Запечать

— И что теперь делать?

— Ну...

— Что делать, а?!

— Может, попробуешь закрыть глаза?

Истеричный хохот в ответ.

— Миша?

— Ты... уха-ха... анекдот...

— Мишенька!

— У-ху-ху-ха... чёрт... ты б ещё "думать про Англию"... ха-ха-ха! Нет... не могу...

— Миш...

Явление импринтинга известно человечеству примерно с середины двадцатого века. В 1973-м Карл фон Фриш, Конрад Лоренц и Николас Тинберген получили Нобелевскую премию с формулировкой "За открытия, связанные с созданием и установлением моделей индивидуального и группового поведения животных". То был один из камней, положенных в основание этологии как науки. Однако технология запечати отстояла от этого так же далеко, как производство промышленных лазеров — от зеркального телескопа Исаака Ньютона.

Почти ничего общего.

Следующий шаг был сделан спустя век. Нобелевская премия за 2076-й год, "За неинвазивные методы лечения хронических неврологических заболеваний", полученная коллективом медиков под руководством Чинатсу Сасаки и при финансовом участии компании Google. Однако достижение, разрекламированное журналистами как "окончательная победа над эпилепсией" (формулировка, от которой лауреатка теряла восточную невозмутимость и шипела по-змеиному про кусотарэ и хоулхэдс), тоже не дало зрелых плодов.

Революция в методах изучения и воздействия на ЦНС? Да. Важнейший этап, необходимый для дальнейших шагов инструмент? Да. Готовое решение?

Совершенно и однозначно нет.

Довольно сложно установить с точностью, что ещё сыграло ключевую роль в создании технологии запечати. Например, получение метастабильных сверхпроводящих гидридов класса 300+ К — ключевое или нет? Ведь без полноценной тёплой сверхпроводимости солитонная камера Сасаки вряд ли могла быть создана вообще. А технология динамических квантовых массивов? Без неё не вышло бы улучшить солкамеры первого поколения: только с ней удалось создать модель работающего человеческого мозга, корректируемую в реальном времени с нулевым запозданием. И насколько важным следует считать вклад игровой индустрии? Ведь если бы не тот финансовый вал, который направило в исследования ментальных паттернов желание получить полноценную виртуальную реальность, запечать могла появиться ещё на сто лет позже. Или даже вообще не появиться. Наука на рубеже 21 и 22 веков — ох какое дорогое дело, углублённо исследовать все открывающиеся направления никакого бюджета не хватит...

Как бы то ни было, датой полноценного рождения запечати (или, точнее, принудительной сенсибилизации неокортекса) следует считать 2093-й год. Спустя ещё лет двадцать методику удалось отвязать от солкамер третьего поколения, создав на два порядка более дешёвый активатор церебральных волн — и региональные неврологические центры стали приобретать эту технику.

Тут спохватились законодатели, правозащитники и ещё много кто, включая журналистов. Запечать чуть было не запретили, как опасный процесс, нарушающий права и свободы человека. Прямое насилие над личностью! Ментальное порабощение! Церебральная диктатура! На youtube внезапно набрало более сорока миллионов просмотров получасовое интервью с Чинатсу Сакаки. В нём почти не постаревшая внешне японка относительно простыми, хлёсткими словами объяснила, что думает насчёт ментального порабощения с помощью активатора ЦВ. А техасского сенатора от республиканцев Джеймса Кершоу, с чьей подачи новая технология и привлекла внимание масс, лауреатка охарактеризовала как истерика и невежду, использовав также термины "обскурант" и "технофоб". После этого фотография потрясающего кулаками сенатора Кершоу с выпученными глазами и открытым ртом, снабжённая подписью "Это истерик и технофоб. Он как бы говорит вам, что его мозги не прокомпостированы" облетела всю сеть — и, вполне возможно, сыграла свою роль в его провале на регулярных выборах 2116 года.

