Кш 2. Небесный артефактор. Часть 4. Дела и полёты

Часть четвертая. Дела и полёты

Глава 1. Наш паровоз вперёд летит

— Вы уверены, что это будет лучший момент? — медленно проговорил гость, исподлобья глядя на хозяина кабинета, с удобством расположившегося в глубоком кресле... и даже не предложившего визитёру присесть.

— Для достижения поставленной цели — несомненно, — невозмутимо кивнул тот в ответ, качая в ладони бокал с коньяком.

— Но почему днём? — сморщился его собеседник.

— Дым видно дальше, — бросил хозяин кабинета и, смерив облокотившегося на дверной косяк собеседника, приподнял губы в намёке на улыбку. — Или вы... боитесь?

Ответом стал возмущённый взгляд гостя.

— О, я рад, что не ошибся в своём решении, — всё с той же насмешкой в голосе покивал его собеседник. — Итак. Приготовления должны быть завершены не позднее начала августа. Времени достаточно, не так ли? К выполнению задачи приступите по готовности. "Инструменты" можете получить хоть завтра на втором складе. Я о вас предупрежу. Вопросы? Нет вопросов. Тогда жду доклада по завершении дела. Свободен.

* * *

Середина лета. За спиной остались ежедневные тренировки изрядно поднаторевшей в скоростной стрельбе Хельги, наконец дождавшейся своего Гюрятинича, позади нервотрёпка экзаменов и ругань с куратором по поводу так и не снятого запрета покидать Китеж, из-за которого сдача сессии больше походила на вылазку в тылы врага. Сколько сил и нервов стоило мне уговорить Брина на эту эскападу! И то если бы не распоряжение Несдинича, которого мы на пару с дядькой Мироном дожимали больше часа, чёрта с два у меня что-то получилось бы. И это несмотря на то, что обещанный "срок заключения" давно истёк!

А как ворчал отец Алёны, когда супруга уведомила его, что до конца июля пустующую комнату одного из старших детей займёт знакомый семьи Трефиловых, толковый и очень скромный юноша... При этом на слове "скромный" она так зыркнула в мою сторону, что я спинным мозгом почуял: поблажек не будет, и присматривать за мной в этом доме, чтобы не сунулся куда не следует, станут не хуже, чем в последние недели в Китеже. Впрочем, в слежке виноват я сам. После того как, успокоенный обещанием скорого окончания нашего "домашнего ареста", я подарил Брину карту нижних технических переходов с обозначениями всех входов и выходов, включая портовую и транзитную зоны, бедняга полчаса икал, а к вечеру того же дня я насчитал аж четырёх наблюдателей, следующих за мной по пятам. На другой день по городу прокатились слухи о перестановках в комендатуре, потом забегал гарнизон, а пресловутые нижние технические переходы наполнились суетой и гулом строительных работ.

Поторопился. Надо было дождаться снятия запрета покидать парящий город, прежде чем делиться этой информацией... Дурак? Полный. Хорошо ещё, что Несдинич, хоть и огорошил меня новостью о необходимости продления этого идиотского "сиденья в Китеже" ещё на три месяца, всё же пошёл навстречу в вопросе сдачи экзаменов в училище... хотя и с большим скрипом. Но без его распоряжения уговорить Брина дать мне разрешение на долгую вылазку в город мне ни за что бы не удалось. Тем более что место моего обитания на время сессии так и осталось ему неизвестным. О том, что я остановлюсь у Алёны, вообще знали лишь двое — дядька Мирон и контр-адмирал. А чтобы избежать лишнего внимания в училище, мне пришлось сменить ставшую уже привычной гражданскую одежду на курсантский мундир, которым щеголяли девяносто процентов "заочников". О том, какими путями я пробирался в училище и как уходил из него после экзаменов, чтобы не попасться на глаза возможным наблюдателям, вообще вспоминать не хочу. Один плюс: увидев меня в таком наряде утром перед первым экзаменом, отец Алёны крякнул и довольно улыбнулся, а тем же вечером, за чаем, устроил форменный допрос на тему учёбы и планов на будущее. Особо распространяться о себе я не собирался и поначалу рассказал лишь об училище и временно закрытом контракте юнца на торговом "ките". В общем, успокоил палубного старшину. Известие о том, что ухажер его дочери такое же "воздухоплавающее", как и он сам, привело Григория Алексеевича в благодушное настроение, а вот матушка Алёны... м-да. Ну, Марфу Васильевну тоже можно понять. Уж кто-кто, а она точно знает, каково это — быть женой "китового". Длинные рейсы, длящиеся порой по полгода, пустой дом... и тоска. Да что далеко ходить, достаточно вспомнить недавнее состояние Хельги! В общем, матушка Алёны заметно охладела к одному "тихому и скромному юноше". Впрочем, ненадолго. Узнав, что я не собираюсь идти в "дальники" и меня вполне устраивают каботажные "селёдки", с их довольно короткими маршрутами, Марфа Васильевна задумалась, и холодок между нами вроде бы пропал...

— Значит, на "китах" служить не желаешь, а? — поинтересовался Григорий Алексеевич после ужина. Я кивнул. — А почему?

— М-м... Карьера, — ответил я. — У "китовода" есть три возможности — либо долго и упорно расти на чужом дирижабле, проходя всю цепочку от матросской старшины до капитана, либо идти в военный флот на тех же условиях, либо нужно родиться в семье, владеющей "китами", — в последнем случае время роста до капитанского мостика заметно сокращается. У меня нет родичей с "китом" в кармане, служба в военном флоте не привлекает, а тратить пятнадцать лет, работая на чужого дядю, при этом имея в кармане капитанский патент, не хочется. А такой патент к окончанию учёбы у меня точно будет. Не зря же я ценз зарабатываю...

— Хочешь всё и сразу, а? — усмехнулся в пышные усы отец Алёны.

— Зачем же сразу? — открестился я. — До окончания учёбы похожу на "китах", наберусь опыта и зарекомендую себя среди "китоводов", с выпуском из училища подам документы на патент... и буду работать на собственном каботажнике. Сам себе хозяин, сам себе капитан. Чем плохо?

— Плохо? Да нет, весьма толковые рассуждения, — протянул Григорий Алексеевич. — Только... где деньги возьмешь на покупку дирижабля?

— А этот пункт плана уже выполнен. Каботажник построен и стоит в эллинге. Так что дело за малым. Капитаном и экипажем, — улыбнулся я. Хвастаюсь? Ну да, имею полное право.

— Шустрый... Завидич... — с непонятной интонацией проговорил отец Алёны, окинув меня странным взглядом. Мать с дочерью переглянулись. — Хороший подарок тебе родители сделали.

А, вот оно что! Трефилов решил, что ухажёр дочки — всего лишь выскочка с тугим кошельком.

— У меня нет родителей, — сухо отрезал я. — Они погибли несколько лет назад.

— Извини, — чуть помолчав, произнёс мой собеседник.

Разговор сошёл на нет, и в комнате повисла тяжёлая тишина. Правда, через минуту огромные часы в углу гостиной нарушили наше молчание, пробив половину двенадцатого, и Марфа Васильевна с Алёной тут же засуетились, убирая со стола остатки нашего позднего ужина, точнее, столь любимого всем Новгородом чаепития, а нас погнали спать.

— Идите-идите. У Кирилла с утра экзамен, а тебе к девяти нужно быть в конторе, — мать Алёны сходу пресекла любые возражения, и мы разошлись по комнатам.

Больше эта тема в наших беседах не поднималась, хотя о самой "Мурене" и дирижаблях вообще мы с Григорием Алексеевичем разговаривали, да и спорили, частенько. Постепенно изменилось и отношение отца Алёны к "выскочке с собственным дирижаблем". В принципе, неудивительно. Как и большинство профессионалов своего дела, Трефилов ценил знающих людей, а я, смею надеяться, показал себя неплохо осведомлённым в области воздухоплавания вообще и дирижаблей в частности. По крайней мере, детских ляпов в своих рассуждениях не допускал, а там, где не был уверен в своей правоте, молчал. Монетой в копилочку наших отношений лег и тот факт, что, в отличие от многих офицеров, как настоящих, так и будущих, я не ворочу нос от непосредственной работы с "железом". Впрочем, как я заметил, у здешних нижних чинов и офицеров "старой" школы это вообще своеобразный пунктик. И Ветров, и боцман "Феникса"... вот и Григорий Алексеевич не раз выражали своё нелицеприятное мнение о "белоперчаточниках". Впрочем, вспоминая свои стычки с курсантами, не могу его осудить...

Экзамены сменялись долгими прогулками с Алёной, которую я взялся ежедневно встречать у кондитерской после работы. А поздними вечерами, когда обитатели дома Трефиловых расходились по спальням, я переодевался в тёмную, не стесняющую движений одежду и сбегал через окно в мастерскую, точнее в эллинг при ней, где меня ждала "Мурена". Благо никто не мешал мне отсыпаться днём после экзаменов, иначе с таким графиком я бы ко второй неделе с катушек съехал. Появляться же в мастерской днём было не менее опасно, чем посещать училище. О том, что мастерская принадлежит Завидичам, в округе не знал разве что глухой и слепой, так что вероятности наблюдения за заводом никто не отменял.

Рассчитывать на транспорт ночью было бы глупо, а потому я задействовал рунные цепи и мчался через весь город, как угорелый, не стесняясь прыжков по крышам. А что? Всё равно в темноте никто ничего не увидит. А летние ночи коротки, так что нужно спешить!

В сам эллинг я попадал через подвал и основное здание мастерской. Учитывая, что никаких окон в помещении с "Муреной" нет и увидеть, что в нём происходит, снаружи невозможно, оказавшись в эллинге, я спокойно включал свет и приступал к доводке машины. Работа над "Муреной" шла полным ходом. Основные труды "по железу" наши мастера под чутким руководством дядьки Мирона закончили ещё в первые две недели после прибытия дирижабля в построенный для него эллинг. Так что мне оставалось лишь нанести необходимые рунные связки и подключить их к корабельной системе управления.

Первым делом я проверил надёжность руники "перевёрнутой" насосной системы, благо подобный "изыск" изначально предусматривался её конструкцией. Это я знаю наверняка, поскольку точно такие же насосы установлены на "Фениксе" и "Резвом", да, собственно, именно поэтому я и остановил на них свой выбор. Правда, на "ките" Гюрятинича их восемь, а на "Мурене" только два, но и размеры этих дирижаблей несопоставимы.

Следующим шагом стала доработка рунескрипта укрепления, нанесённого рабочими верфи в соответствии со стандартами каботажного флота, точнее, превращение его в полноценный "китовый" набор. Травление на металле обшивки дополнительных рунных цепей, в том числе связывающих укрепляющий рунескрипт с системой энергонакопления, нанесение подходящей по цвету краски, чтобы скрыть травленый рисунок... всё это отняло у меня пять ночей. И ещё столько же я убил на рунескрипт, который должен заменить "Мурене" двигатели. Шестнадцать цепочек, нанесённых на стальные "пояса" купола по секторам, протянулись от носа до хвоста и замкнулись на довольно сложном механизме в недрах технической палубы. Ещё три ночи ушли на подключение получившейся системы к корабельному управлению. Дело осталось за малым. Накопители. Но их создание пришлось отложить до окончания сессии. Учитывая, что до этого момента оставалось совсем немного времени, я решил не терять его зря и оставил в конторе записку для дядьки Мирона. Чтобы на следующую ночь увидеть в подвале мастерской здоровый металлический ящик на каменной подставке. Не забыл, значит. Хорошо...

Проверив линию, подведённую от энергосборника мастерской в подвал, и убедившись, что она рабочая, я уж было принялся чертить на толстенных стенках ящика эскизы будущих рунескриптов, когда чувство опасности взвыло, заставив меня откатиться в сторону. Не вышло!

— Ай-яй... пусти!

— Стоять, поганец! — рявкнул дядька Мирон, продолжая выкручивать мне ухо. Больно, чёрт!

— Да стою я! Стою! — взвыл я, чувствуя, как несчастные хрящи сворачиваются штопором. И ведь не вырваться. Махом без уха останусь. Наконец опекун разжал стальную хватку. Осторожно коснувшись пострадавшей части тела, я непроизвольно зашипел. Щиплет, горит... бр-р.

— Ну а теперь поведай мне, юноша, какого чёрта ты здесь делаешь? — нависая надо мной, прогудел явно разъярённый опекун.

— Работаю, — буркнул я.

— Кирилл... ты... а! — махнув рукой, дядька рухнул на стул и уставился куда-то в сторону. Молча. Но через пару минут он вроде бы пришёл в себя и заговорил усталым и тихим голосом, напугавшим меня куда больше недавнего рычания. — Ты хоть понимаешь, какой опасности сам себя подвергаешь, приходя в мастерскую? Агентов Гросса ловят уже полгода и до сих пор всех не выловили. Несдинич рвёт и мечет, его контора уже потеряла несколько человек! Я вообще с трудом представляю, как нам удалось уговорить его разрешить тебе сдачу экзаменов в училище в такой обстановке. Ладно, твою пассию никто не знает, и где ты живёшь, соответственно тоже неизвестно, в училище тебя прикрывают "географы", но это... да любой мало-мальски интересующийся человек свяжет с нами эту мастерскую. И ты сам сюда идёшь! Без защиты, без прикрытия, Кирилл! Сдохнуть хочешь? Или думаешь, в Рейхе тебе приготовлен королевский приём? Какого чёрта ты творишь?!

Последние слова дядька Мирон чуть ли не проорал. А ведь как тихо начал... И вновь замолк, сверля меня сердитым, очень сердитым взглядом. Я тяжело вздохнул.

— Я должен как можно быстрее закончить "Мурену".

— Должен? Кому? Зачем? — опекун, выдохшись, вновь перешёл на нормальный тон. В ответ я только пожал плечами, и дядька Мирон прищурился. — Что, опять твое чутьё?

— Наверное, — кивнул я. — Может, это и глупо, но я предпочитаю доверять своим ощущениям. А они пинками меня подгоняют. Впрочем, есть ещё кое-что...

— Вот как... — протянул дядька Мирон. — И что же это?

Я протянул ему недавно полученное письмо, и опекун, хмыкнув, погрузился в чтение. Минут через десять он закончил и, медленно сложив листы в конверт, протянул мне.

— Это правда?

— Не замечал за Клаусом тяги к бессмысленной лжи, — пожав плечами, ответил я.

— Ну почему же бессмысленной? — медленно, словно нехотя, протянул дядька Мирон. — Очень неплохой способ заставить нас расслабиться... Впрочем, изложенные здесь факты легко проверить. А вот как прикажешь с тобой поступить? Раньше не мог мне это письмо показать?

— Понять и простить? — обречённо вздохнув, предложил я.

— А потом догнать и накостылять, — фыркнул дядька Мирон.

Вроде бы отошёл... Хотя радости в его голосе не прибавилось. Оно и понятно. Если письмо не врёт, то... скорее всего, наши проблемы совсем не там, где мы думали. И не то, что мы таковыми считали. А это плохо. Очень.

Опекун проверил сведения, присланные Клаусом. Уж не знаю, как он "выбил" из Несдинича информацию об отсутствии Гросса в Новгороде, но однажды на мостике "Мурены" я обнаружил записку от моего опекуна, подтверждающую правоту младшего Шульца, и было это вечером того же дня, когда мастеровые под руководством дядьки Мирона, наконец закончив работу над боевыми торпедами, загрузили их в "Мурену", спустя два дня после завершающего сессию и успешно сданного, кстати говоря, экзамена.

Сегодня день моего возвращения в Китеж. Нерадостный день, честно говоря. И примиряет меня с ним лишь предстоящий полёт. "Алмазные" аккумуляторы готовы и заняли своё место в системе питания, торпеды погружены, а я... я собираюсь провести полный тест всех систем дирижабля перед первым большим полётом. Нет, мы с дядькой Мироном уже неоднократно поднимали "Мурену" в воздух, но, во-первых, мне хочется испытать её самому, а во-вторых, условия испытания не позволяли толком испробовать рунный двигатель, да и подъём гондолы мы практиковали только в закрытом эллинге. Ну а кроме того, меня так и тянуло похвастать дирижаблем перед Алёной. Именно поэтому, вместо того чтобы воспользоваться почтовым ботом, я решил осуществить перелёт на "Мурене" от Новгорода до Китежа. В конце концов, имею я право пригласить девушку в гости?! Я-то у неё почти месяц гостил, а долг платежом красен.

Ради этого представления и из-за отсутствия желания объяснять свои прихоти куратору или Несдиничу я даже не стал сдавать билеты на почтовый бот, с которым мы должны были вернуться в Китеж. Понятное дело, дядька Мирон был не очень-то доволен озвученной мною вечером накануне отъезда идеей и ворчал, что "вот тут-то нас и прихватят"... Но это он зря. Существующий небольшой, но стабильный поток посетителей лавки при мастерской запросто прикроет приезд и интерес Трефиловых. За день таких вот заказчиков сюда приезжает до полусотни человек, кто "емелькой" или извозчиком, а кто и на паровом дилижансе, курсирующем между Новгородом и Старой Ладогой. Да, в конце концов, о том, что я вообще в Новгороде, известно очень небольшому кругу лиц. Я был предельно аккуратен и даже на испытания "Мурены" приходил загодя, привычно забираясь ночью в эллинг и дожидаясь утра в собственной "шкиперской" каюте, а уходил уже следующим вечером, благо, в отличие от зимней сессии, в этот раз экзамены не шли валом, не оставляя времени на отдых. Так что выкроить день между ними было нетрудно.

