Я вам не Сталин... Я хуже!

Я вам не Сталин... Я хуже! Глава 10. А жизнь то... Продолжается!

Фаина Раневская:

«Думайте и говорите обо мне что пожелаете. Где вы видели кошку, которую бы интересовало, что о ней говорят мыши?».

Старинов, Илья Григорьевич:

«Те, кто считает, что время нельзя повернуть одним толчком, не видели, как уходит под откос железнодорожный состав».

Пикколо Макиавелли «Государь»:

«При этом надо иметь в виду, что нет дела более трудного по замыслу, более сомнительного по успеху, более опасного при осуществлении, чем вводить новые учреждения. Ведь при этом врагами преобразователя будут все, кому выгоден прежний порядок, и он найдет лишь прохладных защитников во всех, кому могло бы стать хорошо при новом строе».

На совещании в кремлёвском кабинете по поводу только что случившегося катаклизма, не мог не вспомнить Высоцкого:

«"Что там было? Как ты спасся?" -

Каждый лез и приставал,

Но механик только трясся и чинарики стрелял.

Он то плакал, то смеялся, то щетинился, как ёж.

Он над нами издевался — ну сумасшедший, что возьмёшь?».

Я не трясся, не «стрелял», не смеялся, не щетинился и, тем более — не плакал…

«Те кто выжил в катаклизме

Пребывают в пессимизме…».

Никакого «писецТсизма» — само ледяное спокойствие.

На вопрос: «Что там было?» — отвечал кратко, но при этом крайне информативно:

— Там была полная жоппа.

Ибо, чем меньше на рублике говоришь — тем тяжеловеснее каждое твоё слово.

На второй вопрос — «Как ты спасся?», мой ответ был более пространным:

— Предлагаю наградить товарищей Берию и Власика званием «Герой Советского Союза», с вручением Ордена Ленина и медали «Золотая звезда»… Хм, гкхм… Посмертно.

Подняв руку:

— Кто «за»? Принято единогласно.

По ходу первого моего совещания в Кремле, Поспелов Пётр Николаевич — главный редактор газеты «Правда», несколько раз подходил ко мне с несколькими вариантами «хроники происшествия», из которых я выбрал наименее фантастичный и слегка собственной рукой отредактировав — разрешил опубликовать в средствах массовой информации СССР…

Но от уже принятого решения — законно репрессировать его при первой же возможности, отнюдь не отказался.

Но конечно же главным вопросом того совещания был:

— Что делать, товарищ Сталин?

На классический вопрос, ответ тоже должен быть классическим:

— Сухари сушить!

Мысленно поугорав над их обескураженными физиономиями, успокаиваю:

— Шютка! Мал-мал капказский пошутилка, товарищи наркомы и исполняющие их обязанности. Если же серьёзно, то вы должны как и прежде — исполнять свои должностные обязанности. Больше ничего делать не надо…

Слегка рыкнул на них, шоб боялись:

— …И даже не вздумайте!

Действительно, член Политбюро Вячеслав Молотов, к примеру, являлся в тот исторический период одновременно Председателем Совнаркома — главой Советского правительства и Наркомом иностранных дел…

Кто-то берётся утверждать, что он спал и ночевал на трёх своих должностях и причём — одновременно в трёх креслах и, теперь без него — «всё пропало»?

Конечно, нет!

У него были «негры» — заместители то бишь, которые и пахали за него. Сам же Вячеслав Михайлович, хорошо что ещё успевал особо не вникая расписываться в наиболее важных документах…

Да и то — далеко не факт.

На посту Председателя СНК, заместителем Молотова формально считался практически любой нарком. Фактически же, его обязанности выполнял Яков Ермолаевич Чадаев — имевший огромный послужной список и, надо полагать — не менее огромный опыт работы на высших (не партийных!) государственных должностях.

Знаете такого?

Конечно ж, нет — на хрен знать какого-то негра…

То ли дело, сцуко, товарищ Молотов!

И тем не менее, в годы Великой Отечественной войны — когда Сталин являлся Председателем Совнаркома СССР, правительственные постановления публиковались в печати за двумя подписями: его и Чадаева.

Так неужели Яков Ермолаевич не справится с Совнаркомом без Молотова?

На этот счёт у меня нет сомнений.

Заместителем Молотова на должности Наркома иностранных дел, был Андрей Януарьевич Вышинский…

Ну, этого то, кто не знает!