К добру или худу, но в итоге законодательные ограничения запечати в большинстве стран не ушли далеко от ограничений на продажу и употребление табачных изделий. Гражданин, достигший совершеннолетия и добровольно подписавший согласие на процедуру, мог изменять свой ментальный статус при помощи активатора ЦВ совершенно свободно. Разумеется, услуги по осуществлению запечати могли предоставлять только сертифицированные медицинские центры и за процедурой обязательно наблюдал квалифицированный персонал. Также имелись вполне понятные ограничения и противопоказания медицинского характера. Но в остальном — свобода.

Сорок лет спустя достигло совершеннолетия второе поколение людей, выросших в эпоху легальной общедоступной запечати...

— Давайте познакомимся. Я — Георгий Данилович, консультант. А вы?

"По классике идёт. Знаю эти штуки..."

— Михаил Робертович. Можно просто Миша.

— Екатерина Рашидовна, Катя.

Кабинет напоминал небольшую уютную гостиную, правда, немного пустоватую. При этом он создавал эффект уголка природы. Однотонный тёмно-коричневый бедек пола — как земля. Бесформенные тёмно-зелёные сиденья, фактически большие "замшевые" мешки с наполнителем, какие-то живые растения в кадках по углам (Миша в них не разбирался, знал только, что не фикусы и не лимоны, что-то другое, пахнущее приятно-пряно, со сладковатой коричной нотой). Вместо потолка — беру, изображающая медленно-медленно ползущие облака. Ну и статичные принт-обои с абстрактным узором, светлеющим снизу вверх: сплошь плавно изогнутые, помалу сужающиеся вертикальные полосы. Фоном играла едва слышная расслабляющая музыка: что-то струнное с колокольчиками и ритмичными шорохами для ритма.

— Итак, — начал Георгий Данилович дежурно-официальным тоном, — по федеральному закону, номер которого проставлен у вас в договорах, я обязан беседовать с вами не менее получаса. В ходе беседы я должен убедиться, что вы понимаете ограничения, накладываемые на вас при так называемой запечати, и принимаете решение воспользоваться услугами этого центра полностью сознательно и добровольно.

"Да-да, конечно, добровольно. А то, что в наших с Катей сиденьях наполнителя на треть меньше, чем в твоём, и поэтому ты сидишь чуток повыше — это случайность. Верю!"

— Знаете, Георгий... эм...

— Георгий Данилович, — терпеливо напомнил консультант, хотя наверняка раскусил игру "забывчивой" клиентки. Карие глаза, глядящие сквозь очки, не сузились ни на миг, потерявшийся в окладистой чёрной с серебром бороде рот по-прежнему мягко улыбался.

— Данилович, да-да. Так вот: нас не нужно убеждать, что мы непременно должны почаще пользоваться запечатью. Мы... да?

Консультант величаво опустил поднятую в стоп-жесте руку. Причём именно величаво, а не ещё как. Миша мог честно себе признаться, что повторить такое не сумеет.

"Правда, у меня и годы не те, и морда бритая, и сижу хоть немного, а ниже..."

— Боюсь, вы не полностью понимаете ситуацию, Екатерина Рашидовна, Михаил Робертович. Я веду эту беседу вовсе не с целью прорекламировать запечать и это славное медицинское учреждение.

— А зачем же?

— Чтобы вы ещё раз взвесили принятое решение. И даже, возможно, отказались от него. Мне не платят за привлечённых клиентов. За разведение на дополнительные услуги не платят тоже. Собственно, я получаю зарплату от федералов. Финансовые интересы этого центра, где мы сейчас пребываем, меня не колышут от слова во-об-ще.

— То есть вы будете нас отговаривать? — Миша применил фокус, который долго тренировал перед зеркалом: скептически приподнял левую бровь и слегка сдвинулся корпусом назад. Так, что его положение перешло от "сидит в свободной позе" к "полулежит".