Пригласив Алёну с отцом в нашу мастерскую, сам я, для успокоения своей совести и нервов опекуна, добрался туда уже привычным способом, под покровом ночи... Ну, ближе к утру на самом деле. Вылет запланирован на вторую половину дня, так что у меня достаточно времени для проверки всех узлов... и наведение порядка, чтобы не было стыдно во время экскурсии.

"Мурена" получилась необычной, очень необычной машиной. Управлять ею, несмотря на размеры, можно даже в одиночку. Да, это довольно хлопотно, но вполне возможно. По крайней мере, во время обычного полёта. А вот с боевым маневрированием и стрельбой одному не справиться. Собственно, именно для этого и нужен экипаж. Метаться во время боя от поста к посту — не лучший способ победить. Слишком много движений нужно совершать, слишком много действий, в результате есть риск просто не успеть за изменяющейся ситуацией, не успеть уклониться от залпа, не успеть выпустить торпеду в цель... и, как следствие, погибнуть. Так что хочешь — не хочешь, а экипаж придётся набирать. Правда, здесь меня ждёт небольшая проблема. "Мурена" — это набор решений, открывать которые миру мне совсем не хочется. А значит, экипаж должен состоять из людей, которые либо вообще не будут понимать, на чём им довелось бороздить пятый океан, но такие идиоты — редкость неимоверная, либо из людей, которым я могу доверять. А таких ещё меньше, чем первых. Но мне много и не надо. В идеале экипаж должен включать хотя бы пять человек: шкипер, его помощник, штурман, арт-техник и оператор боевого пульта. Для рейса, боя и вахт вполне достаточно. Причём реально в бою хватит и двух-трёх человек, но в этом случае обычный рейс, с его временными ограничениями и правилами доставки груза, для такой урезанной команды станет натуральным адом. Ни отдохнуть по-человечески, ни отвлечься. Работа на износ. В общем, без команды будет туго. С другой стороны, в нынешней ситуации у меня может просто не хватить времени на набор людей... хотя некоторые кандидатуры имеются. Но опять же вопрос времени выходит на первый план. Кое-кто просто не готов сейчас занять должность, а кто-то связан контрактом... Эх, и почему всё так сложно, а?

Я поднялся по штормтрапу на мостки, опоясывающие нижнюю часть гондолы, и, открыв округлую герметичную дверь, прошёл внутрь. Пилотские очки-"консервы" на лицо, и опять вверх, по узкому крутому трапу, проложенному в трубе. Тишина и темнота вокруг, только слышен звук подошв, опускающихся на узкие ребристые ступени. Выбрался.

Ботинки глухо стукнули о пробковое покрытие технической палубы. Здесь направо, оставить позади насосную, вот и дверь энергоузла. Первые четыре рычага вниз. Есть. Энергосборник разблокирован, основные рунные цепи замкнуты... и два неярких светильника засияли над моей головой. Вот теперь можно снимать очки и двигаться дальше.

Бегом мимо застопорённых и закрытых щитами от чужих взглядов ячеек с малыми торпедами, не забывая поглядывать вверх, чтоб не задеть выступающие ящики подвесок с основным калибром, через узкий проход меж "барабанов" пневматических подъёмников и, не доходя до мастерских, вниз по короткому, не в пример подъёму, но такому же крутому трапу. Тамбур. Слева проход на жилую палубу — там каюты, камбуз с ледником, кают-компания и выход-подъём в трюмный отсек, а справа лишь одна задраенная дверь. Щелчок кремальер...

Мостик. Сердце "Мурены". Вытянутое перпендикулярно продольной оси дирижабля помещение с двумя боковыми выходами на открытые всем ветрам "крылья", которыми экипаж почти не будет пользоваться. На высоте в несколько миль это не лучшее место для наблюдения.

Стёкла обзора на мостике огромные, куда больше, чем на всех виденных мною прежде дирижаблях: сказывается "яхтенное" прошлое гондолы. Бронеставни тоже отсутствуют, но они здесь и без надобности. Во-первых, это лишний вес, а во-вторых, в боевой обстановке мостик всё равно будет надёжно укрыт в защищённом "брюхе" дирижабля, как, собственно, и вся гондола.

Здесь, кстати, гораздо светлее, чем на палубах. Панели излучателей, установленные вместо обычных ламп и плафонов, работают в полную силу, хотя энергосборник пашет на минимуме своих возможностей, сливая тонкий ручеек энергии в два бездонных алмазных аккумулятора, основной и запасной. Остальное оборудование пока питается "естественным" током энергии.

Жаль только, что процесс зарядки так долог. По моим расчётам, чтобы получить час хода на одном аккумуляторе, необходимо два часа на его зарядку... при условии, что разворачиваемый над куполом, энергосборник будет "сливать" в него четверть всей собираемой энергии, отдавая остаток на арт-приборы дирижабля. К сожалению, во время такой зарядки на ходу "Мурена" будет именно тем, чем она кажется, то есть малотоннажным неповоротливым каботажником, отличающимся от собратьев лишь наличием вакуумного купола, но со стороны этого не увидишь.

Самое паршивое, что в таком режиме дирижабль и его энергосборник будут потреблять всю доступную в окружающем пространстве энергию, а это означает возможные перебои в работе арт-приборов. В общем, довольно экстремальный вариант, но не единственный. По моим расчётам выходит, что оптимальным решением будет "слив" восьмой части собираемой энергии в аккумуляторы. Да, на зарядку будет уходить вдвое больше времени, зато никакого риска для приборов, и в работе будут доступны все реальные возможности "Мурены", кроме разве что подъёма гондолы. Правда, это боевой вариант, изначально предусматривающий исключительно аккумуляторный ход. Ну и ещё остается вариант зарядки аккумуляторов на якорной стоянке. В этом случае энергосборник способен за несколько часов зарядить аккумуляторы так, что "Мурена" сможет находиться в "боевом" состоянии до недели, правда, такая зарядка возможна лишь при полностью обесточенном дирижабле, что включает в себя и деактивацию купольной защиты. А это значит, что на время такой "зарядки" придётся выравнивать его внутреннее давление с атмосферным. В общем, есть здесь и минусы, и плюсы, но не всё так плохо, как могло бы быть. Зато при полностью заряженных аккумуляторах "Мурена" на голову превосходит любого противника и по скорости, и по манёвренности, про защиту я вообще молчу. А если учесть некоторые наработки старшего Брина, отданные им в обмен на пару моих разработок... Ха!

Я довольно улыбнулся и, оглядевшись по сторонам, сделал шаг вправо к штурманскому столу, пока ещё тёмному, едва поблескивающему стеклянной панелью. Ну ничего, скоро его поверхность засияет, подсвечивая карту, а наложенная поверх сетка расцветит её затейливым зеленоватым узором. Здесь пост штурмана... и, по совместительству, наблюдателя-целеуказателя, в распоряжении которого находится не только штурманский стол и набор навигационных и метеоприборов, но и перископ, способный, переключаясь, передавать изображение с объектива, расположенного в крайней верхней точке купола, с нижнего объектива под гондолой или со стереоскопического дальномера, закреплённого там же. Но это не новшество, такие наблюдательные приборы, и зачастую в куда большем количестве, имеются на всех дирижаблях.

А вот рунных дальномеров у меня нет — слишком уж они дорогие. Но это не страшно. На больших расстояниях с этой задачей справится штурманский стол, а на малых дистанциях в двадцать-тридцать миль хватит и трёхметровой базы под гондолой, скооперированной с флотским механическим вычислителем, парочку которых я "неофициально" выкупил на китежской верфи с пошедшего на слом малого рейдера, пострадавшего в стычке с пиратами где-то над Балтикой. Получился знакомый мне ещё по меллингским "селёдкам" довольно дешевый вариант оптико-механического дальномера. Конечно, по скорости определения расстояний такой прибор уступает имеющимся в продаже промышленным полуавтоматическим образцам, зато он куда дешевле, да и разница между ними для меня не критична. Всё же рунные полуавтоматы ориентированы на точное вычисление больших расстояний, а мне это без надобности.

Хлопнув по полированному дереву прибора, я сделал несколько шагов в сторону. Здесь, слева от центрального прохода к обзору, расположился пост "пилота", в реальности же пульт управления огнём со вторым вычислителем... Нет, это не фальшивка, пост пилота вполне рабочий... для игры в неуклюжий каботажник. А настоящее место пилота-рулевого, управляющего рунным двигателем, находится впереди, у самого обзора, справа от шкиперского кресла, где сдублированы основные системы управления. С левой же стороны от "трона" расположился телеграф, работать с которым в обычных условиях придётся оператору боевого пульта. Ну, не арт-техника же ставить к этой "дуре"? Его место вообще на технической палубе.

Рунный двигатель... Моя гордость. Сколько времени я убил на его доводку до ума, расчёты и испытания... вспомнить страшно. И это при том, что принцип, на котором он построен, давно известен и отработан местными на "ять". В тех же посадочных "конусах" парящих городов рунескрипты, изменяющие давление в определённом объёме, используются уже лет двадцать. Да и в куполах "китов" обязательно есть рунные цепи, призванные вытеснять газовую смесь, помогая работе насосов. Без этих рун, опустошения купола можно было бы ждать до морковкина заговенья. Правда, в качестве двигателей на дирижаблях такие рунескрипты не применяют... Почему? Не знаю, может быть, из-за инерции мышления, а может, из-за прожорливости системы. Но второй вопрос я решил благодаря кое-каким прежним знаниям и вычислителю Боргезе, так что энергопотребление двигателя снизилось в два раза. Точнее, эффективность работы увеличилась вдвое. Всего-то и надо было уравновесить воздействие, производимое рунескриптом, ему противоположным. Для тех же "конусов" это неприменимо, поскольку подобное "уравновешивание" означает, что создаваемая под посадочной площадкой область пониженного давления, образующая энергонасыщенный "коридор" для подъёма каботажников, пропорционально увеличит давление над самой площадкой. Как результат, "язык" переломится и вся махина рухнет вниз. А вот "Мурене" этот вариант подходит как нельзя лучше. Нанесённые по двум продольным "поясам" купола рунескрипты, позволяющие изменять давление воздуха вокруг дирижабля, работают без проблем. Так, "горизонтальный" пояс рун, поднимая давление в кормовой части, одновременно снижает его в носовой, что заставляет "Мурену" двигаться вперёд, а "вертикальный", точно так же оперируя давлением над куполом и под гондолой, даёт возможность резко менять высоту полёта без включения насосов. Синхронное действие поясов позволяет "Мурене" развивать огромную скорость, а их раздельное включение и плавное регулирование мощности дают нереальную для дирижаблей манёвренность. Для боя — самое то!

Глава 2. "Пущай полетает"

Устроившись в шкиперском кресле, я позволил себе несколько минут помечтать о будущих полётах, но, глянув на хронометр, непременный атрибут рубки любого дирижабля, охнул. Время седьмой час, а у меня ещё конь не валялся!

Начнём с энергосборника. Поворот ключа... и свет над головой на мгновение мигнул. "Зонт" развернут. Мощность на сто процентов... рычаг в крайнее верхнее положение... есть замыкание контуров. На приборной доске одна за другой зажигаются контрольные лампы. Шестой контур, восьмой... десятый. Норма. Давление в куполе... атмосферное. Замечательно. Теперь аккумуляторы. Два неприметных тумблера уже в положении "зарядка". Кольца в их основании поворачиваются до крайних значений. Отбор девяноста процентов энергии — это максимум, который можно "отдать" аккумуляторам. Сейчас на них работают девять из десяти контуров энергосборника. А десятый даёт энергию для освещения, получения небольшого количества воды из тихо загудевшего конденсатора и для работы камбуза и ледника.

На этом этапе всё. Через три-четыре часа можно будет перевести зарядку аккумуляторов на четверть, включить купольные рунескрипты и насосную установку для откачки воздуха из купольных секций. А у меня есть время, чтобы привести в порядок каюты. Учитывая, что кроме места обитания шкипера и камбуза с кают-компанией я нигде не убирался с момента спуска "Мурены" со стапеля, работы предстоит море. А ведь есть ещё техническая палуба, трюм и техпереходы между ними... эх! Кто бы знал, как же мне не хочется ползать по полу с тряпкой... Впрочем, кажется, я знаю, как решить эту проблему. Там получалось — почему здесь не получится?

Я сосредоточился, и вокруг начали закручиваться потоки ветра. Поначалу лёгкие и почти неощутимые, они очень быстро набрали силу и одной мощной волной помчались по жилой палубе. Если бы не подпитка через рунные цепи, тускло сияющие на коже, мне бы такой объём не поддался, но я всё же справился, хоть и времени это заняло... м-да. Наведение порядка на палубах и в каютах я закончил только через два с лишним часа. А всё потому что решил не ограничиваться сухой уборкой, а водой я оперирую не так хорошо, как ветром. Контроля не хватает. Выметенная и смытая грязь одним огромным комом была отправлена в утилизатор, и я наконец смог облегчённо вздохнуть. Вот ведь и руками-то не работал, а как упарился!

Девять часов утра. Мастерская уже начинает работу, а значит, мне пора чуть "притушить" энергосборник, иначе станки и приборы в соседнем здании просто не включатся. Энергию-то "Мурена" тянет ого-го как!

Вернувшись на мостик, я подошёл к шкиперскому креслу и, пробежав взглядом по приборной доске, установил нужный тумблер в среднее положение. Если бы я сейчас находился снаружи, мог бы увидеть, как, складываясь, скользят по направляющим расположенные на верхней части купола полупрозрачные "жалюзи" энергосборников, и замирают на полпути.

На обычных дирижаблях, и "китах", и "селёдках", отдельные энергосборники не устанавливаются. Нет необходимости, поскольку все арт-приборы потребляют окружающую мировую энергию, — с "Муреной" же всё иначе. Нет, рунескрипты в приборах и конструкции самого дирижабля вполне способны работать на том же принципе, но лишь до тех пор, пока гондола опущена. Как только она уйдёт под защиту укреплённого купола, доступ к мировой энергии расположенным в ней приборам будет перекрыт. Рунескрипты купола, "сжирая" потребную им часть поступающей извне энергии, просто не пропускают внутрь "излишки", блокируя поступление энергии напрочь. Чтобы решить эту проблему, мне и понадобились "алмазные" аккумуляторы, две килограммовые коробки которых с лёгкостью заменяют пару классических семидесятитонных блоков угольных накопителей. Правда, если попробовать включить такой аккумулятор на самостоятельную зарядку, то из-за его размеров процесс этот затянется не на один день. Вот тут-то мне и пригодились складные энергосборники, "полотно" которых благодаря огромной площади способно собирать энергию намного эффективнее, чем это получается у самих аккумуляторов. Правда, при этом сам энергосборник изрядно уменьшает количество энергии, доступное для свободного поглощения рунескриптами дирижабля. В общем, лучшие ходовые показатели у "Мурены" будут при убранном полотне энергосборника или в "боевом" положении, то есть с утопленной в корпус гондолой. А во время зарядки аккумуляторов дирижабль своих выдающихся качеств показать, увы, не сможет. Ну и ладно! Это некритично, а значит, переживём...

Хронометр "отбил" одиннадцать часов, и я нехотя сполз с кресла, в котором задремал, ожидая своих гостей. Прошёлся по рубке, полюбовался на расцвеченную многочисленными зеленоватыми точками карту штурманского стола и, пробежавшись пальцами по верньерам настройки перископа, переключился с верхнего объектива на нижний. Мутная, несфокусированная из-за чересчур малого расстояния картинка дёрнулась, а в следующий момент работающие в "ночном" режиме, подобно моим очкам, объективы выдали засветку, словно кто-то полоснул по ним лучом света. Я нахмурился и, глянув на указатель направления, покачал головой. Похоже, кто-то из работников мастерской пожаловал. А засветка — это след открывшейся на миг створки малых ворот, на которые в этот момент и был направлен объектив.

Странно всё это. Работники в курсе запрета на посещение эллинга, так что без серьёзного основания сюда не сунутся. Сходить посмотреть?

Рука автоматически нашарила ствол в кобуре, а лёгкий сквозняк послушно скользнул "на разведку", чтобы через минуту вернуться, уверив меня, что я единственный человек на борту "Мурены". Значит, гость ещё не успел войти.

Метнувшись к шкиперской консоли, я заблокировал все внешние двери, полностью выключил освещение в переходах "Мурены" и, спустив на нос очки-консервы, привычно разогнавшие окружившую меня темноту, тихо прокрался к выходу из рубки. На миг замерев в тамбуре перед трапом, ведущим на техническую палубу, я обогнул его и осторожно придавил верхний край бальсового щита переборки. Тихий, скорее ощущаемый пальцами, чем слышимый ухом, щелчок оповестил об открытии замка. Отодвинув бесшумно ушедший в сторону щит, я проскользнул в открывшийся проем и, заперев этот "тайный ход", съехал вниз по металлической трубе. Спустившись, я сделал шаг в сторону и, провернув штурвал врезанного в пол люка, осторожно поднял тяжёлую герметично закрывающую проем крышку. В лицо пахнуло свежим воздухом, и я, прикрыв за собой люк, аккуратно, стараясь не шуметь, слез вниз по одной из опор вспомогательного нагнетателя.

