Долина смертных теней - 2: Последний рыцарь

Долина смертных теней. Последний рыцарь.

Пролог.

Страничка за страничкой, фотокарточка за фотокарточкой, лицо за лицом.

Сидя в палатке едва ли не на самом краю мира, сэр Роджер Богарт медленно листал блокнот своей жизни.

Снаружи доносится шум и гам, типичный для военных, которые готовятся к началу операции. Суета, как она есть, а Роджер уже давно устал от суеты. Жизнь вообще суетливая штука — и от нее старый рыцарь устал еще больше.

Он отхлебнул из кружки чаю — ну не то чтобы чаю, просто нынешнее поколение считает "это" чаем. О том, что представляет из себя настоящий цейлонский или индийский чай, знает только сам Роджер.

Свеча на походном столике дает чертовски мало света, но больше и не нужно. Все равно фотографии в блокноте — так, для галочки. Все эти люди навеки в памяти Роджера, он не может их забыть, даже если б хотел.

В блокноте жизни нет ни единой буквы: вести дневник старый рыцарь давно перестал, он просто вклеивает в блокнот фотографии без подписей.

Каждая страница — лицо. Мужчины, женщины, взрослые, подростки, старики, друзья, родственники, коллеги, подруги, товарищи по столу...

Весь этот проклятый блокнот заполнен лицами людей, которые что-то значили для Роджера.

Людей, которых он пережил.

Говорят, что самое страшное для человека — пережить всех, кого он любил.

И сэр Роджер Богарт — единственный человек на свете, которому такая участь выпала многократно.

Тут полог палатки отодвинулся и внутрь заглянула Дэлайла.

— Родж, мы готовы, — сообщила она.

Роджер медленно закрыл блокнот, допил чай, встал, вышел из палатки и оглядел свой конвой: одиннадцать грузовиков, приспособленных для езды по вечной мерзлоте, возглавляемые боевой машиной пехоты "Стридсфордон 90".

К этой машине Роджер питает немного странные теплые чувства, непонятные для других: действительно, а с чего бы человеку тепло относиться к машине, на которой он никогда не ходил в бой? Которая не вывозила его на последнем издыхании сгорающего двигателя, на которой он не удерживал позицию вопреки всем смертям?

Ответ прост и давно известен, хоть и немного призабыт: "мужчина любит детей, пока любит женщину". Дэлайла — талантливый мехвод, она души не чает в этой боевой машине, будто в своем ребенке, даром что ей двадцать четыре, а "Стридсфордону" — сто десять лет. Ну а Роджер души не чает в Дэлайле, и частично его чувства к девушке переносятся и на ее бронированного любимца.

Кроме того, Роджер испытывает к старой БМП также и чувство солидарности: они оба — реликты, пережившие свою эпоху и себе подобных, оставшиеся в единственном экземпляре.

Впрочем, знай Роджер заранее — он еще сорок лет назад лично сжег бы "Стридсфордон" и уехал на "Брэдли". Но увы, "Брэдли" был старше на полсотни лет и сильно изношен, "Стридсфордон" поновее и пушка — сорокамиллиметровый "Бофорс" против тридцатки-"Бушмастера". Потому Роджер решил спасти "Стридсфордон", а "Брэдли" сжечь, чтобы не достался врагу. Он не мог предвидеть, что почти через двадцать лет родится замечательная девушка Дэлайла, станет талантливым механиком-водителем и "влюбится" в "Стридсфордон".

И вот теперь он отправляется в край вечной зимы, где минус пятьдесят ночью — норма, и вовсе нет дня. Говорят, солнце там можно увидеть в прорехе свинцовых туч только один раз в жизни, и то если повезет. Суровый, опасный край.

Конечно, при выборе "брони" для отряда и выбора-то не было как такового. Есть старые "Брэдли", насчитывающие полторы сотни лет в лучшем случае и не приспособленные к жесточайшим холодам, и есть шведский "Стридсфордон", созданный северянами-шведами с учетом подобных условий...

И вот теперь Дэлайла отправляется в край вечной мерзлоты вместе с Роджером, и он очень этому не рад: слишком уж велик риск, что и Дэлайла преждевременно станет еще одним лицом в его блокноте.

Роджер Богарт в последний раз оглянулся на лагерь и людей, которые вышли провожать его экспедиционный отряд, помахал рукой и кивнул лейтенанту Матесону.

— Ну что, парни, в добрый путь. Дэлайла, заводи, и поехали спасать мир.

Он забрался на бронетранспортер и откинул крышку командирского люка на башне.

Снова в путь, снова в бой.

На командирском месте Роджер надел наушники, пощелкал переключателями и тяжело вздохнул. Интересно, когда уже придет, наконец, его черед? Он устал вклеивать в свой блокнот все новые лица — и особенно сильно ему не хочется вклеить в него фото Дэлайлы.

То есть, он мог бы, на самом деле, устроить так, чтобы никуда не ехать и Дэлайлу не пустить, но... кто тогда будет спасать мир, если не Роджер Богарт?

Увы, но из двадцати девяти "квадратных рыцарей круглого стола" до богом проклятого две тысячи сто первого года дожил только он.

Глава 1.

Натужное пыхтение раздавалось за спиной все ближе, и Кирилл понял, что счет отпущенного ему времени пошел на секунды: до реки еще добрых двести метров, не добежит.

То есть, он-то сразу понял, что это конец, но тут дело такое, голова бывалого сталкера понимает, что не уйти — а ноги все равно бегут, человеческий разум животному инстинкту не указ.

Собственно, решение было правильным — бежать к реке. Алчущие не умеют плавать, вместе со всем человеческим они утратили и сугубо человеческий навык плавания, если имели его, когда были людьми, и потому любая глубокая вода сулила спасение... правда, только от их когтей. То, что Кирилл и сам не умеет плавать, его в этот момент не волновало вообще.

Во время короткой и безнадежной гонки Кирилл успел десять раз проклясть свою жадность: надо было оставаться на стоянке. Петруха правильно говорил — лучше добыть меньше, но обойтись без потерь. Если бы Кирилл послушал и действовал по плану — вскоре отбыл бы обратно, под защиту холода. Но он не захотел довольствоваться малым — и теперь станет очередной потерей команды. И никто в этом не виноват, кроме него самого.

Роща на отшибе выглядела безопасной: алчущие не любят зарослей. Степь пустынна и спокойна, и Кирилл решил, что пойдет попытать удачу. Успеет, пока вернутся остальные, ведь в этой роще просто не могло не быть диких пчел — не оставлять же дорогущий мед просто так? Витек, конечно, попытался его отговорить — но Витек кто? Неопытный пацан, которого взяли, можно сказать, на стажировку, за половинную долю, зачем бывалому опытному Кириллу его слушать?!

Да, в итоге мед он добыл — а толку? Злая ирония в том, что именно самое ценное Кирилл бросил в первую очередь, лишь завидев на обратном пути группу монстров — а вместе с медом и рюкзак, и сеточную экипировку, и все, что можно было бросить.

И вот он бежит, выкладываясь на двести процентов, как никогда в жизни не бегал. Его скорости могли бы позавидовать бегуны-олимпийцы прежней эпохи — и даром, что они бегали почти без одежды и уж точно без колотящего по спине автомата...

Молнией мелькнула мысль: автомат!!! Идиот, как он мог забыть про автомат?!!

Но следом за этим сквозь горечь, отчаяние и панику подал голос здравый смысл: один хрен. Если бы Кирилл бросил и автомат тоже — итог все равно один: до реки слишком далеко, а алчущие бегают слишком быстро. Не имеет значения, растерзают его в ста пятидесяти метрах от реки или в сотне, но зато сейчас, когда голодное сопение уже совсем рядом и жить осталось меньше десяти секунд, у Кирилла все еще есть возможность продать свою жизнь хоть за какую-то цену. Он имел кое-какой опыт столкновений с алчущими и знал, что один на один вышел бы победителем из поединка почти наверняка. Беда лишь в том, что за ним гонится их штук то ли шесть, то ли семь — положение совершенно безнадежное, это Кирилл тоже понимал.

Эх-х, пусть Светка хотя бы узнает, что он погиб как боец, а не как дармовой корм.

Прекратить бессмысленный бег оказалось проще, чем Кирилл думал: инстинкт самосохранения цепляется за жизнь как может, любым способом пытается оттянуть неизбежное. Если продолжать бежать — будет схвачен через несколько секунд, а если удастся уложить алчущего — оттянет конец до тех пор, пока не подоспеет остальная стая...

...Секунды на три.

Кирилл рывком передвинул автомат на грудь, затормозил так резко, как мог, и развернулся. Пальцы на рефлексах легли на цевье и рукоять, переводчик огня — на месте, патрон в ствол был дослан заранее.

На короткий миг он заглянул в красные глаза с вертикальными зрачками — даже не верится, что это когда-то были человеческие глаза, сейчас в них нет ничего, кроме злобы и голода — и вдавил спусковой крючок.

Не понадобилось ни целиться, ни брать упреждение — расстояние всего метров шесть, тварь как неслась прямо на Кирилла, так и напоролась на струю горячего свинца.

Людоеда не спасла даже его сверхъестественная устойчивость к огнестрелу: сталкеры-медоносы, ходящие в теплые края, не просто так спиливают кончики пуль, и автомат Кирилл, несмотря на близость смерти, держит уверенно. Что-то, конечно, срикошетило, но за три секунды алчущий получил достаточное даже для такой живучей твари количество попаданий и растянулся буквально у самых ног сталкера.

А затем случилось то, что и должно было случиться. Боек щелкнул по пустому патроннику, второй алчущий с разбега прыгнул на Кирилла, протягивая к нему кривые когти.

Кирилл еще успел выставить перед собой пустой автомат — а затем раздался специфический хруст, голова алчущего дернулась вбок, сталкер ощутил на лице теплые брызги и сразу после этого туша твари сбила его с ног.

Он попытался отпихнуть от себя алчущего и дотянуться до ножа и краем глаза увидел, как в трех метрах свалился лицом в пыль третий.

Четвертый, не спуская с Кирилла голодных глаз, метнулся к нему — хруст, его голова дергается в сторону, летят мелкие кусочки черепа и частички мозгов. Пока Кирилл пытался вытащить ногу из-под массивной туши и вскочить, та же участь постигла и пятого. Шестой в пяти метрах отталкивается от земли всеми четырьмя конечностями, мощным прыжком сокращает расстояние — и затем все тот же хруст, с которым пуля попадает в череп. Стрелок заранее высчитал, где окажется голова твари в момент приземления, и сделал феноменально точный выстрел... как и предыдущие четыре.

Кирилл молча открывал и закрывал рот, хватая воздух и лихорадочно пытаясь вытащить застрявший ботинок из-под трупа, но все шесть алчущих лежали неподвижно. Чуть поодаль, метрах в двенадцати, на земле распластался седьмой.

Он повернул голову, заранее зная, кого увидит.

На невысоком пригорке стоял Пустынник — небеса свидетели, что в этой ситуации спасти Кирилла мог только он.

Вот показались остальные парни. Петруха и Николай бегут к Кириллу со всех ног, а он сидит на земле и пытается утихомирить выскакивающее из груди сердце и эмоции. Смерть была близко как никогда — на расстоянии вытянутой когтистой лапы — и все же осталась ни с чем, добычу выдернули из ее пасти в самый последний миг. Повезло, что группа вернулась в лагерь так быстро, ну а дальше, узнав от Витька о том, куда поперся Кирилл, команда пошла за ним и подоспела очень кстати.

— Кирюха, ты цел?! — крикнул Петруха, подбегая.

— Цел, — прохрипел Кирилл и отвел взгляд, слово нашкодивший пацан.

В этот момент он чувствовал себя именно так — глупым пацаном с гипертрофированным самомнением. Бывалый вроде бы парень, он наделал кучу ошибок, за которые ему теперь безумно стыдно, и одиночная вылазка в этом списке — не первая.

Именно Кирилл был главным противником идеи нанять Пустынника и Рысь в качестве охраны, и тому была куча причин. То, что у самого Пустынника с головой не все ладно — полбеды. Да, у него ничего не выражающее лицо и такой же неприятный, ледяной взгляд, что впору гадать, назвали его Пустынником за то, что он способен в одиночку выживать в самых смертоносных местах ледяной пустыни, или за пустоту в глазах. Но он еще ладно, за ним никто не может припомнить никаких злодеяний, зато его подружка, Ольга по прозвищу "Рысь" — та еще фруктоза. Ее наглость, высокомерие и хамство разительно контрастируют с ледяным спокойствием Пустынника, и еще ходит упорный слух, что она не просто бандитка, а натуральная разбойница с большой дороги. И уж конечно, она заломила совершенно несусветный гонорар — половину всего добытого меда. То есть, Кирилл понимал, что нанять живую легенду, прозванную за глаза "ходячей мясорубкой", будет дорого, но чтоб настолько... И легенда эта с ну очень неприятной напарницей, которая как раз появилась рядом с Пустынником.

Однако в конечном итоге Петруха, употребив весь свой авторитет в команде, с огромным трудом "продавил" свое решение, и именно его настойчивости Кирилл обязан своим чудесным спасением. Если бы в конечном итоге победил Кирилл — прямо в этот момент алчущие как раз обгладывали бы его кости.

Петруха и Николай вытащили Кирилла из-под трупа и повели обратно. Потом, когда он придет в себя, они выскажут ему много ласковых эпитетов — но прямо сейчас им хватает деликатности не "грузить" чудом выжившего товарища.

— Да я в норме, ребята, — сказал Кирилл и облизал пересохшие губы: — воды бы...

Когда он присоединился к группе, Рысь, баюкая на изгибе руки такой же "винторез", как и у Пустынника, саркастично ухмыльнулась:

— Паря, ты просто нечто! Нанять охрану — и пойти в чащу в одиночку! Гений! Гигант мысли, епта! Нашел мед хоть или просто так прогулялся?

— Нашел, — пробормотал Кирилл, — килограмма четыре...

— Слыхал, Артур? Он бросил там два килограмма нашего меда! Пошли подберем.

И она беспечно двинулась в сторону рощи. Молчаливый Пустынник, так и не проронив ни слова, двинулся следом за ней.

Кирилл едкий выпад Рыси пропустил мимо: не то состояние, чтобы с нею грызться. И потом, Пустынник только что спас ему жизнь, потому по дороге обратно он больше не будет остро реагировать на зубоскальство Рыси. Просто из уважения к Пустыннику. Никто не знает, чем Ольга-Рысь заслужила такое счастье, но если за ней послушно ходит и исполняет все прихоти живая легенда... Ну, авторитет Пустынника — индульгенция за многие грешки для его подружки. Возможно, именно благодаря ему с бывшей разбойницы сняли все обвинения, но это, впрочем, только домыслы.

А вот что Кирилл знает абсолютно точно...

...Он больше никогда не будет перечить Петрухе.

* * *

Контрольно-пропускной пункт Центра — довольно тесное и людное местечко, а все потому, что он один-единственный. В древние времена говорили, что все дороги ведут в Рим — ну а здесь, на севере, все дороги ведут в Центр, и это почти не преувеличение. И вот здесь, на контрольно-пропускном, сходятся все пути, маршруты и дорожки.

Верней, все дороги ведут на "постоялый двор" — место, куда стекаются караваны и откуда они отправляются. Здесь новоприбывшие могут пристроить своих быков-однорогов, устроиться самим и разместить привезенные грузы. Сделки заключить можно тоже прямо здесь, если нет времени или желания оформлять разрешение на вход в город. Все услуги по умеренной цене, атмосфера свободная: охрана следит только за порядком, формально это место не под юрисдикцией города, а потому здесь можно делать все то же, что и в любом месте ледяной пустоши вдали от цивилизации. Разумеется, реакция на любое действие — тоже точно такая же, как в пустоши. Если на какой-то поступок в дикой местности отвечают открытием огня без предупреждения — то и тут будет то же самое.

А вот чтобы попасть в самое сердце цивилизации, которое вдали именуют Метрополией, а в самой Метрополии — просто Центром, надо пройти досмотр или как минимум проверку документов.

И вот сейчас Ольга торчит в очереди, и ей это очень-очень не нравится. Даром что дорожек две, и досматривают на другой — но проверка документов тянется так вяло, словно охрана три дня не ела. Это, конечно же, не так: уж кто-кто, а охранка — та сила, на которой держится порядок в Центре. И хотя руководство города удерживает власть несиловыми методами — все-таки, это люди умные, дураки не вывели бы Центр на вершину процветания — оно помнит уроки истории. Именно стабильный продовольственный паек в голодные годы обеспечивал английским королям и королевам абсолютную лояльность их гвардии, которых за это прозвали "поедателями говядины", и здесь, в Центре, охрана — едва ли не самый привилегированный класс, если смотреть на соотношение реальной пользы и получаемых благ.

И потому Ольга испытывает к охранке ровно те же чувства, что и волки — к псам. Волки вынуждены добывать себе пропитание ногами и зубами, рискуя жизнью, а эти просто сидят на жопе ровно и при этом жрут досыта. Она сама не так давно сошла с "волчьей тропы" и потому очень хорошо помнит, каково это — быть вне закона. Ну а "волчье" мышление, вероятно, останется с ней до конца жизни, и Рысь по этому поводу совершенно не переживает: она не по своей воле оказалась на волчьей тропе, а раз не ее вина — то и проблема не ее.

И вот теперь чем занимается охрана? Бьет баклуши у себя в караулке, а на проверке документов — всего один пацан. Конечно, не совсем справедливо пенять самому мелкому щенку за грехи псов постарше, но Ольга раздосадована, ее малость распирает злость — а она не из тех людей, кто будет держать негатив в себе. Пусть привыкает щенок, служба не дружба, особенно если служба эта — собачья.

Как только очередь дошла до нее, она остановилась возле стойки и вопросительно взглянула на охранника, ожидая повода. И, конечно же, долго ждать не пришлось.

— Ваши документы, — сказал охранник.

— Серьезно? — наигранно приподняла бровь Ольга. — То есть, ты хочешь сказать, что не узнал меня, да? Я регулярно хожу из города и в город, запомнила в лицо всю охрану, включая тебя, а ты меня — нет? Первый раз видишь?

— Я не могу знать в лицо всех входящих и выходящих, — возразил паренек, смутившись оттого, что доведенный до автоматизма процесс проверки документов пошел по необычному сценарию.

— Конечно, всех не можешь, но я — не "все". В городе есть хоть одна женщина-сталкер, кроме меня, а? Вот хоть одна? — Охранник откровенно растерялся, и Ольга принялась его "дожимать": — или, может быть, среди приезжих ты часто таких видишь, с кем можно было бы меня спутать? Ну или, может быть, ты хочешь сказать, что не узнал Артура?

— Ну, это... Такой порядок, — попытался оправдаться паренек, но Ольга уже вошла в раж.

— А, так ты все-таки узнал, да? — недобро прищурилась она. — И, несмотря на это, я должна расстегнуть парку при температуре минус тридцать, чтобы достать удостоверение личности? Не потому, что тебе действительно надо проверить мою личность, а потому что такой порядок, да? Ты это хочешь мне сказать?

Конечно же, подобная выходка, выкинь ее кто-то другой, могла бы иметь неприятные последствия, с охраной шутки шутить — это недолго и прикладом заработать. Но за спиной Ольги молчаливо возвышается Артур, и потому пацан запинается и мнется, а остальной личный состав караула сидит у себя в караулке и только наблюдает за инцидентом, малодушно бросив коллегу на произвол судьбы. Да, связываться с Пустынником не хочет никто, даже охранники Метрополии. Особенно если они в курсах, на каком высоком уровне у Ольги и Артура имеется прикрытие.

Так что Рысь может со спокойной душой издеваться над охранкой, как пожелает: для прямого противостояния у них кишка тонка, а любые попытки что-то сделать по официальным каналам обречены на неудачу.

Паренек в итоге полностью сник и сдался:

— Проходите.

— Идем, Артур, — кивнула Ольга и двинулась вперед.

— Сейчас, — негромко ответил Артур.

Он остановился возле охранника, молча вынул из кармана удостоверение личности, предъявил, дождался слова "проходите" и только после этого догнал Ольгу.

Вот тут она почувствовала знакомую досаду, главным образом на себя. Не первый раз она срывается и устраивает такие вот нахальные выходки, и Артур, хоть и не одобряет их, ни разу не одернул ее и не поставил на место... по крайней мере, явно. Ругаться и отчитывать Ольгу было бы слишком примитивно для такой тонкой натуры, как Артур. Он действует куда элегантней и хитрее, но оттого не менее эффективно. Вот прямо сейчас, после того, как она заставила охранника пропустить их без предъявления документов, он все равно их предъявил, личным примером объяснив ей, как надо поступать. И этот самый личный пример подействовал на Ольгу почти как пощечина: не грубо, но очень отрезвляюще.

И теперь Рысь испытывает легкий стыд: если тот, кто из всех живущих в наименьшей степени соответствует понятию "человек", учит Ольгу вести себя по-человечески, то это верный признак, что у нее, Ольги, с этой самой человечностью серьезные нелады.

Впрочем, она не комплексует по этому поводу: это не только ее личная проблема, это проблема всех нынче живущих. На фоне Артура, лишь имитирующего человечность ради удобства окружающих его людей, слово "человек" звучит уже не гордо, а скорее — жалко.

Самый потрясающий парадокс на свете в том, что яйцеголовые ублюдки из далекого прошлого, пытавшиеся сделать совершенное оружие, вместо этого создали сверхсущество: разрушив при помощи вируса личность подопытного и лишив его всего человеческого, они заодно лишили его и всех человеческих недостатков.

Ольга порой посмеивается над своей былой наивностью: еще какой-то год назад, обнаружив, что за маской легендарного сталкера, способного в одиночку сходить едва ли не в ад и вернуться, скрывается потерявший память простак, она собиралась научить его, как с шиком устроиться в человеческом обществе. Конечно же, не преминув при этом разбогатеть самой. Но, будучи недоученным психологом, она не поняла, кто же тут на самом деле кем манипулирует. Как ни крути, но от "донора" Артуру достался мозг очень умного человека с двумя высшими образованиями в университетах прошлой эпохи.

