Я вам не Сталин... Я хуже! Глава 18. "демотиватор" и, "один в поле воин" - особенно если он "старый конь"

Я вам не Сталин... Я хуже! Глава 18. «Демотиватор» и, «один в поле воин» — особенно если он «старый конь».

В.И. Молотов:

«Когда мы со Сталиным прочитали об этом (перелёт Рудольфа Гесса в Британию 10 мая 1941), то прямо ошалели! Это же надо! Не только сам сел за управление самолетом, но и выбросился с парашютом, когда кончился бензин. Его задержали близ имения какого-то герцога… и Гесс назвал себя чужим именем.

Чем не подвиг разведчика?!

Сталин спросил у меня, кто бы из наших членов Политбюро мог решиться на такое? Я порекомендовал Маленкова, поскольку он шефствовал от ЦК над авиацией. Смеху было! Сталин предложил сбросить Маленкова на парашюте к Гитлеру, пусть, мол, усовестит его не нападать на СССР! А тут как раз и Маленков зашел в кабинет. Мы так хохотали, будто умом тронулись».

Н.Д. Скорняков — резидент военной разведки при посольстве СССР в Берлине:

«При определенных условиях наши достоинства оборачиваются недостатками. Возьми Сталина. Трезвый, холодный расчетливый. Рационально мыслящий. Но именно этот рационализм и подвел его в оценке возможности нападения Гитлера на Советский Союз. Сталин считал, что Германия безо всякой войны получает от нас всё, что ей надо — хлеб, нефть, сырье, политическую поддержку… Зачем ломиться в открытую дверь, ввязываться в войну? С точки зрения здравого смысла действительно незачем. Но Сталин не понимал, а вернее, был не в состоянии понять, что человеком движут не только рациональные силы, особенно таким человеком, как Гитлер. Фюрер тяготился вынужденным сближением со Сталиным, с этим, как он считал, «унтерменьшем» (недочеловеком). Такой союз унижал Гитлера в его собственных глазах, и он с трудом сдерживал переполнявшие его эмоции…».

Из всемирной сети:

«Демотиватор, если рассуждать логично, должен демотивировать. То есть это что-то мрачное, негативное, что заставляет опустить руки, завернуться в простынку и тихонько ползти на кладбище».

Когда мы с маршалом Шапошниковым остались наедине в совнаркомовском зале для совещаний, ненавязчиво предлагаю тому:

— Приглашаю Вас составить мне компанию за вечерним чаепитием… Как Вы на это смотрите, Борис Михайлович?

Тот, сперва изрядно опешив, тем не менее согласно кивнул:

— Хм, гкхм… Не откажусь, Иосиф Виссарионович.

* * *

Через какое-то время оказавшись в совнаркомовской столовой, в том же «отдельном кабинете», за столом с знакомым самоваром и приступив к «церемонии», первым делом извиняющим тоном расставляю все точки над «ё»:

— Я не так давно перенёс микроинсульт, так что на некоторые вновь появившиеся странности в моей манере речи и стиле поведения — не обращайте внимания. Консилиум кремлёвских врачей во главе с профессором Виноградовым признал это не опасным для моего здоровья, а меня самого — вполне дееспособным.

Борис Михайлович часто общался Реципиентом и враз раскусит «подделку». Возможно, это и не будет иметь фатальных последствий, но…

Чем чёрт не шутит!

Тот кивает:

— Слышал об этом и выскажу своё мнение: «микроинсульт» явно пошёл Вам на пользу, Иосиф Виссарионович.

Хм, гкхм…

Пристально вглядываюсь в него: уж не стебается ли, пенёк старый?

Так ничего и не поняв, решаю от «прелюдии» прейти непосредственно «к телу» и спрашиваю:

— Обижаетесь поди на меня, Борис Михайлович, да?

Тот предельно вежливо:

— Мне не за что на Вас обижаться, Иосиф Виссарионович. Всем чего достиг, я обязан Вам и только Вам…

Однако в его глазах я вижу бессильную стариковскую обиду, так хорошо мне знакомую по себе.

Качая головой, с горечью:

— Обижаетесь… Но что поделаешь: «война — дело молодых», а мы с Вами уже того… Вышли из этой возрастной категории! Или, Вы мне посоветуете устроить стариковскую богадельню — типа «Военного совета», что был при последнем российском Недержанце?

Тот аж перекрестился перепугано:

— Господь с Вами, товарищ Сталин!

Рисунок 59. Шапошников Борис Михайлович.

Указательный палец в небеса:

— Вот и я про то же, товарищ Шапошников! И я, уйду на заслуженную пенсию, как только подготовлю себе преемника… Ибо, понимаю: лучше отойти от дел в зените славы, чем остаться в памяти народной — несущий всякий маразматический вздор сморщенной обезьяной и сдохнуть под злорадное: «Ну, наконец-то!».