Чуть в стороне послышались звонкие удары подошв по металлическим скобам штормтрапа. Кажется, неизвестный любопытный решил пробраться на "Мурену". Ну-ну. Пусть пытается. Все двери заблокированы изнутри, и без знания кое-каких секретов, снаружи их не открыть, а опустить трюмную аппарель, находясь "на улице", невозможно в принципе.

Прогудели над головой мостки, опоясывающие гондолу, но довольно тихо. У меня шаг и то тяжелее... ну, если не красться, разумеется. Хм, я так понимаю, гость решил забраться на "крылья" рубки и попытать счастья с дверьми, ведущими непосредственно на мостик? Однако каков нахал. Впрочем, если ему не лень, пусть старается. Там тоже всё задраено. Ну, точно... опять звон подошв, стучащих по скобам. Настырный...

Убедившись с помощью ветра, что этот визитёр единственный в эллинге и по углам не прячутся его подельники, я выглянул из-за подвижного держателя "вспомогача" и, задрав голову вверх, отыскал взглядом карабкающуюся по стенке гондолы фигурку, благо из-за пилотских очков тьма, царящая вокруг "Мурены", мне не преграда. Мальчишка. Откуда?

Ладно, спустится — разберёмся. Ну, в самом деле, не лезть же мне за ним на эту верхотуру? Проще подождать, пока он убедится в бессмысленности попыток пробраться в рубку и сам слезет вниз. Вот, что я говорил? Ползёт, родимый. Ещё и бурчит что-то недовольно...

— Но ведь кто-то же там должен быть? — спустившись на бетонный пол, паренек плюхнулся на него задницей и, зло ударив по стойке выдвижного трапа, вздохнул. — Не может же эта бандура сама включаться. Правильно?

— Совершенно верно... Ярослав, — согласился я, включая фонарик. Племянник тётушки Елены заполошно дёрнулся, но, узнав голос, застыл на месте, щурясь от бьющего в глаза света.

— Кирилл?

— Вставай. Нечего на холодном бетоне рассиживаться. Отморозишь себе... что-нибудь.

Ярослав неохотно поднялся, но, увидев блеснувший в свете фонаря пистолет в моей руке, стал двигаться куда быстрее. Похоже, дошло, что шутить с ним никто не собирается. И славно.

Отконвоировав гостя в дальний угол эллинга, где оставался небольшой закуток, обустроенный мастерами во время работ как место отдыха, я указал Ярику на стул, а сам, включив настольную лампу, расположился на небольшом диванчике. Погасив наконец надоевший фонарик, я уставился на нервничающего подмастерья и, потянув паузу, кивнул.

— Рассказывай.

— Что? — поднял на меня удивлённый взгляд Ярослав.

— А всё. Что тебя привело в эллинг, зачем полез в "Мурену"... откуда знаешь, что она "включена". Я слушаю.

И он рассказал. Надо отметить, в логике Ярику не откажешь. Как подмастерье, сей пылкий вьюнош обязан появляться в мастерской раньше всех. Именно он включает "зонт" энергосборника мастерской и вообще готовит цех к началу работы, как самый младший. А не так давно умный Ярик заметил, что "зонт" при включении слишком долго "раскочегаривается", словно ему энергии не хватает. Приглашённый специалист поломок или каких-то дефектов не обнаружил, а старшина бригады мастеров Казанцев, ничтоже сумняшеся, вычел стоимость вызова техника из жалованья паникёра, чем, разумеется, кровно того обидел. Ещё бы, ведь утечка энергии никуда не исчезла, а виноватым сделали самого Ярика. Упёртый правдоискатель решил поспорить, влетел на штраф и затрещину от старшины, но не угомонился, даже оставшись без четверти жалованья. То есть больше ничего доказывать на словах не стал, а решил провести собственное "расследование", результаты которого и предъявить заинтересованной общественности в лице бригады мастеров и, может быть, управляющего.

Я же говорю, с логикой у юноши всё в порядке. Поэтому, отбросив идею поломки, как опровергнутую приглашённым за его счёт техником, Ярик стал искать другие возможные причины утечки. И нашёл. Это было совсем нетрудно, учитывая, что поблизости есть только один объект, который может поспорить с мастерской по энергоёмкости, и расположенный достаточно близко, чтобы его мощность заставляла "проседать" энергосборник. Подтверждение своей теории он получил в день первого воздушного испытания "Мурены". Тогда впервые за месяц ток энергии к механизмам мастерской "просел" днём. Впервые, но не в последний раз. Ну да, мы же с дядькой Мироном не однажды испытывали мой дирижабль. Другое дело, что о моём присутствии на нём не знал никто, кроме Завидича...

Ну а сегодня, заметив очередную утечку энергии, к тому же происходящую не рано утром, в отсутствие бригады, или во время испытаний, когда работы в цехе останавливались сами собой и мастера вываливали на улицу, чтобы с гордостью причастных к "чуду" посмотреть на величаво поднимающуюся в воздух "Мурену", Ярик решил во что бы то ни стало восстановить справедливость... и, может быть, даже вернуть незаконно отнятые старшиной деньги. Для чего и проник в эллинг, желая притащить виновника своих бед в контору и представить пред ясны очи дядьки Мирона и старшины бригады, очистив таким образом своё доброе имя. В общем, и смех и грех. Нет, парня можно понять, он ведь пострадал из-за своей же добросовестности и по чистому недоразумению. Да и его настырность вызывает уважение, но... Фёдор Казанцев тоже человек упорный, точнее, упёртый. И заставить его извиниться перед пятнадцатилетним пацаном, к тому же собственным подчинённым, только-только перешедшим из разряда "принеси-подай" в подмастерья... будет трудно. Людям вообще тяжело даётся признание своих ошибок. А тут ещё и возможный урон авторитету... Эх. Придётся мне решать эту проблему самому.

— Яр, ты меня извини, пожалуйста, — проговорил я, глядя в глаза расстроенного сверстника. Тот удивлённо приподнял брови. — Это наша вина. Я сам просил старшину молчать о моих ночных занятиях. Поэтому он был с тобой так строг. Понимаешь, я ведь уговорил его не рассказывать об этом даже моему опекуну, точнее, особенно ему. Иначе мне пришлось бы отказаться от ночных тренировок в "Мурене". Он просто запретил бы мне сюда лезть в его отсутствие. Представляешь, как сложно было Фёдору мне помочь? Дядька Мирон ведь тоже хозяин мастерской. И лгать ему в делах, касающихся производства, старшине просто совесть не позволяет. А тут...

— А тут вылез я, и Казанцев, опасаясь за своё место, просто заткнул мне рот. Так? — мрачно проговорил Ярослав.

— Не за место, а за слово, которое он мог нарушить. Одно дело промолчать о том, что никак не влияет на исполнение обязанностей и работу мастерской в целом. И другое дело — не сдержать данного слова. Но знаешь, что самое смешное? — улыбнулся я, заработав недоумённый взгляд Яра.

— А здесь есть что-то смешное? — буркнул он. — Не вижу.

— Ага. Несколько дней назад я признался дядьке Мирону в своих вылазках. Огрёб, конечно, но как раз сегодня, в качестве экзамена, я должен вести "Мурену" в первый большой полёт. Но это так, вступление. Самое смешное, что Казанцев, узнав об этом, стребовал премию за работу бригады над дирижаблем. И почему-то у одного подмастерья она составляет не четверть месячного жалованья, как у остальных, а половину. Не знаешь, с чего бы такое внимание?

Повеселевший Ярослав после недолгого разговора ни о чём сбежал в мастерскую, а я, вспомнив о времени, направился в лавку. Уже скоро должен приехать дядька Мирон, которого мне ещё предстоит "обрадовать" предстоящей выплатой только что придуманной премии, да и Казанцева нужно предупредить, чтобы дров не наломал.

Сбегав в рубку за оставленным там пиджаком и спрятав пилотские очки в карман, я прошёл через мастерскую и, затащив Казанцева в контору, быстро ввёл его в курс дела. Не сказать, что старшина был так уж доволен моей историей, но обещанная премия довольно быстро примирила его с действительностью. Вот и славно.

Следующим в списке стал дядька Мирон, с шиком подкативший к мастерской на "Изотте", по которой, кажется, Хельга в Китеже скучала едва ли не больше, чем по возможности прогуляться по новгородским лавкам и портным. Опекун посмеялся над моим рассказом, но идею премии поддержал. Тем более что, по его признанию, он и сам размышлял над этим вопросом, желая поощрить бригаду, без звука взявшуюся за работу, явно не приносящую мастерской доходов. По крайней мере, прямых, но ведь о возможной прибыли от использования дирижабля мастерам неизвестно, не так ли? В общем, зерно идеи легло на благодатную почву, что и подтвердил довольный гул, доносящийся от входа в контору. Кажется, дядька Мирон решил сразу обрадовать работников нежданной новостью. Ну и замечательно.

Часы в удивительно пустой для выходного дня лавке при мастерской показывали без десяти двенадцать, когда на пороге, опровергая все стереотипы о женских опозданиях, возникла изящная фигурка Алёны. Перемахнув через прилавок, я подлетел к девушке и, обняв, закружил. Благо в лавке было пусто и можно было не опасаться косых взглядов. А вот от поцелуя пришлось воздержаться. Опять... по молчаливой рекомендации негромко откашливающегося за моей спиной отца Алёны. Услышав мой разочарованный, полный печали вздох, девушка улыбнулась и, невесомо коснувшись губами моей щеки, высвободилась из объятий. А я приготовился слушать очередную речь о том, что "совсем молодежь распустилась, родителей ни в грош не ставит, им только дай волю, сразу полон дом детей в подоле натаскают...". И так далее, и тому подобное. Но уж последнее точно чушь. Не было у нас с Алёной ничего. Пока не было. А Григорий Алексеевич в своём ворчании иногда и лишку может хватить. Впрочем, сегодня он был на диво миролюбив и беззлобен, так что, буркнув пару дежурных предостережений о соблюдении приличий и огласив ухооткручивающие и розгохлестательные санкции за возможные нарушения его "наставлений", тем и ограничился, переключив своё внимание с меня и полыхающей румянцем дочери на выставленные в лавке товары.

А посмотреть здесь есть на что. Один "меланжер" на паровом ходу чего стоит! Впрочем, кроме кухонных плит, пылесосов, кондиционеров да холодильников, большая часть наших товаров работает на "тепловых" двигателях. Издержки системы. Руны можно заставить излучать или поглощать свет, издавать или глушить звуки, с помощью рунескриптов можно укреплять материалы и разрушать их, нагревать и охлаждать, увеличивать или уменьшать плотность, да почти как угодно влиять на состояние вещества. Вопрос лишь в количестве рунескриптов. Руны могут даже преобразовывать мировую энергию в электричество, но вот заставить её "крутить вал" напрямую... Увы, здесь это оказалось просто невозможно, так что мне лишь осталось вздыхать о двигателях того мира. С другой стороны, здесь не нужно заботиться о топливе для эгрегора... Зато приходится искать обходные пути в виде паровых машин или электродвигателей, хотя последние здесь экзотика. Паровики и прочие "тепловые" машины во много раз проще, дешевле и... привычнее. Потому и живуч этот паллиатив.

Вот и у нас в лавке полным-полно пыхтящих, словно маленькие паровозы, приборов. Хотя действительно "паровых" среди них совсем немного. По большей части, в наших изделиях установлены миниатюрные "шотландки".

Наблюдая за тем, как Трефиловы ходят по небольшому залу, рассматривая образцы, словно музейные экспонаты, я невольно улыбнулся. Гордость? Да. Это МОИ "экспонаты". Пусть собраны они чужими руками, пусть подобные вещи когда-то и где-то были или будут привычной и неотъемлемой частью быта, и не мне принадлежит честь их изобретения, но их руническая составляющая полностью разработана мною, адаптирована, рассчитана и "вылизана" долгими ночами. И я имею право гордиться плодами своего труда.

Впрочем, чересчур увлекаться осмотром образцов моим гостям не стоит. Времени у нас не так уж много, а на подробную "экскурсию" вдоль полок и витрин может и час уйти. Несмотря на то что ассортимент товаров пока ещё невелик, места он занимает порядочно, особенно учитывая, что некоторые изделия представлены в разных вариантах как по комплектации, так и в расчёте на толщину кошелька. Плюс различные дополнительные приблуды... которые, собственно, и приносят нам добрую половину дохода. Ха! Дядька Мирон по моей просьбе ещё и каталог изделий нашей мастерской в типографии заказал, для удалённой торговли. Издатель долго не понимал, зачем это нужно, когда существуют сводные каталоги, в которых размещение объявлений о продаже обходится куда дешевле. Но заказ выполнил. Действительно дороговато вышло, зато теперь у нас есть возможность раздать эти каталоги торговым партнерам, а те, в свою очередь, разошлют их по своим представительствам... Поторгуем.

Кажется, Григорий Алексеевич тоже понял, что может задержаться у витрин на непозволительно долгий срок...

— Ну что, похвастаешься своим дирижаблем? — с лёгкой ухмылкой спросил он, отходя от витрины с двумя монструозными автоматическими мясорубками.

— Да, конечно, — кивнул я в ответ и, подхватив под руку Алёну, повёл гостей прочь из зала.

В цех мы заходить не стали, я лишь попросил приказчика, встреченного нами в коридоре, ведущем из торгового помещения в контору, сообщить дядьке Мирону о том, что мы уже идём в эллинг и будем ждать его там. Приказчик молча кивнул и исчез из виду.

— Вышколенный, — с непонятной интонацией протянул следующий за мной и Алёной Трефилов.

— У Казанцева не забалуешь. Он в мастерской чуть ли не военные порядки завел. Дядька Мирон на него не нарадуется, — пояснил я, открывая дверь перед спуском в подвал. А что? Идти через цех — шумно и грязно. Обходить его по улице, чтобы потом возиться с огромными воротами эллинга? Ну на фиг. Через подвал быстрее и привычнее.

— Прямо древние подземелья, — прошептала Алёна, когда мы оказались внизу. Ну да, низкие кирпичные своды, арки и тусклые светильники на стенах, едва разгоняющие темноту по углам. Мрачноватое местечко. Девушка глянула в сторону заложенного кирпичами проема и дёрнула меня за рукав. — А что там?

— Ничего, — пожал я плечами. — Фундамент стоящего наверху пресса. Без него агрегат просто "переехал" бы в подвал.

Уточнять, что настоящий фундамент занимает вдвое меньше места, а кирпичная кладка появилась здесь, чтобы скрыть пока ненужную камеру для выращивания алмазов, я, естественно, не стал, и оставшиеся полсотни метров мы преодолели в молчании. А там и поднялись в эллинг.

— Темно, — констатировал очевидное Григорий Алексеевич.

— Сейчас, — я повернул выключатель, и на стенах зажглась цепочка огней, осветив огромное пространство и возвышающуюся посреди эллинга громаду "Мурены". Да-а... не раз видел, а всё равно потрясает. Хотя по сравнению с тем же "Фениксом" или "китовыми" причалами Китежграда... не, всё равно "Мурена" круче!

И раздавшийся рядом слитный вздох отца и дочери только подтвердил моё мнение.

— Какой красавец! — улыбнулась Алёна. Трефилов настороженно покосился на дочку, но убедившись, что комплимент предназначался дирижаблю, тут же отвёл взгляд. Родительская ревность — это что-то...

— Красавица, — поправил я девушку. — Это "Мурена", каботажная скоростная яхта. Курьер, можно сказать. Грузоподъёмность — двадцать три тонны, абсолютная скорость — сто шестьдесят узлов, потолок... четыре мили держит без проблем.

— А как с манёвренностью? — поинтересовался Трефилов, пока мы подходили к трапу, ведущему на уровень жилой палубы.

— Не очень, — признался я, разводя руками. — Но, как видите, "Мурена" безоружна, вести бой не может, так что и особая манёвренность ей ни к чему.

— Ну да, с такой скоростью она без проблем удерёт от любого пирата, — покивал Григорий Алексеевич. — Хотя пару скорострелок я бы всё же в неё втиснул.

— Я бы тоже, — вздохнул я. — Но — увы, поскольку официально владельцем "Мурены" числюсь я, вооружение мне по возрасту не положено.

— Что не мешает тебе таскать подмышкой пистолет, — заметил Трефилов. Глазастый.

— Я вырос в очень неспокойном месте, — чуть помедлив, проговорил я, первым поднимаясь по высоким ступеням трапа. — И без оружия чувствую себя голым. Но пушки — не пистолеты, просто так не купить. Да и портовые власти будут только рады их арестовать, обнаружив на борту яхты, принадлежащей несовершеннолетнему. Ничего, ещё годик — и я решу этот вопрос.

— Каким же образом? — поинтересовался Григорий Алексеевич, замыкающий нашу цепочку.

— Шестнадцать лет, отказ от опекунства. Дядька Мирон возражать не собирается, — коротко пояснил я, останавливаясь на мостках перед широкой округлой дверью с забранным в медь иллюминатором. Поворот штурвала, щелчок кремальер. — Прошу, будьте как дома.