Конечно, на него грязи вылито немало — сравнимо со Сталиным и Берией… Но одного не отнимешь: это был очень жёсткий человек и при этом — умный, по-европейски образованный, блестяще владеющий несколькими языками и обладающий незаурядным ораторским искусством.

Все будущие крупнейшие международные конференции, такие как Ялта и Потсдам, не проходили без участия Вышинского. Он же активно разрабатывал и послевоенное устройство мира.

Иностранные коллеги отзывались о Андрее Януарьевиче — как о вежливом, учтивом дипломате — вмиг превращающийся в какой-то разъярённый вулкан ненависти, если дело касается международных интересов страны.

Так кто же на должности Наркома иностранных дел СССР, может быть лучше его?

По крайней мере, я таких не знаю.

Ну а чуть позже, я к нему молодого Андрея Громыко подтяну — «на вырост», так сказать.

Точно такая же, или почти такая же бодяга и, с остальными членами и кандидатами в члены, ныне покойными, у каждого из которых были пахавшие за них заместители. Правда, вместе с Калинином — Председателем Президиума Верховного Совета СССР, утонули и оба его заместителя: Председатель Совета Союза Верховных Советов СССР Андреев и Председатель Совета национальностей Верховного Совета СССР Шверник.

Хрен как говорится с ними, но я не про это.…

Этот случай был единичный и при этом пострадал больше всего — вовсе не этот орган высшей законодательной власти страны, а советский балет — лишившейся мощной поддержки этого козлобородого лезбиянца.

Так по нему мы и так — «впереди планеты всей».

Ну, отстанем чуток и что?

Ничего страшного!

С остальными наркоматами — всё пучком.

Например, Председателем «Государственной плановой комиссия при СНК» (Госплан СССР) был Вознесенский… После его гибели ВРИО этой должности стал его заместитель Максим Захарович Сабуров.

Что-то изменится с государственным планированием в худшую сторону?

Уверен, что нет.

А вот в лучшую — вполне может быть.

Были заместители и у Кагановича — наркома путей сообщения, Микояна — наркома внешней торговли, Маленкова — начальника Управления кадров ЦК ВКП(б)…

Про Берию Лаврентия Павловича я уже говорил, ну а Ворошилов — так тот вообще: на момент своей смерти, был практически пустым местом. А у пустого места, как правило, заместителей не бывает.

Так что конца света не случилось!

В народе в таких случаях обычно говорят:

«Померли Охримы, да и хрен с ними».

Был поднят вопрос и о том, что делать с утонувшим Мавзолеем и главное — с телом Ленина.

Было даже предложение привезти с Донбасса шахтёров-стахановцев, мобилизовать московских комсомольцев и, в ударном темпе — к следующей годовщине великого Октября откопать Мавзолей и поставить его на место, чтоб руководству было откуда на парады в честь очередной годовщины смотреть. Если получится — то даже бункер отрыть, чтоб извлечь из него тела погибших делегатов — для их захоронения в виде серого порошка в кремлёвской стене… Другие предлагали объявить об международном конкурсе мемориала у той же стены в память погибших.

Я был в принципе не против, но в свою очередь предложил проконсультироваться со специалистами и вызвать сюда кого-нибудь из «Метростроя».

И часа не прошло, как никому не известный капитан с петличками танкиста привез самого «отца советского метро» — Павла Павлович Роттерта и, тот попеременно краснея и бледнея, безбожно заикаясь — панически-истерически-категорически отверг саму такую возможность:

— Товарищи! Ради Маркса не делайте этого! При попытке откопать Мавзолей — провалится под землю весь московский Кремль!

Мне осталось лишь беспомощно развести руками:

— Ну, вот видите? Так что нам не остаётся ничего другого, как засыпать ту яму и восстановить брусчатку Красной площади — чтоб на ней можно было парады в честь Великой октябрьской революции проводить. А руководство страны, любоваться ими может с кремлёвской стены — там даже виднее, ибо обзорность выше.

— Насчёт увековечивания памяти погибших товарищей, же…

Походив и, типа подумав:

— …Лучшим мемориалом нашим погибшим товарищам, будут наши успехи в деле построения социализма в нашей стране, укрепления её обороноспособности и успехи СССР на международной арене.

На этом я закончил совещание, запланировав вновь встретиться с наркомами и исполняющими их обязанности, после завершения Внеочередного всесоюзного съезда народных депутатов — на котором я официально вступлю в должность Председателя Совета Народных Комиссаров СССР и объявлю о некоторых конституционных реформах.

