Фанфик по Наруто: "Справедливость - это миф"

Глава 1

Венценосное семейство находилось в темной каменной пещере, у входа которой дежурила пара лучших АНБУ Конохи. Все же, роды джинчуурики — дело крайне опасное. Минато стоял над обессиленной Кушиной, прижимавшей к себе два крохотных свертка.

— Дорогая, ты в порядке? — обеспокоенно спросил блондин, опуская ладонь на шею куноичи, пальцем проверяя пульс.

— Да, — Кушина легонько улыбнулась и приоткрыла глаза. Шиноби опустился на колени и робко поцеловал измученную джинчуурики. Мужчина решился взять на руки своих детей. Хокаге не мог поверить своему счастью — он наконец-то стал отцом!

— Мальчика назовем Наруто, это мы уже давно решили, но что с девочкой? — тихо спросила Узумаки.

— Может быть, Айко? — предложил Минато, нежно покачивая детей на руках.

— Любимый ребенок? Ей подходит, она такая лапочка...

Внезапно, из темного туннеля послышались тихие шаги — идущий явно не скрывал своего присутствия. Хокаге тут же вручил свертки жене и настороженно посмотрел в ту сторону.

— Волк, я же просил нас не беспокоить! — но гостем был вовсе не АНБУ. Невысокая фигура, облаченная в черный плащ и кислотно-оранжевую маску с единственным отверстием, излучала почти ощутимую угрозу.

— Отдай мне джинчуурики, Минато, и твои дети не пострадают, — хокаге без лишних слов переместился за спину противника с помощью своей фирменной техники полета бога грома и пробил тело расенганом навылет. Однако, враг словно не заметил его потуг и просто прыгнул к ложу Кушины, приставив кунай к одному из крохотных свертков. Ошалевший от такой чертовщины блондин замер — он не мог рисковать жизнью дочери. Вторую руку незнакомец положил на живот джинчуурики. Женщина не успела даже двинуться, когда печать, сдерживающая Кьюби, прекратила свое существование.

Кушина закричала от боли, а вторженец просто... исчез. Минато кинулся к жене, попытавшись восстановить печать, но в фуиндзюцу он был полным профаном, отчего порция чакры, вкачанная в растекающийся чернильный рисунок, лишь ускорила освобождение Девятихвостого. Поняв, что катастрофа неизбежна, Хокаге схватил жену и перенесся с ней к кунаю, заблаговременно закопанному в нескольких милях от деревни.

— Прости меня, любимая... — блондин поцеловал блестящее солеными каплями лицо Кушины, искаженное гримасой боли, и ударил ее в глаз остро отточенным кинжалом — это был единственный способ предотвратить высвобождение биджуу. Руку Хокаге перехватила черная перчатка, ошеломленный Минато поднял взгляд и увидел перед собой оранжевую маску. Мужчина сделал подсечку, но противник без труда увернулся и шарахнул его ногой в голову.

— Идиот, Кьюби сейчас вырвется на свободу и всех нас сожрет! — блондин несколько раз переносился к жене, пытаясь прикончить ее, но всякий раз его останавливал появившийся словно из ниоткуда незнакомец.

— Мне только это и нужно, — тихо ответил враг, покачивая ладонью перед собой, призывая Минато напасть первым. Хокаге чертыхнулся, отбежал на сотню метров, молниеносно сложил цепь печатей и вознес руки к небу. Из жирной грозовой тучи, удачно проплывающей над Конохой, вырвалась ветвистая ослепительно сверкающая молния. Поток энергии ударил в то место, где лежала Кушина, но ее там уже не было. Минато с ужасом осознал, что он как полный идиот отпустил противника с джинчуурики на руках, пока бегал стометровку.

Чертыхнувшись, непутевый Хокаге перенесся в ту пещеру, где заливались поистине оглушительным ревом два брошеных младенца. Без лишних слов, отец схватил детей и перенесся в свой особняк. В доме стоял настоящий переполох — служанка, горничная, повариха и дворецкий носились кругами по гостиной и вопили всякую околесицу.

— МОЛЧАТЬ! — рявкнул Минато, отчего люди едва не попадали в обморок.

— Приказываю защищать детей ценой своей жизни! — блондин всучил свертки едва дышащей поварихе и перенесся на то место, где он в последний раз видел свою жену. Хокаге побежал по спирали, стараясь хоть как-то засечь такую мелочь, как плавящуюся от демонической чакры джинчуурики. Долго искать не пришлось — в нескольких милях, у подножия невысокого горного хребта, раздувалось огромное алое облако. Блондин заорал благим матом и кинулся туда короткими пространственными прыжками. Из облака сформировался гигантский лисий силуэт, поднявшийся на задние лапы и заревевший, как стадо разъяренных бегемотов.

Лис опустился на четыре лапы и посмотрел на темную фигуру в рыжей маске невозмутимо стоящую перед ним, прикрывая своим телом тяжело дышащую аловолосую женщину, изо рта которой текла тонкая струйка крови.

— Ты выпустил меня, человечишка, и за это я тебя вознагражу... — мужчина удивленно хмыкнул — по голосу он понял, что биджуу была самкой. Лиса подняла человека на ладони, затем злобно ухмыльнулась и собиралась было сожрать его с потрохами, но не тут то было — кицунэ не могла пошевелиться. Из темного провала в маске сверкал алым огоньком мангеке шаринган.

— Знаю я твои благодарности. Иди и уничтожь Коноху, это приказ! — властным голосом рявкнул незнакомец и спрыгнул на землю. Лиса как завороженная повернулась к нему хвостатым седалищем и побрела в сторону деревни. Мужчина огляделся в поисках тела джинчуурики, но его нигде не было. Зато прямо перед его носом появился разъяренный Хокаге, обрушивший на наглеца шквал ударов.

— Идиот, — буркнул незнакомец и растворился в темной воронке, надолго исчезнув из жизни деревни, оставив после себя мохнатый тысячетонный подарочек. Минато взревел раненным медведем и бросился теперь уже за хвостатой тварью, и впрямь чувствуя себя настоящим идиотом.

Очередная цепь печатей, очередной раскат грома и мощный электрический разряд ударяет биджуу в голову. Оглушительный рев раздался над Конохой, лапы лисы судорожно дернулись, и биджуу села на землю, раздавив пару десятков деревьев и ошеломленно качая головой. Минато тяжело дышал — он потратил уже половину чакры, еще пара таких ударов, и он будет бесполезен, а этой твари хоть бы хны. Кьюби сильно обиделась на такое непочтительное обращение и, злобно рыча, начала заряжать бомбу биджуу, готовясь отправить ее в центр деревни. Сказать, что Хокаге струхнул — ничего не сказать — он был на грани паники. Минато переместился на нос демонессы и шарахнул ее расенганом в глаз, но лиса успела опустить веко и мощная атакующая техника лишь выстригла рыжий мех аккуратным кружком, бесславно распавшись о каменно твердую шкуру. Тогда Хокаге решил разбить еще не сформировавшуюся бомбу, но биджуу отмахнулась от него, как от назойливого комара. Кьюби заглотила черный шар, но тут в ее брюхо ударил мощный гейзер, подбросивший биджуу на добрую сотню метров. Луч плазмы ударил из ее пасти, угодив в горный хребет, но не причинив никакого вреда Конохе, из которой доносился звон гонга. Минато с облегчением вздохнул, выбираясь из груды раздробленной древесины, куда его закинула биджуу — подоспела подмога.

Десятки, сотни шиноби, под предводительством старика Третьего, обрушили на проклятую тварь настоящий шквал самых могучих своих техник и, казалось бы, все живое должно было сгинуть в этом филиале ада на Земле, но Кьюби — исключение изо всех мыслимых и немыслимых правил. Ревущая биджуу поднялась на лапы и выдохнула длинный язык испепеляющего пламени, разгоняя крохотных людишек словно насекомых репеллентом. Ей теперь без всяких приказов хотелось спалить эту деревеньку дотла. Девятихвостая неумолимо, как горный обвал, двигалась к городской стене, по пути сжигая десятки зазевавшихся джонинов невероятно мощным и жарким пламенем. Кицунэ наступила на каменную преграду, толщиной более десяти метров и высотой более сорока. Защитное сооружение жалостливо хрустнуло и рассыпалось грудой щебня под могучими лапами. Минато с остервенением лупил гадкую сволочь молниями, Хирузен поливал ее водой, стараясь усилить эффект от электрических ударов. Биджуу жалобно подвывала от боли, перед ее глазами плыли темные круги. В местах попаданий молний шкура обуглилась и кожа вместе с мясом отслаивалась от костей. Нервы были сожжены дотла, потому задние лапы, как и хвосты, перестали ее слушаться. Кьюби понимала, что просто так ее теперь не отпустят, и у нее был лишь один шанс выжить — убить всех своих врагов. Кицунэ вновь начала заряжать бомбу, обессиленные шиноби уже не могли ей помешать.

Внезапно, со стороны особняка Хокаге, которому посчастливилось избежать лисьих лап, вылетели золотые шипастые цепи, обвившие все тело биджуу. Кьюби от неожиданности выронила незаконченную бомбу, которая разбилась о мостовую, разлетевшись громадными иссиня-черными осколками, изрешетившими ближайшие дома.

— НЕТ!!! НЕ-Е-ЕТ!!! — оглушительный рев сотряс всю деревню. Кьюби теперь уже мечтала о смерти, не желая целую вечность сидеть взаперти. Минато понял, что кроме Кушины никто не способен удержать Девятихвостую, потому кинулся к тому месту, из которого тянулись цепи. Джинчуурики выглядела просто ужасно — она буквально захлебывалась своей кровью.

— Ми-на-то... — по слогам пролепетала трясущаяся крупной дрожью Кушина, вымученно улыбнувшись своему мужу.

— Дорогая, как тебе помочь, только скажи, я все сделаю! — изнемогающий от переутомления Хокаге кинулся к жене и замер в ожидании указаний.

— Принеси... детей... Я запечатаю Кьюби.

— Что?! Но это же наши дети, мы не можем обречь их влачить это тяжкое бремя!

— Они Узумаки, кроме них никто не сможет сдержать в себе это чудовище, — Минато застыл на несколько секунд, собираясь с духом. Он понимал, что его дети всю жизнь будут проклинать своих родителей за этот поступок, но у них попросту не осталось выбора — нельзя ставить семью выше деревни.

— Хорошо... — едва слышно шепнул Намикадзе и с хлопком растворился в воздухе. Уже через несколько секунд, он вновь появился перед Кушиной, с двумя пищащими свертками в руках.

— Наруто, Айко, простите нас... — тихо шепнула Узумаки и начала складывать печати, не выпуская цепей из рук. Минато положил одну руку на живот Кушины, передавая ей те крохи чакры, что у него еще оставались.

Все это время рвущаяся на свободу Кьюби оглушительно визжала, и столько боли, столько ненависти было в ее последнем яростном вопле, что матерые джонины попадали на колени и обхватили головы руками, с трудом сдерживая наполняющий душу ужас. Кушина нарисовала спирали на животах младенцев, но они были разные. Мастер фуиндзюцу, она понимала, что биджуу рано или поздно сломает любую печать, и даже она сама не смогла ее удержать, потому сознание Кьюби было отделено от ее чакры. Лиса вновь превратилась в алое облако чакры. Темно-красная, почти черная дымка втянулась в спираль на животе мальчика, а светло-оранжевая, почти медная, досталась девочке. На щеках Наруто появились такие же полоски, как у его матери, Айко же была лишена этого сомнительного украшения. Минато перенес обессиленную жену и перепуганных детей в дом и вручил их прислуге. Сам же Хокаге переместился в свою резиденцию — совсем скоро, ему придется ответить за причиненный Конохе ущерб.

 

Глава 2

Минато был буквально затаскан по советам старейшин. Жители деревни были в ярости — ведь это его проклятая женушка выпустила чудовище на прогулку. Погибло около тысячи человек и еще более полутора тысяч были ранены. Материальный ущерб, нанесенный деревне, измерялся миллиардами рё. Данзо, почуяв свой шанс захватить власть, начал вытаскивать грязное бельишко венценосного семейства на всеобщее обозрение. Старый интриган, с помощью специально нанятых для этого забулдыг и торгашей, распространил информацию о том, что Кьюби-то и не помер, а живет себе и здравствует в одном из детей Минато. Вычислить джинчуурики можно было по шести черным полоскам на щеках.

Глава корня и предположить не мог, что и сын, и дочь Хокаге — джинчуурики, но девчонке повезло куда больше — никаких внешних примет у нее не было. И все же, несмотря на все усилия властолюбивого дедка, его деятельность и само существование всегда сопровождалась излишней скрытностью, потому народ не хотел видеть незнакомого человека на посту Хокаге. Поворчав и повозмущавшись, люди простили Минато — все же, в произошедшем не было его вины, разве что джинчуурики можно было увезти подальше от деревни, но кто же знал, что лучшей охраны, сверхсекретного убежища и торчащего на расстоянии вытянутой руки Хокаге будет недостаточно для обеспечения безопасности? Вся ответственность за причиненные разрушения лежала на плечах незнакомца в оранжевой маске, но им мог быть кто угодно, и он, само собой разумеется, был вне досягаемости простых граждан. Зато Кьюби, прячущийся в беспомощном мальчишке, находился в зоне шаговой доступности и с каждым годом все больше выводил людей из себя.

Прошло шесть лет, дети подросли. И Наруто, и Айко были прекрасными малышами, послушными и усердными. Они старательно выполняли все поручения родителей, но у девочки все получалось лучше, за что она снискала больше родительской любви. Однако, по-настоящему она проявила себя, когда Минато начал учить детей искусству шиноби. У обоих малышей обнаружилась ярко выраженная чакра огня. Простейшее дзюцу этой стихии, огненный шар, получилось у Айко с первого раза. Да еще как получилось — мощнейший взрыв снес бетонную плиту, установленную на полигоне в качестве мишени.

Хокаге пораженно хватал ртом воздух, и даже начал аплодировать.

— Доченька, ты молодец, ты просто молодец! — девочка засияла, словно маленькое солнышко, и улыбнулась своей неизменной широкой улыбкой. Впервые в жизни, Наруто обуяла зависть. Несмотря на все его усилия, в первый день огненный шар так и не вышел. Зато сестренка едва не довела отца до поросячьего визга, подрывая сочный газон сгустками пламени. Минато заметил расстройство сына и снисходительно потрепал золотистый еж волос.

— Ничего, сынок, потом получится, — но ни завтра, ни послезавтра, ни даже через неделю у паренька ничего не получилось, отчего внимание отца окончательно переключилось на Айко.

Однако, для семьи Хокаге битва с Девятихвостой не прошла бесследно — Кушина увядала, как сорванный цветок. Демоническая энергия, в огромном количестве ворвавшаяся в очаг чакры женщины, практически испепелила ее СЦЧ, навсегда лишив Кровавую Хабанеро возможности использовать дзюцу. Поначалу, последняя из клана Узумаки пыталась превозмочь недуг и упорно тренировалась, но это лишь усугубило ситуацию, вызвав у нее постоянные боли в области живота. Минато прилагал все усилия, отправлял Кушину к лучшим медикам мира шиноби, но все было без толку. На шестом году, врачи поставили неутешительный диагноз — рак тонкого кишечника. Кушина и Минато застыли на месте, не веря, что происходящее — реально. Кровавая Хабанеро всхлипнула и залилась горькими слезами, повиснув на шее мужа. Неужели, она никогда не увидит, как ее дети вырастут? Неужели ей не суждено понянчить своих внуков? Минато было не лучше — он просто не представлял себе жизни без нее. Все происходящее казалось ему дурным сном, затянувшимся кошмаром, от которого никак не получалось избавиться. В тот же день, бывшую джинчуурики положили в больницу, под неустанный надзор ирьенинов.

— Кушина, ты поправишься, ты обязательно поправишься! — слегка дрожащим голосом пролепетал Минато, сжимая в руке ладонь жены. Он любил ее, любил больше жизни, и просто не мог поверить, что она обречена на медленную и мучительную смерть.

— Конечно же поправлюсь, балбес! — куда увереннее рявкнула куноичи и одним рывком притянула мужа к себе. — Обещай мне, что позаботишься о наших детях, пока меня не будет!

— Разумеется, дорогая! Айко...

— Я все знаю про Айко! Удели больше внимания Наруто, мне кажется, что с ним что-то не так.

— Еще бы, этот раздолбай совсем не старается — учил огненный шар целую неделю!

— И что с того? Он все еще наш сын!

— Естественно, но ему нужно дать понять, что нужно приложить немного усилий, чтобы заслужить внимание родителей.

— Смотри не перестарайся... — тихо шепнула Кушина и задремала. Вошедший врач это заметил и выпроводил настырного муженька восвояси.

— Мы о ней позаботимся, Минато-сама, можете не беспокоиться! — Хокаге ушел домой, на душе у него скребли кошки.

Минато встретили его дети — радостная Айко и угрюмый, сосредоточенный Наруто, погруженный в свои мысли.

— Папа, привет! Как дела? — жизнерадостно поинтересовалась девочка. Хокаге улыбнулся при виде дочери — все тяжкие мысли тут же улетучились из его головы.

— Где мама? — тихо спросил Наруто, который и видеть не хотел своего отца. Все свое внимание, всю свою заботу он дарил этой проклятой Айко. Лишь мать любила их одинаково и не забывала о существовании сына при виде дочери. Минато тут же помрачнел и строго посмотрел на разочаровывающего его практически каждый день сына.

— Она уехала из Конохи. Ненадолго, но в ближайшее время ее не будет, — Хокаге не хотел говорить своим детям, что их мать серьезно больна, но Наруто уже давно это заметил и лишь тихо сказал:

— Понятно, — удрученный паренек, мрачнее тучи, медленным шагом отправился в свою комнату, понуро опустив голову. Джинчуурики громко хлопнул дверью и запер ее на засов, отгородившись от столь холодной и безразличной семьи.

Айко проводила его недоуменным взглядом, но отец тут же заслонил удаляющееся разочарование своей спиной, тепло улыбнувшись своему единственному лучику надежды, из которого он собирался разжечь настоящее неугасимое пламя.

— Хочешь, можем потренироваться вместе?

— Конечно же, папочка! — Айко кинулась отцу на шею — осознавать, что ты гордость собственных родителей, было приятно само по себе, что и говорить об удовольствии покорения самых разнообразных техник, которые обычно изучают куда более взрослые люди. К тому же, возможность быть подальше от своего вечно злого и недовольного братца лишней не была. Хокаге радостно улыбнулся и, посадив дочь на плечи, понес ее на обширный задний двор своего имения.

Минато был неглупым человеком и уже давно спланировал, обучение и карьеру любимой дочери — даже сейчас, она по силе не уступала среднему чунину. При должной подготовке, к возрасту приема в Академию она будет не слабее джонина. Врачи сказали, что каким-то уму непостижимым образом, девочка смогла не только удержать чакру лисы в себе, но и сумела приспособиться к ее использованию. С каждым годом, все больше и больше демонической чакры смешивалось с ее собственной, создавая уникальную, невиданную никем доселе золотую чакру. По прогнозам ирьенинов, к шестнадцати годам Айко полностью поглотит всю лисью чакру и ее собственный запас будет превышать объемы СЦЧ отца более, чем в пятьдесят раз. Что из нее можно вырастить годам к двадцати — одному Шинигами известно, но то, что она на семь голов вперед превзойдет своих родителей — не подлежало никакому сомнению. Возможно, она станет сильнейшим человеком в истории после Рикудо... Хокаге мечтательно закатил глаза и захлопнул калитку их личного полигона, после чего начал заниматься с любимой дочуркой.

В темном окне третьего этажа сверкала пара голубых глаз, из которых текли чистые, прозрачные как горный хрусталь слезинки. С тоской глядя вслед удаляющимся родственникам, Наруто не мог понять — почему, почему все достается именно ей? Почему каждый встречный-поперечный человек буквально тает от умиления при виде его сестры, но только взгляд его зацепится за маленького мальчишку, как натянутая маска доброго дядюшки или тетушки пропадает без следа, сменяясь жгучей ненавистью и гневным сопением. Наруто в такие моменты казалось, что не будь рядом отца, его разорвут на куски. Отец... Почему все свое время он тратит только на нее? Почему он каждый день тренируется с ней минимум по три часа, а на него даже смотреть не хочет? Почему даже он глядит на него, как на хищного зверя — с опаской и недоверием, с отсутствием малейшего намека на ласку и любовь? Мама... Мама была всем для Наруто, и каждый день без нее тянулся как целая вечность. Некому было утешить обиженного жизнью мальчишку. Некому было сказать ему, что все будет хорошо, и все у него получится. Некому было сказать, что его любят. Наруто отошел от окна, рухнул на кровать, уткнувшись лицом в подушку, и тихо заплакал, как и каждый день до этого.

