Cказка о лесной деве

Благодарности бета-редактору — Валлаби: http://samlib.ru/w/wallabi/

Сказка о лесной деве. Часть 1

У короля Дамиана была дочь, Эльза. Всем была принцесса хороша — красотой и сердцем ласковым в покойную мать удалась, умом же пошла в отца. Да вот беда, принцесса совершенно не любила ни балы, ни карнавалы, ни всяческие развлечения, что так нравятся юным девицам ее возраста; Эльза постоянно пропадала в библиотеке, изучала старые фолианты, регулярно сопровождала папеньку-короля на советы с министрами. Девушка умела быть незаметной, и в то же время, находясь рядом с отцом, всегда могла дать дельный совет, не ущемляя чьего-то достоинства. Не выдержал однажды старый король, призвал к себе любимую дочь:

— Семнадцатая весна тебе минула, доченька. Намерен я выдать тебя замуж.

Эльза воспротивилась — зачем замуж, куда замуж? Ей, мол, и так хорошо, при батюшке, науки изучать, да по мере сил люду в королевстве помогать. Нет, был непреклонен Дамиан: расцвела Эльза, а там, глядишь, от свадьбы и королевству польза будет. Поняла Эльза, что делать нечего, и сказала батюшке, что женихов будет выбирать только на своих условиях.

Устроил король Дамиан бал: подавали изысканные кушанья и хмельное вино, не одно десятилетие прождавшее своего часа в погребах; чарующая музыка ласкала слух, разнаряженные дамы улыбались особенно нежно своим щеголям — кавалерам. Со всех сторон света съезжались в королевство женихи — бароны, маркизы, герцоги, графы, принцы, даже короли, и всем не терпелось увидеть принцессу, ради которой был дан этот грандиозный бал.

Велико же было изумление короля Дамиана и его придворных, когда в бальную залу, в роскошных одеждах и драгоценностях покойной королевы вошла... Марианна, хорошенькая фрейлина, компаньонка и доверенное лицо принцессы, а рядом с ней, в скромном серебристо-сером закрытом платье, гордо шествовала Эльза, и лишь лукаво подрагивающие уголки губ выдавали ее радость. "Ох, проказница," — подумал старый король. Марианна не отличалась особым умом и тягой к знаниям, однако с радостью разделяла с Эльзой ее досуг и участвовала в шалостях, что иногда придумывала изобретательная принцесса.

Никогда Марианна не слышала столько комплиментов своей красоте, никогда она не видела столько восхищенных мужских взглядов, обращенных на ее скромную персону; никогда еще глупости, изрекаемые ею, не воспринимались так благоговейно: ведь настоящая принцесса и не должна быть умной. Лишь два короля, два закадычных друга, разгадали уловку Эльзы и явились на следующее утро просить аудиенции у принцессы.

Кокетка Марианна вышла замуж за богатого барона.

Короли были чудо как хороши: высокие, статные, гордые, полные достоинства и величия, что присущи только царственным особам. Король Якоб был хмур и молчалив, он показался Эльзе похожим на демона: глаза темны как ночь, волосы черны, что шкура гибкой пантеры, губы изогнуты в ироничной усмешке. Но, несмотря на столь пугающий облик, принцессе показалось, что король Якоб надежен и достоин доверия; король же Стефан чем-то напомнил Эльзе херувима — кудри его были солнечны, как поле ржи в летний день, лазури глаз позавидовал бы июльский прибой, а полные губы наверняка свели с ума не одну придворную даму. Однако красота короля Стефана показалась Эльзе чуть-чуть картинной: так мастера кисти могли изображать божьих посланников. Но сам Стефан, несмотря на всю свою привлекательность, был весьма и весьма надменен.

— Я прошу твоей руки, принцесса, — хором сказали короли, преклонив колена перед смущенной девушкой, а король Дамиан, наблюдавший за происходящим из-за неприметной ширмы, подумал, что его дочери предстоит непростой выбор. Эльза же решила выслушать каждого поодиночке.

— Твой отец мудр, принцесса, — начал король Стефан, — придумать такой трюк: нарядить королевскую особу фрейлиной! Но меня не проведешь, я тебя сразу узнал. Видно, ты недавно из монастыря, принцесса, и король Дамиан тебя в ежовых рукавицах держит, но это и замечательно: мне нужна невинная жена. Такому бриллианту, как ты, моя принцесса Эльза, нужна достойная оправа, и именно со мной ты засияешь, я дам тебе все, что только можно пожелать — у тебя будут самые модные наряды и какие угодно драгоценности, мы будем устраивать самые пышные балы, и весь мой двор будет у твоих ног..

— А как же народ? — прервала бахвала Эльза.

— А что народ? Народ существует для того, чтобы удовлетворять малейший каприз своего повелителя.

Эльза не стала говорить самодовольному королю, что ей по нраву совсем другая жизнь. Неужели и друг короля Стефана, король Якоб, будет таким же? Какое горькое разочарование ее ждет!

— Я привык вести простую жизнь, принцесса. Моему королевству нужна королева, моему замку — хозяйка, а моему сердцу — отрада, — тихо проговорил король Якоб. — Мне кажется, ты не похожа на остальных принцесс, я буду любить тебя и наших будущих детей, я научу их быть достойными наших славных предков. Я предлагаю тебе все, что у меня есть, и буду тебе верным мужем.

— А как же твой народ, король Якоб? — задала тревожащий ее вопрос Эльза.

— Я стараюсь быть мудрым и строгим правителем. Мой народ — сродни неразумному дитяти, его надо защищать, оберегать и наставлять на путь истинный.

— Я постараюсь полюбить тебя, король Якоб, и быть достойной королевой твоему народу.

Через месяц сыграли свадьбу. Самые лучшие придворные мастерицы расшили платье Эльзы тысячей крохотных жемчужных роз. Наряд простого покроя из струящегося белого шелка подчеркивал изящный девичий стан и удивительным образом придавал еще больше величия юной королеве. Когда Эльза вошла в собор, все присутствующие замерли, настолько эфемерным созданием казалась девушка. Король Дамиан даже пустил скупую слезу.

— Совет вам да любовь, дети мои.

Только жирный серый голубь, частенько дремавший под сводами собора, видел, каким холодным огнем вдруг сверкнули глаза лучшего друга жениха.

Король Якоб сдержал обещание: он действительно был ласков и нежен с Эльзой, был предупредителен с нею и прислушивался к ее мудрым советам. Послы, прибывавшие в королевство, приятно удивлялись: королева приветствовала каждого из них на его родном языке , без малейшего акцента. Министры очень быстро привыкли к молчаливой королеве, челядь души не чаяла в Эльзе, придворные дамы и кавалеры тоже радовались ее обществу: королева Эльза покровительствовала искусствам, двор посещали самые талантливые музыканты и певцы. Простой народ с восторгами встречал свою королеву на празднествах, а маленькие дети знали, что у прекрасной королевы Эльзы всегда припасено для них лакомство. Король Якоб не мог сделать лучшего выбора, а в его сердце, будто алые розы, медленно прорастали любовь и уважение к Эльзе.

Столь безмятежно прошли две зимы, две весны, два лета и одна осень.

Порой Эльза спрашивала себя, за что ей подарена такая счастливая судьба — быть любимой своим супругом и своим народом. Её участи могла бы позавидовать любая — и королева, и прачка. Как известно, не стоит злить богиню Судьбы напрасными вопросами: раскапризничавшись, она может послать испытания, которые окажутся непосильными.

Ранним сентябрьским утром Эльза проснулась с ощущением неясной тревоги. Она хотела поделиться своими волнениями с супругом, хотела, чтобы Якоб сказал: "это все непогода, радость моя, вот тебе и взгрустнулось", но правая сторона кровати оказалась пустой. Словно в ответ на мысленную просьбу, в опочивальню вошел Якоб. Взглянув любимому супругу в глаза, Эльза поняла — тот холодок , поселившийся у нее в груди, не случаен.

— Якоб... — начала Эльза. Сейчас она поделится своими мыслями, и ее тревога растает, будто утренний туман.

-Эльза, радость моя, — король Якоб взял ладони Эльзы в свои, — я должен с тобой поговорить.

— Случилась беда? — Эльзе становилось все тревожнее и тревожнее.

— На рассвете прискакал гонец с дурными вестями. Беда случилась у Стефана. Черный король объявил ему войну, полк Стефана разбит, я должен подтянуть войска и отправиться на помощь. Выезжаем немедленно.

"Пусть справляется сам — хотела закричать Эльза. — Твой якобы друг Стефан совсем не такой, каким хочет казаться!.." Но не произнесла ни единого слова, потому что знала, что для ее супруга честь превыше всего.

— Не плачь, моя королева. Я вернусь невредимым, обещаю.

Тревожный холодок комом застрял в горле. Эльза смогла лишь молча обнять своего короля.

Сама природа разделила Эльзины печали — зима, всегда такая ласковая и даже теплая, погребла королевство под снегом. Люди, по небрежности привыкшие считать зиму всего лишь старшей сестрой весны, не подготовились к ее приходу и терпели лишения, оставшись без хлеба и дров. Эльза распорядилась открыть королевские закрома и раздать нуждающимся муку, уголь и поленья. Казначей получил приказ заплатить за продукты молочникам и мясникам, на что те должны были помогать бедным. Королевские стражники патрулировали улицы в поисках замерзших, пострадавших отправляли в госпитали и монастыри. Королевские посланцы стали привычным зрелищем в кварталах бедноты.

За бедами, постигшими ее королевство, Эльза даже не заметила, что вот уже два месяца в ней растет новая жизнь, слабость и утреннюю тошноту Эльза списывала на усталость и тоску по Якобу.

