Эпизод. Окруженцы

* * *

— Всё... стой... — выдохнул Сергей, и четыре человека тяжело дыша, рухнули на траву.

— Оторвались вроде...

— Вроде... Ковальчук, ты за тылами присмотри пока.

— Есть присмотреть. — И боец чуть пошатываясь двинулся обратно.

Устали. Три километра бега по лесу, ручью и по заросшему травой полю вымотает любого. Да еще с пленным. И пленный этот часть пути был без сознания, тащили на себе часто сменяясь. Не загнулись чудом. На одном характере. Усталость просто смертельная — пять дней без нормального питания и сна. Дай бы бог перехватить чего, чтобы нутро не сводило, да часок прикорнуть, если доведется. Пять дней слились в какую-то дикую мешанину. Бой, авианалет, вновь бой, бомбежка, атробстрел, окружение, прорыв...

За эти пять дней от развед-батальона осталось человек десять, а отдуваться приходится как за весь штат. И полковник людей не даёт...

Вроде отлегло, дыхание стало ровнее. Капитан с удивлением услышал щебет птиц. Вот же новость — пять дней уже, как не слышал. Будто и войны нет. Войны? Да, это не провокация, давно уже ясно. Это война. Уже отчетливо слышалось её дыхание — канонада.

Грохотало где-то на севере и северо-западе.

Дивизия вступила в бой? Это если на северо-запад выдвинулась. Нет, не должна, вот так без разведданных? Вряд ли...

Сергей взглянул на пленного. Допросить бы его, да знание немецкого подкачало. Когда его брали, успели только пистолет из кобуры забрать. Потом не до этого было, ноги бы унести...

Что твориться вокруг — неизвестно. Куда не ткнешься — противник. Опять в кружении? Связи как таковой нет. На командирских машинах радиостанции слабые. Дивизионнку берегли зеницу ока, но она все же попала под налет авиации. Всего два маленьких осколка. Всего два, но они натворили дел — один угодил в гробину рации, второй попал в ремкомплект. Комдив рвал и метал, грозил различными карами радистам. Потом успокоившись приказал — необходим язык. И две группы ушли выполнять приказ. Одну возглавил командир развед-батальона, вторую его зам.

Долго искать противника не пришлось. Немцы густо перли по дорогам. В основном передвигались на машинах, которые волокли за собой прицепы и орудия. Но и пеших подразделений было достаточно. Капитан предположил, что они должны делать привал, поэтому группа двинулась вдоль дороги. Место вражеского бивака обнаружили на въезде в небольшое село. Лес тут раздавался в стороны. Видимо командир решил не пытать счастья найти отдых в самом селении и встал на опушке.

Благодаря смешанному лесу разведгруппа подобралась к биваку почти вплотную. Забравшись под густые еловые лапы принялись наблюдать за отдыхающим врагом. Часть немцев бродило среди машин, часть просто лежала. Почти рядом в пяти метрах от леса спал немец. Лицо прикрыто кепкой, китель расстегнут. Пригляделись к знакам — фельдфебель. Переглянулись — язык? Ага, еще какой. А как взять? Лежит-то рядом, и рядом других немцев много. Но этот спит похоже. Крепко ли? Получится его без шума выдернуть?

Тут из-за машин появляется офицер — оберст-лейтенант. Унтер-офицер шустро вскочил, что-то говоря. Оберст-лейтенант отмахнулся, что-то тихо сказал и решительно направился к елкам. Разведчики переглянулись. Немец шел прямо к ним, а фельдфебель присел на траву и смотрел вслед офицеру. Оберст-лейтенант остановился возле елок, посмотрел себе под ноги, пнул еловую шишку, прошел еще немного в глубину еловых зарослей, вновь посмотрел под ноги. Поскреб каблуком слой перегноя. Потоптался и начал расстегивать портупею.

Разведчики вновь переглянулись. Наконец стало понятны намерения немца. Гадить сволочь пришел. Словно доберман себе место подходящее выискивал. И стеснительный перед камрадами, что на руку разведчикам — с поляны не видно.

Немец повернулся лицом к поляне и раскорячился в позе орла. Потянуло гадостно. Сержант Гаврилин уже обошел немца со спины и теперь красноречиво смотрел на капитана. Сергей знаком придержал сержанта. Тот понятливо кивнул — стоило дождаться завершения процесса, а то им его еще тащить несколько верст и терпеть невыносимое амбре? Пусть сначала облегчится. А ну немцы преследовать кинутся, мало ли тихо взять не выйдет. По запаху найдут... вон как несет...

