|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Я вам не Сталин... Я хуже! Глава 18. «Демотиватор» и, «один в поле воин» — особенно если он «старый конь».
В.И. Молотов:
«Когда мы со Сталиным прочитали об этом (перелёт Рудольфа Гесса в Британию 10 мая 1941), то прямо ошалели! Это же надо! Не только сам сел за управление самолетом, но и выбросился с парашютом, когда кончился бензин. Его задержали близ имения какого-то герцога… и Гесс назвал себя чужим именем.
Чем не подвиг разведчика?!
Сталин спросил у меня, кто бы из наших членов Политбюро мог решиться на такое? Я порекомендовал Маленкова, поскольку он шефствовал от ЦК над авиацией. Смеху было! Сталин предложил сбросить Маленкова на парашюте к Гитлеру, пусть, мол, усовестит его не нападать на СССР! А тут как раз и Маленков зашел в кабинет. Мы так хохотали, будто умом тронулись».
Н.Д. Скорняков — резидент военной разведки при посольстве СССР в Берлине:
«При определенных условиях наши достоинства оборачиваются недостатками. Возьми Сталина. Трезвый, холодный расчетливый. Рационально мыслящий. Но именно этот рационализм и подвел его в оценке возможности нападения Гитлера на Советский Союз. Сталин считал, что Германия безо всякой войны получает от нас всё, что ей надо — хлеб, нефть, сырье, политическую поддержку… Зачем ломиться в открытую дверь, ввязываться в войну? С точки зрения здравого смысла действительно незачем. Но Сталин не понимал, а вернее, был не в состоянии понять, что человеком движут не только рациональные силы, особенно таким человеком, как Гитлер. Фюрер тяготился вынужденным сближением со Сталиным, с этим, как он считал, «унтерменьшем» (недочеловеком). Такой союз унижал Гитлера в его собственных глазах, и он с трудом сдерживал переполнявшие его эмоции…».
Из всемирной сети:
«Демотиватор, если рассуждать логично, должен демотивировать. То есть это что-то мрачное, негативное, что заставляет опустить руки, завернуться в простынку и тихонько ползти на кладбище».
Когда мы с маршалом Шапошниковым остались наедине в совнаркомовском зале для совещаний, ненавязчиво предлагаю тому:
— Приглашаю Вас составить мне компанию за вечерним чаепитием… Как Вы на это смотрите, Борис Михайлович?
Тот, сперва изрядно опешив, тем не менее согласно кивнул:
— Хм, гкхм… Не откажусь, Иосиф Виссарионович.
* * *
Через какое-то время оказавшись в совнаркомовской столовой, в том же «отдельном кабинете», за столом с знакомым самоваром и приступив к «церемонии», первым делом извиняющим тоном расставляю все точки над «ё»:
— Я не так давно перенёс микроинсульт, так что на некоторые вновь появившиеся странности в моей манере речи и стиле поведения — не обращайте внимания. Консилиум кремлёвских врачей во главе с профессором Виноградовым признал это не опасным для моего здоровья, а меня самого — вполне дееспособным.
Борис Михайлович часто общался Реципиентом и враз раскусит «подделку». Возможно, это и не будет иметь фатальных последствий, но…
Чем чёрт не шутит!
Тот кивает:
— Слышал об этом и выскажу своё мнение: «микроинсульт» явно пошёл Вам на пользу, Иосиф Виссарионович.
Хм, гкхм…
Пристально вглядываюсь в него: уж не стебается ли, пенёк старый?
Так ничего и не поняв, решаю от «прелюдии» прейти непосредственно «к телу» и спрашиваю:
— Обижаетесь поди на меня, Борис Михайлович, да?
Тот предельно вежливо:
— Мне не за что на Вас обижаться, Иосиф Виссарионович. Всем чего достиг, я обязан Вам и только Вам…
Однако в его глазах я вижу бессильную стариковскую обиду, так хорошо мне знакомую по себе.
Качая головой, с горечью:
— Обижаетесь… Но что поделаешь: «война — дело молодых», а мы с Вами уже того… Вышли из этой возрастной категории! Или, Вы мне посоветуете устроить стариковскую богадельню — типа «Военного совета», что был при последнем российском Недержанце?
Тот аж перекрестился перепугано:
— Господь с Вами, товарищ Сталин!
Рисунок 59. Шапошников Борис Михайлович.
Указательный палец в небеса:
— Вот и я про то же, товарищ Шапошников! И я, уйду на заслуженную пенсию, как только подготовлю себе преемника… Ибо, понимаю: лучше отойти от дел в зените славы, чем остаться в памяти народной — несущий всякий маразматический вздор сморщенной обезьяной и сдохнуть под злорадное: «Ну, наконец-то!».
