Эдуард Борисович Кислый

<

;ЭДУАРД БОРИСОВИЧ КИСЛЫЙ

Трудовая книжка у меня завелась летом 1962 года, когда я вместо того, чтобы с одноклассниками пыхтеть на жаре у конвейера на заводе низковольтной аппаратуры на трудовой практике после 9-го класса, нанялся рабочим в геодезическую партию и провел лето хоть и недалеко от города, но ночевал в палатке, а днем таскался за бригадиром с нивелиром, теодолитом и мерной рейкой.

Ну, и тридцать с лишним лет я после этого ходил под чьим-нибудь начальством: два декана в ВУЗе, начальник цеха на заводе "Синтезспирт", командир части в Краснознаменном Дальневосточном военном округе, завлабы во ВНИИ по переработке нефти и Институте Органической Химии АН СССР в Москве, начальники Западно-Сибирского отдела краснодарской ВНИПИГазпереработки, ну, и директора упомянутого института тоже, но те хотя бы в трех тысячах километрах от меня. Потом был гендиректор нижневартовской же "Черногорнефти", но на этом и кончилось. Дальше я ушел по собственному, у меня стала своя семейная фирмочка, начальников больше не было, только заказчики. Это еще продолжалось и по ту сторону Атлантики до 2010 года, когда я ушел на пенсию.

Как вы понимаете, начальства у меня за это время сменился целый взвод. Естественно, у большинства из них была та общая черта, что в деле, которым они занимались, они ничего не понимали, могли только надувать щеки. То есть, это я теперь так считаю, что это естественно, по накопившемуся опыту. А исходно я глядел на своего отца, который тоже был не фрезеровщиком и не чабаном, а то директором или главным инженером большого нефтеперерабатывающего завода, потом начальником техуправления совнархоза, а потом директором НИИ по нефтепереработке, который он создал, вырастил и которому отдал большую часть своей жизни и души. Я было думал, что и все начальники должны быть такими: заботливыми учителями, фонтанирующими генераторами идей, настоящими знатоками своего дела. Оказалось, что так только в книжках, в жизни таких, как мой отец, очень немного. Больше "надувателей щек". Собственно, достаточно посмотреть на историю нашего Отечества за последние лет семьдесят, да и за трехсотлетие, чтобы прийти к этому выводу.

Однако, мне повезло. Из двух десятков начальников, пришедшихся на мою долю, было по крайней мере два, вызывавших в определенной мере уважение и, честно скажу, личную симпатию. Вот я сейчас и хочу рассказать об одном из них что запомнилось. А там, даст судьба, вспомним и о другом.

Собственно, познакомились мы в самом начале моей работы во ВНИПИГазпереработке. Я, когда приехал в Нижневартовск, по первому времени был не сильно загружен. Мне на выбор предложили три направления. Заняться собственно технологией газопереработки — а чем там заниматься? Вся технология: сжать, охладить, ну, еще посушить. Я разработкой гидрокрекинга мазута в трехфазном кипящем слое при 150 атмосферах и 500 градусов Цельсия занимался! А тут придется только на подхвате у приезжающих из Краснодара научных работников суетиться.

Еще вариант — заняться трубопроводным транспортом сырого газа с водой и углеводородным конденсатом от месторождения до завода. Но тут сфера личных интересов непосредственного начальника. Сейчас у нас с ним дружба, он-то меня и пригласил из Москвы, а по работе может возникнуть и конфликт. Лучше не надо. В итоге я занялся измерением горящих над месторождениями факелов, чем, собственно, больше никто в стране не занимался. Кончилось это большими скандалами, обнаружением в факелах лишних по сравнению с министерской отчетностью семи миллиардов кубометров газа в год и снятием некоторого количества начальников в Нижневартовске, Тюмени и Краснодаре.

Но до этого далеко, а пока у меня большой загрузки работой нет. А как раз в это время на Кубани наш головной институт празднует свое десятилетие. Надо нашему комплексному отделу вручать букет и поздравления материнской конторе. Вот меня и послали. Благо еще и фамилия в нефтяном мире известная.