Данзо, однако, перестарался со своими попытками захватить власть. Не найдя лучшего варианта для захвата власти, он предложил лидеру клана Учиха устроить гражданский переворот. Фугаку доложил об этом Хокаге, и тот отправил недальновидного интригана в самую охраняемую тюрьму Страны Огня, подальше от Конохи. Его место занял бывший Третий Хокаге, которому Намикадзе доверял как себе. Немало сил было потрачено на реабилитацию бойцов Корня, превращенных в животных, способных лишь выполнять приказы, но это того стоило. Корень под руководством Сарутоби превратился из ужасающего института по уничтожению человеческой личности во вполне себе достойное спецподразделение, ничем не уступающее зарубежным аналогам. Однако, Фугаку тоже был не пальцем деланный. Сдав Данзо с потрохами, он отвел от себя подозрения Минато. Учиха уже давненько планировали совершить переворот собственными силами, коих у них было немало. К тому же, Хьюги хоть и не собирались их поддерживать, поклялись им не препятствовать.

После первого неудачного покушения на Хокаге, тот сразу же начал подозревать, откуда дует ветер, и приставил к Фугаку шпионов из лучших людей бывшего Корня. Они обнаружили то, чего Минато так боялся — Учихи были готовы напасть в любой момент. Скрепя сердце, Хокаге, вместе со старейшинами, приказал лучшему и самому лояльному бойцу АНБУ перебить заговорщиков. По несчастному стечению обстоятельств, им оказался Итачи. Юноша с честью выполнил задание, после чего взял вину на себя и покинул Коноху, о чем власть имущие особы даже мечтать не могли. Единственным человеком, кого он не смог убить, был его младший брат. Саске не знал о готовящемся заговоре и во всем винил Итачи, потому его решили оставить в живых.

 

Глава 3

Каждый день превратился для джинчуурики в сущий кошмар. Отец ни в чем не отказывал любимой дочурке и не препятствовал ей подшучивать над братом. Поначалу, самому Наруто было плевать на ее потуги — он уже очень давно замкнулся в себе и практически не обращал внимания на то, что происходит вокруг, а уж такие мелочи, как вымазанная зубной пастой дверная ручка или же подложенные в домашние тапки куриные яйца, явно были неспособны вывести паренька из себя. Тогда тщеславная избалованная девчонка, силами любящего отца ставшая настоящей стервой, решила ужесточить свои розыгрыши. Когда невинная сестренка, проходя мимо паренька, вылила на него почти полную кружку дымящегося чая, Наруто не выдержал.

— Сволочь, ты что творишь, проклятая тварь?! — заорал во весь голос блондин, измученный годами одиночества в окружении, казалось бы, самых близких людей, которые по задумке создателя должны его любить и оберегать. В том, что сестренка сделала это специально, Наруто не сомневался — она уже целый месяц донимала его как только могла.

— Пап, он ругается! — обиженно всхлипнула девчонка, надув губки и заблестев слезинками в уголках глаз. Минато отвесил сыну такую затрещину, от которой тот рухнул со стула.

— Ай-я-я-у-у... — паренек взвыл раненным волком, прижимая ладонь к покрасневшей щеке. Мало ему было ошпаренной груди и коленей, так еще и отец руки распустил.

— Как ты разговариваешь с сестрой, поганец?

— Она специально облила меня! — провыл Наруто.

— Она сделала это не нарочно, а ты оскорбил ее!

— Да пошли вы к черту! — взвизгнул паренек и кинулся в свою комнату, за последние годы ставшую его единственным убежищем от веселой семейки. Минато тяжко вздохнул и пошел следом — дурь из детей нужно было выбивать. Хокаге постучал в дверь.

— Наруто, открой мне дверь, живо!

— Нет! Пошел вон! — раздался крик с той стороны.

— Открой дверь, или я выломаю ее к чертям! — Минато начал злиться. Незаметно подобравшаяся Айко выглянула из-за угла на лестничной площадке. Всхлипывающий Наруто впустил отца в свою комнату, тот отхлестал его ремнем по заднице, разглагольствуя о вреде сквернословия. Мальчишка вопил так, словно его заживо резали раскаленным ножом — рука у Хокаге была тяжелая. Девчонка злорадно хихикала — этот козел посмел оскорбить ее, и теперь поплатится за это. Через пару минут, Минато вышел из комнаты Наруто и закрыл дверь, после чего вновь спустился на кухню, где Айко как ни в чем не бывало сидела за столом.

— Доченька, ты ведь случайно сделала это?

— Конечно же, папочка! — девчушка состроила ангельскую мордашку и принялась убирать со стола. Минато на минуту задумался о том, что он сделал — ему показалось, что он поступил слишком строго с сыном, все же, стакан кипятка на почти голое тело — это очень больно. Однако, Хокаге успокоил себя мыслями о том, что он таким образом уделяет ему внимание и заботится о его воспитании. Наруто валялся в кровати, перемазанный в слезах и соплях. Он был просто уничтожен — физическая боль едва составляла десятую часть от тех страданий, которые испытывал паренек. Его избил собственный отец. Неужели причинять ему адскую боль допустимее, чем называть свою дражайшую сестренку так, как она того заслуживает? Это же бред, чертов бред... Почему отец обращается с ним, как с собакой? Неужели лишь потому, что он не может сносить стены огненными шарами? Мама говорит, что детей любят независимо от их успехов, просто так, потому что они дети — часть своих родителей, их наследие, их лучшее творение... Размышления Наруто привели его к логичному умозаключению, которое напрашивалось уже очень, очень давно — отец не любит его. Эта простая мысль вызвала бурю отчаяния в душе паренька, от которой тот заревел так, что стекло в окне его комнаты зазвенело.

Время шло. Оно было неумолимо, как голодная Девятихвостая. Детям Хокаге исполнилось восемь лет. Обоих зачислили в академию без лишних вопросов. Айко сразу же влилась в коллектив и стала местной 'королевой класса' с целой свитой подружек и толпой воздыхателей. Вокруг Наруто же почти мгновенно образовалась 'зона полного отчуждения'. Никто не сидел с ним не то, что за одной партой — все соседние парты и спереди, и сзади, и даже сбоку пустовали. Дети смотрели на паренька с открытой неприязнью — заботливые родители все уши прожужжали своим чадам россказнями о страшном демоне, скрывающемся под личиной сына Хокаге. Все друзья Айко поражались ее храбрости, ведь она жила с этим монстром в одном доме!

— Это еще что — я этого балбеса живо на место ставлю, когда он бурагозит! — похвасталась джинчуурики. Эта реплика сопровождалась удивленно-восхищенным вздохом всей женской половины класса и злобным, издевательским, убийственным хохотом всех парней. В первый же день, Наруто лишился всех шансов не то, что завести друзей, но и на нормальную учебу.

По дороге домой, Айко все время подшучивала над братом.

— Какой же ты неудачник, Наруто. В первый же день ты умудрился распугать всех ребят.

— Не твоими ли стараниями, гадина? — сквозь зубы прошипел Узумаки, для которого каждая секунда, проведенная рядом с сестрой, была хуже тысячелетия аду.

— А-а-а, держи свой острый язычок за зубами, ничтожество, или я покажу тебе, чему меня научил отец.

— Да заткни свою поганую пасть! — блондин не выдержал и врезал сестре в челюсть. Во всяком случае, он думал, что врезал — Айко без труда увернулась от неумелого удара и, вкачав в кулак прорву чакры, нанесла сокрушительный удар пареньку в солнечное сплетение. Неподготовленный, необученный мальчишка пролетел десять метров по воздуху и рухнул на землю, пропахав в ней длинную борозду. Вся такая миленькая и хорошенькая девочка пнула брата в голову и присела перед ним на корточки.

— Расскажешь отцу — я тебя прибью, — сказав это, Айко ушла домой, бросив пускающего пену изо рта паренька посреди пыльной улицы. Добрейшей души сограждане просто не могли упустить такую прекрасную возможность выместить гнев на зловредном Кьюби. Парочка мужиков, бывших навеселе, подняли парня за шиворот и начали его избивать. Проходящие мимо люди не только проигнорировали отчаянные крики о помощи, но и встали кольцом вокруг творящегося безобразия, во все глаза наблюдая за избиением беспомощного ребенка с искаженными злорадством лицами, подбадривая 'молодцов' громкими криками. Когда джинчуурики начал напоминать отбивную, и пьянчугам надоело его дубасить, они бросили паренька в грязь и пошли по своим делам. Народ разочарованно вздохнул, парочка особо недовольных подбежала и пнула несколько раз измочаленное тело, но, в конце-концов, даже они оставили его в покое.

Всхлипывающий, задыхающийся от рыданий джинчуурики с огромным трудом поднялся на ноги и, раскачиваясь, как пьяница, побрел домой, заливая пыльную дорогу рубиновыми капельками крови вперемешку со слезами, баюкая онемевшую левую руку на груди — похоже, она была перебита. Оба его глаза темнели сизыми фингалами, из сломанного носа текла тоненькая алая струйка. Пара зубов была выбита — даром, что молочные. Вся грудная клетка просто горела от боли — очевидно, далеко не одно ребро было сломано. Айко встретила брата воплем ужаса, даже презрение отступило на второй план.

— Кто это тебя так?

— Простые... крестьяне... Спасибо тебе... что бросила меня им на растерзание...

— Даттебайо, но я же не знала, что все так получится! — возмутилась джинчуурики. Минутная жалость к заморышу пропала без следа и сменилась холодным расчетом, — Тебе нужно в больницу.

— Да ладно?! Ты просто гений! — паренек сорвался на крик и пошел в комнату отца. Над кроватью, над половиной, где спала Кушина, была кнопка вызова врача — матери тяжело дался последний год в своем особняке.

Уже через пять минут в дом прибыли ирьенины с носилками. Айко все это время сидела на кухне и красила ногти, словно ничего и не случилось. Увидев, кто является пациентом, они едва не убрались восвояси, но долг все же перевесил личную неприязнь, и Наруто доставили в госпиталь. Врачи работали так, словно они делают блондину большое одолжение — через силу, кое-как и очень, очень медленно. Отец пришел ближе к вечеру, удостоверился, что сын в порядке и сел на его кровать.

— Наруто, ну как же ты так?

— Айко избила меня и бросила на улице, а прохожие добавили.

— Правда? А вот Айко мне говорит, что ты материл пьяниц, отчего на тебя и напали.

— Что?! Да как она... Сволочь! — джинчуурики всхлипнул и ударил кулаком в тумбочку.

— Не хулигань. Так уж и быть, я приставлю к тебе в охрану одного чунина.

— Не нужны мне твои подачки! Уходи, оставь меня в покое! — закричал мальчишка, роняя слезы на перетянутую бинтами грудь.

— Как скажешь... — Минато ушел за дверь.

— Ненави-и-ижу!!! — провыл блондин и откинулся на кровати, глядя в беленый потолок.

Когда последний синяк сошел с полосатого лица, джинчуурики выписали, он хотел было зайти к матери, но замер в нерешительности. Нельзя нагружать ее своими проблемами, наоборот, нужно поддержать ее, сказать, что у него все хорошо, ведь ей сейчас куда тяжелее. Тяжко вздохнув, блондин постучал в дверь вип-палаты для онкобольных. Ответа не последовало. Тогда джинчуурики забеспокоился и вошел в палату. К его облегчению, Кушина всего лишь заснула. Подойдя к ней поближе, паренек начал разглядывать усталое лицо, испещренное тонкими морщинками. Да, за эти два года мать сильно сдала. Наруто боялся представить, что будет... когда она умрет? Неужели, он останется один, совсем один в этом холодном и жестоком мире? Паренек вздрогнул и помотал головой, утирая рукавом столь не вовремя подступившие слезы. Нет, нет, она не умрет! Нужно гнать прочь эти проклятые мысли! Она поправится, она обязательно поправится! Наруто всхлипнул и побрел домой, силясь убедить себя в том, что все будет хорошо. Но все уже было из рук вон плохо — ни отец, ни даже сестра не удосужились его проведать. Ни единого разу. Ладно Минато — он все-таки Хокаге, но Айко... Это же ее вина! От и до, каждый синяк, каждый перелом — только ее вина.

Неужели у нее нет ни капли совести и сострадания? Неужели ей совершенно плевать на своего брата? Наруто просто не мог в это поверить — как, как так? Почему, за что? За что все так его ненавидят? Придя домой, Наруто обнаружил на кухне свою сестру.

— О, калека, это ты! — внутри паренька тут же заклокотала злоба, слепая, бессмысленная и беспощадная.

— Гнида! — крикнул блондин и швырнул в сестру подвернувшимся под руку стаканом. Та без труда поймала и поставила его на стол.

— Ты что, бессмертный? — гневно прошипела Айко, хрустя пальцами и многозначительно потрясая кулаками.

— Бессовестная сволочь, ненавижу тебя! — выпалил блондин, тяжело дыша, после чего с позором метнулся в свою комнату и запер дверь.

— Я тебя еще достану, придурок! — Айко пнула многострадальный кусок дерева, ставший лучшим и единственным другом Наруто за эти два года. Джинчуурики горько всхлипнул и тихо заскулил — он был прав — сестра ненавидела его всей душой. Через несколько минут, Блондин шарахнул кулаком в стену и крепко зажмурился от боли. Он поклялся себе, что больше никто и никогда не увидит его слез. Раз весь мир его ненавидит, оставалось рассчитывать лишь на себя.

— О, Рикудо, дай мне силы пережить этот ад... — тихо выдохнул Наруто и провалился в беспокойный сон.

 

Глава 4

Шли годы, и упорные тренировки позволили Наруто не только сравняться со своими сверстниками, но даже превзойти их. Пара неудачных попыток избиения джинчуурики простыми односельчанами еще больше озлобили народ, но теперь они выражали свой гнев лишь на расстоянии. Близился экзамен на генина, к которому джинчуурики готовился не покладая рук, до посинения занимаясь физподготовкой и нарабатывая контроль чакры. За неделю до самого ответственного дня в их жизни, Наруто и Айко праздновали свой двенадцатый день рождения. Девочка сидела в курортном домике на горячих источниках в окружении дюжины лучших друзей. Сколько у нее было просто хороших знакомых — не знала даже сама джинчуурики. Стол ломился от чертовски вкусной еды и сладостей. Все пили чай и веселились, сыпля поздравлениями в адрес виновницы торжества. Минато заранее заказал еду и спихнул дочку на парочку АНБУ, с мученическим видом сидящих в соседней комнате и слушающих веселый детский гомон за стеной. В углу высилась целая гора подарков, половина из которых была от отца. Количество финансов, угроханных на праздник для любимой дочурки, измерялось десятками гонораров за миссию ранга С, на один из которых семья из трех человек могла безбедно существовать почти месяц.

Глава деревни в тот момент был на работе — он решил не мешать дочери общаться с друзьями, ведь у них будет еще прорва времени, чтобы побыть вдвоем. Всеми забытый Наруто же сидел дома в полном одиночестве, заперевшись в своей комнате, глядя на крохотный кексик с догорающей свечкой и сжимая в руках несколько открыток. Все они были от матери. Одна из них была прошлогодняя, вторая же совсем свежая — Кушина вручила ее сыну, не поднимаясь с постели и даже не двигаясь, лишь указав глазами на тумбу, на которой лежал заветный кусочек картона. У истощенной до полусмерти женщины, покрытой сетью глубоких морщин, с огромными мешками под глазами, не было сил даже на то, чтобы что-то сказать своему сыну. Айко до сих пор не знала, что ее мать при смерти — уже больше года они не виделись — отец решил таким образом уберечь ребенка от психологической травмы. Наруто же всеми правдами и неправдами рвался в палату к единственному человеку, который его любит, и все равно достигал своей цели, потому Минато махнул на своего сына рукой — пусть делает что хочет.

Блондин открыл открытку и принялся жадно читать немногочисленные строки, написанные корявыми буквами, совсем не похожими на почти каллиграфическую письменность в прошлогоднем послании.

'Сынок, ты неглупый мальчик, и уже давно понял, что я умираю. Скорее всего, это моя последняя весточка, и уже совсем скоро, я отправлюсь в лучший мир, бросив тебя на произвол судьбы. От одного моего хорошего друга я узнала, что вся твоя жизнь — сущий ад на земле. Малыш, я изо всех сил пыталась повлиять на отца и твою сестру, но, кажется, мои слова подействовали на них с точностью да наоборот. Скрепя сердце, я скажу тебе — уходи. Уходи из Конохи, провали экзамен на генина, чтобы за твою голову, как за голову нукенина, не объявили награду, и уходи. Отправляйся в Облако — они наши враги и будут рады заполучить в плен сына Хокаге. Когда же до них дойдет, что ему на тебя плевать, тебя скорее всего отпустят, а может быть даже примут в деревню. Хоть ты уже взрослый, но я не могу отправить тебя в такой опасный путь безоружным. Ты и твоя сестра — последние из рода Узумаки. Вам обоим по праву принадлежат реликвии нашего клана, но Айко их недостойна, потому все они достанутся тебе. Это пара клинков, Огненные Близнецы. Их невозможно сломать или затупить, они пробьют любой доспех или защитное дзюцу. Возможно, у них есть и другие свойства, но мне о них неизвестно. Тайник находится в нашей спальне, кнопка под девятой половицей, начиная с левого дальнего угла. Это все, что я могу тебе дать, сынок. Будь сильным, но справедливым. Не уподобляйся своему отцу и сестре — ты выше этого. Знай, я люблю и всегда любила тебя, больше всех на свете. Прости меня за все, целую, мама.'

Под конец послания, Наруто плакал навзрыд. Блондин встал на колени и запрокинул голову.

— За что? Почему именно она? Почему именно я? — вопрос потонул в немой тишине. Утерев горькие слезы, джинчуурики злобно оскалился — он же клялся себе больше не плакать, но... когда так больно в душе, слез сдержать невозможно. И вот, очередная солоноватая капля с тихим шлепком упала на дубовый дощатый пол. Остаток дня для блондина прошел в тишине, пока поздней ночью домой не явился пьяный в доску отец. Наруто настороженно прислушивался к негромким шагам и тяжелому сопению, приближающемуся к его двери по лестнице. Мощный удар сорвал деревянное полотно с петель, и в комнату ввалился нетвердо стоящий на ногах Минато.

Увидев перед собой сына, Хокаге пришел в бешенство, его вечно спокойное и невозмутимое лицо исказил звериный, демонический оскал.

— Ты... ты убил ее! — прорычал он сквозь зубы, и на ладони его начал закручиваться голубой вихрь чакры. Наруто парализовало от ужаса — он понял, что сейчас его будут убивать.

Сформировав рассенган, Минато попробовал ударить им сына, но алкоголь замедлил его реакцию, и тренированный парнишка смог увернуться. Хокаге превратил стоящий за ним шкаф в щепу, а Наруто, крепко сжимая в руке теперь уже точно последние слова своей матери, кинулся в зияющий чернотой дверной проем. Минато побежал следом, распарывая деревянную стену своей любимой техникой, но парнишка вовремя сориентировался, перебил пятую ступеньку мощным ударом ноги и выпрыгнул в окно, выбив стекло локтем. Следующий за ним по пятам отец кубарем скатился с лестницы, порвав сухожилие об острые деревянные обломки, и растянулся по полу, впечатавшись головой в подоконник, сломав нос и изрезав лицо осколками стекла. Отбежавший на пару сотен метров от особняка блондин согнулся и оперся руками о колени, тяжело дыша. Она... она умерла, и отец винил в этом его, хотя он не сделал совершенно ничего плохого! Похоже, он просто спятил, как и вся эта проклятая деревня! И все их безумство достается мне, а сестренке только тортики и прянички! Такая вот справедливость... Блондин с удивлением отметил, что слез больше не осталось, как и бессмысленной жалости к себе, все эти годы душившей его не хуже петли на шее. Если уж мама перед смертью сказала горячо любимому сыну уходить, то больше его тут ничего не держит...

Наруто медленно прокрался к разбитому окну, и обнаружил отца, лежащего без сознания на дощатом полу. Осторожно перебравшись через подоконник, парнишка обошел тело мужчины и направился в спальню родителей. Еще раз посмотрев на измятый клочок бумаги, он нашел тайник и подцепил неожиданно легкую дубовую дощечку ногтями. Обломав один ноготь и сдавленно зашипев, джинчуурики так поднял доску и обнаружил под ней небольшой рычажок. Опустив его, Наруто подскочил на ноги — стена за его спиной с омерзительным скрежетом камня по камню отъехала в сторону, обнажив узкую стрельчатую арку, за которой в непроницаемой темноте скрывалась неизвестность. Пройдя внутрь, мальчишка зажег на кончиках пальцев крохотный огненный шарик, осветивший небольшую потайную комнату. Оглядевшись, паренек не смог сдержать удивленного возгласа — на дальней стене висела пара клинков из кроваво-красного металла. Подойдя поближе, блондин обнаружил, что мечи испещрены причудливыми узорами, напоминающими языки пламени, а по обухам ровной дорожкой шла цепочка мелких иероглифов, разобрать которые в темноте было решительно невозможно.

