Это был уже конец лета. Через две луны мы выпускались в кавалерию корнетами с правом через полгода быть произведенными в лейтенанты, если заслужим, конечно. Мы готовились к сдаче экзаменов королевской комиссии: все утра пропадали в манеже и на стрельбище, в днем и вечером зубрили уставы, готовясь к экзаменам. В дни отдыха, то есть церковные дни, мы, естественно, развлекались вовсю. Все наши товарищи по учебе, будучи в увольнении, не вылезали со свиданий, из ресторанов, игорных домов , целый день шумели на скачках, иной раз проматывая перед выпуском свои последние деньги.

Я и Гирон не усердствовали в гульбе — хотелось выйти из училища первыми в списке, но и мы отдыхали. Раз или два в луну мы баловали себя — в церковный день не бежали на свидание с нашими юными и неуступчивыми дворянками, а надевали штатскую одежду и шли на один из больших столичных рынков выпить свежесваренного крестьянского пива — как провинциалы, мы им не пренебрегали. Как правило, начинали с рядов с копченой рыбой из графства Гирония или с соленостями и салом альберийского производства. Продавцы, представители наших торговых домов или просто крестьяне из наших графств, моментально узнавали младших графов и доставали для из мешков все самое вкусное, от пирогов до временно запрещенной к продаже в столице безакцизной шоптовой водки отцовского производства. Не вникая в подробности, наши торговцы считали, что они — наши люди, а мы — их младшие хозяева, и делились всем домашним.

Конечно, представители золотой молодежи из нашего училища воротили нос от таких простых удовольствий, но смеяться не смели — и я, и Гирон уже поучили многих таких весельчаков на учебных дуэлях. Вот и в тот солнечный день мы уже приняли по две кружки неосветленного крепкого пива, закусывая копченым мясом и вкусно пахнущим "рыбацким" ячменным хлебом домашней выпечки (пожилые торговки из графства Гиронов поделились). Кроме хлеба, пахло копченой рыбой, и так аппетитно, что у нас бурчало в желудке.

Вокруг стоял обычный шум рынка — торговались, ругались (в отличие от обычаев вежливого населения нашей столицы, гордившегося своей культурой и гостеприимством, на рынках, по традиции, разрешалось крыть собеседника последними словами), рассказывали всякие истории — боги знает о чем, читали вслух приличные и неприличные стихи, смеялись, делали выгодные или нескромные предложения. Кого-то стригли и брили, кого-то успокаивали, какого-то молодого карманника били — не очень сильно, более для порядка. С трех сторон доносилась игра уличных музыкантов, а на краю площади гремели, зазывая людей, барабаны бродячего цирка — увы, не того, в котором недавно выступала моя циркачка.

Нам было хорошо. В наших крепких кавалерийских головах бродило крепленое пиво, и мы уж начали переглядываться с молодыми и красивыми девушками с торговых рядов моего графства. Горон сначала порядком дивился свободным обычаям наших гор, когда я без возражений на глазах уводил юную торговку в укромное место "поболтать", а ее подруги, старшие дамы и даже торговые старосты только понимающе улыбались, без слов желая успеха молодому графу и памятуя о том, что у нас в горах редкая девушка выходит замуж без уже нажитого ребенка. Впрочем, ей надо было работать, и все происходило приятно, но быстро: раз — сладкий поцелуй, два — развязываются шнурки на груди домотканной девичьей сорочки и туда запускается моя ладонь, три — девушка поспешно садится на скамью и поднимает юбку до пояса, четыре — я галантно придерживаю ее за ягодицы (уже голые, конечно), чтобы не упала, а она все-таки не удерживается, и — ай-яй-яй! — падает на спину, пять — ее колени доверчиво раздвигаются... В общем, на счет "двести" мы уже приводим одежду в порядок и, тяжело дыша, словно возы толкали, скромно выходим из склада, куда она привела меня просто-напросто показать новые товары из графства на продажу.

Такое простое обхождение внезапно понравилось Гирону больше, чем жеманные повадки наших фрейлин, и он тоже не упускал возможности пошалить с девушкой из моего или своего графства. Вот и сейчас мы уже почти достигли третьей кружки пива, после которой обычно хотелось развлечений, и раздумывали, кому из девушек кивнуть.

В тот самый момент, когда улыбки юных торговок стали прямо-таки сияющими, и было уже неприлично не отвечать на них, а я пришел к выводу, что одна из девушек — рыжая, в темно-красном платье — вполне достойна проводить меня на склад с товарами — неожиданно с центральной площади рынка донесся громкий барабанный бой, а за ним — хорошо поставленный голос одного из городских герольдов, призывавший всех именем короля молчать и слушать.

Это было обычное вступление к королевским воззваниям. Все замолчали. Мы с Гироном кисло переглянулись.

Толпа покупателей сгрудилась вокруг герольда. В нее бодро полезли карманники и стражники. Продавцы слушали, не сходя со своих мест и приглядывая за товаром. Герольд не стал тянуть и принялся зачитывать Королевское Послание о начале войны с Империей.

