Снова в школу

"Меня обманывать не надо, я сам обманываться рад" — абсолютно точное описание любящих родителей на все времена.

Мэтт Снейп (то есть Я)

Так вот, это порождение моего больного разума, не переставая смущенно улыбаться, аккуратно протиснулось мимо меня в мою комнату. Моя галлюцинация заботливо пристроила метлу в уголочке и уселась на мою кровать, сложив лапки на коленях.

Освидетельствовав мое застывшее тело, Гарри тяжко вздохнул и начал прочувственный (и, как я потом узнал, довольно длинный и, — о ужас, куда катится мир?! — не лишенный здравых мыслей) монолог:

— Это, наверно, глупо выглядит, я знаю. Но мне нужно выговориться. И так глупо получилось, что кроме тебя, о мой старший брат, больше некому слушать мои бредни. Но ты не волнуйся. Я поговорю, улечу обратно, и в Хогвартсе ты снова будешь издеваться над надутым мной — все будет по-прежнему, — я от такой отповеди сполз по стенке. Нет, серьезно, я начинаю подозревать, что у брата где-то там есть мозг... а по поводу старшинства — таки да, я родился на целых сорок три секунды раньше. — Это, наверно, давно началось. Я помню, как вас забирал Снейп, — ну, вас с мамой. Я тогда думал, что это вы не правы, на самом деле. Так вот, после вашего ухода я попал в руки к отцу и Сириусу. Наверно, я рос слишком изнеженным и избалованным. Я считал, что вокруг меня весь мир вертится, папа и Сириус во всем мне потакали, а окружающие постоянно восхищались, что бы я не сделал. В семь я познакомился с Роном. Он мне не понравился, если честно, но папа сказал: "Вот настоящий гриффиндорец", и я сразу с ним дружу. Я ведь тоже гриффиндорец... — Гарри сделал паузу. А я молча слушал. — Так было... много раз. Что-то я считал откровенно глупым, но папа говорил какой-то прочувственный бред, я и сразу делал стойку. А потом — Хогвартс. И ты, абсолютно непробиваемый в своем обожании и полностью свободный во всем. Знаешь, я ведь отчаянно тебе завидовал. Да и сейчас завидую тоже. И Малфой со своим высокомерием. Мне кажется, что на первом курсе мы все были такие глупые. О, и Гермиона. Вечно все знающая Гермиона, — он говорил с какой-то горечью. — И Снейп. Единственно честный ко мне человек. Он не скрывал своего несколько отрицательного отношения ко мне. Пусть он и видел во мне только плохое, но так получилось, что он — один из немногих, кто их видел. Я помню, как на каникулах папа говорил, что "Для Сопливуса ты — сын Джеймса, а Мэтт — сын Лили, вот и вся разница". А потом — Квиррел и Философский камень. Черт, Мерлин и кто там еще — это было страшно. Это было на самом деле страшно! Но я не верю, что там был Волдеморт... Я продрожал все каникулы, старательно улыбаясь. Мне за глаза хватило Квиррела, пусть даже и липового ставленника Волдеморта, — я удивленно приподнял брови, — и я не хотел даже слышать об этом противостоянии больше. А потом был Локонс. И я понял, как мне остаться в стороне. Ведь этого напыщенного индюка никто не воспринимал в серьез... И меня теперь на деле мало кто в серьез воспринимает, — с этим я согласиться не мог. — А теперь вот ты... так изменился. Я чувствую, что ты реально мой старший брат. Мне кажется, ты меня опекаешь, — вранье! А то, что я перед последним "драконьим раундом" кинул в хвосторогу замедлялку — не считается! — Знаешь, мне плевать, что там с тобой произошло, извини конечно. Я просто хотел выговориться. И хочу сказать — в школе будет все по-старому, но если что — я пойду за тобой.

Ва-ах... Какое потрясение для бедного меня!

— Квиррел — липовый ставленник?..

