Книга 1. Часть 3

ЧАСТЬ 3.

Глава 1. Самый точный диагноз всегда ставит патологоанатом.

После разговора с жителями Нещадного переулка, я, проклиная холодную погоду и совсем не ко времени пошедший дождь, отправился в Хольмоградский, или как его еще называют, Хольмский университет. Но как выяснилось на месте, адьюнкт-профессор Грац уже отбыл домой. Естественно, такой поворот дел не прибавил мне хорошего настроения. А потому, наплевав на все правила приличия, я отправился в гости к своему первому знакомцу в этом мире, без всякого предупреждения. Впрочем, Меклен Францевич, кажется, был совсем не против нарушения некоторых обычаев, и принял меня вполне радушно. Правда, стоило ему узнать о причинах моего визита, как улыбка сбежала с его лица, и профессор, предложив мне согревающего и усадив в кресло напротив, нахмурился.

— Странные дела нынче творятся в столице, Виталий Родионович. — Проговорил Грац, вертя в руках бокал порто и, одновременно, окидывая взглядом свой кабинет, словно в поисках возможных "лишних ушей". — Вы ведь, далеко не первый, кто возжелал побеседовать со мной по поводу этих татей.

— Вот как? Дайте угадаю. Кроме меня, ими интересовался и его сиятельство. Так? — Отхлебнув горячего чая с бальзамом, проговорил я.

— Представьте себе, не только. — Задумчиво протянул профессор. — Еще и Заряна Святославна, уж на что никогда не интересовалась подобными вещами, а вот поди ж ты, звонила, расспрашивала...

— Интересно... Весьма интересно. — Кивнул я, судорожно прикидывая, для кого могла стараться Смольянина. К сожалению, у нас слишком мало общих знакомых, чтобы можно было строить какие бы то ни было жизнеспособные гипотезы, а сваливать все на Ставра, по крайней мере, преждевременно. Кстати, надо бы постараться не забыть и о втором вопросе... Но будем последовательны. — Меклен Францевич, давайте оставим размышления о том, кому и зачем понадобились сведения о смерти разбойников. Что вы можете сказать по самому факту?

— Ну что ж, извольте. — Еле заметно дернул плечом Грац. — Только предупреждаю, вскрытие проводил не я, равно как и исследование остаточного фона оболочек, а посему, за истинность этих сведений, хоть и получены они мною непосредственно от судебного медика, проводившего работы, я ручаться не могу. Так вот. По заключению моего коллеги, все четверо умерли практически одновременно, либо с крайне небольшим временным интервалом, которым можно и пренебречь. С момента смерти прошло больше суток, поэтому сделать выводы о причинах их гибели, основываясь лишь на остаточном фоне тонких оболочек, не представляется возможным, поскольку за этот срок они успели рассеяться. Вскрытие же показало, что смерть наступила от обширного кровоизлияния в мозг. Никаких следов инъекций, характерных компонентов известных ядов, или же соответствующего действию ядов поражения внутренних органов, за исключением самого мозга, не обнаружено.

— То есть, это не могло быть отравление каким-нибудь специфическим ядом? — Уточнил я.

— Разве что очень специфическим и быстроразлагающимся. — Покачал головой Грац. — Или... кто-то сумел создать воздействие сродни некоторым ядам, вроде знаменитого в свое время "флорентийского воска", но как он, или она, при этом, умудрились избавиться от симптоматики, я не представляю. Сложнейшая работа, и маловоплотимая на данном этапе развития естествознания. Впрочем, об этом, вам лучше осведомиться у Берга Милорадовича, все-таки, он, в отличие от вашего покорного слуги, настоящий знаток.

— Ясно. А что это за воск такой?

— Флорентийский. — Уточнил Грац, опуская пустой бокал на столик. — Это, можно сказать, легендарный яд эпохи римского стола, и в частности последнего его понтифика — Алессандро. На данный момент известно более трехсот вариантов этого яда, каждый их которых претендует на звание настоящего флорентийского воска. Вообще же, яд этот, медленнодействующий, от момента его введения в организм жертвы, до ее смерти проходит около суток. Правда, при добавлении в рецепт мышьяка, агония может длиться до четырех, а то и пяти суток. Такой вариант называли "алым убранством". Почему? Потому, что агония жертвы этой адской смеси, мало того что сопровождается сильнейшими судорогами, приступы которых сменяются постоянно сокращающимися периодами покоя, но самым верным признаком этого яда, является кровавый пот, выступающий на теле жертвы, который, естественно, тут же впитывается в исподнее и постельное белье.

М-да. Я же говорил, что патологоанатомы, даже если именуются адьюнкт-профессорами, по любому остаются отмороженными на всю голову маньяками! Это ж надо, с таким удовольствием расписывать действие смертельного яда... И он еще надеется, что я приду к нему приводить в порядок свое здоровье?! Оптими-и-ист! Так, пора уводить тему в другую сторону. Хотя...

— Меклен Францевич, а вы помните труп, что на днях образовался в подвалах Особой канцелярии? Я имею в виду разбойника, которого я отловил перед давешним хольмгангом?

— Помню, конечно... — Кивнул Грац, после чего замер на мгновение на месте, и вдруг, оглушительно хлопнул в ладоши. — Браво, Виталий Родионович, голубчик! Конечно, как я сразу не подумал. Совершенно, ведь совершенно та же картина... Один к одному с тем, что описывал мой коллега, когда я расспрашивал его о находке в Старых Мхах. Но самое главное, у нас ведь имеется кристалл с записью фона его тонких оболочек! Можно попытаться восстановить, хотя бы в общих чертах, что за хитрость так вовремя отправила клиента на тот свет...

— Подождите, вы что же, не исследовали этот самый фон? — Удивился я.

— Дорогой мой Виталий Родионович! Уж простите, но я не видел в этом особого смысла. На момент осмотра тела, его состояние ясно говорило о том, что в недавнем прошлом, клиент пережил алкогольную интоксикацию. Иначе говоря, был на грани тяжелейшего отравления. На фоне этих симптомов, кровоизлияние в мозг вполне вписывалось в общую картину. Так что я, отметив в следах тонких оболочек характерные признаки, соответствовавшие итогам вскрытия, не стал копать дальше, а просто записал фон на кристалл и приложил его к заключению. Так-то, голубчик. М-да.

— А теперь?

— А теперь, со смертью его подельников, с теми же симптомами, ситуация в корне поменялась, и у меня появился повод для повторного исследования тела разбойничка и нового разбора следов его тонких оболочек. И уж поверьте, на этот раз я буду предельно внимателен. — Уверил меня профессор, сияющий как новый самовар. Энтузиаст, блин. Фанат своего дела... Жуть.

— Славно. — Кисло улыбнулся я. — Меклен Францевич, тут вот еще какое дело... Может мой вопрос покажется вам... странным, по меньшей мере. Но все же, я прошу вас ответить на него.

— Внимательно вас слушаю, Виталий Родионович... — Фанатичный блеск исчез из глаз профессора, и он, поправив пенсне, выжидающе посмотрел на меня.

— Хм. — Я на мгновение задумался, пытаясь представить, как лучше задать свой вопрос, но плюнул на эту безнадежную затею. — Меклен Францевич, скажите, вы, СЛУЧАЙНО, не сообщали кому-либо о моем сотрудничестве с исследователями Особой канцелярии? Той же Заряне Святославне, например?

— Знай я вас чуть хуже, и следующая наша встреча могла бы состояться на хольмганге. — Протянул профессор, но внезапно усмехнулся, в лучших традициях Телепнева. — Но поскольку я еще не готов отправиться на тот свет от удара, ставшей знаменитой на весь Хольмград, лопаты Старицкого, с вызовом придется повременить. А если говорить серьезно, Виталий Родионович... я, пожалуй, отвечу на ваш вопрос, при условии, что вы обещаете ответить на мой.

— Согласен, профессор. — Кивнул я, уже догадываясь о сути вопроса Граца. И не прогадал.

— Что ж, я могу поклясться, если угодно, что никому и никогда не сообщал об особенностях вашей, прямо скажем, вынужденной службы в Особой канцелярии, в том числе и о вашем сотрудничестве с ее исследовательским отделением. Поверьте, я прекрасно осознаю все возможные последствия разглашения подобных сведений. Вас устроил мой ответ?

— Вполне. Меклен Францевич, прошу вас не обижаться на меня, я вовсе не предполагаю, что вы могли сознательно пойти на такой шаг, потому и упомянул именно о случайных оговорках. — Медленно проговорил я.

— И о Заряне Святославне, да? — Вздохнул Грац.

— Видите, вы все прекрасно понимаете. — Развел я руками. — Уж извините, но ваше, м-м... трепетное отношение к госпоже Смольяниной, по-моему, давно не секрет для всех окружающих.

— Я понял, Виталий Родионович. — Кивнул профессор. — Могу ли я предположить, что как раз ее слова и послужили причиной вашей подозрительности?

— Не совсем. Причиной моей, как вы выразились, подозрительности, стали некоторые слова ее знакомого...

— Ах вот как. Ну что же, в таком случае и впрямь напрашивается вывод о моем участии. — Согласился Грац. — И все же, смею вас уверить, Виталий Родионович, что моей вины здесь нет.

— Я понял, Меклен Францевич, я вас прекрасно понял. — Вздохнул я. — Что ж, придется рыть дальше.

— Удачи вам в этом начинании. — Грац отсалютовал бокалом но, пригубив из него порто, отставил в сторону. — А почему вы не хотите сообщить об этом князю? Я ведь верно понимаю, что он не знает об этом маленьком инциденте?

— Абсолютно точно, профессор. — Усмехнулся я. — Честно говоря, меня от этого шага удержало несколько причин, на мой взгляд, весьма серьезных. Первое: Что сделает князь, узнав о происшествии? Наверняка отдаст приказы об арестах. И в первую очередь это будет касаться нашего чересчур осведомленного господина. Он ведь явно оговорился, не имея при этом никакого намерения заявлять о своей осведомленности, а зная о моем месте службы, с легкостью выдаст оговорку за собственные умозаключения. Второе: В результате этого ареста, мы еще долго не узнаем ничего о личности болтливого служащего канцелярии. Ну а кроме того, предполагаю, что одним арестом, люди князя не ограничатся, войдут во вкус и произведут, как минимум, еще три. А я, признаться, уж очень привык к стряпне Лейфа и кофию Лады, чтобы допускать такой поворот событий. К тому же, я обещал повару, что не дам свою экономку в обиду, никому и никогда. А свое слово я привык держать. Так-то.

— Вы сказали про три ареста... — С интересом покосился в мою сторону профессор, в этот момент, подбрасывавший небольшое полешко в камин.

— Ну, я так же сказал, что это минимум. — Улыбнулся я, наливая себе очередную порцию горячего, благодаря наложенному на посуду подогреву, чая.

— А оптимум? — Вернувшись в свое кресло, спросил Грац.

— Четыре. Третьим будете вы, Меклен Францевич, а четвертым, точнее четвертой, Заряна Святославна.

— Печально. — Пробормотал профессор.

— Не то слово! Где я буду жить, после такого приключения? — Деланно возмутился я. — Вот вам и все причины моего утаивания сведений от его сиятельства.

— И как же вы намереваетесь поступить в дальнейшем? — Спросил Грац погрустневшим тоном. Ему явно не пришлась по душе перспектива оказаться в подвалах канцелярии, пусть даже ненадолго. Хотя, подозреваю, что куда больше временного поселения в камере, его беспокоила аналогичная судьба Заряны Святославны...

— Признаюсь честно, Меклен Францевич, я думаю над этим вопросом с самого утра... И пока, так и не смог прийти к какому-то решению. Но я разберусь с этим, обещаю. — Я бросил взгляд на циферблат гробоподобных напольных часов, громко тикающих в углу кабинета, и поднялся с кресла. — Время, профессор. Мне, кажется, пора. Я еще планировал увидеться сегодня с исследователями, и в том числе с Бергом. А время уже к вечеру. Скоро темнеть начнет, и ловить извозчика станет совсем не с руки.

— Воспользуйтесь моим экипажем, Виталий Родионович. — Грац позвонил в колоколец и, не взирая на мое слабое сопротивление, велел пришедшему на его звон дворецкому, заложить коляску. Пришлось мне опуститься обратно в теплое, удобное кресло. Раньше чем через полчаса, я отсюда не уеду. А профессор решил сменить тему...

— Не пойму я вас, Виталий Родионович, отчего вы до сих пор не озаботились обзаведением собственным выездом?

— Профессор, для меня это крайне непривычный вид транспорта, в котором я не понимаю ровным счетом ни-че-го. Кроме того, предполагаю, что удовольствие иметь собственную коляску, содержать лошадей и конюха, явно не из дешевых, а я нынче не настолько богат, как хотелось бы. — Пожал я в ответ плечами. — Эх, были бы здесь в ходу автомобили...

— Мобили... вы имеете в виду, самобеглые коляски? — Уточнил Грац. — Видел я это диво, в Гостином дворе купцы с Волжского Новограда выставляли. Вроде бы строят их совместно с баварцами... Но дороги эти коляски, хоть с ценой приличного выезда не сравнить, конечно, да и чересчур необычны для наших мест. Опять же, дребезжат, фыркают... Опасаются их у нас покупать. Хотя, те же галльцы, говорят, охотно разбирают. Ну да эти господа, на все новое падки...

— Вот как? И что, купцы ими и по сей день там торгуют?

— Разумеется. Только советую отправляться в Гостиный двор на неделе. В будние дни, купцы их на обозрение не выставляют. — Посоветовал Грац.

Меня и в самом деле начало напрягать это вечное катание на извозчиках, но поскольку за всю недолгую жизнь в Хольмграде, ни одного авто я не видел, то и решил, что альтернативы им быть не может. А оказывается... Да я готов к князю за кредитом обратиться, лишь бы получить возможность, снова сесть за руль... Хотя, если вспомнить первые опыты автомобилестроения на "том свете", возможно, мой энтузиазм преждевременен. И все же, все же... а вдруг? В общем, будем посмотреть, как говорится. Как только появится свободное время.

О большем расспрашивать Граца я не стал. А тут как раз и пингвин-дворецкий нарисовался, с сообщением, что, "карета" подана.

Попрощавшись с профессором, я удобно устроился на диване в закрытой коляске, и покатил в канцелярию. Сидя в уюте и тепле мягко покачивающейся в пути, коляски, я решил подвести промежуточные итоги своей суматошной деятельности. Итак. В день хольмганга на меня нападают по пути к месту дуэли, некие залетные разбойники. Вот делать им больше нечего, как шляться ранним утром по городскому парку и грабить проезжающие по его дорожкам экипажи... Нашли, блин, польскую трассу. Несуразно как-то. Я понимаю еще за городом, но в центре города! Итак. Примем как данность, что их на меня навели. Вопрос для чего, в свете исчезновения Хельги, не ставлю принципиально, но явно не для банального гоп-стопа. Может я и параноик, но что-то подсказывает, что таких совпадений не бывает. Далее. По приезду в канцелярию, захваченный мною "язык" дохнет. Очень вовремя, надо сказать. Единственное что нам достоверно известно, это то, что за день до выхода на охоту, атаман нажрался, как дворник. Стоп. Почему дворник, если правильно — "сапожник"? Э-э, нет, именно что дворник... по имени Конон. Спасибо тебе, борода, за подсказку с наговорами памяти. Кстати, надо будет обсудить с Бергом эту тему... Стоп. Не отвлекаться. Что нам известно об исчезновении Хельги? Приехала с Бусом, поднялись в квартиру, накрыли на стол, сели... Один глоток коньяка и экспериментатор просыпается от нежных пинков сыскарей и охранителей. Кроме его и ее, иных следов тонких оболочек в квартире нет. Зато есть дневник, который Хельга вряд ли оставила бы... по своей воле. Уж больно много там всяких "личностей", и требующих разбора, рабочих идей и гипотез. Какой ученый бросит подобный напоминальник? Но, на всякий случай, опять же, продемонстрирую дневничок Бергу, вдруг это просто очень грамотный фальшак? Хотя, откуда в нем могли появиться наброски по моей идейке с "волшебным бронежилетом"? А если это действительно ее дневник, и он настоящий, значит... значит, Хельгу похитили. Кто? Тот, кто был в курсе проекта, скорее всего, если учитывать неудачное нападение на меня перед хольмгангом... Тот, кто имел возможность заменить коньяк какой-то дрянью, а значит тот, кто знал о предстоящем свидании Хельги и Буса... Хм. Сложновато, но если... А вот и канцелярия.

Подкатив к зданию, я отпустил экипаж, а сам, первым делом, направился к ротмистру Толстоватому, секретарю главы Особой канцелярии. Получив у него нужные бумаги, и пробежавшись взглядом по довольно короткому списку тех людей, что знали о проекте, я кивнул в сторону дверей в кабинет главы Особой канцелярии и, получив, столь же безмолвный утвердительный ответ от Вента Мирославича, попросил об аудиенции. Ротмистр, хмыкнув, поднял телефонную трубку, и передал мою просьбу князю.

— Обождите минуту, Виталий Родионович. У его сиятельства посетитель. — Проговорил Толстоватый, одновременно указывая мне на удобное кресло, стоящее с торца его стола... между прочим, как бы не большего, чем тот, что стоит в моем домашнем кабинете. Правда, мой красивее. Точно-точно. Я же сам его выбирал... вместе с Ладой.

— Виталий Родионович... Виталий Родионович! — Голос ротмистра вывел меня из задумчивости.

— А?

— Их сиятельства ждут. — Секретарь кивнул на дверь в кабинет Телепнева.

— СиятельстВА? — Уточнил я, поднимаясь с кресла

— Они с княжичем Туровским, главой Хольмградского сыска.

— Час от часу не легче. Ну да ладно. Глянем, что там за княжич такой. — Пробормотал я себе под нос, отворяя дверь в кабинет. Честно говоря, услышав слово "княжич", я было, предположил, что речь идет о каком-то родовитом недоросле, получившим чин по протекции, и даже успел расстроиться от этого. Но оказавшись в кабинете, не обнаружил там никаких безусых юнцов. В одном из двух кресел у окна, выходящего на внутренний дворик здания, сидел князь Телепнев, как всегда в черном цивильном костюме, правда, украшенном уже знакомой мне лентой, что как я понимаю, означало, что он недавно прибыл с какой-то официальщины, а в кресле напротив расположился импозантный мужчина, весьма немаленькой комплекции, затянутый в парадный белый мундир с эполетами. Короткая, военная стрижка уже черных с проседью волос посетителя, самым примечательным образом оттенялась роскошными усами, завитыми хитрыми кольцами. Высоко поднятые брови, отчего взгляд казался каким-то по-детски удивленным, не менее замечательно смотрелись над хищным, тонким носом, и жесткой линией губ, при решительно выдвинутом вперед подбородке. Не человек, а набор для шаржа! Удивительная коллекция несовместимых черт...

— Вот Бернгард, представляю тебе Виталия Родионовича. Это и есть наш проект "Лед". — Выдал Телепнев, сразу очертив круг допустимых тем. Интриган хренов. А мне как теперь быть? Особенно на фоне недавней беседы и искренних заявлений князя, о нежелании выносить сор из избы?! — Виталий Родионович, проходите, знакомьтесь, глава столичного сыска, Бернгард Брячеславич Оболенский, княжич Туровской.

— Алиса, это пудинг. Пудинг, это Алиса. — Пробормотал я. Блин, его имя-отчество, без поллитры и не запомнишь! А уж произнести без запинки... да я язык вывихну!

— Что-что? — Не понял Туровской... или Оболенский?

— Очень приятно, господин генерал. — Я отвесил поднявшемуся княжичу "кавалергардский" поклон.

— Вывернулся. — Меланхолично констатировал Телепнев. — Присаживайтесь, Виталий Родионович.

Обежав взглядом комнату, и не обнаружив поблизости каких-либо стульев, я пожал плечами. Проверки... подколки. Буду хамить. Вежливо. Создав с десяток щупов, я подхватил ими кресло из-за рабочего стола князя и, перетащив к себе, установил этого троноподобного монстра за своей спиной. После чего, дождавшись, пока княжич вернется на оставленное им кресло, уселся сам. Больше, правда, похамить мне не удалось... ну хоть удивленным взглядом Оболенского сполна насладился.

Разговор на троих получился какой-то сумбурный, полный недомолвок и неясных мне намеков. Так что довольно быстро я оказался на периферии беседы двух сановников, и вскоре основательно заскучал. Впрочем, не прошло и пяти минут от первой моей попытки сдержать зевок, как княжич многословно попрощался, и величественно выплыл из кабинета. В отличие от зевка, облегченный вздох мне скрыть не удалось.

— И я рад, что он, наконец, ушел. — Согласился со мной князь и, заметив вопрос в моих глазах, усмехнулся. — Приказ Государя, уж извините, Виталий Родионович, но так, по крайней мере, не придется одергивать сыскарей в их поисках. Пусть уж княжич Туровской этим занимается. Заодно и о должном их молчании позаботится. — Тут князь устало покрутил головой, разминая шею. — Ну что, рассказывайте, что вам на этот раз от меня нужно?

— Филеры.

— Простите, что? — Не понял князь.

— Э-э... люди для слежки, желательно с экипажами. — Пояснил я.

— Так. Рассказывайте. — Потребовал Телепнев. И я рассказал. Выслушав меня до конца, глава Особой канцелярии потер переносицу, похмыкал... но дал добро на затею.

От князя я вывалился взмыленный как лошадь. Долгий разговор основательно вымотал меня, но дело было еще не закончено, и я, поглядывая на сгущающиеся за окном, сумерки понесся к исследователям.

— Берг Милорадович! Здравствуйте. Бус Ратиборович, мое почтение. — Высоковского я поймал в коридоре, разговаривающим с Бусом, в паре шагов от знакомого кабинета. Как никогда мрачный, ссутулившийся больше обычного, Берг выглядел подавленным. Шутка ли, узнать, что единственная сестра сбежала черт знает куда, и теперь находится в розыске? — Мы могли бы поговорить?

— Да, конечно. — Бесцветным голосом проговорил Высоковский и, вяло кивнув своему собеседнику, указал в сторону знакомого мне кабинета. — Идемте. Там нам никто не помешает.

Глава 2. Умная голова, чужим ногам покоя не дает.

Разговор с Бергом поначалу вышел тяжелым. Высоковский замкнулся в себе, и на вопросы отвечал крайне неохотно. Только когда мне удалось его убедить в своем неверии в бегство его сестры, исследователь несколько оживился.

— Ну не могла она сбежать. Незачем ей было. Да и куда?! К кому?! — Размахивал длинными руками Берг.

— Полностью с вами согласен, Берг Милорадович. — Кивал я в ответ. — Я тут заглянул к их сиятельству, князю Телепневу... И он придерживается такого же мнения. Знаете, князь не может активно влиять на сыщиков, но кое-что сделать он в силах. Вот взгляните... Вам знакома эта вещь?

— Хм. — Берг аккуратно взял из моих рук дневник, бегло пролистал... и чуть нахмурился. — Написано рукой моей сестры, это несомненно...

— Замечательно, Берг Милорадович. Взгляните повнимательнее, и скажите, идеи здесь записанные, они рабочие? Иными словами, этот дневник не может быть подделкой?

— Несомненно, это настоящая вещь. — Выдал через некоторое время, исследователь. — Более того, скажу, что над некоторыми из идей мы работали с Хельгой вместе, а другие, она довольно часто обсуждала, как со мной, так и с другими нашими коллегами. Да вот к примеру, взгляните... Вот этот набросок должен быть вам очень хорошо знаком. Насколько я помню, эту идею защиты от пуль, предложили именно вы... Да и общий стиль письма... Это точно Хельга писала. Никаких сомнений. Виталий Родионович, позвольте вопрос?

— Слушаю. — Кивнул я.

— Откуда у вас этот дневник? — Поинтересовался заметно волнующийся исследователь.

— А это самое интересное, Берг Милорадович. Из квартиры вашей исчезнувшей сестры. Как думаете, могла она оставить его там, если бы решила бежать?

— Нет, конечно! — Энергично закачал головой рыжий заместитель Сакулова. — Тут слишком много точной информации, на восстановление которой уйдут месяцы!

— Вот и я так думаю. — Я вздохнул. — Так что, боюсь, что Хельга Милорадовна покинула квартиру не по своей воле... Нет-нет. Не стоит так волноваться. Я более чем уверен, что ей не грозит ничего страшного... Ведь похитить Хельгу могли только из-за ее знаний, не так ли? Делаю такой вывод, поскольку, как мне известно от князя Телепнева, ни у вас, ни у нее, нет серьезных сбережений, чтобы похитители могли рассчитывать на выкуп... Мотив же мести, кажется мне и вовсе несуразным, ввиду той уединенной жизни, что ведет ваша сестра в столице.

— Тут вы правы. — Согласился Берг. — Ни связей, ни серьезных капиталов, мы с сестрой, пока не нажили, да и друзей-врагов... тоже.

— И вот тут мы подходим к очень деликатной теме. — Вкрадчиво проговорил я. — А именно, наш проект...

— Но ведь, о нем никто не знает! — Неподдельно удивился Берг. В ответ, я вытащил из внутреннего кармана пиджака полученный у Толстоватого список.

— Восемнадцать фамилий, Берг Милорадович. Знаете, у меня на родине была популярна такая поговорка: "Что знают двое, знает и свинья"... Боюсь, что в данном случае, она полностью оправдана.

— Можно взглянуть на этот список? — Проговорил исследователь, протягивая к нему руку.

— Под вашу личную ответственность, Берг Милорадович. — Согласился я.

Пробежав взглядом по строчкам, Высоковский нахмурился, и взглянул на меня несколько растеряно.

— Но ведь большая часть этих людей — исследователи! Неужто, все они будут подозреваться?

— Почему будут? — Деланно удивился я, отбирая у Берга листок. — Уже подозреваются. По всем будет проведена тщательнейшая проверка, это совершенно точно. Так что будьте готовы к возможным расспросам со стороны охранителей, и не впадайте в уныние... некоторые их приемы могут показаться вам не слишком-то приятными, но это нужно будет просто перетерпеть. И вот еще что, я прошу вас молчать об этом списке. Я и вам-то поведал все это по личной инициативе, что называется на свой страх и риск.

— Спасибо, Виталий Родионович, за доверие.

— Полно вам, Берг Милорадович. — Отмахнулся я. — Вы мне лучше делом помогите...

— Все что в моих силах. — С готовностью кивнул Берг. Блин, даже неудобно как-то за такую детскую "разводку"...

— Ловлю вас на слове. — Улыбнулся я.

— Итак. Чем могу вам помочь?

— Понимаете, Берг Милорадович, тут вот какая штука... — Пока выдалась возможность, я решил разобраться с так заинтересовавшей Ставра моей "двойной" защитой. И к моему удивлению, Берг помог, даже глазом не моргнув. Под его чутким руководством мне удалось расплести лабиринт за считанные минуты, после чего, опять же в присутствии исследователя, но без его участия, я, буквально за полчаса смог поставить новую защиту, того же рода.

Спокойствие, с которым Берг принял мою просьбу, да и общее его поведение, лучше всяких слов подтвердили мне, что никакой "лазейки" в моей защите, канцелярия оставлять не планировала. Что наводило на определенные, очень нехорошие, признаюсь, мысли, в отношении одного знакомого и чересчур осведомленного волхва... Вот кстати...

— Берг Милорадович, а что вы знаете о кружке некоего Ставра Ингваревича? — Поинтересовался я, когда насущные вопросы были нами решены.

— Хм... Знакомое имя... А! Ну конечно... Волхв старой школы, любитель диспутов с философами. — Хлопнул себя по лбу, Берг. — Знаю-знаю. Навещал несколько раз его дом. Знаете, у Ставра Ингваревича собирается довольно интересное общество. Лично я, как впрочем и Хельга, заглядывали к нему, чтобы послушать кое-кого из наших коллег. Весьма познавательные были встречи. Вообще, в отличие от многих "стариков", хозяин дома вовсю пытается сблизить естествознание с традиционными школами. Большой энтузиаст. А что, вы успели с ним познакомиться?

— Довелось. Вот приглашает на неделе в гости. — Протянул я.

— Даже не сомневайтесь. Идите непременно. — Безаппеляционно заявил Высоковский, рубанув ладонью воздух. — Поверьте, скучно вам точно не будет.

— Что ж, думаю, я последую вашему совету. — Согласился я. В этот момент, дверь в кабинет отворилась, и на пороге возникли "братья-энциклопедисты", прибывшие с предупреждением, что работу они на сегодня закончили.

Поняв, что исследователи начинают собираться по домам, я поспешил попрощаться с Бергом, и чуть ли не бегом помчался вниз. Мне еще нужно было найти Ратьшу-извозчика, и передать ему распоряжение, выцыганенное мною у князя.

