Следы на песке

Следы на песке

“С вечера спорили, ссорились

А поутру построились

А поутру прицелились

Каждый нажал курок...”

А.Макаревич

Надо решаться.

Спустившись по широченным гранитным ступеням, он запрокинул голову, ушел взглядом и сердцем в небесную синеву, по краям подернутую уже резкой белизной, обещанием пылающего лета.

Весна!

Солнце яркое, глазам больно. Тепло. Ветер с юга; от реки доносится песня: “У Геркулесовых столбов лежит моя дорога! У Геркулесовых столбов, где море широко!” Поют речники, уходящие вниз по Тибру к этим самым Геркулесовым столбам, к паре грозных скал, меж которых первая река Нового Рима изливается в море.

Дома речушка маленькая. Прохладная волна, белый плотный песок. Мостик, наверное, уже поставили новый. Старый за время обучения, конечно, сгнил. Отец писал, что планирует сделать каменный мост. Но на это, как и на все в мире, нужны деньги...

Деньги в кошеле пока что звякали; на сверкнувший в поднятой руке новенький дупондий приманился легкий паланкин-лектика, несомый двумя титанами. Первый титан вполне знакомо переминался и морщился, так что, кинув дупондий в прорезь кассового ящика, он приказал здоровяку:

— Копыто покажи!

Так и есть, пятки потрескались. Ходить надо много, и все по камню... Что же, дело поправимое. Формулу позабыть сложно, да и с энергией проблем нет: громадина Академии Магов прямо за спиной. Восточный фасад, под солнцем сияет не дешевенький мрамор — полированный гранит, зачарованная сталь... Сорок ярусов, семнадцать столетий прожигают хребет свежеиспеченного мага тысячью черных глаз. У самого крыльца, в последнем круге защиты, удастся любое заклятие; а уж формулу срастания роговицы он выучил едва ли не в первую голову.

— Смирно стой, не мешай заклинанию!

И ведь подумать только, он пришел в Академию надеясь всего лишь выучиться лечению овец. Дома с этим всегда горе: сильный маг в глухую провинцию не поедет, а слабый мало чем способен помочь. Да тут еще соседи...

Как всегда, при этом воспоминании лицо дернуло. Но давно уже не носил он мальчишескую золотую буллу на шее и не позволил давней обиде испортить заклятье.

— Ногу осторожно поставь... Болит?

— Нет, господин! Во имя Крольма, да стелется твой путь речным песком, господин!

Здесь он уже не вздрагивал, потому что знал такую форму благодарности. На севере самая ровная тропа — плотная белая полоска по берегу речки, у самой воды, выглаженная и утоптанная речной волной; только вот узкая она, извилистая и короткая, а то лучшей дороги не сыскали бы по всей Эшарре...

— Да не отыщут враги следов твоих на песке, — присоединился и задний носильщик. — Мы доставим тебя куда угодно в пределах Александрии!

Надо решаться.

Не всякий день захудалому баронету с берегов Инда предлагают место и должность в столичной Академии. Недаром, разумеется. Но даром разве что копье в живот, и то ненадолго: провернут и выдернут...

— К государственной почтовой станции Поясного Тракта!

— На восток, господин?

Господин помотал головой, стряхивая недобрую память. Кончено все. Так или иначе, кончено. Постарел и утихомирился граф Сильмар. Отец почти перестал напиваться до беспамятства, значит, и Эринии не являются ему более по ночам.

Принять место и должность — и через пять-семь лет граф Сильмар заплатит за все.

А ему-то платить прямо сейчас...

Не отвечая разговорчивому титану, он полез в лектику, перевернул подушку и выбил о локоть, по лекарской привычке; затем уселся, откинулся на резную спинку и потом лишь скомандовал:

— Да! На восток!

Титаны переглянулись. Передний носильщик с видимым удовольствием притопнул наконец-то не болящей пяткой, с легкостью поднял паланкин; синхронно с ним выпрямился и задний.

— Берегись! — и пара затрусила особым бегом, что у коней зовется “иноходь”. В ногу, чтобы не растрясти пассажира.