Георгий Данилович покачал головой. По-прежнему чуть улыбаясь.

"Ни дать ни взять старший родственник. Опытный, авторитетный. Знаю я эти штуки..."

— А это реально? — риторически спросил он. — Сомневаюсь. Вы пришли сюда заключить договор. Следовательно, до этого прошло как минимум обсуждение бюджета семьи, изучение доступных данных о технологии, потрачено время на сбор документов и визит сюда. Медцентр, надо сказать, дополнительно хитрит: клиент сначала должен сдать платные анализы и дождаться результатов, собрать полный пакет разрешений — и только потом, уже непосредственно перед процедурой запечати, явиться ко мне. Для якобы окончательного решения. Конечно, абсолютному большинству будет жаль уже потраченных усилий и от процедуры отказываться оно не будет.

"Как играет, а? Как играет! Верю!"

— Но, — консультант слегка подался вперёд, отчего слегка навис над парой, — мой долг — ещё раз напомнить вам, что передумать можно на любом этапе. Абсолютно любом. Ну, кроме прямого начала процедуры принудительной сенсибилизации неокортекса. Тогда уже станет поздно. Да, поздно, — повторил он с нажимом. — Но пока не началось, даже прямо в кресле под активатором можно сказать "нет!". Вас сразу же отпустят. Причём условия в вашем случае таковы, что отказаться может даже кто-то один, но процедуру остановят для обоих. Это ведь очень серьёзный шаг...

— Мы понимаем, — сказал Миша. — И мы действительно хорошо всё обдумали. Более того: у нас перед глазами всю жизнь живые примеры. Так уж вышло, что родители у Коты, — он быстрым взглядом мазнул по Кате, но от подмигивания удержался: не то время и не то место! — прошли через процедуру, которая нам только предстоит. А вот мои — нет. Я сейчас не буду вспоминать о статистике разводов, об уровне рождаемости и тому подобном. Вы это всё прекрасно знаете сами, Георгий Данилович. Но у моей жены есть брат и две младших сестры, есть папа и мама, что даже ссорятся так, словно ласкают друг друга. А у меня — третий уже отчим да биологический отец в могиле. Это уже не сухая статистика, верите?

— Верю. Я был бы лицемером...

— Обскурантом и технофобом, — буркнула Катя.

— ...и им тоже, да, если бы отговаривал вас от запечати всерьёз. Потому что я сам дважды проходил процедуру... кстати, а вы? Это будет первый раз?

— Для моей жены да, — сказал Миша. — Для меня второй.

— О. И... если это не секрет, конечно... в каком ключе?

— Пакет Лидерства. А разве вы не догадались сами?

Консультант развёл руками.

— Я мог предполагать. Вы же знаете, что запечать не оставляет видимых знаков, люди до и после ничем не отличаются, и даже поведение не всегда меняется... существенно. Более того: почти всегда внедрённые модули работают триггерно. В каких-то обстоятельствах — щёлк! — и срабатывают, в других мирно спят где-то там, распределённые в неокортексе. Вы, Михаил, сейчас пришли сюда как клиент, в некотором роде проситель или подчинённый. Поэтому запечатанное в вас Лидерство разве что может опознавать паттерны, характеризующие обстановку, помогать в поиске и интерпретации сигналов, которыми мы обмениваемся в процессе общения. Но вы, как вполне разумный человек, прекрасно осознаёте: пытаться командовать мной или Екатериной Рашидовной — бессмысленно. Не то время, не то место, не те обстоятельства. И Лидерство спит.

"Скажи уже что-нибудь новое, чего я не знаю!"

— Знаете, я изучал запечать куда дольше и основательнее, чем вы. Без обид, но для вас это — один из эпизодов. Поворотный этап, нечто важное, да, но и краткое. Сама процедура останется в прошлом, задержатся и станут частью жизни только её последствия. Для меня же интерес к теме — дело профессиональное. Кроме того, возраст тоже берёт своё...

