспроприированного у эксплуататоров добра и поддержка.

— Да ты хотя бы представься для начала, а потом про дружбу говори.

Олег скривился. Я сделал знак бойцам отступить в сторону и протянул ему руку:

— Меня Егор зовут. Фамилия моя Нестеров. За мной отряд в два десятка бойцов и мы часть серьезной организации. В ваших краях проездом.

Овчаров руку пожал, присел на постель и, оглядев свое запущенное жилье, произнес:

— Насчет дружбы говорить рано, а пообщаться нужно.

— Согласен, — я кивнул Гнею. — У нас в машине продукты есть?

— Пара пакетов имеется, — отозвался он.

— Тяни все сюда, позавтракаем и поговорим.

Вскоре на столе появились колбаска, ветчина, хлеб, сыр и приправы. Овчаров, который вел себя на удивление спокойно, приготовил чай и мы присели. Разговор сходу пошел конкретный, чем мы один другому можем быть полезны. И когда на рассвете мы расставались, то прощались уже как добрые приятели.

Олег Овчаров проводил нас до ворот, посмотрел, как мы садимся в подкатившую "ниву" и скрылся в доме. Ну, а мы направились в Краснодар, и Гней спросил:

— Егор, что дальше?

— Возвращаемся в Москву. Здесь оставим двух человек, пусть обживаются, контакты с местными набивают и за Овчаровым присматривают. Рано или поздно его команда засыплется, и мы ему поможем.

— А зачем нам ему помогать?

— Затем, что девять вооруженных человек это основа для создания боевого партизанского отряда, который сможет вершить реальные дела. Это сейчас налетчики крови гнушаются, но скоро мужики переступят через этот барьер, и тогда понесется. Лично я, помог бы им патриарха РПЦ Гундяя и ворюгу Сердюкова пришпилить. Да только они пока не готовы и не все зависит от лидера. Но ничего, настанет срок...

Звякнул мой мобильник. СМС от младшего Трубникова: "Включи телевизор".

— Притормози у ближайшей кафешки, — приказал я Гнею.

Машина остановилась возле придорожной забегаловки через полсотни метров, и я вошел внутрь. Несмотря на раннее утро, внутри были посетители, шесть человек, средних лет кавказцы в спортивных костюмах и турецких кожаных куртках, которые посмотрели на меня, словно на сумасшедшего. Как так, я на их территории, и хвост не поджимаю? Такого не бывает.

— Телевизор включи, — я подошел к хозяину этого шалмана, приземистому горбоносому джигиту в белом халате.

Он покосился на гостей и покачал головой:

— Не работает и мы тоже. У нас санитарный час, уходите.

На стойке лежал пульт, и я его взял. Щелчок и телевизор, который висел на стене, заработал. Первая программа. Прямая трансляция. Дымится Большой Ледовый дворец, тот самый, где находился фугас, и на тротуаре лежат накрытые простынями тела. Чуть в стороне подволакивает задние лапы и скулит служебный пес, немецкая овчарка. Что происходит, толком не понятно, но в кадре появилась молодая девушка с микрофоном в руках, и все разъяснилось:

— Маргарита, — мужской голос за кадром, — мы ждем подробностей.

Девушка мотнула головой и взволнованно, слегка запинаясь, заговорила:

— Вчера вечером на пульт дежурного Сочинского ОВД стали поступать многочисленные звонки о заложенной в Большом Ледовом дворце мощной бомбе. Кроме того, неизвестные выложили предупреждение на нескольких интернет-ресурсах. Правоохранительные органы решили, что это очередная шутка и попытка сорвать намеченное на сегодня открытие зимней Олимпиады. Однако в Большой Ледовый дворец, который находится в Адлере, выехали две бригады саперов с собаками, и бомба была обнаружена. Ее попытались изъять, но, как нам сказали работники полиции, они не успели. Неизвестные злоумышленники, еще до начала работ и постановки радиопомех, активировали адскую машину, и одна из трибун дворца обрушилась. По непроверенным данным пострадало около тридцати человек, несколько работников ледового дворца и полицейские...

— Маргарита, что сейчас у вас происходит?

— Ведутся спасательные работы. Часть людей оказалась под завалами.

— А что слышно относительно боестолкновений с террористами в районе Кавказского природного заповедника?

— Про это нам ничего не известно. Наверное, это только слухи. Правда, с утра над городом были замечены боевые вертолеты...

Связь прервалась. Диктор залепетал что-то о помехах, и кавказцы за моей спиной закричали:

— Аллах акбар!

— Резать русню! Ставрополье и Краснодар наши!

— Пиздец свиноедам! Пошли нахуй с нашей земли, оккупанты!

— Менты-суки попали!

— Ничего, скоро Путин нам их всех отдаст!

— Жаль, не взорвалась бомба, когда там гости были!

"Уебки! — совершенно спокойно подумал я. — Уебки и животные. В ледовом дворце ведь не только русские были бы, но и ваши единоверцы. Так какого хуя вы орете, дебилы, да еще и аллаха приплетаете, к месту и походя? Впрочем, плевать. Я не знаю, куда зашел и кто вы такие, может, бандиты или сектанты от мусульманства, но, скорей всего шушера безработная. Больно простенько одеты, словно чабаны с гор спустились. Неважно это, а важно то, что хрен вам, а не "резать русню". Уроды!"

Толпа обезьян, лишь по недоразумению считающих себя людьми, вскочила на ноги и загорланила. Что это? Показуха с целью запугать меня, Серого и Гнея, которые присоединились ко мне, ведь гостей с Кавказа, которые считают себя здесь хозяевами, вдвое больше. И если бы на нашем месте оказались типичные "россияшки", то они опустили бы морды в пол и попытались удрать. Но гости не учитывали, что на каждом из нас кровь. Поэтому мы себя не сдерживаем, а живем полной жизнью. И если понадобится, то с дороги подскочат еще две машины с бойцами, хотя это лишнее.

— Мочи! — выкрикнул я парням и мой кулак впечатался в переносицу первого противника.

Хруст костей и обезьяна отлетела прочь. Гней схватил со стола толстый стальной шампур и без раздумий вонзил его в живот ближайшему гаду, а Серый провел четкий маваши в голову следующего.

Несколько секунд и три противника на грязном заплеванном полу, а остальные замерли и не понимают, что происходит.

Я перешагнул через тело кавказца, которого свалил, и бросился на другого. С левой и правой, классическая двоечка. Он закрылся, навыки какие-то есть. Но мы не на соревнованиях. Прыжок и удар сверху вниз, в висок. Кулак прошел вскользь, но противник поплыл. Джигит начал встряхивать головой, а я провел четкий хук снизу в челюсть. Кость не сломал, однако очередную сволочь вырубил.

Пока я возился с очередным противником, парни отработали остальных. Серый сбил своего с ног и пинал его жалобно постанывающую тушку, а тот, кто вышел против Гнея, попытался сбежать, но неудачно. Ему в спину полетел деревянный стул, который заставил обезьянина изменить траекторию движения, и когда он вместо двери влип в стену, парень догнал его и схватил за шею. Рывок. Второй и третий. Лицо горного человека соприкасалось с кирпичами, и вскоре, разбрызгивая кровь, он сполз вниз.

Вроде бы все — я оглянулся. Ан нет, еще есть хозяин заведения или кто он тут.

— Полиция, полиция! — спрятавшись за угол, в трубку кричал халдей.

Я вырвал у него мобильник, посмотрел в испуганные глаза и нажал кнопку "отбой".

— Что же ты полицию зовешь, чмо? — обратился я к нему. — Твои кореша полицейских только что сучили и материли, а ты теперь жаловаться решил?

— Не бейте! Не надо!

Официант прикрыл голову руками и сжался в клубок, а я пнул его ногой в бок и сказал:

— Слушай меня внимательно и друзьям своим, когда они очнутся, передай. Кончилось то время, когда вы могли русских людей грязью поливать и близка расплата. Будьте людьми и тогда отношение к вам как к людям. А хотите звериные оскалы показывать, мы тоже оскалиться можем. Да так, что костей не соберете. Кто это поймет, тот будет жить. А кто тупой, тому могилка с тушкой свиньи в обнимку, чтобы веселее было. Ты запомнил?

— Да-а-а...

— Молодчина. Теперь по этому маленькому инциденту. Вы ничего не видели и ничего не знаете. Сами между собой драку затеяли, и сами пострадали, претензий к землякам не имеете.

— Ясно.

— Смотри. Я проверю. Если начнете волну поднимать, из РШГ в вашу конуру шмальнем, а потом по адресам пройдемся, и все норы напалмом сожжем.

— Да-да...

Я оглядел разгромленную харчевню и прошел на кухню, где в большой кастрюле варилась голова барана. Никого. Посторонних нет.

— Уходим, — я взмахнул рукой и вышел на улицу.

Парни последовали за мной, и мы продолжили наше путешествие. Все без нервов и без ажиотажа. Мы на своей земле, которая дает нам силу, и это главное. Мы там, где проливалась кровь наших предков, и где когда-то простирались владения Скифии, Русколани и Тьмутараканского княжества. Поэтому пошли бы нахуй все, кто говорит, будто мы захватчики. Нет. Еще до казаков Екатерины Великой на этой земле были славяне, а все остальные пришлые. И эта земля, не взирая на предательство продажных кремлядей, должна остаться за нами. Пусть в прошлой реальности не вышло, а в этой точно получится...

Звонок. Это Галина и я улыбнулся.

— Слушаю тебя, солнышко, — я ответил.

— Ты уже проснулся, я тебя не разбудила? — спросила она.

"Да я еще и не ложился", — промелькнула у меня мысль, и я сказал:

— Да, проснулся и уже в дороге. Лечу к тебе на крыльях любви.

— А когда будешь?

— Через два-три часа. Все от дороги зависит. Сама знаешь, какой сегодня день, суеты больно много.

— Знаю, — девушка вздохнула: — Я скучаю и мне плохо без тебя.

В ее голосе мне почудились странные нотки, которых раньше не было, то ли грусть, то ли ожидание беды, то ли предчувствие чего-то неизбежного. Блин! Я не мог этого определить, но насторожился:

— Что-то не так?

— Приедешь, поговорим, — Галина попыталась уйти от прямого ответа.

— Нет. Скажи мне сейчас. Не люблю сюрпризы.

"Видимо, она не сдержалась и позвонила матери, а Кашира за ней не уследил".

Я подумал о самом поганом варианте, но оказался не прав.

— Вчера мне плохо было, — прошептала в трубку девушка, помедлила и добавила: — Я купила тест на беременность и проверилась...

— И что?

— Я беременна.

Теперь уже я задумался. Хочу ли я ребенка? Да, очень. Хочу ли я семью? Да, без сомнения. Хочу ли я связать свою жизнь с Галиной? Скорее да, чем нет, ибо я прикипел к этой девушке. Однако это опасно. У наших врагов, которые рано или поздно выйдут на нас, появится рычаг давления на меня. Так и что с того? Это повод чтобы не жить и всего бояться? Нет и еще раз нет.

— Почему ты молчишь? — услышал я встревоженный голос девушки.

— Думаю.

— И что надумал?

— Я люблю тебя и хочу этого ребенка. Все будет хорошо, я все решу и обо всем позабочусь.

— Я тебя тоже люблю, — облегченно выдохнула Галина.

— Вот видишь, как оно бывает, — по моим губам вновь пробежала улыбка. — У нас полное взаимопонимание. Жди меня и не делай глупостей. Скоро я приеду, и мы поговорим.

— Буду ждать.

Я отключился и посмотрел на парней, которые внимательно вслушивались в наш разговор:

— Что, камрады, уши греем?

— Ага, — усмехнулся Гней.

— Так точно, — добавил Серый и толкнул меня в плечо: — Поздравляем, Егор.

— Пока рано, — я мотнул головой, — но все равно благодарю.

Парни замолчали, и я их не теребил. В голове было много мыслей на самые разные темы, и чтобы занять себя этого хватало. По крыше "нивы" забарабанили дождевые капли, и мимо пролетали сумрачные зимние пейзажи, от которых меня клонило в сон. Начинался еще один день. Думаю, не самый плохой в моей непростой жизни, хотя и беспокойный.

Глава 21.

Московская область. Зима 2014-го.

По зомбоящику выступал Жириновский. Он гневно вскидывал вверх кулаки и грозил чеченским боевикам, которые все-таки сорвали Олимпиаду в Сочи, ибо половина гостей этого приморского города, после теракта в Большом Ледовом дворце и слухах о боестолкновениях в Кавказском государственном заповеднике, спешно разбежалась по домам. И лидер ЛДПР так увлекся, что его понесло, и он переключился на своих политических оппонентов.

— Во всем виновата "Единая Россия"! Скоро русский народ выйдет на улицы и сметет вас! И куда вы побежите!? К своим хозяевам в Америку и Англию, а мы останемся и наведем порядок! Вот! Вот он результат вашей гнусной политики! Погибшие люди и позор на страну! А я про это говорил, когда уличал вас в фальсификации выборов! Говорил и повторю! Теперь-то вы за все ответите, и народ с вас спросит! Фальсификаторы! Изменники! Воры! Трусы!

Владимир Вольфович, как всегда, был неподражаем. Море экспрессии, импровизация и резкие движения. Прямо Гитлер россиянского разлива и невольно, ему хотелось верить. Однако никто из тех, кто находился на съемной квартире в Балашихе, ни я, ни Трубниковы, ни Лопарев, ни Гоман, ему не верили. Это такой же агент "иностранных инвесторов" в России, как и Путин со всей ельцинской командой. Только у тех роль немного иная. Они уничтожают русский народ открыто, через власть, продажу страны и разрушение экономики, а этот изображает из себя радетеля за народ и легального оппозиционера. Да только знаем мы это радение. Когда ему было выгодно, Жириновский у Дудаева на дне рождения гулял, в дружбе ему клялся и подарки дарил. Потом за голоса и депутатские мандаты своей партии взятки брал. И можно много чего вспомнить, но не стоит. Начхать на него, точно так же как и на других кремлевских политиков и подложных оппозиционеров. Все это одна шайка-лейка и сейчас каждый из них, от смерти погибших в горах спецназовцев и саперов, чьи тела находятся в морге Сочи, пытается что-то выжать. Путин кричит о мировом терроре и договаривается с американцами о помощи и сотрудничестве. Жириновский с Зюгановым проклинают "Единую Россию", но поддерживают президента. А навальные, хакамады, немцовы и прочие шестерки, кого отпихнули от бюджетной кормушки, ругают Путина и словно заклинание повторяют одну и ту же хрень, что нам не хватает демократии. Козлы! Все они конченые козлы! Так думает половина страны и наша команда с этой половиной полностью солидарна.

— Отруби этого пустобреха, — попросил Лопарева старший Трубников. — Утомил уже.

Иван Иваныч выключил телевизор, и в комнате воцарилась тишина. Я оглядел соратников, которых после возвращения в Москву собрал на совет, и начал:

— Все в сборе. Больше никого не ждем, а потому давайте поговорим. Нам следует определиться с тем, что делать дальше, и подкорректировать наши планы. Правильно?

— Верно, — за всех ответил старший Трубников. — Но прежде я хотел бы высказаться. Разрешаешь?

— Да.

Мне было интересно услышать мнение Антона Ильича, который уже успел сколотить вокруг себя собственную небольшую группу из отставников, и он заговорил:

— Я считаю, что мы опаздываем. У Егора есть план по захвату столицы и выдавливанию противника со всех ключевых должностей сначала в Московской области и в провинциях, а затем в Москве. Он рассчитан минимум на три года, но у нас этого времени нет. Положение в стране очень сильно напоминает ту ситуацию, при которой к власти пришли большевики. Народ устал. Всем надоело ждать, что власть одумается и начнет думать о гражданах страны, и никто уже не задает глупых вопросов. Совершенно ясно, кто виноват в обнищании народа и угнетении коренных жителей. И люди прекрасно понимают, что нужно сделать, чтобы вновь почувствовать себя человеком, а не животным. Необходимо сковырнуть предателей в Кремле и посадить на трон того, кто в этом деле отличится. Поэтому мы обязаны активизироваться. Резко и быстро. И мы должны быть готовы к тому, чтобы перехватить бразды правления не через три года, и не через два, а уже завтра. А иначе нас опередят подставные крикуны. Тот же Жириновский, например, или Зюганов. Таково мое мнение.

Антон Ильич был прав и не прав одновременно. Он не знал того, что было известно мне, и судил обо всем происходящем в стране с точки зрения человека советской эпохи. Отставник и его товарищи видели бунтующих людей и вспышки недовольства по всей стране, которые прорывались в виде народных сходов и блокировании федеральных дорог. Но все это были мелочи, которые в моей прошлой жизни к большому восстанию так и не привели. Бунтарей успокаивали, обещали им все поправить и сажали за решетку, а молодежь из патриотических организаций отправлялась за ними следом. А зона, как известно, это не курорт. При товарище Сталине, кровавом палаче — как его называют глупые кремлевские холуи, при населении свыше двухсот пятидесяти миллионов в тюрьмах и колониях находилось полтора миллиона человек. А сейчас, когда население России сто сорок миллионов, за решеткой миллион двести и это самые оптимистические подсчеты. Так и кто палач? И учитывая, что в современных зонах бушует туберкулез, СПИД и куча других болезней, от которых люди мрут, словно мухи, говорить про гуманизм либералов не приходится.

Впрочем, возвращаюсь к нашему совету. Антон Ильич был уверен в том, что говорил, а я осознавал, что своими действиями уже изменил текущую реальность. При этом мне вспомнилось изречение великого Вольтера, который сказал: "Что сделалось смешным, не может быть опасным"; и это наш случай. Над президентом и его верными баблорубами люди уже смеются, а еще к этому добавляется презрение. Поэтому не факт, что революция не свершится, ведь достаточно одной серьезной искры и Россия заполыхает, а значит, слова старшего Трубникова необходимо воспринимать всерьез. И хотя лично мне кровавой революции не хотелось, к подобному повороту следовало подготовиться заранее.

— Мы вас услышали, Антон Ильич, — обратился я к пенсионеру. — Будем думать над вашими словами.

— Хорошо.

Трубников кивнул и я сказал:

— Давайте, доклады. Кратко. У кого и что происходит. Начнем с Ивана Ивановича.

Лопарев покосился на Гомана, своего зама, и заговорил:

— Сейчас у нас тридцать человек, пять боевых пятерок под командованием Гнея, Серого, Рустама, Черепа и Чики, а так же разведка Шмакова. Плюс восемь человек в армии и девять молодых рекрутов. Кроме того, два бойца остались на юге, создана ячейка в Таманской дивизии и две ячейки в Москве. Это неплохой результат и если понадобится, за неделю мы наберем еще двести человек. Но обучать их негде и я предлагаю сразу после активизации нашей деятельности в Луховицком и Серебряно-Прудненском районах Московской области создать два учебных лагеря. Места я уже присмотрел, бывшие пионерские лагеря. Как крыша выступит наша партия, и инструктора имеются. Кроме того, в Луховицком районе работает предприятие "Штурм", которое занимается выпуском снаряжения и амуниции для солдат и охранных структур, и я взял на себя смелость, заказать комплекты на тысячу человек: каски, бронежилеты, разгрузки. Конечно же, все через подставных лиц. Такие вот у нас дела.

— Иван Иваныч, а ты не поторопился с амуницией?

— Нет, — Лопарев помотал головой. — Антон Ильич правильно сказал, страна может заполыхать в любой момент. Вот и пусть у нас лежит запас. Или ты не одобряешь?

— Одобряю.

— Я так и подумал.

Майор улыбнулся и я спросил:

— Проблемы есть?

— Разумеется. Самые главные нехватка оружия и боеприпасов. Про учебные лагеря уже сказал.

— А новобранцев где сможем набрать? Откуда появилась цифра в двести человек?

— Местные кадры из районов, контакты с ними набили, и близкие нам люди: родственники наших бойцов, друзья, соратники, знакомые. Разумеется, разговор не обо всех. Кого попало брать нельзя.

— Ясно, — кивок младшему Трубникову: — Костя, что по информационной борьбе?

— Слабенько, — отозвался он. — Новости должны быть не разовыми, а постоянными. Тогда есть интерес людей, а без него никак. Наши видеоматериалы, конечно, смотрят и растаскивают по разным ресурсам, но это капля в море лжи, обмана и провокации.

— А с партией что?

Будущий партийный функционер усмехнулся:

— Бабло решает все проблемы и открывает любые двери. Поэтому скоро партия "Социальная Справедливость" получит полный пакет документов. Через пару дней проводим съезд, первый в нашей истории, и все...

— Стоп! — остановил я его. — У меня два вопроса. Первый — почему изменили название партии?

— "Социальная Справедливость" звучит короче и четче, по этой причине приставку "за" убрали.

— А ассоциации не смущают?

— Дураков, вроде "последователей бабы Леры", "свидетелей Путцермана" и прочих демагогов, само собой смущают. Но нам они не нужны. Они никому не интересны, потому что толка с них нет, и не будет. А буквы СС среди правильной русской молодежи сейчас гораздо популярней каких бы то ни было других, тем более что перед нами был "Славянский Союз". Ну, а после того как мы придумали герб, многие расшифровывают нашу аббревиатуру как Советский Союз. Главное, правильно все подать.

Это точно, — я вспомнил фильм "База Клейтон", в котором Джон Траволта сказал замечательную фразу: "Главное, все складно рассказать". Золотые слова.

— И что за герб у партии?

— Молот и серп на красном щите. Кто видит, сразу Советский Союз вспоминает, и название подходящее. Сам понимаешь, каждый судит в меру своих способностей. Кому близки идеи националистов, тот эсэсовцев поминает, хотя мы стараемся избегать сокращений. А кому интересен коммунизм и дорога память почившей в бозе империи, тот на символы смотрит. И в итоге на начальном этапе мы смогли привлечь и тех, и других. Интерес у потенциального электората пробудили, а дальше как себя покажем.

— А власти на это как отреагировали?

— Власть это чиновники, а им плевать. Хоть как себя назови. Пока не высовываешься и не мешаешь, интереса к партии со стороны ФСБ и других правоохранительных структур нет. Может, они и рады бы выделить против нас какие-то силы, но сейчас им не до молодой партии "Социальная Справедливость". В стране после Олимпиады слишком все сложно, на улицах чуть ли не война между кавказцами и всеми остальными гражданами России, а в провинциях полнейший беспредел.

— Ладно. Новое название партии принимается. А что с делегатами? Как вы смогли их так быстро организовать?

— Интернет, группа энтузиастов, сайт и несколько групп в социальных сетях, плюс деньги. Вот и партийные ячейки в провинциях.

— А с программой что?

— Провозглашаем защиту честных аграриев и рабочего класса от олигархов и капиталистов. Про это многие кричат, и мы в струю попадаем.

— Так-так, неплохо, — Снова я обратился к старшему Трубникову: — Что у вас, Антон Ильич?

— Про свои успехи я хотел бы поговорить отдельно.

Лопарев с Гоманом недовольно фыркнули, и я решил их поддержать:

— Здесь чужих нет. Говорите. В двух словах.

— Как прикажешь, Егор, — отставник мотнул головой и наморщил лоб: — К нам готовы присоединиться шесть человек, отставные офицеры ФСБ и пара армейцев. Но перед тем, как дать окончательное согласие, они хотят встретиться с лидером движения. Про тебя кроме нас четверых никто не в курсе и я считаю, что в роли вождя должен выступить Иван Иваныч.

Пенсионер замолчал, и я его ни о чем не спрашивал. Все понятно, фамилии отставников и краткие биографии мне известны, про это мы уже разговаривали. Что делать дальше, я знаю, и время подумать у меня было. Бояться нечего и теперь надо действовать.

— Значит, так, — я вынул из пачки сигарету, помял ее и спрятал обратно, — разбиваем все по пунктам. Первое, на нас вышел вор в законе Леша Козырь, который хочет с нами встретиться, поговорить и предложить сотрудничество. И я считаю, что нам это нужно, даже больше чем ему. Встреча назначена на сегодня, поедем вдвоем, я и Антон Ильич. Второе, на завтра надо назначить встречу с отставниками. От нас опять таки Антон Ильич и Иван Иваныч. Третье, районы. Начинаем через две-три недели. Иван Иваныч занимается созданием военно-учебных лагерей и собирает молодежь. После этого пара акций, нариков с нелегалами погоняем, и посмотрим, как отреагирует местная власть. Если поддержит нас, то можно выйти с чиновниками на контакт и попробовать изобразить дружбу. Ну, а если начнется прессинг, тогда террор. При этом ничего нового изобретать не надо, используем методы криминальной братвы из девяностых годов. Чиновники в своих креслах, но дрожат за шкуры и делают то, что мы им прикажем. Это начало и если не останавливаться, то районы лягут под нас за три-четыре месяца. И одновременно с этим в райцентрах откроем представительства партии "Социальная Справедливость". Все правильно?

Соратники меня поддержали, и я продолжил:

— Теперь о проблемах. На данный момент основных две: деньги и оружие. Взятые нами в первых акциях финансы подходят к концу. Значит, нужны новые вливания. У кого и какие предложения?

Отозвался Иван Иваныч:

— Есть цели. Две базы наркоторговцев и крупное подпольное игровое казино под Москвой. Подходы-отходы изучили, можно работать.

— И у меня пара интересных объектов найдется, — добавил Антон Ильич. — Банда сирийцев в Марьино, которые промышляют психотропными таблетками, и цех по изготовлению левых документов в Реутово. И там, и там, деньги должны быть немалые.

— Очень хорошо. Если Леша Козырь ничего не предложит, завтра встретимся еще раз и выберем объект для атаки. Теперь по оружию. Высказывайтесь.

Снова Лопарев:

— Вокруг Москвы много воинских складов. Предлагаю грабануть один из них. Никаких налетов и незаконных проникновений в воинские части. Берем за жабры начальника склада, находим его слабые точки, и он сам нам все вывезет. Варианты имеются. Могу начать разработку.

Трубниковы промолчали, и я согласился с Лопаревым:

— Начинай Иван Иваныч. Когда сможешь доложиться?

— Завтра.

— Будем ждать. Теперь вопросы. Знаю, что они у вас накопились. Спрашивайте.

Гоман приподнял руку, словно ученик на уроке:

— Сколько у нас денег в казне? Хотелось бы знать точно.

— Почти два миллиона евро и около ста тысяч долларов, — ответил я. — Если не жировать и залечь на дно, то этих денег хватит на пару лет. Но мы не стоим на месте, а значит, они кончатся через месяц.

— Еще хотелось бы узнать, что ты делал на юге, а то парни Серого и Гнея молчат.

— На юге я искал единомышленников.

— И как успехи?

— Есть небольшая группа и парни, которые остались на Кубани, ищут выходы на другие. Кто они такие, пока промолчу.

— А это случаем не те лихие ребята, которые приморские виллы грабят?

— Они.

Как ни странно, больше вопросов не было. Соратники замолчали, и я встал:

— Расходимся. Иван Иваныч, займись военными складами. Паша, возвращаешься в Белоомут. Костя, ты в Москву. Антон Ильич, вы со мной, машина на улице, за водителя Кашира.

Трубниковы и Гоман вышли, а Иван Иваныч задержался и, приблизившись, сказал:

— Егор, мне кажется, что Ильич что-то мутит. Он ведь может свою организацию сколотить и от нас отколоться.

— И что ты предлагаешь?

— Держать его под контролем. Надо приставить к нему пару-тройку парней, пусть рядом крутятся, да к Косте столько же.

— Я поговорю с ними об этом.

Лопарев кивнул, а я подумал, что не успела еще организация окрепнуть, а тут уже интриги и недоверие. Впрочем, это было ожидаемо, и я не удивлялся.

Съемная квартира опустела. Каждый направился по своим делам и вместе с Антоном Ильичем я поехал в Пушкино, где на одной из своих хавир Леша Козырь назначил нам стрелку. И пока ехали, мы разговаривали, а начал отставной полковник с того же самого, что и Лопарев:

— Иван Иваныч может стать слишком самостоятельным, Егор. Так что будь начеку, как бы он в сторону не отскочил. Надо бы к нему пару человек приставить.

Меня едва на смех не прорвало, но я сдержался и ответил, сохраняя серьезность:

— Я поговорю с ним об этом.

Полковник был удовлетворен и я тоже. Лопарев приставит к Трубникову боевиков, телохранителей и наблюдателей, а тот пришлет к нему трех-четырех своих бывших сослуживцев. Ну, а я между ними, и рядом со мной две ударные пятерки, которые имеют собственные схроны с оружием и подчиняются только мне. Перекрестный контроль, вот что это такое. Стандартная практика любой подпольной или полуподпольной структуры, ибо нет ничего нового под солнцем. И пусть мы пока еще слабенькие, основа закладывается уже сейчас. Контролировать соратников я не могу, на это нет сил и времени. Вот пусть они друг за другом и присматривают. А кто будет замечен в двурушничестве или предательстве, с теми разберутся гвардейцы.

— Антон Ильич, вы с Дорониным разговаривали о том, чтобы привлечь к нашим делам спецназовцев?

— Да.

— И что он сказал?

— Доронин считает, что об этом думать рано. Он хочет присмотреться к нам и поучаствовать в акциях, и только после этого сведет нас с действующими сотрудниками, которых не устраивает положение дел в стране.

— Может, это и к лучшему. Пока мы не окрепли, сплоченная группа, влившаяся в наши ряды со стороны, может всю систему поломать и на свой лад переиначить, а нам это не нужно.

— Все так, — согласился Трубников и спросил: — Ты лично с Козырем общался?

— Лично.

— И чего он хочет?

— Я же сказал, сотрудничать желает.

— Слишком это расплывчато.

— По телефону всего не скажешь.

— Эх, как бы нам не подставиться.

— Не боись, Антон Ильич. Леша Козырь давно мог бы объявить нам войну. Но ему в этом никакой выгоды.

— А нам он зачем?

— У него связи, за ним сильная группировка и пока у нас имеется общий интерес.

— И все же я опасаюсь.

— Я тоже, Антон Ильич. Поэтому рядом с местом встречи сидят бойцы Гнея и Серого, которые смогут нас прикрыть.

Старший Трубников хмыкнул и замолчал. Наша машина выехала на перекресток и остановилась. Судя по всему, рядовым автомобилистам следовало пропустить какую-то важную персону, и на сколько мы зависли, не понятно.

Мне захотелось покурить, и я вышел. За шиворот куртки попало несколько снежинок, и по телу пробежала дрожь. Я затянулся, выдохнул дымок и услышал вой сирены. Приближались членовозы и на тротуар невдалеке от меня вышло несколько парней в руках которых были камни. На лицах косынки и маски, а на головах капюшоны. И когда из-за поворота выскочили три черные зализанные иномарки, которые мчались в сторону столицы, молодняк начал обстрел. Град камней, круглых булыжников, обрушился на кортеж, и несколько снарядов даже достигли цели. Патрульный полицейский засвистел в свисток и бросился к парням, но они скрылись в ближайшем переулке.

Интересное зрелище и, докурив, я снова залез в машину. Автомобиль тронулся и Трубников, кивнув в сторону переулка, в котором скрылись хулиганы, сказал:

— Вот про это я и говорю. Народ уже не боится власти и это начало революции.

— Может быть, Антон Ильич. Но сильно не обольщайтесь и на многое не надейтесь. Чтобы кинуть камень в проезжающий автомобиль много мозгов и храбрости не надо. Обычная хулиганка, а для революции нужны реальные дела. А с ними в стране пока слабо. Поэтому свою работу попробуем активизировать, однако основной план ломать не станем. Лучше скажите, документы для Галины сделали?

— Завтра будут. Новенькие, из паспортного стола, ни одна падлюка не докопается. Кстати, куда ты свою подругу спрятал?

— Сейчас она у Жарова в Белоомуте, а потом посмотрим...

Прерывая наш разговор, запиликал мобильник полковника и он ответил:

— Да, Костя... Это точно?... А что еще?... Ясно... Отбой...

Полковник отключил телефон и я поинтересовался:

— Что случилось?

— В сети появился видеоролик, который касается Шмакова. Вчера вечером неизвестные злоумышленники похитили его родителей и сестер, и теперь требуют, чтобы он сдался полиции. Срок семьдесят два часа.

"Вот, значит, как? — подумал я. — Интересный поворот. Но пока не ясно, чьих рук это мерзкое дело. Хотя вариантов немного, либо кавказские воры, которые уже в курсе, что рядом с их логовом крутился Эдик, либо полиция. А цель какая? Она на поверхности — выманить Шмакова из леса, вытрясти информацию, а потом выйти на нас. В общем, ничего сложного".

— Как поступим, Егор? — спросил Антон Ильич.

— Вариантов немного. Самый простой и логичный — убрать Эдика, обрубить хвост и забыть, что такой человек был. Однако это не наш метод, а потому попробуем освободить родственников нашего камрада и наказать тех, кто ведет себя, словно террорист.

— Шмаков жил в Тульской области. У нас в тех краях нет никакой поддержки, и мы не сможем провести акцию по освобождению людей.

— Мы нет, а вот Леша Козырь сможет.

— Однако не за красивые глаза...

— Согласен, все имеет свою цену. Но, сдается мне, что в этом случае противник у нас общий.

— Возможно.

Глава 22.

Московская область. Зима 2014-го.

— Пустой базар катать не станем.

Именно такими словами встретил нас Леша Козырь и разговор, который продолжался два часа, вышел конкретный. При этом беседовали Трубников и Добряков, а я и Жека Лом, правая рука криминального авторитета, сидели рядом и помалкивали.

Что хотел от нас вор в законе? Ему требовались боевики для проведения силовых акций против его врагов. Светиться Козырю не хотелось, использовать наемников из регионов не всегда удобно, а противников у авторитета столько, что не сосчитать.

