Эдуард Борисович Кислый

Но вернемся на встречу в Краснодаре. Докладывают тамошние ученые о своей работе в присутствии нового московского начальника, а тот высказывает то или иное руководящее мнение об их работе. Доходит дело до темы о разработке системы машинного проектирования объектов газопереработки. В принципе, дело понятное и в моде на то время. Я, скажем, так и думал, что дело людей — разработка технического задания на проектирование, а дальше надо дело перекладывать на компьютеры, как это тогда называли — на ЭВМ. Что это могут сделать те люди, которые работают на улице Красной — тут могли быть сомнения, но в принципе ... .

А Большой Начальник из Москвы говорит: "Ну, и вот этим вы занимаетесь уже пять лет и списываете деньги?" Поворачивается к главному инженеру: "Скажи, Эдуард, вот мы с тобой были в Далласе. Так там нет никаких научных работ, а нажимают кнопку — и начинает машина рисовать чертежи и печатать текст проекта". Кислый ему в ответ: "Только ты забыл, что перед этим как раз такую систему и разработали. И стоила она пять миллионов долларов. А уж после этого нажимают кнопку".

Ну, вроде, слава Богу, закрыли тему. У меня, конечно, его, Кислого, как нынче говорят, рейтинг после этой беседы сильно повысился. Да тут еще стала известна еще одна история.

Дело было так, что в что время начиналось обустройство Тенгизского месторождения в Западном Казахстане. Говорили о нем в отрасли много. Там на разведочной скважине произошел пожар. Газ и нефть горели так, что факел доставал до Луны. Из Астрахани было видно. Долго маялись, пытались это пламя погасить. В конце концов привезли из США управляемого по проводу робота и смогли сделать внутренний взрыв в стволе. В общем, насилу перекрыли. Горело до этого год и еще неделю. Потом померяли давление на устье. Оказалось такое же, как в самом начале. Сколько ж там всего есть углеводородов?!

Ну, одним словом, начали обустраивать. Генеральным проектировщиком формально числилась ВНИПИГазпереработка. На самом деле, проектирование делалось в Англии, время от времени в Краснодар приходили ящики толстого картона весом, наверное, около полутонны. Их вскрывали, доставали чертежи, ставили на них штамп института и отправляли строителям в Тенгиз. А что поделаешь? В газе на этом месторождении 25% сероводорода. У нас в СССР такого процесса и такого оборудования не было, пришлось все, и проект, и оборудование, покупать за валюту.

Но все-таки наш главный инженер прилетел на Тенгиз посмотреть площадку. Походил, походил и спрашивает строителей — где тут у них будет факел. Те показали. А какая тут у вас "роза ветров"? Нашли и развернули. Выходит, что большую часть года ветер дует от факела как раз на будущий поселок эксплуатационников. Как это так получается? Оказалось, что дело в том, что на советских чертежах генпланов север в верхней части чертежа, как на школьных картах. А как может быть иначе? А на британских наоборот — снизу. И у них тоже сомнений нет и быть не может. И никому никогда не пришло в голову проверить. Слава Богу, строительство только начинается, почти ничего переделывать не надо. Но вот если бы не интуиция Эдуарда Кислого ... .

Где-то примерно в это время он приезжал к нам в Нижневартовск. Дело было летом и в субботу, мы — Кислый, еще тогдашний наш начальник отдела, ГИП — руководитель нашей проектной части, секретарь парторганизации Ванечка Шулик и я поехали на как бы пикник на берегу Оби. Ваня у нас такой деловой кубанский кулачок, всегда главный при любых заготовках: и за картошкой в русскую деревню Вата, и по осени за капустой, которую у нас покупают для засолки мешками, и по зиме за яйцами в томский городок Стрежевой. Он и тут сразу съездил до "песка", речного стана рыбколхоза, сменял спирт на рыбку, так что уха будет достойная. Развели заранее, чтобы остыло, и даже, по моей идее, настояли на сушеной лимонной корке.

