Лесник поневоле 2.0

— Так, Андрей и Артём, бегом ставьте растяжки на опушке за лугом. Старшина, пошли минировать транспорт, пока фрицы не вернулись.

Выдвигаться к болоту, имея всего лишь четыре пехотные единицы, совсем неразумно — там слишком много шальных выстрелов и охотников расправиться с русскими. Случайный бой успеха не принесёт, да и хуторян не спасёт. Морально Гена не считал себя виновным в том, что подставил мирных жителей. В войне нельзя надеяться на милость победителей и благодушие завоевателей. Куда фашистов ни целуй — у них везде жопа! Требуются годы, чтобы удобно разлечься под оккупантами и начать получать удовольствие от новой власти, а за это время всякое случается. Впрочем, желающих смело высказаться в лицо майору, пока не наблюдалось — чай не безликий интернетный форум! Можно не только по репе схлопотать, но и пулю схватить за базар и несогласие.

Артём забрался на одно из деревьев, растущих недалеко на холмике, и вёл наблюдение на случай, если каратели решат вернуться не ко времени. Остальные разграбили автомобили и трупы и перетаскали добро подальше в лес, замаскировав по возможности. Вдруг немцы не найдут и удастся потом всё унести в берлогу? Естественно, когда фашисты уедут обратно в Себрицу. Если уедут.

Коменданту доложили о далёких выстрелах и взрывах, когда фрицы уже обходили болото. Одно отделение унтеров сразу же отправили обратно, чтобы разобраться, а основной отряд продолжил путь.

Конечно, хуторяне тоже не идиоты и, увидев утром самолёты, подготовились. Женщин, детей и телеги отправили ещё дальше — к другому болоту, на юго-восток. А мужчины остались, сами не понимая зачем. Так что, заметив выходящих из леса и осознав их количество, врубились что честной перестрелки не будет. Слишком много немчуры пёрло "в гости". Впрочем, крестьяне люди не гордые, особенно те, кто в лесу живёт. Раз и здесь жизни нет — значит нужно догонять своих, пока есть возможность. Засаду можно и дальше вглубь организовать, чтобы женщин и детишек прикрыть, если что.

Сборная охотничья команда, добравшись до кострищ и следов недавнего пребывания "партизанен", приостановилась. Во-первых, устали, во-вторых, проголодались, в-третьих, самые соображулистые начали сомневаться, хотя и держали мысли при себе. Сколько же этих партизан, если следы ведут куда-то на юго-восток, а взрывы были слышны позади, на севере? И как их всех вылавливать и убивать, когда они, получается, везде вокруг по лесам прячутся? А от полутора взводов осталось, оказывается, лишь чуть больше половины. Одно дело докладывать наверх в рапортах о горстке — совсем другое осознать то, что горстка явно не одна.

Дурные мысли одолели даже коменданта. Можно ещё долго преследовать разбойников, углубляясь в лес, можно вызвать авиацию, чтобы отбомбилась и добить выживших. При условии, что лётчики найдут цель в дебрях. А если не найдут или те попрячутся? Да и позади были подозрительные шумы и свои же офицеры, которые вначале песни пели, готовясь к охоте, теперь приуныли. Конечно, они пойдут хоть на край света, но доложиться об успехе нужно сегодня, в крайнем случае, завтра пораньше. Иначе командование может и нового коменданта назначить, а всю "зондеркоманду" отправить на передовую.

Причём, формально, прицепятся к "отсутствию на положенном месте, согласно расписания военного времени". Чтобы привести мысли в порядок он объявил привал. Поесть, а заодно и передохнуть от ходьбы.

— Немцы! — доложился Рыбаков громким шёпотом, который был слышен всем, включая Платоныча, на которого тоже напялили гарнитуру.

Старшина, когда его учили ей пользоваться, поразился "американской" минитюаризации средств связи, а также удобству пользования.

— Эх, Алексеич, вот бы в войска такую, для всех.