Занавеску задергивать не стал. Столица... Нескоро еще получится полюбоваться на диковинно подстриженные деревья всех сортов, на скульптурные и вызолоченные фасады, на чистые большие стекла, почти локоть на локоть...

С востока, правда, доходили уже не слухи, уже вполне четкие вести, что новые федераты способны изготавливать стекла любой величины, но пока что ни единый образец довезти до столицы попросту не удалось. Шутка ли, семь тысяч лиг Поясного Тракта до Фориоки, а из Фориоки по Восточному пределу еще полстолько, но уже по тамошним дорогам и речушкам, с перегрузками, перевалками, колдобинами и разбойниками...

Ему всего лишь до Трасеры, ровно половина Поясного Тракта. Оттуда на север Алым Трактом, через Дунай до самого Инда, до города Лецис Магна. Вот сейчас титаны прискачут на станцию государственной почты, там дождаться свободных лошадей... Путь неблизкий, и это хорошо; только рано или поздно путь все равно завершится, и придется принять решение.

Надо решаться.

В конце-то концов, от него требуется всего лишь служба Императору Корнелию!

* * *

— Служба Императору из рода Корнелиев — наша обязанность как имперского дворянства...

Знал, что найдет отца постаревшим, но чтобы настолько! Чтобы отчетливо трясущиеся руки, почти невидящие глаза!

Только ум остался не по-старчески ясным.

— ... Поэтому твои сомнения, сын, мне вовсе непонятны. Объясни, прошу.

Сел на любимую лавку, привалившись к бревенчатой стене конюшни. Пахло как обычно в середине лета; полтора месяца дорога трясла его, как пыльный коврик и вот, наконец, сочла достаточно чистым.

Отец устроился напротив, на “хозяйской колоде”, откуда всегда наблюдал, чтобы конюхи не воровали овес и обихаживали всех четвероногих тщательно. Несмотря на старость, сидел отец ровно и прямо, не показывая никаких признаков боли в спине; ну, хотя бы с этим пусть и не хорошо, но и не так плохо.

— Слушай, отец. Наставник показал мне свою доску... Там, в Академии, у всех, кто хоть чего-нибудь стоит, обязательно имеется собственная доска. На ней приколоты шпильками листки бумаги с какими-то достоверными знаниями. Крупинки. Разрозненные части мозаики. Ученые пытаются так или иначе свести их воедино. В общую картину. И получить либо новое знание об устройстве мира, либо новое заклинание. Но чаще всего то и другое, потому что вещи, как ты понимаешь, взаимосвязанные. И вот несколько лет назад им поставили задачу найти средство против...

— Против инвириди, “людей в зеленом”, верно?

— Как ты догадался?

— Я все-таки сын центуриона, выслужившего нам с тобой дворянство. Равны лишь те, кто может причинить друг другу равный ущерб. Мы с инвириди сделать не можем ничего, а они с нами — что угодно.

— Но у нас хорошие отношения с инвириди.

— У нас и с графом Сильмаром отношения начинались хорошо. Сослуживец отца все-таки. В одном строю стояли.

Тут уже лица не держал, даже не пытался. Отец продолжил глухо:

— Мы на окраине империи. Севернее нас только союзные варвары, Эос Альдераман. Потом Эос Хорасан — тот самый Хорасан, откуда всего три года назад приходила Орда. Потом Стена, конец мира. Ты ведь помнишь, что Афина Октаво сделала с Альдераманом за свою мать?

— То же самое, что ты с графством Сильмар за мою мать и сестер. Еще бы я забыл!

При отце слезы можно не скрывать. Отец продолжал ровным голосом:

— ... Инвириди дали принцессе сотни магов, без числа артефактов, и вся эта война произошла так быстро, что мы воочию увидали нашу слабость перед “людьми в зеленом”... А в добрые намерения сослуживцев я больше не верю, сын. Граф Сильмар тоже воевал в одном строю с отцом. Посмотри!