Решив, что у него мало времени, Наруто отложил изучение добычи на потом, выбежал обратно в спальню, сорвал покрывало с кровати, достал пачку купюр из тумбочки, положил ее в карман, и, вернувшись в тайник, принялся скидывать на кусок материи все ценное. Помимо мечей ему достался целый ворох небольших свитков, пять металлических табличек с кайдзи, обозначающими каждую из стихий, несколько колец, амулетов и оберегов, а так же подозрительно огромный свиток. Всем свиткам свиток, надо сказать. Взяв подмышки сверток с оружием и мелочевкой, и большой моток бумаги, блондин, неуклюже переваливаясь, проковылял к кладовке и откопал там огромный туристический рюкзак, в который и спихнул добро, приладив сбоку моток веревки. Чертыхнувшись, Наруто кинулся в свою комнату, нацепил подсумок с метательным оружием на пояс, взял теплый жилет и побежал вниз. Крякнув от натуги, паренек поднял, без малого, свой вес, разумеется, не без помощи чакры в ногах и спине, и уже куда бодрее засеменил на выход. На секунду, он замер перед распростертым по земле беззащитным отцом. Его сознание посетила мысль — а не прикончить ли его за всю ту доброту и ласку, которой он одаривал его уже долгих двенадцать лет? Наруто злобно фыркнул от презрения к самому себе — он не крыса, чтобы убивать спящего, теперь уже точно врага. Оторвав от открытки кусок чистой, хоть и измятой бумаги, Наруто взял перемазанный в крови Минато осколок стекла и корявыми иероглифами написал.

— Я вернусь, и тогда ты, Айко, и вся эта проклятая деревня ответите за мое прекрасное детство, — блондин положил бумагу перед лицом отца и от всей души пнул его, после чего выпрыгнул в окно и растворился в ночной темноте.

Наруто бежал быстро, но осторожно, чтобы не попасться на глаза случайным прохожим. Добравшись до деревенской стены, блондин столкнулся с самым серьезным препятствием на пути к своей свободе. Вспомнив свои тренировки, джинчуурики подал чакру в ноги и медленно, едва не ломая хребет тяжеленным грузом за спиной, побрел вверх, обливаясь горячим потом от натуги. Оглядевшись на последней четверти пути и дождавшись, пока часовой лениво протопает из одной сторожки в другую, паренек забрался на стену и, продев веревку в кольцо собственноручно вбитого в камень куная, гораздо быстрее спустился вниз и скрылся в густой шелестящей листве великого леса Конохи.

Минато пришел в себя ближе к утру, медленно поднялся с пола, шипя от боли в ноге и лице, а так же раскалывающейся от похмелья и сотрясения голове. Его глаза слиплись от запекшейся крови, стекающей с изрезанного осколками лба. Продрав веки, блондин закатил глаза и крепко сжал челюсти, силясь вспомнить события прошлой ночи. Память решительно отказывалась помочь, тогда Хокаге попытался подняться и рухнул на пол, шипя от боли. Поглядев на ногу, он выяснил причину — ахиллово сухожилие было порвано. Осмотрев помещение, Минато начал вспоминать свою вчерашнюю попытку прикончить собственного сына. Вспомнив причину, мужчина завыл раненым волком — его вторая половинка, Кушина, скончалась вчера в двадцать часов восемнадцать минут, в долгой и мучительной агонии умирая у него на руках больше часа, сверля мужа пустым, ничего не выражающим взглядом. Минато не придумал ничего лучше, чем утопить горе в стакане, хотя прекрасно знал, что под хмельком он страшнее Майто Гая. Проспиртованный мозг выстроил 'логичную' цепочку — Кушина погибла из-за Кьюби, его душа запечатана в Наруто, а значит Кушина погибла из-за Наруто...

— Идиот... — сдавленно простонал Хокаге и прикрыл лицо ладонью, после чего начал звать сына. — Наруто... Нару... — тут Минато заметил, что к его ладони приклеился кусок бумаги, пропитанный кровью, на котором неясно читались иероглифы:

— Я вернусь, и тогда ты, Айко и вся эта проклятая деревня ответите за мое прекрасное детство, — тихо пробормотал Хокаге. — Черт... черт-черт-черт... — шиноби рычал сквозь зубы, вскакивая на уцелевшую ногу и прыжками двигаясь вверх по лестнице. Его худшие опасения подтвердились — вспыливший сынишка вынес все ценное, что было в их доме. В этот момент, внизу хлопнула дверь, и дом огласил девичий визг.

— Наруто! Папа! Вы живы?! — раздался громкий топот, и уже через пару секунд гордость Конохи была в спальне родителей. Девушка едва не рухнула на пол, увидев окровавленного отца, с потерянным видом глядящего в темный проем в стене, которого раньше не было.

— Пап? — робко спросила куноичи, приближаясь к отцу со спины.

— Доченька, у меня к тебе серьезный разговор... — тихо сказал Минато, поворачиваясь на одной ноге.

 

Глава 5

Сочная трава мягко шелестит под ногами, а набитый под завязку рюкзак приятной тяжестью давит на усиленные чакрой плечи. Легкий ветерок треплет кроны деревьев, сонные птицы только начали щебетать, а на востоке уже заалел рассвет. Я свободен, я наконец-то свободен, я вырвался из этого филиала ада на Земле, и больше никто не посмеет надо мной издеваться. Кто-то скажет, что я слишком сильно жалею себя, что я мужчина, и должен принимать удары судьбы с достоинством... Так говорила моя мама, но ее больше нет на этом свете, а выносить этого холодного как лед, равнодушного ублюдка, неизвестно чем заслужившего любовь моей матери, и эту заносчивую, никчемную стерву, не приложившую ни капли усилий для получения своего могущества, у меня больше нету сил. Двенадцать лет я терпел, двенадцать лет я молчал, но время пришло — у меня есть тысяча возможностей, чтобы сполна вернуть должок...

Лишь отдалившись от деревни на пятьдесят миль, когда ноги были уже не в силах удержать мое тело на весу, я сделал первый привал. У меня не было права на ошибку — то, что за мной уже через пару часов вышлют несколько бригад АНБУ, не подлежало никакому сомнению. Они неминуемо найдут меня, если я что-нибудь не придумаю. Возможно, меня выручит что-нибудь из награбленного... Какой свиток лучше? Наверное тот, что больше... Мда, бетонная логика, но возразить нечего — достаю из ранца увесистый сверток, разворачиваю его и принимаюсь читать. Через несколько секунд я понял, что информация зашифрована, и в сердцах едва не вышвырнул, казалось бы, бесполезный груз, когда взгляд мой зацепился за одно до неприличия короткое дзюцу. В нем была всего одна печать, отдаленно напоминающая 'барана' обычного иллюзорного клонирования, но все же, это была не она. Повозившись немного со своими пальцами, я повторил изображенную печать и сказал заветные четыре слова.

— Каге буншин но дзюцу! — передо мной в облачке белого дыма появилось два десятка моих точных копий. — Ребят, врассыпную! Запутайте следы так сильно, как только сможете!

— Хай! — прозвучал дружный ответ двадцати копий, после чего я остался в гордом одиночестве. Усталость тут же навалилась на меня многотонной гранитной глыбой — все же, использовать дзюцу через пять минут после прочтения теории, явно не лучшая затея. Чакра была почти на нуле, но своей цели я достиг — даже такая идиотская уловка задержит преследователей на несколько суток, ведь клоны имитируют даже запах, вот спасибо судьбе за такой подарок — уму не постижимо, насколько это полезная техника!

Пройдя еще столько же, я столкнулся с весьма неприятной проблемой, о которой забывают почти все любители рассказывать истории о долгих кругосветных путешествиях. Я натер ногу. Да, вот так просто, взял и натер, ведь на мне были эти идиотские сандалии. Каждый шаг отдавался резкой болью, потому я был вынужден сделать привал, и, на этот раз, до утра, изо всех сил надеясь на чудо, ведь даже банальную мазь от царапин и ссадин я не взял. Чудо все-таки произошло — утром я был как новенький. Я давно заметил, что мелкие раны на мне заживают, как на собаке, а переломы срастаются уже через пару дней, и в этот раз мой единственный талант меня не подвел. АНБУ не было, и это определенно большой плюс. Еды тоже не было, а вот это уже не меньший минус... Оглядевшись по сторонам и заметив цепочку кабаньих следов, я медленно последовал за предполагаемым обедом. Я еще никогда не охотился, но чтобы кандидат в генины не справился с жалкой свиньей — ни за что не поверю. Как оказалось, не поверил я зря... Вместо желаемого молочного поросенка, я напоролся на матерого секача, кило под двести весом. Увидев меня, зверь с грозным ревом кинулся в лобовую атаку, попытавшись вспороть мне живот огромными грязно-желтыми клыками, с которых падали клочья пены. Подпрыгнув на несколько метров, я пропустил кабана под собой и, сделав сальто, швырнул в мясистое тело три куная. Лес огласил пронзительный визг, заглушенный моими ругательствами. И черт меня дернул учинить весь этот пафос — клапан рюкзака распахнулся, и драгоценная поклажа вывалилась на землю. Потеряв значительную массу, я не справился с приземлением и рухнул на спину. Взбешенное животное, несмотря на пробитые легкие и рассеченную сонную артерию, в последнем яростном порыве бросилось в атаку. Я еле успел откатиться в сторону, но свитки клана Узумаки легкой атлетикой не занимались, и большая их часть была погребена под ударами копыт. Шатающийся кабан, наконец, испустил дух и рухнул в десяти метрах позади меня, заливая покрытую утренней росой траву ярко-алой кровью.

Подобравшись к груде раздавленной бумаги, я сдавил голову руками и сокрушенно застонал — из десяти свитков уцелела лишь половина. Выковыряв останки второй половины, я с горечью закатил глаза — бумага была разорвана и пропитана грязью и кровью, прочитать что-либо было решительно невозможно. Поднявшись на ноги, я ненавистью поглядел на мохнатую тушу и, подойдя поближе, отвесил ей смачного пинка.

— Проклятая скотина, даже перед смертью умудрился нагадить! — еще немного попинав добычу для собственного успокоения, я призвал парочку клонов, и они живенько принялись свежевать кабана, я же пошел собирать вещи. Через полчаса, я имел в своем распоряжении вполне приличную шкуру и столько жаренного мяса, сколько весил сам. Для транспортировки уже пришлось призывать клона, но что тут поделаешь — большой багаж лучше, чем его отсутствие. Подкрепившись на ходу и напившись из небольшого ручейка, я почувствовал себя человеком. Внезапно, мой мозг был захлестнут потоком информации. Мысли, чувства, картинки, звуки, запахи — все это смешивалось в неразличимую какофонию, но уже через несколько секунд я открыл глаза и понял — это были воспоминания моего клона, которого настигла погоня, высланная сердобольным папашей. Быстро осознав, чем мне это грозит, я почти бегом кинулся в противоположную сторону от преследователей. Каждые десять минут погибал новый клон, все больше и больше нервируя меня никчемной информацией. Но кроме этого геноцида двойников, до самого заката, не происходило ничего интересного — дорог в этой части леса не было, ведь я продирался через самую глушь, где росли могучие и древние деревья, фонящие чакрой не хуже Айко. Так я пытался еще сильнее запутать погоню. Глупо и наивно — профессионала не проведешь, но в сочетании с периодически рассылаемыми во все стороны новыми клонами, хоть какие-то шансы на успех это давало.

Третий день был богат на сюрпризы. Позавтракав, состряпав из куска шкуры какой-никакой, но все же бурдюк, и набрав в него воды из ручья, я со счастливой рожей потопал дальше. Но фортуна вновь повернулась ко мне во всех подробностях изученными ягодицами — рюкзак порвался. Пришлось призвать пять клонов и толпой тащить в расползающейся ткани потрепанные реликвии клана. Вспомнив все крепкие словечки, которые я только слышал, я замер в нерешительности — путь мой преградила обширная поляна, заросшая невысоким кустарником. Посреди нее зиял темный провал, из которого доносились тихие завывания ветра и тошнотворный, приторно-сладкий запах гнили.

— Парни, проверьте, что там, — клоны синхронно кивнули и побежали внутрь. Какие покладистые, это просто замечательно. Блин, еще одного ложного беглеца прибили, это уже восемьдесят девятый... Когда уже им надоест, в конце-концов? Усевшись на тюк с вещами, я принялся ждать, внимательно озираясь по сторонам — так далеко в великий лес Страны Огня совались лишь бандиты и охотники на редкую дичь, рядом с которой убитый мною кабан покажется молочным поросенком. Что и говорить — в такой глуши был неиллюзорный шанс наткнуться хоть на базу нукенинов, на которую этот туннель смахивал весьма и весьма. Но от клонов пока никаких вестей, значит, поводов для беспокойства нет, не так ли? Словно насмехаясь надо мной и моими чаяниями, одна из копий развеялась, передав мне собранную информацию. Подземелье было просто колоссальным, заброшено оно было давно, если судить по слою мха, толщиною более трех сантиметров на стенах. Развеялся клон не по своей воле — он наткнулся на здоровенную сколопендру, решившую поживиться человечинкой. Второй клон не заставил себя долго ждать, а за ним последовали и остальные — похоже, у этих тварей там было гнездо. Чертыхнувшись, я достал кусок жаренного мяса и, глубоко задумавшись, принялся меланхолично его жевать. Убежище знатное, даже очень. Клоны видели кое-какое медицинское и не очень оборудование, которое вполне может пригодиться при изучении новых техник. Да и стеллажи с документацией тоже внушали уважение, хоть и неясно было, что внутри — клоны погибли слишком быстро. Чакры у меня много — успела восстановиться за ночь. Расход чакры на одного клона тоже упал — скудная, но все же практика, давала о себе знать. Думаю, мне под силу призвать порядка пятидесяти клонов, а с такой армией можно попытаться отвоевать подземелье. Кивнув самому себе и дожевав мясо, с недовольством отметив легкий привкус тухлятины, я привел план в исполнение.

Полсотни копий с громким улюлюканьем ввалились в подземелье и принялись закидывать сколопендр кунаями. Толстый хитиновый панцирь без труда сдерживал жалкие атаки, но это давало клонам время обойти шипящего и растерянно мечущегося противника и напасть на него с тыла. Запрыгнув на спину насекомого, клоны забивали кунаи между пластинами панциря, перерезая нервный тяж и оставляя многоножек корчиться на полу в конвульсиях. Детенышей и яйца ползучих гадов клоны попросту давили ногами. Хоть и с большими потерями, но копии справились — через два часа в подземелье не осталось ни одной сколопендры. Семнадцать довольно скалящихся блондинов вывалились из бункера и помогли мне затащить вещи на новое место. Войдя внутрь, я тут же ощутил, как чакра окружающего меня леса полностью пропала — подземелье было защищено печатями. Это было идеальное место, чтобы спрятаться от погони. Правда, груды органики в каждом углу, наполняли бункер тошнотворным смрадом, и находиться в нем было на редкость некомфортно. Всю следующую неделю мои клоны занимались генеральной уборкой. Бункер был обширным, в нем было множество запертых дверей, открыть которые мне было не под силу даже с помощью ниндзюцу. Погоня была окончательно сбита с моего следа — десяток клонов из первой партии развеялся из-за недостатка чакры, без посторонней помощи. Окончательно успокоившись, я полностью погрузился в изучение уцелевших свитков моего клана, сидя на рассохшемся стуле перед треснутым столом, освещаемым парой все еще горящих электрических светильников. Откуда в этом подземелье бралась энергия — выяснить мне так и не удалось. Наверняка ответ скрывался за одной из запертых дверей.

Уже через пару часов, я узнал о клане Узумаки больше, чем за всю свою прошлую жизнь. Именно моя родословная обеспечивала мне аномальную живучесть и огромный объем чакры, хотя гены отца немного портили всю картину. После вдумчивого анализа недавних воспоминаний, я пришел к выводу, что клоны могут быть полезны при изучении техник, и мое чутье меня не подвело. Первой техникой, которую мои предки изучали в раннем детстве, было простенькое фуиндзюцу, позволяющее запечатать предмет весом не более килограмма. Я решил не сворачивать с проторенной дорожки, и, создав три десятка копий и выгнав их тренироваться на улицу, уже через пару часов смог запечатать камень в стол. Дело двинулось с мертвой точки. Дальше были огненные дзюцу, не уступающие по эффективности аналогам Учих. Гокагьо но дзюцу, а иными словами огненный шар, поддался за три дня. Решив, что хватит с меня теории, я взялся за клинки. Выйдя на улицу лично, я зажмурился от яркого солнечного света — все же, я слишком долго сидел в подземелье и совсем потерял счет времени, отправляя клонов за всем необходимым. Легкий утренний бриз приятно шевелил давно не мытые волосы, и я не смог сдержать счастливой улыбки — уже более недели я не видел осточертевших мне рож деревенских мужланов и горячо любимых родственничков. Собравшись с мыслями и пару раз разрубив перед собою воздух, я начал разглядывать оружие.

Мечи как мечи, ничего особенного, разве что слова мамы про остроту и прочность были чистейшей правдой — камни разрубались только в путь, не оставляя не лезвиях ни единой зазубрины. Однако, стоило мне подать в них капельку чакры, и цепочки иероглифов на обухах засветились изнутри тусклым алым светом. Сделав резкий выпад вперед, я едва не вышвырнул меч от страха — лезвие загорелось, словно покрытый маслом факел. А вот это уже интересно... Аналогично подпалив второй клинок, я как завороженный наблюдал за гудящим пламенем, выписывая клинками в воздухе замысловатые вензеля. Лезвия быстро раскалились, приобретя ярко-оранжевый оттенок, но рукояти оставались холодными. Ведомый любопытством, я подошел ко входу в бункер и несильно рубанул по бетонной арке. Результат был ошеломляющим — клинок рассек бетон, как масло. Самодовольно оскалившись, я принялся уничтожать собственную недвижимость, отсекая от монолита аккуратные кирпичики. Однако, не все коту масленица — через пару минут пламя погасло, а я едва не падал с ног от усталости — оружие расходовало прорву чакры. Несмотря на это, я был доволен до неприличия — столь быстрый прогресс укрепил мою веру в неминуемый успех, а мысли об утрате всех связей с Конохой более не пугали меня.

 

Глава 6

Следующие два месяца прошли как по расписанию — подъем в шесть утра, свежая рыба или яичница на завтрак, трехчасовые занятия фехтованием в компании пары клонов, вооруженных палками, упорное ковыряние в шифре свитка Хокаге до самого обеда, дичь на этот самый обед, уроки истории клана до самого вечера. К сожалению, все попытки привести в действие кольца и металлические таблички со стихийными иероглифами были безуспешны — свитки с описанием реликвий были уничтожены проклятым хряком. Одежда окончательно износилась и превратилась в груду обносков, едва скрывающих тело. Пришлось импровизировать и шить одежду из шкур диких животных. Получилось на редкость убого — я выглядел как настоящий неандерталец, изображенный на страницах учебников древнейшей истории. Людей вокруг нет, и некому было оценить то, во что я превратился. Все общение скатилось к беседами за жизнь в кружке клонов, тобишь, с самим собой. Одиночество медленно, но верно сводило меня с ума. Каждый вечер, я сидел на пороге подземелья, глядя на пылающий ярким костром закат, и все больше боялся, что в этих бесконечных тренировках, я потеряю себя...

Разумеется, после первых моих тренировок с мечами, я начал вскрывать толстые металлические двери одну за другой. Петель у них не было — многотонная монолитная плита опускалась из потолка, плотно входя в пазы на полу. Приходилось прорубаться через полотно, на одну дверь уходило не более получаса, но учитывая мой весьма скудный запас чакры, требовалось около двух недель. За первой дверью я обнаружил два ряда стеклянных капсул, заполненных мутной зеленой жижией, в которой плавали белокожие гуманоиды, лишь отдаленно напоминающие людей. Я зябко поежился и передернул плечами — даже моих скромных способностей сенсора хватило, чтобы понять — чакра циркулирует в их телах, они живы, и находятся в коме, и одному Шинигами известно, когда они проснутся, и на что они будут способны. Решив, что убивать их — не выход, ведь жидкость могла быть токсичной, я вернул кусок двери на место и приварил его к полотну в нескольких точках, сразу почувствовав себя спокойнее. Две других двери защищали более интересные вещи. За одной из них был склад каких-то запчастей, судя по всему, еще не использованных. Разобраться в их назначении я не смог, но выделил для этого пятерых клонов, принявшихся едва ли не обнюхивать каждую железяку в помещении. За второй дверью был громадный архив со свитками. Глаза разбегались от обилия полок, ломившихся от сотен, тысяч носителей информации. Здесь я расщедрился уже на пятнадцать клонов, которые разбрелись по углам архива и принялись отбирать сколько-нибудь полезную информацию. Как оказалось, большая часть свитков содержала бесполезную для меня медицинскую информацию, из чего я сделал вывод, что в этом бункере проводились запретные эксперименты над людьми.

Я самостоятельно освоил весьма мощные фуиндзюцу, полезные в реальном бою. Они позволяли запечатать практически любую технику в небольшой клочок бумаги, чем я активно пользовался, сберегая самые мощные ниндзюцу, которые только знал, а именно — огненных драконов. На двадцатом свитке я остановился — мне не хватало воображения, чтобы представить схватку, в которой понадобится даже половина от этой охапки макулатуры. Разумеется, о базовых навыках шиноби, значительно облегчающих жизнь, таких как ходьба по стенам и воде, усиленные прыжки и обогрев тела ускоренным потоком чакры, я не забывал. Теперь я мог без проблем ходить по потолку своего нового логова и устраивать забег за рыбешкой по порожистому ручейку.