Приказ главы Особой канцелярии, Ратьшу явно не обрадовал, но, побухтев для порядка, как я понимаю, извозчик со вздохом пошел запрягать "двигатель" своей коляски. Смотреть как другие работают, занятие конечно, крайне медитативное, но не на холодном же осеннем ветру, а потому, я, проводив взглядом скрывшегося в хозяйственных пристройках Ратьшу, вернулся в здание канцелярии, надел пальто и шляпу, подумав секунду, натянул перчатки, и отправился домой.

Как назло, и так обычно не особо многолюдная набережная, сегодня оказалась откровенно пуста, и надежды поймать лихача, на ней, растаяли как дым, стоило кинуть взгляд сначала в одну сторону улицы, а потом в другую. Никого. Пришлось идти пешком... Но не успел я пройти и сотни метров по тротуару, в сторону ближайшего моста, как за спиной послышался резвый стук копыт и шум коляски. Остановившись, я обернулся, и почти сразу рядом со мной оказался запряженный тройкой, закрытый экипаж под управлением Ратьши.

— Ваше благородие, садитесь, холодно же на улице. Подвезу вас до дома.

— А как же приказ? — Удивился я.

— Тю? Так сейчас до Дихмантьевки доедем, я там своим пару слов шепну, и готово! — Отмахнулся Ратьша. — Что ж я, сам хвостАть буду? Признают в тот же миг! Не, ваше благородие. В нашем занятии, нужно все делать по уму...

— Ну а как уйдут, пока мы до той Дихмантьевки доедем? — Поинтересовался я, уже забираясь в коляску.

— Так, а обмундированные на входе на что? Уж не волнуйтесь, задержат, пока упреждающего свиста не услышат. — С готовностью ответил Ратьша, закрывая за мной дверцу. — И не подумайте дурного, никаких подозрений не вызовут...

Коляска бодро покатилась по пустой улице, но, спустя несколько минут, Ратьша свернул с набережной и, проехав еще несколько сот метров по довольно широкой, но отчего-то скудно освещенной улице, остановил экипаж.

Остановив лошадей, Ратьша спустился с козел на землю, и направился к нескольким извозчикам, чьи коляски заняли центр небольшой площади со странным названием — Одихмантьевская, или, по-простому, Дихмантьевка. О чем уж говорил ушлый Ратьша с коллегами, я не знаю... но судя по взрывам хохота, не только о деле. Тем не менее, через пять минут, забравшийся обратно на свое место, "водитель кобылы" снова щелкнул кнутом и мы покатили домой, и я еще успел заметить в дверное окно, как трое или четверо извозчиков на площади, разворачивают свои экипажи.

На полпути к дому Смольяниных меня посетила гениальная мысль... И я изо всей силы затарабанил в переднюю стенку экипажа. Ратьша тут же вновь остановился, и поспешил узнать, что у меня случилось. А узнав, хмыкнув, пробормотал что-то вроде: "эх, молодежь", забрался на козлы, и погнал экипаж вперед.

К моему сожалению, столь срочно понадобившаяся мне лавка, оказалась уже заперта. Это в восьмом-то часу! С сожалением глянув в окно экипажа на плотно прикрытые ставни, я мысленно чертыхнулся, в очередной раз столкнувшись с непривычными мне порядками, и велел Ратьше править прямо на Загородский, теперь уж точно домой. Свистнул кнут, и лошади резво потянули экипаж. Ну как резво... Как могли. Впрочем, скорость передвижения гужевого транспорта в столичном Хольмграде, оказалась все-таки заметно выше скорости даже самого навороченного феррари в "той" Москве, в вечерний час пик.

От осознания курьезности сравнения я даже улыбнулся. А уж подъезжая к владениям Смольяниной, мое настроение и вовсе выправилось, когда я вспомнил, что у дражайшей Заряны Святославны имеется свой собственный зимний сад и теплицы. Вот ни за что не поверю, что там не найдется какого-нибудь симпатичного цветника...

Пока открывались ворота, я успел попросить Ратьшу, чтобы он подвез меня к центральному входу в дом, что тот и выполнил, после чего был вознагражден четвераком, и укатил куда-то в темноту.

— Добрый вечер, Заряна Святославна. — Я поприветствовал хозяйку, спускающуюся по лестнице со второго этажа мне навстречу. Предупрежденная о моем визите одной из служанок, отловленной мною в холле дома, Заряна Святославна даже успела накинуть свою "парадную" шаль. Так сказать, "встречная" форма. Здешним дамам, видите ли, невместно встречать в платье с оголенными плечами, пришедших с визитом мужчин. Исключение допустимо лишь для любовников. Даже на балу, где шаль, как следовало из рассказов образовывавшей меня Лады, неприемлема, в холле, гостей встречает либо хозяин дома, либо дворецкий.

— Здравствуйте-здравствуйте, Виталий Родионович. — Улыбнулась Смольянина, подавая мне ухоженную руку. — Смотрю, совсем вам закрутила столичная жизнь. Пропали на целый день, даже в обед не показались...

— Что делать, дражайшая Заряна Святославна. Наша служба и опасна и трудна... да и времени отнимает порой немало. — Поцеловав, точнее, должным образом изобразив поцелуй ее руки, проговорил я.

— Вот пример достойный подражания для нынешней молодежи. — Вздохнула хозяйка дома, одновременно, жестом предлагая пройти в небольшую гостиную, двери которой уже открыла для нас давешняя симпатичная служанка. — А мой-то племянничек, все кутит. О продолжении дела отцова и думать забыл. Приходится мне, хрупкой женщине мужскими денежными делами заниматься. Не то вконец оскудеет род...

— Ну что вы, Заряна Святославна. С вашими талантами, такой печальный итог решительно невозможен. — Проговорил я, останавливаясь не доходя до порога. — Но вы уж простите, невежу, я ведь к вам тоже по делу заглянул.

— Денежному? — Усмехнулась Смольянина, приподняв одну бровь.

— А то уж вам решать, любезная хозяйка. — Развел я руками.

— И все же идемте в гостиную, Марика подаст чаю... или может кофию желаете? — Предложила Смольянина.

— Кофий. Определенно, сейчас лучше кофий. — Согласился я, пропуская хозяйку дома в гостиную.

— Все слышала? Его благородию принеси йеменский, что из лавки Сантино. А мне чаю подай, с липовым медом. Исполняй. — На мгновение замерев рядом со служанкой, приказала Смольянина, и та, кивнув в ответ, кинулась исполнять. Только что руку к голове не приложила, да "так точно" не рявкнула. М-да, вышколенные же слуги у госпожи Смольяниной... Наш ротный их дисциплине позавидовал бы.

— Итак, Виталий Родионович, расскажите же, что за нужда вас привела? — Поинтересовалась Заряна Святославна, едва перед нами, на столике, появился поднос с чаем и кофе.

— Кхм. Даже не знаю, как просить вас о том... — Начал я. — Видите ли, я сегодня, как вы заметили, очень поздно уехал из присутствия. Хотел было купить цветов, да как назло, обнаружил, что лавки уж закрыты...

— Понятно. Можете дальше и не объяснять... Вы бы скорее заполночь цветы нашли, нежели после заката. Лавки у нас, где сии деликатные создания продают, по нынешнему времени года, работают лишь от полудня, когда их привозят, и часов до трех-четырех, не более.

— Вот как? Странно... — Протянул я.

— Да что уж тут странного? — Смольянина явно оседлала любимого конька, и мешать ей я не стану. Катком переедет, но вещать не перестанет... даже над могилой. По глазам видно. — Посудите сами, цветы, они ведь самые хрупкие создания, хранить их по такой погоде труд немалый. Перемерзают.

— А как же согревающие воздействия? — Удивился я.

— Сразу видно, что вы с цветами не знаетесь. — Вздохнула хозяйка. — У цветов, если говорить по-модному, структура очень уж нежная, диапазон ее крайне узок, а потому, ежели рядом есть какие сильные наговоры, оболочка цветка непременно диссонирует, а самый цветок при том, быстро увядает. Вот и греют цветочные лавки лишь свечами, а те, что побогаче, проводят водяное отопление, но уж непременно так, чтоб никаких воздействий и близко не было. Оттого-то, и цветы так дороги к зиме выходят. Потому и мой сад, также отапливаемый, выращенный без всех этих модностей естествознания, считается одним из лучших в Европе.

— Вот так новости. — Покачал я головой, но тут же усмехнулся. — А скажите, только честно, Заряна Святославна, ведь заговариваете все же цветочки-то? По-старому, а?

— О чем вы? — Сделала непроницаемое лицо Смольянина, но тут же рассмеялась. — Догадались-таки, Виталий Родионович? Ну да, увиливать не стану. Разумеется, я им помогаю, чем могу. Но вы уж, будьте любезны, молчите о том.

— Ну что вы, Заряна Святославна. Я буду нем как рыба... Если вы поделитесь со мной толикой той красоты из ваших цветников, что славится на всю Европу. — С самым серьезным видом кивнул я.

— А вам палец в рот не клади, ваше благородие! — Со смешком констатировала хозяйка, поднимаясь с кресла. — Ну что ж. Договорились. Идемте выбирать ваш откуп?

— С превеликим удовольствием. — Ответил я, поднимаясь следом.

Всю дорогу до обширных теплиц, и даже во время похода по ним, мне приходилось осторожно отбиваться от попыток Смольяниной разузнать, кому же предназначен будущий букет. Правда, в зимнем саду отделаться от допроса оказалось куда как проще. Я был искренне восхищен окружившим меня буйством красок, и очарован странным сочетанием радующих летней зеленью, ароматами и яркими цветами, теплиц, со скупо подсвеченным небольшими светильниками, хмурым ноябрьским садом, ощетинившимся голыми ветвями облетевших деревьев, что виднелся за огромными стеклами. А хозяйка была настолько довольна произведенным эффектом, что почти прекратила донимать меня расспросами.

После долгих и мучительных выборов, я, наконец, остановился на изящных розах нежно-персикового цвета.

— М-да. Пожалуй, в следующем году нужно будет посадить еще пару таких кустов. — Заключила Смольянина. — Вряд ли я, конечно, буду ими торговать, но судя по тому спросу, которым пользуются именно эти цветы, в противном случае, я рискую остаться и вовсе ни с чем.

— А что? Кому-то они уже приглянулись? — Поинтересовался я, наблюдая, как Заряна Святославна аккуратно срезает для меня бутоны.

— Вы, Виталий Родионович, уже второй человек, кто на этой седмице просит у меня эти розы.

— Так может стоит подумать о торговле всерьез? — Спросил я.

— Знаете, ваше благородие... День, когда я начну торговать цветами из этого сада, станет последним в моей жизни. — Неожиданно резко ответила Смольянина. — Деньги, милейший мой Виталий Родионович, еще не все. Их можно заработать, найти, украсть, отнять в конце-концов... А вот эти цветы, это... это сама жизнь, понимаете? Такая же маленькая, хрупкая и бессмысленная, но при этом невообразимо красивая. И я еще не пала так низко, чтобы торговать ею направо и налево.

— Извините, Заряна Святославна. — Я, честно говоря, был сильно сконфужен отповедью хозяйки дома...

— Ништо, Виталий Родионович. — Так же внезапно Смольянина смягчилась, и начала бережно заворачивать цветы, перекладывая их соломой. — Это я должна у вас просить прощения. Вспыхнула, словно спичка. Давайте оставим это, с вашего позволения?

— Разумеется. — Кивнул я. — Я вас прекрасно понимаю, уж извините, ляпнул не подумав. Нетрудно ведь догадаться, что для вашей школы, такое отношение к живому, противоестественно... Но вот взбрело в дурную голову. Простите неразумного.

— Полно вам, Виталий Родионович. Забудем о том. — Улыбнулась Смольянина, протягивая мне бережно завернутые цветы. — Идите уж, восхищайте вашу ладушку.

— Как вы...? — Опешил я.

— Ох! Неужто угадала? — Звонко рассмеялась Заряна Святославна. — Ну конечно, извозчика отпустили, куда ж в такую темень пешком-то идти? Ай я недогада. Но какова девка-то... а?! Огонь! Ну же, Виталий Родионович, полно вам смущаться. Сами проговорились, уж не обессудьте!

— Ой, Заряна Святославна... Вам бы дознавателем служить. Всех воров, в один миг бы на чистую воду повывели... — Со вздохом признал я, но некоторые мысли заставили меня нахмуриться, что не укрылось от хозяйки дома. — Вот что, Заряна Святославна. У меня к вам будет одна очень серьезная просьба. Прошу вас, всем что для вас дорого. Никому, ни в коем случае не говорите о том, что узнали.

— Ну вы уж меня совсем за болтушку какую держите. — Вздернула носик Смольянина.

— Поймите Заряна Святославна, я не сплетен вовсе опасаюсь. Будь только в них дело, и не просил бы ни о чем подобном, зная ваше отрицательное отношение к распространению слухов. — Я пустился на отъявленную лесть в адрес хозяйки и, заметив, что та уже вполне благосклонно поглядывает в мою сторону, договорил. — Здесь, совсем в ином дело. Вы же знаете, служба в Особой канцелярии не так проста. Не дай бог узнает какой вор или злоумышленник, о моей симпатии к Ладе, худо ей прийтись может. Она ведь не дворянского звания, а значит и опаски никакой у злодеев не будет. Разве что мести побоятся. Так ведь месть, она ж мне Ладу, в случае чего, не вернет...

— А что? И вправду мстить стали бы, Виталий Родионович? — Тихо спросила Смольянина, явно впечатленная моей маленькой речью. — На хольмганге?

— От него увернуться можно. А от пули — не выйдет. — Покачал я головой.

Заряна Святославна застыла на месте, смерила меня долгим пронизывающим взглядом, после чего кивнула.

— Не врете. Вижу. Ох и судьбинушка же у вас, Виталий Родионович... Словно кладбище за спиной стоит. — Вздохнула Смольянина. В ответ, я только пожал плечами. А что делать, если так оно и есть... кладбище, в смысле. На котором и своих и чужих, наверное, поровну... Заряна Святославна неожиданно погладила меня по руке, удерживающей собранные ею цветы, и грустно улыбнулась. — Ничего, Виталий Родионович, все ушло. Оставьте ИХ там, где должно быть, нечего им тут делать... И идите домой. Там вас живые ждут. А обо мне не волнуйтесь. Смолчу... Не за лесть вашу, по совести. Ступайте. Ну...

Коротко поклонившись, я прижал поплотнее цветы к груди и, выйдя из зимнего, в сад обычный, направился к дому, напрочь позабыв об оставленном у хозяйки владения, пальто, шляпе и перчатках. Всколыхнувшиеся было воспоминания, разбуженные волхвой, неохотно, но улеглись на дно памяти, так что к крыльцу своего дома я подошел в более или менее нормальном настроении. Хотя радужным я бы его не назвал. Усталость и дурные предчувствия, что снова заворочались в груди, отнюдь не добавляли радости.

Дверь мне открыл Лейф. Чуть округлив глаза от моего вида, тем не менее, он весьма шустро понял диспозицию и, молниеносно спрятав цветы на высоком шкафу для верхней одежды, проводил меня в гостиную. Пообещав через полчаса подать ужин, Лейф тут же скрылся в коридоре, а я устроился в кресле у камина, и принялся бездумно перелистывать страницы записок Хейердалла.

Глава 3. Не буди лихо... пока спит тихо.

Цветы, Лейф, по моей просьбе, поставил в вазу и отнес в свою комнату, незаметно от девушки, с тем, чтобы сохранить до поры этот подарок в тайне. Ему было проще это проделать, пока девушка крутилась в комнате, накрывая на стол. Вообще, меня несколько удивило поведение Лейфа в отношении сестры. Точнее, его отношения к нашим с ней нарождающимся отноше... Тьфу ты, совсем язык заплелся. Просто еще по "той" жизни, я помню, что страшнее отца девушки, для ухажера может быть только ее брат, при этом не особо важно, старший или младший. Помнится, одного моего коллегу, не самого маленького роста и комплекции, шестнадцатилетний пацан, со второго этажа, в одном исподнем в окно вышвырнул, под аккомпанемент воплей сестрицы, недовольной такой концовкой романтического вечера. А тут... Непонятно как-то... Ну да и черт с ним, пока. Буду решать проблемы по мере их поступления, тем более, что как раз в данном случае, все складывается совсем неплохо, и проблем, вроде бы, не предвидится. А вот с другой стороны, неприятностей можно и нужно ждать, в неопределимых количествах. Недаром же, моя, примолкнувшая было за день чуйка, уже начала сосредоточенный попил внутренностей? Ну а раз на мирном фронте у нас пока тишина и покой, значит, пора озаботиться делами военными... И как можно скорее, пока эта сволочь, язву мне не проела!

Сытно поужинав, вооруженный томиком Хейердалла, я поднялся к себе в кабинет. Вот только книгу я так и не открыл, увлекшись анализом событий. Очнувшись от боя часов, я вздохнул и позвал Лейфа.

— Лейф, у тебя оружие какое-нибудь имеется? — Обратился я к повару, одновременно выдвигая один из ящиков конторки, и выкладывая на столешницу массивную деревянную коробку.

— Ну, не без того. — Почесал макушку парень. — А какое вам нужно?

— Не мне. Тебе. — Качнул я головой. — Чем располагаешь?

— Э-э. Ну, есть пара барабанников корабельных и абордажник, а из холодного, разве что морской палаш, да... лопаты. — Тихо закончил короткое перечисление сын ушкуйника.

— Мои, что ли? — Не понял я. Вроде бы, они еще вчера лежали в ларце в моей спальне.

— Да нет. — Поморщился Лейф. — Я тут, в лавку скобяную заглянул, ну и подобрал себе по руке. Только и пришлось, что рукоять укоротить, да кромку довести.

— Понятно. — Ну ушлый народ, а? На ходу ноу-хау коммуниздит! Хотя... приятно, вон как запала ему в душу идейка-то... — А что за абордажник? Стоп, не отвечай. И вообще, давай-ка, по-тихому, тащи сюда свой арсенал, разбираться будем. Только так, чтоб Лада не видела, а то опять слез не оберемся. Угу?

— Понял. — Кивнул Лейф и исчез, без единого вопроса. Только слышно было, как этот верзила по ступенькам ссыпался. А ведь я его просил — тихо! М-да. Гонять и гонять еще желторотика. Ну ничего, как говорил ротный, глядя на очередного срочника: я тебя научу ссать по приказу, а срать по расписанию.

Пока Лейф мотался за своим имуществом, я успел наведаться в гардероб и переодеться в черные, не стесняющие движений брюки, черную же рубашку и жилет, заодно сменив и ботинки на легкие и мягкие тапочки, в которых обычно тренировался у Тихомира.

Обратно, парень прибежал спустя пару минут, с немаленьким таким, добротным деревянным ящиком подмышкой. Грохнув его на стол, Лейф немного повозился с тяжелым навесным замком, и откинул крышку мореного дуба. Заглянув внутрь, я увидел только аккуратно уложенные свертки.

— Давай показывай свою артиллерию. — Кивнул я Лейфу, и тот, с готовностью принялся извлекать на свет содержимое сундучка.

Первыми появились два одинаковых свертка, которые я тут же принялся потрошить. Ага. Это должно быть и есть те самые корабельные барабанники. Блин, целые гаубицы! Они что, в море, их вместо пушек пользуют?! Тут же калибр...

— Пять линий. — Пробухтел Лейф, заметив мои манипуляции со стволом, и вогнал меня своим ответом в ступор. Ага. Пятидесятый, то бишь, двенадцать и семь десятых мэмэ. Крупнокалиберный пулемет. На хрена на корабле нужны револьверы с калибром "Корда"?!

— А патроны к нему есть? — Поинтересовался я, уже заранее опасаясь, что сейчас мне будут продемонстрированы бронебойные и зажигательные образчики. Одно хорошо. Длина патронов для этой зверюги, явно поменьше НАТОвского стандарта в девяносто девять миллиметров. Кстати, вот интересно, а барабан при такой мощи, как себя ведет?

— Есть и патроны, а как же... — Лейф вытащил небольшую картонную коробку, и положил ее поближе ко мне. — Там их сотня.

— Знаешь, я уже даже боюсь спрашивать, что такое этот ваш абордажник... — Вздохнул я.

— А! Так вот он. — Лейф бережно развернул вощеную бумагу и, отложив в сторону промасленную ветошь, продемонстрировал мне... классический обрез. Вертикалку, ага. Причем по виду, точно можно было сказать, что им пользовались и немало. Оружие хоть и выглядело ухоженным, но нередкие царапины и потертости на рукояти, говорили об этом яснее любых слов.

— Вот это уже ближе к теме. Так. Давай-ка, вынимай все что есть, и начинай приводить в порядок. Что-то мне кажется, что сегодня эта артиллерия нам может пригодиться... — Уже тихо проговорил я, но все же услышавший мое бормотание, Лейф серьезно глянул исподлобья, и принялся сноровисто раскладывать на столе оружие и боеприпасы.

— Сейчас осмотрю для верности, и можно снаряжать. — Мотнул головой сын ушкуйника. — Оно ж у меня все ухоженное. Как отец велел... это... ре-гу-ляр-но, вот.

— Понятно. Слушай, а Лада как, с огнестрелом умеет управляться? — Прищурился я. — Ну не с твоими, конечно, а хотя бы с "Тиссо" управится?

— Это да. Отец учил, как положено. — Кивнул Лейф, но...

— Отставить. — Вздохнул я, вспомнив о реакции девушки на мои упражнения с лопатами. — Сделаем иначе. Ты сейчас пробежишься по дому, выключишь свет, закроешь все ставни на первом этаже, и на ночь устроишься у ее комнаты, со всем своим арсеналом. Только переоденься во что-нибудь темное, а то из белого фартука и колпака выйдет первоклассная мишень. Понятно? Тогда, бегом марш! И не забудь проверить замки на дверях.

Лейф кивнул и унесся выполнять приказ. Вернулся он минут через десять, наряженный в широкие темно-синие шаровары, такую же рубаху-косоворотку и странного вида, мягкие сапоги, чем-то смахивающие на мокасины. Доложив об исполнении, парень принялся сверлить меня хмурым взглядом.

— Что? — Не понял я, откладывая в сторону обрез.

— Лада уже отправилась спать... А вы как же, ваше благородие? Неужто с одним "Тиссо" останетесь? — Неодобрительно насупился Лейф.

— А кто тебе сказал, что у меня только он? — Усмехнулся я, открывая вынутую из конторки коробку. Помнится, в оружейной лавке, приказчик сначала недоумевал, когда я стволы для себя отбирал, не принято здесь, оказывается, по несколько штук их приобретать. Вот охотничьи ружья, да, некоторые любители чуть ли не коллекции из них составляют, а короткостволы берут по одному, редко по два. Для себя и супруги, в путешествие, например. Зато, когда я, с самым блаженным видом, велел завернуть всю кучу отобранного мною холодного и огнестрельного оружия с боеприпасом, тот же приказчик, чуть не до потолка прыгал, от счастья. Денег, правда, из своего и так невеликого бюджета, я тогда, извел столько, что хватило бы обставить мебелью еще пару комнат в доме. Но не жалею, успев придушить жабу раньше, чем она меня. Как говаривал персонаж одной из прочитанных мною на "том свете" книжек: "я свято верю в силу пороховых газов". Полностью с ним согласен.

Вытащив пару "скварскольдов" — близнецов того, что уже покоился у меня подмышкой, я их снарядил, после чего проделал ту же процедуру с десятком обойм, на три патрона каждая, занявшими положенные места в специальных кармашках на поясе, самого что ни на есть ковбойского вида, чье сходство с моднявыми "пастушьими" аксессуарами усиливалось наличием двух открытых кобур. Лейф наблюдал за моими манипуляциями с открытым ртом. А что? Чем я хуже какого-нибудь Лихого Джо... или Трехрукого, с учетом количества стволов? И вообще, запас карман не тянет, вот!

— Ну, и долго ты будешь на меня смотреть? — Поинтересовался я у парня, на что тот, только криво ухмыльнулся, и достал из своего сундука, почти такой же пояс как у меня. Только на нем, со спины были гнезда для патронов обреза, вместо горизонтальных ножен, как на моем. Все. Не хватает только двух стетсонов, и можно отправляться грабить дилижансы. Если судить по вестернам, то это самое что ни на есть пастушье занятие... Хм. Что-то я слишком развеселился. Нервы...

— Ва... Виталий Родионович, а вы уверены, что сегодня... — Тихо спросил Лейф, опоясываясь широкой этой "ковбойской радостью".

— Нет. Не уверен. Но не хотелось бы, чтобы нас застали врасплох. Куда?! — Это я заметил, как Лейф пытается заткнуть обрез за пояс. — В руке держи. Первый выстрел из него будет, понял? А что касается нападения, у меня просто дурное предчувствие. Очень дурное...

— Понятно. Отец говорил, ушкуйник чутью своему доверять должен. Лучше десять раз подготовиться, чем один раз не проснуться. — Согласно кивнул Лейф.

— Вот и я о том же.

Закончив подгонку амуниции и сборы, я глянул на заигравшие часы. Полночь... Сундук Лейфа мы задвинули под кресло в углу комнаты, а свою коробку, я убрал в конторку.

— Так, Лейф. А теперь, самое сложное. Для меня, во всяком случае. Среди наших врагов могут оказаться... а, скорее всего, наверняка окажутся несколько человек...

— Характерников? — Помог мне парень, поняв, что я никак не могу подобрать нужное слово.

— Ну, наверное, можно и так сказать. — Кивнул я. — Их надо будет выбивать в первую очередь. Я пока довольно смутно представляю себе их боевые возможности, но то, что какой-нибудь гадкий сюрприз они преподнести способны, в этом я даже не сомневаюсь.

— Это они могут... — Согласился Лейф, и в этот миг мы услышали тихий перестук копыт за окном.

— А вот, кажется и гости. Быстро вниз. — Шикнул я на ковбоистого повара, а сам двинулся поближе к своей спальне. Если не ошибаюсь, то ломиться налетчики будут, в первую очередь, именно сюда.

И я угадал. Не прошло и пяти минут, как в спальне скрипнуло окно, тут же, самым наглым образом, дернулись щеколды, и створка мягко отворилась, без чьей-либо видимой помощи. Еще несколько секунд тишины, и в оконном проеме появился угольно-черный силуэт. Открывать огонь сразу, я не стал. Дождался пока взломщик окажется в комнате, и сделает пару шагов в сторону, одним движением скользнул ему за спину, и аккуратно тюкнул в темечко. Язык есть, теперь можно и пошуметь. Я подошел к распахнутому окну... Блин, совсем забыл, как грохочут стволы в замкнутом пространстве! Трое болтавшихся под стеной дома молодчиков, схлопотали по свинцовому подарку в жизненно важные органы, и кулями осели на мерзлую землю.

Несколько мощных оплеух привели моего "говоруна" в чувство, а нож у горла сделал его предельно покладистым.

Десять рыл. Уже семь, если считать и мой трофей. Было три группы при трех философах, осталось две. Одна у экипажа и в дом не полезет. В остатке три придурка у входной двери, и один из них, как сказал бы Лейф — характерник. "Трофей", кстати, можно и не считать. Он уже остывает. Церемониться с уродами, напавшими на мой дом я изначально не собирался, равно как и сдавать их "правоохранительным" князьям. А теперь вниз. Я, своими выстрелами, и так, наверное, перебудил всю округу. Так что стоит поторопиться, пока все мое веселье не прервали суровые дядьки в форме.

Окинув взглядом расстилавшийся за окном вид, я воспользовался веревкой, столь любезно предоставленной мне взломщиками и, спустившись по ней на землю, быстро осмотрел трупы. То, что в контроле они не нуждаются, было ясно и так, все-таки, когда пуля сорок пятого калибра попадает в голову, анальгин уже не поможет. А промазать с расстояния в десяток метров было довольно сложно, благо фонарь на улице, за стеной владения, давал достаточно света, чтобы отчетливо видеть цели. Так что осмотр, скорее был формальностью, разделавшись с которой, я отправился в обход дома, предусмотрительно захлопнув "хрустальную сферу". Конечно, от молнии в задницу она не спасет, зато от ментального воздействия на мозги убережет точно...

Я подоспел вовремя. Взбудораженные выстрелами, молодчики как раз взломали дверь, и теперь крались по коридору из холла на кухню... идиоты. Но вот это и плохо. Там, в небольшом коридоре, перпендикулярно отходящем от основного, по которому шли налетчики, засел Лейф... А мне бы совсем не хотелось подпускать уродов так близко к своим людям. Впереди, дуплетом грохнул обрез, часть обитой деревом, левой стены коридора, украсилась многочисленными внушительного размера выбоинами и отщепами. Картечью у него абордажник заряжен, что ли?

