Неизведанные гати судьбы. Глава 53

Неизведанные гати судьбы

Глава 53

Поселение "Урманное"

В Алтайском Белогорье

После нашего памятного возвращения, на автомобилях из Барнаула, повседневная жизнь в таёжном поселении почти не изменилась, каждый житель занимался своим делом, а вот события в стране, вскоре начали меняться с непонятной мне быстротой.

Через месяц, в наше Урманное на автомобиле приехал Яков Ефимович Майер. Я об этом неожиданном событии узнал, выходя из бани после возвращения с трёхдневной охоты. Отдохнуть после парной мне не удалось, так как к нам во двор заявился Светозар и сообщил, что Глава поселения прислал его за мной и Яриной Родасветишной. От Светозара мы и узнали, что первый помощник председателя губисполкома довольно долго общался с моим отцом в Управе, и лишь после беседы его послали за нами.

Когда мы пришли в Управу, то выяснилось, что Якову Ефимовичу по телефону позвонил сам Феликс. Во время их длительного разговора, был затронут вопрос относительно здоровья вождя трудового народа. Феликс рассказал, что "приглашённые из-за границы светила медицины и наши врачи, делают всё возможное и невозможное, но пока никаких улучшений здоровья нет". Вот тогда-то Яков Ефимович и вспомнил про Зиновия Адамовича. Он рассказал Феликсу Эдмундовичу, что "Зиновий был тяжело ранен, местные врачи ничем не могли ему помочь и заявили, что тот вскоре умрёт от полученных ран. Однако, супруга Демида Ярославича, несмотря на заключения врачей, вылечила его и быстро поставила на ноги". Феликс Эдмундович попросил Якова Ефимовича "лично съездить в Урманное, и договориться с Главой таёжного поселения Ярославом Всеволодовичем о том, чтобы тот срочно направил супругу Демида Ярославича или кого-нибудь из целителей в Москву, для осмотра и возможного лечения вождя".

Такое известие заставило меня и отца крепко задуматься. О чём думал отец я не знаю, а вот меня первым делом волновало как отразится длительное отсутствие Яринки на нашем младшем трёхлетнем сыне Иване. Старшие дети уже давно привыкли к тому, что их мама куда-то уезжает на одну-две недели лечить людей, а вот наш Ванюша только недавно начал помаленьку привыкать к этим отлучкам. Как он перенесёт более долгую разлуку с матерью я себе представить не мог. Ведь только до Москвы ей придётся добираться около недели, а если ещё к этому добавить время на возможное лечение больного, то разлука сына с матерью получится очень большой. Кроме того, мне было непонятно, кого из большевистских вождей придётся лечить Яринке...

Наши с отцом долгие размышления развеяла Яринка. Она заявила всем присутствующим в Управе, что "нельзя оставлять просьбу Феликса без внимания, и что она готова ехать в Москву, как только соберёт свою сумку целительницы". Яков Ефимович услышав это, сразу же заверил моего отца и меня, что "он будет сопровождать Ярину Родасветишну до Москвы и обратно. Для этого дела он готов предоставить литерный поезд, находящийся в распоряжении губисполкома. Все расходы, питание и проживание, а также обеспечение безопасности он берёт на себя".

После того, как Яринка ушла домой собираться, мы пригласили Якова Ефимовича пообедать с нами. Он согласился, хотя по нему было видно, что ему не терпится побыстрее вернуться в Барнаул и сразу же литерным поездом ехать в Москву.

Всю осень и долгую зиму, Иван Иваныч возвращаясь с продуктовыми обозами из Барнаула, привозил мне одно и то же сообщение, что "Яков Ефимович и Ярина Родасветишна ещё пока не вернулись из Москвы". От Семёна Марковича Иван Иваныч узнал, что тот несколько раз общался с товарищем Майером по телефону, и он всегда ему говорил, что "Ярина Родасветишна занимается лечением". Вернулась моя Яринка в Урманное лишь в средине весны. Её, как и обещал нам ранее Яков Ефимович, доставили домой на автомобиле.