Взяли немца тихо, тот только успел штаны подтянуть. Гаврилин зажал оберст-лейтенант рот, а Ковальчук по голове отоварил. Оттащили бессознательного пленного в сторонку, споро связали и потащили в чащу. Капитан прикрывал.

Немцы спохватились быстро. Тот фельдфебель тревогу и поднял. Как заметил — не понятно. Наверно окликнул начальство, а оно не ответило. Пошел посмотреть и обнаружил одиночную 'кучку', и характерные следы — группа из оставила достаточно, не балет танцевали...

Как обозначилась погоня — немцы не только заголосили 'аlarm', но и стали стрелять, правда больше вверх похоже, Гаврилин отдал свой карабин капитану, подхватил немца и закинул его на полечи. Группа в максимальном темпе добежала до мелкой речушки. На берегу Гаврилин оступился и вместе с немцем рухнул в воду. Оберст-лейтенант пришел в себя, задергался, пришлось Ковальчуку повторить свой нокаутирующий удар. Сергей вернул карабин сержанту и взвалил пленного на себя.

— По реке... — выдохнул он.

Следовало сбить погоню со следа. Бежали-то по некошеному, и три человека солидную тропу проложили. Группа прошла вверх по течению речушки, благо что мелкая, и свернула в сторону по впадающему ручью, который вскоре закончился бьющим ключиком. В роднике набрали воды, заодно переложив ценный груз на плечи Ковальчука. Тут лес был сосновый, с негустым подлеском. Дальше подлесок заканчивался, зато начинался ковер мха. Значит там не побегаешь.

— Туда! — скомандовал капитан, показав на виднеющийся просвет меж сосен.

Разведгруппа выскочила на обширную поляну. Трава тут была чуть ли не выше плеч. Через лес путь конечно короче, но по карте, а на деле иначе. Под толстым ковром мха невидимые переплетения корней, а так же норы и ямы. Можно было запросто сломать ноги, а еще пленного тащить. Так что лучше вдоль поля. Длиннее. По времени так на так выходит, зато ноги целее...

Оберст-лейтенант уже очнулся и поняв где он смотрел волком. Идейный? Ну-ну.

— Ну-ка, сержант, пособи...

— Гутен морген, гутен таг, — сказал Гаврилин, недобро улыбаясь. — Бьем по морде, бьем и так.

Пленного крепко держали и избавляли от вещей. Первым делом портупею долой. Следом документы из кармана. Компас. Часы c надписью на циферблате 'Zenith'. Часам было обрадовались, нужная, даже необходимая нынче вещь. Только стояли они. И капли под стеклом. Ладно, может после сушки пойдут. Сигареты, жаль измялись и вымокли, но высушим и выкурим. Книжка, тетради, частью чистые, письма. Фото с девушкой и надписью. Офицерский планшет оказался с крупномасштабной картой. Отлично! Все обозначения, названия на карте были на немецком, но это не так важно. Судя по стрелкам и обозначениям можно было догадаться...

По мере изучения Сергей больше хмурился. Судя по карте дивизия в глубоком тылу у немцев. А еще стрелки на карте огибали Минск.

— Дело, товарищ капитан? — спросил сержант.

— Дело... — буркнул Сергей. Не стоило ему говорить о том, что по карте стало ясно.

Вот немец похоже догадался о чувствах, терзающих русского. Ощерился.

— Вам стало поньатно, что ваше сопротивленье бессмысленно?

На пленного уставились оба.

— По-нашему балакает... — удивленно произнес Гаврилин.

— Мой фатер жил в вашем Петербург, — кивнул немец. — И йа бывал мало-мало в Москва. Говорить плохо, хорошо понимать. И йа предлагаю вам сдаться доблестный германский армий. Обещай, что...

— Заткнись, фашист! — прошипел Сергей. Наглость пленного сильно разозлила.

— Я не есть фашист! — возмутился немец. — Я есть национал-социалист.

— А не похрен ли?

Оберст-лейтенант нахмурился, пытаясь понять смысл сказанного. Тем временем Сергей раскрыл документы пленного.

