Дорогой Леонид Ильич

ДОРОГОЙ ЛЕОНИД ИЛЬИЧ ...

Косте Гольдштейну на память о временах, когда Леонид Ильич был жив и при власти — а мы были практически молоды.

Углядел в Сети портрет — и вспомнилось ... .

Дело было году в 78-м не то 79-м. Я тогда работал в Нижневартовске, в тамошнем филиале краснодарской ВНИПИГазпереработки, заведовал лабораторией, занимался трубами и, в основном, факелами попутного газа. Собственно, только я пробовал измерять — сколько ж там горит? Закончилось это крупным скандалом, снятием кучи начальства, включая нашего же краснодарского директора Марка Берлина, когда, в начале Перестройки, на поверхность вылезло то, что газа горит на шесть миллиардов кубометров больше, чем отчитывается министерство. Мой приятель, старая министерская крыса Биктемир Хабибуллович с укором говорил мне тогда: "Вся страна, все советский народ две пятилетки боролся, чтобы поднять степень использования газа с семидесяти процентов до восьмидесяти пяти. Пришел Сергей Александрович со своей трубкой Пито-Прандтля — и все порушил, сделал опять семьдесят!"

Ну, до этого еще далеко. А пока лето 78-го, жена увезла сына на Юг, а ко мне в гости пришли два дружка — ГИП (т.е — главный инженер проекта) из нашего же филиала Юзя, Иосиф Немировский и парень, который раньше работал у нас, а нынче ушел на производство — Серега Чайка. Я как-то о нем писал в одном из своих рассказиков (http://zhurnal.lib.ru/p/polo_m/inostranets.shtml).

Выпили, честно скажу, сильно выпили. Так что я гостей даже по белой ночи домой отпустить не решился. У меня и полегли, благо хата пустая, да и у них семьи на Большой Земле. А пред этим Юзя долго морочил нам голову своми профессиональными рассуждениями про заказчиков, подрядчиков и проектировщиков. Видно, этим и навеяло.

Потому, что приснилось мне, что ко мне пришли новые гости:

основатель Советского государства Владимир Ильич Ленин,

тогдашний генеральный секретарь Леонид Ильич Брежнев

и гендиректор ПО Сибнефтегазпереработка Алексей Ильич Воривошкин, для нас с Юзей — главный заказчик, а для Сереги — прямое, в ту пору, начальство.

Я, конечно, приглашаю их заходить, показываю, как могу, гостеприимство. Мол — "Проходите, ребята, чем бог послал. Вот выпить сейчас разведем, у меня и лед в холодильнике есть, и ореховая настойка, чтоб вкус отбить. Вот закусить ... тут проблема, если только хлебушком не побрезгуете.

Кстати, ребята, а где закуска?"

Бред, конечно. Как бы они втроем собрались? Да и с какого перепугу вдруг ко мне? А я б решился к таким людям с прямыми вопросами ... Счас!

Но — сон. Сами знаете, да и во Фрейде напечатано — хрен знает чего только во сне не привидится.

Владимир Ильич, однако, не обиделся, а кивает мне на Брежнева. " Знаешь, — говорит,— Сережа, проект был — во!! Но сам понимаешь, с таким представителем заказчика ... . Конечно, получается пока не очень. Вот и с закуской. Но если б все было по исходным чертежам!"

Лёка дольше стрелку переводит: "Понимаешь, — мол, — Серега! Я со своей стороны — что могу! Но при таких подрядчиках ... ничего не хотят делать по-человечески".

Ну, с Алексеем Ильичом мы по жизни на Вы. Он, вообще говоря, в ту пору меня сильно недолюбливал по обоюдным причинам. Впоследствии, однако, отношения у нас были неплохие, он без меня и по заводам, в Сургут или Южный Балык не любил ездить, числился я при нем как бы его превосходительства любимый ... ну, скажем, что — "лицо неарийской национальности", как теперь принято. Он, вообще, очень незаурядная личность, считаю его одним из своих учителей жизни. На всю жизнь запомнил его формулировку: "Нам тут не нужны люди, которые умеют ставить вопросы. Нам нужны люди, которые умеют давать ответы".