Алёна перешагнула через комингс первой, а уже следом за ней вошёл и отец. Коридор жилой палубы встретил нас тишиной и неярким светом дежурных ламп. Я предложил было устроиться в кают-компании, но оба мои гостя возжелали осмотреть дирижабль изнутри. Что ж, почему бы и нет? Лишнего они не увидят, вся "лапша" спрятана за фальшпанелями и подволоком, аккумуляторы? Их и с пресловутым детектором теперь не сыскать, уж я постарался. Вот разве что пневматические подъёмники... но их барабаны можно обосновать так же, как я сделал это на верфи... орудийные платформы для будущих скорострелок, закрытые, чтобы не биться о поворотные станины. В общем-то и всё.

Обход дирижабля в ожидании дядьки Мирона, почему-то не торопящегося на встречу, начался с мостика, поразившего Трефилова количеством приборов. Впрочем, он быстро вспомнил, что "Мурена" — не "кит" и фактически всё управление кораблем завязано именно на рубку. А вот Алёне было просто интересно... всё и ещё чуть-чуть.

Я как раз отвечал на очередное её "а это для чего?", когда дирижабль вдруг дрогнул, а ворота эллинга смяло, словно они были сделаны из бумаги. Абсолютно беззвучно, что неудивительно, учитывая герметизацию дирижабля. Тушу "Мурены" медленно и величаво повело куда-то влево, и купол грохнул об укреплённую рунами стену эллинга. Выматерившись под изумлёнными взглядами едва не рухнувших на пол Трефиловых, я занял шкиперское кресло и направил давно готовый к взлёту дирижабль вверх. В отличие от стен эллинга, крыша не была укреплена рунами, так что ударом купола "Мурены" её разметало в стороны.

Подняв дирижабль на десяток метров вверх, я понял, что увидеть происходящее на территории мастерских в обзор без разворота "Мурены" на сто восемьдесят градусов мне не удастся, и, выпрыгнув из кресла, рванул к перископу. Переключившись на нижний объектив, крутанул рукояти и... замер.

Складов больше не было. Только кирпичные руины, огонь и коптящий дым, столбом вздымающийся над ними. Мастерская вроде бы цела, но и там видны отблески пожара. Лавка... выбитые стёкла, разбитые двери... перевернутая "Изотта"... и валяющиеся во дворе тела.

На автомате я повернул перископ чуть в сторону, и взгляд зацепил бегущие к дальней роще фигурки людей.

— Кирилл? — на плечо опустилась чья-то ладонь, и я вздрогнул. Оторвавшись от визира, повернулся... Алёна требовательно смотрела мне в глаза.

* * *

— Кирилл, что случилось? — Алёна с тревогой взглянула в лицо юноши, только что устроившего какую-то невероятную и непонятную эскападу.

— Склады. Мастерская. Взрыв, — механически ответил он.

— Кто-то взорвал ваши склады? — нахмурился отец девушки. Кирилл резко кивнул. — Кто?

— Не знаю. — Отрешённое выражение исчезло с лица молодого человека, сменившись каким-то звериным оскалом, заставившим Алёну отшатнуться. — Но я узнаю. Обязательно узнаю.

— А что с людьми? — тряхнув плечо явно пребывающего в помрачённом состоянии юноши, спросила она, справившись с накатившим на миг страхом. — Раненые есть?

— А? Раненые. Да... надо посмотреть. Сейчас, — начиная приходить в себя, пробормотал он и, проскользнув мимо хмурого отца Алёны, вновь сел в кресло. Руки уверенно заскользили по тумблерам и переключателям, а в следующий миг дирижабль дрогнул и медленно пошёл вниз.

Глава 3. "Я пришёл к тебе с приветом"

Выходить из дирижабля своим пассажирам я запретил. Пока не осмотрюсь на месте, по крайней мере. Алёна послушалась сразу и без разговоров, а вот её отец пытался что-то возразить, но, заметив блеснувший у меня в руке пистолет, нахмурился... и отступил. Нет, у меня и мысли не было угрожать Трефилову, просто соваться в пекло с пустыми руками мне совершенно не хотелось. Кто его знает, какие сюрпризы могли подготовить нападавшие. А в том, что прогремевшие взрывы дело чьих-то слишком шаловливых рук, я был уверен, потому что в мастерских и на складах не было ничего даже гипотетически взрывоопасного! Но если такие склады всё-таки взрываются, значит, это кому-нибудь нужно, не так ли?

Выбираться из дирижабля я предпочел тем же "тайным" ходом, поскольку изображать мишень для возможного неприятеля мне не хотелось. А этот выход был предусмотрительно защищен фермами крепления и самой трубой вспомогача.

Оказавшись снаружи, я втянул носом воздух и вздрогнул... Раскалённый дым и гарь от складов словно вернули меня на три года назад. Грохот взрывов, рыжие всполохи пожаров... и дымящиеся, обжигающие жаром руины на месте родного дома. Наплывающее дымное марево, в разрывах которого я, кажется, видел чьи-то обугленные тела. И поднимающийся откуда-то из глубины ужас... бежать. Бежать? СТОП!!! Это было три года назад. Я не в Меллинге!

Ветер, непонятно когда окутавший меня плотным коконом, рванул во все стороны стремительной волной, разметав мусор и порвав в клочья дымные столбы над разрушенным складом... И я слушал его, стараясь избавиться от навязчивого воспоминания... и кошмара, чуть вновь не схватившего моё сердце своими холодными когтями, как это не раз уже бывало во снах.

Чужих нет. Уже хорошо. А вот свои... Обернувшись, я взобрался по перекладинам и, откинув крышку люка, полез обратно в чрево "Мурены".

— Алёна, ты же умеешь оказывать первую помощь? — спросил я, едва оказался на мостике. Вспомнил, как она лечила мои ушибы, пока Марфа Васильевна приводила в порядок сыновей после наших поединков.

— Да, — коротко кивнула в ответ на мой вопрос девушка. Замечательно.

— Матушка её на курсы сестёр милосердия отправила, едва Алёне двенадцать лет исполнилось. Она их с отличием закончила, — с явной гордостью проговорил Григорий Алексеевич, но я его уже не слушал.

— Это хорошо, — проговорил я, поворачиваясь к подруге. — Алёна, беги в мою каюту, она первая по правую руку. В шкафу, что у самой двери, над ячейкой со спасбаллоном лежит аптечка. Возьми её и бегом в трюм. Трап в конце коридора, за кают-компанией. А мы с Григорием Алексеевичем пойдём собирать раненых.

Алёнка кивнула и пулей вылетела с мостика. Трефилов же подобрался.

— Григорий Алексеевич, носилки в хранилище, последняя дверь перед кают-компанией, по левую руку. Возьмите их и идите в трюм.

— А ты?

— А я иду следом. — Сдвинув рычаг, я удовлетворённо кивнул, услышав стук заработавшей "шотландки", опускающей аппарель, и помчался догонять успевшего набрать приличную скорость Трефилова. К счастью, все работники оказались живы. Ранены, контужены или поломаны, но почти целы. А вот дядьке Мирону не повезло. Уж что его понесло к складам, я не знаю, но зайти внутрь он не успел, иначе бы вряд ли вообще остался жив. А так лишь вскользь схлопотал по голове каким-то обломком. Но, по словам Алёны, весьма профессионально возившейся с ранеными, его дела обстояли едва ли не хуже всех.

Склады-склады. Если я правильно оценил обстановку, то целью нападавших были именно они... и эллинг. Но с последним "диверсанты" промахнулись. Чтобы взорвать стены укреплённого рунами сооружения, заряд был явно маловат, собственно, его только и хватило, чтобы снести ворота. Вот если бы бомба была заложена в самом эллинге, у них были бы все шансы на успех, но для этого нужно сначала попасть внутрь, что невозможно сделать без рунного ключа... если не знать о подземном ходе, конечно. А того, что хлипкие на вид стены сооружения защищены рунескриптами, нападавшие и предположить не могли, вот и просчитались.

Саму мастерскую и лавку взрывы почти не затронули — то ли нападавшие пожалели взрывчатки, то ли их подрыв действительно не входил в планы. Как бы то ни было, здания остались невредимы. Почти... Выбитые стёкла и двери не в счёт. Сейчас там возился бригадир с помощниками. Казанцев, поблагодарив Алёну за помощь в перевязке кровоточащего плеча, остался присматривать за тушением занявшейся огнем крыши цеха... и четырьмя работниками-счастливчиками, не получившими во время взрыва ни единой царапины и потому моментально организованными старшиной бригады для тушения разгорающихся пожаров.

Впрочем, нет, есть ещё один такой любимец удачи. Ярослав. Но его, как и собственного отца, рекрутировала себе в помощь Алёна, а я... я веду "Мурену" на Новгород. Нет, не в атаку... Просто не вижу иного способа быстро доставить раненых в госпиталь. А сделать это нужно как можно скорее. Приказчику Богдану становилось хуже с каждой минутой, да и дядька Мирон до сих пор не пришёл в себя, и мне это совсем не нравилось. Всё же ранение в голову — это всегда очень... м-м, неприятно. Если не сказать сильнее. Но я промолчу, чтобы не сглазить.

Расстояние в два десятка верст от мастерской до города "Мурена" преодолела довольно быстро, несмотря на то что я вынужден был держать малую высоту и совсем небольшую скорость. Тем не менее, спустя сорок минут после взрыва жители Неревского конца могли наблюдать весьма необычную картину: "каботажник", краном с десятиметровой высоты выгружающий с открытой аппарели целую платформу раненых прямо во двор госпитального дома. Впрочем, мне до зевак дела не было, хотя, конечно, я бы предпочел обойтись без этого представления. Но в плотной застройке этой части города, места для посадки "Мурены" было просто не найти, вот и пришлось изворачиваться. Хорошо ещё, что отец Алёны в прошлом возглавлял трюмную команду "кита" и виртуозно управлялся с краном. Иначе, боюсь, выгрузка раненых стала бы большой проблемой. По крайней мере, время на ней мы бы точно потеряли.

Заякорив гордо дрейфующий над зданием госпиталя дирижабль и отдав пострадавших оторопевшим поначалу от этого зрелища, но быстро опомнившимся при виде раненых врачам и санитарам, я от души поблагодарил Алёну и её отца за помощь и, невзирая на возражения и попытки остаться со мной, усадил их в мобиль пойманного "емельки". Распрощавшись с Трефиловыми и проводив взглядом их экипаж, я развернулся и потопал в здание госпиталя.

Здесь всё оказалось... не очень. Нет, если большинство доставленных работников отделались лёгкими ранениями, парой переломов на всю компанию и многочисленными порезами, то с дядькой Мироном и приказчиком, отправленным мною на его поиски, дело было худо. Богдана контузило близким взрывом и приложило обломком стены в грудь, а опекун получил закрытую черепно-мозговую травму. Оба в тяжёлом состоянии и без сознания. Дядьку Мирона, правда, ещё осматривают, а вот приказчика... Богдана сходу отправили на операционный стол.

Старшина мастеров примчался в госпиталь спустя час, весь пропахший дымом, но уже успевший прийти в себя после происшествия. Впрочем, он вообще довольно урвановешенный человек. Сперва Казанцев попытался было доложить, о делах в мастерской, но я его остановил.

— С этим можно разобраться позже. Сначала, поговорим о другом, — я кивком указал старшине на устроившихся в беседке мастеров, "красующихся" белоснежными повязками. — Нужно развезти их по домам, но я пока уйти из госпиталя не могу. Так что эта задача на вас. Дальше... в ближайшие несколько дней работы не будет, так что бригада может считать себя в оплачиваемом отпуске. Пока на неделю. Оплату лечения компания также берёт на себя.

— А почему работы не будет? — нахмурился Фёдор. — Нужно же восстанавливать порушенное!

— Именно поэтому. Как работать, если сырьё разметало по всей округе, а готовую продукцию некуда складировать? — пожав плечами, вздохнул я. — Завтра-послезавтра я найду ремонтников. Вот восстановим склад, пополним запасы материалов — тогда можно и возобновлять работу. А кроме того... вам просто не дадут спокойно заниматься делом. Сейчас налетит полиция, будет выяснять, что да как. О какой работе тут можно говорить?

— Кстати, полиция уже прибыла, — вскинулся он. — Бродят по всей мастерской, вынюхивают...

— Пускай бродят. Работа у них такая, — отмахнулся я и, на миг задумавшись, прищёлкнул пальцами. — Фёдор, тех везунчиков оставьте для присмотра за мастерской. На всякий случай.

— Так это... они же не бойцы. Обычные мастеровые! — нахмурился Казанцев. — А ну опять какие лиходеи мастерскую взорвать вздумают! Положат людей из пистолетов, и вся недолга! Не-э, Кирилл Миронович, вы уж извините, но глупость задумали!

— А я и не прошу их с кем-то воевать. Повторения сегодняшнего дурдома, скорее всего, не будет. Но всякую шваль, которая наверняка сунется поискать что-то ценное в развалинах, нужно окоротить. — Я взглянул на качающего головой старшину. Не убедил.

— Извините, Кирилл Миронович... Мы люди мирные, к таким делам не приучены, — прогудел Казанцев, разводя руками.

— Ладно, Фёдор... я понял. Попробую решить вопрос иначе. — Я чуть помолчал и кивнул в сторону дожидающихся в беседке мастеров: — Забирай их, развози по домам. Завтра зайдёшь в контору, получишь на них отпускные и больничные.

— Кирилл Ми...

— До завтра, Фёдор, — оборвал я старшину. — Да, не забудь зайти к родне Богдана, знаешь же, где он живёт? Вот и зайди, расскажи им о случившемся... ну и о том, где тот сейчас находится.

— Хорошо, Кирилл Миронович... — Казанцев неловко потоптался на месте, развернулся и двинулся к беседке. А я... я вновь отправился осаждать кабинет главного врача. Надеюсь, консилиум по поводу дядьки Мирона уже закончился...

Непосредственной опасности для жизни нет. Пять слов, а у меня будто крылья выросли. И пусть опекуну придётся провести здесь ещё, как минимум, пару недель, пускай в ближайшее время ему категорически запрещены полёты, это такие мелочи, честное слово! Главное — жив!

Кое-как дослушав говорливого врача, я попросил разрешения навестить раненого. Тот окинул меня задумчивым взглядом и, чему-то кивнув, нехотя согласился.

— Пять минут, не дольше!

Он явно хотел сказать что-то ещё, но не успел. В кабинет ураганом ворвалась Хельга.

На то, чтобы угомонить взволнованную сестрицу, у врача ушло не больше минуты. Вот что значит профессионал. Попытайся я провернуть такой фокус — ещё бы минут двадцать от её молний бегал. М-м... а собственно, как она сюда попала? В смысле, я же даже телеграмму не успел в Китеж отправить... да и бот с парящего города уйдёт только часа через три. Хм. В ответ на мой вопрос Хельга ответила злым взглядом. Пришлось наш разговор отложить. На время.

* * *

Открыв входную дверь собственного дома, Хельга обнаружила на пороге невзрачного молодого человека в неприметном сером костюме-тройке и совершенно неподходящей к этому наряду тёмно-синей шляпе. Увидев хозяйку дома, визитёр улыбнулся, шевельнув редкими тонкими усиками, и приветственно приподнял "котелок".

— Прошу прощения, это дом Завидичей? — осведомился он. Насторожившись, Хельга медленно кивнула и приготовилась бить на поражение, как учил Кирилл. — Замечательно, значит, я не ошибся. Могу ли я видеть господина Кирилла Завидича?

— Он отсутствует. Что ему передать... и от кого?

— Кхм... передать? Да, пожалуй... будьте любезны, передайте ему наши глубочайшие соболезнования по поводу происшествия в мастерской. Он поймёт, от кого, — всё с той же улыбочкой проговорил визитёр и попытался слинять. Не тут-то было! Едва Хельга поняла, что именно просит её передать Кириллу этот хлыщ, как мощный разряд встряхнул улыбчивого гостя, а в следующее мгновенье девушка втянула обмякшее тело в дом. О том, что Кирилл планировал сегодня вернуться в Китеж на "Мурене", Хельга знала от отца, и слова, только что произнесённые хлыщом, напугали девушку до дрожи. Так что действовала она автоматически и полностью по заветам папы. Сначала взять носителя важной информации, обеспечить его неподвижность, допросить, а вот потом... Что нужно делать "потом", Хельга пока не решила, но первые три пункта выполнила без сучка, без задоринки. Выключить "гостя", втащить тело в дом, спеленать веревкой, привести "гостя" в чувство и допросить. Правда, ничего толкового визитёр сообщить не смог, даже получив ещё пару разрядов, на этот раз шокером. Предложили подзаработать, дали гривну, сообщили текст. Вторую он должен был получить по выполнении задания. Всё... негусто.

Поняв, что большего ей не добиться, Хельга выпнула трясущегося хлыща из дома и понеслась к Ветрову с просьбой доставить её в Новгород, чтобы на месте разобраться в происходящем. Тот, к счастью, оказался дома, так что уже через три часа "Резвый" кружил над мастерской. Надо ли говорить, что вид ещё дымящихся руин привёл её в ужас?

Следующие несколько часов прошли для Хельги как в тумане. Они куда-то летели, где-то приземлились, Ветров постоянно её тормошил... Отупение прошло лишь в тот момент, когда второй помощник капитана "Феникса" сдал её с рук на руки сердитому, нервному, но абсолютно не пострадавшему Кириллу. Только тут до Хельги дошло, где они находятся...

