Сергей Анатольевич Альтшулер

Ну, аналитика и вообще лабораторные работы со стеклом — это не мое, да там уже есть толковый руководитель Витя Вавер, приехавший из Салавата. ''Индустриализация строительства'' оказалась простой идеей, что если есть возможность, то узлы и целые установки надо делать и монтировать на Большой Земле, в собранном виде привозить на Север, а тут только подключать к системам. Уже то, что детали по дороге не разворуют и не растеряют, окупает проблемы с транспортом больших объектов. Завсектором там был Валера Ярмизин, бывший прораб из 'Сибнефтехиммонтажа', родом из Грозного. С Виктором и Валерием мы в дальнейшем подружились и делали некоторые совместные работы на Самотлоре. Можете посмотреть хотя бы в моем рассказике ''Научный валенок''.

Вот, значит, я должен выбрать себе поле деятельности. Можно заняться заводской технологией газопереработки, получу группу. Но ... Что там за технология — сжал да охладил? Я гидроочисткой в трехфазном кипящем слое занимался! Там действительно — технологические проблемы. А тут — неинтересно. Не вижу для себя личной перспективы.

Предлагается также вариант заняться темой транспорта сырого нефтяного газа. Тут дело в том, что по пути газ охлаждается (не забыли, что мы в Сибири?), выпадают конденсаты воды и отдельно углеводородов от пропана до гексана. Еще и нефть в виде капелек уносится из сепараторов и по трассе осаждается. Там очень интересная гидравлика, сильно отличающаяся от традиционной однофазной гидравлики. Это интересно, но ... я сразу понял, что тут сфера личных интересов Сергея Анатольевича. Ну вот, сейчас мы вроде начинаем с дружбы, но работать под его постоянным контролем в сфере его личных интересов ... так и поссориться невзначай когда-то можно. А мне не хотелось бы.

Есть еще одно направление. Связано оно с экспериментальным определением ресурсов нашего нефтяного газа. Для проектирования газоперерабатывающих заводов, компрессорных станций и прочего надо знать сколько и когда там будет газа. Расчетным образом ресурсы определялись умножением добычи нефти на количество газа, выделяющегося при подготовке на тонну нефти. Вот это количество в кубометрах на тонну определяется в лаборатории при разгазировании ''пластовой пробы'', которую отбирают и герметично доставляют из скважины. Добычу нефти определяет тот институт, который проектирует разработку, в нашем случае это чаще всего Гипротюменнефтегаз. Ну потом, конечно, утверждают на ''самом Верху''.

А вот с газовым фактором существует еще и утвержденная методика по измерению потока газа в факельной линии с помощью трубки Пито-Прандтля. Это, как оказалось, в принципе такая же трубка, как та, что торчит на носу у самолетов для измерения скорости полета. Ну, в любом потоке давление, если его отбирать по ходу потока, выше, чем то, которое отбираешь перпендикулярно к течению. Вот по разнице этих давлений и считается скорость, в нашем случае газа в факельной трубе.

На практике я это увидел таким образом, что мы с нашим инженером-киповцем Виталием приехали на Комплексный сборный пункт КСП-3, через который тогда проходила треть добычи Самотлорского месторождения, около тридцати миллионов тонн нефти, в два раза больше, чем во всей Румынии. Часть газа оттуда уже шла на первый Нижневартовский газоперерабатывающий завод, где отдельно измерялась коммерческой диафрагмой, а часть попросту продолжала гореть на факеле. Дифманометр, которым при измерении пользовались мы, выглядел так — кол с острым концом в землю, к которому приколочена фанерная доска, на нее наклеена миллиметровка. На ней петля из полупрозрачного пластика, полузаполненная подкрашенным спиртом. Давление-то в факельной трубе низкое, десятки, ну, иногда сотни миллиметров водяного столба. Трубка же Пито-Прандтля оказалась вообще сильно простого вида — колено из стальной трубки диаметром с обычную киповскую красномедку, там внутри есть впаянная трубочка потоньше, два-три миллиметра. Ну, отверстия, на внутренней глядит вперед, на внешней вбок. Вся гидравлика! Но очень удобно, что вставить ее в факельную трубу просто, нужно только приваренную к трубе гайку и просверленное отверстие в ее центре.