— Командир пехотного батальона оберст-лейтенант Йохан Ритген.

— Да, — подтвердил немец.

— Слышь, сержант, кого мы в плен взяли? Целого комбата. Чуешь ценность? Давай, зови бойца, нам теперь его в дивизию поскорей доставить.

Сержант скользнул к лесу, а капитан потер лицо. Спать хотелось зверски. В глазах иногда двоилось. Моргать уже больно, будто песка в лицо хватанул. И тело ломит — бег по пересеченке с пятью пудами на спине еще скажется.

Появился сержант, следом шел Ковальчук.

— Все тихо, товарищ капитан.

Сергей кивнул.

— Выдвигаемся. Я первый, следом Ковальчук с пленным, замыкающий сержант Гаврилов. Смотри за тылами, Василий.

— Есть смотреть!

Неожиданно загрохотало на востоке. Капитан недоуменно посмотрел туда. Кто там воюет? Ведь недавно оттуда ушли, там были одни немцы. И было их там...

Бойцы тоже напряжено смотрели на восток. Пленный улыбался, но заметив взгляд капитана, улыбку стер. Сергей выругался и с плюнул в траву. Кто-то из наших прорывается? Неудачно они место прорыва выбрали... но помочь им пока не в силах. Надо пленного с разведданными доставить и доложить о канонаде.

Не успели пройти и пары метров как позади послышался звук падения и вскрик:

— Oh!

— Что там? — обернулся капитан.

— Фриц упал, командир, — ответил боец. — Трава ему ноги сплела.

— Я нет Фриц, — зло ответил немец, с трудом поднимаясь и снова падая. — Я звать Йохан.

— Да хоть Адольф! — гоготнул боец и вместе с сержантом рывком поднял пленного на ноги.

— Вперед! — скомандовал капитан. — У нас мало времени. Под ноги смотрите, и по сторонам!

Четверо цепочкой двигалась по самому краю поля. Впереди капитан, следом пленный и красноармеец Ковальчук. Сержант Гаврилин замыкает. Скоро условленное место где должны встретиться две группы. Даже если лейтенант Головатый никаких разведданных не добыл, то у них они есть. Целый оберст-лейтенант! Командир пехотного батальона должен достаточно знать для прояснения обстановки. Кроме того — имеется карта.

На гул сначала не обратили внимания. Летят и пусть себе летят. Сейчас только и летают одни немцы. Мессеры и лаптежники обнаглели настолько, что самолетами чуть не фуражки задевают. Последнее время бойцы, слыша гул — прячутся, матеря наши доблестные ВВС. Им и невдомек, что остатки истребительных и бомбардировочных полков, что уцелели в первые дни войны, сейчас работают на износ. И их мало. Не прикрыть им все дивизии Красной армии.

Гул усилился, и впереди показалась пикировщики. Девятка Юнкерсов шла плотной группой. И за ними угадывалось еще группа самолетов. Шли без истребительного прикрытия. А чего им боятся? Славных сталинских соколов с начала войны бойцы батальона видели только раз. Правда тогда был бой. Жаркий. Наши летчики спустили с небес пять самолетов противника — четыре штурмовика и истребитель, но и сами погибли, никто из боя не вышел.

Эти лаптежники летели навстречу, точнее немного под углом, и как раз должны были пройти над ними.

— Сворачиваем, — скомандовал капитан, обернувшись и перехватил торжествующий взгляд пленного.

— Йа предлагаю вам сдаться.

— Заткнись, фриц! — зло сказал сержант.

— Йа нет Фриц, — возмутился немец, — я говорил — мой имя Йохан!

— А мне похрен! — рыкнул Гаврилин, сильно толкая пленного к лесу.

Немец на ногах не устоял и рухнул в траву. Тогда Гаврилин и Ковальчук подхватили немца под руки и потащили в чащу. Группа успела немного углубиться, как вверху послышался надсадный многоголосый рев и интенсивная пулеметная стрельба. Все сразу подняли лица вверх. Меж крон мелькнул маленький узнаваемый силуэт советского истребителя.

— А-а-а! — завопил восторженно Ковальчук. — Это же наши!

— Всыпьте им ребята! — поддержал Гаврилин. — давай, вали их!

Капитан промолчал, но был рад, что наконец дали укорот этим воющим и летающим тварям.