Фрейлины безуспешно пытались облачить королеву в ее любимое платье персикового цвета с нежными вышитыми цветами, наконец Клотильда, старшая фрейлина, служившая еще при матушке Якоба, велела позвать портниху. И тут пожилая женщина сказала:

— Ваше величество, это неудивительно, что Ваш любимый наряд Вам не впору! Я давно заметила, что Ваша фигура стала чуть более женственной... у Вас будет наследник или наследница! У нас будет маленький принц или принцесса!

Эльза распорядилась отослать гонца к Якобу. За последние несколько недель от супруга не было никаких известий, и до сих пор не возвратился ни один посланец королевы. Дитя росло во чреве Эльзы, с каждым днем давая знать о себе все больше и больше. Малыш всегда просыпался на рассвете, Эльза чувствовала, как ее изнутри толкает маленькая пяточка или ручка, а когда Эльза грустила — в последнее время она грустила слишком часто — ей казалось, что кто-то гладит ее по животу изнутри.

— Прости, моя крошка, — шептала Эльза, — скоро вернется твой папочка, и все у нас будет хорошо.

В мае королева родила дочь. По всему королевству был объявлен праздник, устраивались ярмарки и веселые гулянья. Лоточники всем наливали сидра доверху, наваливали полные миски шкворчащих сосисок и совершенно не хотели брать медные потертые монетки. Почти каждый говорил: "убери свои медяки, я же от всей души, выпей и закуси за здоровье нашей доброй королевы и малютки-принцессы, сохрани их Всевышний". Люди искренне радовались за свою королеву и надеялись, что вот-вот вернется король Якоб, что маленькая принцесса вырастет такой же доброй и справедливой, как ее матушка и батюшка. Ещё надеялись, что природа в этом году будет к ним более ласкова и что в королевстве надолго воцарится мир.

Эльза не стала давать дочери имя, попросила священника погодить и с крещением малышки — она все ждала, что вернется Якоб, что именно он даст имя дочке, разделит с Эльзой все радости и устроит торжества с размахом. С рождением маленькой принцессы королева вновь стала улыбаться и теперь ждала супруга не с грустью, а с надеждой и смирением, посвящая всю себя новорожденной дочке. Малышка согревала сердце Эльзы своими улыбками. По ночам, когда Эльза прижимала к себе крохотную дочку, ей становилось не так одиноко — опочивальня больше не пугала Эльзу своей гулкой темнотой, ведь каждые несколько часов просыпалась маленькая принцесса и требовала еды и ласки. Королева отказалась и от кормилицы, несмотря на увещевания медиков и фрейлин. За малышкой Эльза оставила присматривать молоденькую фрейлину Маргитту, которая вырастила троих младших братьев. К сожалению, королева не могла проводить с дочкой целый день.

— Девочка моя, ласточка, — ворковала Эльза, укачивая дочку. Эльза очень любила эти вечерние минуты, когда она нежно прижимала к себе малышку, а та, вцепившись в ее пальчик, сладко засыпала на маминых руках. Днем Эльза нечасто могла побыть с дочкой. Полностью отрешиться от дневной суеты не получалось: Эльза все думала, почему до сих пор не вернулся ни один гонец, посланный к Якобу. Эльза не могла знать, что армия ее супруга была давно разбита, а всех гонцов безжалостно вешали по приказу Стефана. Эльза вдруг услышала какой-то шум за дверью. Обычно даже стражники знали, что королева проводит вечерние часы с малюткой принцессой, и старались не шуметь, что умиляло Эльзу...

В дверях стоял Стефан. Уставший, в пропыленном дорожном костюме, но гордый и с выражением безмерного торжества в глазах. Его план удался: один из стражников за щедрую плату усыпил своих товарищей по оружию. Вот почему никто не мог проникнуть в покои королевы. Эльза попросила Маргитту унести дочку — девушка всегда находилась рядом, готовая по первой же просьбе королевы заняться малышкой. Королева потуже затянула халат — Стефан так и ел Эльзу глазами — и спросила с ледяным презрением в голосе:

— Где мой муж? Что ты сделал с Якобом? Почему не вернулся ни один гонец? — Эльза чувствовала, что без Стефана не обошлось.

— Я теперь твой муж! — Стефан, не ожидавший такого приема от всегда вежливой и такой безразличной к нему Эльзы, тоже повысил голос. — Твоего разлюбезного Якоба уже который день клюют вороны!

— Это ты убил его! Стража! Кто-нибудь, позовите палача! Моих министров сюда! — Эльза старалась не паниковать, все это время она отгоняла от себя мысли, что Якоба уже может не быть в живых. И вот теперь известие о бесславной кончине супруга вызвало смятение в душе Эльзы, она захотела разрыдаться. Она выплачет все глаза, но не сейчас, когда нужно быть сильной, и нельзя Стефану видеть ее слезы. Однако на зов Эльзы никто не пришел. Эльза поняла, что Стефан наверняка действовал не один и исполнил страшное...

— Твоих министров тоже уже нет, моя прекрасная королева, — Стефан знал, что Эльзе страшно, но не увидел и тени смятения в ее прекрасных глазах. — А палача я поставил своего. И никто не придет к тебе на помощь, если не прикажу я. — Стефан собирался поцеловать Эльзе руку, но та мгновенно выдернула ее с выражением крайней брезгливости на лице.

— Ты исчадие ада! Мне невыносимо даже дышать одним воздухом с тобой!

— Как ты прекрасна в гневе, моя королева. Как ты хороша... ты можешь сколько угодно поносить меня последними словами, милая Эльза, но ты выйдешь за меня замуж и принародно передашь мне бразды правления.

— Никогда!

— Ты хочешь, чтобы твое отродье отправилось к папочке?

Эльза нервно сглотнула. Ради своей доченьки она на все пойдет, она все вытерпит. Понял и Стефан, что Эльза готова принять его условия. Он поцеловал ошарашенную женщину в губы.

— А сегодня ночью я к тебе приду, моя милая королева. Я так долго тебя ждал...

— А... моя девочка?.. Прикажи принести малютку в мои покои.

— Посмотрим, — усмехнулся Стефан. — Сумей сначала хорошенько мне угодить.

"...Якоб, милый мой Якоб, бедный мой Якоб, — плакала Эльза, расчесывая волосы. — Что теперь будет с нашей малюткой, что теперь будет со всеми нами..."

Вечером в комнату неслышно вошла Клотильда

— Ваше величество, — . — Их Ве...то есть к Вам скоро придут. Велели приготовиться, меня послали помочь Вам. — У пожилой женщины язык не поворачивался назвать это чудовище государем.

— Клотильда, пожалуйста, не нужно. Прошу тебя, скажи, как моя малышка, как моя девочка?

— С ней Маргитта, не тревожьтесь. Она привела кормилицу из деревни. Маленькая принцесса спит.

Старая фрейлина не стала говорить измученной женщине о том, что маленькая девочка полдня проплакала в поисках матери. — Мужайтесь, моя дорогая, — фрейлина порывисто обняла Эльзу и тихонько ушла, изо всех сил стараясь сдержать слезы.

"...Якоб, милый мой Якоб, мой нежный и добрый Якоб, где ты теперь спишь, похоронили ли тебя?.." — шептала ночь.

В полночь в покои Эльзы ворвался Стефан.

— Зажги свечи. — В ясных голубых глазах не было ничего ангельского. — Ну-с, моя милая нареченная, начинай угождать своему господину. Поцелуй меня.

Эльза повернулась к своему мучителю, укрытая лишь распущенными волосами, в которых за эти несколько страшных часов появились седые пряди. Она была похожа на прекрасную статую, подобную тем, что ваяли греки, и Стефан понял, что сломить эту женщину, что снилась ему почти каждую ночь в бесстыдных снах, будет не так-то просто. И поэтому он поцеловал ее, и не было в его поцелуе ни нежности, ни любви, ни страсти, ни похоти... лишь клеймо — "моя", лишь подтверждение обладания. А Эльза попросту не могла отдать себя кому-то еще, кроме Якоба. Ее тело, ее душа, ее разум протестовали — она повиновалась приказам Стефана, будто безвольная кукла, и ни одна слезинка не скатилась с ее сухих прекрасных глаз.

— Чертова девка! — Стефан пытался вызвать хоть какую-то реакцию у лежащей под ним женщины. Ему казалось, что он обнимает утопленницу, прекрасную, беломраморную, холодную, холод которой жег острее стылой ноябрьской ночи и первой полыньи. — Ради своего выродка ты могла бы быть хоть чуть-чуть поласковей!

Это повторялось несколько ночей подряд. Эльза старалась ни о чем не думать, жила лишь в ожидании весточек, которые приносила ей преданная Клотильда. Всеми любимая мудрая и добрая королева превратилась в пленницу. Стефан не допускал к Эльзе никого, кроме старой фрейлины, рассудив, что уж старуха никак не поможет Эльзе бежать.

Поняв наконец, что все, что ему достанется — это ледяное тело по ночам, которые давно перестали быть теплыми, Стефан решил отомстить Эльзе, использовать последнее оружие, которым он мог воздействовать на нее. И что же такое было в этом тюфяке Якобе?... Верные Стефану наблюдатели докладывали ему, что по ночам королева плачет и зовет супруга.

Ранним утром Стефан вызвал к себе Клотильду. Он надеялся, что старуха, когда исполнит его приказ, будет мучиться чувством вины и не сможет приходить к Эльзе. Тогда непокорная королева останется совсем одна.

— Убей девчонку.