Прилетел я рано-рано утром, доехал до автостанции, сел там, как меня научили еще в Сибири, в полупустой автобус до поселка Афипский в 20 километрах от города. От остановки до корпусов, скорей бараков, где пока, до окончания строительства десятиэтажного здания института на главной краснодарской улице Красной, находится большая часть нашей конторы. Трудовой день еще не начался. Помню, как иду мимо болотца, откуда звучит громкий лягушачий хор. Дошел до места, двери не на запоре, обнаружил явный конференц-зал и там прилег на часок на стулья до прихода трудящихся.

Почти сразу обнаружилось, что ученым секретарем там служит мой еще уфимский знакомый, он раньше был у моего отца в институте тоже ученым секретарем, по имени Исаак Моисеевич. Вот он меня со всеми и знакомил. Институт у нас комплексный, что и по названию видно: научно-исследовательский и проектный. С завлабами из науки я сразу перезнакомился — нам же еще вместе работать, внедрения-то у них будут в Западной Сибири, где же еще.

А из проектировщиков я запомнил только главного инженера. И то более не по внешности, а по резко выраженному "кавказскому" акценту. Это я уж потом узнал, что грозненские чеченцы и ингуши обычно говорят по-русски без особого местного выговора. А вот у русских и армянских горожан акцент довольно частая вещь. Но общее впечатление было симпатичное. Да и кто я такой, чтобы выносить суждения?

Мне, на новенького, сообщили некоторые детали из биографии главного инженера. Что молодым парнем он сделал быструю карьеру в грозненском проектном институте по нефтепереработке. В тридцать лет стал главным инженером, самым молодым в отрасли. Ну, он действительно работяга и притом с развитой технической фантазией. Кабинет, стол, в предбаннике секретарша. Секретарша молодая, главинж молодой, рядом они находятся 8-10 часов в день. Ну, и произошло то, что иногда бывает в такой ситуации. А законная жена сделала то, что и может сделать передовая советская женщина — пошла в партком.

В общем, из главных его поперли, партвыговор со строгим предупреждением. Пришлось ему из института уходить, квартиру оставить законной выдре, а самому с Таней отправляться в дорогу. Без работы он, конечно, не остался, по отрасли знали его уровень и вскоре он оказался в краснодарской ВНИПИГазпереработке начальником отдела ТЭО (технико-экономических обоснований), а когда первый вал обсуждения скандальной ситуации схлынул, то и главным инженером. Ну, надо сказать, что тамошнему директору Марку Берлину вообще везло на кадры.

К слову, я уже в первый день командировки оказался за ужином у упомянутого Исаака Моисеевича и по простой душе спросил его — как же он от такой большой нефти и уровня работы в Уфе и потом Казани приехал сюда. Место приятное, но ведь на нефтяной карте захолустье. Он ответил мне вполне понятно, показав на стол, покрытый зеленью и шикарными кубанскими овощами да фруктами: "Ну, а что я видел в Уфе, кроме картошки и мяса?"

Вручил я цветочки, сказал о том, как мы в Нижневартовске любим, уважаем и берем себе в пример головную организацию, посидел на банкете, отметил командировку, купил на Сенном рынке по сезону кубанских фруктов и улетел в Москву, где и пробыл с женой и сыном выходные, а потом в Домодедово на самолет до Нижневартовска.

Время идет, постепенно осваиваюсь в Нижневартовске и в своей новой работе, завожу знакомых в головной конторе, в тюменском СибНИИ НП, в куйбышевской Гипровостокнефти. Выяснилось, что ВНИПИГазпереработка регулярно проводит координационные совещания по ресурсам и переработке нефтяного газа на своей черноморской базе отдыха в бухте Инал. Туда съезжаются представители со всех нефтяных районов Союза. Мне там очень понравилось. То есть, комфорт там был не чрезмерным. Избушки на курьих ножках по склону, тюфяки на дощатых лежанках в "коттеджах", кое-где еще и столы со стульями, временная полевая столовая на время конференции, крупногалечный неширокий пляж. Но народу не слишком много, потому что в этой бухте только базы отдыха нескольких краснодарских организаций, есть открытый как бы конференц-зал со столом и длинными скамьями. Ну, и то, что недалеко от входа есть в наличии киоск, торгующий разливным сухим вином, ну, а закуску все прихватили из Краснодара. Так что вечером происходит, можно сказать, "неформальное продолжение" конференции с установлением рабочих и просто дружеских контактов.