Под тень омрачившую моё чело, взаправдошно печально жалюсь:

— К сожалению, найти правителя такой огромной и имеющую столько проблем страны — гораздо сложнее, чем начальника генерального штаба её вооружённых сил…

Шапошников не стал меня разубеждать — что мол, Сталин — великий и незаменимый, что явно говорило в его пользу. Просто сидел и смотрел на меня умными, с печатью вечной усталости глазами.

В полном молчании мы с ними допили по стакану и по обоюдному согласию налили по второму…

Затем сделав первый глоток, я:

— Но перед тем, как предаться заслуженному долгой и безупречной службой на благо Отечества безделью — предварительно купив соломенную шляпу, шлёпки и бамбуковую удочку, предлагаю Вам «дембельский аккорд»…

У того, слегка вытягивается и без того смахивающее на лошадиное, лицо:

— Что, что? Какой-какой «аккорд», извините?

Как будто не слыша вопроса, смотря на лепной потолок:

— …Месяца, скажем на три — до мая: как раз на весенний жор рыбы в Средней полосе успеете, а там и пляжи Крымского побережья подоспеет.

Мечтательно, с отчётливо слышимым оттенком лютой зависти:

— Море, Солнце, белый песок и гадящие на него чайки… А Вы ходите «самоваром» среди курортниц в бикини…

— В чём, в чём?

Не вдаваясь в столь интимные подробности, восклицаю:

— Как я Вам завидую, Борис Михайлович! Сам бы ради этого поехал в командировку военным атташе в Германию…

Затем с сожалением разведя руками:

— …Но сами понимаете: на хозяйстве оставить некого.

До моего собеседника начинает доходить:

— Вы предлагаете должность военного атташе в Германии, Иосиф Виссарионович…? Мне?!

Дурашливо-удивлённо озираюсь по сторонам и даже заглянув под стол, восклицаю:

— А, что? Здесь ещё кто-то есть?

У того — смятение чувств, на лице написанное: крайнее изумление, парализующая оторопь и даже тщательно скрываемый страх — вылезающий как шило из мешка.

Изрядно озадаченный такой реакцией, вопрошаю:

— Вам что-то не нравится, Борис Михайлович? Должность или страна? Извините, но Германия: она хотя и гитлеровская — но всё же это не Эфиопия, где Вас запросто схарчат — несмотря на дипломатический статус и невзирая на почтенный возраст.

Шапошников, хватаясь «за мотор»:

— Да, нет… Всё так неожиданно… Погодите…

Хотел уже послать «прикреплённого» за скорой медицинской помощь, как маршал пришёл в себя и, довольно адекватно спросил:

— Почему именно меня? Ведь, военный атташе — это…

Прерываю:

— Я знаю, кто такой «военный атташе»: резидент разведывательной сети в стране под дипломатическим прикрытием…

Перехожу на полушёпот:

— …Но Вам, Борис Михайлович, ничего разведывать не надо — всё уже разведано до Вас.

У того, расширяются зрачки:

— Извините…?

Думаю:

«На хрен мне ваши «источники» с резидентами, если у меня «послезнание» есть?».

Вслух же:

— Я хотел сказать: этим будет заниматься прежний военный атташе в Берлине, на должности вашего первого помощника.

Хотя конечно, Кобулов-младший требует замены — как не соответствующей своей должности. Понавербовал там у себя в Берлине «двойников» и заваливает Центр «дезой» от Канариса. Ну, да ладно: скоро война, а «коней на переправе не меняют».

— Почему именно Вас, спрашиваете? Извините, но Вы — по всем параметрам подходите для этой архиважной миссии и, никого другого подходящего под рукой нет. А время меж тем не терпит!

Шапошников, о чём-то — о своём размышляя, допил свой чай и только потом спросил:

— И в чём же будет заключаться моя «архиважная миссия»?

— В разном. Вот например… Эээ…

Большим глотком допив свой остывший и, наливая новый стакан чая, задаю неожиданной вопрос:

— …Борис Михайлович, Вы языком Гёте и Геббельса хорошо владеете?

Сей маршал СССР был самым образованным из своих коллег, до Первой мировой войны последовательно закончив гражданское реальное и военное пехотное училище, затем — Николаевскую академию Генерального штаба.

Языками владеть должен!

Тот, с непонятным мне испугом в глазах, очень осторожно:

— Очень давно не имел практики…

Я, жизнерадостно:

— Вот и хорошо! Первым делом плотно займётесь изучением языка среды обитания.

Соскочив и в возбуждении «закружив» вокруг столика:

— Как говорил один мой знакомый моряк дальнего плавания — знавший как бы не «двунадцать языков»: язык проще всего учить — сняв в порту проститутку… Буквально неделя и вы уже балакаете не хуже её!

Вижу вытаращенные глаза и уточняю:

— Борис Михайлович, Вам по портам бегать не придётся — слово даю! По идее, стоит только обмолвится где-нибудь в приличном обществе — и столько шлюх налетит, что только выбирать успевай. Вам какие нравятся: полненькие или худенькие? Беленькие или чёрненькие? Жаль конечно, но «в шоколадку» Вам на старость лет «потыкать» не обломится — из-за нынешней расовой политики Третьего Рейха…

Вижу, что тот что-то нудится и, понимающе-ободряюще подмигнув:

— Если имеются какие-то чисто стариковские мужские «проблемы» — то не берите «в голову», а предоставьте это делать вашей подружке!