И вот теперь уже Артур учит ее быть лучше и человечнее. Ладно, она только что получила свой урок и усвоила. Впредь будет скромнее.

А еще Ольга с улыбкой вспоминает прежнюю себя. Когда вопрос стал ребром — богатство или Артур — ей стоило определенных усилий сделать выбор. Но сейчас, оглядываясь в прошлое, Рысь просто умиляется собственной недальновидности.

На самом деле, дилемма "богатство или Артур" стала самым-самым лучшим вариантом из всех возможных. По итогу у нее есть величайшее сокровище — сам Артур. Только у нее и больше ни у кого. Второго Пустынника нет и уже не будет. Никогда. Просто потому, что Ольга собственноручно сожгла ампулы с "чистильщиком", и это было лучшим решением в ее жизни.

Ведь теперь единственный на весь белый свет сверхчеловек — ее Артур.

И дело тут уже даже не в том, что его способности и ее деловая хватка обеспечивают им роскошные условия жизни: Артур — сокровище сам по себе. И пусть теперь весь остальной мир тихо зеленеет от зависти.

Правда, еще есть на свете Макс по прозвищу "Шрайк" — но он всего лишь бледная тень Артура. Что самое главное — Макс подвергся медленному воздействию "чистильщика" и потому остался самим собой. То есть, всего лишь человеком...

Кстати, надо будет разузнать, как там у него в Вологде дела. Все-таки, ему Ольга тоже кое-чем обязана.

А пока ее и Артура ждет их теплая — пятнадцать в плюс, где-то на свете еще есть такое же комфортабельное жилье?! — квартирка в самом сердце цивилизации.

* * *

Тройное стекло не только хорошо удерживает тепло, но и не пропускает внутрь звуки извне, и обычно капитан Руслан Ковалевский этому обстоятельству рад: когда окно твоего кабинета выходит на КПП, то звуки снаружи не блещут разнообразием. Либо шум толпы, либо завывание вьюги, и капитан Ковалевский наслушался того и другого еще в молодости, когда был обычным охранником.

Но вот прямо сейчас Руслан сожалеет о том, что в его кабинете такая хорошая звукоизоляция: он бы очень хотел послушать, что именно гребаная разбойница говорит охраннику. Не из праздного любопытства, разумеется: многие проблемы легче не допустить, чем потом разгребать...

...А психопат и разбойница — это очень взрывоопасная смесь.

Вот Рысь и Пустынник проходят дальше, и Руслан, тяжело вздохнув, отошел от окна. Жизнь — дерьмо, и справедливости не существует. Вот прямо сейчас Наумов и его братия из отдела дальней разведки жируют и делают карьеры главным образом благодаря сотрудничеству с Пустынником, и Руслан тут как бы ничего против не имеет и даже "за": успехи парней из "дальней" ощущает весь город в той или иной мере, и он, капитан Ковалевский, в том числе.

Но, черт возьми, когда смесь психованной мясорубки и отмороженной бандитки "рванет" с кучей трупов — отдуваться придется службе охраны.

Руслан еще раз тяжело вздохнул и сел на свое рабочее место. Если по справедливости, то они, охранка — привилегированное пушечное мясо. С одной стороны, ты просто стоишь вахту от и до, день за днем, год за годом, и за это получаешь паек продуктами и патронами, достаточно большой, чтобы не ломать голову, как прокормить семью и поставить на ноги детей. Простая, бесхитростная служба, хоть и скучная, как правило, но желающих пойти в охранку всегда больше, чем вакансий.

Обычно на этих самых вахтах ничего не случается. Один лишь факт наличия сильной службы охраны пресекает кучу потенциальных проблем: разбойники и каннибалы держатся подальше от самого крупного города Запределья, способного выставить несколько сотен стволов, а внутри города последний раз стреляли лет двадцать назад. Ну, это если не считать пару инцидентов со стариком Трофимычем, который, если поддаст, пытается отражать атаки враждебных летающих тарелок.

Но если порой случается какая-то хрень — тогда приходится по тревоге хватать автоматы и переть эту самую хрень решать. И ладно, если речь о бандитах — их не бывает много, им недостает выучки и организованности, вооружены они обычно плохо. Но вот если этой хренью будет "взбесившаяся мясорубка", знаменитая своей стрельбой из "винтореза", прошивающего любой бронежилет...

Он вздохнул третий раз. Блин, ведь хочется же узнать, что говорила Рысь, но окно не позволило услышать, а расспрашивать охранника нельзя, чтобы не показывать, что эта самая Рысь имеет какое-то значение...

— Шеф, там Седой пришел, — заглянул в кабинет один из дежурных.

— Скажи, пусть зайдет, — оживился Руслан.

Седой не заставил себя ждать.

— Здорова, брат, — сказал он, открывая дверь.

— Здорова. Я, признаться, даже волноваться начал, ты четыре дня назад как ушел... Садись, устал небось?

Сталкер поставил рюкзак в углу, сел на стул для посетителей и принялся разматывать шарф.

— Ну тут понимаешь, брат, какое дело: когда ходишь по местам, которые выбиты в ноль до тебя еще десятки лет назад — ты ничего не найдешь наверху, чтобы руку протянуть и взять...

— Да я, признаться, вообще не понимаю, как ты умудряешься ходить вокруг города и что-то еще находить, — признался Руслан. — Есть хочешь?

— Да, есть такое, — кивнул Седой, — сегодня утром доел последние припасы перед тем, как двинуть в обратный путь...

Руслан кивнул на початую банку бобов с мясом на столе:

— Угощайся.

— Благодарствую, — сказал Седой и вынул из кармана складную ложку. — Кстати, знакомая этикетка...

— Не только одному тебе — сейчас в городе практически всем пайки такими банками выдают, даже как-то немного поднадоело. На завтрак — бобы с мясом, на обед — супец с бобами с мясом, на ужин — рагу из овощей с бобами с мясом... Ну то бишь жаловаться на такое грех — но за других не скажу, а у нас в охранке уже на эту тему анекдоты ходят. Ведь нам и служебное питание теперь выдают бобами с мясом. Это "дальняя" нарыла древние документы и вычислила примерное местонахождение в соседнем городе пары грузовиков с этим добром, которые девяносто лет назад выехали со склада за час до того, как город захлестнула "химера". Карты подняли, просчитали маршрут... Подрядили Пустынника с Рысью на разведку — они пошли и отыскали этих грузовиков аж шесть. "Дальней" пришлось две ходки делать — не хватило саней и упряжек, чтобы увезти за раз все... А что у тебя? Я так понимаю, ты ничего опасного не встретил?

— Не-а, вообще ни души, — ответил Седой, проглотив порцию бобов. — В смысле, живой. Вот, держи, я прихватил, подумал — он из местных...

Сталкер вынул из бедренного кармана продолговатый предмет, замотанный в тряпицу, и положил перед Русланом.

Ковалевский развернул сверток и увидел внушительный универсально-боевой нож из тех, которые в ходу у сталкеров. На лезвии застыли красные потеки, но он все равно увидел гравировку "С.И.Никонов".

— Где ты его взял?

— Из тела хозяина вынул. Искал место для ночевки — и нашел вот. Ты знаешь, кто это был?

— Да, — кивнул Руслан. — Это отец моего друга детства. Пропал без вести тридцать лет назад... Погоди, как это — из тела хозяина? Он был в труп воткнут?

Седой, работая челюстями, только кивнул.

— Так если нож Никонова — то почему ты решил, что тело — это сам Никонов? Нож обычно втыкают во врага...

— Он сам себя порешил. У него нога была разодрана, явно волкарем. Бедолага сумел вернуться в укрытие и остановить кровь, но я там не нашел никакого топлива, только кострище. Бедолага был неходячий и без топлива, так что решил уйти быстро, а не медленно замерзнуть. И потом, он парку расстегнул, чтоб, значит, легче было. Если б его кто другой порешил — не расстегивал бы. Вот такие дела. Короче, брат, скажешь другу, что его отец умер, как мужчина, а перед тем еще волкарю укорот дал. Ну ты знаешь, это такие твари, что сами не отстанут, только порешить если...

Руслан кивнул:

— Письмо напишу... Он нынче далековато живет... Спасибо, Седой.

— Да не за что, брат, — ответил Седой и снова сунул ложку в банку.

Ростислав Седых по прозвищу "Седой" появился в городе недавно, месяца три назад, но уже успел стать "своим" для службы охраны и лично для Руслана. Дружелюбный и невероятно компетентный, он охотно давал охране полезные советы, всегда сообщал о чем-либо опасном или подозрительном и вообще показал себя приличным, порядочным человеком. Да что тут далеко ходить — как бы поступил с Никоновым другой сталкер? Может, точно так же, а может — никак. Нож бы если и взял — то чтобы продать, хотя стоят такие мало, и вряд ли озаботился бы тем, чтобы оповестить кого-нибудь о судьбе найденного покойника.

А познакомился с ним Руслан случайно.

Как стукнула племяшу Никите двадцатка, так он и уперся в свою давнюю детскую мечту — стать сталкером и разбогатеть. Руслан, ясен пень, был бы не прочь пристроить парня у себя в охране, и, может быть, у него бы это даже получилось — не последний ведь человек в городе, как-никак — но Никита уперся рогом. Манят его богатства мертвых городов, видите ли, и желание выбиться в люди своими силами, и что ты будешь делать? Крутить гайки ветрогенераторам или напильником орудовать — не для доброго молодца работенка, а гидропонной фермой он сыт по горло с самого детства.

В какой-то мере Руслан был с ним согласен: копаться в субстрате да на оросительной помпе пахать — это занятие, мягко говоря, не престижное, туда сгодится любой, кто не годится больше никуда. Но вот в сталкеры... Он немало перевидал этих ребят, навеки застывших там, где настигла их многоликая смерть, и категорически не хотел, чтобы и Никита к ним присоединился.

Однако парень пошел в покойного отца — такой же упрямый. Руслан, будучи человеком военным, на проблему смотрел трезво: вот тебе вводная, вот тебе ограничения, нравится или нет, но твоя задача в этих рамках выжать максимум. Соответственно, если отговорить племяша невозможно — остается только помочь ему остаться в живых, а дальше, может статься, либо хлебнет сталкерских реалий полный ковшик и передумает, либо заматереет и попадет в ту же дальнюю разведку. У них выживаемость повыше будет.

Руслан начал с простого: самый первый шаг на сталкерской стезе — это проконсультироваться с опытным специалистом. А если повезет — то и пристроить Никиту в ученики к кому-то бывалому. Не мудрствуя лукаво, он пошел на сталкерский рынок к знакомому мастеру-оружейнику.

— Слушай, Игнатьич, мне надобно посоветоваться с опытным сталкером. Знаешь кого-нибудь действительно матерого?

— Хм... Ты слыхал про Пустынника? Он в городе уже месяцев восемь как живет.

— Не-не, Игнатьич, он не подходит. Пустынник — легенда, а мне бы с простым смертным переговорить.

— Ну тогда найди Седого, что ли...

— Кто это? — приподнял бровь Руслан.

— Сталкер же, приезжий. Появился на днях. Думаю, он тот, кто тебе нужен.

— Седой — это фамилия или кличка? — уточнил Руслан.

Старый мастер с кривой улыбкой покачал головой:

— Ни то, ни другое. Описание внешности.

У Руслана вытянулось лицо:

— Игнатьич, ты серьезно?

— Абсолютно.

Сталкеры бывают молодые, бывшие и мертвые. Эта простая истина всем прекрасно известна, и Руслан ни разу до того не то что не встречал, но даже никогда не слышал о том, что где-то есть старый сталкер. Но если так, то лучшего консультанта, нежели пожилой специалист в профессии, представители которой почти всегда умирают молодыми, не найти.

— Ладно, а как я его узнаю, если он в шапке будет? У него есть другие приметы?

— Размеры. Лоб здоровый, на голову выше тебя.

Седого он отыскал довольно быстро: тот как раз выходил от скупщика.

На деле сталкер оказался не старым, тридцатник с большим гаком, но меньше сорока. Цепкий взгляд опытного охранника моментально определил, что седина эта неестественная: щетина на щеках без проседи, но волосы седые целиком и полностью. Не от прожитых лет поседел этот человек, тут и к гадалке не ходи.

— Приветствую, — сказал Руслан.

— Ага, привет, — спокойно ответил Седой. — И что от меня надо службе охраны?

— Я по сугубо личному делу... Искал вот опытного сталкера — мне, значит, и посоветовали к вам обратиться.

— А что надо?

— Племянник мой надумал в сталкеры податься... Ну как надумал — с раннего детства собирался им стать. Но поскольку я не сталкер и никогда не был — ищу бывалого спеца, чтобы получить хотя бы начальную консультацию, с чего начать, все такое...

Седой криво усмехнулся в ответ:

— Ну смотри, брат, мне почти сорок, и у меня ни семьи, ни кола, ни двора, и за душой ни патрона, если не считать боезапас на один рейд. И прямо сейчас я немного занят тем, что не очень-то успешно пытаюсь продать кое-какой хлам, который, как оказалось, толком никому не нужен, чтобы решить вопрос, где переночевать и за что поужинать. Ты уверен, что не ошибся в выборе советчика?

Фамильярное обращение Седого Руслана немного напрягло — с непривычки. Он-то привык к обращению по имени-отчеству, но вот это "брат", в общем-то, вполне себе нормальное обращение.

— Думаю, что не ошибся. А давно сталкеришь? — он тоже перешел на "ты".

— С пятнадцати лет. Как видишь, опыт — не залог успеха. В общем, вечерком найди меня, чем позже, тем лучше, потому что свой товар я вряд ли быстро сплавлю.

— У меня идея получше. Я так понимаю, обстоятельная консультация займет время, да? Давай я решу вопросы с твоей ночевкой и ужином, а свой товар ты завтра с новыми силами будешь пристраивать?

— Тоже дело, — согласился Седой.

Руслан, не мудрствуя лукаво, устроил Седого на первом этаже караулки, в одной из запасных комнат, сама консультация обошлась ему в банку тушенки, и он до сих пор считает, что это была самая выгодная сделка в его жизни.

* * *

Они сидели втроем — Руслан, Никита и Седой — в маленькой комнатке за столом.

— Значит, смотри, какое дело, брат... Я как бы уже в курсе, что отговаривать тебя бесполезно, но если б был не в курсе — все равно бы не стал. Потому как сам в твоем возрасте был тот еще упрямец... Но мое дело — изложить тебе всю эту ситуевину, как есть, и потому тебе будет казаться, что я тебя отговариваю. Потому что она, ситуевина эта, гораздо хуже, чем ты думаешь. Если дядя Руслан тебе не рассказал — я сталкерю уже чуть больше двадцати лет и кое-как свожу концы с концами. Не то что не разбогател, а вообще практически нищий.

— Ну сталкерское ремесло — дело не совсем стабильное, — философски ответил Никита, — может просто не пофартить и все тут.

Седой усмехнулся.

— Ты так это сказал, словно иногда некоторым не везет... Дай угадаю: ты видел в своей жизни несколько бывших сталкеров, которые ушли на покой с кое-каким капитальцем и потому неплохо устроились, да?

Никита пожал плечами:

— Не знаю, как в других местах, а у нас в городе люди, которые раньше были более-менее успешными сталкерами — не то чтоб большая редкость.

— Брат, а ты знаешь, что такое "системная ошибка выжившего"?

— Э-э-э?

— Объясняю на примере. Знаешь, кто такие дельфины?

— Да, знаю, я читал.

— Похвально, эрудиция сталкеру важней автомата. А чем дельфины знамениты, знаешь?

— Вы про то, что они в былые времена спасали тонущих людей?

— Да-да. Только просеки момент: версия о доброте дельфинов базируется на рассказах людей, которым дельфины помогли, толкая их к берегу. Но те, которых дельфины утопили, толкая от берега, не смогли об этом рассказать.

Никита нахмурился:

— Но раз никто не рассказал о том, что дельфины не только спасали моряков, но и топили — то значит, это еще не факт, что действительно топили. Чистый домысел.

— Вот это, брат, и есть "системная ошибка выжившего". Ты учитываешь информацию, рассказанную выжившими, а информации по погибшим у тебя нет. И со сталкерами та же фигня. Ты видишь успешных сталкеров и думаешь, что разбогатеть сталкерством реально, но при этом не знаешь, сколько на одного разбогатевшего сталкера приходится погибших. Соседний городишко, двадцать километров отсюда — знаешь?

— М-м-м... Да, но не бывал никогда.

— Там на весь городок был всего один крупный магазин в три этажа. Угадай, сколько в нем сейчас сталкеров?

Никита явно не понял вопроса — да и сам Руслан тоже не сразу.

— Откуда я могу это знать? Я же не ясновидящий!

Седой печально улыбнулся:

— А я знаю. Восемь. В нем всегда минимум восемь сталкеров, которые уже никогда оттуда не уйдут. Хотя по правде, насчет одного я не уверен, возможно, он был бандитом, маскирующимся под сталкера. Это только одно строение. И, может быть, я не всех там нашел. Ты всю жизнь встречал людей, которые были сталкерами и выжили — но никогда не видел ни одного беднягу, который навечно остался сидеть или лежать в мерзлоте в назидание потомкам... Это и есть системная ошибка выжившего — ты встречал только выживших и слушал их рассказы, но ни один из погибших не рассказал тебе свою историю... В общем, я не пытаюсь тебя отговорить, но если у тебя есть на примете девчонка — не спеши заводить семью. Она почти наверняка останется вдовой, потому что ты — в группе наивысшего риска. Из тех, которые не выживают почти никогда.

— Почему это вы меня похоронили так быстро? — Никита попытался браво улыбнуться, но Руслан, хорошо знающий племянника, заметил натянутость.

— Статистика. Сталкеры делятся на три группы. Первые — вынужденные сталкерить. Обычно у них хуже всего с экипировкой, но при этом наивысшие шансы выжить, такой вот парадокс. Потому что невольный сталкер, как только у него появляется возможность найти средства к существованию иным способом, сразу же бросает сталкерское ремесло. Правда, они почти никогда не становятся богатыми. Вторая группа — трудяги. Это люди, выбравшие ремесло сталкера осознанно, с четким пониманием, что и зачем. Трудягами никогда не становятся с бухты-барахты, это всегда люди, очень хорошо понимающие тонкости выживания в пустошах и работающие с минимальным риском. Это я, например. Я шатаюсь вокруг крупного поселения, не отходя от него далеко, и никогда не рискую. У трудяги есть шансы разбогатеть, но небольшие, обычно они кое-как сводят концы с концами, потому что где нет риска — там нет и добычи. Верней, наоборот: где нет добычи, там нет ни разбойников, ни людоедов, и самое страшyое, что тебе может встретиться — это свора волкарей. Они, конечно, чрезвычайно опасны при встрече, но с ними, если есть глаза, уши и мозги, довольно просто не встречаться вообще.

— А третья группа?

— Мечтатели-кладоискатели, которые идут на высокий риск, чтобы или пан, или пропал. Они в свою очередь делятся на две подгруппы: на тех, которые не отдают себе отчета, во что ввязываются, и на фаталистов, которые все прекрасно понимают, но... фаталисты. Вторые выживают чаще — благодаря опыту и пониманию. А ты, брат, из всех-всех-всех сталкеров-новичков имеешь самые маленькие шансы выжить, потому что совсем никакого опыта нет. Такие живут совсем недолго. Обычно становятся сталкерами люди с опытом: военные, охранники караванов, как-то раз я даже встретил бывшего бандита, который перешел на сталкерство. Такое бывает, если бандит хорошо знает свои шансы на выживание в обоих случаях... Я вот начинал сталкерить поневоле, с отцом. Бывает, начинает группа друзей, из которых хоть кто-то немножко бывалый... А у тебя из бывалых — только дядя Руслан, да?

— Угу, — вздохнул Никита. — Друзья все сплошь такие, которых устраивает работа в мастерской или на ферме... Риск не про них.

— Кстати, — ввернул Руслан, — у нас как раз была мыслишка найти кого-то опытного... в напарники-наставники, так сказать.

Сталкер покачал головой.

— Очень хреновая идея. Попытайтесь взглянуть на ситуацию глазами бывалого сталкера. Зачем ему в напарники пацан, который ничего не умеет и запросто обоих угробит? Далее, если сталкер одиночка — то он одиночка. А если сам ищет напарника — задайтесь вопросом, а куда делся прежний напарник и зачем ему новый? — Седой вздохнул и прямо на глазах как-то погрустнел. — Знаете, когда мне было двадцать лет, я уже имел за плечами пять лет опыта. Это много для сталкера. Но однажды я все равно допустил смертельную ошибку, которая стопроцентно стоила бы мне жизни, и сейчас сижу тут лишь потому, что мой отец спас меня, пожертвовав собой... Возвращаясь мысленно в тот день, я так и сяк прокручиваю события и размышляю порой — а если б я тогда был опытнее, могло бы что-то пойти иначе? И до сих пор остаюсь с мнением, что нет, сделать тогда все правильно мог бы только пророк-экстрасенс... Все ошибаются. Даже опытные сталкеры. Бывает, что и ошибки нет — а все равно приходит за кем-то Смерть... Но иногда она приходит не сразу, не мгновенно, а дает пару секунд осознать да побарахтаться... И вот в таких случаях обычно погибает менее опытный. Ну там, выскочил волкарь внезапно — и бывалый успевает спастись, пока тот рвет новичка... На то и опыт, чтобы все время держать новичка между собой и самым опасным направлением. Таких новичков, которых таскают с собой, чтобы при случае попытаться скормить его Смерти вместо себя, называют "отмычками"... Слово из той самой старой книжки, откуда взялось и слово "сталкер" — но ты ее не читал, да? Если ты один — погибаешь из-за своей ошибки. Если вас двое — твои шансы погибнуть увеличиваются, потому что ошибиться может любой из вас, а погибать, скорее всего, тебе, и это еще не считая случаев, когда один ошибся, а погибают вообще все... Словом, смотри, брат. Если ты точно решил стать сталкером — лучше тебе побыть вначале "трудягой". Пошататься вокруг Центра, не далее десяти километров, освоиться, приобрести элементарные навыки выживания и поиска. Может, даже по заброшенной части города, считай, что тренировочная площадка. Начать с дневных походов, потом уже с ночевкой... Если научишься хоть что-то находить — у тебя есть перспективы. Если нет — возможно, запал иссякнет. Главное тут, что ты если погибнешь — то почти наверняка от собственной глупости, ибо так близко от города даже волкаря-одиночку встретить трудно.