Ну, померили мы, дома посчитали — получается, что этот самый газовый фактор где-то около 150 кубометров газа на тонну нефти. А по всем расчетам и головного СибНИИ НП, и куйбышевской Гипровостокнефти должно быть в два раз меньше. И Виталик сокрушенно сообщает, что он уже так измерял и получается то же самое. Не по науке!

В общем, решил я, что этим и буду заниматься. Так Альтшулеру и доложил. Он согласился и стал я пока завгруппой по газовому фактору в сырьевой лаборатории у упомянутого Гореченкова. А там видно будет. Виктор Гаврилович мне никак не мешал. Тут способствовал и его довольно мягкий характер, и то, что в технических подробностях моей работы он не понимал и не собирался разбираться, да и то, что он все ожидал хорошей должности где-нибудь в Анголе или Алжире, чтобы работать за сертификаты, а не за ''деревянные''. На этом и началась эпопея с измерениями и расхождением между расчетом геологов и фактом, закончившаяся через восемь лет большим, почти до "Самого Верха" скандалом со снятием многих людей в Москве, Тюмени, Краснодаре и Нижневартовске. Но до этого пока далеко.

А вот невдолге выпало нам с шефом вызвать гнев нашего краснодарского директора Марка Абрамовича Берлина. Он нанес визит более к главному в ту пору заказчику Сибнефтегазпереработке, но уж заодно посмотрел своим начальственным глазом и на подначальный Западно-Сибирский комплексный отдел. УАЗик наш, конечно, перешел на это время к нему, тут спорить не о чем. Поехал наш ''Большой Босс'' в объединение, никого из местных с собой не взяв. Ничего там, как можно понять, не добился и в расстройстве чувств неожиданно вернулся к нам в отдел. Заходит он в кабинет Сергея Анатольевича и видит картину — хозяин за столом, слушает меня, а я сижу на его столе и что-то ему рассказываю. По лицу Марка было видно, что эта картина в духе фильма ''9 дней одного года'' ему на душу не пришлась.

Ну, я не очень торопливо слез со стола, да и вообще пошел в свою комнату, а краснодарский директор начал выговаривать Альтшулеру на тему дисциплины и чинопочитания в его отделе. Тот смог возразить только то, что: ''Знаете, мы с Сергеем Александровичем оба выросли в семьях, не обделенных властью. И, соответственно, не привыкли придавать большого значения ее внешним проявлениям''. Для краснодарца, великими трудами и помощью очень большого блата, ставшего директором, это звучало, конечно, богохульством. Ну, любви ни к Сергею Анатольевичу, ни ко мне это у него, конечно, не прибавило.

Вообще, общались два Сергея в ту пору много: и по работе, и, благодаря сходному бэкграунду, на более широкие темы. Оказалось, что у нас с ним сходные литературные вкусы и похожие (не во всем) библиотеки. Моя, конечно, пока в столице. Вот я у него взял почитать ''Игру в бисер''. Одолел, но, по правде, не особенно легло. ''Степной волк'' получше. Да и то, что я перед Нижневартовском работал в Академии Наук, где занимаются в значительной степени именно что Игрой в Бисер.

Кстати, о книжках. Чуть ли не первыми сотрудниками нашего Отдела были две выпускницы Тюменского индустриального института Лида и Таня. Татьяна из учительской семьи из исторического Тобольска, а Лидия из известного села Покровского и даже, как случайно выяснилось, довольно близкая родственница известного Григория Ефимовича Новых-Распутина. Были они, особенно Лида, в числе самых доверенных у Альтшулера работников. К слову, это именно она привозила мне в Москву гарантийное письмо.