Все эти важные события, без всякого преувеличения — переломных и судьбоносных в истории страны, произойдут после окончания трёхдневного траура — 23 января…

Время, как быстро летит время!

Уже практически полторы недели я в теле Реципиента, а фактически ничего ещё не сделано.

* * *

Наконец-то все вышли, оставив в кабинете троих уцелевших посвященных: Поскребышева, Косынкина и Виноградова.

Я сразу предупредил:

— Не спрашивайте что произошло, друзья, чтоб мне не пришлось вам врать.

Скажи им, всю правду: что всё началось из-за того что я не подумав как следует — приказал Власику установить блок-пост перед въездом на Ближнюю дачу, чтоб мне не докучали сталинские детишки… После чего последовала вся эта цепь невероятных событий — приведшая к столь трагическим событиям…

Что сын Сталина был формальным главой(!) антисталинского заговора… Что из чувства самосохранения, я залюбил мозги Хрущёву якобы у меня имеющейся порнушкой(!) с его коровой… И, он как последний лох поведшись на такой тупой развод, в целях неразглашения этого фейка расстрелял Политбюро… Что в результате моего договорняка с ним в сортире(!), тот по моему совету взорвал подземный бункер с партсъездом — от чего ушёл под землю Мавзолей с Лениным…

Нет!

Только не это — пусть думают, что хотят. Всё равно до такого не додумаются — ибо это…

За гранью добра и зла!

Впрочем, у Косынкина уже был готов ответ:

— В том что произошло, чувствуется воля ЕГО(!!!). ОН(!!!) Вас послал к нам, он и Вас и уберёг.

Внимательно посмотрел на него:

Кажется вместо просто умного, исполнительного и преданного Власика, я получил вдобавок и ещё религиозно-фанатичного Начальника личной охраны. Правда, нам с ним ещё работать и работать: в службе охраны Кремля и меня лично — обнаружены серьёзные изъяны.

Виноградов, тоже был такого же мнения, хотя менее эмоционально и крайне осторожно согласившись:

— Иначе это ничем не объяснишь.

И только Поскрёбышев сохранив хладнокровие, задал конструктивный вопрос:

— Иосиф Виссарионович! Не считаете ли Вы, что после смерти Лаврентия Павловича и Николая Сидоровича, число «посвящённых» должно быть увеличено?

Я задумался:

Действительно, что мы имеем в «сухом остатке»?

Секретарь — ходящий «отдел кадров», скрещённый с арифмометром.

Вчерашний пограничник — хотя и боевой, но ещё не освоившийся на новой должности и скорее всего человек ограниченный службой.

И профессор медицины, который в соответствии с уровнем современной медицины — разве что клизму могущий профессионально поставить, да посоветовать чаще ходить пешком.

Всё это конечно здорово, но…

Маловато будет!

Спрашиваю:

— У Вас есть кто-то на примете, Александр Николаевич?

Тот, прячет глаза:

— После вашего рассказа про будущее, Иосиф Виссарионович, я просто не решусь кого-либо рекомендовать… Вам виднее.

На другое я и не рассчитывал: секретарь — он и в Африке секретарь. Исполнит всё что угодно, но вот подсказать что…

На то существует шеф!

А «шеф» напоминаю — это я.

Посмотрев в окно, где заметно вечерело:

— Так, так, так… Завтра с утра у меня будет рабочая встреча с одним капитаном — который в данный момент тусит в секретарской…

Пора наконец познакомиться с моим «поддельником» и сделать ему предложение, от которого тот не сможет отказаться.

— …Но это пожалуй к делу не относится.

С закрытыми глазами, в несколько секунд перебрав все известные мне варианты:

«Так, так, так… Кого ещё?».

Озарение пришло как всегда неожиданно:

— Завтра днём судя по всему, я буду шибко занят на траурных мероприятиях — посвящённых сегодняшнему происшествию… А вот вечером соберите мне в этом же кабинете следующих лиц: Льва Захаровича Мехлиса, Глеба Максимилиановича Кржижановского, обоих братьев Бонч-Бруевичей — Михаила и Владимира Дмитриевичей, Розалию Залкинд по прозвищу «Землячка» и… Эх, жалко, что Антон Семёнович Макаренко уже умер…

Чуть не хлопнув себя по лбу:

— …И Виктора Николаевича Сороку-Росинского. Если кто-то из них находится не в Москве — как последний, то вышлите за ним мой личный самолёт.

