Герой смутного времени

Я отвлекся от отчета нового министра образования и науки, отложил его в сторону, затем ответил:

— Да, Степан, пригласи.

Внеурочный приход министра иностранных дел внес некоторое беспокойство, Грамотин без особой нужды не стал бы беспокоить меня. Вошедший через минуту министр поклонился мне, я пригласил его за стол.

— Что случилось, Иван Тарасович? — без долгих слов я перешел к делу.

— Донесение от нашего посла из Парижа, Государь, — ответил Грамотин, — готовится сговор Франции, Англии и Голландии о вступлении в войну против нас. К ним готовы присоединиться Австрия и вся Габсбургская коалиция.

— Вот же им неймется, — от досады вырвалось у меня, — не в наука им пошла прошлая война. Когда же они собираются выступать и какими силами?

— Весной следующего года, Государь. О всем неприятельском войске пока неизвестно, только о французском и английском, в каждом будет не менее 50000 человек, да голландцы выставят 30000 ратников. Ими также готовится флот численностью больше прежнего, около 700 кораблей, среди них 50 линейных кораблей. От Империи можно ожидать еще 100-тысячное войско.

— Серьезные силы, — признаю я. — Вот что, Иван Тарасович, через неделю я назначу совещание, подготовь подробный доклад с раскладом сил неприятеля. Обсудим вместе планы на случай войны со всей Европой.

— Слушаюсь, Государь, исполню.

Не так просто перестроиться с благодушного настроения, первый мирно прошедший год после десятилетия войн и сражений, недавние торжества к моему 40-летию как-то расслабили меня, размягчили прежний боевой настрой. День прошел в раздумьях о предстоящей войне, другие заботы ушли на второй план. Я принимал людей, решал какие-то вопросы механически, они проходили мимо моего внимания, пока не встряхнул себя, заставил сосредоточиться. Вызвал председателя Госдумы, военного министра, начальников Генерального штаба и разведслужбы, сообщил им о переданной Грамотиным новости, дал указание подготовить свои предложения по мобилизации страны к будущим событиям. После, уже в своих покоях, постарался отвлечься от новых забот, общался с Сашенькой и детьми с прежним вниманием к ним, не давая повода для беспокойства.

На совещание я вызвал всю Государственную думу, руководство военного министерства и Генерального штаба, командующих армиями. Первым дал слово Грамотину, он выступил с подробным докладом о противостоящем нам лагере, практически в войну с нами вступает вся Европа, прямо или косвенно. Враждующие между собой группировки временно оставили в сторону свои распри, объединились против общего врага, коим представляется Русское царство. Страх перед нами перевесил взаимные обиды, межгосударственные и религиозные раздоры, общими силами, многократно превышающими наши возможности, Европа решила раздавить русского медведя в его берлоге. Ситуация для нас складывается чрезвычайно сложная, мы можем победить в одном сражении, в другом, но перебороть всех просто невозможно.

По численности населения, экономическому потенциалу, совместной военной мощи европейский союз имеет более чем десятикратное преимущество, он просто возьмет нас на измор, истощив все наши ресурсы, пусть и немалые. Найти мирный компромисс, пойти на какие-то уступки уже невозможно, враг не успокоится, пока не изведет нас под корень. Это понятно всем присутствующим на заседании, на лицах застыло тревожное внимание и напряжение в поисках приемлемого выхода. Нужен какой-то фактор, довод, способный остановить закусившего удила противника. После Грамотина выслушали Головина, Барятинского, Хворостинина, они доложили свои планы подготовки страны и армии, но главный вопрос так и остался без ответа, как предотвратить саму войну.

Какое-то возможное решение подсказал самый молодой командующий — Михаил Трубецкой, эмоционально выразившийся при обсуждении возможных мер против врага: — Чуму на их голову!

В Престольной палате, где проходило совещание, застыло молчание, эти слова прозвучали кощунством после прошлогодней эпидемии, унесшей сотни тысяч жизней. Меня же они на интуитивном уровне подтолкнули к забрезжившей мысли, но стоило мне напрячься, пытаясь ухватить ее, как она выскользнула, пропала. Через мгновение вновь промелькнула, а потом встала перед глазами в ясном виде — ОВ, отравляющие вещества, химическое оружие массового поражения из прошлой жизни. И первое, что приходит в голову — хлор и производный от него фосген. Наши химики уже научились их получать для лабораторных целей, но, думаю, можно в самом скором времени запустить их промышленное производство, а затем в максимально безопасных условиях синтезировать до боевой консистенции. Только надо продумать технологию производства, хранения и применения оружия, ставлю в своих первоочередных планах встречу с учеными.

