— Слышал я, Аким хочет мою землю забрать. Передай.
Что передать-то? Ага, вон чего. Перун складывает на столе кукиш. Двумя руками. Здоровенный у дедушки кулачок. И кукиш... внушительный. Тут жёнка его влезла:
— Перун наш батюшка порешил дать тебе место с людями твоими. На подворье у нас тесно, так что берёт он вас в работники на покос. За корм, на две недели. А жить будете на заимке, на Мертвяковом лугу...
— Цыц. Дура. Будете сидеть там. Тихо. Как мыши. В засаде. Но чтоб как свистну... Как рожно — в один дых. Конно, бронно, оружно. Твоему Акиму мозги вправим. Чтоб он на чужое... И дочку евоную... Гы-гы-гы. Не боись — и тебе оставим. Пшли вон. Иди сюда, жаркая ты моя...
Мы выскочили на двор. Как-то я за местными не поспеваю. Как-то у них... "часом с квасом". Как-то быстро у них настроение меняется. Я понимаю: "дети гор". В смысле: полей и лесов. Страшно близки они к природе — захотел выплеснуть дерьмо своё и, пожалуйста — просторы вокруг неоглядные, "пространство — неевклидово, хрен знает — чьё оно".
Догонять смысл начинаю уже при укладке и навьючивании.
Вот, значит, как выглядит Пердуновской "Генеральный штаб". Как широкая бабская задница.
Что не ново: "ночная кукушка всех перекукует" — русская народная мудрость. Многократно проверенная на разных моделях "кукушек".
Не зря в моё время тазобедренную часть женского тела называли — "базис семьи".
Мужик, конечно, голова. А баба — шея. Куда шея повернёт, туда голова и... блеванёт. Чем же она его таким вонючим поит?
А придумала она правильно. Проявила стратегическое мышление. Она же думает, что Аким будет землю под себя подгребать. Сынок Акимовский с папашкой в ссоре. Сынка придержим на выселках, как папашка понаедет — сынка с бойцами высвистим. Глядишь, они по-родственному и зарежут друг друга. А чтобы даром не кормить — пущай косят. Что ж это за место "Мертвяков луг"?
С топонимикой всё решилось просто. Нам в провожатые дали Кудряшка и его жёнку. "На заимке — прибрать, работникам вечерять — собрать, место для покоса — указать. И — бегом взад". Перед отходом хозяйка отвела Кудряшка в сторону и довольно долго промывала ему мозги. Тот старательно молчал, кивал. Зато, как через речку перебрались — защебетал как дрессированный кенарь.
С названием просто: тринадцать лет назад княжьи гридни вышибали разбойный ватажок, засевший в нынешней "Паучьей веси". Вышибли. А потом ловили разбежавшихся "лихих людей" по всей округе. Последних зарубили вот на этом лугу. Хоронить не стали, не до того было. Теперь неупокоенные покойники шастают и безобразничают. Поэтому сами Пердуновские там косить... избегают. Но на краю луга есть маленькая заимка, где и будет наше место дислокации.
Та-ак, значит мне не только "на дядю за кусок хлеба горбатиться", но ещё и "грудью на амбразуру" против всякой нечисти кидаться? У этой бабы, и в самом деле, "стратегическое мышление" — много не только в заду, но и в голове.
Глава 76
Заимка и заимка. Забор выше роста, один сарай — бревенчатый, другой — жердяной, решетчатый, поварня с корявым очагом без трубы. Крыши на всех провалены. Грязновато. После недавних дождей... подсыхает. Ну и ладно — "даренному коню..." в куда-то там "не смотрят". Кстати о конях. Надо сена накосить. И коням на корм, и себе на подстилки. Примкнул косу мою. Прихватил Сухана. Пошли место посмотреть, инструмент опробовать, пока светло ещё.
* * *
А места здесь интересные. Восточнее с юга течёт речка Ужрепт. Ну что тут не понятно? Нормальное название для небольшой русской речки. Никаких ассоциаций, например, с Дерптом. Или кто-нибудь думает, что русские реки — это только те, которые готы да финны называли? Всякие там Днепр да Дон, Ока да Нева? И другие названия есть. Это, наверное, голядское.
А прямо с юга, обходя нас с запада, течёт речка с нормальной русской фамилией Дёмина. Вот они все соберутся, впадут сначала в угро-финскую Оку, потом в вяряжско-татарскую Волгу, которая Итиль. И наполнят море, которое Хазарским зовётся. Потому что им наши названия — не интересны, а течь так удобнее.
