Генеральный апгрейд. Глава 22. Ошибка Референта

Генеральный апгрейд. Глава 22. Ошибка Референта.

Из книги А. Яковлева «Цель жизни»:

«Никогда не приходилось видеть Сталина в таком негодовании…

— Да знаете ли вы, что так мог поступить только самый коварный враг?! Именно так и поступил бы, — выпустив на заводе годные самолеты, чтобы они на фронте оказались негодными! Враг не нанес бы нам большего ущерба, не придумал бы ничего худшего. Это работа на Гитлера!

Он несколько раз повторил, что самый коварный враг не мог бы нанести большего вреда.

— Вы знаете, что вывели из строя истребительную авиацию? Вы знаете, какую услугу оказали Гитлеру?! Вы гитлеровцы!».

Михаил Петрович Симонов, генеральный конструктор ОКБ им. П.О. Сухого:

«В книге Яковлева очень интересно то, что он написал, но гораздо интереснее было бы то, о чем он умолчал».

Письмо летчика-испытателя полковника Степанчонка И.В. Сталину, 17 мая 1940 года:

«Товарищ Сталин!

Обращаюсь к Вашему заступничеству, как к вождю и другу летчиков. Прошу вас, если найдется время, ознакомиться с моим письмом…

Наряду с основной работой на заводе в качестве военпреда летчика-испытателя я дал согласие по просьбе конструкторов Горбунова, Гудкова и Лавочкина на испытание нового истребителя. Моя кандидатура была согласована с наркомом авиапромышленности и моим командованием в лице Репина.

С 19.III., когда я приступил к земным испытаниям, до 25.III. — эти испытания проводились и вместе с этим выявились важные дефекты, которые параллельно устранялись. Часть из них зафиксирована лично мной в специальном журнале конструкторов 19.III. и 23.III. Эти дефекты представляли опасность и устранение их было абсолютно необходимым условием для первого полета машины. Свою подпись на акте комиссии о готовности с-та к вылету я мог бы дать только тогда, когда все было бы исправлено.

В выходной день я был на заводе, но с-т не был подготовлен и испытание было решено перенести по готовности в 13 ч. 25.III., примерно через полчаса после моего прихода за мной зашел ведущий инженер и доложил, что с-т подготовлен и можно проверить. За самолетом стояла группа людей. Я подошел и поздоровался. Это были: директор завода Журавлев, Воронин, инженер Макиенко и незнакомый мне (как потом я узнал Шахурин), который резким, повышенным тоном набросился на меня, обвиняя в задержке машины и заявляя, что можно летать. Я был буквально поражен таким совершенно неосновательным обвинением и возмутившись ответил: "Если вы считаете, что можно летать — летите сами".

Разговор продолжался буквально 1,5-2 минуты и закончился распоряжением незнакомого товарища тов. Журавлеву отстранить меня от полетов, хотя я являюсь летчиком другого наркомата. Я не мог согласиться с тем, чтобы на меня, пошедшего на встречу Наркомату авиапрома и проявившего максимум внимания к подготовке с-та к вылету, кричали и обвиняли в очевидных нелепостях.

Существует специальная инструкция о выпуске опытного с-та в воздух. разрешение дает на вылет только сам Нарком, после представления акта комиссии о готовности самолета.

На этом акте моей подписи, подписи летчика не было и Шахурин должен был прежде всего поинтересоваться и узнать почему это так.

История гибели Чкалова достаточно поучительна…

…Шахурин используя свое положение в ЦК ВКП(б) и изложив неверно происшедшее, оказал давление на мое командование и последнее предпринимает против меня ряд репрессивных мер.

Я считаю, что не может быть произвола в нашей стране. Карать нужно за то, что на самом деле было.

Прошу Вас решить, так ли я виноват, как это стараются изобразить. И правильны ли те репрессии, которые наметились против меня?

Не отдает ли это пережитками прошлого в сознании людей, которые еще проявляются у некоторых ответственных товарищей?

Всегда готовый выполнить любое Ваше задание.

(Летчик-испытатель В. Степанчонок)».

Авиаконструктор Поликарпов Н.Н.:

«У них хотя бы Герингу можно пожаловаться, а у нас некому».

ИНТЕРЛЮДИЯ.

Будучи хотя и молодым — но уже достаточно опытным «царедворцем», Александр Яковлев очень хорошо понимал, что с ним это(!) может произойти в любой момент… Но всё равно он оказался не готов.

Когда, кажется совсем недавно, товарищ Сталин объявил, что он назначается заместителем наркома авиационной промышленности и его личным референтом по авиации, сердце его пело от радости. Он, молодой, можно сказать — начинающий авиаконструктор, оказался вовлеченным в достаточно узкий круг людей, близких к самому товарищу Сталину!

Можно ли мечтать об чём-то большем?

На его взгляд — нельзя.

Быть возле Сталина было почётно, интересно…

И выгодно!