А тогда очень были не по душе ему мои замеры факелов, чуяло сердце будущие неприятности, и из Нижневартовска он меня, можно сказать, что выживал. Но тут, во сне, и он ко мне на ты. "Эх, — говорит, — Сережа, если б ты видел проект!!" Мне, правду сказать, и во сне так от всех этих скользких разговоров страшновато стало, что я от ужаса проснулся, пока Феликс Эдмундович или еще кто вроде не пришел. Проснулся — ни Феликса, ни моих недавних гостей, троих Ильичей нету. И Юзи не видать, он же в детской лег. А вот Серега Чайка тут неподалеку, калачиком под телевизором свернулся. Kак и уместился, такой здоровый?

Я его разбудил и тут же изложил свой жуткий сон. Он, конечно, не поверил. Говорит: "Это все ваши московские диссидентские штучки!" Сам-то он из Донецка приехал, как и Иосиф.

Но когда тот проснулся, мы ему эту историю уже на два голоса рассказывали. Да и потом, когда эта байка расказывалась в компании, она так и именовалась "Сон о трех Ильичах".

Зачем я это вспомнил? Не хочу ли, часом, Застой разоблачить?

Да ну, что Вы?

Что ж тут разоблачать? Лучшее время моей жизни. Мой младший братик вообще определяет Застой, как "период, когда стояло практически непрерывно". Дак ведь и у меня все было хорошо — и в работе, и в любви, и в дружбе. Немного ведь за тридцать перевалило.

Просто вот — вспомнился забавный эпизод. Дай, думаю, людям расскажу. Это, однако, присказка. Сказка будет дальше.

* * *

Прямо ко мне домой они больше не заходили, но встречаться, конечно, доводилось не раз. Только что не сразу со всеми, а по одному, много — по два. Об Алексее Ильиче особый разговор, много у меня связано всяких эпизодов, но самый, наверное, для меня лично интересный, это как зимой 1983 года перемерз трубопровод сжиженного газа и как эту аварию лечили. У меня это в памяти держится под условным названием "Быль о городе Комсомольске-на-Гидрате", как мы прозвали получившийся в тайге у трубы поселочек аварийщиков. Ну, может, попозже запишу.

Ясно, что по тому времени избежать встречи и с двумя другими было сложно. Вот разве если, как семья Лыковых, забраться на алтайские гольцы и отключить там радио,

телевизор и электробритву ... .

Мне, сказать по совести, из двух вождей больше нравился Леонид Ильич. Было в нем что-то задушевное, так сказать, почвенное, черноземное, не сравнить с тем же Сусловым или Андроповым. С ихними стеклянными, может быть даже, что и плексигласовыми, гляделками. Чувствовалось, что и на грудь принять может в неурочное время, и за бабу подержаться, и попеть в хорошей компании "Как на гори тай женцы жнуть" либо "Артиллеристы, Сталин дал приказ!", как фронтовику и положено. В общем, что-то вроде моего дальневосточного отца-командира майора Юденича, с учетом, конечно, разницы в званиях.

* * *

Вот в связи с присвоением ему очередного воинского звания мне и пришлось однажды отбивать выпады идейно неустойчивой молодежи. Я, собственно, этот момент, присвоения, почти и пропустил. Дело было так, что я тогда приехал работать на Север, в город Нижневартовск. Обещаны мне были комната в общежитии сразу и квартира чуть погодя — а ни того, ни другого. Жил одно время на работе, ставил на ночь раскладушку за ЭВМ "Наири". Но не буду повторяться — я уже об этом писал.

Как раз в этот исторический период зашел я однажды в гости к двум своим новым коллегам, Л. и Т.. Очень милые девушки, как говорилось из "Кавказской пленницы" — комсомолка-студентка-спортсменка. Они как раз были не спортсменки, да уже и не студентки, а молодые специалистки по последнему году обязательной трехлетней службы по вузовскому распределению, как тогда полагалось. Старшие инженеры, не то мэнээски, точно не помню. Конечно, комсомолки. Контора им за трудовой энтузиазм дала к тому времени жилье — но как-то странно. Одну комнату на двоих в небольшой коммуналке (на Северах это называлось — "с подселением").

