Монпасье Сборник рассказов по миру Гп

Пэйринг и персонажи:ОМП, ОЖП

Жанры: AU, Fix-it, Магический реализм, Попаданчество, Юмор

Предупреждения: ОМП, ООС, Отклонения от канона, Постканон

Описание:Сборник драблов и мини по вселенной Потного Гарри. Канон идёт лесом и прочими буераками. Попаданцы в количестве прилагаются.

Посвящение:Всем читателям и почитателям

Примечания:Сборник для воплощения идей. Статус стоит "завершен", пополняется под настроение.

Публикация на других ресурсах: Разрешено только в виде ссылки

Василиск — это не только ценные ингредиенты... Василиск(Л.Малфой), Г.Поттер, все остальные. Таймтревел, попаданчество

Толчком к работе стал следующий факт: в оригинале василиска озвучивал Джейсон Айзекс, исполнитель роли Люциуса Малфоя.

— Хсссс! Ссссс! Рссс!

Дикое шипение, скрежет и удары разносились по подземелью, заставляя эльфов, обслуживающих древний замок, испуганно дрожать, хлопая ушами, чуя буйство магии, бушующей глубоко внизу. Подземелья ходили ходуном: гасли и вновь зажигались светильники на стенах, рассыпалась в прах и восставала из оного древняя мебель, слетали и вновь активировались через раз выдохшиеся чары, трескались и обновлялись пол, потолок и стены.

Древний змей, спящий в заботливо приготовленном когда-то руками Слизерина гнезде, проснулся, налопался акромантулов, пойманных в Запретном Лесу, и вместо того, чтобы вновь впасть в спячку, принялся линять.

Впервые за много-много лет.

* * *

Люциус сходил с ума.

Чесотка всего тела буквально лишала разума и последних крох терпения. Он бился в корчах, изгибался, извивался, тёрся всем собой обо все мало-мальски подходящие для того, чтобы почесаться, поверхности, щёлкал зубами, рычал и шипел, не в силах произнести ни слова, пока кожа, почему-то очень грубая и сухая, — ну а какая ещё она может быть после Азкабана! — не лопнула и не начала слезать одним большим куском, как чулок.

Озверевший и едва соображающий Люциус торжествующе зашипел и удвоил усилия, обтирая головой и боками стены, пытаясь протиснуться в узкие отнорки, пахнущие совсем не фиалками, и плевать он хотел на недостойность такого поведения для сиятельного лорда. Наконец удалось зацепить отставший край, Люциус завертелся и стащил с себя мешающую ему кожу, выползая из нее посвежевшим, помолодевшим и зверски уставшим.

Облегчённо вздохнув, Малфой скрутился в комок и уснул, решив, что отдых важнее, чем разбирательство со странностями, творящимися вокруг. Он уснул, и снилась ему свобода, охота, беседы с кем-то теплым, но не добычей, почти родней.

И было ему хорошо. Даже замечательно.

А вот когда Люциус проснулся — то не очень. Совсем даже наоборот.

* * *

К счастью, истерика закончилась достаточно быстро, хорошо, что ломать в принципе было нечего: ну повалил он пару статуй, ну погнул тяжёлую решетку... Все равно они были уродливые и отвратительно вписывались в интерьер. Люциус отдышался, медленно и немного неуклюже подполз к краю бассейна, обречённо пялясь в мутную, дурно пахнущую воду. Отражение было не очень-то и чётким, но основное Люциус уловил: спутать свое лицо с глядящей на него огромной рогатой мордой — он до такого ни разу в жизни не напивался. А кто говорит иначе — врёт. Однозначно врёт. Это он ответственно заявляет.

Тяжко вздохнув, Люциус наклонился ниже, посмотрел на себя ещё немного и мужественно отвернулся, машинально сворачиваясь клубком. Да уж. Не такого ожидаешь от посмертия. Совсем не такого.

Меланхолично вздыхая, Малфой сопел куда-то в кольца хвоста, размышляя о том, что произошло, кто виноват и что со всем этим делать. Ответить на первые два вопроса было легче всего.

Что произошло? Он умер.

Азкабан, знаете ли, здоровья не прибавляет. Люциус просидел в тёмной, холодной и сырой камере почти две дюжины лет, прежде чем организм лорда, чистокровного мага с длинной родословной, сдался и отпустил несломленный дух на свободу. Естественно, он мог бы и дальше прозябать в темнице, но отвратительная скудная еда, пытки, допросы, дементоры и понимание, что он остался один, — последний Малфой, нет больше никого, не способствовали цеплянию за реальность.

Не помогали держаться на плаву даже вялые размышления о мести: во многих своих бедах он был сам виноват, это Люциус самокритично признавал, главные кукловоды уже померли, а мстить Поттеру, тупому орудию в гораздо более умелых руках... Не имеет смысла. Он ведь даже не поймет ничего, этот почти голем с начисто отсутствующим мозгом.

Так что Люциус скорее размышлял о том, что бы он исправил, попутно... Ну, нанеся справедливость. Скажем так.

И вот результат — он умер в Азкабане, замученный, опозоренный, ограбленный, и воскрес почему-то в василиске: Люциус был, невзирая на холодную внешность, заядлым охотником, отменно знал перечни опасных существ и понять, что то, что пялилось на него в ответ в отражении, являлось василиском, мог.

Это, если честно, грело самолюбие: Короли змей Малфою всегда импонировали. Больше похожие на гибрид змеи и дракона, разве что без лап и крыльев, они были чудовищно опасны и чрезвычайно умны: если, конечно, посчастливилось дорасти до того момента, когда окружающие опасности не слишком-то и опасны. И чем старше становился змей, тем более сильным и опасным он делался, раскрывая заложенные природой и магией возможности. А этот змей был не просто старым — древним.

Люциус развернул кольца, плавно подполз к краю бассейна и вновь уставился в мутную поверхность. Так и есть. Корона — рожки, растущие практически диадемой на голове, немного загнутые внутрь, отличный показатель возраста. Змею явно стукнуло не меньше пяти веков, может, даже и больше!

Неожиданная мысль заставила замереть, а после внимательно оглядеться. И пусть сейчас Люциус видел все в серых тонах... Подземелье. Бассейн. Переплетённые змеи на массивных дверях. Факелы и магические светильники. И он, василиск.

Все это дико напоминало сбивчивый и бурный рассказ сына, который Люциус тогда почему-то и выслушал, не особо вслушиваясь, и вообще не обратил внимания, отмахнулся. А ведь обычно он слушал сына крайне внимательно...

Все более осваиваясь с телом, Люциус сперва неуклюже, потом всё увереннее пополз по подземельям, осматриваясь. Точку в размышлениях поставил хорошо знакомый знак Слизерина на двери, украшенной змеями, сплетающимися в замысловатый узел. Люциус моргнул, зрение изменилось, и двери, а также остальное пространство полыхнули всеми цветами радуги: магия. Цепочки рун тянулись по поверхностям, замысловатые печати украшали стены, пол и потолок, бассейн сиял, глаза статуй сверкали... Люциус моргнул третьим веком, меняя спектр, и уважительно затрепетал языком.

Красота.

Тайная комната Слизерина, вернее, целый комплекс помещений, оказалась именно так прекрасна, как он представлял. Только грязи накопилось. Но этот вопрос он решит.

Что ж. С "где", он разобрался, теперь надо определить "когда".

А пока можно подумать над вторым вопросом из трёх.

Кто виноват?

Ну, тут и размышлять особо не нужно. Поттер, при всех своих... хм... достоинствах, на врага не тянул. Он был пешкой, орудием, марионеткой, которой управляли гораздо более искусный разум и руки. Волдеморт? Тоже мимо. Тоже пешка, увы. И понял это он слишком поздно. Дамблдор? Да. Вот этому мерзавцу всегда мало было власти. И хотелось ещё и ещё... Но стать министром — что вы, нет. Слишком откровенно. Дамблдор не был самым сильным магом, но он оказался непревзойденным интриганом, наслаждающимся тем, что все повинуются его указаниям. И если б от этого хоть польза была!

Увы, все интриги директора привели лишь к деградации и кровопролитию. Никакого слияния с миром маглов, никакого расцвета, только засилье не желающих понимать, что это другой мир с другими законами, маглорожденных, потому что подавляющее большинство чистокровных родов, на которых все держалось, как-то резко вымерли.

И что делать в такой ситуации?

Как что? Менять все в свою пользу! Жить. И смотреть по обстоятельствам. А для начала навести порядок — жить в помойке лорд Малфой не собирался.

* * *

Люциус, довольно прикрыв глаза чешуйчатыми веками, довольно зашипел. Совсем другая картина! Чистота, все сверкает, блестит, нигде ни пылинки, вода в вычищенном бассейне прозрачнейшая и благоухает ночными фиалками. Естественно, это не сам Люциус корячился: делать ему нечего, кроме как углы выскребать, для этого эльфы есть. Пусть работают, дармоеды!

Пришлось помучиться, вызывая эльфов, но Люциус всегда был упорным и своего добился: разработал связки и сумел прошипеть внятно, позвав домовых духов. И не просто позвать, а приказывать с полным осознанием права на это. Магия текла сквозь него, связывая невидимыми нитями с замком, и эльф оказался полностью в его власти. Не один. Целая орда: община Хогвартских эльфов всегда была самой многочисленной. И самой наглой и ленивой.

Вот только сопротивляться магии Основателей наглые твари не могли, как и хоть что-то сказать посторонним — а ими по указанию Малфоя стали все, включая директора. Так что ушастики вычистили все до последнего дюйма, поменяли воду, разожгли громадный камин, привели в порядок мебель и помост для василиска, а самое главное — натащили еды.

И Люциус нажрался от пуза. Наконец-то.

После чего отменно выспался и занялся уже собой.

Если уж он стал Королем змей — так надо соответствовать. Эльфы собрали выползки, сложив в особом хранилище, после чего принялись облагораживать Люциуса. Отполировали рога, натерли с ароматными маслами и специальными зельями — оказывается, здесь и такое хранилось в специальном ящичке — чешую, вычистили ему особым порошком зубы. Люциус посмотрелся в огромное серебряное зеркало, оценивая результат, и с удовольствием констатировал: а он красавчик!

Просто красавец!

Прежде темная шкура невнятного болотного цвета посветлела, и теперь Малфой оказался обладателем темно-серой, с серебряной искрой чешуи, а кончики рогов сияли полированной сталью. Сразу видно, что не простое существо! Кроме того, Люциус упорно разрабатывал речевой аппарат и теперь мог внятно и отчётливо доносить свое бесценное мнение до окружающих, чему был несказанно рад.

Естественно, Люциус занимался не только этим: эльфы натащили ему газет, и он был в курсе происходящего в магическом мире, а также регулярно отчитывались о творящемся в школе, чем совершенно не радовали.

С него словно сорвали шоры, не дающие нормально смотреть по сторонам, и Люциус все чаще думал, что с некоторыми планами он... поторопился.

Раньше ему казалось, что он сможет если не все, то многое, потому как многое знает. Сейчас он констатировал, что ни черта не знал о творящемся в школе безобразии. По какой-то неизвестной Малфою причине ученики молчали как рыбы о своей жизни в стенах древнего замка. А родители и не слишком-то интересовались, что творится с их чадами. Причем такого раньше не было, это Люциус помнил. Учителя слали характеристики родителям, родители вытягивали подноготную у детей, дети сплетничали напропалую... Когда все изменилось? Непонятно.

Эльфы привели в порядок туннели — вот ещё, пачкаться, — и Малфой с удовольствием ползал везде, где мог пролезть. Подглядывал. Подслушивал. И тихо охреневал от открывшейся во всей красе школьной жизни.

Раньше бы он взбесился. Это на людях Люциус держал лицо, внутри он кипел от эмоций и мыслей. Тело василиска наложило свою печать: теперь он действительно стал хладнокровным во всех смыслах, мысля четко и логично, как никогда.

Драко вел себя как маленький засранец. Северус, который должен был пресекать и контролировать, — ему не уступал, ведя себя как большой засранец. Уизли всем скопом — тот ещё... крысятник. Учителя — все, как один, директорские подпевалы, занимающиеся чем угодно, но не исполнением своих обязанностей. Поттер — даже и сравнение подобрать тяжко, вот только на замордованного маглами сироту он явно не тянул.

Поттер молчал тогда, когда надо говорить. Он говорил тогда, когда требовалось промолчать. Лез во все щели. Сохранял равнодушие или конфликтовал на ровном месте. Он ни с кем не хотел общаться, кроме своего узенького круга приближенных, и ему этого хватало. Вел себя неоправданно нагло — опять-таки не тогда, когда стоило. Совершенно не желал учиться, ему было неинтересно, но при этом хорошо знал материал и с легкостью колдовал. Постоянно был в своей реальности, не желая узнавать хоть что-то о мире, в который попал. Врал, но странно, да и правду говорил так, что поверить невозможно. Совершенно не испытывал страха. Но самое главное — его отличала какая-то страшная, нечеловеческая удача.

Отблески этой удачи падали и на его сопровождающих, но странно. Гарри вечно во что-то вляпывался, словно наводясь по компасу, затем подтягивались его друзья — и все заканчивалось тем, что Поттер зачастую выходил из происшествий с прибылью разного вида, а вот остальные вроде тоже, но им всегда приходилось платить. Здоровьем, репутацией, еще чем.

Директор следил за всем этим с умилением, вроде и окорачивая, но так, что Гарри чувствовал себя безнаказанным. И с высочайшим одобрением творить всяческую фигню. Люциус смотрел и видел, откуда растут корни той непрошибаемой уверенности и феерической, непрошибаемой наглости так называемого Избранного. Люциус не знал всех подробностей, сидя в Азкабане, но и туда доносились слухи: что все Уизли в конце концов повымерли; что Грейнджер повредилась умом на почве своей гениальности и погибла, посчитав, что она лучше всех всё знает и нечего советовать под руку; что остальные гриффиндорцы, ранее горой стоящие за героя и пользующиеся его славой, тоже в большинстве своём плохо кончили, спившись, погибнув по самым нелепым причинам, заболев, поймав проклятие и так далее.

Словно им выдали удачи взаймы, а потом вернули с процентами.

Все это настораживало.

Люциус смотрел, как проходит первый год обучения Героя, и думал.

Пока не понял, что же казалось ему таким странным и неестественным.

Сейчас, с легкостью вороша ставшую идеальной память, Люциус вспомнил, что брак Джеймса Поттера и Лили Эванс был министерским, так как родня его не одобрила, так что Гарри вообще-то является бастардом, если сказать откровенно, без одобрения рода и соответствующих помолвки и бракосочетания. Что Лили Эванс была очень честолюбивой, умной и сильной ведьмой, и не скажешь, что маглорожденная и магловоспитанная. Что она хорошо разбиралась в чарах: Флитвик прогнозировал ей большое будущее... Что родичи Поттера, да и все остальные, кто, не сдерживаясь, проходился по наглой грязнокровке, как-то резко переселились на кладбище. Что Лили как-то серьезно разошлась во мнениях с Дамблдором: то ли до Пророчества, то ли позже... Что вся эта история с нападением Волдеморта очень дурно пахнет и вообще свидетелей нет, вот только директор в красках описывал, что и как, словно свечку держал.

Что Дамблдоры тоже все кончились, и все планы директора пошли прахом, и лишь Герой, которого Альбус считал своей пешкой, оказался жив, здоров, с наследниками и прибылью.

Что с наследством Поттеров и Блэков было что-то странное: магия, вроде как, не приняла, а вот имущество Гарри себе заграбастал... И гоблины его ненавидели, но отказать в обслуживании не могли. Как и прижать за какие-то то ли нарушения, то ли ещё что...