Благодаря нам кавказские воры понесли потери, и после налета на Новую Мцхету вор проредил их дружные ряды. Но разгромить противника, и полностью выдавить его из Москвы было нереально. Слишком много кавказских авторитетов в столице и слишком коррумпировано-толерантны правоохранительные органы, которые стараются хватать своих, посконных бандитов, а не приезжих, и Добряков это прекрасно понимал. А помимо воров в законе с Кавказа и Средней Азии, были еще и крупные диаспоры, главы которых плевать хотели на сидельцев с куполами на теле. Для них главными авторитетами были главы кланов, родов, тейпов, семей и общин, а воры рассматривались ими исключительно как конкуренты, которых следовало уничтожать, подчинять своей воле и использовать.

В общем, сам того не желая, Леша Козырь оказался последователем Славы Японца. Тот в свое время стал вором благодаря сильной поддержке грузинских воров, и жена у него была ассирийка, за что он получил прозвище Ассирийский Зять. То есть на фашиста или расиста он не тянул. Но в итоге именно Японец оказался лидером "славянских воров", потому что иначе поступить не мог. Воровское братство Российской Федерации имело шанс сохранить единство и свои законы, только противопоставив себя пришлым криминальным сообществам. Однако Японца убили, и на время движение заглохло, а сейчас оно вновь стало набирать обороты, и во главе него очутился Добряков, который искал союзников. И что характерно, Лешу Козыря не смущало, что Трубников бывший полковник, ибо за то время, что вор находился на свободе, он обзавелся знакомыми даже среди генералов, которым в прежние годы не подал бы руки. А все почему? Времена поменялись и главным для него, как и для нас, было достижение цели, и потому мы договорились.

Если бы между нами составлялся договор на бумаге, то в нем имелось много пунктов с подпунктами. Но такого договора, разумеется, не существовало, и общий итог встречи выражался коротко и ясно. От нас боевики и уничтожение общих врагов, против которых "славянские воры" не могли выступить открыто. От Леши Козыря информационное обеспечение, содействие в захвате районов Подмосковья, финансовая помощь и поддержка. Договор действителен до тех пор, пока он выгоден обеим сторонам. Связь через Серого. И в знак доброй воли вор в законе пообещал нам содействие в освобождении семьи Шмаковых и был готов предоставить полсотни стволов, в основном всякое старье из своих запасов: пистолеты, обрезы, пару винтовок и несколько автоматов; мелочь, но нам в хозяйстве все сгодится.

Трубников и Добряков ударили по рукам, и вместе с полковником мы отправились обратно в Балашиху, где нас ожидал Лопарев. Одновременно с этим в Луховицком районе, под командой Паши Гомана, готовились к выдвижению в Тульскую область ударные пятерки Рустама, Черепа и Чики, а так же Эдик Шмаков. И не успели мы добраться до точки сбора, как запиликал мой временный телефон, номер которого я оставил Жеке Лому. Судя по всему, звонил он, и я ответил:

— Слушаю.

— Это Лом, — ответил козырной фраер, кажется, именно так он обозначал себя в воровской иерархии, которая делилась на касты.

— Есть новости?

— За похищением семьи Шмаковых стоит Гога Чкаловский. Так себе человечек, авторитета сильного не имеет, раньше все время рядом с Соломоном Аджарским крутился. Сейчас главарей нет, вот он и решил на поимке вашего Шмакова себе имя сделать. С ним шесть человек, семья Шмаковых находится на ферме невдалеке от Одоева. Где это, знаешь?

— Понятие имею. Но нужен конкретный адрес.

— Адрес будет на месте. Я сброшу тебе телефончик нашего (это слово он выделил особо) смотрящего за районом, приедете, он поможет. Подставы не бойтесь, там мужчина правильный.

— Добро.

Спустя двадцать минут, собравшись на съемной квартире, мы обсудили разговор с Козырем и новости о семье Шмаковых. "Дружба" с вором уже принесла первые плоды, и было решено уничтожить тех, кто пытался давить на нас через близких людей. Гоман и шестнадцать вооруженных боевиков должны были справиться с поставленной задачей, ведь не зря их столько натаскивали, и я дал отмашку. Вперед! Заложников освободить! Всех врагов уничтожить! Показательно и жестоко! Дабы другим неповадно было!

Получив приказ, Гоман и боевые пятерки уже вечером покинули Белоомут и помчались в Тульскую область. В машинах находилось много оружия, и бойцы были готовы его применить. Но помимо этого каждый водитель имел пресс денег, и бабки свою роль сыграли. Пару раз парней останавливали полицейские, однако иностранные денежные знаки и уверенность боевиков в своих силах, заставляли забитых и зашуганных "государевых людей", которые шкурой чувствовали неприятности и старались их избегать, желать бойцам счастливого пути и отпускать парней без досмотра.

Операция началась, а мы, сделав чай, расположились на кухне, и перешли к другим вопросам.

— Что насчет склада вооружений, Иван Иваныч? — обратился я к Лопареву.

— Все пучком, — полковник ухмыльнулся и бросил на стол пачку фотографий, на которых красовался полноватый мордастенький брюнет в мундире полковника российской армии.

— Кто это?

— Командир в/ч 80906, полковник Денежкин, который отвечает за один из мобилизационных складов возле Балашихи.

— Какая хорошая у него фамилия, — невольно я улыбнулся и уточнил: — Полкан продажный?

— Как ни странно, — Иван Иваныч помотал головой, — но нет. Ворует, конечно, не без этого, но на продаже оружия не попадался.

— И в чем его слабость?

— Мальчиков любит.

— Педофил?

— Скорее, просто пидарас.

— И как ты на него вышел?

— Раньше он в нашей бригаде начальником склада был, а потом его в Москву перетянули, по слухам, кто-то из высокопоставленных покровителей постарался. А недавно я смотрел военную передачу и его морда мелькнула. Ну, а дальше все просто. Послал за ним хвост из парней Шмакова, и они все про него разузнали.

— А сегодня ты что делал?

— Информацию уточнял.

В разговор встрял Трубников, которые недовольно пробурчал:

— Каждый должен заниматься своим делом. Разведка это мой хлеб. Сказали бы, и я этого полковника за пару часов пробил...

— Не кипятись, Антон Ильич, — Лопарев слегка толкнул его в плечо. — Разведка она разная бывает. Если считаешь нужным, пробей Денежкина по своим каналам.

Трубников хотел что-то сказать, но я остановил его:

— Хватит споров.

Антон Ильич сдержался, и я спросил Лопарева:

— Значит, ты считаешь, что это наш клиент, которого мы сможем использовать?

— Да.

— И на чем его можно подловить? На гомосексуализме? Так это теперь не преступление, треть московских депутатов и телезвезд жопошники, и гордятся этим.

— Фотографии дальше посмотри.

На следующих фото Денежкин был не один, а в компании с молодым человеком, очень худым и бледным. Посмотрел еще фото. Двое обнимаются. Двое держатся за руки. Двое в магазине покупают дорогое красное вино и сыр. Двое в аптеке, приобретают какие-то мази.

— Кто этот второй? — я передал фотографии Трубникову.

Иван Иваныч улыбнулся:

— Последняя любовь полковника, известный в Балашихе проститут и гомик Альбертик. Живет неподалеку, на квартире своего спонсора Денежкина.

— И что ты предлагаешь?

— Берем полковника и Альбертика, а затем заставляем Денежкина выполнить наши приказы. Младшего пидара держим в заложниках, а полковник пропускает на территорию части несколько автомашин, и по левым документам мы берем все, что нам нужно. После чего обоих убираем.

— Одобряю, — сказал Трубников. — План простой и шансы на успех хорошие.

— Согласен, — поддержал я офицеров и поинтересовался: — Что мы можем взять на складах?

— В основном стрелковое вооружение: автоматы АКМ и АКС, пулеметы ПКМ и РПК, пистолеты "макарова", боеприпасы, ручные гранаты, тротил и детонаторы. Возможно, будут ручные гранатометы и огнеметы, но это вряд ли. Солдатики со складов, которых мои парни в увольнении подпаивали, про них ничего не говорили.

— Ладно, что есть, то и хорошо. Когда мы сможем провести операцию?

— Хоть завтра. Но нужны машины, и надо наших парней дождаться, а то двух боевых пятерок не хватит. И самый лучший срок для проведения акции вечер субботы. До понедельника полковника никто не хватится.

— Правильно. Будем ждать и готовиться. А потом займемся подпольным казино. — Я заметил, что соратники стали зевать, и махнул рукой. — Все, господа-товарищи, отдыхаем...

Ночь прошла спокойно, а утром, после того как мы позавтракали, я позвонил Гоману.

— Егор, — Паша ответил сразу, — хорошо, что вышел на связь. Я только хотел твой номер набрать ...

— Ближе к делу, — оборвал я его. — Что у вас?

— У Гоги Чкаловского рядом с Одоевым родственник живет. Больше ему деваться некуда, наверняка, он там. Поэтому выезжаем.

— Как воровской контакт?

— Сработал.

— А полиция что?

— Ничего. У них стабильность, чего не вижу, того нет.

— А как же ролик в интернете?

— А что ролик? Может, розыгрыш, злая шутка или дезинформация. Отмазка работает. Шмаковых дома нет, но заявление об их пропаже никто не подавал, соседи молчат, а полицейским похуй. Не хотят они дело заводить. Так в городе говорят.

— Ясно. Продолжайте операцию и будьте осторожны.

— Само собой, Егор. Отбой связи.

— Отбой.

Лопарев и Трубников, которые слышали весь разговор, ничего не сказали, и засобирались в столицу, на встречу с отставниками. А на меня навалилась тоска. Вроде выспался и усталости нет, но на душе было как-то неспокойно и, включив телевизор, я стал чистить трофейную "беретту". Руки делали привычную работу, а глаза невидяще смотрели в экран, на котором красивые и успешные люди делились с народом рецептами приготовления экзотических блюд.

"Суки! — подумал я. — Какой херней они занимаются? Собрать бы их всех в одну кучу: самозванных телезвезд, депутатов-воров, губернаторов, олигархов и шоуменов. А что потом? Расстрелять? Нет уж, слишком это легко. На север всех, в камеломни, блядь! Дать всем проституткам кайло и пусть рубят гранит, пока не сдохнут, и показывать это в прямом эфире на всю страну. Вот это было бы справедливое наказание. Хм! Наказание за что? Так известно за что. За разграбление страны. За смерть людей, которые остались во враждебных республиках и верили, что Москва их спасет. За выброшенных на обочину жизни сограждан. За уничтожение культуры моего народа. За пенсионеров, которые не могут свести концы с концами. За ложь. За фальшь. За обман. За воровство. За опозоренную страну. И даже за то, что еще не произошло, но обязательно произойдет, если оставить все как есть".

— Щелк! — я нажал на спусковой крючок собранного пистолета, ствол которого был направлен в голову жирного депутата, делившегося воспоминаниями о том, какое клевое блюдо он недавно пробовал в Венеции.

Депутат не упал, и его мозги не расплескались по стенке. Убивать через экран человечество пока не научилось и, спрятав оружие, я выключил зомбоящик и полез в интернет.

В мире все как обычно. США влезли на Ближний Восток и начинали новую военную операцию. В Европе потихоньку охуевали от своей толерантности и готовились к переходу в ислам. В Великобритании накрыли новую секту насильников, которые держали в подвале полтора десятка малолеток, но кто они такие, не уточнялось, видимо, очередные негро-англичане. В Бразилии карнавал. В Мексике поймали и сожгли на костре какого-то янки. В Австралии отловили нелегальных эмигрантов, отбуцкали их ногами и отправили на родину. В Индонезии опять цунами. В Японии скандал — наследники самураев отказались строить в Токио синагогу. В Южной Африке голод, болезни и разруха, а виноваты во всем проклятые белые оккупанты, которые массово сваливают в Европу. В Сомали теракт. В Египте новый президент, а в Турции волнения.

В общем, суета сует, и в России, если верить официальным СМИ, все по-прежнему. На Кавказе ловят Доку Умарова. В срочном порядке принимаются популистские законы по борьбе с экстремизмом. И самые главные экстремисты, разумеется, русские. Вот не хотят они быть толерантными в стране, которую по недоразумению считают своей, и все тут. Сволочи! Несмотря на мировой финансовый кризис, правительство создает им всем условия, а они чего-то там выпендриваются и чего-то там требуют. Одно слово — русское быдло, которое должно быть уничтожено. Примерно так выражаются доверенные лица президента, а телеканалы и газеты их поддерживают. Ну, а сам Верховный Главнокомандующий устраивает очередные военные игры с потешными войсками. Что поделать, любят у нас военные маневры, чтобы танки по полям катались и в небе кружились грозные вертолеты. Так и сейчас, Главком на КП и вся страна видит, что он реальный мужик, который не даст свой народ в обиду.

Но официальным побрехушкам веры не было, и я полез дальше. Очередное подорожание газа и электричества. В столице местами беспорядки и уличные пикеты. На Ставрополье массовые драки. Где-то в провинции рухнул мост. "Кубанскими налетчиками", которые переоделись в форму ОМОНа, средь бела дня ограблены приморские резиденции Сердюкова и Гундяева. Неизвестный стрелок обстрелял поезд Грозный-Москва, пострадали люди. Журналисты поймали в объектив телекамер трех депутатов, которые приобретали недвижимость в Италии. В Подмосковье обнаружена и разгромлена крупная террористическая группировка коммунистов, которые планировали свержение правительства...

"Стоять! — на этом месте я перестал листать страницы новостных блоков и вернулся обратно. — Вот это уже интересно".

Взгляд заскользил по ровным строчкам и выхватил основное.

"В ходе долгосрочной операции правоохранительных органов задержаны лидеры и активные участники группировки "17-й год", которые планировали свержение правительства капиталистов-олигархов. Главарь банды, которая насчитывала около пятидесяти человек, школьный учитель Юрий Быстров, вовлек в преступную деятельность своих учеников и вел агитацию в столичных университетах. При попытке задержания он оказал сопротивление и был застрелен. Его последователи, в большинстве своем молодые люди, обезврежены. При обысках у них были изъяты наркотики, литература экстремистского содержания и около двадцати единиц огнестрельного оружия. Три террориста до сих пор на свободе, ведется их поиск".

Заметка короткая, без указания района или населенного пункта, и статейка очень уж провокационная. Поэтому, скорее всего, это чья-то выдумка. Но зарубку в памяти я для себя сделал — надо пробить этот вопрос через Трубникова...

Статья за статьей. Сайт за сайтом. Весь день я рыскал по необъятным просторам интернета, собирал информацию, анализировал ее, скачивал карты и ждал доклада от Гомана. Однако Паша не звонил, а сам я его не беспокоил.

Наконец, наступил очередной зимний вечер и вернулся Лопарев. Майор был не один, а с пополнением в лице трех отставных офицеров, которых к нему "приставил" старший Трубников. Мужчины все были серьезные, не гопота какая-нибудь, и не тыловые полководцы. На каждого у меня уже имелась информация и, знакомясь с ними, я уже знал, с кем нам предстоит иметь дело.

— Доронин, — представился первый.

"Петр Петрович, подполковник ФСБ, — моментально всплыло в голове. — Начинал как пограничник, службу закончил как один из старших офицеров спецназа. Контролировал проведение операции "Капкан". Имеет дочь и двух внуков, которые проживают в Костроме. По взглядам социалист".

— Егор, — пожимая руку Доронину, отозвался я и повернулся к следующему соратнику, невысокому и лысому старику, с колючим взглядом.

— Седых, — не произнес, а прокряхтел старик.

"Викентий Николаевич, майор КГБ. Уволен за критику ельцинского режима. После этого тринадцать лет пропадал непонятно где, и многие считали, что он за рубежом. Но нет. Оказалось, что ветеран, который в свое время несколько лет провел в Афганистане и был военным советником при туземном генерале, жил на Алтае. Чем именно он жил, непонятно. Да и вообще, человек достаточно мутный. Однако старший Трубников ручался за него головой и, когда я поставил кандидатуру Седых под сомнение, едва на крик не сорвался. По этой причине отставной майор с нами и сам для себя я решил, что за ним нужен глаз да глаз. По политическим взглядам бывший майор, как ни странно, монархист".

— Егор, — короткое рукопожатие и передо мной третий пенсионер, мощный мужчина, который больше походил на медведя, чем на человека.

— Гаврилов, — протискиваясь вперед, пробасил он.

"Игорь Олегович, еще один самый настоящий полковник и комбат десантного батальона. Честный служака с многочисленной родней и счастливый пенсионер, у которого недавно в уличной потасовке погиб любимый внук, и после этого он решил спасать родину. Человек с боевым прошлым, затаил обиду на режим и у него большие связи в российской армии. Глядишь, пригодится. По убеждениям коммунист, который до сих пор верит в счастливое будущее".

— Егор, — моя рука утонула в лапище генерала, и я кивнул в сторону кухни. — Проходите.

Для отставников самым главным человеком в организации был Иван Иваныч, а я так, рядышком стоял, то ли порученец, то ли посыльный, то ли координатор. Меня это устраивало, и когда гости расположились, я разлил всем чай, и отошел в сторону. При этом Седых покосился на меня и усмехнулся краешком губ, как если бы вся наша конспирация была ему понятна. А Гаврилов, сделав пару глотков чая, спросил Лопарева:

— Когда бойцов увидим?

— Завтра, — ответил Иван Иваныч. — Сегодня здесь переночуем, а с утра в дорогу.

— Хорошо, — Гаврилов мотнул головой и добавил: — Надеюсь, Антон (это про старшего Трубникова) правду сказал, и у вас настоящий боевой отряд, а не его имитация.

— Все увидите, — Лопарев пожал плечами и обратился ко мне: — Паша звонил?

— Пока нет. Жду...

Вечер прошел в разговорах. Пенсионеры и отставники общались, вспоминали, как хорошо жилось при Советском Союзе, ностальгировали и проклинали меченого ублюдка, который сдал такую великую страну. А я слушал их, запоминал лица стариков, пытался понять мотивацию каждого будущего товарища, и теребил в руках телефон, который послал мне вызов только в одиннадцатом часу ночи.

— Слушаю, — включая динамик мобильника, сказал я.

— Егор, — услышали мы усталый голос Паши, — операция закончена.

— Давай подробности.

Краткая пауза, кашель и ответ:

— Место локализовали, ферма за городом. Подождали вечера и атаковали. На территорию проникли легко, собак постреляли и вломились в дом. Люди Гоги были здесь, заложники в подвале. Пришлось вступить в бой. Троих кавказцев повязали, а четверых положили...

Пауза и я поторопил Гомана:

— И что дальше?

— Заложники уже были мертвы. Женщину и девчонок изнасиловали, и зарезали. А батю Шмакова лопатами забили, и перед смертью пытали, чтобы про сына узнать. Ребята при виде трупов озверели и пленников порубили на куски. Такие вот дела. У нас один двухсотый и два трехсотых, воры стреляли метко и у них были автоматы. Так мало того, на шум боя подкатили участковые из городка, храбрые малые, и давай сразу палить, но мы их угомонили, не насмерть. Короче, возвращаемся на базу. Сейчас мы возле Щекино.

— Как бойцы?

— Нормально. Кое-кто из парней проблевался после боя, но так бывает.

— Что Шмаков?

— Ему плохо, сидит и молчит. В ступоре.

— Кто двухсотый?

— Из новеньких, ты его не знаешь.

— А трехсотые?

— Кирей и я. Ничего, доктор подлатает.

— Хату спалили?

— Да.

— А видеосъемку провели?

— Конечно.

— Лады. Завтра встретимся, подробней поговорим.

— До встречи.

Я отключился и услышал голос Доронина:

— Серьезно у вас все...

"Куда уж серьезней, — подумал я. — В отряде первые потери и это только начало. А сколько еще трупов будет? Не десять и не сто, если нас не уничтожат в ближайший месяц, а тысячи и десятки тысяч, когда мы наберем силу. Но кто сказал, что будет легко? Революционеры, которые гибли на баррикадах во имя правды и справедливости, тоже жизнью рисковали. Так неужели мы хуже? Нет. Солдаты Красной Армии, которые бились против захватчиков, дабы их дети и внуки не стали рабами, тоже шли на смерть. А мы их потомки и пусть нам бывает страшно, человек тем от животного и отличается, что способен перебороть свой страх. И потому прочь сомнения. В любом случае нам отступать некуда, ибо заграницей нас не ждут, счетов в швейцарских банках у нас нет, и родина у нас одна, а значит, придется за нее драться и погибать".

Глава 23.

Московская область. Зима 2014-го.

Напевая под нос военный марш, полковник Денежкин открыл дверь в квартиру, вошел, скинул шинель и направился в комнату.

— Пусик, я уже до-ма-а-а...

Растягивая последнее слово, полковник улыбался, и представлял себе, как Альбертик бросится ему на шею. Однако вместо любовника навстречу полковнику шагнул незнакомый парень в военном камуфляже, который ударил его кулаком в солнечное сплетение.

Задыхаясь и раскрывая рот, Денежкин согнулся, а нападавший пнул его по заднице и он полетел в сторону дивана, на котором вольготно расположился мужчина со шрамом на щеке и в форме майора российской армии. Из глаз упавшего полковника катились слезы, ему было больно, и он не понимал, что происходит. Однако вскоре он пришел в себя, смог поднять глаза на незваного гостя и узнал его:

— Лопарев? Это ты?

Денежкин попытался встать, но на спину ему наступила обутая в тяжелый армейский ботинок нога, а Иван Иваныч Лопарев наклонился к нему, потрепал хозяина квартиры по пухлой щеке и кивнул:

— Да, это я.

— Ты же в розыске... — выдохнул полковник. — Я по телевизору видел...

— Это неважно. Сейчас не о моих проблемах разговор, а о твоих.

Хозяин квартиры огляделся, вновь попытался подняться и воскликнул:

— Где Альбертик!?

— Лежать, сука!

Сильный удар в спину бросил гомосексуалиста на ковер, и он захныкал:

— Что вам нужно? Где Альбертик? Мы не сделали ничего плохого... Лопарев, зачем ты здесь?

Иван Иваныч щелкнул пальцами и в комнату вошел еще один человек в полевом камуфляже, который на веревке, словно скотину, тянул Альбертика. Молодой человек, последняя и самая сильная любовь Денежкина, был связан. Во рту у него торчал кляп из грязных трусов, а глаза Альбертика были завязаны. Ему было больно, полковник чувствовал это, и Денежкину хотелось броситься на помощь к своему пусечке. Но ботинок по-прежнему давил на хребет и все, что ему оставалось, продолжать свое нытье:

— Лопарев, что тебе нужно? Деньги? Возьми, у меня есть тридцать тысяч долларов, все что накопил... Только оставь нас в покое... Иваныч... Ну мы же с тобой на День разведчика вместе водку пили... Что ты в самом деле... Я не виноват, что тебя из армии выгнали... Что ты молчишь? Иваныч... Не молчи... Скажи своим людям, что не надо жестокости...

— Заткнись! — брошенная Лопаревым команда прокатилась по комнате, после чего Денежкин замолчал, а Иван Иваныч спросил его: — Значит, ты хочешь, чтобы мы оставили вас в покое?

— Да-а-а... — протянул полковник.

— Мы можем уйти, но ты должен нам помочь.

— Я же сказал, возьмите деньги.

— Нет. Нам нужно другое.

— Что?

— Оружие со складов твоей части.

— Это невозможно.

— Кашира, — Иван Иваныч посмотрел на парня, который держал Альбертика, — он говорит, что это невозможно.

— Жаль.

Парень слегка пожал плечами, повернулся к любовнику полковника и стал его бить. Удар кулаком по голове. Ногой по коленной чашечке. Тычок в живот. Все делалось как-то буднично, привычно и легко, словно боец отрабатывал тренировочный комплекс по рукопашному бою, и Альбертик, который не мог кричать, только мычал. А вскоре он рухнул на пол, но это его не спасло. Кашира не останавливался, пинками он перекатывал тело гомосексуалиста и общеизвестного городского проститута от стены к стене, и Денежкин не выдержал:

— Прекратите! Не надо! Я сделаю все, что вы хотите!

— Вот то-то же, — усмехнулся Лопарев и снова щелкнул пальцами: — Кашира, стоп!

В квартире воцарилось относительное спокойствие, и только побитый любовник полковника, который забился в угол, продолжал издавать нечленораздельные звуки. Денежкин не мог смотреть на него без содрогания, он вообще был довольно таки нежной личностью, которая с трудом прижилась в кругу грубых вояк. А Альбертик был для полковника любимым человечком. И страдания юноши были для него большей пыткой, чем если бы избивали его.

— Так что ты говоришь? — Иван Иваныч смерил Денежкина презрительным взглядом.

— Я сделаю то, что вы хотите, — не отрывая взгляда от любовника, повторил полковник, — только пока не знаю, как.

— Да все ты знаешь, — по губам Лопарева пробежала усмешка. — Сейчас сядешь за свой рабочий стол, достанешь ноутбук, и мы посмотрим, что хранится на "твоих" складах. Потом распечатаешь документы на выдачу оружия и боеприпасов, которые никто не станет проверять, ведь они будут на твое имя, и приложим левую печать. Далее оформишь накладные с указанием того, что должно быть выдано, список я тебе продиктую. Затем выпишешь пропуска на машины, которые въедут в часть, и позвонишь дежурному офицеру. А после будут звонки кладовщикам, которые обязаны срочно прибыть на службу, если они еще не пьяные, и мы отправимся в путь. Порядок ясен?

— Ясен. Но у меня печати нет.

— У нас есть. Еще вопросы имеются?

— Что будет с ним? — Денежкин кивнул на Альбертика.

— Он останется здесь, и когда мы получим то, что нам нужно, ты вернешься обратно и сможешь его пожалеть.

— Но ведь подлог обнаружат и меня начнут искать.

— Разумеется. Но у тебя и твоего дружка будет двое суток, и мы не отнимем у вас деньги. Сможете уехать из Москвы. А хочешь, я тебе еще бабла дам и помогу свалить в Прибалтику?

— Хочу.

— Тогда не станем терять времени. Работаем.

Денежкин был ошарашен и морально подавлен. По этой причине он не задумывался над тем, почему Лопарев и его сообщники не скрывают своих лиц. На некоторое время он превратился в биологического робота, который не мог здраво рассуждать, надеялся на то, что вскоре Иван Иваныч оставит его в покое, и выполнял все команды майора.

Необходимые документы на выдачу вооружения и боеприпасов были подготовлены за полчаса. После чего Денежкин сделал звонки прапорщикам, которые отвечали за склады, и набрал номер дежурного по части.

— Дежурный по в/ч 80906, капитан Сергеев, — услышал полковник.

— Это Денежкин, — стараясь сохранять спокойствие, сказал полковник.

— Добрый вечер, товарищ полковник. Что-то случилось?

— Да, Сергеев. Не дают нам покоя и накрываются выходные медным тазом. Начальство бесится и нам приказано сегодня же загрузить шесть автомашин. Так что жди автоколонну и поднимай солдатиков, кто не в увольнении.

— Товарищ полковник, а как же склады, кто их откроет?

— Прапоров я уже вызвал, и сам вскоре подъеду, наверное, с автоколонной.

— Понял.

Полковник положил трубку стационарного телефона и посмотрел на Лопарева:

— Я все правильно сделал?

— Правильно.

— А вы нас точно отпустите?

— Да.

— И денег дадите?

— Дадим, — Лопарев похлопал полковника по плечу и вынул из кармана пачку евро, которую вложил ему в руки. — Здесь пятьдесят тысяч, и это только половина. Оставишь своему Альбертику, так тебе спокойней будет.

Судя по всему, деньги были настоящими, и полковник немного успокоился. Но прежде чем покинуть дом, он попросил развязать Альбертика и потребовал пять минут на разговор. Лопарев согласился, и Денежкин бросился к любовнику. Педрилы стали обниматься и утешать друг друга, и пока в комнате происходила эта мелодраматическая сцена, Иван Иваныч отозвал в сторону Каширу.

— В общем, так, — Лопарев покосился в сторону голубков, — ждешь час и валишь Альбертика, а затем берешь деньги, звонишь мне, закрываешь квартиру и убываешь на базу. Понял?

— Да, Иван Иваныч.

— А сможешь Альбертика без шума ножом убрать?

— Смогу.

— Точно?

— Так ведь это не человек, а животное. Чего его жалеть?

"В каком жестоком мире мы живем", — глядя на ухмыляющегося Каширу, подумал Иван Иваныч и, покачав головой, обратился к Денежкину:

— Время. Пора. Потом миловаться будете, голуби сизокрые. Машина ждет...

Автоколонна, "уралы" и "уазик", всего семь машин, которые партизаны взяли напрокат в одном из рязанских фермерских хозяйств, ждали Лопарева и Денежкина на окраине Балашихи. Рядом находились вооруженные и настороженные солдаты с автоматами, которые они держали на сгибе локтя. А возле "уазика" курила пара офицеров, один из которых, молодой лейтенант, встретил Ивана Ивановича вопросом:

— Все в порядке?

— Норма, Егор. Наш друг, — Лопарев положил ладонь на плечо полковника, — готов нам помочь.

— Хорошо. Поехали.

Над городской окраиной разнесся окрик второго офицера, пожилого подполковника, который направился к головному "уралу":

— По машинам!

Рассекая ночную тьму, вспыхнули фары грузовиков, и автоколонна стронулась с места. Денежкин находился в "уазике" и нервничал, но Иван Иваныч протянул ему фляжку с водкой, заставил полковника сделать пару глотков, и ему стало спокойней. А спустя полчаса машины въехали на территорию воинской части номер 80906, и Денежкин занялся своими непосредственными обязанностями.

Бежать смысла не было, да и некуда. Солдаты-срочники, которые под присмотром неразговорчивых охранников начали погрузку "уралов", и прапорщики оказать сопротивление людям Лопарева не могли, не тот уровень. И полковник, понимая это, принял свою судьбу. Он делал то, что ему приказывали Иван Иваныч и его помощники, привычно покрикивал на солдат и кладовщиков, делал вид, что сверяет номенклатуру груза, и к полуночи погрузка была окончена. После чего командир в/ч 80906 поразился тому, что он натворил.

Автоколонна похитителей оружия приняла пятьсот автоматов АКМ и триста АКС, сорок пулеметов ПКМ и тридцать РПК, двести пистолетов "макарова" и сорок "стечкиных", четыре тысячи ручных гранат РГД и три тысячи Ф-1, триста пятьдесят килограмм тротила, две тысячи детонаторов КД-8А и ЭДП, несколько подрывных машинок и бухту полевого кабеля. Все это было загружено в четыре автомашины, а остальные заполнили боеприпасами к автоматам, пистолетам и пулеметам, а так же подствольными гранатометами ГП-25 (триста штук), ВОГами и огнепроводными шнурами.

"Господи! — подняв глаза к темным зимним небесам, обратился к богу Денежкин. — За что мне все это!? Как же так!? За какие грехи!? Господи!"

— Чего ты там разглядываешь? — рядом с полковником остановился Иван Иваныч.

— Ничего, — Денежкин поморщился и спросил Лопарева: — Что теперь?

— Командуй своим доходягам отбой, пусть разбегаются по койкам, а мы уезжаем. Ты еще не забыл, что я тебе денег должен?

— Помню.

— Так пошевеливайся.

Солдаты построились в колонну и отправились в казармы. Прапорщики поехали домой, в военный городок. Караульные продолжили несение службы, а капитан Сергеев, который удивился тому, что командир части не проверил его, совершил обход территории, вернулся в дежурку, сделал себе кофе и включил телевизор. Субботний вечер подходил к концу, завтра выходной и никого не интересовало, почему полковник Денежкин уехал вместе с автоколонной, и куда она направлялась.

Тем временем "уазик", в котором ехал командир в/ч 80906, отделился от основной автоколонны и заехал в придорожный лес. Машина остановилась и Денежкин услышал команду Лопарева:

— На выход.

— Зачем? — дрожащим голосом спросил полковник. — Где мы? Что вы задумали?

— Не беспокойтесь, — сказал молодой налетчик в форме лейтенанта. — Здесь мы вас освободим, вы получите деньги, а затем отправитесь домой. Мы не можем рисковать и отпускать вас в городе. Выходите.

"Лейтенант" был вежлив, и в его голосе не было угрозы. По этой причине Денежкин ему поверил, тем более что он хотел верить, и вышел на свежий воздух.

— Иди за мной, — Лопарев двинулся по узенькой тропинке.

Денежкин последовал за ним, но не успел он сделать и трех шагов, как услышал за спиной характерный щелчок автоматного затвора.

— Что вы...

Договорить полковник не успел. Егор Нестеров выстрелил ему одиночным в голову. После чего Денежкин упал на покрытую редким снежком землю и замер.

— Быстрая смерть, — возвращаясь к "уазику", произнес Лопарев. — Без мучений полковник ушел.

— Это точно, — согласился с ним Нестеров, перекинул ремень АКСа через плечо, вобрал в грудь свежий лесной воздух и сказал: — Хорошо здесь, тихо и спокойно.

— Ты это, того этого, не расхолаживайся — Иван Иваныч усмехнулся и стал коверкать язык. — Мало-мало, быстро-быстро, давай-давай, в машинка. Ехать бачка надо, быстро надо, а то менты догонят, мигалка светить станут, пиф-паф, за хобот всех спеленают.

— Раз надо, поедем.

Нестеров кивнул и, оставив тело полковника в лесу, командиры партизанского отряда сели в машину и помчались за автоколонной.

* * *

Напарник Вовчика Сумарокова, бывший омоновец Валера Рябченко, окинул взглядом автомобильную стоянку перед загородным развлекательным комплексом "Синяя птица", оправил черную форменную куртку, повел широкими богатырскими плечами и пробурчал:

— Ненавижу смену со среды на четверг.

— Такая же фигня, — согласился с ним Вовчик. — День рабочий, а суеты много. Не понимаю, почему народ начинает гулять среди недели? А с утра еще инкассаторы за наличкой приедут.

— Да. Несколько лямов в грузовик кинут, а потом потребуют усиление до банка, и начальник пошлет самых опытных, или Митроху с Казиком, или нас с тобой.

Сумароков кивнул на очередных гостей, уверенных в себе мужчин в дорогих костюмах, которые шли под ручку с шикарными грудастыми бабами в дорогих шубах, и спросил Рябченко:

— Как думаешь, на этой смене будет замес?