Шапошникова краснея как помидор, возмущённо:

— Товарищи Сталин! Я бы Вас попросил…

Я примиряюще поставил перед собой руки ладошками вперёд:

— Не хотите проститутку или хотя бы любовницу? Ну и не надо! Дайте знать что ищите учительницу «deutsche Sprache» и, таковая — так скоро появится, что Вы даже удивиться не успеете.

— Для чего?

Сажусь на место и, отхлебнув из стакана:

— Для изучения германского языка — я уже раз пять сказал, Борис Михайлович.

Не догоняет:

— Не понимаю, Иосиф Виссарионович…

Попивая чаёк, я как бы рассуждая вслух:

— Уроки языка вероятного противника, должны проходить на вашей квартире, откуда Вы иногда — минут на пять — десять, а то и на полчаса — должны исчезать «по делам», оставив открытым(!) сейф…

Развожу руками и, с горькой усмешкой:

— …Возраст, что поделаешь! Ну, или же на квартире «учительницы» — где якобы по той же стариковской забывчивости, Вы должны оставлять свой портфель с документами.

Шапошников, часто-часто замигав:

— С какими «документами»?

Невозмутимо:

— С разными. Но в первую очередь вот с этим…

Достаю из принесённой с собой папки тоненькую брошюрку и кладу перед собеседником.

— …Вот, Борис Михайлович, ознакомьтесь.

Тот, читает оглавление на первой — титульной странице:

«Директива № 21. План "Барбаросса"

Фюрер и Верховный Главнокомандующий Вермахта

Ставка фюрера

18.12.1940.

Верховное Главнокомандование Вермахта

Штаб оперативного руководства

Отдел обороны страны

№ 33408/40 только для командования руководство

Совершенно секретно!

Только для командования!

Только для руководства!

Передавать только через офицера!

9 экземпляров».

Поднимает на меня выпученные глаза:

— Что это?

— Там написано, товарищ маршал СССР: «План Барбаросса».

— Откуда?

— «Оттуда», Борис Михайлович… «Оттуда»!

Читает, перевернув страницу:

«Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии…».

Вскрикивает:

-Это невозможно!

— «Невозможно» или нереально»?

— А какая разница?

— «Нереально» — спать на потолке: законы физики не позволят. А «невозможное» — вполне возможно, что в истории не раз и даже не два было доказано.

Это лишь начало!

К первоначальному плану «Барбаросса» имеется два уточняющих приложения: одно за то же число, второе за 31 января уже этого года. Я их читал и смогу воспроизвести дословно даже на немецком.

Рисунок 60. «Директива № 21. План "Барбаросса"».

Дочитывает весь документ до конца, закрыв его и положив на место, с видом Колумба открывшего Америку:

— Так вот почему Вы разогнали Главное разведывательное управление Генштаба, Иосиф Виссарионович! У Вас своя разведка имеется и действует она куда как эффективнее.

И глазом не моргнув:

— И поэтому тоже.

Шапошников, ещё раз глянув на первый лист, восхищённо воскликнул:

— Всего девять экземпляров? Однако!

Вдруг озарение сверкнула в его глаза:

— Так Вы специально хотите, чтобы о том, что Вам известен этот план, узнало высшее германское руководство?

— Конечно! Ведь та, извините за выражение — блядь, обязательно окажется «подставой»: если не от Вильгельма Канариса, так от Вальтера Шеленберга. А то и от их обоих враз.

* * *

Молча допили по второму стакану чая и налили себе по третьему, после чего последовал следующий вопрос:

— Восхищаюсь вашими возможностями, Иосиф Виссарионович… Но тем не менее, не могу не высказать сомнения: если имеется такая информация и такой «информатор» — как можно дать про это знать вероятному противнику? Ведь «предупреждён — вооружён»! Вашего агента легко вычислят среди этих девятерых «счастливых» обладателей экземпляров, или просто сменят…

Перебив его, мрачно спрашиваю:

— Даже если это сам Гитлер?

Если бы за самые удивлённое лицо и самые вырученные глаза — давали номинацию в «Книге рекордов» Гиннеса, то Борис Михайлович её получил бы вне конкуренции:

— ЧТО?!

Смеюсь:

— Да так, ничего…

Посерьёзнев:

— Конечно, я понимаю суворовское: «Каждый солдат должен понимать свой маневр» — но не в данном случае…

Посерьёзнев уже конкретно:

— …Здесь же, более уместно библейское: «Многие знания преумножают печаль». Так что не парьтесь по этому поводу, товарищ маршал Советского Союза — а действуйте согласно диспозиции.

Тот, на автомате:

— Слушаюсь, товарищ Верховный Главнокомандующий!

А мысли по глазам вижу — где-то далеко-далеко…

Где именно интересно?

