Бэкап Междумирье

Вот тут-то меня и накрыло основательно. Не знаю, сколько времени я провел в полузабытье, очнулся от чуть брезжащего света. Вернее, не так...Это не было светом в понимании нашего мира, нашей Вселенной. Поток чего-то помогал мне рассмотреть неясные клубы постоянно изменяющейся материи. Знаете, бывает такое в американских фантастических фильмах. Как будто ты сидишь в некоем футуристического вида кресле, а вокруг тебя бесконечность. Там она обычно бывает черной или белой, а здесь серая. Вернее, она серая от того, что в этом мире нет цветов в нашем понимании. Они видят мир совершенно по-другому. Они?! Твою дивизию! Я ведь, и в самом деле, сижу в футуристического дизайна кресле, а вокруг расстилается серая безбрежная мгла. Неужели Тьма забрала и меня? Тогда где же сама Тьма? Почему я еще могу мыслить?

Контакт! Из мглы выходит нечто, такое же неясное и сумрачное, как все вокруг. Я не вижу, но догадываюсь, что Оно смотрит на меня очень пристально, как будто изучает.

— Кто ты?

Голос хрипл до невозможности. Еще бы! От такой ситуации только обосраться. Ответ возникает прямо в моей голове, наверное, у существ Тьмы нет возможности говорить, как мы.

— Ты знаешь...Любопытно видеть тебя твоими же глазами. Очень необычные ощущения.

Странно, страха нет, совсем нет. Оно же вроде как должно вызывать у меня животный страх? Хотя Лурье рассказывал, что АОТы его специально генерируют, это метод их самозащиты в чуждом мире. Так, так...

— Ты Смотрящий?

Во мгле проявляется некая проекция головы. Она чужеродна, но не ужасающа и задумчиво качается из стороны в сторону.

— Можно и так сказать. В той сломанной проекции мне подобным дали именно это название. Вы, люди, любите все обзывать по-своему. В каждой из проекций.

— Проекции? Это Бэкапы?

Смотрящий на минуту задумался, затем кивнул.

— По смыслу подходяще название. Копия основной матрицы. Их очень много, ваша Вселенная несовершенна, поэтому постоянно себя клонирует. Это одна из форм отторжения от родного мира.

— Родного мира?

Голова закружилась, и я пошатнулся в кресле, с обоих сторон тут же выросли поручни, в которые я что есть мочи вцепился.

— На сегодня с тебя хватит, мы еще увидимся.

— Эй, служивый! Что с тобой?

— Да чего ты его дергаешь? Не видишь, человеку плохо, тащи к фельшару.

— Эй, робята, подхватили!

— Что же вы, батенька, так себя не бережете?

Сквозь муть проглядывается добродушное лицо старорежимного такого земского доктора. Он озабоченно трясет острым подбородком, отпускает мою руку.

— Что со мной...? — пытаюсь прохрипеть. Кто-то заботливо подносит ко рту кружку.

— Давление шалит-с, да и пульс, знаете ли...

Резкость восстановилась, и я оглядываюсь, помещение фельдшерского пункта неказисто, заставлено переносными койками, стойками для капельниц, в углу теплеет печка, под потолком облупленная и засиженная мухами лампа. Скорей всего использовали помещение для техперсонала. Станция здесь, вообще, допотопная, как и многое в стране. Разруха от не так давнопрошедшей великой войны до сих пор сказывается. Так и в моем слое страна только семидесятым годам оклемалась.

— Не было никогда у меня давления.

— Батенька, все бывает в первый раз, — вздыхает дежурный фельдшер и углубляется в чтение моего формуляра. — Вы у нас, получается, проездом. Такс...ранение...ага, голова. Контузия? Тогда понятно. Сейчас отлежитесь, оклемаетесь маленько, ваш поезд через три часа. Я распоряжусь, чтобы вас сразу посадили, а пока вот рассосите эту таблеточку. Братцы, напоите человека чаем.