Отвлекся от мыслей тихим гомоном сидящих на лавках мужей, они ждали, когда я продолжу совет. Не стал оглашать свои рассуждения, еще не время, подвел итог совещания, каждый получил свое задание. В ближайшие дни встретился с химиками, сам побывал в их лабораториях. Ученые в целом подтвердили возможность масштабного производства требуемых веществ, но тут же высказали сомнение в сроках, по их мнению, понадобится несколько лет из-за сложности технологического процесса, в мире нет даже промышленного оборудования для их получения, да и с нужными компонентами, сырьем большие трудности. Пока в лабораториях имеющихся готовых веществ, особенно фосгена, ничтожный мизер, счет идет в граммах, а нужны десятки тонн, если дело дойдет до массового их применения. Другого пути я не знаю, придется совершить невозможное, но мы должны получить свое оружие, способное остановить врага. Даю ученым задание, обещаю любую помощь, но задача должна быть решена в самое скорое время, каждый день промедления принесет новые жертвы в наступающей войне.

Страна готовилась к войне, мы не стали скрывать от народа планируемое недругами вторжение. Во всех городах и селениях провели собрания местного люда, агитаторы обличали гнусные планы Запада поработить Россию, низвести народ до положения безмолвного скота. Их слова встречали горячий отклик большинства населения, они ясно осознавали, что их растущее с каждым годом благосостояние и гордость за свою отчизну ставились под угрозу иноземными ворогами. Полные решимости отстоять свой дом и семью, а вместе и страну, люди записывались в ополчение, учились на сборах, проводимых каждое воскресенье, науке воевать. Но хватало и отщепенцев, тайных пособников неприятеля, сеявших слухи о неизменном поражении русской армии, обеливавших намерения иноземных "освободителей от гнета Москвы". Таких оказалось немало в западных губерниях, особенно в Галиции, Прикарпатье, прибалтийских землях — Курляндии, Лифляндии и Эстляндии.

Проводимые не раз зачистки от враждебных сил не давали радикального результата, проходило время и вновь прорастали сорняки измены и смуты. Принял трудное решение, могущее вызвать мятежи и бунты, о депортации всего коренного населения самых проблемных земель в Сибирь. Готовили ее как войсковую операцию, заранее ввели войска, взяли под полный контроль все города, села и хутора, перекрыли дороги и проселки. Ранней весной в указанный циркуляром день особо уполномоченные управления безопасности совместно с местным руководством приступили к нейтрализации и выселению жителей по заранее подготовленным спискам. Любое сопротивление подавлялось жестко, вплоть до расстрела вставших на пути с оружием. Попытки бежать пресекали предупредительным огнем, а затем на поражение, если беглец не останавливался. За неделю выселили более миллиона человек, еще несколько месяцев по дорогам центральной России и Сибири шли этапом ссыльные, немало их погибло, не выдержав лишений и болезней.

В других западных губерниях вспыхнули мятежи, инсургенты в здешних краях не стали дожидаться, когда черед придет к ним. Они организовались в вооруженные отряды, по тайным путям из сопредельного недружественного государства получили оружие и боеприпасы, а потом подняли всех недовольных нашей властью. Вначале одиночные выступления вскоре переросли в повсеместные и массовые акции неповиновения, как мирного характера, так и прямыми вооруженными нападениями на органы местной власти, гарнизоны городов и крупных поселений. Мы ожидали подобной реакции в этих неспокойных землях, заранее ввели войска и особые отряды полиции, но сразу не стали подавлять очаги мятежа, дали созреть ему и нарваться, как гнойнику.

В начале мая, в самый разгар антиправительственных выступлений, приступили к операции тотального уничтожения вооруженных формирований и подавления сопротивления местного населения. В ней задействовали около пятидесяти тысяч бойцов регулярных частей, среди них и казачьих полков, пять тысяч полиции. По накалу боевых действий схватки с повстанцами не уступали войсковым операциям, счет потерям обеих сторон шел на десятки тысяч человек. Сложность нашим подразделениям представила активная помощь местных жителей бандам мятежников, они предупреждали о приближении карательных отрядов, снабжали продовольствием, укрывали в своих хуторах и селах. Да и сами могли взяться за оружие, днем с виду мирные поселяне, а ночью бандиты, нападающие на правительственные учреждения, воинские части.

В проведении карательной операции мы применили уже отработанную противопартизанскую тактику небольшими маневренными отрядами, поротную, даже повзводную разбивку частей при зачистке хуторов и небольших поселений, активную разведку, ловушки и засады. В тоже время полиция и особые отряды органов безопасности просеивали всех жителей мятежных земель, при достаточном основании о нелояльности выселяли семьями в Сибирь и Дикую степь. Вновь потянулись по дорогам этапы ссыльных, к ним добавились каторжники из взятых в плен бандитов, мы отправили их на флот, на наши гребные суда. К исходу мая покончили с основными силами мятежников, редкие оставшиеся банды затихли, спрятались по лесам и чащам, но тайные диверсии и нападения затаившихся врагов продолжались еще не один год.