— Вообще-то, я хорошо изучил выживание в пустоши, — заявил Никита.

— Ладно, вот тебе задачка. Вечером резко похолодало, и когда ты добрался до убежища — очень сильно замерз. Пальцы не слушаются, и ты не можешь зажечь спичку, а ампулу химзажигания потратил прошлым вечером. Температура сильно ниже сорока, а то и пятьдесят, и падает. Твои действия?

Никита задумался, и тут Седой сказал:

— Вот и все брат, крышка. Думать нельзя.

— Вообще-то у меня было время на подумать, пока я бежал к убежищу, — возразил Никита.

— Ладно, довод принимается. И что?

— Полагаю, если я в десяти километрах от города — смогу вернуться налегке, если совсем никак не удастся зажечь огонь, — сказал Никита. — Бывали у нас такие случаи.

— В принципе, это реально, если еще не смерклось, ночью шансы падают, потому что вынуть руку из-под парки и глянуть на компас — значит терять драгоценное тепло.

— Так я на свет...

— Брат, а ты хоть раз в жизни был ночью за пределами города? Он обнесен четырехметровой стеной, а все жилые помещения не выше первого этажа. Теплицы — с замурованными окнами. У охраны на вышках — ПНВ. Света нет. А хоть бы и был... пробежка при минус пятьдесят даже в случае успешного финиша чревата потерей пальцев, носа и так далее, а то и обморожением легких.

— Ты можешь натянуть парку на голову, втянуть руку внутрь и сунуть пальцы в рот, — подсказал Руслан.

Седой тяжело вздохнул.

— Лет двадцать назад, было дело, у меня пропал друг-сталкер. Ушел и с концами. А четыре месяца спустя я случайно наткнулся на его убежище... В общем, вот так он и замерз — с натянутой на голову паркой, с пальцами во рту...

— Ладно, и какой же правильный ответ? — спросил Никита.

— Его нет. Нельзя найти правильный ответ на заведомо неправильный вопрос. Если по условиям задачи вчера вечером ты потратил последнюю химзажигалку — то утром, как только начало светать и теплеть, ты немедленно отправляешься обратно в город и вечером этого дня не можешь быть в укрытии, поскольку сидишь дома. Как только ты исчерпал какой-либо жизненно важный ресурс, будь то патроны или химзажигалка — без промедления в обратный путь, а лучше такого вообще не допускать. Ты же не будешь ходить по пустоши без патронов? Вот и без зажигалки нельзя. И никаких "да ладно, погода хорошая" и "я только осмотрюсь, чтобы не зря прогуляться". А то вначале так ясно, словно солнце вот-вот покажется, а потом внезапно БАЦ!!! Было минус пятнадцать, а ты и не заметил, как за час подкрался циклончик и стало минус пятьдесят, а там и ночка подоспела до кучи, и потом тебя найдут с пальцами во рту... Запомни на всю жизнь: жадность есть грех, а наказание за грех — смерть. Для сталкера это изречение имеет буквальный смысл.

Руслан и Никита беседовали с новым знакомым до глубокой ночи, и бывалый, поживший на свете и кое-что смыслящий в теме капитан то и дело поражался компетентности Седого. Как вышло, что человек с таким громадным опытом, невероятно подкованный по части теории, едва сводит концы с концами?

Конечно же, эта лекция была каплей в море того, что требовалось знать Никите, так что Руслан без труда договорился о продолжении. А наутро, придя на службу, без особого удивления узнал, что дежурная бригада оказалась в восторге от случайного соседа.

— Слушай, Ростислав, — спросил Руслан, — почему ты скитаешься по пустошам, если у тебя получается так замечательно ладить с людьми?

— Так тут какое дело, брат, — ответил сталкер, проглотив тушенку, — второе — следствие первого. Ценишь то, что теряешь. Чего тебе не хватает... У меня было много друзей — все погибли. Родных нет, семьи нет, друзей нет, а между тем, я — существо социальное, мне требуется хоть иногда общество себе подобных. Я лажу с людьми, потому что ценю их общество... зачастую.

— Ладно, тогда с другой стороны... Если ты научился на раз-два заводить друзей — почему продолжаешь сталкерить? Почему не получается приспособиться как-то иначе?

Седой пожал плечами и философски заметил:

— А я и не пробовал. Как тебе сказать... Я побывал всеми тремя типами сталкеров: начинал поневоле, постепенно стал мечтателем-кладоискателем, хлебнул горя, потерял всех, кого смог потерять, поседел молодым и перешел в трудяги... Но пойти на другую работу уже не могу. Вот когда мне было пятнадцать и меня ужасала мысль, что нужно снова идти с отцом в рейд — я бы с радостью и на ферму пошел пахать. Но фермы рядом не было, а жить-то надо... Сталкерили мы, к слову, в очень опасных местах, это тут я преспокойно развожу костер прямо на месте раскопок и ограничиваюсь растяжкой, а "там" это был бы гарантированный способ самоубийства... В общем, я больше ничего не умею, да и не вижу себя в какой-то иной роли. Профессиональная деформация. И, знаешь, в душе я все-таки немного остался мечтателем... Одно из двух — либо я когда-то сорву куш, либо так сталкером и помру. А то, что я не прусь за этим кушем к черту в зубы — ну, такая у меня, понимаешь, стратегия. Шанс сорвать куш маленький, но если делать много попыток... ну ты понял.

С тех пор Ростислав Седых прочно обосновался в свободной комнате караульного помещения, быстро завоевал репутацию знающего мужика, приятного собеседника и отличного рассказчика, и ни у кого из подчиненных Руслана не возник вопрос вроде "а что тут делает посторонний?". Один раз Седой попался на глаза начальнику Руслана, когда тот пришел с проверкой, но это, конечно же, проблемой не стало: Ковалевский сказал, что сталкер — его советник, и даже не погрешил против правды, а майора такой ответ полностью устроил.

...Руслан повертел нож в руках, затем снова завернул в тряпицу и отодвинул в сторону: чем стирать замерзшую кровь, проще подождать, пока размерзнется. Если Иван еще как-то заглянет в город — Руслан вернет ему нож отца.

— Эк огорчил-то я тебя, — вздохнул Седой, — а ты ведь и до того мрачноват был... Стряслось чего, брат?

— Ну как тебе сказать... Пока нет. Но по городу бродит машина для убийства неизвестно с какой шизой, и ладно если бы сам по себе, а не на коротком поводке... Как по мне, то психически здоровая расчетливая разбойница будет похуже отмороженного психопата, а если второй под контролем у первой... Зря их в город пустили, а верней сказать — сами позвали...

Седой поскреб ложкой по дну банки и приподнял бровь:

— Ты это про Пустынника, что ли?

— А про кого же?

— Так я теперь тебя порадую: ты совершенно напрасно думаешь, что Пустынник пляшет под дудку Рыси.

— Ты серьезно? — удивился Руслан. — Ни для кого не секрет, что если хочешь иметь дела с Пустынником — договариваться надо с его подружкой. Рысь — мозг дуэта, Пустынник — мускулы и ствол...

Седой хмыкнул.

— Так только со стороны кажется. Рысь, чтоб ты понимал — это привлекательная мордашка и выпуклые сиськи, и подозреваю, что она в их дуэте главным образом из-за них. Да, она напористая и с деловой хваткой, и, может быть, Пустынник позволяет ей вести деловые переговоры, потому что договариваться с наглой и циничной, но нормальной и понятной девчонкой все-таки немного приятнее, чем с самим Пустынником. Девчонка, не будь дура, делает вид, что главная она, только вот что я тебе скажу: Рысь не контролирует Пустынника.

Руслан задумчиво скрестил руки на груди:

— Ну-ка, ну-ка, выкладывай свои аргументы...

— Аргументы не нужны, если есть доказательства.

— Какие?

Седой поставил перед капитаном пустую банку из-под бобов с тушенкой:

— Вот оно.

— Прости, что-то я не врубаюсь, каким образом эта банка...

Сталкер хлопнул себя ладонью по лбу:

— Да нет, это ты прости, я совсем прощелкал, что это я детали знаю, а ты не интересовался... Слушай, значит, как дело было. "Дальняя" находит данные на два грузовика и дает подряд Пустыннику, ну и Рыси. Наша парочка идет в рейд и действительно находит два искомых грузовика примерно там, где они и должны быть. Дальше они не идут обратно, а обустраивают стоянку и Пустынник начинает раскопки. Я не знаю, каким чутьем или какой логикой он заподозрил, что грузовиков больше двух — но он нашел их шесть штук на маршруте длиной в три километра. Добросовестный парень, ты не находишь?

— Хм... И что?

— Дальше они возвращаются и сдают "дальней" все шесть грузовиков. А не два. Теперь понимаешь?

Руслан пожал плечами:

— Ну так ведь такой был контракт. Они работали на "дальнюю", что найдут — то сдают. Справедливо, учитывая, сколько им заплатили вначале и сколько потом досыпали премиальных.

Сталкер ухмыльнулся:

— Была такая присказка в прошлую эпоху — "не увидел леса за деревьями". Как ты думаешь, если бы там были не Пустынник и Рысь, а Рысь и ее копия — они сдали бы еще четыре грузовика? Да вот черта с два! Рысь сдала бы два грузовика, стоящих отдельно, и утаила остальные четыре штуки, чтобы потом нанять команду с транспортом и захапать себе почти все. Она — разбойница, это не профессия, а способ жизни и мышления. Сойти с большой дороги можно, перестать быть разбойником в душе — нет. Свежий кусок мяса если протух — это необратимый процесс, понимаешь? Но честный Пустынник сдал все, что нашел — и это прямое доказательство, что Рысь его не контролирует. Потому что она оставила бы себе все, что можно было безопасно утаить, я готов держать пари.

Капитан чуть поразмыслил и не нашел контраргументов.

— А ты что, водишь знакомство и с Пустынником? — полюбопытствовал он и достал из стола припасенный графин и пару рюмок.

— Нет, просто стараюсь быть в курсе его похождений. Он же, вроде как, лучший из нас, многие сталкеры стараются разузнать, что можно, о его методах... Правда, я практически уверен, что его успехов никому не повторить... Там голова работает иначе, и главный секрет именно в ней, а не в том, как он стреляет... Я и сам хорошо стреляю, и встречал сталкеров, которые меня бы за пояс заткнули... Но они уже давно мертвы, в основном... Впрочем, у меня свои методы, и они меня устраивают...

— Нашел чего?

— Гляди.

И из рюкзака Седого на свет божий появился "Абакан", выглядящий почти новым, и на нем Руслан с удивлением увидел планку Пикатинни с установленным коллиматорным прицелом.

— Хренасе! — присвистнул он. — Если прицел рабочий — то это прорва патронов... Если нет — ну, "Абаканы" нынче тоже дороги...

— А почему бы и не работать? — пожал плечами Седой. — Автомат преспокойно пролежал себе почти девяносто лет в тишине и темноте на глубине почти три метра, где перепадов температуры практически нет. Я уверен, что все работает, только в "Абакане" смазка просто окаменела, надо чистить. Правда, может, и детали спаялись от времени, но такое чинится, хоть и не так жирненько выйдет в итоге, если с починкой. Ну а в прицеле давно истлела батарейка, так что надо найти блок питания и проверить... Эх-х, даже жалко становится, как думаю, что придется продать... Но непрактичная вещь для сталкера. Это вы можете прицепить к автомату аккумулятор — чай, автомат обычно в пирамиде или у стенки стоит... Впрочем, я и так стреляю хорошо.

— Слушай, где ты такое нашел-то?

— Да по соседству же. Наткнулся на край грузового колеса и заподозрил, что не от грузовика оно. Начал копать — раскопал бронетранспортер перевернутый, судя по тому, что он прямо на асфальте лежал, без прослойки снега — брошен в самом начале, когда Три Несчастья настали. А автомат спокойно себе внутри лежал. С ним еще пара сумок с разной ерундой — в основном, либо пришло в негодность, либо ничего не стоит. Видать, как выбирались из броневика — забыли.

— Ну вот и улыбнулась тебе удача... Слушай, Ростислав, если прицел рабочий — повремени продавать. Я постараюсь через снабженцев его у тебя купить. У нас такого добра меньше, чем хотелось бы.

— Не вопрос, — кивнул Седой и взялся за рюмку: — ну что, за удачу?

* * *

Самое любимое на свете место для Ольги — ну, после их с Артуром уютного дома — "большой рынок". Сюда стекаются лучшие товары изо всех уголков Запределья, и если чего-то тут купить нельзя — то нельзя купить нигде. Любая, самая деликатесная еда, самые-самые дорогие предметы роскоши и наиболее ценное имущество, какое только вообще бывает — все это есть на "большом рынке", который является, как это следует из бесхитростного названия, самым большим рынком из известных.

Потому бродить по рынку и рассматривать товары — занятие очень интересное, и вдобавок — очень, очень приятное.

Таким приятным его делает мысль, что Ольга может купить на этом рынке абсолютно любой товар, среди всех этих сокровищ нет ничего, что ей не по карману. Правда, немного досадно, что купить можно что угодно — но только что-то одно, скорей всего, потому что пока Ольга и Артур еще не так богаты, как ей того хотелось бы.

Так что пока они тут больше как зрители: зачастую здесь Ольга покупает всякие деликатесы. Пусть к сердцу мужчины лежит через желудок, это ни для кого не секрет, и хотя она давно туда добралась — ей все равно нравится радовать Артура вкусными блюдами, ну и себя заодно. Действительно, а для чего еще нужно богатство? Чтобы ни в чем себе не отказывать.

Однако на этот раз их визит на "большой рынок" имеет определенные цели, выходящие за рамки гастрономических: сталкерские рейды — это не только баснословные доходы, периодически еще и немалые расходы случаются. Снаряжение не вечное и стоит патронов, экипировку тоже надо обновлять, а кроме того, нет предела совершенству. Как говорили в древнем фильме, есть три вещи, от которых никуда не деться: смерть, налоги и желание иметь более мощное оружие.

Что такое или кто такие "налоги", Ольга не знает: спросила как-то у Артура, но толкового ответа не получила.

— Скажем так, вместе с чудесами погибшего мира кануло в прошлое и многое такое, чего лучше бы вообще не существовало никогда. Налоги как раз из второй категории.

Ольга не стала настаивать на более точном ответе: если Артур не хочет говорить, значит, эти "налоги" — действительно что-то настолько жуткое, а раз так, то и вправду лучше не знать.

А вот со смертью и оружием все гораздо проще: смерть, конечно же, неизбежна, но хорошее оружие помогает встречу с ней отсрочить. И потому Ольга никогда не упускает возможность обзавестись чем-то, что поможет ей и Артуру в рейдах, или заменить уже имеющееся улучшенным вариантом.

Вторая цель визита — продать добытый в последнем рейде "дикий" мед и купить пасечный.

Парадоксально, но "дикий" мед стоит дороже пасечного. Пасека есть только в Центре, одна-единственная на все Запределье, и производимый на ней мед очень и очень дорог. Каким-то чудом сохраненные в былые времена пчелы живут в крупном здании, фантастически хорошо утепленном и обогреваемом. По сути, единственное место, где можно узнать, каким было "лето" сто лет назад. В нем отличное освещение, электропитание из разнесенных ветрогенераторов, резервный блок питания из сотен аккумуляторных батарей и целая бригада техников и электриков, которая дежурит круглые сутки, не считая собственно пчеловодов. Но даже не это — причина дороговизны меда, а тот факт, что огромное внутреннее пространство занято не гидропонными фермами, а цветами для пчел. Вернее, пасечники все делают грамотно, значительная доля цветов — гречиха и некоторые другие культуры, также пригодные для производства пищи. Однако в целом пасека производит продовольствия гораздо меньше, чем гидропонная ферма равного объема, и как раз поэтому мед по стоимости опережает практически все остальные продукты питания и проигрывает лишь самым дорогим деликатесам на свете — сгущенному молоку и консервированным вареньям. Просто потому, что сгущенка и варенье не производятся, добывают их только сталкеры, и существующие запасы — ресурс невосполнимый. Никто в здравом уме не потратил бы много килограммов ценных, полных витаминами яблок на пару банок варенья, а даже если бы и нашелся идиот — без сахара варенье не сготовить, а сам сахар — продукт еще более редкий, нежели сгущенка, и тоже очень дорогой.

Однако дикий мед по стоимости почти равен сгущенке и крепко опережает пасечный — и это при том, что на вкус он не так хорош. Пасечники все делают по науке, их пчелы носят нектар только с "правильных" цветов, их мед имеет несколько разных, но вполне определенных вкусов. Дикие же пчелы таскают нектар откуда придется, и очень часто — с растений, не способствующих высоким вкусовым качествам меда.

Этот парадокс Ольге объяснил Артур.

— Понимаешь, Оль, на то есть две причины. Во-первых, тяга к натуральному, так сказать. Применительно к продуктам питания натуральное лучше искусственного, особенно если речь о меде: искусственный мед, на самом деле, был не медом вовсе.

— А пасечный мед — не натуральный? Его такие же пчелы производят.

— Верно, но речь о стереотипе, который оказался настолько живучим, что пережил Три Несчастья. Однако он тут почти не при делах — все дело во второй причине. Пасечный мед — вот он, на рынке, в наличии почти всегда. Есть патроны — идешь и покупаешь, так любой может. А "дикий" — он не производится, а добывается, и часто очень дорогой ценой. Его мало.

Ольга хмыкнула:

— Так ты ничего не объяснил, Артур, только иначе сформулировал парадокс. Дикий мед ценится дороже, потому что его мало? Он же хуже! Ну сам скажи, тебе лично какой мед нравится больше?

Пустынник печально вздохнул.

— Дикий мед покупают не ради вкуса, а потому, что он был добыт с огромным риском и жертвами. Пасечный мед не имеет, образно выражаясь, привкуса человеческой крови.

— Артур, ты сам понял, что сказал? — укоризненно посмотрела на него Ольга. — Или, может, это просто я тупая, раз никак не допру, где тут взаимосвязь?

— Нет, просто ты нормальная, а есть в мире вещи, которые нормальным, психически здоровым людям понять трудно. Видишь ли, человек страшится небытия и пытается конечность своего существования компенсировать важностью собственной персоны. Некоторым нравится есть то, что было добыто с риском и жертвами, они чувствуют себя важнее и значимее, если кто-то погиб, добывая ложку меда в их чашке.

— Мда... не всех больных Три Несчастья забрали, — вздохнула Ольга.

— Такова человеческая природа. Все боятся смерти, это инстинкт. И у некоторых компенсаторные механизмы приобретают порой очень извращенные формы.

Как бы там ни было, они с Артуром и раньше продавали добытый дикий мед, потому что Рысь, даже не понимая сути явления, быстренько смекнула, что если дикий продать и купить пасечный — то в итоге меда будет больше, а к нему она пристрастилась давно. К хорошему вообще привыкаешь быстро, будь то теплое жилье или вкусная пища.

За этим дело не стало: Ольга просто обратилась к тому же торговцу, что и в прошлый раз, и он принял у нее товар на продажу, причем с минимальной наценкой. Правда, будучи очень трезвомыслящей, Рысь подозревала, что такая сговорчивость торговой братии обусловлена не ее деловыми качествами, а нежеланием ссориться с Пустынником. Ну разве Артур — не сокровище?!

Затем они пошли на ту часть "сталкерского пятачка", где преимущественно обретаются обслуживающие сталкеров мастера и поставщики снаряги — просто глянуть, есть ли что новое.

Тут их, ясное дело, тоже хорошо знают, ну а Рысь знает торговцев, так что процесс быстрый: Ольга просто подходит к прилавку и спрашивает, нет ли чего нового. О том, что она и Артур платежеспособны, все осведомлены, так что если у кого-то появляется что-то замечательное, редкое и дорогое — он точно не станет об этом молчать.

Впрочем, есть у Ольги и еще одна причина сюда захаживать: у некоторых торговцев настоящие выставки замечательных вещей, которые ей не нужны, но она хотела бы иметь их просто потому что. То есть, Ольга слишком умна, чтобы транжирить патрончики на в действительности ненужные вещи, но полюбоваться да помечтать можно бесплатно.

Вот и знакомая дверь — первая в длинном списке.

— Привет, Трофимыч! — приветливо поздоровалась она с торговцем, — есть что нового?

— Нет, — покачал головой седоусый торговец и по совместительству механик, — ничего. Ну то есть много чего нового, одних бронежилетов четыре штуки редких, но они будут похуже тех, что вы взяли у Василия три месяца назад. Еще есть вот какая цацка — в наших краях такой вообще ни у кого нет.

Ольга едва не ахнула, увидев впечатляющий длинноствольный хромированный револьвер.

— Смит-Вессон пятисотого калибра — самый мощный пистолет в мире. Уж не знаю, как его занесло в наши края из Америки, но в дни Второго Несчастья он знатную службу послужил... Сталкер, который это принес, сказал, что на том же месте, рядом с останками владельца, нашел больше сорока стреляных гильз и останки дюжины алчущих.

— Любишь же ты туману напустить, — ухмыльнулась Рысь. — "Пятисотый калибр" — звучит круто, но это то же самое, что и пятидесятый. Чего мелочишься? Сказал бы, что пятитысячный...

— Обижаешь, у него на стволе сбоку выгравировано, что пятисотый, это не я сочинил, — возразил Трофимыч, — вот, смотри сама.

