Великая Депрессия 3.Время не ждёт!

Несколько месяцев жизни на улицах принесли хорошее знание турецкого языка и обычаев, а случай перенёс его в трюме старого угольщика обратно в Россию, теперь уже советскую. Потомственный дворянин как родной влился в компанию беспризорников и почти забыл, что он дворянин, что его отец был не последним человеком среди белогвардейцем...

Начав с мелкого воровства у уличных торговцев, Женька быстро стал планировать операции, и их компания стала жить в каком-никаком, но довольстве. Потом была колония Макаренко... и переосмысление ценностей.

На рабфак поступал уже потомственный пролетарий... Женька не видел в таком приспособленчестве ничего дурного. Врагом советской власти он не стал, признав за быдлом право на самозащиту... и признавая право на защиту за собой.

В государстве победившего пролетариата потомственному дворянину не слишком уютно. Бывшему беспризорнику по большому счёту ничего не грозило... но и поступление в университет оказывалось под вопросом.

А учиться Женька хотел и главное — любил, обладая нешуточными способностями в гуманитарных науках. Едва ли не единственный привет из прошлого — история и литература, да почти забывшийся немецкий. Невеликие познания в математике как-то быстро исчезли, ни разу не пригодившись в беспризорной жизни.

История государства Российского Карамзина скрашивала жизнь целую зиму, потихонечку переведясь на нужды самые приземлённые. Карамзин, потом Пушкин, Фет... разграбленная квартира бывшего чиновника оказалась щедра на пипифакс в твёрдом переплёте.

Любовь к печатному слову осталась, и появилось желание разобраться — что же такое история... Желание отчасти болезненное, этакая попытка разобраться не только и даже не столько в истории, сколько в себе.

Учёба в университете оказалось сложной, но сложности эти оказались совершенно непредвиденными. Женьку не пугала необходимость запоминать имена и даты, но вот профессионализм некоторых преподавателей вызывал обоснованные сомнения.

Взгляд на историю с классовой точки зрения привёл на кафедру таких же небывалых историков. С классовым чутьём.

Ляпали они порой... но ведь и дельное в их словах было, и немало! Одни только язвительные вопросы оппонентам об армиях древности, насчитывающие сотни тысяч воинов, чего стоили. И действительно, почему же учёные мужи прошлого не обращали внимания на такие несообразности?

Какие, на хрен, армии... их и сейчас-то сложно снабжать! А тогда, без развитой сети морских перевозок и железных дорог... Есть наверное, что-то такое и в классовом подходе к истории. Есть... хотя бы другая точка зрения — дилетантская, подчас нелепая, но зато и не зашоренная.

А теперь вот... экспедиция на Кольский полуостров и попытка взглянуть на историю не с набившей оскомину классовой точки зрения, а с национальной. Было ли такое хоть когда-то в России? Да ни разу!

Церковь, Гольштейн-Готторпы-Романовы, норманисты... учитывалась любая точка зрения, но не русская! Потом классовая, да... но тоже ни разу не русская.

Первая экспедиция такого рода! У Женьки дух захватывал от перспектив! И от опаски, не без того...

Получится всё, так станет если не одним из отцов-основателей, то как минимум удосужиться нескольких строчек в учебниках! А свернут национальное виденье истории... так может оказаться, что и вместе с историками. Времена нынче такие, что идеология видится властям опасней уголовщины.

Не без оснований, к слову — Гражданская ведь только-только закончилась, и с нынешним положением дел согласны далеко не все граждане. Беляки, царские чиновники и прочие бывшие под присмотром... а вот различить врагов затаившихся в недавних соратниках подчас затруднительно.

Эсеры, меньшевики, анархисты всех мастей, БУНДовцы и прочие, прочие... С проводимой политикой согласны далеко не все партийцы, считая власти предателями дела Революции, а то и вовсе — контрреволюционерами. А за плечами у многих — подполье да Гражданская, да привычка не жалеть крови — своей ли, чужой...

Влететь в чужой замес в такой непростой политической ситуации легко.

Северные лагеря Женьку пугали, но нехватка людей грамотных обещала даже в самом скверном случае тёпленькое местечко лагерного библиотекаря или работника клуба. Не предел мечты... но жить можно немногим хуже, чем на свободе.

Здоровое же опасение... да чёрт с ним! Национальная идея успокаивала мятущуюся душу Женьки — потомственного дворянина и коммунара из колонии Горького .

— И это всё... — окончивший седьмой класс Сашка, устроенный в экспедицию разнорабочим, неверяще провёл рукой по огромной каменной глыбе мегалита, — старше египетских пирамид?

Голос подростка сорвался на фальцет и Сашка смутился. Студент сделал вид, что не заметил оплошности, сам ведь ещё недавно...

— Старше официальной истории египетских пирамид — да, — присев на лапник, он закурил, отмахиваясь от мошки.

— А почему... — подросток даже не смог подобрать слова, переполняемый возмущением.

— Потому, — Женя начал загибать пальцы, — Норманисты, слыхал про таких?

— А как же! Это...