Мы в тот момент ужинали всем семейством в летней трапезной. Первой увидела, как через калитку заходит Яринка, моя непоседа Злата. Она с криком "мамочка вернулась", выскочила из-за стола и побежала к воротам. За ней устремились все остальные дети и моя матушка. Лишь Ваня продолжал сидеть у меня на коленях и кушать гречневую кашу, из нашей общей с ним чашки. Он даже не посмотрел в сторону ворот, словно всё происходящее там его не касалось. Пока Яринка обнимала и целовала облепивших её детей, водитель грузового автомобиля открыл наши ворота, заехал во двор, быстро выгрузил из кузова на крыльцо большую кучу вещей и чемоданов. После чего, автомобиль натужно подвывая двигателем, не задерживаясь, выехал на улицу и направился на выезд из нашего поселения. Вот только тогда я смог увидеть, что на улице находился ещё один автомобиль, легковой, его пассажиры и водитель даже не покинули кабины своего авто. Кто в нём сидел, я так и не смог разглядеть. Вскоре до нашей летней донеслись звуки двух удаляющихся автомобилей.

Пока все дети, под присмотром моей матушки, заносили привезённые вещи в дом, Яринка быстрым шагом направилась в летнюю трапезную. Обняв и поцеловав меня и Ивана, он уже доел кашу, она очень удивилась, когда любимый младший сынишка от неё отстранился. Он прижался ко мне, обхватив меня ручками за шею, и не хотел смотреть на Яринку.

— Ванюша, сыночек, да что же ты так? Я же мама твоя, неужели ты меня забыл? — со слезами на глазах спросила сына Яринка.

Услышав материнский голос, Иван осторожно повернул голову и внимательно посмотрел на мать. Некоторое время он всматривался в её лицо и в слёзы на глазах, а потом тихо спросил:

— А ты где так долго была?

— Сыночек, я же больных людей в далёком городе лечила, вот и не смогла к тебе раньше приехать. Иди ко мне, Ванюша, — сын вопрошающе посмотрел на меня, но увидев одобрительный кивок головой, перебрался на руки к матери. Нежно прижав Ивана к себе, Яринка спросила: — Ты хочешь увидеть какие вам мама подарки издалека привезла?

— Да, — так же тихо ответил сын.

После чего, они вдвоём пошли в дом, а я остался в летней трапезной. Вскоре вернулись дети и рассевшись на свои места принялись доедать свой ужин, а я с успокоенной душой налил себе в кружку горячего взвару.

О своей долгой поездке в Москву, Яринка рассказала нам после того, как сходила помыться в баньку, поужинала и уложила всех детей спать. Мы вчетвером собрались в летней трапезной, при свете керосиновой лампы. Налив себе чаю из самовара, мы внимательно слушали Яринку...

"Когда мы приехали в Москву, то на вокзале нас уже встречали двое крепких мужчин в форме. Они отвезли нас на машине прямо к Феликсу на службу. Он выглядел очень уставшим, но всё же было заметно, что он рад меня видеть. Я сделала ему замечание за то, что он не бережёт себя и перестал следить за своим здоровьем. А когда он улыбнулся, я сказала, что привезла ему лекарства, которые подготовила для него Млада Гедеминовна. Он поблагодарил, и распорядился, чтобы нас отвели отдохнуть, в приготовленные для нас комнаты. Прежде чем уйти, я спросила, "когда я смогу осмотреть больного?", Феликс немного задумался, а потом сказал, что "больной в данный момент находится за городом и нас туда утром отвезут на машине".

Утром нас с Феликсом на автомобиле отвезли за город в усадьбу под названием "Горки". Он ненадолго отлучился, а потом вернулся и отвёл меня к больному возле которого суетились врачи. Я попросила Феликса, чтобы меня оставили наедине с больным. Врачам моя просьба очень не понравилась. Они поначалу начали громко возмущаться, что мол "привезли непонятно откуда деревенскую знахарку, а вся ответственность за лечение на них лежит", но Феликс как-то странно посмотрел на них, и они сразу же замолчали и удалились из комнаты.

Я тщательно вымыла руки под умывальником, и внимательно осмотрела больного мужчину, было похоже, что врачи в конец его залечили и жить ему оставалось не больше месяца. Он уже не мог говорить, а лишь только мычал пытаясь что-то сказать. Я попробовала мысленно пообщаться с ним, и он мне ответил. Так я узнала, где и что у него болит. После я нажала точки на теле, которые мне когда-то показал Демид и через четверть часа больному стало легче. Он мысленно сообщил мне что боли исчезли, а затем спросил, кто я и откуда? Я сказала больному мужчине, что живу на Алтае, в удалённом таёжном поселении, лечу тяжелобольных людей, а в Москву меня привезли по просьбе Феликса Эдмундовича. После чего, больной попросил попить, а напившись кипячёной воды, тихо заснул.