Он поднялся, утер лицо, недоуменно повертел головой:

— Дом. Конюшни. Склады. Ограда. Сад. Наше поместье. Мостик. Ты поставил каменный мостик, здорово!

— Да, сейчас мир, северяне Альдерамана не беспокоят. Я удачно продаю лошадей по всему Норику, от Ленции до Вируна. Нескольких продал даже в Ориенталь, туда от Вируна ближе по Северному Тракту... И все же мы бледная тень того, что могло бы здесь родиться. Если бы не налет графа, и если бы десять лет после того все наши невеликие доходы не уходили на месть.

Черные верхушки, вырезная кайма леса по северному краю белого летнего неба. Говорят, в Далеком Отечестве небо голубое. Не такое яркое солнце. Неужели там и жизнь помягче, не столь безжалостна?

Пришельцам из-за грани пожалован собственный доминион. Как вечным союзникам и наставникам, высшим фиари — доминион Эльвенгард. Или как гномий Маджарат. И, говорят, порядки у пришлых отличаются здорово.

Но до Илиона отсюда почти как до Столицы, Александрии. А если учесть, что Поясной Тракт заканчивается в сонной, пыльной, степной Фориоке, не доходя до Илиона тысячи лиг, то езды до новой столицы Восточного Предела больше полутора месяцев. К осени... Хорошо, если к началу осени.

— Так что сын, решайся. Твой наставник посылает искать очередную крупицу знания? Найди ее, во славу Императора, получи заслугу для карьеры, и не терзай свою совесть пустыми сожалениями. Мужчина берет силу везде, где может. Имей мы сил побольше, граф бы не стал нападать. И вся эта грязная история попросту не случилась бы.

Отец тяжело слез на землю, оправил тунику. Жестом полководца бросил конюхов на чистку крайних денников.

— Пойдем ужинать.

И предостерегающе вскинул руку:

— К Даяне ходить не нужно.

— Потому что я дворянин, хоть и мелкий, а она дочь мельника?

— Я сам внук раба-молотобойца, сын центуриона. — Отец вздохнул и взъерошил ему волосы, точно как маленькому. — Просто ты пока сам не нашел место в жизни. Куда ты хочешь привести женщину? Где твой дом? Каков твой доход? В нищете или достатке расти твоим детям? Ты сунул-вынул и дальше поехал, а ей потом куда? Или ты хочешь, чтобы твой сын делил хлеб, как мы с тобой?

Два года, пока не осиливали засеять выжженное графской конницей поле, хлеб делили вслепую. Отец указывал ножом ломоть: “Кому?” Сын, отвернувшись лицом к стене, говорил: “Конюху!” Потом: “Кому?” — “Мне”. “Кому?” — “Тебе!” Съедали мигом, а потом целые длиннющие сутки жили до следующего раза. Тогда-то он и выучил весь лес и все травы, и все ягоды, что и привело его в Академию... А еще наловчился быстро ловить рыбу руками, даже безо всякой остроги. Голод не тетка, пирожка не подаст!

Снова стряхнув недобрую память, он закусил губу.

— Но приехать и даже не повидаться! Ты жесток, отец!

— Я надеюсь, что и ты не станешь баловать сына, когда придет его время. Балованых убивают, знаешь ли. Завоюй себе место если не в столице, так хотя бы в Ювавуме, только вытащи род из нищеты. А тогда хоть женись на своей Даянке, хоть бери в наложницы — слова не скажу.

Он засопел. Все как в Академии. Полное понимание, что наставник прав. И отец прав. Жизнь сомнет и пережует любого. Не нужно противиться ветру, нужно умело ставить парус и лавировать.

Только сердце против.

Оба раза против.

— Я уеду завтра утром, — выдохнул он и утерся по-столичному, платком.

Отец кивнул:

— Долгие проводы — лишние слезы. Мне печально, только ведь старость подождать не попросишь. Чем быстрее ты выполнишь волю Императора, тем больше наберешь силы... А риск... Мне ли тебе говорить о риске?

— Ты прав, отец. Вверяю жизнь и судьбу свою бессмертным богам, как всегда.

