Экзорцисты

— Девушка, вы такая красивая и такая грустная. Мужчина, ну купите своей даме леденец! Сладкий, легкий, фигурке не повредит и настроение...

— Ты еще скажи, навыки нужные развивает, — пробурчал Ричард, искренне обиженный на всех уличных торговцев сладостями. Они упрямо игнорировали его голодный взгляд и совали пряники, цукаты и леденцы только мне. А самому купить себе карамельную рыбку на деревянной палочке и присосаться к ней — гордость не позволяла.

— Дайте три красных петушка, — начала было я, но потом густо покраснела и передумала. — Три феи и одного розового слоненка, но все в пакетик.

— А если подумать, — улыбнулся Ричард, отсчитывая монеты.

— То троих голубых медведей тоже давайте, — решительно кивнула я, забрала сладости и тут же потянула мужчину к лавке с красками, пока меня не начали бить по попе посреди шумной улицы.

В проходе мне все же съездили по мягкому месту, но заметила это только девушка, которая собиралась выходить из лавки. Улыбнувшись чуть смущенно, она прошла мимо, задержав взгляд на отпечатке руки Ричарда на моем новеньком теплом плаще с меховой окантовкой. Я же засмотрелась на ее сверток, в котором угадывалась папка для эскизов. Наверняка там полно бумаги...хорошей, качественной, на которой карандаш будто сам выводит новую изящную линию, делает тонкий штрих, а как приятно по такой бумаге водить пальцем, растушевывая темную крошку!

Через час из магазина меня выпроводили все тем же ласковым, но настойчивым ударом ниже спины. Мне даже стало стыдно, ведь за все платил по-прежнему Ричард, а набрала я сверх его долга за грешки. Но к ночи я забыла о совести, уснув лишь под утро над рисунком Норы и Каида. Карандаш из моих рук вынимал Ричард, и в постель меня укладывал тоже он. Теплый, милый, хороший-хороший... но я все-таки заставлю его померзнуть.

— Гляди, не она?

— Похоже, что она. Остальные любители женского и мужского тела или престарелые сластолюбцы или косорукие бабищи с такими же натурщицами.

Сегодня был день художника в неделе искусств на столичных улочках. По всей базарной площади толпились творцы с кистями и мольбертами, угольками и желтоватой бумагой, разноцветными разводами на носах и пальцах. Ну и к торговцам сладкого присоединились шустрые парнишки с портретами короля и его фавориток. Причем король на портретах у разных парнишек был тоже совершенно разный. Видно, мало общается с народом монарх. Но вот голым короля изобразить решилась только та самая девушка, которую мы видели вчера в лавке. Скорее всего, просто пририсовала к натурщику голову монарха, которого и не видела. Но зато возле нее на подставках стояли, лежали, сидели другие мужчины и женщины. Знатные, бедные, иногда карандаш послушно вырисовывал грязь на теле натурщицы или родовую драгоценность на длинных пальцах натурщика. Но все равно картины были прекрасны и правдивы, что самое главное.

— Ну тогда пошли к ней знакомиться, — вздохнул Ричард.

— И кем представимся? Как проверим ее правдивость?

— Я покажу свои документы сотрудника отдела тайных знаний и напою безвкусным зельичком, мы все узнаем и пойдем в мою квартиру греться, — растирая мои окоченевшие от мороза пальцы, ответил Ричард. Признаться, такой план был мне по душе, но к сожалению, так же нереален.

— Ричард, у нее явно нет лицензии на картины в стиле ню. Те, кто здесь выставляется, бедняки, перебивающиеся случайным заработком. Она твои документы увидит, подумает, что какой-то вельможа недоволен ее выставкой на свежем воздухе, и сбежит от нас куда подальше. Хочешь тут панику устроить?

— Ладно, что ты предлагаешь? — чуть подышав на мои руки, спросил мужчина, не спуская взгляда с художницы.

— Давай скажем, что мы муж и жена, а я закажу у нее твой портрет. Голым. Со спины, — мужчина застыл на мгновение, а потом странно на меня посмотрел. Со смесью подозрения и боли. Скривился-то как! — Ричард, ну сам подумай. Такие клиенты для нее — самые привычные, она ничего не заподозрит. А я буду у нее еще вроде как опыт перенимать. Рядом стоять и тебя рисовать. Разговоримся, выпьем чаю с твоим зельем, она все и расскажет по правде. Только главное не показывать, что мы маги — не расслабится тогда. Обычные люди с магами чай пить не будут.

— М-м-м... хорошо. Вроде бы. Но ты не выдержишь такой роли, — как можно деликатней сказал Ричард, отпуская мои пальцы.

— Почему же? Смогу. Мамин пример у меня перед глазами, так что, как ведут себя супруги, я знаю. Ну и Пушка с Карелом очень яркий образец. Справимся. Не волнуйся, это же понарошку, Бен с тебя вино не стребует, — усмехнулась я.

— Элли, нам придется изображать влюбленных, и это, уж извини, слишком. Не хочу делать тебе больно, пойми же ты, девочка!

— А ты и не будешь. Мне будет приятно. Я выдержу, Ричард. Не грызи себя, пожалуйста. Я буду наслаждаться этой ролью, поверь, — совершено искренне улыбнулась я. И ведь не вру. Действительно, мне будет приятно...обмануться.

— Не верю, но потом, если увижу у тебя хоть одну слезинку по этому поводу — отправлю учиться в Либруссию. Ясно? — как ни в чем не бывало, пообещал Ричард. Без эмоций, без сомнения в голосе. Просто сказал, что меня ждет, если сама себе сделаю больно. Добрый он, хоть сейчас картиной по голове бей. Да даже если я потом истерику устрою — в Либруссию не поеду! Раскомандовался!

— Ясно. Пошли. Улыбнись, что ли, а? — с сомнением глянув на хмурое мужское лицо, попросила я. — Мы же счастливые супруги.

— Ричард, не шевелись! — взвизгнула я.

— Мне холодно! — буркнул мужчина и попытался встать в ту же позу, что и минуту назад и уже пять часов.

— Ты и так в носках и штанах!

— Спина мерзнет! — продолжал вредничать мужчина. Я сдалась и подкинула еще одно поленце в огонь, а потом пошла поправлять натурщика.

— Так?

Невысокая девушка с длинными распущенными волосами трех разных цветов придирчиво глянула на Ричарда и покачала головой.

— Чуть влево голову отведите и подбородок ниже...да...так...ближе к плечу...а теперь бедра в разверните...чуть-чуть...чтобы тень на позвоночник легла. Вот! Идеально! Давайте продолжим? — Ричард тихо застонал сквозь зубы, но позы не сменил. — Еще немного, господин. Всего пару теней и первые рисунки готовы.

Тихий голос, больше похожи на щебет птички, завораживал. Сразу ясно, отчего девушки запали на это нежное создание. Такая хрупкая и чувственная. Из макияжа на лице только алые губы и черные точки в уголке глаза, делающие взгляд более открытым и даже удивленным. Почти бесцветные серые глаза, на которых маленькими агатами горели зрачки, создавали впечатление, будто художница видит каждый предмет насквозь и даже через него. Бедный Ричард. Под этими глазами мало того, как раздетая, так будто и без кожи. А любопытные глаза из-под рваной челки снимают мышцы и добираются до костей, чтобы первыми на белую бумагу легли тонкие линии, словно скелет будущего рисунка. Потом Софи снова наращивает мышцы, надевает плоть и пускает по венам кровь. И лишь потом девушка позволяет оголенным нервам укрыться кожей, согреться и заблестеть в пламени огня от камина живыми отблесками и тенями. Последние штрихи очерчивают тело мужчины, придавая ему характер, эмоции...силу.

Все. Первая картина готова.

А я, как первоклашка, застряла на коже. Что-то не получалось, уходило от глаза. Детали путались и линии выходили слишком рваными. Словно из-под старой шкуры змеи виднелся уже новый узор чешуи, но куда уродливей. Что-то неправильное было в теле Ричарда. Что-то мешало пальцам растушевать карандаш и придать объем рисунку. Вот же демон! Ну что такое?! Я так еще долго буду мучиться.

Скосив взгляд на рисунок Софи, я повторила ее окончательные штрихи и чуть отошла в сторону.

Как странно. Рисовали практически одновременно, с разницей в пару секунд с одного и того же человека, который до сих пор стоит, замерев в неподвижности. Но какие же разные получились изображения! И что самое странное, оба отличались от реальности. Рисунок Софии был поразительно точен в мелочах и пропорциях, казалось, что он объемен, и ты видишь фигуру мужчины не только в свете, но и в цвете. Легкие оттенки серого правили балом и создавали впечатление, что Ричард сейчас повернется и...потребует чаю.

Мой же рисунок был более мягкий. Будто подернутый миражом жаркого дня или сами графитовые линии расплавились и потекли. Ричард стоял спиной и не собирался поворачиваться. Будто неживой. Отражение в холодном запотевшем зеркале. Нет уверенных мелких штрихов, но есть карандашная крошка, растертая на рисунке моими пальцами. Линии местами слишком острые, но рука просто не поднимается их сгладить, потому что глаз, будто не видит как. Странно это все.

— Что-то не так, — прикусив губу, прошептала я.

— Можно смотреть? — уже на ходу спросил Ричард и встал между мной и Софи. — Ну, по-моему, очень хорошо, дорогая.

Теплая улыбка, такая хитрая и понимающая. А вот это уже интересно. Видит разницу и понимает, откуда она взялась?

Я прошлась глазами по фигуре мужчины. Ну вот что не так?!

Под моим взглядом Ричард разулыбался еще пакостливее и совершенно по-девчачьи потеребил свой кулон в виде носочка.

От обиды захотелось стукнуть Ричарда книгой. Самой толстой и тяжелой. Вообще, хорошо бы вырвать из книги листы, вложить камень и приложить. Не сильно и не по голове, но чтобы понял всю свою вину. Но разве жене такое позволено? Поэтому я просто ущипнула мужчину пониже спины.

— Ричард, а давай мы завтра тебя без штанов нарисуем? — прижавшись к Экзору и положив голову ему на плечо, спросила я. — Растопим камин хорошенько, и ты пару часов просто постоишь. Может, даже рубашку снимать не придется. И носки оставим, правда, Софи?

— Как вам будет угодно, миледи, — улыбнулась девушка, но прошлась взглядом по моей фигуре. Я уже и начала забывать о ее нетрадиционных любовных пристрастиях. Хотя пару раз, пока она мне помогала с рисунком, я все же отметила ее...немного слишком интимные прикосновения к моим рукам. А еще Софи любила стоять очень близко ко мне, практически прикасаясь к моей одежде. Хорошо, что Пушка нас весь семестр таким пытала. Но Анита уже воспринималась, как подруга с определенными особенностями характера, а тут совершенно незнакомая девушка.

— Тогда давайте отужинаем, а о планах на завтра будем думать завтра...или сегодня...ночью, — последнее слово Ричард прошептал мне на ухо, но достаточно громко, чтобы услышала Софи, а потом легко поцеловал в губы. Я в который раз пожалела, что нам не дозволено большего. Или в обществе уличной художницы можно? Нет, Ричард не позволит. Но и этих легких поцелуев, мимолетных ласк было достаточно, чтобы я чувствовала себя куда лучше, чем последние два месяца. Как же хорошо так его обнимать, на полностью законных основаниях касаться голой кожи, получать от него тепло и ласку, куда большую, чем может ожидать просто подруга.

А завтра я все-таки уговорю его снять штаны. От такой мысли становится невыносимо сладко и в груди разгорается жар, стекая вниз живота огненными ручейками.

Но от планов на следующий день меня отвлек тихий шепот Софи:

— Извините, я вас оставлю. Увы, не могу с вами отужинать, ведь уже так поздно и... — девушка на миг опустила глаза, но потом снова улыбнулась, глянула на меня, опалив взглядом ледяных глаз. Как такое может быть? Ведь, словно льдинки в глазах, а жжет так же безжалостно, как глаза Пушки, когда та придумала очередную шалость ниже пояса и без белья. Остановившись на моих губах, Софии чуть дернула уголком рта и кинулась собирать карандаши. — Прошу прощения. До завтра.

Как только дверь за художницей закрылась, я бросилась к мужчине.

— Снимай немедленно! — ошарашенным лицом Ричарда я просто залюбовалась, да и воспользовалась...почти. Руки, которые я тянула к носочку на кожаном шнуре, Экзор успел перехватить прежде, чем я добралась до маленького замочка.

— Штаны не отдам, — удерживая мои кисти и поднимая их выше и выше, прошептал Ричард. Я уже стояла на носочках, а Экзор все дурачился и заставлял меня тянуться вверх, высказывая все претензии прямо ему в лицо. Держать меня в таком подвешенном состоянии профессор мог долго, так что я решила немножко подурачиться и клацнула зубами у самого носа мужчины. Естественно, он отшатнулся, еще и язык показал.

— Нельзя так над женой издеваться! — возмущенно дернулась я в руках Ричарда.

— Можно, но только мужу, — улыбнулся он в ответ и подмигнул. Я же обиделась и отвернулась от мужчины.

На пол меня так и не поставили, и в столовую внесли на руках. А я все равно играла в обиженную, уткнувшись Экзору в плечо и обняв за шею.

— Элли, ты хочешь ужин пропустить? И завтрак в перспективе? Меня самого от отражения тошнит, а уже тебя вообще вывернет, — усадив меня за стол, Ричард пошел греть ужин.

— Ты уже показывался без морока! — буркнула я.

— Частично. Да ты и сама это понимаешь. Не упрямься и прими как данность. Я всегда буду под этой личиной. И мне спокойней и окружающим неплохо. С меня не так уж часто картины пишут, так что придется тебе терпеть. А все-таки хорошее у тебя зрение. Заметить иллюзию Пушки надо уметь. Да еще такую сильную... Молодец, — с улыбкой одобрения Экзор присел рядом, заглядывая мне в лицо.

— Ричард, но ведь можно свести шрамы! Не все, но можно! — не удержавшись, провела рукой по лицу. А ведь оно тоже наверняка в грубых отметинах от металла и огня, вот только мне их не показывали. Страшно, любопытно и Ричарда жаль.

— Хорошо, вернемся в башню и подумаем над этим, — вроде как сдался мужчина.

Я лишь усмехнулась. Так и поверила! Да в башне он завалит меня делами так, что я имя свое забуду, если долго слышать не буду. Какие там разговоры о шрамах?! Спать было бы когда. Уж что-что, а лишние мысли Ричард всегда умел лечить домашними работами и постоянными лекциями, проверками знаний и лабораторными.

Как же ему не повезло, что я Нора дала мне полгода назад одну старую, но очень толковую книгу о демонах и их телах! Жаль, что книга на их же языке, но кто мне мешает сегодня немного поболтать с сестрой ближе к ночи? Пригласить ее посмотреть картины, немного поучить рисовать... спрятав фолиант под белой бумагой с набросками.

— Ричард, как думаешь, мне удастся вызвать Нору в свое тело без пентаграммы? — уже принявшись за ужин, спросила я. Некультурно, но пока мужчина ест, он будет предельно откровенен. Слишком кушать хочется, чтобы выдумывать и юлить. А так ответил правду — и набивай желудок дальше.

— Можно попробовать, но небольшой узор на полу придется все же нарисовать. Хоть какая-то фигура для входа, выхода и защиты от сущности всегда должна быть. Поэтому, кстати, демонологи все в татуировках или с полными карманами специального угля.

— А экзорцисты? — дав Ричарду прожевать очередной кусок мяса с грибами, спросила я и потянулась за салатом.

— Точно так же, но с еще большими заморочками. Иногда приходится рисовать на теле, а кое-где обойтись и расшитой одеждой, — чуть помахивая вилкой, принялся объяснять Экзор, но под моим взглядом опустил вилку и только потом продолжил. — В отдельных случаях и то, и другое, и рисунок на полу пригодится. У меня в подвале пентаграммы достаточной силы, чтобы обходиться без дополнительных узоров. Ну, по большей части. Исключение ты имела честь видеть и быть им же.

— Интересно. Папа всегда только одеждой для ритуалов пользовался и пентаграммы чертил. Но чтобы на теле... Ни разу не видела.

— Потому что никто бы ему не позволил рисковать собой. Рисунок на теле это защита, условие и большая опасность. Магия проходит через тело бешенным потоком, и если хоть одна линия где-то сотрется или нанесена неправильно, то мага можно только убить из жалости. Твой отец и хотел бы использовать узоры на теле, но ему просто запретили. Другого начальника отдела не так просто найти, как и мужа, как и отца.

— А Карел?

— У Карела своя ситуация. Он вообще самоучка по большей части и учиться ему пришлось быстро и без ошибок. С максимальной эффективностью и таким же риском для себя... Впрочем, риск действительно оказался слишком велик, а одну ошибку он все же допустил.

— Но ведь жив, — отметила я и принялась за чай с десертом.

— И лишился ста лет жизни. Ему и Аните осталось меньше двух столетий. Раньше, Карел был равен мне по силе, а может и чуть сильнее. Он вообще из старинного рода жрецов Мрака, отсюда и когти на груди. Пока боги еще были в мире, мог бы главой шестипалой руки стать, — с досадой ответил Ричард и тоже принялся за сладости.

Действительно, с пятью когтями мог свой отряд держать. Но это уже почти сказка у людей. Жрецы Мрака и их когти. Власть убивать и сила магов на пятьсот лет. С уходом богов они стали просто волшебниками с множеством секретных ритуалов в наследии. Потомственные демонологи и экзорцисты. Борцы с темными тварями и некроманты. Я, кстати, из такого же рода.

— Погоди, но тогда я должна была его видеть! Все маги такой силы бывали у нас дома и не раз.

— Был, и ты его видела. Раза два, наверное, — усмехнулся мужчина.

— Не помню абсолютно.

— Он старался особо не мелькать. Учился тайно и время от времени. Его отец не очень-то любил Отдел тайных знаний. Угадаешь, почему?

— Любил демонов? — предположила я.

— И демониц. Еще один искатель острых постельных ощущений. А вот сын — другое дело. Демонов не любил, и терпеть их в доме был не намерен. Тем более, что один такой любовник весьма поспособствовал смерти матери Карела и сумасшествию младшего брата. И все это разрослось, пока Карел был на службе у короны. Добрый папочка так заботился о сыне, что отправил того военным магом в Либруссию. Они тогда как раз ссорились с соседями, а уж небольшие гражданские войны там часто случались. Шансы вернуться оттуда после сорока лет почти непрерывной службы были невелики. В общем, много грязи в знатной семейке, которую чтили в лице главы рода. И если бы Карел попробовал дать отпор отцу, то молодому человеку потребовалась бы большая поддержка и огромные связи. А когда все богатство и власть оказались бы у него в руках, то тут уже и он сам мог оказывать поддержку одним именем и знатной фамилией.

— Так что случилось?

— Твоя история, Элли. Ты оказалась привязана к зеркалу, твой отец в опале. Карелу пришлось самому противостоять всем любовникам и любовницам своего папаши. В краткие сроки он доучился по припрятанным книгам, вывел знаки на собственной коже ножом, отдал одной схватке всю накопленную по амулетам силу и сто лет в придачу, но все же победил. Прикрывать его было некому, и от тюрьмы Карела спасло только чудо. Фамилии и наследства его лишили, оставив в документах девичье имя матери, Иванеску. Учителя отблагодарить он не мог. Ты ведь была прикована к зеркалу, а веса в обществе Карел так и не обрел.

— Не поняла, причем там я и благодарность отцу?

— Карел был твоим женихом.

— Ой... — от неожиданности я чуть не разлила чай. — А Пушка знает?

— Навряд ли.

— А кто вообще знает и что это для меня значит? Договор отца и Карела был скреплен? — мысленно прикинула я варианты.

— Знаем ты, я и Карел, а договора как такового не было. Просто разговор и устные планы. Никто тебя не заставит за него выходить через сто лет, да и уже женатого мужчину не очень-то женишь.

— Хорошо, — успокоилась я. — Хм, а вот интересно, как я бы жила с Карелом, выйди все, как он с отцом задумал?

— Карел не светлый дух. Он спокойный, но демонологами просто так не становятся. Да и о военной карьере ты слышала. Думаю, ты бы больше времени проводила с родителями, чем с мужем, а тот был бы не против.

— Ладно, дело давнее. Было и было. Главное, чтобы в будущем такие призраки старых соглашений не принесли неприятностей, — поморщилась я. Пушка меня, конечно, вряд ли будет ревновать к мужу, зная меня и мою влюбленность в Ричарда, но все равно как-то не по себе.

Остаток вечера я училась сама вызывать в свое тело сестру, а потом болтала с ней до полуночи. Ну, это Ричард думал, что болтаю, и не особо прислушивался, справедливо рассудив, что чем меньше он знает женских секретов, тем крепче будет спать. На этот раз будет иначе, и крепкий сон Экзору не обеспечит даже хорошее успокоительное. Нора даже похихикала, представив, чем мне придется заниматься всю ночь, хотя покрасневшие глаза демоницы говорили отнюдь не о веселых днях, ночах и думах. Но сестра держалась и надеялась. Глупо, упрямо, закусив губу и тайно плача. Молча. Ох, и попадет мне, когда демоница узнает, чья идея была с "мужским поступком".

Ричард пошел спать без меня, а я все еще прикрывалась беседой с сестрой и потрошила в кабинете Ричарда его запасы реактивов. Нора внимательно следила и подсказывала, иногда забирала тело и добавляла ингредиенты, чуть приправленные магией демонов. Ближе к трем ночи все было готово. Я отпустила Нору и пошла в спальню, прихватив с собой свои кисти. Чувство вины и острой жалости не покидало всю дорогу до постели. А уж когда я осторожно снимала со спящего мужчины белье...

Экзору снился сон. Совершенно дурацкий сон, будто он лежит в гнезде гигантской птицы на куче мягкого белого пуха. А прекрасная птица сидит рядом. У нее женское лицо, такое знакомое и красивое, небольшой хохолок ярких перышек на голове и теплые карие глаза. Руки-крылья птицы гладят его тело. Нежно, медленно, будто успокаивая. Птица что-то напевала тихим голосом, словно наговор или заклинание. Безумно красивое, оно проникало в самое сердце. Но так хотелось расслышать слова! Ричард попытался приподняться и подобраться к птице чуть поближе, чтобы разобрать их, но... проснулся.

Странная поза, неудобная и неестественная. Он никогда не любил спать, раскинув руки и ноги в стороны, занимая почти всю кровать. Чуть стягивающая запястья и лодыжки веревка, явно магического происхождения. Темнота, разгоняемая пламенем из камина и маленькой свечой на прикроватном столике. Безумие, страх за себя и Элли, крохотное подозрение в полной беспомощности царапнули душу. Ричард загнал их обратно в далекое прошлое, благо ему было на что отвлечься. Тихая песенка, которую поет Элли, жутко фальшивля, да и не самым приятным голосом. Колыбельную детям будет петь явно их папа. Макушка с отросшими всклокоченными волосами, бледное лицо, острый взгляд карих глаз и закушенная от волнения нижняя губка. Снова легкие, почти невесомые касания и приятный запах диких трав, от мази, которую наносит Элли уверенными движениями кисти.

— Ты что делаешь?! — прошипел Ричард, справившись с желанием сразу ударить по девушке магией.

— Лежи! Мазь еще не впиталась! Она глубокого действия, поэтому надо держать мышцы расслабленными, — наставительно и совершенно хладнокровно ответила Элли и продолжила наносить какую-то рыжую субстанцию ему на кожу, а точнее на линии шрамов. Вместо лопаточки она действительно использовала кисти для рисования. Разные кисти — разные раны. Где-то пошире, где-то погуще или длиннее ворсом. Ричард глубоко вздохнул и все же чуть приподнялся, благо Элли не привязала его наглухо к кровати, а лишь зафиксировала, чтобы не вертелся во сне. Зря мужчина решил рассмотреть, что же там успела натворить его подруга, и не показалось ли ему...

— Элли, ну ты могла хоть меня ниже пояса прикрыть?!

— Там тоже шрамы! — девушка продолжала уверенно выводить узоры на его теле. И ведь на лице горит румянец, а все же держится, делает дело и не стреляет глазами, куда не положено. Губа уже давно до крови закушена так, что кровь стекает на остренький подбородок, но продолжает выписывать легкой кисточкой узоры его шрамов. Переборола свое стеснение ради него. И как только смогла снять амулет?! Демон, да какая разница, его шрамы это не ее дело! Нечего ей на них смотреть. Уродство.

— Элли, немедленно прекрати и верни мне артефакт! — сдерживая гнев, вкрадчиво прошептал Ричард.

— И не подумаю.

— Элли, это мои шрамы и мне решать, что с ними делать. А тебе не надо смотреть на такие вещи, от тошноты, небось, ничего не выпила! Отдай сюда кисть!

— А ну лежать! — неожиданно заорала девчонка и отошла от кровати, чтобы Экзор ее не достал. — Хватит малодушничать! Ты не от друзей прячешь шрамы, ты их от себя мороком прикрываешь! Все никак решиться не можешь стереть их. Как же! Твоя слабость и беспомощность! Урок на всю жизнь! Дурак! Давно надо было убрать их и не портить себе настроение и нервы! Ляг и не рыпайся! И пока я буду над тобой колдовать, даже не вздумай сопротивляться, а то однажды проснешься в ванной, полной мази!

— Прекрати истерить! — прикрикнул на девушку Экзор и отвернулся. Признавать свою глупость было неприятно. Где-то больно, в чем-то обидно, гордость не желала засыпать... но мозги-то еще при нем. И умом Ричард отлично понимал, что девушка права, но то, как тайно она все это провернула... Потом... Потом он ее накажет. Но сейчас ему очень не хотелось уродовать свое тело еще больше. — Быстрее бери себя в руки и продолжай. Мазь сохнет.

Девчонка работала на совесть. Быстро, точно, осторожно. Но все время заглядывала в его лицо. Догадалась? Еще бы. Явно не проверяла, делает ли ему больно. А ведь делала. Чуть-чуть, там, где старые раны были слишком глубоки. Ох, и ядреную мазь она приготовила! Небось, демоница ей помогала. Их болевой порог выше, чем у бывших одержимых, а уж гадость Ричарду Нора никогда не преминула бы сделать.

— Ричард... — Элли обмазала мазью ноги мужчины и теперь остановилась на бедрах. Точнее намазала все, кроме паха и лица. Теперь же сконфуженно переводила взгляд с одного на другое, краснела и кусала губку.

— Что? Стесняешься? Я сразу предупредил, — Ричард не упустил возможности позлорадствовать. Мазь доброго нрава не прибавляла. Жжет, зараза демонова.

— Стесняюсь, но все равно мазью намажу и...там. Но понимаешь...она должна прикасаться к коже... А у тебя тут...

— А кто моей бритвой стебельки обчищал?! Затупила все, что могла. Не успел купить еще одну, не использовать ту же, что и для лица... — огрызнулся Ричард. Выговорился, наконец-то. А ведь как хотелось забрать бритву Элли и демонстративно почистить ею картошку. Нет. Сдержался. Но теперь пусть сама разбирается, раз не додумалась зачем мужчине в ванной две бритвы.

— Можно подумать стебельки роз тверже, чем у тебя волоски! Сам затупил, а я виновата! И вообще, сейчас свою принесу и... — Ричард чуть не заржал. Давно у него истерического смеха не было, но что-то похожее уже щекотало горло.

— Сделаешь стрижку? — приподняв бровь, спросил мужчина с удовольствием наблюдая, как румянец горит на щечках девушки.

— Не буду. А то еще отрежу...лишнее... Так намажу, только...

— Что?

— Приподними его, — попросила девушка, набирая кистью мазь и шумно выдохнув.

— А я что? Мне двигаться нельзя! Руки в мази, ноги в мази. Не зубами же! Так что давай... Раз взялась, берись за все!

— Пошляк, — буркнула девушка, отложив кисточку с мазью. Что она делать собралась? Это что еще за пушистик розовый?! Она же пудрит носик обычно этим чудом с легким ворсом.

— Что ты мне пудрить собралась? — Ричард с подозрением посмотрел на девушку, которая с таким же подозрением смотрела на пах мужчины.

Пара легких движений и...мужчине стало сложно дышать. Нежный ворс, дразнящие прикосновения, девушка в одной ночнушке, его полная нагота, сделали свое дело.

— Твою же ...Элли!

— Держись, я быстро! — стараясь не хихикать, девушка схватила вторую кисть, но уже с мазью, и начала наносить ее на шрамы. Как только держаться мужчине становилось сложно, мазь все-таки холодная, в ход опять шел розовый пушистик.

— Кто тебя такому научил? — рассматривая полоток и стараясь думать о вечном, спросил Ричард. Нет, ну точно отлупит девчонку. Даже мстить эквивалентно не будет. Отстегает и все. Даже не по голой попе, а через ткань, а то будут те же проблемы, что и сейчас.

— Нора в шутку посоветовала. Но как оказалось, в каждой ее шутке хорошая доля правды. Все, теперь лицо и будем переходить на спину, — девушка чуть придвинулась к лицу Ричарда, что его совершенно не порадовало.

— Элли, ты издеваешься? — прошипел Экзор, стараясь чуть отодвинуться. Вот ведь... веревки так и не развязала.

— Что? — не поняла девчонка.

— Что? Кисточку смени! Вспомни, где ты ею только что елозила. — Девушка ойкнула, но укрыла бедра мужчины и отложила кисточку в сторону, выбрав чуть потоньше.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — чуть помявшись, девушка все же решилась задать еще один вопрос, который мгновенно сдул с Ричарда крохи злого веселья. Внимательные глазки девушки легко заметили изменения в лице мужчины. Еще один повод никогда не снимать морок. Даже если шрамов не будет — черты лица слишком аристократичны для сына служанки и слишком узнаваемы. Особенно фамильный подбородок и разрез глаз. Цвет последних вообще ничем не прикроешь. Увы.

— Нет, — буркнул он. Мазь на щеках никак не способствовала разговорам, тем более таким неприятным. Уж лучше бы дальше пошлили. Все же мило Элли краснеет. Сразу хочется провести рукой по высоким скулам, погладить бархатистую кожу, заглянуть в глаза, которые девчонка так стыдливо прячет.

— Ричард, я же не слепая, не глупая и не болтливая.

— А еще излишне любопытная и нетерпеливая, — прошипел Ричард.

— Кажется, я заслужила немного откровенности, — обиделась девчонка, отложив кисточку и размяв пальцы. — Не шевелись, надо все высушить специальным заклинанием. Будет чуть щекотно.

Зная, что для демонов щекотно, Ричард прикрыл глаза и постарался расслабиться. Даже немного помогло.

— Все, — голос девушки вернул мужчину в сознание.

— Кричал? — хриплый голос развеял все сомнения Ричарда. Кричал и не слабо.

— Немного, — вытерев слезы, ответила девушка и отлипла от мужчины, которого обнимала руками и даже ногами.

— Ладно, отвязывай меня.

Девушка минут пять наносила мазь на спину, а Ричард все никак не мог начать рассказ. Что ей говорить? Жаловаться на жизнь? Рассказать о всей боли, которую пришлось терпеть душе и телу? Где остановиться? На побеге из дому? На поступлении в университет? Или почему его родной отец вмешался в опасный ритуал и вселил в сына демона высшего порядка?

— Сто сорок лет назад Диорметей Риар ждал назначения на место ректора университета высокой магии, но отец все никак не мог выбить ему это место и наследник уважаемого рода просиживал штаны в отчем доме. Штаны на нем держались плохо, служанки в доме стали быстро набирать в весе. Помимо меня родилось еще пять детей с разницей от полугода до трех. Жена Диорметея умерла родами, дав законных наследников. Мальчика и девочку. На пару лет старше меня, а я был первым в череде бастардов. От Риара мне достался цвет глаз и фамильные черты, чуть разбавленные наследственностью матери. Ну и магический дар, который превосходил дар моего папочки. Вот только я был хитрым жуком еще из детства и прятал силу. Просто не пользовался особо. Риар и так мало внимания уделял своим бастардам, так что проблем не было. Я ему прислуживал и тырил книги, он меня гнобил и снова поглядывал на мать. А в пятнадцать лет мне все это надоело и я ушел из поместья, тем более, что Риар получил свое место при университете, напоследок подарив матери еще одного ребенка.

— И ты решил поступить в тот же университет?

— Нет, у меня ведь не было денег. А без денег туда не просто не берут, а еще и забирают дар. Если коротко, то я прибился к одной банде с большой дороги, в которой был свой маг. Не великой силы, но для начала было неплохо. А через три года банду решили извести. Мы тогда сильно зарвались, обворовав невесту какого-то графа. Я чудом выжил, забрал всю нашу казну и телепортировался в лес подальше. Элли, я спиной чую твой взгляд по два золотых. Жить захочешь и не так вывернешься. До сих пор не понимаю, как додумался до переноса, но вытянул и неплохо. Потом снова побродяжничал, приоделся, понабрался житейской мудрости и пошел в университет. Папочка был в восторге. Пять лет пытался меня убить втихую, но не вышло. Там я, кстати, с Беном и познакомился. Его кое-кто из старших курсов пытался запинать, я им банально начистил морды без всякой магии. Бен сделал из меня человека, я из него мага, которого начали уважать, а кое-кто и бояться.

— А потом?

— Потом... потом много чего было, но привело все к тому, что я оказался в подвале Отдела тайных знаний. Папочка поспособствовал, — кисть остановилась, прекратив щекотать пятки.

— Сейчас будет больно, — предупредила девушка.

— Удивила, — мужчина устало ткнулся носом в подушку. На плечи легли нежные женские руки, а потом и девушка прилегла сверху. То ли утешая, то ли чтобы удержать тело мага, которое выгнулось от боли.