— Вообще-то, пятисотый калибр — не пятидесятый, — сказал Артур. — Верней, калибр один и тот же, но патроны разные. "Смит-Вессон пятисотый магнум" назван так, чтобы не путать его с "Экшн Экспрессом пятидесятым". Диаметр ствола одинаковый, но вес пули, длина гильзы, заряд пороха разные. И мощность тоже. Дульная энергия "Экспресса" — две тысячи, у "пятисотого" — почти в два раза больше. Создавался для охоты на медведя гризли. И — нет, это не самый мощный пистолет в мире, даже не близко. Еще был револьвер под "шестисотый нитро экспресс" — так называемый "слонобойный" патрон конца девятнадцатого века с мощностью свыше шести тысяч джоулей. С таким можно было охотиться на носорога и слона, даже не выцеливая убойные зоны, достаточно просто попасть. Впрочем, стрельба без приклада была практически невозможна, а при выстреле могла пойти кровь носом или ушами. И еще был однозарядный пистолет под "пятидесятый Браунинг" — то бишь, под патрон американского крупнокалиберного пулемета, с мощностью свыше пятнадцати тысяч джоулей.

— Сколько?!! — выпучил глаза Трофимыч.

— Пятнадцать тысяч с половиной.

Ольга почесала макушку:

— Блин, а как из него стрелять, если уже при шести без приклада не вариант?

— У него была хитрая система гидравлического отката ствола, так что стрельба с двух рук без приклада не представляла серьезной проблемы. Но — он был однозарядным.

Рысь повертела увесистый револьвер в руках и даже заглянула в ствол. Прорезиненные накладки давно рассыпались, но в остальном оружие в порядке, Трофимыч явно успел его почистить и перебрать.

— Трофимыч, а чего ты его под прилавком-то держал?

Торговец вздохнул:

— Есть проблема: с револьвером пришло только два патрона, которые прежний владелец не успел израсходовать, да и те неизвестно, годные ли. Где взять смитвессоновские патроны пятисотого калибра — непонятно, таких я ни разу в жизни не видал. Один вариант, если наладить производство кустарным методом, но кто будет морочиться? Разве что если бы кто-то очень богатый захотел себе такую игрушку, потому что для серьезных людей, которые стреляют по нужде в пустоши, а не в тире развлечения ради, есть автоматы, дробовики и так далее.

— Да уж, — согласилась Ольга, — без патронов такую прелесть разве что на стенку повесить.

Она привычно окинула взглядом стеллаж с выставленными на нем стреляющими товарами, так же привычно задержала взгляд на почти новенькой "СВ-98" с вообще новым, "из коробки", оптическим прицелом сменной кратности — еще один "подарочный" товар Трофимыча, который у него не купит ни один серьезный специалист — и двинулась к выходу.

Ольга долгое время мечтала о такой снайперской винтовке — почти все те годы, которые провела на "большой дороге". Имея винтовку, эффективно стреляющую на полтора километра, можно грабить кого угодно, любой, даже очень хорошо охраняемый караван, причем "чисто", не марая рук, и для этого нужна только позиция в полутора километрах от проторенного пути и сообщник.

У любого каравана есть уязвимое место — быки-однороги, которые тащат сани. Размеры делают их легкой мишенью, причем с такого расстояния, на котором снайпер-грабитель недосягаем для ответного огня охраны. Справедливости ради, и охрана, укрывшаяся за санями, будет недосягаема, но можно уничтожить караван, не убив ни одного человека... лично. Если перестрелять быков — караванщики будут вынуждены топать дальше на своих двоих и неизменно погибнут в ледяной пустыне.

Так что придуманная Ольгой схема была проста: она в засаде в полутора километрах от дороги, а на самой дороге — сообщник, который остановит караван и объяснит, что надо заплатить дань или остаться без однорогов. А у охраны может быть максимум СВД, верней, может быть что угодно, но на практике это разве что СВД, да и то не всегда, потому что караваны грабят обычно толпой и с автоматами. Так что ручной пулемет у охраны может быть вполне и даже почти наверняка будет, а то и не один, а вот точная винтовка — не-а.

Само собой, что ни о каких ответных мерах не может быть и речи: снайперская позиция на возвышенности вроде пятого-шестого этажа, перед ней полтора километра открытого пространства. СВДшкой снайпера не достать, потому как далеко, а у стрелка-караванщика нет ни позиции, ни пристрелки, ни прицела высокой кратности. Штурм чреват самоубийством. При этом самому снайперу даже не нужно отстреливать бегущих в атаку идиотов — перестрелять быков за минуту и свалить подальше. А потому ситуация глухая, хочешь или нет, а придется платить.

Гениальный план Рыси не удалось осуществить по той простой причине, что добыть снайперскую винтовку она не смогла. А где ее взять-то? Даже если перебить и ограбить караван — что вряд ли было реально при ее-то трех подручных, каждый их которых был куда хуже ее самой — среди трофеев в лучшем случае будет все та же СВД. А с СВД против СВД — так на так и выходит, если ты можешь достать быка — то хороший стрелок-караванщик может достать тебя, с некоторым шансом.

И, собственно, как раз поэтому Трофимычу будет ой как трудно продать свою винтовку: караванщикам она не нужна, сталкерам — тем более, у охраны на вышках есть казенные, а бандит если бы и смог проникнуть в город и купить винтовку — так не сможет ее вынести, потому что к пришлому человеку, который покупает винтовку, возникнут закономерные вопросы. Увы и ах, но снайперская винтовка — практически стопроцентный признак либо "легального" наемника, который за плату решает проблемы волкарей, людоедов и разбойников, либо самого разбойника. Наемников охрана знает всех, даже на тех имеет данные, которые работают далеко от Центра и в самом городе не бывали, а если не наемник — то разбойник, все просто. Отсюда же и жизненная мудрость сталкеров: "хорошие люди со снайперской винтовкой не ходят". Потому как в пустошах у снайперской винтовки только одно предназначение: охота на людей.

Когда Ольга закрыла входную дверь, Артур спросил:

— Это случайность, что ты каждый раз, когда мы сюда приходим, смотришь на одну и ту же винтовку?

— Блин, ты что, всегда следишь, куда я смотрю? — удивилась она.

— Специально — нет. Просто замечаю.

— Ишь какой ты у меня внимательный. Ну, в общем, да, посматриваю. Было дело, я о такой мечтала... Инерция мышления, в общем. Прошлое если и отпускает — то все равно порой напоминает о себе...

— И зачем она тебе была нужна?

Ольга решила, что самый лучший ответ в данном случае — правдивый, и рассказала о своем былом плане превратить всю пустошь в свою вотчину, а всех путников — в данников.

— Но знаешь, это даже хорошо, что я тогда не достала такую винтовку, — закончила она свой рассказ и хихикнула, — потому что если бы я стала хозяйкой пустошей, то уже не промышляла бы мелкими грабежами и мы бы не встретились.

— Не думаю, что тебе удался бы твой план, — возразил Артур.

— Видишь в нем какое-нибудь слабое место?

— Конечно, и это ты. Ты вообще хоть когда-нибудь стреляла из снайперской винтовки?

Ольга покосилась на спутника:

— "Винторез" не в счет? До тебя мне далеко, но в целом...

— Винторез хоть формально и называется "Винтовка снайперская специальная", не имеет к винтовкам ни малейшего отношения, это иной класс оружия. Сложно назвать винтовкой оружие со стволом длиной в двадцать сантиметров и дальностью прицельной стрельбы четыреста метров. По конструкции это на самом деле автомат, дальность стрельбы — автоматная, и патрон — промежуточный, а не винтовочный.

— Но сам процесс стрельбы такой же, — возразила Ольга. — Думаю, если я из "Винтореза" попадаю в жестянку от шпрот на сто пятьдесят метров, то уж из винтовки с хорошим прицелом...

Артур покачал головой.

— В том и дело, что ты стреляла на сто пятьдесят с четырехкратным прицелом, но понятия не имеешь, как стрелять с десятикратным. Тебе кажется, что все просто — наводишь перекрестие прицела и жмешь спуск...

— Ну ясно, что винтовку вначале надо пристрелять!

— Все сложнее. При стрельбе даже на пятьсот метров дает о себе знать тремор мышц. На сто пятьдесят с четырехкратником все и вправду довольно просто — но колебания прицела в пределах пары угловых минут на сто метров не проблема, а на полтора километра у тебя цель будет просто прыгать в прицеле. Парадоксально, но новички показывают лучшие результаты с прицелами малой кратности, в них не так заметен тремор. В то же время прицеливание через десятикратник превращается в борьбу с тремором, и чем сильнее ты пытаешься поймать цель в крест — тем сильнее она "прыгает".

— Понятно...

— Это еще не все. Отдача. Ты уже привыкла к низкой отдаче "винтореза" с его-то семьюстами джоулей и глушителем, который служит дульным тормозом. У винтовочного патрона минимум две тысячи шестьсот. Причем отдача начинает влиять на оружие еще до того, как пуля покидает ствол. Когда ты стреляешь на сто метров из автомата в ростовую мишень — это незаметно. При стрельбе на пятьсот метров из винтовки — уже проблема.

— Хм... Откуда ты так много знаешь обо всем этом? — спросила Ольга, уже подозревая, каким будет ответ.

— Бах был снайпером, и у меня остались его воспоминания. Он стрелял из разных винтовок, в основном, из СВД, и на стрельбище успешно поражал мишени на дальностях до километра. В бою все было совсем не так радужно. Да, просто между прочим, абсолютный рекорд, поставленный снайпером по фамилии Ильин больше ста лет назад — поражение врага на расстоянии в тысячу триста пятьдесят метров, и это рекорд не только для СВД, но вообще для всех винтовок этого калибра. А ты собиралась стрелять на полтора километра, хотя даже не держала в руках нормальную винтовку.

Ольга вздохнула:

— Да уж... Но, строго говоря, я же не собиралась стрелять по людям вообще, а быки — они намного больше... Но ладно, я поняла, что на полтора километра стрелять — сложная задача и оптический прицел ее не решает.

Ольги и Артур прошлись еще по нескольким торговцам и у последнего обнаружили кое-что интересное.

На вопрос о том, есть ли у него что-то новое, тот кивнул:

— Есть. Глядите, вы одни из первых, кто это вообще видит.

Из небольшого шкафчика появился ничем не примечательный с виду приборчик — прямоугольная коробка десять на десять на двенадцать сантиметров, и на нем Ольга сразу же заметила два контакта, две кнопки и два светодиода.

— Что это?

— Свинцово-кислотный аккумулятор с автоматическим обогревом.

Рысь моментально поняла ценность прибора: аккумулятор уже при минус двадцати теряет половину емкости и может отказать, но вот если у него есть автоматический обогрев — возможно, будет работать и при минус сорока, и при минус пятидесяти.

— Хм... Дмитрий, где ты его взял? Он работает?

— Сын собрал. А вот работает ли — это я и хочу проверить. Жду сильного мороза.

Артур задумчиво взвесил прибор в руке и сказал:

— Тяжеловат и габариты неудобные.

— Ну еще бы, это первый образец, тестовый, собрано абы как для проверки схемы, значит. Сын собирается наладить выпуск уменьшенных аккумуляторов в меньшем корпусе и говорит, что будет значительно меньше и весом менее четырехсот грамм. Еще него в планах сделать для него электрозажигалку, чтобы не приходилось таскать с собой ампулу или извращаться со сложными методами вроде потрошения патронов, если холода прижмут.

— Если б еще и электроника надежно работала при таких морозах... — мечтательно протянула Ольга.

Дмитрий самодовольно подкрутил ус:

— Ну, это у него тоже в планах. Маленький аккумулятор можно закрепить на автомате и от него запитать не только прицел и фонарь, но и систему обогрева прицела, если это небольшой коллиматор, упакованный в прозрачный внешний корпус.

— Слушай, Дмитрий, твой сын просто гений! У тебя не будет отбоя от покупателей.

— Ну, я тоже так думаю... Но жду мороза: доверяй, но проверяй.

Тут снова ввернул реплику Артур, и Ольга не смогла понять по его бесстрастной интонации, серьезно он говорит или подкалывает:

— Тогда твоему сыну надо придумать еще ситуацию, в которой кому-то понадобится рабочий прицел при минус сорока и ниже.

— В каком смысле? — не понял Дмитрий.

— Человек, хоть сталкер, хоть разбойник, который оказался вне убежища при таком морозе, думает уже не о стрельбе. Даже волкари начинают сбиваться в кучу в каком-то укрытии при минус тридцати, в кого стрелять-то?

— Хм... Еще можно повстречать алчущего? — предположила Ольга.

— Много ты встречала алчущих при минус сорока или хотя бы тридцати пяти?

— Ни одного, но...

— И не встретишь. Они замерзают при минус тридцать два. Проверено мною.

Дмитрий скрестил руки на груди с видом спорщика, который просто так не сдастся.

— А я вот не уверен, — сказал он. — В наших краях не раз встречали алчущих после сильных морозов. То есть, ночью за сорок, а на следующий день или через один — здрасте! Ты хочешь сказать, что алчущий сотни километров от Предела навернул за одно утро? Не может такого быть.

Пустынник пожал плечами:

— Они не насмерть замерзают, вероятно, мозг, сердце и часть системы кровообращения остаются с температурой выше нуля. Когда температура повышается — медленно отмерзают. Живучие твари. Просто факт: у Москвы и в районе падения Метеорита — вернее, Корабля — постоянно много алчущих. Я последние пару лет, когда обнаружил это, так и ходил в рейды: ждал в укрытии пару дней, иногда и неделю, чтобы ударил мороз в тридцать с лишним — и шел спокойно. Есть, правда, вещи похуже алчущих, но и их при таком морозе встретить трудно. Но я не то чтоб сильно критикую: на самом деле, электрозажигалка, работающая при любом морозе — это хорошо. Еще могу предложить твоему сыну подумать над электрогрелкой, которую можно спрятать под парку и включить при острой нужде. Даже если она проработает всего десять минут — в определенной ситуации это может стать разницей между жизнью и смертью. Такой прибор будет полезнее прицела... при условии достаточно малого веса, иначе никто не потащит его с собой.

— Ну... а это дельно, впрочем, я сыну передам.

— Ладно, мы зайдем после морозов, раз так, — сказала Ольга, — бывай.

Уже на улице она заметила:

— А ты тоже гений, Артур. Только я не уверена, что стоило выдавать такой шикарный маневр с заморозкой...

— Ты собираешься когда-нибудь пойти в Москву?

— М-м-м... нет.

— И я — нет. Если кто-то другой пойдет — хотя смысла в этом уже не осталось — пускай ему это поможет.

В этот момент Ольга заметила в толпе знакомое лицо капитана Наумова, а тот почти в ту же секунду заметил ее, поскольку уже смотрел примерно в ее направлении, и на его лице появилось выражение, словно у человека, который наконец-то нашел то, что искал. А Ольга, в свою очередь, тоже обрадовалась: Наумова она, конечно же, не то чтоб очень любит, но его появление обычно к прибыли.

— О, привет, Ефим, — поздоровалась Рысь, напялив на лицо выражение поприветливее, Артур молча кивнул в знак приветствия.

— Приветствую, — сказал капитан.

В этот момент рядом с ним появился незнакомый человек, с виду явно военный или сталкер, и коснулся пальцами козырька. Немногословный тип.

Наумов не стал терять время попусту и сразу перешел к делу:

— Слушай, Пустынник, ты, если мне память не изменяет, разбираешься в необычном оружии и необычных боеприпасах?

— Есть немного.

— Михаил, покажи.

Незнакомец сунул руку в карман и достал маленькую аптечную баночку, внутри которой лежали не пилюльки, а продолговатая, слегка деформированная пуля.

— Знаешь, что это такое? — спросил Наумов.

Пустынник взял баночку в руку и внимательно осмотрел ее содержимое.

— Калибр измеряли?

— Миллиметров десять, но неизвестно, повлияла ли на диаметр деформация. Но в любом случае, пуля явно винтовочная, и я не знаю таких винтовок. Видал я как-то чудо из чудес — крупнокалиберную СВД, но и у нее пуля — девять и три.

— Не уверен на сто процентов, — сказал Пустынник. — Но если разрежете пулю и окажется, что у нее нет сердечника, в смысле, что она монолитная — то это четыреста восьмой "шайенн тактический", разработанный одноименной оружейной компанией.

Ольга нахмурилась. Неужели?..

— Это американский снайперский патрон, да? — спросил Михаил.

— Если говорить о стране разработки, то американский, но у нас они тоже были. Под этот патрон существовала куча винтовок, включая спортивные. Они были очень дороги, у нас их было очень мало — но они были, причем не у военных, а у стрелков-спортсменов и просто ценителей. А где вы его взяли?

Михаил чуть запнулся, но Наумов одобряюще кивнул:

— Рассказывай.

— У нас — в смысле, в Вологде — месяц назад пропала группа сталкеров. Просто ушли и с концами. А неделю назад случайно наткнулись на тело лидера команды, по прозвищу Гном. Он был застрелен в спину с расстояния около двух километров — столько было от места, где его нашли, до города, откуда он убегал. Вот мы и заподозрили, что к нам пожаловали незваные гости из СШЕ, и меня послали сюда — окончательно разобраться с происхождением пули.

— А что тут делать Соединенным Штатам Европы? — задал риторический вопрос Пустынник. — Они слышали наши ретрансляторы в Москве много лет, но даже не подумали отозваться. С чего бы им двинуть так далеко на север?

— Да вот и мы не знаем, — развел руками Михаил, — но мысль, что это, значит, "ихний" патрон, сразу прозвучала, потому как у нас таких нет...

— Я бы предположил, что кто-то где-то отыскал такую винтовку в одной из квартир. Вы провели расследование?

— Да, но не нашли ровным счетом ничего. Между пропажей группы и нахождением тела прошло три недели, время ушло. Однако, скорей всего, имел место такой ход событий: группа попала в засаду или подверглась нападению, и только Гному удалось уйти с боем, это был очень хороший и отчаянный боец, стоивший пятерых... При нем не нашли ничего, кроме автомата с полупустым рожком, он бросил все и вырвался из города. И когда он ушел от города на два километра, его достали из снайперской винтовки. Стрелок, судя по всему, гнался за ним некоторое расстояние, потому что два километра — это как-то многовато даже для лучшего снайпера, а потом ушел обратно, не подходя к телу. За триста метров находилась накатанная дорога, скорее всего, стрелок боялся быть замеченным. Тело Гнома засыпало снегом слегка и нашли его только по случайности, иначе вообще не узнали бы его судьбу.

— Строго говоря, для винтовки под "шайенн" два километра — не расстояние, — заметил Пустынник, — все абсолютные мировые рекорды на дальность — именно у этого патрона. Уничтожение противника на расстояние свыше трех километров — абсолютный рекорд, причем их было два, вначале один снайпер поставил, потом второй его превзошел, то есть, это не случайный удачный выстрел. Ночное поражение мишени — с двух километров, и дневное — четыре тысячи двести с чем-то метров. Кстати, последний рекорд поставлен из "СВЛ" — снайперской винтовки Лобаева, которую вроде как должны были принимать на вооружение у нас, но я не уверен, успели ли. Этот Лобаев конструировал винтовки отменного качества под "шайенн".

— Он был наш?

— Наш. А винтовки свои делал на продажу. Так что, как я уже сказал, сам факт наличия этой пули еще не свидетельствует о появлении тут СШЕ, кто-то просто мог найти такую винтовку, нашу или привезенную из-за океана, и патроны к ней.

— Хм... А в том месте раньше или позже произошли какие-нибудь события, связанные с разбойниками, ограблениями и так далее? — спросила Рысь.

— В том-то и дело, что нет, — развел руками Михаил. — Если б были налеты и грабежи — мы бы знали, с кого спросить за пропавшую группу, и очень быстро спросили бы. Но — ничегошеньки. Тишина. Не считая этого происшествия, там уже два месяца тишь да благодать — только волкари и шайку людоедов накрыли дней десять назад. Каннибалы были хорошо вооружены, но толкового сопротивления не оказали, и снайперской винтовки при них не было вообще, а самое главное — их и было-то шесть ублюдков всего. Тот же Гном их бы просто размазал в одиночку, у него были такие страницы в биографии, а группа — восемь человек, и остальные семеро — не такие, как Гном, но задних не пасли.

— Тогда возникает вопрос, кто и чего ради напал на группу, — Ольга скрестила руки на груди. — Допустим, это были бандиты, которые пытались скрыть факт своего нахождения там, но тогда почему они никак себя не проявили впоследствии? Допустим, они испугались, что обнаружены, и ушли, но с чего бы бандитам, которые собираются грабить караваны, бояться обнаружения? Так и так первый же налет их выдаст.

— Вот и мы тоже так подумали, — кивнул Михаил.

— Теперь допустим, что это экспедиционный отряд СШЕ. Вообще эти ребята предпочитают большими автоколоннами двигаться, с вертолетами, пулеметами и броневиками, видали мы их... Но предположим все-таки, что это относительно небольшой отряд СШЕ. Они приходят к Вологде, никем не замеченные, на них натыкается группа Гнома и ее уничтожают, чтобы сталкеры не рассказали. Затем отряд СШЕ исчезает и вы его не находите, хотя искали... А искали-то хорошо?

— Да, и очень. Мы даже подключили одного жесткого парня — хотя вы его и сами знаете, Шрайк, который с вами ходил в теплые края. Но и его команда ничего не нашла.

— Рада слышать, что у Макса все путем. Но вернемся к ребятам из СШЕ. Они исчезают так, словно их и не было, и вы не нашли даже следов. Так вопрос — а зачем они приходили? В чем смысл прийти месяц назад, перебить случайных свидетелей и исчезнуть? Им, к нашим холодам непривычным, сюда ходить — не прогулочка. Ладно бы, если б у них были агрессивные планы — но если б их было много, Шрайк нашел бы или еще кто. Если очень хорошо спрятались — зачем приходить малым числом? Чтобы просто тихо посидеть? А если они ушли — зачем было переть кто знает сколько сотен или даже тысяч километров от их территории в наше Запределье, а потом уйти? Логики нету.

— Все эти доводы у нас прозвучали и так, и эдак, — кивнул Михаил. — Мы тоже не видим ни причин, ни логики, ни следов. Ничего. Пропала группа сталкеров, и все, что у нас есть — это Гном, убитый необычной пулей, и куча догадок, ничем более не подкрепленных. Черт бы побрал, даже разобрались, что за пуля — а это нам все равно ничего не дает... Ладно, что ж поделать, спасибо за помощь!