Пожилая женщина, давно ожидавшая подобного, смогла лишь кивнуть, ни взглядом, ни словом не выдав кипящей в душе ненависти.

— Мне безразлично, как ты это сделаешь. Вели моему секретарю найти министра юстиции, скажи, чтобы начинали готовить казнь королевы-предательницы. Сожжем ее, как первую ведьму, ведь она околдовала моего бедного друга, вступила в сговор с Черным королем, из-за нее Якоб отправился на заведомую погибель. — Стефан прекрасно понимал, что старуха его ненавидит. Она была последней из оставшихся в живых, кто был искренне предан королеве. — И посмей только не исполнить мои приказания, иначе отправишься на костер вслед за своей госпожой.

— Покорная слуга Вашего величества, — склонилась в реверансе пожилая женщина

Клотильда бежала изо всех сил: скорее бы, скорее бы... Теплый комочек под ее плащом сладко посапывал. "Бедная ты моя принцесса, — шептала фрейлина, — бедная ты моя девочка..." Женщина оставила сверток на крыльце монастыря святой Катерины и скрылась в толпе, зная, что больше никогда не вернется к своей королеве .

— Смерть королеве — ведьме, смерть королеве-ведьме! Сжечь предательницу, сжечь предательницу! — скандировали глашатаи. — Тот, кто будет оплакивать подлую королеву, получит десять плетей! Король Стефан приказал всем веселиться!

Эльза давно уже не помнила ни себя, ни Якоба, ни Стефана, который, после того как приказал убить маленькую принцессу, больше к ней не приходил. Женщина почему-то до сих пор жила в ожидании Клотильды: должна прийти седоволосая женщина и что-то рассказать — что-то, от чего перестанет жечь в груди и заполнится пустота в сердце.

Она взошла на костер, не чувствуя ни жара, ни боли, ни запаха ландыша, такого неожиданного среди дубовых поленьев. Эльза не увидела ни страшного празднества, развернувшегося в честь ее гибели, ни натужного веселья. Люди помнили, что пережили вместе со своей королевой страшную зиму, однако жизнь была дорога каждому, поэтому все усиленно веселились. Многие надеялись забыться дармовым хмелем, и у многих это получалось, лишь маленькие дети искренне радовались разноцветным леденцам на палочке и марципановым человечкам.

Конец первой части

Дек. 2011 — Сент. 2012

Часть 2

Сколько Эльза себя помнила, она всегда была с Хельгой, на кухне.

— Запомни, дочка, — говорила эта маленькая кругленькая женщина, раскатывая тесто для штруделя, — тесто должно быть тонким, как кленовый лист, яблоки — только ранетки, которые бывают лишь по самой поздней осени, иначе начинка не получится такой прозрачной и медовой. Корицы добавляй совсем чуть-чуть. Если хочешь, в самом конце, перед тем как отправлять штрудель в печь, можешь посыпать яблоки русалочьим цветом. И самое главное: все, что ты готовишь — печешь ли, варишь ли, жаришь ли — все делай с любовью.

— А почему, мама Хельга? — с личиком, вымазанном в яблоках и сахарной пудре, одетая в простое платьице, девочка была похожа на самого настоящего ангелочка.

— Тогда человек, для которого ты готовишь, будет чувствовать то же, что чувствовали твои руки и твое сердечко. А мужчине, которого ты полюбишь, даже горькая луковая похлебка покажется лакомством.

Эльза знала, что Хельга — ее ненастоящая мама, и историю о том, как Хельга нашла ее замерзающей на крыльце церкви, девочка слышала уже несчетное множество раз и была готова слушать еще.

— Это были страшные времена, дочка. В тот год мой милый Людвиг отправился на войну вместе с нашим королем Якобом. Он был добрым и справедливым королем, наш Якоб, никогда нам не будет так спокойно, как было при нем...

Эльза знала, что Людвиг не вернулся с той войны, что Хельга осталась одна-одинешенька, что она только поступила на службу к Джакомо, державшему маленький постоялый двор в отдаленных владениях столичного князя.

— ...И была у меня на сердце такая пустота, дочка, вот веришь, и я все-то думала, не дал нам Господь с Людвигом ребеночка, не дал нам радости, и доживать мне теперь бобылкой, все думала, стряпать для господ да проезжих всяких. Проходила я мимо церкви святой Катерины — думаю, поставлю свечу за Людвига моего, да за нашу безгрешную королеву и ее доброго супруга. Говаривали, не вынесла она горя и скинула ребеночка, а перед казнью и вовсе умом тронулась, а нынешний-то наш, прости Господи (в этом месте своего рассказа Хельга всегда оглядывалась и крестилась) снес головы всем министрам, которые могли помочь нашей бедной королеве... так вот, прохожу я мимо, смотрю, лежит сверток. Дай взгляну, думаю... а там ты, крохотка такая, ручки махонькие, а личико, что у херувимчика какого... лежишь, смотришь на меня большими глазищами и совсем-совсем не плачешь... вот так Господь и подарил мне дитятко. А назвала я тебя Эльзой в память о нашей доброй королеве, ведь именно мысли о ней и привели меня к святой Катерине...

В этом месте рассказа маленькая Эльза всегда засыпала. Она знала, что теперь у нее есть Хельга, и все будет хорошо. А Хельга, от которой вкусно пахло корицей, яблоками и тестом, относила девочку к ним в комнату, укрывала ее лоскутным одеялом и просила ангелов подарить ее "сердечку" самые волшебные сны.

Дни сменяли друг друга, складывались в недели, недели укладывались в месяцы и переплетались в вечный круговорот времен года. Хельга учила Эльзу своему мастерству: кто знает, как у девочки сложится жизнь, а лишнее умение всегда пригодится.

— Посмотри-ка, дочка, — Хельга аккуратненько приоткрыла дверь кухни, так, чтобы никто не заметил, но чтобы в получившуюся щель было видно всё и всех, — что мы приготовим для этой дамы?

Девочка с любопытством посмотрела на худую и бледную девицу, нервно постукивавшую вилкой по добротному деревянному столу. Кавалер девушки что-то втолковывал подавальщице Грете.

— Куропатку, мама Хельга, и хорошего красного вина из погребов. Эта дама такая худая, как пугало у дедушки Ганса.

— Правильно говоришь, сердечко, повадились все постами себя изнурять, — Хельга одобрительно кивнула.— Мужчины-то ой как не любят, когда баба костями гремит. А вот этому господину что подадим?

Крупный щекастый мужчина уже успел опустошить второй кувшин вина.

— А давайте-ка подадим ему миску поленты* (* кукурузная каша), полтарелки сосисок и горячий мятный чай. Видишь, мама Хельга, он ерзает, будто пчела его укусила.

— Вижу-вижу, неугомонный какой, как и правда волнует что его. Умница, девочка. А вот этому юноше? — Эльза посмотрела на замученного молодого человека с темными кругами под глазами. Юноша тер глаза и изо всех сил старался не заснуть за столом.

— Он студент, мама Хельга? Тогда грибной суп, сосиски с молодой картошкой, а в глинтвейн я добавлю немного сон-травы и лисьего дурмана, завтра будет свеженьким что твои булочки.

"Умница, девочка, — одобрительно думала Хельга, — даст Господь, и оставит тебя старый Джакомо..." Хельге в последнее время нездоровилось, и Людвиг стал сниться что-то слишком уж часто.

У Джакомо частенько останавливался старый историк. Пожилой ученый привык все время есть на кухне, говорил: "так повелось еще со времен моей матушки". Профессор научил Эльзу читать и пристрастил к сказкам.

— А знаете ли вы, деточка, — говорил ученый, наставительно подняв палец, — что Шарль Перро на самом деле не выдумал свою сказку про Золушку? Жил-был в Аравии один шейх, и помимо своего грозного нрава славился он... гм... — тут старый историк покраснел. — Однажды на базаре увидел он девушку, а должен вам сказать, у арабов девицы не смеют ходить без сопровождения и могут выходить лишь закутанные в несколько покрывал.. И увидел шейх девушку красоты необыкновенной...

— А как он понял, что у девицы необыкновенная красота, если она была закутана в покрывала? — прервала старика Эльза.

Поварята, слушавшие разговор, тихонько прыснули.

— Он почувствовал, — нимало не смутился профессор, — и решил проследовать за юной пери. Девушка же, поняв, что ее преследуют, скрылась бегством (а шейх был одет как простолюдин), оставила лишь потрепанную кожаную туфельку.

— Хорош девке басни рассказывать! — не выдержала Хельга — Ей еще жить да жить, а жизнь — она ой как сурова...

— Дальнейшая история вам уже известна из французской сказки. Шейх по кожаной туфельке нашел девушку — ведь туфелька была очень малых размеров, — закончил историк.

Эльза подливала старику мятный чай и улыбалась ласковой улыбкой: профессор знает столько занимательных историй, ни в одной книжке не написано так интересно. Хельга грустно смотрела на девушку и думала, что вот ее-то кровиночка становится настоящей красавицей, а не то что девицы эти, про которых старый зануда басни рассказывает. Красота — она, как известно, счастья не приносит.

Красоту Эльзы заметил и старый Джакомо. Хитрый неаполитанец решил, что хорошенькое личико девушки привлечет еще больше гостей на его постоялый двор, ведь эта маленькая кухарка держится с королевским достоинством. Джакомо и сам бы не прочь приударить за девушкой, да вот, — итальянец погладил масленые усы, — у Цецилии нюх на все его маленькие увлечения, и никуда от ее скалки потом не спрячешься. Весь постоялый двор обойдет, найдет и приголубит, каждая собака будет потешаться.