Подумав ещё:

— Но их «посвящение» должно происходить не так как вас — то была чистейшей воды импровизация с целью легализации, а…

Вкратце рассказал первый пришедший в голову «сценарий» — а стало быть и самый верный и, на этом мы на сегодня расстались. Поскрёбышев остался в секретарской — ибо там всегда есть чем заняться, Виноградов направился в Кремлёвскую поликлинику — там кому-то стало плохо, а мы с Косынкиным поехали на Ближнюю дачу.

На сегодня всё!

* * *

Всё, да не совсем всё…

Когда мы с новым Начальником охраны приехали на блок-пост, чтоб снять с него стажёров, тех оказалось всего четверо… Отсутствовал и старший — сержант Ерофеев.

На недоумённый вопрос Косынкина — а где личный состав, те отвечают, стеснительно поглядывая на меня:

— Ужинают на даче у товарища Сталина.

Спохватываюсь:

— Ах, да… Я же сам им предложил харчеваться у себя — ибо, про них похоже забыли за этой кутерьмой. А вы то как, товарищи бойцы? Не голодны?

Гаркают хором:

— А мы уже недаром поужинали, спасибо!

Первым делом представившись новым Начальником охраны, Косынкин их озадачил:

— Скоро за вами приедет машина: дождётесь возвращения своих товарищей, сворачивайтесь и отправляйтесь в своё подразделение. Считайте, что испытательный срок уже прошли: три дня отдыха и приступить к исполнению обязанностей по охране товарища Сталина.

— Служим трудовому народу!

Люди дисциплинированные и про Власика ничего спрашивать не стали. Не стали говорить ничего и мы: в своё время сами узнают…

Зачем раньше времени настроение портить людям?

Кстати…

Когда подъехали к даче, я:

— Петр Евдокимович! Только ничего не говори моей сегодня про сегодняшнее… Задолбает ведь до утра вопросами да своими бабьими «ахами» да «охами», а я сегодня выспаться хочу. С утра «обрадую» и сбегу на работу.

Улыбается краешками губ:

— Хорошо, Иосиф Виссарионович.

Валентина Васильевна встретила нас уперев в бока руки и с подозрением принюхиваясь:

— Что так поздно?

— Дел сегодня было много — едва разгрёб.

«Сама попробуй целый партсъезд за день закопать и Мавзолей с Лениным вдобавок!».

Недоверчиво оглядывает с ног до головы:

— А чё опять напялил какое-то старьё?

Поглядывая на вытертые чуть ли не насквозь рукава старенькой сталинской шинели:

— Это рабочая форма одежды: по запарке забыл переодеться.

Иронично хмыкает:

— Хм… Ты бы ещё в строительной каске домой припёрся.

«Мда… Каска и шахтёрский фонарик во лбу, пожалуй, сегодня были бы не лишними».

Затем, настроение у моей изменилось и она чисто по-женски жалеючи:

— Не замёрз хоть? Опять поди «гавкать» всю ночь будешь и неделю носом шмыгать…

Удивительно, но за весь день, не помню чтоб чувствовал холод. Стресс должно быть и выделяющийся в избытке адреналин.

Пожав плечами:

— Сегодня на работе было жарковато: пахал как сам Стаханов в забое — только успевали оттаскивать и, замерзать было некогда.

Из малой столовой раздавались молодые голоса и звонкий девичий смех.

На мой немой вопрос, моя супружница озабоченно отвечает:

— Светка сержанта твоего охмуряет.

Ерофеева однозначно, больше среди стажёров никаких сержантов не заметил.

Интересуюсь:

— Ну и как успехи?

Вздыхает:

— Замуж пора выдавать девку, пока не испортилась…

Клюя носом:

— Раз «пора» — значит выдадим. Ты бы это, мать… Накрыла бы нам с Петром Евдокимовичем на кухне.

Спохватывается:

— Ах ведь и правду: чего это я стою — с вами лясы точу?! Мужиков же кормить надо…

И уже на бегу:

— …Водку то пить будете?

— Водку? Водку пить будем.

Косынкин, непреклонно-категорически:

— Я не буду, товарищ Сталин: исполняю обязанности.

Бурчу по-стариковски:

— Ну и на хер мне всё это «диктаторское всесилие», если уж и выпить не с кем? Не… Всё-таки надо было валить на пенсию, чтоб спиваться не в одиночку — аки бирюк какой, а в дружной компании…

Но настаивать не стал.