Тем временем над страной нависла реальная угроза войны, на западных рубежах от Молдавии до Курляндии в течении мая шло сосредоточение войск противника. По сведениям службы разведки против нас выставили свои армии более 10 европейских держав, общая численность достигла 150-тысяч человек и продолжала расти. Наибольшую опасность представили хорошо вооруженные и обученные полки из Франции, Англии и Голландии, в меньшей степени, но тоже немалой, Австрийской коалиции. Мы мобилизовали, обучили в возможной мере 120 тысяч бойцов, из них треть составило ополчение. Еще с ранней весны принялись за укрепление прежней линии обороны, построили еще два эшелона, всего их стало пять на глубину пятьдесят верст. На направлениях предполагаемых ударов сосредоточили в редутах и бастионах дальнобойную артиллерию, а также многочисленные полевые батареи, по насыщению орудиями на каждую версту фронта достигли небывалой плотности.

Мой вариант предотвращения войны шантажом химическим оружием не удался, ученые не смогли даже близко подойти к решению задачи промышленного производства хлора и фосгена, сумели синтезировать в кустарных условиях только несколько килограммов отравляющих веществ. Я решил использовать это ничтожный для нашей цели запас максимально эффективно, вместе с директором департамента чрезвычайных операций (считай, диверсий) службы разведки Судоплатовым (только не путать с Павлом Анатольевичем из гораздо поздних времен, но аналогия символичная) и его ближайшими сотрудниками проработали план сверхсекретной операции на территории главных противников. Я поставил им задачу уничтожения руководства этих стран и их семей имеющимися в наличии средствами, найти добровольцев на исполнение акций, по сути они становились смертниками.

Предложенные мною террористические акты беспрецедентные, по нынешним временам даже кощунственные, но я не собираюсь соблюдать какие-то правила, враг должен быть нейтрализован и уничтожен любым путем. Проработали список ключевых лиц, подлежащих ликвидации, от королей до серых кардиналов типа Ришелье, а также династических наследников. Конечной целью подобной операции стало внесение хаоса в высшем руководстве, когда внутренние разборы станут важнее войны с далекой Россией. Судоплатов проработал подробный ее план, после получения моего одобрения сформировал диверсионные группы из самых опытных и отчаянных бойцов. Они прошли занятий с химиками, отработали на полигонах, в конце апреля приступили к выполнению задания, перешли линию фронта и отправились окольными путями к местам назначения.

В середине июня 1627 года европейский союз начал войну против Российского государства, первой перешла в наступление 150-тысячная северная группировка из французского, английского, голландского и германского контингента, а через два дня и южная в составе армий Речи Посполитой, Австрийской коалиции численностью около 100-тысяч человек. Главный удар пришелся на участок фронта от Ковно до Гродно, также значительные силы противника наступали по Неману до Вильно на севере, Львову и Галичу на юге. Северная группировка начала штурм наших укреплений ранним утром мощным ударом дальнобойной артиллерии, наши канониры открыли по ней ответный огонь, пошла дуэль примерно равными силами. Канонада продолжалась весь день, в результате ни одна из сторон не получила заметного преимущества, потери оказались примерно равными.

Враг практически сравнял с землей всю нашу первую линию, почти полностью уничтожил гарнизоны и батареи редутов и бастионов, пока оставшиеся в живых воины не отступили во второй эшелон. Сам же он потерял почти треть своей артиллерии, в огневой мощи после первого дня сражения у нас сложился небольшой перевес. На следующий день артиллерийская перестрелка продолжилась, под прикрытием огня своих орудий пошла в атаку вражеская пехота. Подпустив их поближе, к первой линии нашей обороны, вначале открыли сметающий ряды противника огонь батареи, а после стрелковые части в редутах второго эшелона. Не выдержав "горячего приема", враг отступил, неся огромные потери от меткого огня нашего совершенного оружия. Артиллерия неприятеля возобновила стрельбу по нашему второму эшелону, стихшей во время штурма своей пехоты. После часовой его обработки орудиями враг снова бросил в атаку свои стрелковые части, но результат оказался прежним, ему пришлось отступить.

После недели боев нам пришлось отойти в третий эшелон, вторая линия после после многочисленных обстрелов разрушилась полностью, но встали на нем уже намертво, удержали еще в течении двух недель постоянных штурмов неприятеля. Все эти трудные недели, доставившим нам немалого нервного напряжения, я находился со ставкой под Гродно, принимал сообщения от командующих армиями, вносил коррективы в складывающуюся стратегическую ситуацию, направлял резервы на наиболее сложные участки фронта. В целом расклад сил сложился для нас неплохой, ни на одном участке враг так и не смог прорвать нашу линию обороны. Потери у нас оказались немалыми, почти четверть, но противник понес гораздо большие, по предварительным сведениям, из 250-тысяч бойцов, начавших войну, у него сейчас в строю в лучшем случае осталось 150-тысяч. Особенно тяжело пострадала от нашего огня южная группировка, лишилась почти половины своего войска.