* * *
А прямо передо мной — вёрст 10 сплошного "удобия". Как мы из леса вышли, так я и заволновался.
Ё-моё и ёж-кэ-лэ-мэ-нэ в одном флаконе! Но — только для понимающих.
Огромная тарелка. Гигантская луговина. С вкраплениями.
Ну, идеала по жизни не бывает — и на солнце есть пятна. А какие пятна были на платье Моники Левински! Мирового значения. Не сумела волонтёрка всё проглотить. Видать, Хилари давно не давала, вот и пришлось всей НАТОй бомбить сербов. Не для того, конечно, чтобы "вбомбить в каменный век", а для того, чтобы "выбомбить" неприятную тему из информационного поля планеты.
Здесь всё приличнее — где рощица видна, где кустарничек, где, по камышу судя — болотина. Но в целом... "развернись рука, раззудись плечо!". Ох, и попоём мы здесь, с моей литовочкой, мою любимую — "Чёрного ворона"! Ну, чудаки туземные, у такого богатства жить и не использовать?! Из-за каких-то когда-то дохлых разбойничков?
А тарелочка-то, похоже, с трещинкой. А в такой "посудине" "трещинка" — большая радость. Вода здесь по весне везде очень высоко поднимается. А стекает, вроде бы, в эту Дёмину. А раз воде ход есть, то и коряг на лугу немного — водой уносит.
Красота! Всё ребята, пока всю эту тарелку не выкошу, не сбрею под ноль — никуда не пойду!
Господи! Да с нормальным инструментом, да по нормальному лугу... без всяких этих рывков-прыжков, изворотов-загибов... И не только фонетических.
Радость-то какая! Удовольствие! Никуда не уйду — пошли они все!
Приступаем к "прогрессировать по-большому". Тот самый пресловутый третий уровень воздействия на целевое общество. В товарном формате: "добровольно и с песней". Выдвигаемся в сторону массового рынка и его... массируем. Внедряем охренительно новую сущность общего и повсеместного употребления. В виде двух опытных действующих образов устройства типа: "Литовка — коса крестьянская, ручная".
* * *
На Руси примерно семьсот тысяч домов. Около миллиона косцов. Вот построил я косу. Не горбушу — литовку. У неё даже на этих замусоренных лугах, даже в моих полудетских руках эффективность — вдвое выше. На нормальном покосе, да у правильного косаря — раз в пять-шесть. Поднять укос по Руси хоть впятеро — закрыть на годы, если не на десятилетия, проблему пропитания.
Ме-е-едленно.
Накормить народ.
"Три из десяти" — это не покер, это количество голодных лет.
Здесь каждое десятилетие — три года голодовки. Одиннадцатилетний солнечный цикл. При котором постоянно — то вымокло, то высохло. И тут — новый, аж по краешки полный, источник пропитания.
Да, луговины надо обустраивать. Где просто чистить, где дренаж делать, где дамбы городить. Надо бы ещё болота облагораживать. Ирригировать, факеншит, эту "Святую Русь"! Но без фанатизма, чтобы гидрологию не угробить. Кое-где леса надо вырубать. А то развели, понимаешь, дебри непролазные!
Людей к новому инструменту приучать. Это, пожалуй, самое тяжёлое. Но! Как только дело пойдёт — появятся и люди свободные. Да вон, и сейчас косцов нанимают. На две недели покоса. А теперь они не нужны будут. Значит, их можно будет к делу приставить. И не на две недели, а на сколько смогут — ту же чистку на лугах устраивать.
Дальше, раз мужики впятеро скашивать будут, значит, скотины можно больше держать. А бескормица здесь больше всего по детишкам бьёт. Для них молоко — основной продукт питания.
Связочка — "как два пальца об асфальт": нормальное питание — снижение детской смертности — прирост населения. И будет "Русь — велика и людьми обильна". Если скотины много станет — можно и селекционной работой заняться, и всякие промыслы развивать. Начиная с кожевенного. Да и сыроварни с маслобойнями поставить.
Кому-то из селян покосов не достанется. Сейчас в весях да селищах — скрытая безработица. Хоть кто-нибудь прикидывал уровень безработицы в условиях "Святой Руси"? Крестьянский труд — сезонный. Сколько мужиков без вот этого "покосного" приварка год не сведут? Пока они как-то перебиваются, вытягиваются. Отними это — придётся им либо в города на заработки, либо на новые земли.
Понятно, что всякие "новины", "починки", "огнища" — не "мёд ложкой". Но они так станут сами полноценными хозяевами. Вольные крестьяне на вольной земле. Кто захочет и сможет. Кулачье.