— О, это, — Гарри грустно усмехнулся. — Позавчера я подслушал разговор. Дамблдора и отца. Они много чего говорили. И там было много о политике. Я — получился прекрасным символом и хорошо управляем. Ты — становишься интересным, так что неплохо бы наладить отношения. Волдеморт — набирает силу и сторонников, расшатывает под ними землю. Даже фишки с темным магом-убийцей младенцев, липовым слугой Квиррелом и Петтигрю (на третьем курсе, помнишь?), — не прошли. Надо, мол, будет что-то новое придумать. Обсуждали, кстати, Турнир и Кубок. После анализа и пары экспериментов выяснилось, что у нас, как у магических близнецов, крайне похожие ауры, принятые Кубком за одну. Когда ты закинул бумажку Фреда Уизли, имя автоматически изменилось на твое. Я закинул свою бумажку, ну, как ты. А выкинуло нас обоих. Правда, почему возрастной барьер был пройден, узнать так и не смогли, — а я вот догадываюсь. Гарри замолчал и старательно разглядывал узор на полу. Надо, кстати, пыль протереть, то есть пол вымыть, что ли...

— Что скажешь? — как-то робко спросил Гарри. И правда, а то я что-то слишком долго молчу. Заболел, не иначе...

— Ты балбес, — лениво отреагировал я. Братишка изумленно на меня уставился. — Ну ладно, все, прекращаю. Ну а что ты хочешь от меня услышать? Я скажу как есть. Ты мне обо всем поведал — молодчага, я запомнил и принял к сведению. Обниматься-целоваться не будем, лады? Выметайся из своей комнаты и вали домой, выспись там, покормись. В Хогвартсе мы с тобой еще попикируемся. Да, не забудь написать маме. Насколько я знаю, она еженедельно вам сову посылает с письмом. Ответь что ли, хотя бы, — я вопросительно посмотрел на Гарри. Он облегченно кивнул, чуть нахмурился, подошел ко мне и протянул руку.

— Чувствую себя Малфоем-дошкольником в поезде, — нервно рассмеялся он через минуту, напряженно за мной наблюдая. Я же переживал очередное потрясение. А и черт с ним, — подумал я и пожал руку. После чего щелкнул Поттера по носу и взъерошил ему и без того не особо уложенные волосы. Поттер улыбнулся и отбыл домой. Ну а я? А я буду думать... Хотя нет, сначала буду спать, а потом уже — думать.

Глава опубликована: 26.09.2010

Глава 22

Быстро и по большему счету незаметно пролетело время до второго испытания. Я даже подсказал Гарри решение загадки яйца, поцапался с Малфоем...

* * *

Дружным строем мы возвращались в Хогвартс. До начала занятий было аж два дня, но совет школы принял решение заразить нас обратно духом школы немного раньше. И вот теперь по школьному двору шагало две шеренги — слизеринцы и остальные. Кроме всего, все студенты делились и по возрасту — к примеру, выпускники с выпускниками, редкие уехавшие первашки — с первашками...

Я тихо пристроился в хвосте слизеринских четверокурсников, и вел себя, что называется, тише воды и ниже травы. Настроение так и бурлило, ему отвечала бодрая, но неуверенная метель. Особо разговорчивые ребята сплевывали снег с периодичностью в пару раз за минуту.

Ребята, оставшиеся в Хогвартсе, устроили эдакое снежное побоище. Трудолюбивые где не надо детишки, в основном — младшекурсники, кропотливо возвели нехилые насыпи, из-за которых азартно обменивались крепенькими снежками. Горячее и веселое сражение остановило пренебрежительно брошенное Малфоем "Дети".

Только статус неофициального лидера змеиного факультета спас Малфоя от немедленной снежной атаки, — ну, я так думал. Позже мне рассказывали, что причиной бездействия было просто коллективное онемение от такой наглости и беспечности.

Да-а, дети. А сам-то? Да что там, четырнадцатилетний мужик, всю жизнь видел, ага. Он бы еще "Школота" сказал.