— Не за что, — ответил Пустынник. — И это, по возможности шлите сюда информацию попутными караванами...

— Ну это само собой, — ответил за Михаила Наумов.

Они попрощались и повернули обратно, а Ольга взглянула на Артура:

— Все-таки, как ты думаешь, что более вероятно — что это просто редкая винтовка или что СШЕ в гости заглянули?

— Вопрос из серии "какая вероятность встретить динозавра?". Ответ один — пятьдесят на пятьдесят.

— Динозавра? Это такие здоровые твари, которые жили на Земле шестьдесят миллионов лет назад?

— Угу.

— И ты хочешь сказать, что шанс его встретить — пятьдесят на пятьдесят?

— Именно. Либо встретишь, либо нет.

— Ха! Шутник!

Они вышли с рынка, прошли на соседнюю улицу и зашли в "Ресторан" — одну из самых популярных столовых Центра. Когда-то Артур объяснил Ольге, что это слово обозначало целый класс заведений, а теперь "Ресторан" называется так только потому, что много лет назад никто не стал менять вывеску, оставшуюся еще с прежних времен, ведь когда-то в этом помещении находился настоящий ресторан, как в старых кинофильмах. "Ресторан", конечно же, больше похож на салун из ковбойских вестернов, чем на ресторан из других фильмов, но со временем его название стало мерилом качества и вошло в поговорку: "кормят, как в "Ресторане"". Немало этой популярности поспособствовал идеальный баланс между ценой и качеством: свиная отбивная стоит тут лишь немного дороже, чем если бы Ольга приготовила ее дома, но при этом значительно вкуснее. Все-таки, Рысь слишком много лет была разбойницей, свой дом у нее появился меньше года назад, куда ей угнаться в готовке за людьми, которые занимаются этим всю жизнь?

Ольга и Артур выложили кучку патронов за сочные, толстые отбивные, тушеные грибы и салат из свежих овощей, благо, тут отлично знают и их самих, и их вкусы, и устроились за столиком в темном углу. Обстановка — просто замечательная, из посетителей в этот час — только несколько очень уставших сталкеров и пара городских трудяг, мужчина и женщина, судя по лицам — инженеры или старшие мастера. То есть, простая публика, которая пришла, чтобы тихо и спокойно посидеть в тепле и поесть вкусной еды. Потом трудяги пойдут дальше на смену, а сталкеры завалятся в ночлежку, одна из которых специально для них расположена прямо через улицу, ну или еще в пару таких же ближе к площади.

В общем, отличное место и отличное время, чтобы спокойно пообедать вдвоем, не обращая внимания на весь остальной мир.

Впрочем, план удался только наполовину: аккурат посреди трапезы в зале появился новый посетитель и принялся рассматривать посетителей. Вначале он проявил интерес к паре трудяг, извинился, пробежался взглядом по сталкерам, затем, наконец, заметил Ольгу и двинулся прямо к ней и Пустыннику.

— Э-э... Прошу прощения...

Они уставились на неожиданного гостя: Ольга с нескрываемым неодобрением, Артур — со своим обычным непроницаемым выражением лица.

— Должно быть, ты — Пустынник? Хотя чего я спрашиваю, тебя трудно с кем-то спутать...

Новоприбывший чем-то напоминал тех двух трудяг: худое, умное лицо с высоким лбом и глубоко посаженными глазами, манера говорить — тихая и немного робкая. Вместе с тем, одет он как грамотный, опытный курьер или караванщик, только без автомата. Интересно, кто такой и чего ему надо? Впрочем, сам сейчас скажет.

— Да, это я, — ответил Артур.

— Меня зовут Степан. Найдется у тебя время обсудить очень стоящее дело?

— Садись да рассказывай.

Степан замялся, и Ольге показалось, что он старательно пытается подобрать слова. Через несколько секунд ему это удалось.

— Это как бы... очень секретное дело. Нам бы его обсудить... с минимально возможным количеством собеседников.

— Хренасе! — возмутилась Ольга.

— Прошу прощения. Это не от неуважения, а потому, что чем меньше людей знает, тем лучше, — попытался оправдаться Степан.

— Ну-ну, — процедила Ольга.

— Может, тебе стоит вообще никого из нас не посвящать в свои планы? — спокойно поинтересовался Артур. — Чем меньше людей знает — тем лучше.

— Уф-ф... Как знал, что буду неправильно понят... Слушай, Пустынник, я знаю, что вы двое работаете только вместе, но я даже не уверен, а согласишься ли ты вообще. Потому вначале мы — я и мои товарищи — хотим переговорить только с тобой лично. Вот если ты скажешь, что это возможно и что ты возьмешься...

— Мы не только работаем вместе, мы еще и решения принимаем вместе, — сказал Артур.

— Эх-х, не получилось у меня все с тактом изложить, — вздохнул Степан, — дипломатия посложней математики и механики... Что ж делать, рубану как есть, без обиняков, и заранее извиняюсь, что это покажется кому-то обидным. Мы хотим вначале обсудить дело в общих чертах только с тобой, Пустынник, потому что у тебя репутация человека, который держит слово и не растрезвонит на всю округу, если что не срастется. Если ты оценишь перспективы как стоящие — будет тема для детального разговора со всеми участниками. Если же нет — ну, тогда чем меньше народу знает — тем лучше.

— Степан, ты это серьезно? — снисходительно улыбнулась Рысь. — Если твое дело настолько сомнительное, что ты даже не уверен, заинтересуется ли Артур — нам вряд ли стоит прерывать ради него обед, которому ты и так уже помешал маленько.

Однако Степан внезапно не скуксился от такого ответа, в его голосе появились жесткие нотки.

— Прошу прощения, я не учел, что кое-кто за прошедший год основательно потерял чутье, и выражался слишком туманно. Дело, о котором речь — с потрясающими перспективами, захватывающими дух и воображение, а вот в чем я немного сомневаюсь — так это в осуществимости его. Потому обсуждать что-либо всерьез есть резон лишь после того, как Пустынник скажет, что это осуществимо. Надеюсь, так понятнее?

Рысь забарабанила пальцами по столу. Итак, Степан — не хлюпик и не дурачок, каковым казался. Он несколько смелее, чем выглядит, и подготовился чуть получше, чем никак, разузнав, кто такая Рысь. Правда, невелика заслуга, и так все судачат, что она — бывшая разбойница, на чужой роток не накинешь платок.

— Вот как? Ладно, допустим, и о какой примерно сумме идет речь? Давай, удиви нас.

— И удивлю, — спокойно ответил Степан. — Оценить можно то, что у кого-то уже есть. Или если хотя бы аналог есть. Но как оценивать то, чего абсолютно ни у кого в Запределье нет, но что обязательно абсолютно все себе захотят, как только оно появится у нас? Словом, Пустынник, мы остановились в ночлежке на углу, шестая комната. Если того, что я сказал, достаточно, чтобы потратить на нас немного времени — загляни на огонек. Только не тяни, потому как ты хоть и лучший из лучших — но, может быть, не единственный, кому задача по плечу. Приятного аппетита и прошу прощения за беспокойство.

— Спасибо, — спокойно ответил Артур и отправил в рот кусок отбивной.

Ольга провела Степана взглядом и посмотрела на Пустынника.

— И что скажешь?

— О чем?

— О его секретном деле.

— Как я могу что-то о нем сказать, если сам Степан ничего не сказал по существу?

Ольга мысленно обозвала себя дурой: это был действительно глупый вопрос, с учетом того, кому задан. И правда, а какого ответа она ждала? Артуру не свойственна человеческая меркантильность, его образ мышления неизменно рационален, а бессознательное стремление к познанию, именуемое любопытством, взято под четкий контроль сознания. Сверхчеловек как он есть, лишенный слабостей и недостатков, а потому немного предсказуемый.

А вот она, Ольга — просто обычный "хомо сапиенс", порой выглядящий откровенно жалко по сравнению с Артуром, но уж какая есть, такая есть.

И потому ее уже вовсю снедает примитивное животное любопытство, подстегиваемое обыденными меркантильными соображениями: раз Артур лишен тяги к накопительству материальных благ, значит, Ольге отдуваться за двоих.

— Наверное, тебе стоит пойти и узнать, — сказала она вслух.

— Ты думаешь?

— Ну хоть посмеемся, если там фигня какая-то.

— Ладно, — согласился Артур, всем своим видом показывая, что ему безразлично и он сделает это только ради Ольги.

Они пообедали, затем Пустынник пошел на встречу со Степаном, а Рысь — доделывать дела. Свой дикий мед пристроила — теперь надо купить пасечного. А еще — кое-каких продуктов, включая мясо: вечерком она попытается порадовать Артура и себя блюдом под названием "крученики", рецепт которого нашелся в одной старой книжке. Правда, в рецепте указаны спички, но спички старой эпохи куда меньше и тоньше современных, производимых почти вручную. Впрочем, фигня вопрос, тоненьких колышков, по длине и толщине соответствующих древним спичкам, она настрогала еще вчера.

— Ты собралась готовить "пальчики"? — спросил ее Артур, когда застал за этим занятием.

— Какие еще пальчики?! — выпучила глаза Ольга.

— Другое название — крученики.

Вот тут к ее выпученным глазам добавились уроненные ножик и челюсть.

— Как ты узнал?!!

— Перебрал в уме все варианты, для чего ты начала строгать щепки после чтения кулинарной книги, и альтернатив не нашел, — пожал плечами Артур, словно речь шла о совершенно плевой задачке.

— А-а-а, ты читал книгу...

— Нет. Просто Бах знал про это блюдо — единственное известное ему, в котором используется спичка.

Так что сюрприза не получится, ну и ладно. Зато будут коржики из гречневой муки с медом к мясу... Так, мед.

Ольга свернула в "медовый ряд". Работникам пасеки выдают часть пайка медом, который они вольны съесть или продать. С учетом того, что пасечники в большинстве своем люди семейные, мед для них не приоритетный продукт, у кого есть дети — тому нужнее мясо. Ну а Ольге нужен дешевый мед. Пасечники, конечно, условились держать единую цену на мед — но многие сами не продают, на рынке торгуют члены их семей, а уже они могут иногда чуть спустить цену, чтобы быстрее продать товар.

Ольга, конечно же, хорошо знает, кто спустит цену немного, а кто — нет. Этот нет — папка накажет. Эта вот мымра — тоже не спустит, больно жадная, а...

И тут она увидела новое лицо среди торговцев. То есть, лицо было ни черта не новое, а очень старое и морщинистое — но эту бабку Ольга видит первый раз в жизни. Спрашивать у нее смысла нет, только что сразу два человека отошли от прилавка, не купив, но... Пара слов ничего не стоит.

— Бабуль, почем мед? — спросила Рысь как можно более приветливым голосом, и, к своему удивлению, услыхала очень приятную цену.

В ней сразу же проснулось подозрительность бывалого хищника: почему двое предыдущих человек только что не купили, цена же очень низкая? Может, мед некачественный... Хотя стоп, они ведь даже не пробовали.

Недоумение Ольги развеяла сама бабка:

— Но это если все сразу заберешь, доченька, уступаю, потому как тяжко мне на рынке торчать, кости старые от холода ломит...

"Все сразу" — это всего лишь две банки. То есть, на самом деле не всякий посетитель "медового ряда" может позволить себе купить сразу две банки: мед удовольствие недешевое. Но вот как раз Ольга, которая ест мед вместе с Артуром каждый день — может, и даже немножко сэкономит.

Бабка не стала жадничать и дала на пробу на кончике ложечки — мед оказался вполне хорош даже для разборчивой Ольги, так что патроны и мед обменялись владельцами, и обе стороны, довольные совершенной сделкой, пошли по домам.

Дом, милый дом! От одной мысли о том, что она идет домой, у Рыси повысилось настроение. Кто никогда не лишался своего дома и не оказывался на большой дороге в рваной куртке с одним лишь автоматом — тот не поймет, ибо правду сказал один древний мудрец: все познается в сравнении. Чтобы понять, насколько ценно иметь свой дом и жить по-человечески, нужно хотя бы разок в жизни побыть бездомным зверем. После семи лет волчьей жизни Ольга понимает это, как никто другой.

Она свернула на свою улицу — вон впереди приземистое одноэтажное здание, ранее пустовавшее, еще ранее — бывшее складом, а в прошлую эпоху там была фотостудия. Им с Артуром стоило кое-каких затрат нанять бригаду, которая капитально замуровала часть окон, а часть снабдила шестислойными стеклами, провела новую проводку и установила на крыше сразу два ветрогенератора. Дело того стоило: теперь это одно из самых комфортных жилищ на свете.

Ольга отперла дверь, вошла и машинально наклонилась к тумбочке, но потом вспомнила, что Артур уже давно убедил ее прекратить ставить в прихожей растяжку. Эх-х, инерция волчьего мышления, и что ты с ней делать будешь?

Так, мед есть, мясо есть, специи есть — все есть, чтобы организовать вечерние посиделки с вкусняшками. Только вначале чайку с медом попить — и можно приниматься за дело.

* * *

Стук в дверь, скрип петель.

Три человека, сидящие над картой, повернули головы в сторону вошедшего.

— Приветствую, — сказал Пустынник.

— Пришел-таки, — ухмыльнулся Степан. — Присаживайся, что ли... Это Андрей и Валюха, друзья мои.

Пустынник сел на предложенный стул и выжидающе уставился на Степана. Да, обычно люди не любят, когда он так делает — ну, пусть быстрее излагает свое дело.

— Я весь внимание. Куда идти и зачем?

Степан постучал пальцем по карте.

— Надо довести нас вот сюда. Прямо отсюда — четыреста километров, но он ближайшего к цели поселения — всего двести.

Пустынник принялся рассматривать карту.

— Никогда там не был, но вот тут, если не ошибаюсь, было когда-то укрепленное место... Оно давно покинуто и обчищено под ноль. И места, говорят, были очень опасными.

— Да, все верно, — кивнул Степан, — но на самом деле этот поселок был не вот прямо тут, а в тридцати километрах в стороне, вот здесь. Да, в целом твои сведения соответствуют тому, как там дела обстояли пятьдесят лет назад. Но прямо сейчас места условно безопасные. Там нет никого и ничего — ни людей, ни торговых путей, потому что между целью и Пределом попросту ничего нет. Это место на краю Запределья, можно сказать. Туда могут забрести волкари или алчущий, но разбойникам там делать нечего, туда даже сталкеры не ходят, потому что во время Трех Несчастий там находилось сильное военное подразделение, которое длительный промежуток времени удерживало периметр... Ну как длительный — месяц, тогда, когда обиваться от "химеры" приходилось без передышки, это было ой как много, и те парни спасли очень много жизней... мою прабабку в том числе. Но за то время они подчистую выгребли все, что было ценного в обоих деревнях — под их защитой были тысячи людей, и все они нуждались в еде и лекарствах... Короче, там все в ноль вычистили, как ты и сказал, причем в самом начале. Больше там ничего никогда не было, ближайшее селение было в пятидесяти километрах к северу, и оно давно покинуто. Еще километров пятьдесят — поселение, в котором я родился. Оно тоже покинуто, жители перебрались в то, от которого двести километров. Я там вырос. А в целом у нашей цели нет практически ничего — ни поселений, ни мест добычи, ни сопутствующих опасностей. Пустошь да руины.

— И зачем нам туда переться? Что там интересного?

Степан выдержал театральную паузу для пущего эффекта и сказал:

— Электрический снегоход.

— Хм... Никогда о таких не слышал.

— На момент трех несчастий он существовал в виде одного-единственного прототипа.

— Откуда ты знаешь, что он там?

Степан вздохнул:

— Мой прапрадед имел какое-то отношение к его постройке. Когда начался весь этот кошмар, он на нем рванул подальше. Моя прабабка была девочкой в то время... В общем, прапрадед не доехал до точки сбора, эти самые тридцать километров, потому что снегоход сломался, но загнал его в пустой гараж, дальше пошел пешком, неся прабабку на руках, и к утру сумел выйти к военным. Ну а снегоход остался там. Судя по старой карте — это поселок примерно на тысячу домов, а гаражей — намного меньше, плюс я примерно знаю, в какой части города, по рассказам прабабушки. Долго искать не придется, потому что и снега там меньше, даже не достает до крыш одноэтажных строений, так что раскопки по минимуму.

— Допустим, мы его нашли. Дальше что?

— Как это что?! Починим и уедем! И у нас будет транспорт, ездящий быстрее саней, да к тому же с кабиной, электрообогревом и бесконечной дальностью хода!

— Ты это серьезно? — спросил Пустынник. — Ты действительно думаешь, что сможешь починить транспортное средство, которое простояло сломанное и без присмотра почти девяносто лет? Будь это так просто, мы бы не пользовались санями. Вездеход, на котором я ездил за Предел, и то строили несколько лет силами многих специалистов Университета, а тут...

Степана такой ответ не обескуражил.

— А я тебе объясню, почему все так. Мы не чиним старую технику не потому, что не можем, а потому, что у нас нет топлива. Твой вездеход — я прекрасно знаю, что и как. И его на самом деле не строили, а переоборудовали, чтобы он мог работать на самодельном топливе — пришлось переделать двигатель, а это задача в наших условиях титанически сложная. Пойми, я — не сталкер, как ты мог подумать. Я инженер-электрик. Андрей — механик, Валюха — мастер на все руки. Я знаю, как снегоход устроен, потому что нашел зарисовки прапрадеда, он собирался вернуться и починить, но не сложилось: начался исход, и во время него прапрадед погиб, не добравшись до того поселка, где родился я... Снегоход многократно проще транспорта с двигателем внутреннего сгорания. Там у движка, по сути, всего две детали, одна крутится внутри неподвижной другой. У нас с собой ветрогенератор — в крайнем случае мы его установим, если двигатель совсем уж не удастся починить.

— Генератор вместо двигателя? — переспросил Пустынник.

— А это одно и то же, — вставил Андрей. — Когда ты подаешь электродвигателю ток — он вырабатывает механическую энергию путем вращения якоря — ну, внутренней детали. А если крутишь якорь, например, ветром — вырабатывает электричество. В этом вся суть: когда у тебя садится батарея, ты переключаешь вал с ведущего колеса на ветряк — его мы сами установим — и спокойно спишь в кабине, пока у тебя заряжается аккумулятор. Неограниченная дальность хода, понимаешь? И скорость — побольше, чем у саней. Может, даже раза в два.

Пустынник откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

— Допустим, в теории все звучит складно. Но я вот просто не представляю себе, чтобы какая-то техника простояла девяносто лет и не пришла в полную негодность. Если на то пошло, то он сломался даже без девяноста лет простоя.

— Механическая поломка, — покачал головой Степан. — Ступица ведущей лыжи накрылась. Решается сваркой за пару часов, но у прапрадеда не было ни сварки, ни времени. Пустынник, пойми одно: я не говорил, что мы придем, сядем и поедем, будь это так, мы бы обошлись и без тебя. Мы с собой везем полтонны оборудования, инструментов, частей, материалов — считай что мастерскую целую, хоть и маленькую. У нас одни сани и однорог. Мы починим снегоход в разумный срок — может быть, неделя, может, две. Умножаем вдвое на всякие непредвиденные обстоятельства — месяц. Но припасов у нас — если на пятерых, то только до места, и все, сани загружены до того предела, который бык потащит без риска околеть, даже вознице уже нет места, придется вести под уздцы. Нам надо как-то выжить недели две на месте. В принципе, это не самая сложная задача — там все-таки кое-что осталось, потому что второе поселение выносили по принципу подъехать на грузовике, если тихо — схватить что лежит с краю, из магазина или склада вынести — и быстро умотать обратно, пока не приперлись алчущие. В теории, мы бы могли управиться сами с этой задачей — но у нас не будет на это времени. Нужен дополнительный человек, а лучше как раз два. Ты обеспечишь нам прокорм, твоя жена будет стеречь быка, он прокорм себе сам умеет искать под снегом, но надо, чтоб не схарчили. В совсем уж крайнем случае вы на санях сможете по округе помотаться, поискать харч. И тогда мы починим вездеход и обратно вернемся с комфортом, как короли в карете.

— Предположим. Дальше что? Первый вопрос, который задала бы тебе моя жена в самом начале разговора — "что мы с этого получим?".

— Ну, вот тут все одновременно и сложно, и заманчиво. Мы вложили в это предприятие все, что у нас было — упряжка с быком, снаряжение, оборудование обошлись нам во все сбережения — так что нанять вас мы не можем. А потому предлагаем долю.

— И сколько эта доля потянет? За сколько вы собираетесь его продать — и главное, а вы уверены, что его кто-то купит?

Степан ухмыльнулся:

— А нам не обязательно его продавать. Вникни в тонкий нюанс: мы говорим о транспортном средстве, которое ездит намного быстрее саней. Километров сто в час выдавал — прабабушка говорила, что во время езды стрелка в районе цифры "сто" была. Это с четырьмя людьми в кабине — прапрадед подобрал по пути молодую пару и тем самым спас их, а они потом забрали к себе прабабушку, когда его не стало... То бишь, после обработки временем и нашего ремонта его характеристики могут сильно упасть, а если движок совсем в хлам, то двигатель от генератора потянет максимум двадцатку... Но восстановить его полностью — вопрос только времени, и мы с этим справимся. И, в общем, вот у нас есть автономный, быстрый и, что очень важно, комфортный транспорт. Поездка на почтовом караване — испытание не для слабых, а с торговцами — медленно. Соответственно, мы можем возить экстренные грузы — например, лекарства. Почту, естественно. Снарядить почтовый караван — это дорого, сам понимаешь. Мы не сможем привезти такие грузы, как транспортники и торговцы возят, но что помельче — легко и с доплатой за скорость. Это предприятие — золотое дно. И, собственно, тут нам еще раз нужен ты. Такое дело, что мы — это как бы мы, мы никто. У нас спокойно можно отобрать снегоход. Допустим, вот заходят щас уроды из охранки, зачитывают бумагу — мол, руководство Метрополии приняло решение изъять снегоход. И что мы сделаем? Ничего. А ты... с тобой даже не то что побоятся связываться — снегоход не стоит ссоры с тобой, особенно если снегоход и так будет у тебя, а ты на Метрополию работаешь, и шишка немаловажная. Получается, что снегоход и так у Метрополии, все счастливы. Опять же, простой рейд, в который ты с женой ходишь иногда по заказу "дальней", превратится в поездку. Комфортную поездку. Ну а мы наконец-то заполучим хорошо оплачиваемую работу и не на износ, потому что тебе понадобится механик с собой в поездке и по возвращении — обслуживание и профилактику снегохода. Все счастливы, нет? Бездонный источник патронов и прочих благ.