Стрелять я начал еще в полете. Один из двух оставшихся на ногах, после выстрела Лейфа, налетчиков, уже поднял ствол на явно не успевающего схватиться за барабанник парня, а в следующий миг словил спиной подарок от моего "сварскольда", и рухнул как подрубленный, недалеко от жертвы абордажника, так и не нажав на спусковой крючок. А вот с третьим вышел облом. Он шустро откатился за массивную деревянную тумбу в нишу у стены. И оттуда, пару раз негромко и как-то неубедительно, после рявканья "сварскольдов", хлопнули выстрелы, определенно в мою сторону. Черт! Накаркал! Эта тварь запустила в меня молнией! Хорошо еще, что я в этот момент уже лежал на полу, и трещащая голубоватая дрянь просквозила надо мной, а если б попала?

— Парень, лучше бросай маяться ерундой. Нас здесь двое, и оба с оружием. А ты уже один. Сечешь? Так что, давай по-хорошему. Ствол на пол, лапки в гору и лицом к стене. — Предложил я. Не то чтобы мне так уж нужен был этот придурок живым, ну а вдруг? Но в ответ, мимо меня пролетела еще одна молния. Жаль.

Только я начал выцеливать ту часть тушки противника, что была мне видна в просвете меж полом и днищем тумбы, как с той стороны раздался какой-то шорох, а следом, тихий вскрик.

— Я его успокоил, ваше... Виталий Родионович. — Прогудел Лейф, выглядывая из-за угла. Но стоило мне начать подниматься на ноги, как он рявкнул, — Сзади!!!

И, моментально оказавшиеся в руках у сына ушкуйника, корабельные "гаубицы" изрыгнули огонь... в мою сторону! Я говорил, что "сварскольд" громко стреляет? Чушь! Пятилинейник, вот это да! Один выстрел, одна контузия. Два выстрела, инвалид на всю жизнь. Но мне, наверное, повезло. Слух вернулся уже минуты через две, так что я даже смог расслышать окончание своей собственной матерной тирады в адрес неумелого повара, расстреливающего собственного нанимателя и потенциального родственника.

Правда, рассмотрев результаты стрельбы Лейфа, мнение свое я изменил. Двое налетчиков, из той тройки, что должна была стоять на стреме, заслышав стрельбу, не слиняли, сверкая пятками, что было бы логично, а ринулись на помощь подельникам... Вот именно их-то и снял своими грохоталками сын ушкуйника, едва они появились в холле. Странные люди. Странное нападение. Дилетанты какие-то, право слово! Через секунду, до моего слуха донеслось дикое ржание. Понятно, последний тать, явно решил не искушать судьбу, и таки слинял. Ну-ну. Лучше поздно, чем никогда.

— Извини, Лейф. Как твой клиент? Жив? — Поинтересовался я.

— А черт его знает. — Пожал плечами парень, отточенным жестом отправляя оба барабанника в кобуры. — Вроде бы я его не сильно приголубил, но все ж таки вам лучше глянуть...

— Гляну, конечно. Не переживай... — Подойдя к растянувшемуся на полу трофею Лейфа, я пощупал его пульс. — Жив, курилка. Чем ты его так?

— Так... — Лейф замялся. — Лопату я в него швырнул. А она как-то так... череном ему и въехала.

— Ну ты везучий. — Рассмеялся я, присмотревшись к оболочкам поверженного "философа". — У него защита выставлена от стали... Так что, попади ты в нее кромкой, тут же схлопотал бы в ответ молнию. А вообще, это ж с какой силой, надо было лопату закрутить, а? Ну да ладно. С этим после разберемся... Вот что, Лейф, давай-ка, свяжи его, и спусти в погреб, а я пока по окрестностям пробегусь. Гляну, что да как

Но далеко убежать мне не удалось. Тихонько скрипнула дверь, и из-за угла медленно и осторожно высунулся носик Лады. Девушка глянула на нас большими испуганными глазами, потом увидела валяющиеся на полу тела, и, облегченно вздохнув, вышла из-за угла, опуская руку с зажатым в ней скромным по размеру, но весьма грозным "Барринсом". Валькирия... в ночнушке. Интересно, почему она еще не рыдает?

Вместо ответа на мой мысленный вопрос, Лада, аккуратно ступая босыми ногами по полу, так, чтобы не испачкать их в лужах крови, подошла ко мне и, молча уткнувшись носиком мне в ключицу, замерла обхватив руками, словно любимого плюшевого мишку.

— Замерзнешь ведь, Ладушка. — Прошептал я на ухо девушке, но та, только крепче сжала объятья. Сильна... Глянув мимоходом на Лейфа и убедившись, что он уже закончил связывать нашего гостя, я подхватил Ладу на руки, и двинулся в ее комнату. Там, мне с большим трудом удалось отцепить ее от себя, и уговорить лечь обратно в постель. К тому моменту, когда Лада, наконец, уступила моим просьбам и закуталась в одеяло, раздался стук в дверь.

— Да?

— Эм... Виталий Родионович, тут... в общем, пришли из канцелярии. Вас спрашивают. — Пробухтел за дверью голос Лейфа. Поняв, что я сейчас уйду, Лада тут же попыталась выбраться из постели.

— Не стоит. Подожди меня здесь, пожалуйста. Я быстро. — Я покачал головой, положив девушке руку на плечо.

— Только не забудь. — Тихо вздохнула Лада, до этого момента не проронившая ни слова. Мгновение поколебавшись, я поцеловал сероглазку и поднялся.

— Не забуду. Обещаю.

Выглянув за дверь, я не сдержал улыбки. В паре метров от меня стоял насупившийся Лейф, уверенно сжимающий в одной руке обрез, а в другой корабельный барабанник, стволы которых были направлены на мнущихся в основном коридоре охранителей в штатском, за спинами которых виднелось чем-то сильно недовольное лицо князя Телепнева.

— Спокойно, Лейф. Это свои. — Проговорил я.

— Свои, все дома. — Выдал этот Матроскин, не сводя угрюмого взгляда с гостей.

— Хм. Виталий Родионович, не могли бы вы попросить своего повара убрать оружие? — Спокойный голос князя заставил охранителей переглянуться с самым ошеломленным видом. Я думаю. Ворваться в дом, обнаружить на полу кучу трупов, и оказаться на мушке у здорового битюга с внушительными стволами в руках, а потом выяснить, что тот, обычный повар... Ничего так приключение.

— Лейф, ты "посылку" успел упаковать? — Тихо спросил я, вставая так, чтобы меня не было видно из-за спины парня, и соответственно невозможно было прочесть по губам вопрос.

— Угу. — Коротко ответил сын ушкуйника.

— Замечательно. Тогда, будь добр, пройди в комнату Лады, и запритесь там... Хорошо? — Лейф кивнул и я посторонился, пропуская его к двери в спальню сероглазки. Щелкнул дверной замок, охранители ощутимо расслабились, и я тут же отвесил князю короткий поклон. — Доброй ночи, ваше сиятельство. Как видите, я был прав.

— Может, поговорим в более... прибранном месте? — Хмыкнул глава Особой канцелярии.

— Как скажете, Владимир Стоянович. — Пожал я плечами. — Гостиная вас устроит? Правда, прошу меня извинить, но как раз, угостить вас, мне сегодня решительно нечем. Мой повар несколько не в форме.

— Разумеется, Виталий Родионович. В конце концов, мы к вам не на пироги приехали, не так ли? — Усмехнулся князь, подавая знак охранителям, и те расступились в стороны, выпуская меня из коридорчика.

— Что ж. Тогда, прошу следовать за мной. — Кивнул я.

Мы с князем устроились в креслах в гостиной, оставив охранителям возню с телами. И к моему удивлению, уже через несколько минут, появившийся в комнате синемундирник поставил перед нами на стол, кофейный набор, пробормотав, что позволил себе похозяйничать на кухне. Ну и ладно. Тем более, что кофе мне сейчас действительно не помешает. Пригубив горячий ароматный напиток, я с сожалением констатировал, что до умений Лады охранителю еще грести и грести, после чего кратко изложил князю события прошедшего вечера.

— Скажите, Владимир Стоянович, а кто вам сообщил о перестрелке? Заряна Святославна или Ратьша? — Осведомился я, по окончанию своего короткого повествования.

— Госпожа Смольянина позвонила в канцелярию и сообщила, что в доме одного из ее жильцов слышна стрельба. От Ратьши новостей не было. — Ровным тоном ответил князь. — А что, вас это беспокоит?

— О, нет. Это только подтверждает некоторые мои домыслы. — Отмахнулся я, и не удержался от того, чтобы почувствовать себя "великим сыщиком". — Знаете, Владимир Стоянович, думаю, завтра к полудню, я буду готов назвать имя похитителя Хельги Милорадовны.

— Вот как? И вы сможете доказать свою правоту? — Прищурился князь.

— Думаю, да.

— Тогда, почему бы вам не сделать этого сейчас? — Осведомился Телепнев.

— Хотя бы потому, что здесь отсутствуют необходимые лица. — Ответил я. — А к завтрашнему полудню, я надеюсь, все они будут в сборе.

— Ну что ж. Тогда подождем до завтра. — Кивнул князь. — С вашего позволения, я приглашу Бернгардта Брячеславича на ваше представление.

— А если я провалюсь? — Поинтересовался я у Телепнева. — Тогда ведь и авторитет канцелярии пошатнется, разве нет?

— Помилуйте, Виталий Родионович, причем здесь канцелярия?! — С хитрой усмешкой, всплеснул руками князь. — Вы же заштатный сотрудник, наставник по рукопашной схватке, но никак не дознаватель... Так что, розыск был вашей личной инициативой, разве нет?

Глава 4. Делай что должно, а будет — не будет... оставь ромашкам.

От охранителей наводнивших дом, я отделался только в третьем часу ночи, да и то не от всех. Перед уходом, как оказалось, князь велел оставить у Смольяниных полдюжины синемо...мундирных для охраны. И теперь они тенями бродили вокруг дома, тихонько бряцая амуницией, а один так и вовсе расположился на крыльце, вынужденный временно работать замком у двери, поскольку родную "некусачую собаку", налетчики вырвали с мясом...

После разговора в подвале, с захваченным философом, спеленутым по рукам и ногам до полной неподвижности, я уж хотел было отправиться спать, но вспомнил об обещании данном Ладе, и застрял. С одной стороны, слово надо держать... тем более, что в этом мире, ему еще знают настоящую цену, в отличие от "того света". С другой же стороны, девушка наверняка уже десятый сон смотрит, а тут вломлюсь я, весь такой боевой, воняющий порохом и потом... То-то ей радостно будет!

Прикинув так и эдак, я принял к исполнению усредненный вариант. А именно: сначала принять душ, а уж потом тихонько постучаться в дверь комнаты Лады, чтобы с утра, можно было с чистой совестью заявить, что, дескать, да, заходил, но не решился будить... Вот же ж...

Плюнув на все с высокой колокольни, я поднялся в спальню, содрал с себя, непонятно когда успевшую украситься редкими пятнышками засохшей крови, одежду и амуницию и, вытащив из шкафа халат, поплелся в ванную, где нашел самый верный способ прийти в себя и взбодриться после долгого и чрезвычайно утомительного дня. Иначе говоря, находясь в полусонном состоянии, я что-то перемудрил с вентилями душа, и тот, явно из врожденной подлости, для начала окатил меня ледяной водой, а через секунду чуть ли не кипятком ошпарил. В общем, из душа я выбрался немного взбудораженным, и уже было наладился в поход до двери в комнату Лады, как услышал какой-то шорох. Покосившись на лежащую чуть ли не у самого входа в спальню, кучу одежды и венчающую ее сбрую с барабанниками, я понял, что могу не успеть до них добраться, и медленно развернулся в ту сторону, откуда донесся так напрягший меня звук.

Хм. По-моему, я ошибся комнатой... В противном случае, у меня имеется один закономерный вопрос. А что, собственно, Лада делает в моей постели?

Я подошел поближе к кровати, и тихо хмыкнул. Спит. Ну и черт бы с ним со всем. Идти в гостевую спальню, у меня нет никакого желания, тем более, что там и постельного белья-то нет. То есть, оно, конечно, есть, но лежит в шкафу, и возиться с ним, совершенно неохота. Ну а раз так... Я решительно обошел кровать, и улегся рядом с тихо посапывающей сероглазкой. Я тоже хочу... В смысле, спать. Нет, вообще-то, не только, но вот именно сейчас...

Утром меня разбудил вовсе не ставший привычным за последнее время, аромат кофе, а доносившиеся с первого этажа голоса. Очевидно, организм так и не смог нормально расслабиться за время короткого четырехчасового отдыха, ничем другим, я не могу объяснить чуткость сна, слетевшего с меня, едва послышался приглушенный тяжелыми дверьми и расстоянием, бубнеж.

Попытавшись потянуться, я понял, что это не так-то просто сделать. Открыл глаза, чтобы узнать, что именно мне так мешает, и не смог сдержать тихого смешка. Лада умудрилась во сне каким-то образом забраться на мою тушку, и теперь сладко посапывала, обхватив меня руками и ногами. А вот ее, очевидно, мой мудрый организм как угрозу не воспринимает... Хотя кое-какая реакция имеется... М-да уж. Ситуёвинка.

От моего сдавленного хихиканья девушка проснулась, сонно взглянула на источник разбудившего ее шума и, немного поерзав, вновь сомкнула веки. Но уже через секунду, серые глаза в обрамлении длинных и пушистых ресниц, распахнулись и с испугом уставились на меня. Лада пискнула и, кубарем с меня скатившись, замерла на краю кровати, плотно завернувшись в стянутое с меня же одеяло.

— С добрым утром, Ладушка. — Только что не пропел я, искренне наслаждаясь представлением.

— В-ва... В-виталий Родионович... я... — Девушка, мучительно покраснев, зашарила глазами по комнате, но так ничего и не придумав, только судорожно втянула носом воздух.

Поняв, что еще чуть-чуть, и меня ждет поток всего запаса слез, накопленного Ладой еще с вечера, я резво поднялся с постели, под сдавленный девичий ох, накинул халат и, обойдя кровать, присел на корточки рядом с застывшей на самом ее краешке, девушкой, алой как маков цвет. Вот как их понять?! Женщин, в смысле... Вроде бы сама призналась, что любит, а бояться не перестала... При этом и боится как-то странно. Временами. Вот сама ночью забралась в мою постель. Не боялась? Нет. А стоило пожелать ей доброго утра, и она уже дрожит, словно осиновый лист на ветру. Или это я идиот? Хотя... Одно другому не мешает. Наверное, как-то так.

Придя к такому умозаключению, я вздохнул.

— Кофе хочешь? — Внимательно следившая за моими перемещениями, Лада несколько опешила, но спустя полминуты, неуверенно кивнула. Я улыбнулся. — Тогда подожди чуть-чуть, ладно?

Вскочив, я метнулся к двери и, чуть не снеся ее с петель, помчался на кухню. Отмахнувшись, от пытавшегося что-то сказать Лейфа, встреченного мною в холле, я только промычал ему на ходу что-то вроде: "добрутро", и, ворвавшись на кухню, тут же развил бурную деятельность. Кофе не терпит суеты, но очевидно, сегодня небеса были ко мне благосклонны, потому как он даже не попытался убежать, пока я разыскивал кофейные приборы, а "подниматься" кофе начал как раз в тот момент, когда я закончил нагружать поднос всем необходимым, в том числе и пышущими жаром хлебцами, приготовленными самоотверженным Лейфом... Хотя, спать-то он ушел, куда раньше чем, я...

Приготовив кофе, я окинул взглядом получившийся натюрморт, и нахмурился. В нем явно чего-то не хватало... Хлопнув себя по лбу ладонью, я отправился к Лейфу, за припасенным с вечера букетом.

— Виталий Родионович... — Пробухтел повар, пока я придирчиво осматривал цветы.

— Да? — Поправляя один бутонов, кивнул я.

— Тут это... Извозчик какой-то приехал. Ратьшей назвался... — Проговорил Лейф.

— Вот как? — Встрепенулся я. — Он один?

— Того не знаю. Экипаж закрытый, и занавеси на окошках опущены. Просил передать, что задание он исполнил. — Пожав плечами, ответил парень.

— Замечательно. — Губы сами разошлись в ухмылке. — Проводи его в дом, напои чаем... да нашего философа подготовь... Нечего всякой шушере у нас дома обретаться.

— Все сделаю. — Согласно кивнул Лейф и, чуть помявшись, тихо спросил, — Виталий Родионович... а как там Лада?

— Чувствует себя вроде бы неплохо. В отличие от нас с тобой, она все-таки выспалась... — Вздохнул я.

— Так вы... это... ну... что ли не... — Постепенно все больше и больше смущаясь, забормотал Лейф.

— Что ли не. — Усмехнулся я и, прищурившись, ткнул парня пальцем в грудь. — А скажи-ка ты мне, друг любезный, с чего это так старательно со своей сестрой меня норовишь свести, а?

— Я? — Изобразил великое изумление Лейф, и тут же замотал головой, одновременно начиная пятиться к выходу. — Не, я... да ни в жисть... И вообще там, вон... Мне наказ ваш исполнить...

— Ну-ну. Мы с тобой еще поговорим на эту тему. — Вздохнул я, подозрительным взглядом провожая ретирующегося повара. После чего, подхватил серебряный поднос с кофейными причиндалами и букетом цветов, и потащил его к себе в комнату. Шум воды доносящийся из ванной комнаты при спальне, подсказал, что Лада отправилась приводить себя в порядок. Оглядевшись, я опустил поднос на небольшой столик у окна, и приготовился ждать. Вскоре шум смолк, но даже спустя добрых десять минут, в спальню, Лада так и не вышла... И я, кажется, догадался, почему. Открыв гардероб, я снял с вешалки один из банных халатов, тихонько постучал в дверь ванной комнаты, чуть приоткрыл ее и просунул халат в образовавшуюся щель (благо, что в ванной при спальне, замок не был предусмотрен). Она же ко мне в спальню пришла, как была, в ночнушке и с "Барринсом", найденным мною под подушкой. Да здравствует логика! Уже через минуту, Лада вышла из ванной, чуть смущенная, но уже не испуганная, и то хлеб... Вдоволь полюбовавшись на сероглазое видение, в волочащемся по полу, белоснежном халате, обернутом вокруг ее тела, чуть ли не дважды, я улыбнулся и, подхватив Ладу под руку, подвел к креслу, стоящему у столика с подносом.

— Это мне?

— Разумеется. — Кивнул я. Девушка осторожно, словно боясь, что цветы осыпятся от одного ее прикосновения, провела кончиками пальцев по лепесткам, и несмело улыбнулась. И было в ее улыбке... что-то такое... такое... Я замер, следя за каждым движением Лады, а когда она обернулась и подняла на меня сияющий взгляд...

Вот теперь, кажется, я пропал окончательно и бесповоротно. Влюбился как семнадцатилетний пацан... как пыльным мешком по темечку шандарахнуло. До звона в ушах, до полного срыва башни... Если б не "сфера", точно бы решил, что Лада меня зачаровала. А ведь думал, что такого со мной в жизни больше не произойдет... Но вот ведь, случилось... Пусть и "в другой" жизни! И молчать об этом я не собираюсь. Равно как и ждать окончания эпопеи с пропажей исследовательницы, что сам себе недавно обещал. К чему?

В гостиную я спустился только в одиннадцатом часу, умиротворенный и счастливый, напрочь забывший обо всех текущих проблемах и неприятностях. Ну сумасшедший, что с нас взять? Лада, правда, порывалась подняться с постели и бежать заниматься домашними делами, но была отчитана и заперта в спальне, в лучших традициях деспотичного Востока, "для вразумления". Ха! Придется сегодня виляющему Лейфу обходиться своими силами, а завтра я что-нибудь придумаю.

— Доброго дня, Ратьша. Уж прости, что заставил ждать. Так сказать, дела семейные... — Повинился я перед наливающимся дармовым чаем охранителем-извозчиком, на что тот только пожал плечами. А вот глазенки пребывающего тут же повара, эдак радостно сверкнули... Ну-ну. Я с тобой поговорю еще, сводник. Всю правду вытрясу, а если понадобится, то и полевыми методами не погнушаюсь.

Словно услышав мои мысли, сын ушкуйника тут же исчез из комнаты.

— Пустое, ваше благородие. — Отставив пиалу в сторонку, проговорил Ратьша. — Я хоть отдохнул по-человечески. Всю ж ночь по эдакой холодрыге мотался, исполняя поручение, устал, знаете ли. А тут покойно, тепло. Да и чаек отменный.

— Заметно. — Кивнул я. — Маска сползла.

— Что? О чем это вы? — Не понял "извозчик".

— По речи заметно, говорю. — Охотно пояснил я. — Я ведь, хоть и недолго в здешних местах обретаюсь, но уж говор извозчика, от речи грамотного, образованного человека отличить смогу. Между прочим, после первой нашей встречи с поездкой в "Летцбург", вы, как раз, именно этими "мабуть" и "тудой", мне и запомнились... Ну и Ведомостями, конечно.

— М-да уж. Вот это я опростоволосился. Устал... — Вздохнул Ратьша, отдирая приклеенную бороду. После чего поднявшись с кресла, вытянулся во фрунт и коротко кивнул, одновременно звонко щелкнув каблуками подбитых сапог. — Ну, уж коли так случилось... Позвольте отрекомендоваться, необмундированной службы Особой Государевой канцелярии, штабс-ротмистр Ратьша Гремиславич Липата.

— Прямо генералом себя чувствую... — Улыбнулся я, пожимая руку собеседника.

— С чего бы это? — Поинтересовался Ратьша.

— Так это ж у них даже на облучках карет "бла-ародия" сидят. — Ответил я, и Ратьша расхохотался.

— Только вы уж о том помолчите, Виталий Родионович. А то эдак, и Нишка ваш, тоже себя высокопревосходительством возомнит.

— Безусловно, Ратьша Гремиславич. — Согласился я. — А что Нискиня? Я полагаю, раз вы о нем упомянули, значит, сумели сыскать?

— Разумеется, Виталий Родионович. — Уже серьезно кивнул штабс-ротмистр. — И погреб хороший присмотрел, где его подержать можно, без того чтоб в канцелярию доставлять. Вот только в толк не могу взять, чем вам подвалы наши не угодили.

— Что место подыскали, славно. У меня и собеседник на философские темы для столбовского разносчика найдется, чтоб не скучал в одиночестве. А насчет подвалов... — Я на миг замялся. — И оттуда сбежать можно. Коли не на свободу, так на тот свет. Были уже прецеденты.

— Наговора на верность опасаетесь? — Смекнул Ратьша.

— Ну, ежели это так именуется, то да. — Кивнул я. — Но об этом можно и после поговорить, а сейчас, если не возражаете, нам пора ехать. Я обещался князю к полудню быть в присутствии. Негоже заставлять начальство ждать... по-крайней мере, слишком долго.

— Согласен. — Проговорил Ратьша, возвращая бутафорскую бороду на место. — Что ж показывайте, где этот обещанный вами сосед для Нишки? Будем его в экипаж утрамбовывать.

— Простите что вмешиваюсь, ваши благородия. Я уж философа устроил в экипаже-то. — Прогудел, входя в гостиную Лейф. — Только... Ва... Виталий Родионович, там, почитай, места-то всего ничего осталось. Неудобно ехать будет.

— Подождите, философ? — Нахмурился Ратьша. — Надо на него оградник нацепить, от лиха подальше. А ну как буянить начнет...

— Не начнет. — Отмахнулся Лейф, с самодовольной улыбкой. — Я ж ему колыбельную спел, нашу, ушкуйную.

— Дельно. — Коротко похвалил повара Ратьша и обернулся ко мне. — Ну что, тогда едем, Виталий Родионович?

— Едем. — Кивнул я, сделав себе зарубку в памяти, поподробнее расспросить Лейфа об этой самой "колыбельной"... да и вообще об ухватках ушкуйных. Кажется, это может быть оч-чень интересно.

Погреб, подобранный штабс-ротмистром, оказался не так далеко от канцелярии, на той же Торговой стороне, только ближе к Плотне. Проехав немного от Словенской набережной, вдоль Старого ручья, Ратьша загнал экипаж во двор довольно богатой, но почему-то нежилой усадьбы, в погребе которой и предстояло посидеть нашим пленникам. Расспрошенный мною еще по дороге, Нискиня поначалу не мог рассказать почти ничего внятного, кроме того, что наутро после исчезновения Хельги, о котором он, разумеется, ни сном ни духом, обнаружил в кармане три рубля серебром. Кто, что, откуда и за что, того он не знал. Знакомый почерк.

Нет, уже в брошенной усадьбе мне удалось отыскать ведро и воду, требовавшиеся для воздействия, и после Кононова наговора, кое-что, столбовской разносчик все же вспомнил. Вот только какой мне толк с его корявых описаний, типа: "не кривой, не косой, глаз не злой... но стра-ашнай!"? Разве что, очную ставку провести? Но это терпит. А вот князья терпеть не станут. Иначе говоря, до полудня осталось меньше часа, и в канцелярии меня уже ждут. Пора ехать.

Уже во дворе канцелярии, я задержался рядом с "извозчиком".

— Ратьша Гремиславич... — Начал было я, но был тут же перебит.

— Ваше благородие, вы уж меня без отчества величайте, будьте добры. Ну где это видано чтоб солидный человек к извозчику по отчеству, да на "вы" обращался? — Пробухтел в бороду штабс-ротмистр. Конспирация-с.

— Извините. Вырвалось. — Вздохнул я. — Ратьша, будь добр, поспрошай своих, как там со слежкой дела обстоят? А как узнаешь, сделай одолжение, тут же сообщи мне. Скорее всего, я буду в кабинете у князя, но Толстоватому о тебе сообщу, он задерживать не станет.

— Сделаем, вашбродие. — Степенно кивнул извозчик. — Я уж прямо сейчас и поеду. Лошадок вот только перепрягу, они ж тоже замаялись, сердешные, почитай, за ночь весь Холмоград исколесили.

— Добро. И еще. Будь любезен, как вернешься, проследи, чтоб выезды были готовы отправиться в путь, хотя бы в течение четверти часа. — Попросил я.

— Не сомневайтесь. Исполним в лучшем виде, вашбродие. — Махнул рукой Ратьша, и я, развернувшись, окинул взглядом двор и направился к крыльцу здания канцелярии.

Секретарь князя, прижимая к уху телефонную трубку, приветствовал меня коротким кивком, и тем же жестом указал на кресло в углу приемной. С удобством в нем разместившись, я взял с приставного столика, то ли выложенную для форсу самим Толстоватым, то ли оставленную каким-то забывчивым посетителем книгу, оказавшуюся известным мне еще по "тому свету" трактатом Сунь Цзы. Помнится, даже курсовик по нему писал. Впрочем, взглянуть насколько отличается здешнее учение древнего полулегендарного китайского полководца, от известного в том мире, мне не удалось. Вент Мирославич закончил разговор по телефону, и привлек мое внимание громким "бряком" трубки на телефонный рычаг.

— Добрый день, Виталий Родионович. — Поприветствовав, секретарь поднялся из-за стола и, открыв несгораемый шкаф, вытащил из него небольшой кофр серой странно шероховатой кожи. — Прошу, ваш печатный набор. Советую хранить его либо дома, либо здесь в канцелярии, как поступает большинство сотрудников.

— О... Странный материал. — Заметил я, проводя рукой по покрытию обновки.

— Акулья кожа. На нее очень хорошо ложатся оберегающие и опознающие структуры. — Просветил меня Толстоватый. — А сейчас, нужно "привязать" эти структуры к вам. Откройте кофр, пожалуйста.

Несколько довольно простых манипуляций, чтобы увидеть которые, мне, правда, пришлось снять "сферу", и капля крови для закрепления результата, в лучших традициях читанной на "том свете" фантазийной литературе. Ну правильно, что может идентифицировать человека лучше, чем его собственная ДНК? А принцип здесь был, похоже, именно такой.

Справившись с привязкой кофра... а что, импринтинг чемодана... звучит! Той же процедуре подверглись и печати с короткими трехбуквенными оттисками ОГК, пикирующим соколом и незатейливым четырехзначным номером... М-да, это явно не унитаз номер семь, что, впрочем, не может не радовать.

— Прошу обратить внимание, Виталий Родионович, порядковый номер на печатях соответствует порядковому номеру вашего удостоверения. Желательно выучить его наизусть.

— Уже. — Кивнул я.

— Похвально. Весьма похвально. — Раздавшийся за моей спиной голос мог принадлежать только одному человеку.

— Добрый день, ваше сиятельство. — Я коротко поклонился, приветствуя Телепнева, и тот, кивнув в ответ, указал мне на двери кабинета, после чего обратил свое внимание на секретаря. — Вент Мирославич, вы закончили?

— Так точно, ваше сиятельство. — Молодцевато ответил секретарь.

— Одну секунду, Владимир Стоянович. — Притормозил я разогнавшегося князя, и протянул Толстоватому составленный мною по пути в канцелярию, список. — Вент Мирославич, если вас не затруднит, не могли бы вы пригласить в кабинет его сиятельства господ указанных в этом списке. И... когда появится Ратьша Гремиславич, препроводите его туда же.

Мы с секретарем одновременно выжидающе взглянули на князя.