По сути, я в первую очередь этого и добиваюсь — чтоб германские контрразведчики начали «шерстить» лощённых германских генштабистов, по меньшей мере — внося нервозность в подготовку «Барбароссы». А если к «процессу» подключится Гестапо — так это будет вообще красота.

Гитлеровские незаконные репрессии прямо накануне гитлеровского же вторжения в СССР — что может быть лучше?

Только пандемия «Ковида-19» в Третьем Рейхе!

Жаль, что ни одной бациллы с собой не захватал…

Но кроме этого есть и ещё пара идеек.

Когда Шапошников пришёл в себя — а это было уже на четвертом стакане чая, продолжаю:

— Подсунуть Канарису с Шеленбергом их же сверхсекретный документ — это всего лишь полдела, Борис Михайлович. Когда достаточно обновите свои познания в языке местных хроноаборигенов, почаще появляйтесь на всяких светских и дипломатических раутах, встречайтесь с германскими политиками и особенно(!) с генералами — особенно из «Oberkommando der Wehrmacht) (OKW — Верховного командования Вермахта — германского Генерального штаба, то бишь…

— …И везде и каждому, как бы между прочим — со смех…уёчками намекайте на то, что товарищу Сталину известен каждый — не только их шаг, но и каждая мысль.

Чуть приподнявшись, наклонившись почти вплотную к Шапошникову и, глядя прямо в глаза, с жаром-пылом шепчу по-пунктно:

— Вдолбите в их тупые тевтонские бошки: МЫ ГОТОВЫ!!!

— В России для них лёгкой прогулочки не будет! Каждый русский город — будет для немецких солдат крепостью, возле каждого моста через речку — их будет ждать засада, а из-под каждого куста — в них будет стрелять партизан. Нас много, мы злые и жестокие к непрошенным гостям. Пространства наши неизмеримо огромны, природные богатства — неисчерпаемые, а наш климат по-зверски суров даже к пришельцам с Марса.

— Даже в случае, если Красной Армии придётся отступить до Волги — в конечном итоге она всё равно появится на Одере, Эльбе и Рейне, чтобы со всей своей азиатской простотой спросить: «Чё приходили, то?». Скажите им, лощённым германским генштабистам — своим коллегам: «О фрау своих подумайте и о киндерах… Ведь дикие монголы не пожалеют никого!».

— Покажите им карту СССР с нарисованными значками заводов на Урале и за Уралом и, объясните: да, наши танки и самолёты хуже немецких… Но их много и пока Вермахт будет уничтожать пятнадцать тысяч первых и тридцать тысяч вторых, предприятия на Востоке выпустят два раза по столько.

— Наконец, постарайтесь убедить ваших собеседников, Борис Михайлович, что эта война выгодна лишь американским банкирам-евреям: сперва они дали Гитлеру и его «НСРПГ» денег на восстановление Германии после Великой войны, а теперь требуют от него за это разрушить старые колониальные империя — чтоб в мире правил их вечно зелёный доллар. И германскому народу, здесь ничего не светит — кроме воняющих собственными мертвецами развалин городов: подписавший договор с дьяволом — проигрывает ещё на стадии переговоров.

В последнее Шапошников не поверил, недоверчиво спросив:

— Гитлер же известен как самый ярый антисемит, Иосиф Виссарионович… И вдруг Вы заявляете, что он заключил какой-то договор с американскими банкирами-евреями.

— Не вижу никакого противоречия. Кто громче всех кричит «держи вора»? Тот, кто украл!

Вновь перейдя на доверительный шёпот, глядя в глаза:

— Сказать Вам про правде, Борис Михайлович — «самый ярый антисемит» на этом «шарике, это… Ваш покорный слуга!

— Вы?!

Сделав характерный жест, не моргнув глазом:

— Мамой клянусь!

«Лишний бал у германских генералов не помешает».

— Но я помалкиваю на эту тему, ибо до поры до времени предпочитаю иметь американский банковский капитал в союзниках, чем в противниках. Да и нет ничего более глупого, чем загодя оповестить врага о своих намерениях… «Иду на вы», это уже лет тысячу как не в тренде!

Шапошников зачарованно развесил уши, а я «тру» в них дальше:

— И исходя из этого, делаем вывод: Гитлер — или идиот, или работает на евреев — скрывая это показным антисемитизмом, как форсирование водной преграды за дымовой завесой.

Откинувшись на спинку стула, вопрошаю:

— Похож ли Гитлер на идиота, Борис Михайлович?

Тот, без тени сомнения:

— Нет, не похож. Это — чрезвычайно умелый и ловкий политик.

Подняв палец вверх, торжествующе:

— Значит, остаётся, что?

Мой собеседник с видом сэра Исаака Ньютона, после удара по голове фруктом:

— Вот сволочь!

Одобрительно улыбаюсь:

— Правильный вывод, товарищ маршал. И если Вы донесёте мысль о том, какая Гитлер сволочь до германских генералов — Отечество Вам будет вечно благодарно.

