Как я усиливал армейскую политработу

КАК Я УСИЛИВАЛ АРМЕЙСКУЮ ПОЛИТРАБОТУ

Политработники армии и флота! В год столетия со дня рождения В.И.Ленина усиливайте политработу в частях и соединениях ...

(Из приказа Начальника ГлавПУР СА и ВМФ генерала армии Епишева А.А.)

Сначала — как я туда вообще попал. На самом деле, после детского ревмокардита получился у меня на кардиограмме такой зубчик, что на первой моей в 16 лет медкомиссии сразу образовалась у меня полная негодность в мирное время и сильно ограниченная годность — в военное. Времена то были такие, что нынешней военкоматской охоты на призывников и неявки десятками процентов еще не было. Может быть, потому, что не было еще чеченских войн.

Можно бы эту тему дальше и забыть. Но у нас в нефтяном служил на военной кафедре такой подполковник Гулерман. Он параллельно кандидатскую писал по битумам и у отца в институте часто бывал. Вот он как-то, то ли желая Александру Сергеевичу полезным быть, то ли просто поддавшись национальной страсти давать всем советы без приглашения, подсказал ему, что-де : "Хоть Сергей от воинской повинности и освобожден, но лучше бы ему все-таки курс военной подготовки в ВУЗе пройти. Если не дай-бог война — так офицером лучше служить, чем рядовым-необученным". На самом-то деле, это неочевидно. В пехоте лейтенантская жизнь в наступлении три дня — так мне фронтовики потом говорили. Из маминой, скажем, школы две трети мальчиков в училища ушли — а вернулись с войны два сержанта, один рядовой да один полковник. Тот, правда быстро спился на гражданке — не выдержал жизни без войны, как кессонный эффект сработало.

В общем, насоветовал. Отец эти соображения до меня донес — а мне, собственно, все равно. Как-то и приличней получается. А то мы с ребятами на химзавод аппаратчиками работать вместе, в ВУЗ вместе, занятия сачковать вместе — а на военку они без меня пойдут. Даже и неудобно. Начал ходить, отложив сторону "белый билет". Оказалось не так и скучно. На всяких занятиях по тактике и т.д. лясы с преподавателями точим, а два курса даже полезными оказались. Про всякие масла и смазки и еще про насосы да счетчики получили то, чего в гражданских курсах почти и не было. Ну, съездили на сборы после четвертого курса, приняли присягу. Потом экзамены — получили звания младших лейтенантов запаса, и ладушки. Вот и учебе финиш, сели за дипломные работы. А у меня дополнительная задача.

Женился я тем временем. Съездил в Крым очередным летом — познакомились на пляже и к весне под венец. Однако учиться оба продолжаем в своих ВУЗах — она в МИСИ имени КВН, а я — Уфимском мазутном институте, как один наш джазист формулировал. Так и ездим: то она в Уфу, то я в столицу. А параллельно мой папа, пламенный большевик, энтузиаст и ненавистник Москвы с ее "оторванными от реальной жизни страны стилягами и министерскими бюрократами" все меня подначивает в Сибирь ехать, на 16ый нефтехимкомбинат в Ангарске. Там у него дружок, профессор Оречкин, опытным производством заведует. Там, мол, мне и откроется дорога к настоящей науке, а не к конвейеру диссертаций. Не могу сказать, что я уж так во всем отцу в рот смотрел. В тринадцать лет на его вопрос: "Ты что, не понял, что я говорю?" — впервые ответил: "Да нет. Понял. Но не согласен".

Но в профессиональных вопросах! Если министр, который его лично недолюбливал, отца моего не выслушав, коллегию не закрывал. И операторы с нефтезавода, начальство не шибко уважающие, узнав, чей я сын, просили поклон передать. Фарид, мол, с термокрекинга, Александру Сергеевичу от всей души. На аварии-то вместе зимой пятьдесят четвертого!

Ну, и наслушался я отца, и выбрал себе не кафедру, как мне все советовали и куда довольно настойчиво приглашали, а Ангарск. Теперь, конечно, понимаю, что это глупость была. Молодую-то жену в ангарский химический котелок! А сынок бы как тогда, который через год родился?