— Мне рассказывать не нужно. Потом всё эти Голштейн-Готторпские и прочие... европейцы. Как же! Признать, что здесь была цивилизация, и очень может, что её центр... это же все теории пересматривать придётся! Неполноценность диких славян и всё такое... тьфу ты зараза!

Женька отмахнулся от мошки и похлопал рядом с собой по куче лапника.

— Не стой, успеешь сегодня ещё набегаться. Да... церковь ещё. Они во все времена пытались показать, что пока они, такие хорошие, не пришли, дикость была и запустение. Дикари в шкурах бегали и друг дружку резали на каменных алтарях.

— А как же... — Сашка повёл рукой, показывая на мегалиты, — ясно же, что дикие племена не могли сделать что-то подобное! Нужна не просто толпа народа, а цивилизация, да не хуже чем в Древнем Риме.

— Так вот, — Женя пожал плечами, — неудобная правда, понимаешь?

— Правда одна!

— Если кому-то мешают памятники, язык, праздники, история, названия городов и улиц — значит, государство построено на чужой территории, — процитировал студент Прахина, — захватчики они, вот и вся правда. Ни церкви, ни феодалам не нужна правда и настоящая история. Нужен был покорный народ, рабы. Государевы, божьи... Отнять историю, это как обрубить корни у народа.

— И что, никто не знал? — Спросил подросток неверяще, — что, людей никогда не было?

— Знали, почему же... знали, а говорить не принято было. Иначе...

— Да царизм, понятно!

— Н-да...

* * *

— Максим Сергеевич? — Постучалась секретарша.

— Да! — Прахин оторвался от сводок. После знаменитой чистки Ленинграда уголовного и около уголовного элемента в городе почти не осталось. Стенания чекистов по поводу порушенных оперативных разработок Макс не принимал во внимание.

Ленинград стал самым безопасным городом СССР. Стерильным. Девственницу с мешком золота пускать по улицам ещё опасно, но... работа ведётся.

Ныне он пытается наладить систему профилактики по недопущению в город уголовного и сомнительного элемента. В принципе получается... сложнее наладить работу с молодёжью, оградить её от блатной романтики.

— Письмо от экспедиции Колычева.

— Давай...

Распечатав нетерпеливо конверт, курирующий экспедицию (ну раз уж сам данные подбросил!) начальник милиции города Трёх Революций вчитался в скупые строчки, потихоньку зверея. Холодное такое бешенство, после которого он не кидался в драку и не скандалил... но делал всё, чтобы уничтожить врага.

— Ступай, Лидочка, — отослал секретаршу и по совместительству любовницу. Да... времена ныне такие, не слишком пуританские. Ответственным работникам много позволено , но и спрашивают ой как много...

— Ожидаемо, — думал он, пока письмо, доставленное по всем правилам подпольной работы (Лидочка не в счёт, всё-таки сержант милиции), сгорало в малахитовой пепельнице, — палки в колёса вставляют, и не побоялись же! Хотя чего это я... для одних диссертации пересматривать, для других — звоночек, что ассигнования на дело Мировой Революции урезать могут. Есть и третьи, десятые... и все кровно заинтересованы в сохранении существующего порядка вещей. Что ж...

Встав, Прахин открыл заветную картотеку, собранную как раз к такому случаю. Возможностей у начальника милиции Ленинграда и области много. Особенно если имеется кредит доверия от властей, и руководство такими организациями, как Бригадмил и ДНД.

Проследить, поговорить осторожно с соседями и сослуживцами... учебное задание, товарищи комсомольцы! Старшие товарищи будут отслеживать незаметно, как вы справляетесь с заданием!

Никто, разумеется, не отслеживал... как правило. Зато материала на ответственных работников и деятелей культуры набралось немало. Полкубометра бумаги, и это только выжимка, остальное в другом месте.

— Что ж, товарищи будущие враги народа, — пробормотал он, читая список любителей вставлять палки в колёса, — есть материальчик... Ага, и на тебя тоже... Враги народа как есть. Русского... Осталось только увязать вас в единую цепочку... а пожалуй, что и несложно будет. И...

Подняв трубку телефона, соединённого напрямую со Смольным, он дождался ответа.

— Александр Григорьевич? Прахин беспокоит. Сергей Мироныч на месте? Ага, ага... есть возможность встретиться сегодня? Минут на пятнадцать разговор, но может и затянуться. В семнадцать тридцать, после Лизюкова? Благодарю.

— Бойтесь меня, бандерлоги, — усмехнулся Макс одними губами, вешая трубку, — Каа вышел на охоту.

Третья глава

— Вожди СССР пересматривают стратегию развития страны! — Истошным фальцетом разорялся знакомый мальчишка-газетчик, размахивая экстренным номером на подходе к университету, — Красной угрозы больше нет!

Закрыв дверцу машины, кидаю четвертак и привычно отмахиваюсь от сдачи, разворачиваю газету, встав чуть в стороне от людского потока.

Рядышком, прислонившись плечом к кирпичной кладке дома, угукает мистер Филпс, добродушный рантье, живущий в соседнем доме и числящийся на дипломатической службе. Немолодой грузноватый мужчина небезосновательно считает себя серьёзным специалистом в политических интригах.