— Сбор через полчаса, ротмистр. И пусть принесут стулья для посетителей. — Кивнул Телепнев. — Да... вскоре должен прибыть Бернгардт Брячеславич с сопровождающими, пропустите и их. Идемте Виталий Родионович, у нас не так много времени.

Первым, как и следовало ожидать, прибыл не скрывающий своего скепсиса глава государева сыска. Правда, этот настрой не помешал княжичу Туровскому вполне благодушно поздороваться со своим старым другом-недругом Телепневым, и с некоторым интересом покоситься на меня. А вот его сопровождающим я явно не понравился. Особенно тому, что уселся в соседнем с княжичем кресле, одном из многих притащенных припряженными Толстоватым синемундирниками для зрителей, моего, все приближающегося "дебюта". Этот, довольно дородный господин с каким-то явно орденским знаком на шее, зыркал на меня совсем уж недобро. Но винить его в предвзятости, я бы не стал. Глава окружного хольмградского сыска имел все основания смотреть на меня волком. Своим выступлением, я перебегал дорожку именно его подчиненным. Кабинет стремительно начал заполняться людьми, так что к назначенному сроку, все принесенные охранителями, по предполагаемому числу посетителей, стулья были заняты. Кроме двух, один из которых предназначался мне.

— Добрый день господа всем, с кем еще сегодня не виделся. — Я отвесил собравшимся общий поклон, уловив со стороны окружного сыскаря тихий шепот сквозь зубы: "фигляр". Ну и пусть. В кои-то веки довелось побыть в шкуре самого всамделишного "книжного" детектива... Сбылась детская мечта, можно сказать. Посему, я гордо проигнорировал этот выпад "конкурента". — Некоторым присутствующим это известно, для тех же, кто еще не в курсе, спешу сообщить следующее: с разрешения и полного одобрения главы Особой канцелярии, его сиятельства князя Телепнева, я провожу негласный сыск по поиску пропавшего сотрудника исследовательского отдела, Хельги Милорадовны Высоковской.

Судя по поднявшемуся гвалту, это оказалось новостью фактически для всех представителей исследовательского отдела канцелярии, собственно, и составлявших подавляющее большинство присутствующих. Заметив же, как скривился на миг от моих слов Телепнев, я тихонько хмыкнул. Вот тебе "личная инициатива", ушлый ты наш!

— Прошу тишины, господа. — Мне пришлось несколько повысить голос, но уже через несколько секунд шум утих. Все-таки, сказывается специфика места работы... — Для начала, я хотел бы немного пояснить причины моего участия в сыске. Так сложилось, что на моей бывшей родине, подход к расследованиям подобных случаев, в корне отличается от бытующего здесь, в Хольмграде. Он не лучше и не хуже, просто иной. И его сиятельство счел возможным и даже необходимым, задействовать оба способа, а так как я оказался здесь единственным человеком, которому этот подход хоть немного знаком, решение о моем участии в деле, можно сказать, было предопределено. Ну а теперь, думаю, можно перейти к делу.

Глава 5. Жизнь не так проста, как кажется. Порой, она еще проще.

Слова о моей инакости, равно как и объяснение участия в деле, были ухвачены княжичем Туровским и его подчиненным, что называется, влет. Вон как зыркают. Ну, так для них и старался. Остальные присутствующие здесь люди, и так осведомлены о моем, мягко говоря, неместном происхождении, хотя даже Берг не знает о его "иномирности". Таких знатоков, здесь и сейчас, всего-навсего двое. Это князь Телепнев и Сакулов. И что-то мне подсказывает, что князь, совершенно точно, недоволен таким началом моего выступления. Впрочем, недовольство это не настолько серьезное, чтобы мне настала пора смазывать лыжи. Понимает, что это просто моя маленькая месть за его собственные слова, сказанные вчерашним вечером.

— Итак, господа. Если не возражаете, сперва, я выскажу свою версию событий. — Проговорил я, обращаясь, прежде всего к князьям. Дождавшись согласного кивка от Телепнева и неопределенного хмыканья от Оболенского, я продолжил. — И начну я, пожалуй, с вечера того злосчастного дня.

— Ну почему же злосчастного? — Проворчал княжич Туровской. — Насколько нам известно, тем утром вы провели несомненно блестящий, и весьма оригинальный хольмганг, обеспечивший вашей персоне определенную известность в столице. Разве нет?

— Благодарю за столь лестное замечание, ваше сиятельство, но неужели вы считаете, что недовольство целого полка сослуживцев моего противника, вызванное как раз моей победой, методами ведения боя и выбором поручников, не перевешивает эфемерной и абсолютно ненужной мне дешевой известности? — Ответил я. — Но мы уклонились от темы нашей беседы. Я продолжу, с вашего позволения... Итак. Вечером того дня, Хельга Милорадовна отправилась домой около восьми часов вечера. Думаю, никто из присутствующих здесь сотрудников исследовательского отделения, встречавшихся с ней в тот день, не станет отрицать того факта, что в канцелярии она вела себя как обычно?

Ответом были молчаливые согласные кивки большей части приглашенных.

— Может, она забрала с собой на дом какие-то документы? Бумаги... или в течение дня делала какие-либо списки? — На всякий случай уточнил я, хотя прекрасно знаю, что ничего подобного в тот день не было. Исследователи, попереглядывавшись, также дружно замотали головами. — Замечательно. То есть, никаких явных приготовлений или свидетельств того, что Хельга Милорадовна собирается исчезнуть из столицы, замечено не было.

— Извините, но это может свидетельствовать о ее выдержке, а равно и о том, что все необходимые записи она скопировала заранее. — Встрял окружной сыщик.

— Хорошо. Пусть так. Мы вернемся к этому позже. — Согласился я, и продолжил изложение. — Так вот, Хельга Милорадовна вернулась домой, в сопровождении одного из сотрудников исследовательского отделения, который поднимается вместе с ней в квартиру. То, что происходит дальше, я могу назвать только одним словом: похищение. Утром, все еще пребывающего в беспамятстве сотрудника находит Берг Милорадович. Спустя полчаса, на место событий прибывают охранители и сыщики, начинается расследование... которое, на мой взгляд, тут же поворачивает в ложную сторону, объявляя госпожу Высоковскую сбежавшей, в своих скоропалительных выводах опираясь лишь на то, что следов чужих тонких оболочек в ее квартире не обнаружено. Я же утверждаю, что ее именно похитили. Оглушив, возможно, тем самым способом, что испробовал на себе ее гость, похититель имитировал побег, прихватив для достоверности пару платьев, деньги, документы и драгоценности, найденные в квартире, после чего увез Хельгу Милорадовну в неизвестном нам пока направлении.

— И на основании каких доказательств, вы делаете такой смелый вывод? Особенно интересно это узнать, поскольку ваши, пока необоснованные, утверждения начисто противоречат известным нам от того самого оглушенного, точнее отравленного сотрудника канцелярии, фактам. — Нахмурился княжич Туровской. Его подчиненный же, лишь поджал губы. Естественно.

— К его показаниям, с вашего позволения, я обращусь чуть позже. Что же касается обоснования моего мнения... Видите ли, ваше сиятельство, я ведь тоже исследовал квартиру госпожи Высоковской. С соизволения Владимира Стояновича, разумеется, и с внесением всего найденного мной, в специальный реестр дела госпожи Высоковской, хранящегося у ротмистра Толстоватого. — Проговорил я, поднимая со стола главы канцелярии, уже порядком надоевший мне дневник. — Вот только искал я не следы оболочек, а нечто более... материальное, как это принято на моей бывшей родине. И нашел. Причем немало. Но вот, извольте полюбопытствовать, это именно та находка, которая убедила меня в том, что Хельга Милорадовна исчезла не по собственному желанию. Прошу ознакомиться. Это ее личный и рабочий дневник, найденный мною в ее спальне, под подушкой. Если посмотрите внимательно, то обнаружите, что последняя запись датируется как раз днем ее исчезновения. Вы бы оставили такую вещь сыщикам, да и просто чужим людям, собираясь покинуть дом навсегда? Я проконсультировался по поводу содержимого этого дневника с Бергом Милорадовичем, и он, как компетентный специалист, и родной брат, то есть, человек, великолепно знающий госпожу Высоковскую, подтвердил, что это не подделка, и многие записи представляют серьезную, с трудом подлежащую восстановлению информацию, имеющую несомненную ценность для специалиста, которым Хельга Милорадовна, безусловно, является.

Надо отдать должное княжичу Туровскому, он не стал изображать твердолобого полицейского, настаивая на версии своих сыщиков. Хотя и с обвинениями меня в гениальности, скажем так, не спешил. Зато глава окружного сыска явно был не против ткнуть меня в грязь лицом... и побольнее.

— Она могла просто позабыть о дневнике... В спешке, волнении. Опять же, этот самый ухажер... — Проговорил окружной сыскарь, меряя меня совсем недобрым взглядом.

— Надо же, как быстро мы вернулись к оставленной теме. — Чуть улыбнулся я. — Ну что же, пусть так. Вот только, мы же с вами установили, что весь день Хельга была абсолютно спокойна, и ничем не выдавала своего волнения, если даже таковое испытывала. А это говорит о серьезной выдержке, не так ли... если следовать вашим собственным словам? Неужели бы, столь хладнокровная дама, с великолепным аналитическим мышлением, могла позволить себе столь досадную оплошность? Весьма сомнительно, вам не кажется? Кроме того, следуя вашей же идее, о том, что госпожа Высоковская могла вынести все нужные ей записи, заранее, следует задать вопрос: а что мешало ей заранее упаковать и дневник?

— Может, тот самый господин, что так некстати заглянул к ней в гости? — Глава окружного сыска, явно не торопился сдаваться.

— Во-первых, не заглянул в гости, а подвез ее на извозчике от канцелярии до самого дома, и зашел в квартиру вместе с ней. У меня есть люди, которые видели их приезд собственными глазами. — Усмехнулся я. — А если бы госпожа Высоковская решила бежать, то я ни на секунду не сомневаюсь в том, что у нее хватило бы ума, распрощаться с ненужным ей провожающим, еще у коляски. Благо, не в первый раз... Но в результате, в реальности мы получаем совершенно несуразную картину... Это уже не побег, а фарс какой-то. Зачем ей было создавать самой себе столько сложностей, разве что из бескорыстной любви к их преодолению? Но это, кажется и вовсе глупым...

— Что ж. В вашем суждении, безусловно, есть здравое зерно. — Осторожно отметил Оболенский, одним взглядом заткнув своего подчиненного, уже открывшего было рот для очередной порции "каверзных" вопросов. — Но вы сказали, что в квартире при осмотре, обнаружили немало интересного. Не поделитесь?

— Отчего же? — Я с готовностью кивнул. — Вот только прошу учесть, что остальные моменты, больше связаны с театром "побега", то есть старательно, хотя и неумело прикрывают картину похищения. Итак. Когда я вошел в дом, на тарелках в столовой, все еще оставались остатки еды, а в вазе стояли уже увядшие цветы. В то же время, на кухне я не обнаружил никаких следов приготовления пищи. А они должны были быть, если только сыщики не взялись мыть посуду, вместо ведения расследования. Не так ли? Зато в мусорном ведре было немало остатков каких-то блюд, и обрывков оберточной бумаги. Из чего я делаю вывод, что все это была неловкая инсценировка романтического свидания. Не более.

— Подождите. Вы хотите сказать, что это Бус Ратиборович похитил Высоковскую? — Удивленно приподнял брови княжич Туровской.

— Разумеется. — Пожал я плечами. — Он оглушил Хельгу Милорадовну, сделал все необходимые приготовления, забрал кое-какие вещи, и передал госпожу Высоковскую на руки подельникам, дожидающимся его на лестнице, а сам спокойно вернулся в квартиру, и принял препарат, от которого тут же лишился сознания, таким образом, оправдав свое присутствие в квартире госпожи Высоковской, для сыщиков. Своеобразное, я бы даже сказал, весьма оригинальное алиби.

— Доказательства! — Чуть ли не прорычал глава окружного сыска, вперив в меня грозный взгляд. Ну-ну. Мне уже страшно, ага.

— Метод исключения. Ничьих следов более на месте событий обнаружено не было. Ведь так? Так. Бус был в квартире впервые, уж поверьте, это я знаю точно. Так что заранее узнать где хозяйка хранит тот же дневник, он не мог. Да и скорее всего не знал, что этот самый дневник вообще существует. Ну и кроме того... Оглянитесь, кого вы здесь видите? Я подскажу. На данный момент, в этом помещении присутствуют все, кто в той или иной степени осведомлен о проекте "Лед". Присутствуют, замечу, согласно списку, в обязательном порядке, по приказу главы Особой Государевой канцелярии, его сиятельства князя Телепнева.

— А Бус Ратиборович входит в этот круг? — Осведомился нарочито спокойным голосом княжич Туровской, но при этом, словно зная ответ, кинул чуть сожалеющий взгляд в сторону закаменевшего хозяина кабинета.

— Да. Но как видите, сейчас он отсутствует. — Ответил я, кивая на единственный, оставшийся свободным стул в кабинете. — Более того, он, сегодня, вообще не появлялся в здании канцелярии... равно как и дома, впрочем, насколько мне известно.

— И что же его спугнуло, позвольте узнать? — Поинтересовался княжич.

— Не что, а кто. Ваш покорный слуга. — Вздохнул я.

— Вы?! — Чуть ли не хватаясь за табельное оружие, прохрипел окружной сыскарь, но был остановлен своим начальством.

— Именно я. Видите ли, в похищении госпожи Высоковской, я заподозрил Буса Ратиборовича сразу после того, как убедился что кроме него и Хельги Милорадовны, более ничьих следов тонких оболочек в квартире не было. Но вот, как вытащить из него информацию о ее местонахождении, я не представлял. Тем более, кое-какие события показали, что попытка надавить, может окончиться также, как и недавний случай с одним неудачливым татем. По крайней мере, этого стоило опасаться. Посему, вчера вечером, при разговоре с господином Высоковским, я специально не стал глушить его кабинет, чтобы находившийся за дверью Бус Ратиборович услышал мою речь, и начал действовать, а не отсиживался как мышь под полом. Правда, это была чистой воды импровизация, но, как видите, она вполне удалась. — Договорив, я повернулся лицом к Высоковскому, и склонил голову. — Берг Милорадович, я приношу свои извинения, за то, что вынужден был использовать вас "втемную". Но иного способа найти вашу сестру, я не видел. Но смею заверить, что сейчас, Бус Ратиборович находится под неустанным, но незаметным наблюдением необмундированной службы Особой канцелярии, и вполне возможно, скоро выведет нас на место, где содержится Хельга Милорадовна.

— Вам не за что извиняться, Виталий Родионович. — Покачал головой Берг. — Вот только, что бы вы стали делать, если бы эта импровизация не удалась?

— Ну... для начала... Насколько я понимаю, все ваши коллеги уже в курсе нашей беседы, не так ли, Берг Милорадович? — Улыбнулся я, и брат Хельги залился краской. Естественно, он им пересказал наш разговор, едва я исчез из поля зрения. Для того и Олафа с Ярославом попросил подождать его в лаборатории, когда те уже свалить по домам хотели. — Это был второй вариант. Ну а о третьем, я, пожалуй, лучше, промолчу...

— Ну, допустим... — После недолгого общего молчания проговорил Оболенский, и в голосе его мне послышалось нечто, отдаленно похожее на... уважение? — Но какой этому самому Бусу, прок в похищении? Цель?

— Знания. Понимаете, проект "Лед", это действительно очень серьезно... и запредельно сложно. Так что обычный, пусть и талантливый практик, эту тему не потянет, равно как и незнакомые со спецификой теоретики. А вот специалисты знакомые с этой проблемой... в этом вопросе их всего трое, Берг и Хельга Высоковские, и я, с вашего позволения. Собственно, даже похищение Хельги Милорадовны не решит всех вопросов похитителей, поскольку без моего практического участия, хотя бы на первых этапах, у тех, кто задумал всю эту комбинацию, ровным счетом ничего не выйдет. И они это прекрасно понимают. Только этим можно объяснить те два покушения, что мне довелось пережить, с момента начала этой эпопеи.

— Два?

— Одно было совершено тем же утром, по пути моего следования на хольмганг. И наверняка, похищение было бы тоже обставлено как побег, совершенный в компании с госпожой Высоковской. А второе, вчера вечером, при непосредственном участии Буса Ратиборовича. Уж очень он заволновался, когда узнал, что не все согласны с выводами сыщиков. Да и нужен я его хозяевам. Причем настолько, что кажется, они уже готовы вступить в прямое столкновение, лишь бы заполучить меня в свои лапки. Правда, поняв, что затея с ночной атакой провалилась, Бус скрылся.

— И все это под присмотром необмундированных? — Покачал головой князь.

— Конечно. Мы не можем взять и допросить его впрямую, поскольку итогом, с большой вероятностью, будет его свежий труп. У меня есть серьезные основания предполагать, что бывший сотрудник канцелярии повязан наговором на верность, как это было с теми разбойниками, что пытались меня похитить, а после были найдены мертвыми в Старых Мхах. Потому, остается только слежка. — Я умолк.

— Из всего вами сказанного, я могу сделать вывод, что за этим самым Бусом Ратиборовичем, стоит кто-то еще. — Медленно проговорил княжич.

— Извините Бернгардт Брячеславич, но это уже дела Особой Государевой канцелярии. — Вдруг заговорил Телепнев, промолчавший, как и исследователи, все то время, пока я распинался перед сыщиками.

— Согласен, но боюсь, я вынужден буду доложить Государю о том, что мое ведомство не имеет возможности продолжать расследование, ввиду того, что оно выходит за рамки нашей компетенции. — Тут же кивнул княжич Туровской, демонстративно откидываясь на спинку кресла. Весь его вид, кажется, кричал: "сами вляпались, сами и разбирайтесь". Княжичу явно не хотелось лезть в заваруху, от которой начало заметно попахивать шпионскими играми. Гнилостный такой запашок...

Мои размышления были прерваны появлением в дверях секретаря главы канцелярии. Окинув взглядом присутствующих, он нахмурился, после чего быстрым шагом преодолев расстояние от двери до стола князя, склонился к уху Владимира Стояновича, и что-то прошептал. Князь Телепнев выслушал ротмистра с абсолютно каменным выражением лица, после чего поднялся из-за стола.

— Господа исследователи, вы свободны. Можете вернуться к работе. Бернгардт Брячеславич... — Глава канцелярии повернулся к княжичу, и выжидающе уставился на него. Впрочем, пауза оказалась настолько коротка, что ее почти никто не заметил, тем более, что исследователи дружно поднявшись с мест, уже покидали кабинет.

— Да и мне пора, Владимир Стоянович. — Вздохнул, поднимаясь с кресла Оболенский, и глава окружного сыска, тут же вскочил следом за начальником. — Пора ехать к государю. Докладывать о расследовании...

— Благодарю, старый друг. — Кивнул Телепнев, и княжич Туровской внезапно усмехнулся.

— Сочтемся, княже. — Коротко нам кивнув, глава сыскного ведомства быстрым шагом покинул кабинет, а вместе с ним вышли и его подчиненные.

— Что случилось, Владимир Стоянович? — Спросил я.

— Вернулся Ратьша. Сам заходить не стал, передал через Вента Мирославича. Говорит, Бус скрылся в одном из загородных имений... И там идет возня, словно при переезде. — Князь повернулся к своему секретарю. — Ротмистр, поднимай мундиры в ружье. Выходим через...

— Выезды готовы, ваше сиятельство. — Тут же ответил Толстоватый, и князь кивнул.

— Значит, через десять минут.

— Ротного моего на них нет. Через минуту бы не на колясках, а бегом бы уже грязь месили. — Тихонько вздохнул я.

— Вот и возьмитесь за это дело, Виталий Родионович. — Усмехнулся князь, услышав мое бурчание. Ну да... щазз.

— Только на второе жалованье.

— Вот и славно. Значит договорились. — Невозмутимо ответил Телепнев, и я понял, что попал. — А сейчас, извините, но мне пора идти. Жду вас завтра, с утра, тогда и обговорим все условия, более подробно.

— Вы что же, собрались без меня туда ехать? — Удивился я.

— А вы желаете составить нам компанию? Что ж. Не смею отказать. Идемте?

Через несколько минут мы расположились в уже знакомом мне закрытом экипаже под водительством штабс-ротмистра Липаты, а вооруженные охранители дружно занимали свои места в добром десятке близнецов нашей коляски. Если быть точным, то в дюжине. Учитывая, что в каждый экипаж набилось по четыре синемундирника, количественный состав группы задержания впечатлял. Полсотни человек, считая меня и князя, почему-то решившего взять руководство штурмом в свои руки.

Я прикрыл окошко плотной, темной занавесью, и почти в тот же миг, экипажи потянулись из ворот. Зрелище, думаю, было впечатляющее. Чертова дюжина черных, наглухо закрытых экипажей, запряженных черными же лошадьми... специально смотрел, ни одной коняги другой расцветки, и эти самые экипажи одним караваном, сохраняя дистанцию, довольно быстро, по здешним меркам, катятся по улицам Хольмграда... да уж, картинка маслом.

— А что за имение-то, куда едем, ваше сиятельство? — Поинтересовался я у князя, сидящего на диване напротив, и умудряющегося при довольно ощутимой "качке", спокойно заниматься осмотром и чисткой вороненого "Барринса".

— К Орефьевым. Старый боярин уж давно в своих сибирских вотчинах обитает, а дети его, кто в Хольмграде отстроился, а кто и в Ахене торговый дом представляет. Ну а чтобы усадьба-то не пустовала, младший Орефьев, что в Хольмграде обосновался, ее в аренду и сдает. А последним арендатором, по всем бумагам числится некий боярский сын Глотов, Ставр Ингваревич, семидесятого года рождения. — С непонятной гримасой отозвался князь.

— Мог бы и сам догадаться. — Вздохнул я. — Везде влез, ушлый волхв.

— Волхв? — Удивленно вскинул брови Телепнев. — Как интересно-о. Случайно, не Волосовой стези?

— Ну да. — Нахмурился я.

— Как интересно. — Повторил князь. — А вы откуда о нем знаете, Виталий Родионович?

Я вкратце пересказал главе канцелярии историю своего знакомства со Ставром,

— Вы правы, Виталий Родионович. Ушлый он, везде влез... — Вздохнул Телепнев. — Вот только одно "но", никакой Ставрушка не волхв. Дед его, тот да, великим волхвом Волосовым был, старейшиной, Ингваром Семидубом, его звали. А Ставру, по молодости его, в звании отказано было, хоть и ведал он немало, но... не по Сеньке шапка, как говорится. То все понимали. Как иные наши соседи говорят, aventurier. Но клянусь чем угодно, нынче господин Глотов перешел решительно все границы дозволенного. Одно дело, изысканиями заниматься, археологией, пусть и не всегда законной, кружки дискуссионные собирать, и совсем уж иное, лезть в дела государевы. Лишку хватил Ставр... Ну так пускай теперь не плачет. Этой затеи, государь наш, Ингварь Святославич, ему, как прежних, не спустит.

— Откуда ж вам так скоро известно стало, кто орефьевское имение в аренду взял... да и слова ваши, насчет того, что теперь государь Ставру его проделок не спустит... Не поясните? — Заинтересовался я.

— Ох, Виталий Родионович, язык мой, враг мой. — Деланно скорбно покачал головой Телепнев. — Скажу так, Ставр Ингваревич, личность в нашей канцелярии известная. Не злодей, и боже упаси, не вор, но уж частенько по краешку закона ходит, особенно, когда дела истории да археологии касаются. Были у нас кое-какие подозрения, что он не только для себя старается, да государь не велел розыску хода давать. Но и без хоть какого пригляда, оставить Ставра я не мог. Потому и следили за тем, где он в иной раз окажется. Где поселится, да чем займется... Но не более. А тут, видите как оно обернулось...

— И все-таки странно. А что же Заряна Святославна, не знала, что он не волхв? Она же сама... — Начал я, но был тут же перебит князем.

— Неужто вы считаете, что все волхвы друг друга знают? Тем более, что волосовы-то больше на Урал-камне селятся. Места там их, заповедные. Силушкой Ставр не обделен, да учеба дедова недаром для него прошла, вполне мог и Заряну Святославну в заблуждение ввести... — Князь приподнял занавеску на окне. — Подъезжаем, Виталий Родионович. Готовьтесь.

И в самом деле, не прошло и пяти минут, как наш караван встал, и наружу посыпались вооруженные до зубов синемундирники... даже сабли нацепили. На кой они им, спрашивается. Я окинул взглядом местность, но ничего похожего на имение, не увидел. Сосновый бор, холм, который дорога огибает, и все.

— Вот за тем холмом, Виталий Родионович, и находится усадьба. — Проговорил Телепнев, выходя из экипажа. — Так что, сейчас дождемся наблюдателя, узнаем, что там да как, и вперед.

— Не торопитесь, князь. — Появившийся рядом с нами как из-под земли, немолодой уже человек в охотничьем костюме, как его здесь понимают, снял с головы шляпу с короткими полями, и отвесил учтивый поклон. Его взгляд скользнул по скривившему нечитаемую гримасу князю, и остановился на мне.

— Позвольте отрекомендоваться. Боярин Шолка, полковник Государевой зарубежной стражи.

Вот и СВР нарисовалось... Интересно, кто будет следующим? Государь?

Глава 6. Раз разведка, два разведка...

Темно-песочного цвета, плотный костюм, зеленая шляпа-трилби с тонким, скорее всего, фазаньим пером, бриджи и тяжелые тупоносые ботинки толстой коричневой кожи, на высокой шнуровке. Ах да, совсем забыл про ружье за плечом и патронташ на поясе. Вот так, оказывается, выглядят здешние полковники зарубежной стражи, кстати, занимающейся не только разведкой, но и контрразведкой, если судить по месту и причине появления боярина Шолки в пяти верстах от Хольмграда.

— Могу я узнать, что привело вас сюда, Радомир Годиславич? — Поинтересовался Телепнев, справившись с собой.

— То же что и вас, Владимир Стоянович. То же, что и вас. — Протянул полковник, чуть задумчиво разглядывая уже разобравшихся по десяткам синемундирников. — Вы же, как я вижу, за Ставрушкой пришли?

— Не совсем.

— Ах да... ну конечно, господин Ловчин, Бус Ратиборович... Весьма прыткий молодой человек, смею заметить. — Покивал боярин. — Такая жалость, да? Его бы таланты да на пользу Отечества...

— Господин полковник, будьте так любезны оставить свой язвительный тон. И извольте внятно изложить причины вашего появления здесь в столь неудобный час. — Потребовал князь.

— Изволю. Видите ли, Владимир Стоянович, моему ведомству крайне необходим Ставр Ингваревич Глотов, живым, и очень желательно здоровым. Я надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду. Со своей стороны, могу заверить, что наш интерес к господину Глотову, никак не связан с вашей "игрой". — Приняв надменный вид, проговорил боярин.

— Какой, к дьяволам, игрой, полковник! Этот ваш любимец, с помощью предателя Ловчина, похитил сотрудника исследовательского отделения канцелярии. И если вы, сей же час, не признаетесь, какое отношение ко всему этому имеет ваша стража, я велю вас арестовать, и немедля отправлюсь к Государю, с докладом о вашем своеволии и вмешательстве в дела Особой канцелярии. Вам все ясно? — Проревел Телепнев. Шолка, кажется, совсем не ожидал такой реакции, шарахнулся назад от наступающего на него князя, но тут же налетел спиной на двух подоспевших синемундирников, шустро ухвативших боярина под локти, зафиксировав... в общем, хреново зафиксировав, но по-другому, они пока не умеют. Ничего, натаскаем. Кажется, теперь у меня будет куда больше времени для тренировок этого "спецназа". А князь, прищурившись, окинул взглядом явно опешившего полковника, и абсолютно ровным тоном, словно это и не он вовсе, еще секунду назад, рычал, договорил. — Вы заставляете меня ждать, полковник.

— Владимир Стоянович, я ведь и в самом деле прибыл только уведомить вас о Глотове, и при необходимости проследить за тем, чтобы ему не было причинено никакого вреда. Это распоряжение государя, а вовсе не моя прихоть. — Покачал головой боярин, изо всех сил стараясь сохранить независимый вид. С охранителями зажавшими его с двух сторон, ага. Ну прямо большевик на допросе у белых, куда деваться!

— Проследите из экипажа. Конвой. — Телепнев кивнул удерживавшим полковника охранителям, и едва те примерились, чтобы зашвырнуть задержанного в открытую дверь коляски, с нажимом добавил. — С вежеством, щучьи дети. Это вам не вор какой...