Расчеты плутоватого хозяина гостиницы оказались верны — Эльза была вежлива и приветлива со всеми. Те блюда, что она советовала, нравились всем, и никто даже не пытался попросить что-то другое — все знали, что маленькая волшебница готовила сама, и после ее стряпни все как-то становилось на свои места. На то Эльза и кудесница, видать.

— Что в ней есть такого, чего нет у меня? — плакалась Хельге грудастая Грета. — Я же гораздо красивее, да и ноги у меня длиннее.

— Ты только и мечтаешь о том, как бы поудачнее замуж выскочить, — ворчала Хельга, -а Эльзе и так спокойно.

Ну как можно объяснить попугаю, что он не жаворонок? Грета, однако, завидовала Эльзе и не упустила случая ей отомстить.

Эльза вернулась в свою комнатушку далеко за полночь. Вот сейчас поворошит угольки, чтобы затухающее пламя разгорелось хоть немного, укроется любимым лоскутным одеялом — и до первых птиц.

Но надеждам Эльзы не суждено было сбыться ... девушка проснулась от ощущения странной тяжести, чьи-то масленые губы противно дышали прямо в ухо: "Ах, какая курочка! Вот мы сейчас с тобой потопчемся..."

Эльза не успела даже закричать толком, как на ее обидчика кинулась с кочергой Хельга: "Пшел прочь, я тя сейчас так потопчу!"

Эльза вспомнила, что сегодняшний постоялец, толстый купец из далекого южного государства, весь вечер был с ней как-то слишком уж, ненатурально ласков. И все звал с собой, обещал диковины своей страны показать. Да и глупая Грета все подмигивала: мол, не упускай шанса...

Эльза забралась в постель к Хельге, прижалась к ней, совсем как когда-то в детстве, и долго-долго плакала , а постаревшая Хельга гладила девушку по волосам и говорила, что так бывает, что многие не слышат своего сердца, подвластные лишь зову плоти, а разделить себя по-настоящему можно лишь с любимым мужчиной, совсем как было у нее с Людвигом.

Утром Хельга заявила Джакомо, что Эльза не останется прислуживать постояльцам, уж лучше они наймутся чистить котлы к старому пастору. Тот жаловался давеча, что его Лизхен совсем распустилась.

"Ведьма! — подумал старый Джакомо. — Пусть девчонка остается на кухне , впрочем, готовит она отменно, рагу у нее получается почти как у матушки". Эльза была рада возвращению в свой привычный мир, но даже и подумать не могла, что ее спокойствию скоро придет конец.

Жизнь Эльзы и Хельги успела войти в привычную колею, как вдруг однажды утром в кухню влетел бледный Джакомо и бухнулся девушке в ноги.

— Выручай, дочка! Проси что хочешь, только выручай!

Хельга, месившая тесто, недоверчиво хмыкнула:

— Что ты задумал, старый плут? Мало тебе лавочника давешнего?

— Что случилось? — Эльза подумала, может, и правда, беда какая.

— Хозяин приезжает! Эльза, пожалуйста, побудь подавальщицей! — И, обернувшись к Хельге: Усами клянусь, волоска с нее не упадет!

— И что? — Хельга уперла руки в бока. — Мало тут хозяев перебывало, что молодых, что старых! А Грета тебе на что? И Мирта, и Никола, и Дора, да и остальные все... Что-то ты темнишь, хитрый лис, ой, темнишь.

— Да не то все... Грета, поди сюда! — рыкнул Джакомо, не выдержав дотошности Хельги. — Объясняйся и проси сама, а не уговоришь, вылетишь отсюда — что Хельгина метла.

Сегодняшняя Грета была непривычно скромна и тиха, шнуровка на ее корсете была затянута, как у добропорядочных дам, да и нижними юбками девушка не пренебрегла.

Как оказалось, хорошенькая кельнерша переоценила собственную красоту, соблазнила молодого хозяина, ну и в благоприятной, как ей казалось, обстановке, стала намекать, что неплохо бы ей, такому бриллианту, выбраться из столь тоскливого окружения... Молодой господин намеков не понял и выставил нахалку за дверь.

— И вот он теперь меня видеть не хочет, — почти шептала покрасневшая Грета. — Да и мне будет стыдно на люди появиться ...

— Эх, девки, девки, где же ваши головы? Разве не ясно, что, раз отведав коровьего молока, мужик уйдет искать другую корову?! Ну что, дочка, решать тебе! Выручишь?

— Выручу, мама Хельга. Когда приезжают господа? Да, и что мы будем готовить?

Джакомо шумно выдохнул, с облегчением вытер пот со лба и поцеловал Эльзе руку.

— Я твой должник, девонька !

— Смотри мне, старый котяра, усами за нее отвечаешь, ты сам сказал! И предупреди там господ своих...

Джакомо, естественно, никого не стал ни о чем предупреждать, а колесо судьбы тем временем со скрипом поворачивалось, все набирая обороты..

Шумная компания молодых людей ввалилась в таверну.

— Вина всем ! — закричал Генрих на правах хозяина. Старый лис-управляющий обещал ему какой-то приятный сюрприз ... неужели опять та навязчивая деваха будет ? И велико же было его удивление, когда в зал вошла тоненькая черноволосая девушка, Генрих откровенно залюбовался нежными чертами лица и грацией ее движений, да и мужчины стихли, завороженно наблюдая за красавицей.

— Кабана сейчас изжарят, ваши светлости. — У девушки был ласковый мелодичный голос. Как в такой глуши мог вырасти такой изящный цветок?

— Уго, Франц, Райнер, — отрезал Генрих, когда девушка отошла за очередным графином вина. — Она моя.

Генрих, конечно же, обратил внимание, какими жадными глазами провожали незнакомку его спутники: развязный Уго не упускал случая потискать в темном уголке каждую хорошенькую служанку, да и вояки Франц и Райнер никогда не могли устоять перед красивым личиком.

Эльза заметила Хельгу, уснувшую в кухне у камина. Старая женщина неловко скрючилась в кресле-качалке, Эльза накрыла ее лоскутным одеялом, поплотнее закутала и подумала, что мама Хельга совсем сдала, она не жаловалась, но Эльза видела, что Хельга стала совсем бледная, и иногда, когда ей кажется, что никто не видит, приложит руку к сердцу и замрёт на несколько мгновений. А на все просьбы девушки показаться доктору гневно отказывается: "Что я, совсем немощная, что ли?" Эльза даже обратилась к одному из постояльцев, про которого знала, что он владеет клиникой в столице. Тот отказался от немногочисленных сбережений девушки и, понаблюдав за названой мамой Эльзы, вынес вердикт — "а что Вы хотите, милочка, старость... все мы смертны... принесите-ка мне еще кусок Вашего чудесного Захера* (*шоколадный торт)". Доктор прописал настойку для сердечного успокоения, которую Эльза подливала Хельге в чай, но девушка понимала, что от настойки толк был небольшой , если вообще был.

Вот и сегодня выдался суматошный день , с приездом господ все с ног сбились, хотя старый Джакомо, к удивлению Хельги, сдержал свое слово — с Эльзой все были безукоризненно вежливы, девушка не слышала в свой адрес ни единого обидного слова, и никто не позволял себе никаких вольностей, лишь самый красивый из господ ... Эльза на секундочку сладко зажмурилась, воскресив в памяти немного надменное лицо блондина... Лишь молодой хозяин смотрел на Эльзу долгим взглядом, в котором сквозило что-то, чему девушка не могла подобрать названия. Да нет, просто, наверное, пялился — кто их знает, господ с их причудами.

— Спи, мама Хельга. Завтра тоже будет тяжелый день.

Девушка прошла в свою комнатку, надеясь, что огонь в камине еще тлеет, засыпать будет не так холодно.

— Ну здравствуй, моя красавица, что-то ты припозднилась. Давай я тебя согрею, вижу, совсем озябла... Еще никто не жаловался, хочешь, эту свою спроси, как ее... — на Эльзиной кровати развалился тот самый молодой блондин, уже откровенно пожирающий девушку глазами.

— Я дам тебе золотой, крошка, а порадуешь, то и два...

— Мне ничего от Вас не нужно, Ваша светлость, в иной день я выручаю и три золотых.

Эльза дрожала — не сколько от холода, даже шерстяное колючее платье не спасало от промозглой ночной сырости. Девушка дрожала от страха, хотя и старалась его не показывать. Охотники, приносившие на кухню дичь, рассказывали, что, как только собаки чуют запах страха, сразу загоняют животное. Эльза прекрасно понимала, что не сможет огреть молодого хозяина кочергой. Что станет с мамой Хельгой, с ней, со всеми остальными?..

Продрогшая девушка молча стояла и спокойно смотрела на Генриха, хотя молодой человек готов был поклясться — ей было страшно. Девушка не требовала от него ни золотых, ни красивого отреза на платье, ни взять ее с собой в столицу, не жеманничала, как знатные дамы, выставлявшие напоказ свои прелести, а просто стояла и смотрела на него, гордая и невыразимо прекрасная, настолько тоненькая, что казалась почти бесплотной. Генрих встал с кровати, невольно коснувшись Эльзы.

— Спокойной ночи, моя прекрасная дама. Прошу искренне простить за то, что посмел потревожить Ваш покой, и надеюсь быть осчастливлен Вашим обществом и завтра, — Генрих отвесил опешившей девушке низкий поклон и вышел.

Как же холодно, подумала Эльза, кутаясь в одеяло , хорошо, что все обошлось...у господ свои причуды.

Почему она так прекрасна, что растревожено все естество и болит сердце? Генрих так и не смог заснуть этой ночью — и, кажется, нашел выход.

