Каникулы в волшебной стране

— У тебя железная воля! — оценила она мгновенные перемены, произошедшие с его организмом после ее слов, и тоже встала.

— Я истребитель, — пожал он плечами. — И у меня хорошая выдержка.

— Не хвастайся! — потребовала она, позволяя ему обнять себя. — Я тоже истребитель!

Его кожа, казалось, была раскалена, словно противень в хлебной печи. Прикосновение обожгло, но эта была правильная боль. Ее можно было снести. Ее стоило испытать...

"Ну, к этому все и шло, не так ли?" — подумала она лениво, нежась в объятиях заснувшего поручика. Впрочем, слово "нежиться" не вполне подходило к тому положению, в котором Кира проснулась мгновение назад. В смысле, лежать ей было не так чтобы особенно удобно, но размыкать объятия Львова категорически не хотелось.

"Однова живем!" — утешилась Кира, гася последние сомнения, если таковые все еще проживали в ее душе. В конце концов, все эти "сомнения и сожаления" — не более чем привычка. Дань воспитанию, никак не больше.

"Львов..." — но она уже знала, разумеется, что никакой он не Львов, хотя и не знала пока его настоящего имени.

"Ну, да он обещал мне все рассказать!"

Так и сказал давеча, мол, все узнаете, но в свой черед. Однако с ним и так все было понятно. Без "уточнений и примечаний", так сказать.

"Граф какой-нибудь или князь..."

Впрочем, мог оказаться и герцогом или даже "бери выше". В войсках ходили упорные слухи, что и кто-то из великих князей находится в первой линии, но воюет, конечно же, инкогнито, чтобы враг не слишком ликовал в случае его гибели. Сказать, откровенно, в большую часть этих историй, рассказываемых обычно в часы затишья и под известным градусом, Кира не верила. Но достоверно знала, что кроме обычных аристократов, каких, к слову сказать, было совсем не мало и в армии, и на флоте, имелась некая неизвестного состава группа офицеров, имена которых никогда командованием не озвучивались, а служба — по невнятным, но наверняка основательным причинам — императорским двором не приветствовалась. Так и выходило, что какой-нибудь остзейский барон — знала Кира пару таких пилотов, — ходит в полковниках и как рождественская елка игрушками увешан орденами и знаками отличия, а другой, — да, вот хотя бы тот же Львов, — сколько не воюй, все равно поручик, и только.

"Да, и Бог с ними, с наградами!" — Главное, Кире было удивительно хорошо. Вернее, ей было замечательно хорошо, и это совсем не удивительно после того, что произошло между нею и поручиком. Волна страсти накрыла их еще в бане, но, видно, оба слишком долго ждали этого мгновения, и первым приступом дело не ограничилось, хотя, видит Бог, все получилось как надо. То есть, там и так, как и где ей хотелось. В другой ситуации и с другим мужчиной этим вполне можно было бы и удовлетвориться. Но не со Львовым. Вот в чем дело. Безумие налетело, обдав жаром, словно из печи дохнуло, и в то же время захватив дыхание — как при прыжке в прорубь, и уже не отпускало ни в бане, ни на холодных лестницах замка, ни в хорошо протопленной спальне, в растерзанной постели, — везде.

По правде сказать, после такой ночи, — да еще с предутренним "приступом нежности", — спать следовало, как минимум, до полудня. Но куда там! В замке жизнь подчинялась строгому раз и навсегда установленному распорядку, так что к завтраку подняли, что называется, "ни свет ни заря". Но истребителя зоны ПВО такой малостью из седла не вышибешь. Пилоты и по три раза за ночь, бывает, в небо уходят, и не сказать, чтобы все и повсеместно соблюдали накануне предписанный армейскими лекарями режим дня. Не говоря уже, о диете. Приходилось и Кире, — чего уж там, — летать в "остром послебанкетном состоянии". И ничего — жива пока.

— Доброе утро, Мария Антоновна! — поздоровалась она, подходя к накрытому столу.

