— А, верно. Ох, какая в ней стояла холодина! Неудивительно, что я постаралась её забыть. Надо было сразу сообразить, что теплоизоляция в ней никакущая. Как вспомню, что холодный ветер с залива дул строго к нам в салон, и прогреть её до мая не получилось бы даже у вулкана... Бр-р-р! Помнится, мы тогда оба заливались соплями каждую зиму, пока не нашёлся какой-то идиот, купившийся на красивый вид. А что с ней?

Муж перевернул страницу, продираясь сквозь дебри терминологии:

— Похоже, мы только что выплатили за неё ипотеку.

Жена издала победный визг:

— Аминь. Теперь мы можем, наконец, забыть её, как страшный сон. Зайди на кухню, захвати пакет попкорна и пару бутылок пива, и поторопись, — через две минуты, где бы ты ни был, я нажму «Play».

Мужчина аккуратно запаковал банковское уведомление обратно в конверт:

— Подумать только, Рыжик, двадцать пять лет. А для меня это было словно вчера. Солнышко, ты уверена, что хочешь провести годовщину знакомства, сидя перед телевизором и пожирая попкорн? Может, выберемся куда-нибудь, а сериал посмотрим завтра?

— Ты издеваешься?! Это же первая серия нового сезона!

* * *

Двадцать семь лет назад

Он стоял в дверях спальни и смотрел, как его жена швыряет платья в жадный зев раскрытого чемодана.

— Послушай... — начал он, но голос изменил ему.

— Нет, это ты послушай! — Жена разъярённой фурией обернулась к нему, и он отшатнулся, не выдержав яростного огня в её глазах. — Я ухожу, ясно? И забираю детей! Отодвинься от меня, старый похотливый кобель!

Мужчина слушал, как горькие слова жены, подобно каменным плитам, запечатывают склеп, похоронивший их отношения.

— Подожди. Не уходи. Не надо.

— Почему? — Очередное платье полетело в чемодан. — Потому что тебе нужен кто-то, стирающий твои носки, пока ты брюхатишь красоток на рабочем столе? Ты, небось, и в начальники отдела пошёл только потому, что теперь у тебя есть запирающийся кабинет!

Всё происходило вовсе не на рабочем столе, а в чулане, в котором уборщица хранила чистящие средства и запас тряпок, или в дешёвых отелях с почасовой оплатой, но мужчина инстинктивно понял, что сейчас не лучший момент об этом упоминать.

— Потому что я люблю тебя.

— Ты избрал чертовски неправильный способ доказать свою любовь, — женщина рассмеялась ему в лицо и попыталась захлопнуть чемодан. У неё не получилось, потому что торчащие края платьев мешали защёлкнуться замкам. — Я пришлю тебе документы на развод.

— Нет! — Земля уходила у него из-под ног, и он съехал по стене на пол.

— Да.

— Подожди! Я был неправ! Я очень, очень сожалею!

— Конечно, сожалеешь. Потому что теперь некому будет готовить тебе ужины и ждать тебя дома с очередной случки!

— Нет!!! Не поэтому! Я не хочу тебя терять!

— Ты меня уже потерял.

Он смотрел, как любовь всей его жизни уходит из неё. Как убедить её в том, что она — единственный человек, имеющий для него значение?

Она остановилась в дверях, поставила чемодан и обернулась к нему.

— Почему? Мне важно знать. Почему ты это сделал? Тебе не хватало меня?

— Потому что... — Он замялся. — Потому что мне вот-вот стукнет пятьдесят. Я задыхаюсь, когда поднимаюсь в гору. Я не могу читать мелкий текст вблизи. Когда мне говорят что-то, а я не сосредоточен на говорящем, мне приходится переспрашивать. Морщины у меня на лбу перестали разглаживаться, а сам лоб доходит почти до макушки. Раньше я мог пробежать десять километров, сейчас после двух минут бега у меня начинает колоть в боку. — Он перевёл дыхание, по-прежнему сидя на полу, являясь живой иллюстрацией собственных слов. — Я старею. Но внутри я чувствую себя ещё молодым, сильным и здоровым. Как я мог убедиться, какой я — настоящий? Тот, что внутри, — сильный, смелый, задорный, душа компании и заводила, — или тот, что снаружи, — развалина, не распадающаяся только потому, что она затянута в костюм? Кто я на самом деле, эффективный специалист, который может реорганизовать работу отдела в «Рэд Хук Энтерпрайз», или плывущий по течению тюлень, которого отфутболили на руководящую должность, чтобы он не мешал делать настоящую работу? Я не могу спросить тебя, потому что ты знаешь меня внутреннего лучше, чем я сам себя знаю, но совсем не видишь меня внешнего, а больше мне не к кому обратиться. Как мне узнать правду? Как понять, жив я ещё, или мне уже пора откладывать на похороны?

— Лучше бы откладывал. Сейчас это было бы очень кстати.