* * *

Богдана прооперировали и разместили в той же палате, что и дядьку Мирона. Правда, отца и сына к нему не допустили, да и нас с Хельгой попросили покинуть комнату. Сестрица хотела было возмутиться, но, взглянув на засыпающего отца, смирилась, и мы вышли. С момента моего феерического прибытия в госпиталь прошло уже семь часов.

После происшедшего Хельгу ещё потряхивало, да и я чувствовал себя не лучшим образом. А тут ещё волнение за людей... моих людей! Как бы я ни хаял ту жизнь, и как бы она ни складывалась для меня лично, но ответственность за род и доверившихся ему, отец вбил в меня накрепко. Так, что даже сёстрам с тёткой и дедом "выбить" не удалось. По крайней мере, не до конца. В общем, происшествие в мастерских взвинтило меня до предела, а когда я выслушал сумбурный рассказ Хельги о том, как она узнала о взрыве... Мне очень сильно захотелось найти ту сволочь, что устроила весь этот бардак, и хорошенько объяснить, в чём она, эта самая сволочь, была неправа! До зубовного скрежета хотелось...

Мыслить хоть сколько-нибудь связно я смог лишь спустя полчаса, которые ушли на то, чтобы угомонить нервничающую сестрицу. Прикинув так и эдак, я предложил ей прокатиться к тётушке Елене — всё же не чужой человек. Поговорить, успокоиться... К моему удивлению, Хельга не стала спорить и, кивнув, собралась немедленно свинтить из госпиталя. Но вот тут пришлось её тормознуть. Нет, был бы здесь Ветров, доставивший Хельгу из Китежа, — я бы попытался уговорить его сопровождать сестрицу в гости, но Святослав Георгиевич умчался сразу, как только выяснил, что все живы, чем немного меня удивил. Да суть не в том. Не знаю, насколько был искренен Клаус Шульц в своём письме, но этот взрыв... уж очень он удобен для того, кто может захотеть добраться до нашей семьи. Особенно в свете этой дурацкой выходки с нанятым транзитником, передавшим чьи-то "соболезнования по поводу происшествия в мастерской". И почему сестрица не догадалась сдать посланца в комендатуру? Нет, волнение, нервы — это понятно, но ведь могла же потратить несколько минут и позвонить Брину? Эх, ладно. О чём теперь говорить? Да Хельга и сама понимает, что глупость сделала...

— Одна ты никуда не поедешь. Поступим иначе, — я рубанул воздух ладонью, и уже поднявшаяся с банкетки в холле госпиталя сестрица недоумённо взглянула в мою сторону. — Нужна охрана. Да и по поводу сторожей для мастерской мне всё равно надо договариваться.

— Не поняла, — покачала головой Хельга и, выслушав мои объяснения, помрачнела ещё больше. — Думаешь, кто-то просто пытался вытащить тебя из дома?

— Или тебя, — задумчиво кивнул я в ответ.

— Вряд ли. Тогда транзитнику совсем не обязательно было спрашивать о тебе. К тому же, кто знал, что некий Кирилл Завидич отсутствует в Китеже? — заметила Хельга.

— Или о том, что он намерен вернуться в парящий город не на пакетботе, а на собственном дирижабле, — тихо проговорил я. Сестрица услышала бормотание и вопросительно уставилась на меня. Я отмахнулся. — Так, мысли вслух. Идём, займёмся вопросом охраны.

Хельга пожала плечами и без возражений последовала за мной. Оказавшись во дворе госпиталя, мы подошли ко всё ещё опущенной наземь платформе, и сестрица, задрав голову вверх, удивлённо присвистнула... но тут же осеклась и даже немного покраснела. Наверное, по прибытии она просто не обратила внимания на висящий перед зданием дирижабль. Впрочем, это немудрено. В условиях плотной застройки, да через густую листву деревьев, окружающих госпиталь... чёрта с два кто его увидит, если, конечно, не присматриваться специально. Хех, кажется, дочка Завидича начала отходить от нервной встряски, вон уже и "правила приличий" вспоминать начала. Ну как же, девушке же свистеть невместно...

— Ярослав! Поднимай! — запрокинув голову, прокричал я, и платформа медленно поползла вверх. Надеюсь, он внимательно слушал объяснения Трефилова о работе подъёмника. Ярик... вот кому не беда, а приключение. Глаза горят, энтузиазм так и хлещет... эх, почему я так не могу, а?

Посмотрев на переминающегося с ноги на ногу от избытка энергии Ярослава, я покачал головой и, вздохнув, отправился на мостик. Щёлкнули тумблеры, загудели лебедки, и якоря, удерживающие "Мурену" на месте, спрятав лапы, встали на свои места в якорных пушках.

— Кирилл, что ты намерен делать? — неслышно последовавшая за мной Хельга застыла у комингса гермодвери, ведущей в рубку.

— Для начала дам телеграмму в ведомство Несдинича. А потом... свяжусь с Гюрятиничами, — коротко пояснил я, краем глаза поглядывая на показатели лебедок, сворачивающих швартовы.

— М-м... понятно, — протянула сестрица. Я обернулся к ней и, окинув взглядом прислонившуюся к переборке фигурку, покачал головой.

— За первой дверью слева моя каюта. Иди, приляг и попробуй хоть немного поспать. Тебе нужно отдохнуть, — проговорил я. Сестрица несколько секунд посверлила меня взглядом, но всё же согласно кивнула и ушла. Не успела хлопнуть дверь каюты, как на мостик просочился Ярослав.

— Я могу чем-то помочь? — спросил он. Я смерил взглядом своего ровесника, почему-то своим энтузиазмом напоминающего мне молодого и глупого пса. Пока глупого...

— С телеграфом знаком? — спросил я его.

— Конечно, — с готовностью кивнул Ярик.

— Молодец. И швец, и жнец, значит... — слабо улыбнулся я. — Тогда так. Пока Хельга отдыхает, можешь побродить по палубам. Через часок заглянешь на камбуз, сообразишь нам чего-нибудь пожевать, а твои навыки в работе телеграфиста проверим после ужина. Договорились?

Ярослав довольно улыбнулся и исчез из виду, даже не спросив, где находятся тот самый камбуз и ледник. Впрочем, ни на секунду не сомневаюсь, что за время нашего отсутствия он успел облазить "Мурену" сверху донизу. Любопытный... ну точно щен годовалый!

Захлопнув за Ярославом дверь, я на миг замер на месте и, тряхнув головой, решительно направился к... шкиперскому креслу. Прежде чем писать письма, неплохо было бы сменить местонахождение. А то по Новгороду и так уже, небось, слухи пошли о дирижаблях, сносящих дымовые трубы домов честных горожан.

Повинуясь командам, "Мурена" развернулась и поплыла на запад, чтобы, оказавшись за городом, набрать крейсерскую для каботажников высоту и... лечь в дрейф. Как к нам, за всё время висения дирижабля над госпиталем, не зашли проведать служащие новгородского порта, я ума не приложу, но это и к лучшему. Меньше всего на свете мне хотелось бы тратить силы на объяснения с портовыми чиновниками. Своих дел хватает.

Пока я уводил "Мурену" от города, у меня было достаточно времени на осмысление событий этого дня, и чем дольше думал, тем меньше мне нравилось происходящее. Начать с самого взрыва... Почему у мастерской не было наблюдателей от "географов"? Ведь это одно из двух мест в Новгороде, где моё появление почти гарантировано. Второе — училище. Или они были и допустили закладку мин? Но зачем? Следующий момент: попытка вытянуть меня или Хельгу из дома в Китежграде. Удачная, замечу, попытка. Опять же — где был Несдинич и его люди, почему не остановили сестрицу? Впрочем, речь же идёт о том самом Несдиниче, что так пёкся о нашей безопасности, запирая в охраняемом парящем городе... и так легко, в разгар своей тихой войны в Новгороде с агентами Гросса отпустивший меня на целый месяц в тот же Новгород для сдачи экзаменов в училище. М-м... некрасиво всё это, очень некрасиво и дурно пахнет. А если контр-адмирал в своём противостоянии с германцами затеял ловлю на живца, то... Да твою же кавалерию, с топотом да присвистом! Наживка не согласна!

Есть, правда, один маленький нюанс... то самое пресловутое письмо Клауса, в котором мой приятель и... подельник сокрушается, что с момента возвращения покалеченного Гросса на службу в Меллинг, в городе стали ощутимо закручивать гайки. "Возвращения", состоявшегося ещё в прошлом году! Нет, это, конечно, не показатель, вместо господина капитана, облажавшегося в истории с изъятием накопителей, его хозяева вполне могли задействовать иных людей. Вряд ли их новгородская агентура была завязана лишь на Гросса, но Несдинич...

Он во всех беседах, едва речь заходила о безопасности нашей семьи, говорил именно о моём "злом гении", как писали в иных исторических романах, и не просто говорил, а буквально упирал на его фамилию! Не знал, что тот отозван? Пф, глава разведки не самого слабого европейского государства? Одного из лидеров Русской конфедерации? Я не Станиславский, но... "не верю"! Да первое, что он должен был сделать, — это определить круг фигурантов и, по возможности, их местонахождение! Как говаривал там наш учитель Гдовицкой: "Это же азы!"

Тогда что это? Способ давления? Гросс был хорош в качестве пугала, несомненно. И тут закавыка. Даже если бы я сам или Хельга легкомысленно отнеслись к незнакомой угрозе, дядька Мирон любыми способами заставил бы нас воспринимать её всерьёз, и Несдинич не мог этого не понимать. Не катит... Получается, это очередной просчёт контр-адмирала? А не слишком ли много этих самых просчётов набирается? И как назло, все завязаны на одну и ту же тему охраны "секретоносителей". Эх, дядька Мирон! Как же не вовремя ты загремел на больничную койку! Сейчас бы посидеть с тобой за столом, покумекать, разобрать все эти нестыковочки по пунктам — глядишь, и додумались бы до чего-нибудь путного!

Чёрт! Я идиот! О Хельге побеспокоился, о мастерах и Ярославе тоже, а дядька Мирон валяется в госпитале, и ни единой души рядом! А если его сейчас возьмут германцы? Я же сам к ним выйду, покорно и не сопротивляясь!

Ключ телеграфа застучал как бешеный. Мысли о возможных играх Несдинича ушли на задний план. С этим можно разобраться потом. А пока... Медленно и томительно бежали минуты, но вот спустя четверть часа телеграф ожил, застрекотал, выплевывая тонкую ленту с текстом. Хм... Цицерон, однако... даже нет, почётный гражданин Лаконии.

"Беспокойство напрасно тчк Полицейский пост выставлен палаты два часа назад тчк Мастерская взята под охрану тчк Немедленно возвращайтесь Китеж тчк Несдинич".

Ну, насчёт "возвращайтесь" — это господин инженер-контр-адмирал погорячился. Некогда мне... пока. А вот полицейский пост у палаты дядьки Мирона — это хорошо. Очевидно, мы разминулись с полицией на несколько минут. И это тоже хорошо. Разговаривать со всякими следователями и дознавателями я сейчас хочу ещё меньше, чем с портовыми чиновниками. "Летуны"-то штрафом обойдутся за полеты над городом на слишком малой высоте, а вот следователи и запереть могут на время разбирательства. Чисто на всякий случай. Ну его на фиг... у меня ещё дел по горло, некогда мне тюремные разносолы дегустировать.

Кстати, о разносолах... А не пора ли перекусить? Что-то Ярослав притих — как исчез с мостика, так ни слуху ни духу. Я открыл гермодверь, и... нос к носу столкнулся с Яриком.

— На ловца и зверь бежит! — улыбнулся я.

— Ужин готов, шкипер, — оттарабанил Ярослав. Рука этого самопального юнги дёрнулась, чтобы "по-гусарски", двумя пальцами отмахнуть воинское приветствие, но я успел первым, и звон подзатыльника разнёсся по коридору жилой палубы.

— К пустой голове руку не прикладывают, — наставительно сказал я Ярославу, с растерянной улыбкой скребущему пятерней пострадавший затылок. Интересно, когда Ветров учил меня этому нехитрому правилу, я выглядел так же глупо? И почему мне кажется, что ответ на этот вопрос будет сугубо положительным? Я встряхнулся и уставился на Ярика. — Так что ты там насчёт ужина говорил?

— Я накрыл стол в кают-компании, — ответил он и, оглянувшись на дверь моей каюты, замялся.

— Хельгу я разбужу сам, — поняв причину заминки, кивнул я Ярославу, и тот, улыбнувшись, умчался в сторону кают-компании.

— Только быстрее! — бросил он на ходу.

Будить сестрицу не пришлось. Когда я постучал в дверь каюты, она уже была на ногах, так что открыла почти сразу. Ох, она хоть пыталась подремать?

— Я спала... около часа, — поняв меня без слов, заверила Хельга.

— М-м... хорошо. Там Ярик ужин приготовил, идём?

— Ужин? Ужин — это звучит хорошо, — слабо улыбнулась сестрица. — Особенно учитывая, что я сегодня даже не завтракала. Чем потчевать собираешься?

— Это вопрос не по адресу. За кока у нас Ярик, с него и спрос, — отшутился я, пока мы шли в кают-компанию. — Правда, на деликатесы не рассчитывай, ничего такого я не закупал.

— Не рассчитывать, говоришь? — Хельга окинула взглядом ломящийся от еды стол и повернулась к Ярославу. — Ты где всё это взял?

— Так на камбузе да в леднике, — пожал плечами уже устроившийся за столом Ярослав. — Там в углу запечатанный ящик с консервами стоял, я его и распотрошил.

— Это дядька Мирон оставил, для празднования первого выхода, — принюхавшись к блюду с вразнобой наваленными на него консервированными крабьими "ногами", от души политыми лимонным соком и присыпанными крупно порубленным чесноком, констатировал я.

— Не иначе, — согласилась Хельга, изумлённо взирая на салатницу с наструганной в неё осетриной холодного копчения. Ну а венцом этой эксклюзивной сервировки были изящные креманки с разложенной по ним кусковой говяжьей тушёнкой... холодной, само собой. И ни кусочка хлеба... талант!

Судя по обеспокоенным взглядам, Ярик уже заподозрил, что с ужином что-то не так, но что именно, он явно не понимал. Ну да и к чёрту! Поедим, разберёмся с делами, а потом можно будет и расспросить — откуда у него такие "познания" в кулинарии...

Глава 4. Ужин ужину рознь

После самого странного ужина в моей жизни мы всей компанией отправились на мостик. Здесь, проверив навыки Ярика в работе телеграфиста, что называется, "на холостом ходу", я уж было собрался диктовать ему послание для Гюрятинича, когда Хельга меня притормозила.

— Подожди, Кирилл. На "Фениксе" сейчас всё равно нет никого, кроме охраны, так что до завтрашнего дня о твоей телеграмме просто никто не узнает. Может быть, лучше будет отправить весточку в поместье Гюрятиничей?

— Но у меня нет номера их станции. Прикажешь отправлять телеграмму на почтамт? Так и они раньше утра её не доставят, — развёл я руками. После слов Хельги идея отправить её к тётушке Елене под охраной капитана "Феникса" и его людей грозила рассыпаться, как карточный домик.

— У меня есть, — пожала плечами сестрица. Уже хорошо.

— Замечательно. — Я повернулся к Ярославу. — Ну что, друг мой, готов продемонстрировать нам свои таланты в деле?

Ярик с готовностью кивнул и выжидающе уставился на нас с Хельгой. Я уже говорил, что его энтузиазм меня пугает?

Сорок минут спустя "Мурена" показалась над поляной, окружённой несколькими старыми рощами, в зелени одной из которых виднелась серая раздвижная крыша огромного эллинга. Я уж было собрался сажать дирижабль прямо посреди ходящего волнами разнотравья, когда крыша эллинга вдруг дрогнула и разошлась в стороны. Нам предлагают сесть туда? Ну, почему бы и нет?

— Хельга, к посту, — произнёс я. Девушка качнула головой и без звука шагнула к штурманскому столу. Хотя, честно говоря, я бы не удивился, если бы она зашипела. Всё-таки мои слова были слишком похожи на приказ...

— Шкипер, высота ноль шесть. Снос по ветру — два к бакборту. Скорость пятнадцать, падает... тринадцать... — затараторила сестрица под горящим любопытством взглядом Ярослава.

Щелчок тумблера, сдвоенные рычаги управления вспомогачами пошли назад.

— Внимание. Малый ход. Стоп. Реверс. Стоп, — проговорил я предупреждение, не отрывая взгляда от линзы экрана на консоли передо мной, на которую проецировался вид с нижнего объектива перископа. Мог бы и промолчать, конечно, благо весь мой экипаж устроился в креслах и даже теоретически не мог упасть, но уроки Ветрова имели весьма полезную привычку намертво въедаться в мозг. И одной из них была обязательность озвучивания всех действий, производимых с дирижаблем. — Есть дрейф.

Чёрный колодец эллинга медленно "пополз" по маркерам линзы. Коррекция. Крайний левый рычаг, направляемый моими пальцами, с лёгким сопротивлением отклонился в сторону, и картинка на экране выровнялась. Подработав противоположной парой вспомогачей, я угомонил инерцию, и дирижабль, выровнявшись, продолжил дрейф строго по продольной оси эллинга.