После того, как я закончил, мы допили чай, Шапошников процитировал Клаузевица, давая понять что понял «манёвр»:

— «Цель боя не всегда заключается в уничтожении участвующих в нем вооруженных сил и может быть достигнута без действительного столкновения, посредством одной постановки вопроса о бое и складывающихся вследствие этого отношений. Отсюда становится понятным, почему оказывались возможными целые кампании, ведшиеся с большим напряжением, в которых фактические бои не играли существенной роли…».

Воспользовавшись паузой, я закончил за него:

— «…Военная история подтверждает это сотнями примеров. Мы не станем рассматривать, часто ли в подобных случаях бескровное решение оказывалось правильным, то есть не заключало в себе внутреннего противоречия с природой войны, а также могли ли бы выдержать строгую критику некоторые знаменитости, создавшие свою славу в этих походах; нам важно лишь показать возможность такого хода войны».

* * *

Конечно, не будь я сыном «своего века», прекрасно помнящим — как без единого выстрела распался обладающий целыми горами первоклассного оружия Советский Союз, чтобы бы не попытаться развязать идеологическую войну с очень хорошими шансами победить в ней.

Тем более владея «послезнанием»!

Для идеологической войны нужно своё оружие — идеи и, свои воины — пропагандисты…

С «идеей» то всё ясно-понятно: вход к нам стоить будет рубль, выход — собственных штанов, снятых вместе с кожей и болтающимися в них «причиндалами».

Но где взять в Третьем Рейхе с его тоталитаризмом и доктором Геббельсом — собственных пропагандистов?

Все коммунисты, социалисты и даже гомосексуалисты — уже в концлагерях, где успешно перевоспитываются, или же не менее успешно утилизируются. Хотя конечно, до газовых камер и крематориев — ещё сравнительно далеко.

Остаётся только одно: заслать своего «бойца идеологического фронта». И причём такого, который мало того что вхож в кабинеты к влиятельным лицам — но и которому к тому же — просто так рот не заткнёшь и в концлагерь не отправишь…

Ибо он обладает дипломатической неприкосновенностью.

Опять же вопрос:

Против кого конкретно должно быть направленно идеологическое оружие?

Против германских солдат в окопах — чтоб те «штыки в землю»?

Увы, но те в «реальной истории» сражались до конца…

Против германского народа? Против рабочих у станков и шахтёров в угольных копях — чтоб те остановили станки, выползли из-под земли и стучали касками по асфальту — требуя отмены «Барбароссы»?

Увы, ещё раз… Даже под бомбами союзников, те ударно работали на Рейх — вплоть до оккупации последнего войсками Антигитлеровской коалиции. И не только чистокровные германские рабочие-арийцы — но и польские, французские и особенно чешские.

Последних так тех вообще, Фюрер германской нации не успевал с трудовыми успехами поздравлять.

Из довоенных записей в дневнике Й. Геббельса:

«Работа чехов в области вооружения высоко оценивается фюрером. До сих пор не было ни одного акта саботажа. То, что они делают, всегда надлежащего [качества], приемлемо и солидно. Чехи достойно показали себя на деле. Они прилежны и надежны. Более чем весомое нам подспорье. Поставленное ими вооружение нам весьма пригодилось».

Да и не решают те ничто — ни простые солдаты и офицеры, ни слесари-токари-шахтёры и прочий рабочий люд.

Нет у народа политической воли, от слова «вообще» нет!

Остаётся что?

Правильно — германская правящая элита.

Именно так и развалили СССР. Как завещал великий Кормчий — воины идеологической войны били «по штабам», благо те не особенно-то и отбивались.

Ну а мне то сам Господь велел не распыляться при наличии одного-единственного «идеологического бойца».

Задача упрощается вот чем.

Как и во многих других исторических случаях, германская правящая элита — отнюдь не едина-монолитна. Это скорее временный «союз по интересам» трёх группировок: нацистская партия, олигархи-промышленники и вооружённые силы — сиречь генералы.

Выбей хотя бы одну составляющую и всё — сдулся Третий Рейх, как надутый гандон под гусеницей танка.

Итак, кого именно выбрать в качестве цели идеологического удара?

Национал-социалистическая рабочая партия Германии (НСРПГ), пожалуй — самый «крепкий орешек» из всех, ибо это идеология. Там до чёрта фанатиков — вроде того же Гитлера, которого никакими разумными аргументами не вразумишь. Да и просто мистиков — верящих во всякую чертовщину.

Хотя и можно попробовать поискать подходы… Эээ…

Ну, например, к Рудольфу Гессу.

Зря он что ли в Англию скоро перелетит?

Если это не «особо важное задание» от Фюрера, конечно, то значит тот уже(!) понимает что дело Рейха — швах и, последний не только до своего тысячелетнего юбилея не доживёт…

Даже до десятилетнего, навряд ли!

Ну, или через Германа Геринга можно попытаться вбить клин в правящую партию — тот мздоимец ещё тот и, например на Янтарную комнату — обязательно купится.

Можно попробовать заинтересовать чем-то «материальным» германских олигархов-промышленников — Бошей, Тиссенов и прочих Крупов…

Почему бы и нет?