Люциус смотрел и видел, что под человека Гарри лишь маскируется. Бешеная энергия, он беспрестанно двигался, что-то делал, куда-то лез, спал по паре часов в сутки — и ему хватало. Жрал он тоже как не в себя — постоянно что-то жевал, карманы и сумка набиты пирожками, бутербродами и прочим, да и за столом не стеснялся. Но ел аккуратно, с манерами, а не чавкая, как оголодавшее животное, подобно Рону Уизли. Память у него была то ли эйдетической, то ли близкой к этому, читал он неимоверно быстро, но при этом уровень знаний показывать не стремился, хотя все получалось с первого раза. На метле летал так, словно родился с ней в обнимку. А очки...

Поттеры были артефакторами, это Люциус знал четко. И часто носили артефактные очки. Не для того, чтобы видеть магические потоки, — а чтобы их не видеть. Не отвлекаться в повседневной жизни. И выглядящие так, словно он их нашел на помойке, очки Гарри менять не спешил. Хотя пару раз Люциусу удалось застать его без оных, и двигался мальчишка свободно, словно никаких проблем со зрением не испытывал.

А ещё полное равнодушие к золоту, наследству и всем благам, которые может принести личный сейф. Люциус видел: Гарри действительно не слишком интересовала новая одежда, развлечения и прочее. Зато тайны и знания манили, как нюхлера клад.

Чем больше Люциус над этим размышлял, тем больше ему казалось, что Гарри не просто бастард Поттеров, а подменыш или фейри-полукровка. Дамблдор живописал душераздирающую картину самопожертвования матери, но что там на самом деле сотворила Лили? И ее муженёк, и его дружки, вовсю лижущие зад директору, и сам Альбус, имеющий на так называемого Избранного подробные планы... Все, кто хотел воспользоваться наивностью мальчишки, все плохо кончили. Врагам тоже досталось. Северус умирал мучительно, про Лорда вообще промолчим, остальные... плохо и ужасно. Лишь равнодушные уцелели.

Если вместо Поттера подменыш...

Это все проясняет. Твари из Холмов — живучие, везучие, со своей логикой и моралью и плевать хотят на людей. Им что маги, что сквибы, что маглы — все лишь корм и рабы. Просто разной степени питательности и полезности. И никакого мира с ними нет и не будет.

Слишком они разные, буквально.

Теперь, в свете новой информации, все планы Люциуса взять мальчишку на воспитание были отброшены. Он не собирался тащить в свой дом ядовитую заразу, от которой не будет спасения. Это простецы могут сказки сочинять про взаимопонимание, высокие отношения и прочую хрень. Мухи с пауком могут жить мирно лишь при одном условии: они никогда не будут пересекаться. Никогда.

Подменыш вырастет. Да, поначалу он будет вежлив, почтителен и добр, возможно, одарит приютивших его дарами. Вот только потом он обязательно возьмёт за свои дары плату, и это будут не деньги, а жизни и магия. Плавали, знаем. От слишком ушлых и хитрых, когда-то решивших, что они знают лучше, давно остались лишь назидательные страшные истории. Ничего и никого не осталось от тех, кто решил смешать свою кровь с демонами, фейри и прочими чудовищами.

А иногда и историй не оставалось. Полное забвение.

И если сначала Люциус бесился, не понимая, за что ему такое наказание — тело василиска, — то теперь понимал. У него есть шанс. Он сможет. Остальные — нет. Но для того, чтобы всех спасти, даже тех, кто этого не хочет, — не потому ли директор совсем слетел с катушек, что попал под обвал магии подменыша? — ему требуется помощь.

И он четко знал, к кому обратиться.

— Эльфсс!

* * *

Люциус настороженно огляделся, цепко сжимая палочку в руке. Уменьшенная метла лежала в кармане, защитные артефакты и кольчуга, надетая под камзол, придавали уверенности. Сообщение, полученное через эльфа, было странным, но содержало в себе такие намеки, которые мог понять только он. Слишком личное, слишком...

Что-то зашуршало, Люциус повернулся... и замер в ужасе. Перед ним плавно разворачивал кольца огромнейший василиск, сверкая полированной чешуей и щуря серебряные глаза, прикрытые третьим веком. Люциус закаменел. А потом отмер, понимая: смотрит. Смотрит прямо в глаза опаснейшей твари, и ничего!

— Зссссдравссствуй, Люсссиусс, — прошипел василиск, заставив обливаться ледяным потом. Говорит. Великая магия! Он говорит! Не парселтанг, а вполне понятный английский! Значит, василиску стукнуло не меньше пяти веков, с отстраненным ужасом сообразил Люциус. По легендам твари, перевалившие за половину тысячелетия, обретали способность говорить на человеческих языках.

И чихали с высокой горки на змееустов, решивших отдавать им приказы.

— Приветствую, — вытолкнул из себя маг. Глаза змея насмешливо сверкнули. — Гм. Что...

— Уссспокойссся, — отбросил политесы Люциус-василиск, решив пожалеть самого себя, подсовывая под ослабевшие колени Люциуса-мага хвост. Маг сел, выглядя немного безумным от всего происходящего и обещания змея не навредить, а потом выслушал самую бредовую историю, какую ему доводилось слышать. Вот только сообщенное василиском не оставляло сомнений: сказанное — правда.

— И что будем делать? — Люциус успокоился, добыл из безразмерного кошелька фляжку с коньяком и душевно к ней приложился, явно повеселев. Люц — именно так решили звать Люциуса-змея, свернулся поудобнее.

— Сссделать мы должны сследующее... — речь василиска ещё мешалась с шипением, но это поправимо. Ещё выправит речь. — И поспешим. Времени у нассс мало. Как только мальчишшшка вернется к маглам, мы должны будем дейссствовать.

* * *

Гарри затащил сундук в свою комнату, бдительно принюхиваясь. Посторонними не пахло. Мальчик снял очки — зелёные радужки расплылись радужным сиянием без намека на зрачок. Всё как обычно. Всё как надо.

Усмехнувшись, он залез в сундук, добыл сверток с едой и принялся насыщаться. Издержки несовершенного тела: ему постоянно хотелось есть. Что поделать, эта пища не настолько питательная, как требуется молодому растущему организму. Но это дело поправимое. Ещё немного...

Поттер надел очки, пригладил пятернёй — безуспешно — торчащие во все стороны волосы и принялся разбирать вещи в шкафу. Дом затихал. Дядя и тетя, перенервничавшие от его возвращения из школы, легли спать, решив перенести скандал на завтра. Что ж... Завтра, так завтра. Ему всё равно. Впрочем, пока родня спит, он может совершить набег на холодильник.

Гарри дождался храпа дяди и ловко выскользнул из комнаты, направляясь к кухне. Нагребя разных вкусностей, он поднялся к себе, слопал всё до последней крошки и лег спать. Спать было приятно: приходили сны, в которых он менялся, и если поначалу они пугали, то теперь Гарри ждал их с нетерпением.

Утром, после завтрака, мучающаяся мигренью тетушка отправила мужа на работу, сына в секцию бокса, нагрузила Гарри списком и отправила в магазин. Гарри вышел из дома под бдительным взглядом старухи Фигг и её котов и направился на автобусную остановку. Идти пешком он не собирался. Закупка прошла удачно, нагруженный пакетами Гарри прошел сквозь стоянку машин, свернул в затененную аллею, ведущую куда надо, когда его окликнул знакомый голос. Он повернулся... и мир померк.

Люциус Малфой, окутанный чарами, скрывающими всё, что только можно, облегчённо подхватил окаменевшее тело, активируя артефакты. Редкие прохожие шли мимо, не обращая внимания на переулок, позволяя запаковать окаменевшее тело в подобие хрустального гроба, который с легкостью уменьшился и был спрятан в специальный контейнер. Василиск облегченно выдохнул, трепеща языком. Мальчишка почти успел увернуться. Доля секунды... И он мог сбежать. И был бы чуть старше — определённо сбежал бы. Появившийся эльф почтительно коснулся кончика хвоста, переправляя змея в поместье Малфоев, ещё один перенес Люциуса.

У них получилось. Теперь остаётся самое главное.

Подменыша они поймали, надо отправить его туда, где этой твари самое место. Обойдется магический мир без Избранного. Переживет как-то его отсутствие.

* * *

Пространство исказилось, шкатулка-контейнер влетела в портал, тут же намертво захлопнувшийся. Чары слетели, шкатулка рассыпалась, выпуская на волю хрустальный гроб, тоже начавший трескаться и лопаться под напором бушующей в этом измерении магии. Стражи ситтина бесстрастно наблюдали, как в остатках гроба ворочается мальчишка в магловских поношенных вещах.

Не успел он очнуться, как оказался брошен на каменный пол перед троном королевы.

— И кто это? — мелодичный голос заставлял воздух дрожать. — Представься.

— Гарри Поттер, — дерзко вскинул голову мальчишка, и тут же получил копьем по хребту.

— Твое Величество, — прорычал один из стражей, схватив Гарри за волосы.

— Не моё, — автоматически ляпнул Гарри, привыкший за год к безнаказанности, за что и поплатился.

— Научите его вежливости, — мелодичный голос королевы заледенел. — И когда он научится этикету... я подумаю, стоит ли с ним говорить.

Удар кулаком в висок погрузил Гарри в беспамятство.

* * *

Люциусы довольно переглянулись.

Всё получилось. Подменыш обезврежен, и пусть теперь с ним фейри разбираются. Мальчишки хватятся не скоро. Будут искать, но ничего не найдут. Магловский городок, мало ли что может случиться? Никто ничего не видел, никаких следов, никакой магии. Все затёрто.

А самое главное — на них нет крови, да и эта тварь не знает, кто его поймал и домой вернул. То, что надо. Теперь всё будет по-другому. И борьба с Дамблдором, и война с Лордом, и прочее. Никакой дармовой удачи, за которую приходится платить по высшему тарифу. Никаких Избранных. Никаких Пророчеств.

Пора магам самим справляться со своими проблемами, не перекладывая их на чужие плечи.

Хватит.

А они будут жить в свое удовольствие. И к своей пользе. И так тому и быть.

И два змея — настоящий и метафорический — довольно рассмеялись, греясь у камина.

 

Равный обмен. ГП/ЗВ Л.Малфой, Э.Скайуокер

— И? — Люциус поднял бровь, поторапливая собеседника. Невысокий полноватый парень с непримечательной внешностью тяжело вздохнул.

— Они меня не слушают, — убито пробормотал он. — Слышать, вроде как, слышали, но... Сириус бахвалится, Джеймс хвастается какой он весь грозный и вообще... По-моему, они так и не повзрослели.

Люциус хмыкнул. Его характеристика — мысленная — Поттера и отщепенца-Блэка была гораздо грубее. И выражалась всего одним словом, которое в приличном обществе не произнесешь вслух.

— Да и директор тоже подливает масла в огонь. Что-то он к ним зачастил.

— А миссис Поттер? — прищурился Люциус. Питер фыркнул.

— Да кого интересует ее мнение? Что сейчас. Что раньше... Попробовала что-то там вякнуть, ей директор живо рот заткнул. И Джеймс поддержал.

Люциус дернул уголком губ. Он и не сомневался. Миссис Поттер могла сколько угодно скандалить, требовать и прочее, вот только результата не будет. Люциус это еще по Хогвартсу помнил. Самомнение что у Поттера, что у его дружка Блэка было до небес, и то, что Джеймс женился на маглокровке, в которую вцепился, как ребенок в игрушку, которую не дают, ничего не значило. И брак министерский, и родители поначалу против были, а потом и вовсе умерли, и живут не в поместье, а в домике, который выделялся для отщепенцев, чтоб глаза не мозолили.

И директор патокой разливается. Как же! Тайный Орден борцов со злом, отнять и поделить и прочие радости маленьких мальчиков, желающих приключений, а не скучной работы на благо семьи и рода. Да и зачем утруждаться, если жить есть где, есть на что — пусть и не роскошно, работать не надо...

Надо отдать должное Лили. Та попыталась донести до своего муженька свое мнение о том, что детские шалости кончились и надо бы повзрослеть, вот-вот ребенок родится... Вот только ее не слушают.

— Благодарю.

На стол лег, звякнув, кошель с монетами. Петтигрю кивнул, взял честно заработанное и испарился, оставив Люциуса размышлять в тишине отдельного кабинета ресторана для избранных.

* * *

— Это Мордред знает что творится! — лихорадочно прошипел Петтигрю, утирая вспотевший лоб клетчатым платком. — Вы уже слышали о пророчестве?

— Разумеется, — процедил Люциус, дернувшись от воспоминаний о Лорде, разглагольствовавшем о пророчествах. Учитывая, что под бредни Трелони подходил и Драко... Становилось страшно.

— Джеймс на ушах ходит, Сириус взбесился, Лили хотела уехать — не вышло. А Светоч наш...

На взгляд Малфоя, все это крайне дурно пахло. Собеседование не в Хогвартсе, а в третьесортном кабаке, которым к тому же владеет брат Альбуса? Открытая дверь? Никаких барьеров от подслушивания и подглядывания? Просто отвратительная постановка, в которую Снейп влетел с головой, а Лорд... Вроде бы посмеялся, но... Страшно.

Метку дергало и жгло, в Лорде с каждым днем все сильнее проглядывало безумие, того харизматичного политика, за которым они все пошли, больше не было. Исчез с концами. Легко насмехаться над Поттером и ему подобными, сами они недалеко от этих тупоголовых мальчишек ушли. Только и всей разницы, что клюнули на другие цели и лозунги.

И не сорваться с крючка никак.

Они пробовали.

Не получилось.

* * *

— Лорд совсем взбесился! — истерически шептал Петтигрю, трясясь от ужаса. — Я связался с тем индусом, он перевел шипение... Он решил всех убить. Всех. Неважно, подходит, не подходит... Всех родившихся летом. Для гарантии. Лили сегодня родила!

А три дня назад — Нарцисса. А неделю назад — Эвелина Нотт. А вчера — Алиса Лонгботтом. И кто знает, сколько еще женщин здесь и по всему миру.

— Может, столкнуть его с директором? — чувствуя, что сейчас его вывернет от ужаса, предложил Люциус. Петтигрю неожиданно тоскливо усмехнулся:

— А вы думаете, он не знает?

— Сколько у нас времени? — глухо спросил Малфой.

— Не больше недели.

По спине потек холодный пот. Зная Лорда и его прогрессирующее безумие, рассчитывать можно максимум на пару дней. А потом — визит Лорда. А он придет, недаром поздравлял с рождением наследника. И что делать? Чертово клеймо не дает возможности даже сказать что-то против! Не говоря о сделать. Нанять кого? Не выйдет. На организацию покушения требуется время, его нет. Да и Лорд чем-то прижал Гильдию наемников, так там и дернутся выполнять заказ. Возьмут деньги и сами доложат Лорду. И тогда... Самому? Метка. Дамблдор? Хитрожопого старика все устраивает, судя по докладу Питера. А тот знает, что говорит, он везде пролезает. Кто-то со стороны? Опять-таки договоры Лорда о сотрудничестве. Некоторые Люциус сам помогал составлять. Кто-то совсем чужой?

Бешено крутящиеся мысли замерли. Перед глазами так и вспыхнуло воспоминание: книга из металлических листов, скрепленных кольцами. И металл такой, что гоблины готовы были отдать умопомрачительное богатство. Насовсем. Записи на странном языке, который никто прочесть не может. А в роду передается перевод только одной страницы...

Можно позвать того, кто поможет.

Вот только, кто это будет и чем придется заплатить...

Люциуса хватило на несколько часов размышлений. Потом пошли сообщения, что нашли несколько семей, уничтоженных полностью. Вплоть до младенцев... Которые родились летом. Малфой тут же отбросил сомнения и полез в хранилище: бежать не получится, он проверял. Значит, будет бороться до конца.

Книга была именно такой, как помнилось. Тонкие металлические листы цвета старого серебра. Словно кислотой вытравленные угловатые буквы. Кольца, скрепляющие стопку. Покрытая замысловатым узором обложка.