Утром я проснулась укутанная в три одеяла и со странным ощущением легкого жжения по всему телу, да и кожу неприятно стягивало. Размотавшись, я убедилась, что Экзор таки мстительная сволочь. От макушки до пяток я была в какой-то странной зеленоватой массе, уже порядочно подсохшей и кое-где осыпавшейся тонкими хлопьями. Даже ночнушку снял! Вот ведь... слов нет, как и стыда у моего "мужа". Но ведь я вчера тоже его без штанов видела. С одной стороны— квиты, но с другой... щеки горели от одной мысли, что Ричард руками накладывал мазь на мое тело.

На прикроватном столике лежала записка. Почерк, кстати, у Экзора был интересный. Вроде и выверенные, ровненькие буковки с округлыми овальными боками и изящными завитушками, но нет-нет — и мелькнет острый угол. Хотя на бумагу все равно сильно не давит. Уверенный почерк и любимые темно-зеленые чернила. Только подпись всегда черная.

Доброго утра!

Ушел на прогулку, рычать на прохожих и продавцов носков. Буду демон-знает-когда и, может, даже чуть злой. С разговорами не лезь. Буду лезть к тебе с философскими вопросами — бей по голове и шли спать на диван в гостиную.

Твой старый идиот

P.S . Мазь на теле — косметическая грязь для здорового цвета кожи. Правда цвет этот появится, когда зеленоватый краситель смоется... Дня через два.

P.P.S. Завтрак не приготовил, за что советую на меня обидеться. Очень сильно обидеться. Художники нетрадиционной ориентации очень любят обиженных жен, мужья который шляются по городу в поисках приключений на свой зад.

P.P.P.S Ты была права, но пока не перебешусь — в глаза тебе этого не скажу.

P.P.P.P.S Чтобы ты наверняка обиделась - побрил твоей бритвой догадайся что.

На последнем предложении я удержалась и рассмеялась. Ну значит сам напросился! В ванной меня ждала теплая вода и кое-чья бритва для лица. Интересно, картофель хорошо почистит? Через полчаса проверю.

Зеленоватый краситель оказался болотной азуалью. Стоило только опуститься в воду и чуть зеленоватая кожа стала куда более насыщенного цвета, а по комнате поплыл приятных запах подорожника и корицы. Два дня? Неделя, пока сойдет зелень, и я перестану светиться во тьме мертвенным светом, как нежить! В зеркале теперь отражалась не то лешачка, не то речная дева с короткими волосами, почему-то рыжего цвета.

Когда через час пришла Софи, я уже почти пришла в себя. Краснота глаз была все еще заметна, но кровь из порезанного пальца почти перестала идти. Бритва была под стать хозяину — при первом прикосновении оставила глубокий порез. Зеленая кожа после ванны пахла цветами, отчего было еще обидней.

— Что случилось, леди? — сидящая напротив Софи уже почти час выслушивала мои невнятные злые ругательства в адрес Ричарда и любовалась цветом волос и кожи.

— Сволочь! — емко припечатала я, вспоминая в который раз судьбу своей бритвы.

— Леди, — мягко начала Софи, пересаживаясь ко мне поближе, прямо на пол у кресла, где я сидела, поджав под себя ноги. Трогательно и беззащитно. Укутавшись в одеяло, уголок которого сполз с плеча, открывая тонкую ночнушку с глубоким полураспахнутым воротом. — Эллисон, что случилось?

— Мой муж просто чудовище, — начала я жаловаться. — Он...он...он назвал меня нежитью и ушел! А я всего лишь немного напутала с кремом и...во-о-о-от!

Вытянув худые запястья и закатав полупрозрачные рукава, я поднесла их поближе к девушке. Судя по сбившемуся дыханию, она оценила и запах, и красоту моих рук. Романы матери чудесное пособие по грубому соблазнению. Даже если соблазнять приходится женщину.

— Как можно?! — тихо прошептала Софи, обхватив ладонями мои кисти и чуть потянув на себя.

— Выходит, можно...— потеряно и устало заметила я, и добавила, чуть всхлипывая, — а еще... он написал письмо...он ушел... и пока я снова не стану нормального цвета, он видеть меня не хочет!

Вырвав руки из ладоней художницы, которая уже начала мне массировать запястья, я сжалась в кресле, отвернувшись от женщины. Ну же...я тебе даже место освободила. Подсаживайся, я тебе буду жаловаться, предложу выпить с горя. Ведь пьяненькую леди проще соблазнять?

Софи не собиралась упускать шанс и присела рядом, сразу же приобняв меня. Нежные руки стирали слезы и чуть задевали при этом губы. Гибкое тело приживалось ко мне все теснее и теснее. Плед сползал на пол, и тепло мне теперь дарила только женщина и ее мягкий свитер. А потом художница в последний раз ласково провела по моим скулам и поцеловала.

Сперва нежно, чуть касаясь губ, твердо удерживая мое лицо цепкими пальцами со срезанными под корень ногтями, не давая вырваться или отвернуться. Потом, позволяя чуть склонить голову и отдышаться от непривычных ощущений. Софи провела кончиком языка по шее, снова припадая красными губами к коже. Странные ощущения. Сладко. Чуть горчит. Будто острое лезвие скользит по коже. Диковинное возбуждение от игры с опасными материями. Ощущение неловкости и дрожи во всем теле. Хотелось совсем не ее прикосновений. Все же в ней не было силы. Не было огня. Не было того тепла, которое я привыкла получать от Ричарда. И глаза у нее холодные. Но она продолжала целовать, пробовать меня на вкус, дразнить. А я лишь позволяла, ожидая, пока она наиграется, отпустит мои губы, и я наконец-то попрошу пить. Понемногу дрожь проходила, уступая место усталости и даже скуке. Глаза начали закрываться, а Софи будто не замечала этого и... я наконец-то поняла, что мне не нравилось в ее слишком яркой, липкой помаде.

Последний поцелуй в губы. Снова сладко, снова слишком приторно, но снова не возможно оторваться... как яд, желанней которого нет. Алая помада Софи и была этим ядом. Шиарма. Вот только сил бороться с ним уже нет. Слишком много попало в кровь через искусанные губы, осело на зубах, впиталось в десна. Противно. Гадко. Былая сладость теперь горчила и пекла не хуже острого перца. Как грубо и пошло. С Алексой она наверняка действовала мягче, но и времени было больше. Задурить голову, соблазнить...меня же быстро "утешили" поцелуем и оставили лежать в кресле. Наблюдать.

Чистое полотно выпало из тубуса, а его место заняли мои вещи. Сережки, кольца, амулет переноса, который все равно в руках человека просто безделушка, маленькая заколка для моей косички, небольшая подвеска с матовым зеленым камнем, которую я купила три дня назад, и...моя картина. Она забирала мою картину! Мужская фигура с чуть размытыми линиями сматывалась в трубочку и исчезала в черном провале второго тубуса. Свои же работы женщина просто выкинула на пол, как и карандаши, краски и еще кучу всего, что было для меня куда ценнее артефактов и золота. А потом она потянулась к самому ценному, что у меня было. Кольцо, которое вот уже несколько дней играло роль обручального. Белое золото и теплый коричневый камушек, ограненный классической розой, в объятиях метала. Ричард сам его выбирал для меня.

— Очень мило. Жена у меня не только зеленая, но и неверная. Всякого ожидал, но не алой помады на твоих губах, Эллисон.

Хмурый Экзор не задержался в дверях, успев перехватить Софи у окна. Не высоко ведь — всего второй этаж, а внизу порядочные сугробы, которые никто не уберет до конца снегопада. Разве что магов наймут. Один такой маг, любящий огонь, за шкирку удерживал женщину с двумя тубусами драгоценностей, не утруждая себя лишней вежливостью.

Намотав распущенные волосы Софи на кулак, Ричард заставил ее посмотреть в черные провалы собственных глаз. Боится? Она его боится? Пусть кричит от страха! Как же мне хотелось встать и вцепиться в ее волосы или пройтись ногтями по лицу. А еще лучше, найти тюбик помады и накрасить им зубы этой твари. Сколько нужно шиармы для необратимых последствий для организма? Десять грамм и тело предаст разум навечно.

— Еще раз попробуешь что-то такое отмочить — вырву волосы вместе с кожей. Ясно? А потом отрежу губы и заставлю съесть, — пообещал Экзор.

Глаза демона впечатлили Софи до потери сознания. Мало ей. Мало! Даже через страшную усталость и сонливость пробиралась злость и...обида.

Ричард был того же мнения. Уронив тело женщины на пол, словно куклу, мужчина придирчиво осмотрел ее. Снял ношу, проверил карманы и прощупал всю одежду.

— Какие нынче воры хрупкие пошли. Несколько слов, и бить не надо. Лапки сложила и хоть действительно режь на кусочки. — Подойдя ко мне поближе, Ричард с любопытством осмотрел следы красной помады на моей коже, чуть касаясь пальцем каждого отпечатка губ художницы. — Противоядие, пожалуй, надо приготовить. Совсем тебя зацеловала. Даже мазь с болотной азуалью не справляется. А ведь такая хорошая преграда для кожных ядов. Не смотри на меня, Элли. Я же алхимик и многое по виду и запаху узнаю даже в женской помаде. А тебя без защиты никогда не оставлю. А обижаться не думай даже — сама видишь, к чему семейные ссоры приводят.

Я видела, и мне очень не нравилось. Художница действовала по простой и очень... грубой схеме. Рисовала картины одного из супругов и улучала момент, когда можно было зацеловать одного из них, предпочтительно женщину, все же ориентация играет свою роль. Да и с женщиной проще не дойти до постели. А потом все просто, как огонек свечи. Дом натурщицы обворовывался, но кто же об этом скажет, если у вора найдут портреты обнаженной аристократки? На этот раз художница прихватила портрет Ричарда, вот и вся разница. Интересно, а Алексу она тоже обворовала? Или соблазняла из любви к...однополым отношениям?

Пока Ричард готовил противоядие с той же зеленой азуалью, смазывал отпечатки алой помады, я немного успокоилась, а художница, все еще лежащая на полу, начала ворочаться. Я тоже нетерпеливо ерзала. Слишком много вопросов накопилось. Первый я задала еще еле ворочая языком.

— Ричард, азуаль можно чем-то смыть?

— Ох уж эти девушки! — усмехнулся Ричард, а я порадовалась, что "муж" чуть посветлел лицом. До чего же он перепугался за меня, если женщину без зазрения совести так приложил? — Ее зацеловали, почти совратили, почти раздели, почти усыпили вечным сном и обворовали, а она о... Сотру я эту зелень. Хотя цвет тебе очень идет. Сразу пожалеть хочется.

— На это ты и надеялся?

— Да, — кивнул Ричард, вложил в мои руки большой том словаря и стал на колени.

— Это ты так прощения просишь?

— Толку? Я знаю, что я — сволочь, ты знаешь, что я — сволочь, которая играет в темную, мы оба знаем, что это было по-скотски. Но я еще лет десять буду так делать, потому, что ты как актриса неплоха, но не идеальна, а жизни не научишься, пока не набьешь шишки. Я же могу только намазать тебе коленку превентивно, отпустить гулять по темному переулку, иногда набивая морды тем, кто тебе твои коленки пытается ранить или...

— Договаривай уже, пошляк. Раздвинуть. — Вздохнув, я осторожно положила книгу на голову Ричарда так, чтобы она удержалась на этой наглой и умной голове хоть пару секунд, пока мужчина сидит спокойно у меня в ногах. — Мы допрашивать Софи будем? Или мне можно ее сразу помадой кормить?

— Не надо, пока что, — поморщился мужчина, и скинул книгу с головы мне на ногу. Нога тут же была легонько шутливо поцелована и ласково поглажена. — С собой она тюбик не носит. Если ее в чем-то заподозрят, то с губ помаду легко стереть платком, в котором завернут порошок, растворяющий яд. А вот если найдут большой запас шиармы — можно и жизни лишиться, — пояснил Ричард.

— Раньше отрубали руку, — вспомнила я законы. — А если с изнасилованием, то и другой орган.

— Лет двадцать назад этой гадостью чуть не отравили короля. Закон переписали, но Софи его явно не читала, — пояснил Ричард, все еще поглаживая мою ступню. Оказывается, он умеет делать массаж ног!

— И все-таки, что будем делать? Насильно поить зельем правды? Как-то это грубо... — скривилась я, посматривая на женщину, все еще лежащую на ковре.

— Да придется уж, а дальше усыпим и будем думать. Хотя пара идей у меня уже есть, — уже совершенно серьезно сказал Экзор и отпустил мою ногу. — С такими тварями очень многое хочется сделать.

Я поежилась. Одержимость и не очень веселая жизнь просто чудовищно отразились на характере мужчины. Может попытаться перевоспитать? Самую малость. Чуть-чуть! Мне и самой хотелось прибить Софи, но это все эмоции. Гнев и ярость. Умом же я понимала, что выхода всей злости давать нельзя. И себе не дам, и Ричарду. Уверенна, он уже отбирал жизни, но тогда меня рядом не было.

— Может, мы узнаем, чьи портреты у нее уже спрятаны и как долго она их хранит? — Ричард задумался, а я продолжила. — Она ведь пишет дату в уголке каждого рисунка, значит, если можно проверить алиби Алексы...

— Давай. Прогуляемся заодно, — преувеличенно радостно ответил мужчина, откровенно любуясь моим зеленым и полуголым видом.

— Очень смешно, — буркнула я, а потом попросила, — может, отмоешь меня сначала?

— Нет, уж. Сама будешь оттирать себя. Состав раствора я меня в кармане, сумка в ванной, ты там уже рылась — найдешь что и где.

— Знаешь, Ричард, вот как муж ты просто отвратителен! Никакой заботы! Да еще и носки по всему дому! Грязные! А две пары вообще с прошлого года за кроватью лежат, если не с позапрошлого! Теперь я понимаю, отчего у тебя крыс нету. Не выживают просто!

— А вот и нет. Я просто их как-то переловил и опыт один провел над половиной. Вторая часть стайки смотрела. После этого весь дом без крыс уже пять лет.

— Это жестоко.

— Зато подействовало, — пожал плечами мужчина и отвернулся. — Давай иди в ванную. Я пока с нашей художницей поговорю.

— Ричард, только помни, пожалуйста, что это человек и женщина.

— Она тебя чуть не убила, — чернота снова затопила глаза Ричарда.

Страшно... но не за себя. За Экзора же и страшно. А он за меня боится. Где-то приятно, но в дрожь бросает.

— Я вернусь и лично ей дам по лицу пару раз, — обняв мужчину, пообещала я. — Но если это сделаю я, то максимум ей грозит — расцарапанная щека, а если ты — сотрясение мозга и еще один обморок, только уже от болевого шока. Пожалуйста, Ричард, с нее достаточно одного твоего злого вида. Сама все расскажет.

— А если — нет?

— Тогда ты осторожно залезешь ей в голову и узнаешь все, что надо.

— Многовато чести для какой-то воришки.

— Ричард, — облизнув губы и теснее прижавшись к мужчине, начала я. Понятия не имею, как он отреагирует на мои слова, но, надеюсь, мое полуголое тело смягчит гнев. — Ты тоже был вором, помнишь? Маленьким разбойником с большой дороги и хулиганом, избившим старшекурсников. И, я уверенна, куда более жестоким со своими жертвами.

Мужчина тут же напрягся. Я осторожно провела рукой по его спине, потерлась щекой о меховой ворот, прижалась чуть сильнее.

— Был, — прошептал Ричард. Сильные мужские руки легли на плечи и чуть сжали. Сразу стало куда теплее, чем под ласками Софи.

— Вот и она была, — улыбнулась я и заглянула в зеленые глаза. Уже зеленые глаза! — После встречи с тобой, точно уже не будет. Ричард, а нельзя ее отдать в Отдел?

— Она даже не маг, Элли. Или ты ее на опыты сдать предлагаешь?

— Я предлагаю ее отправить рисовать пентаграммы и анатомические карты. Последнее у нее вообще замечательно получится. А хорошие экзорцисты и демонологи редко бывают такими же художниками. Точность приходит лишь с опытом. Папа вообще меня втихаря просил в главном зале линии обновлять. А обвиняемых ведь все еще положено нагими рисовать? Софи в восторге будет. Или в отделе уж есть художники?

— Элли... — Ричард усмехнулся и поцеловал мою макушку. — Хитрое чудо ты! Уговорила. Сейчас же пошлю Хельге птичку. Художник там есть, но он старый и склочный извращенец. Главное, чтобы Софи к сотрудницам не подпускали. Они не аристократки мелкие — сводят на экскурсию в подвалы, и руки у нашей художницы до конца жизни трястись будут.

— Софи не дура упускать такую возможность, а уж ссориться с магами точно не будет. Рисовать ей придется и побитых людей, и мертвых препарированных тварей, и еще много чего неприятного. Не думаю, что она захочет оказаться на их месте. Работать будет на совесть, и даже не страх, а ужас!

— Согласен, — кивнул Экзор и резко повернул голову к лежащей на полу женщине. Кстати, лежала она до этого чуть дальше от окна. — Слышала? Даже не думай бежать... хм...ползти. Я один из этих самых магов, которых не тошнит от мотка требухи и серых глаз отдельно от головы.

— Ричард, детям сказки ты читать не будешь, — заключила я и ушла в ванную.

Через два часа мы знали почти полный список аристократов и богатых торговцев, которые не могли спать спокойно. Среди них оказались и родители Алексы. А потом в дешевенькой квартире Софи мы нашли и все портреты с датами их написания. Алекса могла бы гордиться — с нее было написано целых пять картин. Три в графике и еще две в цвете. Но в таких позах... я покраснела, а Ричард поморщился. Слишком уж пошло вышло. Будто с девушки только что не очень нежный любовник слез... или любовница. Ну это так Ричард прокомментировал, а я согласилась.

Помятая, с лихорадочным румянцем и прилипшими к мокрой коже волосами девушка сжимала тонкими пальцами собственные плечи, оставляя на них красные полумесяцы от ноготков. Гримаса то ли боли, то ли наслаждения, но слишком дикого, чтобы отличить второе от первого. Сбившаяся постель, широко раздвинутые ноги, не снятая до конца одежда... и капли красной крови на белом полотне. Оцарапанные бедра и талия со следами от когтей.

В голове теперь блуждал один вопрос, который требовал ответа... от Ричарда. Но это потом.

Как бы отвратительно не было смотреть на картины, но даты подтверждали, что Алекса была в городе все время. До отдела она бы просто не успела добраться даже в перерывах между позированием, которое, судя по проработанным деталям, занимало три дня для каждого изображения. Минимум. А силы у девушки не хватило бы перенестись даже в пригород.

А ведь все здания отдела пять столетий назад перенесли из столицы ближе к морю и горам. Для сильных магов не было проблемой туда добраться и выбраться. Служащим послабее выдавались специальные амулеты для экономии магических сил. А вот политики и аристократы до нервных от напряженной работы магов не могли докопаться в прямом смысле слова. Пять метров гранита с путаными переходами слишком большое испытание для лощенных власть имущих. Кто же им скажет, что есть вполне парадный вход и на поверхности?

Хельга пришла телепортом ближе к вечеру, когда мы упаковали все картины для переноса. Две Ричард забрал себе без всяких объяснений. Злорадная улыбка и горящие зеленые глаза — никак не объяснение. А уж то, что две картины ушли вместе с посыльным мальчишкой по неизвестному мне адресу... Кому это такие подарки? Хельга спросила то же самое и получила чайной ложечкой по носу. Ричард получил острым носком туфельки по ноге от меня. Я получила осуждающий и злой взгляд.

— Веди себя прилично! — попросила я и положила мужчине еще одно пирожное в знак примирения. Пока он ест — нам спокойнее. Можно и искусство обсудить с Хельгой. Оказывается, она неплохо знакома с работами современных художников, причем художников с лицензией и выставками в Доме искусства на главной площади столицы. Софи лишь грустно вздыхала в уголке. Чаю мы ей не предлагали, да и руки не развязывали. Не заслужила. А уж после некоторых ее картин мне было просто противно находиться рядом с этой молодой женщиной.

— Софи, расскажи-ка, кто с Алексой спал? — вдруг спросил Ричард. На мой взгляд мужчина усмехнулся и кивнул на руки художницы. Руки как руки. Тонкие пальцы, но сильные. Обрезанные под корень ноготки, чтобы краска под них не забивалась. — Кто ей бедра расцарапал?

— Ее дружок. Маг. Я хотела нарисовать их обоих, но он не дал. Схватил за плечи и посмотрел... так же, как вы. Умереть сразу захотелось. А лицо просто стерлось из памяти. Маг, одним словом. И злой какой-то. Бешенный, словно, — пожаловалась женщина, чуть поморщившись. — Алекса тоже его забыла. Я только слышала о таком, но чтобы видеть. Как знала — не надо было связываться даже с той девчонкой. Подруга ее хвостиком ходила за нами, чуть отстала, а потом этот явился... Впился в девочку, словно клещ, она потом три дня как тень была.

Ричард тут же вцепился в подбородок женщины, заставляя ее смотреть прямо в глаза мага. Минуту или две мы с Хельной даже дышали как можно тише. Работа ментального мага — очень тонкая материя, в основе которой лежит абсолютная концентрация. Собьем Экзора — получим один труп и злого мужчину с дикой головной болью.

— Бездарно и грубо, — зло прошипел Ричард, отпуская художницу и снова усаживая ту на пол. — Просто вырвал кусок воспоминаний. Готов поспорить у Алексы еще хуже. Бедная на мозги девочка вообще не помнит, что девственность теряла. И восстановить ничего нельзя — слишком много времени прошло. Демонов студент! Никакого понятия о мастерстве и аккуратности. Узнаю фамилию — аннулирую оценку по менталке за третий курс. Позорище...

— Интересный друг у этой Алексы. Силы пьет, воспоминания режет, бедра царапает, — скривилась Хельга и допила чай. — Так, я эту птичку забираю, если она все уже нащебетала, а вам большое спасибо от имени отдела и приятного медового месяца!

Брызги чая равномерно покрыли белую скатерть.

— Хельга! — обтерев подбородок, рыкнул Ричард.

— Ну и дурак, у нас такие шикарные путевки для молодоженов! — хихикнула женщина и подхватила художницу подмышки. Миг — и обе фигуры исчезли в черном водовороте телепорта.

— Да что ж это такое?!

— Что? — не поняла я.

— То! Вообще озверели. Пушка, Хельга, ты... С ума с вами сойду. Если еще и женушка Бена подключится, точно сбегу от вас, — подперев голову ладонью, жаловался мужчина. Не удержавшись, я погладила его по непослушным волосам.

— Не волнуйся, я никому не дам тебя окольцевать, — решила я напугать Экзора еще больше. — Но вино, на которое вы спорили с Беном, выпьем вместе, хорошо?

— Хорошо, — серьезно кивнул Ричард, убирая посуду после чаепития, — но вот что учти, девочка. На замужнее будущее, так сказать. Делать мне замечания по поводу моей культурности — будешь только один на один. Ясно? Мужчины очень нежные на этот счет существа. Гордые, я бы даже сказал. И до жути обидчивые. А я еще и злопамятен. Ясно?

— Ясно, — вздохнула я и потянула скатерть со стола. Постирать надо, пока чай не впитался.

— Оставь, я уберу, — мужские руки легли на плечи, а теплое дыхание тронуло волосы на макушке. — Лучше собери вещи — завтра с утра выезжаем в Форгост.

— Выезжаем?

— Да. По пути надо найти одну девушку, которая неплохо зарабатывает своим телом, благодаря Мартину. Постоялый двор, где ее в последний раз видели, как раз на полдороге к морю.

— А зачем? Мартина уже нет. Тад, совершенно ясно, что не при чем. Сам уже в отделе работает. Разве его там не проверили? Или просмотр памяти за последних пять лет уже отменили?

— Не отменили. Мальчик с честью выдержал и такое вторжение в личную жизнь, и все те тупые проверки на вменяемость. Добрый он излишне, ну так лечится. Кстати, Хельге он очень понравился.

— Чем же?

— Начальству нахамил. Тихий-тихий, а на вопрос о девственности почему-то сильно обиделся. И, кстати, из-за нее мы едем к той девушке. Не отпускает она Тадеуша.

— Девушка или девственность?

Ричард укоризненно покачал головой.

— Парень помнит ее и действительно любит после всего, что узнал. Нам же придется немного поработать свахами...ну или наоборот. Смотря во что превратилась девушка, — вздохнул мужчина. — Это вообще персональное задание мне, как самому свободному на данный момент сотруднику, от начальника Отдела, который вплотную занялся кадровой политикой. А Тадеуш кадр очень и очень перспективный, хоть и проживет не больше столетия.

— Но девушка же не маг, как он может ее ТАК любить?

— Редко, но случается. И Тадеуш знает, чем это ему грозит, но что тут сделаешь? Против любви не попрешь. Ох, не зря она в женах у бога Мрака была — черный юмор от муженька как был, так и остался, — маг отпустил мои плечи и чуть подтолкнул к гардеробной. — Иногда мне жаль, что она не ушла с другими богами из нашего мира. Теперь, как любая женщина без мужчины в постели, бесится и демон-знает-что творит.

Девушка ушла собирать вещи, а Ричард все стоял посреди кухни, сжимая грязную скатерть. В голове крутились демонова чушь о Любви и том, что она делает с магами. Как не вовремя приходит, как забирает покой, как путает планы и сеет в груди боль. Слишком много боли. Не зря раньше демонологи, экзорцисты и все слуги Мрака были отмечены еще и редкостной удачей в этом плане. После всех пинков судьбы Мрак просто просил жену немного утешить своих деток. Она и утешала. Как могла и как считала нужным. Не даром маги этих специальностей были еще и знатными любовниками с порядочным опытом, а потом и порядочными семьянинами. Странные метаморфозы, но так и происходило, стоило жрецам найти своих половинок.

Хорошие были времена, жаль, что прошли. Теперь Экзору приходится самому разгребаться с несвоевременными чувствами. Сладкими, приятными, но грозящими Эллисон большими проблемами. Слишком рано, слишком сильно... Еще пару месяцев такой пытки и Ричард не выдержит. Сможет ли потом отпустить девочку погулять?

Отпустит, но в тот вечер напьется до светлых духов. А уж как будет гнобить хахалей девчонки... И пусть только ему покажется, что кто-то недостойный за ней увивается или не ценит такое счастье маленькое! Закопает идиота.

— Ричард, ты куда мои носки дел?! — крик из гардеробной прервал стратегические планы мужчины.

— Какие твои? — удивился Ричард. Элли обычно носила или чулки или носки самого Экзора.

— Я же вчера пару купила. Теплые, белые, как барашки. Еще с мордочками на мысках.

— Эм... — мужчина перевел взгляд на собственные ноги, где на подошвах пузырились пяточки вязаного изделия, и быстро стянул курчавые носки с голеней. — Не видел! Возьми мои с собачками, они тоже ничего так, — посоветовал Ричард, пряча доказательства в карманы и вынимая из них же одну из запасных пар. Хорошо хоть чулки у девочки не увел.

Постоялый двор на полпути от Бредера до Форгоста показался из темноты, сдобренной метелью, и поманил светлыми большими окнами на первом этаже главного крыла. Подъехав чуть ближе, мы могли уже рассмотреть и небольшие окошки левого крыла. Даже глубокой ночью, свет горел ярко и призывно, ведь хозяева не щадили денег на магическое освещение. Еще бы! Господа, которые жили в небольшом центральном крыле, принимали такое расточительство, как показатель статуса заведения, бедные купцы и путники победнее с правого крыла, могли заехать и в глухую ночь, и на рассвете, да и часто вели дела, не обращая внимания на светила за толстыми стеклами. А вот гости правого крыла и из купцов, и из знати могли оценить в приглушенном свете ламп тела постоянных жительниц этого места. Продажные девушки, которые скрасили не один вечер, ночь и утро проезжим, были тут рабынями и хозяйками. Они сидели в зале круглые сутки, если не было клиентов и...да чем только не занимались, но в основном приводили себя в порядок. А иногда, те, кто выглядел поприличнее, выходили в другие части постоялого двора, работая живой вывеской, заманивая в свои сети дурманом духов и влажным блеском алых губ, тонкими запястьями с тяжелыми звонкими браслетами, босыми ножками, разрисованными тонкой вязью темно-бордового узора, зовущими глазами и длинными подвесками, покачивающимися в вырезе декольте.

Хорошо, что все это Ричарду описали еще до нашего приезда в постоялый двор. С непривычки могли бы зайти сразу в левое крыло. А так остановились в правом, и сразу ушли в свою комнату, слишком утомленные дорогой. Нет, чтобы телепортом пройти — мы поехали на лошадях. Я ведь плохая наездница, но научиться хотелось. Вот только зима не пощадила мою тягу к новым навыкам и занесла дороги порядочным слоем снега, а сверху припорошила метелью и колючим ветром. Коней мы уже бросить не могли, так что пришлось мучаться и подтапливать снег на их пути.

Стянув с себя промерзлую одежду, я скинула и холодные носки, но нагрела их заклинанием, чтобы снова надеть. Действительно неплохие собачки у Ричарда. Но мои овечки все равно были лучше. И вот куда он их дел?

— И как тут Тадеуш с Мартином оказались?

— Насколько мне пересказывали — остановились в этом же постоялом дворе, но в центральной части, и увидели девушку в зале, когда завтракали. Ее пытались выгнать в левое крыло. Высокая худощавая брюнеточка хотела пять золотых и место в зале, чтобы тихо петь, пока народ завтракает, а в перспективе — обедает и ужинает. Кстати, баллады о любви петь хотела. Тадеуш за нее вступился, и выгнали уже и их с Мартином. Пришлось парням остановиться ближе к продажным девицам. Там все-таки решила подзаработать своим голосом Эльза. Теперь зарабатывает уже своим телом.

— Грустно, — вздохнула я. — Думаешь, она еще не опустилась... окончательно?

— Не знаю, Элли. Завтра будет видно.

— Не видно, а слышно, Ричард. Попросим ее спеть, — решила я. — Если человек все еще может петь о любви — значит, верит в нее и может любить. Так? — с надеждой спросила я. — Или я перечитала романов мамы?

— Твоя мать писала только правду. Ту, которую видела, которую знала и чувствовала, — задумчиво прошептал мужчина. — Пошли спать.

Утром я открыла глаза раньше Ричарда, что было жутко подозрительно. Обычно мужчина просыпался еще до рассвета, и я не могла насладиться его объятиями. Сейчас же Экзор спокойно спал, улыбаясь во сне, будто ему ящик новых носков достался в подарок. Ну или получил наконец-то свое зелье, запирающее любовь в сердце. Будто я не знаю, что он его ищет. Почерк в лабораторных тетрадях у Ричарда просто кошмарный, но отец еще хуже писал, а мы с мамой и его иероглифы разбирали. Когда впервые увидела формулы для нового зелья, думала, что вырву листы и сожгу, а потом заменю состав от кобелистости на простую воду с травками для потенции. Обидно до глубины души, но... все-таки я поняла, что лучше ничего такого не делать. Заметки на полях "девочка не выдержит побочных эффектов", "слишком краткосрочное действие — ей со мной еще пять лет мучиться", "влюбить в кого-то другого? — фигу!" убедили в том, что мужчина не для себя старается.

Порыв ветра с силой ударил в окна, ставни на которых мы так и забыли закрыть. Зачем? Мне и так было тепло. Чтобы утром не будить меня, выпутываясь из моих же объятий, Ричард теперь сам меня согревал своим теплом, обнимал, осторожно обхватывая талию, и шевеля дыханием волосы на макушке. Вот только сегодня я умудрилась перевернуться во сне к нему лицом.

Осторожно, чтобы не разбудить мужчину, я сняла с его шеи амулет с носочком, который Ричард продолжал носить.

— Доброе утро, — прошептала я, не отказывая себе в том, чтобы любоваться искрами света на чистой коже мужчины. Метель прошла и солнечный свет, слишком яркий для привыкших к зимней серости глаз, пробивался в комнату. Пока спящий мужчина мало что соображал, стянула с него одеяло. Я ведь так и не рассмотрела, что же у меня вышло. А у меня действительно все вышло! Ни осталось и следа уродливых отметин, ни тоненькой ниточки шрама, а уж тем более не было красных рубцов. Ровная кожа, даже чуть смуглая от природы.

Ричард заворочался во сне и перевернулся на спину, потянулся всем телом, а потом закинул руку за голову, продолжая смотреть радостные сны.

Теперь солнечные блики укрыли весь торс, а мне захотелось схватиться за карандаш, а потом и за кисть. Но я лишь чуть приподнялась на согнутой руке и положила свободную ладонь на горячую кожу мужской груди. Сердце Ричарда билось куда быстрее обычного человеческого, и эти удары так приятно было ощущать! Провести по коротким волоскам чуть ниже, там, где ощущались еще и мышцы пресса, рождалось дыхание и ... Интересно, Ричард боится щекотки? Гладкая кожа мужских боков, по которой так приятно провести тыльной стороной ладони, ребра, еще выше к подмышкам, которые так и хочется пощекотать или опять таки погладить. Плечи у Ричарда не стали шире, но вот мышцы определенно теперь четче выделялись, особенно это заметно на руках, где по-прежнему виден был разительный контраст с тонкими запястьями.

Лицо...теперь его обрамляли волосы более темного оттенка. Вот уж чего не рассмотрела в полутьме спальни, пока мазала мужчину мазью. Теперь же совершенно прямые, отросшие волосы топорщились в разные стороны, как у одуванчика, чуть потрепанного весенним ветерком. Нос определенно стал тоньше, скулы чуть выше, а брови лукаво изогнулись, рот...а вот губы не изменились, как и подбородок с ямочкой. Кажется, на щеке был глубокий рубец?