Подробностей боя не видно, но по интенсивности стрельбы и мельканию меж крон звезднокрылых истребителей, стало ясно — пикировщиков атаковало минимум звено И-16. А может и больше.

Вверху что-то бумкнуло, следом послышался рев падающего самолета. Группа замерла, напряженно вглядываясь в небо. Вдруг среди крон промелькнул силуэт горящего пикировщика, за которым тянулся черный дым. Разведгруппа восторженно взревела. Боец и сержант от радости стали выплясывать и хлопать друг друга по плечам. Досталось и хмурому немцу. Бой уже шел практически над ними. Еще одного немца сбили и на опушке уже восторженно выплясывали трое. Как тут сдержишься, если такое!

Внезапно грохоту воздушного боя добавился еще один звук. Надсадный, знакомый, множественный. Что-то летело сверху...

— Твою ж мать! — выругался капитан, поняв. — Ложи-и-ись!

Наши летчики заставили сбросить груз бомб. И эти бомбы теперь сыпались в лес. Аккурат туда, где находилась разведгруппа.

Бойцы как раз стояли у сосны с углублением меж корнями. Они рухнули в мох, и немца дернули к себе, а капитану в этом укрытии места не осталось. Он оглянулся, в трех метрах имелся выворотень, туда и сиганул.

Первые несколько бомб упали довольно далеко. Ревом разрывов оглушило. До тошноты. Не успел капитан прийти в себя, как ухнуло рядом, следом еще раз. С каждым разрывом тело сначала будто пинали снизу, потом воздушным молотом вдавливало вниз.

А вокруг...

Это было страшно — тридцатиметровые сосны расшвыривало будто спички, они ломались разлетаясь. И падали с треском. И так с каждым разрывом. Под такой бомбежкой находиться еще не приходилось. Что-то большое пролетело впритирку, задев выворотнь. Корневище подкинуло так, что капитану показалось, выворотень сейчас вернется на место и похоронит под собой человека. Обошлось. Ухнуло где-то в стороне четыре раза. И вдруг совсем рядом вспышка, сосна падает прямо на капитана, он пытается вжаться в сухие корни, но обломок вершины накрывает укрытие. Удар...

Темно. Ничего не болит. Не двинуться. Я умер? Так, спокойно! Слышен гул. Где-то в отдалении. Или близко, не разобрать. Еще бухает что-то... размеренно так... похоже на биение сердца. Почему-то в голове оно стучит. Значит жив. Ага, чувствую что-то в ребра снизу справа давит. Не больно. И на грудь давит, прямо в солнечное. И не пошевелиться. Вот рук и ног не чувствую вообще.

Внезапно прошиб холодный пот. Отчетливо вспомнился последний взрыв. Или не последний. Но вспышка была почти рядом. Сознание видать вышибло, а потом яму от выворотня вдобавок накрыло. Сосной её или обломками. Сучковатыми. Позвоночник повредило, раз конечностей не чую?

— Гаврилин! Ковальчук! — попытался позвать бойцов капитан. Слабо вышло, с хрипом. Что-то в рот попало, и в гортань провалилось. Сергей закашлялся, сплевывая иголки. С лица посыпался мусор. Ага, присыпало, значит. Удалось повернуть голову набок и не только проплеваться, но и часть мусора с лица стряхнуть. Даже проморгаться удалось. И тут накатила тошнота. В голове забухало громче. Последним разрывом видимо еще контузило. Капитан замер, пережидая приступ тошноты и боли. Неожиданно удалось эту напасть унять, только частично. Тошнота немного отступила, и 'канонада' в голове стала тише, зато изнутри будто что-то вылезло. Это что-то зашептало, занудело, и что удивительно — вполне осмысленно возник вопрос — ты кто?

Озадаченный капитан покрутил головой. Осторожно, чтобы вновь не замутило. Вопрос в голове словно висел. И что-то чужое и настырное было там же. Внутри, в голове. Попытка подавить эти мысли не получилась. Только нудение стало чуть тише. Ладно, пусть. Контузия же, пройдет, только перетерпеть...

Виднелось небо. Чуть-чуть. Но где-то далеко, сквозь ветви. Слишком много их накидало поверх.

'Как медведь в берлоге...'

— Сержант! — вновь позвал капитан. — Гаврилин! Ковальчук! Отзовитесь!