Сели на берегу, подстелив брезент, день теплый, мошку сдувает ветерком с реки. Благодать! Разожгли костер, варим уху, ну а на закуску пока мой зеленый лучок и Ванина малосольная ряпушка. Эдуард Борисович начал говорить тост за совместную работу, за то, чтобы были успехи. В конце он сказал: "Чтобы вообще надолго не расставаться!" И исчез.

Мы захлопали глазами, не понимая — куда делся приезжий начальник и наш сотрапезник. Но тут он нашелся. Оказалось, что за ним была яма. Поднимая тост, он откинулся назад и кувыркнулся туда. Но, что характерно, при падении кружку удержал, не опрокинул и даже не расплескал. Так что за его пожелания мы все же выпили. Все же, если человек талантлив, так уж во всем.

Ну, а где-то месяца через три до нас доходят слухи, что Кислого с должности снимают. Дело оказалось так, что советская делегация была в командировке на "Крезо-Луар" во Франции. Известно ведь, что за нашу нефть мы покупаем ихнее оборудование, в том числе и компрессора. Фирма, конечно, постаралась блеснуть. Рассказали они и том, какой компрессор собираются выпустить в будущем году для сжатия нефтяного газа, то есть, для газоперерабатывающих заводов. Когда были названы ожидаемые показатели, то советский гость месье Кислый громко воскликнул: "Ну, если у вас на самом деле будут такие характеристики, я готов вас в попочку целовать!" Немного посмеялись, потом перешли к следующему вопросу программы обсуждения.

Закончили совещание, разошлись, потом наши вернулись в Москву. Сами понимаете, что в составе делегации были специально обученные люди. Да и прочие не могли не стукнуть. И вот в Министерстве нефтяной промышленности СССР и соответственном отделе ЦК КПСС появляется информация, что член КПСС Эдуард Борисович Кислый открыто заявлял в зарубежной поездке, что готов целовать филейную часть представителям французской капиталистической фирмы. То есть, больше им заняться нечем. Эту информацию приняли всерьез и фигуранта отстранили от выездов за рубеж. Не ездить к зарубежным партнерам главный инженер ВНИПИГазпереработки не может — сняли его с занимаемой должности.

Надо его куда-нибудь пристраивать. И вот вспомнили, что в Нижневартовске есть Западно-Сибирский комплексный отдел — можно его туда сунуть начальником. Ну и хорошо! А то у нас после ухода первого начальника все его преемники были — ни рыба ни мясо. Действительно, через пару месяцев бывший главный инженер института приехал к нам в Нижневартовск начальником комплексного отдела. Представлять его не было нужно — и так все знают.

Я в момент его приезда был в Сургуте, проводил там обследование Федоровского месторождения. Вернулся — оказалось, что мы соседи. Он пока живет в гостинице для иностранцев в соседнем со мной подъезде. Кислый — не из тех людей, которые работают по восемь часов от звонка до звонка пять дней в неделю. И к нему в номер постоянно приходят те или другие люди из нашей конторы, он с ними обсуждает свои планы на будущее. Ну, а я вообще под рукой. Задумал он по краснодарскому историческому образцу сделать из нашего комплексного отдела сначала филиал, а потом и отдельный Сибирский научно-исследовательский и проектный институт по газопереработке. Наша конторская публика, конечно, в восторге — такие открываются перспективы по карьере.

Диссидентом тут оказался только я. Потому, что много думал об этом и раньше. Я полагал, что здесь, на Северах надо делать только то, что невозможно делать на Кубани. К примеру, мои измерения расхода газа на факелах на Большую Землю не перенесешь. Анализы газа, работу на газопроводах. Еще надо иметь несколько человек, которые помогают лабораториям головного института при внедрении их разработок на сибирских ГПЗ. Всё! Получается по максимуму человек пятнадцать-двадцать. Что уже и имеется.