Впрочем, это распределение все равно никакого значения не имело. Потому, что в середине апреля собрали нас всех на военной кафедре и обрадовали, что распределялись мы в виде разминки. А забирает нас всех к себе Министр Обороны Маршал Гречко. Укреплять Советскую Армию квалифицированными кадрами. Тут мой белый билет уже не действует, потому как офицер. Дал мне полезный совет подполковник Гулерман. Вот как после этого антисемитизму удивляться?

Правда, что быстро оказалось — призывают все-таки не всех. Самому моему за много лет близкому приятелю моя жена до сих пор не может простить одной фразы тогдашней: "Вы служите, а мы подождем". У кого слабое оказалось здоровье, что от кандидата в мастера спорта как бы не сразу ожидаешь. У кого письмо с кафедры с просьбой об отсрочке. А кто и просто к тому моменту на дочке первого секретаря Уфимского горкома партии женился. Остаемся с нашего технологического факультета мы втроем — я, дружок мой Ванечка Фризен, здоровенный оренбургский немец, и Вова Чариков. Вова у нас со станции Абдулино, младший из десяти братьЁв, и про двоих из старших сам он говорил, что те — хулиганы. В смысле по 206й сидели. Между прочим, Чариков потом в армии прижился, единственный из нас всех в кадрах остался, всю жизнь мечтал до лампасов дослужиться, в Афган за ними ездил — но все полковником жил. Выручила Вову Беловежская пуща — в отставку он белорусским генералом ушел. Я его, правда, укорял, что он в Таджикистан не поехал — мог бы маршАлом стать. Ну, он на мои подковырки коротко отвечает. В смысле, в армейском лексиконе. Надо, однако, сказать, что из УНИ кроме троих технологов в ряды еще около двадцати парней с горного факультета пошли.

В принципе, если бы мой отец, член обкома, на пленуме в перерыве с облвоенкомом поговорил, я бы, конечно, не сопротивлялся. Оно мне надо! Тем более — молодая жена. Она от этих новостей совсем обалдела и только по межгороду попискивает "Может, обойдется?" Но просить отца об этом я посчитал западло, да, думаю, если б он и согласился — уважение его к себе я потерял бы навсегда. Да, может, и свое собственное. А так — отец от гордости надувается: как мол так все складывается, что и он поблажек для сына не просит, и сын гражданский долг выполняет, и все так хорошо — буквально, как на плакате! Областной военный комиссар генерал-майор Кусимов даже речь маленькую сказал в мою честь на встрече с призывниками-офицерами, как он рад, что у Александра Сергеевича такой достойный сын, что за папу не прячется. Очень колоритная была фигура, бывший кавалерист, комполка в Башкирской кавдивизии в войну, лихой такой, но и упитанный, типа как Идолище Поганое, рожу в три дня не обо...ь. А тут чуть не прослезился от благородства ситуации.

Много уж спустя лет услышал я, что сынок его Салават Тагирович Кусимов примерно об ту же пору институт кончил и в Уфе работал. Но оказался ценным специалистом — очень сильно на кафедре был нужен. Пришлось отсрочку дать — раз кафедра просит, это — святое! В аспирантуру достойным невдолге оказался, кандидатскую в конце-концов защитил, ну, с докторской не пошло, энергетика — не история, не филология, тут звание доктора башкирских наук получить не так легко. Зато — профессор, ректор Уфимской авиационной теперь уже академии, академик и шеф Уфимского же отделения Российской Академии Естественных Наук (?), заместитель председателя Госсовета суверенного Башкортстана. В движении "Единство", однако, может ли такой человек видным функционером не быть? В Сети иногда встречаю — очень любит про падение морали с корреспондентками беседовать.

Ну, большим кораблям — большое плавание. А я получил в райвоенкомате проездные документы от Уфы до Черного моря в отпуск на тридцать суток, а оттуда до Хабаровска — и в путь. Лето пропускаем, далее запускаем ленту с того момента, как я с чемоданчиком в ночь на 21 августа 1968 года оказываюсь в Хабаровском аэропорту. В штабе тыла округа встретились мы с самим начальником службы снабжения горючим генерал-майором Галиакберовым. Ну много ли вообще башкир-генералов в Вооруженных Силах? Народ-то небольшой, а тут — в каждом абзаце. Лично мой фарт.

