vvbjjii

— Ухов, ну что?!

— Никого нет.

— Спускайся. Митяй, не стой столбом, собирай вещи!

— Ухов, посмотри у немцев аптечки. Мне нужна перевязка. Да живее ты!

Пока Ухов меня перевязывал, Митяй трудился в поте лица. Он вычистил карманы немцев не хуже пылесоса. Губная гармошка, расчески, носовые платки, сигареты, семейные фотографии. Все это он запихал в два вещевых мешка, где уже лежали консервы, аптечка, фляги с водой. Потом стащил в одну кучу подсумки и оружие. После чего нашел себе сапоги по размеру, надел их вместо разбитых ботинок и расплылся в довольной улыбке. Сняв с немцев сначала куртки, потом примерился и с одного стянул китель и штаны. Правда, одевать на себя не стал, а засунул в мешок. На себя надел ремень с подсумками и ножом, повесил на шею немецкий автомат, а сверху еще бинокль. Натянул на голову немецкое кепи. Оглядевшись по сторонам, нахмурился.

"Оно и понятно. Жалеет, что столько добра пропадает".

— Жетоны сними с фрицев.

— Жетоны? А! Бляхи, что на шее висят? Так это я разом!

Спустя десять минут мы вышли в обратный путь с пленным и картой с пометками, единственным документом, который нашли при немцах. Митяй, несмотря, что нагрузился вещами по самые брови, не только бодро шагал, но и помогал мне идти. Ухов конвоировал немца. Какое-то время мы шли, молча, потом я спросил у Ухова:

— Ты спал, когда нас немцы взяли?

— Э-э.... Нет! Они, гады, подкрались незаметно.... Не спал! Точно говорю! Подкрались.... Чем хочешь, поклянусь! — при этом его глаза воровато забегали.

— Ганс, вы взяли нас спящих? — спросил я по-немецки разведчика.

Тот бросил на меня мутный взгляд, так как все еще никак не мог прийти в себя, пару секунд соображал, потом сказал: — Да.

Я повернул голову к Ухову.

— Так ты думаешь, что тебе в отряде поверят?

Он догадался, что я спросил у немца и понял, что тот ответил. Теперь он старался не встречаться со мной глазами. Путь до леса мне дорого дался. Держался из последних сил. Стоило нам немного углубиться в лес, как мы устроили привал. Немец тоже себя неважно чувствовал. Его по дороге дважды рвало.

— Митяй. Ухов. Идете вместе в лагерь за помощью. Немца оставите со мной. У него, судя по всему, сотрясение головы, — я подтянул к себе автомат, передернул затвор и направил ствол на Ухова.

— Ты чего, парень?!

За последние несколько часов этот человек сильно изменился и я чувствовал. Глаза, как у загнанного зверя, злые, опасные. По себе знал, как критические ситуации ломают человека. А тут у него был двойной стресс. Сначала попасть в плен к немцам и ожидать, что тебя скоро повесят, потом получить свободу и снова оказаться в подобном положении.

— Ухов, пойдешь без оружия. Ложи его на землю. Медленно.

— Ты, что мне не веришь?! Да я с самого начала в партизанском отряде! Жизнью своей рисковал, пока ты в своей Москве сидел! — в его выкриках явственно звучали истерические нотки.

— Митяй! Забери у него оружие!

Ухов внезапно отскочил в сторону и уже взял винтовку наизготовку, как я спокойно сказал: — Дернешься, убью.

Партизан, с яростью глядя на меня, застыл, понимая, что так и будет, как сказал этот студент. Его схватка с гитлеровцами произвела на него сильное впечатление. Этот убьет, рука не дрогнет. Именно поэтому единственным проявлением его злобы стала с силой брошенная на землю винтовка.

— Снимай подсумки. Нож из-за голенища достань.

Глаза у Ухова потухли, стали безразличными. Он, уже не возражая, снял подсумки, затем вытащил и воткнул в землю нож.

— Митяй, он арестован. Доведешь его до лагеря и сдашь Стукашенко. Попробует сбежать — стреляй! Ты все понял?

— Понял. Так мы пошли?