Тишина. И не руками не пошевелить и ногами тоже. Стало обидно. Сильно обидно. Похоронен тут...

И самое обидное не безвестие, а то, что важные разведданные не донес...

'Что за разведданные?'

Что за глупые мысли? Имеется пленный и карта. А на карте обозначения. Кто-то отчетливо хмыкнул. Капитан поморщился — хреново дело, голоса в голове это не к добру. Головная боль, звон в голове — это понятно, но голоса...

Вдруг удалось шевельнуть пальцами, а следом и поёрзать. Пришла боль от впившегося в бок толи сучка, толи камня. Сергей воспрянул — не все так плохо. Вот посмотреть, что так на грудь давит — не удается, толстая ветка подбородок подперла. И тут руки и ноги начать ныть. Еще голова загудела и пришла боль. Сергей поморщился, но стало почему-то легче.

'С позвоночником все в порядке, а ноги-руки банально затекли — их ветками прижало'.

Этим 'сторонним' мыслям Сергей даже не удивился. Он поёрзал и почувствовал, что конечности начали отходить, появилась чувствительность. Еще чуть поёрзал, и даже сдвинуться удалось. Голос начал подбадривать — вылезай из этой берлоги. Сергей буркнул, чтобы он заткнулся и высвободил правую руку, правда, пришлось попотеть. Попытка оттолкнуть ветку от головы провалилась, зато сумел еще сдвинутся, заодно высвободил левую. Дальше продвинуться не удалось, что-то держало за ремень. Скосив глаза сдвинув хвою — ага, все ясно. Сосновые ветви на счастье при падении не сломались, а спружинили. И хорошо не сломались, а то проткнули бы Сергея насквозь. Зато к земле прижимали сильно. И портупея за сучек зацепилась. Правой рукой, отцепил ремень, и начал притискиваться меж паутиной ветвей. Еще та задачка. Сколько же сюда сосен навалило? Одна, две? Разлапистые ветви слоями лежат. Колючие. Точно берлога!

Упарился. Голова словно наковальня в кузне в разгар работы. Опять затошнило. Еще не отпускает 'берлога' все норовит удержать. Цепляется. То, что добрался до верха — понял не сразу. Стало легче дышать. Потом откинул ветку, утер выступивший пот и оторопел. Сосновый бор превратился в поляну с большими воронками, вокруг которых всё устлано раздробленными стволами и ветками. Где-нигде торчали остатки расщепленных и ободранных сосновых стволов. Остро пахло хвоей и сгоревшей взрывчаткой.

— Гаврилин! Ковальчук!

Лес был непривычно тих. Даже птичьего щебета неслышно. Будто контузило не только человека, а всё — и сосновый бор, и всю живность в нем. Или просто оглох. Ладно, надо бойцов поискать, вдруг тоже контузило?

Голос в голове что-то сказал, но Сергей отмахнулся и сосредоточился. Так, выворотень был в трех метрах правее. Значит искать надо слева, но там ничего не видно — ствол лежит, и веток навалено.

Всего три метра, но по завалу. С головокружением, с трудом удерживаемой тошнотой, да еще с голосом в голове, который заткнуть не в силах...

Обливаясь потом и тяжело дыша, капитан добрался до ствола. Перегнулся. Там, где укрывались бойцы, зияла воронка. Прямое попадание. От сосны даже ствола не осталось, лишь торчащие лохмотья корневищ.

Как же так? Такие ребята мировые были! Обидно. До боли обидно. Из стольких передряг невридимыми вышли, а погибли так...

И тут капитан увидел сапог, торчащий из-под веток и сосновых лап. У Ковальчука были ботинки, а в сапоги был обут Гаврилин. Может жив? Спустился к воронке. И только внимательнее взглянув на подошву, понял сапог немецкий — гвозди с семигранной шляпкой. *

— Эй, как там тебя? — в голове все путалось, как же звать этого фрица? — Йохан, живой?

Капитан взялся за каблук и потянул. Нога неожиданно легко выскользнула, и Сергей с ужасом уставился на оторванную конечность. От пленного только нога в сапоге осталась, а от ребят вообще ничего.

'И не дна не покрышки...'