Получили мы назначения по фронтовым и центральным складам горючего: я под Благовещенск-на-Амуре, Иоганн наш Дитрихович Фризен на Чукотку, на мыс Шмидта, я потом долго жалел, что туда же не попросился, думал — жену привезу, а на Большой Земле все же получше для беременных, чем в Арктике. А Вовочка Чариков, институтский хулиган и будущий белорусский генерал — в Биробиджан. Расскажу где-нибудь, как к нему в командировку потом ездил. Форму полевую в Штабе тыла получили. Гимнастерка, бриджи, сапоги, портянки фланелевые, шинель, ремни, картуз полевой, картуз парадный, картуз повседневный, шапка-ушанка "два оклада — два наклада" — остальное по месту назначения, как Петруша Гринёв говорил. На завтра все билеты взяли по воинским требованиям — кто на аэроплан, кто на поезд. Побросали барахло в офицерской гостинице КЭУ — пошли встречу и расставание обмывать.

Самое-то противное по возвращении оказалось. Пришли заполночь — а в гостинице никто не спит, все постояльцы в бриджах и майках телик в холле смотрят. Сообщение об интернациональной помощи народу Чехословакии и Обращение анонимных чехословацких госдеятелей. Спасибо, у Вани еще в кармане куртки бутылка осталась, на завтра запасенная. Тут же и выхлебали без слов и закуски, просто, как Ерофеев писал, "чтоб не так тошнило". С другой стороны, есть и вздох облегчения. Из ВУЗа не все на восток поехали. Пять душ в Прикарпатский округ направлено. Конечно, все им завидовали. А тут как подумаешь, что пришлось бы в коллективном изнасиловании участвовать ... . Не стреляться же — а жена, а ребенок ожидаемый?

О части моей, о командире её майоре Юдениче и вообще об офицерских двух годах помню я много забавного — но здесь не всему и место. Страданий больших не припомню, хотя тоска брала иногда неслабая. Роту в атаку на амурском льду водить не приводилось, да и вообще часть у нас была кадрированная. То есть, на момент моего приезда было на нашем складе горючего пять офицеров и три сверхсрочника. Остальное — пожарная команда, слесаря, машинисты, шофера, управление, включая мою главную подчиненную — секретаршу Раису Иванну, и даже охранявшая территорию команда ВОХР, все были — служащие Советской Армии. Это уж к концу моей службы все они в нашей и других тыловых частях постепенно заменились на кадровиков и солдатиков, что вызвало в поселке полную безработицу.

С армейской дедовщиной я столкнулся в самом начале, о чем где-то кому-то рассказывал — здесь повторю. В частях нашего гарнизона дослуживало немало кадров из последней в СА волны офицеров-фронтовиков, давно отставку выслуживших — и ждущих её, как манны. Вот и мой командир, майор Юденич точно такой. Кстати, из-за командирской фамилии офицеров нашей части в поселке кликали — ну, "колчаковцами", конечно. К Виталию Петровичу часам к десяти-одиннадцати утра вся эта публика и собирается. Я уж это хорошо знал и все документы, как начальник штаба, готовил так, чтобы подать на подпись до этого срока. Меня было пытались, как "молодые ноги" за бутылкой посылать — но я вызвал свою секретаршу по громкой связи, вручил ей прилюдно деньги — и послал в Военторг. Попытки не повторялись — бегал капитан, наш зампотех. Для меня на этом "дедовщина" и закончилась. Ну — не рядовой все-таки.

Большую часть времени службы мы жили с командиром душа в душу. У меня все-таки образование — не три года Ульяновского технического, что до этого казалось ему крайним пределом человеческих знаний. Помог я нашим начальникам отделов хранения со смазками в банках разобраться, навел, предмет моей гордости, порядок в отчетности по ГСМ впервые с 1934 года. Пару раз пришлось химические познания применить — ну об этом я вообще отдельно когда нибудь напишу. Называться будет "Сказка о C6H5-CH3". Да и парень я не особенно вредный. Не так уж и пьющий, что большая по тем местам редкость. Пришлось, правда, однажды меня за строптивость на офицерскую гаупвахту в Благовещенск посылать, а на следующий день извиняться ехать — ну, это с кем не бывает. А так он вполне по-отцовски ко мне относился.