— Идите.

Я пришел в себя только на вторые сутки. Когда открыл глаза, то увидел рядом со своим топчаном Наташу, которая спала, свернувшись клубочком на соседней лежанке. Лицо у нее было расслабленное и спокойное. Когда все окончательно удостоверились, что наши разведчики погибли, Наташа просидела в девичьей землянке почти сутки, плача навзрыд. Потом вышла, но ее было трудно узнать. Заплаканные глаза, растрепанная прическа, тоскливый, как у побитой собаки, взгляд. Я, Аня и другие ребята пытались ободрить, хоть как-то ее расшевелить, даже ежика ей притащили, ничего не помогало. А сейчас во сне она даже улыбается. Я лежал и смотрел на нее. Сколько так времени прошло, не знаю, как дверь открылась и на пороге появилась Аня. Увидев, что я очнулся, обрадовалась и закричала: — Костик! Какой ты молодец! Слушай, как ты нас напугал! Просто жуть!

От ее громкого, звонкого голоса проснулась Наташа и сразу захлопотала вокруг меня.

— Костик! Как ты?! Бок сильно болит? Может, ты пить хочешь?

Потом пришли командиры. Товарищ Зима пробыл недолго. Спросил про здоровье и сказал маленькую речь о комсомольцах — героях нашего времени, после чего отбыл. Его боевые заместители взялись за меня более основательно. Сначала потребовали от меня детальный рассказ о том, что произошло. После того, как я им все подробно рассказал, некоторое время сидели и обдумывали мои слова. Потом Градов рассказал мне то, что они узнали от немецкого разведчика. Оказалось, что это были немецкие егеря и последние две недели они рыскали по местности в поисках партизан. Им поставили задачу выяснить расположение партизанских отрядов. Две партизанские разведывательные группы наткнулись на фрицев и были уничтожены. Трупы партизан они забрали с собой. Их должны были вывесить в назидание в соседних деревнях. Дескать, так немецкие власти поступают с пойманными лесными бандитами. Короче, пропаганда!

— Ладно, Костя, не думай лишнего. Теперь это наша задача, как с ними управляться, — Градов поднялся. — Ты лучше давай выздоравливай скорее!

Как только за ним захлопнулась дверь, я сказал:

— Честное слово, товарищ командир, добавить мне по этому делу нечего.

— Да с Василием Уховым нам все ясно. Говорил с ним, потом разговаривал с Матвеем Дужко. Да и фриц сказал, что они вас сонных взяли. Все против него, а этот мерзавец, все одно пытался врать, выкручивался, но потом все же сознался. Просил простить. Но я не об этом хотел поговорить с тобой, Костя.

"Началось. Буду врать".

— Слушаю вас внимательно.

— Да ты не напрягайся. У меня к тебе ничего нет, даже больше скажу: ты просто отличный боец. Командование отряда тобою довольно и товарищи твои все в один голос говорят: боевой партизан! Мне вот другое удивительно: как ты сумел расправиться с четырьмя специально подготовленными гитлеровцами? Ты пойми меня правильно, Звягинцев. Просто понять хочу, чисто по-человечески.

— Не знаю даже как объяснить. Просто какая-то ярость во мне вспыхнула. Мой метательный нож, словно сам в руке оказался, и я подумал в тот миг: умру, но и вас, гады, тоже достану! Вот... и все.

— Как нож метаешь, сам видел. Мастер. А как у тебя со спортом?

— Вторые разряды по самбо и боксу. При этом меня неоднократно хвалил наш инструктор по рукопашному бою, когда нас готовили в Химках.

— Вот оно как, — с некоторым удивлением протянул Стукашенко. — А на вид так и не скажешь, что богатырь. Ладно, Костя, больше вопросов к тебе не имею. Ты давай быстрее выздоравливай.

Судя по всему, мои ответы его удовлетворили и он ушел. Потом стали приходить ребята, интересоваться моим здоровьем и подробностями схватки. Судя по их восторженным восклицаниям и какой-то детской радости, моя схватка с гитлеровцами останется в истории партизанского отряда, а затем по прошествии времени, возможно, перейдет в разряд легенд. Пришел ко мне и Митяй. К моему удивлению, с вещевым мешком за плечами.