— Будет, Андрей, будет и для всех, и для каждого. Дай только время науке развиться, чтобы аппаратура дешёвой стала.

Это да, это Филатов понимал хорошо, дорогое каждому не раздашь...

Тёмка сообщил, что насчитал лишь дюжину и готов их перещёлкать прямо с дерева. Майор тут же прикрыл разгильдяйство, потребовав не выделываться, а поддержать, когда нужно будет, фланговым огнём сверху. Один немецкий пулемёт уже стоял, готовый к бою, как раз для случая, если кто-нибудь вернётся не вовремя. Старшина пристроился за ним, а Межов и Локтев залегли по краям хутора. Дюжина — это не рота и даже не взвод, можно и повоевать, а потом сбежать, когда подмога к ним придёт. Главное — не увязнуть в бою, даже имея супер-дуперское оружие. Количественный перевес ещё никто не отменял и каждую операцию следует планировать, исходя из этого.

Слава богу, отделение жандармов не наткнулось на растяжки и спокойно вылезло на луг из леса, чтобы посмотреть на свои машины и выгоревшие постройки. Поэтому и наткнулись на обстрел из собственного МГ-34 (ставшего трофейным) и трёх снайперок. Сколько врагов останется в живых после первого залпа, если их всего двенадцать? Хотя бы ползком ползли и долго-долго из-за деревьев приглядывались! Но фриц до сих пор непуганый, вышел на охоту на людей, как если бы за бессловесными лесными тварями — вот и срабатывает инерция мышления и поведения. Двое, правда, уцелели, залегли и... поползли обратно. Одному удалось уйти, а второму не повезло — наткнулся-таки на гранаты с проволокой!

Глава девятая

Погоню за последним Межов отменил, как бессмысленную — немец явно добежит до своих, чтобы доложиться. Геройствовать, следя за диверсантами, он не станет, наверняка жить хочет больше, чем славы и посмертных речей. За фюрера погибают "на миру", а не в чаще, где всё равно свидетелей подвига не имеется. Лучше уж ещё раз проверить минирование и унести трофеи на базу. Большего всё равно не совершить, разве что предупредить жителей Щедричей о возможных санкциях? Деревенских обязательно накажут, причём смертью, но и прекратить боевые действия тоже неразумно. Либеральность по отношению к покорённым обернётся спокойной жизнью завоевателей и развяжет фашистам руки. Гуманизм хорош в мирное время, когда торжествует закон, а не право сильного!

В деревню отправили Рыбакова, как самого мобильного, а сами пошли за трофеями — их ещё таскать, не перетаскать, к схрону. Артём долго матерился про себя, разглядев деревенскую жизнь — несколько человек уже щеголяли в повязках полицейских. Вступать с ними в перестрелку рискованно, а ходить и объяснять жителям что бы то ни было не представлялось возможности. Так и не вступив в контакт, он вернулся с миссии голодным и разговорчивым.

— Да, блин, уже и полицаи там из местных. Кроме того, насчитал трёх фрицев. Правда, такое впечатление, что не во всех избах люди есть, может сбежали?

Старшина переживал за деревенских и готов был переодеться в гражданку, чтобы сходить в Щедричи.

— Платоныч, пока ты будешь ходить, прихрамывая, каратели вернутся и тебя тоже грохнут. Запомни, или ты защищаешь тех, кто на оккупированных территориях, то бишь в новой Германии, или тех, кто в СССР.

— Геннадий Алексеевич, — неожиданно проклюнулся Локтев, — может часть оружия перетаскаем в наш "погреб", а то эту точку немцы скоро вычислят.

— Правильно мыслишь, старлей. Так и сделаем, но завтра с утра, а то скоро стемнеет.