Под тень омрачившую моё чело, взаправдошно печально жалюсь:
— К сожалению, найти правителя такой огромной и имеющую столько проблем страны — гораздо сложнее, чем начальника генерального штаба её вооружённых сил…
Шапошников не стал меня разубеждать — что мол, Сталин — великий и незаменимый, что явно говорило в его пользу. Просто сидел и смотрел на меня умными, с печатью вечной усталости глазами.
В полном молчании мы с ними допили по стакану и по обоюдному согласию налили по второму…
Затем сделав первый глоток, я:
— Но перед тем, как предаться заслуженному долгой и безупречной службой на благо Отечества безделью — предварительно купив соломенную шляпу, шлёпки и бамбуковую удочку, предлагаю Вам «дембельский аккорд»…
У того, слегка вытягивается и без того смахивающее на лошадиное, лицо:
— Что, что? Какой-какой «аккорд», извините?
Как будто не слыша вопроса, смотря на лепной потолок:
— …Месяца, скажем на три — до мая: как раз на весенний жор рыбы в Средней полосе успеете, а там и пляжи Крымского побережья подоспеет.
Мечтательно, с отчётливо слышимым оттенком лютой зависти:
— Море, Солнце, белый песок и гадящие на него чайки… А Вы ходите «самоваром» среди курортниц в бикини…
— В чём, в чём?
Не вдаваясь в столь интимные подробности, восклицаю:
— Как я Вам завидую, Борис Михайлович! Сам бы ради этого поехал в командировку военным атташе в Германию…
Затем с сожалением разведя руками:
— …Но сами понимаете: на хозяйстве оставить некого.
До моего собеседника начинает доходить:
— Вы предлагаете должность военного атташе в Германии, Иосиф Виссарионович…? Мне?!
Дурашливо-удивлённо озираюсь по сторонам и даже заглянув под стол, восклицаю:
— А, что? Здесь ещё кто-то есть?
У того — смятение чувств, на лице написанное: крайнее изумление, парализующая оторопь и даже тщательно скрываемый страх — вылезающий как шило из мешка.
Изрядно озадаченный такой реакцией, вопрошаю:
— Вам что-то не нравится, Борис Михайлович? Должность или страна? Извините, но Германия: она хотя и гитлеровская — но всё же это не Эфиопия, где Вас запросто схарчат — несмотря на дипломатический статус и невзирая на почтенный возраст.
Шапошников, хватаясь «за мотор»:
— Да, нет… Всё так неожиданно… Погодите…
Хотел уже послать «прикреплённого» за скорой медицинской помощь, как маршал пришёл в себя и, довольно адекватно спросил:
— Почему именно меня? Ведь, военный атташе — это…
Прерываю:
— Я знаю, кто такой «военный атташе»: резидент разведывательной сети в стране под дипломатическим прикрытием…
Перехожу на полушёпот:
— …Но Вам, Борис Михайлович, ничего разведывать не надо — всё уже разведано до Вас.
У того, расширяются зрачки:
— Извините…?
Думаю:
«На хрен мне ваши «источники» с резидентами, если у меня «послезнание» есть?».
Вслух же:
— Я хотел сказать: этим будет заниматься прежний военный атташе в Берлине, на должности вашего первого помощника.
Хотя конечно, Кобулов-младший требует замены — как не соответствующей своей должности. Понавербовал там у себя в Берлине «двойников» и заваливает Центр «дезой» от Канариса. Ну, да ладно: скоро война, а «коней на переправе не меняют».
— Почему именно Вас, спрашиваете? Извините, но Вы — по всем параметрам подходите для этой архиважной миссии и, никого другого подходящего под рукой нет. А время меж тем не терпит!
Шапошников, о чём-то — о своём размышляя, допил свой чай и только потом спросил:
— И в чём же будет заключаться моя «архиважная миссия»?
— В разном. Вот например… Эээ…
Большим глотком допив свой остывший и, наливая новый стакан чая, задаю неожиданной вопрос:
— …Борис Михайлович, Вы языком Гёте и Геббельса хорошо владеете?
Сей маршал СССР был самым образованным из своих коллег, до Первой мировой войны последовательно закончив гражданское реальное и военное пехотное училище, затем — Николаевскую академию Генерального штаба.
Языками владеть должен!
Тот, с непонятным мне испугом в глазах, очень осторожно:
— Очень давно не имел практики…
Я, жизнерадостно:
— Вот и хорошо! Первым делом плотно займётесь изучением языка среды обитания.
Соскочив и в возбуждении «закружив» вокруг столика:
— Как говорил один мой знакомый моряк дальнего плавания — знавший как бы не «двунадцать языков»: язык проще всего учить — сняв в порту проститутку… Буквально неделя и вы уже балакаете не хуже её!
Вижу вытаращенные глаза и уточняю:
— Борис Михайлович, Вам по портам бегать не придётся — слово даю! По идее, стоит только обмолвится где-нибудь в приличном обществе — и столько шлюх налетит, что только выбирать успевай. Вам какие нравятся: полненькие или худенькие? Беленькие или чёрненькие? Жаль конечно, но «в шоколадку» Вам на старость лет «потыкать» не обломится — из-за нынешней расовой политики Третьего Рейха…
Вижу, что тот что-то нудится и, понимающе-ободряюще подмигнув:
— Если имеются какие-то чисто стариковские мужские «проблемы» — то не берите «в голову», а предоставьте это делать вашей подружке!