— Есть створ! — возглас Хельги заставил меня машинально кивнуть, а в следующую секунду лоб "Мурены" словно уперся в стену. Еле ощутимо — всё же скорость двигающегося по инерции дирижабля была уже околонулевой, — но я почувствовал. Спустя секунду ощущение стены... не исчезло, нет, она будто отодвинулась. Так, наверное, должен ощущаться разворачивающийся причальный конус. Ого! А ведь я только недавно начал задумываться над тем, чтобы поставить подобное устройство в нашем "гараже"... Ещё и радовался своей смекалке — вот, дескать, никто не догадался, а я... Нет, теперь точно обзаведусь таким же!

— Внимание, посадка, — проговорил я, переключая тумблеры. Чуть взвыли купольные насосы, развернувшиеся трубы вспомогачей включили реверс и прижали "Мурену" к бетонному полу.

— Есть касание, шкипер. Мягко сели, — воскликнула Хельга. Вот и замечательно. Теперь выровнять давление, отключить рунный круг, и... можно выходить. Я развернул кресло и облегчённо улыбнулся. Всё-таки "Мурена" куда больше того же "Резвого", и, несмотря на тренировки, я пока ещё не очень уверенно чувствую себя на её мостике. Хельга заметила мой взгляд и, выбравшись из-за стола, в два шага оказалась рядом. Легко взъерошила ладонью мои волосы и ободряюще улыбнулась. — Ты замечательно справился... шки-ипер!

— С твоей помощью, шту-урман, — передразнил я её. Ещё немного, и мы точно устроим перебранку, просто чтобы сбросить пар... Но не судьба.

— Это было здорово! — звонкий голос Ярика, ворвавшийся в наши уши, заставил угомониться и меня, и сестрицу. — Шкипер Кирилл, а у вас в экипаже свободные вакансии есть?

— М-м? — я непонимающе посмотрел на Ярослава, перевёл взгляд на Хельгу, но та только ухмыльнулась.

— Чего молчим, шкипер Кирилл? Отвечай, раз спрашивают. — У-у... зан-ноза. Теперь будет неделями мне этого "шкипера Кирилла" поминать. Я замер... ла-адно.

— Ну... коком, пожалуй, я тебя не возьму. Да и отдельной вакансии телеграфиста на "Мурене" нет, — покачал я головой, глядя на моментально сникшего Ярика... и усмехнулся. — Но если твои навыки в механике не уступают таланту обращения с ключом, то могу предложить место арт-техника. При условии, что ты сможешь отличить "наутиз" от "гебо", разумеется.

— Руны я знаю, — просиял он. — Зря что ли гимназию Борецких с "золотым листом" окончил?!

Вот тебе и раз! То-то Казанцев в мальчишку зубами вцепился... А я дурак, что документы его толком не посмотрел. М-да, помог "родственничку", называется. Лопух.

— Хм, а перед наймом в мастерские ты об этом не упоминал, — протянул я, старательно не замечая ошеломления на лице Хельги. Сильно сомневаюсь, что оно связано с известиями об успехах Ярика в учёбе.

— Так ведь я и нанимался в механический цех. А у нас в гимназии по механике были лишь факультативы, в "золотой лист" их итоги не вносили, — пожав плечами, пояснил Ярослав. Хм... он не только скромный, но ещё и щепетильный, однако. Впрочем, это не худшее качество.

— Что ж... — Я чуть помолчал, старательно отводя взгляд от закипающей Хельги, и... улыбнулся. — На днях притащишь документы о выпуске из гимназии, я их посмотрю, потом проверим твои познания в рунах, и если они меня устроят, заключим контракт. Но учти...

Что именно должен учесть мой будущий арт-техник, я досказать не успел, поскольку меня прервали сразу два вопля. Один восторженный, второй... не очень.

— Ти-ихо! — От этого рёва у меня самого заложило уши, а у по-прежнему стоящей рядом и уже успевшей схватить меня за вихры Хельги они вообще должны были отвалиться. Впрочем, рука сестрицы тут же отпустила мои многострадальные волосы. Я обвёл взглядом свой временный экипаж. Хельга прижала ладони к ушам, наверное, чтобы не дать отвалившимся органам слуха упасть на пол, а Ярик просто замер с открытым ртом.

— Так-то лучше. Прежде чем радоваться, Ярослав, учти, что заключённый контракт начнёт своё действие, когда я наберу команду, а до тех пор ты будешь работать в мастерских и... учиться. Молчи и слушай! — я чуть повысил голос, заметив, что неугомонный Ярик уже готов опять меня перебить. — Не сомневаюсь, что в гимназии тебе дали минимум необходимой информации о рунах вообще и их применении в арт-приборах в частности. Но "Мурена" — необычный дирижабль, и очень многие рунескрипты здесь я писал сам, а значит, детали арт-приборов нестандартны и не подлежат замене на обычные. И разбираться тебе в них придётся долго и упорно. Это понятно?

— Так точно... шкипер, — уже не так радостно, но всё же вполне довольным тоном проговорил Ярик. Я кивнул и повернулся к медленно бледнеющей Хельге.

— А ты чего кричала?

— Ничего, — буркнула та. Жаль... после сегодняшнего ей было бы совсем неплохо спустить пар в нашей обычной перепалке. Но нет, так нет... эх, жаль Гюрятинича. Сестрицу-то я раздраконил, она, конечно, чуть успокоилась, но ведь рвануть может в любую секунду, и достанется теперь, скорее всего, её жениху. Ну и ладно. Я капитану "Феникса" посочувствовал? Посочувствовал. А дальше — его проблемы. Пусть сам с невестой разбирается...

— Ну и ладушки. Да, чуть не забыл! — я хлопнул себя ладонью по лбу и, выбравшись из кресла, принял горделивую позу и надул щеки, как тот же Гюрятинич в день выдачи жалованья. Хельга с Ярославом недоумённо посмотрели на этот театр, переглянулись и... — Экипаж, благодарю за хорошую работу. Рейс завершён, нижним чинам и офицерам разрешаю сход на берег.

— Паяц, — устало вздохнула сестрица, сразу догадавшись, кого я пытался изобразить.

— И? Где "ура шкиперу" и топот ног, несущих экипаж к выходу? — поинтересовался я, пропуская мимо ушей замечание Хельги. — Хозяева нас уже заждались.

Я оказался прав. Стоило нам спуститься по штормтрапу на бетон эллинга, как рядом оказался Гюрятинич. Обменявшись со мной приветственным кивком, он беспокойным взглядом обшарил фигурку Хельги и, лишь убедившись, что та в порядке, не стесняясь присутствия посторонних, обнял невесту. И куда только делся весь официоз и холодность капитана "Феникса"?

Впрочем, Владимир Игоревич не стал затягивать с романтикой, так что уже через несколько минут мы покинули эллинг и, с удобством разместившись в шикарном, скрипящем кожаными сиденьями широких диванов салоне "Бенца", отделанном красным деревом, "поплыли" над укатанной каким-то колёсным транспортом грунтовкой в сторону усадьбы Гюрятиничей.

К раскинувшемуся на явно искусственном холме огромному каменному дому мы подъехали, когда над нашими головами уже вовсю переливался по-летнему яркий звёздный ковер, а воздух наполнили ночные запахи и звуки. В отличие от многих и многих городских домов известных новгородских фамилий, загородная усадьба Гюрятиничей ничем не напоминала традиционные белокаменные подворья русских усадеб. Архитектурно она скорее была похожа на недоброй памяти основное здание Ладожского университета. Высокие крыши, стрельчатые арки окон и контрфорсы... высокая готика, одним словом. Не удивлюсь, если автором этого творения был тот же человек, что проектировал университет. Тем более что, как мне помнится из истории Новгорода, король Арагона так и не дождался возвращения своего зодчего...

Знакомство с отцом Владимира Игоревича и соответственно главой дома Гюрятиничей было отложено до ужина, отказываться от которого не стал даже Ярик, срубавший за столом в кают-компании "Мурены" большую часть "приготовленных" им самим блюд. Ну, вообще-то Хельга уже была знакома с будущим свёкром, а Ярика никто особо и не спрашивал, так что предупреждение Владимира Игоревича было адресовано прежде всего мне... Тоже верно. Хоть я в семье Завидичей и сбоку припёка, так сказать, но всё-таки ношу ту же фамилию, а значит, после свадьбы Хельги стану родственникам и Гюрятиничам. Где-то... как-то... М-да. Надеюсь, мы не будем целый вечер болтать ни о чём и ловить в словах собеседника вторые и третьи смыслы.

Мои размышления были прерваны репликой сестрицы, уже настропалившейся растрясти жениха на обещанное сопровождение к тётушке Елене. И вот тут Владимир Игоревич выкинул финт, за который я готов был ему аплодировать. И глазом не моргнув, он заявил, что уже отправил своих людей, чтобы пригласить уважаемую госпожу Зимину в гости. Откуда ему известен адрес? Так ведь Мирон Куприянович не раз доверял ему доставить уважаемую Елену Ильиничну домой... Беспокойство? Отчего же? И Владимиру, и его отцу будет приятно оказать гостеприимство будущим родичам.

Началось... я невольно скривился. Опять намёки-экивоки... Как будто нельзя сказать прямо — дескать, так и так, раз уж выдалась оказия, пусть и такая печальная, было бы неплохо посмотреть на весь комплект приобретаемой родни. Ну да, может быть, на ужине всё будет проще, а?

Удивительно, но факт. Высокий сухопарый пожилой мужчина, представившийся нам как глава семьи Гюрятиничей, Игорь Стоянович сразу задал за ужином совершенно неформальный тон беседы. Очевидно, мои молитвы были услышаны. Никаких завуалированных допросов и намёков, просто ужин. Немного напрягали беспокойные, скорее даже откровенно боязливые взгляды, которыми одаривала племянника тётушка Елена, да в рассказе о событиях этого долгого дня пришлось умолчать о возможных причинах происшедшего, тем более что я и сам в них пока не разобрался. В остальном же вышел вполне уютный и тихий ужин, после которого Ярик увлёк свою тётушку в выделенную ему комнату, очевидно, чтобы раскрасить моё повествование яркими цветами своей фантазии, а Владимир Игоревич увёл Хельгу на прогулку в сад, настояв на том, чтобы дать тётушке Елене время убедиться в целости её племянника. Тем более что сразу по приезде в имение сделать ей это не удалось. А вот я остался наедине с главой дома и, заглянув в его водянистые, выцветшие от старости глаза, тяжело вздохнул. Не во время ужина, так после...

— Лука! Подай в библиотеку коньяку... и прохладительные для нашего гостя, — повернув голову в сторону отирающегося у дверей слуги, обронил Гюрятинич и, поднявшись из-за стола, сделал приглашающий жест. — Прошу, Кирилл. Поговорим о делах в спокойной обстановке.

— Согласен, Игорь Стоянович, — кивнул я и двинулся вслед за хозяином дома. Отказаться, сославшись на позднее время и усталость? Зачем? Семья Гюрятиничей торговый партнер наших мастерских и вложила в производство кое-каких приборов немалые средства, так что беседовать о сложившейся ситуации придётся рано или поздно. Так почему бы и не сейчас?

* * *

— И что ты думаешь о наших гостях, сын? — Игорь Стоянович поёжился и, поправив сползший плед, уставился на сидящего в кресле напротив задумчивого капитана "Феникса", греющего в ладони бокал с коньяком. Часы громко пробили два часа ночи, и Владимир вздрогнул.

— Нужно им помочь, — вынырнув из своих размышлений, тихо, но уверенно произнёс тот.

— Вот как? — старик приподнял седую бровь. Бескровные бледные губы чуть изогнулись, а во взгляде мелькнуло любопытство. — А есть в чём?

— Есть, — кивнул сын и, подумав, добавил: — И даже есть чем.

— Ну, положим, пустить невесте пыль в глаза и поддержать её родственников — дело хорошее, — медленно проговорил старший Гюрятинич. — Главное, не переборщить и не навлечь неприятности на свою семью.

— Они тоже часть нашей семьи.

— В будущем, сынок, в возможном будущем, — уточнил старик, внимательно наблюдая за сыном. И от поблёкших глаз старшего Гюрятинича не ускользнула знакомая упрямая гримаса, промелькнувшая на лице отпрыска.

— В скором будущем. Очень скором, — взяв себя в руки, парировал Владимир, прямо глядя в глаза отцу. — И я позабочусь, чтобы возможность стала предопределением. Кроме того, мы с Завидичами — компанейцы, и доход от вложенных в их производство средств получаем немалый. Ты же сам говорил, что прибыли нужно защищать. Я уж молчу о нашем давнем союзе!

— Тот союз... — патриарх рода махнул рукой. — Быльём поросло. Да и мастерская... Можно подумать, в Новгороде мало мастерских, занимающихся выделкой домашних арт-приборов.

— Таких — мало. Точнее, просто нет. Ни одной, — резко заметил Владимир.

— Ну, ты уж меня совсем-то за дурачка не держи. Как будто я не знаю, почему ты на самом деле так настаивал на заключении контракта с Завидичами, — покачал головой Игорь Стоянович.

— Отец, что бы ты ни думал, могу заверить: мастерская Мирона Куприяновича и его подопечного производит действительно необычные приборы, к тому же неплохо защищённые от подделок, так что рассчитывать на то, что вскоре Новгород заполонят копиисты, сумевшие создать арт-приборы того же качества, не приходится, — нахмурившись, проговорил его сын.

— Ладно-ладно. Всё я знаю и понимаю. Неужели ты думал, что я позволю тебе заключить контракт от имени рода, не проверив возможного компанейца и его продукции? — заухал тихим басовитым смехом старший Гюрятинич. Но через несколько секунд замолк и, смерив сына взглядом, довольно хмыкнул. — Ох, сын... ладно, ты заварил эту кашу с Завидичами, тебе и карты в руки. Действуй.

— Спасибо, отец, — кивнул немало удивлённый Владимир. Сроду за патриархом Гюрятиничей такой уступчивости не наблюдалось!

— Не за что, сынок. Совершенно не за что, — лениво проговорил Игорь Стоянович и, помолчав, хитро прищурился. — Ведь если будут сложности, ты же не откажешься принять совет старика?

— Отец!

— Ладно-ладно, не стоит так волноваться, сынок, — подняв руки в жесте сдающегося, с усмешкой проговорил Игорь Стоянович и почти тут же посерьёзнел. — Что собираешься делать?

— У младшего Завидича сейчас совершенно нет времени на расследование случившегося. Слишком много забот по восстановлению производства, а если учесть, что управлял мастерскими до сих пор его опекун... — сын пожал плечами.

— Хм... хочешь заняться расследованием сам, да? — осведомился патриарх семьи.

— Можно и так сказать. Кириллу оно всё равно не по зубам, — кивнул младший Гюрятинич. — Ни связей, ни знаний. Рассчитывать на полицию...

— Ты прав, полиция свой нос в дела Поясов не суёт. Прищемят и оторвут, — довольно усмехнулся отец и, помолчав, добавил: — А в компанейцах у Завидичей сейчас, как минимум, три "золотых фамилии". Да и сами они, пусть и не имеют за спиной силы рода, но место в Совете от количества денег не зависит, а? Впрочем, Мирон Куприянович отчего-то не жалует Большую Палату своими визитами... Так, опять я не о том. Кхм-кха... Добро. Я отдам приказ Никанору, но руководить поисками будешь сам. Время у тебя есть, следующий рейс будет не раньше чем через пару месяцев. Работай.

— Печать, — напомнил сын.

— Отдам завтра утром. Но на родовую можешь не рассчитывать, обойдёшься специальной, — кивнул старший Гюрятинич. Владимир еле заметно скривился, но тут же стёр всякое выражение с лица. Нежелание отца назначать преемника или хоть как-то обозначить свои намерения в этом плане уже давно стало притчей во языцех не только семьи Гюрятиничей и вассалов рода, но и среди дружественных их фамилии Золотых поясов. Старик прочно держал в руках все нити власти в семье и торговом доме и совершенно не был намерен с кем-то ею делиться, даже с родными детьми. Впрочем, те и сами не особо стремились взваливать на себя это бремя, не понаслышке зная, что значит быть главой огромной семьи с шестнадцатью вассальными родами и управляющим огромного торгового дома, имеющего свои представительства более чем в сорока городах мира. Но постоянные напоминания Игоря Стояновича всем попадающим под руку родным о своём нежелании назначить преемника давно уже набили оскомину.

* * *

Всё-таки утро в Китеже и утро на земле — вещи совершенно разные. Пусть последний месяц я провёл в Новгороде, но вновь привыкнуть к земным радостям после полугодового пребывания в замкнутом пространстве Китежграда так и не успел. В парящем городе тебя не разбудит ворвавшийся в распахнутое окно напоенный летними ароматами ветер, и никакой будильник не заменит гомона и щебета птиц. Правда, и на долгие-долгие умопомрачительно красивые рассветы на земле можно полюбоваться лишь в горах.