Магия носка-артефакта ворвалась в на диво приятный сон, где Ричард с Элли заставляли Пушку мерить свои самые уродливые носки, а Карела пытались затянуть с кожаный корсет. Кто-то снял с него морок и, судя по сбившемуся легкому дыханию рядом, Элли снова пошаливает. Вытянувшись на кровати и освободив руки, Экзор решил подождать, что же девочка начудит еще. Через пару минут он уже жалел, что не проснулся сразу и радовался, что не позволил себе открыть глаза. Маленькая ладошка легла на грудь, опустилась ниже, и мужчина еле удержал мышцы живота, которым явно понравилась ласка нежных пальчиков. Только бы штаны не спустила! С нее станется...

Осторожные прикосновения к бокам — и горло уже щекочет смех, но губы лишь сильнее растягиваются в улыбке удовольствия. Гладкие пальчики по чувствительно коже. Ричард еле удержал руки, которым тоже хотелось приласкать девочку в ответ. Не любил мужчина оставаться в долгу, тем более таком. А пальчики тем временем добрались до его лица, убрали со лба непослушные волосы, которые он забывал подрезать, легонько коснулись кончика носа, согрели губы, и очертили скулы, чуть задев мочку уха.

И все-таки Ричард порядочный мазохист. Терпеть ласки, как муки, сдерживая собственное тело и ...душу? Но по-другому он не мог. Пока, не мог. Впереди слишком длинная жизнь, чтобы спешить.

В коридоре послышались шаги, а магические нити принесли образ слишком откровенно одетой горничной с ключами. Пришли убираться? Что ж...пора им с Элли зарабатывать плохую репутацию.

Открыв глаза и перехватив руку девушки у своей шеи, мужчина уложил Элли на себя и поцеловал, придерживая малышку за тонкую шейку, чтобы не вырвалась. Объяснять времени не было. Да и не к светлым духам ли время, когда Элли начала так активно отвечать? Упираясь холодными ладошками в грудь, прижимаясь к нему еще теснее, устраиваясь поудобней...

Нет, демон побери, девичья спина в дурацкой пижаме совершенно не эротично, и Ричарду совершенно не нравилось быть снизу, а вот если перевернуться и прижать девичье тело к кровати, раздвинув ноги и заслонив спиной розовых мишек на бежевой ткани, приподнять ее, согрев рукой мягкий живот — очень даже развратно получается. Только бы не увлечься всем этим...

Шаги все приближались, девочка же получала все больше удовольствия, сильнее стиснув бедрами талию мужчины и вцепившись в голую спину ноготками, не отпуская губы мужчины, даже чтобы отдышаться, заставляя почти задыхаться...

Хлопнула дверь, и Ричарду все же пришлось со стоном оторвался от сладких губ Эллисон.

— ВОН! — хриплый голос получился уж очень злым, зато липовая горничная впечатлилась. И что ей здесь надо? Из комнаты она не вылетела, наоборот зашла и дверь за собой закрыла.

— Господин желает вторую даму? — неуверенно улыбнувшись, спросила девушка. Большие карие глаза, светлые крашенные волосы, достаточно высокая, но... что-то в ней было. Может в голосе, может в остром подбородочке, может в изящных пальцах без маникюра, но точно не в глубоком декольте.

Не успел Ричард хоть что-то сказать, как в спину впились ноготки Элли, уже достаточно отросшие, чтобы вниз побежало пару кровавых струек.

— Брысь! — приподнявшись, девушка рыкнула на нашу гостью. Вот только такой шанс поговорить с одной из продажных женщин, грех было упускать.

Приобняв девушку, Ричард сел в постели, устраивая Элли у себя на коленях. Провел по коротким волосам, чуть потерся щекой о красные губки, забрался рукой под рубашку и успокаивающе погладил тут же послушно выгнувшуюся спинку.

— Не горячись, милая, — не успел Экзор проурчать это девушке на ушко, как получил хлесткую пощечину. Пришлось прижимать девушку к себе одной рукой, а второй ловить правую ладонь... слизывать капли собственной крови с пальчиков. — Сейчас нам никто не нужен, но может ближе к вечеру... посмотри на нее. Ты ведь любишь блондинок. Как вас зовут, девушка?

— Эльза, — уже куда смелее ответила "горничная" и поправила белокурый локон рукой с татуировкой в виде плетеного браслета. Элли чуть дернулась. Поняла, как нам сказочно повезло?

— Вечером, — буркнула девушка и зарылась руками в волосы Ричарда. Приятно, демон побери! — А сейчас ты мой!

— Конечно, твой, — хрипло ответил Экзор, спуская руку, куда ниже талии. Элли просто начала неэстетично сползать с него, так что он просто хотел ее удержать, но получилось куда лучше, чем предполагалось. Вот только девочка решила закрепить его слова еще и поцелуем, куда более глубоким, чем он мог бы ожидать.

От громкого хлопка закрывшейся двери, Элли чуть дернулась и оторвалась от губ Ричарда.

— Как думаешь, здесь много девушек с таким именем? — как ни в чем не бывало, спросила Эллисон, закусив губу. Руки все еще играли его волосами, а вот взгляд уже стал задумчивым и напряженным.

Пронесло.

— Не много, я так думаю, — согласился Ричард. Главное на него не смотреть, главное не смотреть и не давать волю фантазии. Не думать о том, что я у него на бедрах сижу, что его рука у меня на ягодицах, какая у него спина. И как приятно было к ней прикасаться. Твердые мышцы, рельеф которых теперь более четко выделялся, снова контраст между широкими плечами и тонкой талией, изгиб позвоночника с недостающими кусочками позвонков... Проще не думать, но как не чувствовать? Взять себя в руки и снова терпеть. Уговорить тело не гореть, а руки не тянуться...к нему. Только снова на бальзам для губ придется тратиться — до крови искусаны.

— Ричард... — начала я и опустила глаза, но тут же их подняла. Вниз точно лучше не смотреть — Экзор снова не затянул шнуровку на своих штанах, которые спустились на бедра. Что же за утро такое? Что же за мужчина такой?! — Давай тебе спину обработаем?

— Эм...давай, — согласился Экзор и отпустил мою попу, позволив мне съехать на постель. Хорошо хоть белье свое придержал, а потом и вовсе одеяло накинул сверху.

Ранки на спине уже зажили, так что я просто стерла влажным полотенцем потеки крови, стараясь чтобы руки не сильно тряслись.

— Ты там не увлекайся, — вроде как шутливо попросил Ричард, пока я водила тканью по его талии и спускалась чуть ниже. Ну не виновата же я, что красные капли добрались до белья! Хотя, как раз я и виновата. Но и Ричард не лучше, так что полотенце вмиг стало с чуть теплого — просто ледяным. Даже ворсинки замерзли и отказывались гнуться. Оттянув пояс белья, я засунула полотенце...туда.

— Это ты у нас увлекаешься и меня увлекаешь, — совершенно серьезно ответила я. — И влюбленных супругов мы играть не будем. Надо узнать что-то об Эльзе? Вызывай ее в отдельный номер и спрашивай. В душе копайся, зельями пои, но я с ней в постель не лягу, — перевела дыхание. Успокоиться. Надо успокоиться. — И с тобой тоже.

Полотенце так и торчало из белья ошарашенного мужчины, когда я ушла в ванную одеваться.

Ну вот, еще одна парочка дуралеев, — подумала Эльза, закрывая двери. Сложно с ними будет. Особенно с мужчиной. Опять придется сводить синяки и царапины. Хотя, он, кажется, со своей женщиной нежен, а вот что она сделает в порыве ревности? Чтобы она сделала на ее месте? Вот сейчас? Ударила бы? Устроила бы скандал? Странные эмоции и фантазии для продажной женщины. Чтобы она сделала, будь у нее мужчина? Ее мужчина, а не клиент? Уж точно не позволила бы ему вмешивать кого-то третьего. Кто, как не она знала цену настоящей, крепкой связи двух людей? Цену, которую не платят золотом.

Вздохнув, девушка пошла дальше по коридору. Сегодня посетителей было мало. Разыгравшаяся метель отбила желание путешествовать, но и те путники, что уже остановились на постоялом дворе и застряли, скучать не хотели. Много работы и мало времени. А так хотелось выспаться и не наносить третий слой пудры на кожу, чтобы скрыть темные круги под глазами. Тоники уже не помогали. Кожа уставала и теряла блеск. Снова пудра, снова румяна, снова яркие краски. Как же она устала. Все чаще хотелось повторить судьбу Ритрамы, чье пианино до сих пор стоит в зале левого крыла, и пойти утопиться. Озеро здесь не далеко, но Эльза слишком боялась холода, чтобы нырять туда зимой, да еще и в метель. Может яд? Или с окна сброситься?

Некстати вспомнилась глупая шутка о том, что самоубийство развеселит. Да, ей, пожалуй, только так и остается веселиться. Улыбка, которую она наклеивала на лицо для клиентов, пошлая, призывная, порочная, не имела ничего общего с радостью и счастьем. Просто еще один элемент макияжа. Когда она последний раз искреннее смеялась? Наверное, прошлым летом, когда молодой парень, смущаясь, напевал ей свои любимые матерные частушки.

Желание утопиться начало расти. Обычно о Тадеуше она вспоминала каждый раз после ухода очередного мужчины. Засыпая в теплой постели, мечтая, чтобы она была мокрой и скомканной после любви с совершенно другим мужчиной. Мужчиной ли? Парнем. Которому она оказалась безразлична. Да и зачем ему такая?..

Дальше Эльза решила не думать. Надо чуть поспать, пока постояльцы будут просыпаться, завтракать. До вечера желающих развлечься не будет, разве что аристократ какой уж слишком заскучает, а вот торговцы будут дела решать. Остальные обычно соблюдали некоторое подобие приличия и до наступления темноты в левое крыло не заходили, если не жили там.

В ванной я чуть успокоилась и начала чертить несложную пентаграмму на деревянном полу. Чертила я мылом, и теперь на деревянных досках чуть поблескивали розоватые линии с волокнами трав и осколками кофейных зерен. Больше всего сейчас хотелось видеть сестру. После того, что я сказала Ричарду... после того, что я решила... очень хотелось плакать... и обнять кого-то еще более родного и близкого. Хотелось тепла и понимания. Злость все еще бурлила в душе, но там же поселилась и горечь, пополам с обидой. Выплеснуть все, прокричаться, проплакаться, высказаться... и немного побиться головой о стену.

Губы сами шептали слова призыва, а в голове крутилось одно имя. Нора-Нора-Нора! Последнее родное существо, в тепле которого можно было согреться. Рассказать все свои горести и почувствовать тяжесть когтистой руки, получить дельный совет и успокоиться, наконец-то.

Стоп!

Я думаю или только чувствую? Надо размышлять, а не запираться в агонии собственной влюбленной души. И пока Нора не ответила, а я сижу одна в темноте и рассматриваю темное пламя, мне надо сделать определенные выводы. Если человек не может сделать выводов из сложившейся ситуации — значит он растение, и место ему в земле с удобрениями.

Вывод первый, который я мысленно написала на черной занавеси колышущегося пламени бордовыми чернилами, — Ричард привык, что ему подчиняются, и девушки в постели ему не отказывают так уж часто. А те, кто может отказать и повыбрикиваться... вот тут у него просыпается уважение. Глядя на Пушку, которая умеет диктовать свои условия, Хельгу Хилл, которая сама пришла и приперла Ричарда к стенке, это становится очевидным. Ричард бросается только на тех женщин, которые знают себе цену. Я же для него даже не добыча, а просто домашняя кошечка, которая сама лезет на руки. Таких не ценят, во всяком случае, когти надо иногда выпускать.

Вывод второй — Ричарда ко мне все-таки тянет. Понял ли это Экзор — не ясно. Вот только несколько минут назад у него был выбор, играть ли в страсть молодых и распутных супругов или просто прикрыть меня одеялом и соврать что-то по типу охладевшей или уставшей жены, которую нужно заменить. Но нет — он распустил руки и перья, не отказал себе в удовольствии довести себя и меня до грани, за которой Эльза уже не поверила бы в необходимость собственного присутствия в нашей постели.

Невольно возникает вопрос о том, что же такое эта демонова любовь? Страсть — есть, дружба — есть, забота — тоже присутствует. Но демон побери, со стороны Ричарда чего-то не хватало, и я так подозреваю, что именно уважения ко мне. Того, которое приходит с самостоятельностью и опытом.

Вывод третий — Ричарда надо наказать и это его порадует. Как любому учителю, настоящему учителю, ему безумно понравится быть облапошенным собственными учениками. Где-то на грани мазохизма, когда понимаешь, что сглупил, не заметил, но тот, кого ты воспитывал — учел, просчитал, перехитрил и превзошел. Хотя бы в самой малости. Отец таким просто наслаждался. Радовался, как ребенок. Приговаривал, что стареет, что маразм приходит, но в глазах столько счастья и гордости! Постепенно такие ученики переходили в раздел просто друзей, которых не было необходимости опекать и поучать.

Вывод четвертый, который выплывает из третьего — надо выполнить задание директора Отдела до Ричарда.

— Элли, я тебя жутко люблю, но любоваться твоей медитацией и таким непередаваемо зверским личиком просто смешно. Боюсь, заржу, а ты меня потом защекочешь, — сестра вышла из-за темной материи, трепещущей на невидимом ветру. Темные провалы глаз теперь казались еще глубже, словно пропасть, обрамленная красными веками. А уж синяки под глазами красоты не прибавляли. Да и похудела она. До моего состояния не дойдет только благодаря накачанным мышцам, хотя что-то мне подсказывает, что тренировки у нее в последнее время проходят скорее припадками, чем строгой системой.

— Элли, ты выходишь? — словно сквозь вату послышался голос Ричарда.

— Так, давай ко мне, я отправлю Экзора подальше, потом к тебе, а потом снова ко мне, если захочешь развеяться.

Только демоница кивнула, как я снова была в своем теле, которое немного озябло на холодном полу ванной. Попытавшись поправить сбившийся халат и получив за это по мозгам от Норы, я махнула рукой на пентаграмму, чтобы та приобрела антрацитово-черный цвет и смотрелась куда внушительней. Розовые линии с кусочками травок — это не серьезно! А теперь лицо попроще и голос попрохладней.

— Я с Норой буду пока что. Она меня попросила пару портретов накидать, так что я занята. Ванную освободим через полчаса, — оттараторив все это Ричарду в лицо, я уже думала закрывать дверь, но Нора взяла контроль над телом, придирчиво и демонстративно прошлась взглядом по все еще полураздетому мужчине и добавила: Час и не меньше. Жди, зеленоглазик. И того... настроение свое приподнятое спрячь хорошенько. Или хвастайся уже как положено. Ладно. Спрячь. Не время.

Махнув рукой на злого Ричарда, Нора все же захлопнула двери, к которым я и прислонилась, стараясь громко не хихикать.

— А теперь ко мне, — в голове прошелестел голос сестры, сразу после того, как я быстро ополоснулась в ванной и опустилась на расстеленное на полу полотенце, изрисованное линиями пентаграммы. Темнота снова накрыла меня шелковым одеялом. Теплым, нежным, ласковым и заботливым. Я начинаю понимать, отчего жрецы Мрака так любили его стихию. Она успокаивала и принимала все грехи и ошибки своих детей без зла и осуждения. Она лечила, как время и дарила покой, как смерть. Теперь я ее больше не боюсь. Или это... — Да, сестричка, в тебе становится все больше демонического.

Улыбка сестры чувствовалась, как собственная. Теперь у нас одно тело на двоих в ее мире и мы сидим на кровати в небольшой светлой спальне с окнами на синий лес.

— Мило тут у тебя.

— Зато ты в какую-то халупу переселилась.

— Это был постоялый двор, Нора. И мы там по заданию Отдела были.

Демоница поморщилась. Не любила она отцовскую работу. Слишком жестоки были тамошние порядки по отношению к демонам. Некоторым демонам. Но репутация бездушных сволочей, которые ставят опыты над ее расой, пусть и отступниками, которых изгнал собственный народ, осталась. Отец был для нее исключением.

— Не хмурься, мы девушку одну должны проверить на вменяемость, и, судя по решеткам на окнах в комнатах, еще и вытащить ее отсюда по возможности.

Короткий пересказ истории Тада и Эльзы занял не больше десяти минут, по прошествии которых демоница скривилась.

— Все эти человеческие заморочки. Проще надо к сексу относиться. Проще.

— Нора, а у тебя был любовник после того, как Каид уехал? — полюбопытствовала я, уже зная ответ. Слишком долго сестричка со мной и отцом пообщалась. Как во мне давало ростки демоническое, так в Норе все чаще мелькали искорки вполне человеческого восприятия. И даже ей это нравилось. И я уверенна, Каида тоже это привлекало.

— Не было. Дома просто сидела, вот и не завела, — тут же огрызнулась сестра. — И вообще, мелкая, тебе-то что? Или решила, раз свою девственность потерять не судьба, в моем теле покуролесишь?

— А ты ищешь повод изменить Каиду? Не дождешься, — усмехнулась я и повернулась к большому зеркалу в полный рост, чтобы показать отражению язык и тут же подмигнуть. — Нора, а ты много песен знаешь?

— Мало, а тебе зачем? — насторожилась Нора.

— Ты мне рассказывала, что ваши песни — это заклинания и картины, а иногда и отдельные миры.

— Так и есть. Мы поэтому мало поем, и только некоторые песни, полный перечень которых одобрен Императором Темного Мира и его женой, которая заведует главной библиотекой. Вот там уже все песни, созданные за тысячелетия существования нашего народа. Но такое знание надо хранить под замком. Слишком много сил мы вкладываем в слова и звуки.

— Скорее звуки, как я заметила.

— Это ты не слышала наши песни о любви. Давным-давно, они были созданы, не только для того, чтобы рассказать о своих чувствах всему миру, но и чтобы получить взаимность. Ну или пропел пару строк, подставил в конце два имени и получай парочку под обручение. Хорошо было. Демографическая ситуация просто шикарная. Свадьбы чуть ли не по графику, но...

— Отменили?

— Отменили. В нас слишком причудливо переплетается буйный, свободный нрав и подчинение приказам, замешанным на силе отдающего их. А уж как мы любим подсидеть начальство!

— Подсидеть? — недоверчиво переспросила я.

— Ну вообще-то мы их убиваем. Но я выразилась помягче.

— И скольких ты так...сместила?

— Многих, Элли. Просто так у нас титулы и посты на даются. Нам могут обрисовать перспективу и назвать имена демонов, которых мы можем убить и занять их место.

— Мило, — в который раз я поразилась нравам Темного мира.

— Зато мы уверены, что над нами сильнейшие и умнейшие, — с гордостью заметила Нора.

— И много над тобой таких?

— Не очень, а что?

— В библиотеку тебя пропустят? — я хитро прищурилась.

— А шиерема текула маэр! Но вот только не говори, что тебе надо в пыльных корзинах покопаться и записи послушать на предмет стырить!

— Надо, — усмехнулась я.

— Твою безхвостую задницу... Угадай, кто заведует пропусками в подвалы библиотеки?

— Ну ты сама сказала — жена Повелителя вашего.

— Сынок ихний, а до этого брат Повелителя там зарабатывал и развлекался. Но кем-то-там-уважаемый демон недавно скоропостижно скончался, как и его зам, который немного не в ладах с правящей парой был.

— Сынка убивать не будем, — вздохнула я.

— Да уж не надо, — язвительно бросила Нора и нахмурилась. — Мне он в постели может еще пригодится, если, конечно, кто-то из нас свою гордость отравит до смерти. И чую, что этим кто-то буду я с твоей подачи. Признаваться в вечной любви будешь ты, ясно, мелкая? Я языком в другом деле лучше работаю.

— А Каид? — опешила я. Или я что-то не понимаю, или моя сестричка дала от ворот поворот не простому телохранителю.

— Да едем мы к нему, едем! Не нуди. Дай хоть с духом собраться, белье сменить... По этикету к...кхм...членам правящего рода не приходят в красном корсете с черными лентами. Только белое, мать его. А вот к матери его надо в розовом исподнем являться.

— А если вся семья в сборе?

— Тогда зеленый верх, красный низ и полосатые чулки, — припомнила демоница, уже роясь в собственном гардеробе. — Это высший свет, детка. Тут свои правила. Повелитель с восхода на трон честно указывает любимый цвет, как и его супруга. А сынуля уже за всю семью поиздевался. Извращенец. Вот как знала, не зря у него портки в цветочек. Да и имечко... Знаешь, что значит "Каид" на нашем древнем? Такой мат, от которого шлюхи у вас краснеют!

— Желанный, видимо, сын.

— Мать его родами долго мучалась. Вся аристократия еще год от тех матов отходила, что она загоняла. С тех пор традиция знати ждать наследника в замке Императора официально отменена. Как и закон считать последнее слово матери перед первым криком ребенка его именем.

— А твое имя что означает? — пока сестра одевалась в полупрозрачное платье, через которое отлично видно было белье и самый тонкий узор шелковой нитью на нем, я решила заняться немного мирной демонологией. Интересно же! Быт я немного знала, еще с тех рассказов Норы, что звучали в моей голове столетие назад. А вот торжественный этикет — это что-то новенькое. Значит, белье должно быть видно через одежду... Оригинальная традиция. Вынужденные носить просвечивающиеся ткани, демоны лишены возможности спрятать артефакт или оружие. Даже обыска не надо, толпа ощупает цепким взглядом и тонкую сетку, и легкий ажур, залезет под шелковое белье и оценит каждый изгиб тела. А теперь вот имена со смыслом.

— Да травка такая есть. Сильный наркотик с возбуждающим эффектом, — усмехнулась сестра своему отражению в зеркале. Демоница за гладкой поверхностью стекла чуть поправила декольте, но не углубив вырез, а спрятав все интересное от мужских глаз. Хотя можно ли что-то спрятать за тонкой паутинкой, с маленькими камушками, которые сверкали гранями в свете магического огня? Платье было хоть и тонким, но достаточно теплым и очень нежным на ощупь. Жаль, у нас такого нет. Сверху сестра накинула плотный плащ темно-зеленого цвета, а на бедра демонстративно повязала пояс с мечом. — А теперь сиди во мне тихо и не охай. Пока с Каидом одни не останемся — не высовывайся. Желание сдохнуть у меня приходящее, и как раз свалило нафиг в Светлый мир.

Из дома сестры мы выехали на странного вида лошадке с львиным хвостом и чешуей вместо шерстки. Здесь это создание называют "камеша". Впрочем, седла на ней тоже не было — специальные отростки на брюхе заменяли стремена. Один из позвонков выходил наружу широким костяным веером, ограничивая скольжение по спине твари, а спереди из лопаток тянулись два роговых отростка, закрученных наподобие бараньих рогов, за которые было удобно хвататься руками и управлять зверем. Я плохо помнила уже классификацию мирных тварей Темного мира, но вот этот экземпляр точно был у отца в каталоге. Ученые еще сомневались, куда его причислять. С одной стороны, очень спокойное создание с дружелюбным характером, а с другой, если демон-хозяин прикажет, то эта интересная, специально выращенная лошадка кинется на противника и жизнь положит, лишь бы уничтожить того. Опасная тварь, но только в паре со своим хозяином.

Из пригорода мы за полчаса добрались до центра города, который Нора почему-то назвала Печенками их мира. Как оказалось, Сердцем называли столицу, где жил Император с женой, а так же ошивалась большая часть знати. Агатом демоны называли свой самый красивый город. Черные блестящие камни его вычурных домов считались эталоном архитекторского искусства. Город, по улицам которого мы ехали, называли Печенками, потому что сюда съезжались те, кого все достало до этих самых Печенок. На улицах запрещалось громко разговаривать, не то, что выяснять отношения. Мир и спокойствие. Демонам они тоже были нужны. А кто нарушал порядок— шел на печеночный паштет, как пошутила Нора. Доля правды в ее словах была. Жители накинулись бы на дурака, и сорвали снова проснувшуюся злость. Закон города этого не возбранял и даже выдавал премии тем, кто затыкал голосистых приезжих до начала разборок.

— Наверное, и пьют здесь много, — предположила я.

— Нет, мелкая, топиться в вине — это ваши, человеческие заморочки. Слабости, — презрительно фыркнула демоница. — У нас разве что в одиночку нюхнут красного порошка и где-то в подвалах собственного замка перебесятся ночь. Но не более. Запои и все такое — слишком сильный удар по нашей гордости. Но по молодости многие этим грешны. Эмоции тогда сильнее чувства собственного достоинства.

Дом Каида был с другой стороны города, там, где хищный, плотоядный хвойный лес постепенно умирал в скалах. Темно-серые камни с черными гранями упирались в небо острыми обломками, как клыки странного зверя, который выгрызал себе право проветрить зубки у самой земной тверди. Зубок было много и тянулось их поле до самого горизонта. Сам дом тоже был похож на этот клык. С острыми башнями и серыми стенами, на которых змеился узор из черных прожилок, которые сплетались в слова заклинания. Прочитать просто не реально, но явно не "Добро пожаловать" начертали.

Впрочем, приветствие мы все же услышали из уст демона, который здесь был за дворецкого. Вот только доброжелательные интонации чуть смазались неодобрительным взглядом черных глаз.

— Зацени, как его скорячило! — усмехнулась Нора. — Аристократки на камешах не гарцуют — неприлично, а вот офицеры моего ранга могут себе такое позволить. Да еще и оружие на платье напялила. Ой, как сейчас второй старпер здешний забулькает! Присматривайся к ушам.

Хвост демоницы оплетал ногу от бедра и до колена, приподнимая подол одеяния до невообразимой высоты.

— Опять таки, мелкая, учись. Хвост оплетают по военной традиции и офицерскому этикету, а вот подол аристократке задирать нельзя, даже если он такой прозрачный. Неприлично, вроде как.

Пока сестра объясняла все это, я рассматривала отнюдь не реакцию демонов на голые коленки. Дом Каида был просто великолепен! И если Норе было вроде как глубоко чхать на все картины, развешанные по серым стенам, то я мужественно боролась с собой, чтобы не останавливаться у каждого полотна.

— Нора, а кто автор картин? — не утерпела я. Коридор как раз подходил к концу, и у тяжелых створок в кабинет хозяина стоял еще один демон, встретивший нас возмущенным взглядом. Впрочем, Нора тут же поправила декольте, оплела хвостом другое бедро, и, пока оба демона были в замешательстве, проскользнула к Каиду.

— Ну вот тебе и автор, — усмехнулась сестра, захлопывая дверь ногой. Судя неприятному хрусту, или дверь сломала или нос любопытного демона.

Каид даже не взглянул в нашу сторону. Так и стоял спиной к двери в небольшой уютной светлой комнатушке, заваленной картинами, книгами и свитками, и рисовал, выводя все новые и новые линии собственными пальцами. Никаких кистей или карандашей и только три цвета на палитре — белый, красный, черный. Когти делали тонкие штрихи, подправляли мелкие детали, а подушечки пальцев... Интересно, Каиду действительно наплевать на невольного зрителя, который видит, с какой нежностью он красит алым губы демоницы на холсте? Даже дыхание затаил, только спина напряжена и руки... ласкают нарисованную плоть той, которая ему желанна.

— Ну нифи... — начала было Нора.

— Великолепно! — не удержалась я. Хорошо, что тело теперь в моей власти, а не сестры. Думаю, то, что все же договорила демоница, Каиду бы очень не понравилось.

— Нора? — Я виновато улыбнулась. Демон кинул палитру на стол и вздохнул. — Значит Эллисон. Садись, девочка.

— Все, меня нету, — прошептала демоница, впечатленная видом своего любимого. Усталый демон действительно был картиной не для женских нервов. Серая кожа, впалые щеки, потухшие глаза, упрямо сжатые губы. Как только я села в глубокое кресло со следами краски на темно-синей обивке, демон тут же сел напротив прямо на пол, сцепив руки в замок.

— Где она? — тон был таким, что я сразу поверила, что этот мужчина — сын Императора демонов.

— В моем теле, Ричарду нервы портит. А я тут...

— Мне нервы портишь, — усмехнулся демон и взъерошил волосы, оставляя на них алую краску. — Как она?

— Как и ты, только еще и плачет, — сдала я сестру с потрохами.

— Ну, мелкая, я тебе еще припомню, — тут же зашипела Нора.

— Упрямая шаварка, — припечатал демон.

— Шаск, — буркнула демоница в голове.

— Идиоты, — вздохнула я. — Гордые и глупые. — Подавшись вперед, я осторожно погладила щеку Каида, стараясь стереть краску с нее, но та не особо поддавалась. Пришлось вставать и искать растворитель. Усевшись на полу рядом с демоном, я принялась убирать последствия творческого процесса. Отец всегда говорил, что без женщины мужчина способен любое высокое искусство обустроить как свинарник. А Каид, видимо, уже давненько портреты сестры рисует. Даже рога свои шикарные успел изгваздать. Из-за впалых щек похудевшего лица теперь они казались еще больше. Интересно, а они ему не мешают? Умыться там, расчесаться, спать, в конце концов.

— Концу как раз не мешает. А к остальному привыкли и осторожно обращаемся, — просветила меня Нора, чуть обидевшись за своего любимого.

— Так зачем ты пришла? Не проведать меня, это точно, — прикрыв глаза и подставив свою буйную шевелюру под мои руки, спросил Каид.

— Мне очень надо в вашу библиотеку. Ну или просто одну песню о любви, — я пожала плечами и заставила мужчину положить голову мне на колени. Что я сделаю, если так мне удобней рога ему отчищать?! Да и пол у него теплый, с пушистым темно-коричневым ковром из неизвестного мне материала.

— Ты его еще за ушком почеши, — хихикнула демоница. — Тогда он тебя и в спальню к папочке проводит и ТАКУЮ экскурсию устроит!

Демон действительно блаженно закрыл глаза и только ухом дергал на мои слова.

— Так может ты и почешешь? — предложила я.

Нора только вздохнула.

Ну да, если сестра возьмется чесать, то мне срочно придется уходить к себе в тело, а песню я не получу еще недели две минимум, пока эта парочка не натешится.

— Там еще на шее пятно, — напомнил своим низким голосом Каид, обхватывая мои колени хвостом. Или колени сестры? Вот ведь демон! Пока хозяйки тела нет дома, решил облапать! Ну сейчас он у меня получит! А Нора, судя по рыку, потом еще добавит.

— Может тебе еще рубашку сменить и ванну принять, а? — скептически осмотрев демона, отметила я, чуть сморщив носик. Ха! Каид тут же подскочил и меня поднял.

— Так, слуги сейчас принесут поесть, накормишь эту сумасшедшую, а я пока оденусь подобающе и узнаю, на месте ли мамочка, — в голосе Каида отчетливо проскакивали нотки Экзора, когда тот раздавал задания. То ли переобщались друг с другом, то ли с моим отцом в свое время.

Через полчаса мы с Норой, чуть не подавились последним кусочком десерта, рассматривали приодевшегося демона.

— Что? — как ни в чем не бывало, спросил Каид.

— Элли, слюни подбери, ага. На зеленоглазика своего капай, там вроде зад не много хуже. А ЭТО — МОЕ! — зашипела Нора.

— Угу, — вздохнула я. А потом добавила, но уже демону, который поправлял воротничок, — а ты точно не на свидание собрался?

Вычурное одеяние темно-синего цвета с серебряной нитью вышивки. Мелкие россыпи камушков и блестящие пряжки. Но все это лишь упаковка, которая выгодно подчеркивала содержимое. Прямая осанка, которая позволяла оценить широкие плечи и изгиб спины, благо одежда была достаточно облегающей, тонкую талию, перевязанную поясом. Домашние шаровары исчезли, уступив место строгого кроя брюкам, через которые проступали линии мышц до середины бедер, потом штанины расширялись, но воображение уже могло дорисовать остальное. Но самое трогательное зрелище представлял из себя хвост, перемотанный темно-синей лентой от основания до кисточки.

— Ну не просто так же я тебе буду помогать, — усмехнулся демон и отпил чуть ароматного чая. — Ты получишь песенку, а я получу Нору. Из моего дома она не уйдет, раз уж пришла. Я не идиот ее отпускать. Вон как себя запустила.

Потянувшись, демон недовольно ощупал мои руки. Действительно, сестра поплотнее была. Сейчас же одни косточки и мышцы.

— Только обставь, будто случайно так вышло, хорошо?

— Обижаешь, — мурлыкнул мужчина. — Проснется в моей постели. Случайно.

Дальше я заставила Каида поесть и рассказала зачем мне, собственно, песня.

— Мда... Тебя Ричард убьет. Эта магия даже у нас запрещена, а уж у вас... Точно три недели будешь без сладкого. Но раз тебе так хочется — найдем. Главное, мамочке моей на глаза не попасться. Увидит нас вместе — получим семейный ужин со всеми вытекающими.

— Та-а-а-а-ак, — протянула Нора. — Это он что, меня стесняется?

Пока сестричка не начала буянить, я решила прояснить ситуацию.

— Мама до того как за отца выйти в сыске у нас работала. Лучший вопрошающий тысячелетия. Отец вечно жалуется, что от такой жены не то, что любовницу, подарок на годовщину не спрячешь. А уж Нору она точно до утра продержит. Причем не факт, что до следующего, — поедая третью порцию мяса, объяснил Каид.

— Папаша молчал бы уже. Все знают, что он лучший диверсант того же тысячелетия. Всего один раз попался и подставился под допрос и то, скинул дезу, вопрошающую увел с собой, еще и планы какие-то стырил сверх того. Ну и штаб противника на уши поставил. Вот так и закончилось завоевание последнего свободного графства в Темном мире. Империя объединилась и цветет и пахнет стараниями этой парочки, — добавила Нора. — Элли, забери у него тарелку. Он же минимум три дня не ел, может заворот кишок заработать.

— Каид, водички попей, а? А мясо и морепродукты на ужин с Норой прибереги, — хихикнула я.