Когда я вышла из комнаты, первым ко мне подошёл Феликс.

— Ярина Родасветишна, как он?

— Ему сейчас стало немного легче, Феликс Эдмундович, боли исчезли. Он попросил попить воды, напился и заснул.

— Этого не может быть! — возмутился один из присутствующих врачей. — Пациент вообще не в состоянии говорить! Как он мог попросить воды? А спать ему боли не дают уже второй день.

Я не стала с ним спорить, и лишь спокойно ответила:

— Вы, сударь, сами посмотрите, спит больной или нет, а потом уже возмущайтесь. Ежели вы не в состоянии даже убрать боли у человека, то кто вас вообще допустил к больному? После того, что вы с ним сделали, как вы вообще можете называться лекарями?

— Мы не лекари! Лекари, знахари и прочие целители, для нас вообще никто, пустое место. Мы дипломированные врачи, признанные всем миром! — продолжил возмущаться тот же самый мужчина, хотя все остальные медики уже зашли в комнату с больным.

— Оно и видно, что врачи. Вы наверное думаете, что все существующие болезни от одного только вида ваших дипломов мгновенно исчезнут, а больные люди поправятся? — задала я вопрос возмущённому врачу, от которого его лицо начало покрываться красными пятнами, а он сам начал ловить воздух ртом, не зная что мне сказать в ответ.

Едва я произнесла последний ответ врачу, как Феликс взяв меня за руку, отвёл подальше от комнаты с больным и врачами.

— Ярина Родасветишна, вы можете ему хоть чем-то помочь?

— Феликс Эдмундович, я постараюсь сделать всё что в моих силах. Но время упущено, ваши врачи залечили больного человека до такого состояния, что ему жить осталось меньше месяца.

— Что необходимо для того, чтобы поправить его здоровье, и продлить срок его жизни?

— Самое главное, чтобы никто из ваших врачей не вмешивался, когда я занимаюсь лечением. Я буду лечить больного, но только их не должно быть рядом со мной во время лечения. Ничего рассказывать и объяснять я им не собираюсь. Их лекарства мне не нужны. Всё что мне нужно, я привезла с собой.

— Скажите, Ярина Родасветишна, а почему вы так не любите врачей?

— Мой муж Демид, очень часто повторяет старую мудрость: "Испокон веков, тех людей, кто действительно исцелял страдальцев и раненых, называли "целителями". Тех людей, кто способен был лечить различные болезни, называли "лекарями". А вот тех, кто мог только рассказывать о том, как надобно лечить и при том много врал, называли "врачами".". Я не люблю людей, которые кичатся своими знаниями, дипломами и званиями, но сами ничего толкового сделать не могут. В правоте старой мудрости я полностью убедилась после осмотра больного. Надеюсь я ответила на ваш вопрос?

— Да, благодарю. Сколько вам понадобится времени на лечение, чтобы было возможно с больным поговорить?

— Две недели, не меньше. Главное, чтобы ваши врачи мне не мешали и не досаждали, а чтобы восстановить здоровье больного, мне понадобится около двух месяцев.

— Хорошо, вы останетесь здесь. Я уже отдал распоряжение, вам и вашей охране подготовят комнаты. Теперь насчёт врачей. Дело тут вот в чём. Им необходимо каждый день делать осмотр больного, так как они подготавливают отчёт о состоянии его здоровья.

— Я ничего не имею против. Пусть осматривают больного и пишут свои отчёты, вы только не разрешайте им две недели давать больному их лекарства. Я буду пользоваться своими травами, а их нельзя смешивать с другими лекарствами, иначе получится яд, который может убить больного.

— Договорились. Значит встретимся с вами через две недели, — сказал Феликс. После чего он подозвал охранника, который приехал с нами: — Сопроводите Ярину Родасветишну в её комнату, и никого к ней не подпускайте. Ежели кто будет спрашивать: "Почему с ней нельзя пообщаться?", ссылайтесь на мой приказ. Вам ясно?

— Ясно, Феликс Эдмундович, — ответил охранник.

Феликс отправился общаться с врачами, а мы с охранником пошли искать комнаты, которые приготовили для нас.