— Здорово, Костя!

— Привет.

— Это я тебе принес, — гордо заявил он и стал выкладывать из мешка различные вещи. Спустя пару минут, передо мной лежала куртка немецкого разведчика, фляга, нож в чехле и полплитки шоколада. Не успел я все это оглядеть, как партизан снял свою куртку и вывернул ее наизнанку.

"Опа! Так она двухсторонняя. Весна-лето!".

— Во, гляди, Костя! И так, и так можно носить!

— Спасибо тебе, Митяй. Уважил ты меня, брат!

На простодушном лице молодого партизана появилась широкая улыбка. Потом он взял флягу и протянул ее мне.

— Что это?

— Шнапс ихний. Чуть-чуть попробовал. Гадость противная, — при этом его лицо смешно скривились.

— Сейчас не хочу. Расскажи, как ты добрался до лагеря.

Его рассказ уложился в несколько минут, после чего он сразу переключился на то, что ему было более интересно: на вещи, которые были взяты у немецких разведчиков. Открыто и шумно радовался, какие ему достались добротные вещи. Куртка, штаны, кепи и сапоги. В конце пожаловался, что большую часть вещей у него забрали и положили на склад. Особенно жалел бинокль, который у него отобрали командиры. Потом достал из кармана губную гармошку и спросил меня: — Костя ты умеешь на ней играть?

— Нет.

— Вот и никто не умеет, а я хочу научиться. Знаешь, я на гармони немного умею играть. Мне нравиться....

В середине октября меня вызвали в штаб. Там сидели товарищ Град и товарищ Стук, так теперь именовался заместитель командира отряда по разведке и внутренней безопасности. В углу за занавеской, где был отгорожен угол для рации, и обычно сидела Наташа, была тишина. То есть мы были одни.

"Сейчас мне сообщат какую-то военную тайну, — подумал я, глядя на их серьезные лица.

— Вызывали, товарищ Град?

— Садись, Костя, — он помолчал, разглядывая меня так, словно видел впервые. — Нам нужна твоя помощь.

— Я слушаю.

Начал разговор Стукашенко.

— Два дня назад мы разговаривали с начальником разведки Старика, Николаем Глыбой. Еще не забыл его? — вдруг с хитрой усмешкой спросил он меня.

— Забудешь такое, — в свою очередь усмехнулся я, вспомнив, как стоял под тремя стволами в хате деда Кондрата.

— Садись, Костя, — и Градов указал на лавку. — У нас к тебе разговор есть.

Я сел на край лавки.

— Тебе надо будет съездить в Могилев.

— Так он у черта на куличках, товарищ командир. Сами же говорили, что до него 80 километров.

— Не 80. Мы тогда ошиблись. Видно летчики тогда сбросили нас раньше, чем было назначено. Просто ошибка произошла. Сейчас мы находимся где-то в сорока пяти километрах от города. И вообще, все вопросы потом, а сейчас слушай меня внимательно.

У отряда Старика есть связь с городским подпольем. Так вот, Глыба нам сказал, что подпольщики вышли на связь с немецким офицером, который готов передавать сведения советскому командованию. С ним тебе нужно встретиться и поговорить.

— Почему мы? Почему не сами подпольщики? Или партизаны Старика?

— Объясню, но сам понимаешь, все это с чужих слов. В городе идут одна за другой облавы и немецкий офицер, снимающий квартиру у семейной пары, вдруг внезапно съезжает, но при этом говорит, что их скоро придут арестовывать. Они послушали его и спрятались у дальних родственников на окраине города, а спустя сутки узнали, что в их квартиру нагрянуло СД. Подпольщики выследили этого немца. Оказалось, что он работает в управлении тыла немецкой армии. И что самое интересное: у него, как, оказывается, есть друг-приятель, который работает в СД. Подпольщики решили поговорить с этим обер-лейтенантом и подстроили ему, как бы случайную встречу с его бывшим хозяином квартиры, к тому же тот неплохо знает немецкий язык. Немец, рассказал, что его отец был коммунистом, но после прихода Гитлера к власти умер. Потом сказал, что в подполье есть предатель. Имени его не знает, но тот работает в железнодорожном депо. И последнее. У него есть интересные для советского командования документы, но при этом с подпольем отказался работать. Ему нужна отдельная связь, причем, с самой Москвой. Мы передали эти сведения по рации командованию и получили приказ: войти в контакт с немецким офицером. Я рассказываю тебе все это, чтобы ты осознал, какая ответственность на тебя ложиться, товарищ Звягинцев.