Раз в квартал я, как начальник секретки, получал из Штаба Тыла округа пакет с надписью "Вскрыть лично командиру" и относил этот ему пакет с утра, пока он еще читать в силах, до начала вышеупомянутого "клуба интересных встреч". Он брал конверт, высылал меня в коридор, потом командовал по громкой связи "Лейтенант Э.! Ко мне!". Я заходил, становился по стойке смирно, а он, тоже встав, задавал вопрос: "Товарищ лейтенант! Выражаете ли вы желание добровольно остаться в кадрах Вооруженных Сил?" — "Никак нет, товарищ майор!" — "Правильно, Сережа, — говорил он, уже присаживаясь, — ничего тут хорошего нету!"

Но пока что армия уже есть — а политработы еще нету. Сейчас будет. Оказался я единственным в части членом ВЛКСМ. Срочник наш был некомсомолец, возиться с ним никому не хотелось, тем более, у нас замполита, по нашей кадрированной бедности, не было. Определять его на духовное довольствие в танковый или саперный полк — возни много. Так он несоюзным и прослужил. Он вообще, как сыр в масле катался, как нибудь расскажу. Но я-то — комсомолец, да еще и офицер. Как со мной быть? Оказалось, что уставы КПСС и комсомола предусматривают этот казус. В таких случАях, когда членов ВЛКСМ менее трех, а рядом есть старшие товарищи, создается партийно-комсомольская организация и юные ленинцы платят взносы, выполняют поручения и сидят на собраниях вместе со взрослыми. Только голоса решающего у них нет, а, как у кандидатов, совещательный. Иди знай! Я почему в курсе — что меня так и определили. Командир с зампотехом еще так покровительственно пошутили — дескать, "Мы тебя за первый год откормим в кандидаты, а там и в члены партии. И в кадрах останешься нам на замену".

Поручениями мне определилось — выпускать стенгазету к 1 Мая, 7 ноября и 23 Февраля. И еще — вести занятия по политической экономии с нашими коммунистами.

Тут интересно взглянуть и на руководителя и, особо, на слушателей. Заодно себя порекламирую, а то, как моя мама говорит: "Сам себя не похвалишь — целый день сидишь, как оплеванный".

Тут на меня люди на одном сетевом форуме обиделись, мол, "смотрит в книгу, а видит ... то, что хочет". Привет! Меня этому четыре года учили. Сначала "История КПСС" и так далее, через диамат до "Научного Коммунизма" включительно. Вот Вы можете себе представить "Научный Либерализм" или "Научное Социал-Христианство"? То-то же. Глядя на нынешнюю молодежь и ее умение вести политический спор наглядно вижу, что правда была на стороне, если не КПСС, то хотя бы её ЦК, неоднократно указывавшего, что цикл общественно-политических наук нужен в ВУЗе больше, чем математика с сопроматом. Вот где языки-то оттачивались. Убейте меня, не могу одну байку не привести, хоть она к моей военной службе никаким боком.

Училась моя школьная подружка на истфаке МГУ еще до его отъезда с Моховой. Сидят они целым курсом в Большой Коммунистической аудитории — слушают "Историю КПСС". Доцентша-зверь, старая дева-сталинистка на зал смотрит, не спят ли? Там, если помните, такой амфитеатр — лектору всех видать. Видит — на самом верхнем ряду несколько студенток в одну точку сдвинулись и хихикают, что как бы теме об индустриализации Страны Советов не совсем соответствует. А это они, баловницы, отсиненную "Кама Сутру" рассматривают и позы обсуждают. Она им : "Что, — мол, — вас так развеселило?" — в смысле, не стоит забывать про будущий экзамен и кто его будет принимать. Лика наша и отвечает: "А вот мы, Марь Ванна, в связи с Вашей лекцией заспорили — как правильнее сказать? Кадры решают всё или Техника решает всё?" — Ну, она так немного зажеманилась и говорит: "Сейчас (1963й год) об этом вслух говорить не принято, но на самом деле тов. Сталин сказал, что — Кадры, овладевшие техникой, решают всё". Девки в экстазе, а она никак не может понять, почему слова Вождя на них так резко подействовали.