Остальные пойдут в города. Пролетарии. А поднимать города, ремёсла в них — для всякого средневекового прогрессора — ну просто святое.
Либо пойдут к "вятшим" в услужение. Холопы.
И тогда и тем, "вятшим", придётся шевелиться интенсивнее. В вотчинах новые деревни ставить. Не друг у друга куски рвать, а самим — что-то делать. И новые земли им нужны будут. А, к примеру, выйти за Урал, в тамошние степи да до татаро-монгол...
"На диком бреге Иртыша
Сидел Ермак, объятый думой".
На Иртыш, но не при Ермаке, а на четыре века раньше... Ох, рано мне об этом... Раненько.
* * *
Ноне на Руси косцов стало вчетверо, а кос, по нашему счету, отковано за шесть миллионов. Ясно, что-то пропало, ржой изошло, что утопло, что в другое железо перековано. Но уж один-то миллион в чужие края вывезен, за хорошие деньги продан. Не мечи, кольчуги, трёхслойные ножи новгородские продаём. Главное — людьми русскими не торгуем. Продаём простую косу крестьянскую. И у них, у иноземцев, косы есть — а наши лучше. Так и зовут "русская коса". А на Руси её по-разному называли. Сперва "рябиновкой". После - "воеводовкой". Потому как на каждой, из миллионов сделанных, выбито клеймо: "по воеводы Всеволжского Ивана научению".
И с бескормицей разобрались. Ох и тяжко сие было, ох и медленно. Одних детей накормишь — а они уже и новых себе нарожают. И числом поболее. Новое чего придумывать надо. Ну, так это и есть дело государево — кормить и умножать народ свой. Не, не так. Правильно: чтоб народ твой кормился и умножался. И никакая пакость, хоть божеская, хоть человеческая, ему в том не мешала.
И на Иртыш вышли. Ныне он наш весь, от гор ледяных, с которых исток берёт, до моря студеного, где устье его. Так ведь и Иртышом земля не кончается. И дальше идём.
А начиналося всё с малой ручки, которая горбушу от литовки отличает.
Начал по краю первый проход прокашивать — откуда завтра заходить буду. Дорвался, "встал на косу". Сам себя одёргиваю, притормаживаю, подсмеиваюсь. Но остановиться не могу. Увлёкся несколько. Потом Сухана попробовал с косой пустить. Снова увлёкся. Начали кошенину в охапки собирать: коням же надо, себе на подстилку. А жаба-то давит...
* * *
Как-то, ещё в советские времена, прислали в колхоз новейший японский комбайн. Совершеннейший супер-пупер. Вызвали лучшего комбайнера, объяснили. Что ни на что нажимать нельзя: "автоматика с кибернетикой — всё само". Мужичок утром в кабину влез, дверку захлопнул... Дальше аппарат всё сам: на поле приехал, жатку опустил. Сам жнёт, сам молотит, сам бункера опоражнивает. Время к обеду — сам в тенёк отъехал и приятный женский голосок с японским акцентом спрашивает:
— А не хочет ли Ваня-сан попробовать ланч?
— Ну, давай.
Попробовал. Нормальное едево, без всяких ихних "срисам". День уже к концу подходит, мужичок в эйркондишен разомлел совсем. Снова голосок:
— Фирма благодарит за проявленное сотрудничество и предлагает дополнительный бонус — эксклюзивную сексуальную услугу. Ваня-сан, не хотите ли...
— Давай!
И тут у комбайна отвалилось колесо.
Мужичок до утра мудохался, пропотел, притомился. С утра — снова в поле. Всё как вчера: а не хочет ли Ваня-сан ланч, а не желает ли уважаемый Ваня-сан чашечку кофе? В конце рабочего дня снова тот же вопрос про дополнительный бонус от фирмы. Не хотите ли...?
— Хочу! Но по-настоящему!!!
— О! Желание клиента — закон для нас.
И у комбайна отвалились все четыре колеса.
* * *
"Слишком хорошо — тоже нехорошо" — русская народная, многократно и повсеместно проверенная. Нужно вовремя остановиться, а то "все четыре колеса" отвалятся.
Пошли на заимку, а там уже дым коромыслом. Кудряшкова жёнка на стол мечет, всё жареное-пареное, сам Кудряшок в обнимку с Николаем сидит — песни поёт. Ивашка налопался как удав — на лавке сидит, брюхо рядом лежит. Но — трезвый. Только глазами лупает и дышит тяжело. На халяву да вкусное..., а пить нельзя — гурда не даёт. Третий раз за день — от пуза. Как бы не лопнул.