У меня уже много знакомых из Москвы, Краснодара, Куйбышева, Тюмени, Уфы, Альметьевска, а теперь заводятся еще и знакомства в Гурьеве, Ташкенте, Душанбе, Ивано-Франковске и прочих ранее лично неизвестных местах. В общем, получается "симпозиум" в древнегреческом значении этого слова, то есть "философская беседа с участием вина и девочек". Вот тут я познакомился с нашим главным инженером несколько ближе. Оказалось, что он может и высказывать иногда сильно неожиданные, но очень разумные суждения, и звякнуть вечером стаканами под достаточно острый анекдот.

Однако, он сумел меня, да и других и напугать. После веселой вечерней беседы на пляже "под сухарик" с ребятами из Тюмени и Куйбышева я забрался в свою избушку и было заснул. Но тут меня разбудил громкий крик: "Вас расстрелять надо!". Я высунулся наружу и обнаружил что это наш главинж Кислый беседует с людьми, приехавшими из Подольска, из Центрального конструкторского бюро нефтеаппаратуры, и вот так несколько резко выражает свое мнение о каком-то из их аппаратов. Я в этом разбираюсь плохо, готов ему поверить на слово. Но не в два же часа ночи!

Слава Богу, ситуацию разрулил проснувшийся вместе с другими наш зам по науке Евгений Максимович. Он дружески приобнял главинжа за плечи, сказал ему что-то примиряющее и, к общему облегчению, увел его в коттедж, чтобы уложить в койку.

Я тогда вспомнил анекдот, рассказанный мне про Кислого. Дескать, идут по коридору в здании на Красной иностранцы, не то японцы, не то французы. И слышат крик. Они встрепенулись. Им объясняют: "Это наш главный инженер мистер Кислый разговаривает с Нижневартовском" — "А что, он не мог воспользоваться телефоном?" эта байкадовольно хорошо отражала манеру Эдуарда Борисовича при телефонных разговорах.

Разъехались. Я иногда встречаюсь с героем моего рассказа, когда приезжаю в Краснодар на ученый совет. Впечатление от него устойчиво положительное, а еще я как-то, заехав в Уфу, поговорил о нем со своим отцом и услышал очень уважительное мнение. Но надо честно сказать, что любые подробности в проектной части нашего института меня интересовали мало. Так как-то сложилось в жизни, что меня работа проектировщика не привлекала. Интересно то, что вот мой сын категорически не хотел заниматься наукой, хотя его уговаривали еще в ВУЗе, а стал в итоге программистом, чья работа, на мой взгляд, очень походит на проектную.

Честно сказать, так та работа проектировщиков, которую я мог видеть у нас в конторе в Нижневартовске, сводилась по большей части к тому, что брался типовой проект узла и ставился на него наш штамп, позволяющий использование. Непонятно, зачем тут нужен вузовский диплом. Но вот однажды я убедился, что это работает не всегда. Лечу я в Москву, проверить на опытных стендах одну версию насчет механизма "канавочной коррозии" в наших газовых трубах. А вместе со мной летит наш ГИП — главный инженер проекта Иосиф. Я его спрашиваю: "А ты в Москве куда?" — "В Ленинскую библиотеку". Ничего себе! Зачем проектировщику книжки, у него СНИП (Строительные нормы и правила) есть! А он объясняет, что появился новый метод расчета фундаментов, так надо почитать. Да, думаю, не всегда я прав, наверное ... .