Какое-то время Сергей сидел в прострации. Мыслей не было. Вообще. Потом он вдруг обнаружил, что держит свои документы в руке. Зачем достал? Чтобы напомнить себе свое имя? Для чего, если и так помню — зовут Сергей, по отцу Васильевич, фамилия Жуков. И кто так восторженно орет? Сергей оглянулся, недоумевая. Внезапно дошло — никто не кричит, то есть в голос не кричит. Это в голове...

'Дед, это ты! Дед ты жив! Ты жив, дед!...'

— Кто? — спросил капитан, хватаясь за виски, ибо опять тошнота началась. — Ты кто?

'Это я, твой правнук! Меня тоже Сергеем зовут! Назвали в честь тебя, дед...'.

Капитан медленно сполз на землю. Голову он сжал крепче, ибо боль усилилась.

'Сейчас, я помогу — раздалось в голове'.

Постепенно боль ушла, в голове прояснилось, однако облегчение длилось недолго. Вдруг возникло странное чувство — как будто в уши полилась информация.

'План 'Барбаросса'. Четыре направления ударов с четкой целью. Группа армий 'Норвегия' под командованием генерала Г. фон Дитла и финского фельдмаршала К. Маннергейма, направление — Мурманск, Ладога и Беломорье. Группа армий 'Север', под командованием генерала В. Фон Лееба, направление удара на Ленинград. Группа армий 'Центр', под командованием генерала Ф. фон Бока удар на Минск и Москву. Группа армий 'Юг', под командованием генерала Г. Фон Рундштедта, направление через Киев на Кавказ. Цель — захват нефтяных районов'.

Одновременно с этим перед глазами явилась карта по которой от границ СССР побежали синие стрелки ударов вражеской армии. Где-то капитан это уже видел.

'На трофейной карте — подсказал голос'.

Одновременно в сознание вливались сухие данные о ходе войны, перемешанные вестями о военной и послевоенной жизни семьи. Странно все. Сергей еле успевал переключать внимание между двумя потоками. Удивлялся до полного потрясения сводкам боевых действий, и морщился от восторженного повествования жития своих родных.

В этом инфо-салате капитан как-то пропустил рассказ о себе...

— Что-что?

'Ты пропал в начале войны, — пояснил гость с каким-то щенячьим восторгом. — Без вести пропал. Ни письма, ни извещения. Только единственная фотокарточка, где ты еще старший лейтенант... а дед, то есть мой дед, твой сын всю жизнь искал тебя. Известно было только последнее место службы. И всё...'

Дальше голос, назвавшийся правнуком, рассказал о себе и созданном ими аппарате...

— Как так может быть? Такого не бывает!

'Да, трудно поверить. Но это правда...' И гость, что они делали томограф, работающий по иным принципам, но допустили несколько ошибок в сборке...

— День победы?! — прервал гостя капитан. — Когда?

'Девятого мая тысяча девятьсот сорок пятого'.

— Четыре года?..

Капитан потрясенно молчал.

'Дед, я понимаю. Сам был в шоке. Но... дед, я тебя только на старом фото видел. Ты там с прабабушкой и моим дедом Васей.

— Васькой говоришь? Так он малец совсем...

'Это сейчас он малец. После войны он в суворовское поступил, всю жизнь служил, до генерал-лейтенанта дослужился'...

Сергей смотрел в небо. Все что свалилось на него давило. Даже не так. Размазало. Если это все правда... страшно. И невероятно... такая война...

'Ты мне не веришь'.

Сергей пожал плечами. Откинулся на сучья. Закрыл глаза. Гость еще что-то там говорил. Рассказывал о восстановлении страны. О космосе...

— Всё это не существенно! — сказал внезапно капитан.

'То есть как это?'

— Так! Дело есть здесь и сейчас. А сейчас война. Делай что должен. А я должен доставить сведения. Из-за них ребята мои погибли. Ковальчук Семен, Ваня Гаврилин, другие бойцы. Говоришь, все планы фашистов знаешь? Вот и поможешь. А то, что через год будет, пока не важно. Сейчас, именно сейчас не важно. Сам поди уже понял? Там, в своем времени?

Гость замолчал. Чувствовалось некоторое удивление. А Сергей смотрел в небо. На проплывающие облака. В голове образовался настоящий салат. Что с этим делать? Разберемся. А пока...