— Доброе утро, Кира Дмитриевна! — чопорно поклонилась графиня Дуглас и с достоинством опустилась на отодвинутый лакеем стул с высокой спинкой. — Здравствуй, Яков! Выглядишь неплохо...

Последнее замечание прозвучало несколько задумчиво и, как будто с намеком на осуждение. Но, как тут же выяснилось, графиня Дуглас жила в простом и ясном мире, — "без политесов и прочих куртуазностей", — и до намеков не опускалась.

— Простите? — чуть нахмурился Львов.

— Господа! — по давней традиции в обществе чиновников и офицеров обоего пола, говорить следовало, используя обращение "господа", без какого-либо упоминания "дам". И этому правилу, как заметила Кира, Мария Антоновна следовала неукоснительно.

— Господа, полагаю, вы не уронили чести русского оружия? — спросила она строго.

— Никак нет! — слова сорвались с губ даже раньше, чем Кира сообразила, что несет. Но, с другой стороны, каков вопрос, таков и ответ. Не правда ли?

— Как можно! — почти в унисон Кире отрапортовал со своей половины стола поручик и для подтверждения солдатской бравады — как и требовал особый офицерский шик — выкатил глаза, поедая дурным солдафонским взглядом "старшего по званию".

— Ну, значит, ты просто крепкий мужик, Яшенька! — Как ни в чем ни бывало, улыбнулась графиня. — И вы, Кира Дмитриевна, тоже молодцом. А то я уж, грешным делом, сомневаться стала. В мои-то годы, на утро завсегда тени под глазами... и вообще... — повела она рукой, обозначая этим свое абстрактное "вообще".

— Ах, вот вы о чем! — Улыбнулась Кира, включая "стерву". — Вы бы, Мария Антоновна, очки надели, сразу бы все и разглядели! У Якова Ивановича вона — и синяки под глазами, и нездоровая бледность лица имеет место быть. У меня, чаю, при ближайшем рассмотрении, вид не лучше. Но в полумраке, да без очков...

Графиня прищурилась и, словно бы, языком во рту шевельнула — за крепко сжатыми зубами. Оценивала, видать, сказанное. Решала — обижаться, или "ну ее".

— Уела! — рассмеялась неожиданно, разом разрушая сложившийся уже, было, образ. — Бон аппетит, господа! Каша стынет, да и вообще!

Но это "вообще" — к завтраку относилось лишь косвенно, в том смысле, что с приемом пищи следовало поспешить, потому что " дел еще не меряно", а время не стоит, а бежит. И это еще хорошо, если только бежит, а ну как летит?

Не успели допить чай с коричными плюшками, а уже "труба зовет". Набежали неизвестно где прятавшиеся до времени девки, и Кира попала в маленький женский рай, не без намека, впрочем, на существование такого же специального ада. Ее мерили портновскими сантиметрами, заставляя принимать разнообразные, иногда и весьма двусмысленные позы, и рассматривали на свет, словно банкноту или ювелирный камень, полируя ей, между делом, ногти на руках и ногах и отпаивая горячим шоколадом и коньяком. Ее, словно безропотную куклу в сладких девичьих снах, наряжали в шелка и атлас, стягивали корсетами на китовом усу и втискивали в высокие сапожки на шнуровке и высоких каблуках.

— Гардероб прошлогодний, — Мария Антоновна сидела в кресле, наблюдая за процессом и отчасти даже им, дирижируя, — но мы его сейчас несколько обновим по последним журналам, и будет, как надо. Хорошо еще, вы, капитан, ростом и комплекцией от Ольги не сильно отличаетесь, однако волосы коротковаты! Я права?

— Может быть, парик? — спросила одна из женщин.

— А кто эта Ольга? — полюбопытствовала Кира, начинавшая люто ревновать хозяйку брошенного в замке "за ненадобностью" гардероба.

— Ольга Скавронская — супруга графа Павла Никитича... Парик? — задумалась графиня. — А что у нас есть подходящего?

— Если не трогать брови и лобок, — без тени смущения ответила давешняя молодица, — я бы предложила "хозяйку осени".

— Рыжеватая шатенка, — кивнула Мария Антоновна.

