Немного бунтарства (фанфик по Гарри Поттеру)

Дверь за его спиной захлопнулась.

— Гарри, — мягко прошептала Гермиона. — Хочешь поговорить о случившемся?

Блуждая в дебрях своих мыслей, он точно отключился на время и только сейчас, расслышав голос подруги, заметил, что находится в собственной комнате. Тревога легко читалась у неё на лице, и это только усугубляло тяжесть положения, добавляя к собственным угрызениям совести ещё и беспокойство за Гермиону. Вряд ли ей стоит видеть его в таком состоянии.

— Нет, всё будет в порядке, — привычно соврал он, присев на кровать. — Хорошо, что ты меня остановила. Хотя тебе, я думаю, надо возвращаться домой. Дядя Вернон с тётей Петуньей не обрадуются, обнаружив здесь тебя.

Гермиона решительно замотала головой и упёрлась в него твёрдым, решительным взглядом.

— Никуда я не пойду, Гарри. Никогда не видела тебя таким... таким...

— Что, на героя сегодня не тяну? — насмешливо справился Гарри. — Я не всегда светлый и пушистый, Гермиона!

— Я никогда не говорила о тебе так! — воскликнула она, протестуя.

— Но ведь подумала, не отпирайся?

Она выслушала его сомнительный упрёк и, не в силах скрыть свою боль, скрестила на груди руки и выпрямилась, явно стараясь дышать медленно и глубоко, чтобы немного прийти в себя.

— Нет, не подумала. Но мне беспокойно за тебя, Гарри! Никогда не замечала в тебе насилия. Знаю, ты вспыльчивый. Но никогда ты не реагировал с такой жестокостью! Мне страшно за тебя.

Ему хотелось нагрубить ей, но под встревоженным взглядом подруги он проглотил то, что вертелось на языке. Запустив пальцы в свои, не знавшие расчёски вихры, он ответил.

— Извини за всё увиденное, но тебе не понять.

— На самом деле я понимаю.

Он уставился на Гермиону, скривив губы в скептической ухмылке.

— Нет, не понимаешь. Не понимаешь, как это здорово — воздать Пирсу той же монетой за все его делишки! Ты не понимаешь, как, оказывается, легко причинять боль тому, кто этого заслуживает, и как хочется делать это снова и снова, сильнее и сильнее!

Злость разрасталась внутри него словно от заклятия, и это, наверное, делало его облик всё более пугающим, но Гермиона не отводила взгляда. Она подошла к кровати и присела рядом с ним. Девушка опередила Гарри, заговорив первой.

— Возможно, я удивлю тебя, но когда-то и надо мной издевались. Я была законченной всезнайкой с неуёмной копной волос и выпирающими передними зубами. Ребятня насмехалась надо мной, воровала вещи и делала кучу прочих мерзостей.

Гарри замер ошалело, ненароком припомнив, что Гермиона уже заикалась о том, как её изводили в детстве.

— До десяти лет так и было. Но поскольку мой день рождения в сентябре, то я была старше всех в классе в среднем на полгода. А ещё я была здоровой, не по годам развитой девочкой, и со временем я опередила своих сверстников. Однажды мне открылось, что я и выше, и внушительнее, и даже сильнее одноклассников, — Гермиона самодовольно ухмыльнулась, словно воспоминание доставляло ей удовольствие.

Гарри же с трудом представлял Гермиону внушительной, тем более чисто физически. Знания и сообразительность — вот это ей действительно в плюс. Рон как-то назвал её жутко толковой, и Гарри был с ним согласен.

— Но забыть о том, как меня гнобили столько лет подряд, я не могла. И, осознав свою силу, я решила больше никому не давать себя в обиду. Можно сказать, что на самом деле просто поменялись роли. Теперь не они измывались надо мной, а я — над ними. Так и не простив никого из моих обидчиков, я мстила всем и каждому. Поначалу они не принимали меня всерьёз, но я давно изучила их трюки и вскоре применила их все против них самих. Подталкивала, подножки ставила, била и пинала, лупила учебниками. Почувствовала ли я себя хоть раз виноватой? Да ни в коей мере! Мне казалось, что всё правильно, всё справедливо.