— Осознал, — буркнул я, одновременно думая о том, что меня, похоже, в этой операции собираются использовать в качестве "живца". — Но почему я?

— У нас из двух отрядов есть только один человек, который хорошо знает немецкий язык. К тому же ты проверенный товарищ и, мы думаем, что ты лучше, чем кто-либо справиться с этим заданием.

— Мы верим в тебя, Костя! — проникновенно добавил к этим словам свою похвалу Градов.

— Сделаю все как надо! Не сомневайтесь, товарищ Градов! — я снова вернулся к образу истового комсомольца.

— Теперь о самом задании. Ты заберешь у немца документы и договоришься с ним о связи. Мы понимаем, задание сложное, но от него многое зависит. Да ты и сам, Звягинцев, должен понимать: иметь в стане врага такого шпиона дорого стоит.

— Понимаю. Постараюсь не подвести. Когда отправляться?

— Сегодня готовься, а завтра мы тебя переправим в отряд Старика.

Честно говоря, у меня было полно сомнений по поводу этой поездки. Я подозревал, что это игра немецких спецслужб. Видно так посчитали в Москве и решили закинуть в этот темный омут "живца", представив его разведчиком из Москвы. И приказ дали соответствующий: найти для этого задания молодого, интеллигентного парня, со знанием немецкого языка. Желательно москвича. Впрочем, как оно было на самом деле, я не знал, вот только моя интуиция сердито ворчала. Да и роль шпиона для меня была внове.

Полный сомнений я отправился с провожатым в город. Документы у меня были почти настоящие. Справка. Печать. Подлинные фамилии и подписи бургомистра и начальника полиции. Липой в них было только то, что я не был полицаем села Горелое, а значит, не мог иметь в городе Могилеве родной тети. Вечером того же дня, мы встретились со связным от городских подпольщиков. От него мы узнали, что немец правильно указал на место работы предателя. Подпольщики сумели за эти дни вычислить иуду, а после допроса, его казнили. После этого случая доверие к немецкому офицеру сразу выросло. На всякий случай попросил очки с простыми стеклами. Для маскировки. К моему удивлению, мне пообещали их принести. Ближе к вечеру за мной пришли. Нахлобучив кепку и надев очки, я вместе с сопровождающим меня подпольщиком пошел к месту встречи, кинотеатру "Луч". Перед тем как уйти, подпольщик вручил мне билет на последний ряд. Народу было немного. Спустя десять минут после начала сеанса рядом со мной сел мужчина в гражданской одежде.

— Головы ко мне не поворачивайте. Смотрите на экран, — первым делом произнес он тихо по-немецки, а затем спросил. — Что вам велено мне передать?

— Нужны документы, которые подтвердят вашу искренность. Только после их проверки мы сможем говорить о дальнейшей работе.

— Разумно. Встречаемся завтра в букинистическом магазине в час дня. У меня в руке будет книга. Я оставлю ее на прилавке, а вы ее возьмете. И простите мое любопытство. Вы говорите как истинный берлинец. Откуда....

— Где находится этот магазин? Вы не назвали адрес, — бесцеремонно перебил я его.

— Он единственный в городе.

В следующую секунду я встал и пошел к выходу. С моей интуицией мы подружились в Афганистане, после чего жили с ней душа в душу и сейчас ей очень не понравился этот тип. И я был полностью с ней согласен. Этот человек, несмотря на неподвижное лицо, не казался таким напряженным, как я, что было весьма странно, ведь он должен был бояться, причем даже больше меня. Попади он в руки гестапо....