— Нет, вряд ли, — Валера покачал головой. — Сегодня прокурорские гуляют. Днюха у какого-то начальника и они весь первый этаж сняли. Люди вроде бы спокойные и гости у них солидные: фэсбэшники, менты, генералы, бизнесмены, чиновники. Вот если бы горцы приехали, тогда да, выстрелы в потолок, лезгинка, рамсы, понты, слишь ты, я твою маму деляль, и драка. А прокуроры с женами и официальными подругами, посидят, выпьют и в казино пойдут, бабки спускать. А ты чего, по месилову соскучился?

— Ага, — Вовчик, заплывший жирком крепыш, в далеком прошлом борец и призер чемпионата Москвы, ладонью огладил бритую голову и накинул на лысину форменную кепку, — есть такое дело, скучно мне. Деньги имеются, баба дома смачная ждет, жратва самая лучшая и бухло в баре любое, а кайфа от жизни нет. Заебало все. Хочется чего-то от жизни, а чего, не могу понять. А потом оглядываюсь, и душно становится. Не мое все это, чужое и незнакомое. Словно я в джунглях каких-то и вокруг не лица, а рыла скотские

— Возьми отпуск и смотайся на море. Отдохни, расслабься.

— Гы! — Сумароков оскалился. — К тебе на родину, в Сочи съездить предлагаешь?

Рябченко нахмурился:

— Я из Анапы.

— Одна фигня, — Вовчик махнул рукой.

— Нет, — уперся Валера.

— Ладно. Нет, так нет, мне без разницы.

Мимо охранников, которые работали в паре уже два года, прошла очередная группа гостей, компания из молодых парней и красивых девушек. Они приехали в "Синюю птицу" не на корпоратив, а специально в элитное подпольное казино для избранных, где можно было поиграть без всякой опаски. Настроение у посетителей было хорошее, они много смеялись и было видно, что у них все порядке. Жизнь удалась, и таким людям можно было позавидовать. Счастливые, здоровые, обеспеченные и с перспективами на будущее, словно с рекламного плаката "Единой России". И не скажешь, глядя на них, что в государстве кто-то бедствует, а народ через интернет и телевидение всем миром собирает копейки на операции малолетним детям.

Впрочем, Сумарокова и Рябченко такие вопросы не занимали. Зачем думать о ком-то, если у тебя хорошая зарплата, крепкое здоровье, мощные кулаки, престижная работа в серьезной конторе и до старости еще очень далеко? Правильно, ни к чему это, ибо думать надо только о себе, а жалеть неудачников несусветная глупость и слабость. Поэтому охранники продолжали изображать из себя истуканов, коченели на холоде и ждали смену.

Неожиданно на поясе Сумарокова забубнила рация:

— Третий пост, это первый. На связь.

— На связи, — ответил Вовчик.

— Пятый пост не отзывается, проверьте. Сейчас к вам подмена подойдет.

Идти на пятый пост, который находился на окраине развлекательного комплекса в гостевом домике, где вдали от жен гости могли шпилить случайных подруг, не хотелось, и Сумароков попробовал отмазаться:

— Так пусть подмена и прогуляется.

— Не спорить! — одернул Вовчика начальник.

Главный охранник объекта мужчина был серьезный, в далеком прошлом чемпион России по каратэ, а затем криминальный авторитет немаленького ранга. И с ним даже хозяин "Синей птицы", заместитель директора ФСБ Аркадий Химков, говорил вежливо и не повышая голоса. Поэтому Сумароков ответил предельно нейтрально:

— Понял.

Подмена подошла через минуту. Пост сдал, пост принял, и напарники направились в сторону гостевого домика.

— Как думаешь, что на пятом? — спросил Вовчик напарника.

— Там новички, — плотнее кутаясь в куртку и по привычке расстегивая кобуру с боевым "макаровым", отозвался Рябченко. — Наверное, со связью что-то, а может, парни водочки накатили и сейчас отдыхают.

— Да, скорее всего, так и есть, — повторяя движения Валеры, сказал Вовчик, и ускорился. — Пойдем быстрее, а то холодно.

Напарники миновали совмещенную с русской баней роскошную сауну, обогнули здание развлекательного комплекса и подошли к окруженному лесом аккуратному двухэтажному домику. Посетителей рядом не было, пока рано, вечер только начинался. Охранники отсутствовали и, оглядевшись, Вовчик пробурчал:

— Ох, и влетит кому-то.

— К гадалке не ходи, — усмехнулся Валера, после чего вошел в гостевой домик, попал в небольшую уютную гостиную и обнаружил, что пост охраны на входе тоже пуст. — Эй, парни! Где вы!?

— Чего, никого? — за спиной Рябченко возник Сумароков.

— Никого.

— Скоты! Видать, в номера залезли, вискарь хлещут.

Рябченко взял рацию и вызвал начальника охраны:

— Третий вызывает первого. Мы на пятом посту. Парней не видать. Все чисто, посторонних нет.

— Обыщите домик и найдите этих козлов, — отозвался начальник.

— Сделаем.

По широкой лестнице охранники поднялись на второй этаж, и в фойе их ожидала неожиданная и неприятная встреча. В глубоких удобных креслах расположилось несколько бойцов в новеньком темно-зеленом камуфляже и черных масках, которые закрывали лица, и в руках у них были АКСы.

На пару секунд Сумароков и Рябченко застыли в ступоре, а когда пришли в себя, то попытались выхватить пистолеты. Однако в спину им уперлись стволы, и хриплый голос сказал:

— Не дурите, и останетесь живы. Руки за голову. Делаем все осторожно, а иначе нашлепаем в вас дырок. Выполнять!

Вовчик команду выполнил сразу, а Рябченко попытался оказать сопротивление.

Издав нечленораздельный крик, он резко сместился с линии огня, обернулся и попытался наработанным боковым ударом ноги свалить своего противника. Однако тот этого ждал и вовремя сделал шаг назад. После чего, на ходу выхватывая пистолет, Рябченко кинулся к лестнице, наверняка, хотел сбежать. Но другой налетчик, который находился рядом, прыгнул на него и сшиб Валеру на пол.

— Братан! — придавленный телом, прохрипел Рябченко напарнику. — Выручай!

Но Вовчик не дернулся, а на Валеру насели сразу двое, и один из них ударил его прикладом по голове и вырубил. Рябченко замер без движения, жив или мертв, не поймешь, а Сумароков услышал новый приказ:

— На колени!

Охранник подчинился, и подал голос:

— Мужики, вы кто? Вы понимаете, куда влезли, и кому принадлежит этот комплекс? Это же территория самого...

На запястьях Сумарокова сомкнулись наручники, и он услышал:

— Мы все знаем. Поэтому говорить нам очевидные вещи не надо, а вот на вопросы ответить придется. Отмалчиваться не советую, и в героев играть не стоит. Ты меня услышал?

— Да, — ответил охранник.

Сумарокова подтащили к креслам и один из налетчиков, судя по голосу, молодой, начал экспресс-допрос:

— Сколько на территории вооруженных охранников?

Вовчик сглотнул ставшую горькой слюну и сказал:

— Вместе с нами двадцать человек.

— Это не все.

Ствол автомата скользнул по куртке и замер в районе затылка. Металл холодил кожу и Сумароков, поежившись, дополнил ответ:

— Еще начальник охраны есть и у нескольких официантов стволы, они как внештатники идут... И в зале рядом с гостями телохранители, сколько точно не знаю, но не меньше десяти...

Вопрос и ответ. Допрос продолжался около десяти минут и Вовчик рассказал все, что знал. Где находятся кассы, и сколько в них может быть наличности. Какие коды на дверях. Расположение постов охраны. Где сидит начальник охраны. Где находится главный менеджер заведения. Какие двери в их кабинетах. Где видеокамеры, которые устанавливались не везде, ибо многие посетители "Синей птицы" не желали, чтобы их лица попадали в объектив. Кого из гостей заведения Сумароков знает в лицо и многое другое, что являлось закрытой информацией.

Но вскоре допрос был прерван очередным вызовом по рации:

— Первый третьему, вы нашли этих козлов?

— Не глупи, — услышал Вовчик, и к его лицу поднесли рацию. — Отвечай, как обычно. Скажешь, что охранники пьяные.

Сумароков кивнул и ответил начальнику:

— Это третий. Парни с пятого поста ужратые в хлам. Лежат на втором этаже, отдыхают.

— Странно, рекомендации у них хорошие были, — отозвался начальник и отдал приказ: — Спрячьте их в комнате отдыха, пусть отлежатся. Сейчас горничных пришлю, пусть приберутся, а вы оставайтесь на месте.

— Принял.

Рация замолчала и Вовчика вместе с телом напарника, который дышал, оттащили в тупичок за лестницей. Охранники с пятого поста, скованные, с кляпами во рту и повязками на глазах, уже были здесь, и Сумароков подумал, что его тоже заткнут. Однако нет, про Сумарокова на время забыли, и он прислушался к тому, что говорили налетчики.

— Иваныч, план надо менять, — Вовчик услышал голос того, кто его допрашивал. — Если войдем через главный вход, то административные помещения успеют закрыться, и основной куш мы не возьмем.

— Не дрейфь, Егор, — произнес хриплый голос. — На дверь заряд, подрыв и взяли кубышку.

— Ага, взяли, а там охранники из подсмены с автоматами. На все про все у нас двадцать пять минут, не больше. Потом полиция подтянется и придется уходить. Значит, эти минуты надо ценить и использовать с толком.

— И что ты предлагаешь?

— Входим через черный ход, берем казну, потом быстрый налет на казино и отход.

— В принципе, я не против. А с гостями казино что сделаем? К стенке их?

— Пока рано.

— Ты боишься, что нас станут искать? Так нас уже ищут.

— Нет. Я не боюсь. Просто не время для массовых казней... Еще не время...

— А мне кажется, что уже пора. Причем давно пора. Хотя бы парочку уродов показательно завалить надо. Глядишь, другие осторожней станут.

— Ладно, на месте разберемся. Посмотрю, что за клиенты в рулетку играют, и от этого уже все остальные действия.

— Договорились. Когда начинаем?

— После полуночи, когда гости подгуляют, а охрана бдительность потеряет.

— Принимается.

Главари банды, именно так определил их Вовчик, ушли, а он прилег на пол, выглянул из тупичка и осмотрелся. Налетчики вели себя спокойно и ждали команд. Сколько их было точно, Сумароков определить не мог, ибо одни уходили, а другие приходили, но не менее двадцати человек. Крупная группировка. И что особо поразило охранника, это вооружение налетчиков. Помимо автоматов, пистолетов и ножей, он заметил гранаты, пару ручных пулеметов с хорошим боекомплектом и несколько "шмелей".

"Нет, — отодвигаясь в угол, подумал Вовчик, — это не бандиты. Больше всего они похожи на боевиков с гор, но говор у всех славянский, и ведут себя налетчики сдержано. Так кто же они такие? Наверное, мне этого лучше не знать. Лишь бы меня не тронули — это основное, а остальное чепуха".

Охранник замер без движения и закрыл глаза.

Прошел примерно час. За это время в тупичке появились новые пленники, две средних лет горничных, с которыми налетчики обращались достаточно вежливо. А затем, ближе к полуночи, в уголок заглянул молодой главарь, который кивнул Вовчику и сказал:

— На выход.

Сумароков поднялся, кинул взгляд на ребят с пятого поста, на испуганных горничных и на Рябченко, который так и не пришел в себя, и подумал, что его снова будут допрашивать. Но он ошибался.

— Проведешь нас к кабинетам начальников, — услышал Сумароков.

— Но зачем? — Вовчик понурился. — Я же обо всем рассказал.

— На всякий случай. А вдруг ты соврал? Тогда первая пуля тебе.

Охранник смирился и под прицелом автоматчиков направился на выход.

Налетчики разбились на пятерки, и прозвучала команда главаря:

— Пошли, братва!

Вовчика толкнули в спину и, держась тени деревьев, он проскочил открытое пространство и остановился перед массивной металлической дверью с кодовым замком. Очередной толчок и, выставив перед собой скованные руки, указательным пальцем Сумароков набил код. Шесть. Девять. Три. Три. Семь. Один. Щелчок замка и он потянул дверь на себя. Она открылась со скрипом, и охранник побежал по лестнице на второй этаж, где в левом крыле обитали менеджеры, охранники и обслуга развлекательного комплекса. Позади топот ботинок. Налетчики все время находились рядом и не отставали.

Новая остановка. Еще одна дверь и снова код. Два. Два. Три. Три. Шесть. Шесть. Щелчок и опять Вовчик был впереди. Коридор, остановка и он выдохнул:

— Налево охрана. Направо администрация. Выход в казино прямо.

Несколько боевиков помчались в администрацию, и не менее десятка вломилось в помещения охранников, а Вовчик и две пятерки налетчиков, которые рассредоточились по коридору, остались на месте. На миг все замерло, а затем из комнаты начальника охраны раздались выстрелы. Сухо щелкал пистолет и короткая автоматная очередь. Снова тишина и заработала радиостанции одного из бандитов, который прикрывал атакующие группы.

— Иваныч, что у тебя?

— Норма. Начохраны вертким человеком оказался, Гнея с одного удара ногой вырубил и за ствол схватился. Боромир с ним сцепился, выстрелы в потолок, а Лапоть его шмальнул. Остальные охранники лежат мордами в пол и не рыпаются. В казино нас не услышат, звукоизоляция здесь отличная. А у тебя что?

— Сейфы вскрываем. Денег много. Не меньше шести миллионов, если в евро считать.

— Добро.

Опять в коридорах административного крыла восстановились тишина и покой. Но вскоре появились командиры налетчиков, которые приготовились войти в казино. Из кассы вытаскивали тяжелые баулы с пачками денег, а вожак лихих людей, которые не боялись ни бога, ни черта, ни заместителя директора ФСБ со всеми его многочисленными друзьями, инструктировал своих бойцов:

— Внимание! На первый этаж не спускаемся, времени не хватит! Поэтому работаем только в казино! Стрелять на поражение при малейшем подозрении на сопротивление! Собираем деньги и ждем мою команду! Серый, отвечаешь за бабки и прикрываешь отход! Гней, контролируешь лестницу! Рустам, Череп и Чика, ваши пятерки занимаются экспроприацией экспроприаторов! Начали!

Про Сумарокова никто не вспомнил и он, сам не понимая почему и зачем, первым направился к выходу в казино. Опять он набил на двери код, открыл ее и вошел в подпольное заведение.

— В сторону!

Массивное тело Вовчика оттолкнули к стене, и он замер, а боевики ручьем хлынули в казино, где за столами для игры в блэк-джек и рулеткой проводили время самые лучшие люди столицы.

Звон разбитой посуды. Гневные крики и отборный мат. Писк женщин в богатых нарядах. Хрипы охранников и официантов, которых сбивали с ног и валили на ковры, и треск сломанной мебели. Все эти звуки наполнили ярко освещенное просторное помещение, а спустя несколько минут раздался одиночный выстрел, и люди замерли.

Посреди зала стоял главарь налетчиков и в его руке был пистолет, кажется, "беретта". К этому моменту боевики уже перекрыли все входы-выходы из казино, рядом с вожаком появился человек с видеокамерой, а гости находились под прицелом. Выглядело это красиво и эффектно, словно сцена из старого и доброго советского кино, в котором революционеры вламываются на вечеринку аристократов и промышленников, которые "Ешь ананасы, рябчиков жуй — день твой последний приходит буржуй!" В данном случае, все было примерно так же. Вот только Вовчик Сумароков понимал, что добром и экспроприацией неправедно нажитого богатства налет не закончится. Поэтому ему хотелось быть как можно дальше от этого места. И хотя он имел шанс ускользнуть и юркнуть в подсобку, в которой можно было закрыться, охранник остался и продолжал наблюдать.

— Как вечерок, моральные уроды, господа чиновники при погонах и без оных!? — в голосе вожака, который оглядел зал, было веселье. — Тратим бабло от взяток, откатов и наркоты!? Видимо, так! И только не надо мне говорить, что вы честные люди! Ворье! Я же по мордам вижу, что все вы воры и мошенники!

— Слышь ты, хорек в камуфляже! — с перепоя посчитав, что в казино ворвался ОМОН или СОБР, из толпы гостей, выставив на показ пухлую руку с бриллиантовым перстеньком, выдвинулся крупный мужчина в дорогом костюме, — Сначала документы предъяви! Кто у тебя начальник!? Погоны на плечах носить надоело!? Что за беспредел!? Ты знаешь, кто я!? Да я прокурор!

— Хуйло ты, а не прокурор, — усмехнулся вожак и выстрелил в голову гостя, который, насколько знал Вовчик Сумароков, оставлял в "Синей птице" не меньше двадцати тысяч долларов за вечер.

Во лбу продажного прокурора, теперь уже бывшего, появилась дырка. От испуга снова завизжали женщины и пара посетителей, видимо, телохранители, которых охрана развлекательного центра пропустила в святая святых, попыталась извлечь оружие. Но налетчики были наготове. Треск коротких и злых автоматных очередей добавил хаоса в то, что происходило, и телохранители рухнули, словно подкошенные. Попутно пули задели еще трех или четырех человек, и посетители подпольного игорного заведения, закрывая головы руками, стали падать на пол.

Одновременно с этим снизу в казино попытались прорваться другие бодигарды. Однако их сбили с лестницы огнем, и после этого в общем зале поднялся такой крик, что он долетел в казино. А вожак налетчиков снова выстрелил в потолок и, перекрывая шум, прокричал:

— Тихо! Всем приготовить документы, наличность и драгоценности! Пошевеливайтесь, скоты!

Среди гостей заскользили бойцы, которые в заранее приготовленные рюкзаки и сумки сбрасывали кошельки, кольца, перстни, сережки, ожерелья, кулоны, подвески и дорогие часы. Действовали они четко. Несколько секунд и переход к следующему клиенту. Ну, а другие боевики в это самое время собирали документы посетителей и передавали их главарям, молодому и пожилому, который встал за плечом "коллеги". После чего вожаки листали паспорта и удостоверения, обменивались тихими репликами и документы летели на ближайший стол, где и падали между фишек и растрепанных карточных колод. Впрочем, три паспорта остались в руках у главарей, и это было неспроста.

Наконец, драгоценности и деньги были собраны. Налетчикам пришла пора уходить, но они не торопились, и по залу вновь разнесся голос молодого вожака:

— Чьи фамилии назову, встать. Гуссейнов Ибрагим-оглы, Семенцов Кирилл Павлович и Рубинчик Анатолий Исаакович.

С пола неуверенно поднялись три человека. Первый, поджарый смуглый брюнет с шикарными усами, не скрывающий своих теплых отношений с криминальным миром Москвы генерал МВД, которого толкала наверх азербайджанская диаспора. Второй, чиновник из московской мэрии, с виду типичный интеллигент и бюрократ, которого несколько раз ловили на крупных взятках, а затем отпускали и продвигали дальше по служебной лестнице. И третий, невысокий курчавый гражданин, который был знаменит тем, что считался самым главным поставщиком "сисек и влагалищ из Рашки" в европейские и ближневосточные бордели.

К поднявшимся мужичкам подскочили боевики, которые подтащили их к стене и замерли напротив. После чего в зале вновь зазвучал молодой голос уверенного в своих силах вожака:

— Именем народов России, за многочисленные преступления против граждан страны, трибунал ударной бригады "Дружина", приговаривает Гуссейнова Ибрагима-оглы, Семенцова Кирилла Павловича и Рубинчика Анатолия Исааковича к высшей мере социальной защиты, смертной казни. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

— Как же так... — промямлил оседающий на пятую точку Семенцов.

— Охуели что ли? — раскинув пальцы веером, прохрипел Рубинчик.

— Я генерал МВД, — выпятил вперед грудь Гуссейнов.

Краткая пауза, боевики нацелили стволы на приговоренных к смерти, отмашка лидера и команда:

— Огонь!

Три АКСа выплеснули из стволов пламя. Стальные пульки калибра 5.45 с расстояния в четыре-пять метров летели без промаха и впивались в тела людей, которые всего полчаса назад считали себя хозяевами жизни. Однако они ошибались. Все люди смертны и они не исключение из правил, и спустя полминуты все было окончено. Три набитых кровью, кишками, костями и дерьмом дырявых кожаных мешка лежали один подле другого, и вокруг расползалась красная лужа.

Остальные посетители были в шоке оттого, что увидели, но они молчали. Высшие офицеры юстиции и МВД, чиновники, бизнесмены и их расфуфыренные спутницы. Все они боялись привлечь внимание боевиков, и потому старались сохранять тишину. А вожак "дружинников", как он сам себя обозначил, прошелся рядом с ними и сказал:

— Сытый не хочет понимать голодного — это истина, которой тысячи лет. И я думаю, что вы не поймете меня, ибо мы живем в разных реальностях. Поэтому распинаться перед вами я не стану, а скажу просто. Будьте людьми. Вспомните, что вы не животные. Поймите, что вы не одни живете в стране, которая является нашей общей родиной. Осознайте это и тогда вы уцелеете и сможете жить дальше. Запомните, никто не собирается отнимать у вас то, что заработано честным трудом. Однако среди вас таких нет. Мы против беспредела, но с теми, кто теряет чувство меры и слишком много о себе думает, разговор будет коротким.

Лидер "дружинников" выталкивал из себя каждое слово, словно гвозди вколачивал. Но на первом этаже вновь зашевелились телохранители и уцелевшие охранники, и он, махнув рукой в сторону пленников, презрительно бросил:

— Черт с вами, живите. Пока. Все равно вы меня не услышали, а значит, мы еще встретимся, — заминка и обращение к бойцам. — Парни, внимание! Уходим!

Прихватив добычу, боевики начали организованный отход, а Сумароков, про которого все забыли, посмотрел на вожака налетчиков, и тот это почувствовал. На краткий миг он остановился рядом с Вовчиком и спросил его:

— Охрана, а ты-то меня хоть понял?

— Не знаю, — выдавил из себя охранник.

— Эх, что же вы за люди такие, — поправив черную маску, сказал налетчик и направился вслед за своими бойцами. — Талдычишь вам очевидные вещи, а вы словно ежики в тумане, блуждаете в полутьме и ничего не видите...

Вовчик проводил его взглядом и впервые за долгие годы задумался, и чувствовал он себя при этом так, словно проиграл бой за титул чемпиона мира. Он будто потерял что-то и упустил мечту. И по этой причине в его душе царили два чувства, обида и стыд.

Впрочем, к тому моменту, когда приехала полиции, а вместе с ними нагрянули вездесущие телевизионщики, он уже был норме, и смог дать показания. Спокойно, размеренно, четко и с описанием каждой мелочи, которую он увидел, услышал и смог запомнить.

Глава 24.

Московская область. Весна 2014-го.

— Огонь!

Человек на экране ноутбука посмотрел в камеру, и я подумал, что не похож на самого себя. Впрочем, это и неудивительно. На лице черная маска, за спиной автомат, в руках пистолет, движения резкие и стремительные, а поступки непредсказуемы. Таким меня видели все, кто смотрел сюжет про налет на "Синюю птицу" в интернете. А в повседневной жизни я спокойный и выгляжу очень мирно. Хмурый только, люди говорят, но не опасный.

Это хорошо, так и должно быть, ибо, чем меньше я привлекаю к себе внимания, тем лучше. Мне слава не нужна, я за ней не гонюсь и в выборах участвовать не собираюсь. Поэтому на первый план выставляю Лопарева, старшего Трубникова или Гомана — им терять нечего, и потому они сознательно идут на риск, а Егор Нестеров обязан оставаться в тени. Ведь не они, а я решаю, куда нанесет свой следующий удар боевой элемент нашей структуры, и только мне известны места всех схронов с оружием и деньгами.

Прерывая просмотр, я отодвинул ноутбук, закурил и подошел к окну, из которого открывался вид на окраины городка Луховицы. Первая сигарета за день слегка затуманила голову, но вскоре меня отпустило, и я задумался.

Итак, за две недели проведены три дерзкие операции: уничтожена группировка Гоги Чкаловского, получено оружие и пополнена казна. Это успех и на "разборе полетов", который прошел несколько дней назад, соратники очень удивлялись тому, с какой легкостью у нас все выходит. А я отмалчивался, поскольку мне все ясно и понятно. Система прогнила и не способна адекватно и своевременно реагировать на чрезвычайные ситуации. Вот в чем основной секрет нашего успеха, и как типичный пример этого можно вспомнить похищение оружия со складов.

По нормативным документам вооружение с военных складов, которые обнесены стенами с колючей проволокой, имеют сигнализацию и охраняются караулом, получить очень сложно. Для этого необходима завизированная в штабе военного округа заявка, к которой прилагаются накладные из этого же самого штаба. После чего в сопровождении военных автоинспекторов, специального караула и контрразведчика на склад отправляется автоколонна, и одновременно с этим о предстоящей перевозке ставятся в известность местные органы правопорядка и ФСБ. Далее, по прибытии автоколонны в часть, проверяются-визируются все документы и на складе собираются ответственные лица: начальник склада, дежурный по части, местный контрразведчик, дежурный по парку и дополнительный караул с разводящим или начкаром. Командир части еще раз всех проверяет-инструктирует, дает отмашку и только после этого начинается выдача боеприпасов и вооружения.

В общем, мышь не проскочит.

Но на деле все гораздо проще. Офицеры в части полностью зависят от командира, в нашем случае они зависели от полковника Денежкина, который мог вышвырнуть на гражданку практически любого своего подчиненного. Поэтому его приказы воспринимались без споров, и никто из немногочисленных офицеров и прапорщиков, которые находились на территории части в субботний вечер, не попытался оспорить его приказ или хотя бы позвонить в штаб округа. "Мне что, больше всех надо?" — примерно так подумал каждый. Да и если бы тот же самый дежурный по в/ч 80906 капитан Сергеев позвонил в Москву, то что бы ему это дало? Ничего, ибо там тоже выходной и дежурный по штабу, самый обычный офицер, десять раз подумал бы над тем, а стоит ли беспокоить высокое начальство, когда оно уже на отдыхе. Да-да, именно так, к моему великому огорчению за наши доблестные Вооруженные Силы, и обстоят дела в современной российской армии. А если бы дежурный по штабу все же поднял тревогу, то пока кинулись проверять доклад Сергеева, искать крайних и разбираться, кто разрешил отгрузку оружия и боеприпасов, мы были бы уже очень далеко.

Ну, а что касательно налета на казино — еще один типичный пример, то в этом случае нашими главными союзниками были наглость, дерзость и стремительность. Наш партизанский отряд на войне, и этим все сказано, а полиция и охрана живут и работают по мирному времени. Мы ударили и отскочили в чащобу, а полицейские, которые кинулись перекрывать дороги и объявили план "Перехват", к этому не готовы. Ведь в чем суть рядового правоохранителя? Быть верным слугой закона, перед которым все равны, и быть готовым рисковать ради торжества этого самого закона своей жизнью. Однако не получается. Полицейских сознательно отучают от мысли, что закон одинаков для всех, а потом еще тыкают мордой в грязь и говорят, что они никто, просто кучка гуано под ногами вышестоящих чиновников. Отсюда нерешительность, подавление всякой инициативы и выдавливание из системы тех, кто ей неугоден и неудобен: хватких оперов, честных полицейских и принципиальных служак. И что дальше? А дальше все просто. Среднестатистический полицейский за вооруженными преступниками (это мы) в лес не побежит, а следователь постарается как можно скорее избавиться от этого хлопотного дела, за которое начальство станет спрашивать по всей строгости. Правда, по нашим делам работает специальная следственная бригада, вроде бы лучшие кадры. Однако что она может? Да нихрена. Следаков, наверняка, чехвостят в хвост и в гриву, и требуют с них немедленного результата, но его нет, а иначе бы отряд уже гоняли по лесам, словно волков, и по нашему следу шли не омоновцы, а элитные спецназовцы...

— Ду-у-у!!! — в окне вздрогнули стекла, и в комнату прорвался гудок локомотива. Невдалеке железнодорожная магистраль Москва-Рязань и станция "Луховицы". Поначалу никак не мог заснуть, мешало постоянное движение тяжелых товарных составов и стук колес. Было, даже переехать хотел, но потом привык и дислокацию нашего штаба решил не менять, больно место удобное. Частный сектор, полиция на окраину не лезет, путей отхода много и нам никто не мешает.

Сигарета выгорела до фильтра и, кинув бычок в пепельницу, я вернулся к ноутбуку и решил еще раз просмотреть файлы по районам, которые мы собираемся подмять.

Луховицкий район — около восьмидесяти тысяч жителей, из которых свыше тридцати проживает в райцентре. Район неплохой, есть промышленные предприятия, самое главное из которых занимается авиастроением — Луховицкий машиностроительный завод, составная часть корпорации МиГ. Поэтому люди в районе живут сносно и власть не шибко борзая. В полиции в основе русские — наиболее полный список участковых, сотрудников и начальников на форуме администрации района в разделе "Безопасность". Кстати, треть из них имеет открытые страницы в соцсетях, а помимо того есть копии личных дел, которые всего за пять штук зелени приобрел старший Трубников. Глава района новый, на должности всего несколько месяцев, партийная принадлежность коммунист. Есть несколько богатых и влиятельных людей, а так же парочка криминальных авторитетов. Проблема мигрантов и приезжих не выпячивается, но гастарбайтеры, которые отнимают рабочие места у коренных жителей, имеются, и на этой почве уже происходили стычки. Пока ничего серьезного, но в самое ближайшее время мы эту проблему раздуем и посмотрим на реакцию властей. Они обязаны отреагировать и, если глава администрации и начальник РОВД начнут прессинг против местных парней, которые используются в темную, мы отреагируем, жестко и быстро. Тем самым обозначим свое присутствие в районе, проявим наш интерес, покажем силу и заработаем некоторый авторитет у коренных жителей района...

Конечно, в советское время из этого ничего бы не вышло. Та система тотального контроля, которая царила в Стране Советов (опять аббревиатура СС, которая беспокоит и пугает либералов), давала сбои, но редко. Поэтому нас, при нашей большой активности, поймали бы и тупо расстреляли, за бандитизм. Ну, а сейчас время не то, государство другое и люди обмельчали. При всех огромных возможностях, которые имеются в распоряжении МВД и ФСБ, всеобщей компьютеризации и наличии интернета, власть даже не знает, сколько точно мигрантов в стране и чем они занимаются. Один этот факт говорит о многом, и нам это на руку. Под прикрытием партии "Социальная Справедливость", которая уже получила полный комплект документов и открыла свои офисы сразу в нескольких районах Москвы и Московской области, мы добьемся поставленных целей, а чиновники района станут выполнять все наши указания.

Ведь власть и государство это не что-то абстрактное, далекое, непобедимое и всемогущее. Нет. В первую очередь это конкретные люди, которые ее олицетворяют. Именно они отдают конкретные приказы, издают конкретные законы и выполняют чьи-то конкретные распоряжения. Поэтому спрашивать надо не с государства в целом — вот мы плохо живем, голодаем, нуждаемся и бедствуем, помогите нам кто-нибудь. В таком случае ответа не будет и никаких изменений в лучшую сторону, скорее всего, не произойдет. На мой взгляд, спрашивать надо с людей. Отдаешь указание — будь готов ответить. Обещаешь и не выполняешь — будь готов ответить. Предаешь интересы своих избирателей и тех, кого обязан защищать — будь готов ответить. Продался иностранцам — будь готов ответить. Как ответить? Зависит от того, насколько сильно ты провинился, вплоть до смертной казни, и плевать на отмазку, мол, мне приказали. К черту! Придет срок, и до вышестоящих начальников доберемся, всему свой черед, а пока начинаем работу снизу.

Разумеется, всегда найдется гуманист-теоретик, который скажет, что террор и война бесчеловечны, и ни одна цель в мире, даже самая благородная, не может оправдать слезинку ребенка, а потому самый лучший путь непротивление злу. Однако все это демагогия и природная трусость. Ныне правящий воровской режим не стеснялся и не стесняется лить кровь, так и наш отряд не станет, и в своих действиях мы опираемся на исторический опыт нашей многострадальной родины за тысячу лет. Поэтому прекрасно понимаем, что власть просто так, добровольно, никто не отдаст. Не бывает такого в нашей стране. Следовательно, есть два основных варианта: долговременный (проникновение во власть и подъем на самый верх) и относительно быстрый (кровавая революция). На первый у нас нет ресурсов и времени, поскольку наша опора — народы России, растворяются, теряют свою самоидентификацию и превращаются в безродных общечеловеков, которые не имеют своего мнения. Значит, работаем по варианту номер два. И в этом случае не до сантиментов, либо человек с нами, либо нейтрал, либо он наш противник и пособник врага. А как поступают с врагами? Правильно, всякий пособник оккупантов: полицай или гауляйтер, который четко обозначил свою позицию, должен быть уничтожен, про это вам любой ветеран Великой Отечественной войны скажет.

Однако тут всплывает новый вопрос. Кто крепче, человек, который служит за деньги и чины, или тот, кто дерется за идею? И ответ очевиден. Крепче и сильнее тот, кто считает, что правда на его стороне, и он готов отдать за это самое ценное, что у него есть, саму жизнь. А правда на нашей стороне (мы в этом уверены), и значит, мы победим. При этом современная Россия — аморфное образование, которое не в состоянии защитить верных слуг правящего режима от расправы. И поскольку эти самые слуги живые люди, которые боятся за свою жизнь, желают уберечь нажитое добро и беспокоятся о родственниках, мы можем на них давить. В отличие от нас, им есть, что терять, и в этом их слабое место.

"Фанатики!" — воскликнет какой-нибудь либераст, который за "ящик печенья и бочку варенья" готов продать родину, сменить фамилию, забыть язык своих предков, а затем съебаться на ПМЖ куда-нибудь в благополучную Канаду или Австралию. Однако нас это не смущает, ибо у нас есть пример. Казаки Степана Разина, крестьяне Емельяна Пугачева, народовольцы, коммунары и наши деды, которые дрались против гитлеровских захватчиков. Среди них были разные люди, хорошие и плохие, добрые и злые, слабые и сильные, всякие. Но в большинстве своем они шли на смерть во имя свободы и справедливости. Во имя великой идеи, за которую не жалко умереть. А теперь настала наша очередь терпеть лишения, рисковать своей жизнью и погибать...