Гарри ощущал внутри себя странный благоговейный трепет. До этой минуты он знал Гермиону как самого участливого человека из всех знакомых ему людей. Она выступала против малейшей несправедливости, даже эльфам пыталась помочь по мере своих сил. Ещё помогала Хагриду организовывать защиту Клювокрыла. Но при всём при этом, в её рассказе не ощущалось ни грамма рисовки или вранья. Мариэтта Эджкомб и Рита Скитер наверняка долго будут помнить о том, как ненароком столкнулись с ней на узкой дорожке. А возглавляющему список её личных должников Долохову можно было даже посочувствовать.

— Скоро почти все сверстники оказались у меня под каблуком. Помню, гоняла их как своих лакеев. Учителя и родители ничего не знали. Для них я так и осталась послушной умненькой девочкой, их любимицей. Но когда в классе появилась новенькая, я вдруг поняла, что со мной что-то не то, — лицо Гермионы помрачнело. — Мне не терпелось показать ей кто тут главный. Я сразу же возненавидела её за великолепные густые и шелковистые волосы, в сравнении с которыми моя неподдающаяся укладке грива безнадежно проигрывала. Однажды, когда она играла в парке рядом с моим домом, я принесла ножницы, повалила её на землю и покромсала ей все волосы. И что самое ужасное, под одобрительное улюлюканье своих прислужников. Девочка, плача, убежала домой, и больше я её не видела. Родители перевели её в другую школу.

— И что дальше? — Гарри не смог сдержать любопытства. — У тебя были неприятности?

Гермиона с грустью улыбнулась и отрицающе покачала головой.

— Нет, никто из знакомых взрослых так и не узнал. Но убегая, она крикнула, что я садюга и хулиганка. А потом и все остальные перестали со мной водиться. Им проще было игнорировать меня, чем подчиняться и выполнять мои указания. Я оказалась совершенно одна, вот и всё. Тогда-то мне стало понятно, что я — та ещё сволочь, и захотелось всё изменить. Известие о том, что я волшебница, явилось для меня невероятным облегчением. Это была реальная возможность начать всё сначала, в другом месте и с другими людьми! Но, верно, слишком уж въелось в меня то, начальственное. Ведь за два первых месяца в Хогвартсе я так и не смогла завести себе друзей. Ну, до того, как вы с Роном спасли меня от тролля.

Глаза Гермионы намокли, а Гарри находил в себе странное желание снять эти слезинки с её щек и сделать это как можно бережнее. Не ожидал он обнаружить такой жестокости в характере своей подруги, но в то же время было очевидно, что она искренне об этом сожалеет. Видеть в ней ту, дохогвартскую Гермиону, было невозможно.

— Вот теперь ты знаешь о моём постыдном прошлом, Гарри Поттер, — Гермиона выдавила из себя ухмылку. — Ну как, сильно я упала в твоих глазах?

— Что ты говоришь, Гермиона! Ты — мой лучший друг, — признался Гарри с чистым сердцем, удивляясь — как только ей в голову могло прийти такое?

Гермиона улыбнулась и, накрыв его руку своей, легонько погладила тыльную сторону его ладони.

— Вот и ты не можешь упасть в моих глазах за сегодняшнюю вспышку. Великолепно тебя понимаю — копишь и копишь всё внутри, а потом раз — и взрыв. При первой же случайности. Не сомневаюсь, что на самом деле ты сожалеешь о случившемся. В глубине души ты сознаёшь всю отвратность такого подхода, как бы живущий внутри тебя мальчишка ни вопил о справедливости и об отмщении. Но ты ведь, в конце концов, просто человек.

— Рад, что ты так думаешь, — действуя почти безотчетно, он накрыл рукой её ладонь и осторожно обхватил её своими пальцами. — Вспомни, что здесь, в Литтл Уингинге, думают обо мне? В волшебном мире то же самое. Только там они почему-то считают меня героем без права на ошибку. Даже для Рона и его семьи, для всех хоть сколько-нибудь близких людей я некто вроде мессии, который призван спасти их от Вольдеморта. А ведь я, если честно, всего лишь подросток, без особых иллюзий о себе. Не больно-то и хороший. Не герой. Просто Гарри.