Она хранилась на самый-самый случай, и все эти века Малфои не рисковали использовать простой ритуал: уж слишком все мутно выглядело. На зов отзывался Небесный Странник — и не факт, что захочет помочь. Плата определялась на месте путем переговоров. Последствия неизвестны, надежен ли ритуал — тайна, покрытая мраком.

У Люциуса не было выбора. Утром он обнаружил, что не может ни уйти из манора, ни дать возможность жене с сыном сбежать, ни отдать распоряжения... Ничего. Книга позвякивала в трясущихся руках, и Люциус клял про себя на чем свет стоит своего покойного отца и всех остальных представителей предыдущего поколения, поначалу поддержавших тогда еще Тома Риддла в его стремлении изменить положение дел на родине, а потом притащивших в клуб по интересам своих детей.

А потом резко вымерших или срочно уехавших за границу.

Люциус размазал по обложке каплю крови из пальца и взмолился, вкладывая в это все свое горячее желание защитить семью любой ценой. Поначалу ничего не происходило, но, когда Люциус почти отчаялся, его словно придавило чужим взглядом, а в голове возник безмолвный вопрос.

Люциус сосредоточился, пытаясь донести до собеседника свои мысли-образы. Семья. Сын. Смерть. Темный лорд. Светлый лорд. Помощь. На любых условиях.

В голове хмыкнули, память словно вывернули наизнанку и вновь вернули на прежнее место, вспыхнули небесной синевой чужие глаза, а затем Люциус словно поменялся с неизвестным местами, смотря на самого себя со стороны.

Неизвестный в его теле встал — поначалу чуть неуверенно, но уже через десять минут двигаясь так, словно тело его родное. Еще через полчаса окончательно освоившийся чужак, предложивший звать его мастером Скайуокером, разглядывал левую руку с меткой, казавшейся чужеродным пятном на белой коже.

Скайуокер смотрел, трогал пальцами, пару раз что-то пробормотал крайне злобно про рабское клеймо. Ненависть просто обжигала. А затем он взял острый тонкий стилет, и кожа покрылась неизвестными Люциусу символами, от которых метка словно застыла, после чего срезал ее одним махом.

Люциус замер в ужасе, глядя, как кусок кожи вдруг взлетает в воздух, а за ним тянутся полупрозрачные дымные нити, медленно вытягивающиеся из тела. Вспыхнул огонь, сожравший кожу с меткой с концами, и пепел вынесло в распахнувшееся окно. Под взглядом Скайуокера кровь, натекшая из раны, испарилась, а новая кожа, чистая, без шрамов, начала нарастать с невероятной быстротой. Боль была где-то там, далеко, Люциус смотрел, не веря своим глазам, а от Скайуокера волнами изливались злобное удовлетворение раба, скинувшего цепи.

Нарцисса побледнела, сжав кулачки при виде невозмутимого супруга, с аппетитом поглощающего обед.

— Все будет хорошо, — заверил ее чужак. — Вот увидите.

* * *

Лорд припёрся утром, к завтраку. Скайуокер смотрел, как тот идет по дорожке к парадному входу — шествует, словно хозяин, — и Люциус почти видел огромного бескрылого дракона, поднимающегося сквозь толщу песка, готовясь обрушиться на избранную жертву.

Люциус мог только смотреть, как Скайуокер идет вперёд.

— Я, Энакин Скайуокер, Темный лорд Вейдер, объявляю каггат Темному лорду Волдеморту. Здесь и сейчас.

Волдеморт не был дураком, и чутье на опасность у него было звериное, вот только аппарировать, взмахнуть палочкой и даже сделать шаг он не смог — Вейдер поднял левую руку, сжав в кулак, и алоглазое лицо со змеиными чертами исказилось от ярости. Серебряное лезвие прямого длинного меча, тщательно подобранное вчера в оружейной, одним махом отсекло Волдеморту голову. На тело упала сплетенная из шелковых нитей сеть, в воздух взлетела толстостенная непрозрачная бутылка, в которую со свистом засосало темное рваное облачко, вырвавшееся из трупа. Под взглядом Вейдера пробка оплавилась, запечатывая душу мага.

Люциуса замутило.

— Слабак. А теперь вызываем авроров... — оскалился Вейдер.

Следующие несколько суток слились в сплошную аморфную массу. Выдвинутый на передний план Люциус пел соловьем, живописуя ярость отца, к ребенку которого протянуло лапы чудовище и получило по оным, лишившись и лап, и головы. Собачился с Дамблдором, желающим странного. Давал интервью. Давал показания. Еле доползал до кровати... В которой не спал, а наблюдал за медитацией Вейдера. Добывал информацию и проводил странные ритуалы, притянувшие в бутылку ошметки души Волдеморта. Проводил ритуал, платой в котором стала уже целая душа мага, после которого неожиданно начал хиреть и слабеть Альбус. Подгребал под себя имущество и связи покойного Лорда.

И чувствовал, как рвутся невидимые связи между ним и его телом.

Вейдер даже позволил ему попрощаться с Драко и Нарциссой, а затем, на девятый день, Люциус канул в темноту, расцвеченную звездами, зная, что с его семьей и родом все будет хорошо. Вейдер не даст их в обиду.

И эту цену Люциус счел справедливой, уходя с легким сердцем.

Чего он не ожидал, так это проснуться на жесткой лежанке под рваным одеялом.

— Вставай, сынок.

Молодая и даже красивая, но совершенно измученная и какая-то потухшая женщина ласково потормошила его мозолистой рукой с обкусанными ногтями.

— Подъем, Энакин. Надо вставать.

В голове разворачивались явно чужие воспоминания. Это мама. Они на Татуине. Рабы. Ему пять лет. Их владелец — здоровенный слизняк с руками. Гардулла. И это не галлюцинация, а реальность.

Люциус встал, брезгливо оглядывая скудную обстановку. Что ж. Вейдер не поскупился, дав ему шанс. Он огляделся и сконцентрировался.

— Репаро.

Одеяло, дышащее на ладан, неожиданно восстановилось, став новым и ярким. От облегчения он едва не упал, голова закружилась: тело мелкое, детское, такие нагрузки пока опасны.

— Энакин!

— Иду, мама!

Но магия с ним, а это значит, ему все по плечу.

На вою! В пампасы! ГП/Тор/Первый мститель Брок Рамлоу

— Да твою ж......... — матерный монолог все длился, длился и длился, пока Брок Рамлоу, бывший командир, бывший хороший парень, бывший террорист, бывший почти суперсолдат, а также не менее бывший покойник, изощрялся, изливая в пространство свое мнение обо всем творящемся с ним кошмаре.

Что поделать, мало кто рассчитывает на жизнь после смерти, воскрешение, реинкарнацию и прочие эзотерические недоказанные вещи, сгорая в магическом огне пополам со взрывом от двадцати фунтов взрывчатки. Брок не верил ни во что из названного, но повидал слишком много странного и чудовищного, чтобы отбрасывать возможность существования всего вышеперечисленного.

— ...мать! — заключил Брок, устало выдыхая. Первый приступ офигевания прошел, мозги включились, и он начал оценивать ситуацию трезво, а не через эмоции. Что можно записать в плюс?

Он осмотрел себя со всех сторон, покрутился перед громадным зеркалом — полированная бронза, теплый золотистый оттенок, ну почти венецианское, которое, по легенде, добавляет красоты смотрящему в него. Он жив, это первое. Он здоров: ничего не болело, позвоночник не хрустел, и вообще чувствовал себя Брок на все сто. А возможно, и на всю тысячу, да. Он силен: тело мощное, сильное, способное навалять любому. Он устрашающ: Брок попытался привычно оскалиться — зеркало жалобно загудело, предупреждая, что не выдерживает такого потока красоты и милоты. Он красив: с этим вообще не поспоришь. И прическа дизайнерская, как он любит, и глаза выразительные.

В общем, тело досталось ему зачетное, и все просто чудесно, шикарно и великолепно, если б не махонькие такие нюансы. А именно: ему бы понять, где он, кто он, когда он, потому как обстановка странная и намекает на какое-то магическое средневековье. И вот эти вопросы Брок планировал прояснить как можно быстрее и качественнее. А пока что...

Брок почесал нос кончиком хвоста, вздохнул, оглядывая заросший грязью зал и пересохший бассейн, украшенный не чадящими и не затухающими факелами, обвитыми бронзовыми змеями, и направился куда глаза глядят, искать выход. И вообще искать. Кого-то. Желательно того, кто может прояснить ситуацию.

* * *

На свою беду, Брок нашел то, что искал.

Для начала — огромный туннель, как раз под его габариты: длинный, просто бесконечный, разветвляющийся на отнорки, ведущие в крайне интересные места, вызывающие изумление: роскошные гулкие залы; кладовые со странным содержимым; казематы и мрачный лес, совершенно непохожий на все, что Брок видел раньше. Гигантские деревья, шевелящиеся кустарники, светящиеся растения... и огромный, как грузовик, паук в логове, полном его членистоногих потомков.

Впрочем, к паукам Брок отнесся философски и гастрономически, перекусив слишком борзыми малявками для начала, решив наведаться в теперь уже свои охотничьи угодья чуть позже. Куда хуже оказалось другое: тоннели располагались в стенах громадного здания, целого архитектурного комплекса, и в этом самом комплексе обитали те, кого Брок честно опасался: дети. Прорва детей в возрасте от десяти до семнадцати лет, обучающихся магии.

Плавающие в воздухе свечи, мантии и палочки, метелки без седла и педалей в качестве транспортного средства. Английский язык и латынь. И страдающий дальтонизмом старик с бородой на золотом троне.

Это могло означать лишь одно: он попал в мир шрамоголового имбецила с суицидальными и деструктивными наклонностями, и данное предположение Брока совершенно не радовало.

Он не помнил всех подробностей просмотренных фильмов, но и того, что задержалось в памяти хватало, чтобы понять: дело пахнет напалмом.

Более того, когда удалось определить временной период, Брок и вовсе затосковал, потому что в гости совершенно неожиданно приперлась рыжая малявка с тетрадкой в руках и начала с апломбом требовать странного: подчиняться. Выглядело это жутко: мелкое тело дергалось, как марионетка, совершенно неестественно, глаза походили на провалы с алыми огнями, а уж гонору в призраке, оседлавшем дурочку, как лошадь, могло хватить на трех Пирсов и одного с половиной Фьюри.

Брок моргнул, послушал шипение, четко и внятно раскладывающееся на вполне понятный язык, посмотрел на гонористого мальчишку, чей силуэт отлично видел... и с огромным наслаждением показал идиоту язык, скрутив кончик хвоста во вполне узнаваемую фигу. После чего с легкостью обвил малявку парой колец, не давая вдохнуть, несильным ударом кончика хвоста выбил из дергающихся рук тетрадку, отодвинул бяку подальше и прицельно плюнул ядом.

Золотисто-зеленая жидкость разъела дневник не хуже кислоты. Призрак завизжал, растворяясь в воздухе, девочка обмякла, повиснув тряпочкой. Брок стукнул идиотку по голове хвостом, совершенно не жалея, — а нехрен тянуть руки к подозрительным вещичкам, — после чего целеустремленно пополз в сторону туннеля, выходящего в один из коридоров школы, где с чистой совестью и оставил дуреху, попутно раскатав по полу выскочившего непонятно откуда носатого тощего мага, косплеящего Дракулу. Брок для верности прошелся по периметру окаменяющим взглядом и шустро двинулся к Лесу.

На обдумывание той жопы, в которую попал, Брок потратил считаные минуты, пока добирался до своей цели: встревать в битву политиков — дело неблагодарное, он это на своей шкуре прочувствовал. Верить книжным историям, рассказанным с точки зрения тупого, ленивого и крайне нелюбопытного идиота, Брок тоже не собирался. Вставать на чью-либо сторону — тем более.

Ему еще не хватало визита дурня с мечом наперевес, которым тот в фильме так ловко ковырялся в зубах окружающих. Или, для разнообразия, другого дебила, с зашкаливающей манией величия. Терять свою, пусть и такую странную, жизнь ни за что, Брок не собирался, решив сваливать со всей возможной скоростью из этого дурдома. Нет уж, обойдутся и без его сиятельной персоны.

К тому же, как говорил Зимний: 'Плох тот командир, что не задумывается о карьере министра'.

Раз уж он попал в тушку волшебной зверушки с обалденными возможностями и зашкаливающим потенциалом, глупо тратить все это счастье на возню в песочнице. Раз есть магия и маги, не может не быть тех, кто способен вернуть ему человеческую форму. В Англии о таком и думать глупо, да и сырость не по нутру, а значит, надо валить в более теплые и дружелюбные края.

Но поначалу надо подкрепиться.

Налет на гнездо пауков прошел четко по плану: Брок попер танковой колонной, врубив на полную катушку окаменяющий взгляд. Пауки визжали, прыгали, пытались кусаться и ловить его паутиной, но все эти попытки сопротивления оказались провальными: шкура у Брока была бронированная, чешуя резала не хуже бритв, глаза защищали прозрачные веки, а яд растворял и убивал все, на что попадал. Брок крутился волчком, разнося все хвостом, давя телом окаменевших или не успевших отпрыгнуть членистоногих, пока не добрался до главаря всей этой банды.

Визг Арагога разнесся на весь лес, и на помощь подыхающему чудовищу примчался неожиданный союзник: Хагрид. Здоровенный мужик поперек себя шире, ростом почти в три с половиной ярда, нечесаный, в шубе и с арбалетом наперевес. Стрела отскочила от природной брони, но такое заступничество Броку не понравилось. В памяти живо пронеслось, сколько проблем доставили нормальным гражданам агрессивные гринписовцы, вставшие на тропу терроризма, а попытку забить его насмерть огромной дубиной Брок и вовсе не оценил.

Укус поставил точку в карьере лесника на ниве химерологии и животноводства, Брок подкрепился мелкими пауками, хрустящими на зубах, заплевал ядом все, что только смог, и устремился туда, где, по его расчетам, должен был находиться берег. Змеи отлично плавают, это он знал четко, а уж василиску и вовсе сам змеиный бог, или кто их там создал, велел не бояться глубины и течений.

Как выяснилось опытным путем, при желании и соответствующей мотивации василиск на пересеченной местности развивает вполне крейсерскую скорость. Брок несся, распугивая все живое, не обращая внимания на странности окружающей среды, пока неожиданно, проползая между менгирами, не вывалился в обычный мир.

Разница ощущалась буквально физически. Брок попробовал воздух языком, мысленно поморщился, ощущая следы бензина и прочих горюче-смазочных веществ, и ловко скользнул между скалами, прикрывая глаза третьим веком. Легкие автоматически набрали воздух, ноздри закрылись, и Брок нырнул, тут же уходя на глубину. Видел он в темной мутноватой воде превосходно, а чутье само направило его в нужную сторону.

Теперь оставалось только поаккуратнее высовываться из воды, чтобы подышать, и активнее шевелить жопой. Брока ждала свобода и теплые воды океана.

* * *

Альбус сидел в тишине кабинета, успокаивая нервы настойкой травяного сбора на лучшем огневиски Огдена. Помогало так себе. Члены Попечительского совета, представители Министерства, а также озверевшая Молли Уизли вымотали так, что у мага до сих пор тряслись руки. Что сказать, новый учебный год не задался. Все шло наперекосяк, словно сглазили. Сначала кто-то передушил всех куриц и петухов Хагрида, о чем тот ныл не переставая. Потом нашли мелкую Уизли, валяющуюся в коридоре с сотрясением мозга и сильным магическим истощением, ставящим крест на ее учебе в Хогвартсе в ближайшие два года. И это если повезет. Естественно, о судьбе младшенькой тут же доложили Молли, и та примчалась, вопя и требуя. Конечно, аппетиты у Молли были драконовскими, но ее Альбус приструнил, оплатив через школьные фонды лечение, моральный ущерб и Моргана знает что еще. Впрочем, это было мелочью по сравнению с гораздо более тяжелой потерей: погиб Северус.