Впрочем, что-то меня понесло, и я отвлекся. Возвращаюсь к тому, что есть сейчас и перехожу ко второму интересующему нас району, Серебряно-Прудненскому. Или Серебряно-Прудскому? Да. Так правильней. Никак не привыкну. Однако это неважно, и я продолжаю.

Так вот, в отличие от Луховицкого района, Серебряно-Прудский, наверное, один из самых неблагополучных в области. Население всего-то двадцать пять-двадцать восемь тысяч человек, из них в райцентре живет десять тысяч. Через район проходят железная дорога Москва-Волгоград и федеральная автомагистраль Москва-Астрахань. Предприятий и ресурсов нет, а колхозы, несмотря на то, что район черноземный, обанкротились и развалились. По этой причине народ бедствует и катается на заработки в Москву. Основные проблемы алкоголизм и безработица. Мигрантов практически нет, сильных криминальных кланов тоже не наблюдается, и по большому счету ловить в Серебряных Прудах нечего. Однако раз уж взялись, значит, будем работать. Активных действий не планируем, а вот учебный центр на основе заброшенной и разорившейся молочной фермы создать можно. Главное, обосноваться поближе к федеральной трассе и железной дороге, а дальше по обстановке. В районе три десятка полицейских и можно всех купить, скопом и по оптовой цене. Ну, а можно поступить проще, как Антон Ильич предлагает — выкупить кресло начальника РОВД и должность главы администрации. Что характерно, недорого. Чиновники из администрации губернатора Московской области конкретно за эти две должности просят всего двести тысяч евро, а значит именно в этом дотационном районе можно не воевать. И если в течение недели лидер партии "Социальная Справедливость" Константин Трубников найдет подходящих людей, то деньги будут выделены.

За спиной скрипнула дверь, и в комнату вошел Лопарев, который присел рядом и кивнул на ноутбук:

— Не смотрел, сколько там уже просмотров по налету на казино?

— Смотрел. За десять дней три с половиной миллиона только на одном ресурсе.

— А это много или мало?

— Много.

— Значит, интерес имеется.

— Так и есть, — я улыбнулся и спросил его: — Как там наши парни?

— Отдохнули и готовы к новым свершениям, великим и не очень.

— А пенсионеры как?

— Неплохо. Доронин себе группу из новобранцев набирает, и Шмакова с его пятеркой подтягивает, хочет из них настоящую разведгруппу сколотить, а Гаврилов военными лагерями занимается. В общем, люди реальные, польза от них есть.

— А про Седых что скажешь?

Лопарев пожал плечами и озвучил мои мысли:

— Мутный тип. Человек грамотный, но больно скрытный, ходит, вынюхивает и пытается разобраться, как у нас система работает. При этом на предателя или провокатора не похож.

— А чем он сейчас занимается?

— Сидит во дворе и твоим бойцам мозги вкручивает. Ждет, когда ты его сможешь принять, у него к тебе важный разговор.

— Хорошо, поговорим.

Иван Иваныч поудобней устроился в кресле, вытянул вперед ноги, устало вздохнул и сказал:

— Егор, у меня по крайнему налету пара вопросиков имеется.

— Спрашивай.

— Почему ты в казино из "беретты" стрелял? Ведь это палево, которое позволило следователям связать нас с разборкой в московском кафе.

Я этого вопроса ожидал, и ответ был готов:

— Понимаешь, Иваныч, кое-кто решил себе на наших акциях пиар сделать. Ну, а нам все равно, одним делом больше, одним меньше, и депутата Пухова мы не боимся. В любом случае, если нас поймают, то уничтожат, слишком много мы пощечин оккупантам отвесили, так что не забивай себе голову. Кстати, знаешь, сколько в сети роликов, в которых разные организации и группы объявляют, что именно они совершили "наши" акции?

— Сколько?

— Около двухсот. Примерно четверть смонтирована ФСБ, чтобы патриотов, которые хотят к нам присоединиться, в ловушку заманивать. А остальное треп всяких дешевок и больных на голову людей, которые хотят популярности.

— Это выходит, что своими выстрелами ты на акции метку ставишь?

— Можно и так сказать.

Иван Иваныч усмехнулся, нравоучений читать не стал и задал следующий вопрос:

— А название "Дружина" откуда появилось?

— На ходу придумал. Надо было себя как-то обозначить, вот и вылетело. На мой взгляд, нормальное название.

— Я не спорю.

Лопарев замолчал, а я смотрел в экран и ничего не видел, ибо мыслями унесся в далекое прошлое. На самом деле название "Дружина" значило для меня немало и выскочило оно неспроста. Именно так назывался сводный отряд ополчения, в составе которого в 2030-м году я покинул Москву и отправился на Дальний Восток. Эх, времечко тогда было, лихое и непростое. А какие люди? Какие боевые соединения? Как вспомню, так на лице улыбка или гримаса.

"Коловрат" — знаменитый отряд полевого командира Любомира из Рязани, который наводил ужас на врагов и был уничтожен в боях за Хабаровск. "Серая гвардия" — ополченцы бригадира Юры Старостина из Питера, полегли под Иркутском. "Интер" — добровольцы из Германии, понесли серьезные потери под Красноярском и рассыпались. "Воинство Христово" — сборная солянка христиан из Московской области, попали под бомбовый удар в районе Читы. "Богдан Хмельницкий" — сводная бригада из Малороссии во главе с настоящим генерал-майором, по прозвищу Батька, почти все погибли в Барнауле. "Вольница" — казачий полк, который хорошо дрался, но был окружен, прижат к тайге и растворился в ней. "Уссурийские тигры" — остатки солдат внутренних войск из Приморья, долгое время держали переправу через Ангару, а потом отошли на отдых и получили приказ из Москвы сложить оружие. "Сварог" — батальон из Нижнего Новгорода, был выбит в драке за Омск. "Север-40" — бойцы из Мурманска, воевали целый год, и пропали где-то в пригородах Томска.

В общем, много разных отрядов было и про каждый можно рассказать, чем жили люди, чего хотели, к чему стремились, и ради чего воевали. И среди прочих вспоминается знаменитая на весь Восточный фронт бригада БДСМ. Изначально это была просто боевая дружина из Нижнего Тагила, которой командовал кадровый офицер-дезертир майор Семен Михайлов. Дрались его бойцы хорошо, а потом командир погиб, и кто-то предложил называть отряд "Боевой Дружиной имени Семена Михайлова". Про садомазохистов и прочих любителей нетрадиционного секса тогда никто не думал, а когда бойцы спохватились, то было поздно. Прилипло к ним название БДСМ, но ненадолго. Это славное соединение сдерживало натиск китайцев, которые наступали вдоль Иртыша, и полегло под Семипалатинском, а затем про бригаду забыли, слишком много в то время было смертей, горя, крови и потерь...

— О чем задумался, Егор? — спросил Иван Иваныч, и я вернулся в реальность.

— Да так, — я поморщился, — накрыло что-то.

— Бывает, — Лопарев покачал головой, потянулся всем телом и встал. — Мне в город надо, поеду по квартирам, парней проверю.

Иван Иваныч направился на выход, и я сказал:

— Седых увидишь, пусть заходит, пообщаемся.

— Добро.

Снова я остался один и первое, что сделал, приготовил "беретту". После чего положил пистолет на кресло и прикрыл его одеждой. Кто его знает, что на уме у бывшего майора КГБ? Не доверяю ему, слишком мало о нем известно, а значит, предосторожность не повредит.

* * *

Седых появился через пять минут. Он смерил меня оценивающим взглядом, расположился в кресле, где только что находился Лопарев, и сказал:

— Егор, у меня есть предложение.

— От которого нельзя отказаться? — по моим губам пробежала усмешка.

— Нет, — Викентий Николаевич пожал плечами, — отказаться можно, только тебе, как лидеру организации, нужно хорошо подумать, прежде чем сказать нет.

— А с чего вы решили, что я лидер? Вы что-то путаете. Самый главный у нас Иван Иваныч...

— Не надо, — старик приподнял раскрытую ладонь. — Вы можете обмануть Доронина и Гаврилова, хотя они догадываются, что вождь прячется в тени, а для меня вся ваша конспирация детский сад.

— Ну и почему вы решили, что самый главный человек в организации я?

— У меня большой жизненный опыт и я обладаю очень хорошим чутьем. Поэтому я прекрасно вижу, что прежде чем огласить какое-то решение, Лопарев и Гоман смотрят на тебя. И мне известно, что ты был в группе еще до Лопарева.

— Откуда такая информация?

Мой собеседник приложил ко лбу указательный палец:

— Голова человеку не токмо шапку носить. Поэтому со своим предложением я пришел к тебе, а не к Лопареву.

— Так, может быть, начнем разговор с того, что вы расскажите о себе?

Викентий Николаевич помедлил и кивнул:

— Это возможно. Что именно тебя интересует?

— Давайте просто поговорим. Кто ваши родители, где и когда вы родились? Вопросы не сложные.

— Родился я в Ташкенте, в пятидесятом году прошлого столетия. Отец военный, мать медицинский работник.

— И что дальше?

— Учился, рос, занимался самбо, а потом родители перебрались в Ленинград, и школу я заканчивал уже там. Затем срочная в погранвойсках и предложение послужить в КГБ. Разумеется, я согласился, получил высшее образование, и меня распределили в Среднюю Азию. Был женат и от первого брака есть сын, который живет в Германии и знать меня не желает. Так получилось, что семейная жизнь не задалась. Меня отправили в Афганистан, а когда я вернулся, то супруга уже была с другим, наверное, более достойным человеком...

Седых взял паузу, и я поторопил его:

— Чем именно вы занимались в Афгане?

— Был одним из военных советников при штабе 9-й горно-пехотной дивизии в Асадабаде. Она боевых действий практически не вела, и я занимался тем, что помогал местным контрразведчикам ловить шпионов и вражеских агитаторов.

— И долго вы там пробыли?

— В общей сложности около пяти лет, пока ранение не получил.

— Куда были ранены?

— В правую руку, она у меня до сих пор плохо сгибается.

— А после лечения куда?

— Мне повезло, вернулся в Ленинград и оказался в "Пятке"...

— В смысле? — перебил я отставника. — Как это в пятке?

Он усмехнулся и пояснил:

— Пятка это Пятое управление КГБ, которое до восемьдесят девятого года занималось борьбой с идеологическими диверсиями, сионистами, сектами и религиозным экстремизмом.

— Интересно, даже не слышал про такое управление.

— Ну, мы ведь не контрразведка, не охрана Кремля и не "Альфа". Поэтому особой славы у нас не было.

— Что входило в ваши обязанности?

— Я наблюдал за славянскими язычниками-ведистами, которые заложили основы современного родноверия.

— И как?

— Работа была интересная. Настолько, что я сам историей и поисками своих корней увлекся.

— А подробней про родноверов можно?

— Тоже хочешь в язычество уйти? — Седых ухмыльнулся.

— Нет. Мне религия безразлична. Любая. А интерес вызван тем, что у нас в отряде четверть парней родноверы и язычество все сильнее входит в нашу жизнь. Вот потому хотелось бы узнать об истоках, а то смущают меня в этом движении некоторые моменты.

— Какие именно?

— Ну... — я помедлил и сказал, как есть, — непонятно мне, как так, сотни лет не было никакого язычества, а потом раз, и на ровном месте новая религия с древней основой.

— Во-первых, родноверие это не совсем религия. Это образ жизни, это взгляд на мир, это почитание традиций и понимание того, кто есть человек в этом мире. А во-вторых, язычество всегда было с нами, с русским народом. Наш язык, пословицы, былины, легенды, сказки и приметы. Все это фундамент родноверия... Впрочем, тебе, видимо, нужны факты, а не мои нравоучения. Так?

— Да.

— Хорошо, давай говорить по факту. Несмотря на кровавую работу карательных групп Священного Синода и Протоинквизиторского приказа, которые истребляли и жгли своих соотечественников, последователи ведических природных культов оставались в России всегда. Но их было очень мало, и они жили крохотными деревенскими или лесными общинами. Эти люди поклонялись силам природы и солнцу, чтили предков и древних богов, но на жизнь страны и общества никак не влияли. А у тех, кто пытался докопаться до своих корней в столицах и больших городах, ничего не выходило. Слишком влиятельна была церковь, а у них не хватало знаний и сил для создания какой-то серьезной общины. Однако попытка за попыткой, и в итоге язычество все же нашло выход из подполья. В тридцать четвертом году на Украине была создана организация "Родная вера", затем в шестьдесят четвертом возникла РУН-вера, а потом и до России очередь дошла...

Седых кашлянул в кулак и продолжил:

— В начале восьмидесятых в Ленинграде выпускник ВВМУ имени Фрунзе, кандидат философских наук и преподаватель научного коммунизма Виктор Безверхий, которого многие знали как Остромысл, стал собирать инициативную группу из своих учеников и знакомых офицеров, и это было началом. Несколько лет Безверхий, которому уже тогда было за пятьдесят лет, и его последователи собирали материал, а в 1986-м году они создали тайное общество волхвов.

— Тайное общество, про которое знало КГБ?

— Да. Наши люди за этим движением присматривали.

— А почему не разогнали его?

— СССР уже шатался, а от Безверхого и "волхвов" вреда не было. Ну, возрождают традиции, обряды собирают, по глухим местам страны катаются, раскопки посещают и общаются с хранителями памяти из числа коренных народов Поволжья, Карелии и Крайнего Севера. В этом не было никакого криминала, а тезисы, которые пропагандировал Безверхий, на фоне всех перестроечных движений в стране, у многих моих сослуживцев даже вызывали уважение. Почитай и сохраняй Природу. Приумножай знания, и не хапай лишнего. Отвергай всякую религию и веру в сверхъестественное, ибо это ложь и обман. Сохраняй чистоту крови. Отвергай интернационализм и концепцию о равенстве людей. Борись за социальную справедливость и общество свободных полноценных тружеников...

— Здраво рассуждал Безверхий, словно будущее предвидел.

— Да, здраво. Но вскоре "волхвы" начали создавать боевые националистические группы, а вот это уже серьезно, и тогда я собрал на Безверхого и всех его последователей убойный материал. Оставалось только дождаться команды сверху и разгромить этих сектантов. — Седых повел затекшей шеей и улыбнулся. — Тогда я считал их опасными сектантами, которые могут внести смуту в общество, и был готов закрыть всех по полной.

— И почему язычники остались на свободе?

— Повезло. В восемьдесят девятом году Пятое управление КГБ переформировали, и оно стало отвечать за охрану конституционного строя. Мои дела и наработки отправились в архив, а меня перекинули на другое направление, и началась кочевая командировочная жизнь. Кавказ, Дальний Восток, Мурманск, и когда я вернулся обратно в Ленинград, то СССР уже не было, а КГБ растаскивали на куски. Общество волхвов к тому времени стало "Союзом Венедов", Безверхого судили и оправдали за издание "Майн Кампфа", и появились новые языческие общины, Московская и Нижегородская, а так же Клуб Славяно-горицкой борьбы Белова. И я, посмотрев на все, что вокруг происходило, на обнищание людей, на воров, вчерашних коммунистов, на новых демократов, и высказался. Не сдержался и брякнул лишнего. После чего очень быстро оказался на улице. Идти было некуда, и я шагал по ночному Питеру, не понимая, куда и зачем бреду. А когда оклемался, то выяснилось, что я стою перед дверью Военега, знакомого язычника, которого едва не посадил. Я позвонил и он открыл. Мы поговорили, душевно так, и он мне помог, а затем я смог уехать в Москву, к родителям. Там устроился на работу, консультантом по охране в солидную контору, и пробовал начать новую жизнь. Однако ничего не получалось, а в июне девяносто третьего года мне позвонил Военег, который предложил на пару отправиться в Кировскую область, для проведения праздника Купало. Сам не знаю почему, я согласился, и вскоре оказался в деревеньке Весенево, в гостях у местного язычника и русского националиста Алексея Добровольского, он же Доброслав. Тогда в деревне прошел съезд последователей родной веры, которые искали контактов друг с другом, но меня это не касалось. Я сидел перед купальским огнем и слушал природу, которая дала мне новые силы, а потом прошел обряд очищения, и нарекся именем Вукомир.

— Вот как, бывает... — протянул я и продолжил беседу: — А дальше что?

— Если по родноверию, то оно стало возрождаться. Безверхий умер в двухтысячном году, а дело его живет. Мать-природа чувствует своих детей, зовет их, и они откликаются. Спустя двадцать лет появилось множество общин и организаций: Союз Славянских Общин, Круг Языческой Традиции, Велесов Круг, Родовой Союз Славян, Схорон Еж Словен и многие другие. Так что по самым скромным подсчетам в России считает себя родноверами не меньше трехсот тысяч славян. И на такие праздники как Купало, не путать с Иваном Купалой, собирается множество людей. Но...

— Но не все так просто? — я усмехнулся.

— Именно. Все не просто, Егор. Очень не просто. Триста тысяч есть, а сколько из них реальные язычники? Возможно, треть, но, скорее всего, только четвертая часть. Есть организации, но они разные, как и их верховоды. Одни традиционалисты, другие мистики, третьи изобретают новую религию, которая могла бы сомкнуться с христианством, четвертые шарлатаны, стремящиеся заработать денег, пятые наивные мечтатели, а шестые обычные сектанты тоталитарного толка. Отталкиваемся от этого, осматриваемся, и что же мы видим? Некоторые уроды за обряды имянаречения деньги берут. Кто-то с голыми гулящими девками по полю перед телекамерами бегает. Еще один заверяет всех, что он наследник и посланец великих мудрецов Шамбалы, Атлантиды и Гипербореи. А кто-то провозглашает себя великим целителем, чудотворцем, мессией и аватарой древнего бога. В общем, мусора хватает, однако остановки нет. Каждый человек ищет знание себе по душе, и хотя про единую веру говорить пока нельзя, ибо это бессмысленно, надежда есть. Ведь за минувшие десятилетия выросло новое поколение язычников, которые готовы за свои взгляды не только спорить, но и воевать. Что это значит, объяснять не надо?

— Не надо, — старик замолчал, а я продолжил: — Ладно, с родноверием понятно. А вы как все эти годы жили?

— Работал, трудился, снова женился, посещал святилища, приносил требы богам-прародителям и слушал голос природы, а в девяносто восьмом вместе с Военегом и его учениками уехал на Алтай. В тех краях мы выкупили кусок земли, осели общиной в одной деревеньке и поставили капище. Там родились наши дети, не больные и чахоточные, а здоровые и крепкие, а со временем мы стали брать детей из детдома, и они прижились. За пятнадцать лет сделано многое, и сейчас нас уже больше двухсот пятидесяти человек, нормальное племя. Чужаков к себе не пускаем, образование свое, а блага цивилизации далеко.

— А за чей счет весь этот банкет? Откуда гроши, уважаемый?

— Военег квартиру продал, а потом я свою однушку скинул. Для начала этого хватило, а дальше трудом жили. Коровы, пасеки, земля, лес, река. Продукцию сдаем, и сами натуральные продукты кушаем. Прибыток имеется, от него и развиваемся.

Я чувствовал, что Седых о многом не договаривает, не похож он на отшельника из деревни, который просидел в глуши пятнадцать лет безвылазно. Но в самом главном он не врал, и этого было достаточно. По крайней мере, пока.

— А зачем вы в Москву вернулись?

— У меня родители умерли, приезжал хоронить.

— Соболезную. Не знал.

— Спасибо, — он мотнул головой. — Еще вопросы есть?

— Да. Как вы сошлись с Трубниковым?

— С Антоном Ильичом?

— Конечно.

— Мы служили вместе, на границе пересекались. Потом в Москве встречались, дружили. А когда я своих схоронил, то решил, что временно, пока буду продавать квартиру родителей, поживу у Трубникова. Зашел в гости, а тут такое дело, создание партизанского отряда.

— И зачем вы согласились присоединиться к отряду, если все равно у нас долго не задержитесь? Я ведь верно понимаю — вы намерены вернуться обратно в свою общину?

— Правильно.

— А вы понимаете, что вход к нам рубль, а выход два?

Моя ладонь сомкнулась на рукояти пистолета, и Седых это заметил. Однако старик не дрогнул, а улыбнулся:

— Егор, договорить дай.

— Говорите.

— У нас в общине возникли проблемы и нам нужна помощь. По этой причине я ищу людей, на которых мы могли бы опереться.

— Что за проблемы?

— Их несколько. Власть давит, и олигарх один московский нашу землицу приглядел. Но это мелочь. Самое главное, что у нас молодежь подросла. Держать ее при себе мы не можем и отпускать парней в свободный полет нельзя.

— Отчего же?

— Они не такие, как большинство россияшек. Мы воспитывали молодняк жестко и по канонам язычества, которые считали правильными, и в итоге добились своего. Наши дети, как родные, так и приемные, выросли сильными, честными и смелыми. Настоящие русичи. Но им трудно среди людей, которые не похожи на нас. В прошлом году мы отправили троих в город на учебу, и уже через два месяца один погиб, а двое в бегах. Велемир, которого на погребальный костер положили, за девушку на улице вступился. Пока трусливые недочеловеки отворачивались и делали вид, что ничего не происходит, он один троих наркоманов ногами и руками забил, а четвертый торчок ему в спину пику сунул. А другие парни в училище с джигитами задрались, одного покалечили и еще пятерых в больницу уложили. Так хорошо еще, что им хватило ума сбежать, а не ждать появления полиции. Теперь сидят на лесной заимке, жизни радуются, а не за решеткой гниют.

— Хорошие парни. Вы что там у себя, спецназ готовите?

— В общем-то, да.

— А кто с ними занимается?

— Мы и занимаемся. Что-то я преподаю. Что-то Военег, в прошлой жизни старший лейтенант и боевой пловец Балтийского флота, дает. А чему-то Будимир, отставной разведчик и превосходный охотник, учит. Всего понемногу, но каждый день и без перерывов.

— Понятно. Однако не ясно, что именно вам нужно и в чем ваш интерес.

— Об этом я и хотел с тобой поговорить, когда на встречу напрашивался. Наша молодежь жаждет реального дела, и этим она ничем не отличается от твоих боевиков. Однако парни должны быть под жестким контролем сильного и волевого командира, который их не подставит, такого, как ты, а иначе пойдут в разнос. Мы люди в возрасте, подняться сложно. Поэтому нам не судьба вести за собой бойцов, а ты справишься, и нашей общине поможешь. В общем, от имени всего нашего сообщества я предлагаю тебе, лично тебе, а не всей вашей организации, сотрудничество.

Предложение было заманчивое, но торопиться не стоило, и я сказал:

— Надо подумать.

— Разумеется, — Седых кивнул. — Подумать надо обязательно. И я тебе больше скажу, приезжай к нам в гости, сам посмотришь, как живем, и что у нас происходит, тогда ответ и дашь. А пока поразмысли, и представь себе, что будет через год-другой, когда твои соратники крепко встанут на ноги. Если вас не прихлопнут, они захотят власти, и чтобы удержать их в узде, тебе понадобится сила. Ты, понятное дело, уже сейчас вокруг себя отдельный отряд сколачиваешь, но этой силы может не хватить, и тебе понадобятся воины со стороны.

— Логично. Теперь еще бы прожить этот год и под пулю не попасть.

— Проживешь. Ты человек удачливый и чуйка у тебя хорошая.

— Льстите?

Я посмотрел в глаза старика, и он мой взгляд выдержал:

— Нет. Что на уме, то и сказал.

— Допустим. А почему вы выбрали именно нас, а не своих собратьев по вере или какую-то серьезную организацию?

— Это не секрет. Самая главная причина в том, что я никому не верю, только своим общинникам, которые для меня родные люди. Кроме того, мне, человеку из леса, метания наших современных волхвов просто не понятны. И они, скорее всего, в наши проблемы вникать не станут, слишком хлопотно и у них своя стезя, которая с нашей почти не пересекается. По этой причине я искал выходы на другие организации, скажем так, более агрессивные. В итоге вышел на вас и практически сразу понял, что угадал. Знаешь, когда-то я разговаривал с одним мудрым человеком, бурятским шаманом. Мы обсуждали с ним будущее наших народов, и после гадания он сказал следующее: "Не верь никому. Только сердцу своему и судьбе. Именно она сведет тебя с человеком, который уже умер, но получил шанс прожить вторую жизнь. Ему ведомо будущее, и он сможет его изменить". Тогда я не понял его. А сейчас вижу тебя, человека, который был мертвым, но почему-то дышит воздухом, двигается, имеет чувства и переживает за других людей.

— Теперь уже я вас не понимаю, Викентий Николаевич. Что значит, мертвый и живой? Такого феномена не бывает. Или вы видите то, чего не вижу я?

— Именно так. Я смотрю на тебя не так, как обычный человек. От тебя исходит энергетика мира мертвых и одновременно с этим живое тепло. Из-за чего это? Точно не знаю. Возможно, когда-то ты примерил на себя белый саван, а потом воскрес и нашел стимул жить дальше. Сие мне не известно, знаний не хватает.

"Ну вот, экстрасенсорика началась, — я поморщился и решил на этом не зацикливаться. — Мертвый, живой. Хрень это, хотя прав тот шаман, я получил шанс прожить еще одну жизнь. Однако долой ненужные мысли. Главное, добиться цели и, если Седых не врет, а он на балабола не похож, можно получить в свое распоряжение еще одну группу бойцов, про которых никто не будет знать. Мне это нравится, и упускать такой шанс не следует".

Я провел левой ладонью по гладко выбритому подбородку, а правая в это время отпустила рукоять "беретты". Седых одобрительно мотнул головой и я сказал:

— Будем считать, что мы договорились. Предварительно. А условия сотрудничества с вашей общиной обсудим, когда я приеду к вам в гости. Так?

— Да.

— Теперь мелочи. Когда вы хотите нас покинуть?

— Если ты меня отпускаешь, то завтра.

— Можете быть свободны, Викентий Николаевич. Про тайну и ее сохранение вам не говорю, вы не маленький, и не в пивных войсках служили, а в серьезной конторе. Так что оставьте свои координаты, и я приеду, как только смогу.

Седых к моему ответу был готов и положил на стол лист бумаги. На нем адрес и три телефона. После чего он поднялся, мы обменялись вежливыми кивками и расстались.

Старик ушел, а я еще раз прокрутил в голове наш разговор, тяжко вздохнул и вернулся к работе.

Вновь перед глазами списки сотрудников полиции и чиновников района. Фотографии, телефоны, адреса и связи, а далее протоколы комиссий, которых в районе несколько. Антинаркотическая комиссия: список участников, доклады, решения. Антитеррористическая комиссия: списки участников, вопросы, доклады, подведение промежуточных итогов, выделение денег на борьбу с экстремистами, националистами, воспитание толерантности, телепередачи и на поддержание религиозных конфессий. Межведомственная комиссия по профилактике преступлений: списки участников и статистика по преступлениям — как и положено, стабильность рулит, количество преступлений уменьшается, раскрываемость растет, полный одобрямс. Комиссия по безопасности дорожного движения: списки участников, доклады, статистика...

Лист за листом, документ за документом. В работе пролетело несколько часов и неизвестно, сколько бы я еще с ними возился, если бы не зазвонил телефон. Это была Галина, которая по-прежнему находилась рядом с Жаровым, и я улыбнулся. Хорошо все-таки, когда есть человек, который тебя любит и помнит, а ты рад слышать его в любое время дня и ночи.

Глава 25.

Московская область. Весна 2014-го.

Заканчивался будний день, самый обычный и ничем не примечательный. Городок Луховицы жил своей привычной жизнью, и никто не ожидал, что этот вечер будет отличаться от тысяч других чем-то особенным. Никто, кроме тех, кто воевал с оккупационным режимом и готовился к его свержению, ибо Луховицкому району первому предстояло испытать на себе новую тактику партизан Егора Нестерова и выдержать атаку на систему государственной власти...

В сумерках, согласно свидетельским показаниям потерпевших, которые будут написаны на следующий день, в 17.50, мимо стройки на окраине городка шли две молоденькие миловидные барышни, шатенка и брюнетка. Погода, несмотря на начало весны, стояла неплохая, улочки городка после дождя просохли, и девушки, по внешнему виду русские, были одеты достаточно легко. Короткие юбки, черные чулочки, туфельки и облегающие лонгсливы — футболки с длинным рукавом.

Девчонки двигались в сторону центра и не торопились. Они улыбались и о чем-то разговаривали. И все бы ничего, да только место, куда они забрели, считалось неблагополучным. Пять месяцев назад по этой самой узкой улочке, точно так же как и они, шли две школьницы, и неожиданно дорогу девчонкам преградили четыре таджика, которые без обиняков предложили им потрахаться. Девчонки были самыми обычными, не бляди какие-нибудь, а будущие выпускницы, которые возвращались домой после факультативных занятий. Поэтому они, естественно, перепугались, и попробовали обойти азиатов. Однако таджики схватили их и потащили в сторону стройки, будущих капитальных складов для товаров народного потребления. Намерения оголодавших без женской ласки грубых диковатых мужичков в грязных оранжевых комбинезонах были понятны. Место глухое, и на улицу опустилась тьма, так что девчонкам грозили большие неприятности. Но им повезло.

На счастье жертв мимо проезжал неравнодушный человек, двадцатипятилетний фермер из поселка Красная Пойма. Он увидел, что происходит нечто неладное, и не струсил. Другой бы на его месте, прибавил бы газу, и проскочил мимо, лишь бы не тронули, а этот оказался человеком, и хотя на богатыря и бойца спецназа бывший военнослужащий железнодорожных войск Павел Круглов не тянул, он остановился, выхватил монтировку и бросился к девчонкам на помощь.

Драка завязалась сразу же. Один русский против четырех азиатов и Круглова запинали практически сразу. Однако, благодаря ему, девчонки смогли вырваться. Было, насильники, которые уже не в первый раз вышли на ночную охоту, дабы позабавиться, кинулись за ними следом. Но догнать школьниц они не смогли, и только метнули вслед "рюсським шлюхям" несколько камней, а затем вернулись к избитому Павлу Круглову, отобрали у него деньги и телефон, прихватили из машины упаковку крепкого пива и скрылись на стройке.

Полиция приехала только через час. Круглов к тому времени более-менее оклемался и смог дать внятные показания, а одна из школьниц, которой обломок кирпича попал в спину, поступила в больницу. И вроде бы все ясно и понятно, на лицо правонарушение, преступники рядом, хватай их, допрашивай, проводи следственный эксперимент и дело раскрыто, а дальше суд. Но на территорию стройки полицию не пустили охранники, сплошь кавказцы, которые сразу же доложили о происшествии в столицу, где находился тот, кто затеял стройку, чиновник московской администрации Гасанов. После чего на телефон нового начальника отдела МВД по Луховицкому району подполковнику Арсению Михайловичу Ладохину поступил звонок от непосредственного начальника.

О чем они разговаривали, неизвестно, но на утреннем совещании подполковник Ладохин дал своим подчиненным четкие инструкции, которые выражались в следующем. Произошла ссора между пьяным Кругловым и неизвестными прохожими, которых он едва не задавил. Типичная бытовуха, а девчонки, которых едва не изнасиловали, чтобы привлечь к себе внимание родителей, нафантазировали лишнего. Следовательно, никакого уголовного дела нет, никаких нелегальных мигрантов и гастарбайтеров на стройке нет, а шумиха не что иное, как попытка раздуть межнациональный конфликт.

Подчиненные все поняли правильно и дело замяли. Круглов отсидел пятнадцать суток, девчонки отказались от своих показаний, и забрали заявления. Полицейские и жители городка еще раз убедились в том, что закон как дышло, куда повернул, туда и вышло. Ну, а четверка азиатов исчезла в неизвестном направлении, и на их месте появились другие. Тишь, гладь и божья благодать — все успокоилось. Однако только на время.

Несколько раз возле стройки появлялись небольшие группы местной молодежи, которая считала, что азиатов необходимо наказать, но вовремя вызванная охранниками полиция разгоняла недовольных, и незадачливые мстители расходились. Затем невдалеке от стройки было ограблено несколько прохожих, а потом произошла очередная попытка изнасилования, причем жертвой едва не стала одинокая шестидесятилетняя пенсионерка, которая открыла дверь частного дома неизвестному, и только чудом смогла отбиться. После чего жители городка, которые почувствовали себя некомфортно и стали опасаться за жизнь и здоровье близких, попытались обратиться к главе администрации Пищикову, тоже новичку на своем посту и тоже ставленнику из Москвы, хотя официально он должен избираться местными депутатами. Но тот лишь разводил руками и отмалчивался, а на заседаниях в кругу чиновников зачитывал лекции про толерантность и опасность русского экстремизма...

В общем, вот такие расклады и такой городской райончик, весьма беспокойный, плохо освещенный и с херовой репутацией. Поэтому одиноким девушкам здесь было не место. Но они шли спокойно, миновали КПП и въезд на территорию немаленькой стройки, где трудилось около двухсот нелегальных мигрантов, а затем повернули обратно, и вскоре услышали за спиной окрик:

— Эй! Стой!

Барышни остановились, обернулись и обнаружили, что перед ними трое: невысокий горбоносый кавказец, самый настоящий, волосы начинают расти от бровей, в черной униформе охранника и с короткой дубинкой на широкой портупее, а за его спиной два широкоплечих азиата в неизменных рабочих комбинезонах оранжевого цвета.

— Чего вам? — презрительно скривившись, спросила шатенка.

— Девчонки-и... — растягивая слова и улыбаясь, кавказец попытался взять шатенку за руку, — пойдемте с нами-и.

— А зачем и куда? — девушка уклонилась и отступила назад.

— Посиди-и-м у нас в общаге, поговор-и-м, выпьем. У нас водка есть и вино. Пойдемте.

— И что потом? — в разговор вступила брюнетка, которая покосилась на темный проулок неподалеку.