И все же, моему одиночеству было суждено закончиться на восьмидесятый день после моего ухода из Конохи. В одном из толстых клановых свитков, на десятом метре бумаги, я наткнулся на изображение печати, в точности повторяющее таковое на моем животе. Эта татуировка с младых лет будоражила мое воображение, ведь абсолютно идентичная была и у сестры, но на все наши вопросы родители отвечали самой хитроумной околесицей. Как оказалось, такая печать использовалась для сдерживания биджуу. Сложив два и два, я понял, что в нас был заточен никто иной, как Кьюби, ведь все остальные хвостатые были в других деревнях, о чем я узнал еще в Академии на скучных лекциях Ируки-сенсея. Именно поэтому меня все ненавидят, но почему же сестру заранее приписали к рангу героев? Свиток гласил, что Девятихвостого и раньше разделяли на несколько частей. Видимо, мне досталось его сознание, именно поэтому у меня есть усы, а у Айко нет — вот тебе и причина... Сволочи, тупые скоты, почему все хорошее достается именно ей? В сердцах ломаю ни в чем не повинную табуретку об каменный пол, но затем беру себя в руки. Наверняка, Кьюби жаждет мести не меньше, чем я, тогда почему бы нам не объединиться? Даже без своей силы, он может быть полезным, ведь знает он явно немало. Решено, идем знакомиться! Усевшись в позу лотоса, сложив нехитрую цепочку печатей, взятую из свитка, и, крепко зажмурив глаза, я впервые перенесся в свое подсознание.

На первый взгляд, вокруг мало что поменялось — такое же подземелье, разве что чутка подтопленное. Задумчиво почесав в затылке, я побрел вперед. Темный туннель вывел меня в огромный зал, перегороженный пополам мощной решеткой. Подойдя поближе, я зябко поежился, прочистил горло и прокричал.

— Эй! Кьюби! Ты тут? — внезапно, в темноте загорелась пара крохотных алых огоньков, медленно двинувшихся в мою сторону. Через несколько секунд, я понял, что это были глаза. Еще через несколько секунд, я онемел от шока — на свет вышла симпатичная рыжеволосая девушка в старомодном кимоно, до боли похожая на мою маму в молодости. Прекрасное лицо выражало лишь вселенские безразличие и усталость.

— А где же мне еще быть? — тихо спросила девушка, не сводя с меня глаз. Ее взгляд был потухшим, словно она смирилась со своим заточением и потеряла смысл жизни. Я судорожно сглотнул и посмотрел в пол — если у меня и возникали мысли о том, чтобы прикончить виновника всех моих бед, то теперь они улетучились без следа — судя по всему, ей досталось не меньше моего.

— Ты как... в порядке? — вырвался совершенно глупый и бессмысленный вопрос. Лицо Кьюби помрачнело, в алых глазах сверкнули искры гнева.

— Издеваться пришел, щенок? — ядовито прошипела демонесса.

— Что ты, я и не думал даже... — отступаю назад, вскинув руки в защитном жесте. Неожиданно, девушка негромко хмыкнула и посмотрела на меня с плохо скрываемым любопытством.

— Я не чувствую лжи в твоем голосе... Чего ты хочешь от меня? — рыжая бровь забавно изогнулась в вопросительном жесте. Я дал ответ, ничуть в нем не сомневаясь:

— Я хочу, чтобы ты помогла мне уничтожить Коноху, — алые глаза едва не вывалились из орбит — вся деланная невозмутимость слетела с лисы, не оставив и следа.

— Что?! — только и выдавила из себя кицунэ. Довольно скалюсь в ответ — произведенный эффект был бесценен, как и выражение лица Девятихвостой.

— Но... почему? — запинаясь спросила демонесса.

— Поверь, у меня на это есть серьезные причины. Ну так что, ты поможешь? — кицунэ задумалась, но лишь на пару секунд.

— Помогу, если ты вернешь мне потерянную силу, — возмущенно хмурюсь.

— И как я это сделаю? — Кьюби презрительно фыркает и задирает носик.

— Убьешь свою сестру и дашь мне выпить ее душу, — по моему лицу расползается злорадная улыбка — лучшего предложения и быть не могло.

— По рукам!

— Чтобы тебе помочь, мне нужно будет выйти в реальный мир, — кицунэ с затаенной надеждой во взгляде посмотрела на меня, явно все еще опасаясь, что все это розыгрыш, и я вот-вот начну над ней издеваться. Нельзя сказать, что я испытывал к ней жалость, но определенное сочувствие имело место быть.

— Что для этого нужно сделать? — лисица оживилась, но я тут же пресек на корню ее 'коварный' замысел. — Печать снять не проси — умирать я не собираюсь, — девушка гневно насупилась и тихо зашипела:

— Умный мальчик, хотя по виду и не скажешь... — смущенно краснею, окинув взглядом свою тунику из шкуры оленя. — Хорошо, тогда давай заключим контракт на призыв, — на ладони кицунэ из ниоткуда появился небольшой свиток, который она кинула мне между прутьями решетки. Я без труда поймал его и внимательно прочитал содержимое, изредка косясь на напряженно хмурящуюся демонессу. Не увидев в контракте ничего подозрительного, я прокусил палец и расписался кровью, затем свернул свиток и вернул его хозяйке. Кицунэ буквально растеклась в слащавой улыбочке и прикрыла глаза, явно получив немалое удовольствие.

— А как мне тебя призвать? — кицунэ посмотрела на меня, как на полоумного, после чего прикрыла лицо ладонью и тяжко вздохнула.

— Малыш, ты меня разочаровываешь, ну да ладно — смотри и запоминай... — проигнорировав мой гневный взгляд, лиса медленно сложила цепочку печатей, после чего шлепнула ладонью по полу. — Запомнил? — я молча кивнул и вернулся в реальный мир.

Застуженная на каменном полу задница тут же дала о себе знать тупой ноющей болью. Злобно зашипев, я поднялся на ноги и, в точности повторив действия кицунэ, призвал ее. Девушка внимательно огляделась по сторонам, и начала принюхиваться, через несколько секунд сморщив носик от отвращения.

— Что-то не так? — осторожно поинтересовался я.

— В твоей пещере дурно пахнет, да и сам ты похож на дикаря, — кицунэ подошла ко мне, подцепила тунику пальцами и брезгливо фыркнула. Я обиженно надул щеки и отвернулся, Кьюби тихонько рассмеялась.

— Да ладно тебе, малыш, это я так, надо же немного поворчать... — кицунэ взъерошила мои грязные волосы, сбив с меня холодную маску невозмутимости.

— Я уже взрослый! — выпалил я и покраснел от смущения. Кьюби широко улыбнулась и убрала руку.

— Ну тогда покажи мне, что ты умеешь, и я решу, чему тебя учить, — тут уже пришла моя очередь улыбаться — все же, полгода тренировок не прошли бесследно. Выведя лисицу на улицу, я начал с самой полезной в хозяйстве техники.

— Каге буншин но дзюцу! — глаза Девятихвостой полезли на лоб — ее окружила сотня моих двойников.

— Впечатляет... Что-нибудь еще? — справившись с первым шоком спросила Кьюби.

— Катон: Гокагьо но дзюцу! — огненный шар развеял половину клонов, на что кицунэ ответила презрительным фырканьем — базовая техника не произвела на нее никакого впечатления.

— Будь у меня хоть капля чакры, я бы показала тебе, что такое настоящее пламя... — надменно проговорила Кьюби.

— Ах так? Ну держись... — собираюсь с духом и вкладываю в самую мощную изученную мною технику половину оставшейся чакры. — Катон: Горьюка но дзюцу! — огненная чакра обжигает легкие и вырывается наружу, превращаясь в гигантского дракона. С оглушительным ревом, техника пролетела две сотни метров и взорвалась в воздухе, оставив после себя облако гари, более полусотни метров в диаметре — я еще не выжил из ума, чтобы поджигать лес. Кицунэ удивленно присвистнула, вызвав у меня приступ гордости.

— Неплохо для ребенка, очень неплохо...

— Я не ребенок! И вообще, сейчас я тебя этим дзюцу долбану! — ярость требовала немедленного выхода наружу, отчего я демонстративно топнул ногой.

— Кх-кх-кх... боюсь-боюсь... кх-кх-кх... — лисица согнулась пополам в приступе хохота, я замахнулся на нее рукой, но лишь резко выдохнул и отвел взгляд в сторону — девушек бить нельзя, даже если они вредничают. Через полминуты, Кьюби смогла взять себя в руки и выпрямилась, тяжело дыша и задорно скалясь.

— Готовься, малыш, все твои прежние тренировки покажутся тебе отдыхом в теплой постельке! — я судорожно сглотнул — в ее голосе не чувствовалось ни капли лжи.

 

Глава 7

Первые две недели тренировки были очень щадящими — кицунэ не пыталась меня чему-либо научить, лишь еще тщательнее оценивала то, с чем ей придется работать. Кьюби очень кратко и емко оценила мое временное убежище, ставшее мне вторым домом — склеп. И действительно, темные, мрачные стены подземелья давили на психику, неудивительно, что меня давно уже начали посещать мысли о суициде, и кто знает, был бы я жив спустя пару месяцев, если бы так и не обзавелся новой знакомой? Решение было простым и очевидным — я построил небольшой домик из бамбуковых стеблей и листьев. Разумеется, я не озаботился межкомнатными перегородками, о чем довольно быстро пожалел — когда настало время переодеваться, Кьюби не отводила от меня глаз, за пару мгновений вогнав меня в краску. Лисица заметила это и тихонько рассмеялась.

— Кх-кх-кх, малыш, неужели ты думаешь, что хоть немного привлекаешь меня? — я вспыхнул еще сильнее, но на этот раз уже от обиды и возмущения. Кицунэ рухнула на пол и расхохоталась в голос, тогда я махнул на нее рукой и сменил износившуюся тунику на новую.

— Когда ты уже наденешь что-нибудь приличное? — без всякой смешинки в голосе спросила успокоившаяся Девятихвостая, брезгливо сморщив носик. Боги, как же она похожа на маму... — я застыл на месте на пару мгновений, глядя прямо в алые омуты, чувствуя, как к глазам подступают слезы. Но нет, нельзя плакать, никому нельзя показывать свою слабость, особенно ей... — кицунэ недоуменно моргнула, я отвел взгляд и покачал головой.

— Никогда, скорее всего. Магазинов рядом нет, — лисица презрительно фыркнула.

— Тогда я буду шить нам одежду, раз уж ты такой криворукий, — пораженно хлопаю глазами — биджуу, которая шьет одежду? Может она еще и готовить, и стирать будет? Нет, лучше не наглеть, за такое и по бубенцам отхватить можно.

Ближе к вечеру, мы сели у камина на пару циновок из бамбуковых листьев. За тонкими стенами слышался шум пробуждающегося от дневного сна леса, а легкий бриз, просачивающийся через щели между стволами, приятно холодил кожу.

— Да, тут намного лучше, чем в моем склепе... — задумчиво протянул я. Кицунэ лишь негромко хмыкнула, продолжая глядеть в танцующие языки пламени.

— Кьюби.

— М-м?

— Расскажи мне о себе, — лисица поглядела на меня оценивающим взглядом и покачала головой.

— Нет. Для начала докажи мне, что ты достоин моего доверия, — я лишь тяжко вздохнул и замолчал — все обещало быть далеко не так просто, как казалось ранее.

Специально для тренировок, лиса сшила нам короткие туники, наподобие моей старой, но куда как изящнее и аккуратнее. Как выяснилось в дальнейшем, ее прежняя одежда состояла из чистой чакры, в любой момент готовой к использованию, и являлась неприкосновенным запасом лисицы, который пережил даже разделение чакры и разума Девятихвостой и тщательно ею оберегался вследствие неспособности Кьюби сохранить даже каплю чакры в собственном теле. Вместо обуви, она как и я обернула ноги кусками шкур, чтобы не ходить босиком. Мне было сложно оторвать взгляд от ее прекрасных ножек, но я сумел это сделать и подавить неожиданно проявившееся либидо — это неправильно и неприлично, а когда начались тренировки, я и думать о размножении забыл.

Следующие девять месяцев превратились для меня в настоящий ад — Кьюби не знала жалости, и гоняла меня так, как я и представить себе не мог. Несмотря на отсутствие лисьей формы из-за потери практически всех запасов чакры, она была сильнее и выносливее простого человека, потому каждое утро мы играли в 'догонялки' — кицунэ бежала за мной с бамбуковой палкой, и стоило мне хоть немного снизить темп, била меня по спине. Мои попытки огрызнуться или отнять дубинку не приводили ни к чему хорошему — лиса вставала в позу и просто отказывалась меня тренировать. Оставался лишь один выход — научиться бегать быстрее демона. Через три месяца мне это удалось — на семидесятом километре кицунэ начала сдавать позиции, а на восьмидесятом рухнула под дерево, тяжело дыша. Честно говоря, мне было не лучше, но я нашел в себе силы подойти к ней и сесть рядом.

-Ты... молодец... — выдавила из себя демонесса, на что я лишь молча кивнул, задыхаясь от недостатка кислорода.

После пробежки следовала ОФП. Кьюби умудрилась превратить безобидный комплекс упражнений в настоящую пытку — где это видано, чтобы тщедушный пацаненок приседал со взрослой теткой на плечах? Тем не менее, бамбуковая волшебная палочка делала свое дело — начав с одного единственного раза, через месяц я мог сделать уже двадцать приседаний, а через полгода — целую сотню. Примерно то же представляли из себя отжимания — сначала Девятихвостая просто давила мне ногой на спину, а к концу обучения я не замечал веса всего ее тела. Результатом этого издевательства стала потрясающая мускулатура, за которую можно было простить кицунэ все ее грехи.

Разумеется, ОФП составляла лишь малую толику того обучения, которое проводила Девятихвостая. Все то время, пока я занимался своим телом, минимум сотня клонов разучивала новые техники. Что мне польстило, так это моя недолгая бытность сенсеем Кьюби — я научил ее теневому клонированию, на свою голову. Теперь у каждого взвода из десятка клонов появился свой капитан, следящий за каждым шагом моих копий. К моему удивлению, выяснилось, что клоны ленились не меньше меня самого, потому присутствие 'цербера', развеивающего нерадивые копии при первых признаках тунеядства, повысило эффективность их работы в разы.

Вместо изучения новых техник, которое я предполагал, лиса учила меня обращаться с чакрой огня, и это было что-то феноменальное. Я не просто контролировал огонь, он стал частью меня, я чувствовал каждый язычок пламени, каждую каплю апельсиново-рыжей чакры. Обыкновенный огненный шар, которому обучали еще даже не генинов в академии, уже через месяц в моем исполнении разбивал бетонные стены в крошку, раскаленную докрасна. А что делал огненный дракон по окончании обучения — подумать было страшно. Когда я запустил его в небо и он взорвался на высоте ста метров, меня просто сбило с ног ударной волной, а толпящиеся вокруг клоны едва не развеялись. Поднявшись с земли, я лишь пораженно открывал и закрывал рот, но Кьюби была недовольна результатом и погнала меня тренироваться дальше.

Через три месяца, Кьюби заставила меня преобразовать в чакру огня мою собственную, которая текла внутри моего тела.

— Ты что, шутишь? Я же сгорю, как спичка! — случаи попадания стихийной чакры в СЦЧ человека проходились в академии, и чаще всего даже одна капля приводила к летальному исходу, а иногда даже ко взрыву тела незадачливого экспериментатора. Кьюби презрительно фыркнула и скрестила руки на груди.

— Ты справишься с ее контролем, просто сверни чакру в жгуты так, чтобы она не касалась стенок каналов.

— Но это невозможно!

— Скажи мне, я хоть раз потребовала от тебя того, что ты не мог сделать? — я так и замер с открытым ртом и поднятым к небу пальцем — действительно, ни одного такого случая не было. Кицунэ заметила мое замешательство и самодовольно ухмыльнулась.

— К тому же, я буду рядом, и смогу помочь тебе в случае неудачи, так что прекрати ломаться и делай, что тебе говорят, — окончательно успокоившись, я молча кивнул и сделал глубокий вдох, закрыв глаза.

Сосредоточившись, я почувствовал очаг чакры, пульсирующий у меня в животе. Преобразовав ее малую часть в огненную, я осторожно направил ее в каналы. По всему телу почти мгновенно растеклось приятное тепло, словно я был в натопленной бане, и мне так понравилось это ощущение, что я продолжил преобразовывать чакру, словно провалившись в транс. Мой разум заходился в экстазе, а тело изнемогало от наслаждения близостью со стихией, я не понимал и не осознавал происходящего. Я не просто чувствовал огонь, не просто контролировал его, я был огнем, я горел, я пылал... Изящная рука сдавила мое плечо, когти вошли мне под кожу отчего я выпал из смертельно опасного наваждения и открыл глаза, увидев перед собой обеспокоенное лицо Девятихвостой.

— Не увлекайся! — строгим голосом сказала Кьюби. Я застыл на месте, продолжая смотреть в алые глаза. В них мерцало что-то неуловимое, столь родное и близкое мне, что невозможно себе представить. Она светилась изнутри столь ярким и теплым сиянием, что мне всей душой захотелось прижаться к ней, что я и сделал. Мне было плевать, что это тысячелетний злой демон, убивший тысячи тысяч людей, для меня она стала ближе чем кто-либо за всю мою жизнь, ближе, чем моя собственная мать. Кицунэ застыла с открытым ртом и с непередаваемым возмущением уставилась на меня, крепко обнимающего ее поперек груди.

— И как это понимать? — ворчливым тоном спросила лисица, не в силах освободить руки из моих объятий.

— Кьюби, спасибо тебе за твою помощь. Ты... ты стала моей семьей, которой у меня никогда не было.

— Ну... пожалуйста, — неуверенно ответила кицунэ, вытащив наконец одну руку и потрепав меня за волосы. Похоже, я удивил ее, но как иначе я мог к ней относиться, если она научила меня едва ли не всему, что я знаю, готовила мне еду и шила одежду? Кьюби на несколько секунд замешкалась, пристально посмотрела мне в глаза и кивнула сама себе, словно приняв важнейшее решение в своей жизни.

— Меня Курамой зовут, — я пораженно вздрогнул — для демона нет ничего дороже его имени, ведь знающий его человек сможет легко подчинить себе могущественное создание.

— Спасибо за доверие, — тихо шепнул я.

— Ты его заслужил — усмехнулась лисица, взъерошив мне волосы. Остаток дня прошел в беседах о нашем прошлом — через полгода, я все-таки смог подружиться с тем, кого в деревне считали бездушным монстром, который на деле был в сто крат человечнее их самих.

Находясь в единстве со стихией, я смог достичь гораздо больших результатов в огненных ниндзюцу. Мощность каждого из них возросла примерно в два раза, но Курама сказала, что это лишь малая доля тех возможностей, которые мне дает наличие чакры огня в собственных каналах чакры. Она сказала, что когда мне удастся перевести всю свою чакру до последней капли в стихийную, при этом не сгорев дотла, я стану демоном. Не знаю, правда это или нет, но звучит очень заманчиво, хотя до этого мне еще очень, очень далеко — на данный момент лишь сотая часть моей духовной энергии была способна обратиться необоримой мощью огня. К сожалению, разобраться с артефактами Кьюби мне не помогла — она сама в них ничего не смыслила. Научить меня фехтованию она тоже не смогла — уж что-что, а мечами размахивать лисы не умели. Печально вздохнув, я отложил реликвии своего клана в долгий ящик — может быть, позже пригодятся.

Разумеется, о тайдзюцу никто не забыл, но до окончания физподготовки я упражнялся лишь с собственными клонами. Кьюби мотивировала это тем, что она, дескать, порвет меня на кусочки. Обидно, конечно, но ничего не поделаешь, всему свое время. И вот, когда оно, наконец, настало, случилось такое, что я до сих пор со стыдом вспоминаю свою первую тренировку с кицунэ.

— Ударь меня, — спокойным голосом сказала лисица, разминая плечо и шею.

— Но... девушек бить нельзя! — возразил я, вспомнив то, чему меня учила мама. Я даже сестру свою терпел, а Кьюби-то за что бить? Она мне как мать! Кицунэ злобно нахмурилась и подошла ко мне, отвесив смачную пощечину.

— Ну же, ударь меня! — растираю покрасневшую щеку ладонью и с обидой гляжу на демонессу. Девятихвостая отвесила мне второго леща, но я лишь неуверенно пятился назад.

Лисица тяжко вздохнула и покачала головой — несмотря на тяжелое детство, я был не слишком агрессивным, и вывести меня из равновесия было не так просто.

— Пойми же, ты не сможешь мне навредить при всем желании, ведь не зря я полгода гоняла тебя, как проклятого, чтобы ты имел хоть какие-то шансы, а учиться постоять за себя надо, — я молча кивнул и приблизился к лисице, несмело попытавшись ударить ее в живот. Девятихвостая схватила меня за руку и перебросила через плечо как мешок с картошкой, со всей силы шарахнув меня об пол. Сказать, что это было больно — ничего не сказать.

— Слабак, — кицунэ презрительно сплюнула на землю. Тут я уже не выдержал — нет, этой дурочке точно не поплохеет от пары подзатыльников. Схватив Кьюби за ногу, я резко дернул конечность на себя и заставил биджуу сесть на шпагат... мне на лицо. Тонкие белые трусики из чакры лишь формально прикрывали кицунэ — я прекрасно ощутил своей кожей все формы, что были скрыты под ними. И как бы стыдно мне не было, я сильно возбудился от такой близости с женским телом, несмотря на свои юные годы. Кицунэ медленно встала на четвереньки и поглядела под себя. Заметив мое красное, как томат, лицо, а затем зацепившись взглядом за топорщащуюся в области паха тунику, Кьюби лишь рассмеялась, еще больше вогнав меня в краску.