Я потянулся и, сев на непривычно мягкой перине, сонно огляделся по сторонам. Часы на стене в выделенной мне хозяевами спальне, мерно тикая, показывали четверть десятого утра. Солнечный свет, заливающий комнату, поднял настроение, смывая горечь воспоминаний о прошедшем дне, и я буквально ощутил, как тело наполняет энергия, так и подзуживая немедленно выскочить из тёплой уютной постели и куда-то нестись на всех парах. Хотя... до одного места, пожалуй, смотаться можно... даже нужно.

Выбравшись из постели, я покрутил головой, вспоминая объяснения показывавшего мне комнату слуги, и, так и не определившись с выбором, принялся открывать все двери подряд. Ну не помню я, за какой из них находится ванная. Как назло, верным оказался последний вариант. За первой дверью была гардеробная, за второй выход в коридор, и лишь за третьей обнаружилось искомое фаянсовое великолепие.

Закончив с приведением себя в порядок, и нарядившись в вычищенный, но всё ещё слегка попахивающий гарью костюм, я спустился в гостиную, не встретив по пути с третьего этажа на первый ни одной живой души. Отправляться на поиски хозяев дома у меня не было никакого желания, беспокоить отсыпающуюся после всех перипетий вчерашнего дня Хельгу, в комнату которой я абсолютно невежливо заглянул по пути в гостиную, тоже не хотелось. Ну а Ярик... сам меня найдёт.

— Доброго утра, господин Завидич, — ровный голос образцового дворецкого, наряженного в образцовую чёрную визитку и не менее образцово накрахмаленную белоснежную сорочку, заставил меня вздрогнуть. Отложив в сторону только что взятую с журнального столика утреннюю газету, я повернулся к вошедшему в гостиную командующему здешним хозяйством.

— Здравствуйте, Марк, — кивнул я. — Будьте добры, обращайтесь ко мне по имени.

— Как пожелаете, господин Кирилл, — невозмутимо ответствовал он. Издевается, что ли?

— Вы что-то хотели, Марк? — поинтересовался я.

— Всего лишь пришёл сообщить, что завтрак готов... господин Кирилл, — откликнулся дворецкий, заставив меня прищуриться. Точно, издевается. — Если желаете, я могу приказать подать его прямо сюда, в гостиную.

— А где завтракают остальные?

— Молодой хозяин в малой столовой, юный Ярослав и его родственница в своих комнатах, как и госпожа Хельга... — И вроде бы говорит утвердительно, но почему же мне мерещится вопрос в его словах?

— Пожалуй, я присоединюсь к хозяину дома, — улыбнулся я.

— Прошу прощения, но Игорь Стоянович ещё почивает, — всё тем же ровным тоном произнёс Марк.

— Я имел в виду Владимира Игоревича, — пояснил я.

— О... прошу, следуйте за мной, господин Кирилл, — ни на секунду не изменившись в лице, дворецкий открыл дверь в холл и приглашающе повёл затянутой в белую перчатку рукой. Я знаком с этим человеком меньше суток, но уже готов его удавить, честное слово.

После завтрака, изрядно подпорченного видом постной физиономии дворецкого, маячившей в столовой, пока мы заправлялись перед долгим днём, Владимир Игоревич потащил меня на прогулку по саду... что было совсем не лишним после столь обильного завтрака.

— Если не секрет, Кирилл, чем вы намерены заняться теперь? — спросил Гюрятинич, когда мы оказались на берегу небольшого искусственного пруда.

— Найму охрану для мастерских, займусь восстановлением складов, — пожал я плечами. — Пока дядька Мирон в госпитале, нашим заводиком, кроме меня, заниматься некому.

— А взрывы?

— Расследование вы имеете в виду? — я, прикусив губу, уставился на подёрнувшееся зыбью зеркало пруда, но тут же одёрнул себя, успокаивая взъярившийся Ветер. Через несколько секунд справился с собой и, бросив на собеседника короткий взгляд, облегчённо вздохнул. Кажется, Гюрятинич ничего не заметил. И славно.

— Именно его, — кивнул капитан "Феникса".

— Думаю, разобраться в происшедшем — задача полиции, — проговорил я. — Я же могу лишь попытаться обезопасить близких и наше дело от возможного повторения вчерашнего.

— Боюсь вас разочаровать, Кирилл, но обстоятельства таковы, что полиция, скорее всего, просто замнёт это дело, — медленно проговорил Гюрятинич... и я почему-то только сейчас вспомнил, как тесно связана его семья с Седьмым департаментом Русского географического общества. Остановившись, я окинул взглядом моего собеседника.

— Что вы имеете в виду, Владимир Игоревич? — тихо спросил я.

— Золотые пояса, — коротко ответил он, но, заметив моё недоумение, хлопнул себя ладонью по лбу. — Простите, Кирилл. Я совершенно забыл, что вы совсем недавно прибыли в Новгород и не знакомы с некоторыми его традициями.

— Я слышал о Золотых поясах. Но не понимаю, при чём здесь наша мастерская, — ответил я.

— Несдиничи, Кульчичи, Мирошкинцы, Гюрятиничи, Невереничи, Степанцы... Завидичи, и ещё полтора десятка фамилий. Это малый круг Поясов, или, как нас ещё называют, "старые пояса", основа Золотой сотни, в которую позже вошли Борецкие, Осинины, Долгих и прочие, так называемые "младшие пояса". Господа Новгородская сохранила не так много привилегий, но одна из них, пожалуй, самая древняя, не отменена до сих пор. За свою безопасность каждый род отвечает сам. Разумеется, официально всё выглядит несколько иначе, но в реальности полиция и пальцем не шевельнёт, чтобы разобраться в преступлении, совершенном против одной из семей Господы. Будь то убийство, кража или поджог амбаров — максимум, что сделает полицейский департамент, это первичный осмотр места... события... с предоставлением своих выводов. И всё.

— Как так? — не понял я.

— Вот так. Будут ждать, пока пострадавший род не укажет им на виновника или не предложит отправить дело в архив. Не бесплатно, разумеется, но... так есть.

— Получается, что дело о подрыве не будет расследоваться только потому, что дядька Мирон носит фамилию Завидич, так что ли? — удивился я. Вот не думал встретить здесь то же, что и в том мире. Правда, здешние "торговые" бояре мало напоминают именитых того мира, но... Золотые пояса, оказывается, точно так же не любят, когда государство вмешивается в их дела.

— Именно, — кивнул Гюрятинич. — А у вас сейчас, полагаю, не так много возможностей для проведения полноценного расследования.

— Предлагаете помощь в этом деле? — прищурился я. Владимир Игоревич молча кивнул. Понятно... — И чем же я обязан такой любезности? Помимо ваших с Хельгой планов?

— Завидичи — старый род, — медленно проговорил капитан "Феникса", точнее, сейчас это был именно что наследник Гюрятиничей, чтобы там ни бормотал и как бы ни отнекивался глава семьи. — Скажу больше, это был союзный нашей фамилии род, ещё тридцать лет назад занимавший достойное место в Большой Палате. Мы хотели бы восстановить "status quo", порушенный бедой, унесшей жизни почти всей семьи Завидичей.

Я окинул взглядом собеседника... и вздохнул. Только боярских наворотов мне и не хватало.

Глава 5. Бежать, пищать!

Не было печали, да черти накачали! А я ещё удивлялся, почему полиция так вяло реагировала на мои выходки... на Несдинича грешил, с его авторитетом. А оказалось... м-да. Заодно становится понятным и почему Трефилов смотрел на меня, как на идиота, когда я сообщил, что на следующий год планирую отказаться от опеки дядьки Мирона. С его-то точки зрения, глупость совершенная, понятно. А вот для меня... От известий по поводу "боярства" Завидича желание выйти из-под его опеки только возросло. По второму разу лезть в эту клоаку?! Ищите дурака.

В сотый раз за день прокрутив эти мысли в голове, я зло пнул один из камней, обрамляющих клумбу перед госпитальным домом, и с шумом выпустил воздух сквозь зубы. Ладно, пусть Гюрятинич занимается поисками, если зарвётся, то предупреждённый мною телеграммой контр-адмирал сумеет наставить его на путь истинный, а у меня на это сейчас действительно нет ни времени, ни сил. Нужно восстанавливать работу мастерской и срочно нагонять график, иначе придётся платить неустойку по контрактам, а это... это полностью исчерпает все свободные денежные средства, имеющиеся у нас в наличии.

Что, нельзя так поступать с будущим почти родственником? Ерунда. Владимир Игоревич закусил удила и теперь, пока чего-то не добьётся, не успокоится. Упрямства капитану "Феникса" не занимать. Да даже если бы он меньше рвался в бой, мне его было не уговорить. Для Гюрятинича я не более чем пятнадцатилетний мальчишка с амбициями... Сам слышал утром. Мимоходом. Хотя где он те амбиции нашёл?! М-да, жених Хельги — это не дядька Мирон, который хоть изредка готов прислушаться к моим словам.

Оглянувшись на окна палаты, в которой лежал до сих пор не пришедший в себя опекун, я вздохнул и, выскочив с территории госпиталя через хозяйственный въезд, запрыгнул на заднее сиденье терпеливо ожидавшего меня "емельки". Не то чтобы я от кого-то таился, но исключать возможность наличия филеров Несдинича, отправленных им на отлов "беглых" Завидичей, нельзя. А общаться с господином инженер-контр-адмиралом я пока не горел желанием. Да и германцев сбрасывать со счёта не следует, особенно если Матвей Савватеевич действительно затеял ловлю на живца в моём лице.

Ну а кроме того, мелькала у меня уже в голове одна предательская мыслишка... В эту игру ведь можно играть и вдвоем, не так ли? Нет, цели попасться немчуре самому я не ставил, но если вдруг так получится... да учитывая, что я их должен интересовать только живьём... Кхм, может, что-то интересное и выйдет, всё же я совсем не беззубый головастик. Было бы неплохо допросить "ловцов" и вызнать, какой сволочи пришла в голову идея взрывать мои склады!

Но это только идея, и специально мотаться по городу, вопя во весь голос: "Вот он я! Кому гениальных артефакторов недорого?!" — я, разумеется, не собираюсь. Других дел навалом.

Мобиль замер у ворот огромного подворья в стиле палат века семнадцатого, и водитель, обернувшись, звонко щёлкнул ногтем по медной рукоятке счётчика.

— Приехали, барчук. Две куны... или обождать? — пробасил "емелька". Покачав головой, я протянул ему пару монет и, выбравшись с мягкого дивана, спрыгнул с подножки чуть заметно качнувшегося мобиля, который тут же со всем форсом здешних лихачей прыгнул вперёд и исчез за поворотом.

Окинув взглядом мощные белоснежные стены, больше подходящие какой-нибудь небольшой крепости, чем городской усадьбе, я на миг замер перед высокими обитыми толстыми стальными полосами воротами и решительно ударил вделанным в дубовую калитку кольцом о медную подставку. Постучался вроде как.

Долго ожидать ответа не пришлось. Уже через несколько секунд лязгнул явно тяжёлый запор, и набранная из толстых дубовых досок дверь бесшумно отворилась.

— Кирилл Завидич к Олегу Ивановичу, — проговорил я, глядя на косматого привратника, возвышающегося надо мной, словно гора. И дело не в моём небольшом росте, этому Голиафу даже чтобы в открытую передо мной дверь пройти, нужно наклониться, и как бы не пришлось протискиваться боком. Гигант натуральный!

— Доложу, — пробухтело как из бочки это "нечто" и, сонно похлопав малюсенькими глазками, еле виднеющимися из-за дикой нечёсаной поросли на лице, развернувшись, мерно пошагало куда-то во двор, гулко впечатывая ноги-колонны в брусчатку. Мрак и ужас. Если уж у нашего арендодателя привратники такие, то на что похожи охранники? Бр-р.

Так, отставить смешки. Впереди довольно проблемный разговор с арендодателем, так что серьёзнее, Рик-Кирилл. А то не успею и глазом моргнуть, как нас попросят освободить мастерскую.

Отыскав взглядом привратника, успевшего пройти половину расстояния до красного крыльца, я припустил следом за ним. Ну, не ждать же мне у калитки, словно коммивояжеру?

Переговоры с владельцем мастерской, вопреки моим опасениям, прошли без проблем. Я, честно говоря, морально был готов даже к тому, что арендодатель решит отказать в продлении договора, но... ошибся, и ошибся кардинально.

Олег Иванович Паузов, как мне показалось, вообще слабо понимал, чего от него хотят. Разрушен склад? Ну, вы ведь не рассчитываете, что я буду его чинить? Ах, сами восстановите? Вот и замечательно. Чаю не желаете?.. От такой манеры беседы меня чуть не заклинило. И это наш арендодатель?!

Иными словами, господину Паузову не было ровным счётом никакого дела до того, что происходит с принадлежащей ему мастерской. Сей молодой человек, напоминающий какую-то совершенно фантасмагоричную смесь Обломова с Митрофанушкой, в первом часу дня рассекающий по гостиной в халате и вяло размахивающий на ходу длиннющей турецкой трубкой, решительно не интересовался никакими делами... ну, судя по тому, что практические вопросы мне пришлось решать с его секретарём, очевидно, доставшимся молодому хозяину дома от почившего отца, так сказать, "в наследство".

Сам же Паузов если и готов был что-то обсуждать, так только последние постановки псковских и тверских театров. Почему именно их? Не знаю, но при упоминании Новгородского академического хозяин дома состроил такое лицо, что я поспешил оставить тему искусства, тем более что кроме этого театра, на премьеру в котором я однажды водил Алёну, никакие другие мне неизвестны. Да что там, я и знаменитостей здешних не знаю, не до них как-то было... В общем, странный человек этот Олег Иванович. И несмотря на простоту, с которой был решён вопрос по мастерской и гостеприимство её хозяина, дом его я покидал со вздохом облегчения.

Следующим пунктом моей программы значился поиск артели мастеровых, что возьмётся за ремонт складов и мастерской. Ну, тут всё было радужнее. В Новгороде были так называемые деловые биржи, не имеющие никакого отношения к "торговле воздухом". Впрочем, последних здесь не было в принципе. Деньги в этом мире пока никто не додумался считать товаром, а затея торговать акциями и иными ценными бумагами, как я успел выяснить, была задавлена на корню не поленившимися объединиться для этой цели Золотыми поясами, вообще-то крайне редко приходящими к единому мнению. Но тут общая нелюбовь заводчиков и владельцев торговых домов к "бумажным выскочкам" сплотила их крепче любых договоров, и в результате Новгородская республика стала первой областью Русской конфедерации, запретившей этот вид деятельности... но не последней.

Таким образом, сейчас в Новгороде процветала Товарная биржа и три деловые, торгующие услугами. Самая большая из них — Портовая, где владелец груза всегда мог подыскать подходящий рейс или дать объявление о желании отправить своё имущество в какой-то город. Стряпчая, или "живодёрка", как её ещё называли, где обретались все крючкотворы Новгорода, всегда готовые помочь в проведении аудита, решении тяжб и ускорении бумажной волокиты... за долю немалую. И наконец, собственно, Мастеровая биржа, где можно было отыскать специалистов любого профиля — от водопроводчика и частного арт-инженера до ватаги уличных бойцов и артели строителей на любой вкус и кошелёк. Вот последние мне и нужны. Бойцы для охраны мастерской и строители для восстановления склада.

— Что я могу сказать... Фундамент здесь крепкий, надёжный. А вот стены придётся возводить заново. А значит, рушить остатки, вывозить мусор... — затянул бородатый старшина артели, сидя напротив устроившегося за конторкой Казанцева, приглашённого мною для солидности и облегчения переговоров. Ну да, двое старшин быстрее поймут друг друга, да и торговаться артельному мастеру с недорослем было бы... неуместно. А это лишние проблемы. Оно мне надо?

Потому сразу после осмотра руин складов с главой артели я и отстранился от беседы, подкинув напоследок Казанцеву под нос записку с указанием минимальных и максимальных сумм и сроков, а сам устроился у стеночки, постаравшись стать как можно незаметнее. Оставлять старшин наедине я не решился, чтобы не вводить Казанцева во искушение. Деньги — они не бесконечные, а человек слаб, да...

— Обломки мы вывезем сами. Так что этот пункт можно исключить из цены, — побарабанив пальцами по столешнице, недовольно проговорил Фёдор, правильно поняв моё покачивание головой. Я улыбнулся и кивнул.

Спор об условиях и сроках восстановления складов надолго не затянулся. Да и обсуждение цены обошлось без выдирания бород и бития себя кулаками в грудь с криками о семерых по лавкам. Тихо и спокойно старшины договорились по всем вопросам, так что спустя час я под удивлённым взглядом артельного мастера-строителя уже ставил подпись под коротким и предельно ясным контрактом. Триста гривен за работу, двести за материалы и месяц сроку. Дороговато вышло, я рассчитывал на меньшую сумму, зато строители обещались возвести за пару дней сарай-времянку, чтобы было где хранить продукцию и сырьё до введения в строй восстановленного склада. Ну и ремонт мастерской вошёл в ту же цену. Благо там, кроме побитых окон, дверей в лавку и кое-где подпорченной огнем крыши, особо и ремонтировать нечего.

