Уфимский Нефтяной Институт и завод "Синтезспирт"

Ко мне он относился с симпатией. Так, к примеру, в ночь с 14 на 15 октября 1964 года я как раз работал один, а утром меня сменял именно Дядя Габсамат. Он пришел, как и положено, без двадцати восемь и мы с ним пошли обходом смотреть — в порядке ли я сдаю установку. Ходим между емкостей и насосов, смотрим, беседуем: "Ты, — говорит, — не бойся, студент, теперь тебя не посадят". "Зур рахмат, — говорю, — большое спасибо за такое известие, абый. Но почему меня вообще нужно сажать?" — "Ты же студент. А студенты ничего больше не делают, только анекдоты про Никитку рассказывают. Все это знают. Но теперь можно". — "Ты, абый, кончай мне башку крутить, пожалуйста. А то я нервничать буду. Рассказать что-то хочешь?" — "Ага, по радио последние известия сказали — Никита на пенсию ушел. Теперь опять мясо-молоко дешевое будет". Я это не к тому, чтобы его прогноз оказался правильным, но все же это дает некоторое представление о том, что отношения у нас были вполне дружескими при, согласитесь, очень разных биографиях и социальных подоплеках.

Кстати, об ухищрениях при выносе спирта. У нас на заводе совсем не вредных цехов не было. Была гидратация этилена — то есть получение как раз синтетического этилового спирта. Там, как говорилось, работала Валя Черкас. Было алкилирование бензола этиленом — это цех 14-15 1-ой очереди, там работал мой однокурсник и приятель Ваня Фризен, крупный широкоплечий немец из Оренбургской области. Был цех альфа-метилстирола, это уже рядом с нами. Там работал Урал Имашев, в дальней перспективе башкирский академик, а пока так же, как я, аппаратчик цехового склада продукции, мы с ним иногда встречались при замере уровня в резервуаре изопропилбензола, который мы им откачивали. Сидим, помнится, на крыше резервуара, треплемся. В ВУЗе в ту пору мы не так часто совпадали. Еще рядом с нашим стоял недавно построенный цех полиэтилена. Ну, тут никого из наших не было, но я себе приятелей завел, так что стал маму иногда снабжать тогдашней редкостью-новинкой, полиэтиленовыми пакетами. Но это так, чтобы отец, не дай Бог, не заметил.

У нас в цеху кроме меня работал еще сын маминой приятельницы мой однокурсник Женя Кантор, но он был в основном здании цеха и в другой смене, мы не сталкивались. Где работали остальные мои сокурсники и сокурсницы — теперь уж и не вспомню. Но, в общем, у всех вредные производства, всем дают талоны на молоко. Кроме нас с Ваней и Женей, у нас особо вредные условия, нам положены талоны на обед в заводской столовой. По первому времени у меня, жившего с семьей, талоны почти не использовались, что оказалось очень удачным под Новый, 1964-й год. Я тогда 30-го декабря перед ночной сменой зашел в полупустую столовую перед проходной и обнаружил, что там есть апельсины, которых в магазинах в ту пору, конечно, не найти. И их можно взять на талоны!

Я набрал полный рюкзак, утром отвез домой, сколько-то оставил маме, а килограммов семь принес вечером в деревянный дом Вали Ненаховой, где мои приятельницы-одноклассницы, а ныне студентки-медички, с моим и еще одного нашего приятеля Булатика участием отмечали Новогодие. Ну, каждый советский человек может себе представить эффект от этих цитусов! С этого, к слову, начался мой короткий роман с Валечкой, которая теперь вспоминается как что-то бело-розовое, вроде как бы зефира.

Да, так вернемся к синтику. Молока в ту пору в городе почему-то не хватало — видимо, забота Партии-Правительства, выразившаяся в 62-м году в повышении цен на мясо и молоко, не успела сказаться. Так многие положенное на заводе молоко в пакетах-тетраэдрах несли домой. Вроде бы эти пакеты были шведским изобретением. Ну, может быть, в Швеции оно и работает, "но не для нашего климата", как писал Фазиль Искандер по другому поводу. Текут, суки! Народ носил на завод бидончики и полученное молоко сливал туда. Ну, все хорошо, никто не возражает.