— Хочешь провести ночь с биджуу? — смущенно киваю, ведь хуже все равно не станет. Я уже понял, что с этого дня никогда не смогу посмотреть на Кураму как прежде, и мое желание никогда не угаснет. Кицунэ криво ухмыльнулась и помогла мне встать на ноги, явно прочтя все мои мысли по моему лицу.

— Думаю, я могу это устроить, но лишь когда ты одолеешь меня в честном бою, — я едва не поперхнулся от возмущения.

— Нехилые у тебя запросы! — Кьюби презрительно фыркнула и насупила брови.

— Думаешь, мне нужен самец, который слабее меня? Я и так тебе только что сопли не утираю, еще и в постель с тобой лечь из жалости? Самому не противно? — понуро опускаю голову и тяжко вздыхаю, украдкой бросив взгляд на недосягаемые ножки Девятихвостой. Стоп, почему недосягаемые? Я уже бегаю быстрее нее, что мне мешает потренироваться и стать сильнее? Решительно вскидываю голову и встаю в боевую стойку.

— Теперь ты нападай! — заносчиво маню противницу ладонью. Кицунэ задорно оскалилась и набросилась на меня. Было больно. Очень больно.

Лисий стиль боя не имел ничего общего ни с одним человеческим, удары были очень быстрыми и точными, хоть и не слишком сильными, но в исполнении Девятихвостой каждый из них едва не ломал мне кости. Уклоняться я не успевал, а блоки были бессмысленны — кицунэ их попросту обходила. Да, Курама в ближнем бою скрутила бы любого бойца из Конохи за несколько секунд, разве что мастера тайдзюцу могли бы ей что-нибудь противопоставить, что тогда говорить обо мне, выпускнике академии и неудачнике-самоучке? Но как бы ни была сильна Кьюби, я не стоял на месте. Мы мутузили друг друга дни напролет, благо, наша нечеловеческая выносливость позволяла, и каждый день схватки становились все дольше и дольше. К исходу первого месяца я мог продержаться уже более пяти минут, а еще через месяц мне удалось положить биджуу на лопатки. Во всех смыслах этого слова.

— Сдаешься? — спросил я, заломив кицунэ руку за спину и слегка надавив на нее, лишь настолько, чтобы она поняла бесполезность сопротивления. Лисица попыталась вырваться, но я усилил нажим, и Кьюби зашипела от боли.

— Сдаюсь, — обиженно буркнула Девятихвостая. Я тут же отпустил ее, и кицунэ отошла в сторонку, принявшись растирать ноющую конечность. Я вспомнил ее давнее обещание, и в душе робко зашевелилось давно подавляемое желание, за это время ставшее почти невыносимым.

— Я победил в честном бою, теперь я достоин тебя? — Кьюби замерла и посмотрела на меня оценивающим взглядом, склонив голову на бок, тщательно изучив каждую часть и каждый мускул моего тела.

— Достоин, — ответила кицунэ и подошла ко мне. — Хочешь этого прямо сейчас? — спросила лисица без всякой доли сомнения — казалось, она уже давно все для себя решила.

— Ну, я не настолько озабочен, давай дождемся вечера, а сейчас пойдем помоемся и отдохнем, — Девятихвостая кивнула и широко улыбнулась, я обхватил ее за талию и мы вместе отправились к ручью, захватив с собой мыльный корень.

Скинув тунику, я помог явно чего-то выжидающей Кураме раздеться, с удивлением отметив изменения в ее поведении. Похоже, теперь мне придется за ней ухаживать, но не могу сказать, что мне не нравилась такая перспектива. Зайдя в воду, я аккуратно намылил прекрасное тело, пожирая его глазами и лаская упругие груди. Кицунэ легонько улыбнулась от удовольствия, а когда дело дошло до промежности, выгнула спину и положила руки мне на плечи, заурчав подобно кошке, чего я раньше за ней никогда не замечал. Одного ее вида хватило, чтобы возбудить меня, а уж когда она сама принялась меня намыливать, я едва не набросился на нее после первого же прикосновения.

— Может, не будем ждать до вечера? — томным голосом спросила кицунэ, кладя одну руку мне на спину, а второй стиснув стоящий колом член.

— Может и не будем, — отвечаю я, впиваясь в коралловые губки страстным поцелуем, и сжимая в ладонях упругие груди, оттесняя Девятихвостую к берегу.

Кицунэ аккуратно опустилась на сочную зеленую траву, уперевшись руками в землю и раздвинув ноги, приглашая меня приступить к делу. Я осторожно опустился сверху, вновь слившись с ней в страстном поцелуе, окончательно уложив девушку на землю. Ласково глажу прекрасное личико, читая в алых глазах животную похоть. Боги, как же долго я об этом мечтал, и вот, ее прекрасное тело в моих руках, и она сама хочет этого едва ли не больше меня самого. Проведя кончиками пальцев по боку кицунэ, заставив ее вздрогнуть от щекотки, я пристроил свой член к ее влагалищу и медленно вошел в нее. Курама судорожно вздохнула и обхватила меня руками — то, что у нее давно никого не было, было очевидно, и само собой разумеется, девушка изголодалась по любви и ласке. Что же, не стану ее разочаровывать... Медленно начинаю двигаться, продолжая нежно поглаживать и пощупывать прекрасное тело, испытывая неземное наслаждение. Кьюби лишь тяжело дышала и постанывала от блаженства, жмуря свои прекрасные глазки и беспорядочно касаясь меня руками. Разумеется, несмотря на все мои усилия, я не продержался и пяти минут, но успел выдернуть член и кончить кицунэ на живот. Курама возмущенно вскинула голову, а потом со стоном рухнула на траву — похоже, мне не удалось ее удовлетворить. Что же, тогда по-старинке, ручками... — нащупываю пальцами клитор Девятихвостой и начинаю его пощипывать и поглаживать. Смирившаяся с неудавшимся оргазмом кицунэ тут же начала извиваться по земле и тихо стонать, вырывая руками клочья травы. Когда же я начал ласкать ее грудь второй рукой, стоны стали еще громче, и через пять минут Курама затрепетала всем телом, выгнувшись дугой и едва не задыхаясь от возбуждения, брызнув мне в ладонь прозрачной жидкостью, после чего обессиленно обмякла в сладкой истоме, уронив голову на землю, тяжело дыша. Ложусь рядом и начинаю медленно гладить Кьюби по груди и животу. Только сейчас я осознал, как же сильно я люблю ее.

 

Глава 8

Остаток дня мы провели на берегу, взяв друг друга за руки, лишь изредка нарушая тишину парой бессмысленных фраз. Нам обоим нужно было время, чтобы понять и принять изменения, которые произошли в отношениях между нами. Когда начало смеркаться, мы быстро привели себя в порядок и двинулись в сторону убежища. В пятиста метрах от входа в подземелье, кицунэ замерла, как вкопанная, и шумно принюхалась, напряженно нахмурив брови и стреляя глазами по сторонам.

— Что-то случилось? — поинтересовался я с нескрываемым беспокойством — на моей памяти Курама еще никогда не вела себя подобным образом.

— Я чувствую незнакомую чакру — темную, зловещую и необычайно мощную, — ответила кицунэ через несколько секунд молчания.

— Ксо, если кто-то нашел наше убежище, то в его руки попадут все наши вещи! — сделал очевидный вывод я.

— Я бы не стала рисковать своей жизнью ради каких-то вещей. Кто бы то ни был — нам с ним не справиться. Уходим, — сказала кицунэ, поворачиваясь в противоположную от нашего жилища сторону. В сердцах сплюнув на землю, я последовал ее примеру. Сделав десять шагов, я ускорился и поторопил лисицу, ощутив на спине пристальный взгляд, в котором без всякого труда чувствовалась холодная, хищническая жажда убийства. Долго убегать нам не пришлось — уже через полминуты преследователь, двигающийся с нечеловеческой скоростью по ветвям деревьев, обогнал нас и приземлился в полусотне метров впереди. Прикрыв Девятихвостую собой, я вытащил три свитка с огненными драконами из потайного кармашка на поясе и зажал их между пальцами правой руки, напряженно следя за каждым движением незнакомца, готовясь разрядить в него весь свой весьма скудный арсенал — даром, что я вообще хоть что-то захватил, отправляясь купаться.

— Ты кто такой? Чего ты хочешь от нас? — не выдержала Кьюби, пристально глядя на бледного, как смерть, незнакомца.

— Я хозяин той лаборатории, которую вы разгромили и ис-спользовали в с-своих целях, — губы незнакомца исказила кривая ухмылка, а мертвые змеиные глаза с вертикальным зрачком сверкнули так, что душа у меня ушла в пятки. Внезапно из кустов по левую руку от нас вылетела целая пачка сенбонов. С легкостью уклонившись, я разрядил один из свитков в сторону предполагаемого местонахождения противника, а остальные два в стоящего на прежнем месте собственника нашего временного убежища. Мощные потоки пламени оплавили землю и подожгли опушку леса, но в этот раз метательное оружие посыпалось на нас со всех сторон, и уклоняться от него становилось все сложнее. Схватив один из пролетавших мимо кунаев, в надежде использовать его для самозащиты, я с ужасом обнаружил, что бинт, которым перемотана рукоять, пропитан лиловой жидкостью. Тут же отшвырнув оружие в сторону, я почувствовал, как моя левая рука молниеносно немеет до самого плеча, и смертоносный холод паралича медленно растекается по всему телу. Пара сенбонов глубоко вошла в ногу и в живот, довершив начатое. Не в силах противиться яду, я рухнул на колени.

— Наруто! — вскрикнула Девятихвостая, кинувшись ко мне. В ее спину тут же вонзилось несколько сенбонов, но биджуу лишь раздраженно зашипела, взвалив меня на плечо и кинувшись в один из немногочисленных проходов, оставшихся в кольце подожженных драконами деревьев. Когда демонесса была почти у цели, а в ее спине и моей заднице засел уже добрый десяток сенбонов, из-под земли выскочила пара рук, схватившая кицунэ за лодыжки и извернувшаяся так, словно в бледных конечностях не было ни единой косточки. Кьюби вскрикнула и рухнула на мою голову. Дальше была лишь темнота и тишина.

Очнулся я от яркого света, бьющего мне в глаза. Голова просто раскалывалась, желудок прилип к хребту, а во рту было сухо, как в пустыне Суны. Путем нехитрых размышлений, я пришел к выводу, что валяюсь здесь без сознания уже несколько дней.

— Курама, — едва слышно просипел я, не узнавая свой голос. Не дождавшись ответа, я попытался связаться с лисицей телепатически.

— **Курама! Курама, ответь мне! — одного предположения о том, что с Девятихвостой что-то случилось, было достаточно, чтобы подбросить меня до потолка, и лишь стальные браслеты на руках и ногах удержали меня на месте. Стоп... Браслеты? Я что, связан?! Постепенно в памяти всплыла картина того позорно короткого сражения с бледнолицым незнакомцем, окончившегося для меня и Кьюби сокрушительным поражением. От одной мысли, что этот ублюдок мог с ней сделать, разум затмевала слепая ярость, поддавшись которой я начал вырываться из оков, как сумасшедший. Разумеется, ни к чему хорошему это не привело — браслеты до крови протерли лодыжки и запястья, но и не думали поддаваться. Но определенного успеха я все же добился — в крохотном стеклянном окошке металлической двери мелькнула копна седых волос. Раздался щелчок отодвигаемой щеколды, и в крохотную комнатушку с белыми стенами вошел подросток в круглых очках.

— Где она?! Отвечай! — спросил я прежде, чем он успел открыть рот. Парень противно захихикал.

— Ты не в тех условиях, чтобы устраивать допрос, — очкарик ухмыльнулся почти столь же мерзко, как хозяин этого подземелья, отчего я сразу же его возненавидел.

— Если бы я мог двигаться — я бы проломил тебе башку, — прорычал я сквозь зубы.

— Но ты не можешь, — с издевкой в голосе ответил очкарик, выхватив из-за пояса массивные наручники. Защелкнув браслет на моей левой руке, он освободил ее из крепления на койке. Я сразу же попытался схватить его за горло, но парень надавил на какую-то точку под локтем, и моя рука повисла безвольной плетью, после чего приковать ее ко второй руке было легче легкого.

— Веди себя прилично — не хотелось бы вырубать тебя и тащить на своем горбу, — проворчал очкарик, сковывая мои ноги полуметровой цепью.

— Ублюдок, — с презрением в голосе выплюнул я.

— Можешь ругаться сколько хочешь — мне все равно, — очкарик криво ухмыльнулся, поднимая меня на ноги и настойчиво толкая в сторону двери. Решив, что упираться дальше нет никакого смысла, я все же соблаговолил подчиниться требованиям очкарика и пошел вперед, внимательно оглядываясь по сторонам.

Змеящиеся по стенам жирные кабели были мне незнакомы, да и сами стены были не каменными, а металлическими. Неужели я проглядел еще одну дверь? Или не одну? Черт возьми, да кто же этот беломордый собственник, если смог позволить себе такое роскошное подземелье в сотнях миль от крупных населенных пунктов? И почему он его забросил? Так, стоп, не о том думаю — Курама до сих пор не отвечала... А что если она мертва? Тогда я повешу этих гадов на их же кишках рядом с Айко и папашей! Внезапно, в глаза ударил яркий свет, и мы вышли в просторный зал с десятком стеклянных капсул, наподобии тех, где содержались гуманоиды. В одной из них была Курама. Я без всяких раздумий врезал очкарику по яйцам скованными руками и попытался отозвать Девятихвостую. Моя затея с треском провалилась — заключенный нами контракт требовал обоюдного согласия на призыв и отзыв. Чертыхнувшись, я проклял паранойю Девятихвостой и заковылял к капсуле настолько быстро, насколько позволяла бренчащая на ногах короткая цепь.

— Мразь! — прошипел парень, заваливаясь на бок. Уже через десять секунд я преодолел расстояние до капсулы и сложил цепочку печатей.

— Катон: Танкен но дзюцу! — рявкнул я. Ничего не произошло. Я вновь попытался призвать узкий кинжал из пламени, а когда понял, что это бесполезно — принялся молотить по стеклянной стенке металлическими наручниками. Очкарик тем временем оклемался и с предельно серьезным лицом подбирался ко мне со спины. Сделав вид, что я его не заметил, я до последней секунды продолжал бесплодные попытки разбить бронированное стекло. Когда очкарик приблизился ко мне на расстояние вытянутой руки, я резко крутанулся на месте, нанося сокрушительный удар наручниками по его виску. Парень не успел среагировать и рухнул на землю с пробитой головой. Я тут же принялся бесцеремонно обшаривать его труп, осознавая, что в любую секунду сюда может прийти бледнолицый и поставить точку на моем спонтанном побеге. Найдя ключ, я зажал его в зубах и уже через четверть минуты сбросил с себя оковы. Задорно оскалившись, я вновь сложил короткую цепочку печатей.

— Катон: Танкен но дзюцу! — из указательного и среднего пальца правой руки вырос ярко-желтый клинок из плотного пламени, длинной чуть более двадцати сантиметров. Аккуратно приблизив кончик к стеклу, я принялся резать его так, чтобы клинок не проходил насквозь, и его не погасила наполняющая капсулу жидкость. Работа была кропотливая и занимала непозволительно много времени, но выбора не было — я скорее сдохну, чем брошу Девятихвостую здесь.

Спустя две минуты, на капсуле появилось не предусмотренное производителем украшение в виде глубокой борозды в форме неровного круга, диаметром около метра. Развеяв дзюцу, я отошел от стеклянного цилиндра на десять шагов и с разбега шарахнул в центр круга двумя ногами в прыжке. С глухим звоном капсула лопнула, и меня вместе с куском стекла отшвырнуло в сторону мощным потоком воды. На пол вывалилась бессознательная Кьюби. Подбежав к ней, я взвалил демонессу на плечо и кинулся прочь из зала. Узкий коридор со множеством дверей привел меня к лестнице. Пролет за пролетом, я поднимался на поверхность, в любой момент ожидая нападения. Когда до заветной двери в оставалось меньше трех метров, ступеньки под ногами начали проваливаться. Рефлекторно я швырнул Кураму вперед и прыгнул следом, но не долетел, повиснув на испещренном трещинами пороге двери, обломав ногти и ободрав пальцы в кровь. С громким шипением, я подтянулся и вновь подхватил на руки свою бесценную ношу, замерев на месте без единого движения — из-за угла раздавались негромкие шаги. Шмыгнув в тень от колонны, поддерживающей свод подземелья, я прижался спиной к холодному камню, крепко обнимая мокрую Девятихвостую. Терпи, девочка, терпи, я вытащу нас отсюда, чего бы это мне не стоило... — думал я, задержав дыхание, чтобы не привлечь внимание врага своим громким сопением. Незнакомец неторопливо протопал к двери на обвалившуюся лестницу, и я понял, что это был мой единственный шанс. Выглянув из-за угла и увидев спину озадаченного длинноволосого брюнета, я едва слышно прокрался к первым ступенькам последней лестницы, ведущей к выходу из подземелья. Шагая наверх, выкрутив шею, я неотрывно следил за врагом, до тех пор пока он не скрылся за каменным навесом. До выхода оставалось всего-ничего, яркий солнечный свет в конце тоннеля слепил меня, усыпляя бдительность. Потому когда я вынесся из подземелья и едва не врезался в стоящую как ни в чем не бывало Девятихвостую, я запнулся о собственную ногу и кубарем покатился по поляне.

— Наруто-кун, ты прошел испытание! — воскликнула кицунэ, одарив меня широкой улыбкой.

— Прекрас-сно, чудес-сно... — из подземелья за спиной раздались неторопливые хлопки, и из темноты вынырнул бледнолицый, а за ним еще совсем недавно бывший мертвым очкарик.

— М-ма... — выдавил из себя я, после чего плюхнулся на задницу в окружении пары злейших врагов и лучшего друга, бессмысленно таращась в пустоту. Положив на колени тело той, кого я считал своей возлюбленной, я принялся медленно гладить алые волосы, пытаясь унять дрожь в руках. Черты лица лже-Курамы расплылись, а изо рта и ушей потекли тонкие струйки воды, выдающие в ней водяного клона. Подняв на зубоскалящий оригинал гневный взгляд, а затем посмотрев на ухмыляющихся бледнолицего и очкарика, я отшвырнул клона в сторону.

— А теперь объясните мне, что здесь, черт возьми, происходит!

Объяснение оказалось диким до невозможности — бледнолицый тип с фиолетовыми мешками под глазами — ни кто иной, как Орочимару, змеиный саннин и главный нукенин Конохи после Итачи. Очкарик — его ученик Кабуто, одаренный медик, но совершенно бесполезный боец. Это подземелье — одна из многих лабораторий Орочимару, который с завидной регулярностью меняет место жительства. Вернувшись сюда в целях подготовиться к нападению на Коноху, он обнаружил в лаборатории парочку чудных бомжей. Из любопытства он не стал сразу нас убивать, чему был несказанно рад. Поговорив с глазу на глаз с Девятихвостой, саннин понял, что мы преследуем общую цель, и если в полезности лишенной чакры Кьюби в качестве источника уникальных древних знаний он не сомневался, то меня решил испытать на пригодность в качестве ученика. В первую очередь оценивалась способность действовать в нестандартных ситуациях. Обучить мощным дзюцу можно даже обезьянку, но вот смекалка — она либо есть, либо ее нет. Я превзошел его ожидания, вырвавшись из плена за три минуты и сорок две секунды. Правда, во многом это была заслуга Кабуто, чьими руками только скальпель и держать, но факт остается фактом — для своих лет я неплохо соображал, а рассказы Девятихвостой о моей высокой обучаемости и незаурядной мотивации в уничтожении Конохи лишь подогрели интерес змеиного саннина.

— Что же, Наруто, ты хочеш-шь с-стать моим учеником? — вкрадчивым голосом поинтересовался нукенин после двадцатиминутного ликбеза.

— Разумеется, Орочимару-сама! — ответил я, задорно оскалившись — с таким наставником мне не составит труда превзойти своего отца.

— С завтрашнего дня приступим к тренировкам, а сейчас Девятихвостая тебя подлечит, — змеиный саннин развернулся на сто восемьдесят градусов и направился в подземелье вместе с очкариком.

Девятихвостая, все это время мнущаяся в сторонке, широко улыбнулась и подошла ко мне.

— Спасибо, что не бросил меня, Наруто-кун. Для меня это испытание было показательнее тысячи признаний в любви, — тихо сказала биджуу. Я почувствовал, как меня наполняет тихая злоба, плавно перетекающая в бешенство.

— Ты хоть представляешь, каково мне было? — прошипел я сквозь крепко сжатые зубы. Лисица осеклась на полуслове, замерев с протянутой ко мне рукой. — Я думал, что ты мертва! — прорычал я, оттолкнув Кьюби от себя. Демонесса злобно оскалилась и схватила меня за грудки.