Демон даже спорить не стал, отложил вилку, отпил из бокала крови какой-то мелкой твари. Да уж, Нора еще припомнит ему эту голодовку. Точнее не ему, а его слугам. Дворецкого и управляющего кастрирует, а кухарок на строгую диету посадит. Но это минимум. То, что демоница злобно шипела уже час, я вообще слабо представляла воплощенным в жизнь.

— Шаккари, масс каме! — чинно возвестил один слуг и передал Каиду красный свиток с черной печатью.

— Что он сказал?

— Господин, вам письмо, — перевела Нора. — Шаккари — это короткий титул Каида. Что-то вроде вашего "Господин" только в три раза уважительней, но еще не до уровня "Владыка".

— Так, парадный выход на потеху работникам отменяется, мама в библиотеке, — прошептал Каид и смял бумагу. — Будем пробираться, как последнее ворье через охранки. Снимай платье.

— Рога обломаю, — пообещала я. — Или хвост оторву.

— Передний, — добавила Нора.

— Для удобства, Эллисон. Нам придется лезть тайными ходами и узкими лазами. Нора тебя за испорченную ткань не похвалит, — усмехнулся демон, уже снимая рубашку.

— Штаны оставь, а? — попросила я. Без платья, пусть и такого эфемерного, сразу стало прохладно. Корсет тоже придется снять. Гибкостью он не отличается. Забрав у демона рубашку, я накинула ее на себя и стянула белье, оставив одни чисто символические трусики. Оставалось только вытянуть из рук Каида и пояс, чтобы затянуть на своей талии. Вот. Теперь удобно и достаточно тепло. Словно очень маленькое и неприличное платье. Но достаточно практично, кажется.

— Если попадемся — мать точно женит, — констатировал Каид с какой-то мечтательной улыбкой. — А теперь доверься мне и веди себя... как Нора. Мы идем телепортом.

Я закрыла глаза, чтобы не ослепнуть, а через мгновение перестала ощущать тело сестры. Если маги моего мира переносились телепортами, которые пробивались через темные завесы пространства, то демоны рассыпались в одном месте, словно песчинки мироздания, растворяясь в нем, но не теряя разум, а потом собирались вновь в другом месте. Сложно объяснить, как это получалось, но раньше мне было страшно даже думать о таком. А уж самой рассыпаться на малейшие частички... Неожиданно. У отца было мало литературы на эту тему. Или мне просто не давали нужных книг? Всякое может быть, но что я точно помнила о телепортах демонов, так это большая нагрузка на органы зрения, которые очень чувствительны сразу после перехода.

Глаза обожгло огнем даже через закрытые веки и широкую ладонь демона, которая закрывала мне лицо.

— Садись, — шепнул мне Каид, помогая примоститься на мягком кресле с велюровой обивкой. Откуда кресло? Где мы? Шум улочки врывался в наш разговор, но глаза все еще ничего не видели. Каид, оказывается, страдает тем же недугом, что и Ричард — держать весь план в тайне. Легкий ветерок прошелся по волосам и прикоснулся к голой коже ног. На лице же ощущалось горячее дыхание Каида. Впрочем, и чуть озябшие плечи долго не оставались без его внимания. Хитрый демон, в последний момент перед переносом, успел накинуть на себя простую рубашку и теперь выглядел достаточно прилично и был куда теплее одет, чем мы с Нором. Теперь нас согревали, и в кресле мы сидели уже вдвоем, или даже втроем, смотря как считать. На что бы отвлечься? Какая должна быть температура, чтобы демон почувствовал легкий холод? Хвост, обтянутый лентой, прошелся по бедру. Вопрос меняется. На сколько поднимется температура тела демона от эротического воздействия, скажем, первого порядка? — А сейчас сделай самоуверенное личико, посасывай леденцы, которые сейчас принесут и вот эту читай книжечку, — на колени легла небольшая стопка сшитых между собой листов. — На вопросы не отвечай, посылай взглядом ко мне в печенки или к Экзору в ящик с грязными носками. Ноги припрячь, в женщине должна быть загадка, а я не люблю когда пялятся на отгадки Норы. И вообще, что я тебя учу? Ричард рассказывал, как вы с Нори с каким-то мальцом управилась. Вспоминай и пробуй дразнить. На той стороне улицы охрана библиотеки вуаеризмом страдает который год.

— Откуда ты знаешь? — так же шепотом спросила я.

— Сам там работал лет так сто назад, — усмехнулся Каид и чмокнул меня в щечку, на что Нора возмущенно засопела. — Можешь открывать глаза.

— Где мы?

— Это наше Сердце.

— Сложно не догадаться...

Город пульсировал, город жил, отбивая ритм своего существования, разгоняя по улицам энергию, как кровоток. Уличные фонари были не привычными мне одинокими островками света, а широкими лентами светящейся материи, которая то чуть притухала, то снова вспыхивала ярким алым огнем с белыми прожилками. Кто лучше детей тьмы знает цену свету во всей его контрастности и великолепии? И все это в такт чуть быстрее биения человеческого сердца и как раз в унисон с демонским. Дома, словно сердечная мышца, были не сложены из камня, а цельными громадами возвышались на два-три этажа, поражая темно-бордовым цветом с древесным узором на стенах. Небольшая площадка, на которой мы сидели с Каидом, прилегала к кафе и была отгорожена невысоким ажурным заборчиком со звериным мотивом, зашифрованным в переплетении металлических прутьев. А напротив возвышалось мрачное здание со страшными чудовищами барельефов светло-коричневых стен. Высокие, стрельчатые окна были затемнены и прикрыты решетками с тонкими шипами, выгнутых в сторону прохожих прутьев. Но поверх всего этого змеились побеги диковинных растений. С широкими листьями и тонкими, наверняка очень крепкими стебельками, которые впивались в камни, словно желали выпить из стен несуществующие соки. На самом деле, как подсказала мне Нора, эти стебельки питали стены магией, защищая от времени и сумасшедших, которые посмели бы разрушить библиотеку или обворовать ее.

— Красиво?

— Очень, — призналась я.

— Вот и любуйся, — заключил демон и поднялся с кресла. — А я за песней пошел.

— Шаск! — припечатали мы с сестрой.

— Нора научила? — удивился мужчина и быстро перешел дорогу. Я попробовала встать и догнать обманщика, но... оказалась приклеена к креслу за собственный хвост.

Пока девчонка гневно зыркала куда-то в район хвоста Каида, демон не терял времени даром, зашел за угол здания и исчез в одном из служебных запасных выходов из библиотеки, который вполне можно было использовать, как вход. Небольшой лаз в стене под покрывалом красного плюща, из которого несло сыростью, магией и смертью (в основном потому что там вечно прорывало канализацию, пошаливал Каид а пробовал на крысах яды Ричард). Охрана не любила этот путь. Сложный, опасный, путанный. Как выход он был безопасен. В сторону улицы все ловушки легко пропускали работника библиотеки. А вот чтобы войти, надо было быть очень везучим и очень ловким сукиным сыном с неплохой памятью. Вот только последние пять лет сюда вообще никто не заглядывал, после того как...

Каид сел на пыльный пол в самом начале хода и прикрыл глаза.

— Ричард, мать твою, вали ко мне и вспоминай, что мы с тобой по-пьяни нахимичили! Чтоб я еще раз твой глюкогенный чай пил, экспериментатор хренов.

— И тебе приятного дня, — в голову ворвался недовольный голос, да и сама сущность мага. — Какого сюда полез? Или центральный вход завалило?

— Мамочка на работе, а мне надо служебное преступление спокойно совершить, — пояснил демон, вставая с пола и отряхивая любимые штаны от грязи и пыли. Первую ловушку он еще помнил, и сам ее обезвредил, отморозив морды пятерым змейкам, высунувшимся из стены.

— А-а-а-а, — протянул мужчина и крепко напряг память, вспоминая как решить головоломку на тонкой перегородке прохода. Будто пленка из ледяных осколков, на которых лютый мороз начертал символы древних алхимиков, и пять кристаллов с такими же знаками, которые должны сложиться в слова цельные заклинания, распечатывающие проход. Перебирая ледяные, полупрозрачные кусочки, Ричард не забывал задавать вопросы. — А с демоницей твоей это не связано?

— Это связано с твоей Эллисон, — ответил демон и подхватил хвостом кристалл, выпавший из его собственных рук. — Ты работай давай. Не отвлекайся.

— Да ладно, рассказывай, — отмахнулся Ричард и вложил последний кусочек магического льда в головоломку. — Ой...

— Твою мать, Ричард.

— Маму не трогай.

— Хорошо, твою папу... Ну на кой фиг ты заклинание с конфетти вложил в первую дверь? — стряхивая с одежды разноцветные кружочки, спросил демон.

— Ну вроде как прошли испытание. Праздник для вора и все такое. Пусть порадовались бы разок, чего такого-то? Дальше все равно мои крысы, они любят чтобы блюдо было красиво украшено.

— Угу, то-то я смотрю, у охраны иногда красивые сапоги пропадают с носками вместе.

— Ну, носки это уже отпечаталось от меня при заклинании. Посетительниц же они не трогают?

— Не хватало еще, — хохотнул демон и провел когтями по потолку, а потом нарастил по десятку сантиметров на палец и подпрыгнул.

— Шикарно смотримся, — потешался маг, представляя, как выглядит разодетый демон под потолком, из которого сыпалась мелкая каменная крошка. Ноги свисали в воздухе, а вот руки и хвост не давали Каиду упасть и быстро перебраться через глубокую яму, которая вела в кабинет к императрице. — Так что там с Элли?

— Ну, она...пришла...и...попросила... — рассказывать было сложно из-за пыли, которая падала на лицо демону, да и ногти не железные. Пальцы быстро устали и теперь нещадно болели, напоминая хозяину, что наедаться перед физическими нагрузками нежелательно, а удерживать на пальцах далеко не хрупкое тело и вовсе самонадеянно.

— Ты ползи, не отвлекайся. Куда хвостом нос чесать?! Сейчас задница твоя перевесит, и в дыру свалимся. Терпи!

— Да не могу я терпеть, чешется же! Пф...Пф-ф-ф-ф-ф! — остановившись на половине, Каид попытался сдуть с лица часть пыли и незнамо откуда взявшееся перышко.

— Да, что-то с перьями под слоем пыли я жестоко придумал...

— Жестоко, это если я вместо одной песенки для Элли принесу мелодию, чтоб тебя окольцевать! — зло бросил Каид, оттолкнулся от потолка, перевернулся в воздухе и приземлился ногами на теперь уже деревянный пол прохода.

— А вот тут поподробней!

Пока демон рассказывал о просьбе Элли, большая часть пути была пройдена.

— Ну и что это?

— Стена. Дальше идем?

— Я вижу, что стена. А у стены что?

— Гора носков и пустая чашка с термосом. Тут мы допили остатки чая и пошли дальше. Точнее, я пошел. Или пополз?

— Ты меня спрашиваешь? Я вообще потом штаны свои не нашел.

— Ты их не нашел потому что мы потом к твоей любовнице поперлись, — вспомнил маг и внутренне вздрогнул. Вот что он точно запомнил, так это шикарный скандал, которым их разбудили с утра пораньше. Как оказалось, потенции большая доза чая с глюкогенными веществами была не помехой. Мало того, Ричард показал себя во всей красе и умении, некоторыми из них, как оказалось, Каид не обладал. С утра был концерт на тему "Где ты такому научился, очень нехороший и неверный мой будущий муж" после чего был ответный монолог на тему "Да лучше почить в тишине, покое, с мозолями на ладонях и одними мечтами о женском внимании, чем повязать хвост с очень... недостойной особой, у которой уровень собственного достоинства длиннее достоинства камеша, узревшего самку".

— Не напоминай, — скривился демон, продолжая рассматривать гору носков, которые насобирались за десятилетия воровской деятельности магически усовершенствованных крыс. — Где твои зверушки?

— А ты волшебное слово не сказал.

— Кис-кис-кис, — послушно прошептал Каид. Хрипловатое "кис-кис" вызвало шевеление кучи носков, из которых вылезла "крыса". Ричард, будучи в порядочном поднятии духа, решил скрестить кошку с мышкой и получил стражей, которые охраняли библиотеку днем и ночью, питаясь ворами, другими грызунами и домашними обедами охраны, которые легко тырились из шкафчиков, вместе с носками. Последние предметы гардероба крысы складировали на месте явления своего бога как дары. Место явления было изначально отмечено парой портянок с гербом императорского дома и той самой чашкой из-под чая.

- Покорми их, а? — попросил Ричард, пощекотав мохнатое пузико главной, самой сильной и самой зеленоглазой крысе.

— Носков на них не напасешься, — пробормотал демон и уселся на пол, пересадив крысу себе на колени. Сапоги, которые он так долго и тщательно шнуровал, пришлось стягивать, чтобы дать тварям еще одну пару реликвий.

— Все, дети мои, я вами доволен и пошел дальше. Чтите мои заветы, тырьте носки и грызите пятки воровские, — шутливо фыркнув в мордочку крысы на прощание, Ричард снова отдал тело хозяину.

Дальше по коридору было тихо и спокойно. Темные стены с запахом плесени и сырости, иногда встречались рогатые и хвостатые кости, да и только. А вот за последним поворотом препятствие все же осталось.

— Это, кажется, мы последним придумали.

— Ты придумал. Я к тому времени был уже в отключке.

— Можно подумать мне легче пришлось. Хвост еще твой, — маг досадливо поморщился, вспоминая сколько раз случайно порезался, пытаясь словить непослушный орган за самый кончик двумя пальцами. Почему-то это казалось Ричарду высочайшим мастерством — зажать тонкое лезвие с двух сторон и не отпускать свободолюбивый хвост друга. — Так, что мы имеем?

— Никого мы не имеем, а тебя, извращенец я попрошу заткнуться на тему как иметь что-то, а не кого-то, — не утерпел Каид.

- Сам такое слово. Правильно тебя мамочка назвала — ни стыда, ни совести, ни управы на твою морду рогатую. Я линию на полу имел в виду. То есть не имел, а...тьху. Подразумевал. Вот только никакого плетения я на ней не вижу, и даже дымки нет от вашей магии. Только светится, как белый холодный огонь (у нас фосфор — Прим. Авт.).

— И что делать?

— Пройти по ровной белой линии. Думаю, в том состоянии для меня это было самой сложной задачей.

— А что будет, если оступиться? — полюбопытствовал демон, поигрывая носком сапога с камешком.

— Не суйся, я колдовал напевая "останутся рожки да ножки и **й без обложки", — тут же припомнил Экзор.

— Может перелететь? — засомневался демон.

— Да пошли уже, — отмахнулся Ричард и быстро пробежал по белой линии.

— Назад сваливаем через парадный с наглой рожей, типа проверяли охранную систему, — решил Каид, отпирая двери в свой кабинет. — Здравствуй, мама...

Тихий шепот чуть не разбудил спящего императора, на груди которого сонно моргала императрица.

— Привет, Кадди, — нежно улыбнувшись, демоница поправила хвостом сползающее одеяло. Если напрячь глаза и присмотреться, то в мигающем свете магических огоньков это самое одеяло окажется церемониальной мантией императора демонов, сшитой из маленьких кусочков шкурок всех тварей Темного мира. От крысы и до самих демонов. Скальп для накидки снимали, кажется, со старого казначея. Тот и так был лыс, так что пришлось бороду и усы отрезать на подол. — На работу вернуться хочешь?

— Я на пару минут забежал, — так же тихо ответил демон и подошел к родителям поближе, стараясь не наступить на осколки и мелкую каменную крошку на полу. Страсть демонов часто не знала границ разумного и уж точно не считала убытка.

— Что стянуть хочешь? — как бы невзначай спросила демоница, накручивая на ноготок пепельный локон мужа.

— Песню, — не стал отпираться Каид. Лишь прищурился пытливо. Что мамочка учудит? Разрешит увести одну из своих драгоценностей, накажет, заставит сочинить свою песнь?

— Для себя?

— Нет.

— Для своего человеческого дружка?

— Нет.

— Для своей Элеоноры?

— Не совсем.

— Для ее сестрички?

— Не совсем, — в который раз усмехнулся Каид.

— Хм, значит, девочки что-то замыслили? — насторожилась демоница и блеснула алыми глазами. Вот только против императрица ничего не имела, что было заметно по хищной улыбке. — Тебя послом послали или сам пошел?

— Сам.

— Стыдно за то, что с проходом сделал? — захихикала женщина и тут же притихла, чуть завидев тень на лице мужа. Тонкие изящные пальцы заскользили по щеке, убрали непослушную прядь с лица, обвели контур губ и легко коснулись лба. Император снова спал.

— Мне не стыдно, — усмехнулся демон, присев рядом с родителями.— Ты ведь не краснеешь после каждой игры в дознавателя и вора в моем кабинете? Отец так вообще в последний раз претензию предъявил, что у меня полы холодные и одеяла нет.

Каид замолк и снова посмотрел на родителей. Вся империя думает, что правящая чета ненавидит сына, вся аристократия знает, как мать любит подгадить жизнь и унизить свою плоть и кровь, каждая темная тварь в курсе, как император недоволен чуждым политике отпрыском. Им так выгодно. В их обществе не принято любить детей. Ими гордятся, их продвигают по службе и выбивают им титулы, но их не любят. Страна бы не поняла всей той нежности и трепета, которые царили в семье Императора. Между мужем и женой — это ясно, но баловать наследника лаской и заботой? Людские замашки!

Пусть думают. Пусть видят ненависть в решении отца лишить его всяких привилегий и на десятилетие оставить простым телохранителем при любимой женщине. Пусть читают презрение в приказе матери лишить его сомнительного счастья бывать при дворе и заниматься наукой и искусствами в своем маленьком, по меркам аристократии, доме. Пусть...пусть... но придет вечер, в закрытой гостиной соберется императорская семья, и бал будут править любящие улыбки и нежные взгляды.

— Не уходи от ответа, — снова шепчет мать. Притворно серьезная, но с блеском неподдельного интереса и капельками веселья в глазах. — Зачем песня?

— Да расскажи ей. Женское любопытство — страшная штука, а женская жалость нам будет только на руку, — подал голос Ричард и снова спрятался в недрах сознания демона.

* "Каиди", в отличии от "Каида" совершенно приличное слово и переводится как "Дикий зверь, преданный только своим". Обычно под "своими" подразумеваются родители и избранница. "Каиди" среди темных тварей большая редкость и уже почти легенда.

Осторожно подняв с пола заваленное кресло и скинув с его отцовские штаны, Каид удобно устроился и начал рассказ. Казалось, демоница вообще спит, как и муж, но как только сын дошел до просьбы о песне, тонкий хвостик раздраженно дернулся и недовольно забил кисточкой о мантию. По опыту Каид знал, лучше сразу рассказать матери как можно больше информации и подать ее под вкусным и правдоподобным соусом, а то мамочка разойдется и так задурит голову, что появится риск разболтать куда больше, чем хотелось бы.

— Хм... у меня пара вопросиков, Каиди, — начала было демоница, но тут же замолкла.

Император просыпался медленно — когда его жена была рядом, он мог себе позволить такую роскошь. Обнять любимую чуть сильнее, дразнящее провести по ее спине кончиками когтей, оставляя еле заметные красные полосочки на смуглой коже, переплести хвосты и чуть прикусить ушко, а потом поцеловать. Жадно, страстно, откровенно.

— Кхм... — не утерпел Каид, в груди которого начала разгораться жгучая зависть.

Родители даже не подумали сделать вид, будто засмущались. Напротив. Ласки прервал император и с очень большой неохотой. Показной такой. Не даром они с женой уже год специально дразнили сына, добавляя ему решительности разобраться со своей Элеонорой.

— Здравствуй, Каиди, — сонно пробормотал демон и цепким взглядом прошелся по одежде сына. И, судя по вмиг посуровевшему лицу, не только по одежде.

— Мы тебя разбудили, прости.

— Ничего. Давно тебя не видел, — с намеком ответил император и бросил короткий взгляд на жену, а потом снова посмотрел на сына ну о-о-очень укоризненно. Да, матери в последнее время приходилось разбираться с библиотекой самостоятельно. Императрица никогда не признается, как ей тяжело, даже взгляда тоскливого не бросит... а вот стукнуть по дурной голове может.

— Ты сам сказал — без невесты не возвращаться. А невесты пока нет, — грустно улыбнулся демон.

— А что надо, чтобы была?

— Одна песня из библиотеки.

— Забирай, — зевнул император, и прикрыл глаза, будто собрался снова спать, только в глубине черных омутов блеснуло пламя. Кажется, спать никто не собирается.

— Что??? — императрица вцепилась в плечи любимого и заорала так, что уснуть ему уж точно не грозило.

— Мам, ну слово императора — закон. Я пошел, — забрав с пола ключи от залов библиотеки, Каид поспешил из кабинета в обширный холл с дюжиной дверей, стараясь не улыбаться, как последний счастливый дурак.

У него обязательно будет такая же семья. Обязательно. А сейчас демон просто достанет песенку для Элли и заберет себе Нору. Хватит ей дурить, а ему прятаться.

— Возвращайся в свой мир. За Норой в теле твоей девочки надо присматривать, — когтистая рука решительно взялась за створку.

— Без проблем, но Нора в своем теле с Элли проблемы решает.

— Вот шаварка! — почти восхищенно прошептал Каид. Чуть погладив старое дерево, пропитанное проклятиями и заклинаниями, демон задумался. — И все равно возвращайся — песню взять легко, но очень больно.

— Чтоб я пропустил иголки на нашу хвостатую задницу? Пошли уже, — перехватив контроль над телом всего на мгновение, Ричард успел открыть дверь, ступить шаг и сделать вдох. Всего один короткий судорожный вдох густого туманного воздуха. Сладковатого, с нотками пряности. Влажного, липкого, дурманящего.

— Я-а-а-ад... — протянул Ричард с блаженной улыбкой на лице и осел на пол. Ноги не держали, голова кружилась, а в груди... Легкие поглощали отравленный воздух, наполняли им кровь. Билось сердце, лихорадочно и спешно разгоняя по артериям и венам, по самым маленьким капиллярам яд.

— Даже в виде песен, даже будучи просто комками эмоций и звуков в магической оболочке, она все равно сочится наружу. Слишком концентрировано, что-то. Надо будет завтра вентиляцию проверить, а пока просто посидим, скоро привыкнем и пройдет, — полушепотом пообещал Каид.

На другой стороне просторной залы раздавалось раздраженное шипение сквозь зубы. Стоило разогнать туманную дымку перед глазами хорошим ударом затылка о дерево двери, как стало ясно, что под действие паров любовных песен попали еще два демона.

— Так, а вот они не из этой песочницы, как я понимаю, — даже не думая понижать голос, заключил Ричард.

— Нет, сейчас будем биться лопаточками, — в тон ему ответил Каид и снова занял тело.

— Мы можем взять каждый свое и уйти, — заискивающе улыбнулись незваные гости.

— Может, просто свалите тем же ходом?

— Мы оставили в этих каидовых лабиринтах двух друзей, так что без добычи не уйдем, — оскалились демоны. Дурман прошел теперь и в их головах. Впрочем, таково уж свойство этого яда — затаиться в организме на время, чтобы сразить новым приступом, когда совсем не ждешь.

— А вот выражаться не надо. Накличешь, — ласково улыбнулся Каид и потянулся к ближайшей корзине.

Через пять минут из-за двери в залу с любовной песней вышел демон в чуть дымящихся одеждах, но с о-о-очень довольным выражением на чуть помятом лице и светящимся клубком песни в кармане.

— Хорошо подрались, — заключил Каид, проходя по коридору и здороваясь с работниками. Охране достался отдельный привет и наводка на двух неучтенных посетителей в зале с песнями о любви, ну и за халатность прилетело, конечно. Не заметить сигнал о взломе охраняемого коридора из-за симпатичной демоницы за окном, это они зря. Еще и сам сигнал ослабили, сделав его потише. Дураки...безработные.

— Угу, по морде получили, надавали, но, светлые духи, зачем так жестоко-то напоследок?! Они и так еле рыпались, — поморщился Ричард. Да, он любил подраться, что тут скрывать. Хотя одно дело показать, на что способно твое покалеченное тело, а другое — тело демона, в котором еще надо с хвостом управиться и ничего им себе не отрезать.

— Думаешь, заставить их съесть шары с песнями о неразделенной однополой любви к камешам, было уже слишком? — вдыхая свежий вечерний воздух улицы, спросил демон.

— Рога в знак позора они себе отломят, это точно, — довольно улыбнулся Ричард и прислонился к стене здания. — Каид...я не хочу, чтобы ей было больно, скажи, что не достал песню. Я заберу ее и сам спою.

— С чего такая забота, братец? Не о себе ли переживаешь? Боишься послушать песенку ее голоском и влюбится?

— Между нами — я уже в нее влюблен.

— Хм... Ну и?

— Жду, пока повзрослеет. С Пушкой свел, Хельгу показал, связь с Норой обеспечил, свободы отсыпал, — не скептическое хмыканье демона Ричард вынужден был уточнить. — Немного, но отсыпал. Теперь осталось уверенности в себе добавить. Я ведь буду ее подавлять, понимаешь?

— Уже.

— Ты знаешь, о чем я.

— Ну тогда, придется ждать и воспитывать ее, — оттолкнувшись от стены и сорвав на последок небольшую цветущую веточку, демон добавил, — а песню я тебе не отдам. Элли заказывала, она и получит. Обломись и не скрипи зубами. Тем более, моими зубами.

Каид вернулся, когда уже вечерело. Демонов на улице становилось все больше, посетителей в небольшом кафе тоже прибавилось, но к одинокой демонице никто так и не посмел подсесть, что нас очень радовало. Я просто не хотела ни с кем говорить, а сестра вообще грозилась всех поубивать. Приклеенный к ножке кресла хвост никому настроения не прибавляет. Стоит ли говорить какими словами она встретила улыбающегося и чуть потрепанного Каида, который без слов подхватил нас на руки и перенесся снова в свой дом?

Глаза я закрыть не успела и снова почти ничего не видела, чем воспользовался демон, устроившись в каком-то кресле и усадив меня себе на колени.

— Значит так, Нора в твоем теле была еще недостаточно, чтобы поменялись голосовые связки, но мы можем немного поторопить этот процесс. Стяни у Ричарда из запасов засушенные цветки ромашки, шалфей и залей все маслом... какой-то серой дряни с белыми крапинками, название которой я забыл напрочь. Настоять два часа и выпить залпом. Завяжешь горло теплым шарфом и подождешь еще часов пять. Болеть будет не слабо, но оно того стоит. Потом выпросишь заживляющее, и хоть сутки подряд горлань серенады.

— А песню? — напомнила я, открыв глаза.

— Держи, — в руку упал небольшой синий шарик, чтобы тут же рассыпаться на мельчайшие песчинки, которые поднялись в воздух светящимся вихрем и втянулись в тело Норы вместе со вздохом. — Все, теперь она в тебе. Точнее в Норе, но и в твоем сознании отпечаталось, просто ты не замечаешь. Когда понадобится, просто вспомнится.

— Спасибо, — счастливо улыбнувшись, я чуть поерзала на Каиде, а потом прижалась всем телом и поцеловала. — Все, сестричка, никуда ты от него не денешься.

Вот только в голове пронеслось задумчивое "А Каид так не целуется..."

Не помню, как там Каид целуется, но дразнящее пройтись по губам языком, а потом губами по щеке к виску, покусывать мочку уха, поглаживая затылок, очень любил Ричард. Не высидел в комнате! Ну сейчас получит!

Чуть вырываюсь из объятий и сама обхватываю руками его лицо. Нет, не его, но он точно там, в глубине темных глаз играет зелеными лукавыми искрами, дразнит прикосновениями сильных непривычно когтистых пальцев. Но я все равно останавливаюсь в паре миллиметров от его губ, выдыхая теплый воздух короткими вздохами, облизывая уже кое-кем обслюнявленные губы.

-Р-р-ричард, а ты завтрак заказал? А то я вернусь и буду такая голодная! А из съедобного только ты, — невинно похлопав длинными ресницами хохочущей сестры и насладившись почти паникой в глазах демона, я прижалась к напряженному телу еще плотнее и провела язычком по чуть заостренному уху. — Тебя еще съем.

— Шиерема текула маэр! Ричард свали! — злой окрик Каида выкинул мага сразу в родное тело, а уж там он от души нахохотался.

Узнала, провела, пошалила, застала врасплох, выставила идиотом.

Умница!

Встав с постели, чуть подпорченной черными линиями пентаграммы для перехода, Ричард прихватил одежду Элли и постучался в ванную. Ни шороха, значит, еще не вернулась и можно тихонько вскрыть дверь, направив на нее волшебную палочку. Ну ничего, скоро девочка научится управляться быстрее. Да и пентаграмма очень простая, начерченная... мылом? Ричард еще раз потер линию, стараясь не разрывать плетение. Так и есть, пахнет кофе, магнолиями и вишнями, как и сама девушка, лежащая в одном халате на полотенце. Небольшая преграда для холода.

— Вернись, провокаторша, будем завтракать и певицей тебя делать, — осторожно дочертив на одном из лучей звезды пару символов, прошептал мужчина, ожидая пока Элли зашевелится и поймет, что вернулась в свое тело. Ему нравилось, когда она такая. Чуть сонная, не понимающая где и когда, но с легкой улыбкой на губах и в глазах, но главное — доверяет его рукам.

— Принести одежду? — прижимая девушку к себе, ожидая пока она придет в себя, наслаждаясь теплым телом, спросил Ричард.

— Нет, я сама, и зелье приготовлю сама, и выпью сама, и петь буду сама... но в другое крыло сама не пойду, — решила Элли и чуть оттолкнулась от Ричарда, чтобы попытаться выйти из ванной. Экзор усмехнулся такой самодеятельности и обогнул чуть пошатывающуюся девушку, чтобы выложить перед ней на кровати ее же одежду и нужные составляющие для зелья.

— Ушел за завтраком, — потуже затянув халат, и уклонившись от летящей подушки, Экзор вышел в коридор. Глупая улыбка все никак не желала сходить с лица, да и не хотел Ричард ее прогонять. Как говорил его умный учитель "Улыбаться надо так, чтобы каждая морщинка на лице запомнила". Но мяса раздраженной девушке он принесет побольше, впрочем, и сладостей себе не меньше.

* * *

Зелье я все же приготовила сама, еще до сытного завтрака к которому мы как раз успели вернуться, спасибо соотношению времен в двух мирах. Ричард даже в мою сторону не смотрел, пока я пила горько-кислое снадобье, хотя его взгляд в отражении полированного чайничка я словила. Ну, не вмешивался, и то благо. А когда горло скрутил первый приступ боли, просто присел рядом и обнял, плотно обхватив рукой шею, поглаживая, согревая и успокаивая бешенных муравьев, которые терзали мои связки. Ну и еще пять часов пичкал нескучной теорией и байками из практики преподавателя.

— Даже не смотри на меня так укоризненно, ничего из жизни оперативника Отдела не расскажу — это секрет. Хочешь, чтобы я с работы вылетел? Итак много знаешь и долго с этим знанием живешь. Непорядок. С Пушки и Карела семьдесят подписок взяли, и каждый год подписи обновляют. Сейчас вообще заткнусь, и будешь мучиться в тишине. Или даже лучше — вязание достану, и буду напевать, махая спицами. А от смеха тебе легче не станет, это точно.

Так под тихие рассказы Ричарда ни о чем и обо всем я и уснула, уютно устроившись на его плече и сжимая его руку.

* * *

— М-м-г-г-г-г-г-ы-ы-ы-ы... мгум-мгум-мгум-хм-хм-м-м-м-м...спи, малышка, спи, не бойся — завтра новый день...

— Ричард, — сонно и чуть хрипло прошептала я. — А ты говорил, что голоса нет.

— Это секрет. Только твоя мама знала и нагло меня эксплуатировала у пианино, подбирая музыку к любимым стихам. Я пел, она играла, твой отец хохотал с моей морды мученика. Хорошие были вечера.

— Этот будет похуже.

— Нет, если Эльза еще не превратилась в уставшую от жизни шлюху, — вздохнул Ричард, перебирая мои волосы.

— Даже если нет. Ее ведь так просто не выпустят, я видела решетки на окнах.

— А я видел, что на решетках нет магии и мы... — начал было Ричард, но я тут же извернулась и прикрыла ему рот ладонью.

— Молчи! План сегодня строю я, и если что-то пойдет не по плану — значит, будем импровизировать.

— А если ничего не получится? — серьезно спросил Ричард, убрав ладонь от своего лица и чуть сжав.

— Значит, я буду виновата.

~ ~ ~

План девчонки Ричарду не нравился. Что история с использованием песни, которая отдавала розовым девчачьим романтизмом и подвалами его же Отдела от пяти до семи лет с конфискацией на благо короны, что последующее бегство из борделя впопыхах с Эльзой на закорках. Уходить надо внаглую улыбаясь и нарочисто медленным шагом, чтобы зубы за спиной скрипели.

Будет виновата она. Пф. Можно подумать, Ричард позволит. Только не когда он рядом и только не в таком деле. Тадеуш был нужен ему. Ему вообще все его работники были нужны за редким исключением. И сегодня он займется молодняком вплотную. Тем более, что Ричард нашел каким боком пришить это дело к своему отделу.

* * *

— Детка, принеси еще выпить, а? — Тяжелая ладонь хлестко опустилась на мои бедные ягодицы, а я поплелась за пятой кружкой пива для Ричарда, кидая хмурые взгляды на пианино и тихонько потирая попу. Было жутко обидно, но я все не могла собраться с духом и спеть, да и пятая точка, которую подбадривал Экзор, начинала побаливать. И это он еще ласково с ней. Не представляю, какие синяки у проституток, которых каждый посетитель имел право похлопать, погладить или ущипнуть, и пользовался этим правом.

