Бэкап Междумирье

Вот по этому здешнему Союзу не требовалось создавать огромный и обременительный Варшавский блок, его позиции в Европе и так были очень сильны. В третью мировую в этом мире также не очень верили, без оружия огромной разрушающей силы быстрая победа одной стороны была бы совершенно невозможна, что довольно точно и показали дальнейшие события. Только вот почему они случились? Почему произошел взрыв в Манхеттене? Что и кто стоит за всем этим? Меня гложили смутные сомнения. Только под утро я забылся тяжелым сном и проспал до самого обеда. Никто меня не трогал, не тормошил. Местные лекари справедливо считали, что отдых и сон лучшие лекарства для больного.

Горячие наваристые щи и пшенная каша с кусками конской колбасы придали сил и бодрости, и поэтому я решился прогуляться на улице. Выпросил в гардеробной дежурные ватные штаны и бушлат, затем выбрался в солнечный морозный день. Ох, эта настоящая русская зима! С белоснежными сугробами, тронутыми инеем ветками деревьев, такая праздничная, несуетливая. Я никогда не променяю нашу снежную зимушку на сырость и пасмурность европейской слякоти, называемой по какого-тому недоразумению зимой. Как же хорошо дышится, как приятно шагать ногами в валенках по свежему, скрипящему снежку, и чувствовать, как приливает румянец к щекам, как раскочегаривается тело, разгоняя по мышцам кровь и наливаясь полновесным жаром. Мне искренне жалко людей, которым не нравится зима! Которые стонут от мороза и мечтают о гнилых тропиках. А как же лыжи, коньки, хоккей, да банальные снежки в детстве! Русский человек тем и силен, что готов к быстрому переходу от нестерпимой жары к жуткому морозу. Это заметно на примере нашего банного искусства.

Правда, местный госпитальный сквер был нечета огромному парку в Кисловодске. Так, несколько тропинок и чахлых аллей. Внезапно мое продвижение вперед сковало странное чувство. Как будто в голове сработал некий экран, зажегшийся ярко-красным — "Аларм!" Я повернул голову в сторону близкого старомодного забора с вазонами поверх бетонных столбиков и чугунной изгородью. Мимо парка шла какая-то женщина в сером пальто и пуховом платке, такие в моем слое назывались Оренбургскими. Ошибиться было невозможно. Это её походка! Это ее, чуть согнутая вперед спина! Но как она тут оказалась? Я то планировал, как мне выбраться в город, просчитывая массу вариантов, а она тут.

— Маша, Маш, Маша! Мария!

Голос поначалу громкий в конце сорвался на жуткий фальцет. Я бежал к забору, ничего не видя перед собой, чуть не споткнулся об не расчищенный сугроб. Женщина сначала недоуменно оглянулась, затем вгляделась в меня и также стремглав кинулась к забору. Мы смотрели друг на друга сквозь толстую решетку, тянули руки, что-то говорили, не слушая и не слыша. Только горячечное дыхание, жар в голове и возникающее откуда-то изнутри ощущение счастья. Такого не бывает, попасть в чужой и страшный мир, выжить в войне и встретить друг друга. Разве это возможно?!

— Там дальше калитка, — неожиданно помог нам подошедший дворник. Старик добродушно улыбался в бороду и показывал рукой, куда идти.

— Ой, как ты похудел! Что за нелепая бородка! Ты был ранен, где? Я искала тебя, я так долго искала тебя.

Конечно же, не обошлось без слез, чуть не перешедших в рыдание. Она еще пыталась вывалить на меня свою историю пребывания в этом мире. Получалось сумбурно, вызывая, в свою очередь, кучу вопросов. Наш разговор пока, вообще, вышел несвязным. Слишком много надо было рассказать, понять и простить.

— Да все нормально, я уже в выздоравливающих. Так, нелепый осколок.

— Я нашла тебя в картотеке Бюро, но оказалось, что это не ты.