Она стояла, опустив чемодан и постукивая по нему туфелькой. Он купил ей эти туфли несколько дней назад и преподнёс вчера вечером на годовщину знакомства, сказав, что они стоили на сто двадцать долларов больше, чем на самом деле. На отмытые таким образом из семейного бюджета сто двадцать долларов он купил красивое ожерелье для той, другой женщины. Ещё один поступок, о котором он сейчас сожалел. О, если бы он мог отмотать время на полтора месяца назад, когда его жизнь стала намного сложнее!..

Он поднял руку и показал ей часы «Tissot» на запястье:

— Я как эти часы, понимаешь? Потёртый корпус, тронутый ржавчиной браслет, исцарапанное стекло. Но внутри механизм, который всё ещё точно отсчитывает время. Как понять, что истинно? Они старые или ещё годные?

— И ты в великой мудрости своей решил обратиться к стороннему эксперту?

— Мудрость — это не то слово, которое я бы использовал, но, образно говоря, да.

— И каким же было заключение эксперта?

— Надо восстанавливать форму, сбросить вес, качать мышцы груди и пресса. Потому что колоть в боку начинает после двух минут не только бега. В целом могу сказать, что обращение к эксперту того не стоило.

Она ждала продолжения, сложив руки на груди и не переставая постукивать по чемодану.

— И ещё мне было любопытно. Понимаешь, мы с тобой вместе двадцать семь лет. Тебя я знаю. Я знаю, как ты реагируешь на мои ласки, я знаю, как ты движешься, как вздыхаешь. Другая женщина... Когда мы познакомились, я был... У меня никогда в жизни не было другой женщины.

Туфелька замерла.

— Это была первая женщина за всю нашу совместную жизнь?!

— Это была вторая женщина за вообще всю мою жизнь. Я не испытываю к ней никаких эмоций. Ну, разве что кроме признательности. О любви и речи быть не может. Только любопытство и желание почувствовать себя молодым. А оказалось, что это как почесать спину о стену. Приятно, да, но ничего такого, чего нельзя сделать дома. Что ж, любопытство удовлетворено, а желание почувствовать себя молодым разбилось о реальность. Я действительно люблю тебя, только тебя, и обещаю... Если ты вернёшься... Я никогда больше не буду смотреть на других женщин.

Она задумчиво стукнула туфелькой о чемодан в последний раз, принимая решение.

— Я выслушала твои аргументы, а сейчас я уйду и буду думать. Помни вот о чём. Я тоже не молодею, и мне тоже хочется почувствовать себя живой. Сейчас счёт два-один в твою пользу. Когда... И если... Я вернусь, то вопрос о текущем счёте будет последним вопросом, который ты задашь в нашей совместной жизни. И чтоб не было недопонимания, то же самое произойдёт, если я узнаю, что на твоей половине табло появилась цифра «три».

Она подняла чемодан, уходя в стылый промозглый октябрь. Хлопнула входная дверь. Но холод октября не мог сравниться с холодом, сковавшим его сердце.

Эту годовщину их знакомства он отметил тем, что рухнул в жуткий, тупой, беспросветный запой, последовательно пройдя весь путь от выдержанного виски из домашнего бара до бормотухи из пластиковой канистры, купленной в какой-то подворотне за наличные. В бормотухе была почти вся органическая химия, включая метанол, но мужчина решил закрыть на это глаза.

Первым, что он увидел, придя в себя в больнице четыре дня спустя, было лицо его жены.

* * *

Тридцать девять лет назад

— Солнышко моё!

Он подхватил её на руки и закружил. Она счастливо рассмеялась. Её ярко-рыжие волосы взметнулись на ветру и вспыхнули под лучами тусклого октябрьского солнца, словно язычки пламени, отгоняя холод приближающейся зимы.

— Что-то ты подозрительно радостен для человека, только что общавшегося с банком, — выгнула бровь она после обязательного поцелуя.

— И есть от чего радоваться, — подтвердил он, опуская её на землю. — Нам одобрили ипотеку!

— На каких условиях?

— На двадцать пять лет, будем платить и основной фонд, и проценты, с привязкой к индексу цен.

— Ну... Стандартные условия. А что по утверждённой сумме?

— А это самое приятное. Помнишь ту квартирку на Бэй-вью?

— С панорамными окнами на океан? Только не говори, что она нам теперь по карману!..

Он послушно замолчал, любуясь золотыми искрами в её глазах. Она на секунду задумалась, а затем победно вскинула руки:

— Ура-а-а! У нас будет своё жильё!

— Хороший подарок к пятнадцатой годовщине знакомства, да, Рыжик? — он снова поцеловал свою жену, взглянул на наручные часы на потёртом браслете и потянул из кармана визитку. — Так что, я звоню тому агенту по недвижимости? Сейчас только три, он ещё должен работать... Где ближайший таксофон?

* * *

Сорок три года назад

Входная дверь скрипнула, пропуская внутрь морозный, пахнущий осенью воздух. Жена сбросила сапоги у входа, встряхнула зонтик и поставила его на пол открытым, чтобы просушить.

— Привет! Я дома!

Муж высунулся из кухни, на которой пытался приготовить ужин к её приходу. К сожалению, его кулинарные таланты оставляли желать лучшего. Из кухонной двери валил сизый дым.

— Привет, солнышко. Прости, у меня там котлеты...