В проектных делах я не очень понимаю, но понятно, что на месте, там, где строят, надо иметь авторский надзор. Ну, может быть, несколько квалифицированных проектировщиков, чтобы быстро что-то лепить по "хотелкам" заказчика. Наверное, должны быть и изыскатели, чтобы быстро делать съемку местности при авариях, когда надо срочно делать обходы на трубопроводе или ставить новый аппарат.

Нет, он хочет здесь в Нижневартовске, разрабатывать процессы, конструировать новые аппараты. Все это, конечно, надо делать, но почему именно здесь за северные надбавки? Сиди себе, на Большой Земле, там, где фрукты и овощи, проводи эксперименты, разрабатывай новые процессы. А Эдуард задумал четыре(!) лаборатории, хочет, чтобы я у него стал замдиректора по научной работе. Чтобы здесь разрабатывали и проектировали установку для повышения октанового числа у газового бензина, к примеру. Или тут на месте делали автоматическую систему проектирования.

Обсуждалось это все зачастую за стаканом разведенного. Иногда у меня в квартире, чаще у него в номере, потому что разговор часто переходил на повышенные тона, пугая мою Лину.

Ну, вот к примеру:

— Что у тебя с приемом новых работников?

Это он поставил мне задачу увеличить численность моей лаборатории пока что в два раза. А у меня и задач для них нет, да и не идут. Потому что у нас районный коэффициент зарплаты полтора, а у производственников один и семь. Были бы хорошие работники — я и сам бы их взял, такие себе задачу сами определят, я должен только подтолкнуть.

— Так нету людей, которых стоило бы взять ...

— С улицы будешь брать!

— С улицы ты будешь брать своих замов, а мне нужны работники! Кто работу умеет делать, а не щеки надувать!

Он заходит с другого конца.

— Но ведь нужно Сибирь заселять!

— Совершенно не уверен. Надо осваивать. Может быть — заселением. А может быть — вахтой. Просто это другая должна быть вахта. Такая, как у амеров на Аляске, у канадцев, у чилийцев на Огненной земле. А мы везем людей, у которых вообще нет жилья на Большой Земле. Конечно, они оседают постоянно, заводятся детки, становятся нужны детские сады, школы, детские больницы. А там поднимается красный флаг над сельсоветом и начинают продавать водку. А нужно не жилые дома и бытовой комплекс строить, а комфортабельные гостиницы!

— Но ты вспомни, кто Москву от Гудериана спас. Сибирские полки!

— Но они же не из младших научных сотрудников были набраны!

Ну, не только об этом говорили, конечно. Рассказывал он о всяких эпизодах из своей инженерной биографии, скажем, о том, как сразу после Дагестанского землетрясения 1970 года он добыл в Чечено-Ингушском КГБ нужную бумагу, усадил в свой УАЗик главных специалистов по промышленно-гражданскому строительству из их грозненского института и отправился в Дагестан — смотреть, что происходит при 9-балльном землетрясении и что устояло, а что нет. Среди прочего — как они увидели, что рассыпались все глиняные дувалы в аулах и из них выкатились скрытые обсадные трубы для скважин. Стало понятно, почему именно в "Дагнефти" самый большой расход таких труб при бурении.

Еще он очень любил рассказывать о каком-то их грозненском Кулибине с какими-то фантастическими приспособлениями для самых разных вещей. К примеру, этот самый изобретатель придумал как насыпать плотину для Асуанской ГЭС в Египте. Идея была такая, что грунт для насыпки загружается в самоходную баржу, в которой с одного из бортов есть пустой отсек. Баржу радиоуправлением выводят в нужное место, там также по радио открывают кингстон, вода заливается, посудина теряет равновесие и переворачивается. Грунт высыпался, после этого баржу можно отвести назад и грузить снова. Рассказывал он очень эмоционально, руками показывая, как переворачивается и подпрыгивает над водой объект. В сочетании с его грозненским произношением это становилось эстрадным номером.