— Мой местный двойник, — вздохнул я, — представляешь, несколько дней назад я с ним столкнулся.

— И что? — Маша аж зажала рот рукой в варежке. Она была так красива в этом пуховом платке. Русские женщины, вообще, как-то необычно раскрываются, надевая платки. Что-то такое в них сразу проявляется. Мудрость веков? Память предков? Жаль, что нынешние женщины не носят эти простые, но такие милые головные уборы.

— Да что ты, мы разные. Ты то, как сама?

— Я, ой, я на работу опаздываю. Здесь с этим строго.

Маша смотрит на меня жалобно, будто бы умоляя забрать к себе навечно. Беру её руки в свои.

— Ты тогда иди, милая. Мы вечером еще увидимся. Я буду ждать тебя у ворот. Ты, когда заканчиваешь?

— В семь вечера, сейчас мы много работаем. Я тут рядом, в столовой поваром, сейчас вот на склад ходила, доверенности и ведомости унесла, директор наш заболел. Тоже после войны, инвалид.

— Ты тогда иди, вечером увидимся.

Как не хотелось отпускать любимую женщину, но разумом я понимал, что сейчас, и в самом деле, очень жесткое время. У нас впереди и так куча неприятностей, зачем добавлять их еще.

Уже у центральных дверей я столкнулся с Вощаниным.

— Добрый день, Василий Петрович. Говорят, что ваша жена приходила?

— И вам всего хорошего, Андрей Вячеславович.

Вот ведь какой настырный, уже все знает, все ведает, но смотрит пока добро. Да какое тебе дело до нас?

— Так вы не стесняйтесь, приводите её сюда. У нас есть комната для подобных свиданий. Мы же взрослые люди, все понимаем. Разрешение я вам добуду.

Я глубоко вздохнул:

— Не жена она мне.

Вощанин аж вздрогнул. Обычно непроницаемое его лицо чуть перекосилось.

— Как так? Ну знаете... С таким поведением одобрения на партбюро вы не получите. Разве можно так поступать?

— Да при чем здесь ваше партбюро? Никаким уставом отношения между мужчиной и женщиной не регламентируются! Разве можно такую штуку, как жизнь перевести в формуляры и параграфы?!

— Ну вы это, не горячитесь! — Андрей Вячеславович смотрел на меня уже по-другому, как-то более человечески. — Как же все-таки семья?

— Да нет её давно, одна видимость осталась, а мы с Машей любим друг друга. Хотели все оформить, как полагается, да вот война помешала. От ребенка не отказываюсь, бывшая также себя быстро найдет, если уже не нашла. Я её не держу.

Ой, что я несу! Вторгаюсь в чужие судьбы. Или это мне передалось после встречи с двойником? Может, так и есть на самом деле. Не выглядел тот Кожин сильно счастливым человеком, печать на его лице была сумрачная.

— Ну, как знаете! Хотя не по-коммунистически как-то, не по-нашенски.

Теперь уже ухмыляюсь я, Вощанин заметно напрягается.

— Андрей Вячеславович, разве марксизм запрещает любить? Вы же отлично понимаете, что людям свойственно ошибаться, особенно в юности. Так зачем тогда мучиться до самой старости? Лишать и женщину любви. Она то здесь при чем?

— Серьезно у вас?

— Серьезней не бывает, — вздыхаю в ответ. Вощанин смотрит пристально, затем кивает:

— Будет вам разрешение, сейчас распоряжусь. Но с партбилетом, извините, не получится. Партия не так либеральна, как я.

Ого, а человеком проявился этот с виду черствый мужчина! Мне даже показалось, что в его глазах нечто такое промелькнуло. Может, тоже, что-то схожее в прошлой жизни случилось? Сложная, вообще, эта штука — жизнь. Что только в ней не бывает! Вот и моя судьба этому отличный пример. Попал в совершенно иной мир, бросив к чертям мирную работу трубопроводчика, определился в бригаду неких разъездных то ли бандитов, то ли мародеров. Перешел дорогу двум очень сильным и важным в округе людям. В итоге попал опять в другой временной слой, где в результате собственных же усилий оказался на самом острие удара, в технической разведке. А потом как понеслось...