Приняв к сведению слова начальства, дюжие синемундирники, аккуратно, придерживая за бока, приподняли полковника над землей, и также аккуратно поставили его на пол экипажа, на ходу умудрившись сдернуть с него и ружье и патронташ. После чего, заперли обе двери, и застыли в метре от них, каждый со своей стороны, уже со взведенными стволами в руках. Ничего так взаимоотношения у силовых структур. Я-то думал, что у канцелярии с сыскарями контры... А оно оказывается, и вот так бывает. Интересно, а если этот полковник естествознанием увлекается, да какую-нибудь хитрую заморочку применит... тогда что? Или... Я на мгновение снял "сферу" и бросил на экипаж легкую сеть познания. М-да. Оказывается, вся эта карета, представляет собой, один мощный и крайне жесткий оградник... По крайней мере, те структуры, что отвечают за возврат выпущенной энергии, сидящему внутри экипажа манипулятору, вряд ли будут сглаживать передачу, делая ее комфортной. Иначе говоря, один раз попытавшись манипулировать менталом, в этом экипаже, больше этого делать, точно не захочешь... Если, конечно, не мазохист.

Но поразмыслить над особенностями отношений меж различными ведомствами и их "спецтехникой", мне толком не удалось. Уже через минуту после завершения короткой пикировки князя с боярином, из леса выкатился тот самый наблюдатель, и тут же увлек Телепнева куда-то в сторону. Ага, так я и буду держаться подальше. Мне же тоже нужно знать, что там к чему. А то, пока дуболомы-охранители возьмут штурмом это имение, там никого живого не останется... А оно нам надо? Впрочем, кажется, князь и сам понял, что просто стоять в сторонке, я не намерен.

— Вот Виталий Родионович, наш наблюдатель, не желаете ему пару вопросов задать?

— С превеликим удовольствием, ваше сиятельство. — Тут же отозвался я, и повернулся к наблюдателю, оказавшемуся худым пареньком, лет шестнадцати, максимум, в типичной одежке извозчика. — Как звать-то тебя, рыцарь плаща и кинжала?

— Хм? Радимом кличут. — Проговорил паренек.

— Вот так. Радим, расскажи, мне что видел. Как дома в той усадьбе стоят. Много ли людей?

Несмотря на юный возраст, Радим оказался весьма наблюдательным молодым человеком. Так что через десять минут игры в вопросы-ответы, у меня уже сложилась довольно внятная картинка того, что ждет нас за холмом... И она заставляла задуматься, а так ли уж нужен нам этот штурм? Переглянувшись с князем, я понял, что и ему в голову пришли те же мысли. Мы-то готовились к тому, что нас ждет в имении если не боевой отряд, то уж банда хорошо вооруженных разбойничков, а там, оказывается, кроме пятерки слуг, да трех интересующих нас личностей, никого и нет. Да и те, всем кагалом, за исключением, естественно, Хельги, заняты лихорадочными сборами. А раз так, к чему мудрить? Хотя банальную осторожность никто не отменял. А значит...

— Виталий Родионович, вы уверены? Нет, я не пытаюсь вас отговорить, но... — Покачал головой князь, выслушав мою идею.

— А что мы теряем, ваше сиятельство? Я, конечно, не человек-невидимка, но просочиться незаметно, сумею. А если накроюсь "сферой", то даже одиночной сетью познания обнаружить мое присутствие будет невозможно. — Я пожал плечами. В принципе, у меня были все шансы, что Телепнев согласится. Моя работа у исследователей была уже завершена, так что дальнейшие изыскания по созданию тонких оболочек продолжаются без моего участия, да и назвать меня беззащитной добычей, князь, после наших с ним спаррингов, хольмганга и вчерашней перестрелки, не сможет. Я уж молчу про то, что посылать на такое задание охранителей, попросту бессмысленно. Это ж слоны... Так что, лучшей кандидатуры, на разведку главе Особой канцелярии, сейчас, не найти.

— Уговорили. Ступайте Виталий Родионович. Только я вас заклинаю, не устраивайте там кровавой бани. Вы же слышали слова нашего коллеги из зарубежной стражи? В крайнем случае, Ставра можно и... упустить. — Уже значительно тише договорил князь.

— Не стоит беспокоиться, ваше сиятельство. — Я проверил кобуру с уже привычным "сварскольдом" и, коротко кивнув, двинулся к холму. Несмотря на то, что Радим вполне внятно обсказал диспозицию, следует, все-таки, взглянуть на "объект" своими глазами...

М-да. Все-таки, усадьба, здесь, это вам не особнячок на Рублевке. Нет, по богатству и обширности построек, любой из них, конечно, заметно проигрывает, а вот по защищенности... Противоположная сторона холма обрывалась каменистыми кручами, запиравшими парковую зону усадьбы. Ну да, думаю, летом довольно приятно пройтись вдоль живописной скальной стенки, по которой ползут всяческие плющи, а из расселины, небольшим водопадом бьет родничок, внизу превращающийся в звонкий ручей, несущийся к рукотворному пруду, по каменному ложу, старательно огибающему все те же сосны и огромные валуны, разбросанные по всему парку. Вот, сто процентов, здесь японец поработал. Хотя откуда бы взяться столь редкой птице в волховских лесах? Ну да и черт с ним. Главное, что открытых для обозрения мест, на моем предполагаемом пути не так много. Эх, где ж ты моя снаряга... С нормальной маскировкой, я мог бы вообще пройтись по этому парку прогулочным шагом, и хрен бы меня кто заметил. Ладно, чего сожалеть-то, но на память сделаю зарубку, заказать подобающую одежку у здешних портных. Бедная моя память, я так совсем ее изрублю. Оп.

Я перескочил через ручей и еле успел замереть за относительно небольшим валуном. Не то что бы, скрываясь от кого-то, просто этот идиотский поток, как раз здесь, разделился на два рукава, один из которых, цивильно бежал к пруду, а вот второй, в который я чуть не навернулся, несся вдоль небольшой каменной насыпи, и низвергался очередным водопадом, куда-то вниз. А с той точки, откуда я прокладывал маршрут, этого перепада высот, вообще не было заметно! Точно японец ладил. Убил бы гения садового. Еще миг, и я бы точно полетел вниз головой с этого возвышения. Падать здесь, конечно не так чтобы уж очень высоко, но внизу камни... и не речная галька, а бут, причем лещадный, острый, а по такому, особо в перекат не уйдешь, мигом бока пропорешь.

Прикинув, что к чему, я форсировал-таки этот подлый ручей и, скользнув по той же насыпи, аккуратно съехал вниз. Отсюда, до основного дома, не больше сотни метров, и деревья подходят к зданию чуть ли не вплотную. Особенно мне приглянулась западная сторона, где умный японец высадил ели. Хороший такой ельничек, густой...

Описав небольшую дугу, я вышел к дожидающимся новогоднего топора деревьям, и почти не скрываясь, а зачем, все равно меня за елями никто не увидит, скользнул к окну, забранному небольшими прямоугольниками стекол. На мгновение приподняв сферу, запустил щуп... пусто. Сферу на место, пиджак вокруг руки, удар. Еще один, на этот раз по верхнему квадрату. Вот это и называется: заходи кто хочет, бери что хочет. Отодвинув щеколды, залез внутрь, осмотрелся... М-да, а неплохая обстановочка, а? Бронза, серебро, мореный дуб... а вот с ковром явная лажа. Надурили хозяина, как пить дать. Такой рисунок, лишь на шелковом ковре хорош, а на шерстяном, да с длинным ворсом... Стоп. Кто-то идет.

Я огляделся и, не дожидаясь пока откроется дверь, устроился за тяжелой портьерой. Но в комнату, так никто и не зашел. Шаги прозвучали совсем близко, и удалились. Судя по всему, кто-то поднялся на второй этаж. Хм.

Опять сняв "сферу", я запустил в замочную скважину очередной щуп, используя его как своеобразную видеокамеру и, убедившись, что в коридоре за дверью никого нет, двинулся на осмотр.

Через полчаса шараханий по коридорам и этажам, я проклял сам себя за идею обыскать дом, а не ограничиться лишь обследованием подходов к нему. Ну да ладно. Зато, обнаружил, на кровати в одной из комнат третьего этажа, связанное по рукам и ногам, бесчувственное тело Хельги. Жива, слава богу. Но спит, как убитая. Осталось придумать, как вытащить ее наружу, так чтобы эти придурки меня не заметили. Оставлять исследовательницу в здании, я не решился. Мало ли, что хозяевам в голову взбредет?

Окинув взглядом небольшую комнату со скошенным потолком, я подошел к нише, и выглянул в окно. Замечательно. Как раз в паре метров, справа от него, к склону присобачены небольшие плашки, очевидно для удобства обслуги при очистке крыши от снега. А там, второй этаж, причем, насколько я помню, с восточной стороны, уровень земли значительно выше чем с западной... Метнувшись к кровати, я выдернул из-под Хельги постельное белье, и принялся рвать его на полосы, и свивать в жгуты.

Готово. Открыв окно, я выбрался на крышу и, спустившись к декоративной решетке, идущей вдоль нее по самому обрезу, осторожно, стараясь не шуметь, двинулся к восточному торцу здания. Глянул вниз... пусто. Прикинув место, я привязал получившийся у меня "недоканат" к решетке, рассчитав так, чтобы он оказался в простенке меж далеко разнесенными окнами, и довольно хмыкнул. Конец жгута не доставал до земли, не больше полутора метров. Нормально.

Так же осторожно вернувшись в комнату, я застыл в раздумьях. Теперь надо как-то закрепить на себе тушку исследовательницы, поскольку удерживать ее, и спускаться, одновременно, у меня может и не получиться. Да и Телепнев не простит, если я притащу ему Хельгу, так сказать, в некондиционном виде. В смысле, пару раз уроненную наземь... Хм.

Помучавшись несколько минут, я хотел было уже плюнуть на безопасность, и попытаться транспортировать девушку на собственном плече, как вспомнил одну свою командировку, в места проведения знаменитой гонки, в которой наши КАМАЗы, десять раз подряд уделывали весь мир. Помнится, тамошние мамаши вполне спокойно обходятся без детских колясок, таская своих чад в платках на спине. Попробуем.

Эх. Надо было фотографировать князя в тот момент, когда я появился из леса со сладко посапывающей у меня за спиной Хельгой.

— Ну Виталий Родионович, не сочтите за оскорбление, но вы aventurier похлеще Глотова. — Развел руками ошарашенный Телепнев. — Неужто вас никто не заметил?

— Ручаюсь, ваше сиятельство. — Кивнул я, сгружая исследовательницу на диван одного из экипажей, и тут же уступая место одному из охранителей, исполнявшему, при отряде, обязанности фельдшера. Повернувшись к князю, я кивнул в сторону скрытого холмом имения. — Думаю, теперь, задача несколько упростилась...

— Согласен. Поручик, начинаем. — Тут же отдал приказ князь, и охранители растворились в лесу. Ну как растворились... Слышно их было метров за сто, так точно. Одно хорошо, сразу близко к усадьбе они не подойдут. Сначала окружат ее, а уж потом начнут действовать. И то ладно. Но без меня, без меня. Я к имению больше не сунусь. Нечего мне там делать. Мавр сделал свое дело, мавр может забухать... Свернув с фляжки колпачок, и одним уже ставшим привычным движением, подогрев содержимое, я втянул носом приятный аромат и сделал большой глоток... кофе, правда, сдобренного капелькой коньяка. Лейф, перед моим отъездом из дома вручил. Самое то, по нынешней, хоть и удивительно сухой, но холодной и ветреной погоде. А вот пока в имении возился, холода почему-то совершенно не чувствовал.

Понаблюдав за работой фельдшера, я решил немного пройтись. Сидеть на одном месте, холодновато, все-таки. Немного поразмыслив, в какую сторону направить свои стопы, я выбрал противоположную той, откуда мы приехали, и двинулся по тракту, к повороту на орефьевскую усадьбу. Поворачивать к уже исследованному мною имению я не стал, и пошел дальше. Дорога забирала все выше и вскоре я очутился на вершине очередного холма, с которого открывался совершенно изумительный вид на село у небольшой речки, и стоящую над обрывом, на самой излучине, сияющую золотом куполов, белоснежную церковь. Синее небо отражается в воде, и кажется, храм парит на небольшом островке, среди облаков... Поразительное по своей красоте зрелище.

Увлекшись созерцанием этой благодати, я не сразу услышал странный шум доносящийся откуда-то сзади. А обернувшись, увидел катящийся прямо на меня драндулет... до боли похожий на автомобиль сыщика из старого советского мультика про Бременских музыкантов. Да-да, того самого, который: "и нюх как у соба-а-ки, и глаз как у орла". Вот только вместо сыщика, на месте водителя оказалась знакомая мне рожа господина Ловчина. Нет, наверное, Бусу казалось, что он несется с бешеной скоростью, вот только у меня, натужное сипение и фырканье, этого забирающегося на склон, чуда техники, не вызвало ничего кроме улыбки. "Сварскольд" в руку, три выстрела, два спустивших колеса. И куда оно теперь поползет? Никуда. Да уж. И вот на эти-то самобеглые коляски я рвался посмотреть? Какой ужас. Стоп. А куда покатился этот тарантас?! Хотя, судя по лицу Буса, для него, наличие заднего хода у коляски, тоже сюрприз. Ну да, ручной тормоз здесь еще тоже не придумали. Идиотизм!

— Руль! Выворачивай руль! — Я не выдержал, и заорал во весь голос. Что удивительно, Бус послушался, и принялся остервенело крутить горизонтальное рулевое колесо, больше похожее на старый водопроводный вентиль. Грохот, стук, звон! Перевернулся. И я еще имел наглость хаять наш автопром?! Как говорилось в одном фильме: "по-моему, вы, русские, слишком много кушать. В смысле? В смысле, зажрались!" Может действительно лучше выездом обзавестись? Пусть дороже, пусть прошлый век, но лучше я буду живым ретроградом, чем сдохну придавленным вот таким ведром гаек... А нет, жив курилка. Я подошел к придавленному этой автоматической тележкой Ловчину, судорожно разевающему рот.

— По-мо-ги-те. — Выдавил он. Да без проблем. Я приподнял корпус коляски и, хекнув от натуги, поставил ее на погнувшиеся колеса. Убожество. В глазах у меня на миг потемнело, накатило уже однажды испытанное чувство раздвоенности, а в следующую секунду, Ловчин буквально взмыл с земли, и попытался заехать мне кулаком в нос. Притворялся, падла. Да еще и заменталить хотел. Хорошо "сфера" на месте. Все. Ща я тебя убивать буду, тилигент, маму иху!

Спустя минут пять, со стороны имения подбежали несколько тяжело дышащих охранителей. Покосившись на помятую тележку, и связанного, изрядно побуцканного Ловчина, они облегченно вздохнули.

— Ваше благородие... а коляску вы, за что эдак-то? — Не удержался один из синемундирников.

— Чтоб не наезжала. — Хмыкнул я, отрываясь от осмотра бумаг, найденных в обширном саквояже Буса. — Вот что, орлы, помнится, в уложении, была статья о трофеях... Что скажете, сейчас она работает?

— Что с бою взято, то свято. — Бодро отрапортовал первый опомнившийся охранитель.

— Вот и ладно. — Я удовлетворенно улыбнулся, и бережно положил бумаги обратно в сумку. — Ну что, хлопцы? Чего глазками-то блымаем? Грузим тело в эту тележку, и аккуратно покатили ее вниз. В имении-то, я понимаю, закончили?

— Так точно. Всех повязали. Только вот этот шпынь и ушел, да по пути еще и Родяню, в смысле, старшего охранителя Родислава Истомина, сбил. Хорошо хоть не насмерть.

— Плохо. — Покачал я головой.

— Почему? — Не понял говорливый синемундирник.

— Так, он у меня теперь проклянет этот день, и плакаться будет, жалея что его, Бус не до смерти зашиб. Загоняю. — Елико возможно пакостнее, улыбнулся я.

— Ой ёо-о... — Выдал один из синемундирников, и процесс погрузки заметно ускорился.

У меня сегодня день: "Удиви князя", похоже. Второе тело ему приволакиваю, и второй раз, наслаждаясь видом ошеломленной сиятельной физиономии, жалею об отсутствии фотоаппарата. Правда, долго наслаждаться шикарным видом мне не удалось. Один из экипажей, если быть точным, то именно тот, в котором пребывал полковник зарубежной стражи, развернувшись кое-как на широком тракте, бодро укатил в сторону города, и толпа охранителей тут же засуетилась, распределяясь по остальным коляскам. Только те синемундирники продолжали возиться с автоматической тележкой, пытаясь прицепить ее к экипажу. Буса кстати, упаковали в другую коляску. Кстати. А остальные-то где?

— Слуг уже рассадили по экипажам, а Ставра увез полковник, с моего дозволения, разумеется. — Охотно пояснил князь, реквизировав у меня заветную фляжку, пока мы дожидались окончания погрузки.

— Неужто такая важная птица? — Ну не вязался у меня "волхв" с образом чужестранного шпиона.

— Да нет, Виталий Родионович. Важная птица, эвон как вами отметеленная, без сознания в коляске лежит. — Покачал головой Телепнев, и поморщился. — Исследователь, а... И как только проглядели?

— Так это Бус — шпион? — Опешил я.

— Да не совсем. Мы тут с Глотовым чуть поговорили, без лжи, что называется. В общем, получается, Ловчин наш, знается с одной из старых европейских школ. Польстился на посулы денег и славы, да историей неприглядной его изрядно поприжали, вот и стал на них работать. И за страх и на совесть. Любят тамошние манипуляторы, да орденцы, чужими руками знания добывать. — Вздохнул князь. — А Ставр, так... пристяжной в этой упряжке. Охотник за древностями, коего прихватили ушлые людишки "на горячем", да и поставили в помощь Бусу... когда она тому потребовалась, чтобы вас с Хельгой выкрасть.

— Вот так новости. — Я озадаченно потер лоб. Настроение мое, еще недавно такое радужное рухнуло к точке замерзания. — Я так понимаю, что моя и без того не слишком вольная жизнь закончилась? Что теперь? Снова законопатите во флигель при канцелярии, или сразу на нары? — Скрипнул я зубами. Эх, жаль, что Буса уже под охрану взяли, нужно было до смерти забить, сволоту. Вот подставил так подставил, мерзавец. Золото ему глаза застило... Всемирной славы первооткрывателя захотел, урод амбициозный. Клянусь, если эта тварь вывернется, выживет, урою.

— Не буду лгать, Виталий Родионович. Не знаю. — Телепнев, прямо посмотрел мне в глаза. — Вот допросим Ловчина, Ставра, слуг этих, там будет видно. Вроде бы... Как Ставр говорит, Ловчин о сути проекта никому не сообщал. Потому-то, дескать, ему и большей, сиречь настоящей помощи не оказывали. А агенты, которым он донесения от Буса передавал, даже на последней встрече, все пытались разузнать у Ставра, что к чему.

— Думаете, Бус хранил подробности в тайне, чтобы не стать ненужным? — Я нахмурился.

— Не знаю я, Виталий Родионович. Вполне может быть и так. Ловчин ведь, тоже, что называется, за жабры пойманный и на золотой крючок посаженный. Так что такая опаска, у него, предполагаю, вполне могла быть. Это кажется логичным. Но, все это пока, только мои домыслы. Вот доберемся до присутствия, и там уж все как следует разузнаем. И не расстраивайтесь заранее, Виталий Родионович. Могу обещать вам совершеннейше точно, пока не разберемся во всей этой кутерьме, ограничивать вашу свободу не станем, дабы не подтверждать своими действиями, возможно уже имеющихся у агентов сведений. Но и вы, уж постарайтесь быть повнимательнее, и не дайте застать себя врасплох.

— Постараюсь. — Я вздохнул, и... — Ох, князь! Не опасаетесь, что Бус, как Лукан "сбежит"?

— О. Ничуть. Не было на нем наговора на верность. Только отсроченная смерть, как и на его подельниках. — Отмахнулся князь. — Расчет же был, что вы к тому времени уже схвачены будете. А видоки этой парочке, были вовсе ни к чему, тем более такие ненадежные. Вот они и обеспокоились. Кстати, вернемся в город, извольте доставить вчерашнего философа в канцелярию, для дознания... О, вот кажется и наши экипажи готовы. Едем?

— Едем, Владимир Стоянович. — Кивнул я. — А по пути, расскажете мне о трофейном сборе, а?

Глава 7. Плюсы и минусы некоторых обычаев...

Вернувшись в город, я, первым делом, договорился с Ратьшей Гремиславичем, и мы отправились за моими неудачливыми "сидельцами". Успешно сдав их в канцелярию, на руки подвальным, я решил было наведаться домой, но на выходе из здания меня перехватил секретарь князя Телепнева.

— Виталий Родионович... Уделите мне минут вашего времени, будьте любезны... — Спустившись по лестнице, ротмистр остановился напротив меня

— Слушаю вас, Вент Мирославич. — Положив шляпу и перчатки на широкий подоконник, я обернулся к секретарю князя.

— Его сиятельство просил передать, что ждет вас сегодня в семь, у Ладынина. Тамошний управитель о вас уже предупрежден. — Сообщив, что хотел, Толстоватый кивнул и удалился. Интересно только, а с чего это у него в глазах столько зависти-то? Нет, ресторан у Ладынина, действительно считается одним из лучших в Хольмграде, но и он не настолько дорог, чтобы ротмистр не мог себе позволить там отобедать. Или... все дело в самом приглашении? А-а, что сейчас голову ломать?

Надев "котелок" и перчатки, я вышел во двор... и тут же был пойман Ратьшей Гремиславичем. Сговорились они, что ли?

— Господин Старицкий, вы пароход этот, когда заберете? А то вон, конюхи жалуются, что он им, своим железным смрадом, всех лошадей перепугал. — Ухмыляясь в наклеенную бороду, проговорил Ратьша.

— Как-кой пароход? — Удивленно выдавил я, но увидев стоящий у конюшенных ворот свой помятый трофей, хмыкнул.

— А с чего это, он вдруг стал моим? — Не понял я.

— Так охранители ж все уши прожужжали, что, дескать, его благородие, по ушкуйному обычаю, самобеглую коляску у воров отобрал.

— Ну дела... — Я вздохнул. Становиться владельцем этого металлолома, я совсем не планировал. Вот саквояж, что при Бусе был, тот да, оприходовал, с ведома князя, кстати. А о "пароходе", как Ратьша выразился, я и не думал даже. Кстати, а с чего это он его так окрестил? — А за что вы его пароходом-то прозвали, Ратьша?

— Так, а как же сие творение еще величать? Не паровозом же? Оно, поди, и тележки малой за собой не утащит, так что, пароход и есть. — Пожал плечами штабс-ротмистр. А я, присмотревшись к этому чуду техники, удивленно икнул. Действительно, пароход. В смысле, оно на пару работает... работало, точнее, пыталось работать. Охренеть. Нет, я, конечно, в курсе, что и на "том свете" автодело с паровых машин начиналось, но все-таки, мне казалось, что здесь техника ушла в развитии несколько дальше.

— Знаете, Ратьша, я... постараюсь разобраться с этим, как можно быстрее. — Справившись с собой, я кивнул собеседнику. — Но не сейчас. Извините, дела.

— Так, мы ее хоть с дороги уберем... под навес. — С вопросительной интонацией выдал Ратьша, и я, поспешно кивнув, пулей вылетел за ворота. Вот делать мне нечего, кроме как разбираться с этим утилем?! Меня, между прочим, дома Лада ждет, а я тут буду всякой ерундистикой заниматься? Черта с два!

Извозчик домчал меня до Загородского конца, чуть больше чем за четверть часа, тем не менее, я успел основательно подмерзнуть, так что, в дом вошел, стуча зубами. Кажется, пора переходить на зимнюю форму одежды... Впрочем, мысли об утеплении разом вымыло из головы, при появлении в гостиной, улыбающейся Лады.

Обняв и поцеловав красавицу, я, чуть отстранился, и окинул ее взглядом.

— А с чего это ты, опять свою "униформу" нацепила, а? Мы же, вроде, еще утром договорились, что в этом доме больше нет прислуги? — Поинтересовался я, а Лада вдруг покраснела. Не девушка, а запрещающий сигнал светофора какой-то, честное слово.

— Я... у меня, только два платья... — Чуть замявшись под моим пристальным взглядом, все-таки ответила она.

— Понятно... — Вздохнул я. Балбес. Сразу должен был догадаться. Ни Лада, ни ее брат, особым достатком не отличаются. А хороший костюм стоит, как их месячное жалованье. Ну да ничего. Спасибо, Бусу, точнее его саквояжу, с деньгами у нас теперь напряга еще долго не будет. Я провел ладонью по щеке Лады. — Вот что. Иди, переодевайся, и Лейфу тоже самое передай. А я пока договорюсь с Заряной Святославной об экипаже.

— Мы куда-то поедем? — Поинтересовалась Лада, не торопясь размыкать объятия.

— Именно. Негоже такой красивой девушке, обходиться столь малым гардеробом. — Кивнул я.

— Но я не могу принимать такие подарки. Это неприлично... Платья могут дарить только лю... — Не договорив, Лада замолчала, и спустя секунду тихонько рассмеялась.

— Вот именно. — Улыбнулся я. — Так что, быстренько, ноги в руки, и бегом собираться.

— Интересно, а Лейфу, ты тоже собираешься костюмы покупать? — Вдруг хитро улыбнулась Лада,

— Конечно. Как новик, он должен состоять на довольствии у атамана. — Невозмутимо кивнул я. — А атаман у него, между прочим, я. И вообще, почему ты еще здесь?

— Неужели ты уже хочешь от меня избавиться? — Привстав на цыпочки, прошептала мне на ухо сероглазка.

— Показал бы я тебе, чего на самом деле хочу, да у нас времени мало. — Так же шепотом ответил я, прижимая к себе Ладу. И, чмокнув ее в носик, договорил уже нормальным тоном. — К семи я должен быть в ладынинском ресторане, по приглашению князя, а нам нужно до того времени успеть к портному. Ясно?

Кивнув, Лада выскользнула из моих объятий, и через миг скрылась в коридоре, а я отправился наверх, чтобы привести себя в порядок, и переодеться. А то вон до заката не больше часа осталось, а я все еще в визитке рассекаю. Непорядок, по крайней мере, с точки зрения портного князя Телепнева. И мне совсем не улыбается выслушивать брюзжание старого пройдохи, все то время, пока Лада и Лейф будут работать манекенами для его помощников.

Пока ждали Ладу, я успел объяснить Лейфу изменившуюся диспозицию, на что он отреагировал довольно ровно. А вот когда я предложил ему пойти ко мне в новики, по традициям ушкуйников, парень чуть ли не в пляс пустился. Все-таки прав был Грац... Ну и замечательно. Лейф парень способный, не вечно же ему у плиты торчать.

Кое-как утихомирив своего подчиненного, я, наконец, вспомнил о саквояже Ловчина. Все документы, которые он пытался с собой увезти, я передал в дело, так что на вид, сумка была почти пуста, если не считать небольшого, явно выполненного на заказ, мелкокалиберного барабанника Янса-Лефоше. Я бы и сам был в этом уверен, если бы не нашел в саквояже второго дна, когда осматривал добычу, еще там, на тракте. И вот о нем-то я никому ничего не сообщил, так что, когда я заполнял у секретаря документы на трофеи, в них был указан барабанник, сумка и только. Ну а теперь, пришла пора подсчитать истинную стоимость добычи. Стыдно? Мне? А когда этот придурок, на меня татей натравливал, да сам на мой дом напал, в результате чего, теперь придется менять половину стенных панелей в холле и коридоре, ему стыдно не было? То-то. И вообще, не даром же в местном законодательстве имеются статьи о трофеях... Вот, как раз мой случай. А что в список не внес... уж извините, но и на "том свете" я не встречал идиотов, которые бы декларировали свои сбережения "на черный день". А у меня с этой свистопляской и неопределенностью, шансов дожить до такого дня, кажется, поболе, чем у какого-нибудь офис-менеджера... Так, совесть заткнул, можно приступать к подсчетам...

А неплохо Бус наработал! Аж восемьдесят тысяч ассигнациями... и конверт с ключом от личного ящика в Архангельском банке. Неплохо. Совсем неплохо. И я, кажется, даже знаю, как их с толком потратить. Не все, конечно, но половину, точно.

Из-за затянувшихся, по вине моей пассии, сборов, мне пришлось оставить Лейфа и Ладу у портного, предварительно переговорив с ним об отправке счета ко мне домой. Предупреждать старого грека о том, чтобы не слушал возможные отговорки клиентов, я не стал. Ушлый портной в таких советах не нуждается, в этом я уже успел убедиться, когда заказывал костюмы для себя... И честно говоря, пока не пожалел о том ни единого раза. Так что и в этот раз я полностью положился на его глаз и чувство стиля.

Управляющий встретил меня в богато отделанном холле ресторана Ладынина, с неожиданно радостной, совсем не формальной улыбкой. Однако. И куда только подевалась присущая всему племени так называемых мэтров, чопорность?

— Господин Старицкий, прошу, вас уже ждут. — Управляющий указал рукой на широкую лестницу, и первым двинулся по ней наверх.

