Сделай что сможешь 1. Начало

— Говори, — разрешил я.

— У тебя в лесу спрятаны добытые прошлой зимой шкурки. Не один мешок муки будет.

Тётка помотала головой:

— Я не хочу ссориться с вашим отцом.

— Ну зачем же ссориться? — я воспрял духом от сестричкиного известия. — Машка завтра прибежит домой с печальной вестью: мне снова плохо, и мы поживём у вас лишних две-три... э-э-э, седмицы, — мне вовремя вспомнилось, как тут неделю называют.

— Дурень! Да коли здоров, нельзя говорить, что болен. Надолго слечь можешь и вряд ли уже встанешь.

"Не-е-е, так дело не пойдёт. Нам на ваши суеверия начхать", — подумал я, но вслух сказал другое:

— Нет. Болеть больше не буду, кто бы и что ни говорил. А дома и в поле в таком состоянии, как сейчас, я уж точно долго не протяну.

Софа сначала продолжила буравить меня хмурым взглядом, но постепенно её лицо разгладилось.

— Видимо, ты прав, и неча мне у судьбы лишнее выторговывать. Зима без Снегурки тяжёлая выйдет.

Решил поинтересоваться:

— Снегурка — это кто?

— Её тоже не помнишь? А ведь вы дружили. Собака то моя, три седмицы как околела. Тебя-то лишь в память о ней выхаживать взялась, не жилец ты был.

О как! Любопытные новости. А знахарка-то, похоже, хоронит себя раньше времени. Зимой в лесу без собаки, понятно, тяжко. Но не смертельно же? Да и в деревню, случись что, уйти можно — не прогонят же знахарку.

— Почему бы другую собаку не завести?

— Задерут. Я до Снегурки двух собак держала, всех задрали, а она или сумела договориться с лесными, или просто отвадила зверьё. Как здесь появилась, так до сих пор на огород никто и не покушается. Зайцев каждую неделю приносила, уж кто кого кормил, и не сказать.

— С питанием я помогу.

— Ты себя бы прокормил, Аника-воин.

— Не буду бахвалиться, — пришлось покорно согласиться, — через пару седмиц посмотрим. Вы, если с моими встретитесь, рассказывайте о моем слабом здоровье.

— Скажу, скажу. С курицей-то что делать?

— С какой курицей?

— Так Машка сёдня, увидав, что ты на поправку пошёл, попросила у отца курицу. Суп из неё — первое дело для выздоравливающего.

— А вы говорите, что курица жива и бегает. Ждёт, когда выздоравливать начну.

— Ты очень изменился. Раньше не врал, а теперь у тебя это так легко выходит.

— Просто я понял одну важную вещь.

— Если врёшь, легче жить?

— Нет. Если хочешь выжить, приходится иногда врать. А я хочу не только выжить, но и жить. И хорошо жить. А ещё хочу, — я перевёл взгляд на сестрёнку, — чтобы хорошо жила она.

Потом снова посмотрел на знахарку и продолжил:

— И Вам тоже хорошей жизни желаю.

— Щедрый ты, — улыбнулась баба Софа.

— Не стоит говорить, что легко быть щедрым, ничего не имея, — я постарался вернуть улыбку. — Не волнуйтесь, я заплачу за заботу.

— Ну-ну, поживём — увидим.

— И заплачу поболее отца.

Если судить по её задумчивому взгляду, договориться мне удалось.

Глава 2

Утром проснулся в одиночестве. На поляне тишина. Лёгкая пробежка до кустов. О-о, кайф... А это проблема, Саня, постоянно пользоваться ночным горшком, стоящим в углу землянки, не комильфо, знаешь ли. А зимой как быть? В пургу по-быстрому на улицу не выскочишь. Правильно, туалет нужен, а лучше крепкий сарай с туалетом. Мишкин организЬм предстоит долго и упорно тренировать, мышцы на скелетик наращивать. В заснеженном лесу или в землянке нормально не позанимаешься, а в сарае можно. Оборудуем небольшой спортзальчик, и вперёд. И замороженные тушки добытых зверей там хранить удобно, и шкурки, с них снятые. Между прочим, если душ поставить, то и мыться без хлопот сможем.