— Ты храбрый человек, готовый вступиться за всех и каждого. И этого для меня более чем достаточно, Гарри, — наклонившись к нему, Гермиона чмокнула его в щёку. — И как бы ты ни оступался, знай, что можешь на меня рассчитывать. Всегда.

Щёки загорелись от прикосновения её губ, и он, глупо улыбаясь, ответил ей молчаливым кивком.

— Что бы я делал без тебя, Гермиона? Экзамены точно провалил бы...

Глава 4.

Расцветшая в ответ улыбка Гермионы оказалась лучшим утешением. Впервые после гибели Сириуса и раскрытии тайны связи его жизни с загадочным пузырьком из Зала пророчеств, Гарри ощутил в себе не то чтобы умиротворение, но некое согласие с миром и с самим собой. Он откинулся назад и, опираясь на локоть, прижался спиной к стене. Конечно, лучшая подруга знала не обо всех его проблемах. Вот и о пророчестве Гарри предпочёл промолчать, не зная, имеет ли он право посвящать её. Но он вдруг ощутил огромное облегчение, как будто давившая на его плечи ноша внезапно сделалась легче. Повисшая между ними тишина стала своеобразным продолжением разговора, и оба они, вглядываясь друг другу в глаза и находя там недоговорённое, невысказанное, поражались друг другу и самим себе.

— Гарри, — в её мягком голосе явственно ощущалась легкая нервозность. — Мы собираемся отжигать дальше, или наше зелено вино уже перебродило и выдохлось?

— Ну, — начал Гарри, всё еще размышляя над ответом. — Если честно, я потерял настрой. Боюсь, что разочаровал и отца, и Сириуса... но нет во мне, похоже, мародерской закваски. А что? Тебе опять загорелось?

— Гарри, ты мне доверяешь? — робко спросила Гермиона.

— Конечно, — ухмыльнулся Гарри, лениво прикидывая про себя, что ещё может быть у неё на уме.

Всё, что произошло следом, ошеломило его и повергло в состояние ступора. Гермиона внезапно приподнялась с места и, повернувшись к нему лицом, быстро устроилась сверху, оседлав его ноги в районе бедер, точно свой мопед. Её руки мягко упёрлись ему в грудь, явно вознамерившись и дальше удерживать его в полулежачем положении. Но совладали с ним не руки, а её глаза. Их взгляды встретились, и её несокрушимая решительность захлестнула его, словно водопад.

— Гермиона, — он не простил бы себе молчания. — Что ты делаешь?

Гарри вовсе не был таким уж невежественным. Пять лет, проведённых в одной спальне с четырьмя парнями, дали некоторое представление о том, как могут скоротать время мужчина и женщина, оказавшись друг с другом наедине. Но это была Гермиона, а не кто-то! Его лучшая подруга хочет заняться этим с ним?

Гермиона улыбалась, но не приветливо, как обычно, и не той доброй сердечной улыбкой, приберегаемой специально для него. Нет, эта её улыбочка была похожа, скорее, на усмешку, озорную и проказливую. Комната давно погрузилась в полумрак, но отблеск луны позволял видеть невероятное перерождение этой её улыбки в нечто чарующее и обольстительное.

Тряхнув головой, Гермиона склонилась ниже, и их лица почти соприкоснулись.

— Ты знаешь, чего я хочу, Гарри.

Сердце билось учащённо, щёки пылали.

— Мы не можем, — робко ответил он. — Мы просто друзья. Друзья этим не занимаются. Это возможно только с тем, кого любишь, так ведь?

— А я люблю тебя, Гарри, — ответила Гермиона с вызовом.

Что? Похоже, он ослышался. Или у него чересчур разыгралось воображение. Наверняка под словами Гермионы кроется вовсе не то, о чем он подумал, не разобравшись, а более обыденное.

— Любить нужно не как друга, а как парня!