Нет, я, конечно, предполагал, что глава Особой канцелярии пригласил меня не только ради хорошей компании за ужином и беседы о способах засолки цветов сакуры, но такого я от него не ожидал. В кабинете, оформленном в строгом классическом стиле, за огромным, круглым столом расположились четыре человека. Собственно, сам Телепнев, княжич Туровской, незнакомый мне, подтянутый моложавый военный с щеточкой ухоженных усов на вытянутом лице, эдакая белокурая бестия в генеральском мундире, и еще один господин, имени которого я не знал, но вот его высоколобое, гладко выбритое лицо и чуть прищуренный взгляд, отчего-то показалось мне смутно знакомым. Этот последний, единственный в компании, был одет в цивильное платье, тогда как даже князь Телепнев красовался в жестком от обилия золотого шитья, мундире, чего за ним прежде не водилось; он и на доклад государю обычно ездил в цивильном, хоть и донельзя официальном черном костюме. Про обилие наград, всевозможных лент и орденских знаков, на четверке, можно и вовсе промолчать, тем более, что, несмотря на определенный интерес с моей стороны, разбирался я в этих регалиях, пока, довольно поверхностно...

Стоило двери за спиной закрыться, как у меня тут же заложило уши. Ничего себе глушилка!

— Позвольте вам представить господа, заштатного сотрудника моего ведомства, Старицкого Виталия Родионовича. — Встав с кресла, проговорил князь, одновременно приглашая меня жестом, к столу. — Виталий Родионович, прошу, знакомьтесь. Генерал Бйорн Орварович Гдовицкой и секретарь государева кабинета, тайный советник Эдмунд Станиславич Рейн-Виленский, ну а с Бернгардтом Брячеславичем, вы уже знакомы, не так ли?

Раскланявшись с поднявшимися со своих кресел сановниками, мы одновременно сели за стол. И слово снова взял Телепнев.

— Виталий Родионович, я прошу прощения, что не смог предупредить вас заранее о столь представительном собрании. До визита к государю, я и сам не мог предполагать такого поворота дел. А по моему возвращению в присутствие, выяснилось, что из дома вы уже уехали... и я вновь не смог вас упредить.

— Вам не за что извиняться, ваше сиятельство. — Пожал я плечами. — Поверьте, я совсем не в обиде. Тем более, когда еще мне представится случай поужинать в такой занимательной компании?

— Может статься, что это произойдет значительно раньше, чем вы полагаете, Виталий Родионович. — Чуть заметно улыбнувшись, тихим голосом проговорил секретарь. И все же, кого он мне напоминает, а? Вот вертится же в голове... Нет, не помню. А штатский продолжил, не сводя с меня взгляда. — Но, может скажете, чем же мы вас так заинтересовали, а?

— Думаю, вы согласитесь, уважаемый Эдмунд Станиславич, что внимание абсолютно незнакомых людей, да еще и в столь высоких чинах, не может не вызывать ответного интереса? — Улыбнулся я.

— Что ж, не могу спорить с этим утверждением. Но, мне почему-то кажется, что говоря о присутствующих, вы имели в виду, нечто иное... Не так ли? — Вот докопался секретарь-советник. Бомбиста на него нет... Бомбиста? Близко, но... Черт, да на кого ж он похож-то, а?

— Ну хорошо. Давайте взглянем на ситуацию с моей стороны. — Кивнул я, и замолчал, в ожидании, пока появившаяся в кабинете обслуга, расставит перед нами принесенные блюда. Один из половых кинулся с подернутой патиной бутылкой вина, к моему бокалу. Пришлось его остановить. Я легонько стукнул ногтем по маленькой рюмке, стоящей правее от винного бокала, и понятливый половой тут же сменил винную бутылку на графин с водкой. Мой жест не остался незамеченным присутствующими, и Телепнев, на пару с Туровским, присоединились к моему выбору. Правильно, нечего зернистую икру в красной кислятине топить. Дождавшись, пока обслуга удалится, мы опрокинули рюмки, тут же закусив их холодным. Студень, кстати, у Ладынина, просто выше всяких похвал.

— Продолжите, Виталий Родионович? — Предложил Рейн-Виленский, едва пригубив бокал с вином.

— Охотно, Эдмунд Станиславич. — Кивнул я, мысленно уже начиная проклинать настырного вельможу. — Как по-вашему, разве может быть не интересна компания, в которой собрались глава Особой канцелярии, глава государева сыска, боевой генерал и самый осведомленный человек при государевом дворе?

— Ну, положим, сведения о моей осведомленности несколько преувеличены... — Пожевал тонкими губами секретарь, но, увидев понимающие улыбки собеседников, вынужден был сдаться. — Хотя, конечно, имеют под собой некоторые основания... Но как вы догадались, что Бйорн Орварович, именно боевой генерал?

— Помилуйте, ваше превосходительство, разве же это не так? — Развел я руками, и обратился к молчаливому генералу, все это время, сосредоточенно изучавшему свою тарелку. — Бйорн Орварович, я ведь прав?

— Да. — Коротко отрубил молчаливый генерал, но после краткой паузы, добавил, — хотя и я не совсем понимаю, как вы догадались.

— Право же, господа, это совсем не мудрено. — Усмехнулся княжич Туровской, и вопросительно глянул на меня. — Вы позволите, Виталий Родионович?

В ответ я только кивнул. Интересно, это у ББ такое уважение ко мне прорезалось, после расследования, или его кто-то накрутил как следует? Хотя... он, вроде бы, и на давешнем представлении, особо на меня не наезжал, в отличие от своего подчиненного...

— Бйорн Орварович, я уж промолчу о сияющем у вас на груди ордене, какой вручается лишь на поле боя, все же человеку несведущему в делах военных нашего государства, он ни о чем не скажет. Но даже если его не рассматривать... надлежащие умозаключения, от того, не станут сложнее. Вы молоды, но уже пребываете в изрядных чинах. А ваши усы не полностью прикрывают весьма характерный шрам. Можно было бы, конечно, сослаться на протекцию, но и тогда бы вы вряд ли могли рассчитывать на чин генерала, в лучшем случае, быть вам в ваши тридцать с небольшим, полковником старого строя... а уж списать шрам от пули, на детскую или несчастную травму... — Бернгардт Брячеславич отсалютовал генералу очередной, на этот раз, саморучно наполненной рюмкой.

Секретарь и генерал переглянулись, и дружно развели руками, повторяя мой недавний жест.

— А я ведь про орден-то и не подумал. — Заметил Рейн-Виленский, повернув голову к прячущему за бокалом с соком, улыбку, Телепневу. А меня как обухом по голове ударило. Нет, ну сходство же просто поразительное! Только фуражку на голову секретарю этому нахлобучить, и будет вылитый Железный Феликс!

От такого открытия я чуть не подавился... но обошлось. Бывают же такие совпадения. Вот интересно, а это местный вариант самого пана Доманского, или же альтернативная версия его отца? Нет, судя по имени, верно, скорее всего, последнее... но, не факт, да и физиономия его, уж очень на лицо именно Феликса Эдмундовича смахивает, хотя портретов его отца я и не припомню, но может там такое сходство, что и перепутать не мудрено? А вообще, тут та еще петрушка с некоторыми личностями творится. Взять хоть того же Эйнштейна. По моим подсчетам, ему, сейчас, лет десять-двенадцать должно быть, а в здешней реальности, он уже свои теории вовсю разрабатывает... Так что, не все так однозначно.

Дальнейший наш разговор, прерываемый лишь очередным появлением обслуги, меняющей изысканные блюда на столе, носил сугубо светский характер, никаких серьезных тем за ужином никто из присутствующих не поднимал. Даже редкие реплики о политике были неопределенны и размыты. В общем, у меня создалось впечатление, что эти господа пришли не о делах поговорить, а на меня посмотреть. Вот только, зачем им это нужно? Не сказали... Одни намеки, и никакой конкретики. Ну и черт бы с ними со всеми.

Разошлись мы только два часа спустя. На прощание, князь Телепнев лишь заметил, что хотел бы встретиться со мной сразу по завершению занятий с охранителями. После чего, превосходительства и сиятельства расселись по своим экипажам и укатили в разные стороны, а я отправился ловить извозчика, поскольку по приезду в ресторан, отправил экипаж Заряны Святославны обратно к портному, где кучер должен был забрать Ладу и Лейфа, и отвезти их домой.

Устроившись в открытой коляске и запахнув медвежью полость, я подал извозчику знак трогаться. Щелкнул в воздухе хлыст, лошадь высекла подковами искры из мостовой, и мне в лицо пахнуло холодом и мелкой снежной взвесью. Первым снегом в этом году. И первым снегом для меня в этом мире. Удивительно сухая осень уступала свои права зиме...

Благодаря отличному теплому наговору и не менее теплому меху, в коляске я настолько расслабился, что даже умудрился задремать. Впрочем, ненадолго. Путь пустеющими, по вечернему времени, улицами Хольмграда, освещенными желтым светом затейливых фонарей, мимо ажурных оград частных владений, и смутно белеющих стен доходных домов, оказался недолог, и вскоре я уже выбирался из коляски, у крыльца своего дома, приветливо сияющего ярко освещенными окнами.

Обняв радостно улыбающуюся Ладу, кажется, все еще пребывающую в легком ошеломлении от знакомства с телепневским портным, я и сам не сдержал довольной улыбки. Все же до чего приятно, когда тебя кто-то ждет дома! От этого понимания, на душе стало так легко и приятно, что я и не заметил, куда девались недовольство и настороженность, грызущие меня с момента разговора с князем о возможных последствиях предательства Буса Ловчина. Даже встреча с сановниками перестала напрягать меня своей странностью и видимой бессмысленностью. Хорошо-то как.

От ужина, я вынуждено уклонился, хотя одуряющие запахи Лейфовой стряпни, чуть было не выиграли в споре с набитым у Ладынина, желудком. А вот от чая, в компании с Лейфом, отказываться не стал, тем более, что как мне показалось, наступило самое время выяснить у моего подчиненного, с чего это он так усердствовал, сводя меня со своей сестричкой... Благо, время подходит к полуночи, и сама Лада уже отправилась спать... почему-то в свою спальню, правда. Ну да ладно. Денек сегодня выдался тот еще, и мне самому не помешает хорошенько выспаться, что, в присутствии сероглазки, представляется довольно трудной задачей.

Сколько бы Лейф не крутил и не вилял, мне таки удалось выбить из него правду. Оказалось, что по ушкуйным обычаям, в доме любого ушкуйника правит старшая женщина... Будь то, мать, жена или сестра. То есть, в походе эти сорви-головы наводят ужас на любого противника, а дома, сами старательно прикидываются ветошью, чтобы не огрести от хозяйки. Утрирую, конечно, но смысл, примерно, такой. Понятно, что молодому парню, привыкшему к определенной свободе и вольности за время своего самостоятельного "плавания" по столичным волнам, давление со стороны младшей сестренки, поселившийся под одной с ним крышей, пришлось не по нраву... Но что делать? Обычаи, штука серьезная, спорить с ними, может статься себе дороже, вот Лейф и терпел. А потом Лада влюбилась, и ушлый сын ушкуйника тут же увидел для себя возможность получить желанную свободу.

— Сам себя перехитрил, Лейфушка. — Рассмеялся я, выслушав своего новика.

— Почему это? — Не понял парень.

— Ну сам подумай... — Я постучал согнутым указательным пальцем себя по лбу. -Лада перешла в мой дом. Так?

— Так. — Широко улыбнулся Лейф. Зря лыбишься, сын ушкуйника, сейчас мы тебя мордой-то об тэйбл и приложим.

— А ты, новик, сейчас к чьему дому принадлежишь? — Поинтересовался я, и Лейф резко сбледнул с лица. М-да. Вот что значит, правильные книжки! Не зря же я с томиком Хейердалла не расстаюсь. А у него немало интересного об обычаях разных народов написано... Давненько правда, это было. Но ведь любая традиция тем и хороша, что сотнями лет не меняется.

— Виталий Родионович... а как же я теперь-то? — С абсолютно потерянным видом, протянул Лейф.

— Ну что я могу сказать? — Пожал я плечами, старательно давя, упорно вылезающую на морду, улыбку. — Жениться тебе надо парень. Причем не на дочери ушкуйника, а на какой-нибудь местной красавице. Глядишь, и полегче станет.

— Да рано мне еще жениться. — Чуть не взвыл Лейф.

— Ну, тогда смотри сам... — Развел я руками. — Хотя... нет, есть еще одна возможность, но... не знаю, не знаю...

— Какая? — Тут же вцепился в меня клещом, новик.

— Постарайся побыстрее выучиться. Вденешь серьгу в ухо, тогда и власти Лады, конец настанет.

— Да я... да я... Да вот вам крест, Виталий Родионович! Я ж никаких сил не пожалею. Все что хотите, сделаю! — Истово перекрестился Лейф.

— Ну смотри, братец, ты сам напросился. — Ухмыльнулся я. — А раз так, то завтра, едем в канцелярию, вместе. Буду тебя рукопашному бою учить... да и с Тишилой познакомишься. А сейчас, спать.

Глава 8. Скинув гору с плеч, не забудь посмотреть, кого ею придавило...

Утро. Кофе с булочками на подносе, там же еще теплая, недавно проглаженная утюгом газета... Хм. Вот, и прислуги вроде в доме нет, а ничего не изменилось... Хорошо устроился! Хмыкнув, я хотел было уже выбраться из кровати, но не тут-то было. Стоило только дернуться, как я тут же угодил в плен нежных рук Лады, решившей, что просыпаться в моей постели ей нравится больше, чем в своей. Кто бы возражал?!

Несмотря на то, что до подноса с завтраком мне удалось добраться лишь час спустя, кофе оказался в меру горячим, а булочки такими же теплыми, как в тот момент, когда Лейф выложил их на блюдо. Хорошая штука, эти бытовые наговоры! Вот кстати, заметил, что мне куда проще пользоваться определениями вроде: "заворожить", "заклятье", "наговор", нежели выстраивать громоздкие формулировки по принятой среди "естествознатцев" терминологии. Да и многие, окружающие меня люди, тоже не очень-то часто пользуются в быту словечками вроде ментальных воздействий, манипуляций полями и тому подобными... За исключением, разве что энтузиастов, вроде того же профессора Граца, да профессиональных философов-исследователей, типа того же Буса. Впрочем, все это ерунда...

Позавтракав с Ладой, я спустился в гостиную, где, как оказалось, меня уже ждал сын ушкуйника, готовый ехать в канцелярию... Мало того, он успел и с Заряной Святославной переговорить об очередном заимствовании ее экипажа. Ну и славно.

Долетев до Словенской набережной, и договорившись о "стоянке" для смольянинской коляски, я, войдя в холл канцелярии, первым делом, вызвонил секретаря князя Телепнева, поскольку дневальный наотрез отказался пускать Лейфа в здание, мотивируя отказ отсутствием у моего новика надлежащего пропуска. Но, как я и думал, Толстоватый в момент решил эту проблему, и уже спустя пять минут, один из письмоводителей канцелярии принес дневальному надлежаще оформленный разовый пропуск... Хм, придется озаботиться, и достать для Лейфа хотя бы временный "аусвайс", а то тревожить так Вента Мирославича каждый раз, совсем не дело... Но этим я, пожалуй, займусь после занятия.

М-да. Оказывается, за прошедшее с момента отправления в "свободное плаванье", время, сын ушкуйника основательно забросил тренировки, которым его отец, как я знаю от Лады, уделял немало внимания... Нет, Лейф вовсе не выглядел жалко на фоне уже втянувшихся в ритм охранителей, но и ожидаемого мною видимого отрыва в его подготовке, я не увидел. В результате, через два часа Лейф выглядел точно таким же вымотанным, как и синемундирники. А это плохо... Ну да ничего, времени у нас навалом, так что я его еще доведу до кондиции.

По завершении тренировки, я привел себя в порядок, и отправился на обещанную мне аудиенцию у князя.

— Добрый день, Виталий Родионович. — Секретарь кивнул на двери кабинета главы канцелярии. — Можете зайти. Его сиятельство уже о вас справлялся. Ждет.

— Благодарю, Вент Мирославич. — Я шагнул к двери...

— Да, Виталий Родионович, если вас не затруднит, будьте так любезны, после разговора с его сиятельством, задержитесь на несколько минут... У нас тут произошла небольшая заминка с переданным вам трофейным имуществом.

— Вот как? Что-то серьезное? — Нахмурился я.

— О, не стоит беспокоиться, ничего страшного. — Махнул рукой ротмистр. — Просто, несколько необходимых для дела бумаг не были оформлены надлежащим образом. Надо бы исправить это упущение.

— Хорошо, Вент Мирославич, я понял. — Кивнул я, берясь за ручку двери. На этот раз, ротмистр не стал меня останавливать, и я спокойно вошел в кабинет Телепнева.

Князь стоял у высокого окна, заложив руки за спину, и задумчиво рассматривал что-то на заднем дворе канцелярии. Услышав хлопок двери, он повернул голову и, узнав меня, кивнул на кресло у своего стола. Молча. Интересный прием...

— Вот скажите мне, Виталий Родионович, у вас на родине, все такие ушлые? — Развернувшись всем корпусом в мою сторону, поинтересовался князь. Злости в его голосе не было, но и абсолютно ровный тон, коим была сказана эта фраза, заставил меня напрячься.

— Не понимаю, о чем вы говорите, Владимир Стоянович. — Проговорил я.

— Все-то вы, ваше благородие, понимаете. Но неужто вы думали, что при обстоятельнейшем, с применением особых средств, допросе, Ловчин не поведает нам о секрете своего саквояжа? — Князь уселся в свое кресло и, оперевшись локтями на столешницу, сложил ладони домиком. Несколько минут мы молчали, Телепнев задумчиво поглядывал на меня, а я... ждал. Чего? Предложения князя. Вряд ли бы он стал принимать меня в своем кабинете, если бы нашлась реальная возможность прижать меня на этом саквояже. Скорее, просто прислал бы в дом Смольяниной охранителей, и мне бы пришлось заново обживать флигель при канцелярии... если не ее подвалы.

В конце концов, очевидно поняв, что отвечать ему я не собираюсь, князь тяжело вздохнул, и заговорил сам, но уже куда как более мягким тоном.

— Виталий Родионович, голубчик, давайте поговорим начистоту. Меня, признаться, совершенно не интересует та, солидная для вас, но уж извините, совсем невеликая по моему состоянию, сумма, кою вы обнаружили в сумке любезного господина Ловчина. Ни я лично, ни Особая канцелярия в моем лице, никоим образом не претендуем на эти деньги, тем более, что вы так ловко воспользовались ушкуйным законом, и они по праву принадлежат вам. Но вот что действительно представляет немалый интерес для канцелярии, так это ключ от личного ящика Буса Ратиборовича, в Архангельском банке. Там, как выяснилось из допроса Ловчина, хранятся копии всех сведений, кои он успел выведать за время работы в исследовательском отделении. В том числе, и по проекту "Лед". Вы понимаете, чем может для вас обернуться ТАКОЙ трофей, буде сведения о нем, каким-либо образом станут известны, хотя бы даже и нанимателям Буса и Ставра?

— Ваше сиятельство, для начала, хочу вам заявить, что у меня и в мыслях не было, утаивать что бы то ни было от канцелярии. — Заговорил я в ответ. Сейчас князь пошел на уступку, но где гарантия, что получив необходимое, он не повернет оглобли на сто восемьдесят градусов? А значит, надо попытаться хоть немного обезопасить себя от возможных перемен в настрое его сиятельства. Эх, ну почему я сразу не подумал о том, что из Ловчина могу вытянуть информацию о тайнике? Деньги глаза застили. Идиот. Теперь вот, придется выкручиваться. Чувствую себя, как Штирлиц на допросе у Мюллера. Дьявольщина.

— Неужели, Виталий Родионович? — С явно слышимым неверием, протянул князь. — С чего же вы так вцепились в эти "трофеи"? Помнится, полдороги меня на эту тему допрашивали...

— Пароход. — Я вспомнил про помятую тележку, со вчерашнего дня занимающую место под навесом, во дворе канцелярии.

— Что, простите? — Удивленно приподнял брови князь.

— Самобеглый экипаж, Владимир Стоянович. — Медленно проговорил я. — Как вы совершенно верно заметили, мое состояние невелико. Если быть точным, сейчас, после обстановки арендованного мною у Заряны Святославны, дома, и покупки всего необходимого для нормальной жизни имущества, оно составляет лишь чуть больше тысячи рублей. И этой суммы, как вы понимаете, совершенно недостаточно для того, чтобы я мог позволить себе содержать экипаж, тогда, как показали последние дни, ездить по городу, я вынужден немало. Вот в недавнем разговоре с Мекленом Францевичем, мы как раз обсуждали эту тему, и он тогда, помнится, сообщил мне о существовании самобеглых колясок. Ну а я вспомнил об этой идее, когда скрутил Ловчина. Вот только средство передвижения сильно пострадало...

— Право, вы меня удивляете, Виталий Родионович. — Покачал головой князь. — Но позвольте спросить, почему же вы не внесли этот экипаж в список трофеев?

— А как, Владимир Стоянович? Сейчас, он представляет из себя груду покореженного металла и дерева. К тому же, неизвестна марка, название, модель... И как этот металлолом прикажете величать? Я хотел заглянуть, на днях, к волжским купцам, кои как мне стало известно от профессора Граца, занимаются торговлей и строительством подобных агрегатов, и стряпчему, чтобы прояснить этот вопрос, но пока не преуспел.

— Понимаю. А саквояж и барабанник вы внесли в список, просто чтобы обозначить действие трофейного закона, так? — Усмехнулся князь.

— Именно. — Кивнул я с самым честным видом. — Правда, признаюсь честно, вчера, уже вернувшись домой с нашей с вами странной встречи в ладынинском ресторане, я осмотрел саквояж и обнаружил потайное дно, деньги и конверт с ключом, но, время было уже позднее, и тревожить вас по этому поводу я не стал, тем более зная, что следующая наша встреча состоится сегодня.

— Ох, Виталий Родионович... Вечно с вами какие-то штуки приключаются. То вас в жертву приносят, то в другие миры проваливаетесь, по ходу дела, умудряясь поставить на уши исследователей всех мастей и стран. — Искренне рассмеялся князь. — Кстати, об исследователях. Спешу успокоить, покровители Ловчина о вас не подозревают. Смолчал Бус Ратиборович о том, что, вернее, кто послужил причиной для начала работ по созданию тонких оболочек. Как туза в рукаве придержал.

— А что Ставр? Он же знал, что за мной охота ведется.

— Знал. Только Ловчин ему вас как второго исследователя представил... Более того, судя по всему, Бус вовсе не собирался передавать вас своим хозяевам. Уж не знаю, каким образом он хотел держать вас в подчинении, но с покровителями у него была договоренность лишь на передачу Хельги Милорадовны. Так то. — Заключил Телепнев. — Да, вот еще. Помните, в вашем выступлении вы говорили о еде, цветах...

— Да, конечно. — Кивнул я.

— Так вот, к вашему сведению, и то и другое для Буса добыл именно Ставр. Блюда были заказаны им лично у Гавра, а цветы, вы не поверите, когда узнаете, где именно, точнее у кого он их достал... — Хитро ухмыльнулся Телепнев.

— Полагаю, у Заряны Святославны. — Ответил я, заставив князя удивленно приподнять бровь. — Она сама мне сказала, что Ставр у нее одалживался. Да к тому же, еще и целую лекцию прочла об особенностях выращивания цветов. Вот только тогда у меня не было стопроцентной уверенности в причастности Глотова к похищению Хельги Милорадовны. И да, кстати... думаю, не ошибусь, если предположу, что именно на розы, Бус и наложил структуру, усыпившую Высоковскую, едва та, как любая женщина на ее месте, поднесла букет к лицу и вдохнула их аромат. Потому-то розы и осыпались уже на следующий день, не выдержали мощного воздействия.

— Нет, я был не прав. С вами неинтересно, Виталий Родионович. Вы как будто все заранее знаете.

— Ну да и покушения на себя тоже я сам подготовил, не так ли, ваше сиятельство? — Я не удержался от смешка.

— Да, эту идею обязательно надобно проверить, самым скрупулезным образом. — Серьезно кивнул Телепнев, но сам не выдержал и рассмеялся. Правда, почти тут же смех смолк, и князь продолжил вновь посерьезневшим тоном. — Ладно, оставим шутки, Виталий Родионович. У меня к вам будет одна большая просьба. Раз уж мы разобрались с этим "саквояжным" недоразумением, к обоюдному удовлетворению, будьте любезны, привезите мне этот чертов конверт с ключом. Будем изымать из банка ящик Ловчина...

— Хм. А если там обнаружатся не только документы по исследованиям? — Осведомился я. Только без инсинуаций! Я не жадный, я предусмотрительный и запасливый, вот!

— Ох... я уже говорил, что вы ушлый человек, ваше благородие? — Хмыкнув, поинтересовался князь. В ответ, я лишь пожал плечами, что, естественно, не укрылось от князя, и он покачал головой. — Ладно уж, Виталий Родионович. Давайте условимся так. В банк вы отправитесь сами, вместе с ротмистром Толстоватым. Изымите ящик, опечатаете его, и привезете в канцелярию. Здесь мы его вскроем, и распределим... трофеи. Согласны?

— Разумеется, Владимир Стоянович. — Кивнул я, и князь вдруг улыбнулся. Пакостно так...

— Вот и замечательно, дорогой мой Виталий Родионович, можете собирать вещи, поскольку ближайший поезд в Архангельск уходит в понедельник. Но вы не беспокойтесь, я упрежу Вента Мирославича, он озаботится заказом билетов. — Чуть не промурлыкал князь. — Только сообщите ему, если вдруг надумаете взять с собой прислугу, хотя я бы рекомендовал обойтись одним денщиком. Ну, и об оружии не забудьте. Все-таки, важные документы повезете. Хорошо?

— М-да уж. — Осталось только руками развести... и идти собираться в поездку. В Архангельск... Зимой... Точно, идиот.

— Да полно вам кручиниться, Виталий Родионович. — Заметил мою помрачневшую физиономию, князь. — Я же вас не в Дальний отправляю. До Великого дня обернетесь, ручаюсь.

До чего?! Это что же получается, дорога до Архангельска и обратно займет две недели? Вот попал... А как же Лада? Две недели, я без нее не выдержу. Ну, то есть, выдержу, конечно... вот только злой буду, а оно мне надо, на каждой станции, из поезда, трупы всяких хамов вытаскивать, да потом еще за них и отчитываться?

— А побыстрее, никак нельзя? — На всякий случай поинтересовался я.

— Ну почему же... если не боитесь довериться ветрам и небу... — Усмехнулся князь. — То можно и побыстрее. Рейсовые дирижабли отправляются каждую неделю. И тоже в понедельник. Время в дороге сокращается примерно вдвое, а комфорт ничуть не хуже чем в "империале", уж поверьте.

— Знаете, на самолетах летал, на вертолетах, бывало. И с парашютами дело имел, а вот дирижабль... Это должно быть интересно. Решено. Летим дирижаблем. — Кивнул я, но, спохватившись, уточнил, — а Вент Мирославич как, не побоится?

— Вот уж вряд ли. — Покачал головой Телепнев. — Такого любителя воздухоплавания, как ротмистр, еще поискать надобно, а уж если еще и поездка за казенный счет...

— Ну и замечательно. — Я улыбнулся. Уж неделю, без Лады, я как-нибудь переживу. Ха! А и пришибу кого со злости, не велика проблема. Тело за борт, концы в воду, и алга. Вон, помнится, Рудольф Дизель вот также взошел на борт парохода, а по прибытии в порт назначения, на пристани так и не появился. Пропал в море. Ага. А наши северные леса, тоже море, только цветом зеленое. Прорвемся... М-да, что-то меня на черный юмор пробило, а ведь я еще с Ладой не попрощался. Что ж тогда со мной в путешествии будет? Бедный ротмистр... заранее ему сочувствую. С таким "веселым" попутчиком и повеситься недолго. Ну ничего. Будем надеяться, что у него крепкая нервная система... и у остальных пассажиров тоже.

— Ну что же, если мы все вопросы решили, то пора бы и попрощаться, согласны, Виталий Родионович? — Намекнул князь, с подозрением поглядывая на мою мрачно ухмыляющуюся физиономию.

— Да, конечно. Всего хорошего. Владимир Стоянович. — Я поднялся с кресла, обменялся с князем короткими поклонами и направился было к выходу, но замер на полпути. — Совсем забыл, ваше сиятельство, может все-таки поведаете, зачем вам понадобилось из меня цирковую обезьянку делать на вчерашнем ужине, а?

— Ну уж, вы скажете тоже, Виталий Родионович. — Покачал головой князь. — Господа царедворцы просто хотели взглянуть на человека, умудрившегося, в столь короткие сроки раскрыть сложнейшее дело, да еще и без малейшего урона для государевых интересов.