Все попытки скрыть происшествие провалились: слишком ненавидели Снейпа ученики, чтобы его отсутствие не бросилось в глаза. Впрочем, даже если бы он заставил молчать абсолютно всех, все равно ничего бы не вышло: Снейп приятельствовал с Малфоем, а сиятельный лорд как раз заказал у него какие-то зелья, а так как нарушать ожидания такого клиента чревато... Малфой поискал, закономерно не нашел и резонно решил навестить школу. А так как на слух лорд никогда не жаловался, тот тут же оказался в курсе новостей. Ученики то и дело обсуждали, куда делся Снейп, что произошло с Джинни Уизли...

Естественно, не воспользоваться предлогом он не смог, и в Хогвартс нагрянула комиссия.

Может, и удалось бы списать смерть Снейпа на неудачный эксперимент, а Молли заткнуть рот подачкой, вот только когда припершаяся комиссия шла по коридору, в котором нашли несчастных, из ниши под потолком на мадам Мерчбенкс свалилась крыса.

Казалось бы, что такого. Крыса и крыса. Вот только мадам Мерчбенкс — мастер трансфигурации и еще нескольких дисциплин, крыса ей показалась подозрительной, да ее странное состояние просто намекало, что тут не просто детские шалости. А уж понять, что это окаменевший анимаг, знаний магам хватило. А тут еще обнаружили останки Хагрида и целое кладбище акромантулов, которых тот пытался защитить от агрессора, от вида которых комиссия просто позеленела. Ну а когда вызванный магозоолог, счастливо улыбаясь, продемонстрировал чешуйку размером с ладонь, бутыль яда и вынес вердикт — василиск, причем древний, так и вовсе началось Мордред знает что. На этом фоне превращение крысы в Питера Петтигрю стало закономерным финалом.

Альбус плеснул на дно стакана еще настойки и задумался, чем придется пожертвовать, чтобы достойно выйти из этой ситуации.

* * *

Путешествие к новому месту обитания Брок воспринял как отпуск: как говорится, хотелось бы увидеть мир не сквозь прицел и не на танке. Спешить в кои-то веки было некуда, и он занялся тем, на что в покинутом магическом мире не было времени: собой.

Вдумчивый осмотр и пробы возможностей дали массу информации.

Сравнение с шедевром кинематографа было слабым. На самом деле василиск походил на безлапого и бескрылого дракона, растянутого в длину. Голова с рогами, растущими короной, чешуя не гладкая, а с острыми, как бритвы, гранями, на спине — гребень из шипов. Втяжные клыки роднили его с гадюками, а способность прицельно плеваться ядом — с королевскими кобрами. Василиск видел в нескольких диапазонах, слышал — совершенно не страдая глухотой, ощущал вибрации и рос всю жизнь, насколько смог понять Брок по виду выползков, виденных в подземельях.

Поверить в то, что вот эту бронированную машину смерти — а реакция, скорость и сила у василиска были запредельными — убил ножом-переростком мелкий полуслепой мальчишка, было невозможно. Скорее василиск помер сам или его убил кто-то другой, а над мальчишкой поставили эксперимент и здорово проехались по мозгам, внушая нужную информацию.

Пока Брок плыл и полз непонятно куда, он жрал как не в себя, перелинял и начал, к своему удивлению, адаптироваться. Гребень чуточку подрос, возле кончика хвоста оформившись плавником цвета оружейной стали. Брок хмыкнул, решил сменить имя на Ёрмунганда и поплыл исследовать океан, огибая по широкой дуге входы в магические локации.

Следующие годы он плавал в океан, ползал на суше, предпочитая жаркие страны, несколько раз едва унес хвост от разных странных существ и гораздо более настойчиво преследующих его магов, и завел уйму полезных знакомств.

То, что прошлое его догнало, он понял, когда почти ему на голову свалилась пылающая магией кувалда. Брок как раз расслаблялся, загорая в пустыне, и такого грубого нарушения отдыха не оценил, как и едва не отдавившего хвост здоровенного блондина в алом плаще. От вида Тора Брок заскрежетал зубами, вспомнив, сколько этот венценосный кретин нанес вреда людям: и прямо, и косвенно. Тело само бросилось, и очнулся Брок икая, пытаясь выплюнуть тот самый плащ, застрявший в зубах.

У кувалды оказалось больше мозгов, чем у ее теперь уже мертвого владельца, а может, на такой финт ушами магические выверты Одина были не рассчитаны, но Брок смог оторвать ее от земли, обвив хвостом, и, икая, отдуваясь и срыгивая части доспехов, с трудом пополз прочь, пока к месту происшествия не нагрянули агенты ЩИТа. За годы путешествий он многому научился и теперь не боялся, что обычные люди его увидят.

Тор оказался настолько питательным, что Брок провалился в сон, как только смог доползти до ближайшей скалы, под которую и зарылся. Спалось ему отлично, а вот пробуждение вышло не очень: как только Брок вылез из-под толщи песка, то тут же уперся взглядом в широкий наконечник копья, отливающий нехорошим блеском. Локи, конечно, владел копьем как бог, но и Брок не в пятку сморкался: удар Мьельниром по голове, коварно нанесенный сзади, стал для Лафейсона полной неожиданностью. Брок тут же обмотался вокруг пытающегося вывернуться мерзавца, не давая возможности шевельнуться, залепил ему рот хвостовым плавником и слегка приоткрыл веки, обездвиживая добычу, которую все сильнее хотелось отправить прямо в желудок. И плевать на изжогу.

После чего уставился парализованному Локи в глаза. В мозгах словно ветерок разгулялся.

А после с удовольствием вступил в переговоры с тем, кто мог решить все его проблемы.

* * *

Локи довольно щурился, сидя на кольцах здоровенного — не менее пятидесяти шагов в длину! — змея, свернувшегося рыхлым клубком на берегу океана. Пахло морем, ветерок приятно обдувал кожу, доспехи валялись на песке, а ступни омывала волна. Подумать было о чем: Тора нет, с концами, и это как решало множество проблем, так и создавало новые. Впрочем, за исполнение мечты змей, бывший когда-то человеком, потребовал немногое. Всего-то сделать его оборотнем, научив принимать человеческий вид, ну и помочь еще нескольким людям.

На взгляд Локи — малая цена за возможность избежать страшной судьбы. А Тор... Один приказал Хеймдаллю не следить за изгнанным из Асгарда царевичем, а значит, сам виноват. Когда дойдет, что с Тором что-то случилось, будет поздно. А сам Локи будет держаться от этой клоаки подальше. Пусть Всеотец сам разгребает проблемы, которые сам же и заварил. А свои Локи решит сам. И начнет он с того, что научит Ёрмунганда вновь быть... Ну, не человеком, но похожим на него существом.

* * *

Зимний Солдат успел дернуться в сторону, но уйти не успел. Блеснули чьи-то глаза, его парализовало, а потом навалился сон, в котором тихо и плавно всплывали воспоминания о том, кто он на самом деле.

* * *

Брок Рамлоу смотрел на сидящее перед ним существо, похожее на него, но вызывающее безотчетный ужас, и слушал о своей возможной судьбе и о том, как ее избежать.

* * *

Локи терпеливо расплетал сейд, наложенный Одином, договариваясь с Мьельниром. Мьельнир устал быть молотом, ему хотелось нового, интересного, а самое главное — понимающего хозяина. И Локи собирался все это обеспечить, получая в ответ нерушимое партнерство с разумным оружием.

* * *

Гарри Поттер довольно оглядел дом, построенный по всем правилам на случайно обнаруженном магическом источнике. Его собственный, личный дом, выстраданное счастье, за который пришлось побороться с разными доброхотами, желающими въехать в рай на его горбу. Но он теперь не тот забитый и глупый ребенок, липнущий к любому, сказавшему ласковое слово, с тех пор многое изменилось.

Год, в который погиб Снейп, стал судьбоносным для всех: изменилось многое как в Хогвартсе, так и в магическом мире Англии. Лорда упокоили специалисты, Дамблдора сместили с должности, а сам Гарри начал учиться и стал весьма уважаемым артефактором, к которому очередь расписана на годы вперед. Он богат, свободен, и никто не забивает ему голову разными глупостями. И это хорошо.

Он вошел в кабинет, сел за стол и погрузился в расчеты очередного шедевра.

* * *

Баки Барнс, лучший снайпер Второй мировой и не только ее, приник глазом к прицелу, довольно улыбаясь. Только что откопали Стива и везут его домой, а значит, надо сделать к его пробуждению мир чуточку чище. Он поймал взглядом лысую голову и плавно нажал курок.

* * *

Брок довольно потянулся, наслаждаясь жгучими лучами солнца, прогревающими бронированное тело. Еще немного, и начнется движение: Локи серьезно отнесся к информации про Таноса. А пока он составляет план, можно расслабиться и отдохнуть, набираясь сил. Брок прикрыл глаза и задремал. Жизнь прекрасна, а когда он сожрет титана, станет еще лучше.

И будет она долгой-долгой... На радость ему и горе его врагам.

Король умер! Да здравствует король! Властелин колец/Гарри Поттер/Марвел

Потолок был совершенно незнакомым.

А вот воняло горелой плотью все так же привычно.

Гарри моргнул, концентрируясь на сложном узоре из трав, ветвей, золотых лент и еще непонятно чего, обрамляющем рамой батальную сцену. В голове было пусто, тело расплылось медузой. Воняло горелым и мазями, хотя и странно. Лицо ощущалось тоже странно, впрочем, как и все остальное. Вот только навалившееся спокойствие не давало понять, в чем именно эта странность выражается.

Гарри еще раз моргнул и принялся разглядывать толпу мужиков, забивающих копьями и мечами нечто, похожее на льва в чешуйчатой шкуре. Нечто было здоровым, имело хвост с булавой на конце и здоровенные когти и, судя по кровожадному оскалу, питалось совсем даже не травкой. Охотники с мужественными выражениями чем-то неуловимо странных рож лупили гадину с целью извести, гадина упорно отбивалась. Хмыкнув, Гарри провалился в сон, успев зацепить краем глаза лицо самого патлатого охотника.

Когда он вновь открыл глаза, горелым уже не воняло. Густой травяной запах забивал ноздри, лицо ощущалось резиновым, Гарри пялился на потолок, настроение было никаким, и даже ушастая рожа, нависшая над ним с самым обеспокоенным видом, не смогла пробить эмоциональный ступор.

Рожа зашевелила губами, Гарри с трудом сфокусировался, неожиданно включился слух. Мелодичные переливы сложились во вполне понятную речь, врач уверял, что все хорошо, вовремя вытащили, все поправимо и вообще, свет Древ сияет, змеев разделывают на части, а его величество жив, почти здоров и скоро будет сражать наповал своей красотой. Не пройдет и ста лет. Да-да.

Гарри скептически изогнул бровь, пытаясь донести до собеседника некоторые мучающие его смутные сомнения, врач тут же профессионально подхватил чашку с носиком и превентивно заткнул и так молчащему пациенту рот. Гарри высосал кисловатую жидкость и вновь провалился в сон.

Разбудило его осознание того, что дико хочется жрать. И пить. И в туалет. И увидеть свою морду лица.

Встрепенувшийся врач, нет, целитель, так правильно, не успел и слова сказать, как Гарри начал исполнять все по пунктам: выдрал из его руки поильник, напился, после чего процедил:

— Зеркало. И мяса. Жареного. С корочкой.

Эльф — а то, что перед ним не человек, и так ясно, уши намекали, тут любой догадается, молча забрал тару и вымелся из палатки. А это была именно палатка, вернее, походный шатер, как до него дошло наконец, размером побольше всей квартиры Гарри. Особенно последней, той, что он снимал в Лагосе. Поднесенное зеркало поставило точку в размышлениях: спутать отражающееся в золотистой поверхности и свою рожу, которую привык-таки видеть в отражении по утрам, Гарри не смог бы при всем своем желании.

Зеркало, поднесенное скорбно поджимающим губы слугой, транслировало привычные ужасы. Левая сторона лица представляла собой месиво из сырого мяса: обугленное удалили, и даже толстый слой мази не мог скрыть расходящиеся от носа на всю скулу глубокие ямы. Глаз целиком затянула мутно-белая пелена, напоминающая бельмо, но зрение, как ни странно, сохранилось. Все это выглядело кошмаром по сравнению с гладкостью кожи правой половины лица, небесно-голубой радужкой здорового глаза под радикально черной бровью и сейчас коротко остриженным ореолом волос цвета белого золота.

Отражавшийся в зеркале эльф был нечеловечески красив даже в таком состоянии. А еще он совершенно не походил на Гарри. Ну, если не считать обожженного лица.

Гарри смотрел, слуга делал рожу кирпичом, но в его глазах собирались слезы. Целитель бренчал склянками, составляя мазь, судя по запаху. В животе тоскливо урчало. Гарри думал, в какую жопу на этот раз попал и как жить дальше. В то, что это сон, галлюцинация или иллюзия, он не верил. Не с его анамнезом. Да и покойники таким недугам не подвержены: это он знал четко.

Наконец принесли поесть — Гарри с сомнением осмотрел поднос, где было и мясо с корочкой, и какие-то салаты, и фрукты немного странного вида, — дернул бровью и с энтузиазмом вонзил двузубую вилку в одуряюще пахнущее мясо, заботливо нарезанное на кусочки. Все принесенное исчезло в желудке, как в черной дыре, под одобрительно-хмурым взглядом целителя. Гарри отдал поднос, поерзал и вперил в стоящего наготове с мазями наперевес целителя тяжелый взгляд.

— А теперь — подробности. Но сначала...

Целитель понятливо кивнул, торжественно поднеся расписанную золотом фарфоровую медицинскую утку. Обтер Гарри намоченным в горячем отваре трав полотенцем. Накормил какой-то кислятиной, эликсирами, подоткнул одеяло. Позволил здоровенному эльфу, закованному в броню по самые глаза, сделать отчет.

Гарри терпеливо перенес процедуры, покивал и отрубился, проснувшись со стоящими дыбом остатками волос. Сердце колотилось как бешеное: обрушившаяся лавиной память эльфа, который реально был королем, едва не снесла ему остатки и так дышащей на ладан психики. Не вся, конечно, далеко не вся, только самые яркие моменты, зацепившие покойного ныне Трандуила за живое, вызвавшие сильный эмоциональный отклик, но и этого хватило, чтобы едва не потеряться в чужой жизни. Одно воспоминание о здоровенных драконах, крайне похожих на китайских — длинных рогатых змеях с короткими лапками и отсутствующими крыльями, — чего стоило!

Гады собрались стаей и прицельно плевались струями жидкого огня, пытаясь выжечь эльфов. Как ни странно, Трандуил выжил — стоя почти в эпицентре огненного торнадо. А вот автор воздушной атаки Саурон двинул кони, устроив самоподрыв с помощью все тех же змеев. Поправочка: Великих змеев Севера.

Гарри от факта, что его нынешнее тело едва не поджарили Великие змеи Севера, было бы ни холодно, ни жарко, если б не тот факт, что ожоги от драконьего пламени крайне долго и тяжело заживают. Это он помнил по Тремудрому турниру, будь он неладен: Краму и Седрику, пострадавшим во время испытаний, оказали помощь, конечно, но потом все равно пришлось делать пересадки кожи. А у них ожоги были легкие, никакого сравнения с тем ужасом, что отражался в зеркале.

Впрочем, Гарри и такой морде лица был рад. А особенно он был рад здоровому телу: красивому, вечно юному, сильному. Никакого сравнения с тем обожженным, переломанным кошмаром, в котором он прожил последние пять лет своей жизни.

Впрочем, теперь это не имеет никакого значения. Теперь ему надо разбираться с проблемами, идущими в комплекте с так любезно подкинутым ему высшими силами телом.