Две недели я занималась восстановлением здоровья больного мужчины. Более капризного и непослушного человека я ещё не встречала. Уже через неделю, он самостоятельно садился на кровати, и требовал, чтобы ему немедленно принесли бумагу и карандаш, так как ему надобно записать какие-то важные мысли.

Сколько бы я ему не говорила, что нельзя нарушать установленный порядок лечения, и время приёма лекарств, он не хотел меня слушать. Лишь однажды сказанная мной фраза, что "я пожалуюсь на его неподобающее поведение Феликсу Эдмундовичу", хоть как-то повлияла на его поведение, и всю следующую неделю он выполнял все мои лечебные указания.

За день до приезда Феликса, мужчина мне заявил, что он вполне здоров, и более в моих услугах не нуждается. По его указанию в комнату пришли врачи, и осмотрели мужчину. Когда я покидала комнату, где проходило лечение мужчины, то краем уха услышала разговор врачей, как они с удивлением обнаружили улучшение здоровья пациента. Мне ничего не оставалось, как уйти в свою комнату в сопровождении охранника.

До самого ужина я просидела в одиночестве в комнате и постоянно думала о том, что буду говорить Феликсу, о капризном больном.

Феликс прибыл как и обещал ровно через две недели. Сразу же после окончания обеда. Вот только он приехал не один, а с каким-то невысоким кавказцем в военном френче. Я восприняла его, как ещё одного человека, нуждающегося в моём лечении, ибо он постоянно пытался промять мышцы одной руки другой. Видать на перемену погоды, боли в руке давали о себе знать. Феликс познакомил нас и представил спутника как Иосифа Виссарионовича. После расспросов о том, как меня разместили в Горках, устраивает ли питание, кавказец спросил:

— Скажите, пожалуйста, Ярина Родасветишна, как себя чувствует ваш пациент?

— Он уже не мой пациент, Иосиф Виссарионович, ибо мужчина, которого меня попросил вылечить Феликс Эдмундович, вчера мне заявил, что "он вполне здоров, и более в моих услугах не нуждается". Я не знаю как ему объяснить, что чувствовать себя здоровым и быть здоровым, не одно и то же. Ему требуется лечиться ещё месяца полтора-два, но он не хочет меня слушать. Ваши врачи его тоже осматривали, но мне неизвестно какой они сделали вывод о состоянии здоровья, после моего лечения. Давайте я лучше посмотрю вашу руку. Я же вижу, что от перемены погоды у вас появились боли в руке.

— Это надолго?

— Снимайте свой китель, я вас надолго не задержу. Я целительница, а не врач, так что вреда от меня никакого не будет.

— Хорошо, уважаемая, — сказал кавказец, и начал снимать свой френч, а потом он обратился к Феликсу: — Ты пока сходи, узнай, как там обстоят дела?

Осмотрев руку, я быстро нажала на основные точки, которые подстёгивают внутренние силы для восстановления здоровья и снимают все болевые ощущения.

— Вот и всё. Можете одеваться, Иосиф Виссарионович. Теперь боли в руке вас долго не будут беспокоить.

— Благодарю, Ярина Родасветишна. Феликс Эдмундович оказался прав, у вас действительно золотые руки. Вы где медицину изучали?

— Дома, в таёжном поселении. Сначала меня бабушка и матушка обучали, а потом свекровь и бабушки моего мужа. Для лечения заболевших жителей деревень, сёл и хуторов, нам знаний по целительству и траволечению вполне хватает.

— Так у вас что?! Вообще нет никакого медицинского образования?!

— Нет. Да и зачем оно мне нужно? Чему меня нынешние врачи научить смогут? Они же сами толком ничегошеньки не знают, а только кичатся своими званиями и дипломами. Вы у них самих как-нибудь поспрашивайте, какая травка от каких болезней помогает и когда её собирать нужно. Они вам не ответят, ибо ничего не знают о лечебных травах. Видела я как-то на нашем Торговом подворье одного уездного врача, так тот все болезни пытался лечить кровопусканием. Такому вот лечению он в университете заграницей научился. И всегда на нас свысока смотрел, мол знахарки деревенские не ровня дипломированному врачу получившему образование за границей. А то что от его "лечения" семь из десяти человек помирали, то не важно. Главное, что они ему за лечение успели заплатить.

— Да... не любите вы нынешних врачей, — заулыбался кавказец, застёгивая пуговицы на своём френче, — Феликс Эдмундович мне уже рассказал про вашу старую народную мудрость.