— Темно рыжая, — осторожно поправила женщина. — И завить крупными локонами...

— Да, возможно... — согласилась графиня. — Несите "хозяйку осени" будем примерять!

Ну а потом, Киру еще долго — не менее получаса — отмачивали в ванной, наполненной светло-зеленой хвойной водой, и умащивали, Бог знает, какими бальзамами и притираниями, наводя в паузах между тем и этим, последний глянец на ногти и кожу лица. Затем последовали примерка и генеральная репетиция, предшествовавшие обеду, и последняя подгонка сразу после него. А около четырех они со Львовым уже покинули гостеприимный дом графини Дуглас, вылетев на самолете-амфибии, "совершенно случайно" оказавшемся в замковом капонире на берегу озера. По случаю отлета, наряды баронессы Багге-аф-Боо были аккуратно сложены в дорожные кофры и погружены на "аэроплан", а Кира переоделась в выстиранную и отутюженную форму штаб-капитана.

— Рулю я! — остановил робкие поползновения Киры Львов. — Это моя сказка!

"Ну, где-то так и есть", — согласилась с ним Кира, но вслух все-таки фыркнула, выражая свое несогласие.

Хорошо фыркнуть — говаривала в давние времена ее тетка, — настоящее искусство. Женщина этим манером не хуже, чем мужик по-матерному, выразить себя может.

И она была права, разумеется, но правда Матрены Никадимовны принадлежала, увы, исключительно женщинам гражданского звания. Офицеру фыркать несподручно, легче — по матери послать. Однако в том и состояла прелесть нынешнего ее положения, что пусть и не надолго, но представилась Кире вдруг возможность снова почувствовать себя просто женщиной. Побыть, так сказать, слабым полом, и вести себя соответственно этому давно утраченному статусу. Такая Кира могла и фыркнуть, и голову на плечо Львову положить, и много чего еще могла. И грех было этим не воспользоваться.

"И ведь ночь впереди... — подумала она, рассматривая скользящие под крылом пейзажи Скандинавии. — Да, и что нам ночь? Можно и не дожидаясь, если будет где..."

Мысль эта показалась Кире настолько соблазнительной, что она улыбнулась, дивясь самой себе, но начала все же подыскивать "жадным" взглядом, где бы им приводниться, на час или два...

В Петров прибыли в двенадцатом часу. Обошли центр и заводские кварталы стороной и приводнились где-то загородом, на озеро или водохранилище рядом с темной громадой какого-то дворца. По случаю военного времени в городе соблюдалась строгая светомаскировка, а луна, как назло, пошла на ущерб. Водная гладь все-таки слегка серебрилась, так что Кира и сама, должно быть, смогла бы сесть на воду, однако рассмотреть "дом и парк", увы, не могла.

"Что ж, придется потерпеть до утра... — признала Кира очевидное. — Однако, — успокоила она себя, — еще не все потеряно! По внутреннему убранству тоже ведь кое-что можно узнать ..."

— Ну, вот мы и дома! — почти торжественно объявил Львов, когда, выбравшись, из летающей лодки, они перешли на пирс. Причал явно предназначался для яхт и гребных судов, но в умелых руках и амфибия притерлась к нему, как родная.

— Твой дом?

— Мой.

— Жалко, не рассмотреть.

— Утром посмотришь!

— Мы в дом, — обернулся Львов к встречавшим их мужчинам с фонарями, — а вы тут пока с аппаратом разберитесь. Да, поаккуратней там, у него обшивка из перкаля, одним словом пеленка. Чуть заденешь — и дырка!

— Не извольте беспокоиться, барин! — поклонился гладко выбритый старик в ливрее. — Или впервой!

— Полагаю, стол накрыт, — тут же сменил тему Львов, — и в котле достаточно горячей воды?

— Как же иначе?! — даже, вроде бы, обиделся от такого вопроса старик, исполнявший, по всей видимости, роль старшего по команде. — Как только получили телеграмму от ее сиятельства графини Дуглас, так сразу и приготовились. Ждали вас еще в вечеру.