Мы не стали подходить близко, и в наших ушах звучало обрывками: '...наш царственный брат, Император, обьявил себя нашим врагом... ... память о прошлой войне... Завтра обьявлено наступление на наши приграничные крепости... Флот врага обьявил об атаке любого нашего корабля, даже торгового... Обьявляется ограниченный рекрутский набор в ледующих герцогствах... обьявляется набор добровольцев... наша доблестная армия приготовилась в сражениям... наш доблестный флот готов отразить врага в море...' — и так далее.

Мы снова переглянулись. Разговоры старших офицеров подтверждались: как только имперцы собрали свой бедный урожай, так сразу и обьявили войну.

После обьявления все на рынке снова зашумели, обсуждая новости. У всех были удивленные лица. Откуда-то появился староста торговцев нашего графства и громко заявил всем нашим продавцам:

— Скоро придет наш торговый представитель, передаст слово от его сиятельства графа Альбера...

Тут он странно, как-то пугливо посмотрел на меня, но обращаться все же не стал, а продолжил:

— Пока торгуем как обычно. Я все время здесь, кто из города привяжется или полиция придет — звать меня. Торгуйте, но будьте готовы собраться и сдать товар и выручку на хранение или на увязывать на возы, ежели придет приказ. Я и господин представитель будем здесь каждый день, чтобы не разграбили. Знаем мы столичных ухарей, и полицию местную тоже знаем...

— А девочки-то все еще на нас смотрят,— заметил, быстро прийдя в себя, Гирон. — Может, успеем?...

— По уставу, при начале военных действий корнеты, как и все учащиеся военных училищ, обязаны как можно быстрее явиться в училище и ждать приказов, — кисло возразил я.

Действительно, сейчас нам, корнетам, полагалось быстро вернуться из увольнения. Гирон пошевелил в сомнении своими кавалерийскими усами (в два раза больше моих, скромных размером) и молча кивнул.

— К тому же, наши "драконы" (ротные и взводные начальники) и "левиафаны" (офицеры-преподаватели, на корнетском жаргоне) могут рассказать больше, чем тут говорят простому народу, — добавил я.

Мы медленно допили свое пиво, сердечно попрощались с озабоченными торговцами и с миленькими, немножко погрустневшими торговками, и медленно, неохотно пошли к Училищу.

— Слушай, а вот в прошлый раз ты увел в сарай ту, тридцатилетнюю, — вдруг вне зависимости от военных новостей сказал Гирон, — она ничего, конечно, но ведь уже не так молода. С чего это ты?

— Все просто, — сказал я. — Ей тридцать пять, куча детей, она — вдова, и я с ней уже имел дело несколько раз в графстве, еще до Училища. Я тогда всех вдов посещал по многу раз. Так вот, она очень хороша в любовном деле, опытная, и очень горячая... Ну вот я и освежил знакомство.

— То-то девушки ревновали, — усмехнулся Гирон. — А сегодня же ее вроде не было?

— А я знал, что она расторговалась и должна отбыть обратно, вот тогда и попрощался приятным образом, а то бы пришлось все время только с ней развлекаться, — пояснил я. — Молодые девушки начали бы ревновать. Ну и был бы скандал меж наших торговок, до драки могло бы дойти. Зачем мне подавать такой пример своим вассалам?

— Всегда знал, что ты ловкач, — вздохнул Гирон. Я улыбнулся:

— Да нет, это меня папа так учил.

Некоторое время мы шагали молча, думая каждый о своем.

— Интересно, а вот что если бы имперцы напали без официального начала войны, а неожиданно, как пираты? — вдруг задумчиво спросил меня Гирон, у которого мысли частенько принимали оригинальное направление.

— Скорее всего, в первый же день сожгли бы столичный порт, как в прошлую войну, — рассеянно сказал я. — Но это против военной чести. Я надеюсь, что никогда не увижу, как противник вроде Империи неожиданно и неблагородно, без объявления войны, ударит нам в спину — по флоту, по пограничным городам, и так далее. Позор им был бы, особенно самому императору — аж на весь мир...

— Само собой, — согласился Гирон. — Кстати, ты можешь обьяснить, почему в Империи не хватает хлеба, и зачем они лезут на наши земли? Я ведь граф прибрежный, можно сказать — морской, мы мало сеем, только для себя, а у вас в горах ого-го какие поля на террасах, как я слышал. Ты в этом должен понимать.

— А что тут понимать, — все так же расслабленно ответил я, прикидывая в уме близкое будущее: ускоренный выпуск, зачисление в полк, выход на фронт, и так далее. — В Империи на самом деле земли неплохие, могли бы давать урожая и побольше. Просто они не следят за почвами, истощают их, не делают севооборот, не завозят достаточно навоза на поля... Система владения землей у них устаревшая: мало арендаторов, сами дворяне хозяйством не занимаются, не принято, а их управляющие гоняют крестьян на поля насильно, ну и те не особенно стараются работать забесплатно. Кроме того, есть и секрет. Имперцы не в ладах с эльфами последние двести лет, после нашего отделения. А вот у нас в графстве, скажем, соседи-эльфы по четыре раза в год накладывают заклинания плодородия и урожайности — и удваивают наш урожай. А поля на склонах гор наши люди уже двести лет— как мы отделились от империи — делают. Каждый год вручную ставят и обновляют. Это огромный труд. Хорошо еще, эльфы у нас в друзьях и союзниках ходят — они и в сортах, и в урожаях сильно понимают. Сам понимаешь — с растительным миром у них особые отношения...