Разносчицы смотрели на меня почти жалостливо, но я упрямо строила из себя всем довольную подружку чуть грубоватого мужчины, который, кстати, второй час мазал сладким медом маленькие ушки Эльзы, давая мне повод на него обидеться и отойти к пианино. Пока мне наливали еще светло-янтарного напитка, от которого порядочно воняло не только хмелем, но и парой травок, отнимающих ум, я любовалась пыльными боками музыкального инструмента, которого не касались ни сильные пальцы, ни тряпка уборщицы. А мне вот хотелось сорвать серое грустное покрывало с позолоченных завитушек, чуть подуть на, наверняка, чуть желтоватые клавиши, перевернуть обложку давно захлопнутой нотной тетради с тисненым узором из веток винограда и заставить петь сначала это старье, чтобы заткнулись пьяные мужики в зале, прекратили надрывно хихикать женщины и заслушалась даже метель за окном.

О стол громко стукнула кружка не только с пивом, но и бокал с чем-то красным.

— Хлебни, милашка, жить станет веселее, даже если мужик такой козел, — своеобразно посочувствовали мне разносчицы, упросив усатого дядьку налить мне "Чего повкуснее".

— А храбрости от этого не добавится?

— Добавится, — засмеялись девочки, а я сделала первый глоток пряной жидкости.

Что было после, я вспомнила лишь частично следующим утром, когда проснулась от громкого хохота, полуголая в постели с Ричардом, который и ржал на пару с Хельгой.

Оказалось, что поставив на стойку пустой бокал я пошла обратно к Экзору, вылила на него его пиво, оттащила от мужчины Эльзу, высказала ей все, что я думаю по поводу ее поступков с прошлого лета и надавала по рукам за лапанье чужих мужчин. Потом притащила девушку к пианино, вытерла подолом пыль, громко и матерно возмущаясь по поводу плохого состояния инструмента, вытащила волшебную палочку, с помощью которой приклеила Эльзу бельем к стулу и притащила еще одно себе. А потом я играла. Играла с душой и пела песни демонов, лишь иногда оглядываясь и довольно осматривая эффект. Первым делом я спела песню, которую мне выла Нора по вечерам. Мне всегда было лень снимать одежду и складывать ее как положено. Песня это и делала. Плавно и аккуратно... если петь медленно. Но прошлым вечером я явно спешила, и весь зал не желая того станцевал стриптиз всего за минуту. Трусы себе отвоевал только Ричард, что меня жутко разозлило. Назвав Ричарда Каидом, я спела другую песню, с помощью которой одевалась с Норой по утрам. Продажные женщины явно согрелись в мужских рубашках, штанах и жилетках, а вот развратникам корсеты не очень понравились, судя по красным лицам медленно переходящим в синие с каждой новой строчкой, которая затягивала шнуровку потуже. Ричард все ржал, Эльза глотала слезы и пыталась подпевать на припеве, в котором я нашептывала ласковый призыв натянуть стринги повыше.

Дальше я решила, что пора поработать и над моральным обликом посетителей. Мораль я начала читать громким речитативом, рассказывая о всех венерических заболеваниях в алфавитном порядке и их последствиях. Память у меня хорошая, а в шестнадцать лет мама подарила мне хороший медицинский справочник с иллюстрациями, который я знаю практически на память. Теперь и посетители знают отдельные разделы. Впрочем, мне и тут было мало, и я решила спеть еще одну песню. Небольшая такая песенка. Детская. Самая что ни на есть детская песенка ребенка в утробе матери, которой изменяет муж, и как каждая боль и обида матери скапливается в ребенке, ранит его. В конце песни ребенок просто умирает, потому что не хочет рождаться.

Не давая мужчинам расслабиться и стянуть с себя хотя бы чулки, я взмахнула палочкой и обездвижила излишне активных нелюбителей прекрасного в моем лице. Кроме того, пришлось запустить табуреткой, на которой я до этого сидела, в вышибал, набежавших, как тараканы на кухню, с других залов. Неприглядная правда о собственной слабости и беспомощности передо мной дошла до них очень быстро. Мне даже не понадобилось забирать табуреточку с тремя ножками из-под Эльзы. Хотя, может, это Ричард их напугал их своими черными глазами и отчетливым рыком. Ну не надо было им в мою сторону высказывать все свое негодование в некультурной форме и грозиться отобрать мою девственность. Наверное, это блюдо Экзор хочет оставить себе. По-другому его такой же матерный ответ с угрозой лишить девственности самых вышибал я не могу объяснить.

— Похабник! — буркнула я и запустила в мужчину нотами на лету превратив их в половую тряпку, которую с утра приметила возле туалета. Как потом Ричард признался, повтори я это на трезвую голову перед Риаром — экзамен по мертвой материи за первый год он мне поставил бы в начале курса. А вот Нора бы меня отшлепала за кривые руки — тряпка приземлилась Экзору на тарелку, разбрызгав соус ему на корсет.

Вернувшись к пианино, я захлопнула черную крышку, опустившись на холодный пол у ног Эльзы и решила, что пора добивать развратников.

Первые слова, первые звуки разошлись по притихшему залу биением сердца. Спокойным и размеренным. Может, даже чуть мечтательным напевом свободы и тихой радостью солнечного дня. Дальше я просто закрыла глаза и пела... вспоминала. Первый взгляд зеленых глаз, который мне ничего не сказал, ничем не отозвался в сердце, лишь нашептал о лукавстве хозяина. Первое касание горячих рук, согревающее, ласковое, бережное, надежное... Первая ночь без кошмаров, спокойная, тихая, с огнем в камине и носками на моих мерзнущих ногах. Горсти звезд в моих руках и целое небо под ногами. Пух в бокале вина и лукавая улыбка в полумраке вечера моего дня рождения. Обгорелые чулки в руках профессора и звон от удара противнем, а потом запах его рубашки, в которою меня ткнули носом. Книжная пыль, реактивы и корица. И шоколад. Много шоколада и тонкие пальцы, широкие ладони и снова зеленые глаза. А потом губы. Его губы, от которых невозможно оторваться и невозможно не подчиниться. И опять зеленые глаза, которые и сейчас на меня смотрят. Осуждающе, с интересом, нежно или все-таки в глубине мелькает искра того пламени, что горит во мне?

Вот только выдохнув последние слова и оглядев зал, я не увидела зеленых глаз. Хотя зрителей и слушателей явно поприбавилось. Ну да, работники отдела ходят бесшумно. Пять парней, которые не давали хозяину борделя уйти, прихватив с собой свою самую ценную девушку и свои сбережения, и Тадеуш у ног Эльзы, сжимающий тонкие пальцы в своих ладонях, целующий каждый накрашенный ярко алым ногтик, шепчущий... впрочем, я не должна это слушать.

— Спи, девочка, — а ведь зеленые глаза были за моей спиной... и в них бушевало пламя.

~ ~ ~

Словив уснувшую Элли, Ричард взялся наводить порядки в зале.

— Господ прелюбодеев соберите по этажам и сгоните в зал. Тад, отлепись от ног, бери Эльзу и найди место получше для объяснений в любви. Хельга! Хельга, твою налево, вытащи затычки из ушей и снимай с девушек браслеты. Нервирует меня это сексуальное рабство. И выясните, кто такой умелый ставил им клеймо-наколку на руки, хочу лично пообщаться с мастером тайного знания. Подозреваю, что акцент у него будет южный. Что? Парни, чего стоим?

— Господин Экзор, вы давно в зеркало смотрелись, — выглянув из-за двери в коридор, осведомилась Хельга, не отказывая себе в удовольствии полюбоваться фигурой начальника.

— Вы намекаете, что маг в одном носке, трусах и женском корсете с рюшами не заслуживает уважения подчиненных?

— Что-то вроде того, — улыбнулась Хельга, рассматривая забавный узор из танцующих в неприличных позах человечков на том самом выжившем носке, брат которого был надет на Эльзу.

— Мне снять трусы?

— А может корсет?

— Не завидуйте, корсет себе уже Элли застолбила. Мои трусы с уважением в них, впрочем, тоже.

— Жаль, она об этом не знает, — чуть зло прошептала женщина и выволокла в зал невысокую старушку в простой рубахе, но с золотыми браслетами на сухих смуглых запястьях.

— Осторожней, у нее наверняка полно иголок в одежде, — предупредил Экзор и чуть сильнее прижал девушку к себе. С одной стороны — руки занимает, с другой — ноша-то приятная, а с третьей — защитить тихо сопящую Элли хочется со страшной силой. — Так, все отмерли и работаем, если кому-то еще нужны отпуска к любимым съездить. Тад, тебе особое приглашение выписать? Сними с обожаемой суженой мой носок и рубашку и отдай свою, кстати. Допрос девушек будете вести на пару.

— Какой допрос? Вы кто такой?! Мы уважаемое заведение! — отмер наконец-то богато одетый мужчина с девушкой на цепи и небольшим сундучком под мышкой, которого держали под толсты рученьки работники Отдела тайных знаний.

— А вот о том, кто его уважает, ты мне подробно расскажешь, — пробормотал Ричард, ища глазами, куда бы положить Элли или хотя бы удобно устроиться с ней на руках. Подняв босой ногой удобное кресло, явно рассчитанное на двоих, и скинув с него белый чулок с алой линией, Ричард наконец-то уселся сам и уложил Элли себе на колени, а потом наконец-то достал свою палочку, которая надежно хранилась за резинкой носка. Оттуда же Экзор достал рабочее удостоверение. — Готов поспорить, защитные артефакты он тебе давал и бабушку свою тоже подсунул.

— Кто? — тут же удивился управляющий борделем, поставленный на колени перед Экзором парой тычков. Именно управляющий, но не владелец. Кто получал деньги с этого дома, Ричард узнал совсем недавно и почти случайно, начав по привычке рыться в каждой мелочи, узнавая все новые и новые подробности жизни Эльзы. А уж сколько интересного нашлось в ее голове! Такие клиенты! Какие подарки! Какие позы!

— Глухота напала? Избирательная, по-видимому, — заключил Ричард и чуть потер глаза, надеясь, что чернота не затопила радужку и белок. — В глаза смотри. По-хорошему все расскажешь — пять лет с конфискацией и последующая ссылка в Форгост. Начнешь юлить — напою зельем и через неделю попадешь в тот же Форгост.

Управляющий поморщился и облизнул пересохшие губы. Понял, что во втором случае приедет в город некромантов в виде набора органов. Уж кто-то, а он хорошо знал, как делаются дела в этом городе. Все-таки каждый месяц ездил туда за новыми иглами для старой ведьмы, и с некромантами приходилось дружить. Кто сказал, что эти ребята хмурые и неразговорчивые? Может, конечно, ему так повезло, но молодой любитель играть с мертвой материей, с которым имел дело управляющий, любил еще и рассказывать, откуда он взял ту или иную пакость, запихнутую в кривобокие банки и щедро расставленную по лавке в сыром подвале города. Отдел тайных знаний официально поставлял практикующим некромантам с лицензией все декокты и инструменты ремесла. Причем цены у Отдела были низкими, а товар очень качественный. Все легально и добропорядочно. Откуда у Отдела берутся голубые глаза девственниц по три штуки в упаковке, даже некроманты не решаются спросить — их же не спрашивают, зачем им эти глаза.

Через час бордель был пуст — работниц забрали с вещами в отдел для оформления документов и отправки по домам, если такие есть. Если дома не было, Отдел предлагал собственные стены — молодым работникам тоже надо было расслабляться. Старушку сожгли при попытке угостить Хельгу иглами и наколоть ей рабские браслеты, управляющий случайно споткнулся о порог собственного кабинета и сломал шею... предварительно дав все нужные показания и подписав их кровью.

* * *

— Ты снова все сделал по-своему! — возмутилась я и вывернулась из объятий Ричарда, чтобы ударить его подушкой, а потом накрыть ею голову хохочущего мужчины и чуть придавить.

— Правильно, а я еще начальству настучу, что Ричард Диаорметей Экзор провел операцию, привлекая лиц, не состоящих на службе Отдела тайных знаний, — довольно хихикая, пообещала Хельга, заканчивая завтракать. Как я поняла, пока мы с Экзором отсыпались, леди Хилл обшаривала бордель и делала опись найденных документов, которые теперь стопкой лежали на столе.

— Не смей! — Ричард тут же вывернулся из-под подушки и завернул меня в одеяло, чтобы не брыкалась. Еще и к себе прижал, наверное, чтобы лучше слышала, как он почти орет. — Никто не должен знать об Элли. Особенно наш начальник и Совет. Ясно? Она просто моя ученица.

— Все парни думают, что минимум любовница, — подавившись чаем, призналась Хельга. — После того, как ты ее весь вечер нежно прижимал к себе, ставки делают только на ее девственность и кто кого когда бросит. Правда, Тадеуш поставил на то, что Отдел еще на вашей свадьбе спляшет.

— Ученица, Хельга. Только ученица, на которой я проводил опыт по песням демонов. Наплетешь что у нее связки подходящие для таких звуков, уникальная девочка и до выпуска я буду с ней заниматься. Ясно?

— Ой, сам это все будешь на уши начальству намазывать, — поморщилась леди Хилл и беспечно махнула на Ричарда рукой. — Хотя, им сейчас явно не до тебя. Надо готовить все улики, чтобы владельца борделя утопить. Мог бы и помочь, кстати, уж ты то в этом очень заинтересован.

— Не хочу эту тварь трогать. В детстве хватило, — сквозь зубы прошипел Ричард, а на мой вопросительный взгляд все же пояснил. — Мой дед. Он один из придворных магов и присматривает за всеми дорогами в стране. По сути дела, владеет ими и неплохо доит. Вот только мало ему. Он игрок и игрок невезучий. Одного оклада мага ему мало и он начал содержать этот бордель.

— Только этот? Неужели по всем трактам страны это единственное увеселительное заведение? Да и не запрещено это.

— Остальные на строгом учете и платят в казну немалую часть дохода, которая красивым полноводным ручьем огибает карман Риара старшего. Девушки в борделях промышляют обычно добровольно, вот в чем суть. Они получают свои деньги и в любой момент могут оставить сие игривое занятие. Но только не здесь. Текучка кадров только по причине внезапной смерти при побеге. Шла девушка в озеро и утонула. Или на нож упала на кухне ночью. Видно в процессе проголодалась и за бутербродом пошла. А рабские браслеты, выколотые на коже старой полубезумной бабкой, исчезают вместе с жизнью. Они даже трупы не прятали — выдавали за почивших постоялиц. По всем документам это отнюдь не бордель с рабынями, рабство у нас как было запрещено, так и осталось. Сроки заключения сменились, правда, но только для соучастников. Виновных по прежнему лишают титулов, сил, имени и жизни. По моим прикидкам Риара казнят через неделю максимум, если король вообще захочет эту срань в суд тащить. Скорее прикончит росчерком пера на тайном указе палачам Отдела.

— Ричард, дуй уже в Форгост, а? Мне от твоей семейки так тошно, что скоро и на тебя кидаться буду, — попросила Хельга.

— Кстати о "дуй". Что с погодой? — легко подняв меня на руки вместе с одеялом, Экзор подошел к окну. Белая пустыня с редкими деревцами искрилась под ярким зимним солнцем. А по дороге уже ехали повозки бывших постояльцев и перебирали копытами кони. Вот только чтобы рассмотреть это пришлось отвернуться от Экзора, в рубашку которого так хотелось уткнуться носом и просто вдыхать запах зелий и...и еще Ричарду явно надо помыться. Перенервничал.

— Это не Тад с Эльзой? — присмотрелась я к парочке на дороге. Дорогие статные лошади под всадниками явно позаимствованы у бывших хозяев борделя, а вот одежда... Плащ работника отдела обнимал явно женскую фигурку. Тонкую и сжавшуюся от холода. Поникшие плечи и глубоко натянутый капюшон — Эльза явно стыдилась самой себя. Впрочем, Тад тоже не выглядел довольным. Расстояние между парочкой то сокращалось, то снова увеличивалось.

— Они. Он теперь даже портом не может пользоваться. Она просто не выдержит переноса. Ни капли магии и общая истощенность организма. Как бы не упала по дороге, — последние слова Ричард прошептал, почти касаясь губами моих волос.

— А может, пусть бы и упала, а? — подала голос Хельга, с тоской глядя в окно. — Жаль, что мальчик на нее завязан, очень жаль.

— А Эльзу не жаль? — едко спросила я, поудобней обхватывая мужчину за шею. Как бы брезгливо я не относилась к девушке, но за нее было обидно.

— Смерть для нее была бы милосердней, — прошептала Хельга. — Она всегда будет для него как второсортный товар. Как...

— Как мой свитер из шерстки эльфийских барашков, — подсказал Экзор. — Когда-то я, скажем так, случайно пустил любимый свитер на половую тряпку. Нечем было лужу вытереть и пришлось стягивать с себя тончайшую шерсть и промокать ею мой неудачный опыт. Потом я, конечно, выстирал свитер, восстановил узор из снежинок по вороту, но... никогда больше не надевал его. Эльза для Тада тот самый любимый свитер, который побывал половой тряпкой. Отстиранный, заштопанный, пахнущий мылом, но где-то нити перетерлись о каменный пол, где-то осталось бурое пятнышко, чуть растянулся ворот и рукава, но главное — ты отлично помнишь, как сам топтался ногами по этой ткани. В случае Эльзы, там даже не Тад топтался.

— Ладно, я в Отдел, — вздохнула Хельга и, забрав документы, исчезла в портале, напоследок подмигнув мне. Я снова глянула в окно.

Такие странные. Он мертв для всего мира и знает, что умрет не самой приятной смертью и всю, отмерянную ему жизнь придется отдавать свои силы простому человеку, чтобы отогнать от девушки старость и болезни. Она знает, что не подарит ему ребенка, что будет просыпаться в кошмарах, среди ночи в пустой постели, куда муж вернется лишь к утру, усталый и, может быть, злой. Их будут не понимать, жалеть, презирать, осуждать... А они будут любить друг-друга своей искалеченной странной любовью, потому что им так суждено. Взаимная любовь...но разве в хоть одном словаре она значится синонимом счастья?

Отогнав дурные мысли, которые норовили перепрыгнуть на мои сердечные проблемы, я закопошилась в руках Ричарда, ясно давая понять, что хочу ступить на холодный пол. Мужчина грустно улыбнулся, но руки не разжал — осторожно положил на кровать и пошел в ванную со своей одеждой.

Уже завернув по дороге на Форгост, я спросила Ричарда, чтобы хоть как-то стряхнуть с мыслей налет грусти:

— Мне Нора рассказывала об именах демонов. Как переводится имя Императора, не знаешь?

— Эм... — выпустив облачко пара, замялся Ричард.

— Тоже мат?

— Да, но до сына ему далеко!

— А все же? — поглубже натянув капюшон, спросила я. Вообще, я на Ричарда все еще дулась, но разве был смысл в простом бойкоте? Его это явно не впечатлит. Надо по-другому доказывать право на самостоятельность.

— Трампед. Он же "Мужской половой орган в нежном тополином пушку". Увы, мать его сильно удивилась, что ребенок родился уже с растительностью в некоторых местах. Причем почему-то серебристого цвета растительностью.

— А если бы у любовницы была аллергия на пух? — предположила я.

— О, это было чудесным объяснением, почему некоторых девиц по молодости из его постели мертвыми забирали, — добавил Ричард. — Странным образом пять шпионок самоизвелись от аллергии в объятиях демона.

Я просто кивнула, чтобы не выдать замерзшую себя стучащими зубами. Надо думать самой как согреться. Да и не так уж и холодно, Нора достаточно часто бывает в моем теле, чтобы нервные окончания пришли в норму. Сейчас я мерзла, как нормальный человек, скоро не буду мерзнуть в одной рубашке в весеннюю ночь. Но пока надо было греться магией и тайком от Экзора. Пару часов мне это успешно удавалось. Тихо шепча себе под нос заклинания, я могла согреть одежду вплоть до белья, но ткань быстро остывала. Я чуть укрепила заклинание во времени, но не могла ограничить температуру нагрева и начинала зажариваться. Кажется, даже ожег от застежки на спине остался. Что бы еще придумать? Натянув капюшон еще ниже, я снова взялась за палочку, которую тут же чуть не уронила, потому что кто-то глазастый и рукастый выхватил поводья из моих озябших рук и намотал на луку своего седла.

— Иди-ка ко мне поближе — согрею, — расстегивая верхние пуговицы своего плаща, закомандовал Ричард.

— Знаешь, как-то это звучит и выглядит... — я поморщилась и попыталась отобрать свои поводья.

— Что?

— Будто старый извращенец маленькую девочку соблазняет! — огрызнулась я, а Экзор откинул мой капюшон, обхватил ладонями лицо и заставил смотреть ему в глаза.

— Элли...

Я попыталась вырваться, но длинные пальцы слишком цепкие. Этот мужчина никогда не выпустит свою добычу. Точнее не даст вырваться. Отпустить может. Если зауважает.

— Эллисон, маленькая, не надо. Не перегибай палку с самостоятельностью. Там, где ты справишься сама — смело шли меня к демонам, а сейчас... — отпустив лицо и легко подхватив за талию, мужчина стянул меня с коня и усадил перед собой. На плечи тут же легла дополнительная тяжесть подбитого мехом плаща Ричарда, а в лицо дохнуло теплом и запахом трав. — Спи.

~ ~ ~

Ричард ненавидел Форгост всеми фибрами души. Одно это название рождало в нем дрожь от пяток и до содержимого трусов, потому что именно там начинал чесаться зад в ожидании неприятностей. Дорога до города быстро промелькнула серебристой лентой утоптанного снега, по которой быстро скакали лошади Экзора и Элли. Вот только девчонка большую часть пути проспала, а Ричард промечтал на тему "Если бы Элли была поопытней...морально".

Город быстро оборвал мечты мужчины и заставил заскрипеть зубами от досады. Вот надо было папочке с сынком отдыхать именно здесь? Нет, ему было безумно интересно, сколько должностных инструкций нарушил Наташкин старший, да и младшего подтопить охота было, но Элли даже под его защитой в городе экзорцистов и некромантов очень и очень лакомый кусочек, а точнее — ингредиент для ритуала.

Черные шпили домов приближались и скоро уже было не разобрать — где острые осколки скал впивались в небо с многочисленных островков, а где дома бывших служителей Мрака, грозили раскрыть все свои секреты любопытствующему...посмертно. Вода между островками была издевательски ясно-голубого цвета, спокойная и тихая. Никакой шторм, ветер, магическое возмущение не вызывало рябь на идеально гладкой поверхности. Даже глупая рыба не могла вскинуться над поверхностью — прочная прозрачная пленка покрывала все каналы в Форгосте, обрываясь только у самого выхода в море, где раскинулся порт. Кажется, какой-то король хотел так бороться с контрабандой и морскими тварями, случайно наколдованными одним экспериментатором.

Еще одна насмешка Форгоста — теплые огоньки домашних окон. Стекло само светилось наружу тепло-желтым сиянием, иногда с узором особо ярких линий, которые складывались в рисунки цветов или скелетов. Иногда и то и другое так тесно переплетались и перетекали друг в друга, что казалось, будто на стекле завелось чудовище. Правда, на его окнах в небольшой квартирке у широкого канала светились пентаграммы и демоны. Был еще один оригинал, который изобразил массивную мужскую фигурку с тонкими крылышками. Небольшими такими, изящными, будто лепестки ромашки, только прожилки более четкие. На окнах борделей скелеты переплетались в неприличных позах, связанные побегами с колючими шипами, а некроманты любили эти побеги заменять на требуху. У каждого дома своя специфика, что не говори.

Тонкие шпили и ломаные линии домов, будто высеченные из камня небрежным ударом молотка, заставляли Ричарда все сильнее прижимать к себе Элли и поправлять на ней плотный плащ. Солнце клонилось к закату, и дома постепенно светлели от фундаментов к острым кончикам крыш. Очень скоро город светился грязно-серым даже через слой чуть подтаявшего снега. Врата были, как всегда, открыты нараспашку и соленый морской воздух, сдобренный вонью разложения, вырывался на дорогу к Форгосту, предупреждая путника и давая ему обещания не самого приятного свойства.

Ричард поприветствовал стражу звоном монет, но разве его вина, что они не поймали их на лету и пять кругляшков упали в канаву? Да и лошади у магов резвые — не угонишься за должником по темным улицам. Страже вообще не нравилось по темным улицам ходить — была бы их воля, они бы на ночь запирали врата и прятались...снаружи.

По городу профессор гнал лошадей во весь опор, путая по улицам и темным переулкам, быстро пересекая каналы по старым мостам с уродливыми рожами диких тварей на перилах. Мало кто знал, что традиция пошла с первого неудачного экперимента мастера живой материи. Твари вырвались из-под контроля, съели мага и начали поедать жителей города. Остановили их как раз на мосту, превратив в камень. Превратили не до конца, и бедные сущности до сих пор жили, закованные в гранит, освещая главный мост города желтым светом своих безумных глаз.

Монстров для моста у своей квартиры в небольшом доме, который когда-то был лабораторией отца Эллисон, Экзор наколдовал сам из парочки скелетов, присланных по его душу. Красиво вывернул пару костей, широко раскрыл челюсти, нарастил пару клыков и пропитал светящимся раствором. Ну и носки надел, чтобы было ясно, чьих рук дело. Любитель нанимать скелетов оценил юмор и милостиво простил малолетнего мага с такой оригинальной любовью к вязаным изделиям. Уже потом Экзор понял, к кому дорывался, и кто его помиловал.

В квартире, как всегда, пахло жженой шерстью и засушенными травами. Еще с первых экспериментов молодого мага эти стены впитали первые же результаты — сожженные над горелкой волосы и свежезаваренный чай. Все три комнаты провонялись на веки вечные, только в спальне пряный аромат роз убаюкивал и дарил покой. Туда Ричард и отнес Элли, все еще укутанную в его плащ. Ей невероятно шел мех. Мягкие топорщащиеся шерстинки черного цвета и серый подшерсток красиво оттеняли нежную кожу и чуть покрасневшие от мороза губки. Оставить ее так?

— Элли, — шепотом позвал Ричард, втайне надеясь, что девушка будет все так же крепко спать, а он сам ее разденет и смажет тонкую обветренную кожицу мазью с медом молоком.

— М-м-м? — не отрывая глаз, промычала Эллисон и попыталась выпутаться из плотной ткани. Свой плащ Ричард очень скоро отвоевал и надел на себя — ночью предстояло нанести пару визитов. Плащ Элли так же быстро слетел с хрупких плеч. Потом платье и сапожки...Девушка недовольно поморщилась от холода в одном белье и капризно что-то прошептала себе под нос.

— Что-что? — укрыв девушку и наклонившись к ней поближе, решил уточнить Ричард.

— Спать, говорю, будем, а не по городу шляться, — сонно пробормотала Элли, схватила мужчину за руку и тут же на нее улеглась, заставив и Ричарда улечься с краю небольшой кровати.

— Я упаду во сне.

— М? Умгм...

— Ладно, ты победила, — усмехнулся профессор и обнял девушку, с удовольствием ощутив на шее ее теплое дыхание. Все равно дела до раннего утра потерпят. С сонными и усталыми после ночи работы некромантами общаться куда приятней и продуктивней. — Ты ведь не хотела, чтобы я рядом спал.

— Теперь хочу, — чуть пожала плечами Эллисон и уснула. Своевольная, но Ричарду это понравилось.

* * *

Утром я уже знала, что проснулась одна в постели, даже не открывая глаза и не прислушиваясь к собственному телу, на которое уже не давила тяжесть мужской руки. Может сказать Ричарду, что это трусость с его стороны? Банально, но вдруг сработает?

Завтрак ждал меня на небольшой плите. Кастрюлька с овсянкой была завернута в цветастое полотенце, которое удержало тепло и дразнящий запах молока и ванили. И когда только успел? Дверь хлопнула еще до холодного рассвета за старыми рассохшимися ставнями, а сейчас утро было в разгаре. Низкое зимнее солнце лишь иногда освещало черные крыши домов Форгоста, лениво выглядывая из-за белоснежных туч и тут же прячась обратно, не желая видеть скучный город, ночные жители которого спали, а обычные люди не очень-то торопились заполнять улицы. Хотя, как я заметила поглядывая на улицы через мутное стекло, магазинчики были открыты. Отлично. Еще бы знать, что Ричард в ближайшие часы не придет и не будет злым призраком рыскать по Форгосту в поисках меня.

Планы на ближайшие часы были колоссальными. Но от них меня отвлекли приоткрытые двери лаборатории. В том, что это была именно она, я не сомневалась. Остатки охранных заклинаний и проклятий все еще вились витиеватыми письменами и отдельными нитями по двери и части стены. Если бы Ричард не хотел, чтобы я туда заглядывала, он бы запер дверь, правильно?

Вот только за деревом, пропитанным атимагическим составом, была не святая-святых алхимика, а что-то вроде музея артефактора. Причем артефактор этот — я. В шкафчиках на стенах за стеклянными створками стояли мои "поделки". Еще самые первые мы с отцом делали вместе, когда я только училась держать в руках волшебную палочку и маленькое магическое шило, которым можно было продырявить и металл, и кожу. Мои медальоны одной связкой покоились в первом шкафчике, связанные магической цепью, сковавшей их силу, но не сияние магии. Отец не мог понять, почему каждая бляшка в моих руках обязательно светилась собственным светом, иногда с переливами и отдельными лучиками, которые составляли целые созвездия. А я просто так обозначала направления магии. Зеленые защитные амулеты и желтые исцеляющие. Красные бляшки хранили в себе свернутыми проклятия и огненные стрелы для врагов, которых у меня тогда еще не было, а вот отцу могли пригодиться. Синие алюминиевые бляшки для усиления ментальных способностей и защиты от телепатии — не раз они меня спасали от наказаний, не давая маме прочесть мои мысли. Черные кругляшки с рваными краями для некромантии. Кажется, с их помощью, я впервые подняла зомби мертвого воробушка. Белое сияние, как не странно, шло от амулетов для занятий демонологией. Гравировка пентаграмм будто раскалила серебро добела, но сами кругляшки с заточенными краями были холодны, как кусочки льда. Были еще коричневые, выточенные из дерева бляшки для живой материи и ее превращений, которые очень нравились маме. Особенно вот этот небольшой кругляшек с нераспущенным бутоном розы с одной стороны. На обороте я нарисовала мамин вензель. Ну и простые стеклышки с амальгамой для иллюзий.

Дальше были более сложные артефакты. Накопители, перчатки из прочнейших материалов с заклепками, защищавшими руки отца от острых нитей магии, которые он связывал в новые узоры, волшебные палочки, бытовые предметы с небольшими секретами, вроде гребешка, который насвистывал незатейливую мелодию, когда им проводили по волосам. Была еще шкатулка для писем, которая сама сортировала почту по адресатам. Рама для картин, которая визжала, если ее трогали руки вора или излишне старательная горничная терла полотнище мокрой тряпкой, грозя испортить творение искусства.

Последний шкафчик был открыт и в приглушенном свете солнца сиял медный браслет на кожаном ремне со шкалой времени, стилизованной под старину. Шкала часов (рубины, впаянные в медь) была ближе к центру, чуть шире диаметром шли минуты — изумруды и секунды широким кругом хрусталя рассыпались по самому ободку. Теперь это вдвойне антиквариат. Самые точные часы в мире. Не механика, а магия, черпавшая силу из света солнца, луны и звезд. Достаточно даже отраженного рассеянного луча и капелька света в самом центре пластины стечет к определенному часу, потом переползет на минуты и если браслет чуть тряхнуть, то и секунды забьются живыми искорками. Незаменимая вещь для ритуалов, которые нужно проводить в строго определенное время и ни минутой/секундой позже. Или зелье приготовить, или травы собрать, или демона определенной силы вызвать. Для таких дел настроенные на часовой пояс всей страны механические хронометры не подходили, требовалось время в отсчете от звезд. Именно поэтому ритуалы в основном проводились или под открытым небом или в комнате с проекцией звезд на потолке, но неизменно в тихие ночи без единого облачка на темном полотне. Мой браслет помог бы избавиться от таких ограничений. Он даже облачность фильтровал.

Вот только браслет не работал. Я так и не закончила работу над ним, а настраивать было много чего. Тонкие нити колдовства и подгонка зависимости движения капли от яркости, угла падения луча. Да и каждому камушку надо было сделать привязку к светилам. Сложная работа, которую я хотела закончить с отцом, потому как без дополнительной пары рук было не обойтись. Что ж, кажется, я нашла подарок на день рождения Ричарда, осталось найти ассистента, чтобы этот подарок довести до ума.

Кажется, Крис говорил о своем учителе на летних каникулах, как о сильном артефакторе? Помощь хорошего специалиста пришлась бы кстати. Вот только как я его найду?

Как здесь вообще артефактора найти? И что я могу ему предложить? Очень много денег, разве что, или свою помощь взамен. Начнем пока с денег.

В моей сумке все еще валялся кошелёк и некоторые вещи, прихваченные еще из подвалов Отдела. Вывалив все содержимое на пол, я уселась рядом и отсчитала по одной две сотни монет. Примерно столько же я заплатила за свою учебу в университете, так что за пару часов работы это более, чем достойная плата, да еще и с надбавкой, и, судя по тому, какая у меня появилась идея, это будет даже не надбавка, а компенсация за моральный ущерб. На каменном полу, покрытом тонким ковром, валялся кинжал искусной работы, который мне впихнула в руки Нора, когда собиралась в побег. Если я не ошибаюсь, то по приходским книгам этот артефакт проводили под неказистым названием Птица Мести. Тонкое лезвие с выгравированными четырьмя гарпиями, чьи крылья распахнуты и подняты вверх, переходя в рукоять из переплетенных металлических перьев. Гарпиям следовало шепнуть имя или просто назвать основные отличительные черты существа, которое следовало убить. Кинжал сам открывал портал к искомому и поднимал руку для удара.