Гермиона, нахмурив брови, откинулась немного назад. Но она по-прежнему сидела, обхватив ногами его чресла, только вот глаза больше не лучились улыбкой. Это был донельзя знакомый, самый что ни есть гермионистый взгляд, призванный, как всегда, донести до него важность её слов.

— Если начистоту, Гарри, ты прав. Быть может, мне далеко до пылких романтических чувств, но я хочу быть с тобой. Меня влечет к тебе. Физически. Ты такой... красивый. И душой, и... Словом, вряд ли мне посчастливиться найти человека лучше тебя.

— Но почему именно сейчас? — Гарри всё ещё сомневался.

— Хочешь правду? — Гарри кивнул с такой одержимостью, что явно нерасположенная к излишней откровенности Гермиона испустила лёгкий вздох разочарования. — А что если это последний день нашей беззаботной юности? Думаешь, впереди нас ждет спокойный год? Тогда ты, Гарри, оптимист. Вольдеморт вернулся — это, наконец, признали все, — и хотим мы этого или нет, война уже началась. Так давай хотя бы сегодня выбросим всё из головы и повеселимся, как планировали.

Гарри не находил слов для возражений и всё-таки колебался.

— А не разрушит ли это нашу дру...

Договорить он не успел — Гермиона прикрыла его рот своими губами. Она лежала у него груди, обхватив его голову ладонями и нежно перебирая пальцами вихры, очевидно надеясь, что он ответит на её поцелуй. А он, улавливая её сбивающееся дыхание и борясь с разгорающимся желанием своего тела, лежал, как каменный, плотно поджав губы и не решаясь приоткрыть рот.

Он не учел одного — решимости своей подруги. Она-то, заметив его колебания, медлить не стала. Рука Гермионы медленно поползла вдоль его распростертого на кровати тела, и когда кожа в нижней части живота почувствовала её щекотливое прикосновение, у него перехватило дыхание. Мышцы его лица расслабились, губы дрогнули, и Гермиона, не медля ни секунды, воспользовалась этим. Её проворный язычок, счастливо преодолев очередное препятствие, столкнулся с его стиснутыми зубами.

Но силы куда-то утекали, и оборона Гарри становилась всё более и более призрачной. Гермиона водила кончиком языка по его губам и деснам, и каждое её движение наполняло его тело желанием. Чувствуя, что сопротивляться нет сил, Гарри сдался. Его зубы, наконец, раздвинулись, и язык, вырвавшись из плена и устремившись навстречу своим потаённым мечтаниям, с ходу столкнулся с язычком Гермионы. И тут же отступил, словно чего-то испугавшись. Ругнув себя за криво... — рот, и тот кривой — Гарри поспешил исправиться. Вторая попытка оказалась более успешной, и, восполнив страстью нехватку опыта, Гарри и Гермиона слились в поцелуе, и мир перестал существовать для них.

Увлёкшись, они едва не задохнулись в объятиях друг друга.

— Гермиона... — простонал Гарри, отрываясь от губ девушки.

Гермиона, тяжело дыша, всматривалась в Гарри, наверняка потешаясь в душе над его взъерошенным видом.

— Что ж, я была права. Ты целуешься вполне прилично. А тебе как?

— Сыро, — ответил Гарри, смахивая рукавом рубашки капли слюны со своих губ. — Но очень приятно.

— Ох, Гарри, — Гермиона начала целовать его вновь, не размениваясь на предупреждения. Он не сопротивлялся, а для большего удобства приподнялся с подушки и уселся на кровать.

Но Гермиона была за главную. Она помогала его рукам исследовать её тело, почувствовать его тепло, изгибы и гладкость кожи. Она каким-то образом умудрилась засунуть его ладонь под пояс своих джинсов, чтобы он сам, своими пальцами ощутил тонкую ткань трусиков, прикрывавших её попку. Странно, что он, Гарри, никогда не приглядывался к мягким задним половинкам девчонок, считая, что там нет ровно ничего интересного, но теперь у него было иное мнение. И если бы он не был так занят поцелуями, то наверняка покраснел бы от нескромных своих мыслей. А заморачиваться над тем, что вытворяли его потные руки, кажется, не стоило вовсе.