На Сергея Анатольевича они смотрели раскрыв рот. Ну, неудивительно. Таких людей и в столице немного, а уж в Западной Сибири ... . Он по мере сил как мог руководил их взрослением и развитием. В том числе, давал им почитать книжки из своей неплохой библиотеки. Мы с ними, в общем, сдружились. Может, и оттого, что они видели мои дружеские отношения с их кумиром. Я именовал их обеих ''девами'' и, когда бывал в их микрорайоне в нерабочее время, заходил к ним в надежде выпить чая. Жили они вдвоем в комнате в квартире ''с подселением''. Полкомнаты занимала их огромная двухспальная кровать. Впрочем, у меня-то по некоторым причинам в ту пору вообще жилья не было, я ночевал в своей лаборатории на раскладушке за ЭВМ ''Наири''.

Так вот, однажды они взахлеб рассказали мне, что шеф давал им почитать эротическую книгу француза Робера Мерля ''За стеклом''. Книгу я эту знал, читал еще в Москве. Там действие происходит в Сорбонне накануне 'Красного мая' 1968 года. Я их постарался переубедить. ''Девы, — сказал я, — это совсем не эротический, а вовсе политический роман''. — ''Но ведь там ...'' — ''Да, конечно. Но обратите внимание, что к концу книги маоист ложится с маоисткой, анархист с анархисткой, а коммунист с коммунисткой, предварительно лишив невинности беспартийную. А троцкистка остается одна при пиковом интересе. Полностью политическая книга о движущих силах парижских событий, да и сам профессор Сорбонны Мерль вступил во Французскую компартию''.

Где-то в это же, приблизительно, время мы с Альтшулером вместе съездили в командировку в Тюмень. Побывали вместе у одного из главных деятелей периода освоения Нефтяного Приобья, директора Гипротюменнефтегаза Якова Михайловича Кагана. Как мне показалось, тот смотрел на Сергея Анатольевича, как на своего младшего товарища, ''мюрида'', ''молодую смену''. Я же на Кагана смотрел как на Хабарова, Дежнева или еще какого-нибудь из Покорителей Сибири. Из того, что он нам говорил, я запомнил фразу о том, что ''экономить время и деньги на технико-экономическом обосновании объекта — все равно, что при стрельбе экономить время на прицеливании''. Это было, действительно, ''mot''. Мой опыт, во всяком случае, подтверждает абсолютную справедливость этих слов.

В этот же раз случился забавный эпизод. Мне надо было отдать некий документ в обком партии. Я было пригласил своего начальника зайти туда вместе. Времена были еще простые, чтобы зайти в здание высшего парторгана области было достаточно просто паспорта и звонка в нужный отдел. Но шеф категорически отказался. Он лучше зайдет в Главтюменнефтегаз, может быть, встретится там с кем-то из ''нужных людей''. Ну, нет — так нет.

Я зашел, папку отдал, а поскольку время было обеденное, спустился в подвал, где у обкома была столовая. Конечно, увидеть за соседним столиком первого секретаря обкома Богомякова я не расчитывал. Для начальства была, разумеется, другая столовая. Но и тут было совсем неплохо. Был Четверг-Рыбный день, и я взял на закуску сосьвинскую селедку, потом уху из нельмы, жареного муксуна с картошкой и морс из брусники. Заплатил за все это рубль(!). Впрочем, у меня был выбор, несмотря на Четверг, за те же деньги я мог бы взять куриный бульон с фрикадельками и тушеного кролика. Однако, выбрал рыбу, понимая, что для подавляющего большинства населения страны эти названия сиговых рыб звучат как цитаты из Гиляровского или Молоховец.