Если я попрошу Птицу Мести найти самого сильного артефактора города, то уж точно не промахнусь. Главное — вовремя остановить гарпий и не дать им убить потенциального помощника. Ну и на себя щиты навешать надо. Если Крис был прав и артефактор сильнее нынешнего начальника Отдела тайных знаний, то очень рискую. Интересно, а Ричард тайком на меня сильную защиту повесил? Уверенна, что сильную. Но мои же простенькие защитные бляшки, которые он до сих пор хранил за тонким стеклом, мне еще пригодятся. Такой ворох в свое время мог выдержать десять секунд атак отца.

Одевшись в рабочее платье, навесив на грудь свои артефакты и добавив несколько слоев защиты сверху, я взяла заготовку часов и кинжал.

— Птица мести, — начала я и четыре гарпии тут же чуть повернули ко мне свои лица. Крылья в руке затрепетали, чуть раня острыми перьями руку. — Найди в этом городе самого сильного артефактора.

Когда в прошлом семестре профессор Бен рассказывал, что крик гарпий подобен скрежету гвоздя о стекло или крику "Занято!" из общественного туалета на столичном рынке, он нагло врал. Скрежет куда приятней и крик просто пение светлых духов. Гарпии могли убить собственными вокальными данными при достаточно длительном воздействии. И не громкостью, нет. Просто жить не хочется от такого воя. И когда кинжал разрезал пространство, выбросив меня прямо на мужчину в одном полотенце, ему тоже резко перехотелось жить в таких условиях. Скинув меня на пол, при этом лишившись полотенца, мужчина помогал вбивать длинное лезвие в деревянный пол и, судя по скрежету, дальше в камень. Гарпии успокоились только когда полоска стали полностью скрылась, а рукоять я обмотала тем самым полотенцем, чтобы не хлопала крыльями и не резала руки.

— Пожалуй, за последние семьдесят лет это самое удачное покушение, — все еще нависая надо мной на четвереньках, прошептал мужчина. Непривычно холодное дыхание шевелило кожу на затылке, а руки без ногтей не спешили отпускать мои ладони.

— Вы артефактор? — как ни в чем не бывало начала я.

— В числе прочего, — признался мужчина, чуть склонившись к моему уху, отчего длинные темно-зеленые волосы чуть щекотнули щеку и закрыли от меня комнату. А о том, как плотно он прижался к моему телу, я предпочитала не думать. Чем прижимался, меня тоже очень смущало.

— Вы-то мне и нужны! — как можно радостнее и громче сказала я.

— За меня назначили такое хорошее вознаграждение? Кинжал Птиц Мести, так много побрякушек в вашем декольте, — правая рука мужчины наконец-то перестала удерживать мою ладонь прижатой к полу, но только чтобы пройтись по моей груди и моим защитным артефактам. — Много-много слоев защиты. Неплохо для такой маленькой девочки, да и покровитель ваш неплох.

— Я...эм... может, слезете с меня? Мне нужна помощь с артефактом, я заплачу.

— Натурой обычно не беру, но раз вы так настойчиво предлагаете...Пожалуй, даже позволю такой маленькой девочке побыть сверху, — хрипло, но, кажется, шутливо прошептал мужчина и чуть лизнул мое ухо, прикусывая мочку и спускаясь ниже к шее в то время как его рука запуталась в ворохе амулетов и несильно дернула тонкие шнуры. Вот только сами бляшки от этого рассыпались пеплом. Да и мужчина наклонился чуть ниже, почти прижимая меня к полу и заставляя почувствовать холод его тела и покраснеть от осознания в каком я положении, а точнее — позе. Кажется, он даже не человек... но слабые места у него, как и у обычного мужчины — пах и раненое самолюбие.

— А Крис о вас так хорошо отзывался, — со смесью досады и обиды прошептала я, спокойно усаживаясь на полу и устраивая на коленях сумку с заготовкой под часы.

— Какой Крис, — отдышавшись, спросил мужчина, не отнимая рук от паха. Странно, полгода назад я бы радовалась, а сейчас мне жутко любопытно, что я там ушибла. То ли с Ричардом переобщалась, то ли с Норой. Тем более интерес разгорался от чуть зеленоватой дорожки волос, которая шла от груди мужчины до низа живота. Даже на теле чуть курчавые волоски отдавали ёлочной зеленью. Да и полупрозрачная сеточка линий на плечах и бедрах интриговала. Что же он за существо?

— Наташкин. Он ведь учился у вас прошлым летом?

— Был такой. Демонолог неплохой, но в алхимии полный балда. Кто ты ему?

— Девушка... — начала я.

— Бывшая, — усмехнулся мужчина и в три щелчка длинных пальцев наколдовал себе штаны. — Уж кто твой теперешний, хм, парень, я вижу по защите.

— Мы на ты? — решила я пропустить упоминание защиты на мне. Предполагала, что Ричард постарался, но получается, что этот мужчина еще сильнее.

— Мы на ты и давай в лабораторию. Глянем, что ты интересного принесла. Медальоны забавные были, я оценил.

— Как тебя зовут хоть? — переступая порог просторной комнаты с тремя большими столами и кучей шкафов, спросила я.

— Рен, — расчищая небольшой столик от лишнего рабочего хлама, представился мужчина и на секунду оторвался от своего занятия, чтобы поцеловать мое запястье.

— Просто Рен?

— Да, а что? Это только эльфам надо выдумывать зубодробительные имена чтобы доказать кому-то величие собственной задницы. Ну и аристократии.

Что правда, то правда. Мало того, что эльфов от рождения кликали полным именем не менее чем из семи букв древнего алфавита, так еще за каждое новое даже самое сомнительное достижение приставку давали. Полное имя и титул могли рассказать об эльфе все. И количество схваток у его матери при родах и как он не к месту чихнул на официальном приеме.

— А ты убрал все лишнее из своего имени? Стыдишься или хочешь забыть?

— Да, умная девочка, — чуть издевательски ответил Рен. — А что у тебя с именем?

— Меня его лишили, пришлось немного позаниматься нумерологией и вернуть хотя бы часть, — тут же ответила я и призадумалась. Вот гад!

— Так как же мне тебя называть? — откровенней улыбнулся мужчина.

— Элли, — снова поморщившись, пришлось ответить.

— Мило, — прокомментировал Рен и отставил в сторону последнюю стопку бумаг с пометками.

— Ты на всю комнату чары правды наложил? — чуть прищурившись, я всматривалась в стены с очень оригинальным узором на ткани.

— Да, не люблю, когда клиенты мне врут, — самодовольно усмехнулся Рен и получил от меня такой же самодовольный взгляд, только я любовалась его ширинкой, под которой наверняка еще побаливал пах.

— Ты тоже в этой комнате, — заметила я, — а значит, тоже будешь говорить только правду.

— Я не могу помолчать, но рот занять чем-то вполне способен — ничего не разберешь, да и самой не до того будет. Так что давай к делу, — подмигнул зеленый нечеловек и склонился над столом. — Ой, какая красота-а-а-а...

— Поможешь доделать? — с надеждой спросила я.

— Помогу... — задумчиво ответил Рен, все рассматривая часы и небольшие кристаллики, которые еще надо вправить в металл. — А, может, чуть усовершенствуем?

— Я думала над этим, но тут разве что стабильность можно добавить и устойчивость к воздействию времени, материи и магии. Укрепить связи и наложить щиты.

— Ты права, внутрь уже ничего не влезет. Механизм займет все пространство браслета, часть линий придется гравировать.

— Они будут уязвимы, — недовольно скривилась я.

— Жаль, что основа не костяная, можно было бы договориться с костью и сделать рисунок частью структуры ткани. Ладно... будем работать с этой заготовкой. — От серьезного делового тона мужчины руки зачесались еще сильнее, хотя и любопытство разыгралось не на шутку. И пока мы в четыре руки удивительно слажено натягивали нити заклинаний и вплавляли камни в оправу, я решила немного разговорить Рена.

— Так не честно, — совершенно по-детски заметила я. Мама говорила, а Ричард теперь подтверждал, что так я выгляжу беззащитней и вызываю откровенность. Взрослые мужчины любят некоторую инфантильность в девушках, она делает их ранимее. Девушек в мужских глазах, а мужчин на самом деле. Вдруг и здесь сработает?

— А с чего ты взяла, что я честный? — хитро прищурился Рен и чуть удивленно пожал плечами, на которые даже не подумал что-то набросить. Сеточка черных линий все еще интриговала мое любопытство. Кожа отливала зеленью и казалась натерта маслом, которое чуть блестело в свете теплых огоньков магических ламп. Может, на солнечном свету кожа казалась бы болезненной, а Рен — жертвой лихорадки, но сейчас зеленоватый оттенок придавал ему чуждости и чего-то... дикого. Лицо с резко очерченными скулами, тонким подбородком и изогнутыми бровями изумрудного цвета только усиливали это впечатление. Глаза же вообще могли выбить воздух из легких. "Старый взгляд", как это называл папа, ярких глаз сбивал с толку, но мне еще и напоминал о другом зеленоглазом с такими же черными пушистыми ресницами.

— Ты учитель. Старый и опытный. Со своей репутацией и правилами. И попасть к тебе в ученики не так уж просто. Значит, ты даешь эксклюзивные знания, — рассуждала я, не забывая натягивать новую нить заклинания-привязки к лунному свету. Тонкая проволока тянулась от кончика волшебной палочки и послушно сворачивалась извилистой линией от камушка к камушку, переплетаясь с уже уложенными нитями. Тонкие пальцы Рена ловко укладывали следующий камушек в металл и тут же давали мне место для маневра, лишь иногда чуть подправляя какую-то непослушную нить или укладывая тонкое серебро в чуть другой узор, более компактный. Устроив очередную нить на металлической бляшке, я продолжила рассуждения, — Но учениками надо манипулировать, чтобы воспитать их такими, какими тебе выгодно. Значит, врешь ты профессионально...

— Ну вот видишь, я тот еще враль, — кивнул Рен, не отрывая глаз от россыпи секундных хрустальных осколков, проверяя, все ли на своих местах.

— Но я очень сильно подозреваю, что просто врать тебе скучно. Говорить правду много веселее, — мужчина удивленно поднял на меня взгляд, а я лишь подмигнула ему и подвинула небольшую горку изумрудов. Если кристалликов-секунд в браслете было вполовину положенного, то минуты и часы я почти доделала сама, еще столетие назад. Правда, как я посмотрю, Ричард пытался вплавить один час в металл, но напутал с температурой и рубинчик просто треснул.

— Ой ли? — снова подал голос Рен. — Кто так рубин пихал жестоко? Руки из задницы. Вырвать и не пришивать вообще. Что там с правдой? Я люблю откровенность?

— Манипулировать ею, если точнее. Подавать под нужным углом, соусом и придать нужный оттенок. Это — мастерство, — чуть прикусив губу, тихо договорила я. Теперь камушки металлу отдавала я. Рен нагло подвинул изумруды обратно и теперь демонстративно поигрывал натянутой между пальцев нитью, ожидая, пока я справлюсь с задачей. Я справилась... ну, чуть косовато, но меня поправили, и новая нить была натянута.

— Да задавай уже вопросы, — вздохнул мужчина, закидывая зеленую прядь волос за спину, чтобы не мешала.

— Не обижайся, но... какой ты расы и откуда родом? — осторожно спросила я.

— Твой дружок в свое время сформулировал вопрос иначе — Где таких зеленых и вредных делают? — усмехнулся Рен.

— Не надо мне отвечать на такие вопросы, — запротестовала я. — Словарь старолибрусских матов я тоже неплохо знаю.

— Ну что ты, молодым леди я вешаю романтическую чушь на уши по типу: "Я последний и единственный в своем роду, прибыл издалека. Моя родина погребена под завалами времени и покрыта пылью, в которую превратились останки моих предков, охваченных самой кровопролитной войной, о которой, увы, никто не слышал и не услышит в этих краях!"

— И твое нежное старое сердце, которому так не хватает тепла, жаждет согреться в лучах молодой беззаботной жизни, олицетворением которой является прекрасное создание, сидящее рядом.

— Что? Знаешь, со сколькими срабатывало? — совершенно спокойно и как ни в чем не бывало, Рен продолжал копаться в часах. — Кстати об этом. Знаешь, сколько у Ричарда было женщин?

— Нет. Много, наверное, — решив, что тему можно и свернуть в нужное русло чуть позже, я задумалась. А ведь действительно... Сколько?

— А мужчин? — спокойным голосом спросил Рен. Как ни в чем не бывало спросил, а мне сразу стало немного не по себе. Я знала, что Ричард достаточно свободных нравов и это как-то уже давно и уютно устроилось в моей голове, как неотъемлемая часть его образа, но о том, что мужчина мог спать с мужчинами... Я о таком слышала, но представлять было немного сложно и, наверное, чуть страшно. Тем более, странно было такое думать о Ричарде.

— Эм... — я чуть скосила глаза чтобы видеть лицо Рена. — А ты знаешь?

— Думаю, после меня ни одного, — немного самодовольно улыбнулся Рен. Тонкие губы разошлись в улыбке — мечтательной и довольной. Такая появляется, когда человек вспоминает что-то давнее, но очень приятное. Теплое.

— А до тебя? — не смогла я сдержать любопытство.

— А до меня ему не нравилось и не хотелось.

— А после тебя, может, он во вкус вошел? — не смогла я смолчать.

— Нет, сомневаюсь. Лучше меня сложно кого-то найти, — совершенно серьезно ответил Рен и внимательно посмотрел мне в глаза. — Не впечатлило? Я ведь не лгу сейчас. Ричард спал с мужчинами.

— Знаешь, а какая мне разница в самом деле? Он и с женщинами много спал и спит, как я понимаю. Но не со мной. Какая к демонам разница, если не со мной?! — вдруг завелась я. Эта комната, заколдованная на откровенность нервировала и все равно заставляла говорить только правду и не только Рену, но и самой себе. И это было больно.

— Тебе так хочется затащить его в постель? — не удержал Рен чуть пренебрежения в голосе. Он действительно думает, что мне от Ричарда нужна только его страсть?

— Да, мне хочется быть в его постели. В его доме. В его сердце. — Соленая капля упала на сплетение нитей и тут же испарилась тонкой струйкой дыма. — Кровать у него, конечно, удобная, но он сам все же лучше. — Боль в груди нарастала, будто что-то вытягивало ее на поверхность, так что последние слова я говорила уже со злостью. — И уменьши концентрацию заклинаний, пока я не дошла до истерики. Откровенность это хорошо, но даже твое любопытство не выдержит всего, что у меня внутри.

— Прости, — мужская ладонь легла на плечо и чуть прошлась по легкой ткани моего платья. Какие все же у него холодные ладони. Словно кусочек льда. Давление где-то в районе груди уменьшилось, и я снова могла спокойно дышать и спрятать эмоции куда поглубже. — Давай вернемся к работе или тебе что-то рассказать?

— Расскажи, а я буду дальше с камешками играться, — решила я.

— Руки не трясутся?

— Нет. Рассказывай. О себе, о Ричарде, о том, чем ты занимаешься...

