О коне, человеке и жар-птице

Жил да был один человек, и был у него конь. Ничего себе конь, каурый такой. Едут они как-то по делам, али для удовольствия, едут, и вдруг видят — что-то в стороне светится. Удивился всадник, спешился, подобрал светящуюся хрень, и говорит, (риторически):

— И что это такое?

— Это, — объясняет всаднику его конь, — перо жар-птицы.

Немая пауза.

— Ты что, говорить можешь? — спрашивает коня человек.

— Ну да, а что, ты меня понял? — отвечает конь вопросом на вопрос.

Снова пауза.

— Так, — говорит конь, — нам нужно поговорить с нашим царем, а не то Громовержец Зевс нам такое задаст!

С таким утверждением спорить трудно, и ГГ со своим конём отправились к конскому царю. Прибыли в конское царство, конский царь сидит на своём троне и кумыс пьёт. Услышал он рассказ Савраски-каурки, кумыс отложил, подумал и говорит:

— Ну, каурка, раз сумел ты найти перо жар-птицы, найди мне и саму птицу, а не то и тебе, и твоему человеку конец!

Опечалился конь, а что поделать? Конский царь — это некто средний между Ильёй Муромцем и Грегором Клеганом в конском облике, наш конь супротив него — это как плотник супротив столяра!.. А его человек-компаньон ничего, бодрый, говорит:

— Конь, а конь, а где в вашем царстве завхоз?..

— Тут я! -высунул морду некий... ишак, (а вы кого ожидали? Лихого мустанга, что ли?) — Чего вам надо? И сколько?

— Сто кулей белоярой пшеницы, царский указ!

Ишак упрямится, (ну кто бы подумал!):

— И за что? За спасибо?

Человек ему вместо одного спасибо даёт ещё и целую шапку червонцев. Ишак-завхоз сразу пришёл в чудесное расположение духа и все кули сразу отдал. Конь с человеком взяли эти кули, принесли их на чистое поле, рассыпали пшеницу по полю, а сами спрятались. Вдруг зашумел лес, поднялись волны на море — жар-птица прилетела, села, и стала пшеницу клевать. Конь не стерпел, прыгнул на жар-птицу, оседлал её, т.с, а она на крыло! ...Тут человеческий спутник коня подбежал, ухватил жар-птицу за лапы, вдвоём они её скрутили с грехом пополам и привели её к конскому царю. Тот её увидел и не на шутку возбудился:

— Ура! Жар-птица! Ты тут! Теперь я с тобой племя пегасов возрожу! — а жар-птица в принципе не против, но говорит, что тогда пусть на их свадьбе будет и её подруга Нефела, а то получается как-то неудобно.

— Сейчас будет удобно, — сказал конский царь, и посылает Каурку и его спутника за Нефелой. Конь в полу-прострации, (он про эту Нефелу никогда и не слыхал), а его спутник-человек пошёл к завхозу, и попросил у последнего палатку с золотой маковкой и всяких припасов и напитков на дорогу.

— А за что? За одно только спасибо? — упёрся завхоз, (см. выше), но человек снова дал ему червонцев, и тот пришёл в чудесное расположение духа, и всё ему отдал.

Поехали человек с конём на восток. Доехали до горизонта, где небо сходится с землею. Установили палатку, и разложили кушанья и напитки, стали пить и есть.

— А мне с вами третьей можно? — говорит им Нефела, царица облаков. Оборотень она — то женщина, то лошадь, то кентавресса, то серебристая, то золотистая — ну, облако же! А рука как не на есть живая и горячая...

Конь с человеком без разговоров приняли её третьей в их круг, она стала пить, есть и веселиться вполне непосредственно, потом совсем уж захмелела, и упала человеку прямо в руки..., впрочем, она с них очень быстро перелезла на спину.

— Ну, вези давай, Иксион, — сказала она человеку и захрапела так, что всех и вся в округе заглушила. Человек с конём и повезли её в конское царство.

Привезли. Нефела к тому времени проснулась, опохмелилась, стала в себя приходить, увидела жар-птицу и совсем уж расслабилась; а конский царь наоборот возбудился, снова поднял речь о свадьбе.

Жар-птица не возражает, но требует, чтобы бравый каурка снова сбегал к горизонту и принёс её праздничную экипировку, а то как-то неудобно.

— Сейчас будет удобно, — сказал конский царь, и посылает Каурку за экипировкой. Конь заржал благим матом и побежал искать своего спутника — и нашёл, когда он с Нефелой какой-то там гарнитур для спальни у завхоза приобретали. Рассказал им конь о новой беде.

— Это ещё не беда, — сказал ему его спутник, и они поехали на старое место, (где они Нефелу и нашли). Прискакали. Гаркнул человек громким голосом, свесил голову вниз, с неба, сам солнечный конь.

— Чего надо? — спрашивает.

Рассказали ему конь с человеком всю эту злосчастную историю.

— Вот что черный хрен затеял! Хочет жать там, где не сеял! Да стою я крепко в том — простоит он женихом! — рявкнул солнечный конь. — Полно, лаком больно стал — а вот вам то, что вы просили, — и отдал всё, что жар-птице требовалось. Конь с человеком его поблагодарили, и принесли всё это жар-птице и конскому царю.

— Ну, теперь-то всё? — спросил конский царь у жар-птицы.

— Да, вообще-то, — согласилась последняя. — Пускай только уж напоследок этот вещий каурка искупается в молоке, вскипячённом ключом, а потом в воде варёной, а под конец в воде студёной, хорошо?

— Да нет проблем! — заржал конский царь. — Эй, завхоз, распорядись про сосуды!

Конь искать человека, а того нет. Он и там искал, и сям, пока какая-то старая кляча, (а может быть и волоокая богиня Гера в маскировке — кто знает?), не спросила у него, а в чём дело?

Конь ей на копытах стал объяснять, в чём дело, а кляча разве что не ржёт:

— И ради такой малости ты его от родов первенца хотел отвлечь? Ох уж вы, холостяки молодые, ничего в семейных ценностях не понимаете! — и прицепила на конский лоб какую-то там пайцзу, и отправила его обратно, обещая, что теперь всё будет хорошо.

И впрямь, вернувшись и искупавшись в трёх котлах наш бравый каурка стал... гиппогрифом, сиречь полуконём, полуорлом. Увидев эту метаморфозу, конский царь тоже прыгнул в первый котёл, после чего и взорвался-лопнул — и из его пустой шкуры вылетели разные оводы, слепни, мухи и прочая дрянь, которая только мучает и людей, и коней, и всех прочих.

Новоявленный же гиппогриф женился на жар-птице, и от этого брака и пошло всё племя гиппогрифов. Его же друг, Иксион-человек, женился на Нефеле, и от этого брака пошло племя кентавров. Царь богов, Громовержец-Зевс, от этого разозлился, и хотел последнего приковать к огненному колесу в Тартаре, но его супруга, волоокая богиня Гера, услыхав и увидав это, дала ему такую оплеуху, что, получив её Громовержец извинился и исправился — но это уже была другая история.