А почему я вчера вечером так резко вырубился? Вроде прилёг всего на чуть-чуть, поболтать ещё хотел, до этого спал почти целый день. Неужели болезнь продолжает сказываться? Помню, знахарка предложила отдохнуть и рукой махнула. Стоп! Опять она в мою сторону рукой махала, и вновь я моментально отключился. У-у-у, один раз — случайность, а два — это... Вот рано ты, Саша, перестал её ведьмой называть, ой рано.

Осмысливая своё пребывание в новом мире, я всё отчётливее понимал: баба Софа догадывается о смене сознания в Мишкином теле. Перед нашей с ней первой встречей я орал чёрт-те что про инопланетян, и она многое слышала. Понять, может, и не поняла, но на заметку уж точно взяла. Потом, говорю я не так, как они, а следовательно, и не так, как говорил Мишка. Подозреваю, постройка фраз и, вероятно, акцент у меня другие, даже Машка, слушая мою речь, частенько недоумевает.

Поведение от Мишкиного, скорее всего, тоже отличается, а, если долго жить с человеком бок о бок, изменения в поведении трудно не заметить. Знахарка весь прошедший день присматривалась ко мне, пытаясь выяснить, кто ж он такой, новый вселенец, и чего от него ждать. И похоже, пока не сочли меня опасным для окружающих. Вряд ли мнение полностью составлено, мою персону ещё проверять и перепроверять станут, но кредит доверия, кажется, выписали. Надо оправдывать.

Так, шесть кружков трусцой вокруг землянки сделали. Сегодня же штаны попрошу, а то ветерком по яйцам как-то неуютно. Водные процедуры тоже провели. С ними главное — не переборщить, тельце следует постепенно в норму приводить. Эх-х, жаль, зубную пасту не скоро доведётся увидеть. Ну, стало быть, нужно мяту на всю зиму запасать, если её с мелом смешать, зубной порошок получится.

Теперь посидим на солнышке, вытянем ножки и позагораем — лечебная процедура опять-таки. Ступни радуют, огрубели до состояния подошвы ботинка, и я на мелкие камни и сучки не обращаю внимания. Но пора и насчёт обуви побеспокоиться. Осень на носу, а за ней и зима придёт, босиком уже не походишь.

Да-а, взяла тебя, Саша, местная действительность в оборот. Вчера о прошлом и не вспоминал, а там ведь и дети остались, и друзья. Да всё там осталось! А ты вот сейчас сидишь, греешься на солнышке спокойненько, и чувства утраты в душе нет. Почему так получилось? Может, это потому, что ушёл я, а не они от меня? Подсознательно-то понимаю: у них полный порядок, оттого и спокоен. Разумеется, мне без общения с ними поначалу тяжеловато будет, и не раз ещё я с тоской утраченное вспомню, но позже... Позже. Здесь тоже компания достойная подобралась, а за компанию, как известно, и жид удавился. Опять же себе-то можно признаться, что в последние годы я жил несколько скучновато, тут всё же поинтереснее. А уж сложится или не сложится новая жизнь, от меня зависит.

На завтрак мне оставили плошку гречки и кружку молока. О, значит, кувшинчик, принесённый Софой вчера вечером, с молочком был. Получается, она после обеда в деревню сходила. Заботится, однако. Приятно, блин. Причём уже тогда подозревала, что я не я, а хрен с бугра. Ладно, пришло время округу посмотреть, себя показать. Прогуляемся по опушке леса, грибов наберём и ветку для лука подыщем. Да и про удилище забывать не стоит. Только тетиву и леску из чего делать? Ай, да бог с ним, станем решать проблемы по мере поступления. И кстати, бревнышки для сарая начнём высматривать.

Грибов оказалось очень много, хоть косой коси. Местные не собирают их, что ли? Набрал два лукошка отборного крупничка, и на жарку, и на сушку хватит. Комаров с мошкарой, правда, в избытке, на поляне не так донимали. Разжёг печку. Почистил картошку с грибами, сложил в два горшка и залил водой. Соль скоро кончится, и специй почти нет, но я добавил знакомых травок, найденных в лесу. Дождался полного сгорания дров и поставил горшки на угли томиться. Ага, и печь не помешает перебрать, а то убожество какое-то, честное слово. Интересно, почему спички в свой первый осмотр не нашёл? На самом видном месте лежали, в тряпочку замотанные. Заметил бы раньше, не ломал бы голову о том, куда попал.