— Ну, слушай...

~~~

Ричард не любил Форгост. Очень не любил и не потому, что здесь жил его то ли друг, то ли учитель, то ли любовник, то ли соперник. Как раз Рена Ричард очень хотел увидеть, хотя здесь смешалось "И хочется, и колется, и гонор в одном месте снова играет". Да и Элли надо бы показать зеленому повелителю костей. Просто показать. Эти двое достойны стать друзьями, но чуть позже и под его присмотром.

Но Ричард все равно ненавидел Форгост за обилие лишних, хоть иногда и очень полезных, "глаз", которые можно подкупить, ослепить или наоборот заставить видеть то, чего не было. У Ричарда варианта купить не было. К своему стыду Экзор иногда любил и хорошо умел запугивать эти самые "глаза". Его связь с Реном и собственная репутация играли только на руку. Ну и чуть измененный морок для пущего страха. Некроманты знали, что бастард университетского ректора был одержимым, но вот небольшие светлые рога, черные глаза, длинные клыки и когти частичной трансформации в обитателя Темного мира показывали, насколько мужчина был одержим. Да и был ли? Или может есть?

Пятеро самых языкастых и глазастых глаз Форгоста пели в унисон одну и ту же песенку, которая привела Ричарда...

Значит, вот куда Наташкин старший наведывался. Крыса лабораторная.

В отличии от сына, Викториан отлично ладил с пробирками, и поэтому днями, ночами, неделями и месяцами пропадал в своей вотчине на пятом подземном этаже Отдела тайных знаний. Когда не был с сыном или не наведывался к любовнице, конечно. Но отпуск этот засранец решил посвятить подсиживанию шефа. И ладно бы зелье какое придумал, тут они могли посоперничать на равных. Славная битва на лабораторном стекле. Но нет, Наташкин не пожалел денег, чтобы добраться до экзорциста с большим зубом на одержимых. Любых. Единственная сволочь большого масштаба, выжившая после чистки, которую проводили после смерти Закери.

Теперь Ричард стоял у дома старого садиста с многостолетним стажем и думал, убить его сразу или чуть поиграть? Раньше бы он без сомнений устроил много шума и зрелищ для форгостских глаз, но сейчас его дома ждала Элли, которую надо накормить обедом и чем-то развлечь.

Из-под серой потрескавшейся двери повеяло холодком, который сдул одинокий демон-знает-как оказавшийся здесь листик, и в тот же миг ноги Ричарда приморозило к половичку.

— Твою...

Ветер пробрался под одежду, замораживая икры и, лаская бедра, заставляя мышцы судорожно сжиматься, а потом и замереть.

— Спасибо, что не пошел выше! — крикнул Ричард, переводя дыхание и пробуя новые и новые заклинания на собственных ногах. Еще один порыв ветра, и палочка покрывается коркой льда. Но не простыми кристалликами воды, а гибкой странной массой, которая скручивается туже и туже, привязывая пальцы к дереву, но лишая их всякой подвижности, охлаждая магические каналы и блокируя даже демонические фокусы.

— Одной левой, — пробормотал Экзор и действительно приложил левую руку к ногам, пуская по чужому проклятию больше магии и разрушая плетение простой перегрузкой. Ног, правда, он почти не чувствовал от жуткого холода, но это временно и незначительно по сравнению с огненным каскадом, который полился с верхней границы двери по старому, но укрепленному заклинаниями дереву. — Тук-тук-тук. — Заледенелая рука легла на потоки огненной магии, стекавшей по двери, и две стихии запели возмущенные "оды" друг другу. И пусть с этим он потеряет палочку в жидком пламени, но руки-то будут свободны, чтобы надрать кому-то зад. Хотя, нет. Он начнет с волос!

Щиты оплыли, и теперь перед Ричардом действительно была только старая древесина за которой, впрочем, были немалые сюрпризы. Чуть ухмыльнувшись и скинув с руки остатки палочки, Экзор укрепил дверные доски и хорошенько приложил старушку ногой, чтобы та успешно совершила свой последний полет по коридору хозяйского дома, принимая на себя пару слоев ловушек, и прикрыла маленький, но очень вредный узконаправленный финт ушами.

Коридор был узкий и послужил бы идеальной ловушкой. Заходи, милый гость, а дядя экзорцист тебя со второго этажа угостит рядом острых мечей, которые так легко проскальзывают через щели в деревянном потолке. Но дядя одержимый тоже не придурок, он хоть и умом тронутый, но и ростом мал. А уж горизонтальные позиции всегда были любимыми у Ричарда. Гребаный металл, который так любили использовать его палачи, лишь задел ткань на спине и срезонировал с остатками такого же сплава, так и не вытащенного из его костей. Не боль, нет. Просто еще одно жгучее напоминание о том, что с ним делали все еще могут сделать.

Спину Экзор никогда не показывал врагам, так что мечи остановились в миллиметре от его живота, но руки тут же обхватили два из трех острых лезвий и толкнули их обратно, судя по сдавленному всхлипу, прямо в нос и другое приятное мягкое место экзорциста. Собственная кровь разозлила мужчин еще больше и следующие удары магии были просто сырыми сгустками силы с яростью и злостью. Да, здесь они могли себе позволить быть несдержанными в эмоциях. Зачем их садить на цепь? Они — суть, сила и жизнь. Сейчас.

Магия пробила доски, но на холодный пол коридора осыпались лишь щепки. И одержимый и экзорцист двигались дальше. Ричард — в глубь дома, старик — к следующей ловушке, чтобы спустить ее с поводка.

— Ты не мог придумать что-то... пф... ну старье же! — возмущенный голос Экзора разнесся по зеркальной комнате. Шестнадцать отражающих поверхностей от пола до такого же сверкающего потолка. А чем освещается? Правильно — дурацкие факелы с черепами демонов. И пламя мертвенно-зеленое. Учебник экзорциста первого курса, страница девятнадцатая, глава вторая, "Классическая ловушка для одержимого" — Нельзя так любить классику!

— Зеркала новые, — почти демонически зарычал мужской голос из-за стекол.

Обиду можно было понять, стекло действительно было тем самым составом, который пленял человеческую сущность одержимого и заключал демона в зазеркалье. А учитывая, что отражающих поверхностей было ясно не одна, то обе сущности должны были просто разрезаться на кусочки и затеряться в глубинных коридорах стоящий напротив зеркал.

— Знаешь, могло сработать, но я сегодня один, так что незачет. Давай дальше! — чинно отряхнув одежду, и небрежно махнув рукой, мужчина прошел дальше, стараясь унять дрожь в руках. Будь он действительно не один в теле, смерть была бы не из легких. Пожалуй, запасы зеркал надо проредить, а изготовление взять под контроль. Точнее возобновить контроль. Расслабилась служба надсмотра за изготовлением артефактов высшего порядка. Или получила настоятельную рекомендацию расслабиться.

За спиной раздался треск и густой оглушительный звон битого стекла.

— Ну вот у тебя и нет денег чтобы меня убить, — усмехнулся Ричард. Старик явно последние деньги отдал на зеркала. Так что оплатить похороны Экзора он не смог бы при всем желании выпить на поминках старого бельма на глазу. Хороший закон король издал. Очень хороший. Выигравший дуэль, на мечах или магическую, обязан за свой счет похоронить проигравшего, согласно его статусу. Аристократы подсчитали запасы и плюнули защищать свою честь позерством. Маги сделали тоже и призадумались, кого все-таки убивать демонстративно, кого проще заказать специалистам по несчастным случаям, а кому тихо плюнуть на лысину и пусть живет себе дальше. Пришлось Отделу великодушно брать на себя похороны магов, убитых заклинаниями. Ну и цены выставили согласно уровням силы. Дуэли стали редкостью а Отдел невзлюбили еще больше.

— Это не дуэль, мальчик, это заказ! — за зеркальной дверью в небольшой уютной комнатке с деревянными панелями на стенах прислонившись к подоконнику стоял пожилой мужчина с шикарными седыми волосами до пояса. Чуть волнистые серебристые локоны были украшены достаточно дико и...отвратительно. Черные, коричневые, красные и даже светло-бежевые рога на отдельных шнурах. Две пряди на висках явно намекали, что вакантное место ждет своего героя.

— Заказ? А Наташкин по-твоему сознается, что заказал меня? Дуэль, Абигер, дуэль. А у тебя теперь нет денег меня хоронить, правда? И что же ты будешь делать? — аккуратно прикрыв за собой двери, спросил Ричард. Спину жгло холодом заклинания, запирающего комнату, изо рта шел пар, а руки горели от готовых слететь проклятий. Светлые духи, как же он хотел убить Абигера и отдать его уже мертвую голову в подарок Каиду на свадьбу. Как хотел срезать его патлы и сжечь платину волос с останками демонов. Кончики пальцев отчетливо покалывало от белых искр срывающейся с цепи силы. Нет. Он не будет применять человеческую магию. И магию демонов тоже. Вся брезгливость в Ричарде запрещала даже пальцем трогать этого человека, хотя, светлые духи свидетели, он сам никогда не был безгрешен и от других праведности не ждал.

— Если я не могу ничего сделать, — мужчина зло прошептал враз севшим голосом, — то главный вопрос — что сделаешь ты? Убьешь? Так просто и неинтересно для твоего ума и силы. Ты ведь привык биться, неудачливый Экзорцист. Доказывать что-то кому-то делом. Всегда тебя уважал за это, хоть ты и темная тварь.

— М-м-м...знаешь, а ты прав. Слишком скучно. Пожалуй, не буду тебя убивать, — чуть поглаживая гладковыбритый подбородок, будто размышлял Ричард. Светлые нити магии растворились в чуть прохладном воздухе комнаты легким ветерком. — Я наверное пойду. Дел, знаешь ли, много. Хотя, времени мне отмерено много больше твоего, не правда ли?

— Что?

— Здесь так холодно, Абигер. Неужели и денег на уголь не оставил? Ты ведь не просто жадный, Абигер. Очень жадный, но расчетливый. У тебя же три заначки под кроватью и еще десять по дому, все расписано на черные дни и что под этими днями имеется в виду. От тебя же жена ушла не из-за рогов в волосах, а потому что ты ее сравнительно честно заработанные на некромантии деньги тоже в какой-то носок засунул и распланировал. Так зачем такая отчаянная попытка меня убить без запасного плана?

— Ставка была на твой интерес к борьбе, неудачник, — скривил губы мужчина, и облачко пара вырвалось на волю, чтобы тут же растаять.

— Ну да, а стоит мне обернуться, и ты тут же всадишь в спину что-то милое и острое. Такое острое, что ты себе уже штаны прорезал и бедро до крови. Твоя кровь странно пахнет, Абигер. Не знай я, что мы здесь одни, подумал бы, что ты демона какого-то пытал и провонялся. — Ричард шумно вдохнул и чуть повел носом. — Нет, не демона. Одержимого на грани первичной трансформации.

— Не от тебя ли смердит? — криво улыбнулся мужчина и чуть дернул головой, отчего рога в волосах чуть качнулись, и по комнате разлился звон. Ах да, рога мертвого демона можно использовать как колокольчики. Вообще-то демоны их так и использовали в храмах при поминальных церемониях. Если почивший того был достоен, конечно же. Рога поверженных врагов вешались у двери или над колыбелью малыша. В первом случае убитый охранял дом победителя, во втором берег покой наследника рода, рабом которого теперь был его дух. У Каида было много рогов у двери. Витые наросты коричневого цвета начинались от высокой балки бордового дерева и заканчивались связками светло-молочного оттенка у порога. Много больше было спрятано и ждало светлого, а скорее — темного часа Темного мира, когда у демона родятся дети. А то, что их будет несколько, наследник империи и не сомневался, собственноручно склеивая новые гирлянды и погремушки для сына или дочери, натирая их специальными травами, покрывая лаком и "веселой" красной краской с примесью собственной крови.

— Так, Абигер, я тебя поздравляю со вступлением в ряды одержимых. Рога и когти выдадутся сами, характер тоже сам испортится. Не знаю, что ты пьешь чтобы подавить демона, но не советую хлебать эту дрянь дальше ибо левый глаз у тебя подозрительно дергается, а Наташкин в таких зельях мог серьезно налажать с побочными эффектами в плане потенции. Последней радости лишишься. На твоем месте я бы снял ограничение, пошел бы в бордель, а утром закололся вот теми же ножами, что в потолке прихожей свисают как сопли гарпии с карниза. К моим работникам даже не суйся, я сейчас же напишу, чтобы тебя не трогали — сам подыхай. Приятного доживания! Похороны, так и быть, за счет города. Рен соберет с народа на мешок и хворост. От меня керосин, веночек и банка на пепел.

Ричард повернулся к ошарашенному экзорцисту спиной и взялся за ручку двери, срывая с нее печати и проклятия, сматывая нити магии в клубок и зажимая острые, колючие слова заклинаний в кулак, сжимая челюсть от боли и чужой магии. Сильной. Жгучей. Абигер сам не зная того, примешивал к своей силе демоническую и ослабил Экзора куда больше, чем могло показаться. Очистив проход и скинув чужую силу на пол бесформенной кучей сырой магии, Ричард чуть склонил голову.

— Ах, да. Демона в себе ты не убьешь и не изгонишь. Не убьешь, потому что он сильнее, а не изгонишь, потому что домой он не вернется. Казнь по приказу императора — неплохой стимул не являться в Темный мир, не убив экзорциста-одержимого.

За спиной мужчины послышался тяжелый вздох. Да, это было тяжело. Это было чудовищно — знать, что выхода нет, и никто не поможет, а ты сам слишком упрям и принципиален, чтобы изменить собственные убеждения и попробовать... хотя бы попробовать поговорить с врагом, как с равным, при этом зная, что он сильнее. Страшно знать, что остатки друзей придут выпить над твоим гниющим телом бокал вина и будут вспоминать насколько могучим ты был и каким слабым оказался. Постарел. Потерял хватку или не набрался ума. Может, растерял ловкость? Ах, не тот уже экзорцист был, староват для своего дела, вот и...

Уходя из дома Абигера, Ричард не закрывал двери. Скоро из них выйдет мужчина с диким взглядом и свертком темной прочной ткани, из отворота которой будет блестеть в свете уличных фонарей холодная сталь. Ах, да. И в борделе мужчине ничего не светит — Ричард еще в коридоре спустил с поводка мелкое, но противное заклинание импотенции.

И все таки Экзор очень надеялся, что Абигер убьет себя где-то подальше от города или уже в кладбищенской яме, а не на пороге его дома. С этого засранца станется в последний раз подвонять чужую репутацию. Нет, если свою смерть старик повесит на Экзора, тот был не против, но отчищать порог от трупа... Хм.

Труп. Экзорцист. Труп. Демоны. Рога... Абигер. Кости и плоть. Плоть сгниет, а кости... И рогааа...

Прищелкнув пальцами, Ричард сплел небольшой поисковик с цепким усиком и отправил малыша к Абигеру. Где бы эта тварь не сдохла, Ричард ее найдет. Плоть он так и быть — похоронит, а вот кости... Он давно хотел дополнить композицию у дома еще одним скелетом. На этот раз на черепе еще и волосы останутся с вплетенными рогами демонов. Их души будут весело звенеть на ветру, охраняя, защищая и напоминая этому городу, что за все надо платить. Иногда — оплачивая работу мастеру, иногда — отстегивая хозяину города положенное, иногда — отдавая жизнь, иногда — оставляя душу Экзор...цисту.

За пологом собственных мыслей Ричард не сразу заметил, что пошел снег. Тихий, легкий, похожий на рваные клочки ваты и такой же податливый теплым человеческим рукам. Небо затянуло темно-серыми тучами, пригасившими ленивое зимнее солнце, и город погрузился в обманчиво уютные сумерки. Холодные снежинки медленно укрывали город, словно стараясь согреть его своими ледяными гранями, выдавая их за белый пух. Мостовая покрывалась им неохотно, не желая менять собственную черную мрачность, такую привычную и солидную, на мечтательность света в кристалликах. Дома и вовсе ощетинились кирпичиками, чуть выдвинутыми из кладки. Едва снежинки касались гладких граней, как камень нагревался, и по стене стекала струйка воды, словно слеза природы, чьей воле не хотел подчиняться город.

Ричарду не нравилась эта глупая непокорность, хотя она была так похожа на его собственную. И еще город был похож на Рена. Старого учителя с вечно молодым телом и душевным теплом, гладкостью кожи и силой плоти, секретами и своими правилами, мало ясными ученикам. Своей жестокостью и непреклонностью. Требовательностью и постоянными проверками на прочность. Лишь завоевав уважение можно спокойно ступать по этим мостовым...и постучаться в двери последнего из рода мифического народа фей.

Ричард не любил этот город, потому что давно завоевал уважение, но не мог позволить себе наслаждаться им, как и ласками старого любовника, иначе остался бы здесь навечно. Слишком соблазнительно и слишком просто.

Стряхнув с головы тающий снег, мужчина недовольно глянул на лужи под домами, в которые собиралась белая благодать небес.

Прости, Рен, но сегодня твой город будет послушным. Белым и пушистым. Даже если на это уйдут остатки сил.

Горячие после магии руки зарылись в снежный островок на тротуаре и тут же охладились. Плоть под ногтями посинела, а сама кожа стала бледной, как лист бумаги в лунном свете. На кончике носа зависла капля не талой влаги, а соленого пота со лба Ричарда, который упрямо замораживал кладку каждого дома в Форгосте, меняя мертвенный свет в домах на теплый тон пламени свечей, заменяя кости и скелеты на окнах морозным узором и тонкими линиями запечатывающей пентаграммы.

Собственный дом встретил чуть пошатывающегося мужчину узором из ледяных роз на окнах парадных дверей, и даже теплая от навешанных на нее заклинаний ручка не осталась без горки снега.

— Это было нагло, — за спиной раздался хриплый голос, отравленный ядовитым духом реактивов.

Чуть склонив голову, Ричард взглянул через плечо и увидел что за ним оказывается шла порядочная толпа "благодарного" народа. Надо же — даже шлюхи вышли из уютных борделей, кутаясь в свои пятнистые шубки до талии.

— Да, — усмехнулся Экзор.

— Но красиво, — вздохнула Бэрра, выпустив из накрашенного алой помадой ротика клуб пара и поплотнее запахнув шубку на груди.

— Да, — кивнул Ричард.

— Другие не скажут, но... спасибо, — улыбнулась совсем еще молоденькая девчонка в пропитанной кровью мантии. Ледяные глаза на миг ожили и снова стали просто голубыми. Кажется, она училась в Университете пару лет, а потом... пропала. У нее действительно был талант к смерти, как он помнил, но наставником ректора она видеть не желала и сбежала. Теперь ясно куда. Что ж...он не мог ее винить, сам когда-то сделал так же.

— И все-таки валил бы ты отсюда, пока Рен не проснулся. Заловит ведь. То ли убьет, то ли оттрахает, — усмехнулся еще один экзорцист, стряхивая пепел от сигареты под скелеты и телепортируясь в свой самый глубокий подвал под гробовое молчание толпы и отчетливое клацанье зубов недовольных скульптур.

Ричард только беспечно дернул плечом и открыл дверь в дом... чтобы тут же отшатнуться и раскрыть створки настежь.

Дом ждал его, снова холодный и полон заклинаний, сдерживающих магические атаки и замораживающий время в своих стенах. Он был пуст.

* * *

— Ладно, не хочешь говорить о себе, не буду настаивать. Я тоже, знаешь ли, не горю тебе все свои сопли...

— Так, с Пушкой ты тоже знакома, — заключил Рен, протирая артефакт специальным составом для шлифовки магических связей. Да и просто блеск придает. — Мало тебе Ричарда было.

— О человеке судят по величию его врагов. О том, кто Ричард можно судить по его друзьям и набору носков.

— О да, в этом он хорош. Хотя в свое время мне он понравился своей самостоятельностью. Знаешь, зачем я учеников беру? Чтоб готовили. Мне пока на стол не накроешь, я ужина не вижу. И так в большей части семей, между прочим. А этот еще и приготовит. И заметь, не просто яичницу со скорлупой, а порядочное первое, второе и чай со сладостями. Собственно, из-за сладостей я его и выгнал в свое время.

— Много на них тратил?

— Печенье мне на артефакт уронил, крошки механику забили. Ну и пентаграмму сахарной пудрой рисовать тоже было лишнее.

— Я недавно мылом начертила.

— Оригиналы, — недовольно и совершенно по-старчески пробурчал Рен. — А я вот консервативен.

— Я заметила. Консервативен просто до отрицания одежды, — усмехнулась я. А ведь рубашку он все еще не надел, хотя я намекала. Так и светит голой спиной с любопытным узором. Откровенно рассматривать было бы грубо и недостойно, а вот краем глаза замечать все новые детали темно-зеленой вязи на плечах... Забавно. Похоже на крылья. Чуть зеленоватые полупрозрачные крылья с темными прожилками. Что-то я такое слышала. Была у отца книга "Мифы параллельно-перпендикулярных миров, или реальности, которые иногда пересекаются". Кому-то в детстве читали обычные сказки, а мне вот такие вот рассказы о легендах стран, которые практически недосягаемы для нас. Только изредка, когда в другой реальности происходит что-то катастрофическое, вроде свержения богов, их прихода или гибели самого мира, проход открывается и к нам и в другие не менее далекие места, принося с собой артефакты, гостей или целые народы. Когда-то так к нам пришел бог Мрак, старый путешественник, разочаровавшийся в тех созданиях, которые населяли его вселенную, пришли новые твари в Темный и Светлый миры, залетели с жарким ветром семена шиповника, из которого вывели розы... И еще, согласно приданию, на стол мудреца упал свиток. Вообще это только по приданию были мудрец, стол и свиток. Отец всегда усмехался и рассказывал, что на самом деле стопка рваных бумажек упала на голову студенту, запершемуся в туалете из-за тяги университетского повара к экспериментам. Бесценные сведения чуть не пали жертвой несварения.

Так вот в той стопке были рисунки. Яркие, четкие, словно живые. Они уходили в даль бескрайними зелеными морями и дикими, увы, догорающими в синих пожарах лесами. Чем-то похожий на наш, тот мир был слишком резок, ярок и... уже мертв. Сияющий в последнем всполохе собственного существования, он запечатлел свое величие и красоту на листах хроник и рассыпал их щедрой рукой по мирам в краткий момент перед гибелью. На последней странице была не тьма и хаос. Была война и одиноко стоящий мальчишка с тонкими крыльями стрекозы и короткими зелеными волосами. В руках у него был не меч, а чья-то плоть, зажатая длинными тонкими изумрудными когтями и припорошенная инеем, как и все вокруг. Хищно сгорбленная спина и подгибающиеся колени. Но он все еще стоял. Вечно брошенный, выживший ребенок умирающего мира. Могла ли та реальность спасти и его?

Глупость и девичья мечтательность. Надо будет рассказать Рену, чтоб соплявок романтичных очаровывал.

А с другой стороны, кто же он тогда?

Как же наши исследователи называли того мальчишку?

Иль'Рхессе Мааре Рен'Тха.

"Одинокий мальчик с сердцем воина"

То ли с сердцем в руке, то ли в груди. Как же все это трактовалось?

— Рен, ты старые легенды знаешь? — вдруг решила спросить я. Ведь не мог же такой чело...учитель, не читать уважаемых полунаучных трудов по мифологии. Там и артефактов много описывалось. Его сфера.

— Я сам старый. Конечно, знаю.

— А "Мифы параллельно-перпендикулярных миров"?

— Любимая сказка на ночь, — усмехнулся мужчина, упаковывая часы в небольшую коробочку и перевязывая плотную упаковку зеленым бантом.

— Страницы погибшего мира помнишь? Как называли мальчика с зелеными волосами?

— Рен. Мама называла меня Рен. Мир добавил, что я навеки одинок и вложил в руку сердце мертвого врага, — мужчина чуть кивнул в сторону двери. Оказалось, что со стороны лаборатории на ней было прибито... ну, наверное, то самое сердце врага. А по мне так просто кусок мяса в состоянии вечной заморозки.

— Этого не может быть, — взяв коробочку из холодных рук, я чуть не выронила часы на пол.

— Забыла? Здесь не лгут, — суя по голосу, улыбнулся Рен. — Как и за этими стенами не болтают. Все ясно?

— Да, — прошептала я, прижимая коробочку к себе, боясь поднять глаза на мужчину.

С минуту мы молчали, а потом раздался треск. Звук удара. Рвущаяся ткань. Опять треск, будто ломали сухие ветки. Большие такие сухие ветки.

По коже прошел озноб, заставляя сильнее сжимать пальцы на упаковке и наматывать на нее дополнительные слои защиты. Хотя, может, стоило их на себя навесить? Не думала я, что он будет так зол... В том, что это Ричард бушует, я не сомневалась и это раздувало в груди пожар. Страх, ожидание, странная нежность и предвкушение.

Поймав задумчивый взгляд Рена, я улыбнулась, извиняясь. Фей прислушался к не прекращающемуся треску и подмигнул. Неужели понял?

— Что он делает так долго?

— Защиту ломает, — тоскливо вздохнул Рен и чуть дернул уголком губ. — Знаешь, а ведь у него магии нет. Вообще. Наколдовался где-то уже и теперь прёт через вход для простых людишек. Коридорами блуждает, как видишь...слышишь.

— А что же тогда трещит?

— А это он моим скелетам челюсти ломает. — Как раз в этот момент в стену со стороны коридора что-то ударилось и, кажется, разбилось. — А теперь и черепа. Ну вот как он может быть таким ласковым в постели, таким осторожным в исследованиях и таким грубым с моими творениями?

— Если тебя утешит, в исследованиях он, конечно, аккуратен, но тоже мер и границ не признает.

— А в постели?

— Спит он спокойно, — пожала я плечами. — Только ногой иногда дергает.

— Правой?

— Ага.

— Как мило, — усмехнулся мужчина, чуть поводя пальцами по воздуху, будто перемешивая собственное дыхание. — Привязывать не пробовала?

Интересная магия, но уловить даже легкий ее отголосок очень сложно. Она...зелёная. Просто зелёная и все. Не песчинки силы, не нити заклинания, выплетенные словами, ни поток энергии. Просто дымка, чуть зеленоватый воздух, который чуть светился и тут же растворяется, как пар изо рта в зимний мороз.

— Что ты делаешь? — спросила я и подсела чуть поближе, чтобы рассмотреть зеленое дыхание Рена. Оно послушно смешивалось с моим и становилось привычно бесцветным, но чуть погодя снова проявлялось зелеными бликами по комнате.

— Тебе понравится, — улыбнулся мужчина и... распустил крылья. Те самые, что прозрачной сетью лежали на плечах и спускались по спине в бедрам. Четыре крыла, как у мифических фей, которые только пару раз заглядывали в наш мир, но так и не остались. Теперь он остался один такой. Зеленый.

Изумрудные капли, в которые собралось дыхание Рена, повисли в воздухе по всей комнате, искажая свет магических ламп и наполняя лабораторию духом чем-то воистину таинственного и... искушающее запретного.

А потом он усадил меня себе на колени. Нет, не как маленькую девочку, чтобы шептать сказки на ушко, а чтобы прижать к себе и прикусить это самое ушко, улыбнуться тонкими губами, обжечь зелеными глазами и... снова выдохнуть зеленый пар. Отогнать его крыльями стрекозы, добавляя еще капли дурмана в густой воздух комнаты. Черты лица Рена еще больше заострились, придавая облику мужчины хищности, к которой хотелось прикоснуться, как к изящным линиям тела смертельно опасного животного, чтобы почувствовать хоть каплю той дикой силы и грации в под собственными пальцами.

Гладкая зеленоватая кожа плеч потеплела, сильная шея, гладкие щеки, на которых, кажется, никогда не пробивалась борода манили, и просили прикоснуться. Не удержавшись, чуть дергаю заостренные кончики ушей, которые прятались под нефритовыми прядями. Хитрые глаза чуть прижмурены и... ждут.

Я тоже жду, не двигаясь, зарывшись пальцами в волосы мужчины, обхватив ногами его бедра, ощущая... да ничего не ощущая. Как и Рен, впрочем.

Последний удар обрушился прямо на дверь лаборатории и пробил остатками магии скелета заклинания, когда-то осевшие узорами еловых лап на двери.

Дождались.

Вот только я так и не смогла пройтись губами по коже Рена, не смогла отвернуться.

Он был лишен магии? Как бы не так! Я не знаю, какими силами Рен наполнил комнату, чтобы хоть немного притянуть меня к себе, но Ричард развеял зеленый дурман одним своим взглядом. Или я просто перестала замечать изумрудные завитки в воздухе, провожая взглядом каждую каплю алой крови, которая стекала по рукам и капала со сбитых костяшек на руках Ричарда? Кажется, я даже перестала дышать, когда увидела... тихий ужас на посеревшем лице.

— Ну и какого демона ты приперся? — все же дрогнувшим голосом, спросил Рен, поднимая руку, чтобы приобнять меня, но так и не решившись опустить ее на мою талию.

— За ней, — устало прислонившись к косяку, ответил Экзор.

— А зачем она тебе? — вроде бы как удивился Рен.

Ричард лишь улыбнулся. Натянуто, вытирая капельку крови из уголка губ чуть трясущимися пальцами.

— Нужна.

— Зачем? — спросил Рен ерзая подо мной, явно намекая, что не против чтобы я встала.

— Ты знаешь, — криво улыбнулся, стараясь унять дрожащие губы, мужчина. И оттолкнулся от косяка, медленно ступая по полу, подходя на пару шагов ближе, будто боясь спугнуть или разозлить смертельно опасного зверя. — Отдай ее.

— Ты хоть что-то понял, мальчик? — вдруг сурово спросил Рен поднимаясь и не отпуская меня. Твердо прижимая к груди обеими руками и не обращая внимания на мои попытки вырваться. Зеленый пар снова закружился по комнате, затрепетали крылья за спиной Рена, закружилась голова от душного воздуха.

— Понял. Отдай. Не играй так со мной. Отдай.

Голос Ричарда трепетал, срывался, хрипел, дрожал. Он умолял.

— Рен, отпусти меня, — зашипела я, пытаясь поцарапать сильные руки последнего фея.

— Надеюсь, и ты кое-что поняла, воробушек, — в последний раз притянув меня к себе, Рен поцеловал мою растрепанную макушку и грубо толкнул к Ричарду. — Убирайтесь с города. Завтра. С утра.

Зеленые полупрозрачные крылья взмахнули в последний раз и осыпали меня искорками чужой магии. Тело вдруг стало легким-легким, а витающий в воздухе песок прилипал к коже, проходя через одежду и прорывая нити, чтобы прикоснуться к телу... проникнуть в него, зазвучать в крови дикой ноткой магии.

Еще один взмах и песчинки летят к Ричарду, оседая на бледном лице и чуть жаля ранки на руках, пробираясь под потрепанный свитер и штаны. Чем больше искорок стремилось к телу, тем больше дырок оставалось на одежде. Зеленое сияние под кожей же только разрасталось, становилось все ярче и бродило в крови все быстрее.

— Приятной ночи, — последний взмах и мы...летим. Это не телепортация в понятии магов, это не временное прекращение существования демонов, разлетающихся на мельчайшие частички, это был полет. Парение души и только удары сердца напоминали, что мы еще живы и мы все-таки люди, а не легкие перышка в потоке теплого ветра, несущего нас через дома и неожиданно заснеженные улицы. Черный цвет покинул Форгост на эту ночь, и мы разбавили белизну домов своими душами, чуть позеленевшими от магии одинокого мальчика.

В доме у Ричарда было холодно, особенно остро это ощущалось вновь обретенным телом. Но кто бы дал мне посидеть в рванье на холодном полу? Сдирая с меня одежду, укутывая в одеяло, сжимая в своих руках, чуть укачивая, Экзор не давал и слова сказать. Да и слов не было.

Пальцы Ричарда были холодными и все же обжигали не хуже раскаленной спиртовки. Самыми кончиками пальцев мужчина прошелся по моей скуле и зарылся рукой в короткие волосы, отбрасывая отросшие пряди с лица. Снова поглаживая кожу, чуть натирая большим пальцем, продвигаясь от виска ко лбу, он будто слепой, пытался заново узнать черты моего лица, чтобы проверить я ли это и все ли со мной в порядке.

И его дыхание...он был так близко, что горячее дыхание зажигало румянец на моих щеках даже больше, чем полубезумный взгляд.

— Ричард, — я попыталась вырваться из плена одеяла. Не из объятий мужчины, а просто... хотелось прикоснуться в ответ. Согреть непривычно холодные руки. До чего нужно было довести бывшего одержимого, чтобы у него так понизилась температура? А если он заболел?! — Почему ты такой холодный?

Экзору хотелось рассмеяться. Зарыться носом в волосы девочки и истерически ржать от облегчения. Эта забота в голосе встряхнула расшатанные нервы мужчины и заставила хоть чуть-чуть расслабиться. Думать чуть яснее. Но руки не разжимались. Не разжимались и все тут.

— Укройся, ты тоже полуголый, — легкий шепот чуть пошевелил волосы на его виске. — И холодный. Давай я чаю сделаю? Или вина нагрею с травами. Посидим перед камином. Я даже не буду проситься к тебе на колени.

На последних словах девочка не удержалась от горькой иронии, а Ричард от такой же ироничной усмешки. Пожалуй, сейчас бы он с радостью устроился в кресле с бутылкой вина и Эллисон рядом. Нет, даже не рядом. Усадил бы между ног и заставил бы откинуться спиной ему на живот. Чтобы голова девушки легла ему на плечо, и он мог иногда целовать ее лоб, спускаясь ниже, дразня покрасневшие от нервных покусываний губы. И поить ее чаем, укрывать теплым одеялом, подарить наконец-то новые чулки и заботливо снять их вечером, когда она уснет за книгой.

— Я просто немного устал. — Еще как устал. Магии — ноль, физические силы выпил дом Рена, а моральных уже просто не осталось.

Элли все же выпутала из одеяла маленькие ладошки и обхватила ими шею мужчины.

— Я больше так не буду. Прости, — теплое дыхание снова коснулось его кожи. — Мы артефакт делали. Ничего больше, честно-честно. Рен тебя позлить решил... ну и я... дура. Прости.

— Рен. Да, он мог. Он не позлить меня хотел, Элли. Научить. Как всегда. Скотина зеленая. Хер с крыльями. Никогда больше не иди к нему. Никогда, — зло прошептал Ричард, усаживая девушку именно так, как хотелось. Между разведенных коленей, но лицом к лицу чтобы говоря ей каждое слово, чуть касаться теплой кожи губами.

— Почему?

— Он мог бы забрать тебя, — тяжелые слова и чистая правда. Мог бы. Просто потому что ему понравилась Элли и она была дорога Экзору. Рену этого хватило бы для очередной попытки побороть проклятие.

— Не понимаю, — теплые ладони скользнули по лицу, а нежная девичья щека чуть потерлась об отросшую щетину Ричарда. — Ничего не понимаю, Ричард. Объясни мне. Ты боишься и мне от этого еще страшнее.

— Он понимает, что ты для меня значишь, и осознает, что просто так я не стал бы держать возле себя обычную девчонку для постели. Значит, ты что-то стоящее. То, что я ценю и... он ценит то же. Он хочет того же. Он забрал бы тебя.

— Как...ученицу? — все еще не поняла девушка.

— Элли, пойми, ты для меня не только девушка, ты мне и как сестра, мелкая и несмышленая, но безумно родная. Еще ты — отражение отца и копия матери, ты мне друг и ученица, помощница и нежная отрада в этом глупом, жестоком мире. Ты — мой ласковый пример силы и стойкости, мой мирок теплоты и заботы. Ты — мои тревоги и переживания, моя боль и жалость. Моя горечь и память. А Рен мог тебя у меня забрать. Поверь мне, мог, а ты бы даже не заметила, как ушла от меня, увлеченная этим куском изумруда с крылышками и яркой пыльцой.

— Я бы никогда не была с Реном, — острые ногтики чуть сжались на мужской шее.

— Это ты так думаешь... Но он мог бы оставить тебя возле себя навеки.

— Не мог бы. Я бы не осталась с ним. Да и есть проблема с этим погибшим миром. Он назвал Рена одиноким, и это стало его проклятием. У него много учеников, любовников и любовниц, но нет пары. Нет и все. Мы ищем наши половинки, а он изначально цел и одинок. У него нет любви и даже малейшего шанса оборвать собственную жизнь. Он — Выживший, а значит — будет вечно жив. А ты — дурак. Еще раз посчитаешь меня "стоящей", будто какую-то вещь, и я действительно от тебя уйду. Просто уйду. В ту же Либруссию.

— Кто ж тебя отпустит? — чуть усмехнулся Экзор.

— Ты, — твердо сказала Эллисон.

Тишина разлилась по комнате, выбила из груди дыхание и сковала легкие Ричарда, плотно прикрыла искусанные губки Элли. Она прошлась по напряженному телу мужчины нервной дрожью и улеглась под его саднящей кожей ноющей болью в душе.

— Отпущу.

Действительно, куда он денется? Отпустит. Правда, будет присматривать, помогать незаметно, но все же отпустит. Не из-за каких-то моральных соображений, а просто потому, что Элли этого захочется.

— Ну, это будет еще не скоро, Ричард. Пока можешь меня держать, — чуть улыбнулась девушка и прижалась к мужчине еще теснее, чуть приспуская одеяло, чтобы коричневые складки ткани прикрыли его наготу.

— Держу и не знаю, что с тобой делать. Отшлепать — сил нет. Не улыбайся так, на что-то другое тоже нет сил, поверь. Набралась от Пушки... — вздохнул маг, стирая с красных губ Элли ту самую чуть лукавую, смущенную улыбку самыми кончиками трясущихся пальцев.

— Будем спать, — решила Эллисон. Чуть приспустила одеяло с плеч, чтобы выпутать руки и поудобней обхватить ими шею Экзора, словила его усталый взгляд зеленых глаз, и поцеловала бледные губы.

Сонное заклинание защекотало язык мятной свежестью, скатилось по горлу в грудь и там расцвело летним букетом дурманных трав, ударило в голову и скрепило веки маковым зельем.

* * *

Он проснулся от запаха жженого сахара. Чуть горьковатый аромат навязчиво щекотал ноздри и будил в голове мысли о сладком завтраке, на что желудок сразу же реагировал неприличным, но искренним воем.

Кажется, воздуховод в квартире все так же плохо работал и запахи из кухни разносились по всем комнатам, не щадя и спальню, в которой отдыхал перепсиховавший маг.

У Ричарда было странное желание себя побаловать. Нет, не как обычно, сладеньким или пошленьким, а дать слабину телу в плане лени. Просто лежать, валяться в постели и прислушиваться, как за дверью копошится на кухне Элли, пытаясь не сжечь себя и продукты, как шлепают по тёплому полу босые ножки, как легко трется ткань фартука при каждом движении, как раздосадовано вздыхает девушка, открывает окно с ржавой створкой, чтобы выгнать широкими, резкими взмахами полотенца горечь пригорелого блюда и едкий дым. Еще пара минут и Элли бросит бесполезное занятие, уберет улики от утреннего преступления против кулинарии и вернется в спальню. И лениться в постели можно будет вдвоем. Нет, именно лениться. Даже откровенное признание в любви не заставит Экзора уложить Элли под себя. Рано.

— Спишь? — легкое касание девичьей ладони ко лбу. Шорох домашнего халата, чуть прогнувшаяся кровать, осторожная попытка укрыть одеялом его грудь.

— Нет, жду когда ты кухню мучить перестанешь, — не отрывая глаз, ответил Ричард и послушно натянул ткань под самый подбородок.

— Уже.

— Тогда отвернись, я оденусь и приготовлю нам поесть на утро и в дорогу, — со вздохом, попросил Экзор, привычно отгоняя лень подальше до тихих времен.

— Завтрак готов, это я карамель только перепалила. Так что вставай и принимай подарки! — вырвав одеяло из рук мужчины, Элли резко сдернула его с постели, бросила в угол комнаты и, хихикая, чмокнула Ричарда в щеку. — С днем рождения!

* * *

Кажется, Ричард и сам забыл, что он родился в этот день много-много лет назад. А может, удивлен, что я о его дате появления на свет знаю? Ведь мне долго пришлось выпытывать у Пушки... Бен, кстати, не признался. Даже Карел мне отказался помочь! Хотя ему, как мне кажется, по большей части до белых скелетиков кто и что чувствует. Ну, кроме его жены. Она же выдала мне дату с явной неохотой и под честное слово, что Ричард от моих поздравлений не скиснет как трехдневный борщ на солнцепеке.

Ричард упорно приближался к такой кондиции. Уголки губ поползи вниз, а глаза застыли на коробке с подарком.

— Открой. Пожалуйста.

Даже не знаю, чьи руки больше тряслись. Мои, когда я передавала ему кусочек своих чувств, упакованный в простую бумагу для записей, разрисованную причудливым узором из переплетенных колючих стебельков с полураспущенными бутонами? Или может быть его, когда он забрал мой подарок, усаживаясь на постели, совершенно забыв, что голого себя надо вообще-то прикрывать для сохранности моей нежной психики?

Да и больную спину следовало от холода беречь. Пусть замерзнуть в хорошо протопленном доме было сложно, но его голая спина вызывала во мне большое желание защитить покалеченный позвоночник. Не утерпев, я села на постель и прижалась к Ричарду, согревая собственным теплом, и не отказывая себе в маленьком удовольствии провести по его плечам руками, задержав свои холодные пальцы на теплой коже. Кого еще следовало греть!

Пальцам достался быстрый легкий поцелуй. Остальное досталось подарку. Осторожными движениями Экзор погладил упаковку, пачкая руки в графитовой крошке, поддел маленький бантик, который я утром отрезала от собственных... от одной детали любимого комплекта нижнего белья, и решился снять бумагу резким движением.

* * *

Иногда Ричарду казалось, что он ненавидел свой день рождения с самого первого мгновения существования и первого крика, который, как ему говорили, был слишком громким и разбудил отца посреди ночи, а в последующие полгода жутко раздражал, как и факт присутствия ребенка в его доме. Эта ненависть слегка грела душу. Все же не безразличие. Ну и стимул злить этого урода появился.

Сейчас Экзор был почти благодарен ублюдку за его участие в творении еще одного бастарда. И матери, за то, что не полезла в петлю еще раз. И старой служанке, чье имя он уже не помнит, но иногда шепчет ей "Спасибо", стоя у могилы мамы, умершей от старости, а не полусгнившей веревки. Если бы не они, Экзор не получил бы сегодня этот подарок. Подарок от любимой девушки. И любящей. Сделанный своими руками, с каплями ее магии и теплом, навеки согревшим равнодушный металл и острые грани камней.

Достав часы из вороха корицы и засушенных лепестков розы, Ричард дал преломленному в витраже окна лучу света коснуться камешков на гладкой пластине.

Девять тридцать шесть. И сорок семь... восемь...девять секунд.

Время. Демон!

~~~

Ричард вскочил с кровати, словно всполошенный фазан из кустов, оставляя после себя не перья из хвоста, а одеяло и обертку подарка. Сжимая часы в руке, мужчина метнулся к окну, открыл створку, украшенную морозным узором почему-то зеленого цвета и выглянул на улицу.

— Пока не видно, — пробормотал Экзор, почесывая голую голень. — Собираемся и уходим! Быстро!

Оттолкнувшись от рамы и закрыв окно еще и ставнями, Ричард схватил из комода кипу белья, носков и штанов без разбора и кинулся к ванной.

— Что? — на полдороге нагнал его мой вопрос.

— Элли, девочка, сейчас, — мужчина запнулся и снова взглянул на часы в своей руке. — Сейчас девять часов и сорок минут. Для Рена утро начинается в одиннадцать. У нас всего час и двадцать минут чтобы покинуть город.

— Неужели Рен нам что-то сделает? — удивилась я и попыталась отвести взгляд от кипы одежды, которой Ричард прикрывал отсутствие белья. Ладно, через ткань я смотреть не умею, но широкую грудь-то я вижу! И сильные руки тоже. И ноги, покрытые забавными русыми волосками.

— В последний раз, когда я так же засомневался в его серьезности — очутился в его постели. Когда этот зеленый фонарик грозится выкинуть кого-то из города совершенно голым на снег под воротами, то ослушавшиеся находятся потом под каменной кладкой действительно голыми... без кожи. Так что давай поспешим. У нас... — Ричард снова посмотрел на часы и провел большим пальцем по циферблату, словно стирая невидимую пыль, — один час и шестнадцать минут.

— Хорошо, — кинула я и бросилась на кухню. Праздничный завтрак мы съесть все же успеем, но в дорогу надо набрать чего-то посущественней легких десертов. Хотя мне иногда кажется, что Ричард способен прожить на мармеладе целую неделю без особых проблем.

Руки послушно паковали хлеб, брынзу и вяленое мясо, но в голове вертелся Ричард с его не совсем ясной реакцией на подарок. Вроде и не наорал, не обиделся, но... вместо радости спешно засобирался вон из квартиры. Хорошо еще что со мной, а не просто сбежал куда подальше на весь такой неприятный для него день. И все же... обидно.

— Маленький насупленный воробушек, — констатировал Ричард, бесшумно подойдя сзади и обнимая меня за плечи.

— Откуда ты знаешь, если даже лица моего не видел?

Мужчина, так тесно прижавшийся к моей спине, лишь чуть сильнее сжал меня в объятиях.

— А я знаю, что маленьких девочек надо хвалить, холить и лелеять, а не то они обижаются и начинают бросаться противнями и пирожками в старых перепуганных профессоров, — с нервным смешком Ричард проскользнул между мной и столом так, чтобы я упиралась подбородком ему в грудь. — Элли, прости меня. Спасибо тебе за подарок. Тем более, он нас очень и очень спас на самом деле.

Вздохнув еще раз, Экзор добавил:

— Ты себе не представляешь, как Рен может отомстить при плохом настроении. А моя практически устроенная личная жизнь это большой повод побеситься и позавидовать. А тебя, как я уже сказал, ему отдавать не намерен. И делиться тоже. Так что завтракаем, собираемся и гоним к Старой Жучке.

— Что? — не поняла я.

— А это за Новой Жучкой... Увидишь!

____

Вы уехали до полудня, быстро прогнав коней по брусчатке моего города. Вы думали, что я еще сплю, но все же бежали из Форгоста. От меня ли? Или навстречу чему-то большему, чем страх перед моими зелеными чарами, неподвластными их магии?

Ричард... Мальчишка. Ты не знал, что мы с твоим учителем тебя так называли? У него было столько учеников, но "его мальчиком" был только ты. И моим тоже. Как же нам удалось помириться с главой Отдела тайных знаний, если нас разделяли не только законы страны, но ты твои зеленые умные глаза?

А теперь еще и эта девочка. Она твоя, Ричард, но я чувствую кончиками крыльев, что мы с ней еще увидимся, и она разбавит мое одиночество. В ней уже есть моя пыльца и взмах моих крыльев отражался в ее зрачках. Она вернется, чтобы выслушать мою историю и что-то придумает. Это у нее от отца. Она что-то придумает. Не для того, чтобы помочь мне, а чтобы ты больше не бежал из Форгоста, оставляя любимые тапочки беспорядочно валяться у кровати и забыв обновить охранное проклятие на двери ко всем тем пятидесяти трем заклинаниям и ловушкам в квартире.

И эти скелеты от меня на мосту. Они будут охранять твой дом.

Заметил ли ты, что в доме больше никто не снимает квартиры? Что он пуст и запретен для всех жителей Форгоста? Что я возвел его в ранг запретной зоны, заповедника, где изредка появляется такой зверь. Полудемон. Или ты уже чуть больше человек, когда рядом эта девочка? Или в тебе просыпается демон, не знающий покоя от огня страсти?

Когда-то я приду и к тебе в дом, чтобы увидеть, что он уже не только твой, но и ваш с Эллисон.

А пока — беги.

Старая Жучка? А неплохо.

Зевающий мужчина, вышел из дома и осторожно прикрыл двери, чуть царапнув старое дерево острыми зелеными когтями. Знак смерти полыхнул зелеными точками, будто глазами. Зелень разбежалась тонкими побегами по всему зданию, прошлась по трещинкам камня, расчертила вензеля на кованных решетках окон, с тихим воем прошлась по кристально-белой черепице и со звоном столкнулась с флюгером в виде ажурного вязаного носка.

Только один дом в Форгосте всегда отливал темной хвойной зеленью магии иного мира.

Старый мужчина с крыльями тоньше шелка, никогда не ведавшими неба, шел в здание, где жил вот уже две тысячи лет. Запахнув теплый плащ поплотнее, он перешел через мост и остановился, чтобы отвести душу.

Снег лепился легко, а ловкостью Рен никогда не был обделён.

* * *

Непонятно откуда взявшаяся снежка попала Ричарду прямо в шею и как следствие за пазуху.

— Вот... стрекозёл!

— Кто?

— Рен, кто еще способен вдогонку такой снежок послать?

— А как он стал главный в Форгосте?

— Каждому, кто приходит в чужой мир, нужна протекция. Наши боги, а тогда они у нас были, могли спокойно выкинуть Рена домой, пусть этот дом догорал в собственной агонии. Ему дали работу. Один из богов.

— Мрак? — догадалась я. Это многое объясняет. И то, что Рен хозяин такого странного специфического города. И то, что там практически нет дрязг между своими. И то, что он всё еще жив и берет учеников. Он надеется. Если бог дает тебе место в своем мире, значит, он видит для тебя здесь что-то, что стоит жизни. Стоит тысячелетий ожидания. Что-то или кого-то. Вот поэтому старый мужчина с зелеными крыльями ищет себе компанию на длинные зимние вечера, злясь и ненавидя собственное одинокое имя.

— Да. Рен, хоть это и мало кто понимает и еще меньше существ об этом знает, защищает всех детей Мрака. Тех, кого когда-то называли таковыми. Некроманты, экзорцисты, мастера живой материи и мертвых тел, которые стремятся остаться живыми. Всех тех, кто видит еще силу Мрака и заслуживает когтей на своей коже. Кого бы эти когти спасли.

— А Рен может... дать коготь кому-то? Или это дано было только самому Мраку?

Ричард внимательно посмотрел на девушку.

— Я не отвечу тебе на этот вопрос. И вообще, хватит о крылатом пучке петрушки тут! Новая Жучка уже за поворотом, а там и до Старой недалеко. Закрывай глаза, село за тем холмом. Хотя, нет. Давай в Новую заедем за едой.

— А в Старую сразу нельзя?

— Нет.

— Ричард, я ведь неплохо помню карту нашей страны и села Старая Жучка, как и Новая, там нет. Так куда мы идем?

— Новая называется Мельник, потому что пятьсот тридцать восемь лет назад король Ильмир так боялся одного упоминания о Жучках, что переименовал село.

— Лишь одно?

— Второе вообще стёр с карт. Да и нечего было на них наносить такое место. Знающие люди и так помнят, а не знающих, ноги сами принесут, раз им надо побывать в Старой хоть раз.

— Тебя ноги принесли?

— Да уж. По другому не скажешь. Бежал вдоль побережья от одной банды контрабандистов ну и... А вот и Мельник.

Возле дороги действительно высился дубовый толстый столб с ярко-алой надписью и затертым ветрами рисунком мельницы. Будто обнятый двумя половинками бревна, виднелся еще и поросший мхом темно-серый камень. Дерево чуть отошло от гранита, почернело и прогнило, а пласт горной породы даже мхом не порос.

— Видишь ли, королевские слуги не смогли убрать табличку с первым названием, так что новая стоит впритык и только прикрывает древний указательный камень с выбитыми на нём письменами.

Не удержавшись, я подъехала поближе и заглянула в щель, присвечивая себе палочкой.

— Здесь не Жучка написана, Ричард...

— Ну да, бывшее поместье мага Жучкавича, по прозвищу Жучка. Великий некромант и большой специалист в тонкой материи трёх миров. Именно трёх, что бы там не трепали ученые мужи после его смерти. Именно Жучка вывел у себя самую большую популяцию шоприков, он же, правда, им и скормил пару демонов, выторгованных у императора Темного мира для экспериментов. И императору показательная казнь заговорщиков, и Жучке — масса материала для исследований.

Взяв моего коня под узды, Ричард оттащил меня от камня и пришпорил свою лошадь. В Мельнике мы были уже через двадцать минут, распугивая сонную зимнюю тишину топотом копыт. Чуть покрутившись на главной площади уложенной камнем, видимо оставшейся от подъездной дороги к поместью, мы свернули на боковую улочку, порадовавшую копыта наших коней брусчаткой и натолкнулись на небольшой двухэтажный домик с верандой. До половины построенный из дорогого, практически вечного альмирата, дом стыдливо прикрывал верхний этаж, собранный из обветрившегося ракушняка, камышовой крышей.