— Вот и славно! Душ с дороги и за пироги! — прервал Львов объяснения. — Это, к слову, моя гостья штаб-капитан баронесса Багге-аф-Боо.

— Добро пожаловать, ваше благородие! — снова поклонился старик.

— И вам не хворать! — вздохнула Кира, свыкаясь помаленьку с новой ролью.

"Да, ведь и ненадолго!" — успокоила она себя, памятуя, как относилась к таким вещам прежде, но тут же осознала, что "теперича не то, что давеча", и фраза "всего пять дней сталось" в связи с изменившейся интонацией изменила и смысл. Этот стакан, увы, был наполовину пуст.

"Ладно, чему быть, тому не миновать! — решила она, поспешая за Львовым. — Но пока в часть не вернулись, это сказка моя!"

А сказка, между тем, начинала приобретать вполне эпические масштабы. Кира увидела слабо освещенные ступени крыльца — мраморные, пологие, изогнутые дугой, — и сразу вслед за тем, не упомнив даже, как пробежали ведущую к дому аллею и все эти ступени, влетела вместе с Яковом в открытые зеркальные двери, в волшебное колыхание шелковых тканых портьер, в освещенный трепещущими на сквозняке огоньками свеч парадный зал с золоченой штофной мебелью, бронзовыми напольными лампами и картинами в тяжелых рамах золотого багета.

"Ох, ты ж!" — она застыла, стреноженная, словно конь на бегу, неожиданным образом, столь мощным, что едва не выбил из нее дух.

— Яков! — позвала она враз охрипшим голосом.

— Я здесь, командир! — откликнулся он, оборачиваясь. — Что-то случилось?

— Он... он... — У Киры даже слов не нашлось, чтобы объяснить свой испуг. — Скажи, что это просто... просто живопись!

Но она уже знала, спрашивая — не просто живопись. Не случай, а судьба. Седая борода, суровый взгляд, нахмуренный лоб... Не узнать гордеца было сложно, да и портрет известный.

— Андрея Михайловича увидела? — Кивнул, соглашаясь с очевидным, Яков.

— Ты?

— Да, — пожал он плечами, — с этим не поспоришь.

— Так, я, выходит, спала с самим князем Курбским? — рассмеялась Кира, сама дивясь столь парадоксальной реакции.

— Есть разница? — нахмурился бывший поручик Львов.

— Ты просто не женщина! — смех явно переходил в истерику, но с этим Кира ничего поделать не могла. — Ты этого не поймешь!

— Я не женщина, — согласился Яков Курбский, — я мужчина. И мне показалось, что это неважно. Я думал у нас все и так хорошо. Без имен.

Говорил он как бы спокойно, почти нейтральным тоном, но, будь Кира неладна, если на самом деле он не был охвачен бешенством.

— Вчера ночью я кончила! — улыбнулась она, успокаивая его гнев и принимая судьбу, сыгравшую с ней такую странную шутку. — И неоднократно, если вопрос об этом. Но сейчас я, кажется, кончу от одной только мысли, с кем провела прошедшую ночь.

— А про эту, что скажешь? — спросил он, прищуриваясь.

— Я вся в предвкушении! — снова рассмеялась Кира, не столько потому, что ей, и в самом деле, было смешно, сколько потому, что хотела успокоить Якова, история которого начинала ее не на шутку интриговать. — И да, Яша, надеюсь, я снова стану кричать! Ведь ты это имел в виду? — нарочито клекотнула она горлом. — Я буду говорить тебе, "да, полковник", "еще, полковник", "и вот здесь, полковник", "и еще здесь, здесь и здесь!" И "да, вот так, полковник!" "Так. Да, да, да..."

— Вообще-то, я тогда был уже адмиралом.

— Что серьезно?

— Контр-адмирал.

— Ну, значит, "да, адмирал" и "нет, адмирал", "Я сказала, нет, адмирал! "и "не так, адмирал!" — Усмехнулась Кира. — "И не надейтесь, адмирал! Я девушка честная, и на такое не подписывалась!"