— Вот-вот, именно об этом я и говорю. Ну не верю я в простоту сановников. Уж простите, Владимир Стоянович. — Вздохнул я, пропуская мимо ушей славословия по поводу сложности дела. Не было там ничего сложного. Все просто, логично и понятно. В отличие от интереса вельмож.

— Всему свое время, Виталий Родионович. Придет момент, и все узнаете. — Махнул рукой князь. — А пока, могу вас уверить лишь в одном, никаких негативных последствий для вас, проявленный государевыми людьми интерес, не несет. Наоборот, скорее, такое внимание должно быть крайне лестно.

— Минуй нас паче всех печалей, и барский гнев, и барская любовь. — Пробормотал я себе под нос, и уже громче добавил, — что ж, ваше сиятельство, и на том спасибо. Раз уж большего сказать не желаете.

— Не то что бы не желаю, Виталий Родионович. Скорее уж, не имею возможности. Пока не принято решение, я вынужден молчать. Уж извините. Удачного дня, ваше благородие.

— И вам того же, Владимир Стоянович.

Едва я вышел из кабинета, как ротмистр Толстоватый выудил из конторки уже знакомую мне, серую папку с делом Ловчина и, сноровисто ее развернув, подвинул на край стола.

— Вот, Виталий Родионович, ознакомьтесь и подпишите. Страницы, с шестьдесят восьмой по семьдесят четвертую. А я пока достану ваш печатный набор. — Проговорил секретарь. — Знаете, мне пришлось основательно потрепать нервы купеческому стряпчему с Волжского Новограда, пока не нашлось способа определить происхождение этого самобеглого экипажа. Кстати, если интересуетесь, Самуил Иосифович уверил меня, что их заводу вполне по силам восстановить сей аппарат. Хотя и стоить это будет немало, но все ж, почти вдвое дешевле, чем обошлось бы строительство нового экипажа.

— Благодарю за заботу, Вент Мирославич. — Медленно проговорил я, понимая, что теперь мне от этой консервной банки, которую здесь по какому-то недоразумению называют транспортом, вовек не отделаться...

— Не стоит внимания, Виталий Родионович. — Усмехнулся секретарь. — Я ж знаю, что вам вчера совсем не до этого металлолома было. Вы лучше вот что скажите, чем вас его сиятельство пожаловал?

— В смысле? — Не понял я.

— Ну как же?! Это ж, почитай, всей канцелярии известно. Уж коли, Владимир Стоянович, кого из офицеров-охранителей или необмундированных, в ладынинский ресторан пригласил, то непременно для сообщения о новом назначении или иной какой награде. Верная примета, ручаюсь вам. Так что, не скрытничайте, Виталий Родионович, признавайтесь, что за привилегии его сиятельство пожаловал, за труды ваши?

— Вот честное слово, Вент Мирославич, не было никаких привилегий или иных наград. Просто собралась небольшая компания, посидели, поговорили. Кухня, кстати, у Ладынина, выше всяких похвал...

— Да полно, неужто совсем ничего? — Изумился Толстоватый.

— Решительно. — Кивнул я.

— Странно это, Виталий Родионович, очень странно. Не верить вашим словам, я не могу... вот только не бывало еще такого у нас. — Задумчиво покачал головой секретарь, водружая на стол мой кофр, и тут же повинился. — А я уж было вчера, чуть в зависть не впал. Знаете, я ведь уж не первый год у его сиятельства под началом, а вот наград пока не удостоился. И тут вы... обида взяла, признаюсь честно. Но вы уж на меня зла не держите, я и сам себя за то, укорил.

— Оставьте, Вент Мирославич. Здоровый карьеризм, как говаривал один мой знакомый, движет миром. А что позавидовали, так то не страшно. Ходу-то вы своей зависти не дали, верно?

— Да уж. Верите ли, самому так неприятно стало... что и наперед зарекся. — Вздохнул Толстоватый.

— Ну и замечательно... Кстати, у меня же для вас новость имеется, Владимир Стоянович уверял, что она вам должна прийтись по нраву. — Я решил сменить тему, пока ротмистр не решил признать меня своим психоаналитиком.

— Вот как? — С готовностью переключился секретарь.

— Именно. Скажите, ваше высокоблагородие, как вы относитесь к путешествиям по воздуху?

— О... сугубо положительно, ваше благородие.

— Тогда, счастлив вам сообщить, что дела канцелярии требуют нашего скорейшего отбытия в Архангельск. — Усмехнулся я, заметив, как засверкали глаза ротмистра при упоминания воздушных путешествий.

— Дирижаблем, полагаю? — Осведомился секретарь.

— А есть другие возможности?

— К сожалению, пока нет. — Вздохнул ротмистр. — Говорят, в Иль-де-Франс какие-то энтузиасты ставят эксперименты с аппаратами тяжелее воздуха, но пока у них не ладится дело с конструкцией аппарата. Да и с движителями придется повозиться. Ведь паровые машины, в том виде, в котором они существуют сейчас, навряд ли будут пригодны для установки на такие аппараты. В общем, это дело только в самом начале своего пути, да и честно говоря, сомневаюсь я, что в ближайшее время удастся построить такой аппарат, что смог бы превзойти наши полые дирижабли, что в дальности полета, что в грузоподъемности.

Попытавшись прояснить у этого фаната воздухоплавания, значение термина "полый дирижабль", я чуть не нарвался на целую лекцию по дирижаблям, аэростатам и прочим воздушным шарам. Причем, ротмистр так увлекся, что мне удалось его отвлечь, лишь призвав канцеляриста к исполнению его служебных обязанностей. После чего, получив на руки временный пропуск для Лейфа, я очень быстро попрощался с Вентом Мирославичем и слинял, пока он снова не оседлал своего "воздухоплавающего" конька.

Глава 9. Летайте дирижаблями Аэрофлота...

В наступившие, наконец, выходные, из-за суматохи сборов, я еле смог вырваться в Гостиный двор к волжским купцам. Все-таки, хоть убожество конструкции Бусова тарантаса несколько охладило мой пыл, но полюбопытствовать, что наделали эти прародители ГАЗа, было интересно... тем больше было мое разочарование при виде трех небольших "пароходиков", выставленных купцами на всеобщее обозрение под широким, хотя и довольно низким навесом, на площади перед самим Гостиным двором. Очевидно, загонять эти кареты... корыта... карыты в великолепное каменное здание, чем-то напоминающее ГУМ, купцам не разрешили. Покрутившись вокруг машин и, убедившись в их "пароходности" и технической беспомощности, я вздохнул, и двинулся в здание Гостиного двора. Погреться, да и просто походить, посмотреть... Итогом этого моего хождения по шумным лавкам, стала покупка двух очень приличных златоустовских ножей, один из которых я решил оставить себе, а другой подарить Лейфу. Ну а уж прикупив подарок сыну ушкуйника, я решил, что справедливость и мое екающее при одном воспоминании о Ладе сердце, настоятельно требуют и ей принести какой-нибудь симпатичный гостинец. После недолгих раздумий, я оказался перед очередной лавкой, от внутреннего убранства которой у меня буквально зарябило в глазах. Подавив, возродившееся похоже еще из детских воспоминаний, острое желание немедленно смыться из этого женского царства, я глубоко вдохнул и шагнул на порог лавки, тут же попав в руки двух шустрых девушек. Едва узнав, что мне нужно, они чуть не завалили меня самыми разнообразными платками и шалями. К счастью, уже через минуту, откуда-то из глубины помещения выплыла оч-чень грозная мадам, самого что ни на есть, монументального вида, и спасла меня от смерти под грудой тканей.

— А ну кыш отсель, вертихвостки! — Моментально замершие на месте, смешливые девицы, тут же вернули весь товар по местам, и растворились за какой-то занавесью.

— Доброго дня, господин хороший. Уж извините дочек моих, неугомонные, все им неймется. Чем могу помочь? — Проговорила женщина, а выслушав мое сбивчивое объяснение, улыбнулась и кивнула. — То-то они расшумелись... Свиристелки. Знаете, кому другому, я бы павлово-посадский или ж московский плат сторговала... но, вы вроде бы человек не бедный, а, господин хороший?

— Голодать не приходиться. — Пожал я плечами.

— Ну и славно. Вот взгляните... Хорошая шаль, мерлиновская. Большая редкость.

— Какая шаль? — Офигел я. Нет, ну действительно, не Мерлин же ее выделывал?! Хотя в этом мире, по-моему, вообще ни в чем нельзя быть уверенным...

— Заводчицы Мерлиной, что с Волжского Новограда. Берите, не пожалеете. В Хольмограде, они, ох как редки. А в европах, так и вовсе, раз два да обчелся.

— И что стоит? — Поинтересовался я.

— Сто пятьдесят рублей. — Невозмутимо ответила дама, а я чуть челюсть не отвесил. Сначала. А потом взял в руки эту шаль... и, не колеблясь, выгреб все бумажки из лопатника. Она того стоит. Мягчайшая, невесомая, нежная... Ее же в колечко продеть можно!

— Благодарствую, господин хороший. Будьте счастливы. — Аккуратно завернув в бумагу и упаковав сверток в коробку, проговорила хозяйка лавки, и я, кивнув, вышел.

От подарков и Лада и Лейф, только что до потолка не прыгали, причем, мне показалось, что сын ушкуйника больше за сестренку радуется. А уж у самой Лады как глаза светятся! Неужели тетка, действительно, не надурила меня с ценой? А... если и надурила, бог ей судья. Радость в этих серых глазах, дороже денег.

И снова закрутилась карусель сборов... Особенно тяжело было убедить Ладу в том, что мне не нужно брать с собой семь костюмов, по числу дней моего предполагаемого отсутствия. Нет, в конце-концов она уступила, но зато умудрилась отстоять две лишних сорочки и атласный халат. В общем, уезжая из дома, я был почти счастлив, как это не странно. Нет, ну действительно, я привык путешествовать налегке, а Лада мне чуть ли не отделение чемоданов собрать решила. Так что, можно представить мое состояние, когда утром понедельника, я садился в экипаж, к заехавшему за мной ротмистру Толстоватому, отягощенный лишь одним небольшим чемоданом и саквояжем.

Честно говоря, во время недолгой поездки за город, к посадочному полю, я полагал, что вполне отчетливо представляю себе, как должен выглядеть дирижабль. Не тут-то было. Для начала меня привела в недоумение сама посадочная площадка... Хм. Скажем так, полем здесь и не пахло. А название сохранилось еще с тех пор, как отсюда начали запускать первые аэростаты, лет двадцать назад. Теперь же это место, больше всего походило на классический вокзал с приподнятыми над землей двойными платформами, опирающимися на массивные арочные своды красного кирпича. Эдакие перроны выстроенные на высоте пяти-шести метров. Как оказалось, здешние дирижабли не нуждаются в такой вещи, как причальные мачты, о которых я когда-то что-то слышал. Воздушные суда попросту заводят меж платформами, после чего аккуратно, страхуя лебедками, опускают в проем. Дирижабль становится на опоры, и с этого момента отдается на попечение наземной команды. Сведения о происхождении названия "аэродрома", как и о наличии наземных команд, я, естественно, почерпнул у восторженного ротмистра Толстоватого, который, кажется, готов был распространяться о воздухоплавании и обо всем, что с ним связано, сутки напролет. Тем временем, экипаж остановился у широкой лестницы, ведущей ко входу в "вокзал", именуемому здесь воздушным, или просто портом. Выбравшись из коляски, мы с ротмистром поднялись по лестнице, оставив подлетевшему к экипажу носильщику, разбираться с нашим багажом. Впрочем, в отличие от Толстоватого, погрузившегося в думы о небе, я старался не упускать из виду наши вещи, памятуя о той встрече, что устроил мне и профессору Грацу Хольмоградский вокзал, по приезду в столицу. Так мы миновали довольно внушительные двери вокзала, и оказались в зале ожидания, отделанном не без некоторой претензии на роскошь.

До отлета "нашего" дирижабля оставалось не меньше двух часов, и Вент Мирославич предложил скоротать их в местном буфете, из которого, как он утверждал, открывается совершенно замечательный вид на "причалы" и сами дирижабли. Я согласился, и не пожалел.

Сдав багаж какому-то импозантному дядьке в отутюженной лазоревой форме, мы двинулись в буфет. Ну, в том, что здешние "заведения общепита" в корне отличаются от виденных на "том свете", я успел убедиться уже довольно давно. Так что для меня не стало шоком, наличие в привокзальном... прошу прощения, припортовом буфете, белоснежных скатертей и сияющих приборов на столах. Куда больше меня поразил вид, за высоким, полукруглым окном, занимавшим большую часть стены. Как раз в тот момент, когда мы устраивались за столом, на посадку зашел, иначе не скажешь, здешний дирижабль. Не знай я, что за агрегаты здесь "паркуются", ни за что не догадался бы, как называется, зависший над платформами монстр. Его нижняя часть, которую и язык-то не повернется назвать гондолой, чем-то напомнила мне перевернутый вверх дном силуэт надстроек какого-нибудь трехтрубного крейсера времен Русско-Японской войны. Полностью остекленный мостик с выступающими крыльями, за ним, очень похожие на пароходные трубы, массивные накопители, куда больших размеров, нежели уже привычные мне домашние, а над ними, с далеко вынесенными по бортам, вертикально расположенными винтами, основной корпус. Верхняя его часть скрывается меж двумя огромными многосегментными жесткими оболочками, не меньше сотни метров длиной, укрепленными ажурным, но мощным внешним каркасом из стальных балок, а перед мостиком и за накопителями, расположились какие-то странные конструкции из тех же балок. Как чуть позже просветил меня Вент Мирославич, там тоже были установлены винты, только расположенные горизонтально. Замечательное чудовище! Не Толстоватый, а дирижабль, конечно.

Меня настолько поразил вид этого создания чьего-то воспаленного разума, что когда ротмистр указывая на него, заявил, дескать, вот и наш корабль подали, я тут же предложил ему бросить к дьяволу не такой уж хороший кофий... по сравнению с тем, что готовит Лада, конечно, и двинуть на борт нашего "лайнера".

— Что, Виталий Родионович, интересно? — Усмехнулся Толстоватый. — Я вас понимаю. Нигде, кроме как на Северных линиях, вы более таких аппаратов не встретите. "Свистуны" только тут и есть.

— Свистуны?

— Ну да, — кивнул ротмистр. — Прозвали их так, за характерный звук. У этого типа кораблей, клапанная система расположена у самого корпуса, а потому при разрежении или насыщении оболочек, в кают-компании слышен тихий свист, так что по тону его, даже можно определить, набирает корабль высоту, или наоборот, снижается. Да, если захотите узнать о дирижаблях вообще и нашем "свистуне" побольше, я вам, как в каютах разместимся, могу свои записи предоставить. Идемте?

— Договорились. — Я поднялся с кресла и, оставив на столе четвертак, двинулся следом за ротмистром.

А в самом дирижабле... Нижняя его часть, как оказалось, служебная. Иначе говоря, именно здесь находятся бестопочные паровые машины, управление, и жилые отсеки команды. А вот пассажирские помещения, ресторан и кают-компания, все щедро отделанные благородным деревом и латунью, расположились, большей частью, меж оболочками дирижабля, отчего дневное освещение пришлось сделать несколько своеобразным. Иначе говоря, практически во всех помещениях, за исключением, разве что кладовок, гардеробов и кухни, часть потолка была остекленной... Особенно забавно это было видеть в санузлах. Лежишь себе в горячей ванне и любуешься плывущими над тобой облаками. Полный сюр!

Приведя себя в порядок, и вдоволь налюбовавшись пронзительно-синим небом над головой, я отправился на поиски ротмистра. Вент Мирославич нашелся в кают-компании, и тут же, потащил меня обедать в здешний ресторан. За беседой и тщательным пережевыванием замечательных стейков, щедро сдабриваемых грузинским вином, я и не заметил, как, легко вздрогнув, наш корабль оторвался от причала, и начал набирать высоту. Понимание, что мы уже давно летим, пришло ко мне, когда, вернувшись в кают-компанию, я увидел за покатым "лобовым" стеклом, набегающие облака и не такую уж далекую, по сравнению с видом из иллюминатора самолета, поверхность земли. За разговорами ни о чем с ротмистром и влившейся в нашу компанию парой пассажиров весьма респектабельного вида, время пролетело незаметно. Как оно обычно и бывает за картами. Единственный забавный момент произошел уже ближе к концу нашей игры, когда Толстоватый задумчиво поинтересовался у меня, не стоит ли в инспекционные поездки, вроде нашей, включать в состав миссии Особой канцелярии, сотрудников ведомства княжича Туровского. После этих слов, один из игравших с нами пассажиров слегка побледнел и, буквально за пять партий умудрился проиграть все, что недавно выиграл, причем так удачно, что каждый из нас получил именно ту сумму, что проиграл ему за этот вечер. Ушлый шулер, что тут скажешь. Впрочем, вспоминая описания карточных игр дореволюционных офицеров, можно предположить, что с худшими навыками, шулеру работающему в их обществе, просто не выжить...

В общем, по каютам мы разбрелись, довольные. А после ужина, продолжать игру нам пришлось уже втроем. Очевидно, шулер решил не искушать судьбу и заперся у себя в каюте до самого приземления. Правда, здешний ресторан еду в номер не доставляет, ну ничего, долго голодать бедняге не придется. Чуть меньше чем через двое суток мы прибудем в Архангельск... а если догадается сбежать на первом же причале, то и голодать не придется. Благо следующий заход в порт должен быть уже через пять часов.

"... К великому стыду, мы не можем не признать, что в начинании воздушного флота, заслуги нашего министерства столь ничтожны, что о них стоит говорить, лишь как о свидетельстве неповоротливости чиновничества и прискорбном примере замшелого ретроградства... Лишь волею и усилиями энтузиастов и многих здравомыслящих людей, кои были, есть и будут составлять основу государства нашего, стало возможным покорение великого Пятого океана... Но в наших силах, сделать так, чтобы благое их начинание не осталось безвестным и принесло великую пользу Отечеству...".

Надо же, и здесь, оказывается, нашлось место своему Добровольному флоту. Правда, почему-то, воздушному... но паровому, как и тот морской, что был организован на "том свете".

Я отложил в сторону солидную папку, одолженную мне энтузиастом Толстоватым, в которой он собирал и хранил всевозможные сведения о воздухоплавании. Вот интересно, кстати, а что здесь послужило толчком к созданию подобного Общества? Неужто, как и в той истории, подготовка к войне? Надо бы попробовать разговорить ротмистра...

— А что, Вент Мирославич, — поинтересовался я у своего спутника, задумчиво пускающего кольца дыма в потолок просторной кают-компании, — не знаете, с чего вдруг министр так худо отзывается о своем же министерстве?

— Я так полагаю, вы имеете в виду его вступительную речь на открытии Общества? — Ротмистр отвлекся от созерцания плывущих над ним витиеватых узоров, сплетаемых табачным дымом и, дождавшись моего кивка, ответил, — видите ли, Виталий Родионович, господин Паукер, тогда, только пришел на должность, и надо сказать, застал дела министерства в ужасном расстройстве. Уж поверьте, мне это известно как никому другому, участвовал, знаете ли, в работе проверяющей комиссии, как раз под руководством Юлия Германовича. Так что, нет ничего странного в том, как новый министр "пригладил" бывшее начальство путейцев. Шутка ли, они же умудрились заказать чуть ли не десяток паровозов у галлийцев! Что уж тут говорить, о полном небрежении воздушным флотом?

— Извините, Вент Мирославич... — Я на секунду отвлекся, указывая стюарду на свой опустевший бокал, на дне которого мерцала теплым янтарным светом капля коньяка и не менее пустой кофейник. Тот понимающе кивнул, и направился к небольшой барной стойке в углу кают-компании, а я вновь обратился к своему спутнику. — А не поясните, в чем собственно проблема с иностранным заказом?

— Сразу видно, что вы человек далекий от инженерного дела, уж простите, если обидел, Виталий Родионович. — Чуть улыбнулся ротмистр. — Тут ведь целых две причины для недовольства. Первая, это то, что из-за подобных кунштюков страдает наше, отечественное производство. А наши паровозы, уж поверьте, ничем не хуже западноевропейских. А вторая... И это удивительнейший пример головотяпства нашего чиновничества, заметьте. Так вот, вторая причина, как раз инженерная, и состоит в том, что их паровозы не предназначены для использования на нашей чугунке. В отличие от тех же галлийцев, мы не используем угольный, или иной топливный ход. Соответственно, на станциях у нас, угля не держат. И чем прикажете топить этих галлийских чудовищ, ни на гран не использующих возможности ментального воздействия?

— Как это? — Не понял я, оставляя временно причину своих расспросов. Уж очень меня заинтересовали слова ротмистра.

— Примерно так же, как и с накопителями. Только, если стоящий у вас дома аппарат, позволяет обогревать и освещать комнаты, то накопители в паровых машинах служат исключительно для нагрева водяных котлов, тогда как западноевропейские машины расходуют для этих целей уголь, нефть, или дрова, на худой конец. Так-то, Виталий Родионович. Вот вам пример вопиющей безалаберности предыдущего правления министерства. Думаю, после такого конфуза уже неудивителен тот факт, что до прихода в должность советника Паукера, министерство не только никак не обозначало своего интереса к такой, несомненно, перспективной теме, как воздухоплавание, но и смело давить любые прожекты в этой области, предлагаемые иными энтузиастами к рассмотрению его инженерных комиссий. — Развел руками Толстоватый, а пригубив коньяка, договорил. — Вот почему, Юлий Германович был так жёсток в своих высказываниях. Хотя, как мне кажется, не стань он главой этого ведомства, и речь его о путейцах, была бы умащена совсем уж непечатными выражениями...

— Интересные вещи вы мне рассказываете, Вент Мирославич. Как же получается, что галлийцы не используют столь полезное изобретение, кроме прочего позволяющее изрядно сэкономить на расходах?

— Виталий Родионович, ну что вы, право, нельзя же не знать таких простых вещей? — Покачал головой ротмистр. — Посмотрите, ну, хотя бы, на ту же Лотарингию. Типичный пример западноевропейского государства. Философия находится под жестким контролем властей, еще с тех пор, когда короли брали магов под свое крыло, защищая от нападок церкви. Как результат, естествознание стало уделом лишь небольшого круга лиц, попасть в который, среднему обывателю очень тяжело... Отсюда и нехватка стоящих специалистов... Ну и высокая стоимость услуг существующих мастеров. И кто же займется обслуживанием тех же накопителей? Можете ли вы представить себе машиниста паровоза в чине надворного советника, или "черную команду" парохода, в званиях не ниже штабс-капитана? Вот то-то. Хотя, в военных целях, естествознание используется очень широко. Но вот, к примеру, у нас вакуумный пассажирский дирижабль, это обыденность, а у тех же галлийцев или лотарингцев, это привилегия военно-воздушного флота. И так во многом, Виталий Родионович, очень во многом. Знали бы вы, как живут там обыватели, на какие ухищрения им приходится идти, чтобы обеспечить себе сносные условия жизни, не имея возможности нормально развивать тот дар, что дала нам природа.

Да уж, ничего себе различия... С другой стороны, похоже, что западные страны идут по пути технического развития, несколько более схожему с тем, что известен мне по "тому свету".

В Архангельск мы прибыли точно по расписанию, а на выходе из небольшого воздушного порта, рассчитанного лишь на три причала, нас уже ждали коллеги из здешнего отделения Особой канцелярии. А как вы хотели? Между прочим, Архангельск довольно большой город и международный транзитный морской порт, ко всему прочему. "Северные ворота Руси", как выразился в своем приветствии, встречавший нас чиновник. Вопреки моим ожиданиям, теплый до духоты экипаж отвез нас вовсе не в здание канцелярии для представления здешнему начальству, а сразу в гостиницу, сопровождающие же отговорились тем, что глава отделения сейчас на Соломбальских верфях, и в присутствие приедет лишь завтра с утра.

Таким образом, у нас с ротмистром появилось свободное время, которое мы, не сговариваясь, решили потратить на знакомство с городом. Честно говоря, на "том свете" я бывал в Архангельске лишь единожды, если, конечно, проезд через город в автобусе с опущенными шторами, можно считать за полноценное пребывание в нем. То есть, сравнивать тот и этот Архангельск мне не с руки. А посему, покачиваясь в нанятом в гостинице экипаже, я глазел в окно с интересом обычного туриста. По совету управителя гостиницы, обедать мы остановились в ресторане на Плесковской перспективе... Заказали трески запеченной с творогом, олений филей, рыбники, ну и так, хлебного, всякого разного. Раз уж выдалась возможность попробовать северной кухни, надо пользоваться, так ведь? Вот мы и попробовали. Когда, через два часа, мы с Толстоватым, отдуваясь при ходьбе от количества съеденного и, только что не булькая, от выпитого чая, усаживались обратно в экипаж, я дал себе зарок, стребовать с Лейфа обещание почаще готовить по рецептам поморской кухни.

А Архангельск уже зажег фонари. Впрочем, тут нет ничего удивительного. Прилетели мы в утренних сумерках, в гостиницу приехали, можно сказать, в полдень, а в ресторан вошли, когда на улице уже начало темнеть. Короток северный день в это время года, очень короток. А рабочий день местных охранителей, судя по всему, еще короче. Поскольку приехав в обед следующего дня в Таможенный замок, где расположилось местное отделение Особой канцелярии, нам с ротмистром удалось застать лишь одного-единственного письмоводителя, который, на вопрос, где мы можем найти главу отделения, невнятно проблеял, что "оне уж домой уехали". Учитывая, что место жительства своего начальника, письмоводитель не знал, или не захотел выдавать, а позвонить ему не оказалось возможности, за полным отсутствием в городе телефонной связи, переглянувшись с ротмистром, мы стребовали с охранителя клятвенное обещание, по появлении этого "Неуловимого Джо", немедля прислать в "Морскую" нарочного. Охранитель покивал, и мы удалились. Но и на следующий день, от канцеляристов не было никаких вестей. Ротмистр, уж на что привычный к вальяжности некоторых начальствующих чинов, и тот стал угрюм. Я же, понимая, что до отъезда остается всего день, а у нас до сих пор нет на руках дозволения местных властей на доступ к банковскому ящику Буса, начал свирепеть. К обеду, мой взгляд, наверное, мог запросто вскипятить воду в железном чайнике, и я, смяв местный газетный листок, решил брать инициативу в свои руки.

— Любезнейший. — Спустившись в холл гостиницы, я облокотился на стойку управляющего, и тот, с готовностью исполнить любой каприз столичного гостя, приехавшего в компании с немаленьким чином Особой канцелярии, уставился мне в глаза.

— Слушаю вас, господин Старицкий.

— Понимаете, какая штука... Я приехал в ваш славный город по торговому делу, очень важному делу... Соломбальские верфи... ну, вы понимаете. — Кивнув на как раз спускающегося по лестнице Толстоватого, произнес я, и управляющий мелко закивал.

— Так вот представьте себе мое удивление, когда я узнал, что государственной важности дело, ради которого я прибыл, фактически висит на волоске, лишь оттого, что здешний голова и начальник охранителей не могу договориться об ответственности за Соломбалу. Там горят склады, чуть ли не ежедневно происходят какие-то недоразумения, а эти двое никак не могу определить, кто должен отвечать за безопасность...

— Да уж, прескверная ситуация. — С умным видом согласился управитель. — Об их отношениях уж весь Архангельск говорит не первый год. Ну прямо кошка с собачкой...

— Вот-вот. — Удрученно вздохнул я — И как в таком случае, честному купцу работать?

— Поверьте, я вам искренне сочувствую. — Проговорил управитель. — Но не могу взять в толк, чем могу вам помочь? Я же гостиничный управляющий, не больше...

— Представьте себе, можете, голубчик. Еще как! Мне бы свести их за одним столом, а уж там бы мы с господином ротмистром дожали обоих. И вот тут-то вы мне можете помочь. Вы ведь по долгу службы своей осведомлены о жизни города, получше многих, не так ли?

— А как же иначе? — Кивнул он. — Без этого в нашем деле никак. Но все-таки, я не понимаю...

— О! Нет ничего проще. Вы мне только скажите, где проживают эти господа. А уж там-то, в присутствии господина ротмистра... думаю, они попросту не осмелятся отказаться от встречи.

— Знаете, а в этом, я действительно могу вам помочь. — Хмыкнул управляющий, пряча ассигнацию.

Эпилог

Всю дорогу от гостиницы до дома главы здешних охранителей, и от его дома до банка, Толстоватый смотрел на меня взглядом Соломина-Ватсона, в котором так и читалось: "Но черт возьми... как?!". А меня, соответственно, так и подмывало ответить сакраментальным: "Элементарно, мой дорогой Ватсон". Останавливало только то, что ротмистр молчал всю дорогу как рыба об лед, ну и мои вполне оправданные сомнения в способности воспроизвести характерный тембр голоса Ливанова-Холмса, вкупе с отсутствующей курительной трубкой. Впрочем, вопроса от Толстоватого, я все же дождался, хотя и не того, на который рассчитывал...