От Большой Игры он отошёл... вроде бы, но постоянно что-то лоббирует, кого-то консультирует... Не последний человек в дипломатическом корпусе, пусть формально с недавних пор и в резерве.

— Ну как? — Интересуется Филпс у меня несколько минут спустя.

— А... ясно, что ничего не ясно, — сосед весело фыркает в густые моржовые усы, — советскую газету у посольства куплю, может там понятней. Сенсация, сенсация... в погоне за ней столько словесного мусора и дурных предположений в статью засунули, что понять ничего невозможно.

— Туман над рифами, — важно кивнул Филпс, — так что, Эрик, мне вас сегодня ждать вечером?

— Интересно сказано, — восхитился я мысленно, — вроде как и вопрос задан, но утвердительно.

— Мм... да, мистер Филпс, — киваю решительно, с некоторой неохотой отодвигая мысли о свидании, которое придётся переносить. Служебные и (что важнее) наследственные связи соседа значат немало, народ у него собирается, что называется, с положением в обществе.

Пару раз мелькнул там, попав окольными, и очень сложными путями... а теперь вот и позвали. Пусть как специалиста по русской угрозе, но... мне бы только ухватиться.

В высшее общество я вхож, но как бы сказать точнее... не до конца. Пользуюсь уважением как делец, да и будущая миссис Ларсен придаёт немалую толику респектабельности. Связи с политиками в Вашингтоне... это поверхностно пока. А вот приглашение к Филпсу уже серьёзно, начинают воспринимать как полноценного члена элиты. Пока младшего...

— И ведь никаких намёков, — слышу озадаченный голос удаляющегося соседа, — такую интригу не заметить...

— Нужно признать, что идея интернационализма, верная по своей сути, пошла у нас по кривой дорожке, — вещал Киров со страниц партийной прессы, — Идеология, проповедующая дружбу и сотрудничество между нациями, не может быть ущербной. Однако нашлись нездоровые силы в советском обществе, способные извратить даже такие святые понятия, как дружба и сотрудничество. Пользуясь благодушным попустительством товарищей по партии, они буквально изнасиловали интернационализм.

— Каюсь, я и сам виноват в случившемся! Занятый на хозяйственной и административной деятельности, я упустил из виду эту важнейшую часть советской идеологии. Не заметил, как борьба с реально существующим великорусским шовинизмом стала борьбой уже против русской культуры в целом.

— Интернационализм стал каким-то нездоровым, однобоким, за счёт русского народа и против русского народа!

— Поддержка революционных движений важна, но нельзя бросать в топку Мировой Революции русский народ, в слабой надежде на успех!

— Очень похоже, вырезали кусок речи, — остановив перевод, сообщаю джентльменам, собравшимся в гостиной Филпса, — несколько абзацев выкинули.

— Может быть, — шевелит дряблыми губами полковник Паркер, — очень может... И что же они могли вырезать, как вы думаете?

Задумываюсь ненадолго...

— Я бы поставил, что Киров проехался по национальным меньшинствам, — говорю осторожно. Джентльмены переглядываются и несколько минут неторопливо обсуждают статью и мою версию.

Мышление, несмотря на весьма солидный средний возраст собравшихся, цепкое. Не столько даже высокий интеллект, сколько качественное гуманитарное образование, наложившееся на профессиональную деятельность.

— Не отказывая в поддержке революционным движениям, мы отказываемся финансировать проекты откровенно утопические. Структуры Коминтерна начали тянуть из небогатого бюджета страны Советов на откровенные аферы. Хотя к товарищам из Коминтерна и без того накопилось немало вопросов — как по части идеологии, так и по нецелевому расходованию средств.

— Как недавно метко заметил товарищ Сталин, который и поручил мне разобраться с этой проблемой, скоро они будут раздавать деньги любому вождю племени людоедов, научившемуся произносить слова 'Ленин' и 'Коммунизм'.

— Так и написано? — Удивился Филпс, — сильно, сильно... а ведь скверно дела складываются, господа. Совсем скверно!

Присутствующие джентльмены выглядят не на шутку озабоченными.

— Разгром Коминтерна, — произносит Паркер после короткого раздумья.

— Не разгром, а...

— Какая разница! — Перебивает полковник оппонента, с силой сжав трость мосластой рукой с пигментными пятнами, — пусть реорганизация! Столько денег у Совдепии впустую уходило на этот Коминтерн!

— Инструмент устрашения сломался, — мелькает дикая мысль, — неужели... неужели Коминтерн изначально их проект!? Вряд ли... а вот извратить что-то дельное, втащить на нужные посты своих людей... это да. Или просто подвести к руководителям Коминтерна умелых психологов. Реально? Вполне... даже знаю примерно, как. Несложно в принципе, когда за твоей спиной такие финансы и разветвлённая международная структура.

— Читайте дальше, Эрик, — мягко попросил хозяин дома, позвонив в колокольчик. Вошёл немолодой чернокожий, которого не повернулся бы язык назвать негром — настоящий чёрный джентльмен!