Не успели мы с Начальником охраны опустошить по тарелке борща, а я вдобавок закинуть за воротник пару стопок «Особой московской», как на кухню слетает перевозбуждённая Светка и «шепчет» на полдома:

— Папка, можно тебя на минутку?

— Меня не только «можно» — но и нужно. Но сперва поздоровайся с Петром Евдокимовичем.

Та, даже нечто вроде «книксена» сделала…:

— Здравствуйте, Петр Евдокимович!

До чего воспитанный ребёнок, ё!

…После чего бесцеремонно вытащила меня за рукав в прихожую:

— Помнишь, что ты говорил по мужчину-охотника? «Чем больше за какой-нибудь «птичкой» по лесу бегаешь, чем больше при этом мозолей на ногах натрёшь и больше шишек на лбу набьёшь — тем «вкуснее» она потом тебе кажется»…

— Эээ… Ну, говорил. Я вообще в последнее время очень много чего говорю…

— А это правило и девушек тоже касается?

— Эээ… Дай соберусь с мыслями…

По ходу, она на этого сержанта Ерофеева «запала».

Ну, а что?

Парень молодой, видный: «вышел ростом и лицом, спасибо матери с отцом». Я б лучше в него «попал», чем в этого… Ээээ… Старпеда рябого.

Так что же ответить?

— С одной стороны всё верно: ведь в СССР с 1917-го года существует равенство полов и женщина также вольна «охотиться» за мужчиной — как и тот за ней… А с другой стороны, мы — мужчины, существа противоречивые! «Охотник» перестанет видеть в ней «дичь» — а точно такого же «охотника» как он сам и, мало того — соперника… Если конечно, речь не идёт об приверженце так называемой «однополой любви»… Ты понимаешь, о чём я?

Та, закусив губу:

— Понимаю…

Бурчу:

— Все вы всё «понимаете», а потом выскакиваете замуж за всяких педрил… Ты, плачешь?!

Обливаясь слезами, Светка больно ударила меня в грудь кулачком:

— Он никогда не будет на меня «охотиться»… Потому что я — твоя дочь, я — Сталина…

И завывая смертельно раненной волчицей, убежала к себе наверх.

Глядя ей вслед, процитировал одного из классиков великой русской литературы:

— «Что за комиссия Создатель…».

И все мои проблемы, самому же — враз показались такими мелочными, что хоть плачь:

«Мне выпить не с кем, за ней — никто не «охотится»… Повзрослев, Светлане придётся брать инициативу в свои руки и, оттого будут все её личные семейные трагедии. Бедный ребёнок…».

Закончив на оптимистической нотке:

— …А впрочем, жизнь продолжается.

* * *

На следующий день, прибыв с утра в свой кабинет, первым делом ознакомился с только что вышедшим номером «Правды», из-за траурной каймы и списка погибших — бывшим, как бы не втрое более толстый, чем обычный.

Собственно то, он и состоял из художественно-документального описания самой катастрофы и длинного списка-перечня её жертв.

Из первой части, простой советский человек мог узнать, что перед тем как стать жертвами, депутаты Съезда — под руководством Политбюро ЦК ВКП(б) и лично товарища Сталина, длительное время затыкали образовавшийся пролом в стене бункера своими — депутатскими телами…

И причём добровольно и с песТнями — распевая «Интернационал», то бишь!

Когда же депутатские тела наконец кончились, товарищи из Политбюро ЦК ВКП(б) поручили товарищам Берии и Власику — любой ценой найти выход и спасти «Вождя и Учителя». А сами навалившись на стальную дверь бункера, изо всех сил удерживали грунтовые воды — пока те были в поиске…

Товарищи Берия и Власик сумели найти аварийный выход из бункера и вывести товарища Сталина из подземелья наружу — на радость всему советскому народу, всем трудящимся всего мира и, просто — всему прогрессивному человечеству. А сами вернулись — чтоб вывести и его соратников…

Но тут новый удар стихии и все до одного умерли.

Я ржаль и плакаль, плакаль и снова ржаль… А редактору «Правды» мысленно пообещал:

«Весёлый ты парень, товарищ Поспелов! Тебя я убью последним».