Это люди деловые и, если им предложить парочку проектов представляющих взаимный интерес — вполне могут предпочесть верную «синицу» в руках, призрачному «журавлю» военной авантюры.

Но самый на мой взгляд выигрышный вариант — это германские генералы.

Во-первых, они чтут Бисмарка, а тот категорически не советовал воевать с Россией:

«Превентивная война против России — самоубийство из-за страха смерти» и «Никогда не воюйте с русскими. На каждую вашу военную хитрость они ответят непредсказуемой глупостью».

Во-вторых, среди них было много сторонников не так давно умершего генерала Секта, который предупреждал:

«Если Германия начнёт войну против России, то она будет вести безнадёжную войну».

В третьих, практически все генералы «Вермахта» — участники Великой войны и они хорошо понимают, что война на два фронта — это конец для Германии.

А какой генерал захочет вести заведомо проигрышную войну?

* * *

Дав время Шапошникову подумать, имея в виду миссию «Дочери еврейского народа» — Полины Жемчужиной, которую я назначил послом СССР в США, вновь перехожу на доверительный шёпот:

— После такого вброса, с Вами наверняка захочет встретиться «тет-а-тет» сам адмирал Канарис… Знаете, кто такой Вильгельм Канарис, Борис Михайлович?

— Знаю, это — руководитель германской разведки — «Абвера».

— Так вот, если он захочет с Вами встретиться (а он обязательно захочет с Вами встретиться!), то сперва спросите его: «Сталин интересуется: сколько Вам платят в «МИ-6»? Он готов платить больше и причём — золотом». И наблюдайте его реакцию…

Шапошников с напряжённым вниманием слушает — аж челюсть отвисла и, он стал ещё больше напоминать старого мерина-ветерана — которого вместо заслуженного за день водопоя, привели покрывать кобылу.

Я же гружу его дальше:

— …Если Вилли «поведётся», тогда сообщите, мол, что я (Сталин) имею информацию — которая очень(!) заинтересует его «лучшего друга» — Вальтера Шелленберга. Знаете кто такой Вальтер Шелленберг, Борис Михайлович?

Морщит лоб, пытаясь вспомнить… И с сожалением:

— «Вальтер Шелленберг», говорите? Нет, Иосиф Виссарионович, не знаю.

— Штурмбанфюрер СС Вальтер Шелленберг возглавляет отдел Е (контрразведка) в IV управлении РСХА. Знаете, что такое «IV управление РСХА»?

— Нет, пожалуй, не знаю.

— Это Гестапо, товарищ маршал Советского Союза! Уж что такое «Гестапо», Вы наверняка знаете.

Тот, сперва поёжившись:

— Конечно, конечно… Гестапо! Как не знать, знаю…

Затем, придя в себя, мой собеседник с оттенком благородной брезгливости на лице:

— Я так понимаю, Иосиф Виссарионович, это…

— Смелее, я не укушу!

— …Шантаж?

Излишне жизнерадостно восклицаю:

— Конечно, Борис Михайлович! Это — именно шантаж и ничего больше.

Затем, на полном серьёзе:

— Но совсем небольшой. Скажите ему: товарищ Сталин не требует от него предательства — ни Рейха, ни Фюрера, ни германского народа. Скорее даже наоборот! Вождь Советского Союза, как союзник союзника просит об небольшом одолжении…

После совсем небольшой паузы:

— …Мне нужен достоверный компромат на Лоуренса Штейнгардта — американского посла в СССР. Лучше всего, если это будут доказательства его работы на «Абвер».

Как известно, именно эта сволочь инициировала «Моральное эмбарго», с введением которого мы перестали получать доступ к «Пещере Алладина» — к американским технологиям в области авиапромышленности, то бишь…

Да и не только к ней.

Смочив горло уже остывшим чаем, продолжаю:

— Ежели по реакции Канариса увидите, что наш друг Вилли и британская «МИ-6» — не имеют ничего общего, зайдите с другого конца. Тот явно встретится с Вами не просто так — поболтать об перспективах урожая картошки… А желая знать: кто из тех девяти — получивших по экземпляру «Барбароссы», работает на покойного Берию.

— Вот Вы ему и намекните, что согласны «баш на баш»: мы сдаём ему своего «крота» в «Oberkommando des Heeres» (Объединённое Командование Вермахта (ОКВ)), а он нам организует письменный компромат на Лоуренса Штейнгардта.

Шапошников с непонятным выражением на своём породистом — слегка напоминающем лошадиную морду, лице:

— И кого мне назвать, если тот согласится?

Энергично машу руками, как «Сеятель» на известной картине Оси и Кисы:

— Э, нет! Так дела не делаются, Борис Михайлович! «Сперва — деньги, потом — стулья»! Можно и наоборот, конечно… Но только деньги всё равно вперёд! Так и объясните нашему камраду Вилли.

Ну, вроде всё, да?

Осталось только условится о связи:

— Обо всех подробностях давайте знать срочными телеграммами по линии НКИД: «Москва, Иванову…».