Ну, нормальное ли дело для двух молодых и очень симпатичных девиц, никак не страдающих отклонениями, так проживать? А еще ж и знакомые надсмехаются. Витя К., муж нашей общей сослуживицы Лидочки, холодильник им починил, а когда Т. стала рассыпаться в благодарностях, что не знает как и благодарить, прямо сказал: "А че тут знать? Отправь завтра подругу в кино на последний сеанс. ... Или сама уйди".

Вроде как шутка юмора.

Но вообще над ними сильно и не пошутишь. Девки умные и языкастые, за словом в карман не лезут. А тут я им на зубки попался. Я из своей промзоны, где и проживаю в тот момент на раскладушке за ЭВМ, пришагал между океанов талой воды в Пятый микрорайон не помню уж по каким делам. Проходил мимо их подьезда — "Дай, — думаю, — зайду, чайку попрошу, авось, по доброте не откажут". Чаю налили, это действительно, но что-то мне все в телеэкран тычут и твердят: "Да как не стыдно?! Как не стыдно?!!" Чего стыдно-то? Я ж не в курсе, у меня там, в конторе, телевизора нету, да я и вообще не охотник до этого развлечения.

Всмотрелся. А там, оказывается, Леониду Ильичу присвоили, ну, или "он присвоил", как возмущенно говорили девицы, звание Маршала. Слова "приватизировал" тогда ведь в словаре еще не было. Его и демонстрируют по Первой и, естественно, всем прочим программам в новых кителе, галстуке с бриллиантовой звездой и погонах. Как бы — полководец.

Вот на меня комсомолки полкана-то и спускают, как на старшего возрастом и по принадлежности к руководящей для ВЛКСМ организации.

Произношение у моих юных оппоненток было заметно на О. Это, с одной стороны неудивительно, поскольку выучились они в Тюменском индустриальном институте и вообще обе сибирячки; одна из старинного Тобольска, а другая и вовсе из прославленного старцем Григорием Ефимовичем Новых-Распутиным села Покровского и даже, как случайно выяснилось, с ним, со старцем, в довольно близком родстве. А с другой стороны, для меня лично — как маслом по сердцу, поскольку я и сам с материнской стороны с уральскими, пермско-екатеринбургско-режевскими корнями, вырос наполовину в Перми, тогда еще Молотове. Давно заметил, что если попадаю в командировку в ту же Тюмень, Свердловск, Томск, в общем, в любой старый уральский или сибирский город, так и сам на второй день перехожу на местный выговор.

Но, однако, надо защищаться, а то заклюют. Интересное дело — обновка у него, а отвечать перед молодым поколением должен почему-то я.

"Девы! — сказал я им проникновенно, — чего вы цепляетесь к вождю? Вы же уже взрослые. Должны понимать, что Леонид Ильич, при его-то возможностях и связях, вполне мог бы пожелать и тут же получить звание доктора химических наук, народного артиста, летчика-космонавта, заслуженной учительницы РСФСР и даже мастера спорта по художественной гимнастике ... и кто бы сказал слово против? А он попросил себе всего-навсего новую заколку на галстук — и уж вам жалко?"

Такой поворот темы несколько сбил их с обличений. А я еще немного полечил их на тему — "могло быть и хуже, не дай бог помрет — как бы не пожалеть". Этот-то ход рассуждений для меня был вполне привычным. До приезда на Север я работал в очень известном академическом институте на Ленинском проспекте и, конечно, тамошние научники с удовольствием скрашивали перекуры между трудами злобной диссидентской клеветой на Степаниду Власьевну. Я же в таких толковищах, как правило, занимал позицию критического реализма, обьясняя своим высокоученым друзьям, что их мало, они страшно далеки от народа, им даже и будить некого, а и разбудят — так мало не покажется. Пожалеют.

Я-то на первых курсах ВУЗа проработал полтора года оператором на Уфимском заводе синтетического спирта им. ХХ Сьезда ВЛКСМ, потом в армии служил в дальневосточной сельской местности — так что иллюзий насчет желания рабочего класса и колхозного крестьянства сбросить с себя оковы бюрократического строя и дружным шагом идти к Свободе, Процветанию и Цивилизации у меня не водилось.