— Это остатки самого поместья. Лишь одно восточное крыло чуть-чуть сохранилось и часть подвалов. Но туда соваться рискованно.

— Обвалы?

— Жучка, — ответил Ричард. — На последних годах жизни он совсем двинулся и заключил в себе демона и светлого духа. Поговаривают, что они были... как ты с Норой. Что-то вроде близняшек. Жучка хотел знать, кто же победит в его теле. В результате — проиграли все. Теперь даже не призраки, а так... легкие отзвуки мучающихся демона и светлого духа блуждают под селом.

— А маг?

— Сущности его съели. Маг был куда слабее своих братьев.

Едва копыто коня Ричарда стукнуло о брусчатку у входа в трактир с камышовой крышей и небезопасными подвалами, как к нам вышла хозяйка заведения. Одетая в серую застиранную много раз и столько же раз снова заляпанную жирными пятнами фуфайку, женщина отказалась нас пускать внутрь, но за один золотой резво метнулась на кухню и прислала оттуда мальчишку в такой же фуфайке не намного меньшего размера с аккуратно завернутыми в тряпицы продуктами. Еще и кувшин с молоком пожаловала. Есть на морозе мы не стали, решив перекусить уже в Старой Жучке, до которой, как уверял Ричард, не больше двух часов езды.

Чтобы молоко не замерзло, Экзор прижал его к животу.

— Ты что делаешь? — спросила я, увидев, как мужчина, быстро расстегивает пряжки мехового плаща, а потом укутывает его полами пузатый кувшин. Чуть приостановив коня, Ричард снова освободил молоко и расстегнул ремень. Согрев глиняные стенки заклинанием, он пристроил дно кувшина к паху, обхватил чуть ниже дужки ремнем, сверху прикрыл свитером и снова застегнул плащ.

— Очень люблю домашнее молоко. А тут так вообще — особые травы, климат и порода коров. Вкуснее только в горах на западе Либрусии. Мне как-то Пушка привозила.

— Так же довезла? — наблюдая за осторожными движениями "беременного" молоком мужчины.

— Нет, у нее свои методы. Хотя тоже без магии. Любое вмешательство в структуру продукта, пусть даже направленное на его сохранение, оставляет неприятный привкус. У кого силы поменьше — не чувствуют, а я не могу выдержать. Будто соли досыпали. На зубах не скрипит, но привкус отчетливый, — скривился Ричард и завернул от деревушки ближе к берегу, поросшему густым кустарником.

Продержавшись полчаса в тишине, я не выдержала. Все же эти ощущения мучили меня если не со вчерашнего вечера, то последние часы точно. Суматошность происходящих событий не давали собраться с мыслями и чувствами, но сейчас для этого появилось достаточно времени.

— Ричард, я не пойму кое-что...

— Как Жучка вызвал светлого духа?

— Нет. То, что ты мне вчера сказал, должно не давать мне покоя. Должно волновать и сниться ночью, не выходить из головы. А я всего лишь приняла как данное. Ну и... как-то теплее стало. Почему? Что не так со мной? Да и ты ведешь себя, будто всё так и было. Будто такие слова не пришлось вырывать из тебя с помощью зеленого... друга, — осторожно уточнила я статус Рена.

— Я просто сказал то, о чем ты и так знала, — пожал плечами Ричард, чуть придерживая коня, чтобы я могла смотреть ему в лицо. Да уж, прятаться от меня и стесняться своих признаний мужчина и не думал. — Догадывалась по тому, как я отношусь к тебе и как много позволяю. Боялась, но надеялась, что все так и есть или так и будет.

— Но получается, что вроде как сбылось мое заветное желание. Всё равно должна до небес прыгать.

— А ты не рада? — выгнул бровь Ричард. Светло русые волосы к середине зимы потемнели. Собственно как и ресницы и брови. Теперь лицо мужчины казалось куда выразительней, чем летним вечером, когда я увидела его впервые.

— Рада. Но не до истерии.

— Это хорошо. Твоей истерии я бы не хотел. Я же не Риар с его набором восторженных девиц, — поморщился Экзор.

— И все же, почему я сейчас не визжу и не вешаюсь тебе на шею?

— Ты предполагала, что будет так.

— А ты? — не отставала я.

— Я знал, поэтому и вел себя... не всегда корректно, — скривился Экзор и впервые за весь разговор отвел взгляд. Что мне совсем не понравилось.

— Как это знал?

— Догадывался еще с лета, а точно уже был уверен где-то с конца весны. Твой отец... позаботился о своей дочери как нельзя лучше.

— Что ты имеешь в виду?

Ричард остановил коней. Ветер набирал силу, мы приближались к берегу и пронизывающий холод и сырость все больше и больше досаждали нам, пытаясь пробраться под теплые вещи. Кони фыркали, выдувая клубы белого пара, капая на промерзлую и просоленную землю слюнками. Не надо было их сахаром подкармливать втайне от Экзора.

— Подумай, Элли, не предполагал ли он, что когда-то ты освободишься? Когда он будет стар или вовсе починет с миром. Кто тогда тебя защитит? Кто подарит новый дом? Кто-то, кто поймет, как это — быть одержимым, лишиться родных, как жить с предательским сиянием вокруг ауры. Кто уважал бы тебя за одни карие глаза и абрис лица, унаследованный от доброй матери. Кто почитал бы тебя за сводную сестру и заботился бы как о самом дорогом сокровище.

— Он не мог...

— Он мог подобрать бастарда-одержимого в подвалах Отдела, воспитать как родного сына, рассказывать о своей дочери забавные истории, сияя теплым светом влажных глаз, показывая ее поделки, записи, рисунки... Вспоминая ее... не каждый день, нет. Ненавязчиво. К слову. Но так, что до конца дней не забудешь сам. Твой отец вырастил для тебя если не будущего мужа, то старшего брата. Не одно, так другое вышло бы. С тем уважением и любовью, которую он заслужил за столько лет, выдергивая из грязи собственной души и тела талантливого мальчика-универсала! Думаешь, у меня способности ко всем наукам с рождения? Я был сильным экзорцистом, мог бы стать жрецом Мрака, еще одним из Форгоста, может самым лучшим. Твой же отец сделал из меня одного из лучших универсалов нашего континента. Всё для любимой дочери.

— Может он и любил меня и все сделал, чтобы обеспечить мое будущее, но ты забываешь, что он не любил решать много задач в много ходов. Он делал один ход, решающий много задач. Он воспитал тебя, как равного себе мага, он отомстил Закери, он спас человека, возобновил отношения нашего мира с Темным через такие вот связи, как я и Нора, ты и Каид. Ведь он знал о вашей дружбе? Знал и не противился ей. Даже помогал вам встречаться. Ведь не так просто было поначалу проводить ритуалы переноса через миры. Без помощи универсала даже такой талантливый экзорцист, как ты, не справился бы. Вот и получается, что папа сделал многое. Для тебя, для меня и еще много для чего. Может, когда-то мы и узнаем, все цели, которые он преследовал, взяв тебя в наш дом, но... Неужели мой папа был таким лицемером, что не испытывая ни капли симпатии и уважения, привел в свой дом тебя?

— Да все я понимаю... — поморщился Ричард и свернул еще ближе к морю, минуя большой валун и пуская лошадь круто вниз по тропинке, которая вилась между камней и густого кустарника. — Я думал, меня воспитывают для кое-чего другого. Уж примерным семьянином я себя в будущем мало представляю.

— А я тебя жениться и не зову! Вот!

— Что? Ты бы не вышла за меня замуж? — обернулся мужчина.

— А ты зовешь? Бутылка вина Бену... — вспомнился мне давний спор.

— Да демон с ней с бутылкой, я что, такая плохая партия? Ну не аристократ, ну всего лишь преподаватель... Ну универсал ведь! — рискуя лишиться кувшина молока, Ричард взмахнул рукой.

Я подъехала чуть поближе и внимательно посмотрела в лицо Ричарду. Задумчиво потерла подбородок.

— Нос кривой.

— Прямой у меня нос!

— Курносый и с горбинкой!

— Зато кое-что другое...

— Не знаю, не видела, а что видела — не помню! — показывать язык и натягивать поводья, чтобы отвести коня подальше пришлось быстро. Уж больно шутливо-обиженным казался Ричард. А он в таком состоянии любит и может что-то учудить. Не хотелось бы искать друг-друга в прибрежных кустах, ориентируясь на охи, ахи и хихиканье.

— Ну вот замуж выйдешь и увидишь. А до того — у нас курсы вязания и вышивания.

— Почему это?!

— Ну должно же у тебя приданное быть!

— Ты нашел себе невесту? Поздравляю!

В самом низу тропы, где мелкая крошка под копытами лошадей переходила в серый песок, стоял мужчина в шубе из шкур шоприков. Темно-карие глаза смотрели насмешливо, а теплые лучики морщин у глаз подтверждали искренность улыбки. Вот только шуба...

На плече у мужчины висела потрепанная кожаная сумка с инициалами КДР, а на ногах были обуты высокие сапоги выше колен с меховыми отворотами.

— Здравствуй, Каспий, — Ричард чуть склонил голову и пришпорил лошадь, так, что она подалась вперед, прикрывая меня от мужчины. Улыбка играла на лице Экзора, рука к палочке не тянулась, но манёвр ясно показал, что тут где и как, кто кого за что куда и как сильно. — А ты себе шубу прикупил? Не подскажешь где?

— Там, где нашему папочке хочется писать в штанишки от страха! — хохотнул маг и развернулся к морю. — По шубе я уже написал куда надо кто ее мне сбагрил, так что не прожигай мне ценный мех глазюками! Если любопытно — иди в Отдел тайных знаний постучись. Но по завещанию мне сначала свою невесту перепиши! И носки. Музей открою имени тебя, как великого вязальщика и коллекционера.

— Обойдешься той парой, что я тебе на годовщину лицензии подарил. — Осторожно спешившись с грацией беременного таракана, Экзор взял свою лошадь под узды и моего коня прихватил. — Познакомься, Элли, это мой сводный брат — Каспий Диорметей Риар.

Я удивленно посмотрела на мужчину.

— Да-да, Рич как-то сильно разозлился на папочку тридцать лет назад за мое рождение и чуть себя в лепешку не расшиб вместе со своим учителем, но заставили признать меня младшим наследником рода Риар да еще и вторым именем отца приписали. Сомнительная красота фамилии, но как вспомню его перекошенную рожу при передаче мне бумаг на право наследования какого-то никчемного куска земли, так согласен называться и Жабоеб...чем!

— Каспий!

— Молчу-молчу! — хихикнул мужчина и чуть отошел подальше от недовольного Ричарда.

— Какими судьбами здесь?

— Не знаю. Ноги принесли. А они у меня, как и у всей нашей семейки, из очень тонкочувствующего места растут. Что-то сегодня здесь будет не по плану, Ричард. Мех шоприков я напялил не из эстетических соображений, уж поверь мне, — одернув не запахивающиеся на широкой фигуре полы шубы, Каспий раздраженно пнул мелкий камушек, скатившийся со склона в песок.

— У жены взял?

— Угу. Думал, из дому выгонит в ней. Еле успокоил. Вчера увидел на рукаве пятно, так теперь не знаю, как ей на глаза являться. Не оттирается, демон его в ж...

— Каспий!

— Что? Уже и выразиться нельзя! У меня трагедия, между прочем, как бы разведенным не остаться.

— Как бы Модре вдовой не остаться, — буркнул Ричард, придерживая булькающее от резких движений молоко.

— Понял-понял я... Только вот нахера тебе, Экзор, невеста из благородных, при которой никакого мудака в Темный мир чмокать камешу под хвост не пошлёшь? — пожал плечами Каспий и быстро накинул капюшон шубы на голову. Как раз вовремя, потому что палочку из кармана Ричард выхватил молниеносно и проклятие, судя по искрам на светлом меху, пустил не шуточное. Молоко в очередной раз протестующее булькнуло и, судя, по недовольному лицу мага, начало пробираться на свежий морозный воздух, минуя легкие магические заслоны.

Раскатистый хохот из-под капюшона длился не долго и скоро сменился сдавленным кашлем.

— Зачем бить-то?! — все еще посмеиваясь и покашливая, негодовал Каспий, сидя шубой в песке, перемешанном со снегом и кристалликами льда.

— Встань с холодного, придурок! — еще больше разозлился Ричард и помог брату радикальным методом подъема за ворот. Кувшин выпал из-за пазухи Экзора и звонко цокнул днищем о затерявшийся в песке камушек. И если бы маг мог пить молоко штанами, он был бы доволен. Но такого достоинства среди многочисленных талантов Ричарда не нашлось.

— Заботливый ты, братец, слов нет. То бьешь, то роняешь, то вообще посылаешь туда, где...

— Язык отрежу, — спокойно пообещал Ричард, подсушивая одежду.

— Во-во! Угрожает мне, сколько себя помню!

— А сколько вы себя помните? — чуть тронув коня пятками, я приблизилась к Каспию. Впрочем, дальше Ричарда все равно не доеду. Конь мой тоже это понял, но из вредности попытался тычком морды в ледышках слюней поторопить или подвинуть Экзора. За что и получил по носу волшебной палочкой. Так просто. Без заклинания. Пока.

— Достаточно для того, чтобы насобирать кучу компромата на братишку, — увернувшись от подзатыльника, мужчина продолжил свой путь вдоль берега, уверенный в том, что мы последуем за ним.

Ричард потянул свою лошадь за узды, наконец-то освобождая и мне путь.

— Который час?

— Отлив уже наступил, — в лучших вредных традициях ответил Экзор, лишь на мгновение вытащив часы.

— Что это у тебя, Ричард? Часы новенькие? Подаааарок? Никак ты свой день рождения начал праздновать? Что? Даже не двинешь за напоминание? — явно дразнясь выпытывал Каспий, не забывая пятиться вдоль кромки берега. Соленый холодный ветер трепал волосы мужчины, забрасывая каштановые пряди наглецу в рот.

— Нет, я сегодня добрый, Каспий. Но вот завтра не обещаю такой милости.

— Завтра слишком ненадежная величина, чтобы на нее надеяться и о ней горевать. А вот если сегодня фингал мне поставишь — я расстроюсь. Такая леди рядом, а я при столь вульгарном гриме.

— Извините, Каспий, но мне кажется, вы практически всегда в гриме своего сомнительного юмора. — С легкой улыбкой, я подогнала коня поближе к лошадке Ричарда, отгораживаясь от молодого мага. И Ричарду спокойней и Каспию в науку. Невеста не невеста, но не очередная любовница.

— С вашего позволения, не буду его смывать. Вода уж больно холодная. А соли хватит всё сало, наросшее на пузе у тещи засолить.

— Не хватит, — вздрогнул Ричард, скривившись.

— Значит, еще в пещере доберу, — пожал плечами Каспий и кивнул на скалу, пересекающую пляж, по которому мы шли.

Словно острие копья вышло из-под большой земли и, угрожая морю, уже много веков разрезает волны вместо тонкого волоса. Черный камень, не поддавшийся ни растениям, ни ветрам, не отдавший ни песчинки со своего лезвия. С отливом казалось, будто море испугалось этой угрозы и отступило, оставляя водоросли и ракушки в дань неизвестному хозяину копья. Среди богов, только один любил это оружие, забрав право биться им у другого бога-воина. Мрак.

Отец говорил мне, что не все маги верят, что боги добровольно ушли из нашего мира. Кто-то предполагает, что, по крайней мере Мрак был точно изгнан другими богами, невзлюбившими пришлого со своими правилами и странной силой. Еще старые предания говорят, что у Мрака хотели забрать его оружие, а он лишь зло рассмеялся и воткнул острие копья в песок, отломив древко и забрав его с собой. А бог-воин так и не смог подобрать темный металлический наконечник из зыбкого песка, убегающего сквозь пальцы и оставляющего после себя влажные соленые капли моря.

— Куда мы пришли? — волнение в голосе скрыть не очень-то получилось. Хотя чего бы мне бояться, если мой отец из старого рода жрецов Мрака? А всё равно та сила, которой веяло от скалы, пугала сильнее бушующего в двадцати шагах моря.

— Тебя тянет внутрь? — Ричард задал вопрос явно с каким-то подвохом.

— А там есть "внутрь"? — заинтересовавшись, я чуть подалась вперед. Скала волновала кровь. Да, манила к себе. Да, пугала, до крупной дрожи, но всё же притягивала взгляд и руку. Будто коснись я ее, случится что-то... новое. Не плохое и не хорошее, но неизведанное мной.

— О! Камушки! Отлив... Раз у моря отлив, не грех и нам отлить!

— Каспий, я тебя утоплю сейчас! — рыкнул Экзор, не сдерживая черноту глаз.

— Та я быстро! Или ты хочешь, чтоб я в пещере искал где пожурчать можно? Конфуз-с будет! Да и обидится кое-кто посерьезней тебя.

— Демон его знает, Каспий, я начинаю верить, что он вернется, чтоб тебя придушить, беспардонная твоя морда.

— Морда у меня смазливая, не надо! А вот жопа это да. Вечно куда-то тащит ноги, не слушая мозгов. То в Форгост, то к эльфам за горы. Из первого возвращаюсь домой через подвалы Отдела тайных знаек, из второго приходится воскресать дома.

Я остановила коня.

— Сколько у вас когтей?

— Обе лапки и два зубчика, девочка, — усмехнулся Каспий, поправляя шубу жены. Подумав, мужчина скинул мех на Ричарда, быстро отбежав к ближайшему валуну.

— Чуть левее и ближе к берегу, — громко крикнул Ричард и добавил уже шепотом, — а то отморозишь всё дорогое жене и ее сердцу милое.

— Откуда у него столько отметин? И зубы... Как это понимать?

— Когти это его личное дело. Когда-то Каспий решил, что старший брат ему не нужен и послал меня далеко и глубоко. Чем быстро воспользовался наш дед. Ему тоже надоели бесчисленные бастарды Риара. Он решил от некоторых избавиться. Люди — не маги, сдохнут от старости, болезней и непосильной работы. Маги же... С нами сложнее. Но тоже можно кое-что забавное придумать. А пять лет непрерывных "забав" кого угодно с ума сведут. Каспий далеко не кто угодно и выдержал. Почти. Ровно до того момента как Брай нашел его. Точнее просто заметил еще живую кучку плоти в углу подвала с выпотрошенными тушами шоприков. Твой отец тогда охотился именно за продавцами этих туш. С мясом и ушел, по-хорошему расставаясь с продавцами, и сразу же перенесся к Рену. А через пару часов пришел покупатель на одну магическую тушку. Даже не тушку. Ему только кости нужны были.

— Папа говорил, что сила жрецов Мрака не в крови, как считает большинство, а именно в костях, — сглотнув, прошептала я.

— А Рен у нас по ним большой специалист. Интересно, что он чувствовал, когда на его глазах сжигали еще живое мясо до кости, а получившийся обугленный скелет сложили в мешок? Может, и ничего не почувствовал, но братца выходил. Воскресил и выходил. Правда, через неделю пинком в сугроб выгнал, вроде как Браю передавая опеку над ним. Голозадым и пьяным в дымину. Ну и два набора когтей в придачу. Два "зубчика" это уже художества Рена после косяка веселящей травки. Когти ему стало скучно наносить.

— Его сожгли? — всё еще не могла поверить я.

— Воскрешение было не приятней, поверь, — покачал головой Ричард, перебирая мех, растирая шелковистые волоски пальцами, прощупывая подкладку шубы, оставляя в ней кусочки своей магии.

— Сколько же у Рена власти?

— Ой, он чует каждого, к кому прикасался. Надеюсь, и слышит, и я не зря по утрам и вечерам вместо молитвы желаю ему счастья на темном матерном, — вернувшийся Каспий поспешил надеть шубу мокрыми руками, и, шутливо пританцовывая, побежал к острию "копья".

— Слышит, слышит. Твои выражения он записывает и потом на каждом дне города в Форгосте их в свою чувственную речь вплетает. Шлюхи краснеют так, будто их клиенты три дня имели без продыху.

— Ха-ха!

— Каспий! Демон тебя дери!

— Как бы ты не прикидывался воспитаненньким благородным, а всё равно такой же распиздяй безродный, как я. И это у меня еще фамилия папина!

— Как бы вы не притворялись, Каспий, а руки всё же после "морского отлива" моете, — позволив себе улыбнуться промелькнувшему потерянному выражению на лице мужчины, я легонько ударила кулачком Ричарда в плечо.

— Ай!

— Я не пытаюсь тебя переделать, Ричард, но словарь Старолибрусского иногда будет за тобой по комнате летать!

— Лишь бы не противень, — поморщился Экзор.

Лошадей Экзор отпустил, повесив на сёдла и стремена небольшие бляшки с капельками своей магии.

Под выступавшим над песком острием скалы отлив открыл небольшой лаз, поросший ракушками и облепленный старыми сетями водорослей. Каменные ступеньки просматривались четко и манили ступить на них сапожком, даже рискуя проехаться вниз на подбитом мехом плаще.

— Дамы вперед! — присев в шутливом реверансе, предложил Каспий. Чем тут же воспользовался Ричард и за шкирку втолкнул брата внутрь. Кажется, пару ступеней мехом шоприков маг протёр.

Попридержав меня у прохода, Экзор чуть поморщился от матов Каспия, доносящихся из пещеры.

— Не могу просить прощения за него, он, конечно, хам, но имеет на это право.

— Понимаю, — кивнула я.

— Но я всё же сам его готов убить, — приобняв меня за плечи, Ричард подбородком скинул капюшон с моей головы. Горячее дыхание прошлось по волосам. — Не так я хотел провести этот день и этот вечер.

— Раз это место притянуло сегодня нас всех... это ведь не случайно?

— Нет. И это тревожней всего. Мои дни рождения редко проходят без хорошей драки. Поэтому и решил привести тебя в самое мирное место для наследников жрецов Мрака.

Я поежилась.

— Может тебя брат достанет до удара в челюсть? Или меня захочешь ремнем отходить?

Ричард не ответил, но по сжатым губам было ясно, что сейчас меньше всего его волнует ремень и моя попа.

Проход в скале шел под небольшим наклоном. Но не вверх или вниз, а как-то... по спирали? Ступени закручивались, словно кто-то уложил большую башню на берег моря и мы теперь по ней "спускались" от острого шпиля к основанию. Вот только сила притяжения на нас не действовала, и капля талого льда, срывающаяся с носа Ричарда, капала ему под ноги, а не взлетала вверх. Да и мы не падали.

Черный камень не делился на кирпичи или слои. Он был цельным и нерушимым. Созданным не землей, а будто отлит по форме личного заказа бога. И эта тьма, царящая в лестнице, не разгонялась светом волшебной палочки или живым огоньком — я пробовала и то, и другое. Мы просто шли и видели куда мы идем. Куда поставить ногу и сколько еще ступеней дальше. Мы просто знали, что впереди еще три витка и Каспий споткнулся на ракушке и не позволил себе и звука недовольства. Всё-таки хорошую маску надо снимать, когда ее некому показывать.

А еще мы чувствовали, как первой ступени у входа коснулся сапог достаточно молодого мага-экзорциста, как за ним осторожно ступая и придерживаясь за стенку начала свой путь девушка-мастер мертвой материи, как бодрым шагом со звоном серебряных подков на каблуках вошел дрессировщик тёмных тварей, похлопывая хлыстом о голень сапога.

— Много народу, — прошептал Ричард недовольно.

Еще один виток и мы ступили на площадку... На что смотрят с башни? На вражеские полчища? На стремительную стрелу, выпущенную из лука? На маленькую точку удаляющегося гонца? На свет факела, падающего к каменной кладке основы, освещая старую стену? На струю, пущенную заскучавшим стражником, не смеющим отлучиться с поста? На предавшую любимую, с криком летящую вниз к уровню своей чести.

Еще с башни смотрят на звёзды.

Вот только обычно для этого стоило бы поднять глаза, но мы смотрели под ноги, где разлилось чернильное озеро. В нём отражались звезды. Странные, близкие, слишком яркие звезды. Чужие созвездия и странная желтая луна с небольшой черной точкой на светлом лике. У кромки озера наверняка шелестела на ветру шелковыми лентами трава. Высокая, если верить отражению, и уже высушенная жарким солнцем. В траве сидел мужчина, опершись одной рукой на берег, а второй сжимая тонкий колосок. Распущенные волосы до плеч теребил ветер, заставляя мужчину иногда возвращаться из лабиринта собственных мыслей в реальность и убирать пряди, заправляя их за ухо.

Темные волосы, которые не позолотит даже желтое сияние ночного светила. Тонкие сильные пальцы с черными длинными когтями. Пара вырванных, но они уже отрастают. Потертая черная кожа расстегнутого жилета и серые заплаты на видавших виды штанах. Один вдох и мужчина сбрасывает с себя лохмотья, годные прикрывать сущность хозяина при свете дня. Голая спина покрыта шрамами от собственных когтей.

Темнота слетается к его телу, как воронье на поле битвы. Она цепляется за его пальцы, несмело пробует на вкус его волосы, пытается впитаться в его кожу. Но он лишь усмехается, и чернота ночи укрывает его плащом из вороньих крыльев, щекоча острым воротником скулы с капельками слёз.

Он знает, что его жрецы... его дети сейчас наблюдают за ним.

— Мрак?

Мужчина в отражении озера чуть улыбнулся, показывая, что услышал мой пораженный шепот.

— А он сегодня принарядился, — подошедший Каспий склонился над прозрачной водой и вывел пальцем на ее поверхности "Привет, папочка!". Бог на той стороне озера беззвучно рассмеялся, подставляя свету луны лучики морщин у глаз.

Рука Мрака задумчиво прошлась по траве, словно поглаживая спину невидимого нам кота. К краю озера подкатился конец длинной палки, до этого незаметно лежавшей в шелковистых зарослях ковыли. Дорожный посох? Или грозное оружие, лишенное острия?

— Когда-то у меня был такой же...

— Что?

— Когда я сбежал из дому, у меня был такой же. Магией пользоваться не умел, о мече и мечтать не приходилось, а вот крепкая оглобля не раз выручала, — пояснил Ричард, заворожено следя за плавными движениями бога, который перекатывал свое немудреное оружие, то приминая им траву у берега, то снова заставляя нависать одним краем над зеркальной поверхностью воды.

За спиной послышались шаги, и из прохода вышли трое, одетые в однотипные черные плащи с чешуйками у ворота вместо мягкого меха. Трое таких же покинутых, но не забытых детей, оставленных жить своим умом. Вот только на уме у взрослых, но не выросших детей такое разное...

Вместо палочек — кости тварей темного мира, а вместо покоя в глазах бушует одержимость какой-то дикой идеей. Да и какая мне разница до той идеи, если добра она нам не принесет?!

Синие сети проклятий взлетели под невысокий свод пещеры, где до этого плясами отблески не наших звезд и начали медленно опускаться к поверхности озера.

— Убирайтесь! — подал голос экзорцист, расплывшись в улыбке, показывая крепкие зубы. — У вас есть минута.

— А потом что? У вас оргия начнется? — чуть подался вперед Каспий, вцепившись в каменный край озера. — Так я тоже хочу!

Экзор усмехнулся и медленно расстегнул пряжку плаща, скидывая подбитую мехом ткань на пол. Шуба из шоприков полетела на мою голову, а острый локоть Ричарда толкнул меня в озеро.

Вода плотно прижала ткань и мех ко мне, позволяя на мгновения сохранить чуть-чуть воздуха и глотнуть его, но и не давала ни единого шанса выплыть на поверхность. Холодная, густая, словно перемешанная с подсолнечным маслом, вода, не давала свободно двигаться, да и намокшая одежда не помогала. Руки скользили по атласной подкладке шубы, а ноги не могли нащупать ни дна, ни выступающего камня из края озера. Влага все больше пропитывала мех и ткань, делая ее неподъемно тяжелой, заставляя чувствовать себя, словно муха в молодом меде.

Страха не было, только злость на собственную беспомощность и непонимание. Абсолютное непонимание, которое не пускало мысли дальше вопроса "Почему?" и упиралось в острый локоть Ричарда.

Неожиданно я стукнулась головой о что-то твердое, а шуба начала стремительно соскальзывать, будто подхваченная цепкой рукой. Пальцы слабо слушались, утратив чувствительность в ледяной воде, но теперь понемногу начали двигаться, а вода теплеть. Ухватившись за кончик пояса, я почувствовала, на себе всю мощь озера надо мной, но шубу все еще тянуло... куда-то. Может на дно, а может и вверх. В любом случае, в воде мне не против кого сражаться за свою жизнь, а вот на суше я всё еще могу что-то предпринять, кем бы не был мой спаситель.

Только бы он успел меня спасти... Вода такая тяжелая.. А воздуха так мало...

— Вот так, вот так... — тихий довольный шепот у самого уха прогнал последний ужас и вернул глазам способность видеть.

Вороньи перья щекотали щеку и окончательно привели меня в себя.

— Ричард!

— Он разбирается с детьми, — тяжело вздохнул Мрак и выпустил меня из своих объятий, оставляя лежать на осенней траве. Сам же бог устроился на земле, запахивая перьевой халат на голой груди и обхватывая руками колени. Абсолютно тёмные глаза внимательно прошлись по моему мокрому платью. Морщинки у рта стали отчетливее, когда мужчина... Мужчина ли? Хотя, раз мы его дети, то еще какой мужчина! Мрак был недоволен. Легкие слова, тихий шепот тонких черных губ, таких черных, будто их хозяин ел черную смородину за завтрак и ужин, и я снова наслаждаюсь теплом шерсти и теперь уже ощущаю напоенный влагой и тайной ночной воздух чужого мира. Ветер колышет траву, напевая колыбельную и приглашая душу уснувшего под его пение в путешествие. Далекое. Славное. Безопасное. Легкое, как перо, подхваченное дыханием домашнего кота.

— Знаешь, я, наверное, самый глупый из богов. И поэтому самый жестокий. Я одариваю своих детей, не зная меры. Спасаю их жизни. Берегу их души, выдирая их боль собственными когтями. Я даю им силу, стоит лишь только попросить. Просто попросить. Искренне и именно тогда, когда им нужна моя помощь. Так или иначе, я всегда со своими детьми. Но одаренные с такой легкостью они не знают цену моему дару и силе. И тогда мне приходится их наказывать. А наказываю я жестоко. Я глупый и обманутый собственными неблагодарными детьми. И я наказываю смертью их невежество.

— А Ричард не просил вас о помощи? — медленно спросила я, изо всех сил стараясь разборчиво шевелить замерзшими губами. От теплого прогретого воздуха их неприятно покалывало, но понемногу отпускало.

— Нет. Как и Каспий. Именно поэтому я называю таких, как они, своими жрецами, а не детьми. Мои жрецы мне не молятся.

— Чего они хотели? — вяло поинтересовалась я.

— Убить Ричарда, а потом вернуть меня в ваш мир, — Мрак печально усмехнулся. — Можно подумать, это так просто. Но все же трое на одного Ричарда — это оскорбительно. А тут еще Каспий...

Чуть подавшись вперед, я попыталась заглянуть в темную гладь озера, но Мрак покачал головой. Тяжело вздохнув, я снова уселась на траву.

— Ричард не выносит оскорблений. А сейчас еще и брат рядом. Он ведь убьет их, — заметила я.

— А ты этого не хочешь? — полюбопытствовал бог, чуть склонив голову.

Я попыталась пожать плечами, но мешала накатывающая усталость и тяжелая шуба из шоприков. Организм отчаянно хотел отдыха, испуганный и утомленный, но разве уснешь в другом мире, сидя напротив бога?

— Не могу ему указывать, кого убивать, а кого миловать, — наконец сказала я.

— Можешь! — бог вдруг подался вперед и схватил меня за плечи. — Я говорю тебе — можешь! Вот именно ты — можешь! И ты будешь это делать, поняла?! Он отвоевал себе право судить других, а я даю тебе право судить его!

— Снова одариваете того, кто этого не стоит?

— Прости, девочка, но это подарок Ричарду, а не тебе. И да, с тебя я спрошу втрое строже за твои суждения. Суди мудро, как твоя мать, ты ведь женщина и это твоя природа. Это в вас есть... — холодные руки прошлись от плеч к лицу и остановились на щеках, заставляя смотреть в бездонные и такие грустные глаза.

— Хорошо.

— Не понял, — Каспий удивленно уставился на свой горящий рукав рубашки. Обугленные остатки волшебной палочки в его пальцах еще дымились и пускали едкий запах паленой шерсти кабана.

— Мертвая материя, да, миледи? — усмехнулся Ричард и чуть пнул носком всё, что осталось и от его палочки. — Все, что когда-то было живым, в вашей власти?

Девушка чуть кивнула, польщенная признанием собственных талантов, а один из ее спутников победно и чуть картинно вскинул свою палочку, чтобы нанести последний удар по досадной помехе.

Аметистовая искра сорвалась с кончика заточенной кости и медленно поплыла к груди Ричарда. Вторая искорка так же медленно стекла с палочки и поплыла к Каспию.

Безумно интересное смертельное проклятие очень специфического действия. Да, оно по определению убивало, как и положено любому смертельному проклятию, но делало это с каким-то моральным садизмом. Сам импульс был небольшой, двигался медленно, но жертве от него было не убежать. Фиолетовый огонек плыл не по четкой траектории, а строго за своей жертвой. Действительно медленно двигался в пространстве, позволяя уйти, убежать, отползти... но все равно не давая спастись, настигая порядком измотанную постоянной степенной погоней равнодушной, но упрямой смерти. И эта медленная неотвратимость сводила с ума.

Бежать Ричард даже не пытался.

Он просто поставил мощные щиты. Руками.

И от души посмеялся про себя удивленным лицам детей, которые не поняли, каким взрослым им не посчастливилось испортить отдых.

Как же Экзор ненавидел свои дни рождения!