Один из мрачных санитаров согласно кивает и тащит ко мне чайник. Чай столовский, "помоечный", зато с сахаром. Достаю часы и смотрю на время. Ничего себе! Два часа как не бывало. В окно заглядывает солнце, хмарь, видать, рассеялась. От распахнувшейся двери резко пахнуло морозцем. На север едем, там будет еще холодней. Все-таки на дворе уже декабрь. Пока не спеша пью горячий чай и пытаюсь понять, что на меня нашло? Это было настоящее видение или завихрение моего собственного мозга? Хотя Такое нарочно не придумаешь, да и не верю я в подобные совпадения. Убийство человека и контакт со Смотрящим. Я своими же руками раздираю оболочку этого мира. Или как там? Проекция. Кхм, в принципе подразумевает тоже самое, что и Бэкап. Обычное и бессмысленное жонглирование словами и символами. От перемены мест слагаемых сумма не изменяется.

Хм, а зачем интересно я Смотрящему понадобился? Он меня так внимательно разглядывал. Хотя он же сам упомянул, что в первый раз видит меня по-нашему. Что еще он сказал? Или, вернее, не сказал. Что-то про миры. Мне показалось, что ему сложно объясниться со мной в понятным мне же терминах. Точно! Я тогда остро почувствовал волну недовольства, проявленную Смотрящим, когда тот осознал, что ему не хватает знаний о моей Вселенной. Кто же он такой? У меня защемило под ложечкой от неприятного предчувствия еще одной встречи с потусторонним. Да, Смотрящий пришел к нам с той самой стороны, откуда еще никто не возвращался. С ума тут сойдешь!

— Кружку отдай!

Я очнулся и заметил странный взгляд, который бросил в мою сторону пожилой дядька-санитар. Что-то многовато стариков в тылу. Где же вся наша молодежь?

Второй раз меня накрыло уже в поезде. Он уже не был так отлично оборудован, как госпитальный. Обычный плацкарт, ужасно неудобный для раненых и выздоравливающих людей. Но что поделать, война же мировая, с такими же огромными масштабами. По-видимому, перед грядущим наступлением командование старалось максимально освободить полевые госпитали и медсанбаты, отправляя всех в глубокий тыл. Хотя где он нынче глубокий тыл? При свете дня мы не раз наблюдали следы работы американской авиации. Разбитые поезда под откосом, взорванные мосты, сгоревшие напрочь станции. Пока были целы аэродромы в Польше, враг старался нанести нам максимальный ущерб. В саму Москву United States Air Force прорваться не смогли, поэтому вымещали зло по округам. Прикрыть все объекты наши ПВО были еще не в состоянии. Они и так смогли сделать немыслимо — заставить бравых американских летчиков летать под нашим небом. Я вспомнил, что и в моем слое они также обломались во Вьетнаме.

— Что ж такое делается, — матерый мужичище, стоявший у окна, истово перекрестился. Ему, похоже, было наплевать на косые взгляды некоторых его товарищей по несчастью. По всему видно — это была цельная и глубокая натура. Такие в былые времена при крещении уходили в языческие леса, при Никоне в дальние староверческие скиты, от помещиков в Донские степи или таежные дебри Сибири. Такие крепкие мужички, в общем-то, и построили Русь-матушку, раздвинув её до пределов.

— Гражданский разбомбили, — вздохнул кто-то слезливо, — наверное, и деток поубивали.

— Типун тебе на язык!

Матерый хмуро оглянулся:

— Кассетными прошлись, суки, по беженцам. Там из-под снега чемоданы торчат и детские коляски.

По полкам прошли вздохи, сдержанная матерная ругань, а меня внезапно накрыло. Место Силы, место Смерти. Именно здесь зло увеличилось на порядок, нанеся очередную кровоточащую рану в плоть данного Бэкапа. Каждый раз, совершая зло и насилие, мы рвем тончайшую ткань нашего Мироздания. Это надо знать и запомнить всем людям. Хотите умирать вечно — станьте исчадиями ада!

В этот раз серой мглы не было. Все действо происходило по лучшим голливудским лекалам — белоснежная бесконечность и синева над головой. Я восседал на ужасно удобном футуристическом кресле, будто возлегши на пуховой перине. Сфокусировав зрение на стоящем напротив меня таком же кресле, я с огромным удивлением обнаружил там так хорошо знакомого мне толстого человека.

— Петр?