Эльза выгребала золу из печи, когда поняла, что в кухне все почему-то стихло. Девушка оглянулась: за ее спиной стоял молодой хозяин. Грета шепнула, его зовут Генрих — "правда, красавец, скажи, Эльза? Он тебе совсем-совсем не глянулся?" "Ну настоящая замарашка, — подумала о себе Эльза. — Сейчас испугается меня и сбежит". А вслух спросила, согнувшись в поклоне:

— Все ли в порядке, молодой господин? Всем ли довольны — кушаньями, питьем? Велите подавать обед?

— Стань моей любовницей, — выпалил Генрих. — Мы поедем в столицу, у тебя будут самые красивые платья и драгоценности! — Потом добавил, чуть покраснев: — Обещаю, я буду ласковым.

Эльза отерла пот со лба — "Точно, с причудами... только я не Золушка, а он не принц, хотя все-таки хорош..." — и постаралась улыбнуться:

— Простите меня, молодой господин. Мне нужны ни камни, ни платья, я всем довольна. И потом, я никак не могу оставить свою матушку, а она у меня совсем стара. Не про меня честь...

— Было бы предложено! — разозлился Генрих и, развернувшись, ушел, хлопнув дверью. Да таких, как эта, у него будет пук за золотой, да как она смеет...

Кухня разочарованно вздохнула: жаль, что чуду, столь редкому в наши дни, не суждено было свершиться. Грета смахнула слезинку, Эльза вернулась к нелюбимому делу, а Хельга, в последнее время бывшая в грустном настроении, вдруг радостно улыбнулась какой-то своей мысли. Вспомнит ли ее молодой господин?..

Генрих был зол, зол как никогда: еще ни одна женщина не смела ему отказывать! Да как у нее вообще язык повернулся, у замарашки чертовой! Вот он уедет сейчас, а эта маленькая кухарка пусть кусает себе локти и горюет о том, что потеряла! И все же, даже перепачканная золой, Эльза была хороша как никогда...

— Кто там? — разозленный Генрих распахнул дверь. На пороге стояла маленькая седоволосая женщина, показавшаяся Генриху смутно знакомой. — Чего тебе? — Генрих никогда не церемонился с прислугой, следуя наставлению отца: "Чернь должна знать свое место".

— Неужто не помнишь меня, сынок? — женщина устало улыбнулась грустной улыбкой. — Коли так, пойду я...

И тут Генрих ее вспомнил.

Когда он был маленьким мальчиком, его отец с пышной свитой иногда останавливался на постоялом дворе у Джакомо. Угодья свои объезжал. А маленький Генрих, окруженный многочисленной свитой, очень страдал. Вынужденный соответствовать своему положению, всегда молчаливый, мальчик был похож на нарядную статую. К тому же, с позволения отца Генриха, француз-гувернер нещадно лупил мальчика тростью за малейшее проявление непослушания.

Тот молча страдал, ведь только недостойные показывают свою слабость.

Однажды Генрих отправился исследовать окрестности. Был поздний вечер, и все уже спали, в том числе и наставники мальчика. В какой-то момент мальчик понял, что заблудился. Не желая будить окружающих, тем самым признаваться в своем позоре и получать заслуженное наказание, Генрих открыл первую попавшуюся дверь... и попал на кухню. Какая-то маленькая круглая женщина что-то пекла в огромной печи и пела песни. Женщина не стала поднимать шум. Она представилась матушкой Хельгой, налила Генриху большой стакан молока ("Я добавила туда чуток сон-травы, чтобы ты крепче спал, сынок...") и поставила перед мальчиком полную тарелку горячих пряников. С тех пор Генрих каждый вечер приходил к матушке Хельге, а она поила его молоком и кормила пряниками,а еще рассказывала страшные сказки про черного человека, злых гномов и огнедышащих драконов — те самые сказки, которые так любят мальчишки. Вкуснее этого молока и пряников Генрих ничего не пробовал, хотя привык к самым изысканным кушаньям. С тех пор каждый раз, когда он должен был сопровождать отца в поездках по угодьям, мальчик соглашался с радостью — ведь они снова заедут к Джакомо, Генрих увидит матушку Хельгу, поест ее вкусной еды и послушает замечательные сказки, каждый раз новые.

— Матушка Хельга! Да садитесь же! Как я рад! Что привело Вас ко мне? — Хельга с опаской присела на краешек пышной кровати и неодобрительно покосилась на роскошный балдахин. "Вот висюлек-то понавешали.."

Хельга помолчала, убедившись,что Генрих ее узнал, и начала рассказывать:

— Я знаю, что ты добрый малый, сынок... Мне нужна твоя помощь.

Хельга рассказала Генриху,что ей сильно нездоровится и она предчувствует свою скорую кончину, и что у нее есть воспитанница, о которой, кроме самой Хельги, некому позаботиться. Сейчас она просит Генриха увезти девушку с собой, потому что ей, Хельге, совсем немного осталось. Генрих очень обрадовался, когда узнал, что приемыш Хельги — та самая девушка Эльза, которая так и не выходила у него из головы.

— ...Я же вижу, что она тебе глянулась, сынок, — продолжала Хельга. — Когда натешишься, то пристрой ее к делу — Эльза многое умеет.

Хельга всегда называла вещи своими именами.

— Вечером я напою ее чаем с лисьим дурманом, увезешь ее. Да и за день девка так умается... Только не говори ей ничего, сынок, только не говори ничего.

Генрих лишь смог обескураженно пробормотать, не в силах сдержать охватившей его радости:

— Не волнуйтесь, матушка Хельга. Я позабочусь об Эльзе.

Эльза проснулась от негромкого стука колес... и увидела, что находится в карете, а напротив нее сидит Генрих, да еще и улыбается, как стянувший соседскую сметану кот.

— Где я? Почему я здесь? Почему ты здесь?

— Успокойся, пожалуйста. Все хорошо, — Генрих накрыл тонкую ладошку Эльзы своей. — У меня для тебя есть письмо от матушки Хельги.

— Что ты с ней сделал? Мама Хельга не умеет писать!

От волнения девушка перешла на "ты", а Генриха это только порадовало.

— Эльза, красавица моя, я писал. Надеюсь, уж ты поймешь, что сочинительство — не моя сильная сторона.

И все-таки Эльзе было тревожно, так тревожно, будто бы вот-вот она что-то потеряет. Эльза углубилась в слова, написанные четким мужским почерком. И действительно, матушка Хельга просила Эльзу позаботиться о Генрихе, рассказала, что знала его еще мальцом и что сейчас Генриху нужна именно она, Эльза. И пусть "ее сердечко" не чурается любой, даже самой черной работы, а Генрих будет ей добрым господином, он только с виду такой спесивый. А сама Хельга хочет навестить сестру.

Эльза грустно вздохнула: вот вернется матушка Хельга и обязательно заберет ее.

— Ну что, теперь ты мне веришь?

Девушка кивнула.

— А вот твои пожитки. — Генрих пододвинул к Эльзе небольшой узелок.

Он хотел сказать ей, что они обязательно выберут самые красивые платья и драгоценности — и вообще все, что только может пожелать Эльза, и что он ни в коем случае ее не обидит. Генрих знал, почему матушка Хельга ничего не сказала Эльзе. Иначе девушка бы не уехала с ним. Генрих только хотел сказать, что они почти приехали, как вдруг увидел, что девушка вновь заснула. Генрих внес спящую Эльзу в свои покои. Завтра утром он обязательно скажет камердинеру, чтобы с Эльзой обращались как с дорогой гостьей, но утром Генрих вынужден был в спешке уехать во дворец, так что об Эльзе вспомнил только в дороге.Ничего, по приезде он обязательно всем все расскажет и объяснится с девушкой.

Эльза проснулась от того, что ей было необычайно мягко спать, и обнаружила, что находится в роскошных покоях. Какой же он все-таки, этот Генрих... с причудами, хотя и правда добрый. Еще не рассвело. Девушка спешно оделась и отправилась искать кухню, заодно и осмотрится. Там ей расскажут, что делать.

На кухне Ядвига снова ругалась из-за Марианны:

— Опять эта негодница с кавалером своим, ищи ее не пойми где! Петера посылать, дел не переделать, господин будет недоволен.

В кухню вошла тоненькая черноволосая девушка. Красивая. Ядвига подумала было, что госпожа новая, но одета уж больно просто, да и не такая цаца, как эти все.

Тут и сама девушка сказала:

— Доброго дня Вам, госпожа.

— Да какая я тебе госпожа, детонька. Садись, в ногах правды нет.

— Я помощница новая, Эльзой зовут. Господин нанял. Что делать нужно?

Ядвига расцвела в довольной улыбке. Ну наконец-то подмога толковая!

— Позавтракай, девонька, на голодный желудок много не наработаешь.

Ядвига рассказала Эльзе, что дом у них небольшой, но хозяйство хлопотное — прислуги мало, она с мужем да племянница, а господин, хоть и бывает наездами, весьма придирчив. Да еще Марианна, видимо, замуж собралась, так что Эльза появилась весьма кстати.

Эльза все утро наводила чистоту: ей* нравилось, когда все блестело и сверкало.

Прилетела симпатичная хохотушка Марианна, слезно умоляла девушку прикрыть ее, так как хотела встретиться со своим кавалером, младшим городским стражником. Они собирались играть свадьбу в следующем месяце. Эльзу позвали в подружки невесты, и Марианна обещала кинуть девушке букет — отблагодарить за ее доброту. Эльза заулыбалась и сказала, что не выдаст будущую новобрачную, о чем может идти речь, когда у девушки вот-вот свадьба. К работе Эльза была привычна, вот осталось только в хозяйских покоях навести чистоту, почистить серебро да в саду сорную траву выполоть.