В общем-то, понадобилось месяца два, пока он понял, что я категорически против раздувания конторы и в замы по науке к нему не гожусь. При этом личные отношения и взаимное уважение у нас остались по-прежнему. Приехали еще три человека с Большой Земли, которых он и определил в завлабы. Один — программист Володя из головного института, с которым у нас и раньше были приятельские отношения. Он начал создавать лабораторию вычислительных работ. Слабым местом тут было то, что ЭВМ у нас в ту пору не было, так что пришлось арендовать время у одного из соседей.

Второй — из Волгограда, тоже Володя. Не в обиду ему будь сказано, мне его манеры все время напоминали гайдаровского Мишку Квакина. Но так — тоже парень неплохой. Предполагалось, что он будет заведующим лаборатории по технологии газопереработки. Он по большей части рассчитывал на "цеоформинг". Это, значит, в новосибирском Институте Катализа в ту пору разрабатывали процесс по превращению парафиновых углеводородов на цеолитном катализаторе в ароматические и разветвленные, "изопарафиновые", у которых октановое число значительно выше. Получался такой аналог платформинга, но без платины и способный работать в небольших объемах. То есть, должен был получаться, но, по моим сведениям, до реализации там было еще очень далеко. Там, в Институте Катализа Сиботделения АН, были очень толковые ребята, но у них была очень сомнительная общая идея о том, что промышленный процесс можно и нужно разрабатывать прямо "после пробирки", не проходя стадий опытных и полупромышленных установок. Смоделировать на ЭВМ — и вперед! Сейчас этот цеоформинг вроде вполне работает, но тогда до этого было еще далеко.

Кислый продолжал со мной советоваться, но уже по тем вопросам, которыми я занимался в ту пору и в которых понимал. Его "раздувание" конторы проходило уже без меня. Ну, и слава Богу! Временами, конечно, встречались и за стаканом, уже не в соседнем со мной подъезде, а в его новой квартире в "московского проекта" доме недалеко от берега Оби. Таня его приехала и с ней у меня сложились вполне приличные отношения. А Лина моя была с ней почти незнакома.

В общем, дела шли. И тут его хватанул инфаркт. Ну, что тут скажешь! Работал он, прямо скажем, не щадя себя. Тут можно вспомнить моего отца, который был очень недоволен стихотворением Евтушенко "Наследники Сталина". Особенно его возмущали слова: "Наследников Сталина видно сегодня не зря хватают инфаркты". Он говорил, что право на инфаркт нужно еще заработать. Если так смотреть, то Эдик, безусловно, заработал.

Но вот дальше пошло то, что мне, безусловно, не нравилось. Кислый был еще в больнице, но и оттуда продолжал руководить нашим отделом и его превращением в филиал и далее в независимый институт. Замы его были, на мой взгляд, абсолютно пустым местом и по любому поводу бегали к нему в палату — решать вопросы. Я его навестил пару раз с апельсинами, на вопросы по работе ответил, что у меня сейчас нет ничего, что требовало бы его вмешательства, и пытался его уговорить отдохнуть от руководства и спокойно выздоравливать. Не подействовало.

Так прошло месяца два. Прихожу я утром в контору и узнаю, что Эдуард Борисович Кислый умер. Второй инфаркт. Меня как дубинкой по голове стукнули. И то, что жалко очень хорошего человека, действительно незаменимого работника. И то, что я его уже воспринимал как друга, а это не со всеми коллегами бывало. И что же теперь будет с нашим отделом?! Пришлют какого-нибудь из Краснодара, как уже не раз присылали.

Хоронили его после чего-то вроде панихиды. Дело было летом, выстроились мы всем отделом перед зданием, пришли люди из управления "Сибнефтегазпереработка", увидел я и нашего первого начальника, Сергея Анатольевича. Главную речь говорил главный инженер "СНГП" Шарков. Когда он произнес об "исключительных научно-технических познаниях" покойного я, при всей печальности ситуации, еле удержал улыбочку. Да не было у Эдика никаких особых "исключительных научно-технических познаний"! Он был безумно талантливый человек, в первую очередь как инженер. На этом и работал.