— От результатов этого испытания зависела твоя жизнь, дурень белобрысый! — воскликнула биджуу, тормоша меня, как тряпичную куклу. — Я не могла допустить, чтобы ты помер из-за своих посредственных актерских талантов! — рявкнула Девятихвостая, разжав кулаки и оставив мое бренное тело в покое. Промолчав несколько секунд и переварив полученную информацию, я признал правоту демонессы.

— Прости, я был неправ, — тихо сказал я. Кицунэ лишь брезгливо фыркнула.

— Поверить не могу, что легла под тебя, истеричка безмозглая, — лисица презрительно сплюнула на землю.

— Но... — попытался возразить я, густо покраснев.

— Лучше молчи — не разочаровывай меня окончательно, — буркнула кицунэ, схватив меня за запястье и подав в ладонь крохотную порцию алой чакры, исцеляя ранение от кандалов. Через час, когда с последней царапиной было покончено, Кьюби хлопнула меня по плечу.

— Ну вот и все, даже шрамов не останется, — задорно воскликнула кицунэ. Я внимательно изучил взглядом свои запястья и благодарно кивнул. Кьюби неодобрительно нахмурилась.

— Не нужно понимать все буквально, от простого 'спасибо' я в тебе не разочаруюсь, — кицунэ слегка улыбнулась. Вместо ответа, я сдавил лисицу в самых крепких объятиях, на которые только был способен.

— И-и-и... — запищала биджуу, всеми конечностями пытаясь отпихнуть от себя расчувствовавшегося меня.

— Как же я рад, что ты в порядке... — тихо шепнул я. Услышав мои слова, кицунэ затихла, а потом ответила на мои объятия.

— Взаимно, малыш, — проворковала лисица, разразившись негромким урчанием.

 

Глава 9

Я стоял на пороге нашего бамбукового домика и с бессильной злобой наблюдал за Кабуто, набивающим мешок артефактами клана Узумаки. Обнаружив наше самодельное жилище, Орочимару приказал своему ученику перерыть его сверху донизу, и тот без труда нашел все наши заначки. Чертов змей стоял рядом, своей хищной ухмылкой остужая наши с Кьюби горячие головы. Но делать было нечего — в конце-концов, этот урод мог прикончить нас на месте и забрать все без лишних разговоров.

— Орочимару-сама, это тоже брать? — спросил очкарик, вытащив пару клинков из полого бамбукового стебля в углу. Меня затрясло от бешенства, и лишь рука Девятихвостой на плече удержала меня от необдуманных поступков.

— Дай с-сюда, — прошипел змей, взяв один из клинков и придирчиво осмотрев узор на лезвии. Орочимару без предупреждения рубанул мечом по торцу входной двери в полуметре от моей головы, но тот лишь с глухим хрустом проломил стенку бамбукового стебля. Игнорируя шипение рассерженной лисицы, с трудом удерживающей меня на месте, саннин выдернул клинок из древесины и задумчиво покачал его на ладони. Через несколько секунд он посмотрел на меня, а потом бросил меч на кровать.

— Нет, этими клинками может пользоватьс-ся только Узумаки, — прошипел Орочимару. Кабуто пожал плечами и, перехватив мешок поудобнее, вышел из дома.

— Ес-сть возражения? — поинтересовался змей.

— Нет, — мрачно буркнул я.

— Ну вот и с-славно! — Орочимару криво ухмыльнулся, бросил взгляд на гневно сверкающую глазами Девятихвостую и удалился.

— Черт, нас обобрали до нитки! — выпалил я, врезав кулаком в стену, до крови ободрав костяшки пальцев.

— Это было предсказуемо, — ответила лисица, перехватив мою руку, когда я во второй раз попытался выместить злобу на бамбуковых стеблях.

— Сейчас учитель тебе нужнее, чем ваши клановые побрякушки, а потом мы убьем его и заберем все, что у него есть, — сказала лисица, хищно ухмыляясь.

— Ах, ты кровожадная чертовка! Когда силы вернешь, меня тоже на тот свет отправишь? — ехидно поинтересовался я.

— Ну и дур-рак же ты, Наруто, — Девятихвостая отвесила мне звонкий подзатыльник.

— Ай! Больно же! — возмутился я, потирая ушибленную голову.

— В следующий раз будешь думать, прежде чем чушь нести, — ответила лисица, с независимым видом задрав нос. Я лишь хохотнул и, подхватив демонессу на руки, закружил ее по комнате — для меня ее подзатыльник был показательнее тысячи слов. Бережно опустив отчаянно пучащую глаза лисицу на кровать, я запер дверь, после чего мы с Девятихвостой принялись снимать нервное напряжение самым действенным в природе способом.

На следующий день Орочимару был сильно не в духе — оказалось, он вернулся сюда лишь затем, чтобы проверить тех самых белокожих гуманоидов в стеклянных капсулах. Но результат проверки его не устроил — все подопытные погибли.

— Собирайте вещи, через час мы уходим, — с порога заявил Кабуто.

— Куда уходим? И зачем? — спросил я, с трудом подавив зевок — очкарик засветло вырвал меня из постели.

— В Отогакуре. Здесь больше нет ничего полезного для Орочимару-сама, — ответил белобрысый.

— Никогда не слышала о такой деревне... — проворчала Курама, кутаясь в одеяло, с раздражением глядя на незваного гостя.

— Я тоже, — честно признался я.

— Орочимару-сама основал ее менее десяти лет назад, неудивительно, что вы о ней не слышали, — устало выдохнул Кабуто, поправляя очки. Я задумался, но лишь на секунду — новая деревня — отличный плацдарм для подготовки нападения на Коноху. В том, что своими силами мы с Кьюби не справимся при всем желании и через сто лет — я не сомневался, ведь помимо сестренки и папаши там проживает несколько сотен шиноби, потому было необходимо обзавестись союзниками, чтобы расправиться с массовкой.

— Хорошо, мы будем готовы в срок, — ответил я. Кабуто молча кивнул и удалился, кицунэ же тяжко вздохнула и медленно сползла с кровати.

— Я даже и не знаю, кого я больше хочу выпотрошить — это очкастое ничтожество или его учителя, — проворчала Девятихвостая, натягивая на себя тунику. Я кивнул в знак согласия и принялся собирать в кучу наш немногочисленный багаж. Через полминуты ко мне присоединилась Курама.

Мечи в бамбуковом чехле, десяток кунаев, охапка свитков с огненными драконами, часть из которых я распределил по потайным кармашкам на поясе, пара подстилок, запасные туники и мокасины из сыромятной кожи, да пара кило вяленого мяса — вот и все, что у нас осталось после вчерашнего бесцеремонного ограбления. Сложив вещи в ранец, возрожденный золотыми руками Девятихвостой практически из ничего, мы вышли на улицу и нос к носу столкнулись с Орочимару и Кабуто. Оба были налегке.

— А где ваши вещи? — удивленно воскликнул я.

— Орочимару-сама расшифровал один из свитков и с помощью фуиндзюцу запечатал их, — с благоговением глянув на змеиного саннина ответил Кабуто. Я брезгливо поморщился — иногда мне казалось, дай очкарику волю — он бы молился на своего драгоценного сенсея.

— А наш рюкзак можете запечатать? — спросила Девятихвостая,

— Разумеетс-ся. Давай его с-сюда, — Орочимару вынул небольшой свиток из подсумка на поясе и вытянул руку вперед, в ожидании поклажи. Кицунэ помогла мне снять рюкзак и вручила его змеиному саннину. Поставив ранец на землю, Орочимару положил на него пустой свиток и сложил цепочку из восьми печатей.

— Фуиндзюцу: Кото хоин! — прошипел саннин, положив правую ладонь на свиток. С негромким хлопком, рюкзак исчез в облачке белого дыма, а на свитке появился причудливый узор из иероглифов.

— Рас-спечатывать, как и боевые с-свитки — подачей чакры в центр печати. На первом привале я научу тебя этой технике, а сейчас-с не будем терять время, — проинструктировал нас саннин, после чего вручил свиток мне. Я молча кивнул, радуясь тому, что моя ноша полегчала на добрые десять кило, поправил бамбуковый стебель с мечами на спине и двинулся следом за Орочимару. Так началось наше недолгое путешествие до Отогакуре.

Как и ожидалось, никаких происшествий по дороге не было — все нукенины чувствовали силу саннина за добрый километр и предпочитали загодя убраться с его пути, а простые бандиты в такой глуши не водились. Так называемый 'привал' был лишь поздней ночью, но я не жаловался — хоть мы и передвигались прыжками по ветвям деревьев с огромными затратами чакры, но после тренировок с Девятихвостой мне уже ничего не было страшно. Дзюцу запечатывания предмета оказалось значительно проще, чем аналогичная техника для консервации боевых ниндзюцу, но, тем не менее, именно ее Узумаки по неведомым причинам решили зашифровать. Всего через час тренировок я смог вновь запечатать наш ранец в свиток.

— Недурно, очень недурно... — похвалил меня змей и направился к костру, разведенному Кабуто под раскидистой кроной дерева. Распечатав поклажу, я достал вяленое мясо, нарезанное узкими полосками, и протянул пару кусков демонессе. Пока мы ели, саннин то и дело поглядывал на нас, после чего о чем-то перешептывался со своим учеником по другую сторону костра, испоганив то немногое удовольствие, которое мы еще могли себе позволить. Отвязав подстилки от ранца, я протянул одну из них Девятихвостой. Уже через полминуты мы организовали себе какое-никакое спальное место в паре метров от огня. Ночью становилось прохладно, потому мы решили спать вместе, чтобы согреться, а вторую подстилку использовать в качестве одеяла. Кабуто и Орочимару же улеглись в комфортабельные спальные мешки. Кьюби прижала меня к себе и положила голову на мое плечо. Несмотря на все трудности последних дней, я расплылся в широкой улыбке, и уже через несколько секунд заснул, не в силах противиться чарующей теплоте, исходящей от огненной демонессы.

Дорога до Отогакуре, в общей сложности, заняла восемь дней, и все последующие дни привалов не было вообще — мы останавливались лишь глубокой ночью, спали четыре часа и продолжали путь. Орочимару, казалось, совсем не уставал, а вот Кабуто к моменту прибытия был похож на оживший труп. Поздним вечером восьмого дня мы наконец-то достигли своей цели. Деревня была совсем крошечной, в сравнении с Конохой, но, тем не менее, была окружена десятиметровой стеной из уплотненного чакрой грунта. Под стеной раскинулись весьма обширные ступенчатые рисовые поля, в которых по колено в воде горбатились около полусотни крестьян. У ворот стояла пара часовых, лениво облокотившись на косяки и о чем-то вяло переговариваясь. Завидев Орочимару, они тут же вытянулись в струнку и состроили непрошибаемые лица.

— С возвращением, Орочимару-сама! — поприветствовал своего господина левый привратник. Змеиный саннин проигнорировал его и прошел сквозь ворота, мы последовали за ним, чувствуя на себе с десяток любопытных взглядов снующих мимо прохожих. Через пару минут неспешной ходьбы, мы достигли центральной площади деревни, диаметром около пятидесяти метров. От нее лучами расходилось шесть широких улиц, вдоль которых расположилось около сотни одноэтажных и двухэтажных жилых домов. Хотя дома — это сильно сказано — скорее хижины. На самой же площади находилась парочка крупных магазинов и таверн, в которые каждый вечер стекался народ. Деревня располагалась на склоне холма, потому не слишком крупный трехэтажный особняк, находящийся выше по склону, казался настоящим дворцом на фоне остальных жилищ. В него нас и повел Орочимару.

Дверь открыл дворецкий, чинно поклонившийся своему господину и отошедший в сторону. Кабуто тут же поплелся на второй этаж, едва переставляя ноги. Жилище змея было обставлено скромно, но со вкусом — каменные стены до высоты человеческого роста были обиты мягко-бордовой вишневой древесиной, на полу лежал дубовый паркет, а лестница на второй этаж могла похвастать резной балюстрадой. На первом этаже расположилась гостевая с парой кресел и столом секретарши — похоже, жилище саннина по совместительству выполняло функции резиденции самозваного Каге.

— Здравствуйте, Орочимару-сама! — воскликнула симпатичная темноволосая девушка, когда увидела змея на пороге, тут же вскочив с места и низко поклонившись. Я брезгливо поморщился — как можно было так запугивать своих подчиненных? Они же только и будут думать, как вонзить нож тебе в спину. Однако, Кураме, похоже, нравилось подобное поведение окружающих — кицунэ, что с нее взять.

— Что же, сейчас-с я выдам вам документы граждан Отогакуре — с ними вас-с никто не тронет на территории деревни, — пояснил змей, подведя нас к столу секретарши. Та все прекрасно слышала, и уже достала из ящика пару корочек из плотного картона, обтянутого тончайшей кожей.

— Пожалуйста, назовите свое имя и дату рождения, — попросила девушка, глядя на меня. Я на секунду задумался, а потом назвал фальшивые данные.

— Огимати Муро. Родился седьмого августа девятьсот восемьдесят четвертого года, — секретарша со скоростью звука застрочила на бумаге, и уже через несколько секунд поманила меня пальцем.

— Отклейте пленку и приложите палец к этой пластине. Она навсегда запомнит чакру первого человека, прикоснувшегося к ней, и будет служить вашим удостоверением личности, — девушка протянула мне корочки, и я выполнил ее инструкции. Серебристая металлическая пластинка сверкнула голубоватым мерцанием и потухла.

— Поздравляю вас, теперь вы гражданин Отогакуре! — секретарша мило улыбнулась, но, завидев мертвое, безэмоциональное лицо Отокаге за моей спиной, тут же стушевалась и принялась обслуживать Кьюби.

— Токугава Юки. Родилась девятого сентября девятьсот восьмидесятого года, — уже через десять секунд секретарша всучила Кураме ее удостоверение, та задумчиво поглядела на пластину, затем на Орочимару, но когда тот едва заметно кивнул, смело ткнула пальцем в металлическую блестяшку. Пластина сверкнула алым всполохом света, но больше ничего необычного не произошло.

— Чудес-сно! — змей довольно ухмыльнулся, после чего залез в карман, вытащил оттуда пару небесно-голубых колец и положил их на стол. — Эти кольца покажут окружающим, что вы из чис-сла моих приближенных. С ними вы можете ни в чем себе не отказывать на территории Отогакуре — все ваши рас-сходы оплатит деревня. Завтра я вес-сь день буду занят, но пос-слезавтра жду вас на этом мес-сте в пять утра. Можете быть свободны, — прошипел Орочимару, после чего повернулся к нам спиной и отправился следом за Кабуто на второй этаж. Мы с Курамой тут же надели полезную обновку на пальцы и пристально изучили ее в свете закатных лучей, проникающих в помещение сквозь широкие окна.

— Похоже на аквамарин... — задумчиво протянула кицунэ. Мне оставалось лишь промолчать — в геологии я полный ноль. — Не подскажешь, где здесь можно переночевать? — спросила Девятихвостая у секретарши.

— В тавернах на центральной площади сдают комнаты в аренду. Больше негде — Отогакуре редко принимает гостей, — ответила девушка, все еще напряженно глядя на нас. Кицунэ молча кивнула и взяла меня за руку, настойчиво потащив в сторону выхода.

— Но я хочу осмотреть дом! — возмутился я.

— Потом посмотришь, — грубо оборвала кицунэ и вытолкала меня за дверь. Дворецкий, все это время изображающий вешалку, задвинул засов, и мы вновь оказались на улице.

— И куда это ты так торопишься? — ехидно поинтересовался я.

— Пить, есть и трахаться, — коротко и ясно ответила Девятихвостая. Слова застряли у меня в горле — всего этого хотел и я, только под впечатлением от жилища саннина успел об этом позабыть.

— Так чего же мы ждем? — спросил я, быстрым шагом двинувшись к центру деревни. Лисица ухмыльнулась и последовала за мной.

 

Глава 10

Добравшись до площади, мы наудачу выбрали таверну и подивились тому, как же много было народу даже в такой маленькой деревне, если собрать его в одном месте. Зябко поежившись под пристальным взглядом полусотни глаз, мы направились к трактирщику.

— Эй, куколка... — нам преградил путь бугай, ростом под два метра. В нос ударил терпкий запах перегара. Я сразу же напрягся всем телом, приготовившись к бою.

— Не хочешь интересно провести время с настоящим мужчиной? — взгляды окружающих тут же приступили к изучению наших персон — все с нетерпением ждали, что же произойдет дальше. От такой наглости у меня перехватило дыхание — да как этот мешок дерьма даже думать смеет о том, чтобы прикоснуться к моей лисичке?! Прежде, чем Курама успела что-то предпринять, я напитал свое тело чакрой и дважды ударил бугая — в живот и солнечное сплетение, почувствовав, как кулак раскалывает грудину противника. Тот согнулся пополам, извергая на пол содержимое желудка, чем я и воспользовался, в прыжке ударив урода ногой с разворота. Пьяница отлетел в сторону на несколько метров и бесформенной кучей рухнул возле лестницы на второй этаж, приложившись головой о перила. В трактире на несколько секунд воцарилась гробовая тишина, но стоило мне глянуть по сторонам, и все присутствующие демонстративно вернулись к своим делам. Похоже, им не впервой видеть, как хилый, на вид, малолетний шиноби уделывает шкаф под два метра ростом. Впрочем, это и неудивительно, учитывая место их проживания.

— Какой у меня агрессивный самец! — Девятихвостая задорно оскалилась и кинулась мне на шею. Я тут же крепко обнял ее и нежно погладил рыжие волосы. Положив голову на плечо кицунэ, я расплылся в широкой улыбке, искренне радуясь, что мне предоставилась возможность показать себя. Но тут я заметил лужицу темной крови, растекающуюся из-под головы поверженного бугая. Настроение тут же стало хуже некуда. Нехотя разорвав теплые объятия, я проигнорировал возмущенно хлопающую глазами биджуу и подошел к бугаю, сопровождаемый настороженным взглядом трактирщика, все быстрее и быстрее трущего тряпкой и без того чистый до скрипа стакан. Проверив пульс, я похолодел от ужаса — бугай был мертв.

— Кажется, я перестарался... — тихо сказал я. Обернувшись, я поглядел на недоуменно хлопающую глазами демонессу, — Курама... я убил человека... — совсем шепотом сказал я. Кицунэ гневно насупилась, подошла ко мне и вздернула меня за шиворот, пристально поглядев мне в глаза.

— И что с того? Для тебя жизнь этого отброса дороже моей чести? — с вызовом поинтересовалась кицунэ.

— Нет... но можно было решить дело миром, или хотя бы не доводить до греха... — тихо ответил я, с сожалением глядя на еще теплый труп.

— Ты безнадежен! — взвыла кицунэ, оттолкнув меня в сторону и направившись к барной стойке. Потерев ушибленное плечо, я, в скверном расположении духа, последовал за ней. Что-то мне подсказывало, что наш разговор еще не окончен.

— Что вам угодно? — любезно поинтересовался пухлый трактирщик, глядя то на свежий труп возле своей лестницы, то на меня, то на грудь Девятихвостой.

— Комнату с одной кроватью на ночь, — задорно рявкнула биджуу.

— Сожалею, но все комнаты заняты... — мужчина виновато развел руками — судя по всему, случившаяся всего пару минут назад расправа его не впечатлила. Может быть, где-то среди посетителей притаилась охрана, или он сам шиноби, или же он был полностью уверен в своей змеиной 'крыше'? Впрочем, у нас был козырный туз в рукаве. Лиса молча положила руку на стойку, и трактирщик, завидев кольцо, тут же изменился в лице.

— Кажется, у меня все-таки найдется комната для вас. Вот, держите. Первая дверь слева по коридору на втором этаже, — трактирщик вручил биджуу увесистый железный ключ.

— Чудесно! — ответила кицунэ и тут же ломанулась наверх, схватив меня за запястье. Переступив через холодеющее тело пьянчуги, я не успел даже почувствовать себя последней сволочью, как оказался на пороге нашей анти-люксовой комнатушки. Курама несколько секунд провозилась с замком, а потом едва ли не пинками загнала меня внутрь, захлопнув и заперев дверь на засов за моей спиной. Обернувшись и увидев яростно сверкающие глаза кицунэ, я судорожно сглотнул — похоже, будет больно.

— Бесхребетный тюфяк! — рявкнула демонесса. — Кура-ама, я убил челове-ека, можно было решить дело ми-иром, это гре-ех... — подвывая писклявым голоском, кицунэ издевательски похлопала пальцами, сложив кисть в подобие утиного клюва, а затем резко сделала шаг вперед и схватила меня за грудки.

— Еще раз такое учудишь, мальчишка, — я тебя сама прикончу! — прошипела биджуу, соприкоснувшись со мною лбами.

— И как ты это сделаешь? — ехидно ухмыльнувшись поинтересовался я. Губы кицунэ растянулись в злобном оскале, а затем последовал удар такой силы, что я отлетел к стене, разбив спиной ветхую тумбочку.

— Ты что, совсем с катушек слетела, дрянь хвостатая? — взвыл я, сползая с груды острых обломков, потирая покрытый множественными ушибами зад.