От раздумий девушку отвлек недоуменный возглас Генриха:

— Ты что это тут делаешь? А где горничная? Я думал, ты устала после поездки в карете и еще спишь...

Генрих, знакомый только с дамами света и полусвета, привык считать женщин избалованными созданиями,которые вполне способны проспать до полудня.

Генрих увидел, что Эльза потупила глаза и как-то засмущалась, будто успела сотворить какую-то каверзу. Да и Ядвига почему-то показалась ему смущенной, когда он объяснял своей домоправительнице, что с гостьей нужно обращаться с особым вниманием.

— Генрих, — тихонько позвала Эльза. — Не сердись, пожалуйста... у твоей горничной скоро свадьба, и она убежала на свидание со своим нареченным.

Обычно все гостьи, а на самом деле очередные объекты увлечения Генриха умудрялись почти сразу же поссориться с прислугой, а Эльза, выходит, подружилась.

— Хорошо, пусть готовится к свадьбе. А что здесь делаешь ты?

— Как что, чистоту навожу. Ты же сам взял меня в услужение. — Тут Эльза подумала, что смена обстановки как-то неправильно на нее повлияла, опустила глаза и сделала реверанс. — Простите меня великодушно, господин, и за то, что посвоевольничала, и за мою непочтительность.

— Что ты несешь, Эльза? Какой я тебе господин??? — Генрих был зол. Он устал, он проскакал много миль, надеясь застать Эльзу еще спящей — думал, когда девушка проснется, объяснить ей ее положение. Он решил, что назовет Эльзу своей гостьей, а тем временем попытается добиться ее расположения.

— Вот. — Эльза поморщилась, она не любила криков. Давала о себе знать усталость, как-никак полдня на ногах, да и у Генриха, похоже, опять начались причуды. — Ты же сам писал.

Эльза протянула Генриху письмо, которое ему надиктовала матушка Хельга. Генрих подумал, что не сохранил в памяти содержания письма, помнил только, что сочувствовал Хельге и радовался тому, что Эльза будет с ним. Он прочитал письмо и в который уже раз разозлился... сам на себя. Естественно, девушка подумала, что он взял ее в услужение. Да и матушка Хельга, хоть о покойниках плохо не говорят, тоже хороша: она должна была поговорить с Эльзой и все ей рассказать...

Утром во дворец прискакал гонец с известием о смерти Хельги.

Старый Джакомо писал, что старуха наконец преставилась, и просил вернуть девчонку, обещая за нее аж целых три золотых... без Хельги Эльзу наверняка ждала судьба Греты и ей подобных. От одной только мысли об этом у Генриха зачесались кулаки. Матушка Хельга знала, что делала.

— Эльза, милая, — Генрих обнял девушку и усадил ее на кровать. — Ты не прислуга, ты моя гостья. После обеда мы поедем в город и закажем тебе самые красивые наряды, драгоценности, все-все, что ты захочешь. Ты вольна делать все, что тебе угодно, кроме одного — ты не должна мне прислуживать, ты моя гостья.

— Генрих, — Эльза выглядела обескураженной, — можно я вернусь к Джакомо и дождусь маму Хельгу? Я не могу сидеть без дела и просто зачахну с тоски... а там я нужна. Ты очень милый, правда!

— Кому нужна — Джакомо? — Непонятно, из-за чего больше разозлился Генрих, из-за бессмысленности разговора или из-за того, что Эльза назвала его "милым". — Да он отправит тебя согревать постели постояльцев!!! Ты будешь сутками корячиться на кухне, а вечерами будешь развлекать всякого, кто заплатит за тебя медный грошик!!!

— Генрих, я поеду к матушке Хельге. Мы с ней вернемся от ее сестры, и она не даст меня в обиду.

— Эльза, матушки Хельги больше нет!!! Она знала, что ты ее не оставишь, что старый лис Джакомо наложит на тебя свои грязные лапы!!!

— Как, почему... мама Хельга... — тут Эльза заплакала. Не так картинно, как плакали все дамы Генриха. У нее распух нос и покраснели глаза, но она все равно казалась Генриху самой красивой. — Я даже с ней не попрощалась... у меня от нее ничего не осталось... она же совсем одна у... — Эльза даже не смогла произнести слово "умерла" и зашлась в горьком всхлипе, а Генрих, не в силах выносить страданий девушки, сделал то, что мечтал сделать еще с того момента, как только увидел ее впервые.Он поцеловал Эльзу, вложив в поцелуй всю нежность, всю ласку, всю нерастраченную теплоту, словно бы говоря: твоя беда — моя беда, твоя боль — моя боль, твои губы — мои губы... а Эльза отвечала Генриху, ведь ее манило к нему, манило все время. Она наконец поняла то, что ей когда-то рассказала мама Хельга: "твои губы — мои губы, твое сердце — мое сердце, твое тело — мое тело", ведь именно с возлюбленным разделить всю себя — счастье.

Эльза проснулась от того, что кто-то накрыл ее теплым одеялом. Ядвига. Женщина поставила на столик поднос со всякими вкусностями и тихонечко собиралась уйти, стараясь не разбудить девушку.

— Ядя..

— Простите меня, госпожа, — Ядвига упала на колени перед Эльзой. — Я знать не знала, ведать не ведала, что Вы гостья нашего доброго господина, простите старую дуру.

— Да какая я тебе госпожа... — Эльза обняла женщину и горько-горько расплакалась, со всхлипами рассказывая Ядвиге историю своей жизни, а та гладила девушку по спине и шептала, что все будет хорошо, ведь господин добрый, он не даст Эльзу в обиду. А сама думала, что Генрих наконец нашел свое счастье, ведь ни с одной девушкой он не был так ласков. Когда Ядвига увидела своего господина, у того горели глаза, что твои звезды! Только долго ли оно продлится, такое счастье? Ведь Эльза-то совсем незнатная, сирота, почитай...Ну ничего, будет у хозяина в полюбовницах, а уж им-то иногда живется радостнее, чем законным супругам*.

— Эльза, что ты делаешь?

Эльза возилась в саду, что-то сажала на грядках, бормоча себе под нос: сюда — русалочий цвет, вон там — сон-траву, а скоро и смиренник зацветет.

Генрих любовался девушкой. Ядвига рассказывала, что Эльза ни минуты ни сидела без дела: то затеет какие-то особо вкусные и воздушные пироги, то колдует над рагу из оленины, то наварит всяких отваров да чаев, выпив которые, спишь сладким сном без сновидений, и все хвори наутро как рукой снимает; а Петер нашептал, что девушка повадилась подолгу просиживать в библиотеке, да и сам Генрих частенько находил Эльзу за каким-нибудь особо толстым и пыльным фолиантом. Надо бы расспросить Эльзу, где она выучилась читать...

— Я это... огородик развела.

— Я же.. — с языка у Генриха едва не сорвалось "приказал"... — я же просил тебя, никакой домашней работы, ты не прислуга, моя красавица.

— Генрих, мне только в радость. Помнишь, я тебе говорила, что не могу сидеть без дела? Ты звал меня зачем-то?

Эльза сознательно избегала всяких ласковых словечек, вроде "милый, дорогой" и тем более "любимый". Она чувствовала себя очень неуверенно в доме Генриха, сознавая всю шаткость своего положения. Тем не менее, девушку все любили и готовы были встать за нее горой. А Генрих чувствовал все то, о чем так старательно умалчивала Эльза, и порой ночами, в самые темные часы перед рассветом, смотрел на девушку, уютно устроившуюся у него на груди, и думал, думал, думал...Должен же быть и у них с Эльзой свой рассвет!

Генрих решил, что Эльзе обязательно нужно нанять учителей. Наверняка его старый гувернер не откажется учить девушку французскому и литературе, Генрих пригласит еще учителей истории и точных наук. О стремлении Эльзы учиться рассказала Марианна — она видела, как девушка рассматривала толстые книги "на непонятном языке" и тихонько вздыхала. И только сама Эльза ничего не говорила Генриху, а жила, как птичка, радуясь каждому дню.

— Эльза, радость моя, собирайся, поедем в город к мадам Алоизе.

— Кто такая эта мадам?

— Самая лучшая портниха. Помнишь, я обещал тебе платья?

— Генрих, мне не нужны платья, мне и так хорошо.

Генрих подумал, как может женщина не хотеть быть женщиной? Все предыдущие пассии заваливали его счетами за бесконечные наряды и украшения, а Эльза была на удивление хороша и в своих двух-трех платьях, которые даже модница Марианна постеснялась бы надеть.

— Эльза, пожалуйста, порадуй меня. Ты ... — Генрих подыскивал слова, не желая обидеть девушку. — Ты так красива! Мне хочется подчеркнуть твою красоту. Я был бы счастлив видеть на тебе наряды, которых ты достойна.

— Только без множества кружев и рюш, — попросила Эльза. Ей очень хотелось быть для Генриха самой красивой. — Знатные дамы в таких платьях похожи на торты.

— Мы закажем все, как тебе нравится, радость моя.

Чопорная и немного надменная мадам Алоиза была удивлена, когда ее любимый и ну очень щедрый заказчик привез свою очередную... Гм, хотя, может, юноша наконец-то решил угомониться, судя по тому, как он смотрел на девушку. Милый Генрих объяснил, что карета его спутницы сломалась на мосту и потонула вместе со всеми дорожными сундуками. Добросердечная горничная, ехавшая в повозке вместе с остальными слугами, поделилась сухим платьем со своей госпожой.