— Кто такой «Иванов»?

Вздыхаю:

— Тот, кто сидит перед Вами, Борис Михайлович.

— Ах, да…

— Сами же подписывайтесь: «Демотиватор». Отныне, это — ваш оперативный псевдоним.

Тот, не сумев удержаться от любопытства:

— «Демотиватор»? Никогда не слышал этого слова… Что это такое, Иосиф Виссарионович?

«Забавная картинка с надписью, предназначенная для создания хорошего настроения».

— Совсем не то, что Вы подумали. Но это уже не важно.

«Так, так, так… Что ещё забыл? Ах да — «легенду», почему я задержал Шапошникова после совещания».

Предварительно взглянув на часы, спрашиваю:

— Если будут спрашивать, Борис Михайлович, отвечайте что я Вас дрючил по поводу расположения укрепрайонов на «Линии Молотова»…

* * *

Строительство «Линии Молотова» стартовало летом 1940-го, особо интенсивные работы должны начаться весной этого года.

Основу её должны были составлять двухэтажные бетонные коробки — «долговременные огневые точки» (ДОТы) с толщиной стен до двух метров и перекрытиями до двух с половиной — выдерживающими попадание крупной авиационной бомбы. Стандартное вооружение — пушка (76-ти или 45-ти миллиметровая) и два-четыре станковых пулемёта.

В каждом ДОТе имелась казарма на два десятка человек, склад продовольствия и боеприпасов, артезианский колодец и туалет.

Благое вроде бы начинание: рассчитанные на длительную оборону и расположенные взаимно прикрывающими друг друга группами, ДОТы «Линии Молотова» должны были надёжно прикрыть страну от вторжения с Запада на период мобилизации и развёртывания РККА…

Но!

Во-первых, они априори не могли быть достроены до начала «Барбароссы».

Во-вторых, долговременные сооружения возводились непосредственно по восточному берегу Западного Буга — вдоль границы на виду у немецких наблюдателей, отчего даже не была возможной их пристрелка с целью определения секторов огня. Таким образом, положенная всеми мировыми уставами (даже у эфиопских негроафриканцев!) полоса предполья не создавалась, а расположение ДОТов не обеспечивало их своевременного занятия — не только полевыми частями прикрытия, но и даже специальными «уровскими» подразделениями. Не говоря уже о невозможности установления в приграничную реку, таких неизменных и обязательных атрибутов всякой уважающей себя полосы укреплений — как колючая проволока, противотанковые рвы и минные поля.

В «реальной истории», такое заметил даже такой — относительно далёкий от фортификации человек, как Первый секретарь Компартии Белоруссии Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко, который в докладной записке на имя Сталина писал так:

«В округе не существует генерального плана системы укреплений погранполосы, как его, между прочим, не существовало никогда. И сейчас вопрос создания оборонительной системы понимается упрощенно, в виде той же нити капитальных сооружений на границе без какой-либо системы искусственных препятствий и вспомогательных сооружений по глубине и фронту.

Следует отметить, что никаких серьезных, длительных инспекционных поездок, глубоких рекогносцировок пограничной полосы, серьезного изучения характера местности, рельефа, подходов и т. д. не производится, хотя вообще выездов коротких и бесполезных совершается множество.

Надо сказать, что Генеральный штаб и управление РККА почти не проявляли внимания к тому, что будет возведено, где будет возведено, насколько то или иное сооружение будет эффективным в той или иной местности…

У нас виднейшие специалисты — военные инженеры занимают кафедры, читают лекции по фортификации, но никакого практического участия в разработке и строительстве сооружений не принимают».

Мда… Как и Главное разведывательное управление, Академию Генерального штаба тоже разгонять придётся — это однозначно. Чтоб эти «военные профессора» оторвались от чистой теории и занялись чем-нибудь более практическим.

Я — принципиальный противник всякой «долговременной фортификации». Ведь, даже Красная Армия с её удручающей боеспособностью, смогла в конце-конце прорвать Линию Маннергейма.

А что тогда говорить про Вермахт, с его отработанной ещё в годы Великой войны тактикой штурмовых групп?

Разгрызёт как семечки эти бетонные коробки, обошедшиеся стране «в копеечку».

Уж лучше лишний танковый завод где-нибудь за Уралом иметь!

* * *

— …А кстати, давно хочу спросить, Борис Михайлович: а что Вы так по-идиотски расположили укрепрайоны на «Линии Молотова», товарищи маршал Советского Союза?

Вновь вижу в глазах знакомый испуг…

Почему?

Боится репрессий?

Вроде бы согласно «послезнанию», с Реципиента с Шапошниковым — отношения были самые прекрасные, даже по имени-отчеству его называл — что было достаточно уникальным случаем…

Внешне спокойно, невозмутимо отвечает:

— Решение о размещении «Линии Молотова» было коллегиальным и в полном соответствии с «Полевым уставом РККА» от 1939-го года, который гласит: «Если враг навяжет нам войну, Рабоче-крестьянская Красная Армия будет самой нападающей из всех когда-либо нападавших армий»…

Улыбнувшись всем своим напоминающим лошадиную морду, благородным лицом, он:

— Как Вы сказали на XVI съезде партии, товарищ Сталин: «Ни одной пяди чужой земли не хотим. Но и своей земли, ни одного вершка своей земли не отдадим никому».