— Дря-янь? — прошипела кицунэ и мощным броском сбила меня с ног. Мы сцепились в ожесточенно пинающийся, толкающийся и кусающийся клубок и катались по полу до тех пор, пока я не оказался прижат к полу усевшейся на моем животе кицунэ. Лисица занесла кулак над моей головой, я обреченно зажмурился и дернулся всем телом, когда услышал громкий хруст ломающегося дерева. Боли не последовало, тогда я открыл сначала один глаз, затем второй и с недоверием уставился на нависшую надо мной демонессу, пробившую пол кулаком. Лисица скалила крепко сжатые челюсти и глубоко дышала, оглашая комнату громким шипением. Ее ноздри подозрительно сильно раздувались, словно она учуяла какой-то безумно приятный запах.

— Как же ты не поймешь, дурень белобрысый — ты — мой первый мужчина! — рявкнула кицунэ, выдергивая руку из пробитой древесины. Я просто не мог поверить своим ушам — что, за тысячу лет — и ни разу?

— Ты хоть представляешь, каково мне осознавать, что я легла под безвольную тряпку, которая хнычет, как малое дитя, всякий раз, когда делает то, что обязан делать каждый мужчина?! — Кьюби снова схватила меня за грудки и затормошила словно мешок с картошкой.

— Умение ценить жизнь других — не слабость... — с трудом выговаривая слова, ответил я.

— Что ты там вякаешь, тряпка? — Кицунэ резко встала на ноги и швырнула меня на кровать.

— Умение ценить жизнь — не слабость, а убивают людей направо и налево только трусы и психопаты, — еще раз повторил я, принимая сидячее положение.

— Ты решил меня жизни учить, щ-щенок? — лицо демонессы исказил злобный оскал, а алые глаза запылали, словно пара раскаленных углей.

— Поверить не могу, что полюбил такую мразь, — тихо ответил я. Кицунэ осеклась на полуслове, а затем вновь попыталась набить мне морду. На этот раз я не стал терпеть и вступил в бой в полную силу — по бесчисленным тренировкам с кицунэ я знал, что дай ей волю — забьет на смерть.

Резко выбросив ногу вперед, я нанес мощный удар в грудь Девятихвостой, отшвырнув ее на несколько шагов. Спрыгнув с кровати, я запустил подушку в лицо вскочившей на ноги демонессы и за те мгновения, которые потребовались кицунэ, чтобы отбросить импровизированный снаряд в сторону, оказался в двух шагах от нее. Поднырнув под летящий мне в лицо кулак, я уперся плечом в бедра демонессы и стремительным рывком вперед сбил ее с ног, перебросив кицунэ через себя. Кьюби в полете схватила меня за шиворот и увлекла за собой на пол. Падение на доски могло бы быть весьма болезненным, если бы не окончилось приземлением на не успевшую сбежать кицунэ. Та не растерялась и сдавила мою шею в мощном захвате. Я попытался выкрутиться, но не тут то было — от чудовищного давления глаза едва не вываливались из орбит. Тогда я предпринял единственное, что мне еще оставалось — начал бить лисицу локтем в живот. Та огласила комнату рассерженным шипением, но не поддалась — уж что-что, а боль она терпеть умела. Неспособная прорваться через пережатые сосуды кровь бессильно пульсировала под захватом демонессы. Рот раскрывался в беззвучном крике. С каждой секундой я двигался все медленнее и медленнее, пока не затих окончательно, не в силах двинуть рукой. В глазах потемнело — мое сознание угасало. Неужели все закончится именно так, и я погибну от руки монстра, которого считал своей второй половинкой? Слава богам — через пару мгновений Девятихвостая освободила мою шею и безвольно обмякла. Громко закашлявшись, я судорожно глотал ртом воздух, отползая подальше от разбушевавшейся кицунэ. Забившись в угол комнаты, я с опаской поглядел на тяжело дышащую демонессу, бессмысленно таращащуюся в потолок.

Моргнув несколько раз, кицунэ медленно поднялась на ноги откинула упавшие ей на лицо волосы. Лисица посмотрела на меня и поджала губы.

— Прости — я немного перегнула палку, — тихо сказала Девятихвостая, стыдливо отведя взгляд в сторону.

— Простить? — я онемел от шока. — Да как за такое вообще можно простить? — воскликнул я, вскакивая на ноги. — Ты меня чуть не задушила! — я обвинительно ткнул пальцем в биджуу.

— Я... я сама не знаю, что на меня нашло... — лисица стушевалась и посмотрела в пол, — ты разозлил меня, сильно разозлил, но... я хотела лишь проучить тебя, у меня и в мыслях не было тебя убивать! — воскликнула демонесса, сделав шаг мне навстречу.

— Да пошла ты к черту со своими уроками, бешеная! — рявкнул я, отпихнув кицунэ от себя и направившись на выход.

— Стой, ты куда? — спросила лисица, глядя, как я вожусь с замком.

— Снимать другую комнату. В одну постель с тобой я больше не лягу, — мрачно буркнул я, громко хлопнув дверью.

Спустившись по лестнице и едва не запнувшись о труп бугая, так и не сдвинувшийся с места, я направился к барной стойке.

— А у вас есть еще один номер? — спросил я.

— Что, не заладилось у тебя с самкой, самец? — ответил мужчина вопросом на вопрос, ехидно ухмыляясь. Меня затрясло от бешенства. На этот раз я не испытал ни малейшего угрызения совести, впечатав кулак с кольцом на пальце в лоб трактирщику. Мужик свалился с высокого стула, на котором сидел, и знатно приложился башкой о стену. Я уже было забеспокоился, что на моей совести теперь два трупа, но тут трактирщик с тяжким стоном перевернулся на живот и уперся в пол дрожащими руками.

— Ключ! Быстро! — прорычал я не своим голосом. Мужчина судорожно закопошился в левом кармане, опасливо кося глаза в мою сторону. Всего через несколько секунд он шлепнул ключ на стойку.

— Вот! Комната напротив! — быстро протараторил трактирщик, потирая расшибленный в кровь лоб.

— Премного благодарен, — выплюнул я сквозь зубы, взяв ключ в руку. Обернувшись, я отшатнулся и не сдержал крепкого матерного выражения — Кьюби задорно ухмылялась прямо за моей спиной.

— Вот, можешь ведь, когда хочешь! — лисица хлопнула меня по плечу, но я тут же отпихнул ее в сторону.

— Отвали! — бескомпромиссно рявкнул я, отправившись на лестницу. Кицунэ так и осталась стоять перед барной стойкой с открытым ртом. Похоже, своим поведением я разрушил ее мировоззрение. И правильно — нечего беспредел творить. Глядишь, поумнеет чуток... или прикончит меня во сне... Мда, и ведь не отзовешь ее без обоюдного согласия — черт меня дернул в знак признательности после нашего первого перепиха изменить условия контракта, чтобы Курама не чувствовала себя пленницей. Закрыв дверь на все засовы, я достал из кармашка на поясе крохотную кисточку с чернильницей и начертал на рассохшемся косяке простенькую печать-детектор, поверх нее налепил ослабленную взрывную печать, призванную оглушить незваного гостя и разбудить меня, и проделал тот же фокус с оконной рамой. Что-то подсказывало мне, что помимо обиженной Девятихвостой ко мне может заявиться кто пострашнее, и лишняя печать на страже мне не помешает. Закончив минировать помещение, я разулся, плюхнулся на кровать и отвернулся к стене, намереваясь спать прямо так, не раздеваясь.

После громкого хлопка дверью, Девятихвостая, наконец, закрыла рот и раздраженно нахмурилась. Она поняла, в чем была причина кратковременного помутнения рассудка — запах крови пробуждал хищнические инстинкты демона, и лишь титаническим усилием воли кицунэ держала себя в руках, борясь с непреодолимой жаждой убийства и зверским голодом.

— Эй ты, — кицунэ посмотрела на настороженно выглядывающего из-за барной стойки трактирщика.

— Слушаю, — осознав, что к обращаются к нему, мужчина тут же вытянулся в струнку.

— Убери здесь и принеси мне поллитра пива и три хороших бифштекса с кровью, — лисица многозначительно качнула головой в сторону тела.

— Что, прямо из него? — с недоверием спросил мужчина.

— Ты что, совсем идиот? Нет, простую говядину! — возмутилась кицунэ.

— Сию минуту! — ответил трактирщик, выйдя, наконец, из-за барной стойки и волоком потащил тело к двери на кухню. Лисица, тем временем, села за ближайший свободный столик и принялась ждать.

'Может быть, я слишком многого от него хочу? В конце-концов, он еще очень молод, и хладнокровием никогда не отличался. Главное, что он действительно любит меня, а перевоспитать его я всегда успею. Тогда его простодушие мне даже на руку — через несколько лет я смогу вырастить себе идеального спутника жизни. Но начать все же нужно с себя — тысячелетняя девятихвостая кицунэ, а голову от запаха крови теряю как столетняя однохвостка!' — демонесса презрительно фыркнула и недовольно насупилась, злясь на саму себя.

Ее мрачные раздумья прервал трактирщик, совершенно бесшумно опустивший на стол поднос с тремя нежнейшими кусками мяса, сочащимися кровью, и кружку пива.

— Приятного аппетита! — сказал мужчина и прижал поднос к себе, отвесив лисице уважительный полупоклон. Сияющая на лбу трактирщика громадная шишка рассмешила демонессу настолько, что она и вовсе позабыла о еще несколько секунд назад снедающей ее меланхолии.

— Кх-кх-кх, проваливай, поварешка! — кицунэ задорно оскалилась и вцепилась зубами в ближайший кусок мяса. Трактирщик едва заметно скривился, но без малейшего промедления улетучился к барной стойке, с тихой злобой уставившись на набивающую желудок красноволосую хамку. На его памяти приближенные Орочимару всегда вели себя несколько развязно, но пока еще никто из них не поднимал на него руку. Что же, все когда-нибудь случается в первый раз, к тому же, во многом это была его вина — не стоило злорадствовать, даже если собеседник на вид бесхребетный сопляк. Красноволосая, словно издеваясь, нарочито медленно расправилась с обильным ужином, то и дело исподлобья поглядывая на хозяина заведения. Демонстративно рыгнув, кицунэ удалилась в свою комнату.

— Наглая сучка! — прошипел трактирщик, гремя грязной посудой. Теперь он начал понимать, почему они с блондинчиком разругались на ровном месте. Поднявшись на второй этаж, Девятихвостая презрительно фыркнула, взглянув на запертую дверь комнаты Наруто.

'И чего добивается этот балбес, раздувая скандал из такого пустяка? В конце-концов, я же извинилась!' — не дождавшись у двери ответа, лисица сокрушенно покачала головой и отправилась на боковую. Плотно укутавшись в одеяло, демонесса добрую половину ночи ворочалась, не в силах заснуть без теплого джинчуурики под боком. Она и подумать не могла, что так привыкла к нему за те недолгие полгода, что они были вместе.

 

Глава 11

Пробуждение Кьюби было отвратительным — безуспешные попытки лисицы нащупать рядом с собой теплое тело джинчуурики продолжались до самого утра даже во сне. С тяжким стоном выбравшись из кровати, кицунэ широко зевнула и сонно протерла глаза. Окинув убогий гостиничный номер мутным взглядом, демонесса вспомнила их вчерашнюю перепалку во всех подробностях. Лисица презрительно фыркнула и, наспех натянув на себя видавшую виды тунику, отправилась штурмовать комнату излишне обидчивого Узумаки. Выйдя в коридор, Кьюби остановилась перед дверью парня и принялась настойчиво молотить ее кулаком.

— На-ру-то, от-кры-вай! — заорала биджуу на всю гостиницу. Дверь почти сразу же отворилась, и на пороге показался растрепанный хозяин гостиницы. Лисица поперхнулась от удивления и затихла с поднятым в воздух кулаком.

— Ваш... молодой человек ушел сегодня ночью. Во всяком случае, в четыре утра его уже здесь не было, — ответил мужчина на немой вопрос демонессы. Челюсть кицунэ отвисла от шока — такого варианта развития событий она точно не предвидела.

— Он не сообщил, куда он ушел? — сиплым голосом спросила Кьюби.

— Сожалею, но нет. Попробуйте спросить об этом Орочимару-сама, — мужчина выразительно кивнул в сторону аквамаринового кольца на пальце биджуу.

— Ну, разумеется, спрошу! — рявкнула Девятихвостая и, резко оттолкнув от себя хозяина гостиницы, захватила рюкзак и отправилась вниз по лестнице. Оскорбленный в очередной раз мужчина покрыл наглую девчонку таким сонмом ругательств, что впору было составлять словарь ненормативной лексики Страны Рисовых Полей, но развивать конфликт не стал — своя шкура была дороже абстрактного понятия чувства собственного достоинства. Тем более, что его позор никто не видел.

'Вот ведь маленький засранец — даже записку мне не оставил!' — лисица сурово нахмурила брови, отчего немногочисленные прохожие начали неосознанно обходить ее на почтительном расстоянии. — 'Кто бы мог подумать, что я однажды пожалею о пункте договора, запрещающего мне возвращаться в печать по своему собственному желанию?' — кицунэ задумчиво смотрела на все приближающийся особняк Орочимару. — 'Надеюсь, этот нытик не будет долго строить из себя недотрогу — пока мы не завоевали расположение этой пресмыкающейся гниды, у нас нет времени на препирательства'.

Терзаемый сожалениями о содеянном, Наруто никак не мог заснуть. Устав ворочаться, парень швырнул одеяло на пол и направился к окну. Развеяв взрывную печать, джинчуурики осторожно выбрался на карниз и поднялся на крышу гостиницы. Усевшись на более-менее ровном месте, Наруто скрестил ноги и окинул озаренную серебристым лунным светом деревню утомленным взглядом. Шершавая черепица приятно холодила гудящие после долгого перехода ноги, позволяя парню сосредоточиться на его непростых думах. 'Я — убийца' — крутилась одинокая мысль в его голове. 'Нет, не защитник, не воин, не шиноби — просто безбашенный придурок. Он был пьян, и не соображал, что говорит и что делает. А я его убил, просто так, чтобы покрасоваться перед Курамой. Чем я тогда лучше своей сестренки и чокнутого папаши, раз убиваю направо и налево простых людей, не способных дать отпор, без всякой на то причины?'

Наруто опустил взгляд на свои ладони, освещенные лунным светом. В серебристых отблесках ему мерещились темные пятна давно смытой крови. 'Неужели я действительно хочу, чтобы на моих руках однажды оказалась кровь моего родителя?' — Искаженное глубокими тенями лицо джинчуурики стало каменным — память услужливо подкинула ему воспоминания о том, почему он, собственно, затеял все это. 'И все же, какими бы сволочами они ни были, они не убили меня, и не позволили окружающим этого сделать. А я убил. Какое я после этого имею право возмущаться несправедливостью судьбы, если я сам хуже своих мучителей?' — джинчуурики опустил голову на скрещенные на коленях руки и тяжко вздохнул — 'Кажется, я окончательно запутался...'.

Спустя полчаса размышлений, парень встрепенулся и широко открыл глаза — 'Чьим же интересам я следую — своим собственным, или же Девятихвостой, стремящейся вернуть былую мощь моими руками? Что, если все ее теплые чувства ко мне — всего лишь игра, и после достижения своей цели, она и вовсе прикончит меня?' — вспомнив кошмарное чувство бессилия и безысходности в мертвой лисьей хватке, Наруто осторожно коснулся шеи кончиками пальцев и поджал ноги. 'Уж кто-кто, а она может... и прикончит...' — неугасимый, казалось бы, огонь доверия, дружбы и любви между джинчуурики и биджуу стремительно утрачивал былую силу.

Обхватив руками колени, Наруто различил едва слышный в ночном стрекоте цикад бумажный хруст в районе сердца. Мелко вздрогнув, парень разогнулся. Наруто медленно опустил руку за пазуху и осторожно извлек слегка помятый цветастый кусочек картона. Последняя весточка от его матери. Утерев так некстати выступившие на глазах слезы, так и не смирившийся с утратой Наруто бережно разгладил открытку и принялся уже в который раз перечитывать столь дорогие сердцу корявые строчки. 'Будь сильным, но справедливым... Не уподобляйся своему отцу и сестре...' — губы джинчуурики дрогнули. — 'Я уже уподобился, мама...' — Узумаки закусил кулак, чтобы не завыть в голос. — 'Боги с кем я только связался — Кьюби, Орочимару, а дальше кто? Мафия Страны Волн? Начну резать людей направо и налево по велению левой пятки? Да идите вы к черту!' — взгляд джинчуурики вернулся к середине открытки и в его голове начала формироваться навязчивая идея. 'Упрямый болван, нужно было сразу исполнить последнюю волю матери, и отправиться в Страну Молнии! Там есть все шансы начать новую жизнь, обрести новую цель, или хотя бы заполучить средства достижения предыдущей на государственном уровне. А за информацию о местоположении Отогакуре и убежища Орочимару я получу изрядный кредит доверия у Райкаге. Да... так и сделаем.'

Просидев так добрую половину ночи, вымотанный паренек поднялся на ноги с первыми лучами солнца и отправился обратно в гостиницу. Он не мог, не хотел больше оставаться на месте преступления, рядом с той, кто пытался его прикончить. Быстро натянув на себя изрядно пропахшую потом тунику, парень надел рюкзак и пошевелил пару увесистых свертков с фамильными клинками, удостоверившись в надежности крепления. Удовлетворенно кивнув, Наруто разминировал вход и беззвучным шагом спустился в зал. За исключением пары упитых в хлам забулдыг, лежащих лицом в тарелке, помещение пустовало. Хозяин гостиницы дремал в обнимку с официанткой за барной стойкой. 'Дочь или племянница, а может и любовница' — ухмыльнулся про себя паренек. Беззвучно опустив ключ на барную стойку, Наруто растворился в сумерках, пронизываемыми первыми отблесками алого диска солнца. Потеряв своего первого наставника и прежние жизненные ориентиры, он стремился как можно скорее обрести новые.

Добравшись до особняка змеиного саннина, кицунэ уже успела подготовить очередную внушительную тираду в адрес своего непутевого носителя. Уверенно постучав в дверь, лисица скрестила руки на груди и принялась дожидаться ответа. Через четверть минуты раздался металлический лязг отодвигаемого засова, и на пороге показался нарядный лакей. Безэмоциональное лицо мужчины исказила фальшивая улыбка, когда его взгляд упал на бледно-синее кольцо на аккуратном пальчике кицунэ.

— Приветствую вас, Юки-сама, — лакей широко распахнул дверь и отошел в сторонку, приглашая кицунэ пройти в дом. Услышав такое обращение, Девятихвостая на секунду впала в ступор, прежде, чем она вспомнила вчерашнюю процедуру регистрации, в ходе которой они с Наруто назвались фальшивыми именами в угоду конспирации. Молча кивнув, лисица вошла в холл, попутно отметив, что ей до безумия нравится, когда прислуга ходит вокруг нее на задних лапках. Лакей сразу же захлопнул за ней дверь и ответил на немой вопрос гостьи.

— Орочимару-сама сейчас нет, и появится он только поздним вечером. Желаете пройти в комнату отдыха, или, может быть, в купальню? — лакей с трудом сдерживал брезгливую гримассу — запашок от милой девушки больше подходил портовым грузчикам.

— Желаю, но это может немного подождать. Ты не видел здесь моего спутника, как его там... — кицунэ постучала себя пальцем по виску, силясь вспомнить пропущенное ею мимо ушей фальшивое имя Наруто.

— Огимати Муро? — подсказал лакей, внутренне насмехаясь над забывчивостью потной дикарки.

— Да, точно! — лисица щелкнула пальцами и одобрительно оскалилась, глядя на собеседника.

— Сожалею, но сегодня он здесь не появлялся, — мужчина виновато развел руками. Лисица озадаченно насупила брови — 'И куда эта плакса запропастилась? А черт с ним — никуда он не денется из Отогакуре. Он хоть и тугодум, но вовсе не идиот, чтобы упускать столь удачно подвернувшуюся возможность стать учеником саннина. Наверняка сейчас развлекается где-нибудь без меня, так чем же я хуже?' — поверив в свои собственные предположения, кицунэ презрительно фыркнула и подняла взгляд на терпеливо выжидающего лакея.

— Веди меня в купальню и принеси какую-нибудь чистую одежду, — повелительным тоном приказала демонесса. Лакей молча кивнул и повел гостью в подвалы хоть и небольшого, но роскошного особняка.

Наруто, тем временем, обошел все продуктовые лавки и под завязку набил ранец разнообразной снедью забесплатно. Основательно подготовившись к очередному длительному переходу, джинчуурики беспрепятственно прошел через ворота деревни. Поблескивающее на солнце голубое кольцо с первого взгляда снимало все вопросы у охраны. Уйдя в лес на добрую милю, Наруто остановился в тени раскидистого дерева и в последний раз обернулся назад. 'Прощай, Курама-чан. Уверен, ты поладишь с Орочимару, и уж он-то тебя не разочарует...' — горько ухмыльнувшись, Узумаки сложил цепочку печатей и воскликнул.

— Таджу Каге Буншин но Дзюцу! — бесчисленные тренировки на пределе собственных возможностей не прошли даром — дремучий лес огласила трель бессчетного множества хлопков зарождающихся копий светловолосого джинчуурики. Когда дым развеялся, на земле, стволах и ветвях деревни стояли без малого три сотни клонов. Не дожидаясь команды, толпа блондинов рванула врассыпную, и сам черт не разобрал бы, кто из них настоящий.