Начать стоило с того, что Трандуил был не просто эльфом, отсиживающим зад на троне. Во-первых, он являлся потомком какого-то там Эльмо, которого сам Трандуил в глаза никогда не видел, но заочно очень уважал, и, как все потомки этой достойной личности, носил 'древесное имя', буквально обзываясь Буйным цветением.

Мысленно примерив к себе новое имя — не первый его псевдоним, увы, жизнь жестока, — Гарри мысленно пожал плечами и продолжил ковыряться в чужих воспоминаниях.

Во-вторых, Трандуил благодаря своему происхождению реально носил корону — потому как на любого другого она попросту не налезала. Отказывалась, видимо в момент посадки на голову производя тест ДНК и сравнивая полученное с эталонным образцом. Кроме того, как потомок того самого Эльмо и Орофера — опять-таки весьма глубокоуважаемых личностей, Трандуил был истинным, прирожденным королем и родней остальным эльфийским владыкам. Что тоже давало некоторые бонусы: с родичами он не ссорился и мог рассчитывать на помощь и советы. Иногда.

Увы, отсюда же росли ноги откормленных королевских тараканов. Для начала Трандуил был ксенофобом. Он люто ненавидел гномов, и было за что.

Родившийся в городе Линдон королевства Дориат, Трандуил пережил его тройное падение: сначала гномы убили Тингола, соправителя Орофера, потом буквально через год гномы приперлись снова и опять натворили дел, а еще через пару лет приперлись потомки Феанора, убили внука Тингола и превратили город в руины окончательно. Трандуилу на Тингола и его внука было плевать, пусть они и являлись родней, но вот город он любил и его разрушения не простил. После этого и королевство развалилось, так что папаша Трандуила, тот самый Орофер, прихватив сына, друзей и толпу эльфов отправился основывать новое, свое, личное, что у него и получилось. Великая Пуща раскинулась на неплохом таком куске земли, а Трандуил стал наследным принцем, что глубоко в душе горячо одобрял.

И было бы у него все хорошо и даже отменно, но тут папаня с друзьями решили поучаствовать в походе на Саурона, местного Темного лорда особо крупного масштаба, и эта затея изначально оказалась в корне неудачной: лучший друг отца Амдир утоп с войском в болоте, любимый папа убился при первом же штурме Мордора, Трандуилу пришлось бросать беззаботную жизнь принца, напяливать корону и становиться королем. И все это в условиях военного времени: осада длилась семь лет, пока Исилдур не оттяпал-таки Саурону палец с кольцом.

Казалось бы, победа, вот только Саурон обиделся, призвал Змеев и устроил всем похохотать. Чертовы летающие твари носились как боевые вертолеты, поливая напалмом все, что не успело разбежаться. А Трандуил драконов ненавидел. Так же люто, как и гномов, и опять было за что!

Оказывается, хрен знает сколько лет назад прародитель всех этих рамалоков, змеев и еще бог знает кого по имени Глаурунг прилетел в Дориат и навел там шороху. Огромная бронированная тварь размером с пару боингов улетела безнаказанной, и Трандуил навсегда запомнил острое чувство бессилия от невозможности уконтрапупить агрессора. Впрочем, он немного отыгрался уже здесь, проредив ряды потомков Глаурунга и из-за этого же и пострадав: Змеи жгли Трандуила очень даже целенаправленно.

Что стало причиной ухода души эльфа за грань, Гарри не искал. Решил не вдаваться в подробности, у него и так от запутанных родственных связей, истории этого мира и прочих знаний ехала крыша. Один факт, что этот мир освещают не солнце с луной, а плоды деревьев, мог свести с ума. Все это объяснить не могла никакая логика, даже косая и кривая, присущая волшебникам.

Единственное, что во всем этом дурдоме радовало: никто не удивится, если у Трандуила обнаружится частичная амнезия и потихоньку или внезапно поменяется характер. Не во всех моментах: нелюбовь к драконам и гномам, ну и к людям тоже, Гарри горячо одобрял. А что? Он тоже ксенофоб. И ненавидит всех и сразу, без исключений. Вот такой он толерантный. Разве что к своим подданным будет снисходительным: отбили, вытащили из огня и даже не залечили насмерть. Такая верность дорогого стоит.

Так что, нехрен разлеживаться, ноги в руки и бегом домой. Но сначала можно и нужно дать волю еще одному тайному пороку покойного Трандуила: время собрать трофеи.

Как бывший наемник и человек, живущий войной, Гарри собирание трофеев весьма одобрял. Патронов много не бывает, как и оружия, и денег, и компромата, и вообще всего, что упало в руки. Трандуил же был слегка скуповат по прозаической причине: казна не настолько блистала сокровищами, как ему хотелось.

А сейчас, когда все очухиваются от развоплощения Саурона, самое время пошарить на поле боя, в руинах, ну и, конечно же, Змеи. Нельзя забывать про Змеев: их проредили именно Трандуил и его лучники, так что и туши принадлежат ему. В дело пойдет все: мясо и кровь на эликсиры, шкуры на броню, черепа на стенку, кости... Это будет очень пафосный трон. Репутация, она такая. Ее требуется заботливо создавать и укреплять, а то не оберешься позора — это Гарри тоже по собственному опыту знает.

Впрочем, радости мародерства, обретение тела и прочее отходили на второй, третий и бог знает какой план, потому что Гарри наконец позволил себе осознать одну очень интересную вещь.

Этот мир — полностью магический. Не анклав, не складка пространства. Не спрятанные территории. Полностью. Он пропитан магией и держится на ней — плоды-светила это подтверждают. Тут есть боги или духи, или... Неважно, как они называются, поддерживающие такое положение дел. И, естественно, обитатели данного мира тоже имели в себе частички магии.

Кто-то больше. Кто-то меньше. Все.

А эльфы поголовно были магическими существами. И теперь Гарри с трепетом ощущал, как вновь в нем течет магия: то ни с чем несравнимое ощущение, которое раз распознав, забыть невозможно. Магия, которая дала возможность надеть древнюю корону. Помогла проредить ряды потомков Глаурунга. Позволила выжить под струями огня.

Та самая магия, что дала ему бог знает какой шанс, оплаченный кровью, рассудком и жизнью. И Гарри этот шанс собирался использовать на полную катушку.

Но сначала — трофеи.

* * *

Возвращение в новый дом получилось не настолько радостным, как хотелось бы. Во-первых, долгую осаду, штурмы и прочие радости борьбы со злом пережила едва ли треть эльфов. Во-вторых, как только закончился бой, Саурон свалил на тот свет, а его слуги или разбежались, или были частично перебиты, и так держащийся лишь на общей цели — уничтожить врага — альянс попросту развалился и начались первые настороженные переглядывания. Гарри было начхать: по его команде эльфы тащили все, что не прибито, а что прибито — отдирали и тоже тащили к себе. Количество трофеев радовало глаз и грело душу, эльфы шустро паковали вещички и собирали обоз.

Наконец сборы закончились, и Гарри с подданными свалил по-английски — не прощаясь. Колонна растянулась толстой сытой змеей, Гарри покачивался в седле, мерно стучали копыта огромных боевых коней, шуршали колеса повозок, ветер холодил обожженную кожу: мази снимали боль, но ощущения все равно были странными.

Гарри мучился.

Ему все казалось, что он что-то упускает. Что есть в окружающем его дурдоме что-то знакомое. Но память намеки понимать отказывалась, да и последние два с половиной десятка лет своей жизни Гарри был занят тем же, чем и первые двадцать: банальным выживанием, причем в чужой стране. Учитывая, что последние пять лет из этих двадцати пяти он плотно сидел на наркоте, обезболивающих и самопальной херне невнятного происхождения, проблемы с памятью были вполне понятны. Впрочем, если это что-то важное, он вспомнит. Рано или поздно, но вспомнит.

А пока он будет вспоминать, надо вникать в жизнь чуждой людям расы: когда живешь тысячами лет, то на многое смотришь совершенно по-другому.

* * *

Зеленолесье встретило своих блудных сыновей ласково.

Шумели лесные гиганты, вздымались ввысь искусно вписанные в пейзаж дворец и дома обычных жителей, Гарри, направо и налево светя покоцаной рожей, с чувством глубокого удовлетворения смотрел, как заносят в огромный зал тщательно описанные трофеи. Гора очищенных от плоти костей внушала уважение, как и тюки шкур, и рогатые черепа. Самому здоровому, с рогами как у гибрида буйвола-мутанта и лося, предстояло стать частью трона, остальные найдут места на стенах: Гарри искусство очень уважал, особенно абстрактное, и ничего против арт-объектов не имел.

У него вообще на экспроприированные под его чутким руководством полезности были планы: тут тебе и применение в деле, и поощрение подданных, и еще много чего разного и интересного. Особенно Гарри интересовало оружейное дело: лесные эльфы, чьим королем он теперь являлся, были по сравнению с синдар, представителем которых оказался Трандуил, нолдор и некоторыми другими видами эльфов — а их много, оказывается! — скажем так, диковаты. Это он собирался исправить. Точно так же, как и поставить население под ружье, устроив всеобщую воинскую повинность, образно говоря: насколько Гарри разбирался в физиологии и психологии Темных лордов, просто так на тот свет они не уходят. Особенно те, что имеют около или почти божественный статус, как с изумлением раскопал он в воспоминаниях. Так что следовало быть готовыми к любому развитию событий, включая самое печальное.

В том, что такие размышления имеют рациональное зерно, Гарри убедился, когда узнал, что пресловутый Исилдур, оттяпавший Саурону палец с Кольцом, неприятно напомнившем Гарри крестраж, утоп в болоте. Вместе с кольцом. Это было настолько нелепо, что не могло не быть правдой и мелкой пакостью с долгоиграющими последствиями от высших сил, которые здесь, в этом мире, были очень даже рядом и во плоти.

Игры богов Гарри не интересовали, он вообще, пообщавшись достаточно близко с богами и заимев от этого отвратный жизненный опыт и нехилую моральную травму, не доверял этой братии от слова совсем, и иметь какие-то дела с ними не хотел и не собирался совершенно. Вот только тут ситуация из разряда: 'А кто вас спрашивать будет, на колени, смертные!'. А значит, чтоб не стать пешкой и пушечным мясом, надо подстилать себе соломку заранее. Очень заранее и загодя.

Подтверждение этим размышлениям Гарри получил когда вновь проснулся в холодном поту: не кошмар и не приступ ПТСР, которыми он не страдал, а наслаждался, а вовсе даже воспоминание из той, земной жизни. До него дошло, что именно казалось знакомым: фильмы, поражавшие масштабом съемок и отсутствием логики в поступках большинства персонажей. Да, он мало что помнил, кроме бесконечного похода, разношерстной компании, и безбрежного пафоса, сопровождающего всю эту бодягу, но вот кольцо, из-за которого разгорелся весь этот конфликт...

То самое Кольцо, которое сейчас болтается где-то в болоте в компании Исилдура и армии эльфов под предводительством короля Амдира, из которого военачальник был как из Тора — дипломат.

И судя по тому, что он помнит, этот поход состоится минимум через несколько тысяч лет.

Уже хорошо, у него есть нехилая такая фора. Это раз. И кто сказал, что теперь все пойдет четко по плану? Это два. Тем более, что конец фильма вызвал прорву вопросов: какого черта целые королевства снялись с места и отправились непонятно куда, путь в один конец, без возможности вернуться? Почему эльфы вообще оставили все свои земли и нажитое непосильным трудом людям? Гномам? Оркам? И еще бог знает кому? Только потому, что местные боги отдали приказ и призвали свою паству к ноге, образно говоря?

Гарри и тогда этого не понял, и теперь не собирался.

Он был занят.

Пуща, так называемое Зеленолесье, простиралась на огромные территории, вплоть до вздымающейся ввысь Одинокой горы, в недрах которой копошились гномы, а количество жителей резко уменьшилось благодаря войне с Сауроном. Гарри вникал в законы и обычаи, исследовал территории, прикидывал пути развития. В принципе, ничего особо сложного во всей этой деятельности он не видел: тот же отряд, только побольше размером, и никто на мозги не капает. Даже так называемый верховный король эльфов, который где-то там, а Гарри совсем даже здесь и думает, как повыгоднее наладить торговлю.

Планов громадье, времени много, вопрос лишь один: где взять денег на это все?

Этот мир полон опасностей на каждом шагу, рядом под горой гномы, которым может стукнуть в голову все, что угодно, драконы, орки, потенциальное возрождение Саурона на горизонте маячит, да и собратья-эльфы тоже не прочь пограбить соседей. В общем, только успевай поворачиваться.

А еще вопрос магии.

Гарри слишком давно не ощущал в себе бушующей энергии, только бессильную зависть и злобу. Кто ж знал, что голодное детство, а затем магические и физические испытания не идут на пользу организму? Ну, кому надо, те знали. Вот только Гарри никто не сказал. А ему ума не хватило хоть как-то прояснить этот вопрос. Он был занят. Спасением магического мира от Зла. Звучит-то как пафосно! А на деле конкурентная борьба двух незаконных группировок, не гнушающихся терроризма. Глупенький ребенок, решивший, что попал в сказку и вот теперь у него все станет хорошо и просто замечательно, надрывался, пока взрослые решали свои проблемы за чужой счет, и получил закономерный результат.

Организм надорвался.

Просто и банально. Оказывается угробить здоровье можно не только непомерными физическими нагрузками, но и магическими. Никто ж не предупредил, что подвиги желательно совершать после семнадцати, когда магические потоки в организме стабилизируются, окончательно раскрываются дары и склонности, и можно колдовать без ограничений в меру своих сил.

А Гарри кусал василиск, грыз акромантул, он регулярно ломал кости и получал сотрясения во время игр в квиддич, ему без конца пакостили в школе, он спасался бегством от егерей и взрослых боевиков, удирал от драконов и травился всякой дрянью, подсунутой врагами, и попутно колдовал и выдавал магические всплески. В общем, весело жил, на всю катушку, пока не обнаружил, что с магией творится хрен знает что: то не может зажечь банальный Люмос, то тем же Люмосом сжигает камни. Все планы на дальнейшую жизнь в магическом мире пошли низзлу под хвост. И помощи ждать не от кого: закончил школу — вали нахрен. Ты уже взрослый и твои проблемы интересуют только тебя.

В Мунго лишь развели руками: поздно вы, батенька, обратились. Уже ничего не сделать, можно только сгладить выбросы и морально готовиться переквалифицироваться из Избранного в слабого мага, только и способного на некоторые бытовые чары, а то и вовсе в сквиба. Да, сквибами не только рождаются, ими еще и становятся. А как относятся к ним, Гарри знал отлично. Сразу вспомнилась фраза Рона, сказанная при знакомстве в поезде, на которую он не обратил внимания, попросту не поняв контекст: 'У нас есть кузен бухгалтер, он сквиб, и мы с ним не общаемся'. Как-то так звучало, и это говорили Уизли. Позиционирующие себя Светлыми, добрыми и вообще образцом добродетели.

Вот и остался он с дипломом, которым теперь только подтереться, странным набором знаний и умений, практически без денег — он, наивный, думал, что гоблины спустят с рук ограбление Гринготтса, — хорошо, была некоторая заначка на черный день, которую он сделал не иначе как в остром приступе просветления в пораженных славой мозгах, и без документов. Друзья резко рассосались в пространстве, враги лишь злорадно ухмылялись, даже не желая пачкать об него руки, пришлось идти к Дурслям, унижаться, просить, платить, выслушивать о себе много нового и интересного.

У Вернона оказались знакомые, состряпавшие нужный набор, благодаря которому можно поступить учиться или устроиться на работу. Вот только куда? Знаний обычного мира — начальная школа, образование лишь магическое, протекций нет, мыслей нет, вообще ни черта нет: две трети денег Гарри потратил на Мунго, где ему спешно, буквально живодерскими методами, но зато надежно, поправили физическое здоровье, подорванное учебой в самой безопасной школе магической Британии.