Шапошникова краснея как помидор, возмущённо:
— Товарищи Сталин! Я бы Вас попросил…
Я примиряюще поставил перед собой руки ладошками вперёд:
— Не хотите проститутку или хотя бы любовницу? Ну и не надо! Дайте знать что ищите учительницу «deutsche Sprache» и, таковая — так скоро появится, что Вы даже удивиться не успеете.
— Для чего?
Сажусь на место и, отхлебнув из стакана:
— Для изучения германского языка — я уже раз пять сказал, Борис Михайлович.
Не догоняет:
— Не понимаю, Иосиф Виссарионович…
Попивая чаёк, я как бы рассуждая вслух:
— Уроки языка вероятного противника, должны проходить на вашей квартире, откуда Вы иногда — минут на пять — десять, а то и на полчаса — должны исчезать «по делам», оставив открытым(!) сейф…
Развожу руками и, с горькой усмешкой:
— …Возраст, что поделаешь! Ну, или же на квартире «учительницы» — где якобы по той же стариковской забывчивости, Вы должны оставлять свой портфель с документами.
Шапошников, часто-часто замигав:
— С какими «документами»?
Невозмутимо:
— С разными. Но в первую очередь вот с этим…
Достаю из принесённой с собой папки тоненькую брошюрку и кладу перед собеседником.
— …Вот, Борис Михайлович, ознакомьтесь.
Тот, читает оглавление на первой — титульной странице:
«Директива № 21. План "Барбаросса"
Фюрер и Верховный Главнокомандующий Вермахта
Ставка фюрера
18.12.1940.
Верховное Главнокомандование Вермахта
Штаб оперативного руководства
Отдел обороны страны
№ 33408/40 только для командования руководство
Совершенно секретно!
Только для командования!
Только для руководства!
Передавать только через офицера!
9 экземпляров».
Поднимает на меня выпученные глаза:
— Что это?
— Там написано, товарищ маршал СССР: «План Барбаросса».
— Откуда?
— «Оттуда», Борис Михайлович… «Оттуда»!
Читает, перевернув страницу:
«Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии…».
Вскрикивает:
-Это невозможно!
— «Невозможно» или нереально»?
— А какая разница?
— «Нереально» — спать на потолке: законы физики не позволят. А «невозможное» — вполне возможно, что в истории не раз и даже не два было доказано.
Это лишь начало!
К первоначальному плану «Барбаросса» имеется два уточняющих приложения: одно за то же число, второе за 31 января уже этого года. Я их читал и смогу воспроизвести дословно даже на немецком.
Рисунок 60. «Директива № 21. План "Барбаросса"».
Дочитывает весь документ до конца, закрыв его и положив на место, с видом Колумба открывшего Америку:
— Так вот почему Вы разогнали Главное разведывательное управление Генштаба, Иосиф Виссарионович! У Вас своя разведка имеется и действует она куда как эффективнее.
И глазом не моргнув:
— И поэтому тоже.
Шапошников, ещё раз глянув на первый лист, восхищённо воскликнул:
— Всего девять экземпляров? Однако!
Вдруг озарение сверкнула в его глаза:
— Так Вы специально хотите, чтобы о том, что Вам известен этот план, узнало высшее германское руководство?
— Конечно! Ведь та, извините за выражение — блядь, обязательно окажется «подставой»: если не от Вильгельма Канариса, так от Вальтера Шеленберга. А то и от их обоих враз.
* * *
Молча допили по второму стакану чая и налили себе по третьему, после чего последовал следующий вопрос:
— Восхищаюсь вашими возможностями, Иосиф Виссарионович… Но тем не менее, не могу не высказать сомнения: если имеется такая информация и такой «информатор» — как можно дать про это знать вероятному противнику? Ведь «предупреждён — вооружён»! Вашего агента легко вычислят среди этих девятерых «счастливых» обладателей экземпляров, или просто сменят…
Перебив его, мрачно спрашиваю:
— Даже если это сам Гитлер?
Если бы за самые удивлённое лицо и самые вырученные глаза — давали номинацию в «Книге рекордов» Гиннеса, то Борис Михайлович её получил бы вне конкуренции:
— ЧТО?!
Смеюсь:
— Да так, ничего…
Посерьёзнев:
— Конечно, я понимаю суворовское: «Каждый солдат должен понимать свой маневр» — но не в данном случае…
Посерьёзнев уже конкретно:
— …Здесь же, более уместно библейское: «Многие знания преумножают печаль». Так что не парьтесь по этому поводу, товарищ маршал Советского Союза — а действуйте согласно диспозиции.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