Ну, а однажды я оказался в головном институте, когда туда приехал с визитом новоназначенный начальник Союзнефтегазпереработки Алексей Ильич. Я-то его знал хорошо, он до того был гендиректором у нас в нижневартовской Сибнефтегазпереработке. Было время, когда он меня терпеть не мог. Ну, был эпизод, когда объединение обнаружило, что у него не хватает автобензина. Ничего удивительного тут нет. Я, когда сам ездил на автомобиле мерять факела на других месторождениях, так привык, что зимой водитель мотор на ночь не глушит, разве что ночью разок проснется, сходит к машине посмотреть — как там. Так оно всю ночь и тарахтит. А то ведь не заведешь утром.

Ну, а поставки бензина и дизельки с Большой Земли на такое не рассчитаны. Вот и дефицит. Мы с моим первым на Северах шефом оба исходно нефтепереработчики, так сразу посмотрели — нельзя ли газовый стабильный бензин, который на газоперерабатывающем заводе можно получить, применить к этому делу. Не получается. Слишком низкое октановое число, будет двигатель "стучать" от детонации газобензиновой смеси в двигателе и быстро выходить из строя. Я пробовал считать, что будет, если брать бензин очень легкий, там октановое число повыше, но карбюратор работать не будет. Жаль, но ... .

А тут прислали нового гендиректора в объединение. Вот он собирает совещание, позвали и нас с Сергеем Анатольевичем. Собственно, мы заранее знали, что Алексей Ильич исходно недолюбливает моего шефа, что, очевидно, связано с тем, что тот начал на Северах как главный инженер начинающегося объединения "Сибнефтегазпереработка". Отчасти, может, и потому, что мой босс кандидат наук, сын известного нефтепереработчика, главного инженера Новокуйбышевского НПЗ, а не выходец из глухой мордовской деревни. Ко мне он еще пока никак. Начинает новый начальник с того, что, оказывается (!), бензина не хватает. И вот, пока наука жует сопли и не дает необходимых рекомендаций, то они, производственники, своим крестьянским умом додумались добавлять в топливо газовый бензин с собственного завода. И всё! Проблема решена!

Я говорю своему шефу: "Давайте лучше я попробую объяснить". И начал рассказывать, что есть-де такое октановое число, что оно зависит от того, насколько разветвлен углеводородный скелет или какие добавлены присадки. Что для повышения этого числа на нефтеперерабатывающих заводах есть установки платформинга, но, к сожалению, на месте, в Нижневартовске мы этого сделать не можем. А если подать в двигатели наш газовый бензин, то начнется детонация, взрыв газобензиновой смеси не вовремя, которая быстро выведет моторы из строя. Что, может быть, можно договориться, например, с Омским комбинатом, об отправке к нам неразделенного платформата-сырца, чтобы его смешивать с газовым бензином, но согласятся ли в Омске? Да и в любом случае тут надо проверять пригодность такой смеси на специальных установках, а не на работающих автомашинах.

Меня, конечно, сразу же поставили на место, объяснили, что дело науки одобрять решения начальства, а не заниматься рассуждениями. Ну, решение принято. Начали кормить машины объединенческой АТК, автотранспортной конторы газовым бензином с Нижневартовского ГПЗ. Зажили, себя не стесняя. Через полтора месяца новое техсовещание. Оказалось, что у половины автомобилей двигатели вышли из строя. Что делать?

Признаюсь честно, что я не удержался. Довольно громко произнес: "Кто бы мог подумать!" Ну, сами понимаете, что любви ко мне у генерального директора это не вызвало. Убедиться в этом я смог хотя бы по тому, что гарантированную мне при приезде квартиру я ждал не обещанные полгода, а почти полтора. Наша-то контора сама домов не строила, мы получали жилье только от объединения. Но тут могло влиять и то, что мои измерения факелов на Самотлоре все время зачеркивали цифры по степени использования газа, которыми отчитывались Наверх и "Сибнефегазпереработка", и "Нижневартовскнефтегаз", и наша собственная головная контора. Отношения с Алексеем Ильичом потом все же наладились, но много, много позже.