— Скажите, Виталий Родионович, а почему вы были так уверены, что управляющий пойдет вам навстречу? — Поинтересовался секретарь Телепнева, когда мы уже подъезжали к банку.

— Ну, во-первых, для этого достаточно было увидеть блеск в его глазах, при виде купюры, которую я вертел в руках. — Пожал я плечами. — А во-вторых... скажите, если бы вам выдалась возможность безнаказанно поиздеваться над сильными мира сего, вы бы удержались от такого искушения? Хотя бы над теми же предшественниками господина Паукера, к примеру?

— Ну, если подходить с такой точки зрения... — Задумчиво протянул Толстоватый, и вздохнул. — Вряд ли.

— Ну вот... О! Приехали. — Я выглянул в окно экипажа и, удостоверившись, что наша коляска остановилась в нужном месте, распахнув дверцу, спрыгнул наземь. Следом, из экипажа выбрался ротмистр, с солидными, но пока пустыми саквояжами, и мы потопали к дверям банковской конторы, в которой Ловчин держал свой НЗ.

В банке нас приняли довольно спокойно. Вышедший из-за длинной, лакированного дерева стойки, служащий, узнав о цели нашего визита, кивнул, и уже через несколько минут, мы с Толстоватым шли в хранилище банковской конторы, в весьма представительной компании, состоящей из старшего контролера, управляющего и директора конторы. В небольшом подвальном кабинете, директор и управляющий засвидетельствовали наши документы, письма князя Телепнева и княжича Туровского, отмеченные, подтверждающей их подлинность, резолюцией главы местного отделения Особой канцелярии, и только после этого, старший контролер, получив у меня и директора соответствующие ключи, отправился за целью нашего визита.

Под присмотром все тех же лиц, мы упаковали содержимое ящика в специальные конверты, опечатали их, составив опись, и уложили в специально прихваченные из столицы, для этой цели, саквояжи. Оставив свои автографы на перечнях извлеченного из ящика имущества, контролер и управляющий удалились, а директор, убедившись, что наши экземпляры описей улеглись в саквояжи, навесил на сумки свои печати. Только по завершении этой, весьма долгой бюрократической процедуры, мы, наконец, смогли покинуть Архангельскую банковскую контору, и вернуться в гостиницу, по пути завернув на почту, и телеграфировав в Хольмград об удачном изъятии документов.

Судя по хмурому и осунувшемуся виду Толстоватого на следующее утро, ночью он глаз не сомкнул, охраняя наши саквояжи. Переволновался бедняга. Ну да оно и понятно. Если я правильно понял, раньше заниматься подобными делами, секретарю не приходилось. А тут, важнейшие документы, да после истории с похищением Хельги... в общем, можно понять человека. Перенервничал, с кем не бывает. Да и я тоже хорош. Ну что мне стоило сложить эти чертовы сумки в своем номере? Эх, все мы крепки задним умом...

Пришлось за завтраком влить в клюющего носом ротмистра не меньше полулитра кофе. Но и этого топлива ему едва хватило до посадки в дирижабль. А там, он скинул сумки на хранение в капитанское хранилище, и завалился спать. Ну а мне пришлось в одиночестве наслаждаться изысканным обедом в ресторане нашего лайнера. Ломтик осетра в лимонном соусе, под ледяную, в прямом смысле этого слова, рюмку ерофеича, и щекочущий ноздри теплым и нежным ароматом, горячий паштет из гусиной печени... Эх. Вот бы сюда тех горе-поваров, что окопались на кухнях авиакомпаний, на "том свете". Глядишь, и пострелялись бы от зависти, перестав травить несчастных пассажиров всех классов, своими эрзац-обедами...

Вообще, путь в столицу вышел куда скучнее, чем дорога в Архангельск. Нам даже шулер в попутчики не достался. Правда, нельзя сказать, что я так уж расстроился из-за вынужденного безделья, все-таки, одолженные у Толстоватого записи неплохо скрасили мой досуг, да и дирижабль за двое суток полета, я излазил вдоль и поперек. Даже до машинного отделения добрался, где чуть было не огреб оплеуху от здешнего деда. Увернулся, конечно, но мата наслушался... М-да. Ну не любят механики праздношатающихся по их вотчине, не меньше чем капитан не терпит лишних людей на мостике. Но если "первый после бога" просто вежливо попросит удалиться, то стармех, может, без лишних слов, для вразумления и ускорения движения, и по хребтине съездить, чем-нибудь увесистым. Проверено на личном опыте, так сказать, и даже "вездеход" от Телепнева, здесь мне не подмога. Ну и ладно.

У самых причалов в Хольмграде нас встретил отряд охранителей, во главе со знакомым мне по "банному делу" поручиком, имя которого, я так и не удосужился до сих пор узнать.

— Господа, приветствую вас. Его сиятельство приказал доставить документы в присутствие, немедля, по вашему прибытию. Но, если вы желаете отдохнуть с дороги, у меня есть полномочия принять у вас груз здесь же. — Проговорил поручик, на что мы с ротмистром только покачали головами. Правда, если отказ от такого заманчивого предложения у Толстоватого был продиктован его исполнительностью и рвением, то в моем случае, причины были несколько м-м... более меркантильными. А вдруг там найдется что-то и для меня? Да и банальное любопытство не дало бы мне спокойно наслаждаться отдыхом... от отдыха в полете, в то время как князь соизволит распотрошить саквояжи. Так что, вперед, на встречу с его сиятельством.

Небольшая поездка по Хольмграду, успевшему, за неделю нашего отсутствия, укрыться тонким белым одеялом, и наши экипажи замерли во дворе канцелярии.

— Виталий Родионович, Вент Мирославич, добрый день. Как прошел полет? — Поприветствовал нас князь, обернувшись на звук захлопнувшейся двери его кабинета. Мне вот интересно, что он такое высматривает в окне. Тот самый пустырь, что городской наместник все никак не хочет отдать канцелярии?

— Здравствуйте, Владимир Стоянович. — Как послушные школьники, в унисон произнесли мы с Толстоватым. Князь чуть улыбнулся, и указал нам на свое рабочее место.

Шагнув к столу, ротмистр, со вздохом облегчения поставил на него саквояжи.

— Вент Мирославич, благодарю вас, думаю теперь, мы с Виталием Родионовичем управимся сами. А вы, голубчик, езжайте домой, отдохните, приведите себя в порядок... А с завтрашнего дня, жду вас на службу. — Положив руку на плечо секретарю, проговорил князь. Ротмистр, действительно, выглядел не ахти как. Извелся бедняга, за время нашего обратного пути.

В ответ, Толстоватый благодарно кивнул, и вышел вон. А мы остались с князем в кабинете, наедине с двумя сумками набитыми изъятым из Архангельской банковской конторы, имуществом. Телепнев уселся в свое кресло, и с полминуты мы просто молчали.

— Знаете, Виталий Родионович, — нарушил тишину князь, улыбаясь, и хлопнул ладонью по одному из саквояжей. — Право слово, мы сейчас выглядим, как два героя какого-нибудь модного нынче романчика о жизни уличных шевалье в Монтеррее. Не находите?

— Пожалуй, есть некоторое сходство. — Кивнул я. — Открываем?

— Приступайте, сделайте одолжение. — Подвинул мне одну из сумок Телепнев.

— С превеликим удовольствием.

Разбор самих документов мне пришлось отдать князю, так что мне доставались лишь те бумаги, в которых Телепнев не находил для себя ничего интересного. Поразительно, он что, все исследования своих философов наизусть помнит? Хотя... если я не ошибаюсь, то князь и сам очень неплохой "естествознатец"...

— Хм... взгляните, Виталий Родионович. Думается, это самый большой трофей, который когда-либо доставался одному ушкуйнику. С чем вас и поздравляю... капитан. — Протянул Телепнев, передавая мне небольшой бювар. Открыв кожаную крышку, я пробежал глазами по лежащему на самом верху листку купчей, и опешил. И что мне прикажете с этим делать? На кой, спрашивается, Бусу понадобилась паровая яхта? И уж если на то пошло, то зачем она нужна мне?! И на какие, спрашивается, шиши, я буду ее содержать? А обслуживание? А жалованье команде, в конце концов?! Вот не было забот, купила баба порося...

— Э-э... Владимир Стоянович, а у вас нет на примете какого-нибудь богатого любителя морских прогулок? — Придя в себя, осведомился я у князя.

— Неужто вы не рады, Виталий Родионович? — С деланным огорчением, покачал головой Телепнев.

— Это, между прочим, и в ваших интересах. — Прищурился я. — А ну как мне надоест гостеприимство Хольмграда, да я отправлюсь в путешествие?

— Ох, Виталий Родионович, куда же подевалось ваше остроумие? — Вздохнул глава Особой канцелярии. — Не берите в голову, найдем мы вам покупателя на эту посудину.

— Эк вы ее неблагозвучно-то, ваше сиятельство. — Проворчал я, наткнувшись на скверную фотографию и описание своего приобретения. Очень симпатичная яхточка, кажется. Не "Штандарт", конечно, но...

— Кстати, Виталий Родионович, о вашем трофее. На завтра вам назначена аудиенция в Кабинете Государя. В том числе и по поводу этого вопроса. И знаете, если до сего момента, — князь выразительно указал на бювар, — еще существовала возможность, что в статьи уложения так и не будут внесены ограничивающие трофейное право, изменения, то теперь, этот вопрос можно считать решенным. Мне так кажется.

— Это вы к чему клоните, ваше сиятельство?

— К тому, что на подобный улов, вы можете больше не рассчитывать, Виталий Родионович. — Пожал плечами Телепнев. — И еще, я, настоятельнейшим образом, прошу вас молчать о том, какой куш вы на самом деле сорвали, воспользовавшись прорехой в законах. По канцелярии и так уже ходят слухи, что вы, чуть ли не целый паровоз у воров изъяли... И это, знаете ли, порождает некие совсем уж нездоровые желания, особенно среди младших чинов. А допускать мародерство и грабеж, пусть даже воров и злодеев, я не вправе.

— Понимаю, Владимир Стоянович. — Киваю я. В самом деле, мой пример показал, что ЛЮБОЙ охранитель может воспользоваться трофейным правом, а к чему может привести подобный казус... опричнина медом покажется! Кстати... — Ваше сиятельство, так может, лучше будет отдать Бусов "пароход" в казну? Ну, а уж на этом примере, объявить, что, дескать, по велению Государя и во избежание злоупотреблений...

— Знаете, а это мысль, Виталий Родионович. Весьма и весьма привлекательная мысль. Только... — Князь на мгновение задумался, а потом усмехнулся. — Думаю, можно будет поступить несколько иначе. Благодарю за идею. А сейчас... Вроде бы, с документами мы разобрались, в первом приближении?

— Вам виднее, Владимир Стоянович. — Пожал я плечами.

— По-моему, закончили. Ну что ж. Тогда, не смею задерживать, Виталий Родионович. — Поднялся из-за стола Телепнев.

— Всего хорошего, ваше сиятельство. — Кивнул я, забирая бювар. Но князь остановил мою руку.

— Заберете завтра, уже оформленным на ваше имя. Хорошо? Да не забудьте, завтра к полудню, за вами заедет экипаж. Постарайтесь быть готовым ехать, к тому времени. — Добавил на прощание князь.

Чуть не ляпнув: "всегда готов!", я откланялся, и рванул прочь из канцелярии. Вылетев во двор, я кинулся к конюшне. Мерзнуть на улице, в ожидании проезжающего мимо лихача, мне совсем не улыбалось, а вот попробовать договориться с кем-нибудь из подчиненных Ратьши Гремиславича, другое дело...

К счастью, на моем пути, чуть ли не у самого входа в каретный сарай, попался сам Ратьша. Так что, уже через несколько минут, я сидел в теплом, пока еще колесном экипаже, из тех, что штабс-ротмистр постоянно держал наготове, и ехал на Загородский. Домой!

Я не стану описывать радость встречи с Ладой, скажу лишь, что к ужину, приготовленному Лейфом, мы спустились очень голодными. По крайней мере, я так точно. А за столом, который Лада и Лейф, теперь делили вместе со мной, сын ушкуйника попросил рассказать о поездке. И я, вспомнив данное себе, после посещения архангельского ресторана, слово, тут же стребовал с Лейфа обещание разнообразить наше меню поморскими блюдами, а потом уж, уступив просьбам "семьи", стал рассказывать о своей командировке, в очередной раз дивясь тому, какой интерес проявляют мои собеседники к любым мелочам, уточняя все что можно, вплоть до внешнего вида директора банковской конторы... ну прямо, как Смольянина при расспросе перипетий моего хольмганга. Впрочем, может оно и нормально для этого времени, кто знает?

Узнав, что на следующий день я еду в Кабинет, сразу после ужина, Лада развила бурную деятельность, и при этом долго удивлялась моему спокойствию. Даже Лейф, уж на что уравновешенный в плане эмоций, молодой человек, и тот, кажется, нервничал. А я никак не мог понять, с чего они так колготятся. Приехав в Кабинет на следующий день, понял, и мысленно пообещал засыпать сероглазку гостинцами, за мой франтоватый вид.

Детинец, точнее Кремль, встретил меня раскрытыми настежь воротами и стоящими у них навытяжку часовыми. Нет, понятно, что они так каждый день стоят, но ведь приятно считать, что это для меня любимого, такой прием устроили?

Экипаж остановился у самых ворот. Из инструкций Ратьши, выданных мне перед выездом из дома, я знал, что дальше придется топать собственными ножками, поскольку въезд на территорию кремля был разрешен только его хозяину. Ну и ладно. Здесь я еще не бывал, так что можно и пешком пройтись, поглазеть на историческую достопримечательность, так сказать. Поэтому, как только экипаж замер на месте, я открыл дверь и вышел наружу. Стоило мне пройти в ворота, как откуда-то материализовался некий свитский в изукрашенном без всякой меры, золотым шитьем, мундире, и коротко поздоровавшись, повел меня к зданию, которое, собственно и было тем самым Кабинетом.

Я ожидал встречи с Рейн-Виленским, но как оказалось, он играл здесь совсем не первую скрипку. Это стало понятно, когда приемная, в которой, кроме меня, было еще человек двадцать, считая Телепнева с Туровским и собственно здешнего аналога Железного Феликса, вдруг погрузилась в тишину. В дальней от нашей теплой компании стене, распахнулись двустворчатые двери и, вышедший в приемную суровый усато-бородатый дядька с массивным шестом в руке, брякнул им о сияющий лаком паркет, и зычным голосом известил нас о том, что в зал, вот-вот, прямо сию секунду, войдет государь Руси и царь Сибири, князь такой-то и такой-то, сякой-то и сякой-то, и прочая и прочая, Ингварь Святославич. Больше двадцати географических наименований, и всего один человек... мрак! Хм, интересно, сам государь, все это время, где-то за портьерой в соседней комнате ныкался, маясь от ожидания, или у них тут титулование до секунд выверено, так что бородач его закончил точно перед появлением хозяина дома?

Очевидно, мои непочтительные мысли таки отразились на лице, потому как Телепнев тут же сделал большие и очень грозные глаза. Пришлось загонять ухмылку куда подальше, и с постным лицом становиться в самом конце ряда, начавшего выстраиваться от стены до стены, при появлении в дверях голосистого дядьки с посохом. Сейчас он, как раз, отошел в сторону, и в дверях появился, собственно, сам хозяин кремля.

Моложавый, чуть полноватый, скорее даже массивный мужчина, высоколобый, с крючковатым носом, и густыми бровями, из-под которых смотрят ясные, но чуть усталые глаза, одетый в полковничий мундир... ну конечно, шеф Плесковского полка... и никаких наград. Логично, если ты можешь раздавать любые награды, то, увешав ими себя самого, чем будешь принципиально отличаться от новогодней елки... имени Леонида Ильича?

Ну вот, за рассуждениями, я прослушал короткую речь правителя. А он что-то интересное говорил, судя по тому, как зашевелились окружающие... А! Так вот чего они лапками-то засучили! Награждение непричастных началось.

Выскочивший с небольшим подносом, субчик в свитском мундире семенил за правителем, а тот, только что не автоматически, брал с этого подноса небольшие коробочки и вручал каждому стоящему в шеренге, иногда что-то тихо говоря награждаемым. Стоп. По логике, я ведь тоже среди этих... "орденопросцев" стою. Это что же, и меня тоже посчитают? Однако.

Стоявший рядом со мной Телепнев получил вместо коробочки с наградой, какой-то свиток, а вот напротив моей бравой фигуры, правитель задержался. Глянул исподлобья и, чему-то усмехнувшись, вручил алую коробочку, и уже знакомый бювар. После чего кивнул, и резко развернувшись на каблуках, окинул взглядом вытянувшийся перед ним строй. Хм. М-да, им бы не черту на полу проводить надо было, а ленточку от стены до стены натянуть, чтоб по животам равнялись... Глядишь и строй бы более или менее нормально выглядел.

— Благодарю за службу, господа. А сейчас, прошу извинить, дела государственные ждать не могут. Вы свободны, господа. Эдмунд Станиславич, вы знаете что делать, будьте любезны, распорядитесь.

— Разумеется, государь. — Возникший за плечом правителя Рейн-Виленский коротко кивнул, и тут же Телепнев потянул меня куда-то в сторону от толпы, в которую за считанные мгновения успела превратиться компания награжденных. А едва государь покинул приемную, как все они ломанулись мимо нас на выход, причем с такой скоростью, словно за ними черти гнались. Нормально...

Через минуту зал опустел.

— Идемте, Владимир Стоянович, Виталий Родионович... Государь ждет. — Тихо проговорил Рейн-Виленский, отворяя неприметную дверь, и первым шагая в узкий, но хорошо освещенный коридор. Несколько переходов, небольшая лестница, и мы оказались в кабинете. Обычном, по здешним меркам, а не ожидаемо помпезном. Массивная, мебель строгих очертаний, несколько книжных шкафов, содержимым которых явно пользовались по назначению, а не держали ради антуража, широкий рабочий стол... пустой, в том смысле, что никаких бумаг на нем нет, а вот разложенные мелочи и письменные принадлежности ясно говорят о том, что за ним не чаи распивают, а работают. И работают много. А собственно, где же его хозяин, который, как сказал Железный Феликс, нас ждет?

— Вот теперь, здравствуйте, господа. — Правитель шагнул в комнату, отодвигая портьеру, за которой виднелась остекленная дверь, ведущая то ли на балкон, то ли на террасу. — Владимир Стоянович?

— Позвольте представить, государь. Это и есть тот самый Виталий Родионович Старицкий. — Тут же подтянулся князь.

— Старицкий... наслышан, как же. — Кивнул мне Ингварь Святославич. — Что ж... позвольте мне поблагодарить вас, Виталий Родионович. Судя по рассказам Владимира Стояновича, ваше участие в деле Ловчина было весьма и весьма заметным...

— Я сделал, все что было в моих силах, ваше величество. — Я склонил голову, и постарался как можно более незаметно облизнуть сухие губы. Можно сколько угодно ерничать, но вот в такой ситуации я оказался впервые. И это... нервировало.

— Не прибедняйтесь, ваше высокоблагородие. — Выделив последнее слово, ответил государь и, задумчиво побарабанив по столу длинными пальцами, осведомился. — Идея с даром казне трофейного самобеглого экипажа, ваша идея?

— Его сиятельство, князь Телепнев объяснил мне, чем чревато распространение трофейного закона на действия правоохранительных органов. И я посчитал...

— Да-да. Замечательно. — Чуть скучающим тоном перебил меня Ингварь Святославич. — Скажите, а к роду князей Старицких вы не относитесь?

— Ваше величество? — Кажется, теперь, я знаю у кого Телепнев подцепил свою манеру общения, так бесившую меня в начале нашего с ним знакомства. Вот только что имеет в виду правитель? — Честно говоря, я того не ведаю, государь.

— Как так? — Не понял Ингварь Станилавич. — Разве там... на вашей родине...

— Государь, "там", в двадцатом веке происходили такие события, что половина Руси своих родичей дальше прадедов забыла. Перевороты, революции, войны... Рукописи может и не горят, а вот приходские и архивные книги, пылают весело, ваши величество.

— Да уж. Жаль, времени у нас маловато. Хотелось бы мне послушать, что же у вас там происходило... — Проговорил правитель, но тут же резко тряхнул головой, словно отгоняя несвоевременные мысли. — Впрочем, об этом можно будет потолковать и в иной раз. А сейчас, откройте бювар, и просмотрите документы.

Выполнив приказ, я начал перелистывать лежащие внутри бумаги, в то время как Игнварь Святославич продолжил речь.

— Итак. По размышлении, мы решили принять вашу идею, при наложении ограничения на трофейный закон. Но, дабы не возникало лишних вопросов, и в качестве награды за скорые и верные действия, вам отдаются все права на конфискованную по делу Ловчина, паровую яхту "Варяг" и выделяется денежная премия в размере восьмидесяти тысяч рублей ассигнациями. Постарайтесь распорядиться этой наградой с толком. Ну а настоящей наградой вам будет знак ордена Двух Заступников, с лентой. А как вы пребываете в чине, не дозволяющем по статуту такого награждения, то... поздравляю вас надворным советником, господин Старицкий.

— Благодарю, ваше величество. — Проговорил я, склоняя голову. Пусть кто-то говорит, что награды ничего не значат... Но не для меня. Что свои, что чужие. Я помню, как у деда дрожали руки, когда он брал у меня, тогда еще ребенка, из рук свой китель, и после недолгих уговоров, начинал рассказывать, какую награду и за что получил. Может, он и привил мне это уважение? Не знаю...

— Ну, а коли с награждениями мы разобрались, поведайте мне всю эту историю. О вашем появлении в наших пенатах, дозволяю умолчать, равно как и об исследовательских ваших мучениях... Только, уж будьте любезны, защиту вашу снимите... — Усаживаясь за стол и кивая присутствующим на кресла, потребовал государь. Ну что ж, можно и рассказать...

Из кремля я уезжал вымотанным до предела. Такого допроса мне даже мозголом особоканцелярский не устраивал.

А дома меня ждал еще один сюрприз. Едва отворив дверь, я услышал донесшийся из гостиной, невнятный рев, и ринулся на звук. Но стоило мне оказаться у двери, как та распахнулась, и на меня уставились налитые кровью глаза какого-то мужика.

— А-а! Явился, блудодей!!! — С этим рыком, кулак незнакомца устремился к моей челюсти, и я еле успел уйти от сокрушительного удара. На автомате пробив в грудину нападающему, и тут же поправив траекторию его падения, хорошим апперкотом, я перешагнул через упавшее на пол тело, и оглядел изрядно разгромленную гостиную. В углу, у окна застыл Лейф, из-за плеча которого выглядывала испуганная Лада.

Но не успел я спросить, что здесь происходит, как поверженный противник начал, кряхтя, подниматься с пола. Утвердившись на ногах, мужик потер скулу, наливающуюся замечательным фонарем, и буркнув что-то вроде: "силен", двинулся к моим домашним. Остановился в паре шагов, смерил их взглядом.

— Лада. Собирайся. Ты едешь домой. — Рыкнул мужик.

— Нет. — Несмотря на испуганный вид, голос сероглазки звучал твердо.

— Я сказал, ты за него не выйдешь.

— Выйду!

— Нет! Я матери твоей обещал, что замуж отдам только за владного ушкуйника!

— Выйду!

— Кто-нибудь, может мне объяснить, что здесь происходит?! — Заорал я. И в комнате повисла тишина. Гость незваный обернулся, и ткнул в меня пальцем.

— Ты! У тебя корабль-то есть?

— Есть. — Охренев от такой наглости, кивнул я. Присутствующие отвесили челюсти.

— Ну доча... Ну отчудила... А ты, охальник, докажи свои слова. — Оправившись, пробурчал мужик.

— Пожалуйста. — Поняв, что передо мной отец Лады и Лейфа, я развернул бювар и достал оттуда дарственную на "Варяг".

— Та-ак. Говоришь, шаль подарил? И нож на роту дал? — Словно в пустоту бросил ушкуйник, и тут же вызверился на меня. — А посвататься прийти не судьба была? Я тут извелся весь, думаю, с кем моя дочка спуталась, а он! Молодежь, линьком неученая! Тьфу...

Посвататься? Шаль? Нож? Мама... кажется, я женюсь на сероглазке... и я... счастлив?

Флорентийский воск — аналог "земного" яда под названием Viskapada Itallera (именно им, в смеси с мышьяком, по версии Дюма-отца, изложенной в романе "Королева Марго", был отравлен Карл IX Валуа).

Хвостать — вести наблюдение, скрытное преследование. (Жаргонизм сыщиков и охранителей распространенный в северной и восточной части Руси, произносится с ударением на втором слоге).

Унитаз номер семь — витиеватый кенинг для обозначения величайшего и известнейшего из всех "секретных" агентов в истории литературы и кино

Семидесятого года рождения — имеется в виду 7370 год от сотворения мира (он же, 1862 год от Р.Х.). На Руси, как и в большинстве стран Европы и Востока сохранено свое летоисчисление. Хотя в международной практике, в европейском и ближневосточном регионах, применяется григорианский календарь, что закреплено Торговым соглашением Великой Ганзы и Галлийских Портов.

пан Доманский — здесь, одно из партийных прозвищ Ф.Э. Дзержинского.

Здесь необходимо различать два подхода в обучении ушкуйника. При первом — человек становится ушкуйным новиком, вступая в корабельную команду (ушкуйную ватагу). При втором же, новик становится учеником конкретного воина, входя в дом учителя и на его кошт, то есть, фактически, становится членом семьи учителя. Ну а поскольку, Старицкий пока не располагает собственным ушкуем, логично предположить, что став его новиком, Лейф вовсе не избавился от домашней власти своей сестры. Более того, если до того момента как Старицкий принял Ладу, сын ушкуйника находясь на работе, мог игнорировать приказы сестры, то с прекращением "договорных отношений", можно сказать, что эта лафа для него закончилась.

Великий день — памятная дата. Считается, что заключенный в этот день, (8 декабря 1183 года от Р.Х.), первый союзный договор вендов, русичей и свеев, ознаменовал начало возвышения Северной Европы. (Уже в следующем, 1184 году, союзные войска на голову разбили Роскилльского Волка — Акселя Абсалона, епископа Роскилле, ставленника и наперсника датского короля Вальдемара I, вернув тем самым, вендам остров Руян, захваченный датчанами в 1168 году).

Полый (или иначе: вакуумный) дирижабль — Аппарат жесткого типа, отличающийся от своих водородных собратьев куда большей безопасностью, поскольку внутри его баллонов содержится не огнеопасный водород, а вакуум. Баллоны дирижабля удерживаются наружным каркасом, усиленным наложенными на него и материал баллонов, ментальными конструктами. Движение осуществляется с помощью двух компактных паровых машин, приводящих в действие винты. (В реальности, подобный аппарат не существует, из-за запредельности предъявляемых к материалам требований. Никакой каркас, попросту, не сможет удержать баллоны от схлопывания).

Выдержки из вступительной речи главы министерства путей сообщения Юлия Германовича Паукера на Первом Открытом заседании Общества Русского Добровольного флота.

Дед — здесь, характерное на флоте сленговое обозначение, прозвище старшего механика.

Уличный шевалье — прозвание профессиональных стрелков и бретеров во французских владениях в Новом Свете. Не самый законопослушный народец, право слово.

Монтеррей (или Монтерри с ударением на последнюю букву) — не имеет никакого отношения к столице штата Нуэво-Леон в Мексике, равно как и к городу в Калифорнии. Здесь, Монтеррей — общее наименование французских колоний в Новом Свете, названых так по имени Пьера дю Гуа сьерра де Мон, ставшего первым губернатором Заморской Франции.

Орден Двух Заступников — В этой истории князья Борис и Глеб, сыновья Владимира Киевского, не были убиты, и встали под знамена Святополка, наследовавшего за отцом киевский стол, и заключившего союзный договор с Великим князем Хольмградским. Когда Ярослав Хромой, подгадав момент, в отсутствие великого князя с дружиной, подступил к Хольмграду, Святополк решил остаться в стороне. Но, вопреки воле брата, Борис Ростовский и Глеб Муромский пришли на зов Хольмграда, и ударили по войску данов, нанятому Ярославом Хромцом. Их поддержали сами осажденные и войско было разбито. Спустя шестьсот лет, на, уже объединенной под единой властью государя, Руси был введен орден Бориса и Глеба, он же орден Двух Заступников. По действующему статуту, знаком ордена может быть награжден "...чин гражданский или военный, не ниже седьмого класса, за ревностную защиту и блюдение интересов государства Русского, смелыми и разумными деяниями, утверждаемую..."

Владный ушкуйник — ушкуйник владеющий кораблем.

Подарить шаль девушке — по традиции, все равно, что предложить накрыть платком голову, то есть по сути, посвататься.

Дать нож на роту — опять же, по традиции, жених, отдавая брату своей невесты нож, как бы предлагает побрататься кровью. В общем, попал Виталий Родионович, по полной программе. А все от незнания, да!