— И ты, о Брут! — Лурье хохотнул и поднял в правой руке бокал с чем-то янтарным. — Закажи и себе чего-нибудь, тут это просто. Не на сухую же нам беседовать.

— Э, — только я задумался о хорошем стакане виски, как из подлокотника выехала кружка с совершенно бесподобном на вкус напитком. Туда даже не забыли положить два кубика льда. Однако! — Петя, это рай?

— Даже не знаю, что тебе сказать. Но обычно все здесь, — Лурье покрутил головой, — выглядит несколько иначе.

— Серое и неосмысливаемое?

— Типа того. Это, как бы, комната для переговоров. Тот же мир совсем другой, я даже не смогу тебе его объяснить.

— Ты умер, что ли?

— Ну да, типа того. Выволоцкий, сволочь, в очередной раз нажрался и прозевал морок. Убил сторожа, меня и Светку.

— Это ту длинноногую красотку?

— Ага!

— Сволочь!

— Точно! Она, кстати, со мной. Я же тут могут принимать разные формы, это для тебя прикинулся старым и немощным пьяницей.

— Понятно. И ты до сих пор утверждаешь, что это не рай?

— Не рай, Петрович, — Лурье вздохнул и поднял на просвет опустевший бокал.

— Тебя послали для объяснений. Смотрящий так и не смог перейти на нормальный человеческий язык.

— Слишком для него примитивный. Обычное дело, когда высшие суются в дела низших и получается испорченный телефон.

— Он кто, вообще?

— Эх, — Петр придвинулся ко мне поближе, кресла, оказывается, могли парить над поверхностью, — пожалуй, брат, мы начнем издалека. Иначе ни фига не поймешь.

— Давай, — я же, наоборот, спокойно откинулся на спинку. Как будто всю жизнь ожидал, что в подобии рая мне начнут на пальцах показывать самые страшные тайны Вселенной.

— Самой нашей большой ошибкой было считать, что наш мир первоначален и является нулевой точкой для всех видом измерений. На самом деле мы вторичны.

— Так это...

— Да, Мир Тьмы был до нас. Он был всегда по меркам нашего понимания. Тут проблема в том, — Лурье смешно почесал нос, — что там нет времени в нашем понимании.

— Офигеть!

— Поэтому они вечны, опять же в нашем понимании. Хотя все как бы несколько иначе. Мне сложно объяснить, еще сам не разобрался. С теми парнями, вообще, затруднительно разговаривать, они нас почти не понимают. Вот как я буду рассуждать о времени-пространстве с чуваком, который существует уже не один миллиард лет по нашим меркам? Представляешь?

— Мы то тогда им за каким хреном?

— Мы...мы изгои. Тот, кого я называю Сущность, кто-то богом или Создателем, он сбежал из того мира и сотворил наш.

— Б...я

Видимо, я выглядел сейчас совсем нелепо, Лурье коротко рассмеялся и заказал себе еще один напиток. На сухую он о серьезных материях говорить обычно отказывался. "Это плевок в вечность", "Издевательство над материей".

— Да ничего неожиданного, Вася. Я же говорил, что сказываются сложности взаимопонимания, получается некий испорченный телефон, в итоге мы видим, не то, что есть на самом деле.

— Так он...?

— Да, он пытался сказать, что откололся от Вседержателя и создал свой, собственный мир. Людишки его рассказ несколько извратили.

— Так это что? -пришел черед смеяться мне. — Получается, что мы живем в мире Дьявола, того самого Денницы?

— Не утрируй, пожалуйста, — Петр поморщился, — все не так однозначно и просто. Это уже человеки придумали себе мораль, как основу постоянства общества и присовокупили сюда религию. Сущность, как и его помощники в порождении абсолютно другого мира, они и сами не очень-то понимают, что здесь натворили. Помнишь Библию — Господь сотворил человека по подобию своему, чтобы тот помог ему же изучить созданную им Вселенную. Для этого они выбрали планету с окраины взятой наобум Галактики. В центре её такой эксперимент невозможен, слишком много там энергии. Мы же тут как в некоемом защищенном от постороннего воздействия инкубаторе, вылупливаемся, живем, мыслим, пытаемся познать себя. Хотя большинство, как и животные, проматывают жизнь бесцельно. Не зря Он поначалу не раз сносил человечество подчистую. Затем плюнул и занялся другими делами.