— Так в ней же правда сказана. Ведь если бы Феликс Эдмундович меня не вызвал сюда, то ваш товарищ умер бы через две недели, а если он перестанет капризничать и продолжит лечение, то ещё несколько лет проживёт.

— Благодарю вас за честный ответ, Ярина Родасветишна. Не всякий человек может правду в глаза сказать. А насчёт документа подтверждающего ваш богатый медицинский опыт и знания, мы что-нибудь с товарищем Дзержинским придумаем. Вам такой документ может пригодиться в будущем, он даст вам право лечить больных людей на законных основаниях, и сможет уберечь от любых нападок нынешних врачей и чиновников от медицины. Вот только придётся немножко в больнице людей полечить.

— Я не против того, чтобы лечить людей, Иосиф Виссарионович. Вот только задерживаться надолго у вас в городе мне нельзя. Меня дома дети ждут.

— Сколько у вас детишек?

— Девять. Младшенькому сыночку недавно три лета исполнилось...

Договорить мне не удалось, так как появился Феликс и сразу заявил:

— Иосиф Виссарионович, его здесь нет.

— Как нет?! А врачи куда смотрели?! Неужели никто не знает куда он мог пойти?!

— Наружная охрана мне сказала, что он после завтрака затребовал автомобиль с водителем, потом взял с собой какие-то бумаги и уехал в Москву.

В ответ на сообщение Феликса, Иосиф Виссарионович что-то сказал на своём родном языке. У меня сложилось мнение, что он просто выругался.

— Что будем делать? — спросил Феликс.

— Помогите собраться Ярине Родасветишне. Мы возвращаемся в Москву. Я примерно знаю куда он мог поехать.

Через полчаса мы все, включая охрану, на нескольких автомобилях покинули Горки...

Как оказалось впоследствии, Иосиф Виссарионович не зря говорил мне про получение документа, который даст мне право "лечить больных людей на законных основаниях". В Москве меня направили на высшие медико-санитарные курсы при Медицинском факультете Московского университета. Для нашей группы читал лекции по медицине Александр Богданович Фохт, который возглавлял Институт экспериментальной патологии при второй Градской больнице. Лечением больных мне приходилось заниматься в той же самой больнице. Феликс предупредил Александра Богдановича, чтобы во время моего лечения, в кабинете никого кроме меня и больного не было. Фохт сначала попытался возмущаться, заявив, что ему "необходимо присутствовать на приёме пациентов, дабы контролировать весь процесс лечения", но Феликс его остановил, и тихо сказал глядя ему в глаза: "Вы будете иметь право осматривать пациентов, которых она вылечит. Только и всего. Надеюсь, профессор, вы меня хорошо поняли". После такой вот отповеди, Фохт смирился и больше не задавал никаких вопросов.

В конце зимы, Александр Богданович вызвал меня в свой кабинет в больнице и спросил:

— Скажите мне, пожалуйста, Ярина Родасветишна, вы определились со своей медицинской специализацией?

— Нет, ибо мне непонятно, для чего вообще нужна специализация? Ведь ко мне за помощью обращаются люди с различными болезнями, травмами и ранениями. У нас в таёжном поселении больницы нету, и отдельных докторов на каждую известную болезнь тоже. Как же можно, одним людям помогать, а другим отказывать в лечении?

— Погодите, Ярина Родасветишна. Вы разве не москвичка и не работаете врачом в ведомстве товарища Дзержинского?

— Нет. Феликс Эдмундович по старой памяти меня вызвал в Москву, чтобы вылечить одного тяжелобольного. После того, как больной немного поправился, Иосиф Виссарионович направил меня к вам на медико-санитарные курсы. А сама я живу на Алтае, в таёжном поселении. Жители окрестных хуторов, поселений и деревень, уже давно называют меня "сельским доктором" или "целительницей". Скоро сойдёт снег и я поеду домой, ибо меня там ждут дети и муж.

— А вы не хотели бы переехать всей семьёй на постоянное жительство в Москву? Мы можем предоставить для проживания вашей семьи четырёхкомнатную квартиру. Одну из комнат можно будет использовать под кабинет для приёма пациентов. У вас будет весьма богатая медицинская практика, и вы сможете сделать хорошую карьеру в медицине. Как вам такое предложение?