Жуков поднялся. Постоял, ожидая — появится ли приступ головокружения или тошноты. Но в голове было ясно, не тошнило, ничего не болело. Только саднило оцарапанные руки и лицо. Капитан отряхнул гимнастерку, оправился, подтянул ремень и вдруг обнаружил отсутствие планшета. Огляделся, но сумки не увидел. Карта, теперь важность её возросла невероятно!

'В берлоге посмотри'.

Жуков усмехнулся — такая же мысль одновременно появилась и у него, и еще одна следом — два Жукова в одном...

Полез через завал, вглядываясь в глубину ветвей. И не зря — заметил свою фуражку. Правда чтобы её достать, пришлось протискиваться, чуть ли не по пояс влез. Головной убор был цел, но густо залеплен мусором. Отряхнул и укрепил на голове.

Нашел 'берлогу' с трудом — завал выглядел везде одинаково. Поиск немецкого планшета затянулся, спустился до самой земли. Искомое находилось чуть в стороне от лежки. Подумалось, что сумку отбросило еще до того как яму от выворотня завалило ветвями. Капитан заметил планшет лишь благодаря ремешку. Выпутывание планшета затянулось — ремешок был, как бы надет на толстый сук, который острым краем упирался в землю. Пришлось ремешок расстегивать в очень неудобной позе. Что-то мелькнуло в памяти... падающий обломок сосны... расщепленный толстый сук своим острием целил прямо в грудь...

Как уцелел? Успел откатиться? Но...

В голове хмыкнули и Сергей насторожился. Однако 'голос' не стал ничего говорить. И это хорошо, ибо нервирует.

Возня с поиском трофейного планшета и форсирование завала съела почти все силы. Покинув изуродованную поляну, Сергей присел возле сосны на мох и откинулся на ствол. Стоило передохнуть. Но просто сидеть не стоит. Достал и развернул карту. В свете новых знаний обстановка нанесенная на карту несла уже несколько иной более глобальный смысл. Много становилось понятнее — тактические знаки немецких дивизий мысленно дополнились комплектностью, начиная с личного состава до количества мобильных средств передвижения. А так же количество артиллерии и бронетехники. Кроме того виделись направления ударов, что пока не обозначены на карте. Они выходили за её границы, одновременно расширялась карта. Стрелки упирались в города, огибали их, двигались дальше... операция 'Тайфун' в действии. Стрелки зажали Ленинград с двух сторон, в центре они уперлись в Москву и остановились...

Масштабность катастрофы вновь шокировала. Сергей стиснул зубы, ибо слышать было не в моготу:

'Белостокско-Минское сражение — тяжёлое поражение Западному фронту, продвижение противника на глубину свыше трехсот километров, захват значительной части Белоруссии. Потери РККА более трехсот тысяч человек. Киевская стратегическая оборонительная операция — потери составили свыше семисот тысяч человек. Смоленское сражение — тяжелейшие потери — семьсот тысяч человек... и это, не учитывая потери в технике...'

Зубы стали ныть от боли.

'Это может не произойти...'.

Капитан выдохнул и успокоился. Правнук прав. Все в наших руках, но здесь и сейчас!

Убирая карту в планшет, заметил внутри зеркальце и расческу. Следил фриц за собой. Рука сама собой схватила зеркало. Собственное отражение выглядело дико — хмурый — волосы всклокочены — щетина. И все залеплено грязью. Не капитан Красной Армии, а леший какой-то.

Оттереть физиономию не вышло, только грязь больше размазывалась. Что поделать, если смолой брызгало фонтанами, а потом и мусором вперемешку с иголками щедро присыпало. Надо бы к роднику вернуться и в порядок себя привести. И чего это я так долго в свое отражение пялюсь? Странно — ведь совсем не то собирался сделать... и вдруг пришло понимание, а следом злость.

— Это ты тут хулиганишь?!

'Извини, дед, — повинился правнук, — просто я тебя только на единственной фотокарточке видел, где ты еще старший лейтенант...'.

— Не смей вмешиваться! — рявкнул капитан и замер — отчетливо вспомнился тот заостренный сук. Это значит, что, если бы не вмешательство... 'пропал без вести в начале войны'.

— Все равно не смей, — уже спокойнее сказал Сергей, чувствуя запоздалый холодок, струящийся по спине.

*На самом деле немецкие маршевые сапоги подбивались металлическими семигранными (позже шестигранными) гвоздями Sohlennaegel. И подошвы выглядели иначе сапог советского производства, как и высота, так и форма.