— Потрахаемся, — вперед выступил один из азиатов и, дыхнув на девушку застарелым перегаром и запахом анаши, добавил: — Не ломайтесь, мы вам денег дадим.

Девушки переглянулись и дружно рассмеялись, а шатенка при этом высказалась:

— Пиздуйте в родные кишлаки и осликов ебите! Пошли нахуй, зоофилы!

"Кавалеры" ничего подобного не ожидали и на краткий миг замерли в ступоре. А девчонки, словно по команде, быстрым шагом направились в сторону проулка.

— Ах, вы, бляди! — воскликнул кавказец и кинулся за ними следом. — Пиздец, вам! Убью!

Барышни бросились наутек, а троица кинулась за ними, но бежали они недолго. Из проулка навстречу девчонкам выскочило несколько человек в черных масках и с дубинками, и они с незванными гостями не церемонились. Девушки спрятались за спинами своих защитников, а те обрушили на своих противников град ударов. После чего улочка наполнилась хрипами, стонами и звуками опускающихся на тела дубинок.

— Хрясь!

— Ай-й!

— Бум!

— Помогите!

— Хлоп!

— Не надо!

— Мочи чурок!

— Долби!

— Один уходит!

— Гони его!

Из свалки выбрался азиат — его словно специально отпустили, и он побежал в сторону проходной. Беглеца, было, погнали, но вскоре он проскочил шлагбаум и забежал на КПП, где находилось еще два охранника.

— Тебе чего? — грубо спросил его старший смены, бывший боевик из отряда Гелаева, пожилой Зелимхан.

— Там... Там... — таджик указал на улицу. — Там Магу и Равшана бьют... Палками...

— Кто!? — Зелимхан вскочил и схватился за кобуру с травматическим пистолетом.

— Не знаю...

— А сколько их!?

— Пять или шесть... Русские... Здоровые...

— Поднимай своих! — прорычал старший смены и кивнул второму охраннику, молодому Таджмуддину: — Буди наших! Сейчас разнесем весь этот город к ебеням, а то расслабились русаки.

Азиат и охранник убежали, а Зелимхан достал пистолет, дослал в ствол патрон, покинул КПП и выглянул наружу. Темнота не давала ему разглядеть, что творится за пределами охраняемой территории, но до него доносились крики, и ему казалось, что среди них ясно слышен голос племянника Магомеда. При этом он пару раз порывался броситься к нему на помощь, но непростая жизнь приучила его к осторожности, и он сдержался.

Ударный кавказско-азиатский отряд "мстителей" собрался через несколько минут. Пятеро охранников с травматическими пистолетами и резиновыми дубинками, и около тридцати таджиков, в основе молодежь, которая воспитывалась на заветах экстремистской организации "Хизб ут-Тахрир", и потому ненавидела русскую сволочь всеми фибрами своей души. Для того чтобы навести шороху в городе, и покарать обнаглевших горожан, этого должно было хватить, и Зелимхан начал отдавать приказы:

— Таджмуддин, остаешься на посту, позвонишь нашим в Москву! Остальные за мной, ебашьте всех без разбору и ничего не бойтесь, нас отмажут! Аллах акбар!

— Аллах акбар! — поддержала Зелимхана толпа, и хлынула в темноту.

Расстояние от шлагбаума до проулка толпа проскочила за пару минут, и здесь Зелимхан обнаружил своего племянника и оставшегося на поле боя таджика. Оба были сильно избиты, но дышали, и охранник закричал:

— Догнать этих сучар! Догнать и порвать!

Его зычный голос пролетел над улочкой и не успел он стихнуть, как чуткое ухо Зелимхана уловило характерный звук передергиваемого затвора, и он доверился инстинктам. Охранник упал на землю и быстро перекатился под кирпичный забор, а его напарники и готовые крушить всех и вся азиаты, словно бараны, замерли на месте.

— Ложи...

Зелимхан хотел предупредить единоверцев об опасности, но не успел.

— Бах! Бах! Бах!

Из темноты проулка открыл стрельбу одиночный стрелок. Он бил из "Сайги" двенадцатого калибра и лупил крупной картечью. Куски свинца с дистанции в семь-восемь метров способны нанести ужасные раны, а стрелок человеком был опытным и не мазал. Картечь летела в толпу и раз за разом выбивала по три-четыре человека, которые с воем и матом опадали на дорогу.

— Бах! Бах! — еще два выстрела, кто остался на ногах, таких было меньшинство, затаптывая раненых, помчались обратно на стройку, а Зелимхан вскочил на ноги, и кинулся в проулок. Он понял, что сейчас стрелок должен перезарядить оружие или снарядить новый рожок (если он у него единственный) и бывший боевик хотел вцепиться ему в горло. Вот только он не учел или забыл о том, что стрелок не один, и когда Зелимхан оказался перед человеком с гладкоствольным карабином в руках, и направил на него пистолет, его ударили. Дубинка, обычная бейсбольная бита, опустилась на голову Зелимхана, и на него обрушилась непроглядная тьма, и он уже не видел того, как русские парни в черных масках вкладывают в руки азиатов потертые пистолеты ТТ и обрезы охотничьих ружей...

Первым на место происшествия прибыл экипаж патрульно-постовой службы. Нападавшие к этому моменту уже давно скрылись и на улице были только пострадавшие: шесть трупов и девятнадцать раненых. Молодые сержанты, сжимая АКСУ, больше известные как "сучки", пугливо озирались и не знали, что им делать. Да, их учили стрелять и оказывать первую медицинскую помощь, но это в теории, а столкнуться с кровью и смертью на практике им пока не приходилось. По этой причине к тому моменту, когда приехала скорая помощь, умер один из раненых.

Прошло еще полчаса и на досель никому не интересной улочке, название которой в районной администрации вспоминали от случая к случаю, и то не сразу, стало тесно. Машины скорой помощи, полиции и ДПС, неизвестно кем вызванная пожарная автомашина и несколько случайных легковушек, которые непонятно зачем остановили сержанты ППС. Кругом было людно, и народу становилось все больше. Следователи и криминалисты. Вооруженные полицейские и начальник ОВД. Глава администрации со свитой. Непонятно откуда возникшие депутаты и доморощенный правозащитник из "Единой России". Уцелевшие охранники, которые давали показания, и недавно появившийся в Луховицах представитель партии "Социальная Справедливость" отставной офицер Николай Бортник с парой столичных журналистов, которым он давал интервью. Любопытные зеваки из близлежащих домов и местный криминальный авторитет Гоша Баян, который посматривал на все происходящее со стороны, курил "приму" и сплевывал попавшие на губу крупицы табака. Врачи во главе с заведующим центральной районной больницей. Представитель 5-го межрайонного отдела Управления ФСБ России по г. Москве и Московской области, который прибыл на очередное заседание Антитеррористической районной комиссии, а рядом с ним начальник отделения УФМС.

Короче, суета сует и, оглядываясь по сторонам, подполковник Ладохин тяжко вздыхал и постоянно названивал своим покровителям, которым ежемесячно отсылал дань за теплое кресло. Ну, а те открыто посылали его на хуй, ибо получать денежку они любили, а неприятности, наоборот, им не нравились и они старались сразу же от них отмежеваться. Такие уж люди, чиновники высокого ранга, и мысленно поставив себя на их место, Арсений Михайлович понимал, что поступал бы точно так же. Главное, чтобы тебе хорошо и спокойно было, а на остальных начхать, особенно если они находятся ниже тебя по служебной и социальной лестнице.

Наконец, подполковник, среднего роста брюнет в пошитом на заказ мундире и спортивной куртке, отключил телефон и, снова оглядев улочку, решил, что надо разогнать всех лишних, и оцепить место происшествия. Но в этот момент к нему подскочил глава районной администрации Дмитрий Маркович Пищиков. Местный смотрящий за районом от власти, приземистый пожилой дядечка в распахнутом на груди пальто, был сильно взволнован, и в его ладонях подрагивал мобильник. Как и Ладохин он пытался заручиться поддержкой высокопоставленного начальства и, судя по всему, тоже получил отказ. Однако Пищиков, который схватил Арсения Михайловича за локоть и подвел к своей машине, новенькому "мерседесу", хотел поговорить о другом.

— У нас проблема, Михалыч, — Пищиков снизу вверх посмотрел на Ладохина и попытался поймать его взгляд.

— Да, понятно, что проблема, — стараясь сохранить бодрость духа, подполковник покосился на врачей, которые загружали в машину скорой помощи раненых, и добавил: — Но, думаю, что мы ее решим. Стрелка и его соучастников найдем и посадим, а с остальными разберемся. Правда, в город, наверняка, пришлют следственную бригаду из Москвы...

— Я не про это, — оборвал Ладохина глава района. — Мне только что звонили и угрожали.

— Кто звонил?

— Он не представился.

— А что именно он говорил?

— Сказал, чтобы патриотов, которые совершили правое дело, не искали, а иначе меня в землю зароют.

— Пустая угроза, — Ладохин поморщился.

— А мне так не показалось. Голос очень уверенный и властный, и этот человек знает обо мне то, что известно очень узкому кругу лиц. Михалыч, если информация всплывет, мне конец. Михалыч, что делать!?

— Сначала надо успокоиться. Разберемся... — Начальник полиции взмахнул рукой и хотел сказать главе района, чтобы он изложил суть проблемы подробней, но включился его телефон. Номер был незнакомый, однако Ладохин ответил: — Да, слушаю.

— Доброй ночи, Арсений Михайлович, — в трубке прозвучал спокойный голос. — Вижу, что вы уже пообщались с Дмитрием Марковичем...

— Слышь ты, мразь! — воскликнул начальник полиции. — Ты кто такой!? Какого хуя ты мне позвонил!? Угрожать вздумал!? Да я тебя в порошок сотру! Назовись!

— Ха-ха!

Собеседник Ладохина рассмеялся, и от этого ему стало не по себе. Палец подполковника опустился на кнопку отключения, но замер, потому что он услышал имя, которое здесь и сейчас услышать не ожидал:

— Машенька.

— Что Машенька? — Арсений Михайлович плотнее прижал трубку к уху и прокричал: — Что Машенька!? О чем ты, подонок!?

— О вашей малолетней любовнице, господин подполковник.

— И что с ней!?

— Пока ничего. Она находится на даче и ждет вас в любовном гнездышке. Но раз вы не хотите меня слушать...

— Говори!

Подполковник Ладохин имел жену и троих детей. Однако он их не любил, и старался отгородиться от семьи. Поэтому дети учились в Москве, подальше от него, а жена пропадала на заграничных курортах, и крутила романы с молодыми пляжными плейбоями. И если бы кто-то попытался надавить на подполковника через близких, то он был бы очень сильно разочарован. Но Машенька случай особый. Он увидел эту малолетнюю проститутку полгода назад на трассе Москва-Волгоград, в грязной забегаловке для дальнобойщиков, и после нескольких проведенных вместе ночей выкупил девчонку у сутенера и отвез на свою подмосковную дачу. Классический сюжет про Лолиту и Гумберта Гумберта, который сходил с ума от нимфеток.

— Говори, — уже тише повторил Ладохин.

— Посмотри налево, — приказал голос и добавил: — Я перезвоню через несколько минут.

Начальник полиции, а вслед за ним и глава администрации посмотрели в сторону стройки, которая была близка к своему завершению. Ладохин не понимал, зачем ему смотреть на корпуса будущих складов, но произошло нечто, чего он никак не ожидал. В одном из недостроенных зданий вспыхнула искра, которая моментально превратилась в багровый шар, и раздался мощный взрыв.

— Бу-бу-хх! — теплая ударная волна пронеслась над головами заполонивших улицу людей, но особого вреда им не причинил. Вылетело несколько стекол в близлежащих домах, зазвенела автомобильная сигнализация, залаяли дворовые псы и закричали люди.

Но вскоре вновь восстановился относительный порядок. Пожарные и полтора десятка добровольцев бросились на территорию стройки, и опять зазвонил телефон.

— Красиво бахнуло, не правда ли? — спросил незнакомец. — А представь, если бы фугас был там, где вы сейчас находитесь? То-то шуму и трупов было бы.

— И зачем все это? — выдавил из себя Арсений Михайлович.

— Чтобы продемонстрировать тебе наши возможности.

— А ты понимаешь, что взрыв не пройдет для тебя безнаказанно? Вас будут искать и найдут.

— Возможно. Но надо сделать так, чтобы нас не искали.

— Каким образом?

— Все зависит от того, как тему подать.

— И что ты предлагаешь?

— Схема простая. Стройка пристанище террористической группировки. Если проведешь обыск бытовок, то обнаружишь много экстремистской литературы, а в подвалах пошаришь, найдешь тротил и самодельные детонаторы. Улавливаешь мысль?

— Пока нет.

— Да-а-а... — протянул голос. — Туповатый ты, подполковник.

— Не издевайся. Продолжай.

— Ладно. Террористы готовили крупный теракт в Москве, но ты не дремал, и был начеку. А когда получил оперативную информацию и хотел ее реализовать, произошла стычка с применением огнестрельного оружия. Террористы что-то заподозрили, заволновались и попытались захватить заложников, но неудачно, а тут ты, и сразу находишь несколько схронов с боеприпасами и тротилом, один из которых взрывается. И в итоге все довольны. Тебе орден сутулого с закруткой на спине, террористов по тюрьмам, городу мир и спокойствие, а люди, которые спасли Луховицы от нашествия азиатских боевиков, герои. Согласен?

— А показания? А свидетели? А экспертизы?

— Будут тебе свидетели, которые все расскажут, как надо, и источник оперативной информации готов. Так что дело только за тобой. Выбивай показания, ищи оружие и литературу, и оформляй задним числом нужные бумаги, не мне тебя учить. На это тебе ночь, а утром ты и Дмитрий Маркович встретитесь с нашим человеком, который даст вам дополнительный расклад по теме. Работай, подполковник и трубочку не отключай. Если поторопишься, правильно проинструктируешь подчиненных и получишь результат, то все успеешь. И мой тебе совет, не звони в Москву, покровители не помогут

— Да я...

Телефон снова замолчал и Пищиков дернул Ладохина за рукав:

— Что он сказал?

— Про тебя ничего. Велел утром встречать их человека.

— А кто он?

— Не знаю я!

Ладохин спрятал телефон в карман и решил, что пока придется подчиниться шантажистам, которых надо обязательно брать за жабры. После чего стал подзывать к себе наиболее сметливых и резких оперуполномоченных, на которых он мог положиться:

— Мурадов! Мирошниченко! Клюев! Тихонов! Ко мне!

Глава 26.

Московская область. Весна 2014-го.

Машина, которая везла меня на очередную стрелку с Лешей Козырем, остановилась, и я спросонья схватился за пистолет, который был спрятан под курткой, но сразу же его отпустил. Рядовая проверка на дороге, беспокоиться не о чем, хотя расслабляться тоже не стоило.

К нашему новенькому "форду" с красивыми блатными номерами подошел автоинспектор. Серый, который находился за рулем, опустил окно и я услышал:

— Капитан Духов, ваши документы.

— Возьмите.

Серый протянул автоинспектору кожаный бумажник, в котором помимо водительских прав находилась визитка замначальника ГИБДД области. Обычно этого хватало, чтобы человек при погонах отошел в сторону, но в этот раз позолоченная картонка почему-то не сработала.

— Выйдите из машины и откройте багажник, — сказал капитан и за его спиной нарисовался напарник в бронежилете и с автоматом на груди.

"Что такое? Может, замначальника ГИБДД потерял свое кресло и его телефончик больше ничего не значит? — подумал я. — Это возможно, ибо кремлевские правители в последнее время психуют, часто снимают с постов своих холопов, пытаются задобрить народ и поддержать миф в "доброго царя и плохих нерадивых бояр". Но получается это у них все хуже и хуже".

Впрочем, здесь и сейчас это не главное. Плохо то, что у нас в машине (подарок Леши Козыря приемному сыну) на четверых: Серого, Каширу, Гнея и меня; несколько стволов и гранат. Так что если автоинспекторы устроят полноценный шмон и начнут нас досматривать, то придется прорываться с боем. Но сначала Серый попытается разобраться самостоятельно.

— Капитан, — Серый не торопился покидать салон и усмехнулся, — мы ничего не нарушили, отпусти нас. А если хочешь до кого-нибудь доебаться, то вон тебе клиенты, — парень кивнул на проскочивший мимо черный "джип" с чеченскими номерами. — Или слабо?

— Выйдите из машины, — повторил автоинспектор и его напарник напрягся.

— Не хочешь, значит, по-хорошему, — Серега оскалился, — а зря. Сегодня же ты лишишься погон, и никто из твоих начальников за тебя не заступится.

— Вы мне угрожаете? — капитан схватился за пистолет, а его товарищ передернул затвор автомата.

— Да, угрожаю! — прорычал Серый. — Потому что ты человеческого языка не понимаешь, и мои угрозы не пустой звук. Ты знаешь, кто мой отец!? Леша Козырь! И сейчас мы едем к нему в гости! Слышал про такого человека!?

В голосе Серого была такая уверенность, что капитан ему поверил и сразу скис:

— Знаю.

Он кивнул, и Ревякин протянул вперед ладонь:

— Документы.

Капитан вернул бумажник и приложил ладонь к фуражке:

— Счастливого пути.

— То-то же, живи пока, и скажи спасибо, что мы сегодня добрые.

Стекло опустилось. Полицейские остались позади, а мы продолжили свой путь, и Кашира выдохнул:

— Фу-х! Я уже подумал, что сейчас придется его валить.

— Нет, — Серый покачал головой, — не пришлось бы, этот капитан на самоубийцу не похож. Было, рыпнулся, но куда ему? Это раньше, батя рассказывал, менты друг за друга горой стояли, а теперь никто и никому не нужен, спишут капитана в утиль, и забудут, что такой человек был. Блядское время, даже обидно за наших полицейских. Хоть и ругаем их, мол, взяточники, коррупционеры, козлы и полицаи. Но они наши. Как есть, свои.

Парни замолчали, и я попытался снова заснуть, но из этого ничего не вышло. Усталость была, а сон не шел, и мысли крутились вокруг того, что сейчас происходит в Луховицах.

Итак, первая стадия операции прошла успешно. В самом начале отметилась группа активной местной молодежи, которая выставлялась нами вперед, и для жителей городка они герои. Так и должно быть. И пока полиция разгребает дело о терроризме, в котором хватает нестыковок и шероховатостей (благодаря заблаговременной подтасовке фактов особого внимания это не привлекает), мы перехватываем ниточки управления районом. Тихо, спокойно и без нервов, ибо нервные клетки восстанавливаются очень медленно, спешить нам не надо и органы правопорядка нашему отряду не помеха. В Москве своих забот-хлопот хватает, никак разгрести не могут, и в области проблем не меньше, так что Луховицкий район, по сути, предоставлен сам себе.

Правда, Ладохин попытался подловить нашего посланца и даже на него засаду устроил, четырех оперов на это выделил. Да вот беда, крутить было некого. Ведь на встречу пришел племянник главы района, которого мы подловили на его слабостях, и использовали в темную. А когда подполковник не внял нашим предупреждениям, то мы взорвали ему машину, и он успокоился. При этом мы понимаем, что это временно, и вскоре он вновь попытается на нас выйти. Но недолго ему еще по земле бегать и небо коптить. Еще неделя и Ладохин будет уничтожен. Пуля в голову, и прощай подполковник. После тебя останется сфальсифицированное дело и свободное кресло, в которое мы посадим нашего человека, сейчас как раз подбираем подходящего кандидата. И когда гроб с телом Ладохина станут опускать в могилку, друзья и сослуживцы обязательно поклянутся отомстить проклятым террористам, которые убили такого честного и неподкупного человека. А потом они заверят общественность, что продолжат дело всей его жизни, не посрамят память героического начальника полиции и удвоят усилия в борьбе с преступниками. Ну, а в конце погребальной церемонии подполковника закопают, и на этом его история закончится.

В общем, примерно так я себе это представлял, а затем придет черед главы района Пищикова. Он человек безобидный, и грехи за ним не особо тяжкие, вот только трусоват сильно, и покрывает племянника наркомана. Следовательно, нам такой человек на должности главы района не нужен и когда он отправится на покой, его место займет представитель партии "Социальная Справедливость" в Луховицах Николай Александрович Бортник. Надо отметить, достойный человек, который очень спокойно воспринимает то, что ему приходится выполнять наши инструкции, и это меня удивило настолько, что я решил, будто он подставной. Но я оказался не прав, и разговор с Антоном Ильичом Трубниковым все прояснил.

Бортник считает, что есть серьезный и сильно законспирированный коммунистический центр, во главе с генералами КГБ, которые решили свергнуть олигархов и вернуть социализм, и он горд тем, что является частью мощной системы. Странно это? Ничуть. Все мы люди, все мы человеки. Поэтому желаем быть частью какой-то системы или организации. Это придает нам дополнительные силы для борьбы, и многие бойцы отряда думают примерно так же, как и Бортник. Они уверены, что наш отряд это только кусочек огромной подпольной армии. Хм! Да уж, армия. Тут с самой большой натяжкой не более полусотни надежных людей выходит, да втрое больше сочувствующих, так что на войско мы не тянем. По крайней мере, пока. Однако разочаровывать людей не стоит. Если вера придает им сил, то пусть так и будет.

— Что-то скучно, — подал голос Кашира. — Серый, включи музыку. Что там у тебя?

— У меня сейчас Тальков стоит, — отозвался Ревякин. — Подойдет?

— Старье, но пойдет. Давай.

Серый включил аудиосистему, заиграла музыка, и голос давно погибшего певца и поэта запел:

"Вот и все — развенчан культ вождя-тирана,

И соратников его выявлена суть.

По реке кровавых слез к берегам обмана,

Невезучая страна держала путь.

Стоп! Стоп, думаю себе, что-то тут не так,

Культ развенчан, а тиран спит в земле святой,

И в святой стене лежат палачи и гады,

Рядом с теми, кто раздавлен был под их пятой.

Что-то тут не так!

А затем схватил штурвал кукурузный гений

И давай махать с трибуны грязным башмаком,

Помахал и передал, вскоре эстафету,

Пятикратному герою — кумиру дураков.

Тот герой, бесспорно, был страстным металлистом:

Облепился орденами с головы до пят,

Грабил бедную страну с бандою министров,

И высокие награды вешал всем подряд.

Стоп! Стоп, думаю себе, что-то тут не так.

Все кричим: застой, застой — и клянем судьбу.

А "застойщики"-то ездят в "мерседесах-бенцах",

И официально заявляют, что видят нас в гробу.

Вот так! Вот вам и перестройка,

Вот так. Что-то тут не так!

Вот так! Вот вам и перекройка,

Вот так. Что-то тут не так!

Вот сверкнул надежды луч: дождалась Россия,

Уж отчаялась и ждать, что греха таить:

Мы теперь должны зажить, честно и красиво,

Мы должны зажить счастливо, правильно зажить. Но...

Стоп! Думаю себе, тут опять загвоздка,

Кто вчера стоял у трона, тот и нынче там:

Перестроились, ублюдки, во мгновенье ока,

И пока они у трона, грош цена всем нам.

Перестроились, паскуды, во мгновенье ока,

И пока они у трона, грош цена всем нам".

Певец замолчал, пауза и пошла вторая песня, что там про кирпичики из Кремлевской стены, но Кашира попросил Серого:

— Лучше радио включи, тоскливо от таких песен.

Ревякин спорить не стал, включил радио, там тоже играла музыка, что-то легкое, однако возразил товарищу:

— Согласен, от таких песен тоскливо, но их необходимо слушать, потому что Тальков молодец, правду пел.

— У каждого своя правда, — огрызнулся Кашира. — Он и подобные ему певцы пели свои песни и мечтали о демократии. И вот она, кругом демократия, бери, сколько унесешь. Но что с ней делать, когда задница голая, а кругом стаи шакалов? Народ спивается и наркоманит. Свое прошлое обосрали. Страну разбазарили. Потери в людях после перестройки больше чем за всю Великую Отечественную. Да это херня, а не демократия...

— Ты не прав, — Серый покачал головой. — Нет у нас демократии, и не было. Типичная олигархия. С самого начала перестройки именно ее и строили. А демократия — власть народа, если она вообще возможна, штука хорошая.

— А-а-а! — Кашира махнул рукой. — Не будем спорить. Не хочу. Ты и так знаешь, что я хочу сказать.

— Знаю.

Парни снова притихли, а у меня в голове возник вопрос. А вот интересно, как бы сложилась судьба таких авторитетных, честных и уважаемых в народе музыкантов, как Высоцкий, Цой и Тальков, если бы они дожили до наших дней? Какой была бы их судьба, и одобрили бы они то, что мы делаем? Но сколько я над этим ни размышлял, однозначного мнения так и не сформировал. Слишком много вариантов. Сейчас они могли бы быть чиновниками от культуры и депутатами. Могли бы по-прежнему давать концерты и выступать на корпоративах перед жующей и выпивающей публикой. Могли бы скурвиться и свалить заграницу, откуда с ленцой поругивали нынешний режим. Могли бы стать ярыми оппозиционерами. А могли бы доживать свою жизнь где-нибудь на окраине столицы, в грязной коммуналке, бухать и вспоминать прошлое. Да все что угодно могло бы быть, ибо, как я уже отмечал, судьба любит играть людьми, и реальность каждого человека складывается из огромного количества факторов.

На этой мысли я едва не провалился в сон. Однако по радио пошел информационный блок, и первое же сообщение заставило меня очнуться.

— Минувшей ночью в Краснодарском крае правоохранительными органами была проведена операция по захвату банды так называемых "кубанских робин гудов", — вещал голос диктора. — Преступники совершили очередной дерзкий налет на приморский пансионат и попытались ограбить отдыхающих. Но полиция, ОМОН, дежурная группа краевой "Альфы" и армейский спецназ были начеку. Вооруженных грабителей, которые оказали сопротивление, блокировали на территории пансионата и попытались обезвредить. Однако они захватили катер с заложниками, вышли в море, высадились дальше по берегу и скрылись в лесу. Сейчас ведутся их активные поиски, в которых задействовано свыше тысячи человек и несколько вертолетов. Наша программа будет следить за дальнейшим развитием событий...

Следующая новость меня и камрадов уже не интересовала. Бойцы, которые были со мной на Кубани, смотрели на меня. А я не мог понять, почему до сих пор не получил предупреждение от парней, которые наблюдали за группой Овчарова. Неужели они тоже попались? Нет. Все оказалось гораздо проще. Я достал телефон и обнаружил, что разрядилась батарея.

— У кого телефон рабочий? — обратился я к бойцам.

— Возьми мой, — ответил Гней.

Я вставил симку в мобильник, он поймал сеть и моментально пошел вызов от нашего человека в Краснодарском крае.

— Слушаю, — сказал я.

— Егор, наконец-то, я до тебя дозвонился, — наш агент, чье имя я никак не мог вспомнить, облегченно выдохнул.

— Короче, — поторопил я его. — Что у вас происходит? Только факты. Коротко и сжато, без имен и фамилий.

Краткая пауза и парень доложил:

— Пастух (Олег Овчаров) с братвой решили пощупать дворец президента. Вроде бы крайнее дело, перед тем как залечь на дно. Они проникли на объект, и обезвредили охрану, но включилась сигнализация, кажется, кто-то из обслуги на кнопку нажал, и появился ОМОН. Тут же стрельба, месилово, трупы. У полицейских четыре двухсотых и несколько трехсотых. В группе Пастуха двое убитых, кто именно неизвестно. Сейчас группа в лесах Туапсинского района и скоро братву загоняют, слишком много сил против них брошено.

— Связь с ними есть?

— Да, через жену Наума.

— Кто они, полиция уже определила?

— Вряд ли, после налета всего несколько часов прошло, а трупы они не бросили.

— Вытащить Пастуха и его группу можно?

— Есть вариант, но нужны деньги и поддержка, чтобы машину быстро достать и документы надежные выправить, тогда справимся.

— А люди?

— Мы не одни, с нами местные, шесть человек, бойцы реальные, я докладывал.

— Ты за них отвечаешь?

— Отвечаю, — ни капли сомнения.

— Хорошо. Через час перезвоню. Отбой.

Камрады молчали, и это правильно. Ни к чему лишний треп, тем более что мне следовало принять решение. Хотя все было достаточно просто. Мы Пастуха и его подельников выручить не сможем, не успеем, но и бросать их стремно, перспективные мужчины, которые нам еще пригодятся. И как поступить? Придется снова, в очередной раз, поклониться в ножки Леше Козырю. Наверняка, у него на юге люди есть, которые могут моим помочь, и денежка наличкой на подкуп полицейских найдется. Да, так и поступлю. После чего переправим Пастуха с его людьми в Подмосковье, на нашу лесную базу, пусть там отсидятся, а дальше посмотрим, к чему их приставить. Главное, успеть, а то расшмаляют "робин гудов" и саге про благородных разбойников конец.

Было, я хотел убрать телефон, но пошел новый вызов, на этот раз от Лопарева.

— Что-то случилось, Иван Иваныч? В Луховицах?

— Нет. У нас порядок, пока все по плану. Просто по одному из твоих старых номеров, еще московских, отзвонились.

— И кто меня ищет?

— Тормасова Елена.

"Кто это? — я не сразу понял, о ком идет речь, но вскоре память подсказала: — Это же та мать-одиночка, которой помог покойный Миша Токарев. Странно. Зачем она позвонила, и что она хочет?"

— Она говорила, зачем я ей понадобился?

— Нет. Сказала только, что Миша номер твоего телефона оставил и заверил, что по нему ей помогут.

— Скинь мне ее номер.

— Сейчас.

СМС прилетела моментально, и я позвонил Тормасовой.

— Алло, — услышал я приятный женский голос.

— Это Егор, — представился я. — Вы меня искали.

— Да.

— У вас проблемы?

— Да.

— В чем суть?

— Появился дальний родственник Миши Токарева, и теперь он претендует на жилплощадь. Каким-то образом этот человек договорился с полицейскими, и теперь угрожает мне и детям.

— Вы понимаете, что это незаконно?

— Понимаю.

— Так обратитесь в полицию, инстанцией повыше, а то, сдается мне, что это наглая разводка и попытка выбить с вас откуп.

— Я никому не доверяю... Миша сказал, только вам верить можно...

— Ладно. Кто именно к вам приходил?

— Какой-то лейтенант, судебный пристав и родственник Миши, зовут Анатолий, вроде бы. Насилу отбилась от них, перед самым носом дверь захлопнуть успела.

— Сегодня вечером к вам подъедет молодой человек. Поделитесь с ним своими бедами, и он вам поможет. Ничего не бойтесь и посылайте всех любителей дармовщинки подальше. Хорошо?

— Да.

"Мы в ответе за тех, кого приручили", — подумал я, отключил мобильник и обратился к Кашире:

— Сегодня в Москву поедешь. Дам тебе адресок, там женщина с детьми проживает, навестишь их и узнаешь, в чем проблема. Судя по всему, у нее хотят в наглую квартиру отжать или на бабки кинуть. Посмотри, кто там такой "умный", и доложись.

— Ясно.

Кашира кивнул, и одновременно с этим мы въехали во двор небольшого загородного особнячка. Судя по тому, что Жека Лом находился на крыльце, вор в законе был на месте, и мы с Серегой не медлили, прошли в дом и оказались в просторной гостиной.

— О-о-о, ребята! — Леша Козырь находился на диванчике, отдыхал, но при нашем появлении поднялся и улыбнулся: — Проходите-проходите.

Мы обменялись дежурными приветствиями, и я ожидал, что вор сразу же перейдет к делу, но он не торопился. Сначала попили чай, надо сказать, очень хороший, давно такого не попадалось. Затем под осуждающим взглядом Сереги, мы с Козырем покурили, он папироску, а я сигаретку. И только после этого начался серьезный разговор.

— Смутные времена нынче, парни, — с тоской сказал Козырь. — Раньше все было просто и понятно. Вор совершает преступления, а мент его ловит. Все по-честному, а сейчас порядка нет. Порой, смотришь, вор-законник с тремя ходками к хозяину бизнесом занимается, считай, барыга, а полицейский ночами граждан плющит, рэкетом промышляет и наркотой торгует. Разве так должно быть?

— Нет, — я покачал головой.

— Вот то-то же, — Козырь закурил еще одну папироску, затянулся, и продолжил: — Как вспомню молодость свою, так и ностальгирую. Все четко и по понятиям. Подпольные цеха под евреями и армянами. Карманники в основе абхазы. Машины угоняли грузины. Фрукты под азербайджанцами, наркотики под азиатами, а русские везде. И никто никому дорогу не перебегал, конфликты решались спокойно, и вор-законник подумать не мог, чтобы кому-то протекцию оказать только потому, что тот его земляк.

Он снова пыхнул дымком, а я усмехнулся:

— Ты Козырь, человек, конечно, авторитетный и в жизни много чего повидал. Но тут я не согласен. Протекция была всегда и у всех, кроме русских. Это факт и басню про воровское братство мне рассказывать не надо. Про это пусть гопники на лавочках слушают, им пригодится, а мы люди из другого мира.

— Да, — вор кивнул, — вы нечто совершенно новое, или старое, как посмотреть. Страха нет, ломитесь напролом, и для вас нет никаких авторитетов. Однако в главном я не ошибся, раньше спокойней было.

— Это понятно. Но ты меня не ради воспоминаний позвал. Давай сразу к сути. Для нас что-то имеется?

— Угум, — он мотнул головой, помедлил, еще раз что-то обдумал, и начал: — Пару дней назад на одну из моих бригад наехали никому неизвестные быки из провинции, которые забили братве стрелку. В общем, обычное дело, в столицу постоянно кто-то приезжает, и базар у провинциалов один — хотим взять этот район под себя, а то вы не справляетесь. Мои ребятки говорят тупорезам, так, мол, и так, в этом районе Козырь получает, а им в ответ, на херу мы вертели вашего вора. Братва собралась и выехала на стрелу, поучить дурогонов уму-разуму, но на точке их ждала засада. Людей постреляли из автоматов, а тех, кто остался на воле, начал плющить ОМОН, словно по команде. Естественно, я стал пробивать, кто это, и выяснилось, что против меня братцы Пуховы.