У победы над Злом оказался вкус пепла.

Он тогда мыкался, не зная, куда себя применить: на высокооплачиваемую работу не брали, там требовались знания и связи, учиться — тоже нет, для поступления в престижные заведения опять требовались знания и связи. И деньги, оплачивать это удовольствие. Попытка обратиться к Делакурам через Флер принесла интересный результат. Да, помочь с угасающей магией они не могли, но Виктор Делакур отсыпал неплохую сумму, выплачивая долг за спасение младшей дочери. Он вообще оказался умным мужиком, не желающим получить откат. И крайне жестко прочистил Гарри мозги, когда тот привычно попытался встать в позу, пытаясь отказаться от денег.

Гарри ушел с номером счета в банке, открытом на его имя, запрещенным зельем и адресом человека, у которого он должен был разжиться новыми документами, а также крайне интересными мыслями, появившимися после разговора с главой семьи Делакур. После чего собрал вещи, сломал и сжег палочку — она все равно ему уже практически не подчинялась, принял зелье, отданное месье Делакуром как часть погашаемого долга, и уехал из Англии. Навсегда: возвращаться Гарри не планировал.

В новых документах было и новое имя: старое плохо вязалось с изменившейся внешностью.

Счет в банке помог выжить, пока Гарри вживался в новую среду, потом пошел в армию. Он же мечтал об аврорате? На, лопай, не обляпайся. Не совсем то, о чем мечталось, но тоже неплохо. Детство, наполненное превозмоганием, как и потеря магии, как и полностью изменившиеся жизнь и внешность неожиданно аукнулись проблемами с психикой: чем дальше, тем больше Гарри становился циником, сволочью и эгоистом. Теперь его волновало лишь собственное благо, ну и его отряда.

Диплом Хогвартса Гарри, как истинный англичанин — в душе, не по внешности теперь, — вставил в рамку и повесил в туалете на видном месте.

Впрочем, это не мешало учиться, развиваться, идти по карьерной лестнице, в конце концов приведшей к его же гибели. И все равно Гарри практически ни о чем не жалел, даже о кабальном контракте, подписанном при приеме на работу кровью, разве что о том, что не смог помочь тому, кому было еще хуже. Наложенный когда-то на самого себя гейс не давал лгать, зато научил изумительно обходить углы и выворачивать правду наизнанку. Но это не спасло его от увечий, а отряд от гибели.

Впрочем, Гарри не был бы собой, если б не устроил под конец настоящую феерию. Он тогда был натуральным инферналом: обожженный, переломанный, плотно сидящий на наркоте, хоть как-то купирующей боль. Он хотел лишь двух вещей: отомстить виновным в его состоянии, и чтоб этот кошмар наконец закончился, а приказ, не дающий ни жить, ни сдохнуть, перестал над ним довлеть. И если с первым все вышло: после его фантастического выхода на сцену в Лагосе Мстителям живо прищемили хвосты, то с последним пришлось подождать. Невзирая на попытку Алой ведьмы его угробить, та почти затухшая последняя искра магии, что еще теплилась в нем, неожиданно подпиталась от этой мутантки, и защитила, позволив уйти на своих двоих.

Гарри чувствовал себя нажравшимся допинга по самые ноздри. Ничего не болело, он был бодрым, здоровым и живым, вот только это состояние являлось сплошным обманом: последняя вспышка перед уходом в ничто. Невыполненный приказ давил немилосердно, требуя крови и смертей, но Гарри, сцепив зубы, ждал и планировал. И дождался, решив уйти на своих условиях. Ванда зря считала себя самой хитрой и сильной: магия Гарри бушевала, не давая ни промыть мозги, ни удрать.

А потом он открыл глаза.

Теперь магия снова была с ним, и Гарри понятия не имел, что с ней делать. Палочек здесь сроду не было, а посох... Нет. Зато тело радовало: круче, чем у суперсолдат. Плюс почти бессмертие.

Но теперь у него есть время, и он со всем разберется.

* * *

Время шло.

Гарри правил, прикрыв пострадавшую часть лица иллюзией, — ожоги заживали, но крайне медленно, подданные исполняли приказы, государство развивалось, казна потихоньку богатела. Приглашенные мастера учили эльфов искать полезные ископаемые и ковать доспехи и оружие, создавать произведения искусства и варить эликсиры, возводить крепости и дома, сочинять песни и стихи... И многому другому. Гарри рылся в воспоминаниях, пытаясь выскрести что-то полезное и учился колдовать без палочки, одним усилием воли, изучая заодно эльфийский вариант магического искусства. Даже наладил контакт с живущими под Одинокой горой гномами, начав торговлю, хотя и вялую, и с людьми, жившими рядом с его владениями.

Чем больше Гарри вникал в реальность этого мира, тем меньше он ему нравился. И не в том смысле, что созданные добрыми и могучими валарами эльфы воевали, резали друг друга, тысячами лет хранили обиды и прочее, а теперь еще и вынуждены были сосуществовать с людьми. А в том, что этот мир был полностью магическим и держался лишь на магии и желании творцов.

Другие об этом не задумывались или им не давали задуматься, а вот Гарри частенько вспоминал показанную на экране историю и вылавливал в памяти подробности. Его крайне занимал животрепещущий вопрос: а что стало после? После того, как эльфы, побросав все, уплыли на кораблях в мир богов? И все ли уплыли? Что случилось с теми, кто остался по каким-либо причинам? Что произошло с орками, гномами и людьми? И самое главное: что случилось с миром?

Не схлопнулся ли он, когда валары забрали свои любимые игрушки?

От тех, кто вместо звезд в качестве светил определил деревья и плоды — а Трандуил встречал тех, кто видел это собственными глазами, и даже почти щупал, — можно ожидать всего. А что: решили все начать по новой, очистили игровую доску и выставили фигуры заново. И Гарри такой вариант совершенно не устраивал, пусть и в очень далекой перспективе. Особенно сейчас, когда он навел порядок в королевстве, женился и ждет зимой прибавления в семействе.

К тому же пошли слухи, что зашевелились недобитые орки, а тут еще и к Одинокой горе зачастили драконы и змеи. Гарри пока что решил не лезть: гномы — народ гордый, не любят, когда в их дела вмешиваются. Вот он и не вмешивается. Но обстановку мониторит: трон получился пафосный и в меру устрашающий, черепа на стенах тоже смотрелись отменно, а вот запас костей приближался к нулю. Уж очень полезные они, запчасти драконьи, для создания всяческих полезных вещей.

К примеру — луков.

В Гарри неожиданно взыграла память предков, он вспомнил славу английских лучников, длинных тисовых луков, Робин Гуда, будь он неладен... Лесные эльфы отменно стреляли, но Гарри упорно стремился к совершенству. Длинный лук это хорошо, а составной — лучше. А еще лучше — современный составной лук. Гарри подкинул идею, мастера ее обдумали... Пробовали и металлы, и дерево, и кость. Драконья оказалась вне конкуренции, как и несколько видов деревьев, над которыми вдумчиво поработали ушастые селекционеры. Гарри испытаниями оказался крайне доволен, и обитатели Пущи потихоньку учились управляться с тем, что должно было дать преимущество в любом конфликте.

Рождение Леголаса отметили грандиозным пиром и не менее грандиозной попойкой.

Время шло, наследник рос не по дням, а по часам, радуя родителей, подданные наладили выпуск эльфийских вариантов Огненного Виски, коньяка, арманьяка и ликеров. Гарри подумывал о Бейлисе: что-то захотелось. Гномы все так же воевали с драконами с попеременным успехом. Вроде все было хорошо, но тут в Мордоре зашевелилась Тень Саурона.

Гарри понятия не имел, что это и как, но последствия полезли, что те тараканы: лес начал темнеть. Стали появляться мутировавшие в чудовищ животные, земля словно высыхала, деревья разрастались в сплошную непролазную стену. Варианта было два: или бороться, или уходить. Гарри выбрал первый вариант: стоит отступить — и уже не остановишься.

В ход шло все: и ритуалы благословения и очищения, и магия, и банальный отстрел всякой пакости, но Зеленолесье все увереннее превращалось в Лихолесье, и это название стало звучать все чаще. Отряды рейнджеров и егерей прочесывали лес, трофеи тут же попадали в цепкие руки исследователей. Леголас, растущий настоящим гением, получил первый охотничий лук и упорно тренировался, горя желанием поучаствовать. Гарри только умилялся такому рвению, и внимательно следил за сыном, демонстрирующем свои таланты. Магия Гарри, наконец раскрывшаяся на полную мощь, была огненной, видимо привет от Алой ведьмы аукнулся. Он спокойно жонглировал сгустками огня, мог легко как сжечь что угодно, так и прогреть почву, наполняя землю и посадки теплом и жизнью, его все чаще называли Летним королем, а вот под ногами Леголаса иногда появлялись морозные узоры, плюс он легко прятался в тени, словно проваливаясь в нее.

Это было интересно и немного знакомо, да и сам Леголас рос крайне интересной личностью, что безмерно радовало.

Борьба за контроль над территориями продолжалась, Гарри поставил перед собой амбициозную цель, определившуюся после неожиданного разговора с подросшим сыном. Этот мир хорош, вот только перспективы подкачали. И если есть пути в земли богов — а Гарри сомневался, что туда легко попасть, просто переплыв океан, — то почему бы не создать проход туда, где не будет валар, уж слишком серьезно относящихся к своей власти и слишком цепко держащих в руках жизни и судьбы своих творений, причем буквально, но будет магия.

Гарри тогда остро взглянул на высказывающего крайне любопытные, даже крамольные для этого мира мысли сына, и кивнул. Действительно. Почему нет. Особенно в свете того, что Саурон явно живее всех живых, раз его Тень творит такие непотребства. Есть над чем подумать.

Тем временем драконы одержали победу над гномами, изгнав их в Серые горы: прилетел Глаурунг, и обитателям горы пришлось спешно бежать в попытке избежать попадания в желудок дракона. Гарри смотрел на отлично видимую тварь, обвившую кольцами острую вершину горы, цепко сжимая ее короткими лапками, и рычал от бешенства. В памяти теснились воспоминания о горящих башнях Дориата, стекающих расплавленным воском, о пожираемых заживо жителях, о Змеях, пытающихся его сжечь... Леголас лишь молча проверил лук и предвкушающе улыбнулся. Под подошвами его сапог по земле расползались морозные кружева.

Гарри успокоился и прикинул, стоит ли рисковать. Гора полна сокровищ. Не просто камни, металлы и произведения искусства, там еще и оружие, артефакты, оборудование и еще много разных полезных вещей. Для создания пути в другой мир — причем не любой, а подходящий им, тот, что станет новой родиной, им нужны материалы. Очень особые и редкие материалы. В сокровищнице все это есть. Но!

Там не просто дракон, а Глаурунг. Прародитель всех летающих и нелетающих гадов. Сильный, умный, практически неуязвимый. Похожий на китайского бескрылого дракона, непонятным образом летающий: видимо на магии. Это с одной стороны.

С другой — Гарри давно позаботился об оружии именно для этих целей. Стрелы-артефакты, способные пробить броню дракона. И их много. А главное, с ним рядом Леголас, уже сейчас — лучший лучник королевства, прирожденный снайпер, не промахивающийся никогда.

— Что скажешь, сын?

— Это будет славная охота.

— Тогда... Мы идем на охоту, Зимний принц.

Пусть эта история идет своим путем, а они пойдут своим. Убьют дракона. Обнесут сокровищницу и мастерские. Создадут ключ, портал или дверь между мирами. Найдут подходящий именно для них мир, полный магии. Дождутся нужного момента: когда начнется Исход, можно будет с легкостью ускользнуть от всевидящих глаз валар. Они уйдут и заберут с собой всех, кто хочет развиваться, а не существовать тысячи лет как мухи в янтаре. Интересно, каким будет прогресс в исполнении вечных эльфов?

И плевать на Кольцо. В эту историю Гарри вмешиваться не будет. Его и без них найдут. А захочет Леголас поприключаться — он препятствовать не станет.

— Конечно, отец. Идем. Командир.

Я не должен лгать (Э.Скайуокер)Гарри Поттер ГП/ЗВ

Рука болела.

Не зверски, но очень неприятно. Дергало, сводило судорогой мышцы время от времени. Гарри терпел, машинально сцепливая зубы при каждом приступе.

Он мог зарубцевать шрамы рябиновым отваром или настойкой бадьяна, но...

Это проклятое 'но'!

Боль прочищала мозги. Боль заставляла собраться. Боль вытащила из памяти нечто такое, что Гарри поначалу списывал на вдруг проклюнувшуюся фантазию и впечатление от увиденного. Боль... Если сказать проще, Гарри словно начал просыпаться. Нет, он еще не проснулся окончательно, но уже всплыл на поверхность из вод дурного сна.

Руку вновь скрутило, Гарри скрипнул зубами, достал самый обычный спирт, ватку и коробочку с пластырем, а также загодя сложенный подушечкой бинт. Протер спиртом саднящий порез, злобно улыбаясь от жжения, наложил бинт и прилепил его к коже пластырем. Отдирать — то еще ощущение, но и в этом Гарри начал находить своеобразное мазохистское удовольствие. Он был готов на все, лишь бы продлить эффект и наконец начать думать и соображать.

Налепив последний пластырь, Гарри собрал в пакет использованную вату, скомканный бинт, которым до этого перевязывал руку, тщательно скрутил все и сунул комок под подушку. Утром он заберет его и уничтожит в укромном уголке.

Тщательно. Лично. Без использования магии.

Хмыкнув — еще пару месяцев назад ему такое и в голову бы не пришло, — Гарри наставил на опущенный полог палочку, прошептал несколько заклинаний, обеспечивающих конфиденциальность и тишину, и зарылся под одеяло, почти моментально проваливаясь в душный, странный, страшный сон, который не вспомнится утром, но чуточку его изменит.

В лучшую, как он надеялся, сторону.

* * *

Очередной урок Защиты от Темных искусств принес обычные неприятности. Гермиона возмущалась, шипела, Рон плевался гадостями, а отдуваться почему-то опять предстояло Гарри. Гарри сел, поймав краем глаза выражение лица друга, а в голове почему-то упорно билось слово 'провокатор'.

И эта мысль впервые не встретила праведного негодования. Амбридж сладко и мило улыбалась, манерно вышагивая по классу, а Гарри вспоминал, как впервые пришел на отработку наказания. Как сел за стол. Расправил пергамент. Как резануло руку легкой болью. Спешно задранный рукав обнажил словно вырезанную тончайшим лезвием букву.

— Что же вы замерли, мистер Поттер? — медовый голос всколыхнул нечто глубоко упрятанное в памяти, от чего сжался желудок и по спине потек холодный пот. — Пишите. Я не должен лгать.

Он писал. И писал. И рукав пропитывался кровью, а руку дергало все сильнее.

Он вывалился из кабинета сам не свой и поплелся в общежитие. И все покатилось по накатанной колее: урок, он получает отработку, рана становится все глубже под непроницаемым взглядом Жабы, он ползет в общежитие и получает там что угодно, но не помощь и не понимание.

Помфри тоже не помогала: да, выдала пару пузырьков, но и только. Подневольная ведьма, переть против начальства... Ну-ну. Гермиона лишь разглагольствовала и рвалась на баррикады. Рон орал. Гриффиндорцы бравировали храбростью, что они вот ух, что директор выкинет ее... Декан лишь отмахнулась, когда Гарри сделал одну — первую и последнюю — попытку пожаловаться. Дамблдор... Чем занимается директор, Гарри так и не понял поначалу. Потом до него вдруг дошло: ждет.

Ждет развития ситуации, исподволь, не торопясь подправляя все происходящее как ему надо.