Она втянула дым носом:

— Ничего страшного, можешь уже не торопиться. Я надеюсь, они успели раскаяться в своей ереси, прежде чем ты предал их в руки светской власти для аутодафе?

Он разочарованно потыкал в спёкшийся комок фарша деревянной лопаточкой:

— Что, совсем плохо? Я так хотел приготовить что-нибудь вкусненькое!..

— Дорогой, ты сможешь прославиться на весь мир, если напишешь книгу рецептов и озаглавишь её «Карательная кулинария». Давай просто закажем пиццу?

Муж помрачнел.

— На какие шиши гуляем? Ты же знаешь, что я уже три месяца не могу найти даже подработку!

— Проедим мои накопления.

— А чем мы будем платить за коммуналку в следующем месяце?

— Я рассчитываю, что в следующем месяце платить за коммуналку будешь ты. — Она показала ему конверт: — Тебя приглашают на собеседование, и не куда-нибудь, а в «Рэд Хук Энтерпрайз». — Жена ладонью растрепала его густые, чёрные волосы: — Сейчас поедим пиццу, потом снимем остатки с моего счёта, а затем поедем в торговый центр, сделаем тебе стрижку и найдём хороший, качественный костюм. Хорошо, что у тебя приличные часы. Ты должен выглядеть так, как будто это ты делаешь им одолжение, согласившись на работу в их шарашкиной конторе, а не наоборот.

Муж схватил протянутый ему конверт, вытянул из него лист и вчитался:

— Слушай, действительно, «Рэд Хук Энтерпрайз»! Ух, только бы меня взяли!

— Возьмут, куда они денутся! — Жена отвернулась к холодильнику, выискивая среди множества наклеенных на него магнитиков рекламу пиццерии. — У тебя диплом с отличием. Да и вообще, тебя не могут не взять!

— Почему?

— Потому что это письмо пришло в самый счастливый день в нашей жизни. Ты ведь помнишь, что произошло в этот день одиннадцать лет назад?

— Конечно! — он обнял жену и поцеловал её.

— Ага, значит, помнишь. Подарок где?

* * *

Пятьдесят один год назад

Однокомнатная квартира площадью шестнадцать квадратных метров представляла собой узкий длинный пенал, протянувшийся от одной внешней стены до другой в десятиподьездном шестнадцатиэтажном доме уплотнённой застройки. Единственные два окна квартиры размещались в противоположных её торцах, и поэтому она продувалась так, что в середине можно было ставить ветрогенератор и обеспечить электричеством весь дом. Риэлтор, убедивший их снять именно это жильё, утверждал, что такое расположение окон позволит летом сэкономить на кондиционере. На самом деле это означало, что всё лето в квартире дул непрекращающийся самум с температурой воздуха около сорока градусов. На кондиционере, действительно, получилось сэкономить, потому что включать его не было никакого смысла: те крупицы прохлады, которые старый, дребезжащий агрегат умудрялся выдавить из себя, мгновенно выдувались в окно и рассеивались в мареве летних улиц. Зимой в комнате царил арктический холод, стакан чая остывал за пару минут, а воду в бутылках поутру покрывал тонкий ледок.

Он вошёл в дверь, сбросил с плеч рюкзак, повесил свою единственную куртку на исполняющий роль вешалки гвоздь и потопал ногами, стряхивая с ботинок капли октябрьского дождя и налипшие листья. Снизу заколотили в потолок. Шумоизоляция в многоэтажке из монолитного железобетона была такой, что люди в соседних квартирах могли переговариваться, не повышая голоса.

— Простите! — крикнул он в пол, влез в разношенные домашние тапочки и пошлёпал в сторону кровати.

— Привет, — произнесла она, сидя по-турецки на единственном стуле за столом, расположенным прямо под окном в торце комнаты за кроватью. — Ты сегодня рано. Что-то случилось?

— Привет, солнышко, — он подошёл к ней и зарылся носом в её рыжие волосы. — Нет, ничего особенного, просто сегодня в нашей забегаловке было мало клиентов, я управился с уборкой быстрее обычного, так что шеф позволил мне уйти до трёх. Как твои дела? Всё сидишь над дипломом?

— Да, — она потёрлась головой о его подбородок и сладко потянулась, вытянув руки в стороны, а затем обвив ими его шею. — У меня тут проблема с ротором турбины. Если сделать его из стали, то при вращении на полной скорости его лопатки разорвёт в клочья центробежной силой. А если лопатки сделать из более тонкого и лёгкого материала, поток воздуха будет их корёжить.

— То есть тебе нужен крепкий и в то же время лёгкий материал, — задумался он. — Титан пробовала?

— Выходит за рамки сметы, — скорчила гримаску она и потёрла свою шею ладонью.

— Тогда делай лопатки из бальсы.

— Из дерева?! Лопатки турбореактивного двигателя?!

— Да. Просто не говори напрямую, что это бальса. Сделай сноску в конец текста: «Поскольку этот диплом никто никогда читать не будет, отсюда и дальше я предполагаю, что лопатки сделаны из бальсы». И после сноски в тексте делай все расчёты для фанеры. Должно помочь.

1234

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