— Депутат и криминальный авторитет?

— Они самые. Отец и дядя того ублюдка, которого ты в кафешке пристрелил.

— И ты не можешь их достать?

— Могу. Но мне не по чину, стопчут. А оборотку дать надо, иначе уважение потеряю. И не подумай, что я струсил, Егор. Мне не страшно. Однако за мной община, которая после моей смерти или отправки на зону, развалится, и потому нужно ваше вмешательство.

— Мы возьмемся за это дело и утрамбуем депутата с его братцем, и твоя мысль ясна. Наше оружие идентифицируют как похищенное у военных, и свяжут с нашим отрядом, а к тебе никаких претензий. Ну, а дальше ты сам. Без вожака бригада Сэма Пухова потеряется, и тут твои воры, которые готовы мстить. Так?

— Именно.

— Сроки какие?

— Три-четыре дня, максимум, пять.

— Пойдет. Только...

— Информация собрана, самая подробная, какая только возможно.

— Отлично, но у нас есть просьба.

— Какая?

— Надо помочь нашим друзьям на юге.

Вор кивнул, взял со столика пульт от телевизора и направил его на экран. Матовая поверхность настенной плазмы осветилась, и Козырь выбрал канал "Евроньюс". Как раз шел сюжет из Туапсинского района Краснодарского края. Над горами кружились вертушки МИ-24 и Ми-8, с дороги уходили в лес поисковые группы десантуры и спецназа, и мельком проскользнуло изображение оперативного штаба по розыску особо опасных преступников.

— Случаем, не вот этим друзьям, которые по лесу от красноперых бегают, помощь нужна? — глядя на экран, спросил вор.

— Да.

— Что же, — Козырь затушил папиросу, — таким лихим мужчинам помочь не западло. Сделаем. У тебя там люди есть?

— Имеются.

— Тогда дело за малым, — вор повернулся в сторону двери и позвал доверенного бандита: — Жека!

— Чего? — в гостиную заглянул Лом.

— Ты родом откуда?

— Из Геленджика.

— Присоединяйся к нам, подскажешь мне старику, к кому из серьезных людей на юге за поддержкой обратиться можно, чтобы ментам не сдал, а то я уже всех и не упомню.

Глава 27.

Краснодарский край. Весна 2014-го.

— Все! Не могу больше! — выдохнул Владимир Скороходов, и упал на холодную землю. — Не могу! Ты слышишь меня, Пастух!?

Олег Овчаров поудобней перехватил автомат, трофейный "абакан", рукавом обтер красное потное лицо и склонился над другом:

— Вставай, Вовка. Нельзя лежать! Идти надо...

— Нет, — Скороход, крупный мужик в потертом камуфляже, схватился за корягу, которая торчала из грунта. — Лучше пристрели. Мне здоровья не хватает. Задыхаюсь. Бросьте меня.

Лидер группы обернулся и посмотрел на своих друзей. Все они были измотаны, и если им не дать отдыха, хотя бы небольшого, через пару километров упадет еще один, скорее всего, Силыч, он же Валентин Шляймер, и Олег выдохнул:

— Привал... Пятнадцать минут... Саркис, прикрываешь... Юрка, вперед...

Даниэль Саркисян, который был вооружен отличным немецким карабином, кивнул и отошел от места остановки на полсотни метров, а Юрка, младший брат Овчарова, с АКМС наперевес прошел дальше по звериной тропе. После чего остальные члены группы устало попадали под старые мощные грабы, чья кора была покрыта самыми разными надписями, и Пастух махнул рукой своему негласному заместителю:

— Наум, подойди.

Дмитрий Науменко, в прошлом разведчик, приблизился, присел рядом с вожаком и оперся спиной на ствол дерева. Овчаров последовал его примеру и Наум спросил:

— Как думаешь, у нас есть шанс выскочить?

— Не знаю, вряд ли, — Олег ответил честно и сказал: — Достань телефон, свяжись с женой, может, получится.

— Нас засекут, — Наум нахмурился.

— Пара минут для разговора будет, а если перехватят, то это ничего не меняет. Нам уже, считай, конец. Сам прикинь, мы в полукольце дорог. Впереди Георгиевское и шоссе, которое патрулируется. Справа гора Каштановая, там недавно вертушки зависали, наверняка, спецуру на тропы высаживали. По нашим следам сплошной цепью идут преследователи, а слева река Туапсе, Греческий поселок и автомагистраль. Единственное, что нас пока спасает, несогласованность действий противника, а то бы нам еще вчера ласты скрутили или головешки прострелили.

— Ишь, как ты заговорил, — Науменко хмыкнул. — Значит, полиция и спецназ нам уже противники?

— Выходит, что так. Они в нас стреляли, а мы в них. Омоновцы Игната и Алима завалили, и хорошо еще, что мы катер угнали и тела наших друзей на морское дно с грузом спустили, а то бы всем конец. Думаешь, кто-то из тех, кто нас по лесу гонит, будет размышлять, стрелять ему или нет? Не-а, преследователи сомневаться не станут. Им платят хорошие бабки, и для них мы особо опасные преступники, которые подстрелили их коллег, а никакие не "робин гуды".

— Да, ты прав.

Дмитрий мотнул головой и достал телефон, который был оформлен на левого человека, и находился в медной коробочке. Пару секунд он помедлил и включил аппарат. Связь появилась, но очень плохая. Она могла прерваться в любой момент, и Науменко набрал номер супруги, капитана полиции. Мобильник, который находился у нее, как и у Наума, был куплен с рук на краснодарской толкучке.

— Димка! — услышал он взволнованный голос Катюшки. — Живой!? Это ты!?

— Здравствуй, милая, — пересохшим горлом прохрипел Наум. — Со мной все в порядке. Как ты? На тебя еще не вышли?

— Нет. Я у бабушки и собираюсь уезжать. Где вы?

— В горах, конечно.

— Дай телефон Олегу. — Наум не спорил. Он передал мобильник Пастуху и тот услышал: — Олег, самим вам не прорваться...

— Это понятно, — пробурчал лидер, — тоже мне откровение.

— Послушай меня. Тут снова ребятки московские нарисовались, по виду серьезные, и сказали, что они от какого-то Егора. Знаешь такого?

— Знаю. И что с того?

— Московские хотят вам помочь.

— Как?

— Они на восточной окраине поселка Кирпичный, там блокпост установили. Каким образом, не знаю.

— И как нам дальше поступать?

— До утра надо туда прорваться и они вас вытянут... Они обещали... Слышишь?

— Слышу. Но каким образом они это провернут?

— Кхр... Олег... Кхр...

Связь прервалась, и Пастух вернул телефон Науму. Дмитрий попытался перезвонить супруге. Однако у него ничего не вышло и, отключив мобильник, он вернул его обратно в контейнер и спросил Олега:

— Как мы поступим?

— Вариантов немного, — отозвался лидер. — Либо погибнуть всем в лесу, либо поверить бойцам Егора и попытаться пробиться к Кирпичному.

— А если это подстава?

— Значит, развязка произойдет немного раньше, чем, если бы мы остались в чащобе, и только. Все равно нам положиться больше не на кого.

Наум замолчал, а взгляд Олега Овчарова скользнул по лицам товарищей-подельников. Саркис — сидит в обнимку с карабином и вглядывается в кустарник, ему не терпится вступить в перестрелку с теми, кто хочет его поймать. Юрка — у юноши автомат и пара гранат, парнишка устал, но крепится и готов бежать дальше. Силыч — здоровяк с таким же как у Олега "абаканом" и новеньким "макаровым", его глаза закрыты и он, наверняка, думает о семье. Скороход — по-прежнему лежит на земле, но дыхание восстановил и его рука подтягивает поближе АКМ и скинутую разгрузку, значит, волю к жизни он еще не утратил. Борька Романов — лейтенант полиции, у этого "оборотня в погонах" пара пистолетов и несколько гранат, он напуган, но сдаваться не станет, упрямый и хваткий, как его старшая сестра Катька, жена Наума. Миша Боев — новичок в группе и приятель младшего Овчарова, у него автомат, который похож на немецкий МП-38, самоделка, и он выглядит, словно цыпленок, тощий и всклокоченный, однако стреляет хорошо и метко, крови не боится и честь ставит превыше жизни. Ну и крайний боец он сам — Олег Овчаров, человек который ненавидел и презирал тех, кто называет себя олигархами и элитой россиянского общества. Именно он вел за собой людей и был главным в группе. Но последнее дело не выгорело, не получилось обойтись без крови, и два человека, которые пошли за ним, сейчас мертвы и морские рыбы рвут их тела на мелкие кусочки.

Стало смеркаться. Отпущенное Олегом на отдых время истекло. Надо было идти дальше, и лидер прошипел:

— Подъем, братва. Пора уходить.

Словно вторя его словам, невдалеке, проламываясь через кусты, проскочила семья диких кабанов, которых кто-то вспугнул. Кто? Для Олега, опытного охотника, который не раз бродил в этих местах, ответ был на поверхности. Конечно же, люди, которые идут по их следу, и хорошо еще, что после полудня небо затянуло тучами, а то бы еще и вертушки летали.

Люди встали, выстроились цепочкой и двинулись четко на север, в сторону поселка Кирпичный. Они шли осторожно и старались не шуметь, а когда полностью стемнело, идущий впереди Наум уловил знакомый запах. Кто-то разогревал тушенку, а поскольку туристы в весеннем лесу редкость, то, скорее всего, это была засада.

По цепочке Наум передал сигнал "Стоп!" и двинулся на запах. С пятки на носок. С пятки на носок. Передвигаясь от дерева к дереву, в полной темноте, опытный разведчик подошел к небольшой расщелине и замер. Слева от него, метрах в шести, сидя за пулеметом, качнулась тень. В самой лощине, разогревая на спиртовых таблетках еду из сухпайка, находилось еще два человека. Все ясно — стандартная тройка армейского спецназа, один на фишке, а двое ужинают. А раз так, то где-то рядом вся группа, от пятнадцати до восемнадцати человек, а возможно, что и целая рота из трех-четырех разведгрупп.

Науменко попробовал подслушать, о чем говорят солдаты, однако они оказались молчунами. Не проронив ни звука, они поели, и один сменил пулеметчика. Снова вокруг тишина и темнота. Стоять на месте смысла не было, и Дмитрий сдвинулся левее. Пятнадцать-двадцать метров, и он оказался возле следующего поста. Там тоже три бойца, но разговорчивые, и Наум решил "погреть уши".

— Как все достало, — услышал Наум молодой голос. — Никакого отдыха. Только закончили заповедник прочесывать, теперь этих бандюганов лови. Сейчас бы телку с хорошими буферами снять и завалиться с ней в сауну, а мы тут сидим, ни покурить, ни выпить, ни поебаться.

— Ага, — поддержал его второй голос. — Я бы сейчас тоже накатил грамм триста для сугрева. Перцовочки или водочки холодненькой, да под огурчики малосольные, сальцо с чесночком или колбаску. — Заминка и вопрос к третьему: — Сема, спишь?

— Нет, — более взрослый голос и шуршание плащ-палатки.

— Ты не в курсе, долго нам тут на свежем воздухе кайфовать?

— Группник сказал, что минимум трое суток. Завтра налетчиков локализуют, возьмут в кольцо и пиздец. Потом пройдемся по окрестностям и обратно в Молькино. Главное, чтобы бандосы не разбежались, тогда придется поиски проводить, а территория тут немаленькая.

— Трое суток чепуха, в командировке, помню, по три недели в дебрях сидели. Рогалик, помнишь?

— Ага, как сейчас. Бойцы, идете на выход, срок десять дней. А потом бросили нас в дебрях, сиди дальше, карауль вэхоббитов. А как сидеть, если жратвы нет? Пришлось в Нестеровскую выходить, там чичи на песчаном карьере работают, поменялись с ними. Они нам хлеб, сыр и сигареты, а мы им трофейные камуфляжи, тенты и разгрузки из духовских схронов.

— Да-а-а, было времечко, — протянул первый и вновь обратился к старшему: — Сема, а ты что про этих бандюганов думаешь? Станут они стрелять или нет?

— Станут, им деваться некуда. Только вряд ли они до нас дойдут. За ними следом такие волкодавы бегут, не нам чета.

— Да видали мы этих волкодавов. Только снаряга классная и рекламу им серьезную сделали, чтобы злодеи боялись — это же спецназ ФСБ, живые легенды, непобедимые и несокрушимые. Да вот только они такие же люди, из мяса и костей, как и мы. Сема...

— Заткнись! — потребовал старший. — Достал уже. Лучше в ПН посмотри, может, увидишь чего.

— Нечего смотреть, сам знаешь, в лесу от моего ночника толку нет, муть одна.

Больше Наум ничего полезного не услышал. Поэтому отошел обратно в лес, осмотрел склон, по которому можно обойти заслон, и вернулся к своим товарищам.

Совет провели быстро. Надо прорываться, ночь лучшее время и медлить нельзя, а значит, засаду надо обойти. В авангарде Наум, остальные следом, шаг в шаг, без шума и стрельбы.

Снова группа начала движение, но проскочить к дороге без шума не получилось. Цепочку армейского спецназа "робин гуды" обошли по склону, Пастух и Наум охотились в этих местах, и знали тропку. Тут все хорошо. Но за первой линией оказалась вторая, и за пару часов до рассвета из темноты раздался громкий окрик:

— Стой! Кто такие!?

Разумеется, если бы охота на лихих экспроприаторов происходила где-нибудь в зоне боевых действий, то никаких окликов не было бы. Как правило, засада сразу подрывает мины и давит противника огнем. Но Туапсинский район Краснодарского края, несмотря на зимние события в Сочи и бои в Кавказском заповеднике, зоной БД не считался. Следовательно, в лесу мог бродить кто угодно: лесник, грибник, турист, экстремал, черный поисковик или местный житель. И вторая линия заслона перед трассой Туапсе — Горячий Ключ состояла из воронежских омоновцев, которых перебросили к морю на усиление и таскали по всему краю три месяца подряд с точки на точку. Им местные расклады были не интересны, и бойцы мечтали только об одном, чтобы эта беспокойная командировка прошла без неприятностей, а затем они как можно скорее вернулись домой, и получили премиальные. Однако неприятности были рядом.

— На прорыв! — выкрикнул Пастух и метнул на голос "эфку". — Граната! Ложись!

Металлический кругляш перелетел через низкорослый можжевельник и раздался взрыв.

— Бум! — над головами пригнувшихся налетчиков пролетели осколки. В кустах закричали люди, и Овчаров, поливая пространство перед собой огнем, побежал вперед.

— Тах-тах-тах! — "абакан" выплевывал стальные пули. Пастух и Наум орали, словно оглашенные, и брали противника, который не ожидал нападения, на горло.

— А-а-а-а! — раскатывалось над ночным лесом.

— Вали всех!

— Огонь!

— Занять оборону!

— Не отставать!

— Бах! — рванула еще одна граната, на этот раз РГД-5.

— Убивай!

— Пулеметчик, прикрой!

— Леха ранен! Витька убит!

— Командир, ты где!?

— Радист, вызывай подмогу!

Небольшая поляна невдалеке от речки Туапсе. Одни граждане страны убивали других, все как встарь, и каждый считал, что прав именно он. Когда-то, в этом самом месте, точно так же столкнулись два отряда, белогвардейский и красногвардейский. Одним надо было прорваться к дороге, тогда простой грунтовке, а другим их задержать. И в итоге в кровавом бою полегло почти пятьдесят человек. Ради чего? Только потому, что люди оказались по разные стороны баррикад, и подчинялись приказам. Так и теперь. Прошло девяносто пять лет, а ничего не изменилось. И вроде бы чего там? Большинство бойцов были примерно одного возраста, учились в одних и тех же школах, еще при Советском Союзе, и воспитание у них было одинаковым. Вот и что им делить? Но прошли годы, и разница между ними проявилась. Одни работали за бабки, считали себя "государевы людьми" и служили новым царькам, капиталистам и помещикам, которые ненавидели и презирали свой народ, а другие грабили новоявленных господ, и хотели спасти свои жизни.

Впрочем, в тот момент налетчики и омоновцы об этом не думали. Они стреляли во врагов, именно так они воспринимали противника, и никто не комплексовал. Однако преимущество было на стороне местных, которые атаковали неожиданно, и они не собирались вступать в полноценный бой, в котором бы их, наверняка, уничтожили. Они шли на прорыв и, потеряв младшего Овчарова, которому выпущенная из автомата очередь вскрыла череп, налетчики прорвались.

— Юрка! — глядя на брата, который рухнул на землю, выкрикнул Пастух, но не остановился. Его братишка был мертв — это понятно, и он не мог ему помочь. Поэтому лидер стиснул зубы, сменил рожок в "абакане", передернул затвор и дал в сторону омоновцев длинную очередь. Один из преследователей, крупный мужчина с автоматом в руках и в теплом нательном белье, видимо, он выскочил из палатки или спального мешка, роняя оружие, повалился на спину. А лидер налетчиков увидел это, зло сплюнул и помчался вслед за своими друзьями.

На берегу речки Туапсе налетчики оказались на восходе. Силыч и Саркис были ранены, хорошо еще, что легко. В лесу за спиной группы, все еще шла перестрелка. Кто и в кого стрелял, Пастух и его товарищи не знали. Время по-прежнему играло против них, но разбойники вышли именно туда, куда нужно. Они оказались напротив восточной окраины поселка Кирпичный, в котором царила суета, и на другом берегу возле дороги находился блокпост из нескольких автомашин, где вооруженные люди в камуфляже и бронежилетах занимали оборону.

— Влипли! — останавливаясь рядом с Пастухом, прохрипел Наум. — Теперь нам точно конец!

— Но Катька сказала...

— Видать, не сложилось что-то у наших союзников, — Дмитрий покачал головой, и кивнул влево: — Надо вверх по течению реки уходить, там есть укромные места, несколько часов еще пробегаем, а если разделимся, то и дольше.

Олег хотел с ним согласиться, но в этот момент на противоположном берегу из кустов вынырнул человек в черном комбинезоне, который запрыгнул на крупный покатый камень, сложил ладони рупором и прокричал:

— Па-стух! Эге-ге-й! Отзо-вись!

Лицо парня различалось смутно, но, кажется, это был Валера (так он сам себя называл), боевик из отряда Егора. Пастух виделся с ними только раз и запомнил его плохо, но отозвался:

— Валера, ты что ли!?

— Да. Перебирайтесь ко мне! Живее!

Овчаров решился, первым вошел в мутную холодную воду, задрал над головой автомат и скомандовал друзьям:

— За мной!

Люди последовали за лидером и вскоре, оскальзываясь на скрытых водой камнях, выбрались на правый берег, где их встретил Валера, который кивнул в сторону блокпоста:

— Не шугайтесь, это свои, в маскарад играют! Быстрее за мной!

Мокрые, утомленные, голодные и загнанные налетчики поползли вверх по откосу, выбрались на дорогу, и моментально перед ними остановился длинный рефрижератор. Задние двери открылись, и последовала новая команда спасителя:

— Залезайте!

На то, чтобы спрятаться внутри рефрижератора, в котором было тепло, имелся свет, и в уголке лежала сменная одежда, налетчикам понадобилось две минуты. После чего двери захлопнулись, автомашина тронулась и направилась в сторону Горячего Ключа.

Валера был вместе с налетчиками, и когда люди немного пришли в себя, Наум спросил его:

— Катька, жена моя, где?

— Ждет тебя на точке эвакуации, — парень ухмыльнулся. — Завидую тебе, хорошая женщина, красивая, верная и умная.

— Сам знаю.

Наум схватил чистое полотенце, ухмыльнулся и отошел, а к спасителю обратился Пастух:

— Как это у вас все вышло?

— Рассказывать долго, — Валера поморщился. — А если кратко, то бабло побеждает зло. Жена Наума подсказала, где именно вы можете находиться. Благо, она помнила, где ты с ее мужем охотился. Потом Егор денег перебросил и пару нужных контактов слил. Ну, а дальше просто, как в присказках народных.

— Каких именно?

— Наглость второе счастье и смелость города берет. Где-то пачку долларов на лапу чиновнику кинули. Где-то пригрозили. Где-то внаглую сыграли, мол, всем стоять-бояться — мы охрана президента! Ночью приехали в поселок и расположились на окраине. Пару раз к нам подъезжали полицейские, но проблем не возникало, у нас корочки крутые, липовые, конечно. Тут такая неразбериха, что сам черт ногу сломит. В общем, вам повезло, вы прорвались и вышли из леса очень вовремя, еще бы пара часов и нам пришлось бы уходить.

— А дальше-то что? Что с нами будет?

— Сложный вопрос, Егора спросить надо, или кого повыше, кто над ним. Но, думаю, что придется вам свое спасение отрабатывать, господа "робин гуды".

Пастух поморщился:

— Отработаем. Мы добро помним...

Лидер налетчиков хотел что-то добавить, но неожиданно рефрижератор остановился. Валера встал возле борта и приоткрыл небольшое вентиляционное отверстие, а Пастух пристроился рядом. Автомашину остановили на временном блокпосте при съезде на поселок Георгиевский, и здесь находились настоящие омоновцы, которые собирались досмотреть груз. Однако из кабины выскочил водитель, чернявый мужчина с пышными усами, то ли грузин, то ли армянин. Он подбежал к старшему офицеру на посту, полноватому майору, что-то шепнул ему на ухо и протянул документы, в которые были завернуты зеленые купюры с изображениями американских президентов. Полицейский денежки изъял, документы вернул и приказал пропустить рефрижератор.

Холодильник на колесах продолжил путь, а Наум, которому подобные ситуации были знакомы, проворчал:

— Все как в Дагестане или Чечне. Идет спецоперация, дороги перекрыли, а боевики за бабки свободно катаются и корочками крутыми помахивают.

— Теперь уже мы боевики, — Пастух шутливо ткнул своего друга в бок, — привыкай. Переходим на подпольное положение.

— В своей стране?

— Пока она не наша. Вот выбьем сволочь, которая народное добро разбазаривает и жирует, тогда она снова станет нашей. А пока извини-подвинься, Наум, ты на оккупированной территории. — Овчаров посмотрел на Валеру. — Кажется, примерно так говорят ваши вожаки, я не ошибаюсь?

— Не ошибаешься, — спаситель кивнул. — Все верно, так и есть.

Олег улыбнулся:

— Ну, значит, нам с вами по пути.

Глава 28.

Москва. Весна 2014-го.

Сезон охоты на братьев Пуховых, Анатолия Тимуровича и Семена Тимуровича, был открыт. Братцы обнаглели и никого не боялись, и потому сметали всех, кому не повезло оказаться на их пути. Но сколь веревочке не виться, а конец один. Я взялся за их устранение, и решил задействовать в этой акции своих "гвардейцев", двух пятерок должно было хватить. А провести операцию собирался в том месте, где Пуховы бывали практически каждый день, в ресторане "Барин" на Таганке.

Это заведение принадлежало братьям и являлось их штаб-квартирой, подъезды охранялись, кругом видеонаблюдение, а в ресторане постоянно находилась вооруженная охрана. Поэтому там они считали себя в полнейшей безопасности. И если бы мы решили атаковать братьев в лоб, то ничего бы у нас, скорее всего, не вышло. Однако, как всем известно, нормальные герои, всегда идут в обход, и согласно моему плану, проникновение в ресторан должно было произойти с тыла. Дело в том, что "Барин" располагался в доме дореволюционной постройки, и занимал только треть здания, а в остальных помещениях находились офисы различных компаний. Охранялись они не так тщательно, как заведение Пуховых, точнее сказать, совсем не охранялись, а значит, если проломить смежную с рестораном стену, то можно застать противника врасплох.

Решение было принято, и осталось его осуществить. Пятерка Гнея, без Каширы — он занимался решением проблем Елены Тормасовой, провела разведку и нашла нужного нам человека, который имел доступ в здание, дворника дядю Петю Скворцова, русского и непьющего холостяка, бывшего доцента каких-то там наук. У него хранился комплект запасных ключей от офисов, и он мог отключить сигнализацию, мало ли, вдруг пожар, а все двери на запоре. Ну, а пятерка Серого в это самое время готовила транспорт, который не остановит полиция, и на роль эвакуационной колесницы была назначена машина скорой помощи. Кого-кого, а этих полиция не тормозит. Сколько наблюдал за ними, ни разу ничего подобного не видел, а взять в аренду микроавтобус и перекрасить его, дело нескольких часов. После чего езжай куда хочешь, главное, правила не нарушай и веди себя уверенно.

Но тут у моих камрадов возник вопрос. К чему такие сложности? Вошли, всех постреляли, бросили пару стволов и разбежались по мегаполису. Зачем нам скорая помощь? И я на эти вопросы ответил.

Наша цель уничтожение двух гадов. Это понятно. Но если взялись за них, то надо работать всерьез. Убить ублюдков не проблема. Но мы не убийцы, а партизаны на самообеспечении, и это значит, что из каждой акции, если это возможно, необходимо извлекать выгоду. А поскольку братья Пуховы не какие-то там нищие бродяги, можно их потрусить.

Например, Семен Пухов. Он лидер крупной столичной ОПГ, в которой свыше ста пятидесяти бойцов. Под ним несколько жилых домов в центре столицы, бары, рестораны, стройки, парочка фирм, автосервисы, рынок и спортивный клуб. И выходит, что где-то у него имеются схроны с оружием и деньгами. Нам этого достаточно, а с тем, что хранится в банках, связываться не с руки. А еще Семен Тимурович может слить нам оперативную информацию по криминальным группировкам столицы, и мы могли бы ее использовать.

Это что касательно младшего брата, а старший личность еще более интересная, фигура из высшего эшелона власти. Он вхож в кабинет президента страны и хорошо осведомлен об истинных планах кремлевской "элиты" относительно будущего нашей страны и русского народа. Это само по себе уже интересно и важно. Но помимо всего прочего Пухов-старший, как представитель Госдумы и видная фигура партии "Единая Россия", следил за работой Особой Следственной Группы, которая пыталась нас вычислить и поймать. В состав этого разросшегося объединения на данный момент входило около двухсот человек (больше чем нас в отряде), и кого там только не было. Следователи из МУРа, военной прокуратуры и самые лучшие работники из провинций, аналитики, специалисты из Генпрокуратуры и ФСБ, психологи, шифровальщики, техники, судмедэксперты, криминалисты и даже парочка экстрасенсов. На самом верху были заинтересованы в нашей самой скорейшей поимке, и Анатолий Тимурович Пухов, который знал, что именно мы расстреляли его любимого сына, висел над работниками ОСГ, поторапливал их и заставлял работать ударными темпами. И хотя результатов группа пока не дала, рано или поздно ищейки выйдут на наш след, и нам следовало бить на опережение. Я это понимал и хотел получить полный расклад по деятельности ОСГ, а так же список задействованных в работе сотрудников, желательно, с адресами.

В общем, Пуховых следовало брать живьем. После чего вывозить в загородный домик и выбивать из упырей информацию. Сыворотка правды, босяцкий подгон от Леши Козыря, имелась. Тихое местечко, где нас никто не потревожит, подготовили. День субботний и офисы закрылись. Так что за работу.

Камрады меня выслушали и пришли к логичному выводу, что Егор Нестеров прав. А когда я вскользь упомянул, что в Центре, которому подчиняется наш командир Иван Иваныч Лопарев, хотят получить информацию от братьев, рвение "гвардейцев" подскочило до небес. Они были готовы руками разбирать стены и кулаками проламывать черепа охранников, и мне боевой настрой парней нравился...

Дядю Петю Скворцова взяли легко, подошли к подвальчику, где он обитал, вызвали его и скрутили. Далее у дворника изъяли ключи и через подвал проникли в здание. Там отключили сигнализацию, нашли стенку, за которой находился ресторан, и выломали ее. Шум, конечно, был, но не сильный, несколько минут поработали перфоратором, а потом помахали ломиком. После чего, когда между нами и рестораном оставалась единственная преграда, стенка из гипсокартона, боевики присели отдохнуть. Нам оставалось дождаться приезда Пуховых, а дальше дело техники. Когда появятся братцы, мы не знали, но никто особо не переживал. Благо, все парни уже бывалые и обстрелянные.

Я расположился в просторном офисе. Ноги в берцах на стол, в зубах сигаретка, рядом АКМ, который придется оставить в ресторане, в кобуре "беретта", а на поясе рация. Мысли текли плавно и, пока в запасе имелось время, я собирался составить список вопросов, которые стану задавать пленникам. Но, как это случается, в самый неподходящий момент мне позвонили. Это был Кашира и я ответил:

— Да.

— Егор, у меня норма. Проблема Тормасовой решена.

— Как?

— Я дождался ублюдков, которые ее прессовали, присмотрелся к ним, походил следом и забил им стрелку.

— Кто они?

— Ничего серьезного, типичная шушера, которая хотела отжать у одиночки квартиру, тут ты оказался прав...

В голосе парня чувствовалась какая-то напряженность, и я его спросил:

— Сложности были?

— Были... Пришлось одному ногу прострелить, а другому плечо...

— Пистолет свой?

— Нет. Я ТТ брал.

"Это хорошо, — подумал я. — "Макаров", который взяли на военном складе, мог вывести на наш след, а ТТ из той партии, что Леша Козырь подогнал. Там стволы дикие, в основном, с гор, и с нами их связать сложно".

— Ты где сейчас?

— На съемной квартире.

— Ушел чисто?

— Да.

— Проблем у Тормасовой теперь точно не будет?

— Точно.

— Смотри. Если с ней что-то случится, спрошу с тебя.

— Я готов.

— Тогда бывай. При встрече поговорим подробней.

— Договорились.

Я отключил мобильник. Вот и хорошо. Вот и ладно. Мы помогли человеку, и кто знает, возможно, нам за это воздастся. Ведь сделано это было не корысти ради, а потому что мы люди.

В моих пальцах появилась еще одна сигаретка, и я размял ее. После чего прикурил и прислушался к разговору бойцов из пятерки Гнея, которые находились рядом. Беседовали Боромир и Лапоть, один родновер, другой недоучившийся историк, а остальные находились рядом, молчали и откладывали информацию на подкорку.

— Слушай, Лапоть, ты ведь историю хорошо знаешь? — спросил Боромир.

— Кое-что знаю, — отозвался второй.

— А вот ты мне расскажи, отчего Россию второй Хазарией называют?

— А ты не знаешь?

— Да как-то все времени поинтересоваться не было. В сети упоминания видел, вот и зацепилось.

— Долго рассказывать.

— А ты кратко, четко и по военному, мы ведь на войне.

— Ладно, слушай. — Студент-недоучка собрался с мыслями и начал: — Происходили эти события давным-давно, на Волге. В степи правила династия великих тюркских воителей из рода Ашина, что значит, благородные волки. Они пришли с Алтая и создали огромную многонациональную державу от Тихого океана и до Черного моря, но затем сами же ее и разрушили. Гражданские войны, склоки, междоусобицы, интервенции соседей и восстания погубили каганат, и он распался. Сначала разделился на Западный и Восточный, а затем рассыпался на осколки, и одним из таких осколков стала Хазария. Правители этого государства, прямые потомки Ашина, которых современники считали оборотнями, правили жестко, но справедливо. Они принимали к себе людей со всех сторон света, контролировали торговлю на Великом Шелковом Пути и часто воевали, особенно с мусульманами, которые проникали в степи через Кавказ. Люди в Хазарии жили самые разные, много племен, родов и колен. Были тюркоты, истинные, которые являются предками большинства современных тюркских народов. Были осколки скифских и сарматских племен. Были булгары и готы. Были черные хазары — они сродни монголам. Были гузы, буртасы, мадьяры и мордва. Были греки из причерноморских колоний, а так же иудеи-сектанты, которые сбежали из Персии, потому что их хотели вырезать. Долгое время эти иудеи жили в предгорьях Кавказа, пока не примкнули к каганату. И там, в государстве Ашина, они считались очень хорошими мастерами и храбрыми воинами, которые были готовы биться против мусульман, и не отступали. А самым главным вождем у изгнанников, чья вера за годы скитаний очень сильно мутировала, был Булан...

— И он захватил власть? — Боромир перебил камрада.

— Нет, — студент покачал головой и продолжил. — В это самое время Византийская империя воевала против принявших мусульманство персов и арабов, и там тоже жили иудеи. Они думали только о себе и считали, что империя не выстоит, и потому предали ее. Иудейские общины, которые находились практически в каждом византийском городе, открывали мусульманам ворота городов, а те за это не трогали кварталы предателей и позволяли им грабить и резать вчерашних соседей. Но вожаки иудеев просчитались. Мусульмане остановили экспансию, силенок для решительного броска не хватило, а имперские войска начали наступление, и вот тут-то проявилось предательство родственников Христа. Ну и как должен был поступить император?

— Вырезать всех, как они других резали, — бросил язычник.

— Правильно. Однако император этого не сделал, слишком много при его дворе оказалось людей, которые отстаивали интересы иудеев. Поэтому все, на что император решился, это изгнать предателей из своих земель. После чего главы иудейских общин стали искать место для эмиграции. Да только их нигде не ждали, и тогда они послали людей в Хазарию, к Булану, который к тому времени был одним из главных военачальников тогдашнего кагана. Они попросили боевого генерала о помощи, напомнили о родстве и поклялись ему в вечной дружбе. Булан их выслушал и отправился к государю, который разрешил византийским иудеям перебраться на Волгу. Обрадованные посланники вернулись к своим общинам. После чего пошла миграция, и вскоре беглецы оказались в Хазарии, где началось их восхождение. Булан и его племя не считались ими за равных, всего лишь полукровки, которые забыли истинного бога, погрязли в язычестве и якшаются с инородцами. Поэтому они отстранились от тех, кто им помогал, и подложили под наследников кагана своих женщин. Некоторые из них родили сыновей и воспитывались в семьях иудеев, а когда настал удобный час, вчерашние изгнанники, которые окрепли на новом месте, совершили переворот и посадили на престол своего воспитанника. Так появилась Хазария Иудейская. Официальная власть у кагана, который оградился от народа дикими горцами и наемниками, а реальная в руках царя Обадии.