Амбридж терзала школу и ее обитателей, как крупп — зайца, и Гарри даже в мыслях перестал называть ее Жабой. Только по фамилии. Пусть Жабой ее называют другие — те, кто ее боится. А Амбридж боялись, теперь он это ясно и четко видел. И нелестным прозвищем тупо маскировали свой страх, вот только выходило плохо.

Зимние каникулы стали глотком свежего воздуха. Гарри плевать было на тетю, дядю, кузена... Да на все. Он даже позволил запереть свои вещи в кладовке — чтобы на следующую ночь приволочь все в свою комнату, запереться изнутри, выспаться — и утром, после душа, завтрака, прошедших под злобное шипение Петунии, начать делать ревизию.

Первая мысль была — ну и помойка! Он выгреб весь мусор: какие-то обрывки пергамента, жуткое постельное белье, заношенные вещи, еще черт знает что — и сжег все на заднем дворе. Тетка попыталась возмутиться — хватило одного взгляда, и она, побелев, отшатнулась.

— Какая ж ты дура, тетя... — с интересом энтомолога окинул ее взглядом Гарри. — У тебя в доме рос маг. Да, когда маленький — проблемы. Но потом... Просто хорошее отношение, и магия бы принесла тебе удачу. Тебе. Твоему мужу. Сыну. А вы... На что вы рассчитывали? Что забуду, прощу и не верну тебе все сторицей?

Петуния хватала ртом воздух, как рыба, а Гарри пошел к себе, и под его взглядом решетка и засовы стекли расплавленной массой. Больше никто и никогда. Никаких цепей.

В груди горело, и Гарри был четко уверен, что никто и не подумает присылать ему письмо из Министерства, чтобы наказать за волшебство. Это была не магия. Нечто другое.

Он понятия не имел, что именно, но четко знал: всему свое время.

В комнате воцарился порядок. В шкафу — тоже. Гарри с отвращением оглядел себя в зеркале — там отражался беспризорник. Стоптанная обувь, заношенная одежда, на голове стог сена. Отвратительно. В памяти мелькали элегантные складки цвета дюн и шоколада, строгие линии черных мантий, слепил глаза острый блеск черных бриллиантов броши на горле и вороненый металл застежек плаща. От одного взгляда на самого себя: мятого, словно корова пожевала и выплюнула, прыщавого, пахнущего — пубертат, однако! — хотелось блевать.

Избранный.

Корова почему-то представлялась здоровенной, как слон, дико волосатой и с бараньими мощными рогами. Гарри только пожал плечами, удивляясь собственной фантазии, и решил заняться собой.

Болела голова, в груди ворочалось что-то злобное и жестокое, при взгляде на себя зубы сводило: помоечник. Злость всколыхнулась смерчем — и одежда расправилась, растоптанные кроссовки побелели, подгоняясь по ноге, Гарри довольно оскалился и схватил потрепанный кошелек с несколькими золотыми монетами: свое богатство.

И тут же резко остановился. Неожиданно даже для себя успокоившись, Гарри взвесил в руке почти невесомый кошелек, повертел в руках залапанную палочку... Что-то внутри шепнуло, что злость — плохой помощник и советчик. Спокойствие. Иначе... По спине стек холодный пот, кожу фантомно стегнуло огненной плетью. Нет. Спешить нельзя. Все надо делать вовремя. В зеркале мелькнула темная тень, и Гарри словно очнулся. У него есть пять галеонов, ну и пара сиклей еще. Этого откровенно мало. Идти в банк? Как? Дядя его в Лондон везти не станет, да и ключа-то нет! Осознание этого факта укололо, но разум тут же отбросил вариант с банком и продолжил искать возможности. Ему нужны деньги. Заработать не успеет, каникулы коротки, неделя, но сейчас все готовятся к Рождеству, и у него есть возможность.

Рука сама сжала мешочек с мантией, с которой он не расставался. Придется воровать.

Не впервой.

Трясти чужие карманы он решил всё-таки в Лондоне. Здесь, дома, слишком опасно. Да и улов не настолько богатый, как цинично подсказал внутренний голос.

Добираться до Лондона пришлось автобусом, распотрошив тайничок в полу, чтоб хватило на билет. Тетка лишь проводила его ненавидящим взглядом, но промолчала. Улицы сверкали и сияли, Гарри нацепил мантию, сжал палочку в руке, и пошел по улицам. Он не наглел, высматривал лишь тех, кто сорил деньгами, брал по фунту, в крайнем случае — несколько, и до вечера насобирал неплохую сумму. Никаких Акцио, только толкнуть под руку, чтоб портмоне упало, и вожделенная банкнота сама перепархивала ему в руку.

Гарри сам не понимал, откуда в нем эта ловкость, собранность и точность, но скользил и скользил в толпе, уворачиваясь, пока не спрятался в переулке, провожая взглядом парочку бобби*. У него в карманах было целое богатство, и теперь его срочно требовалось потратить. На себя. В кои-то веки. Пока держится трансфигурация, пока он выглядит приличным человеком, пока у него хватает решимости.

Через пару часов Гарри стоял напротив ярко освещенной витрины, рассматривая себя, не веря собственным глазам. В стекле отражался подросток, прилично одетый, очень добротно и со вкусом: костюм, ботинки на толстой подошве, пальто, шарф, перчатки. Легкий снежок оседал серебряными каплями на умело подстриженных и уложенных волосах, и Гарри казалось, что за его спиной кто-то в плаще цвета шоколада одобрительно кивает. Он мог бы одеться гораздо демократичнее и дешевле, те же джинсы и свитера, кроссовки, но ноги сами понесли его в магазин с костюмами, зазывавший распродажей и обещанием подарков, вместо спортивной сумки руки ухватили холщовый саквояж, и сейчас Гарри видел не лохматого очкарика в шмотье не по размеру, а юношу, которому не стыдно войти в двери Итона.

Он гордо расправил плечи и неторопливо пошел сквозь толпу. Никакого автобуса, назад он поедет на такси, как приличный человек, а не учащийся школы Святого Брутуса. Но перед этим в книжный.

* * *

Остаток каникул прошел под знаком вооруженного нейтралитета. Очень вооруженного и очень нейтралитета. Тетка постоянно о чем-то мучительно размышляла, цепко следя злыми глазами, Дадли отвалил после одного пристального взгляда, дядя... В глазах дяди Гарри впервые увидел нечто вроде одобрения. В Лондон Гарри приехал на такси, вызвав его в несусветную рань, задолго до отправления поезда, и потратил несколько часов с пользой: прикупил еще немного нижнего белья — четко по размеру, носков; зайдя в магазин для художников, разжился металлическими перьями и чернильницей-непроливайкой. Кафе обеспечило сендвичами и бутылкой минеральной воды.

Гарри возвращался в магический мир и думал о том, что что-то в нем изменилось. Понять бы еще, что именно.

* * *

Амбридж продолжала давить Хогвартс. Помешать ей было некому: буквально через пару дней после возвращения учеников с каникул Директор свалил, оставив подотчетное заведение со всем содержимым на произвол судьбы. Весь пиетет, питаемый Гарри к старику, выветрился в момент, в голове лишь кто-то цинично хмыкнул: политик. Амбридж показательно ликовала, насаждая свои порядки, Малфой чуть ли из штанов не выпрыгивал, демонстрируя верноподданническое рвение, Рон и Гермиона, практически не скрываясь, сколачивали оппозицию, твердо вознамерившись сделать Гарри знаменем и лидером, а Гарри смотрел на этот дурдом, и все происходящее виделось отражением в кривом зеркале.

Первым несоответствием была Амбридж. Полноватая женщина лет сорока, насаждающая требования официальной власти, предвзятая и жестокая, она одевалась в Шанель с ног до головы — Гарри отлично помнил ценники под манекеном в витрине, была очень умной, сильной и пробивной — просто так помощниками министра не становятся. К тому же поднялась на вершину не через постель — не те внешние данные. Она была проводником воли министра, и противостояние в Хогвартсе являлось лишь отражением борьбы партийных течений, а глупые дети оказывались между молотом и наковальней, принимая творящийся идиотизм за чистую монету.

Гарри вел себя образцово, на отработки не нарывался, невзирая на все старания своих друзей, отношение к которым тоже пересматривалось.

Гермиона. Самая умная ведьма своего поколения, как пару раз заявила Макгонагалл, вот только почти идеальная память и логическое мышление дополнялись отсутствием полета фантазии и неумением общаться с окружающими. Умная, она считала себя лучше других и не стеснялась это демонстрировать, подавляя собеседников энциклопедическими знаниями. Из обеспеченной семьи, одетая добротно и всегда по сезону, она ни разу не спросила у Гарри, почему он так плохо одевается, не поинтересовалась, как он. Именно он. Ее интересовала учеба и следование правилам, вот только ей эти правила нарушать было можно, а другим нельзя. Она с легкостью шла на преступление — а как ещё назвать воровство у Снейпа, нападение на учеников, варку запрещенных зелий и прочее, но от других требовала неукоснительного следования букве закона. Причем того, который выгоден ей: Амбридж как представителя законной власти девочка не воспринимала. Для нее был один-единственный авторитет — директор, а все остальные не котировались. Сейчас Гермиона сколачивала отряд сопротивления под видом подготовки к экзаменам, а Гарри видел создание оппозиции и зачатки будущей революции: кровавой, бессмысленной, зато под красивыми лозунгами. Гермиона диктовала другим, что и как они должны делать, вот только сама не удосуживалась хоть немного изучить обычаи того мира — даже не другой страны, — в котором собиралась жить. Требовала порядка и чистоты, а сама даже волосы нормально собрать в косу или хвост не могла. Интересно, сколько волосков собрали ее недруги, которых девочка плодила походя, какими проклятиями ее наградят?

Гермиона о таком развитии событий даже не думала. А ведь достаточно спросить соседок по общежитию, сокурсниц, старших учениц, Невилла, да даже Рона!

Он чистокровный. Неплохой стратег и тактик — играл в шахматы Рон просто великолепно. Он, в отличие от них, рос в магическом мире с рождения, хотя иногда Гарри казалось, что Рон свалился с луны на лестницу темечком и проскакал в таком положении минимум два пролета. Агрессивный, с ограниченным мировоззрением, упрямый и задиристый. Девяносто процентов стычек с Малфоем начинались из-за его провокаций. Чистокровный маг, о воспитании, манерах и многих вещах он просто не имел никакого понятия. И учиться, восполняя лакуны, не горел желанием. Росший в многодетной семье, хотел стать знаменитостью, разбогатеть, вот только предпринимать хоть какие-то усилия не собирался. Он постоянно завидовал всем, кто жил в лучших условиях, но работать — это не для него, он хотел всего и даром. А еще лучше, чтоб кто-то тянул его за собой, обеспечивая и давая возможность примазаться к чужим успехам и славе.

И ладно бы, и такие идут в кильватере, создавая свиту, вот только имелся у Рона недостаток, который перечеркивал в глазах неожиданно начавшего думать Гарри все его достоинства: неверность. Не было в Роне стойкости настоящего последователя, не имеет значения, идеологического или за деньги. Не было. Не готов он был идти до конца, терпя лишения, в расчете на будущие блага. И это Гарри категорически не устраивало.

С некоторых пор самыми страшными грехами он считал предательство и некомпетентность.

Время шло, Гарри несколько раз орал, не стесняясь, на доставших его Рона с Гермионой, не желая влезать в идиотизм под названием Отряд Дамблдора. Он был уверен, что замазываться в таком ему совершенно нельзя, Амбридж следит, как коршун, всеобщая паранойя нарастает, а эти придурки играют в партизан! Пришлось даже крепко повздорить с близнецами, готовыми физически затащить его на занятия этой могучей кучки, и теперь постоянно ждать подвоха, что тоже не способствовало душевному спокойствию. Амбридж лишь улыбалась, глядя на учеников, а Гарри виделось другое: такая же медовая улыбка, изборожденное шрамами-морщинами лицо и глаза цвета красного золота.

Сны все не прекращались, Гарри все чаще вспоминал подробности, не понимая, какого черта ему это снится, но сил удивляться не было. В алом мареве душного сна мелькали разноцветные мечи, текли молнии и обрушивалась тьма, бессильная злость на самого себя разъедала душу, отравляя тотальным одиночеством. Каждый раз, открывая глаза, Гарри встречал новый день чуточку другим.

И совершенно одиноким.

Положиться ему было не на кого. Рон и Гермиона играли в сопротивление, втягивая в этот идиотизм других. Невилл изображал тюфяка — теперь Гарри видел, что это всего лишь маска. Отменная, почти приросшая, но маска. И окружающим за ее границы ходу не было, особенно ему. Остальные сокурсники, да и вообще ученики? Даже не смешно. Отлично помнилась травля окружающих, когда его сочли Наследником Слизерина, да и потом тоже его то возносили на пьедестал, то втаптывали в грязь. Так что, веры толпе не было. Взрослые? Еще печальнее, чем с учениками. Декан требовала лишь внешних приличий и кубка по квиддичу, остальное ее не волновало от слова совсем, другие деканы занимались в лучшем случае своими факультетами, в худшем — отдельными подопечными. Директор? У директора свои цели, и какие они, неизвестно.

Он политик, а эти твари хуже тараканов.

Время летело. Гарри практически поселился в библиотеке: квиддич Амбридж запретила, и он бурно радовался возможности не отвлекаться. Гарри интересовали самые простые вещи, то, что должны были объяснять декан и старосты: обычаи, привычки обитателей магического мира, традиции и законы, быт. Те нюансы жизни, которые важнее заклинаний и кубка по квиддичу.

Он вникал, теребил мадам Пинс, пытался обдумывать происходящее в снах, отбивался от друзей — пару раз даже физически! Осмысливал свое существование — потому что жизнью назвать происходящее язык не поворачивался. Очень неприятным моментом стало обнаружение того факта, что он, оказывается, считается совершеннолетним. Чертов прошлогодний турнир, едва не отправивший его в Страну вечной охоты, оказывается, эмансипировал его. Вот так. И никто... Ни одна сволочь!

А что он хотел? Он не спрашивал. А даже если б и спросил... Разве хоть кто-то ему помог? Пора бы привыкнуть: пусть он и Избранный — интересно, кем и для чего? — здесь нет доброго мастера, готового опекать, нянчить и утирать ему сопли. Впрочем, и злого мастера, готового вбивать науку и дрессировать, делая из животного воспитанное существо, тоже нет.

Здесь есть только политики. И никому он на хрен не нужен, с его капризами, истериками и желанием мчаться непонятно куда вперед головы. Пора повзрослеть.

Пора перестать лгать. И прежде всего самому себе. Больше ему не на кого положиться.

Руку резануло болью, и Гарри слово очнулся. Какие мастера? О чем он вообще? Руку вновь скрутило, Гарри задрал рукав, глядя на вырезанную на коже зарубцевавшуюся надпись.

Я не должен лгать.

Чем не гейс? ** Нужно же уравновесить свою Избранность — настоящую или фальшивую, не имеет значения.

— Я, Гарри Джеймс Поттер, в качестве платы за то, что считаюсь Избранным, принимаю гейс. Я не буду лгать отныне и до конца этой жизни.

Руку на миг обожгло, и рана под взглядом Гарри зажила, оставив белоснежный шрам. Вот и все. Принято. Он не будет лгать. Никогда. Напрямую. Все его слова отныне и до конца этой жизни будут правдивы. Не истинны, нет. Но правдивы. Просто с определенной точки зрения. В голове кто-то одобрительно хмыкнул, на плечо словно положили на миг теплую мозолистую ладонь, одобрительно сжав.

— Я помню ваши уроки, мастер, — прошептал Гарри, глядя куда-то вглубь себя. — Пришла пора применить их к моей пользе.