Пустынник несколько секунд сидел молча, а затем медленно покачал головой.

— Боюсь, все не так радужно, верней, совсем плохо. В твои планы закралась критическая ошибка, даже не ошибка, а... упущение.

— Какая? — мрачно спросил Степан, а его товарищи вполголоса ругнулись.

— Ты все учел по своей специальности, но упустил вещи, очевидные для людей иных профессий. Ты никогда не думал, почему почту возят караваном, а не отдельной упряжкой?

— Ну так грузы же дополнительные, посылки, передачи, охрана...

— Это сопутствующие последствия. Главный груз любого каравана — сами караванщики. Если караван попадает в передрягу и теряет часть упряжек — ну там, бандиты убили в перестрелке — с остальных сбрасывают все лишнее и караванщики выбираются на тех санях, что остались. Если ты поехал на одной упряжке и бык погиб посреди пути — ты, скорей всего, тоже покойник, если не умеешь выживать в пустошах, и даже если умеешь — не факт что выберешься. В снегоходе была польза в старую эпоху, когда были средства связи вроде спутникового телефона, по которому застрявший водитель мог вызвать помощь, и вертолеты, способные эту самую помощь оказать, и при этом не было разбойников. Если ты попадешь в засаду на снегоходе и он будет выведен из строя — все, ты свое отъездил. Если бы таких было несколько — можно было бы организовать из них караван. Но он один, да еще и прототип.

— Ты тоже не учитываешь один момент, — не сдавался Степан. — Имея козырь в виде высокой скорости и способности идти по любому снегу с одинаковой скоростью, ты не зависишь от проложенных путей и волен идти к цели произвольным маршрутом, вдали от проторенных дорог и разбойничьих засад на этих дорогах, понимаешь? Ты не можешь попасть в засаду там, где на десятки и сотни километров никого живого нет.

— Верно, но и тут есть проблема. Идя по самым пустынным местам, ты подвергаешься ничуть не меньшей опасности со стороны техники. Твоему прапрадеду и прабабке безумно повезло, что снегоход сломался в тридцати километрах от цели и они добрались к рассвету. Тогда, в начале, мутанты еще не видели ночью. Если бы пройти нужно было бы не тридцать километров, а сорок — рассвет застал бы твоего прапрадеда вдали от периметра военных, ждать алчущих ему бы долго не пришлось, и ты сейчас тут бы не сидел. Караваны ходят в таких местах, где в случае беды есть хоть какие-то шансы спастись. Города и поселки — это не только прибежища разбойников и людоедов, но и укрытие для терпящего бедствие караванщика. Если снегоход сломается посреди бескрайнего белого поля — тут и я могу не выжить, о тебе и говорить нечего. Ты сможешь взять с собой столько всего инструмента и материалов, чтобы осуществить ремонт в пустоши? Думаю, что нет.

— Да господи... Пустынник, а как ты с такой-то логикой в Москву аж ходил, я не пойму! Вот идешь ты такой, споткнулся, упал, сломал ногу — и все, поминай, как звали. Это ведь с каждым может случиться, а не только со снегоходом.

— Верно, — кивнул Пустынник, — как раз поэтому, идя в рейд, я прокладываю маршрут таким образом, чтобы даже при серьезной проблеме поблизости всегда было что-то, что поможет выжить и куда можно добраться хотя бы ползком. Да, кстати... Мало кто знает, но я в рейды хожу с телескопической тростью, которую можно использовать как костыль, пику и еще кучей способов.

— Ох, блин... Ну и такой весь предусмотрительный ты боишься поломки снегохода? Лады, сломался. Лады, засада. Но ты же и так ходишь пешком и попадаешь в засады!

— Когда я иду в рейд или из рейда — при мне только оружие и патроны, пусть и дорогие очень, но за них еще надо повоевать со мной. Желающих мало. Когда у тебя появится снегоход... Признаться, ты прав, он дает очень большие преимущества тем же разбойникам, пусть только до одной поломки, но все же. И потому за тобой будут охотиться целенаправленно. Опять же, вездеход сломался где-то в пустоши, ну выбрались мы — и с чем мы остаемся? Ни с чем. Снова за ним экспедицию организовывать? Это сейчас он стоит в гараже, в темноте и тишине, где можно обустроить жилье и мастерскую. А как ты будешь обустраивать мастерскую посреди поля? Вездеход сломался, еще пока был новым — сломается снова. Прототипы ненадежны, к сожалению.

— Ну так то да, но...

— Советую хорошо обдумать мои слова: не факт, что риск стоит того. В общем, мы пас. — С этими словами Пустынник встал и пошел к двери.

— Есть один маленький нюанс, дружище, — сказал ему вдогонку Степан, и теперь его голос прозвучал угрожающе. — Понимаешь, нет никакого вездехода. Я его выдумал.

Пустынник остановился и обернулся.

— И зачем тебе понадобилось так долго морочить мне голову? — спокойно спросил он.

— Потому что нам все-таки нужна твоя помощь в кое-каком деле, но мы знаем, что ты добром бы не согласился. Пока мы тут беседовали, мои люди уже похитили твою жену и вывезли за пределы города. И теперь тебе придется немножко на нас поработать, смекаешь?

— Это вряд ли, — все так же спокойно ответил Пустынник

В его руке невесть откуда появился пистолет с глушителем, и последним, что увидел в своей жизни Степан, была бездонная чернота дула.

* * *

Служба в охранке — обычно скучная, но далеко не всегда.

Ковалевский, сидя в своем кабинете, преспокойно наворачивал казенные бобы с тушенкой, закусывая принесенным из дому свежим огурцом. Вообще-то он всю жизнь исповедует принцип "из дому — ни крошки", но есть одно "но". Казенные пайки, выдаваемые для служебного питания, учитывают калории и вкусовые качества — никто в здравом уме не рискнет кормить свою охрану плохо или невкусно, а в Ратуше сидят не дураки — но вот про витамины никто не подумал. Да, в общем-то, никто и не должен был: Ковалевский и его подчиненные получают и пайки, и завидное довольствие, так что о такой малости, как огурец к тушенке, ну или кому что по вкусу, вполне могут сами позаботиться.

Руслан, работая челюстями, привычно поглядывал в окно, и тут его внимание привлекла группа из трех человек, выносящих из города носилки с четвертым. Хм... Носилки? Из города — наружу?! Если снаружи в город — еще понятно, бывало пару раз, но наоборот?

Он протянул руку к телефону.

— Василий, а кого это там на носилках вынесли только что, ты не в курсе?

— Да бабульку ту...

— Какую — ту?

— Дней шесть назад — да, точно, шесть — ее привезли в город. Я как раз был на выдаче пропусков.

— Так а что за бабулька?

— Ну бабулька и есть. Не местная. Привезли внуки в нашу больницу на операцию, видать, стоящая женщина, раз ради нее так заморочились и даже сумели довезти.

— Что-то быстро повезли обратно...

На том конце провода Василий флегматично хмыкнул.

— Ну, либо померла, либо патроны кончились, либо там и было не бог весть что серьезное и наш светоч легко справился. И правда, тяжелобольную санями с чертовых куличек не довезешь.

Руслан быстро выбросил бабульку из головы: его ждет очередная проверка, надо прикинуть, все ли везде образцово... да, и заставить парней вынести из пустой каптерки весь хлам и мусор. Потому что если с проверкой придет майор — проблем не будет, а вот если та очкастая курва, которая года два назад пыталась Руслана клеить... Ну, она не преминет отыграться за то, что Ковалевский ее отшил, и будет доколупываться до всего, до чего сможет.

Неторопливо доев и бросив пустую банку в мусорное ведро, Руслан тяжело вздохнул: жизнь такая штука, вредная. Чтобы случилось что-то хорошее — мало этому хорошему просто произойти, надо, чтобы произошло вовремя, а если хорошее случается не вовремя — то это уже не хорошее, а порой и откровенно плохое. Еще лет пять назад он бы эту очкастую стерву трахнул за милую душу: она, конечно, тощая и без бюста, но не страшная. И все были бы счастливы. Но два года назад Руслан уже был женат, и лишние проблемы в семье ему не нужны. То есть, он, конечно, не святой и один раз жене изменил, но там-то было ради чего рискнуть: шикарный бюст, приятное лицо, фигура — как в древних журналах... К тому же девчонка была не местная и вскоре уехала, оставив после себя исключительно приятные воспоминания. А стерва из Ратуши — та еще змея, вполне могла бы и пакостью "отблагодарить". Не из вредности, а просто чтобы развалить Руслану семью и сделать его "незанятым".

И в тот момент, когда Ковалевский, задумчиво глядя в окно, задался философским вопросом о том, отчего одни женщины — как чудо, а другие — как чума, через КПП поспешно, почти бегом пронеслась знакомая фигура. То есть, фигура как фигура, высоких сталкеров много, но "винторезы" далеко не у всех. Интересно, куда это Пустынник так резво поскакал, да еще и без Рыси?

Потом Руслан выбросил из головы и Пустынника, но в тишине просидел недолго: зазвонил телефон.

— У нас "чэпэ", шеф, — сообщил старший охранник из "постоялого двора". — Только что Пустынник угнал чужие сани вместе с ямщиком.

— В каком смысле — угнал?!

— В прямом же. Свидетели говорят — видели направленный на жертву пистолет...

— Якорь тебе в бухту, еще и жертвы есть?!

— Ну, ямщик, в смысле. Похищенный который.

— Тваюжмать... Ладно, народ там успокой, порядок наведи, я сейчас позвоню в "дальнюю" и попытаюсь выяснить, что к чему, может, они знают...

Но выяснил он только то, что перед угоном саней Пустынник совершил тройное убийство.

Кажется, очень скоро настанет то еще веселье, и теперь у Руслана остается лишь одно слабое утешение: все в порядке с интуицией, не ошиблась.

Он знал, что когда-нибудь все вот именно так и повернется.

* * *

Ольга с трудом разлепила глаза и несколько раз моргнула, пытаясь побороть сильное головокружение. Полутемная комната, низкий потрескавшийся потолок, облезлые стены — что за наваждение?

Следом пришло понимание: она не дома и не помнит, как оказалась тут, в этой комнате. Хреновый признак: она ведь не пьет, значит, попасть сюда добровольно не могла. Так, вроде бы в ботинке на такие случаи припасен ножичек...

— Оля?

— Артур?! — пробормотала Рысь непослушными губами. — Где это мы?!

— Недалеко от города... Как ты себя чувствуешь?

— Со мной что-то нехорошо... Мутит. Голова тяжелая.

— Это пройдет, могло быть и хуже. Тебя чем-то подпоили и вывезли из города.

Артур сел на край ветхой кровати, нежно взял ее за руку и принялся считать пульс.

— Пятьдесят пять... маловато. Что последнее ты помнишь?

Ольга закрыла глаза. Мед... Дом... Чай... Крученики... Или нет? Она не помнит, как делала крученики, только собиралась... Чай... Чай как чай... с медом...

В голове щелкнуло, части головоломки образовали четкую картинку. Мед. Старая сука, продавшая ей две банки по очень низкой цене — и двое покупателей, которые отошли от старухи, не купив мед. Потому что им она сказала завышенную цену.

— Старая сука, — простонала Ольга, — она продала мне мед задешево... В него что-то было подмешано... Знала, что я часто хожу на рынок за медом... Ждала меня специально... Только зачем? Кто? Чья она сообщница?

— Это тот, что назвался Степаном, — спокойно сказал Артур. — Он долго морочил мне голову, а потом признался, что это был повод выманить меня на разговор. Тем временем его сообщники похитили тебя. Сложный план, что и говорить. Запросто мог и не удаться.

— Вот ублюдок... Ну ничего, доберусь я до него...

— Маловероятно, — возразил Артур, — даже если загробная жизнь есть, тебе придется еще как-то попасть с ним в один котел.

— Блин... Ты поспешил. Надо было узнать, зачем...

— Он сам сказал. Хотел, чтобы я на него поработал, но знал, что добром я не соглашусь, конец цитаты.

— А что было дальше?

— Тебя вывезли из города. Я погнался следом.

— А где похитители?

— Сложил на улице за домом.

— Понятно...

— Все хорошо. Спи дальше, я с тобой.

Ольга послушно закрыла глаза и успела почувствовать, как Артур подоткнул край плаща, которым она была укрыта.

* * *

— Мы на месте, — сообщил возница.

Ковалевский тяжело вздохнул, постаравшись, чтобы это не было заметно, и махнул рукой:

— Выгружаемся, парни. Серго и Супчик остаются здесь и стерегут транспорт, остальные за мной.

Итак, вот тебе вводная, капитан Ковалевский: где-то в этих руинах сидит Пустынник со своим "винторезом", будь так любезен найти и доставить в город. Времени до сумерек — часа четыре, а если с учетом на обратный путь, то у Ковалевского и его парней всего два часа на операцию. Температура — минус пятнадцать, но будет снижаться. Еще стоит учесть, что тут где-то четыре тысячи домов, в которых может сидеть что угодно помимо Пустынника, а у Руслана всего тридцать человек.

Пока все напяливали разгрузки и проверяли экипировку, Стас подошел к командиру и негромко сказал:

— Шеф, как думаешь, зачем Пустынник сюда приехал?

Руслан задумчиво взглянул на сержанта:

— Намекаешь, что он не прятаться здесь решил?

— Прятаться в тридцати километрах от города — ну такая себе затея. Смотри, Пустынник приезжает сюда, явно торопясь, а затем отпускает заложника и все. Если бы он хотел драпануть — надо было бы драпать и драпать, а он взял да отпустил транспорт. Есть идеи, почему он порешил тех троих?

Ковалевский хмыкнул:

— Не-а. Эти трое — приезжие. Приехали буквально накануне, устроились в ночлежке, а сегодня к ним пришел Пустынник и перестрелял. И думай, что хочешь.

— Вот по всему выходит, что они с Пустынником были знакомы ранее и он с ними имел свои счета. Ты не можешь просто зайти в ночлежку и поубивать случайных обитателей определенной комнаты, даже если ты псих. Потому что либо тебе пофигу и ты валишь всех подряд, либо ты заранее знал, куда придешь и кого валить будешь.

— Ну это уже забота Следака, а наше дело простое — доставить Пустынника в город.

На самом деле, Ковалевский на этот счет имеет свои соображения: ему лично Пустынник не уперся. Но вот сказать "господа, вы его в город пригласили, вот сами за ним и дуйте" он не может, пайки и довольствие надо отрабатывать, служба есть служба.

Ситуация напоминала Руслану капкан — куда ни кинь, всюду клин. Он бы взял с собой не тридцать человек, а триста, но... триста человек на одного? Возникнут логичные вопросы и, что хуже, сразу найдутся люди, которые эти самые логичные вопросы не будут задавать лично Ковалевскому, а сами же дадут на них свои ответы. Руслан вот буквально видит и слышит, как очкастая стерва вроде бы невзначай роняет, что если командир охранки не может притащить в город одного подозреваемого — зачем он такой нужен? Да, будут закидоны о профнепригодности капитана, на чужой роток не накинешь платок, а на предложение показать, как надо брать "бешеную мясорубку с автоприцелом" тридцатью людьми, последует ответ "не моя работа". Увы, нельзя стать мало-мальски авторитетным человеком, занять высокий пост с хорошим довольствием и при этом не нажить врагов или завистников.

Так что у Ковалевского расчет простой: в его распоряжении временное окно в два часа. Если не найдет — придется возвращаться ни с чем, потому что он так спешил, что вот просто парней свистнул, в сани прыгнул и погнал, и возможности обустраивать ночевку в руинах у него нет, ибо подготовки нет. Ну что поделать, старался, но не нашел, город большой, четыре тысячи домов, из которых несколько десятков больших многоэтажек, за два часа не обыщешь. А что на следующий день Пустынник может быть уже далеко — не его, капитана Ковалевского вина.

Не Руслан притащил в город этого психопата, потому вины за содеянное им не чувствует. Напротив, позднее он не раз будет поучительно говорить "а помните, я предупреждал насчет Пустынника, а вы не верили", и Наумов сотоварищи будут молча утираться, не имея, что возразить.

Но это будет потом. А пока надо добросовестно Пустынника поискать. Найдется или нет — уже другой разговор, и скорее, что нет, потому как Ковалевский, заботясь о вверенных ему подчиненных, не позволит разделять отряд из опасения наткнуться на волкарей, бандитов или людоедов. То есть, он-то знает, что тут этого ничего нет, потому как Седой в эти руины уже две ходки сделал и не заметил никакой опасности. Но чудилам в Ратуше Руслан этого, ясен пень, не скажет.

Кстати, о Седом. Жаль, но он будто назло ушел в рейд аккурат этим утром, уж у него нашелся бы для Руслана дельный совет...

— Михай, — сказал он, — глянь следы. Пустынник, если его заложник ничего не напутал, тоже доехал вот до этого места.

— А что тут смотреть, вон место, где развернулись сани. А вот цепочка отпечатков. Я не знаю, какая обувь у Пустынника, но это, возможно, он... Э, шеф, смотри! Здесь дальше еще следы саней и быка, ведут в город.

— Хм... Кто бы это мог быть?

— Не знаю, но человеческие следы идут как раз по этим.

Руслан уже проклял себя за глупость: где, черт возьми, была его голова? Стоило бы сказать вознице что-то типа "давай тут в обход, подойди к городу чуть в стороне, а то вдруг там ждут" — и все, и не нашел бы он никаких следов. А тут еще и ляпнул... И вот следы Пустынника — а они с определенной вероятностью могут привести прямо к нему. С другой стороны... Да какого черта, в самом деле?! Он, капитан Ковалевский — страж порядка в Центре, самом крупном, развитом и безопасном городе Запределья, а не хвост собачий. Что будет, если позволить кому угодно творить в оплоте цивилизации всякую дичь?! Центр перестанет быть самым безопасным городом. И хрен с Наумовым, с "дальней", с Ратушей, с очкастой стервой — но за спиной Ковалевского его собственный дом и семья, сестра, племянник, знакомые, друзья... А также вся та куча народу, которая общими усилиями сделала Центр тем, чем он является. У него нет вменяемого способа провести рейд на "тихой волне", потому что следы — вот они. И, по правде, Руслан уже не очень-то и хочет вернуться ни с чем. Да, встреча с Пустынником не предвещает добра, но в нем уже проснулся инстинкт далеких предков, требующих любой ценой защищать свою территорию и свое стадо. В конце концов, чуть менее далеким предкам Ковалевского, бросавшимся с гранатами под гремящие и лязгающие чудовищные машины с крестами на броне, и то круче приходилось.

А тут — всего лишь Пустынник. И даже еще не факт, что встреча немедленно превратится в перестрелку.

Отряд, изготовившись к бою, двинулся по следу.

Ковалевский бывал в таких местах по долгу службы не раз и не два, но так и не привык. Пустые глазницы окон да заунывный вой ветра, как сказал бы поэт — та еще атмосфера. В былые времена имелась у художников мода на жанр "vanitas" — когда рисовали вместо натюрморта черепа, ржавые щиты, червей и паутину. Дескать, помни о смерти, все земное преходяще... Жалкие потуги, на самом деле, особенно с точки зрения того, кто собственными глазами видал покинутые, мертвые города, в которых можно найти не только относительно новые останки сталкеров, но и тела их прежних жителей, навеки сохраненные вечной мерзлотой. Картинка с черепом, говорите? Как дети, честное слово.

След саней, быка и нескольких человек, явно сошедших с саней и лавирующих между крышами автомобилей, торчащими из слежавшегося почти до плотности асфальта снега, провел отряд по длинной улице, вывел на площадь и завернул за угол.

Ковалевский подал знак "стоп" и неторопливо осмотрелся. Площадь — открытое место, вышел — и ты как на ладони. Улица, простреливаемая по всей длине, тоже не самое благоприятное поле боя, но при простреле вдоль группа может укрыться за углами домов, а при обстреле сверху стрелок должен высунуться из окна либо же отряд укроется под стенами домов на той же стороне, что и стрелок. А вот на площади укрыться толком негде, да еще и сама она в поперечнике метров триста, маленькая. То бишь, стрелок с винторезом достанет их откуда угодно и где угодно.

Ладно, идти-то дальше надо... Руслан осторожно выглянул из-за угла и ничего особенного не заметил. Следы идут вдоль стены дома — а это очень сужает область поиска, потому что если бы цель путников с санями была в другом конце города — они пошли бы напрямик через площадь. А раз свернули налево — то, стало быть, держат путь в ту часть города.

Руслан махнул рукой и двинулся дальше по следу. След пару раз обогнул наполовину ушедшие в снег автобус и грузовик — верней, до половины засыпанные — и устремился к небольшой улочке.

И когда он уже почти дошел до угла, то совсем близко от себя услышал спокойный, бесстрастный голос.

— Дальше хода нет, капитан.

— Пустынник, ты, что ли?

— Он самый. Риторический вопрос: чего надо?

Ковалевский быстро оценил ситуацию. Пустынник находится прямо за углом, и, поскольку его голос доносится как бы немного сверху, скорей всего, сидит на балконе второго или третьего этажа и потому имеет колоссальное позиционное преимущество. В случае штурма в лоб ему даже не нужно стрелять, он просто уронит с балкона пару гранат, если они у него есть, и спрячется внутри здания.

С другой стороны, Пустынник не настроен сразу устраивать перестрелку.

— Встречный вопрос: что это ты в городе наворотил?

— Оказал услугу тебе и всему человечеству, прикончив трех бандитов, если ты об этом.

— Вот тут два момента, Пустынник. Во-первых, откуда ты знаешь, что это бандиты? Во-вторых, так это не делается. Ты не можешь вот просто взять и порешить кого-то на основании своих догадок, это тебе не пустошь!