Орден Ленина, московская квартира, Сталинская премия, персональный автомобиль — Вождь ничего не жалел для полезных государству людей. Но очень опасно: не все надолго задерживались возле подножия его трона. Иные как метеоры: промелькнул яркой звездой на горизонте и, нет его…

И, Яковлев это прекрасно знал.

Но он верил в себя, в свою звезду (истово верил!) и верил, что тот оценит его талант как конструктора и руководителя.

Где же он допустил промашку?

Разве он не любил Сталина?

На его письменном столе, всегда стояла оправленная в строгую рамочку карточка. Снимок этот был сделан на Тушинском аэродроме, когда он впервые увидел Вождя. Тогда Сталин стоял с группой лётчиков-спортсменов и, прежде чем фотограф нажал спуск — увидев Яковлева, помахал ему призывно рукой. Александр тотчас оказался рядом и, тот возложил ему на плечо свою тяжёлую руку — выделив его тем самым из сотен других участников воздушного парада. Эту сталинскую руку на своём плече, Александр Яковлев ощущал все эти годы… Но вот как-то проснувшись рано утром, он этой тяжести не ощутил.

Тогда, нарушая давно заведенный порядок, жена вошла в его кабинет и, кутаясь в теплый халат (четыре часа утра!), спросила:

— Так что же случилось, Саша? Почему не спишь? Не таись, расскажи.

И Яковлев, тоже нарушая порядок — никогда не рассказывать о том, что происходило в Кремле в прошедшую пятницу, ответил шёпотом:

— Арестован Каганович, Шахурин, Петров, Микоян… А Сталин не хочет встречаться со мной.

Прикрыв рот рукой, Екатерина Матвеевна тихо ойкнула:

— Что же теперь будет? Как это произошло? Почему?!

— Читала статью в «Красной звезде»? Нет? Представляешь: мы заставляем их летать на гробах! А кому сейчас что докажешь?

Яковлев лишь досадливо махнул рукой, замолчал — давая понять, что он и так много сказал и ему надо остаться одному.

После этого, он не появляясь в Наркомате — где с ним боялись даже здороваться, как с прокажённым, сидел в полутемном домашнем кабинете и не отрываясь, смотрел на «вертушку» — телефон, по которому ему звонили только из Кремля. И только Сталин или его помощник Поскрёбышев.

Будут ли они звонить теперь?

Рисунок 141. Сталин и Яковлев на авиационном празднике в Тушино.

А то был случай, когда Иосиф Виссарионович позвонил ему даже по обычному городскому телефону. Тогда в ходе разговора, вождь задал ему какие-то вопросы — на которые он, Яковлев, отвечать отказался. Сталин удивился и тогда пришлось сказать, что данные о которых он спрашивает — секретные и, по открытой телефонной линии он не имеет права говорить о них.

И это лишь добавило уважения к нему со стороны руководителя государства.

Так, где же он допустил ошибку?

Разве он не создавал самолёты, какие требовал Сталин?

Вождь считал главным в крылатой летающей машине скорость и он сделал скоростной бомбардировщик «ББ-2», который обгонял даже истребители…

Сталину потребовал за три месяца сделать истребитель, который был бы быстрее германского «Мессермидта-109» и он выполнил его задание, точно уложившись в срок…

Так, почему?

Ответ не находился, по телефону ему никто не звонил.

О том, что снаружи творилось, он знал только по ночному испуганному шёпоту жены: после ареста Кагановича и Шахурина — сработал «принцип домино», когда вслед за начальником — в лубянские подвалы шли замы, директора заводов и генеральные конструкторы. Из его хорошо знакомых, из «близкого круга» — так сказать, на воле остался лишь Михаил Хруничев, да «Маленький» — Директор «Московского авиазавода №1» Пётр Дементьев.

Жена всю ночь напролёт плакала в подушку:

— Скоро и за тобой придут, Саша!

А наутро она уходила на работу с красными, но сухими глазами и твёрдо сжатыми губами: аресты — арестами, но жизнь продолжается. Тем более в этот раз, семьи не трогали.

Но за ним всё не приходили и не приходили и, это начинало походить на самую изощрённую пытку — достойную Великой инквизиции времён Томаса де Торквемады…

И вот наконец рано утром — Екатерина Матвеевна только вышла из дома, раздался звонок в дверь.

На пороге стоял невысокий, коренастый человек лет тридцати — его ровесник или несколько младше, с резкими чертами лица, в форме со знаками различия капитана «Главного управления охраны при СНК СССР». Сперва, измерив хозяина квартиры с ног до головы пронизывающе-холодным взглядом, затем чётко выговаривая слова, спросил твёрдо поставленным голосом:

— Яковлев Александр Сергеевич?

— Да… Это я.

— Быстро одевайтесь и на выход.

— Кто Вы?

— Неважно. Одевайтесь и идите за мной.

— Куда мы пойдём?

Тень снисходительной усмешки мелькнула в его серых, стального оттенка глазах:

— Мы с вами поедем.

— Куда?