* * *

Начал Гарри с малого: пересмотрел полностью свою жизнь и перспективы на будущее. Следовало признать: и то, и другое выглядело удручающе. Он сирота, живет у ненавидящей его родни, перспектив в обычном мире нет — образование лишь начальное. В магическом мире? Тоже нет. Образование ужасное, скажем откровенно, успехи в квиддиче к аттестату не прилепить, покровителя, заинтересованного в том, чтобы он выучился, получил профессию и прочее, естественно, не имелось. Дамблдора Гарри теперь воспринимал не как доброго дедушку директора, который поможет и утешит, а как политика — тварь опасную и непредсказуемую.

В пользу последнего говорило то, что эмансипировать его никто не стал, — а ведь это шанс свалить от Дурслей, да и ключ от сейфа находился у кого угодно, но только не у него, законного владельца. И оба эти пункта требовалось срочно исправлять: предчувствия одолевали Гарри самые нехорошие. Он был уверен, что вот-вот вернется директор — триумфально, как всегда, — и тогда о свободе перемещения и прочих радостях жизни ему останется только мечтать.

Значит, требовалось идти на поклон к тем, у кого есть власть. А кто это у нас? Амбридж.

* * *

Изумлению Долорес не было границ, когда к ней неожиданно пришел Поттер с уверениями в лояльности и благодарностями. Мальчишка совершенно серьезно поблагодарил за то, что она вправила ему мозги, преподнес небольшой подарок — коробочку пирожных в виде английских роз — и стал слезно жаловаться на ущемление своих прав.

Долорес тут же сделала стойку. Каких? И кто? Компромат никогда не помешает. Поттер ее надежды оправдал, вывалив подробности о своем житье-бытье. Тут тебе и жизнь у ненавидящих магию родственников-простецов, и слишком уж активное участие директора в его судьбе, и ключ от сейфа, где деньги лежат, который так и не отдали в руки владельцу. Поначалу она даже решила, что тот преувеличивает — ну не было веры мальчишке, — но привычка докапываться до корней, как всегда, взяла верх: а как иначе Долорес доросла бы до помощника министра, пройдя всю иерархическую лестницу министерства с самых низов?

Отец в этом был не помощник, слишком низкая должность, да и никаких состояний и капиталов. Мать — тем более, простая магла, даже не сквиб. И если б у ее семьи хоть положение в обществе имелось или деньги. Увы. Вот и ползла Долорес вверх, выгрызая каждый крошечный шанс на лучшую жизнь.

— Я проверю, мистер Поттер.

Мальчишка лишь благодарно склонил голову, Долорес поощрительно улыбнулась: наказания явно стронули что-то в его мозгах. Поттер перестал нарываться, идти на поводу у явно провоцирующих его друзей — Долорес с интересом ждала, что же те выкинут, такие умные, и начал смотреть за собой. Уже не оборванец из Лютного, а приличный молодой человек из хорошей семьи.

У Долорес всегда был нюх на способствующие продвижению карьеры вещи. Вот и сейчас она чуяла не запах жареного, а тонкий аромат, ведущий к несомненному успеху. Проверять решила лично: невзирая на декларируемые лозунги, Долорес отменно ориентировалась в мире простецов и знала, как себя вести. Найти адрес дома Поттера оказалось несложно, а вот потом начались чудеса. Долорес никогда не была дурой, в отличие от отца-середнячка могла похвастать силой, знаниями и умениями. Она наметанным взглядом оценила старуху со стадом книззлов — вот и первое нарушение Статута, и несколько очень подозрительных плетений на доме Поттера, и полное отсутствие магического фона — абсолютно неприемлемая вещь для выращивания ребенка-мага, ухмыльнулась и достала блокнот и карандаш.

* * *

Петуния осела в кресле, утирая пот платком. Левый глаз подергивался, да и всю ее трясло. Вот и началось...

Когда Поттер раскрыл свой поганый рот и задал тот самый вопрос, Петуния впервые за годы задумалась над его словами. Задумалась... и отбросила все надуманное в сторону. Конечно, некоторые вещи изменились: паршивец неожиданно начал одеваться очень достойно, да и вести себя соответствующе. Петуния чуяла перемены, но при взгляде на мальчишку она, словно та самая пресловутая собака Павлова, испытывала бешенство. И ничего с этим поделать не могла. Но над сказанными спокойно и с любопытством словами племянника нет-нет и думала. А сегодня пришли неприятности: в буквальном смысле. Пара неприметных джентльменов и дама: среднего роста полноватая женщина, с консервативной прической и в костюме от Шанель индивидуального пошива — зоркий глаз Петунии отметил и посадку по фигуре, не блистающей идеалом, и золотую цепь, вшитую по краям подола, и очень дорогой твид, а также классические лодочки на небольшом каблуке. Все розовое, не по возрасту, казалось бы, но один взгляд на ласковую улыбку и холодные глаза матерого хищника заставил сглотнуть. Эту тетку смешной назовет только тупой идиот. Начались расспросы, Петуния лишь уверилась в своем выводе: цепкость бульдога и аппетит пираньи. Ее выпотрошили, слава богу, не буквально, и визитеры ушли, что-то сделав, а через недельку наступили последствия: старуха Фигг исчезла, как и свора ее котов, а до самой Петунии начала медленно, но верно доходить суть вопроса племянника.

Вот только что теперь делать?

* * *

Гарри смотрел на Амбридж и видел, как она удовлетворенно улыбается. Что она там делала, ему не докладывали, да и если честно, не слишком он стремился узнать. Хватало других проблем: гребаная Армия Дамблдора, куда его хотели затащить, статьи в 'Придире', в которых муссировалась тема пришествия Волдеморта, надвигались экзамены, и интуиция вопила, что еще немного, еще чуть-чуть, и что-то случится. Пришлось несколько раз беседовать с Амбридж, уверять в лояльности к власти — тут Гарри был абсолютно искренним. Он лоялен к власти — не уточняя, к какой именно. И к министру — не уточняя, к какому. Пришлось даже припереться в министерство — и под бурчание старых хрычей получить-таки подтверждение эмансипации. Очень неприятно оказалось узнать, что его опекуном является директор Хогвартса, как и остальных сирот и маглорожденных учеников, но директор хрен знает где, сейчас рулит Амбридж с Фаджем, попечителям, судя по всему, не до этого, и Гарри едва не рухнул, услышав вердикт.

Совершеннолетний и полностью дееспособный маг.

Документы вручил лично министр — и Гарри, глядя глаза в глаза, вновь уверил того, что поддерживает законную власть.

Волна эйфории от обретения желаемого продержалась недолго: до похода в банк. Гарри рассудил просто: если ключ не отдают, надо сделать новый. Гоблины пожали плечами и выдали требуемое. Вот только все приятные эмоции от лицезрения груд золота подпортились тем, что Гарри на этот раз поинтересовался не только общим положением дел, но и частностями. Нюансами. И оказалось, что вообще-то золотишко у него имеется, но не настолько его много, чтоб жить и не работать. Да, благодарные обитатели Туманного Альбиона подкидывали деньги, вещи и прочее, но... Ох уж это 'но'!

Гарри Поттер имеет доступ только к этому сейфу, оставшемуся после слияния сейфов Джеймса Поттера и Лили Эванс, все остальное разошлось по другим наследникам, это раз.

Джеймс Поттер не работал, только тратил. Это два.

Из него брали суммы, предъявляя ключ — так как у кого ключ, у того и доступ. Гоблинам плевать кто, так как они не вмешиваются в дела волшебников, и вообще, за своими тратами сами следите, это три.

Банкирами гоблины не являются, содержание сейфа, его наполнение и прочее — это забота владельца. Никаких управляющих и так далее нет, а арендная плата взимается неустанно и неуклонно, это четыре.

Гоблины, как понял Гарри, не банкиры. Они предоставляют хранилище и чеканят монету, защищенную от подделок. И пускать деньги клиентов в оборот, наживаясь и выплачивая проценты, как у маглов, никто не собирается. Зато охотно ссужают суммы под огромные проценты. Банальное ростовщичество. Это пять.

И эта консультация и прочее, включая кошелек, стоят денег, которые будут списаны с его счета. Это шесть.

Сказать, что Гарри обалдел, значит ничего не сказать. Полным идиотом он все-таки не был и знал, что банк на то и банк, чтоб класть на счет деньги и получать процент. А процент и аренда сейфа-ячейки — это разные вещи. А тут... Да, в сейфе что-то звенело. Но аренда подтачивает его благосостояние медленно, но верно. Только и того, что теперь у него есть кошелек и не надо переться за золотом лично. Тоже повод задуматься.

Очень весомый повод задуматься. Над многими вещами.

Они успели. Впритык. Дальше начался такой дурдом, что Гарри смотрел и не знал, как реагировать. Побег Уизли, который Амбридж почему-то позволила, он это видел. Покушение на жизнь Амбридж Отрядом Дамблдора в лице Гермионы, наплетшей про какое-то оружие и прочее. И вот тут Гарри убедился, что Амбридж недаром занимает свое место: мало того, что она живо вправила мозги кентаврам, попытавшимся на нее наехать, так еще попутно грохнула великана. Самого настоящего великана, пусть и мелкого: когда тебя лупят дубиной, не до философских размышлений о гуманности и прочем. Об этом узнал Хагрид и тоже попытался прибить женщину, ревя, что это его брат, он тут с разрешения Дамблдора. Естественно, терпение Амбридж лопнуло, и Хогвартс наводнили авроры, а затем и невыразимцы. И вот тут этот нарыв, гноящийся хрен знает сколько времени, лопнул, и волной окатило всех, кто не успел увернуться.

И понеслось. Арест Хагрида. Обнаружение логова Арагога. Отряд Дамблдора. Статьи Риты Скитер, презрительно расхохотавшейся при попытке Гермионы ее шантажировать. У Гарри ехала крыша от всего происходящего, причем ему казалось, что буквально: теперь на психику давили еще и сны, в которых пытали Сириуса. Почему-то в Министерстве, среди пыльных стеллажей. Он почти поверил в то, что это вещий сон, предвиденье, дико испугался, так как вся ситуация казалась очень знакомой. Все смешивалось в какой-то сумбурный ком, и Гарри даже сам не понял, как оказался в Министерстве, идя среди толпы гриффиндорцев, по каким-то коридорам хрен знает куда. Вид блаженно улыбающейся Луны неожиданно включил словно отрубившуюся критичность мышления. Перед глазами стояла сочувствующая улыбка, и на спину словно сыпанули ледяным крошевом. Ложь. Подстава. Иллюзия.

Трелони что-то вещала утробным голосом, вокруг кипел бой, Люциус Малфой пялился на тающий силуэт провидицы со сложным выражением лица. Падение Сириуса и Беллы в Арку Смерти, а затем появление Волдеморта — или кого-то играющего его роль — и Дамблдора довело Гарри до ступора. Он стоял, смотрел, как маги разносят все вокруг, и ощущал себя участником театра абсурда. Жизнь казалась отражением в кривом зеркале.

Возвращение в Хогвартс прошло как в тумане. Дамблдор с фальшивой скромностью принимал поздравления от льстящих профессоров и учеников, а Гарри ждал развязку. Это еще не конец.

Соболезнования были искренними и обильными. Гарри смотрел, слушал и молчал. Внутри потихоньку скручивалась пружина. Дамблдор сокрушался и каялся: что не говорил ничего о Пророчестве, так как хотел, чтобы у Гарри было счастливое детство, что ему так жаль, что Сириус умер, что у Гарри долг — уничтожить Волдеморта, да, только он может, что... И старостой его не сделал, чтоб не перетруждать и не передавить навалившейся ответственностью.

Пружина скручивалась все туже, туже и туже.

Когда его отпустили наконец, Гарри выскользнул из замка и пошел в сторону леса, чувствуя, что вот еще немного... Дикий крик вырвался сам собой. Гарри орал, выплескивая наболевшее, а перед глазами разворачивалось будущее: вот Дамблдор убит, вот в Хогвартсе Пожиратели, вот он в бегах, вот что-то ищет, вот армия идет на Хогвартс, вот убивают и умирают, вот... Сверкает сейбер, под ногами ступени, высокие своды тонут в тенях, за спиной марширует легион, и падают защитники, детские тела усеивают полы, и ненависть — прежде всего к самому себе, ведь он слаб, он вновь встал на колени, — сжигает все вокруг, а затем и его самого.

И его вызывают на бой, он идет убивать, он идет умирать, он умирает, убивает, пытается сделать хоть что-то, жертвует собой — альтруистично и эгоистично — и падает в темноту, пытаясь хоть там найти покой, но тщетно.

Крик все длился, пока не оборвался, словно туго натянутый канат, хлестнув по надвигающемуся на него варианту будущего, напророченному алкоголичкой с проклятым даром. Абсолютно его не устраивающему. Гарри вложил туда все свое нежелание, категоричное 'нет', и видение разлетелось вдребезги.

Гарри стоял на коленях, а вокруг него была только огромная воронка, словно место падения бомбы, и тихо рассыпались в пепел деревья и кусты. Что ж. Вот он и побывал на противоположной стороне, только сейчас у него нет сына, пришедшего привести его к Свету. По лбу что-то текло. Гарри осторожно тронул пальцами лоб, подсветил Люмосом — кровь. Шрам вскрылся.

Он развернулся и пошаркал назад в школу.

К Помфри он не пошел: Гарри был иррационально уверен, что теперь шрам заживет. Он умылся, пошипел, заливая его сначала спиртом, перекисью, потом опять спиртом... К утру рана стянулась и выглядела гораздо лучше, чем до этого. К нему лезли, чего-то хотели... Он не обращал внимания. У него нет друзей. Только знакомые.

А значит, пришла пора брать свою судьбу в собственные руки. И начнет он с возможности получить образование. Для начала — в нормальном мире. Мир магии перестал казаться сказкой, болезненно напомнив, что все сказки рано или поздно заканчиваются и начинается ужасающая реальность.

А Избранность... Нет уж. Он не должен лгать. Он не собирается умирать за тех, кто не готов умереть за него.

* * *

Первого сентября Гарри сидел за пиршественным столом, удовлетворенно наблюдая за Дамблдором, резко осунувшимся и не шевелящим почерневшей, словно обугленной рукой, на скрюченном пальце которой тускло блеснул тяжелый перстень. Малфой тоже выглядел пришибленным и замученным. От них обоих тянуло тленом и разложением: от Дамблдора сильно, от Малфоя так, словно он находился в компании умирающего. В этот раз Гарри просматривал газеты и знал, что Малфои резко сократили визиты и вообще сильно уменьшили свою светскую активность.

Но дурные предчувствия Гарри не мучили. Впервые он чувствовал, что все идет правильно — и свою часть работы он выполнил. И теперь чужие планы идут мимо него, не увлекая за собой, как отлив — песок и камни. Директор что-то бормотал, Гарри не вслушивался. Он еще раз обдумывал принятые решения. Следующие два года он будет учиться. Вспоминать, восстанавливая память, насколько будет возможность. Пахать придется как рабу, но зато и польза. Никакого квиддича — нет времени на глупости. Потом — поступление в высшие учебные заведения. Знания никогда не помешают.

Его зовут звезды... А вот каким путем он к ним попадет, магическим или техническим, или вообще третьим вариантом, не имеет значения. Он делает шаг вперед, и никто ему не помешает.

— Тысячи звезд... — прошептал Гарри, вспоминая мечту еще того, другого, детства, пялясь в потолок с иллюзией вечернего неба. — Я хочу побывать на каждой. И побываю.

Побывает. Ведь это правда, и плевать, с какой точки зрения.

*Бобби — полицейский в Великобритании. Жаргонное.

**Гейс — запрет-табу, зарок. Гейсы назначались в качестве противовеса при вручении определенных даров, как способ не гневить высшие силы излишним благополучием, или же в случае прегрешения, как вид наказания (опять же, для восстановления равновесия, как способ контролировать силу наказания от потусторонних сил). Даром, среди прочего, считалось дарование имени человеку, изменение социального статуса (женитьба, вступление на царство) и др. Считалось, что нарушивший гейс человек умирал на Самайн.