— А вам сколько? — вклинилась Катя. — Если это не секрет.

— Биологических — под полвека. Стараюсь за собой следить, сами понимаете. Календарных — восемьдесят девять.

— О.

— Да, достаточно солидно, — на миг Георгий Данилович улыбнулся шире, углубляя лучики морщин в углах глаз. Даже сумма прожитых его клиентами лет была меньше, чем половина от его собственного календарного, и все трое с лёгкостью провели этот несложный расчёт в уме. — Когда запечать стала сравнительно общедоступна, я не мог пройти мимо. Я тоже смотрел то самое интервью Сасаки-сан, читал популярные и специализированные статьи, долго взвешивал решение на внутренних весах. Полтора года, если быть точным.

— Ого.

— Да, я уже тогда был не молод и старался принимать только полностью осознанные решения. С расширенными пакетами тогда дела обстояли не очень — молодая технология, едва вышедшая из лабораторий. Но установить сравнительно простой пакет на пробу? И я взял Фокус, который спустя пять лет доработали до Концентрации, а сейчас — уже и до Упорства.

— И как впечатления?

— Исключительно положительные. Я даже тогда, был немолод. При этом у меня проявились возрастные сдвиги в психике. Так вот: взятый Фокус с избытком возместил часть изменений. Знаете, как ребёнок может сконцентрироваться на том, что его привлекло? Это полная, искренняя, глубокая привязка внимания. Погремушка, фигурка Дарта Мола или экран смартфона поглощают его целиком. Дети отлично умеют направлять всю силу ума на один объект — куда лучше, чем большинство взрослых. Кстати, психологическая зависимость от гаджетов тем и объясняется, что гаджет — это один объект, но сенсорные потоки от него постоянно меняются и не позволяют надоесть, возвращают фокус внимания к экрану. Впрочем, я отвлёкся. Так вот: после того, как я взял Фокус, мне сызнова стала доступна возможность полной, искренней, глубокой привязки внимания. Только, в отличие от детей, я куда легче мог удерживать внимание на нужном объекте либо процессе. Управлять сменой фокальных объектов тоже, конечно. Замечу ещё, что эта способность, успешно сохранённая в зрелости со времён детства, признаётся специалистами очень важной частью одарённости. Не единственной, но необходимой. Гений — это всегда способность к сверхконцентрации, без неё мотивация и навыки не дают стабильных результатов...

— А второй пакет?

— С ним я спешить не стал. И правильно сделал. Вы знаете одно из базовых ограничений запечати: изменить пакет нельзя. Вернее, настолько сложно и сопряжено с такими побочками, что лучше и не начинать. Как бы я ни хотел поменять свой Фокус на Упорство — этого никогда не случится. Другое дело, что в процессе использования мозг адаптирует полученный пакет, меняет его и меняется сам... хм. Да. Так вот, я подождал, пока нужный мне пакет доработают как следует — почти двадцать лет ждал! — и поставил Понимание.

— И как оно? Сильные изменения получились?

— Колоссальные. Фактически синергия второго пакета с первым и со всей моей остальной жизнью оказалась такова, что установить мне третий пакет, даже самый простенький, уже нельзя. Медицинские показания не дадут: не хватит свободного места.

— Вы так это говорите, Георгий Данилович, словно... жалеете?

Консультант вздохнул.

— Не то слово, Михаил Робертович. Не то слово. Я не могу об этом жалеть: всё-таки пакет Понимания разом продвинул меня на профессиональном поприще, как... даже не уверен, что ещё тысяча лет практики продвинула бы так же. Пакет сделал больше, чем мог бы сделать новый опыт — он довольно серьёзно скорректировал старое, не всегда адекватное понимание, стёр последствия былых ошибок. Да, тут не о чем жалеть, тут надо бы радоваться. Только вот не получается.