— И народ принял это?

— Большинство приняло, а недовольных уничтожали, губили на войне или продавали в рабство. Сам понимаешь, хазары, как и наши соотечественники, верили в "доброго правителя", который с виду свой, и ждали, что он вот-вот одумается, поднимет войска, прогонит злодеев и начнется новая жизнь. Но тот, конечно же, ничего менять не хотел и не собирался. Он был всего лишь марионеткой в руках царя, так называли пришельцы главу общины, и плевать он хотел на тех, кто внизу. А аристократы степного государства: шады, этельберы, вожди, ханы, тутуки и прочие облеченные властью лица, следовали его примеру. Такая вот история. Самая настоящая, а не придуманная.

— А потом пришел Святослав и разрушил Хазарский каганат?

— Да. Святослав Игоревич посчитался с иудеями за все, и они снова были вынуждены бежать. После чего не раз повторяли свой фокус с подменой правителя в других местах. Так было в Испании, в Англии, в Германии, в Италии и позже в Киевской Руси. Где-то им все сходило с рук, а где-то народ сопротивлялся и гнал сволочей со своей земли. Но это было давно, а если говорить про день сегодняшний, то у нас, в самом деле, вторая Хазария. Правители сплошь чужаки, хотя имена и фамилии русские. Богатства страны в их руках. Средства массовой информации под ними. Армия наемная, людей превращают в рабов, а вблизи трона горцы, которым щедро платят за службу. И нет ничего нового под солнцем.

— Короче, во всем виноваты евреи.

— Нет, — Лапоть усмехнулся. — Виноваты иудеи и жиды.

— А в чем между ними разница? Вот лично для тебя, в чем она?

— Наверное, в том, кто человек по жизни. У тех же гитлеровцев в армии и полиции немало евреев служило, в концлагерях они надсмотрщиками были, в карательных отрядах, финансами занимались и на заводах трудились, главное, чтобы отрекся от своего бога. С такими евреями у них было полное взаимопонимание и нельзя говорить, что они уничтожали всех подряд, ибо это неправда. А вот тех, кто исповедовал человеконенавистническую веру и не успел покинуть страну, которая их приютила, а затем пожелала жить по своим законам и правилам, уничтожали. Вот тебе пример из истории, которую переврали, а теперь давай рассуждать здраво. Какие у нас с тобой могут быть претензии к человеку, который живет в Израиле, на своей земле, и защищает ее от нападок других семитов? Никаких претензий, поскольку мне все равно, что у них происходит, как они живут и чего хотят, у нас своих проблем выше крыши. А вот к Абрамовичам, Менделям и другим гадам, которые сидят на шее нашего обманутого народа, они имеются и когда-нибудь мы их зададим. Верно?

— Да, так и есть. Наши деды на советских стройках здоровье гробили, и за страну кровь проливали. А теперь что? Владельцами народного добра и ресурсов оказались мошенники, которым руку подать стремно. И мы в России, словно бессловесное быдло, которое можно безнаказанно убивать и травить. Нет. Не за это будущее мой прадед Врангеля в Крыму добивал и калекой стал. Не за это дед погибал, когда его под Курском немецкий танк в окопе перепахивал. И не за это мой отец по тринадцать часов в поле пыль глотал, грыжу нажил и помер. Нет. Им, моим предкам, современная Россия, где правят бал натуральные злодеи, не понравилась бы.

— Вот и я про то же самое. Не этого хотели те, кто был до нас, и евреи разные бывают. Кто живет и зарабатывает на хлеб насущный своим трудом, а не обманом, для меня такой же достойный представитель общества, каким был вождь Булан. А ростовщик, махинатор, обманщик и спекулянт, такая же сука, какой был первый степной царь Обадия Хазарин. И всякий, кто помогает таким людям растаскивать мою страну, жидяра и начхать на его национальность. Когда у меня в детстве родовую травму обнаружили, с рукой проблемы были, врач мне ее спас, сломал и по новой собрал, а звали его Шмулевич Исаак Христофорович. Это хороший человек, который жил по чести, делал добро людям, лечил детей и умер спокойно, в однокомнатной квартире на окраине города. А его родной племянник, Шмулевич Яков Иосифович, при поддержке губернатора, кстати, русского, все заводы обанкротил, людей на улицу выгнал, а оборудование демонтировал и в Китай продал. После чего весь наш город моментально превратился в скопище лачуг, в которых ютятся нищеброды, алкоголики, наркоманы, проститутки и бандиты. И меня не утешает, что этот ублюдок подхватил в Таиланде СПИД и теперь подыхает в зарубежной клинике. Потому что кто-то продолжает кайфовать на горе людей и пользуется украденными деньгами, а преступник находится не в тюрьме, где ему самое место, а на воле. Так-то, дружище.

— Понятно.

Совмещенный с политинформацией краткий экскурс в историю был окончен. Бойцы замолчали, и включилась рация:

— Вышка вызывает Ударника!

— На связи! — ответил я.

— Клиенты подъехали. Оба. С ними два человека, по описанию пристяжь Семена, шесть охранников и пять женщин. Охранники получили какие-то инструкции и освобождают парковку, видимо, ждут важных гостей.

— Принял. Будь готов отойти.

Треск помех и голос наблюдателя:

— У меня просьба...

— Какая нах просьба, боец!? — я вскипел.

— Там... С объектами, девушка... Звезда нового телешоу... Карелия Чадова...

— И что с того? — в голове всплыл образ юной белокурой красавицы, кажется, Мисс Воркута минувшего года, которая весьма удачно пристроилась в столице.

Короткая пауза и наблюдатель отозвался:

— Красивая девка... Вы ее не подстрелите там...

— Постараемся, — я убрал рацию и покачал головой: — Блядь! Какой-то детский сад!

Боевики, которые слышали мой диалог с наблюдателем, засмеялись, но я их одернул:

— Отставить смех! Всем проверить оружие! Приготовиться к бою! Маски на лицо! Осмотреться, не оставлять следов! Про перчатки не забывайте!

Суета. Лязг затворов и тихий шепот боевиков. Семь человек, я восьмой, сгруппировались возле пролома и замерли. План ресторана каждый изучил досконально. Люди готовы, а наши "клиенты" находятся рядом, в ВИП-зале для своих. Можно начинать операцию и, прижав приклад АКМа к плечу, я произнес:

— Работаем!

К гипсокартоновой перегородке, из-за которой доносился шум ресторана, подошел Крестоносец, в руках которого была тяжелая кувалда, и ударил ею по стенке.

— Бух! — глухой удар и стенка лопнула.

Замах и еще один удар:

— Бух! — трещина по всей стенке.

И завершающий:

— Бух! — стенка обвалилась, и появился проем. Крестоносец, которому предстояло нас прикрывать, отбросил кувалду и отступил в сторону, а мы проникли в ресторан, если быть более точным, в комнату отдыха.

— Чисто! — доклад от Серого.

Ребята сгруппировались, и я приоткрыл дверь. Все спокойно. Элита, блядь, жрет омаров, дегустирует дорогие вина и общается. Охранники, шесть здоровенных жлобов, сидят у входа. Люди Семена невдалеке. Тихо играет музыка, слышен женский смех и на подиуме вокруг шеста извивается молоденькая гибкая негритянка. Экзотику любите, суки! Ну, сейчас будет вам экзотика.

Я открыл дверь и направился к столу Пуховых. Парни хлынули в зал и раздались первые выстрелы:

— Тах-тах-тах! — прокашлял автомат Гнея, и музыка смолкла.

— Тах-тах-тах! Тах-тах-тах! — подключились стволы Боромира и Серого, и охранники, которые попытались схватиться за оружие, повалились на пол.

— Дах-дах-дах! — рокот АКМа в руках Лаптя и подельники Семена Пухова по криминалу отправились к праотцам.

— Дах! Дах! Дах! — одиночные выстрелы и голоса бойцов:

— Контроль!

— Чисто!

— Чисто!

— Вход блокирован!

Отлично. Я остановился перед широким столом братьев. Младший, Семен Тимурович, крупный мужик в дорогом костюме, который ему не подходил, в далеком прошлом профессиональный боксер с опытом криминальных разборок девяностых годов, попытался выхватить из наплечной кобуры пистолет. Однако реакция у него была замедленная, не то, что в молодости, и он опоздал. Раньше надо было за оружие хвататься, а теперь уже поздно.

— Хлоп! — короткий тычок вперед и ствол автомата ударил криминального авторитета в переносицу, классический удар штыкового боя "Коротким бей!" После чего он закричал от боли и схватился за окровавленное лицо. Пистолет, что-то позолоченное и явно импортное, из арсенала гарлемской чернокожей братвы, остался в кобуре, но я решил не рисковать. Приклад опустился на затылок Семена Тимуровича, и он начал заваливаться, однако не упал. Его подхватили под руки, выдернули из-за стола и потащили на выход, а я посмотрел на старшего Пухова.

Судя по запаху, который повис в воздухе, депутат Государственной Думы Российской Федерации обгадился. Лицо этого полного, можно даже сказать, жирного человека, налилось красной краской, и я подумал, что сейчас его хватит инфаркт. Но нет, вызванный нашим появлением стресс его не убил и он проблеял:

— Кто вы!?

Можно было не отвечать, и я промолчал. Приклад автомата ударил депутата в лоб и, подобно брательнику, он потерял сознание. Моментально к нему подскочили парни, которые потянули этого борова к нашему эвакуатору, а я кинул взгляд на светских львиц, которые скрашивали досуг Пуховых. Типичные бляди, которые за бабки продают свое тело. Силикон, ботекс, чужие волосы, загар из солярия, много косметики, длинные ногти, дорогие сумочки и платья от итальянских педерастов. Сдери с них эту чешую, смой штукатурку и обычные потасканные шлюхи. И только в Чадовой, которая смотрела на меня огромными голубыми глазами, еще было нечто человеческое.

— Закрой глаза и заткни уши! — приказал я девушке.

Она выполнила приказ, и я развернулся к выходу в общий зал, где гомонили обычные посетители. Парни уже отходили. Операция длилась не более четырех минут, и предстояло только оставить наши метки, чтобы те, кто займется расследованием, могли со всей ответственностью заявить, что это работа преступной террористической группы "Дружина" и Леша Козырь здесь ни при делах.

Я задрал автомат к потолку и потянул спусковой крючок. Из ствола вырвалось пламя, и пули калибра 7.62 мм располосовали плафоны, мозаику и штукатурку. Пыль и стекло потоком хлынули вниз, патроны закончились, и я отбросил АКМ. Затем достал "беретту" и несколько раз выстрелил в барную стойку, под которой прятался халдей. Пули разбили несколько бутылок и, перекрывая крики светских львиц, я отдал новую команду:

— Уходим!

Спустя пять минут скованные наручниками пленники, пара боевиков и я находились в машине скорой помощи. Спустя десять минут к "Барину" подкатили гости старшего Пухова: заместитель генерального прокурора Яков Менеш, заместитель директора ФСБ Аркадий Химков и пара депутатов из первой десятки; жаль мы их не дождались. Спустя час видеоотчет о проведенной операции оказался в интернете и о новой дерзкой акции отряда "Дружина" узнал весь мир. Спустя два часа начался допрос братьев Пуховых, которые находились под воздействием медицинских препаратов. А спустя четыре часа я сидел на крыльце небольшого сельского домика, обдумывал то, что услышал во время допроса, курил одну сигарету за другой и старался успокоиться. Поговорил с мерзавцами, выслушал их откровения и словно в дерьмо окунулся.

Я никак не мог понять логику мразей, которые ради денег и власти губили людей, совершали подлые поступки, обрекали на вымирание тысячи своих соотечественников, а потом с улыбочкой рассказывали телезрителям сказки про стабильность, реформы, улучшение уровня жизни и свои успехи в политике. Как так!? Отчего!? Почему!? С чего примерные комсомольцы и коммунисты, которые стали либералами и демократами, решили, будто они умнее всех и надо жить одним днем!? Где логика их поступков и деяний!? И что мне делать дальше?

Вопросов было много, и далеко не на все имелись ответы. Однако вскоре я пришел в норму и поднял парней. Сведения, полученные от Пуховых (некоторая их часть, которая касалась тайников, денег, оружия и связей с автономными группами ликвидаторов), следовало реализовать, причем без промедления, и мы перешли ко второй фазе операции.

Глава 29.

Москва. Весна 2014-го.

С чего начинается расследование каждого преступления, особенно громкого и резонансного, за которым пристально следят сотни облеченных властью людей? Во-первых, с формирования следственной бригады и назначения руководителя, который берет на себя подготовку рабочего процесса. Сбор и получение исходной информации. Четкое формулирование задач, которые должны быть решены. Установление последовательности, в какой эти задачи будут решаться. Выбор приемов, которые обеспечат решение поставленных задач. Определение технических средств, необходимых в работе следственной бригады. Решение вопроса об использовании информации, которая получается негласным путем. Уточнение сил и средств, которые могут быть включены в состав следственной бригады. Установление участников следственных действий и оперативно-розыскных мероприятий. Определение времени и места производства намеченных действий. А так же составление плана производства следственных действий и оперативно-розыскных мероприятий.

Вот как много должны сделать блюстители закона, прежде чем начнется реальная работа, во время которой каждое действие следователя, оперативника или иного лица в составе бригады должно подкрепляться документом. Допрос свидетелей — бумажка. Осмотр места происшествия, трупов, предметов и помещений — бумажка. Назначение судебно-медицинской экспертизы — бумажка. Если необходима выемка документов — бумажка. Назначение дополнительных экспертиз (взрывотехнических, пожарных, инженерных или материаловедческих) — бумажка. Задержание подозреваемого — бумажка. Установление личности задержанного (если таковой имеется) — бумажка. Личный обыск подозреваемого — бумажка. Обыск по месту жительства предполагаемого преступника, осмотр места задержания и новые экспертизы, процессуальное закрепление информации, которая получена в ходе оперативно-розыскных мероприятий, наложение ареста на имущество, работа с уликами и так далее.

В общем, чем бы следователь ни занимался, необходим документ с печатями и ничего тут не поделаешь, ибо таков закон, и сотрудники, которые были задействованы в работе Особой Следственной Группы при Генеральной прокуратуре РФ, исключением не являлись. Подобно своим коллегам из других структур минимум четверть своего рабочего дня они тратили на бумажки. Половина уходила на саму работу: выезды на место происшествий, допросы свидетелей и пострадавших, проведение следственных экспериментов и прочие необходимые дела. А оставшаяся четверть дня, от двух до четырех часов, кому как повезет, уходила на совещания. И ладно бы это были рабочие совещания. Как правило, там все проходило быстро, руководитель принимал информацию и давал каждому задание. С этим все понятно. Но помимо них имели место ежедневные совещания вне плана, которые проводили контролирующие и надзирающие лица, коих было очень много. И каждый считал своим долгом дать работникам ОСГ ценные указания и замечания, а потом поделиться собственным опытом, проверить правильность заполнения и оформления документации, и в конце выразить свое неудовольствие медленными темпами расследования.

Однако, это отступление от основной темы, к которой необходимо вернуться.

После налета террористической бригады под названием "Дружина" на ресторан "Барин" и появления в интернете кадров с места происшествия, это дело, разумеется, было передано ОСГ. А затем в здание, где временно располагалась особая группа, началось паломничество высокопоставленных чиновников, депутатов, генералов, правозащитников и доверенных лиц президента, и все они по очереди, с чувством, с толком, с расстановкой выносили следователям остатки мозгов. Так прошли три дня, а на четвертый, ровно в полдень, в ОСГ заявился очередной разгневанный посетитель, заместитель генерального прокурора Яков Владиленович Менеш, и сразу же собрал весь не успевший пообедать личный состав группы в тесном и душном актовом зале. Ну и, как водится, вместо того, чтобы дать сотрудникам возможность спокойно работать, начал их распекать.

Офицеры МВД, военные и представители спецслужб, сборная солянка из различных государственных структур, понурившись, слушали высокопоставленного начальника, пытались оправдаться, получали новую порцию оплеух и снова замолкали. Все они устали и многие не покидали работу уже несколько суток. Однако сотрудники были вынуждены терпеть, ибо держались за свою профессию. Кто не держался — счастливчики, давно уже сбежали на вольные хлеба или, если имели такую возможность, отмазались от работы в ОСГ. Такой вот негативный отбор и если смотреть по факту, то группа, которая должна была стать лучшей, оказалась сформирована из тех, кем начальство не дорожило. Обычное дело — хорошие работники нужны на местах, а негодные и неопытные отправлялись подальше. И среди таких людей оказался майор юстиции Михаил Александрович Хованский, которому руководитель ОСГ генерал-майор Тачин уготовил роль мальчика для битья.

Неприятно, унизительно, паршиво и мерзко. Вот только деваться Хованскому было некуда, и тут все ясно. Волосатой лапы наверху у него не имелось. Связей и богатства он так и не нажил. ФСБ после неудачной операции вблизи Новой Мцхеты он уже был не нужен. А врагов, людей, которых майор посадил за решетку, у него хватало. Поэтому Михаил Александрович был терпелив, на оскорбления не отвечал, старался держаться как можно незаметнее и выполнял все мелкие поручения, которые на него скидывали. А еще он считал дни до пенсии и думал о том, что вскоре ему вместе с семьей придется уехать в провинцию, купить домик по средствам и посадить огород, а иначе не выжить.

Впрочем, были в его жизни и положительные стороны. Он перестал думать о карьере, и это его изменило. К чему напрягаться на работе, если конец уже предрешен, еще год и он гражданский человек? Зачем бояться начальства, если оно наплевало на тебя и поставило на твоей судьбе крест? Эти вопросы не раз возникали в голове Михаила Александровича, и он отвечал на них просто и незатейливо. Вы наплевали на меня, а я плюю на вас. Моя семья бедствует, а начальники в шоколаде, и я не стану лезть к вам с замечаниями, когда вижу, что вы не правы и идете по неверному следу. Обещанную еще пять лет назад квартиру зажали, гады. Поэтому для меня главное, день до вечера, и зарплату получить, а после хоть потоп. Козлы вы все! Просто козлы! И в тот момент, когда заместитель генерального прокурора в очередной раз, наверное, в десятый, потребовал от генерала Тачина и его подчиненных найти террористов, майор юстиции вспомнил детский стишок из далекого прошлого.

"Ищут пожарные, ищет милиция,

Ищут фотографы в нашей столице,

Ищут давно, но не могут найти,

Парня какого-то, лет двадцати".

Это вызвало на лице Хованского улыбку, которую к счастью никто не заметил, и он сосредоточился на том, что говорил Менеш, сухопарый пожилой брюнет в дорогом темно-сером костюме с повадками аристократа:

— Безобразие! Какие-то недоноски бросили вызов государству! Раз за разом они отвешивают оплеухи нашим правоохранительным органам, а вы бездействуете! За что вам платят жалованье, господа офицеры!? Как вы смогли дослужиться до того, что оказались в Особой Группе!? Я этого не понимаю! И если в самое ближайшее время мы не увидим результатов, ваша группа будет распущена, а вы отправитесь дослуживать в самые отдаленные уголки нашей необъятной страны! Знаете куда!? Нет! Вы этого не знаете, а я вам скажу! Поедете в Чечню, там Рамзан Ахмадович вам быстро мозги на место вправит и заставит работать, а кто не захочет ехать в горы, пусть пишет рапорт на увольнение! Так что думайте, делайте выводы и занимайтесь делом, а не ерундой! Найдите этих мразей, которые посмели похитить депутата Государственной Думы! Найдите и приведите ко мне!

"Ага! — с ехидством подумал майор, глядя на Менеша. — Сначала развалили систему, и она погрязла в коррупции, а теперь результатов требуете. Ладно, гопников каких-нибудь поймать, это мы запросто. Олигарха неугодного, который не думает бежать, посадить, тоже по силам. А умного противника на фу-фу не возьмешь. "Дружинники" очень четко представляют себе, что делают, у них есть разведка, и они ничего не боятся. А мы зажаты системой, слушаем тебя, придурок, вместо того, чтобы работать, и думаем, как бы скорее до столовки добраться. Вот и как тут террористов искать?"

Снова прилетел стишок:

"Среднего роста, плечистый и крепкий,

Ходит он в белой футболке и кепке.

Знак "ГТО" на груди у него.

Больше не знают о нем ничего".

Майор едва не рассмеялся:

"Вот-вот. Больше мы про "дружинников" ничего не знаем. В большинстве славяне, здоровые, нахальные, наглые, молодые, неглупые и непомерно крутые. Есть оружие и деньги. Не боятся ни власти, ни бога, ни черта, ни воров в законе, и прекрасно осведомлены о том, как работает государственная система. А начальники результата требуют. Видать, САМ чувствует, как под ним трон вздрагивает, и каждый день им пистона вставляет, чтобы не расслаблялись. Вот они и бегают к нам каждый день".

— Генерал Тачин, — тем временем продолжал наседать зам генерального прокурора, — что вы можете доложить по сути последнего налета террористов?

Иван Ефремович Тачин, неплохой в принципе человек, который долгое время проработал в МУРе и по молодости отметился в нескольких громких делах. Но генеральское звание, и современные веяния наложили на него свой отпечаток. Как это бывает, под воздействием среды он трансформировался в самого обычного столичного чиновника при погонах, который не желал работать, водил дружбу с преступниками и не стеснялся брать на лапу пухлые конверты с портретами американских президентов. И при этом генерал искренне считал, что он всегда прав, а в подчинении у него одни лентяи и тунеядцы.

— Предварительные итоги пока подводить рано, — забубнил генерал, — но кое-какие результаты все-таки имеются. Обнаружена машина скорой помощи, которую преступники бросили в роще на пятнадцатом километре Рижского шоссе. Проведены баллистические экспертизы по оставленному злоумышленниками оружию. Получено подтверждение, что в ресторане "Барин", действительно, была акция "дружинников", а не какой-то новой группировки...

— Отставить! — воскликнул Менеш. — Вы ничего не делаете! Ни-че-го! Именно так я доложу на самый верх! Неужели так трудно выйти на след бандитов!?

Услышав эти слова, Хованский вспомнил очередной кусочек стихотворения Самуила Яковлевича Маршака, и опустил лицо:

"Многие парни плечисты и крепки.

Многие носят футболки и кепки.

Много в столице таких же значков.

Каждый к труду-обороне готов.

Кто же, откуда, и что он за птица,

Парень, которого ищет столица?

Что натворил он и в чем виноват?

Вот что в народе о нем говорят".

На этот раз он не сдержался, и все-таки хихикнул. В этот момент Менеш как раз взял паузу, и смешок майора услышали все.

"Кажется, мне конец, — подумал Хованский. — Сейчас отчитают, словно мальчишку, а потом под зад коленом. Но, может быть, так и надо".

Однако заместитель генерального ничего Хованскому не сказал и Тачин промолчал. Менеш только устало махнул рукой, мол, пропадите вы все пропадом, обронил несколько дежурных фраз и покинул трибуну. После чего генерал всех распустил, и личный состав ОСГ направился в столовую.

"Фух-х! Пронесло!" — майор мысленно стер со лба пот и скорым шагом поспешил вслед за коллегами...

Вторая половина дня пролетела для Хованского незаметно. Обед. Затем очередной пустой допрос Петра Алексеевича Скворцова, дворника, у которого преступники отобрали ключи от черного хода в здание. Потом заполнение документации, составление отчета для Тачина и вечер...

Домой, в общежитие, Хованский добирался на маршрутке. Настроение у майора, несмотря на усталость, было неплохое, он улыбался, и почему-то ему казалось, что вскоре все в его жизни наладится. А когда он вошел в уютную комнату, в которой проживал вместе с семьей, майора ожидал сюрприз. Помимо близких здесь его ожидал гость, молодой светловолосый парень лет двадцати, может, немного старше. Он сидел за столом, пил зеленый чай с медом, а домочадцы Михаила Александровича, тринадцатилетняя дочь Вера, пятнадцатилетний Максим и жена Людмила, находились с ним рядом.

— А вот и хозяин! — воскликнула Людмила Николаевна и направилась навстречу супругу.

— Кто это? — покосившись на молодого человека за столом, шепотом спросил жену Хованский.

— Это Егор Нестеров, активист партии "Социальная Справедливость". Партия молодая, помогает людям, и заинтересована в обеспечении летнего отдыха для наших детей.

— До лета еще далеко, — скидывая дубленку, проворчал Михаил Александрович.

— Вот. А они об этом уже сейчас думают.

— А как он в наше общежитие попал?

— Не знаю. Наверное, связи есть.

— Да, скорее всего, — согласился майор. — Сейчас при наличии связей и денег можно даже в кабинет президента пройти, охрана только козырнет. А у нас вахта дырявая и дежурят охламоны, пропуск один раз через десять спрашивают.

Хованский прошел к столу и гость, поднявшись, представился:

— Егор Нестеров, активист партии "Социальная Справедливость".

— Михаил Александрович, — ответил майор и поинтересовался: — У вас документы имеются?

— Да-да, конечно.

Гость протянул следователю удостоверение черного цвета, на котором красными буквами было выдавлено название партии. Хованский удостоверился, что его не обманывают, взглянул на затейливый герб партии, молот и серп на красном щите. После чего он присел и сразу же перешел к разговору.

— Итак, что вас привело в наше скромное жилище, Егор? — обратился майор к Нестерову.

Активист, или кто он там, смерил майора уверенным оценивающим взглядом, улыбнулся и ответил:

— Мы молодая партия. Нам необходим электорат и мы должны сделать себе имя. Вот и суетимся. Сейчас у нас несколько проектов, и один из них касается молодежи. В Луховицком районе Московской области нами выкуплены пришедшие в упадок пионерские лагеря и там начинается ремонт. К лету большую часть жилых помещений восстановят, и к ним подведут воду и электричество. Ну, а затем начнется заезд школьников и студентов, которых я и мои соратники набираем в Москве.

— Что же, это похвально. А мы здесь причем?

— Михаил Александрович, — Нестеров слегка повел плечами, — это же очевидно. Меня послали в школу, где учатся ваши дети. Я познакомился с ними и решил, что они могут и должны провести каникулы в одном из наших лагерей.

— И сколько мы должны за это заплатить?

— Нисколько. Все совершенно бесплатно, за счет наших фондов. Но есть пара условий.

— Что за условия?

— Срок пребывания юношей и девушек в лагере не менее месяца, если им понравится, и родители разрешат, то и дольше. Это первое условие. А второе, работа. Лагерь находится в лесу, рядом река и воздух чистый. С этим нареканий нет, но молодежь должна работать, хотя бы по паре часов в день.

— То есть, насколько я понимаю, это нечто вроде трудового лагеря?

— Да, так и есть, — согласился Нестеров, — трудовой лагерь, как в дни вашей молодости.

— А что им предстоит делать?

— В основном помощь на стройке и работа на приусадебном участке.

— Это мне знакомо, — Хованский посмотрел на детей, которые прошлое лето провели в душной и пыльной Москве, и обратился к сыну: — Ты как, согласен?

— Согласен, — Максим, худой и бледный подросток, кивнул.

— А ты? — взгляд майора переместился на дочь, которой, как и сыну, не хватало солнца и свежего воздуха.

— Я очень хочу поехать, — девочка смущенно улыбнулась.

Хованский помедлил и дал свое согласие:

— В таком случае мы с матерью не против.

Решение главы семейства было озвучено. После чего майор и гость еще некоторое время пообщались, и пришла пора расходиться. Нестеров понял это без намеков, ведь Михаил Александрович с работы, уставший и голодный, даже руки не помыл, а тут он, посторонний человек, которому здесь не место.

* * *

Я покинул общежитие военной прокуратуры, вышел на тротуар, и рядом остановился "форд" Серого. За рулем был владелец, а на заднем сиденье отдыхал Кашира, и когда я залез в машину, Серый спросил:

— Как все прошло?

— Нормально, — я мотнул головой. — Хованский наш клиент. Надо будет присмотреться к нему повнимательней и можно вербовать. А у тебя как?

— Проверили с парнями полтора десятка адресов, по которым проживают сотрудники ОСГ. В основном пустышки — хорошо живут люди и проблем не имеют, таких хорошо на бабки ловить, но они ненадежные. А несколько вариантов ничего так, перспективные, крутых машин рядом нет, сотрудники живут середнячками, а значит, именно с ними и надо работать.

— Отлично. Но вербовкой пусть Трубников и Дорофеев занимаются. А мы свой интерес проверили, посмотрели, как и чем живут честные сыскари, и хватит.

Серый кивнул:

— Куда теперь?

— В Луховицы.

— Понял.

"Форд" помчался прочь из столицы, а я прикрыл глаза и подумал, что пока у нас все весьма и весьма неплохо. За минувшие после крайней акции дни мы вскрыли несколько тайников, которые принадлежали братьям Пуховым. И в результате этого отрядная копилка пополнилась тремя миллионами евро. А в арсенал добавилось полсотни стволов, в основном оружие спецназа: ВСС "винторез", АС "вал", пистолеты различных модификаций с приборами бесшумной и беспламенной стрельбы, несколько автоматов "клин" и два десятка мин МОН-50 и МОН-100. Сработали чисто. Благо, братцы хранили свои заначки на черный день за городом.

Ну, а сегодня, прежде чем перебраться в "наши" районы, мы наблюдали за сотрудниками Особой Следственной Группы. Кое-какой результат есть, но это не наше дело, так как для наблюдения за потенциальными агентами в структуре сопротивления уже есть специальные люди. Однако я оттягивал возвращение в Луховицы, ибо должен был хорошенько подумать и кое-что переосмыслить. А поскольку сидеть на попе ровно не хотелось, я решил познакомиться с майором Хованским, про которого мне рассказывал Доронин, и стал действовать.

С утра пораньше я получил удостоверение члена партии "Социальная Справедливость" за номером сорок четыре и пообщался с Костей Трубниковым. После чего отправился в школу, где учились дети въедливого майора, а дальше все как по маслу. Разговор с директором, небольшая сумма на "развитие школы", доступ в классы, встреча с потомством Хованского, приглашение в гости и беседа с военным следователем. Скажу честно, этим моментом я доволен, так как нехитрая игра в шпиона отвлекла меня от забот, позволила абстрагироваться от проблем и взглянуть на них с иной точки зрения.

Итак, что же меня сейчас гнетет? История сменила курс — свершившийся факт, и покойный Анатолий Тимурович Пухов это подтвердил. Мои действия или воля великого творца, который держит мир в своей ладони, изменили исторический процесс и властьимущие мошенники, наши непримиримые враги, реагируют на это. Ну, а если говорить конкретно, то депутат Госдумы поведал мне о планах правительства развязать новую войну. Да-да, все верно, новую войну и первые шаги в этом направлении уже сделаны. Место проведения боевых действий — Кавказ и Ставрополье. Участники: с одной стороны российская армия, русские националисты и казачество, а с другой чеченцы, дагестанцы, другие народы Кавказа и заезжие исламисты. Время проведения боевых действий — с середины 2015-го до конца 2016-го года, но есть вариант, что сроки перенесут.

"Невозможно!" — воскликнет рядовой российский обыватель. "Это чушь!" — добавит верный единорос. "Не бывает такого, чтобы правительство планировало войну на собственной территории!" — добавит возмущенный иностранец. А я поверил Пухову сразу, ибо прекрасно знаю нравы тех, кто пытается нами управлять. В свое время эти ублюдки развалили СССР — великую империю, и бросили на произвол судьбы в некогда "братских" республиках миллионы русских людей. Вдумайтесь! Миллионы! И это не преувеличение. А затем именно они, а не американский Госдеп или израильский Моссад, инициировали первую Чеченскую кампанию, одной рукой одергивали боевых генералов, дабы не смели уничтожать боевиков, а другой помогали своим "противникам". И можно многое вспомнить, но не надо. Самое главное понятно — ради достижения своих целей новоявленные олигархи и подставные правители пойдут на все, в том числе и на войну, ведь не им под пули идти и умирать, и не их детям, которые находятся в безопасности, а обычным людям.

Однако, ближе к теме.

В государстве имеются неразрешимые проблемы, народ не доволен правительством и крепнет протестное движение. Значит, быдло необходимо отвлечь и устроить ему хорошее кровопускание. И тут повторяется сценарий девяносто четвертого года в Чечне. Власть бросает на произвол судьбы проблемный регион, в данном случае Ставрополье, и одновременно с этим дает команду горским лидерам — действуйте. Кавказцы начинают проникновение на новые территории и беспредельничают, а русские, армяне, туркмены, татары, ногайцы и прочие жители этого региона, не получая поддержку от властей и не имея возможности работать и зарабатывать, начинают эмиграцию. Кто-то едет в Центральную Россию, а иные перебираются на Кубань и на Дон. Ну, а кто пытается удержаться за свою землю или оказывает сопротивление, того выдавливают, поливают грязью или уничтожают. Так год за годом и край опустеет. А когда останутся те, кто не сможет оказать реальное сопротивление захватчикам, начнется геноцид. Ставрополье окажется под контролем кавказских диаспор, станет еще одним мусульманским регионом, и никто местным жителям, когда они будут в этом нуждаться, не поможет.

Кто не верит, тот может вспомнить Чечню, ознакомиться с фактами уничтожения русских в этой республике, экстраполировать ситуацию на сегодняшний день и прочитать обращение жителей казачьей станицы Ассиновской к президенту России.

"Президенту России Ельцину Б.Н.

Копия:

Главе временной администрации Северной Осетии и Ингушетии Лозовскому

Копия:

Президенту Ингушской Республики Аушеву Р.С.

Копия:

Государственному Советнику Президента Ингушской Республики первому заместителю атамана Войска Донского Косову П.

Копия:

Президенту Чеченской Республики Дудаеву Д.

Обращение.

Мы, жители станицы Ассиновской Сунженского района, вынуждены обратиться к вам оказать нам действенную помощь по защите наших гражданских прав.

В связи с ослаблением позиции России на Кавказе и особенно неопределенностью положения Сунженского района, идет беспредел в отношении русских, в буквальном смысле уничтожение, повторение геноцида 1921 года.