Гирон, естественно, спросил у меня о смысле эльфийского понятия "севооборот". Я начал подробно объяснять идею естественного обогащения почвы, и за разговором незаметно мы дошли до училища. Там мы расписались в возвращении из увольнения и присоединились к одноклассникам.

Перед нами из города уже вернулись многие, и все кадеты и корнеты бурно обсуждали новости. Лично я понял из обсуждения только, что выпуск состоится через пятнадцать дней, и что никто еще не знает, кто и в какой полк из двенадцати полков легкой кавалерии королевства выпускается. Зато было известно, что три полка из шести столичных уже двинулись в сторону будущего фронта, на восток, сопровождая колонны пехоты.

— Прямо под первый удар, — мимоходом заметил майор Рокен, преподаватель тактики и боя. — Им придется остановить имперскую армию, а разбивать ее придется вам.

— А они куда денутся? — недоуменно спросил корнет Ивран, человек славный, но уж очень простодушный. На него посмотрели и ответили:

— Они будут истощены боями и уйдут на переформирование.

О том, что многие попросту не вернутся после первых боев, говорить не стали, чтобы не сглазить. Бог войны не любит таких слов... На войне становишься суеверным — а огромная и жестокая война была уже на пороге, и мы спешили, по молодости, попасть туда как можно быстрее.

В обед мы узнали из официальных сообщений 'для штатского населения', что имперцы двинули на нашу границу двадцатитысячную, по слухам, пехотную армию с конницей и артиллерией, и атакуют по линии границе наши крепости и приграничные укрепленные города. Одновременно имперский военный флот двинулся к нашим берегам для рейдерства и атак на гавани. В наших молодых головах зашумело от неожиданных новостей и от восторга. Итак, война началась.

Тогда, глядя на моих одноклассников и однокашников, молодых кандидатов в офицеры, я не думал о том, сколько из них вернется с войны. И не думал также, какими они, и я в том числе — какими мы вернемся домой после войны.

К вечеру, когда все кадеты и корнеты вернулись из увольнения, нас собрали в Зале Училищных Праздников и Королевских Актов (там мы обычно проводили все торжественные собрания и устраивали училищные балы). Командующий училищем, бывший боевой генерал, уволенный в запас по ранениям после прошлой войны, человек, в отличие от многих смотровых генералов, крутой, но весьма толковый и хороший администратор, был краток: война началась, это не случайный конфликт, а большая война, имперцы наступают, он пока ничего не может сказать по этому поводу (кто бы сомневался!). Наш долг — кадетам, то есть первому году обучения — учиться побыстрее, корнетам, то есть второму году — выпуститься как можно скорее и выехать в полки. Офицеры и штатские преподаватели Училища сделают все что возможно, чтобы выполнить могущие скоро поступить указания Военного Министерства. Тем не менее, спешить некуда. В прошлую войну — двадцать лет назад — мы были не готовы, так сказать — получили внезапный удар в спину и потратили пять лет, чтобы разбить империю и успешно выкинуть ее войска из наших границ. Сейчас мы вполне готовы к войне, но драться придется не меньше двух-трех лет, чтобы перемолоть войска вторжения с наименьшими потерями для страны. Так что он, по только что поступившему повелению Его Величества, приказывает перенести экзамены на две луны раньше и произвести выпуск офицеров через половину луны. Наш учебный департамент разработает все сроки нового расписания за два дня.

Засим, довольно болтать, это не кавалерийское дело. Наше дело — рубить, воюя храбро, бешено, но с умом и с умением, а также соблюдая рыцарские правила воинской чести, кои всегда были родными для армии Родонии, и, не скрою, особенно — для нашей любимой легкой кавалерии. Да здравствует Его Величество — Ура! Да здравствует Родония — Ура! Мы победим, мы защитим родную землю от захватчика, от нашего старого врага, которого мы били и будем бить — Ура! Ура! Ура! Боги да поддержат нас и наше справедливое дело! Вольно, всем разойтись.

Мы разошлись, в основном по комнатам. Затем Гирон, несколько взволнованный новостями, как всякий истинный поэт, ушел успокоиться ездою на коне в наш училищный манеж, а я, сохраняя хладнокровие, уселся за стол, взял бумагу, очинил перо, налил чернила, достал магические черный и красный свинцовые карандаши для особых пометок и начал упорядочивать мысли в голове, как учили меня папа и мой учитель — наш графский маг.

Встревоженный новостями, я легко выбросил из головы предстоящий через несколько дней Летний бал в Училище, весьма популярное в столице мероприятие, на котором обычно выпускники танцевали и флиртовали с девушками из общества, возможными невестами. Сейчас не до флирта и не до невест.

↓ Содержание ↓