Бегло прочитав список жертв и наскоро его проанализировав, я понял что перед тем нас навсегда покинуть — мои соратнички решили меня слегка «обуть», забыв пригласить на Съезд некоторых членов Центрального комитета ВКП(б), могущих оказать мне поддержку.

Сперва теряюсь в догадках:

«Неужели они не понимали, что Сталин заметит это?».

Потом вдруг осенило:

«Ах, да! Мнимый мини-инсульт… Виноградов предупредил их, что после него товарищ Сталин ведёт себя странно, может не узнавать кого-то. А потом при первой же встрече на Ближней даче, они сами убедились — что со зрительной памятью у него что-то не так… Например, я не смог узнал Андреева и это видимо было замечено».

Ну, что ж…

В любом случае, всё что не делается — делается к лучшему!

Осталось только процитировать Булгакова, несколько переиначив:

— «Никогда не читайте советских газет перед обедом… Читайте с утра — для поднятия настроения».

* * *

Затем у меня была встреча с тем капитаном-танкистом (ныне капитаном-госбезопасности и без пяти минут кавалером ордена «Красной Звезды»), с коим имел удовольствие законно репрессировать Хрущёва. О том, что он же убил Берию, я старался не вспоминать — помня о возрасте Реципиента, его не шибко богатырском здоровье и сердечно-сосудистых проблемах.

Сидя за письменным столом в своём кремлёвском кабинете, делаю приглашающий жест:

— Присаживайтесь, капитан. Разговор у нас с Вами будет долгим и, надеюсь — конструктивным, а в ногах правды нет.

Когда тот расположился на кресле напротив, некоторое время за ним молча наблюдал… Сразу бросилось в глаза, как тот с жадностью разглядывает книги в книжном шкафу.

Любит читать, стало быть — одно «очко» в своё копилку уже заработал.

— Представьтесь, пожалуйста: фамилия, имя, отчество и семейное положение. Происхождение меня не интересует: ибо среди представителей разных классов — хватает как порядочных людей, так и откровенных мразей… То же самое с партийностью и национальностью, добавлю.

Тот соскочив:

— Славин Пётр Алексеевич, холост, беспартийный…

Я слегка вздрогнул: «Славин» — фамилия советского диктатора из одной довольно примитивной (хотя и увлекательной для меня) компьютерной стратегии, из игрового мира «нулевых» годов. Правда, тот — просто «Славин», а этот вдобавок — «Пётр Алексеевич», как один из первых в мире космонавтов… Хм, гкхм: «что-то с памятью моей стало»…

Как первый российский император.

Невольно уставившись во все глаза на потолок:

«Это — совпадение, или какой-то знак «свыше»?».

Подумав, я решил «забить»: если «им» что-то от меня надо — пусть вышлют методичку.

— …Про происхождение и национальность точно сказать не могу, так как сколько себя помню — детдомовец.

«Выживший, значит… Детдомовцем, может стать только самостоятельно выживший на улице ребёнок. Ещё одно «очко» стало быть».

— Ваше жизненное кредо, товарищ Славин?

С готовностью отвечает:

— Что такое «кредо» я точно не знаю… Но дядька Степан — завхоз детдома, что был мне за отца родного, учил пока жив был: «Не пей с кем попало, никогда не бери чужого и не спи со шлюхами и, никого не бойся». Стараюсь следовать этим правилам, товарищ Сталин.

С понимающей усмешкой:

— И потому до сих пор капитан?

Ему на вид где-то под тридцатник: другие уже полковники в его годы, а то и генералы.

Отвечает с юморком:

— Если учитывать, что до лета тридцать девятого года, я был всего бригадиром таксистов в Горьком — откуда меня как старшину запаса забрали для Освободительного похода на Западную Украину и, до сих пор не вернули — я сделал достаточно стремительную карьеру.

Недоверчиво хмыкаю:

— Герой, стало быть? А почему я не вижу орденов и медалей на геройской груди?

Разводит руками и, виновато:

— Так я же не при штабе «геройствовал», товарищ Сталин!

Понимающе улыбнувшись:

— Возможно, это и к лучшему. Да, Вы присаживайтесь, капитан — мы не в штабе, а я не начальник финансовой части.

Когда тот снова расположился в кресле, задаю главный вопрос и внимательно слежу за его лицом и особенно за глазами:

— Как, когда и при каких обстоятельствах, Вы познакомились с моим сыном? В Академии Генерального штаба, где учитесь?

Энергично вертит головой:

— Я не учусь в Академии! А с вашим сыном познакомился случайно.