В настоящее время у нас нет ни нации, ни Родины, мы являемся изгоями из своих домов, хотя здесь проживаем мы и наши предки более 200 лет.

На сегодняшний день Сунженский район неделим, относится к Ингушской Республике, а станица Ассиновская входит в состав Сунженского района и зависима от него как экономически, так и социально.

В течение двух последних лет с приходом чеченской полиции на территории ст. Ассиновской царит полнейший разбой, грабеж, нет общественного порядка, полный произвол, безвластие, бесконтрольность...

На протяжении этих двух лет идут разбои, грабежи, угоны транспорта как личного, так и общественного, приведем вот такие факты"...

Далее длинный список преступлений: убийств, изнасилований, грабежей, угонов, краж, разбоев и вымогательств. После чего жители продолжили:

"И это зверское насилие заставило подняться все население на сход жителей станицы Ассиновской, организованный трудовыми коллективами предприятий и хозяйств, находящихся на территории станицы. Сход продолжался 13 и 14 мая 1994 года в доме культуры ст. Ассиновской. И ни один из вышеуказанных фактов разбоя, хищения, насилия властями не раскрыт, хотя на территории станицы расположено Сунженское отделение чеченской полиции, где работающих около 60 сотрудников. Просто хочется задать вопрос, чем же занимается эта большая армия правоохранительных органов? И до каких же пор на территории станицы будет царить этот беспредел?

В июне месяце 1993 года из администрации станицы похищен сейф с документами и деньгами. О наличии денег в сейфе знала только дежурная милиция. Совершенное преступление осталось нераскрытым.

25 апреля 1993 года был назначен референдум Российской Федерации. Он был сорван в нашей станице с чеченской стороны. Списки и бюллетени были изъяты у главы администрации Болотова В.В. под дулом автомата. 12 декабря 1993 года был назначен референдум по принятию Конституции Российской Федерации и выборы в Государственную думу.

Выборы были сорваны молодчиками Чеченской Республики. Полиция, вооруженная автоматами, пистолетами, насильственно вышвырнула людей из автобусов, при этом оскорбляя и унижая их, не дав населению поехать на избирательные участки в районный центр ст. Орджоникидзевской исполнить свой гражданский долг, а нам судьба России небезразлична.

Просим обратить внимание на то, что в течение нескольких лет на территорию станицы Ассиновской очень много привезено бичей из России (в основном это люди русской национальности). Их можно встретить во многих чеченских семьях. В каких условиях они живут, известно всем. В данное время эти люди-рабы лишены всего в жизни. Даже права на жизнь они не имеют.

Население станицы Ассиновской глубоко озабочено сложившейся криминогенной обстановкой в станице и просит защитить от произвола, который царит в настоящее время на ее территории.

Мы, жители станицы, просим вас ввести на нашнй территории чрезвычайное положение и чтобы у нас в станице были правоохранительные органы министерства безопасности из Ингушской Республики и контролировали всю обстановку в станице.

Теперь посудите сами, как живет здесь беззащитное русское население. Мы живем в страхе. День и ночь слышны автоматные очереди. Преступный мир съезжается к нам в станицу потому, что все проходит безнаказанно, и никто не несет за содеянное ответственность.

Люди от страха вынуждены за бесценок отдавать свои дома, нажитые кровью и потом, переезжая неизвестно куда, не приобретая себе за эти гроши жилья. Некоторые, не выдержав всего этого, лишаются рассудка, умирают, не доезжая до места.

Убедительно просим Вас, не оставьте наше обращение без внимания.

Борис Николаевич, мы избирали Вас Президентом, доверили вам наши судьбы и жизнь, а что же сейчас происходит с русскими, отовсюду русские бегут, нигде им нет места и покоя.

Очень просим Вас выделить комиссию о рассмотрении вопроса дальнейшего проживания русских на нашей территории и сделать соответствующие выводы.

И если нет возможности в наведении общественного порядка, помочь оставшимся русским эмигрировать за пределы этого бесчинственного "Государства-Чечни" на территорию России-матушки.

Почему-то чеченцы требуют свое, а казаки должны быть угнетенными, униженными.

Да когда же правительство России обратит внимание на русских?

Борис Николаевич, убедительно просим Вас и вновь избранный парламент, не оставьте наше обращение без внимания.

Если и это обращение — наш крик души — останется без внимания, мы будем вынуждены обратиться в ООН по защите наших гражданских прав.

Жители станицы Ассиновская Сунженского района

Май 1994 года".

Вот такое обращение, одно из многих. В то время в Кремль писали отовсюду. Однако помощи русским, разумеется, никто не оказал. Ни правительство, ни армия, ни МВД, ни ФСБ, ни казачество. Никто. Понимаете? Никто им не помог. Ни одна серьезная структура (или претендующая на звание таковой) на территории России, не оказала поддержку людям, хотя были храбрые одиночки, которые вытаскивали людей. Но одиночки, как всем известно, не решают проблему, для этого нужна организация и необходима воля государственного лидера.

В общем, такие дела творились на Кавказе, и не только там, в постперестроечное время. Кремль давал сепаратистам деньги, оружие, звания, ордена-медали и привилегии, а они, в свою очередь, отрабатывали это убийством мирных людей. А когда жители Ассиновской и других станиц стали вооружаться, то их убедили, что делать этого нельзя. Москва за всем наблюдает, и она придет на помощь, только надо еще немного подождать и нельзя допустить провокаций, а значит, необходимо разоружиться. Люди, обычные работяги, многие из которых считали себя казаками, разоружились, потому что поверили обманщикам, и их тут же вырезали.

А теперь спроецируем эту ситуацию на день сегодняшний. Кремль продолжает напитывать кавказские республики деньгами, оружием, техникой и позволяет им создавать свои собственные армии. Лидеры региона получают ордена, медали, чины и звания. Горцы, которые уже получили благословение духовных лидеров, наглеют все больше, не только на юге, но и по всей стране. Жители Ставропольского края уступают пришлым свою землю и пишут письма президенту РФ, только не Ельцину, а Путину. И знаете каков результат этих обращений? Правильно, результат нулевой. И что будет дальше, объяснять не нужно. Но я это сделаю.

Дальше будет бойня. Кавказцы без общего врага режут друг друга почем зря — это ясно, слишком много в горах национальностей и слишком давние кровные счеты между многочисленными тейпами, кланами и племенами. Но когда имеется общий враг — это русские, они объединяются. Так всегда было и так произойдет теперь. При этом официальные лидеры останутся в стороне, но будут помогать своим землякам, иначе никак. Ставрополье зальют кровью, и когда это произойдет, на сцене, весь в белом (или в камуфляже, как режиссер решит), появится Великий и Ужасный Гарант Конституции в пределах Российской Федерации, который разыграет национальную карту. Виновниками всех бед на юге и вообще в России, объявят исламистов, экстремистов и террористов. Для вида с должностей снимут несколько чиновников, и в регионе начнется еще одна военная кампания. С обеих сторон будут гибнуть люди, как правило, самые сильные, смелые и гордые представители своих народов. Будет уничтожена инфраструктура и будет много горя. Матери станут плакать по убитым сыновьям и проклинать убийц. В городах России пройдут контролируемые спецслужбами погромы, а боевики совершат несколько громких терактов. Короче, полный набор, который хорошо знаком любому, кто в курсе событий первой и второй Чеченской кампаний, только с поправками на сегодняшний день и развитие информационных технологий.

И что же в конце? Каковы итоги всей этой бойни? Так понятно какие. Пока одни люди будут убивать других, и удобрять своими телами землицу, заинтересованные лица подсчитают дивиденды. Народ будет пялиться в экраны телевизоров, драться и спорить, а олигархи окончательно поделят страну и разделят сферы влияния. Кавказские республики, и без того уже отдельные государства, получат еще больше свобод. Президент поднимет свой рейтинг, покажет, что он еще ого-го какой грозный, и представит публике наследника. Ставрополье войдет в состав нового автономного образования в составе РФ и возглавит его Рамзан Кадыров. Но часть этого края все же отсекут в пользу Краснодарского края. И после этого в стране наступит относительная тишина. Так всегда бывает после серьезной бойни, когда погибли самые активные и наиболее агрессивные представители социума.

В общем, примерно таков, грубыми мазками, план кремлевских верховодов и теперь мне предстояло решить, что в связи с этим должны делать мы, я и люди, которые пошли за мной. Вопрос сложный, но одно можно сказать сразу, чтобы мы ни делали, войну нам не предотвратить. А подготовиться к ней реально и, выкурив по дороге пару сигарет, я кое-что решил.

Первое — необходимо продолжать увеличение боевого элемента нашей структуры, расширять подконтрольную нам территорию и прирастать единомышленниками. С этим все ясно и понятно, от плана не отступаем.

Второе — на юге необходима опора. Филиал партии "Социальная Справедливость" имеется, но этого мало, а значит, придется отправить туда эмиссаров и опытных бойцов, которые смогут организовать несколько партизанских отрядов. Всю территорию края, разумеется, не охватим, ресурсов нет, но мы подадим пример местным жителям.

Третье — в боевых подразделениях регулярной армии и структурах МВД, которые будут задействованы в конфликте, должны быть наши люди, и чем больше, тем лучше. Это наши разведчики и одновременно с этим ликвидаторы, которые в удобный момент, по приказу, смогут уничтожить или сместить командира подразделения.

Четвертое — наверняка, на войне многие дельцы попытаются сделать деньги, ведь это золотое дно. Торговля медикаментами, оружием, боеприпасами, топливом, продовольствием, средствами связи, обмундированием и секретными сведениями. Это постоянные гешефты в чьи-то карманы, и мы должны этим воспользоваться. Приятно или нет, но это удобный случай, не привлекая к себе внимания, вооружить и снабдить наших бойцов. И, кроме того, можно грабить тех, кто наживается на смерти других. Но это не просто и требует подготовки.

Пятое — хорошо бы сформировать подставную бригаду, которая будет изображать из себя исламистов, и нападать на продажных московских чиновников и генералов. Пусть эти падлы на своей шкуре почувствуют, что такое опасность и близость смерти. Может быть, тогда они начнут ценить жизни тех, кого посылают на убой. А назвать бригаду можно просто и незатейливо "Зульфакар" — именно такое имя носил меч пророка.

Шестое — необходимо проводить агитационную и разъяснительную работу среди населения, и на это направление надо выделить людей, неглупых, самостоятельных и крепких.

Седьмое — соратникам информация о войне пока ни к чему. По крайней мере, в полном объеме. А иначе они наделают глупостей, как я их едва не наделал, когда принял информацию от Пухова. Поэтому пусть добывают сведения по собственным каналам, а я подтолкну их мысли в правильном направлении. И первым моим шагом после прибытия в Луховицы станет разговор с Лопаревым, который соберет командиров, и доведет им мысли из несуществующего центра. Мол, так и так, товарищи, есть мнение, что напряженность на юге возрастает неспроста, давайте думать.

Это основное, то, что должно быть сделано в самое ближайшее время, а с остальными вопросами разберемся в процессе.

Определившись с тем, что предстоит предпринять, я почувствовал облегчение, и улыбнулся. Серый при этом покосился на меня, хмыкнул, но ничего не сказал. У него в жизни все намного проще, чем у меня. Есть приказ — хорошо, работаем. Нет приказа — ничего, подождем. Счастливый человек, завидую ему.

Глава 30.

Московская область. Весна 2014-го.

Щелк! Выставленное на определенное время радио включилось и запело голосом Михаила Круга:

— Весна опять пришла, и лучики тепла доверчиво глядят в мое окно...

"Да уж, — просыпаясь и выключая будильник, подумал я, — весна опять пришла. А если быть точным, то она уже на исходе".

— Егор, — в комнату заглянула Галина, — завтракать будешь?

Моя женщина располнела, пятый месяц беременности, но это ее нисколько не портило. Для меня она всегда красавица, и когда Галина рядом, на душе спокойно. Поэтому я улыбнулся и кивнул:

— Да, милая, позавтракаю.

— Вот и хорошо. Хоть поешь со мной.

Она ушла на кухню, а я оделся, подошел к окну, распахнув его, и по привычке закурил. На улице теплый весенний дождик. Он поливает Белоомут, где я временно отсиживаюсь, но видимость хорошая и вся улочка, словно на ладони. Напротив дом доктора Жарова, который следит за ранеными пациентами, и вместе с ним помощники, пара штатных санинструкторов из различных групп. Слева большая бревенчатая хата, в ней зависает пятерка татарина Рустама, она же террор-группа "Зульфакар", а за ним крепкий кирпичный коттедж, в котором проживают семейные "робин гуды" с Кубани. И это не все, потому что справа еще два наших дома — там остальные кубанские налетчики и пятерка Серого, который меня сопровождает.

В общем, небольшой кусочек Белоомута под нами, чужие здесь не ходят, и в каждом дворе вооруженные бойцы, которые имеют не только пистолеты с автоматами, но и пулеметы с гранатометами, а на лесной базе неподалеку около тридцати новобранцев, которых дрессируют наши ветераны. Значит, бояться нам некого и можно спокойно отдыхать. Но какой там отдых? В нашей структуре, которая ускоренными темпами набивает кулаки и расширяется, все время что-то происходит. Поэтому мы постоянно в движении, и покой нам только снится.

Впрочем, дабы понять, чем мы занимались два минувших месяца, можно вспомнить хронологию всех событий после того, как были уничтожены братья Пуховы.

28 марта — исламистами радикального толка был убит начальник Луховицкого ОВД героический Арсений Михайлович Ладохин. Машину подполковника, который по неизвестной причине резко сорвался с места и поспешил в Москву, подловили на въезде в Коломну и расстреляли из трех АКМов. После чего в интернете появилось видео, в котором ответственность за это деяние взяла на себя террор-группа "Зульфакар", и лидер этого боевого отряда заявил, что он будет нести смерть неверным собакам, а начнет с полицейских и чиновников. Заявление было сделано и навело шороху среди московской и околомосковской "элиты". Ведь одно дело помогать исламистам, выдавать разрешение на работу азиатским гастарбайтерам и покрывать нелегалов, и совершенно другое получать от них угрозы, которые вполне реальны.

3 апреля — состоялись похороны Ладохина и над его гробом, как водится, коллеги и официальные лица поклялись помнить товарища и отомстить за него. Слова, слова, и снова слова. А в конце церемонии выступил новый начальник Луховицкого ОВД майор Ирисов, человек старшего Трубникова, которого мы смогли пропихнуть в кресло покойного Арсения Михайловича всего за десять тысяч евро. Почему так дешево? Да потому, что смерть Ладохина многих напугала, и добровольно отправляться в опасный район желающих не было. В связи с этим расценки за должность упали, и мы добились своей цели. Что же касательно Ирисова, то майор говорил по существу. Наша земля должна остаться нашей и нельзя давать чужакам волю. Поэтому основная задача для всего личного состава одна — очистить район от нежелательных элементов. Кого он так называл, полицейские поняли без дополнительных инструкций. После чего уже на следующий день они приступили к планомерному выдавливанию гастарбайтеров, кавказцев и цыган за пределы района, а мы им в этом помогали.

7 апреля — глава Луховицкого района Дмитрий Маркович Пищиков заявил о том, что желает покинуть свой пост, ибо его подводит здоровье, и он намерен эмигрировать в Швецию. Это сообщение взбудоражило местную общественность, и началась подготовка к выборам нового главы. Появились кандидаты, которых было шесть, но вскоре трое взяли самоотвод. Знающие люди поговаривали, что им угрожали террористы, и в этом основная причина. А я так скажу, им только намекнули, что не надо ломиться на ответственный пост, и они все поняли.

13 апреля — в Раменском районе Московской области пропали два депутата-единороса, которых захватили в заложники террористы из группировки "Зульфакар". Но храбрая полиция Луховицкого района во главе со своим новым начальником была начеку, своевременно заметила перемещение подозрительных лиц, которые сняли квартиру на окраине города, и освободила депутатов. И хотя сами исламисты успели сбежать, драгоценные шкурки народных избранников от партии власти не пострадали, и майору Ирисову было обещано повышение в звании.

17 апреля — в Луховицах прошли выборы главы района, и к удивлению многих жителей и начальства им стал мало кому известный член партии "Социальная Справедливость", отставной военный Николай Александрович Бортник. Но глас народа — глас Божий и за Бортника был бывший глава районной администрации. Поэтому прибывшим из Москвы чиновникам пришлось это принять, и спустя сутки Николай Александрович вступил в должность.

18 апреля — Паша Гоман и Гаврилов набрали новую партию будущих боевиков.

19 апреля — произошел сход граждан в Серебряных Прудах и глава района, совместно с начальником ОВД, кстати сказать, наши люди, поддержали инициативу граждан бороться с преступностью не на словах, а на деле. И в пример приводился соседний Луховицкий район.

20 апреля — в Серебряно-Прудском районе прошла "ночь длинных ножей". В райцентре пропало несколько человек, про которых местные жители знали, что они продают героин и торгуют спиртом. В поселке Шеметово вместе с хозяевами были сожжены шесть домов, где открыто продавались и производились наркотики. В поселке Подхожее неизвестный из охотничьего ружья обстрелял группу цыган, у которых прибывшей на место происшествия полицией были изъяты препараты для производства дезоморфина. А в поселке Узуново, опять таки неизвестным гражданином, были нанесены тяжкие телесные побои двум наркоманам, которые были застигнуты на месте преступления, когда воровали у бабушки-пенсионерки гусей. До Москвы пострадавших не довезли, ибо у одного был перебит позвоночник, а другому проломили череп.

22 апреля — в Серебряные Пруды прибыла комиссия из столицы, которая должна была разобраться в том, что происходит в районе. Однако уже 24-го апреля, получив на руки пухлые конверты с чем-то продолговатым внутри, комиссия отправилась обратно в Москву, а глава районной администрации и начальник ОВД остались на своих местах.

25 апреля — в Дмитровском районе, который находится на противоположном конце Московской области от Луховиц, вновь засветилась террор-группа "Зульфакар", которая обстреляла кортеж губернатора. Убитых не было, раненых всего двое. Террористов не поймали.

26 апреля — Трубников сообщил, что его людьми успешно завербованы два сотрудника Особой Следственной Группы, майор юстиции Хованский и главный специалист по компьютерам лейтенант Тараскин. Первому при этом пообещали квартиру в Москве, а второму предложили денег, и оба согласились. Правильно сделали, ибо в случае отказа офицеров пришлось бы убирать. Но в том и суть работы хорошего вербовщика и разведчика, чтобы выбрать правильного человека, который не откажется.

27 апреля — в нашу структуру была официально включена группа Олега Овчарова, которая вошла в состав "гвардии" и получила новые паспорта.

28 апреля — были окончательно решены все вопросы по приобретению партией "Социальная Справедливость" двух пионерских лагерей в Луховицком районе. И в этот же день прошел сход единомышленников. Собрались на природе, обсудили приказы из центра, то есть от меня, определились, что нам делать дальше и немного реорганизовали структуру. Кстати, ничего нового придумывать не стали — все те же самые круги. Внешний круг — боевики и агенты, которые работают втемную. Второй круг — территориальное командование и лидеры среднего звена. Внутренний круг — координаторы. А в центре лидер, его "гвардейцы" и штаб, в котором на данный момент всего несколько человек. Лопарев — начальник штаба, Трубников-старший — разведка, Трубников-младший — прикрытие и пропаганда, Гоман — начальник службы тыла и попутно инструктор, Жаров — медицина, Гаврилов — начальник учебно-тренировочных центров, Доронин— контрразведка и ответственный за контакты с гражданской властью. При этом последние два "штабиста" до сих пор были уверены, что самый главный у нас Иван Иваныч, а я связник с центром, проводник воли верховного командования и ликвидатор, который обеспечивает дополнительный контроль за работой структуры и в случае чего завалит любого, кто вызовет подозрения.

30 апреля — в Ставрополь вылетели наши люди. Одна ударная боевая пятерка и десять активистов партии "Социальная Справедливость".

1 мая — в Егорьевском районе, который примыкает к Луховицкому с севера, произошли массовые народные волнения, и мы к ним отношения не имели. Дело в том, что в этом районе был организован большой лагерь пойманных в столице нелегалов. А поскольку охраняли их слабо, то они спокойно покидали территорию своего загона и разбегались по району. Ну, а что потом, понятно. У гастарбайтера документов нет, денег нет, до родного Узбекистана или Таджикистана далеко, а кушать хочется. В итоге воровство, грабежи, несколько изнасилований, и ответка местной молодежи, которая поймала троих грабителей и забила их ногами. Парней, которые не прятались и не могли держать язык за зубами, естественно, сцапали и кинули за решетку, а народ собрался их освобождать. Но из Москвы прибыл отряд горцев, в столице к этому времени стали формировать подразделения ОМОНа из мусульман, и все закончилось побоищем. Народ разогнали, охрану лагеря для нелегалов усилили, а парни остались сидеть. И хотя это происшествие напрямую нас не касалось, для нашей структуры оно аукнулось уже на следующий день.

2 мая — в Егорьевск направились колонны националистов всех мастей из Москвы, Рязани, Твери, Калуги, Тулы, Питера и Смоленска. Но до Егорьевска никто не добрался. Город блокировали и окружили блокпостами, и все, кто хотел в него въехать, останавливались и поворачивали обратно. Короче, обычная история. Пропиаренные лидеры националистов, размахивая флагами и выкрикивая в интернете угрозы, собрали народ и помчались митинговать. Однако до драки нигде не дошло. Кто хотел, тот заработал дешевую славу и постоял перед телекамерами, а молодежь покричала, побуянила и повернула домой. И только парни из Луховиц, которые временно выскочили из-под нашего контроля, решили биться. Видать, успех в родном городе в голову ударил. Поэтому они прихватили с собой охотничьи ружья и бутылки с зажигательной смесью. Все это происходило в обход нас, на голом энтузиазме, и они за это получили. Было, парни попробовали прорваться в Егорьевск через деревню Юрцово. Однако уткнулись в блокпост, после чего со стороны молодежи раздались выстрелы, и прибывшие из Сергиева Посада омоновцы ответили огнем. И хорошо еще, что парней прикрыл Паша Гоман, который кинулся за ними в погоню, а то бы всех завалили. А так еще и ничего — один убитый и девять раненых, среди которых трое тяжелых, сейчас они лежат у Жарова.

3 мая — в Луховицы прибыли каратели, заместитель министра МВД и вместе с ним хорошо вооруженный отряд. Делать было нечего, и новоиспеченный подполковник Ирисов поступил так, как было нужно. Он сдал москвичам двадцать семь человек, которые к приезду замминистра уже были взяты под стражу. После чего парни, которые ничего про нас не знали (слухи к делу не пришьешь), отправились в Москву, а Ирисову пообещали медальку. Грязное это дело, своих сдавать, но иначе никак.

5 мая — в Егорьевском районе произошло очередное серьезное боестолкновение. Неизвестный отряд напал на автобус с омоновцами и расстрелял семь человек. Кто это был, нам выяснить не удалось. Но позже в сети промелькнул ролик от имени боевого отряда имени товарища Эрнесто Че Гевары, который взял на себя ответственность за это деяние.

13 мая — мне позвонил Седых и вновь настойчиво пригласил в гости на Алтай.

17 мая — полиция накрыла отряд имени Че Гевары. Произошло это в Орехово-Зуево. Никто из полицейских не пострадал. Отряд, в большинстве студенты, которыми руководил действующий сотрудник МВД в чине капитана, был разгромлен. В потерях четверо убитых и тридцать шесть арестованных, на квартирах изъято сорок единиц различного огнестрельного оружия и СВУ (самодельные взрывные устройства).

23 мая — в бывшие пионерские лагеря была отправлена первая партия молодежи, сироты из подшефного детского дома партии "Социальная Справедливость". Событие в чем-то знаковое, и после этого прошел очередной сход лидеров, на котором были решены новые вопросы. Первый, куда будем расширяться? Подумали и решили, что следующим районом, которым мы займемся, станет Зарайский. Он между Луховицким и Серебряно-Прудским, и там у нас уже есть некоторая опора. И второй вопрос, надо ли выручать "че геваровцев" и тех парней, кто был арестован полицией за Егорьевскую акцию. С одной стороны, они сами по себе, совершили глупость и за это поплатились. А с другой стороны, у нас общие цели, и отряд уже давно не проводил боевых акций, и надо им помочь. Решение единогласное — поможем, но по уму. В суде ничего не решить, вскоре всех закроют. Из полиции парней и девчонок не вытащить, слишком хорошо их охраняют, за всем происходящим вокруг наблюдает ФСБ, да и ОСГ не дремлет, продолжает копать. Поэтому мы зайдем с другой стороны. Куда отправят парней после суда? На зону, конечно же. Вроде бы все, выхода нет. Однако мы в состоянии сделать так, чтобы их отправили туда, куда нужно, поскольку данный вопрос можно решить за деньги. И если так, то самый наилучший вариант ИК-6, мужская колония общего режима в Коломне. Вот оттуда мы их вытащим при любом раскладе.

В общем, такая хронология событий. Сегодня двадцать седьмое мая и я готов отправиться в путь-дорогу. Седых и его друзья ждут меня, и пока в районе царит относительное затишье надо съездить. Благо, настоящие паспорта на будущих бойцов уже оформлены в ОВД города Луховицы и Луховицкого района, деньги есть, и билеты на руках...

— Завтрак стынет, — услышал я голос Галины и отправился на кухню.

Готовить моя женщина умела и любила, тут без вопросов, и на завтрак были вареные яйца, домашняя жареная колбаска, деревенское масло, супчик и чай. Вкусно и обильно.

Я ел спокойно, смакуя вкус и наслаждаясь покоем, а когда насытился, посмотрел на Галину, улыбнулся и сказал:

— Благодарю, золотце. Все очень и очень вкусно. Как всегда.

— На здоровье.

Она кивнула, и на ее лице я заметил грусть. Говорят, с беременными так бывает, резкие перемены настроения не редкость, и можно было бы промолчать, встать и уйти. Однако я спросил:

— Что-то не так?

— Ты уезжаешь, — ответила Галя, — а я снова остаюсь одна. Пообщаться не с кем, разве только с Катей Науменко, но она заходит редко. У вас свои дела, свои интересы, а мне заняться нечем, сижу и волнуюсь. Хоть бы матери позвонить, но ты запретил. В больницу только под охраной. На прогулку снова под охраной, и то недалеко. Вот и чувствую себя, словно пленница, которая не знает, что ей уготовано.

— Ничего, — я подошел к Галине и приобнял ее за плечи, — потерпи еще немного, скоро все наладится. Не переживай, не надо. Настанет срок, увидишь родителей, и сможешь почувствовать себя свободной, а пока нужна осторожность. Я обещаю, меня не убьют, и все у нас будет хорошо.

— Ты уверен в том, что говоришь?

— Да. А когда я вернусь из поездки, мы поженимся.

Галина замолчала, а я поцеловал ее, прихватил собранную с вечера дорожную сумку и вышел.

Погода замечательная. Тепло и солнечно. Я расценил это как добрый знак, пересек дорогу и оказался у Жарова. Здесь проведал раненых, которые шли на поправку, и поговорил с доктором. Затем снова перешел дорогу, отметил, что часовые не спят и наблюдают за окрестностями с крыш, и подошел к коттеджу, где жили семейные. Здесь была назначена точка сбора для тех, кого я хотел увидеть перед отъездом, и камрады меня уже ждали.

В аккуратной беседке, которая находилась во дворе, попивая кофе, сидел Паша Гоман, а рядом с ним расположились Пастух, Наум, Боромир, Серый и Кашира.

— Привет, — я вошел в беседку, скинул сумку и расположился на лавке.

— Здорово!

— Салют!

Товарищи улыбались и это правильно. В жизни дерьма хватает и пока есть такая возможность, надо радоваться каждому дню.

Из термоса на столе, я налил себе кофе, сделал глоток и перешел к делу:

— Значит так, карбонарии. Я уезжаю, со мной Боромир и Кашира. Остальные на хозяйстве. Смотрите в оба глаза, чтобы старики чего не учудили и полиция нас не накрыла. Чуть, какое подозрение, уходите на резервные базы и ждите меня. Ясно?

— Да, — за всех ответил Паша.

— Это хорошо, что ясно. Тогда слушайте дальше. Паша, продолжай тренировать бойцов, они нам вскоре понадобятся. Пастух и Наум, подтягивайте земляков, как обещали, но не светитесь. Думаю, что вскоре на юге начнется заваруха, и ваши контакты нам понадобятся. Серый, головой отвечаешь за Галину.

На этом краткий инструктаж был окончен. Мои приказы были услышаны и приняты, пора ехать. Однако сразу покинуть Белоомут, откуда я собирался направиться в Москву, не получилось, так как подъехал Эдик Шмаков со своими парнями.

Шмаков вышел из видавшего виды темного "фольксвагена", на миг замер, покосился на камрадов, которые расходились, и кивнул мне, мол, есть разговор один на один. Раз надо, значит, надо, я отошел в сторону и замер напротив парня, который после смерти близких сильно изменился. Раньше это был веселый и бесшабашный юноша, который был готов вломиться в любую драку и ввязаться в любую авантюру. А сейчас он повзрослел и сильно осунулся. Улыбка больше не появлялась на его лице, а в глазах юноши, которого для маскировки перекрасили из шатена в блондина, застыла вечная тоска. И честно говоря, я винил себя за то, что погибли его родные. Ведь если бы я не втянул Шмакова в свои дела, то они, скорее всего, были бы живы. Однако сам Эдик так не считал, и в наших отношениях все осталось неизменно.

— Егор, тут такое дело, — Шмаков бросил взгляд на "форд", который подкатил к воротам, и продолжил: — вчера мы с ребятами наблюдали за ИК-6, и познакомились с одним интересным человеком.

— Кто такой?

— Сотрудник отряда специального назначения ГУИН "Факел" капитан Мелентьев.

В моей голове моментально всплыла информация на тюремный спецназ. ОСН "Факел" был создан в 1991-м году. Штатная численность восемьдесят человек, четыре боевых отделения. Носят краповые береты. Отбор жесткий, поступление в отряд только под поручительство одного из ветеранов подразделения. Помимо стрелкового вооружения отряд имеет бронетехнику, "восьмидесятые" БТРы и бронеавтомобили "Выстрел". Пункт постоянной дислокации Москва, район Капотня. На территории базы имеется интерактивный тир и хороший спортзал. Зарплаты у офицеров спецназа не очень большие, работа сложная, боевой путь внушает уважение. В 91-м отряд охраняли арестованных членов ГКЧП. Затем ловили воров в законе и разгоняли криминальные сходки. В 93-м спецназовцы арестовали генерала Баркашова. В 94-м снова ловили уголовников. А потом началась первая Чеченская кампания, и понеслось. Новогодний штурм Грозного, зачистки в аулах и бои, в которых спецназ показал себя достойно. Затем наступил временный мир, снова захваты авторитетных воров и так до 99-го и возвращение в Чечню. Вот такой отряд спецназа, который в случае нашего налета на ИК-6 одним из первых выдвинется в Коломну и постарается нас остановить.

— Егор, ты меня слушаешь? — спросил Шмаков.

— Да, — я мотнул головой, — продолжай. Как вы с ним познакомились?

— Случайно. Мы обходили территорию, глядь, а тут на мужика сразу четыре мордоворота в наколках насели, не отстают и буром прут. Тот с ними драться стал, классно махался, но они его по темечку кирпичиком. И если бы не мы, то его порезали бы на ремни. Мы налетели, засветили стволы и урки свалили, а мужик оклемался, и нас в кафешку пригласил. Посидели, поговорили и я ему в пиво таблеточку хитрую кинул, для разговорчивости.

— От Доронина? — уточнил я.

— Ага, его припас.

— И что дальше?

— Дальше снова разговор, но уже более откровенный. Про то, как новые командиры отряд разваливают, как принимают в него людей, кто в армии ни одного дня не служил, как краповые береты своим друзьям с Кавказа раздаривают, как спецура уже полгода на стрельбы не ездила, и как на территории базы устраиваются гулянки с проститутками, дабы начальников повеселить. Однако это не главное. Самое интересное он сказал, когда мы расставались. Повторю дословно. "Знаешь, Шмаков, а я тебя узнал, хоть ты сейчас светлый, а не рыжий. Но я тебя не сдам, потому что ты человек, и передай своему командиру, что если он позовет, за ним половина нашего отряда пойдет".

— Он так и сказал?

— Да. Я все точно запомнил.

— За вами следили?

— Нет. Мы две машины сменили, детекторами себя просветили и добирались окольными путями. Это не подстава, Егор. Зуб даю.

— Мне твой зуб не нужен, дружище, — я задумался и, решив, что на подставу встреча с офицером спецназа не похожа, задал Эдику новый вопрос: — Еще что-то было?

— Капитан мне свой адрес дал и телефон. Сказал, что будет ждать звонка.

— Доронину про этот случай докладывал?

— Нет. Я сразу к тебе.

— Это правильно, ему про это ничего не говори, — я протянул ладонь. — Адрес дай.

В ладонь легла бумажка, которую я спрятал в карман, и в этот миг пропел клаксон "форда". Мы опаздывали и, попрощавшись с Эдиком, я запрыгнул в машину, и помчался в аэропорт. Спецназовцы, налет на колонию общего режима, диверсии, атаки, захваты и подготовка к войне. Все это потом, когда вернусь из командировки.

Переваливаясь на кочках, "форд" медленно проехал мимо дома, в котором жила Галина. Моя любимая стояла на крыльце и махала рукой, и я не удержался, нагнулся к водителю и нажал на клаксон. Звонкий сигнал прокатился по улице, и Галя улыбнулась, от чего у меня по душе прокатилась теплая волна. Определенно, пока меня ждет и любит такая женщина, со мной ничего не случится. И я более чем уверен, что обязательно вернусь к ней, какие бы преграды не возникали на моем пути. Так что рано мне умирать и зря я себя заранее хоронил. Еще поживем и на могилах врагов спляшем. Обязательно. Ведь мы русские, а нам все по плечу, и нет такой высоты, которая бы нам не покорилась...

Конец первой книги.