За ужином отец молчал и только смотрел, хмыкал, сравнивал. Вина теперь в самом деле почти не пил, и не кричал ночью. И ржавое копье, наконец-то, исчезло со стены над кроватью: исполненную месть можно и позабыть... Перебиты две семьи, барония разорена, да и графу отец в порыве ярости немало причинил бед, отплатил с горкой! Оба рода разорены в ничто, обоим теперь долгое-долгое восхождение обратно к сытой жизни. А все потому, что кто-то не удержал в узде собственный уд...

Из благополучной столицы это выглядит особенно противно.

Заснул он только после полуночи; утром разбудил его старый отцовский слуга Коргал, единственный тогда уцелевший. Имен прочих, нанятых много позже, он уже и не хотел узнавать — глупая попытка хотя бы мыслями задержаться в счастливом детстве.

Сумку с подарками уже приторочили к седлу, отец уже вышел проводить.

И только единственное сделал по-своему. Обняв на прощанье отца, направил коня к речке, и до поворота ехал по белому берегу, и речные волны смывали за ним следы на песке.

* * *

“На песке сижу плотно, работы по снятию с мели вести не могу, весь экипаж болен. Пищевое отравление, слабость, подозреваю воздействие особого вида, по таблице Эйры-Харт уровня 2 с элементами 3 уровня. Прошу квалифицированного доктора, разбирающегося в данном вопросе.

Командир арткатера номер 1146 Казанцев.”

* * *

“Казанцев, продержись трое суток. Доктора мы тебе нашли местного, в таблице разбирается отлично. Приедет на “покемоне”, номер как у тебя, код опознания 3020, РВП плюс два, сегодня ноль.

ОДШ Китеж Синицын.”

* * *

— Синица, падла, новогодний соловей, ты кого нам привел?

— Это Атири, она доктор...

— Кто это, я получше тебя, дурака, знаю. Она Серегу нашла на отмели, когда мы Кириллыча от Ржавого Кряжа на манер чернобурки воротником перли. На плечах! С ней тогда гном еще затесался. Ты объясни мне, на кой хвост в экипаже ничейная девка, да еще по которой радист сохнет?

— А ты не сильно забронзовел на государственном заказе? Тебе велено найти арткатер, вылечить команду от поноса, оказать помощь в снятии с мели. Прикажу — четырех титанов повезешь в кунге своем, а вы все на крыше поедете. На броне, как вы любите “за ленточкой” девкам хвастаться. Внял?

— Да вашу ж мать!

— Выполнять! Или за отсутствием аргументов сразу переходим к мордобою? В смысле, идем к Кравченко?

— Двести литров солярки сверху. Подписывай — выполню.

— Эльфийка столько весит?

— Сало-птиц, а ты сам-то не сильно забронзовел на государственном заказе? Нам еще новый беспилотник положен, между прочим. Нормы на старый мы все выбегали. Мало ли, что нас там ждет, а ты бочку соляра зажимаешь. Ты точно лейтенант? Или скрытый прапор, признайся? У тебя на погонах просвет не маркером красным нарисован, случайно?

— В службе МТО ничего случайного нет! У нас все по плану.

— Соляр.

— Приказ.

— Поломаюсь.

— Я тебя сам поломаю. А потом Кравченко добавит.

— Соляр. Или доктора-мужика.

— Где я тебе на базе “Китеж” свободного мужика найду?

— Эльфийку же нашел. Там и мужика ищи.

— В медучилище? Откуда там-то мужики!

— Не скребет. Новый беспилотник.

— Приказ.

— Тогда соляр.

— Тогда Кравченко.

— Поломаюсь. Отъеду на километр и встану фильтра промывать. От некачественного соляра.

— В зиндан посажу.

— Зато ехать никуда не придется.

— Не веди себя, как авторка-депутатка. Там нашим хреново.

— А че, сразу попросить нормально религия запрещает? Короче. К эльфийке тогда вторую девку. Помощницу там, ученицу, мойщицу пробирок. Блин, подумай сам. Нам в экипаже только разосраться из-за баб не хватало еще.