— Иисус?

— Точно не знаю. Могу только выдвинуть теорию, что это АОТ, автономия которого зашла слишком далеко, привнеся в общество Сущего еще больше сумятицы и непонимания. В итоге нас оставили наедине с собой.

— Слушай, у меня мозги сейчас вывернутся.

— А представляешь, что происходило в голове совершенно неподготовленного пастуха, когда к нему являлось одно из порождений той Вселенной? И что он мог понять из вороха вываленной на него информации? Да потом, и наши доморощенные мудрецы такой околесицы наворотили... Сами запутались и всех запутали. Вон сколько религий насоздавали!

— И что теперь делать?

— Снимать штаны и бегать! Короче, эти...которые с той, Темной стороны, считают наши миры своими по праву первородства. Оттого Сущность и плодит все эти Бэкапы, пряча настоящий мир среди зеркальных. Но они все равно ломаются и туда вторгается Тьма. Вернее, не вторгается, а возвращает своё.

— Так, — я отхлебнул виски и задумался.

— Ты, как я погляжу тоже времени не теряешь. Развернулся во всю ширь. Штаны не лопнут?

— Нет, — я принял решение. — Как попасть обратно? Надоели вы мне с этими комнатами для переговоров. В следующий раз пусть сам Смотрящий появляется.

— Как скажешь, — Лурье улыбнулся.

— Светке привет...

— Очнулся, милок?

Чувствую, как моё лицо протирают мокрой тряпочкой. Хочется пить, совершенно пересохло в горле, но на языке так и остался явственный вкус хорошего виски.

— Что же, больной, нас так напугали?

Слышится грубый мужской голос, кто-то берет меня за запястье, видимо, считывает пульс. Открываю глаза, как могу, осматриваюсь. Я уже в другом вагоне, здесь все как в том госпитальном поезде. Наверное, что-то вроде реанимации или для лежачих больных.

— Так, так, — высокий мужчина в белом халате внимательно на меня смотрит, — как вы себя чувствуете? — показываю на горло, мне подают стакан воды. — Осторожно, только несколько глотков. Что такое? — врач наклоняется ближе. — Вы что пьяны? Нарушаете режим, и это с подобным давлением? Скотов, это вы больному спирт предложили?

— Да что вы такое говорите, товарищ Лицман. И в мыслях не было! — Несуразный мужчина в белом халате наклоняется ко мне и шумно вдыхает воздух. — Эге! Больной-то наш принимал явно что-то благородное. Но точно не водка и не спирт, да и не самогон. Запах...Да никак это вискарь?!

— Ну раз такой специалист поясняет, значит, точно не спирт, — посмеивается, в свою очередь, доктор Лицман. — Только откуда в поезде взялся напиток благородных английских сэров?

— Откуда, откуда, ясен пень, что трофейный! С фронта же люди едут.

— Да куда вам пить, Кожин! В карточке стоит черепно-мозговая, вы уже поберегите себя, и так немолоды. Скотов, глюкозу ему и покой, понаблюдайте. А то товарищ у нас шустрый, он в поезде еще и ром ямайский отыщет.

Юмористы, блин! Закрываю глаза, затем чуть не подскакиваю до потолка! Это все мне не приснилось! Но откуда запах спиртного? Неужели в самом деле...

Внезапно вспоминаю последнюю сцену на вокзале. Нас уже вывели в общий зал, ждут остановки поезда. На деревянной скамье сидеть неудобно, поэтому верчусь, чтобы устроиться лучше и внезапно натыкаюсь взглядом на странно знакомое лицо. Вы когда-нибудь реально обливались полностью холодным потом? Как в душе, хорошо с собой в запасе уже была белая тряпочка вместо платка. Хоть выжимай! По ту сторону прохода сидел он, мой временной двойник, местный Василий Петрович Кожин. Уж не знаю, судьба это свела нас, или злой рок порождений Тьмы, но такая неожиданная встреча случилась неспроста. Теперь мне понятно и наше скоропостижное рандеву с Лурье.