— Ты прав, на основании догадок — не могу. А вот в порядке самозащиты — запросто.

— О какой самозащите речь, если никто из них даже оружие не вытащил?!

— Объяснять долго, и у меня нет уверенности в том, что ты приехал за объяснениями.

— Тут ты прав. У меня приказ доставить тебя в город.

— Не могу помешать тебе попытаться, но это автоматически переводит тебя в разряд врагов.

Ковалевский почувствовал возмущение.

— Ты вообще в адеквате?! Я, между прочим, представитель законной власти города!

— Я не чувствую за собой никакой вины, а потому любое применение силы по отношению ко мне рассматриваю как враждебное нападение, это во-первых. Во-вторых, закон, как говорили в древнем Риме, есть коллективный договор граждан. Я не заключал ни с кем никаких договоров, отменяющих мое безусловное право на самозащиту по факту возникновения такой необходимости.

— А право на самозащиту никто и не оспаривает, — ответил Ковалевский, — вопрос лишь в том, а действительно ли была такая необходимость. Если ее не было — то это убийство. Объяснять, как именно люди, не имеющие оружия в руках, угрожали твоей жизни, ты не хочешь, и я не уверен, а есть ли у тебя это объяснение. Это первое. И второе, ты согласился исполнять наши законы в тот момент, когда вошел в город. У тебя в городе нет права стрелять по своему желанию, если только ты не подвергся прямому нападению, и факт применения оружия обязывает тебя давать объяснения. Во всех остальных случаях ты обязан обратиться к службе охраны, службе внутренней безопасности или в следственный комитет. Когда ты шагнул в город — ты обязался следовать его законам и подчиняться его представителям.

— Мне этого никто не сказал. Меня просто пригласили приехать — я приехал. Никаких дополнительных условий мне никто не ставил. Оказавшись в опасной ситуации, я действовал так, как вынужден был действовать, и не считаю, что должен что-то кому-то объяснять. Более того, когда ты приглашаешь гостя — на тебе лежит обязанность обеспечить его безопасность в твоих владениях. Если ты с этим не справился — вина твоя, не гостя.

— Звучит логично и даже в чем-то справедливо. Но одно дело — как оно звучит, и другое — как все было на самом деле. Расследование ведет Следак, не я. Соответственно, всю эту ситуацию, в которую ты попал, ты должен изложить ему.

— Тогда почему ты приехал без него? И просто между прочим: я никому ничего не должен. Приехал бы Следак — не вопрос, я бы рассказал ему, как все было, мне скрывать нечего.

— То есть, Следак должен сам ездить к каждому подозреваемому?! Ты понимаешь, как нелепо это звучит?

— Проблема Следака, не моя. И я не считаю себя подозреваемым. С моей точки зрения все ясно, понятно, логично и справедливо.

— А нам не понятно и не очевидно, а объяснять ты не хочешь.

— Ваша проблема, не моя. Капитан, давай я объясню тебе прямо то, что не дошло до тебя иносказательно. Я следую своим правилам и принципам, мне дела нет до ваших законов. Понимаешь, это не я к вам приехал. Это вы меня пригласили. Если бы я приехал в город — логично, что это подразумевает согласие с его правилами. Но если ты приглашаешь меня — то ты соглашаешься уважать мои правила, мои принципы и мои свободы. Город пытается поставить себя выше меня и навязать мне свои правила — это не пройдет. Ты пытаешься говорить со мной с позиции силы — это тоже не пройдет. Мы — в пустошах, здесь не работают никакие законы, кроме законов природы. Есть неписаное правило: в пустоши можно только просить, требовать — нельзя. Ты приперся сюда с толпой вооруженных людей по мою душу — это уже само по себе дает мне полное моральное право стрелять безо всяких разговоров. Словом, дело такое: я не настроен на конфликт с кем-либо, тем более вооруженный, поэтому, если ты хочешь разрешить его мирно — убирайся восвояси. Пускай приезжает Наумов или Следак — с ними и будем разбираться.

Хм... Интересный поворот, вот только говорит ли Пустынник правду?

— Но мы уже тут, и с транспортом. В чем проблема вернуться с нами в город?

— На то есть две веские причины. Первая тебя не касается, а вторая заключается в том, что никто не будет указывать мне, куда, когда и с кем мне идти или ехать. Повторюсь: я не знаю за собой вины, а даже если бы и знал — не припоминаю, чтобы я давал тебе право быть моим судьей.

— Браво, красноречие высшего уровня! Если следовать твоей логике, то разбойники, которых мы временами успокаиваем навсегда, тоже не давали нам права быть их судьями и палачами.

— Верно. Как я уже сказал, в пустошах действуют только законы природы, и "сильный всегда прав" — один из них. Если случается неразрешимый конфликт интересов — в дело вступает оружие. Мне, на самом деле, более-менее понятно твое желание пойти на принцип и силой заставить меня подчиняться чуждым для меня законам — собственно, в этом желании кроется причина всех войн в истории человечества. Но и у меня есть принципы. Я тоже готов отстаивать свою личную свободу силой оружия.

— Понимаешь, Пустынник, нельзя жить в городе, отгрохать себе хоромы руками его жителей и при этом быть свободным от его законов.

— Я не связан никакими законами, кроме неписаных законов гостеприимства. Я ничем не погрешил против жителей города, напротив, оказал всем вам услугу. Но вот давать объяснения или не давать — это уже решаю я и только я. И поскольку ты пришел их требовать, а верней, выбивать силой — то я тебе их не дам, просто из принципа не уступать силовому давлению. Приедет Следак и попросит — будет более конструктивный разговор.

Руслан прикинул расклад так и сяк. Вооруженное столкновение чревато потерями, и даже в случае победы ни город, ни сам Ковалевский толком ничего не выигрывают. При этом, если Пустынник внезапно говорит правду, может так статься, что Руслан вернется с головой цели и телами убитых бойцов и узнает, что с приказом поторопились, что Следак уже что-то раскопал и разобрался, и тогда не будет ни триумфа, ни даже оваций, придется что-то говорить, глядя в глаза семьями погибших, еще могут и крайним сделать, мол, посылали за живым, а не за мертвым... В то же время, если взять злость в руки и отступить — не будет ни жертв, ни других необратимых последствий. Что сказать майору? Дурачка включать не стоит, а "исполнительного" — запросто. А вот не было приказа взять мертвым — и все, где сядешь, там и слезешь. Не согласился Пустынник с ними приехать, что поделать, а оснований считать его разбойником пока нет, тем более что в его позиции есть свой резон. А в ответ на вопрос "почему ты не заставил его подчиниться?" всегда есть гениальный ответ "а почему я должен исправлять ошибки дурака, который пригласил в город не вполне адекватного человека?". И потом — Пустынник и правда живым даваться не собирается, а у Руслана нет ни приказа на ликвидацию, ни оснований делать это по своему усмотрению. За Пустынником вроде как не водилась репутация человека, применяющего оружие направо и налево, напротив, он известен как не вполне нормальный и неприятный, но не склонный к конфликтам человек, которого никто никогда не ловил на лжи. По крайней мере, в пределах поселений он такой.

Так что решение напросилось само собой, а заодно пришла и неплохая идея.

— Знаешь, Пустынник, я, по правде говоря, ожидал значительно большей сговорчивости и благоразумия от человека, у которого в городе остались дом, нажитые материальные блага и жена, — как можно более миролюбиво сказал Руслан. — А вот не приедет Следак — он тебя побаивается, ты в курсе? — и что ты дальше будешь делать? Наумов... ну он-то поедет, а представь, что не доедет? Он погибнет по дороге, не дай бог, конечно — а подумают на тебя.

— Я предпочитаю решать проблемы по мере их появления и в порядке важности. В данный момент моя самая большая проблема — это ты. И к слову, все мы люди, все ошибаемся. Я вот тоже ожидал от тебя куда большего дружелюбия и хотя бы минимальной благодарности за то, что мой приезд в город удивительным образом совпал с резким повышением качества твоего служебного пайка. Разумеется, вина не твоя, а исключительно моя, я просто забыл, что сторожевые псы не способны испытывать благодарность. Дрессируют их так.

— А вот это ты зря, — недобро протянул Ковалевский.

— Симметричный ответ. Ты поддел меня — я поддел тебя.

— Какое "поддел"?! Я-то попытался напомнить тебе о жене и доме, а ты...

— А я попытался напомнить тебе о том, что значит быть человеком. Ты вспомнил о том, что конфликт со мной отразится как минимум на твоем собственном служебном пайке, на рационе твоей семьи и всех тех, на чьи столы попадает то, что я нахожу? Нет. Ты вспомнил о том, что среди множества слухов обо мне нет ничего о моей склонности к агрессии? Нет. Тебя спустили с цепи, сказали "фас!" — и ты примчался с автоматом наперевес. Ты, правда, никогда не видел живого служебного пса — а я видел в прошлую эпоху. Поверь, разницы нет, так что если ты претендуешь на гордое самоназвание "человек" — тебе стоит задуматься.

— Да черт бы взял, ты меня крайним сделал?! Я просто выполняю приказы, только и всего. Ты наломал дров, ничего не объяснил, и...

— Запомни, капитан, самые страшные, самые чудовищные и бесчеловечные преступления были сделаны руками людей, просто выполнявших приказы. Ладно, давай заканчивать беседу, у меня уже пальцы на предохранительных скобах затекли.

— Ну смотри, как зна...

Руслан не договорил: позади послышался очень характерный звук удара, он почувствовал на щеке теплую влагу и не увидел, а почти ощутил, как Стас качнулся и упал лицом в снег. В тот момент, когда Ковалевский развернулся и увидел расползающееся под головой упавшего красное пятно, следующая пуля попала в плечо Андрею.

— Снайпер!!!

Возникла суматоха: отряд оказался прямо у стены дома, словно куча приговоренных к расстрелу. Укрытий хороших рядом нет, ломануться вперед не вариант: там их ждет с гранатами в руках Пустынник. Пока люди метались туда-сюда в поисках хоть какой-то защиты от пуль, невидимый снайпер продолжил методичный и прицельный расстрел.

Ответный огонь — в белый свет. Непонятно, в каком окне он засел, нет ни вспышек, ни звука выстрелов, нет даже свиста пуль — только звуки попаданий в кирпичную стену или в человеческое тело.

В считанные секунды погибли еще двое. Часть бойцов бросилась обратно и за угол, кто был в хвосте отряда, остальным пришлось прятаться кто за чем горазд — это были верхушки пары машин, торчащие из снега где-то на полметра, и крыша ларька. Сам Руслан просто упал в снег за труп Стаса и перетащил его на себя — мертвому уже все равно, а живому защита.

Попытки отстреливаться ничего не дали: первый же боец взмахнул руками, выронив автомат, и упал. Затем снайпер переключил свое внимание на ларек и прошил его в нескольких местах: как оказалось, тонкая жесть защищает только от взгляда, но не от огнестрела. Раненый Андрей получил еще одну пулю, на этот раз в ногу, а Василий, прятавшийся рядом с ним, потеряв самообладание, со всех ног бросился к спасительному углу, но не добежал: снайпер оказался хорош, как и его "винторез"... Верней, ее.

Ловушка оказалась циничной и грамотной: пока Пустынник заговаривал Ковалевскому зубы, чертова Рысь заняла позицию на той стороне площади — и понеслось.

— Михай, окно над нами! Угловая квартира! — крикнул Руслан.

Михай понял командира совершенно правильно: если Пустынник сидел на балконе угловой квартиры, то прямо сейчас он может перейти в другую комнату и сверху сбросить им пару гранат или просто начать стрелять, и тогда уже расстрел будет перекрестным. Бахнул подствольник, граната взорвалась где-то внутри дома. Пустынник почти наверняка предвидел это, так что вряд ли пострадал, но хоть острастка.

В момент выстрела Михай направил автомат вверх и ствол показался над краем автобуса. Снайперу этого оказалось достаточно: он угадал, где находится владелец автомата, почти точно. Пуля пробила ржавый металл и задела парку Михая — повезло, но надолго ли?

К этому моменту погибло уже шесть человек, но тут Николай, укрывшийся за автобусом рядом с Михаем, вспомнил про свою дымовую шашку. Его примеру последовал еще кто-то из бойцов за углом, и вот уже поле боя затягивает дым.

— Михай — окна сверху! Николай — Андрея! Я по окнам туда! — принялся командовать Ковалевский, бросая короткие, отрывистые фразы.

К счастью, бойцы уже кое-как оправились от первого шока. Огонь на подавление приблизительно в направлении снайпера вряд ли оказал сильный психологический эффект, но хоть что-то, а стрельба по окнам над ними не позволила Пустыннику забросать их гранатами. К тому же все новые и новые дымовые шашки уже почти полностью скрыли отряд от стрелка.

Ковалевский выбрался из-под трупа и прожогом метнулся за угол, на ходу постреливая куда-то через площадь, чтобы хоть свист пуль остудил запал невидимого стрелка. Николай поволок раненого Андрея, а Михай еще раз бахнул из подствольника по окнам и тоже скрылся за угол.

Здесь капитан, наконец-то, подвел промежуточный итог: семеро убитых, четверо раненых. И это еще не конец, нет причин полагать, что Пустынник и Рысь отпустят их просто так. Само собой, что о попытке охоты на выродков не может быть и речи: отряд поредел и очень деморализован, а следующий удар может быть направлен на быков и возниц. Если Пустынник перебьет тягловых животных, Ковалевскому и его людям придется выбираться пешком, до темноты менее четырех часов, трое из четырех раненых неходячие, да и четвертый долго не продержится. А тогда выбор будет очень неприглядный: бросить раненых умирать или замерзнуть вместе с ними, не добравшись до города.

— Это Рысь на той стороне, да? — задал риторический вопрос Михай.

Ковалевский удрученно кивнул. Больше некому, да и у кого еще есть "винторез"? А это точно был "винторез", потому что пули не свистели и при этом легко пробивали киоск и борт автобуса. У обычного автомата, стреляющего дозвуковыми боеприпасами, с пробивной способностью напряженка.

Руслану и его людям повезло: они добрались до саней раньше Пустынника.

Больше всего Ковалевский был зол на "дальнюю". Пустынник? Ненормальный псих, слетевший с катушек. Ольга-Рысь? Разбойница, чего от нее еще ожидать... И да, эти двое расставили мастерскую ловушку, причем если бы было наоборот, если б Ольга заговаривала зубы, а Пустынник шел в обход — Руслан сразу заподозрил бы ловушку. Но сильный ход был в том, что именно более опасный противник стал приманкой, а стрелял тот, кто выполнял в дуэте несиловые роли. И вообще, о том, что тут еще и Ольга, Ковалевский даже не догадывался. Да, он попал в ловушку — а кто на его месте не попал бы? Да, надо было сразу свалить все на "дальнюю" — они позвали, они пусть и расхлебывают. Были бы неприятные разговоры, но и только, а теперь Руслан без понятия, что он скажет детям Стаса или беременной жене Гриши.

Но кое-что Ковалевского все же немного утешает: он сам с Пустынником не справился, но хотя бы знает того, кто справится.

* * *

Цепочка следов привела Пустынника во двор большой высотки. Он заглянул за угол и понял, что его уже ждут.

— О, привет, надо же, какая встреча, — дружелюбно сказал высокий, широкоплечий человек в типично сталкерской экипировке, но без шапки, с коротко остриженными седыми волосами.

Он сидит на краю торчащего из снега "гриба", какие когда-то ставили над детскими песочницами, рядом лежит его рюкзак, чуть дальше к грибу прислонен его автомат, а с другой стороны — "винторез". Причем не какой-нибудь, а очень знакомый Артуру, с такой же потертостью на прикладе, как у винтовки Ольги, и с таким же дополнительным боковым открытым прицелом .

Сталкер спокойно сидит и продолжает курить самокрутку, словно он и правда просто сталкер, присевший передохнуть и покурить, словно не слышал стрельбы неподалеку и не имеет никакого отношения к "винторезу", из которого только что постреляли кучу людей.

— Кажется мне, не случайна она, встреча эта, — сказал Пустынник. — Ты смотрел туда, откуда я появился. Ждал меня. Зачем ты перестрелял охранку?

— Прости, ты о чем? — сделал удивленное лицо сталкер. — Я ни в кого не стрелял.

— А этот "винторез" сюда сам прибежал?

— Вот это вряд ли, только он не мой. Я тут в доме шарился, выхожу — стоит винтовочка непростая... Ну, думаю, взгляну поближе. Заодно посижу, передохну... Но она не моя, я к ней даже не прикасался.

— Ты шарился в доме, откуда стреляли и куда летели ответные пули, и при этом не слышал самой стрельбы, да? Хватит уже ломать комедию.

— Ну ладно, хватит так хватит, — пожал плечами сталкер и затянулся самокруткой.

— Итак, начнем с начала. У тебя винтовка моей жены, ты оказался по соседству с местом, где ее удерживали, и перестрелял кучу народу. Зачем ты это сделал?

— Прости, но это всего лишь твои домыслы, — спокойно ответил сталкер.

— Кто стрелял, если не ты? Больше ведь некому.

— Как это "некому"? А как же твоя жена? Винтовка-то ее, и отпечатки пальцев на ней тоже ее.

— А она бы не смогла этого сделать — она все еще не отошла от той дряни, которой ее накачали твои сообщники...

— Это пустые слова, — возразил сталкер. — Докажешь чем-нибудь?

— А зачем доказывать, если мы оба знаем правду?

— Точно, мы оба знаем правду. Ты — свою, я — свою. Что дальше?

Пустынник чуть склонил голову набок.

— Кажется, я знаю, кто ты. Это не ты ли сталкер по прозвищу "Седой"?

— Безмерно польщен, что легенда вроде тебя обратила внимание на простого смертного вроде меня.

— Я не сомневаюсь, что ты имеешь прямое отношение к похищению моей жены. Многие причастные к этому уже умерли. Ты понимаешь, что рискуешь отправиться следом?

Седой неуклюже изобразил на лице печаль:

— Вначале ты убил троих инженеров в городе, затем — троих сталкеров тут, безо всякой на то причины. Потом на пару с Ольгой перестрелял охранку. Ну а потом и меня, простого сталкера, до кучи. Ну а что, вполне последовательно.

— Откуда ты узнал, что я сделал в городе?

Сталкер внезапно улыбнулся — и на этот раз совершенно искренне:

— А иначе не пришла бы за тобой охранка. У каждого своя точка кипения. Кажется, твою я просчитал верно.

— Итак, ты признал, что имеешь прямое отношение к похищению... А ведь я видел тебя через окно в караулке. Ты вхож к охранке... и вот теперь их перестрелял. Зачем?

— Это не я, — покачал головой Седой. — Это все Рысь. Да, я помню, она не могла, наркотики, все такое... Понимаешь, не имеет никакого значения, что произошло на самом деле. Важно, как это выглядит.

— Понимаю. Что ж, тогда тебе придется пойти со мной.

— А если нет? — ухмыльнулся Седой.

— Тогда я буду вынужден применить силу.

Сталкер поднялся во весь свой почти двухметровый рост, расправил плечи и принялся разминать суставы пальцев:

— Пускай это будет моим наказанием. Так подойди же и получи свое.

Пустынник сбросил ранец, прислонил к нему винтовку и спросил:

— Так может, ты все же скажешь, за что именно я должен понести наказание?

Неожиданно в уголках глаз Седого появилась грусть:

— Где Авель, брат твой?

— Если ты проводишь параллель между мною и Каином, то это какая-то ошибка. У меня никогда не было брата — в смысле, у Себастьяна-Альберта Баха. А у меня так тем более.

— Вот что-то такое Каин и ответил, — вздохнул Седой, — не дословно, конечно, но суть та же, дескать, не при делах я... Ну что, начнем?

* * *

Ольгу разбудили выстрелы.

Она на рефлексах скатилась с кровати на пол и только затем осознала, что стреляют где-то далеко. Кто стреляет?! В кого?! У Рыси сразу же появилась гипотеза — и очень неприятная.

Она освободилась от плаща, который служил ей одеялом, и принялась лихорадочно обшаривать помещение глазами, не обращая внимания на укусы легкого мороза. Оружие, где оружие?! Так, вот у стены два автомата и ружье — явно похитителей, которые сейчас сложены за домом. Одежда, оружие, патроны, ботинки... быстрее, быстрее, Артур там один, и...

В этот момент на столе затрещала рация. Ольга схватила ее, прыгая на одной ноге и пытаясь натянуть на другую ботинок.

— Артур, где ты?!!

— Оставайся на месте. Стреляют не в меня, повторяю, стреляют не в меня.

— Что происходит?!!

— Понятия не имею, чертовщина какая-то. Пытаюсь разобраться. Оставайся на месте и будь начеку.

Ольга несколько секунд приходила в себя и осмысливала услышанное. Так, стреляют не в Артура — уже хорошо. Правда, Артур вполне мог бы и приврать, чтобы удержать ее подальше от опасности, с него станется, но по рации выстрелы тоже звучали как-то отдаленно, а главное — не было слышно свиста пуль и звука попаданий вокруг говорящего. То есть, бой происходит где-то там, и Артур в нем не участвует... Что за черт, а? Кто, где, на кого напал? Вопросы бессмысленные, потому что если Артур, находясь рядом с местом действия, ничего не понимает, то гадать тем более глупо. Ладно, самое разумное, что можно сейчас сделать — одеться в чужую одежду, экипироваться чужой экипировкой, взять чужое оружие и приготовиться к неожиданностям. Хорошо, хоть ботинки свои, душа так сильно просила чайку с медом, что Ольга верхнюю одежду скинула, а разуться не успела, и вот в таком виде ее и выволокли из дома. Интересно, как ее через КПП протащили, а? Ну ничего, за это она много чего выскажет начальнику охраны, не выбирая выражений.

Стрельба стихла еще до того, как Ольга зашнуровала ботинки. Как там Артур?!

Почти сразу он дал о себе знать.

— Все закончилось, — протрещала рация, — сейчас я попытаюсь выяснить, в чем тут дело.

— Будь осторожен!

— Всегда осторожен.