Тот, не повышая голоса:

— Вам лучше не спрашивать — а делать то, что я скажу. Иначе…

Это «иначе…» звучало явной угрозой, а от самого капитана исходила такая безжалостно-беспощадная сила, что Яковлев с чувством тоскливой обречённости решил покориться судьбе.

У подъезда их ждал знакомый чёрный бронированный «Паккард», в нём — хорошо знакомый ему генерал Косынкин на переднем сиденье. Сзади — два плечистых молодца в форме и…

— Товарищ Сталин!

Но как ледяным душем обдало холодно-ненавистным сталинским взглядом:

— Молчите, Яковлев. Просто молчите и всё.

Таким, он Сталина ещё не видел. Это был вроде тот же и, в то же время — совершенно другой Сталин. И последняя искра надежды в душе Александра, погасла во мраке отчаянной безысходности.

Капитан оказавшийся всего лишь шофёром, сел за руль и они поехали…

* * *

…Тяжёлую, бронированную машину изрядно потряхивало сперва на выбоинах московских мостовых, затем на загородном шоссе и наконец на просёлочной дороге — да так, что клацали челюсти… Но Александр Яковлев не чувствовал этих толчков. Удар судьбы был столь силен, последствия могли быть столь непредсказуемыми, что тревога всё сильнее и сильнее теснила его грудь:

«Ну вот и, всё… Вот и случилось».

Проехав через отворившиеся ворота КПП высокий деревянный забор с колючей проволокой сверху, «Паккард» попетлял по сосновому лесу и наконец, остановился у одноэтажного деревянного барака.

Встреченный группой сотрудников «Государственного департамента исполнения наказаний» и «Наркомата государственной безопасности» с большими звёздами в петлицах, Сталин тут же вышел из автомобиля и, в сопровождении генерала Косынкина и двух охранников с чёрными чемоданчиками в руках, зашёл в барак.

Минут через десять-пятнадцать после этого, в дверь машины вежливо постучались. Заглянувший в салон сержант госбезопасности, со всей обходительностью, но твёрдо потребовал:

— Пройдёмте, товарищи, я вас провожу до места.

Они с капитаном вышли и пошли вслед за ним по хорошо утоптанной, посыпанной песком дорожке между сугробами и вскоре оказались на краю длинной, глубокой ямы — совсем недавно вырытой прямо между соснами.

Подумав, сержант предложил:

— Пожалуй, вам лучше встать с другой стороны. Здесь не для вас… По крайней мере не в этот раз.

Яковлев понял для чего и, для кого предназначена эта яма-могила и у него ослабело в коленках и закружилась голова.

И естественно, появился немой вопрос:

«Зачем я здесь?».

Не обращая на него внимания, капитан с сержантом разговорились, но тот понял и запомнил лишь одну фразу, сказанную последним:

— Эх, времена были… Раньше то, по ночам «это» делали и без особых церемоний. Бывало и нам пострелять давали, когда «работы» много и сами не справлялись! А счас исполнители все как один контрактники из «Департамента исполнения наказаний» и, требуют, чтоб всё по форме, да по каждому параграфу. А мы здесь вроде как сторожа…

И сержант с досадой плюнул в яму:

— …Тьфу!

А у Александра билось-стучалось в виски:

«Зачем я здесь?».

После невыносимо тянувшихся минут тревожного ожидания, когда Яковлев не знал, что и подумать, он вдруг услышал голос сержанта:

— Ведут родимых!

Подняв голову, он увидел, что на другой стороне ямы появились люди… Сотрудники Государственного департамента исполнения наказаний, Наркомата Госбезопасности и даже медики в белых халатах поверх полушубков, его не интересовали.

Он во все глаза смотрел на других — совсем не похожих на первых.

Они очень легко — не по сезону одеты, у них связанны сзади руки, серые лица и как будто потухшие — уже мёртвые глаза… И было их так много, что на подходе к яме даже получилась толкучка с давкой, как на базаре… Хотя «родимыми» они ему не являлись, большинство из них он хорошо знал: бывший Нарком авиационной промышленности Шахурин, его предшественник на этой должности Михаил Каганович, Заместитель наркома по опытному самолётостроению Кузнецов, директор Горьковского авиазавода Воронов… Авиаконструкторы Микоян, Горбунков… Генералы Петров, Пампур, Гусев, Птухин и другие командиры авиации в генеральских званиях и на очень высоких должностях…

Понимая, что сейчас произойдёт, Александр почувствовал себя плохо… И не только оттого, что сейчас на его глазах — будут убивать людей, которых он знал и часто — очень хорошо знал…

Один и тот же вопрос сушил его душу:

«Зачем я здесь?».

Пожалуй, если бы ему прямо сейчас объявили, что он будет расстрелян, Александр бы успокоился, смирясь с неизбежным… Как смирились со своей судьбой эти отрешённо-спокойные люди со связанными сзади руками… Но ему ничего не объясняли, поэтому:

«Зачем я здесь?».

От этого можно было сойти с ума!