— Благодарю, Александр Богданович, за предложение, но меня оно не интересует.

— Но почему?! — удивился Фохт.

— Причин у меня несколько. Самая главная состоит в том, что я не люблю больших и шумных городов, ибо всю жизнь прожила в таёжном поселении. Кроме того, мой муж артельный охотник и всю жизнь занимался только охотой. На кого он должен будет охотиться в Москве? Далее. Если я с семьёй перееду в Москву, то кто по-вашему окажет медицинскую помощь жителям хуторов, сёл и деревень? А ведь там тоже живут люди, и также как в Москве, они часто нуждаются в лечении. И последнее. Вы мне предложили сменить свой просторный добротный дом со всеми удобствами, на четырёхкомнатную квартиру в вашем городе, но почему-то совсем не подумали о том, каким же образом одиннадцать человек должны в ней ютиться?

— Погодите. Каких "одиннадцать человек"?

— У нас с мужем девять детей, Александр Богданович. Вот и получается, что наша дружная семья состоит из одиннадцати человек, а если учитывать родителей мужа и моих, то нас гораздо больше...

— Я всё понял, Ярина Родасветишна, можете не продолжать свои доводы, — с грустью в голосе сказал Фохт. — Жаль терять такого ценного медика, но мне похоже нечего вам предложить.

Едва Александр Богданович закончил говорить, как дверь открылась и в его кабинет кто-то зашёл. Я сидела спиной к двери, поэтому повернулась, когда услышала знакомый голос Феликса.

— Здравствуйте, товарищи. Как хорошо, что мы застали вас вместе.

— Доброго здравия, Феликс Эдмундович. И вам доброго здравия, Иосиф Виссарионович. Как ваше самочувствие?

— Благодарю за заботу, Ярина Родасветишна. После вашего необычного лечения, никакие болячки меня больше не беспокоят. У вас действительно "золотые руки", — с улыбкой сказал мне кавказец.

— Здравствуйте, товарищ Сталин, — наконец-то пришёл в себя Фохт. — Здравствуйте, товарищ Дзержинский. Проходите, присаживайтесь. Я сейчас распоряжусь насчёт чаю.

— Не стоит беспокоиться, Александр Богданович, — сказал Иосиф Виссарионович. — Мы зашли к вам не на чаепитие, а узнать как идут дела у уважаемой Ярины Родасветишны?

— Все зачёты, на высших медико-санитарных курсах, она сдала на "отлично" досрочно. Кроме того, она самостоятельно посещала курсы по военно-медицинской подготовке, где также сдала все зачёты на "отлично", в том числе и хирургию, проведя несколько сложных операций...

— Это нас нисколько не удивляет, — перебил Фохта Иосиф Виссарионович. — Как сообщили нам Барнаульские товарищи, во время Гражданской войны Ярине Родасветишне приходилось лечить раненых, а такое лечение, насколько мне известно, без хирургических операций невозможно. Продолжайте, пожалуйста.

— После окончания курсов, Ярина Родасветишна, занимается лечением больных в больнице. Процент выздоравливающих у неё намного выше, чем у других врачей, товарищ Сталин.

— Это я и хотел от вас услышать, Александр Богданович. Вы уже выдали Ярине Родасветишне все необходимые документы?

— Нет, товарищ Сталин. Она отказалась принимать наши документы, заявив, что "никогда не была и не будет врачом", — услышав такой ответ, Феликс Эдмундович и Иосиф Виссарионович долго смеялись.

— Я что-то не так сказал, товарищи?! — задал вопрос удивлённый Фохт.

— Вы, пожалуйста, не обижайтесь на нас, Александр Богданович, — сказал Феликс. — Похоже, что вы ещё не слышали древнюю мудрость, которую Ярина Родасветишна однажды услышала от своего мужа. Она звучит так: "Испокон веков, тех людей, кто действительно исцелял страдальцев и раненых, называли "целителями". Тех людей, кто способен был лечить различные болезни, называли "лекарями". А вот тех, кто мог только рассказывать о том, как надобно лечить и при том много врал, называли "врачами".". Вот поэтому она вам и заявила, что "никогда не была и не будет врачом".

— Но тогда я не знаю, уважаемые товарищи, что указывать в её документах и дипломе. Ведь определение "врач", закреплено в советских законах для лечащего медицинского персонала.