В тишине прошло двадцать долгих, тягучих минут, за которые Рысь успела дважды пересчитать все наличные боеприпасы и обыскать комнату на предмет оных, осмотреть и проверить, хорошо ли смазаны оба автомата и ружье, и дважды поменять расположение рожков и припасов в карманах.

Наконец, скрипнула входная дверь.

— Это я, — громко, но как-то нечетко произнес Артур.

Рысь выглянула в прихожую и увидела, что он не один, а приволок волоком какого-то здоровенного типа. В следующий миг Ольга ужаснулась, увидев, что у Артура распухли губа и щека, а левый глаз и вовсе заплыл.

— Боже мой, что произошло?!!

— Драка, что ж еще? Так, давай сюда наручники, вон, на столе.

— Наручники? Они тут откуда?..

— Ты была ими пристегнута, когда я тебя нашел.

Артур посадил бесчувственное тело в угол и пристегнул за правую руку к трубе.

— Охренеть... Кто это такой? Что вообще случилось?!

— Все плохо, Оля... Сюда прибыла группа охранки — за мной. Ну, в связи с тем, что я перебил Степана и его сообщников и угнал сани, чтобы добраться сюда по горячему следу... И когда я практически убедил их командира, что ему стоит переложить проблему на плечи других людей, этот тип открыл огонь из засады и убил семерых охранников... Кстати, вот, держи...

— Моя винтовка? Ты ее из дома притащил?

— Она была у него. Он перебил охрану из твоего "винтореза", и теперь выжившие уверены, что мы с тобой заманили их в засаду.

— Ой блиииииин... А с хрена ли, а?

— Он нес какую-то околесицу про Каина и Авеля. Что хуже — я его знаю, это сталкер по кличке "Седой", и он был вхож к охранке. И нам никто не поверит, что это он стрелял.

— Придется заставить его сказать правду... Но это будет непросто, он выглядит крепким... Это он тебя так умудрился? Силен...

— Хуже. Он "чистильщик".

— Э-э-э... чего?!

— "Чистильщик". Как я.

— Ты точно уверен?!! — усомнилась Ольга.

— Я ударил его в челюсть в общей сложности раз пять. Он не то что не почувствовал — даже не моргнул. Он выдержал такие удары, от которых любой нормальный человек свалился бы в глубоком нокауте. Чтобы его вырубить, мне пришлось бить его по шее — ну ты знаешь этот прием. От него падает любой: срабатывают рецепторы давления в артериях, аорта расширяется, вызывает отток крови из мозга и мозг выключается... Так вот, первого такого удара он тоже не заметил. Упал после третьего и еще пытался встать, и мне пришлось в четвертый раз бить. Обычные люди так не могут, и мне кажется, что от таких ударов даже я упал бы раньше него...

— Но откуда он взялся?!! Вас же было всего двое, и первый точно погиб!!! Хотя... Макс. Он ведь тоже носитель вируса.

— А вот и нет, — мрачно отозвался Артур. — "Чистильщики" становятся тем, что они есть, постепенно. Я в мои первые дни жизни уже был сильнее и быстрее обычного человека, но все еще слабее по сравнению с нынешним мной. А этот вот тип — он очень силен и быстр. Не быстрее меня — все-таки, чем больше человек, тем он медленней. Но по стойкости и выносливости он точно дал бы мне фору. Он старше меня как "чистильщик".

— Вот дерьмо...

— Это еще не все дерьмо... Оля, ты выходила из помещения?

— Нет, а что случилось?!

— Когда я волочил его обратно, то заметил, что на площади, где он пострелял охрану, осталось только шесть трупов. Седьмой исчез. А когда я уже подошел к дому, то... В общем, из трех трупов твоих похитителей там сейчас только один. Еще два исчезли, остались только следы волочения.

— Ну трындец... тут есть кто-то, ворующий трупы?!!

— Или что-то.

— Надо отсюда выбираться!

— С ним на плечах это будет сложно, он весит более ста кило, и мы не сможем постоянно его вырубать, иначе в итоге притащим труп либо идиота. Мозг штука тонкая.

— А сам он не пойдет?

— Не-а. Направленное на него оружие и угроза смерти его не впечатляют. А он единственный, кто может доказать нашу невиновность.

— Ага, признавшись. Да, щас, так он и признается!

— В том и проблема. И потом, скоро вечер. Ночь нам придется пересидеть тут, и мне очень не нравится идея ночевки, когда по соседству находится что-то неизвестное. Волкари не воруют трупы, а сразу жрут, алчущие — та же модель поведения. А это... Я сейчас попытаюсь это что-то выследить, а ты сиди тут и карауль этого типа.

— А ты уверен, что это хорошая идея? — усомнилась Рысь. — Давай просто спокойно пересидим ночь тут?

— Нет гарантии, что нам это удастся. Мы на втором этаже, но видал я на своем коротком веку таких тварей, которым этажи — не помеха...

— Ты намекаешь на что-то типа того многоногого существа, от которого мы тогда в подвале отсиживались? — сказав это, Ольга вспомнила и про двух детей, умерших от голода и жажды в том самом подвале почти за сто лет до того, и настроение, и так не аховое, окончательно закатилось под плинтус.

— Как вариант.

— Но блин, тут же не степь, а лютые морозы!

— Вирус сверхэволюции помнишь? Что-то невиданное могло приспособиться и к морозам. Значит, слушай. На выходе я установлю пару растяжек, на всякий случай, это раз. Второе — этот тип смертельно опасен, опаснее него ты в жизни никого не встречала. Сидишь в противоположном углу, ближе чем на три метра к нему не подходишь ни при каких обстоятельствах, хоть бы он от сердечного приступа помирал...

— А с хрена ли мне подходить, если я все равно ему ничем помочь не смогу в случае приступа?

— Это я фигурально. Глаз не спускай, и стреляй при любом резком движении. Не исключено, что он способен порвать наручники или оторвать трубу от стояка одним движением. Я ненадолго, аккуратно осмотрюсь и вернусь. И дай-ка мне ружье.

— Будь осторожен.

— Я всегда осторожен, и ты тоже не плошай.

Пустынник ушел, а Ольга уселась на кровать с автоматом на коленях, второй положила рядом. Быстрей бы вернулся Артур...

Она подбросила обломки деревянной мебели в очаг и минут пять просто сидела и прислушивалась к тишине за окном, а затем пленник в углу шевельнулся.

Он моргнул, несколько секунд смотрел в одну точку, а затем обвел вокруг себя взглядом и остановил его на Ольге.

Рысь ожидала почти любой реакции, но неизвестный ее удивил, когда совершенно обыденным голосом сказал:

— Привет.

— Ну привет, коль не шутишь, — мрачно отозвалась Ольга. — Значит, ты один из тех, кто меня подпоил и похитил?

Незнакомец подвигал мощной, квадратной челюстью, задумчиво пощупал ее левой рукой, а затем снова взглянул на Ольгу.

— Думаю, ставить меня в один ряд с ними не совсем правильно. Они — пешки. Я — игрок.

— Неожиданная откровенность. И зачем ты это сделал?

— Пустынник уже рассказал тебе, что тут недавно случилось?

— Про то, что ты перестрелял охранку Центра из моего "винтореза"? Рассказал.

— Ну вот, как раз для этого.

— В смысле?

На широком лице незнакомца появилась улыбка:

— Ну смотри. Одна группа тебя похищает, а вторая провоцирует Пустынника. Он убивает их, несется тебя спасать — и спасает, перебив и вторую группу. А затем за ним приезжает отряд охраны, который я частично расстреливаю из твоей винтовки. Сыграно блестяще от начала до конца, не правда ли? Словно по нотам.

Рысь несколько секунд рассматривала его и только теперь обратила внимание, что хоть незнакомец совершенно седой, по лицу ему трудно дать и сорок лет.

— А в чем смысл всего этого?

Седой взглянул вокруг и кивком указал на стоящий у кровати деревянный ящик:

— Не будешь так любезна подтолкнуть его ко мне? Пол холодный, сидеть неудобно.

— А с какой стати я должна быть с тобой любезна?

— Хм... Чтобы у нас получилась душевная беседа?

Ольга заглянула в ящик и убедилась, что он пуст, а затем толкнула его к Седому.

— Только смотри, без глупостей, дернешься — изрешечу.

Тот дотянулся до него левой рукой, подтянул к себе и уселся.

— И в мыслях не было. Если б я хотел тебя убить — у меня была такая возможность. И Артура мог убить: когда он заходил сюда спасать тебя, я сидел в доме через дорогу и наблюдал, все ли по плану. Он меня не заметил.

— Ну и зачем это все было? Ради чего ты пожертвовал вначале своими сообщниками, потом охрану пострелял?

— Сообщниками? Нанятые мной бандиты, отребье. Ради чего? Ради того, чтобы подставить вас с Артуром, разве это не очевидно? Чтобы вам был заказан вход в любое поселение Запределья. Чтобы ты снова стала бездомной преступницей вне закона.

— Но зачем? Что я тебе такого сделала, что тебе даже убить меня показалось мало?!

— Если ты думаешь, что это месть — нет, ничего подобного. Я абсолютно ничего против тебя не имею, дело в Пустыннике.

— А ему ты за что мстишь? Артур тебя не знает, так что вряд ли вы пересекались с ним.

— Да что ты заладила — месть, месть... — вздохнул Седой.

Левой рукой он расстегнул нагрудный карман и достал плоскую серебристую фляжку, отвинтил и глотнул.

— Дело не в мести. Строго говоря, есть за что мстить, но говорят, если хочешь мстить — копай две могилы, так что... Словом, мне нужен Пустынник. В смысле, он сам, а не его голова.

— Ну, ты попытался, — ухмыльнулась Рысь. — В итоге притащил он тебя, а не ты его.

Седой снова улыбнулся:

— Мне просто немного хотелось врезать ему по лицу разок-другой за все хорошее, заодно посмотреть, на что он способен, только и всего. Но вообще нет смысла штурмовать стены крепости, если у нее есть легко уязвимая слабость.

— И какая же у Артура слабость?

— Разве не очевидно? Это ты.

Рысь мрачно хмыкнула.

— Ну ты и сукин сын. Только есть у тебя один просчет. Я не собираюсь плясать под твою дудку, и единственный путь, который ты мне оставил — заставить тебя признаться. Полагаю, методы придется использовать негуманные.

— Не поможет. Видишь ли, я не чувствую боли. Вообще. Хоть на лоскуты меня порежь и зажарь — добьешься лишь того, что к убийствам сталкеров и охранников добавятся еще садизм и пытки для полноты списка злодеяний. Увы — я переиграл вас. Вы уже вне закона в Запределье и никак не можете этого изменить. В вашу версию, что это я, никто не поверит. Капитан Ковалевский считает меня своим другом. Вся охранка — мои приятели. Никто не поверит, что такой замечательный парень, как я, мог пострелять своих друзей. Я выиграл, смирись.

— Только ты можешь не дожить до конца игры, — зловеще процедила Ольга, — ты об этом подумал?

— Что поделать, не бывает идеальных планов. Но позволь закончить мысль... Вы вне закона и не можете этого изменить. Но я — могу. По щелчку пальцев решу любые твои проблемы и обеспечу беззаботную жизнь до конца твоих дней. Мне нужен Пустынник, и я готов заплатить любую цену, хоть грузовик патронов.

Ольга не удержалась и захихикала:

— Ты у нас такой дурак по субботам или как? Даже если мы отбросим в сторону все, кроме чистой коммерции, и предположим, что Артур — мое имущество, которое я вольна продать — никакая цена за него не будет достаточной. Просто потому, что пока он со мной — все вокруг мое. Весь этот город, и все, что в нем есть — мое. Да, сокровища скрыты под снегом и льдом и я даже не знаю, где и что лежит — но я могу взять все. Я могу пойти куда угодно, в самый гиблый угол Запределья, и взять все, что захочу. Ну, верней, все, что найду. А ты похож на чудака, который пытается купить полный рожок за один патрон...

Седой вздохнул.

— Вовсе нет. Я предлагаю тебе огромную цену за то, что ты вскоре все равно потеряешь.

— И почему же я должна потерять Артура? — приподняла бровь Ольга.

— Ты когда-нибудь видела цветущую розу?

— Нет, а что?

— Она очень красивая. А ты... ты подобна розе — и красотой, и перспективами. Еще лет восемь или десять ты будешь цвести и пахнуть, но затем придет увядание, а за увяданием — старость. Увы.

— Что поделать, — вздохнула Ольга, — это естественно и неизбежно ... Все мы когда-нибудь постареем и умрем, если не умрем преждевременно.

— Не все. Ты будешь увядать, стареть и дряхлеть, а Пустынник — нет.

— Да ладно?!

— Он не будет стареть. Как ты думаешь, как долго ты сможешь удерживать его после того, как твоя цветущая привлекательность увянет? Но даже если он по какой-то причине останется с тобой до самой твоей смерти... Подумай, каким бременем ты для него станешь?

— Что за чушь ты несешь? С чего ты это взял?!

Седой тяжело вздохнул.

— Смотри.

Он плавно, без резких движений потянул за цепочку, висящую на шее, и вытащил из-под одежды странный бронзовый крест с короткими, расширяющимися к концу лучами.

— Что это?

— Это Крест Виктории — самый последний из всех врученных. Высшая воинская награда Великобритании. Подавляющее большинство награждений были посмертными, а живым кавалерам награду вручала лично Ее Величество королева Великобритании.

— Хм... Где ты его взял? — спросила Ольга и по длительному молчанию Седого внезапно поняла, что это был тупой вопрос.

— Это мой Крест, — тихо сказал Седой, — врученный мне Ее Величеством накануне ее гибели. Я — бывший сержант Парашютного полка сэр Роджер Клайв Богарт, последний кавалер Креста Виктории и заодно последний рыцарь — последний посвященный и последний существующий в природе. Мне сто двадцать один год.

— Охренеть... — присвистнула Ольга.

— Теперь ты знаешь. Вирус сверхэволюции в действии. Мы, "чистильщики", не стареем, и можем только поседеть... Но и это не от возраста.

— О-хре-неть... Ты хочешь сказать, что люди веками искали эликсир вечной молодости — и вот она, мечта, прилетела с пришельцами?

— Мечта? — криво улыбнулся Богарт. — Ну, может, и так, но я за эти годы бессчетное количество раз подумал, что тогда, в тот кошмарный день, мне стоило отказаться выполнять приказ Ее Величества и погибнуть вместе с ней и королевской семьей. Нашлось бы кому охранять транспорты с беженцами и без меня... Когда люди думают о вечной молодости — они почему-то забывают, что слишком длинная жизнь влечет за собой страдания, которые вряд ли могут выпасть одному человеку за короткую обычную жизнь... Впрочем, я не собираюсь тебя отговаривать. Вернется Артур — попытайся вытащить свой счастливый билет. Твои шансы примерно двадцать девять с половиной процентов — с большой вероятной погрешностью. Шприц есть?

— Ах, ну да, — скисла Ольга, вспомнив о том, что вирус зачастую убивает зараженного. — А разве не двадцать процентов?

— Не знаю, откуда такая цифра. Нас было девяносто восемь добровольцев — выжило двадцать девять. Остальные скончались — медленно, в неописуемых страданиях. Нас, тех, что с благоприятным прогнозом, держали на первом этаже госпиталя, но мы слышали, как кричали остальные на четвертом... Все еще хочешь попытаться? Ставка — твоя оставшаяся жизнь. С некоторым шансом, не превышающим тридцати-сорока процентов, а скорее, сильно меньшим, ты можешь выиграть несколько более долгую молодость... О, я вижу, ты задумалась, с чего бы вдруг?

— Да уж, есть над чем... Слушай, Роджер, вас было двадцать девять "чистильщиков"?

— Ага. Мы назвали себя орденом квадратных рыцарей круглого стола. Это шутка, но я, похоже, последний, кто ее понимает.

— А откуда вы вообще взялись, если "чистильщик" был только в одной лаборатории, и там было только восемь ампул, и все они сгорели? Было два живых подопытных, один точно умер, второй — Артур. А вы?

Богарт покачал головой:

— Неверно. Был еще третий, и этого третьего успели доставить в Вену до того, как город пал. Этот самый третий, шизофреник-убийца, умудрился прожить в городе, кишащем тварями, полгода. Потом выжившие русские сообщили американскому экспедиционному корпусу о том, что есть оружие против "химеры"... И они смогли зачистить город и поймать Третьего. Потом... потом Северная Америка превратилась в радиоактивную пустыню, ну да ты и сама все знаешь.

— А ты сам, значит, не американец?

— Нет, я же сказал — я британец.

— Но ты имеешь отношение к Соединенным Штатам Европы?

— Да, имею. Можно сказать, что мы, квадратные рыцари круглого стола, заложили фундамент. Никто не сделал для возрождения человечества больше, чем мы.

— Хм... Что-то я запуталась. Разве это не выходцы из Америки основали СШЕ?

— Так и есть. Просто к тому моменту я уже примкнул к американскому экспедиционному корпусу, когда корабли с беженцами прибыли на побережье Франции, уже частично безопасной, под защиту Корпуса. Так-то я был единственным британцем в ордене.

Рысь чуть задумалась. История тех трагических лет, когда рухнула целая цивилизация — штука занятная, но сейчас она сама влипла в историю, причем по самые уши.

— Хм... Допустим. А зачем тебе Артур? Вас же двадцать девять штук, мало, что ли?

— Остался только я. Остальные давно погибли, последний — тридцать лет назад.

— Не думаю, что Артур захочет сражаться за вас. Краснокожие — его друзья, как бы.

— Он так думает, я знаю. Но мы и не предлагаем ему место в наших рядах: нам нужен вирус, носителем которого он является, чтобы создать новую группу "рыцарей".

Ольга подозрительно прищурилась.

— Так ты же сам его носитель, нет?

— Я — "второе поколение". Образцы "нулевого" поколения вируса были утрачены безвозвратно в самом начале, и те ампулы, что ты сожгла, содержали штамм, полученный из крови кого-то из носителей первого поколения. Остались только три носителя — Первый, Пустынник — Второй, ну и Третий. Они — "первое поколение". Первый погиб два года назад тут, в Запределье. Третий выбрался из клетки и пустился во все тяжкие, и его случайно убили еще тогда, почти девяносто лет назад. Не удалось снова взять живым. Вот из его-то крови и был получен материал, из которого создали "рыцарей", всего девяносто восемь порций. Понимаешь, вирус "первого поколения" из крови Третьего нельзя культивировать искусственно: он утрачивает вирулентность. Попав в живого носителя, например меня, вирус становится "вторым поколением", которое уже ни при каких обстоятельствах не приживается ни в каком новом носителе, мой штамм становится только моим. Я больше не могу никому передать "чистильщика". И последний источник, способный заражать других — это как раз Пустынник.

— Вряд ли он согласится.

— Ага. Вот потому-то я вас и подставил. Давить на Пустынника бесполезно — пришлось давить на тебя. Если ты хочешь жить по-человечески — остался один путь. В СШЕ.

— Ничего так комбинацию ты провернул, — признала Ольга. — Только, я так думаю, игра еще не окончена, не спеши праздновать победу.

— Хорошо, — улыбнулся Роджер, — я не спешу. И да, просто между прочим. Нам, в смысле, СШЕ, нужен только Пустынник, желательно, обмотанный цепями, потому как мы прекрасно знаем о его роли в нашей войне с гибридами, а ты просто нахрен никому не сдалась, разбойница. Однако я предпочитаю действовать более тонко, и вообще, худая дружба лучше доброй ссоры. Не то, чтобы я питал к тебе особо теплые чувства — но Пустынник... как бы, мой собрат по несчастью. А сам я — формально полковник специальных сил, но по факту — один из пяти самых влиятельных людей в СШЕ. Посодействуешь — въедешь к нам, как графиня в карете, и беды знать не будешь, может, даже карьеру сделаешь какую-нибудь, а твой Артур избежит цепей и клетки. То есть, ты все еще можешь порезать меня на лоскуты и зажарить, но твои шансы на выгодный договор с СШЕ умрут вместе со мной. Не стану говорить, что тебя непременно ждет пуля — все-таки, ты неплохое средство воздействия на Пустынника — но церемониться с тобой если кто-то и будет, то только я, такие вот дела. Что скажешь?

В ответ от двери донесся голос Пустынника:

— Я скажу, что насчет цепей и клетки... Хлопотное дело будет.

— Мог бы и не подслушивать, — хмыкнул Богарт. — Я бы тебе в лицо все то же самое сказал.

— Да я не подслушивал. Просто вернулся с охоты, так сказать, и услыхал концовку разговора.

Ольга взглянула на вошедшего Артура:

— И как, выследил?

— Не-а. Эта дрянь ворует трупы, не оставляя следов. Вначале волочит, а потом раз и след обрывается. И пока я опять сбегал на площадь — оно украло еще троих покойников, а когда вернулся — и тут последний, третий труп пропал...

Рысь задумалась.

— Слушай, Роджер, ты же был тут раньше нас. Ты не в курсе, что это за трупный вор?

— Нет, не в курсе... Но у меня для вас хреновая новость... В смысле, для вас — новость. А хреновая она для всех нас. Оно не только трупы ворует — живых тоже. Здесь, в этом укрытии, сидели еще два человека. Ну, базу охраняли, так сказать. Так вот, когда вернулась троица, что привезла тебя, Рысь — этих двоих уже не было. Пропали бесследно.

— А они не могли уйти сами?

— Куда уйти? На прогулку? — в голосе Богарта послышалась неприкрытая ирония. — То есть, я бы мог предположить, что они решили свалить от греха и Пустынника подальше, если б не исчезающие трупы... К слову, вон в том доме напротив тоже был труп. Старый труп, даже не сталкера, а человека, который заперся в своей квартире почти сто лет назад и застрелился, когда у него закончилась еда... Но сегодня в обед, когда я решил покараулить на всякий, то обнаружил, что самоубийца исчез. Ружье осталось, бурые пятна на потолке остались, а труп — тю-тю.

— Похоже, нас ждет тревожная ночка, — сказал Артур и сел на кресло у самодельного камина. — Так тебя, значит, зовут Роджер?