Не обращая внимая на обиженную тишину, господа взрослые продолжали шествовать к замку. На них неприязненно смотрели как новоприбывшие младшие, так и уже бывшие тут (кстати, как все расслышали замечание Малфоя — тайна за семью печатями). Я забрался на насыпь и помахал руками, привлекая внимание младшекурсников, так как внимание спин "взрослых" не привлекалось. Через тридцать секунд на меня уже смотрели все бойцы. Я показательно нагнулся, зачерпнул снега и слепил снежок. Кто-то повторил за мной, кто-то взвесил на руке уже заготовленный снаряд. Я подкинул снежок на руке и кинул его прямехонько в благородный белобрысый затылок Малфоя (талант не пропьешь!) с криком:

— Меси взрослых!

Атака была страшной. Тысячи снежков устремились в самые разные части тел вернувшихся студентов, снаряды жалили их в руки, в ноги, в головы, в за... ом, кхе-кхе — так сказал бы поэт, наблюдавший все это. Я же, еще не закончив кричать, кубарем скатился с насыпи и, прячась за снеговиками, атакующими и атакованными, осторожно пробрался в школу. Не без гордости скажу, что словил всего четыре снежка. Не без стыда замечу, что не последним мотивом моего рационального решения был вопль Малфоя "Снейп!!!". Кстати о Малфое: дети детьми, взрослые взрослыми, но кидался снежками Драко ничуть не менее азартно, чем тот же второкурсник, засветивший ему снежком в... туда, в общем. Ну, на войне как на войне...

* * *

Начались грустные будни. Первые пару вечеров Малфой что-то шипел про "стррррашную мстю", но после кросса сдулся и молчал, только время от времени злобно на меня смотрел. С моей легкой руки между собой слизеринцы называли Малфоя не иначе как злюкой. Скажем так, Драко новой кличке еще больше не обрадовался...

Так вот, время до второго испытания прошло быстро. По поводу последнего — я велосипеда решил не изобретать и просто стрельнул у отчима жаборослей. Заодно прикрыл Поттера, который тоже много не думал. Снейп удовлетворился объяснением "Двойная порция — на тренировку и испытание".

В остальное время я тихо-мирно холил и лелеял свое самолюбие, довольно успешно изучая азы крестонского боя. Я приналег на эффектные и при этом эффективные прыжки из разных положений с последующими ударами ногами.

* * *

— ...! — я эффектно упал с полутораметровой высоты на плечо. Опять.

О, боги! Как же мне дороги мои старые рефлексы! Ох, не знал я настоящей цены умению правильно падать!

В бытность свою, еще до универа, разнообразные сэнсеи потратили много времени на то, чтобы мягко, в тепличных условиях, обучить меня правильному падению, группировке и тому подобным вещам. Безрезультатно.

Но надо сказать, что жесткие методы моей учительницы по праву и физподготовке на пару с ехидными комментариями дали положительный результат всего спустя семь месяцев. Красиво и удачно упасть я умел из любого положения. Всю оставшуюся жизнь я пользовался этим умением, не задумываясь. Механическая память, ага...

Вот только здесь я уже падаю не так хорошо. Не будь Снейп моим отчимом, я бы поселился в больничном крыле. А так я просто испытывал наваренные учениками образчики зелий от ушибов...

С грустным вздохом я поднялся, признавая свое окончательное поражение. С завтрашнего дня одни кувырки и перекаты — учимся заново...

* * *

Кроме всего, до испытания я повысил навык уборки, как магической, так и обычной. Все дело вот в чем...

* * *

— Снейп, — по-деловому кивнули мне близнецы.

— Уизли, — не остался в долгу я. С пару минут мы помолчали. До того, как дверь открылась, и:

— Дэвис, — это мы трое, хором.

— Снейп, Уизли, — это уже Роджер.

Встречу назначили Уизли в одном из заброшенных классов. Они же оккупировали учительский стол и ныне патетично воскликнули:

— Доколе?! — ребята прокашлялись, и уже один продолжил: — Каков план действий, в смысле...

Минут пять мы все глубокомысленно переглядывались. В результате все почему-то уставились на меня.

— Ну-у... я предлагаю прежде всего прикрыть тылы, то есть подружиться с Филчем.