В два дня мы встретились с Сергеем Анатольевичем, который ни с кем в главке не встретился, но пообедал в тамошней столовой. Конечно, он съел не совсем то, и не за те же деньги, что я, но и он голодным не остался. Но, как вы понимаете, и в этот вечер, и по дороге домой в Нижневартовск, я не отказывал себе в удовольствии напомнить ему, что он тогда сделал неправильный выбор. Вообще, мы любили подкалывать один другого по-дружески. Альтшулер, к примеру, при удобном случае называл меня ''чечако'' (помните у Джека Лондона?). А я говорил ему, что рано или поздно время первопроходцев кончается и им на смену приезжают специалисты.

Кроме поездок на Самотлор с измерением факелов и отбором проб газа у меня спонтанно возникла еще одна работа, связанная как раз с ''Наири'', за которой я ночевал. В подчинении у меня оказалась и наша отдельская программистка Алла. Вот с ней вместе мы и сделали программу по выбору точек для размещения объектов газопереработки. То есть, на карте Западной Сибири была нанесена функция суммы запасов газа в месторождениях и прогнозных структурах, деленных на расстояние от месторождения до нашей точки. Никакого разумного объяснения почему избрана именно такая функция у меня, конечно, не было. Подозреваю, что тут повлияли школьные воспоминания о законе Кулона, но делить влияние запасов на квадрат расстояния я посчитал чрезмерным.

Мы, точнее я, были несколько удивлены тем, что для южной части Западной Сибири местные максимумы нашей функции пришлись на Нижневартовск, Нефтеюганск, Сургут и Варьеганское месторождение, где уже строились газоперерабатывающие заводы и компрессорные станции. То есть, ''проверку на тривиальность'' наша функция прошла. В северной части региона максимумы пришлись на Ноябрьское месторождение и Тарко-Сале в Ямало-Ненецком округе. К слову, в дальнейшем там и были построены заводы. Так что наше уравнение было право.

С этого, собственно, начинается моя работа по машинному синтезу схемы размещения объектов газопереработки, которой я в свободное от полевых работ на месторождениях время занимался следующие пятнадцать лет. Тут неожиданно то, что проведение такой работы в Нижневартовске противоречило моим собственным принципам. Я считал и всегда, когда заходил разговор, декларировал, что на Северах с северной надбавкой надо вести только такие работы, которые нельзя (!) провести в Краснодаре или Москве. Ну, к примеру, газ надо перерабатывать на месте, потому что транспорт неподготовленного ''сырого'' газа обходится очень дорого. Что касается заводов по переработке нефти, то их надо ставить ''у потребителя'', потому что послезаводской транспорт нефтепродуктов дороже транспорта нефти. Что до нашей собственной деятельности, то на месте надо отбирать пробы и анализировать газ, измерять факела, пожалуй, и всё. Ну, проектировшикам надо иметь на стройке авторский надзор. Может быть, группу изысканий. Остальное надо делать без ''северной надбавки'', в цивилизованных условиях на Большой Земле.

На эту тему и вообще о целесообразности того, что делается по освоению Тюменского севера, мы довольно часто спорили с шефом. Я доказывал, что все вот это строительство городов, школ, детских садов и прочего — ненужная затея, так же, как и везде по Русскому Северу, который я видел от Карелии до Чукотки. Ну, не приспособлена здесь природа для того, чтобы пахать землю и строить города — где вечная мерзлота, где, как у нас в Нижневартовске, болота, где горы, как в Восточной Якутии.

Вот у нас в городе в нефтедобыче и бурении занято всего тысяч пятнадцать. А вот шоферов, работников детсадов, продавцов в магазинах — целые толпы. У меня были конкретные примеры другой политики — поселки при компрессорных на магистральных газопроводах, знакомые мне по стройотряду в вузовские годы. И фотографии, привезенные моим отцом еще в 1961 году из поселка нефтяников на чилийской Огненной Земле. Я помнил эти фото и рассказы отца о поселке. В центре большое здание в форме креста, в котором находятся ресторан для работников, управление промысла, гостиница для временно приезжих, клубы и кинотеатр для инженеров и для пролетариев. От него расходятся четыре улицы, на которых стоят коттеджики гостиницы, в которой живет текущая вахта инженеров и рабочих. Всё!