"Ну вот, если обьявить ваши любимые Свободные Выборы, — обьяснял я своим академическим друзьям, — то у нас в Октябрьском округе, может, академика Сахарова и выберут. Ну, еще в Тарту, наверное, выбрали бы д.т.н. Матти Хинта — "эстонского Сахарова". А уже в в Бауманском округе надежно выберут того же Леонида Ильича, что и сейчас. Он народу ближе. И так по всей стране, кроме очень небольшого числа пораженных нигилизмом и космополитизмом местносте й ". Что для Средней Азии и Кавказа выбор, прямо скажем, будет исключительно между Товарищем Сааховым и Черным Абдуллой — мне тогда и в голову не приходило, хоть и привелось не только смотреть известные фильмы, но также бывать и работать в тех местах.

Как и в голову не могли влететь те удивительные превращения взглядов, которые предстоят некоторым из моих тогдашних собеседников. Скажем, совершенно беззаветный антисоветчик и низкопоклонник мэнээс Володя Б. в те годы запомнился фразой: "Эх, хоть на старости лет одним глазком бы взглянуть на растленное общество потребления!" Спустя двадцать лет тот же Володя потряс нашего общего приятеля Андрюшу тем, что на вопрос — выполнил ли он свое обещание помочь Андрею по одному бытовому делу — ответил: "О чем ты вообще говоришь: "квартира", "переночевать в Москве" ... Россия гибнет!"

* * *

Впрочем, я и сам не остался при тех взглядах, которых придерживался в то уже достаточно далекое время. В частности, сменилось мое отношение к тогдашней политике освоения нефтяного тюменского края. Тогда эти методы — традиционно рывком и на шармака, без нормального развития инфраструктуры, с бушующими газовыми факелами, разорением тайги и полугулаговскими условиями для жизни первопроходцев — казались мне безусловным свинством, первопятилеточным реликтом. Я-то это понимал, пожалуй, и побольше многих других, поскольку занимался измерением тех самых факелов и долго втемяшивал начальству разных уровней, что горит на десяток миллиардов кубометров больше, чем числится по отчетности, и рано или поздно именно его, данное начальство, вышестоящие товарищи сделают крайним, ответственным за все эти половецкие пляски.

Ну, а мне одна нижневартовская старшеклассница задала после моей лекции в школе вопрос, после которого — хоть топись: "Так это вы, взрослые, наш газ жжете в этих факелах?"

Разумеется, тут, как везде и почти всегда, дело было не совсем просто. Удовольствия от горящего нефтяного газа не получал никто. Разве что — бичи, иногда ночевавшие в круге тепла вокруг пламени факела, наплевав на опасность выброса. Начальство огорчалось душой. Подчиненные всех уровней время от времени получали нахлобучку. Население дышало воздухом, куда, кроме жупелизованной экологистами двуокиси углерода, попадали и действительно очень вредные угарный газ плюс недогоревшие ароматические углеводороды и канцерогенная сажа. Потомки, да собственно, и мы сами, коли доживем, лишались того природного газа и нефти, которые сегодня можно было бы не добывать, а оставить пока что в пласте, заменив тем, что без пользы сжигаем в факеле.

Кажется, дело попросту в разгильдяйстве, привычке все делать кое-как, "по временной схеме"? То есть ситуацию вполне отражает плакат, присланный заботливой Москвой и трудолюбиво развешенный освобожденными партработниками в коридорах нефтегазодобывающих управлений и даже в бытовках многих цехов на месторождениях. На плакате боевой карандаш карикатуриста изобразил большую хохломского вида суповую ложку прямо над коптящим, прямо как в жизни, факелом. В ложке рассселась большая команда толстомордых дяденек в костюмах с галстуками и при портфелях, так что не оставалось сомнений — бюрократы! Не менее боевое перо сатирика изобразило под картинкой гневную стихотворную филиппику, заканчивавшуюся, сколько помнится, словами "... разгильдяев надо взгреть!"