— Вы всё правильно говорите, Александр Богданович, никто с вами не спорит. Действительно есть в наших законах такое определение как "врач", но в них же есть и другое определение для советских медиков, такое как "доктор медицины". Надеюсь, вы помните о нём?

— Конечно помню, товарищ Сталин. Николай Нилович Бурденко стал доктором медицины ещё в царские времена, а Советская власть позже подтвердила это высокое звание.

— Вот видите, как мы с вами быстро нашли выход из сложившегося положения. Укажите в дипломе и документах Ярины Родасветишны Старобогатовой, звание "доктор медицины", и её специализации в лечении. Если я правильно понял ваш доклад, это терапия и хирургия. Я ничего не напутал?

— Нет, товарищ Сталин, вы всё верно указали. Но в нашем медицинском сообществе могут возникнуть кривотолки, ведь у товарища Старобогатовой нет опубликованных научных трудов по медицине. Многие медицинские светила, что у нас в стране, что за рубежом, её диплом могут не признать. А ведь они все дипломированные врачи.

— Знаете, Александр Богданович, мне запомнился один любопытный случай, произошедший в октябре прошлого года, — сказал Феликс Эдмундович, — он как раз напрямую связан с понятием "дипломированные врачи". Когда великие медицинские светила чуть до смерти не залечили одного важного пациента, первым человеком который сделал им замечание по поводу лечения, была именно Ярина Родасветишна. Один важный медик весьма долго возмущался, что какая-то деревенская целительница осмелилась сделать им замечание. Вот тогда-то врач и выдал, что она вообще никто, а они "дипломированные врачи". Думаете Ярина Родасветишна начала спорить с ним? Нет! Она всего лишь сказала: "Оно и видно, что врачи". А чуть погодя поинтересовалась у врача: "Вы наверное думаете, что все существующие болезни от одного только вида ваших дипломов мгновенно исчезнут, а больные люди поправятся?", и вы знаете, тот дипломированный врач, светило медицинской науки, ничего не смог ей ответить. К сказанному я могу добавить лишь только то, что она не кичилась своими знаниями, опубликованными статьями и медицинским образованием, а просто за две недели, поставила на ноги умирающего человека. Если бы она не лечила его, то пациент вскоре умер. Однако он, вместо того, чтобы продолжить лечение у Ярины Родасветишны, чтобы окончательно излечиться, отказался от её услуг и уехал заниматься своими важными делами.

— Я вам безусловно верю, товарищ Дзержинский, что так всё и было, но у нас, в медицинских кругах, никогда не обсуждался данный случай. Я могу узнать кто был тем важным пациентом?

— Ярина Родасветишна, пожалуйста, подождите за дверью, — неожиданно обратился ко мне Иосиф Виссарионович. — Нам тут с Александром Богдановичем немножко посекретничать нужно. Как закончим, мы вас позовём. Вы только далеко не уходите.

Не споря, я вышла за дверь, неплотно прикрыла её и отошла к окну в коридоре, где стояла старая кушетка. Мысли постоянно метались в моей голове. Мне очень захотелось узнать, кого же я лечила прошлой осенью? Едва я разместилась на кушетке, как дверь в кабинет открылась, и из неё выглянул Фохт. Увидев, что я сижу у окна он вернулся в свой кабинет. Я на цыпочках подошла к двери и заметила, что она неплотно закрыта, а потом я услышала голос Иосифа Виссарионовича.

— Как там Ярина Родасветишна?

— Сидит на кушетке возле окна в коридоре, товарищ Сталин.

— Хорошо. Пусть посидит немного. Незачем ей нервничать. Она хороший человек.

— Товарищ Сталин, так кого же лечила товарищ Старобогатова?

— Она лечила товарища Ленина, — прозвучал голос Феликса. — Мы специально не говорили ей кого придётся лечить, и оказались правы. Во время лечения она относилась к больному Ленину, как обычному пациенту и это дало ошеломляющий результат. Через две недели товарищ Ленин почувствовал себя здоровым, отказался от её лечения, и уехал в Москву готовить документы для Совнаркома. Вы наверное помните те октябрьские события, связанные с выздоровлением вождя и его появлением в Москве?

— Конечно помню, товарищ Дзержинский. Только мы тогда считали, что это заслуга врачей, которые лечили Ленина. Ведь для его лечения собрали всех светил медицинской науки.