Все глубокомысленно покивали, возражений ни у кого не возникло. Обсудив детали, мы решили не откладывать на послезавтра то, что можно сделать завтра, и пошли к завхозу.

Если бы Филч был верующим, он бы перекрестился, брызнул бы в нас святой водой и очертился меловым кругом, — примерно об этом говорило выражение его лица. Короче, он был рад нас видеть. Хотя я думаю, что это была в основном реакция на близнецов.

В течении десяти минут близнецы упражнялись в красноречии, старательно убеждая Филча в том, что они-де раскаялись и теперь горят желанием помогать любимому завхозу в нелегком деле уборки, причем настолько, что даже последователей привели...

Филч не верил.

— Ну ладно вам, — вмешался я. — Ну правда мы хотим помочь!

Филч нахмурился еще больше, покачал головой и великодушным жестом разрешил нам использовать волшебные палочки. После чего указал на швабры, ведра и тому подобную тару. Впрочем, мы выбили себе полчасика на переодеться, после чего все честно пришли и начали драить школу. Кроме навыка уборки это все, между прочим, улучшало нашу ориентировку на Хогвартской местности. С тех пор с девяти до одиннадцати мы старательно наводили чистоту и порядок и закрепляли в памяти статические участки Карты.

Названия, к слову, мы себе так и не придумали.

Да и на шалости у ребят времени почти не оставалось. А в то время, когда ребята заняты не были, они спали. У них впереди СОВ, как-никак.

А Филч, как ни странно, начал куда мягче относиться к ученикам вообще и к нашей четверке в частности.

* * *

Спал без снов, ну, кроме одного случая.

* * *

— Доброй ночи!

— Я даже во сне не могу побыть один, — тоскливо вздохнул я. Оптимистичный бодрый тон брюнетистой леди раздражал до безумия.

— Как живется? Легко небось?

— Уйди, противная...

— Я тоже рада тебя видеть, — почему-то умилилась она. У меня же настроение было ну совсем не на высоте. Каждый раз при нашей встрече она мне говорит гадости. То я умер, то это реальность... Что на этот раз? У них там тотализатор и я — одна из лошадок?

— Эх, хорошо тебе живется... Все-то тебе доверяют, все-то тебе с рук сходит. И близнецы сходу Карту показали, и Филч хорошо относится, и сильные мира сего пока не особо кантуют... — ох как мне "пока" не нравится! — А все почему? Потому что ты — та-акой милый и обаятельный! Ну и я малость этих качеств добавила. Поразительно! Ты вызываешь у людей огромнейшее желание довериться и открыться. Большинство не может этому противостоять. Смотри как красиво, — она взмахивает рукой, и в воздухе возникают четыре головы, чуть просвечивающие. Четвертая — моя ехидно ухмыляющаяся морда в агрессивно-оранжевом ореоле. Первая — благообразная голова Дамблдора, окруженная успокаивающим золотым светом. Третья — неизвестно чья. Видны были только общие очертания, из которых было понятно, что этот невнятный объемный эллипс — чья-то голова, но лица видно не было. Антрацитово-черные контуры окружал грязно-фиолетовый ореол.

И второй. Волдемортом его назвать нельзя было, просто язык не поворачивался. Аристократичное бледное лицо, нахальные синие глаза, хищная улыбка, общая самоуверенность и темно-синий ореол. Вспоминая "своего" Риддла, я бы назвал его ярчайшей иллюстрацией к фразе "Сон разума рождает чудовищ". Гений, сошедший с ума, и утонувший в собственной ненависти. "Здешнего" я бы скорее назвал современным прототипом Шарля Талейрана.

И о каждом сразу складывалось определенное впечатление. Дамблдор — уверенный властный идеалист. Риддл — ярый собственник и эгоист, из тех, что считают "своих" людей своим имуществом и перегрызут за них глотку любому. Третий — опасный властолюбец, не особо принципиальный и разборчивый в выборе средств по пути к цели. И я — такой же собственник, как Риддл, но — почему-то это виделось — равнодушный к общей ситуации. Первые трое желали власти, я — покоя, безопасности и стабильности.