Но пытливые умы наших аппаратчиков и слесарей додумались до интересной идеи. Спирт наливается в пакет, туда же кладется для тяжести чистая, ну, по крайней мере хорошо отмытая, гайка. Пакет помещается на дно бидона, а сверху наливается молоко. Идешь через проходную, несешь бидон с молоком — нет никаких вопросов. Ну, а дома сливаешь молоко и достаешь спирт. Тут удачное сочетание наличия на заводе и спирта, и малоизвестных в ту пору полиэтиленовых пакетов.

Но это еще что! Во время ремонта совершенно случайно обнаружилась технически совершенная система контрабанды спирта, видимо, сделанная во время одного из предущих ремонтов. В цеху, там, где труба со спиртом проходила через стену, была сделана скрытая врезка в нее 8-миллиметровой медной трубки, какие используются для контрольно-измерительных приборов. Далее эта трубка незаметно выходила из цеха, проходила под внутризаводской дорогой, выходила с территории завода и оканчивалась на берегу ранее упомянутой речки Шугуровки вентилем с краником. Постоянно он был закрыт, но, как можно понять, знающий этот секрет человек мог обойти завод, открыть краник, нацедить сколько нужно заветной жидкости и, снова обойдя завод выйти с сосудом к остановке трамвая.

Вскрылось это, действительно, случайно. Бульдозерист равнял грунт на берегу речки и случайно наехал на этот кран. Умный человек попытался бы восстановить дефект и остаться со знанием о вечно готовом источнике радости и веселья. Но бульдозерист предпочел тут же выпить сколько вместилось и заснуть блаженным сном рядом со своей машиной. Его нашли, тут же и нашли источник опьянения, благо, оно так продолжало течь. Ну, понятно, что на этом малина кончилась, хотя найти конструкторов, исполнителей и постоянных пользователей не сумели, как ни искали.

Дома многие употребляли продукт непосредственно, но были и умельцы, старавшиеся его как-то "почистить". Популярная версия было, что нужно пропустить жидкость через коробку противогаза. Ну, может быть, там же фильтр из активированного угля. Но только он перестанет работать на первых же сотнях миллилитров. Меня это мало касалось. Я жил с родителями, половину зарплаты, где-то рублей шестьдесят, отдавал маме. Тратить деньги мне было, в общем-то, некуда. Ну, вот, на ухаживание за девами. Но и то, был случай, когда я отправился в заводское общежитие на день рождения к одной девице с нашего завода. Я тогда был так малоопытен, что в подарок (девушке!) принес бутылку коньяка. Она как увидела, так сразу сказала, что этот коньяк мы с ней выпьем потом, когда гости разойдутся, а я останусь. И усадила меня за стол к другим гостям, винегрету и разбавленному синтику. Надо признаться, что спирт был сравнительно очищенный, настоянный на чесноке и перце, и его, в принципе, можно было пить, если в этот момент думать о чем-то другом. Собственно говоря, и дева была примерно такого же уровня.

Тем временем, пришло лето. Снег чистить было уже не нужно, пошли хорошие времена. Для меня они были отмечены тем, что я в ночную смену перелез через бетонное ограждение, на берегу Шугуровки наломал громадную охапку черемухи, перебросил ее через забор и отнес в заводскую лабораторию своим приятельницам и в первую очередь сменному химику рыженькой Ирочке, которая мне очень в ту пору нравилась.

Я себе купил портативный приемник "Селга" на семи германиевых транзисторах и в ночную смену с удовольствием слушал модную по тому времени музыку. Где-то часа в три-четыре был рассвет. Я с удовольствием выходил из помещения и ловил этот момент. Следующий период встречи летних рассветов у меня оказался уже после ВУЗа, когда я служил лейтенантом на Дальнем Востоке и обходил по ночам территорию своего склада горючего, если был дежурным по части.