За болотом тоже приближался закат и следовало решить с выбором: возвращаться, преследовать или пока заночевать. Выбор пришёл, а точнее прибежал, вместе со спасшимся от засады унтерофицером. Его доклад о партизанах, обосновавшихся рядом с хутором и уничтожившим целое отделение доблестных солдат, вынудил всех вернуться. Многие вздохнули с облегчением, несмотря на "русскую угрозу". Обер-лейтенант абвера Отто Гильт, примкнувший в качестве добровольца к ягдкоманде, потихоньку наматывал на ус поступающую информацию. В этой экспедиции он считал себя не охотником, а наблюдателем и готовил соответствующий рапорт наверх. Кто знает, может ему поручат создать настоящее подразделение охотников за партизанскими головами? Да ещё и соответствующим образом экипируют отряд возмездия, заодно повысив в звании лично его!

Солнце уже ушло за горизонт, когда каратели добрались до своего транспорта и начали рассаживаться по машинам. Время позднее, всем не терпелось добраться до ближайшей деревни, поэтому времени старались не терять. Конечно, жаль украденного оружия, но не устраивать же в полутьме прочёсывание леса. Да ещё и сразу во всех направлениях! А зря — за ними наблюдала пара глаз некоего Межова, с небольшим пультом в руке. На этот раз он проверял работу радиодетонаторов, причём успешно — пластиду без разницы, что калечить: людей или транспорт. Сразу после взрывов Гена дал дёру, а от карателей осталось целыми не более десятка. Остальные двадцать состояли из убитых и раненых.

Несколько жандармов, прибежав в деревню, подняли переполох и задействовали весь гужевой транспорт на перевозку тел. Единственный мотоцикл отправился за комендантом, отделавшимся лишь контузией, а когда освободился, доставив персону по назначению — тут же уехал в Себрицу за врачами и подмогой. Майор жандармерии сначала задумался о карах, но вовремя перестроился, соображая, как отчитываться перед командованием. Ясно, что добром это не кончится, но может удастся хоть как-то выкрутиться?

Обер-лейтенант, хоть и получил ранение, по-своему остался даже доволен. В госпитале будет полно времени составить обстоятельную докладную записку, обдуманную и детальную. Картина вырисовывалась прямо на глазах: и по созданию спецподразделения, и по критике действий жандармерии, абсолютно не готовой к борьбе с партизанами. Вот он — шанс проявить себя и шагнуть на следующую ступеньку карьерной лестницы!

С утра задействовали бомбардировщики, атаковавшие обе "точки дымов" — и на юго-востоке и на востоке. Те отбомбились и расстреляли кострища и всё вокруг, пусть даже вслепую. Но показали, что лёгкой жизни бунтарям не светит — вся мощь армии как бы задействована. Заодно, в районах обеих переправ, инженерные подразделения начали строительство блокпостов. Хотя и разных по качеству — пункт при деревянном мосте обошёлся мешками с песком, а вот подходы к Себрице исполняли сразу в бетоне.

Гроза разразилась молнией и громом через два дня. С фронта сняли покоцаный батальон полевой жандармерии, уставший контролировать движение колонн и отправили в Себрицу сменить провинившихся. Включая тех, кто вообще ни в чём не участвовал. Самого экс-коменданта отдали под трибунал, невзирая на его откоряки и обьяснения класса "совершенно случайно, но я им покажу!" Гильта навестил куратор и долго с ним беседовал — некоторые детали произошедших диверсий явно указывали на наличие специализированной диверсионной группы. А не на отряд вооружённых чем попало беглых селян и окруженцев. Обер-лейтенанту пообещали тщательно отнестись к его предложению и, в случае положительного исхода, оказать всемерную поддержку. Доверять "неповоротливым тыловикам" больше никто не собирался!

Жаль, что Межов не знал о внутриармейских разборках. Он занимался простыми делами по эвакуации имущества из первого схрона в более надёжное место, а на следующий день провёл учения по миномётной стрельбе. Естественно, что попробовав новое оружие, лесники захотели его где-нибудь применить. Только вмешалась судьба, изменившая некоторые планы. Вернувшись со стрельб, диверсанты немного ошалели — рядом с практически опустошённой землянкой лежал какой-то дед, а рядом сидела совсем молодая девушка.