— Мы не стали развеивать эти общие заблуждения, Александр Богданович, — вновь прозвучал голос Иосифа Виссарионовича. — Для нас на тот момент времени, важнее было здоровье товарища Ленина, и товарищ Старобогатова с поставленной перед ней задачей справилась на "отлично".

— А как же быть с тем, что Ленин умер в январе?

— В этом есть и его вина. Мы предлагали ему вновь начать лечение у Ярины Родасветишны, но он категорически отказался, ссылаясь на авторитетное мнение светил медицинской науки. Вот они и залечили его до смерти. Вы только представьте себе на минуту, какая бы поднялась шумиха в газетах, что вождя мирового пролетариата вылечила неизвестная деревенская целительница, а маститые светила мировой и советской медицины медленно приближали его кончину. Тут дело простым погромом не обошлось бы. Вы понимаете, что бы тогда произошло в нашей стране?

— Мне трудно представить что произошло бы, товарищ Сталин, но думаю, что всё было бы очень плохо.

— Правильно думаете, Александр Богданович. Именно из-за возможных событий в стране, сотрудники товарища Дзержинского изъяли большинство медицинских материалов и различных записей, связанных с лечением Ленина. Их никто и никогда не опубликует. Они все находятся в спецархивах под грифом "Совершенно секретно". Вы понимаете, к чему я веду?

— Я вас понял, товарищ Сталин. Мы в документах просто укажем, что все материалы Ярины Родасветишны по медицине, находятся в спецархивах под грифом "Совершенно секретно". Тогда ни у кого не возникнет вопросов, почему у неё звание "доктора медицины".

— Приятно разговаривать с умным и понятливым человеком. Надеюсь заполнение диплома и оформление остальных документов товарища Старобогатовой, не займёт у вас много времени. Я думаю, что мой и товарища Дзержинского автографы, во всех её документах, а также в дипломе доктора медицины, поспособствуют не появлению домыслов и слухов у различных завистников.

Услышав такое, я быстро вернулась на кушетку у окна. Едва я присела, как дверь кабинета открылась и из неё вышел Фохт. Он заинтересованно посмотрел на меня, а потом быстрым шагом ушёл по коридору. Вскоре он вернулся с какими-то документами в руках и прошёл к себе. Меня вызвали в кабинет примерно через десять минут, после возвращения Фохта. Там мне Александр Богданович вручил диплом доктора медицины, а также остальные документы об окончании мной медицинских курсов.

— Поздравляю вас, Ярина Родасветишна, с получением диплома, — сказал Фохт. — Надеюсь, вы не завтра покинете нас.

— Александр Богданович, я не бросаю больных ради каких-то дипломов. Я покину больницу когда больные, которых я взялась лечить, поправятся.

— Хорошо сказали, доктор Старобогатова. Полностью поддерживаю ваше решение. Только, пожалуйста, сообщите Феликсу Эдмундовичу о дате вашего отъезда домой. Мы тут немножко посовещались с товарищем Дзержинским, и решили сделать небольшие подарки вам и вашим детям.

Я никак не ожидала, что в день моего отъезда, к поезду привезут так много подарков. Даже Яков Ефимович удивился, когда увидел сколько мне подарили. Они заняли целое купе. Товарищу Майеру пришлось идти на вокзал и звонить в Барнаул, чтобы нас встречала грузовая и легковая машина, а также люди на разгрузку подарков. Пока мы ехали домой, Яков Ефимович мне поведал о том, как у него проходила партийная учёба. Что за полгода у него не было ни одного дня, чтобы отдохнуть..."

— Кстати, Яринка, а почему Яков Ефимович не вышел из машины? — спросил я супругу, когда она закончила свой рассказ. — Вы что... поругались с ним?

— Так товарища Майера не было в легковом автомобиле. Там сидела охрана из НКВД. Яков Ефимович остался в Барнауле. Когда мои вещи переносили в грузовой автомобиль, к нему пришёл какой-то хорошо одетый человек и сообщил, что они расчистили вход в какую-то пещеру. Они говорили довольно тихо, так что я не всё смогла разобрать. Их разговор постоянно заглушали паровозные гудки. Мне лишь запомнилось, как товарищ Майер спросил: "Нашли что-нибудь?". На что человек ему ответил: "Да, и очень много".

— Благодарю, Солнышко. Я услышал всё что хотел. А теперь я думаю, нам всем пора идти отдыхать...