«Стало быть он не дурак: в Академии Генерального штаба РККА — никого кроме дураков и встретишь, в этом я с Жуковым согласен… За редким исключением, конечно».

Во всех отношениях — замечательный чувачок, этот капитан!

Мне стало шибко интересно:

— Вот, как? «Случайно», говорите? Расскажите, как это было.

— Иду по Москве, в коей проездом из Карелии на Дальний Восток, любуюсь столицей нашей Родины — где ни разу не был… Вдруг — скрип тормозов, рядом останавливается такси, из него выпрыгивает какой-то лейтенант-лётчик: «Я сын Сталина, помогите мне освободить отца, которого арестовали люди Берии». Как я мог ему отказать? А потом мы с ним поехали в Академию…

— На этом достаточно.

Рассказа про убийство Берии, я могу не перенесть и тут же начать неконтролируемо звереть.

Вроде… Уверен, что не врёт.

Ибо, прожив столько лет «там» — я достаточно хорошо разбираюсь в людях. Да и моя прежняя профессия главы региональной ОПГ — как у «ошибающегося всего раз» сапёра: не распознал человеческую натуру — и вот тебя уже несут в деревянном «макинтоше», а вокруг играет музыка — которую ты не слышишь. А потом над тобой не синее небо — каменный памятник, на котором твоя же фотография и по годовщинам — чётные цветы, на которые не прилетит пчела…

Задаю вопрос, чтоб понять как разбирается в людях он:

— Как Вам показался мой сын?

Подумав, тот тщательно обдумывая каждое слово:

— Горяч, глуп… Но это пройдёт с возрастом. Склонен предаваться излишествам — спиртное, женщины. Но если прямо сейчас загрузить делом и ответственностью — выйдет толк.

В принципе, я согласен с такой оценкой этого юного балбеса — Василия Сталина.

Ну что сказать?

Без всякого сомнения сидящий предо мной человек — природно умён и, судя по карьере — обладает незаурядными качествами лидера…

Мимом таких людей проходить нельзя.

Смотрю ему в глаза и безапелляционно, как о давно уже решённом:

— Товарищ Славин! Дальний Восток отменяется, отныне будете служить при мне… Эээ… Ну, скажем «офицером для особо деликатных поручений». Официально же — в службе охраны Кремля. Подчиняетесь мне и только мне и, больше никому.

Осторожно спрашивает:

— В чём будет заключаться моя служба, товарищ Сталин?

Встав и неторопливо сделав вокруг стола круг, наблюдая за его головой — поворачивающей за мной, подобно корзине подсолнечника — за Солнцем, усаживаюсь на место, и:

— Злодейски убитый хрущёвцами генерал Власик — да будет вечной об нём память, создал спецслужбу для охраны первых лиц в государстве…

Ткнув себя пальцев в грудь:

— …Если быть точнее — лично товарища Сталина.

Помолчав, продолжаю:

— Но Вы как человек военный, должны понимать: лучший вид обороны — это нападение. И недавние события, когда даже НКВД во главе с товарищем Берией — аблажался по полной, тому лишнее доказательство.

Капитан удивлённо приподнял брови, но ничего не сказал, ничего не спросил. За него это сделал я:

— Почему, спросите? Отвечаю: НКВД — слишком неповоротливая структура! Чекисты могут справиться с вызовами — носящими общий и массовый характер, но перед узконаправленными — они спасуют. Да к тому же они вынуждены действовать хоть в каких-то рамках закона. А что делать когда есть «сигналы», например, но нет свидетельских показаний, улик, вещественных доказательств? Ничего нет, кроме вероятной угрозы государству?

— «Хватать и тащить»? А если потенциальная угроза исходит из окружения лица высокопоставленного? Напомню, что Николая Второго вовсе не рабочие с крестьянами свергали, а собственные генералы. Среди основателей РСДРП, тоже — нет ни одного «босяка», а одни лишь генеральские, да купеческие сынки — на коих ни один жандарм, не посмеет даже косо взглянуть без веских на то оснований.

Беру со стола бумажник Хрущёва и вынимаю из него несколько фотографий. Первая, что удивительно — портрет улыбающегося Ленина в кепке. Покачав головой, засовываю обратно, беру и перебрав фотографии хрущёвских выблядков, рассматриваю фото сожительницы покойного Поп-корна…

В реале — корова-коровой и, что он в ней хорошего нашёл?