Я осторожно вылез из-под Машиной руки и уселся на краю. "Комната для свиданий" оказалась маленькой, но уютной. Диванчик, тумбочка, настольная лампа в углу. Марии вставать рано утром, готовить завтрак для работников фабрики, многие сейчас на работе за талоны едят. Выгодней, да и некогда нынче дома разготавливать. Страна живет по нормам военного времени, рабочий день удлинен, выходные и отпуска отменены. Вот ночь урвали для себя и то хорошо. Бросаю искоса взгляд, спит, как младенец. Много ли женщине надо? Немного ласки, любви, тепла. Пусть спит, я то за эти дни выспался надолго, вот мне не спится — в голове настоящий ураган из мыслей, даже не знаю с чего и начать. Маша же полностью надеется на меня, что я смогу выпутать нас из страшной паутины безвременья. Не наш это мир, надо убираться отсюда. Мы так и не попали в общую с ним Фазу, находимся на бугорке, а не в ложбинке, и с печалью наблюдаем, как жизнь проносится мимо нас.

Мария после провала очнулась ранним утром посреди поля, благо рядом оказался хутор, помогли добраться до станции неподалеку от Ростова. Августовская неразбериха после страшного удара Альянса неожиданно помогла ей. Девушка моя не будь дурой прикинулась беженкой, потерявшей документы, обычное для этого периода явление. Ей выдали временные, оправили дальше в тыл. Здесь уже здорово пригодилась профессия Маши, повара ведь всегда нужны. Пристроилась в Тамбове, получила новые документы, на фамилию бывшего мужа. Мало ли в стране Кузнецовых? Вот и на неё подходящий формуляр нашелся. Разве только год рождения не совпадает, ну и стала моложе. Затем Маша начала искать меня, нашла двойника и догадалась всеми правдами и неправдами переехать сюда. В Костроме уже два месяца, снимает комнату у одной бабули, та приютила её с подружкой по доброте душевной. Денег не берет, говорит, что вся страна сейчас в горе, как можно на этом наживаться. Правильные люди еще в этом времени живут, не рвут друг друга на куски.

Мне же от её новостей ни холодно ни жарко. Я-то отлично знаю, что те, кому положено, усиленно ищут меня и скоро найдут. В нашей стране просто так не спрячешься. Все мы посчитаны и пронумерованы, кому здесь нужные неизвестно откуда появившиеся личности. Сведут дебит с кредитом и тут же возьмут след. Вот и Вощанин, небось, ждет на меня документы, которых нет, и чем дольше будет ждать, тем подозрительней будет становиться. Эх, грех моя тяжкие! Что же делать, как же вырваться из проклятого круга? Есть проход в Кисловодске, но там очень опасно. И я уже на все сто уверен, что идет он в такой же ломаный мир, куда уже вторглась Тьма. Не будут из нормального Бэкапа вырываться её порождения.

Хотя, с другой стороны, сильно подозреваю, что моя долгожданная встреча с Машей произошла только потому, что я тогда спас сотни жизней в Кисловодском госпитале. Как потом чётко вела меня судьба! Или это помощь Смотрящего? Что могут творить в наших мирах эти странные создания той первой, по их словам настоящей Вселенной? Насколько хватает их могущества? Что они нам несут — вечную смерть или вечность в сознании? Уф, ну и вопросищи возникают под утро. Разбужу-ка я лучше Машулю, у нас еще есть время для кое-чего более приятного, чем рассуждать о судьбах Мироздания. Нам и так немного отпущено, короткого человеческого счастья. Оно ведь всегда мимолетно, только страдания вечны.