Девушка отказалась от наимоднейших в этом сезоне кружев и откровенных декольте, очень четко объяснила мадам и ее швеям, что предпочла бы наряды простого и скромного покроя, выбрав меж тем самые изысканные ткани. В кои-то веки мадам Алоизе было интересно браться за заказ. Она обещала все выполнить в кратчайшие сроки и одобрительно заметила: мол, вкус вашей спутницы как у королевской особы.

В новых нарядах Эльза была просто восхитительна и казалась Генриху феей, неземным существом, спустившимся на землю, разделившим с ним свое тепло. Генрих наконец-то придумал, как найти выход из положения: он даст Эльзе дворянство, даст какое-нибудь дальнее поместье , сделает графиней, а на графине-то вполне можно жениться. Отец пусть признает наследником одного из своих многочисленных бастардов.

Стефан нервно ходил по тронному залу и кричал на соглядатаев:

— Вон с глаз моих, долой!!!

— Да, Вашесство!!! Буссде, Вашесство!! — пробормотали шпики и сразу же скрылись.

Генрих совсем от рук отбился: не присутствует на советах, не посещает приемы, отказался даже от дипломатического визита в соседнее государство. Стефан хотел женить мальчишку на дочке тамошнего герцога, как раз морские границы откроются, а тот ни в какую... сослался на недомогание и не явился к отплытию. И ладно бы дворяночку какую завел, так нет, эти доложили, кухарку!!! Хотя нужно признать, донесли, что девушка очень красива, "как ангел какой", и скромна не в меру. Все дни проводит в особняке Генриха, да и работяща как пчелка, челядь говорит, кружится без устали... Что с нее взять — — кухарка, без роду без племени, черная кость. А Генрих-то, Генрих ! Неужели мальчишка влюбился? Надо навестить игрушку сыночка и самому посмотреть, что к чему... наследничек, чтоб его.

Стефан не любил мать Генриха. Министры, эти старые подхалимы, просто замучили его советами, все нудели, как мухи осенью: Ваше величество, Вам нужно укреплять границы! Ваше величество, Вам нужно жениться. И подсунули Стефану эту испанку, толстую, некрасивую, с желтой кожей. Надо сказать, она почти сразу забеременела, Стефану даже мучиться не пришлось, и после того, как наследника, который внешностью удался в него, отлучили от материнской груди, Стефан отправил надоедливую супругу в монастырь... Как же ее звали-то, Мария, что ли.

Подъехав к небольшому особнячку, доставшемуся Генриху от матери, Стефан отпустил охрану. Увидел в гостиной служанку и заорал: "Где она?" Перепуганная женщина — а это была Ядвига — сразу поняла, что к чему, склонилась в низком поклоне и ответила севшим от страха голосом:

— В библиотеке, Ваше Величество. Какая честь для нас...

"Что сейчас начнется, Господи, спаси и сохрани нашу милую крошку, спаси и сохрани. Надо послать Петера в полк к молодому господину, пусть поскорее возвращается."

Стефан увидел молоденькую девушку, склонившую черноволосую головку над толстым фолиантом, и закричал:

— Ты не выйдешь замуж за моего сына! — и тут стал медленно оседать на пол. На него участливо смотрела Эльза — женщина, укравшая его сердце, женщина из его кошмаров, которая так часто являлась к нему во сне и протягивала руки-кости с кусками обугленной кожи и свисающей плоти, протягивала синего утопленного младенчика и все твердила: "Стефан, что ты сделал с моим Якобом?" В такие ночи Стефан просыпался в холодном поту и приказывал принести себе самого лучшего вина и привести двух-трех фрейлин, желательно помоложе да погорячее. И вот сейчас Эльза, боль его сердца, наваждение, вечный ночной кошмар, участливо усаживала Стефана в кресло у камина и собиралась звонить в колокольчик, чтобы вызвать прислугу.

— Вам нездоровится, мой господин? — девушка даже не знала, кто он такой, Стефан. — Я сейчас...

— Подожди, — прохрипел Стефан. — Ты кто?

— Я Эльза, мой господин. Я...

Тут в библиотеку влетел Генрих.

— Что происходит? Отец? Что ты с ним сделала, Эльза? Что ты с ним сделала?

"Эльза...". Сердце снова сдавили тиски боли. "Эльза, любовь моя, боль моя, мой ночной кошмар, ты все-таки пришла за мной..."

— Подожди... — прохрипел Стефан.

— Я принесу Вам воды, мой господин! Сейчас попрошу Петера съездить за доктором, он недалеко от нас живет.

— Такая же чистая душа, как и твоя мать...

Стефан взял Эльзу за руку, а Генрих остался стоять как вкопанный. Что-то происходило, и эта сцена ему совсем не нравилась

— Вы знали мою маму? Она бросила меня, да? Кто она? Где она? Я могу ее увидеть? — Эльза просто забросала Стефана вопросами.

— Прости меня, девочка, прости, если сможешь...

Стефан принялся открывать Эльзе сердце. Генрих был поражен случившимся и никак не мог прийти в себя. Он знаком отослал Петера, прибежавшего на звонок колокольчика. Стефан рассказывал, из-за чего мучился столько лет: как всю жизнь завидовал своему другу Якобу, который был и умнее, и сильнее, и благороднее самого Стефана, всегда чужд порокам и открыт добродетелям... а уж когда Якоба выбрала неискушенная красавица-принцесса, ярости Стефана не было предела.

Именно такая спутница и нужна была Стефану: умная, красивая, скромная, неиспорченная. Из такой девушки получится идеальная супруга, которую Стефан приучит к тому, что ее удел, как и у всех светских женщин — блистать на приемах и ждать мужа. А девушка, как назло, выбрала этого дурака Якоба! Стефан не понял, когда зависть и обида от того, что девушка досталась не ему,переросли в нечто большее...Стефан мог лишь издали восхищаться красавицей-королевой, которая при встречах с ним была всего лишь приветлива, как могла быть приветлива и с уличным мальчишкой на ярмарке. Хотя нет, с мальчишкой Эльза была ласковее — наверное, чувствовала, что притяжение Стефана к ней низменно.

Эльза слушала этого благородного, красивого, не старого еще и такого похожего на Генриха мужчину, и слезы ручьем лились у нее из глаз. Он что-то говорил о прощении, о том, что до сих пор любит ее маму, что Эльза похожа на нее как две капли воды, только волосы и глаза у нее отцовские. Эльза плакала и вспоминала, как маленькой девочкой она часто горевала, считая, что настоящая мама ее не любила, бросила. А оказывается, ее мама умерла. И ее отец был самым лучшим и самым добрым королем... А Генрих...как мог Генрих быть таким нежным и ласковым с ней, ведь он сын своего отца? Надоест ему Эльза — удавит, утопит или сожжет её, ведь любовь не убивает, любовь никогда не убивает.

— Эльза, пожалуйста, послушай меня, — Генрих, столь же ошеломленный признанием отца, попытался взять девушку за руку. — Эльза, я люблю тебя. Все будет хорошо. Мы со всем справимся, ты слышишь меня, Эльза?

Эльза смотрела в небесно-голубые глаза Генриха.. и видела медноволосую молодую женщину, которая горела на костре, видела мертвого короля, над которым уже кружились вороны — ведь все те, кто мог его похоронить, тоже были убиты. Видела пожилую женщину, спешащую к монастырю с живым свертком за пазухой... О какой любви может идти речь?

— Ненавижу тебя, Генрих. — прошептала девушка.

И добавила, оглянувшись на белого как мел Стефана:

— Я не выйду замуж за сына убийцы моих родителей.

Девушка выбежала прочь из библиотеки — на кухню к Ядвиге:

— Ядя, миленькая, где Петер?

— Детка моя, ты плакала? — старая женщина тактично ни о чем не спрашивала. — Петер на конюшне, позвать его?

— Ядечка, миленькая, помоги мне, пусть Петер отвезет меня.

Ядвига не стала спрашивать, куда хочет уехать девушка, просто сунула ей узелок с едой и закрыла дверь через черный ход. А уж господ она как-нибудь задержит.

— Эльза, подожди! Эльза! — Генрих попытался было догнать девушку, но Стефан остановил его:

— А не пора ли тебе заняться делами королевства, сынок?

— Это ее королевство! — взорвался Генрих. — Отпусти меня!

— Ты не слышал, что тебе сказала девушка? Она никогда не вернется к тебе!

— Я ненавижу тебя, отец! Я ненавижу тебя!

— Пусть так, но твой долг перед народом еще никто не отменял.

Как ни странно, Стефану стало легче, когда он выпустил из сердца демонов, терзавших его столько лет. Ненависть и обиду Генриха он как-нибудь переживет, да и девушку вернет обязательно.

10.

Король Дамиан распустил министров и остался один в тронном зале. Он думал о том, что у него не осталось сил и ему не для кого нести свое тяжкое бремя. Думал о дочери. Он знал, что сейчас старый Фриц принесет ему глинтвейн и будет бормотать что-то утешительное, лишь бы отвлечь короля от грустных мыслей.

— Ваше величество, Ваше величество! — в тронный зал, забыв об этикете, ворвался радостно-возбужденный Фриц.

— Что случилось, Фриц? Повар опять испортил мой глинтвейн? Так это не бе... — слова застряли у Дамиана в горле.

На пороге тронного зала стояла Эльза, милая доченька, радость очей и нынешняя печаль. Дамиан протер глаза, ущипнул себя за руку — не мерещится ли.. а Эльза вдруг бросилась в его объятия с возгласом: Дедушка! И горько-горько расплакалась...