Высокую удойность, что ли?

— Например, давно уже поступали сигналы, что Первый секретарь компартии Украины — спит не с тем, с кем ему следовало бы спать, как настоящему большевику… А с врагом Советской Власти, одним словом. А «ночная кукушка» — это сила!

Показывая капитану фото, медленно произношу:

— Нина Кухарчук, она же Горпина Безотказная — член террористической группы «Майдан промежности», являющейся правым крылом украинской ультра-националистической организации «УХНА-УХНО».

Задумчиво:

— Далеко протянули они свои щупальца, очень далеко…

Как бы очнувшись:

— …Так далеко, что этим «сигналам» — не верили ни я, ни товарищ Берия, ни члены Политбюро — за что они и поплатились сполна, а я лишь чудом спасся. Представляете, товарищ капитан, что было бы со страной и народом — если бы погиб товарищ Сталин?

Выдыхает, с хорошо заметным чувством ужаса:

— Понимаю!

— Понимаете, что я от Вас хочу?

После недолго раздумья:

— Понимаю: Вы хотите чтоб я убивал…

Резко перебиваю:

— «Убивает» шпана в подворотне, запомните это, капитан! Вы же, товарищ Славин, будете ЛИКВИДИРОВАТЬ(!!!) угрозу для ПЕРВОГО(!!!) лица государства. Чуете разницу? Или Вы разницу не чуете?

Внимательно, на меня глядя:

— Я хорошо понимаю разницу, но хочу задать ещё один вопрос, товарищ Сталин: как определить истинный этот «сигнал» или «ложный»?

Стараясь не шибко нравоучительно:

— В таких случаях, лучше перебдеть, чем недобдеть, товарищ Славин. Положим сигнал ложный сигнал и Коммунистическая партия по ошибке лишится одного или даже дюжины первых секретарей… Да хоть всех — как это произошло вчера. Что произойдёт, что изменится?

Достаточно уверенно-смело отвечает:

— Выберут других… Ничего не произойдёт, в общем-то и, ничего не изменится.

— Правильно! А что произойдёт, если убьют товарища Сталина?

С испугом — так ему не идущим, на меня таращась:

— Боюсь даже представить себе не такое!

Указательный палец вверх:

— Правильно! Потому что такие как товарищ Сталин, в нашем государстве — рождаются один раз в сто лет… И это ещё — если сильно повезёт. Вот не было в веке девятнадцатом никого на него похожего и всё! Рассыпалась Российская Империя и города её переполнились беспризорниками.

Помолчав:

— Так каков будет ваш ответ?

Капитан, больше не раздумывая, соскакивает и вытянувшись «по швам»:

— Я согласен, товарищ Сталин!

Внутренне ликуя:

«А куда б ты делся с этой планеты!».

Вслух:

— Рад это слышать и вот Вам первое задание…

Убрав обратно в бумажник фотографии Ленина и детей Хрущёва, протягиваю ему фото их матери и по совместительству — сожительницы дохлого Кукурузника:

— Капитан, Вам приходилось убивать женщин?

— Нет, товарищ Сталин.

Прищурившись:

— А хотелось бы попробовать?

После недолгого замешательства, тот твёрдо:

— Нет… Сказать по правде — нет.

Только радуюсь:

«А он вдобавок — не беспринципный! И это очень хорошо».

— Не обязательно делать это своими руками. Позже, я дам Вам документ — по которому Вы сможете выбрать себе любого исполнителя в любой тюрьме СССР. Естественно, работать надо крайне аккуратно и без лютого фанатизма: имитация самоубийства или несчастного случая… Если что я подскажу Вам несколько типовых схем. «Исполнителя» обратно в тюрьму можно не возвращать… Понимаете, про что я?

— Понимаю, товарищ Сталин.

— Где-то через месяц-другой — как всё устаканится после сегодняшних событий, можете приступать…

Увидев, как тот снова бросил жадный взгляд на книжные шкафы:

— Кстати, можете выбрать себе любую книгу. Дарю.

Славин, не заставляя себя долго уговаривать, подошёл к книгам и «завис»:

— Прямо глаза разбегаются…

Подсказываю:

— В таких случаях в нашем народе говорят: «Бери ту, какая на тебя смотрит».

Тот выдернул с полки какой-то томик и засунул его под мышку. Я успел мельком прочесть на обложке: Никколо Макиавелли «Государь».

Хороший, хотя и случайный выбор.