— Товарищи партизаны, мой дедушка ранен, помогите пожалуйста.

Вот так вот запросто, как будто здесь парк культуры и отдыха им. Горького, а не потайное место лесников-мясников! Андрей с Артёмом старались не глядеть на командира — зачищать этих гражданских совсем не хотелось, хотя и надо бы для собственного спокойствия и подстраховки. А Генка понял, что, кажется, попал и въехал в косяк. Лучше бы целая рота эсэсовцев вступила с ним в бой, чем эти печальные серые глаза, а в них и мольба, и надежда. Ну какого чёрта — это же явные "хвосты", которые ни прогнать, ни зачистить, ни содержать! Толку никакого, мало того, так и другие начнут подтягиваться, организуя бедлам и объедая бойцов. Надо что-то делать, не до сантиментов, даже несмотря на новоприобретённую "дочку" (судя по возрасту).

— Раненого в схрон. Девушка, что с ним?

— Нас фашисты разбомбили, когда мы прятались в чаще. Мы из Щедричей сбежали в начале войны. А дедушку в бок осколком ранило, но не сильно. У меня просто лекарств и бинтов нет.

Разговорчивая ты наша, погоди малёхо, дай сообразить что с вами делать.

— Ладно, потом поговорим, сейчас деда твоего подлечим.

В принципе, особых сложностей не возникло — осколок вытащили без особого труда, видимо на излёте был. Другое дело то, что восстановление займёт пару недель и по большому счёту руки будут связаны. Пусть даже частично. Не оставлять же малую одну рядом с раненым, вдруг немцы нападут? И на "тихомировскую базу" не хотелось бы гражданских переводить — последний рубеж, однако.

Впрочем, сама девушка по имени Аня рвалась в бой и вытащила из сумки кучу документов, подтверждающих, что ей 19 лет и она "ворошиловский стрелок" какой-то второй ступени. Вот, мол, и шаровары лыжные, и косички две, которые не мешают и только в парашютистки её не приняли.

— Я, товарищ майор, высоты от природы боюсь, но была готова прыгать, даже сцепив зубы. А инструктор запретил.

— И правильно сделал. Я бы вообще тебя в тыл отправил вместе с дедом, да самолёта нет.

Старлеи тут же переглянулись:

— Так мы спроворим, если что.

— Я вам спроворю. Мы здесь без командования, без задачи, каждый человек на счету. А вы угоните самолёт у фашистов — вас всех и сшибут, чтобы не летали и никого не запутывали. Кто тогда мне стакан воды в могилу подаст?

Действительно, довод серьёзный, следовало его обдумать. Конечно, если бы столь странная парочка пришла к Межову в двадцать первом веке — он, чтобы не мучиться с подозрениями, пришил бы обоих. Но здесь, в сорок первом году, как-то без паранойи обходился. Условия для боевых действий всё-таки полегче, вот нервы и в порядке. Никто не заставляет взорвать сотню километров железнодорожного полотна или регулярно сообщать разведданные центру. Получится просто пристрелить водителя грузовика и ладно, главное не подставляться. Даже оружие можно бросить в случае опасности, хотя хомяк Межов ни за что со своими железяками не расстанется.

Попутно выяснилось, что дед переехал в Щедричи из Полоцека всего лишь полтора года назад. Как только Западная Белоруссия освободилась от польского ига. А внучка, окончив зооветеринарное училище, приехала к нему на лето погостить.

— Зоотехник, говоришь? Назначаю тебя ответственной по нашей лошадке. А твою стрелковую подготовку проверит старший лейтенант Локтев. Посмотрим чему тебя научили. И запомни, никаких удивлений. И расспросов. Наше дело убивать фрицев!

— А Гансов трогать нельзя? — удивилось юное создание.

Впрочем, может быть даже подколола того, кто за базаром не следит?

— Гансов можно, и Куртов и вообще всех, кто фашист. Считай, что я Верховный Суд и приговорил их всех к расстрелу.

Глава десятая