С охранниками вышло и того проще. Ватага из десяти человек сразу по приезде выгнала взашей людей, поставленных Несдиничем. Правда, атаман нанятых мною охранников взял авансом сотню гривен за месяц работы его ватаги. Это при условии оговоренного лечения за счёт работодателя в случае ранения и десятикратной компенсации от стоимости найма в случае смерти любого из ватажников во время работы. Не дай бог, конечно. Тысяча гривен для меня не предел, но довольно близко к нему. На счету мастерских после всех заключённых контрактов осталось три с половиной тысячи, из которых полторы уйдёт на сырьё и оплату работы мастеров нашего заводика за месяц, да и мои личные финансы вот-вот покажут дно. А нам ведь график догонять надо. Эх... и что ж так с дядькой Мироном неудачно вышло, а? Он бы вмиг разрулил все проблемы, благо знакомых в Новгороде у него более чем достаточно, глядишь, и сэкономили бы ещё.

От мыслей о до сих пор пребывающем в бессознательном состоянии опекуне, расходах на ремонт и возне с восстановлением работы мастерской, моё настроение быстро оказалось на точке замерзания. И надо же было посланнику Несдинича оказаться рядом именно в этот момент! Нет, понятно, что чего-то в этом роде следовало ожидать, но как же он не вовремя, а?

Я вышел на крыльцо лавки, чтобы подышать свежим воздухом, в надежде хоть немного остудить разгорающуюся ярость, как рядом, обдав меня потоком горячего воздуха, замер чёрный мобиль неизвестной модели, из которого, словно чёрт из табакерки, выпрыгнул подтянутый офицер с характерным красным кантом на чёрном кителе и погонах. Инженер-лейтенант смерил меня взглядом, чему-то кивнул и, вытащив из мобиля какую-то папку, шагнул в мою сторону.

— Кирилл Завидич? — не допускающим возражений тоном произнёс он. Я хмыкнул в ответ. Задняя дверь мобиля открылась будто сама собой. — Прошу в машину.

— Не хочу, — честно ответил я.

Лейтенант на миг опешил, но тут же начал наливаться краснотой.

— У меня приказ доставить вас, и я его выполню, — процедил он. Нервный какой-то... впрочем, я тоже не образец спокойствия, особенно сейчас.

— А у меня ещё куча дел в мастерской, и мне плевать на ваши приказы, — я оскалился.

Из мобиля, повинуясь жесту-приказу лейтенанта, вылез водитель и пассажир с заднего сиденья. Амбалистые такие ребята из нижних чинов "береговой" службы, судя по нашивкам.

Стоящие неподалеку ватажники потянулись за дубинками, но я их остановил. Точнее, вышедший на крыльцо атаман заметил мой жест и притормозил своих бойцов.

— Вы идёте с нами, Кирилл. Это не обсуждается, — прищурившись, сообщил лейтенант, за спиной которого уже выросли его помощники и... улетел им на руки от моего удара. Словив командира, водитель попытался привести его в чувство, а второй кинулся мне навстречу, раскинув руки. Схватить хочет, ну-ну... Удар!

Тело унтера само налетело на прямой удар ноги, угодивший в живот, и, отшатнувшись, сложилось в позе эмбриона. М-м... кажется, я попал немного ниже, чем рассчитывал.

Водитель, возившийся с командиром, попытался было вмешаться, но уткнулся взглядом в наведённое на него дуло пистолета и... решил не рисковать.

— Забирай их — и катитесь отсюда, пока я не разозлился, — прошипел я, указав стволом на мобиль. — И передай господину адмиралу моё недовольство воспитанием его офицеров.

К моему удивлению, ни ватажники, ни их атаман даже не почесались после такого представления. Молча проводили взглядом удаляющийся мобиль и... разошлись по постам. Правда, фраза шагнувшего за порог лавки главы охранников быстро расставила всё по местам:

— Поя-аса-а...

Опять аукнулась моя нежданная причастность к Завидичам, точнее, к кругу старых новгородских фамилий. И в этот раз, как ни удивительно, я был почти доволен таким поворотом дела. Объяснять причины своего поведения или, того хуже, расстаться с охраной сразу по заключении контракта было бы весьма неприятно. А такой поворот был бы вполне возможен, и тот факт, что я не учел таких последствий, говорил, разумеется, совсем не в мою пользу. Оправдываться же вспышкой гнева... Ха! И от меня сбежали бы не только охранники, но и строители вместе с работниками мастерской. Кому на фиг нужен малолетний неуравновешенный работодатель, способный запинать трёх военных разом... ну ладно, двух запинать, одного напугать, суть-то от этого не меняется! А так "пояса-а" — и нихт проблем.

Кхм, а ведь настроение действительно исправилось. По крайней мере, убить ближнего своего больше не тянет. Вот что мордобой животворящий делает, а!

— Кирилл... Кирилл! — Я вынырнул из размышлений и закрутил головой в поисках окликнувшего. Это оказался наш старшина мастеров. Фёдор Казанцев остановился в двух шагах от меня и, кивнув в сторону складских руин, из-за которых уже раздавался стук молотков и хеканье тягающих бревна артельщиков, проговорил: — Послезавтра времянка будет готова...

— Материалы? — понимающе вздохнул я. В ответ Казанцев лишь вновь кивнул и протянул мне список с номенклатурой необходимых "комплектующих". — Здесь всё?

— Нет, только то, что необходимо для восполнения утерянного и плановых работ на ближайший месяц, — откликнулся Фёдор. — Остальное терпит.

— Пока терпит, — задумчиво протянул я и, забрав листы, потопал в контору разыскивать адреса поставщиков.

Не бывает так, чтобы всё сразу стало хорошо, даже если недавно было совсем плохо. Это я понял, пообщавшись с первым из наших поставщиков. Ну, то, что секретарь напрочь отказался пускать меня к своему жутко занятому хозяину, я ещё могу хоть как-то понять. Даже в костюме-тройке, в котором я просто упарился по августовской жаре, моё субтильное пятнадцатилетнее тело вряд ли может вызвать приступ неконтролируемого уважения и хвостомахания у "шлагбаумов" вроде секретарей и приказчиков, но вот то, что те же приказчики, к которым я обратился после облома встречи с владельцем необходимых мне "комплектующих", откажутся принять заказ на заранее оговорённую поставку... это уже выходило за рамки разумного. Нет, если бы дело ограничилось одной конторой, я бы просто пожал плечами — мол, бывает. Но когда эта картина в разных вариациях повторилась во второй и третьей конторах, пришлось признать, что дело здесь нечисто. Последний визит выдался особо интересным. Здесь мне не просто отказали, а попытались вышвырнуть за порог, словно какого-то попрошайку! Это при том, что во всех случаях у меня на руках имелись уже заключённые контракты!!!

Я взбесился от тона инженер-лейтенанта? О нет, тогда я был просто раздражён. А вот руку охранника в конторе Амбарцумова ломал, уже пребывая в ярости. И бюро его головой пробивал в том же состоянии.

Окинув взглядом развороченную людскую, я решил не останавливаться на полпути и отправился прямиком в кабинет владельца конторы, мимо двух прижимающихся к стене клерков и стонущего на полу охранника, буквально горя желанием расставить все точки над "i". Дошёл, но выяснить у Амбарцумова причины творящегося вокруг идиотизма не успел. Полиция ворвалась в его кабинет именно в тот момент, когда я уже готовился получить ответ на первый заданный вопрос. Быстро они! Рядом были, что ли?

Владелец конторы смахнул со лба выступивший пот и, облегчённо вздохнув, тут же принялся верещать о грабителях и почему-то поджигателях. Ну, хоть насильником не обозвал, боров жирный.

Драться с полицией? Сейчас! Это не инженер-лейтенанты и унтеры береговой службы, которые вообще-то не имеют никакого права "хватать и не пущать". Полицейские могут приписать и "сопротивление при задержании". Оно мне надо?

В общем, обрадовав хозяина конторы обещанием выкатить ему иск за неисполнение условий контракта, я перевёл взгляд на недоумевающих от открывшейся картины полицейских.

— Чему обязан, господа?

Наглость — второе счастье, да. Но я поймал кураж, и мне по фиг!

— Да заберите его отсюда! Он мне угрожал! Тать! Убийца! — вновь принялся визжать Амбарцумов.

— Пройдёмте в участок, молодой человек, — откашлявшись, внушительным баритоном проговорил старший тройки полицейских, усатый урядник в белоснежной форме, сиявшей надраенной медью так, что аж глаза резало. — И вы, господин Амбарцумов... Разберёмся.

А собственно, почему бы и нет? Опасаться мне нечего. Максимум, что грозит за устроенный кавардак, это штраф. Оружие? Пф! Здесь разрешение на его ношение не требуется. Прицепятся, конечно, что по малолетству мне такие "игрушки" не положены, так ведь и опекуну предъявить ничего не получится. Он вон до сих пор без сознания в госпитале лежит, так что и халатности в отношении хранения оружия ему не приписать. А вот звон о том, что некий купчик Амбарцумов решил "кинуть" своего малолетнего контрагента, да так, что тот вынужден был устроить погром в его конторе, разойдётся быстро и далеко. И документальное подтверждение этого факта в околотке будет здесь очень неплохим подспорьем. Как раз и сестрички Осинины на днях из "дважды Бадена" возвращаются. Уж они-то моментально донесут эту информацию до всех заинтересованных и не очень лиц.

— Кирилл-Кирилл...

Комната, в которую меня привели практически сразу после короткого опроса в участке, проведённого тем самым усатым полицейским, оказалась маленьким пустым помещением. Почти пустым. Тяжёлый дубовый стол посредине, две прикрученные к полу табуретки, одна свободная, явно для меня, а вторая... на второй сидело, изображая огорчение, его превосходительство, инженер-контр-адмирал, глава седьмого департамента Матвей Савватеевич Несдинич, ну хоть не при параде заявился, в штатском. Впрочем, вру. В уголке за его спиной скромно притулился его бессменный секретарь, Фома Ильич Литвинов. Как всегда незаметный, как всегда молчаливый...

А я-то гадал, как это полицейские так быстро добрались до конторы Амбарцумова! На глазастых соседей грешил. Обманулся. Хм, а уж не ушки ли его превосходительства торчат за этим идиотизмом лавочников, с их отказом от исполнения действующих контрактов? Если так, то аплодирую стоя. Красиво и быстро сработано. Хотя как представлю, какие ресурсы пришлось задействовать Несдиничу только для того, чтобы организовать подобным образом нашу встречу, хочется побиться головой о стену. Эту бы энергию да в нужное русло! Давно бы никакой германской агентуры в Новгороде не было и в помине.

— Доброго дня, Матвей Савватеевич, Фома Ильич, — кивнул я собеседникам и, не дожидаясь разрешения, уселся на свободный табурет. — Признаюсь, не ожидал вас здесь встретить. Какими судьбами?

— Не ерничай, Кирилл, — нахмурился контр-адмирал. — Не время и не место!

— Как скажете, ваше превосходительство, — я пожал плечами и, поёрзав на жёстком сиденье, принялся бездумно скользить взглядом по стенам.

Вот тут и началось. ТАК меня не песочила даже преподаватель этикета Агнесса в той жизни. Кажется, Несдинич решил, что из него выйдет неплохая замена моему захворавшему опекуну. Только не учёл, что дядька Мирон в своих нотациях, порой действительно довольно нудных, никогда не опускается до изречения банальностей.

Я слушал, слушал... слушал. Но поняв, что ничего нового из льющегося на меня потока сознания не узнаю, решил прекратить это бессмысленное времяпрепровождение.

— Матвей Савватеевич... — проговорил я, дождавшись, пока контр-адмирал возьмёт паузу в своих увещеваниях, чтобы перевести дух. Несдинич кивнул. — Скажите, чего вам от меня надо?

— Чтобы ты прекратил скакать как блоха по всему Новгороду и вернулся в Китеж под надзор комендатуры! — неожиданно рявкнул молчавший всё это время Литвинов. — Неблагодарный недоносок! Ты хоть представляешь, сколько людей вынуждены искать тебя по всему городу, вместо того чтобы заниматься настоящим делом?! А сколько охранников мы должны выделять для твоего "величества"?!

— Фома... — поморщился Несдинич. — Остынь. У Кирилла и без того выдались весьма тяжёлые сутки! Не доводи мальчика!

— Фома Ильич, — тихо сказал я. — Я действительно понятия не имею, сколько людей седьмого департамента изображают мой "хвост", и абсолютно согласен с тем, что эти сотрудники могли бы заняться другим делом... более им подходящим. Например, охранять черепах в зоопарке! Потому как с охраной людей у них явно большие нелады!

— Что-о?! Щенок! — Литвинов аж подпрыгнул на месте от гнева. — Ты что несёшь?!

— Считаете, я не прав? — приподнявшись с табурета, я упёр кулаки в столешницу и, исподлобья уставившись на секретаря, зарычал. — Тогда, может быть, объясните, каким образом, ваши "великие" специалисты могли проморгать подготовку взрыва складов? Одного из трёх, повторяю для идиотов, всего ТРЁХ мест возможного появления моей семьи в Новгороде?!

— ТИХО!!! — взревел белугой Несдинич и шарахнул по столу ладонью. После чего обвёл нас с Литвиновым тяжёлым взглядом и проговорил уже тише, но с отчётливо лязгнувшей в голосе сталью. — Угомонитесь уже. Кирилл, перед тобой не купчик Амбарцумов, между прочим, а государственные служащие высокого ранга. А ты, Фома, не с унтером-штурмовиком из своей роты разговариваешь, а с законопослушным гражданином Новгорода!

— Законопослушным?! — прищурился секретарь. — Да за то, как он моего лейтенанта отделал, ему на "губе" самое место, как минимум!

— Повторяю, Кирилл — законопослушный гражданин Новгорода, не состоящий на действительной службе. А твой лейтенант, как я понял из доклада, не обратил на этот момент никакого внимания и действовал так, словно юный Завидич обязан беспрекословно выполнять его приказы, — внушительно проговорил Несдинич, наградил Литвинова долгим взглядом и, повернувшись ко мне, усмехнулся. — Хотя с Амбарцумовым, ты, конечно, погорячился.

— Вот, кстати, о купцах, — проигнорировал я вопрос контр-адмирала. — Ваших рук дело?

— Не понял, — нахмурился Матвей Савватеевич под неразличимое шипение неожиданно ставшего таким разговорчивым секретаря.

— Это вы надавили на купцов с тем, чтобы они отказывались от заключённых с нами контрактов? Чтобы, когда я выйду из себя, взять меня руками полиции... — пояснил я.

— Да нет, ничего такого мы не делали, — покачал головой контр-адмирал. — Просто по возвращении избитого лейтенанта просчитали твои возможные шаги и дали сигнал полиции присмотреться к некоторым точкам и при встрече препроводить тебя в ближайший участок, после чего телефонировать на нашу станцию. Но на купцов никто не давил. Зачем?

— Никто не давил или вы не давили? — уточнил я.

— Ни прямо, ни косвенно. К отказу от продления контрактов ни я, ни возглавляемое мною ведомство отношения не имеем, — заверил Несдинич. — Повторюсь: зачем? Ради призрачного шанса, что ты устроишь дебош? Недальновидная глупость, ведь в этом случае контракт наверняка будет разорван. Нам же, наоборот, выгоднее, чтобы мастерские Завидичей как можно быстрее восстановились и продолжили работу.

Верить — не верить? Чёрт его знает. С одной стороны, Несдинич действительно не заинтересован в простое мастерской, с другой же...

— И как это сочетается с высказанным господином Литвиновым пожеланием, чтобы я как можно быстрее снова забился в Китеж? Кто будет руководить вводом завода в работу, пока дядька Мирон находится в госпитале?

— Мы могли бы дать толкового управляющего, — мирным тоном проговорил контр-адмирал.

Я фыркнул.

— О, да! Чтобы на следующий день снимки рунных матриц оказались на столе у Брина?

— Кирилл, я могу дать тебе слово... — стал говорить мой собеседник под аккомпанемент прожигающего меня взглядом секретаря, но я не дал ему закончить.

— Нет, благодарю. Как ваши люди справляются со своими обязанностями, я уже имел возможность наблюдать, равно как и итог их деятельности в виде доставленных в госпиталь раненых мастеровых и моего опекуна. И знаете что? Мне это совершенно не понравилось. Можете считать меня перестраховщиком, но доверять вашим людям я не могу. Вообще.

— Кирилл, это была роковая случайность, пойми. Большая часть наших людей в этот месяц была занята тем, что пыталась оттянуть внимание всей германской агентуры подальше от Новгорода, где ты как раз сдавал экзамены, — со вздохом взялся объяснять Несдинич. — Не буду врать, что это было сделано лишь для твоего спокойствия. По плану такой шаг позволил бы вытащить всю их "паутину" на свет. Но наши ресурсы не безграничны. Мы смогли приставить вам личную охрану, но на стационарные наблюдательные посты людей не хватило. Понимаешь?

И опять тот же вопрос: верить — не верить...

Меланжер (от фр. melanger — смешивать) — машинка для взбивания и смешивания продуктов, иными словами — миксер.

Шотландки — здесь, обиходное название двигателя Стирлинга.

"Наутиз", "гебо" — названия рун.

Компанейцы — здесь употреблено в значении партнёры по делу, или "товарищи по кумпанству".

Печать — здесь имеется в виду символ власти в роду. Может быть специальной, вручаемой любому представителю фамилии для исполнения определённой задачи, или родовой. Последней глава может наделить любого из наследников, доверяя таким образом руководство родом, его людьми и имуществом.

25