— Или, как в песне про танкистов поётся:

«Чужой земли мы не хотим и пяди,

Но и своей вершка не отдадим».

— Так вот, Иосиф Виссарионович: чтобы не отдавать «не вершка» и «не пяди» — и было решено возвести «Линию Молотова» прямо по линии границы.

«И чё докопался к человеку?».

Удовольствовавшись объяснением, устало махнул рукой:

— Ладно, понял.

Чувствуя лёгкую досаду на самого себя и злясь на Реципиента совокупно, делаю зарубку на память:

«Мда… Опять получается — Сталин виноват! Впредь, надо быть поосторожнее с образными выражениями… Могут понять буквально!».

Ещё раз глянув на часы, встаю из-за стола, давая понять что «чаепитие» законченно:

— Как Вы уже знаете, Борис Михайлович, мною было принято решение о прекращении строительства «Линии Молотова» в пользу заводов-дублёров в восточной части страны. Вы, как Заместитель наркома обороны по сооружению укрепрайонов и член Комитета обороны при Совнаркоме СССР, оформите это документально и… Дня три хватит на всю эту бюрократию?

— Хватит, Иосиф Виссарионович.

— И можете собираться в свою берлинскую «командировку», товарищ Демотиватор.

* * *

План мой безусловно хорош, но имеет один существенный изъян: он не подкреплён ничем материальным.

Если, даже в «Барбароссе» простой красноармеец оценивается германскими генштабистами довольно высоко:

«Оценка русского солдата: русский будет обороняться там, где он поставлен, до последнего».

То советские командиры и техника напротив, котируется крайне низко и они не стесняются про это говорить открыто. Вот, например, что сообщает своим кураторам один из «информаторов-двойников»:

«25 мая 1941 г.

Совершенно секретно

19 мая с. г. в беседе с источником НКГБ СССР «Лицеист» сообщил следующее:

…Советский Союз имеет на границе с Германией также громадные силы 4-миллионную армию, но эта армия нисколько не пугает Германию. Она опасается только того, что последствия войны будут неизбежно настолько разрушительны для Советского Союза, настолько будет дезорганизовано хозяйство, что потребовалось бы очень много времени для наведения порядка. Немедленную выгоду Германия не получила бы от этой войны с Советским Союзом.

Основная беда СССР, с точки зрения военной, заключается в полном отсутствии способных офицеров. Мировая история, пожалуй, не знает другого примера такого негодного руководства военными операциями, какой имел место, например, во время войны Советского Союза с Финляндией. И если все же Советский Союз победил наконец, то в этом нет военной заслуги. Просто — бросали так много стали на каждый квадратный километр, что сломали все, в то время как противнику в конце войны нечем было стрелять. С Германией такой маневр неприменим, там хватит чем ответить. При этом у немцев имеются сейчас такие гениальные генералы, как Браухич, Кейтель, Роммель, Лист и др., которые равняются, если даже не превосходят лучших военных руководителей мировой военной истории. У русских же вообще мало было хороших военных руководителей, кроме Суворова и отчасти Кутузова, хотя план войны 1812 года был, собственно, планом не Кутузова, а двух немецких генералов, которые были на службе у Александра Первого. Русские хотели дать Наполеону сражение в Польше, но немцы предупредили, что Наполеон сумеет разбить в открытом бою любую русскую армию. Единственно, что он не сумеет победить, это русскую зиму. Стоило больших трудов уговорить Александра послушаться советов немцев. В результате на Кутузова упала незаслуженная слава.

Советские танки, действовавшие в Финляндии, были невероятно низкого качества, часто ломались в пути. Даже в Прибалтике, где не было войны, все дороги были переполнены сломанными танками во время занятия Красной Армией Прибалтики. Разве с таким оборудованием можно воевать с германскими танками, которых не пугают тысячи километров сахарских песков?

Советско-финляндская война показала также, что советский летный состав не умеет воевать. У финнов было максимум 200 аэропланов, а с советской стороны участвовало 2500, которые все же не смогли вывести из строя финский флот и не сумели дезорганизовать транспорт. А смотрите, что сделали немцы в Югославии и Греции?».

Так что у Рабоче-Крестьянской Красной Армии — довольно скверная «кредитная история» и одной из целей планируемой мной Продолженной (Весенней) советско-финской войны — поднять её рейтинг хотя бы на один единственный пунктик…

Чтоб к ней относились хотя бы серьёзно!

В том числе и потенциальные союзники.

Ведь в «реальной истории», пиндосы всерьёз стали говорить об Ленд-Лизе только после контрнаступления под Москвой. А до того в основном лишь раздумывали: а стоит ли вкладываться в этих русских — в заведомых лузеров.