Дамиан гладил девушку по волосам — и как он не обратил внимания, что они у нее черные, как вороново крыло, а не цвета опавших листьев, какие были у его дочери? Потом прошептал: — Какой ангел послал тебя ко мне, дитя мое? Да и как тебя зовут-то?

— Эльза, дедушка, я — Эльза... — девушка продолжала горько плакать в его объятиях.

— Ну будет, будет, дитя. Успокойся, милая... Я с тобой, я тебя никому не отдам.

Все королевство ликовало: вернулась принцесса Эльза, о которой раньше и ведать-то не ведали, думали, ее матушка, королева Эльза, из-за горя разрешилась от бремени мертвым дитятей, а дочка-то ее вон какая красавица и умница выросла! Ожил Дамиан: будто старый пень, который медленно засыхал-засыхал, казалось , вот-вот развалится, и вдруг зацвел. Лишь принцесса была грустна и бледна, будто призрак, и все плакала и плакала.

Эльза давно поведала Дамиану всю историю своей жизни. Старый король уже в который раз возблагодарил высшие силы, что внучке встретилась именно Хельга, спасшая ее сначала от смерти, а потом и от пороков этого мира; рассказала девушка и о Генрихе, и о судьбоносной встрече со Стефаном, умолчала лишь о чувствах, которые таило ее сердечко.

— Что тебя гложет, девочка моя? Я же вижу, ты сама не своя... или... дай догадаюсь, дело в Генрихе?

— Я люблю его, дедушка... Но как я могу его любить, когда его отец... когда он... и Генрих такой же... — Эльза снова всхлипнула.

— Девочка моя, Генрих твой не виноват в том, что содеял его подлый отец.

Дамиан рассказал Эльзе, когда до него дошли вести о том ужасе, что учинил Стефан с ее родителями, то он попросту струсил. Стефан в союзе с Черным королем был серьезной угрозой, и два короля вполне могли камня на камне не оставить от владений Дамиана. Единственное, что он смог сделать — прекратить торговлю с их странами.

И вина за свою трусость до сих пор мучила Дамиана. Но его любовь к дочери и к зятю никуда не ушла и не стала меньше.

— Поезжай к нему, девочка, расскажи о том, что у тебя на сердце. Поезжай.

11.

Генрих пил крепкий ром, настолько крепкий, что поморщился бы и бывалый моряк, и обнимал Бригитту, красивую черноволосую фрейлину — грудастую, губастую, с пышными бедрами, с покладистым нравом. Генрих был уверен, что Бригитта была ласковой в надежде занять более высокое положение : вдруг наследник очаруется и женится... Генрих всего лишь пытался заглушить боль от разочарования и потери, осознания того, что собственный отец оказался еще худшим чудовищем, чем он представлял себе.

Самобичевание Генриха прервал подобострастный голос лакея:

— Ваше высочество, у Вас нижайше просит аудиенции принцесса Эльза.

— Заводи! — И вот сейчас Генрих отомстит за поруганные чувства, он хорошо научился у отца умению больно бить. Генрих разорвал корсаж на Бригитте, вывалил два пышных полушария и впился поцелуем в податливые губы.

— Ее высочество принцесса Эльза, внучка Дамиана Справедливого!

Как она все-таки хороша... ни словом, ни взглядом не выдала своих чувств. Кажется, на ней то платье, то первое платье, что ей сшила мадам Алоиза, и как оно ей к лицу! Генриху хотелось оттолкнуть Бригитту, вскочить с кресла, и заключить Эльзу в объятия, но проклятая гордость шептала: "Она оскорбила тебя".

— Чего пришла?

— Генрих, мне нужно поговорить с тобой. Наедине, пожалуйста.

— Говори при ней. — Бригитта бесстыдно улыбнулась и по-кошачьи прильнула к Генриху, а Эльзина кротость начинала его раздражать.

— Генрих, прости меня... Ты не виноват в том, что твой отец...

Генрих не дал договорить Эльзе: ни к чему Бригитте лишние подробности.

— И как же ты хочешь заслужить прощение, твое высочество? Может, присоединишься к нам?

Или пойдешь ко мне в кухарки? Поставлю-ка я тебя чистить печи, у тебя хорошо получается! А там посмотрим,прощать тебя или нет.

Эльза развернулась и вышла из покоев Генриха. Она не помнила, как ей кланялись придворные, как ее пропускала стража, не слышала окликов своей свиты... Эльза бежала непонятно куда — от собственной боли, от самой себя... Генрих ее не любит! Все его слова — лишь пустые звуки! Эльзе даже не хотелось плакать, казалось, на сердце навалили огромный валун, вот-вот он ее сдавит и не останется воздуха... так больно, почему так больно?.. Эльза не заметила, как оказалась в лесу, как привалилась к старому дубу, будто подстреленная птица, ей даже не хотелось кричать от муки, вдруг охватившей ее... Закрыть бы глаза и уже не открывать... Дуб вдруг обнял девушку ветками, пожелтевшие листья ласково прикоснулись к ее бледному лицу, и тихий-тихий, непонятно знакомый ласковый голос прошептал:

— Дочь моя, девочка... Дочь моя, девочка...

Эльза закрыла глаза и забылась в беспокойном сне.

Проснулась она от сильного аромата ландышей — такого, что бывает только по весне под ласковым солнцем. Девушка чувствовала силы и умиротворение в душе. Она нужна дедушке Дамиану, она нужна королевству, а то, что Генрих ее не любит... пусть, главное, она любит за двоих, и сумеет прожить и без Генриха. Теперь Эльза знала, что кто-то незримый охраняет ее, и этот ... существо? дух? ... не дал ей совершить непоправимое.

Эльза вышла к старому тракту, ее согласился подвезти мужичок-крестьянин, на телеге с сеном. Девушка пообещала ему мешочек с золотом , у мужичка было восемь детей.

Стефан знал все потайные ходы и выходы своего замка. Именно он послал Бригитту к Генриху, пусть мальчишка успокоится, а там будем думать, как искать выход из положения. По стечению обстоятельств Стефан стал свидетелем сцены, которую Генрих устроил Эльзе. Он собирался вмешаться, помирить молодежь, но Стефан совершенно упустил из виду, каким сложным путем надо было выбираться из тайного кабинета, что над покоями сына... Король не успел: ворвавшись в спальню Генриха, Стефан увидел, что девушка уже убежала. Он дал пощечину парню, велел убираться Бригитте.

— Собирайся, олух! Поедем просить руки Эльзы! — Стефан одним махом собирался убить двух зайцев: устроить счастье сына и обеспечить законность престолонаследия.

Дверь в покои Дамиана была приоткрыта, он стоял возле двери. Девушка бросилась к старому королю, тот ласково обнял внучку. Сейчас Эльза расскажет дедушке о том, что Генрих отверг ее... и что она будет учиться жить дальше, несмотря ни на что, жить со своей любовью в сердце, пусть и не нужной возлюбленному.

Успокоившись, Эльза обернулась... и увидела смущенных Стефана и Генриха.

Генрих подбежал к девушке, опустился перед ней на колени...

— Прости меня, милая моя Эльза, я вел себя, как полный дурак. Ты напугала меня — думал, что больше никогда тебя не увижу. Я люблю тебя и прошу твоей руки.

Эльза растерянно смотрела на молодого человека — столько противоречивых чувств теснились в ее груди: девушка была обижена, она думала, что Генрих отверг ее, лгал ей... неужели он действительно любит ее? Она нужна ему? Генрих готов провести с Эльзой всю оставшуюся жизнь? Эльза не смогла вот так, сразу, ответить согласием юноше, хотя сердце ее рвалось к Генриху.

— Я... прошу простить меня... я пойду к себе, дедушка. — Эльза сделала книксен опешившим Генриху и Стефану.

— Эльза, любимая, что мне сделать, чтобы заслужить твое прощение? Я готов на все, что угодно!

Девушка словно воочию вновь увидела, как Генрих целует бесстыдную фрейлину.

— Мне нужно подумать, Генрих. Я пока не готова тебя видеть.

Дамиан разглядывал растерянного Генриха, Стефана, который когда-то отнял у него любимых дочь и зятя. Старый король не верил в их бескорыстие, прекрасно понимая, что возможный брак Эльзы и Генриха — способ упрочить права юноши на престол.

Но Дамиан видел, что парень действительно любит его внучку — да, Генрих наделал глупостей, но все же нашел в себе силы попросить прощения и признаться в своих чувствах. И теперь только Эльзе решать, отвечать юноше взаимностью или нет.

А Стефан... Дамиан заметил, сколько боли и раскаяния было в его глазах. Старый король помнил рассказ Эльзы обо всех мучениях бывшего друга Якоба. Что ж, Стефана наказала жизнь: он сам себя обрек на тягостные воспоминания.

— Сынок, дай моей внучке прийти в себя, — обратился Дамиан к Генриху. — Глядишь, и сладится у вас, только рад буду.

Говорят, в наших краях появилась лесная дева: разбойника какого или нечистых помыслами заведет в чащу лесную неправильными тропками, а душам невинным поможет. Давеча Аннет, горшечниковой дочке, вязанку дров подкинула, ведь папенька у нее заболел, а у матушки дел невпроворот. А маленького Ганса, гонявшегося за ящерицами, вывела прямо к тракту. И стали люди оставлять в лесу подношения: кто горшочек с кашей, а кто и бутыль горячительного, и каждый приговаривает: "Спасибо тебе, лесная дева, сохрани нас."

Конец ;)

Октябрь — ноябрь 2012

Анна Мора (с)

Наверное, теперь вот этот стих будет понятнее:http://www.stihi.ru/2015/05/07/2352