Постепенно я приходил к мысли, что вполне можно окончить Нефтяной и провести жизнь инженером. К слову, сдача сессий меня и других мало волновала. За три сессии нам нужно было сдать столько же, сколько нормальным студентам за одну. Ну, тут не надорвешься! Но окончательно к мысли остаться в том же ВУЗе меня привел очередной в нашем цеху ремонт.

Ремонт, как известно, проводится не тогда, когда что-то сломалось, а в запланированное время, когда все, что нужно, есть под руками. Частью работают заводские слесаря из ремцеха, а частью свободные на время остановки аппаратчики из самого производства. Сначала чистили теплообменники. Это такие горизонтальные цилиндры, у которых, когда снимешь крышки, внутри пучок труб. Внутри труб идет один продукт, снаружи другой и они обмениваются теплом. Один охлаждается, другой нагревается. Вот в этих пучках труб и откладывается за время работы всякая дрянь. Чистка типа как пушек во времена Кутузова, таким здоровым ершом. Ну, дело нехитрое, но я быстро понял, почему по рассказам отца на эту работу в Баку нанимали курдов, как самых неквалифицированных и безответных людей в городе. Грязно и нудно.

Потом на мою долю выпала разгрузка ректификационных колонн. В нашем цеху колонны были не тарельчатые, которые показаны в учебнике, а насадочные. Это значит, что в колонну загружают кольца Рашига. Это керамические пустотелые цилиндрики, у которых внешний диаметр равен высоте. Вот на их поверхности и происходит разделение смеси по температурам кипения. При этом на них отлагаются смолы и вообще всякая дрянь и надо их раз в год менять на новые. По высоте колонны, а это метров тридцать, идет снаружи винтовая лестница с площадками. На каждой площадке люк. Надо этот люк отболтить, открыть, высыпать из него грязные кольца Рашига в мешки, снести эти мешки по лестнице вниз и высыпать в кузов грузовика, который стоит там, внизу.

Снес я один мешок и понял, что мне эта работа не нравится. Колонн много, так вся моя юность и уйдет. Я подошел к шоферу, который тоже не очень был в восторге от наших темпов. Ему-то за ездки платят, а тут пока мешками наносят — изведешься. Спрашиваю: "Скажи, машина твоя, личная?" "Нет, гаражовская" — "Вот подвинь немного грузовик, я тебе прямо сверху ссыпать буду в кузов".

Сделал из трех досок лоток, пристроил его к люку, пустил пробное кольцо Рашига, убедился, что оно упало ровно посредине кузова, и вперед! Шофер доволен, у него в три раза больше ездок за день, мы довольны, что не надо мешки на горбу по лестнице таскать. А когда мы доложили начальнику цеха, что колонна пуста, то он не поверил. Сходил, посмотрел, увидел мой лоток, понял, что у него разгрузка колонн получается на четыре дня раньше и освобождается бригада из трех бойцов. Он меня, вообще-то недолюбливал в связи с недавно выращенной рыжей бородой и в день, когда на завод мог приехать Наш Никита Сергеевич, даже перевел в другую смену, чтобы не огорчать моим видом руководство страны.

Но тут спрашивает меня: "Ну, чем тебя наградить?" У меня ответ образовался сразу: "Дайте неделю отгулов, хочу съездить в Крым". Съездил впервые в жизни к Черному морю, словил кайф и решил, что в Нефтяном институте я остаюсь. Тут есть интересные вещи и, в конце концов, инженер может прожить жизнь, совсем не целуя Начальство пониже спины, а историку это вряд ли удастся. Ну, а в январе я с завода уволился и вернулся вместе со всеми на дневное обучение. Но это, как говорили Братья Стругацкие, "совсем другая история".