 

Глава 12

Орочимару и его верный спутник Кабуто с комфортом расположились в лесной чаще в ста километрах от своей деревни. Возвращаясь из короткой вылазки в секретную лабораторию, змеиный саннин хотел хоть ненадолго отсрочить предстоящую ему, как главе Отогакуре, возню с ворохом, безусловно, важных, но до безумия нудных и однообразных бумаг. Поначалу, идея воздвигнуть свою собственную скрытую деревню казалась отшельнику весьма привлекательной — надежное убежище, верные люди, возможность изредка потешить свое самолюбие, но на деле все было далеко не так радужно. Разросшееся до, без малого, тысячи человек поселение стало нескончаемым источником проблем и головной боли для амбициозного ученого, отчего он все чаще задумывался о том, чтобы забрать все ценные вещи и оборудование, и больше никогда в нем не появляться. Но пока легендарное терпение змеиного саннина удерживало его от необдуманных поступков, а в свете недавнего пополнения его личной гвардии парочкой занимательнейших индивидов, он и вовсе ощутил давно забытый азарт экспериментатора. Джинчуурики, почти чистокровный Узумаки, влюбленный в собственную биджуу, решительно настроенный на уничтожение деревни Скрытого листа — да разве можно поверить, что он попал к нему в руки лишь благодаря удачному стечению обстоятельств? Не иначе, как сама судьба послала ему совершенный инструмент для достижения любых мыслимых и немыслимых целей...

— Орочимару-сама, чай готов, — мягкий голос Кабуто прервал полет мысли отшельника, вернув его в реальный мир. Смерив ученика колючим взглядом, саннин тут же подобрел, увидев перед собой пиалу ароматного травяного чая.

— Я проверил рецепт вашего лекарства, и нашел в нем ошибку... — как будто невзначай сказал Кабуто, поправляя очки. Орочимару едва не облился чаем и пристально поглядел на ученика.

— И какую же? — поинтересовался саннин.

— Вот. Согласно моим расчетам, дозу можно снизить вдвое, если заменить один ингредиент и увеличить время приготовления до восьми часов, — Кабуто протянул учителю четыре тетрадных листа, исписанных мелкими корявыми иероглифами и добрым десятком громоздких химических формул. Очкарик с тщательно скрываемой гордостью наблюдал за вытягивающейся по мере прочтения документа физиономией Орочимару.

— Отличная работа, Кабуто. В качестве награды ты получишь сто седьмой образец, о котором просил, — саннин едва заметно улыбнулся, протягивая листы обратно, и вновь вооружился пиалой. Очкарик отвесил учителю легкий поклон в знак признательности и откинулся на ствол ближайшего дерева. Он испытывал глубокое уважение к своему сенсею и его научным трудам, и был рад выполнить любые его указания. Теперь же от действий Кабуто напрямую зависела жизнь и здоровье змеиного саннина. Могущественный и несокрушимый на первый взгляд шиноби был поражен тяжелой болезнью — его тело гнило заживо, и лишь сложный многокомпонентный отвар поддерживал его в строю, заглушая надрывное шипение поврежденных легких. Кабуто не понимал — почему его сенсей никак не воспользуется техникой переселения души? Ждет идеального кандидата? Так ведь в его положении можно и не дождаться! Орочимару заметил на себе тревожный взгляд ученика.

— Что-то не так, Кабуто? — поинтересовался отшельник.

— Я беспокоюсь о вас, учитель. Ваше состояние ухудшается с каждым днем, и лекарство лишь отсрочит неизбежное... — глухим голосом ответил очкарик.

— На пару лет хватит, остальное — не твое дело, — сухо ответил отшельник.

— Как скажете, — Кабуто поправил очки и достал небольшую кожаную сумку со множеством кармашков, в которых поблескивали скальпели самых разных форм и размеров. Пристально оглядев свое богатство, Якуши, по одному ему ведомым критериям, отобрал один из медицинских инструментов и принялся начищать его бархатистой тряпицей. Наблюдая за учеником с легкой усмешкой, Орочимару через несколько секунд переменился в лице и принялся тщательно принюхиваться. Кабуто убрал тряпицу и крепко сжал скальпель в руке — он знал, что обостренное змеиное обоняние учителя позволяет ему учуять врага задолго до того, как он покажется на глаза.

— Я чувствую запах джинчуурики со всех сторон, — озадаченно проговорил змей, поднимаясь на ноги.

— Неужели сбежал? — удивился Кабуто, вскакивая с земли.

— Очевидно, что так, — ответил Орочимару, запрыгивая на ветку дерева и пристально вглядываясь в лесную глушь. Змей никак не мог понять — почему он не в состоянии определить источник запаха. Ответ не заставил себя долго ждать — в листве мелькнуло несколько идентичных с виду блондинов с тяжелыми рюкзаками за спиной.

— Вот гаденыш, даже запах подделал! — воскликнул Орочимару. Он и подумать не мог, что базовую, по сути, технику, можно довести до такого уровня. Взяв на заметку, что нужно уделить дзюцу теневого клонирования больше внимания по возвращению, змеиный саннин достал из потайного кармашка кимоно небольшой пузырек с толстыми стеклянными стенками, запечатанный пропитанной воском пробкой. Внутри плескалась текучая лиловая жидкость. Змей удостоверился в целостности сосуда и крепко сжал его в ладони. Ученик змеиного саннина запрыгнул на ветку рядом с учителем, и бросился было в погоню за последним беглецом, но Орочимару остановил воинственного паренька, положив руку ему на плечо.

— Лучше надень фильтрующую маску. Кто знает — сколько его клонов сейчас шныряет в лесу? — саннин ловко перехватил пузырек так, чтобы одним движением большого пальца выбить пробку.

— Хотите остановить его с помощью нервнопаралитического газа? — догадался Якуши, выхватывая респиратор из рюкзака и застегивая ремешки на затылке. Сам змеиный саннин обходился без химзащиты — его тело было невосприимчиво к любым известным ядам, тем более его собственного приготовления.

— Именно, — Орочимару криво ухмыльнулся, складывая короткую цепочку печатей.

— Футон: Рессенпу но дзюцу! — рявкнул саннин, откупорив пузырек. Мощнейший порыв ветра мгновенно испарил лиловую жидкость и с невероятной скоростью понес облако ядовитого газа вслед скрывшимся в листве клонам. 'Остается лишь надеяться, что мальчишка был достаточно глуп, и его оригинал присутствовал в группе клонов' — мрачно подумал саннин.

Спустя десять минут, Орочимару вместе со своим подопечным отправился проверять результаты своей хитроумной атаки. На площади в несколько квадратных километров в форме широкого конуса обнаружилось два десятка бессознательных тел. Проверка на 'оригинальность' проводилась не эстетичным, но надежным и практичным способом — Кабуто и Орочимару, только завидев очередную жертву ядовитого газа, швыряли в нее сенбон. С каждым хлопком исчезающих теневых клонов, змеиный саннин все больше мрачнел, понимая, что оригинала среди них нет. Добив последнего, Орочимару с шумом выдохнул и смерил поникшего Кабуто разгневанным взглядом.

— Нас провели, как последних идиотов! Наверняка сейчас не одна сотня подделок разбегается во все стороны от деревни!

— Не стоит так волноваться из-за какого-то мальчишки, Орочимару-сама, — попытался успокоить сенсея очкарик

— Какого-то мальчишки?! Это чертов носитель Девятихвостой с выдающимся потенциалом как шиноби!

— Вы сами говорили, что Девятихвостая лишилась всей своей чакры и бесполезна даже в качестве подопытной. А потенциал еще нужно суметь реализовать — та же Гурен так и не оправдала ваших ожиданий, — заметил Кабуто. Саннин презрительно скривился, но потом махнул рукой и повернулся спиной к своему ученику.

— Ты прав, провались они сквозь землю. Идем, нет смысла более здесь задерживаться, — саннин, погрузившись в тяжкие раздумья о превратностях судьбы, двинулся в родную деревню. Кабуто не отставал от своего учителя ни на шаг, стремясь еще больше показать свою полезность и надежность на фоне беглого джинчуурики.

По возвращении в Отогакуре, змеиного саннина ожидали неожиданные подробности недавнего инцидента. У ворот дремала парочка чунинов, но стоило Орочимару приблизиться к ним на полсотни шагов, и они тут же сонно заморгали. Заметив отшельника, бойцы вытянулись в струнку, с трудом подавив зевки.

— С возвращением, Орочимару-сама! — поприветствовал господина привратник, натянув фальшивую улыбку и напрягшись всем своим естеством, чувствуя дурной настрой отшельника. Самопровозглашенный Отокаге хотел было содрать с нерадивого подчиненного три шкуры, но вовремя понял, что не отдавал городской страже приказа следить за новичками в кругу своих приближенных. Брезгливо поморщившись, саннин прошел в ворота и направился в свой особняк. По крайней мере, у него остались артефакты клана Узумаки — в надежности своего тайного хранилища змей был уверен, как ни в чем ином. Привратники с облегчением выдохнули и, дождавшись, пока Орочимару скроется из виду, принялись обсуждать возможные причины его недовольства.

Дворецкий, встретивший змеиного саннина в его доме, был озадачен его дурным настроением и, весьма дальновидно, не стал грузить его информацией о скопившихся за время его отсутствия бумагах. Кабуто тут же смылся в свою комнатушку, намереваясь не показываться учителю на глаза, пока тот сам его не позовет. Проводив господина в его покои, дворецкий предложил ему пройти в купальню. Получив в ответ молчаливый кивок, дворецкий отправился вниз, проверить состояние бассейна перед визитом хозяина дома. К его удивлению, грязная туника рыжеволосой девицы и подготовленное на смену ей белое кимоно все еще лежали в раздевалке. А значит, ее хозяйка все еще сидела в горячей воде. Без малого пять часов к ряду, надо заметить! Брезгливо морщась, дворецкий швырнул тунику в корзину с грязным бельем и, перекинув кимоно через локоть, отправился выдворять засидевшуюся гостью.

— Юки-сама, Орочимару-сама вернулся из командировки и желает искупаться, — Кьюби смерила дворецкого ленивым взглядом — распарившаяся лисица плохо соображала. Но, когда до нее дошел смысл сказанного, она тут же выскочила из воды. Как раз в тот момент, когда змеиный саннин вышел из раздевалки в одном лишь набедренном полотенце. Орочимару застыл без единого движения и широко открыл отливающие золотым блеском глаза, силясь понять, реальна ли картина перед его глазами, или же он погорячился, считая себя неуязвимым для любых химикатов. Когда же шипящая на дворецкого за нерасторопность лисица принялась спешно натягивать услужливо поданную ей одежду, у саннина едва не отвисла челюсть — ему точно есть, о чем поговорить с Девятихвостой.

Глава 13

— Что ты тут делаешь? — спросил Орочимару, подозрительно прищурившись.

— А по мне так сразу и не видно? Моюсь! — с вызовом ответила лисица, спешно устраивая объемистую грудь в тесном кимоно, явно не рассчитанном на фигуристых женщин. Недолгое замешательство змеиного саннина сменилось нешуточным гневом. Змей отродясь не терпел к себе фривольного отношения, и уж тем более не собирался начинать это делать на пятидесятом году жизни. Мужчина шагнул вперед и впился мертвым взглядом в нагло поблескивающие алые глазенки демонессы.

— Какого же дьявола ты распариваешь свою хвостатую задницу в моей бане, когда твой джинчуурики на всех парах несется прочь из деревни?! — процедил змей сквозь крепко сжатые зубы, следуя за медленно пятящейся демонессой. Дворецкий, тем временем, смекнул, что попадись он сейчас под горячую руку хозяина, и от него даже костей не останется. Мужичок бочком выскользнул из купальни и был таков, оставив незадачливую гостью на растерзание старому змею.

— Что?! — пораженно воскликнула Девятихвостая, упершись спиной в стену. В алых глазах сквозило такое удивление и неверие, что злость Орочимару притупилась, сменившись былой горечью утраты ценного подопытного. С тяжким вздохом, змеиный саннин отступил на шаг, просунул удлинившуюся руку за дверь раздевалки и сдернул с крючка свой махровый халат, давая ошеломленной лисице пару секунд на усвоение информации.

— Я наткнулся на два десятка клонов Наруто в ста километрах от деревни. Мы с Кабуто попытались их остановить, но оригинала среди них не было, — глаза кицунэ широко распахнулись — это был фирменный трюк ее джинчуурики, не оставляющий никаких сомнений в правдивости слов Орочимару. Змеиный саннин, тем временем, надел халат и деловито подпоясался.

— Как же... как же так? — дрожащим голосом спросила кицунэ, медленно опуская взгляд в пол. Она предвидела все, что угодно, но только не побег Наруто на следующий же день после их ссоры.

— Это я и хотел у тебя выяснить, — Орочимару презрительно фыркнул. Он уже понял, что Кьюби ничего не знала, и злиться на нее было бессмысленно.

— Неужели он... бросил меня? — ноги лисицы подкосились, и гордая Девятихвостая упала на колени, глядя в пустоту. Она и подумать не могла, что такая мелочь, досадная оплошность, жалкая и никчемная глупость, могла привести к столь катастрофическим последствиям. Орочимару озадаченно насупился — он думал, что лисица всего лишь использует доверчивого мальчишку в своих целях, как планировал делать он сам, но, похоже, между ними было нечто большее. Выждав с полминуты для приличия, Орочимару добился лишь того, что спина кицунэ затряслась от сдерживаемых рыданий. Неужели все повторяется вновь, и клятвенные заверения в любви и верности на проверку оказались пустым звуком? Неужели ее в очередной раз использовали, да так изощренно притворяясь, что она почти поверила в такую сладкую и желанную ложь? Орочимару хотел было возмутиться дешевой игрой на публику, но уже через несколько секунд понял, что слезы были настоящими. Прикинув, как можно продуктивно воспользоваться душевным состоянием кицунэ, чтобы выпытать необходимую ему информацию, змеиный саннин участливо опустился на пол возле хнычущей Девятихвостой.

— Расскажи мне, что между вами произошло, — спросил Орочимару спокойным голосом, в котором не осталось ни намека на былое озлобленное шипение. И Курама рассказала все без утайки — она не видела смысла лгать, ведь на фоне предательства ее второй половинки любые последствия опрометчивого решения были для разбитой демонессы пустым звуком.

— Мы хотели провести ночь в таверне, но столкнулись с пьяным громилой. Он начал ко мне приставать. Наруто случайно убил его. Вместо того, чтобы с достоинством взять ответственность за свой поступок, он принялся убиваться из-за какого-то алкаша. Он поставил жизнь этого животного выше моей чести! — голос кицунэ дрогнул. Даже сейчас поведение джинчуурики выводило ее из себя. — Я решила его проучить. Сначала словами, пыталась донести до него, что для шиноби убивать — не то, что норма — это обязанность! Но этот придурок фанатично твердил, что умение ценить жизнь других — не слабость, а я мразь и хвостатая дрянь, — кицунэ невесело усмехнулась, Орочимару же слушал с неподдельным интересом, ожидая кульминации истории. — Я избила и, потеряв голову от гнева, почти задушила его, — лисица, словно в трансе, посмотрела на свои руки, вновь ощутив пульсирующую теплоту шеи удушаемого джинчуурики. Змеиный саннин поперхнулся от удивления — да где это видано, чтобы так решались споры с ребенком?

— Я попробовала извиниться, но Наруто не стал слушать, запершись в номере. А потом он сбежал, не сказав мне ни слова, — тихо сказала лисица, чувствуя, как к глазам снова подступают слезы.

— Какая же ты все-таки дура... — тяжко выдохнув, пробормотал Орочимару, подперев голову кулаком и ошпарив Кьюби разочарованным взглядом. Лисица гневно сверкнула влажными глазами из-под узких бровей. Демонесса тут же вскочила на ноги и утерла рукавом так некстати проступившие слезы. Ей не стоило показывать свою слабость. Никому. Особенно этой гадюке.

— А сам-то, гений доморощенный, саннин, а недоученного генина поймать не сумел! — плюнула кицунэ, собрав весь яд, который только у нее был. Орочимару брезгливо поморщился, но пропустил оскорбление мимо ушей — теперь он не воспринимал Девятихвостую всерьез. Неудивительно, что ей вертели, как хотели, уже без малого тысячу лет — она была еще большим ребенком, чем ее джинчуурики. А к детям нужен особенный подход, тогда из них можно вылепить все, что душе угодно — уж кому, как не Орочимару было это знать?

— Неужели ты не понимаешь, что Наруто все еще ребенок, который никогда не убивал и не видел смерть? — разъяренная лисица запнулась на полуслове и крепко задумалась.

— Ему всего двенадцать лет, и то, что ты уже успела затащить его в постель, закаленным в боях убийцей его не сделает, — менторским тоном проговорил Орочимару, неторопливо поднимаясь на ноги.

— Никто его не затаскивал, он сам меня попросил! — возмутилась Кьюби.

— А ты рада стараться, похотливая дуреха, — презрительно фыркнул Орочимару. Как ученый и прожженный идеалист, он на дух не переносил людей, бывших рабами своих тел и их низменных желаний. Кьюби хотела было возразить, но так и застыла с приоткрытым ртом, не найдя, что сказать.

— Первое убийство всегда дается нелегко и запоминается на всю жизнь. По крайней мере, так происходит у психически здоровых людей. Я думал, это и ежу понятно, но ты и здесь умудрилась отличиться. Вместо того, чтобы поддержать своего джинчуурики в трудную минуту, ты едва не прикончила его лишь за то, что он не психопат! — возмутился Орочимару. Курама сникла и понуро опустила голову. Слова саннина было невозможно оспорить, ведь демонесса действительно ничего не знала о человеческих детях и способах воспитания из них хладнокровных убийц.

— Будь у тебя больше терпения и хоть капля мозгов — уничтожение Конохи стало бы лишь вопросом времени, а теперь есть все шансы, что наш незадачливый мститель попадется в лапы АНБУ и его отволокут к папаше на ковер, а там... — Орочимару недобро ухмыльнулся. Памятуя о душещипательной истории джинчуурики Девятихвостой, змей справедливо рассудил, что казнь — это лучшее, что могло ждать Наруто дома.

Кьюби стало не по себе — мало того, что она так подвела своего протеже, так еще и себя подставила под удар — печать все еще связывала их жизни воедино, и после гибели Наруто она будет вынуждена отправиться на весьма болезненную реинкарнацию.

— Мы все еще связаны печатью, и я здесь лишь благодаря договору на призыв. Можно ли воспользоваться этой связью и вернуть джинчуурики обратно? — спросила кицунэ. Лицо змеиного саннина вытянулось от удивления — подобного в своей практике он никогда не встречал и поначалу думал, что Девятихвостая одурачила своего носителя и убедила его полностью снять печать.

— А могу я взглянуть на этот договор? — попросил Орочимару. Курама молча кивнула, и на ее ладони с негромким хлопком материализовался крупный свиток, затем еще один поменьше.

— Это дополнение к договору, его мы подписали совсем недавно, — пояснила кицунэ, завидев недоуменный взгляд змеиного отшельника. Заинтригованно подняв бровь, саннин развернул бумагу и принялся жадно вчитываться в ровные строчки договора, под которыми просвечивала сложнейшая вязь печатей.

— Занятно... интересно... любопытно, — бормотал змей, пока не дошел до приложения. Трижды прочитав короткий абзац, Орочимару пораженно посмотрел на Девятихвостую.

— Как ты умудрилась убедить его дать свое согласие на то, чтобы он не мог запечатать тебя без твоего желания? А хотя ладно, это не важно... Договор действительно не дает тебе полной свободы, и часть твоей души по-прежнему находится в печати. После гибели джинчуурики она отправится в Чистый Мир и утянет тебя за собой.

— Спасибо за лекцию, но все это я знала и без тебя, — с плохо скрываемым раздражением ответила Девятихвостая.

— Не дерзи, а то на кусочки порежу и на опыты пущу, — пригрозил змеиный саннин, предельно серьезно смотря в глаза кицунэ. Ту, как и ожидалось, не проняло.

— Воскресну и проглочу заживо, — парировала Девятихвостая, плотоядно облизнувшись. Орочимару брезгливо поморщился, но решил прекратить бессмысленный обмен любезностями — угроз Кьюби не воспринимала, пусть на то и не было серьезных оснований.

— В принципе, чисто теоретически, можно создать дзюцу обратного призыва на базе техник призывных животных... — змеиный саннин поднял взгляд в потолок, на пару мгновений погрузившись в размышления. Кьюби терпеливо ждала, надеясь на лучшее. — Но для этого потребуется время, которого у меня и без возни с вашей парочкой в обрез, — бескомпромиссно отрезал змей.

— А собственная безопасность тебя не волнует? Если Наруто поймают шиноби Конохи, то твое местоположение станет известно всем, — напомнила Девятихвостая.

— Первая здравая мысль из твоих уст, — Орочимару картинно похлопал в ладоши, доводя демонессу до белого каления, — Спешу тебя огорчить, оно и так всем известно, ведь кто, как не Отогакуре, является крупнейшим поставщиком риса для Конохи? — саннин противно усмехнулся.

— Хорош-шо... — прошипела лисица сквозь крепко сжатые зубы, — Что тебе от меня нужно? — Вот это уже совсем другой разговор... — глаза змеиного саннина блеснули алчным огнем, не предвещая Девятихвостой ничего хорошего.