Знахарка подошла, когда я достругивал заготовку для лука, и от её ворчания меня посетило дежавю. А ведь точно, вчера то же самое происходило.

— Ты зачем из дому вышел? Тебе лежать надобно. Сколько раз говорить можно?

Ну да, если тянет поработать, ляг поспи, и всё пройдет. Сейчас ещё палкой махать начнёт. Не-е, сегодня следует слегка изменить наши взаимоотношения.

— Зачем ругаться, баба Софа? Солнышко полезнее прохладной землянки. И Вы присели бы, вон тут благодать какая.

Действительно, солнце разгулялось не на шутку. Становилось жарковато.

— Кха, лучше он ведает, что ему надо. В землянке печь затопи, тепло и будет, — проворчала знахарка, но рядом села.

— Ведаю я, конечно, не лучше Вашего, но то, что солнце дарит жизнь, мне известно.

Она внимательно посмотрела и спросила вроде бы нейтральным голосом:

— Что ещё знаешь?

— Знаю, что жизнь прекрасна и удивительна, — про себя автоматически продолжил: "Если выпил предварительно".

— В небытие плохо?

У-у-у, похоже, назрел разбор полётов. Это за кого она меня принимает? За демона какого-нибудь? Не-е, так дело не пойдёт.

— Как в небытие, не знаю, никогда там не был.

— А где был?

— Да жил себе не тужил, а потом взял и заболел.

О, как сверлит взглядом. Вы ж, мадам, на мне дыру протрёте.

— И где жил?

— Здесь недалече.

И не врал же, в Сибири я много где побывал. Судя по глазам знахарки, она была готова взорваться. Ха, детектор лжи от правды заглючило!

— Баба Софа, Вы хотели о чём-то со мной поговорить? Так не ходите вокруг да около.

Надеюсь, я правильно оценил этого человека, иначе... последствия лучше даже не представлять.

— Хотела, — она покачала головой. — Кто ты?

— На Мишку не похож?

— Норов тот же, задиристый, но ты другой, — она отрешённо растягивала слова. — Он меня побаивался, а ты смотришь как на ровню. Мишка не знал, что делать, юлой крутился, а избавиться от доли своей тяжкой не мог. Ты же, сразу видно, всё решаешь с дальней задумкой; небось, на долгие годы вперёд жизнь наметил.

М-да, я подозревал о просчётах в своём поведении и в разговорной речи, а она, получается, даже мой психологический портрет составить успела. Круто!

— Ну-у, куда там! Жизнь такая штука, всегда сумеет преподнести сюрприз, особенно если посчитаешь, что уже всё о ней знаешь. Вот и тут оказаться я никак не ожидал. Радовался жизни и вдруг, — я усмехнулся, — чужих блох кормить стал.

— Где жил?

— Да жил-то много где, но лучше спросить когда.

Софа на минутку задумалась, видать о своём, о девичьем, но затем ожила и спросила:

— Когда ж ты жил?

Я с улыбкой взглянул на неё. А-а, была не была!

— Родиться я должен почти через столетие, а до попадания сюда прожил пятьдесят шесть лет.

А прокурорский взор не меняется.

— Как к нам попал?

— Не знаю. Уснул там — проснулся здесь.

— Ритуалы какие справлял?

— Да никаких ритуалов...

Тут я замер: а ведь не знаю, проводились какие-нибудь ритуалы, пока моё сознание в отключке пребывало, или нет. Может, пьяные реконструкторы вокруг меня весёлую джагу-джагу сплясали и псалмы во славу Бахуса9 пропели? За лучшую жизнь, так сказать. А Вадик при этом в ритме вальса постреливал в воздух ну о-очень холостыми зарядами.

9Бахус — в римской мифологии бог растительности, вина и виноделия (прим. автора).

— Впрочем, я был пьян и не видел происходившего перед переносом.

— Переносом?

— В будущем перемещение сознания из одного человека в другого станут называть переносом.

— У вас это часто деется10?

10деется — происходит (прим. автора).

— Нет, не часто. Наоборот, многие считали перенос невозможным, я тоже. Разумеется, ходили слухи, будто такое случалось, но доказательств-то нет. Писатели в романах, конечно, не раз его описывали, но каждый по-своему.

— А с Мишкой что?

— Не знаю, я с ним не общался.

— Что с ним могло случиться? Какие о том у потомков суждения сложились?

— Ну... коль я его не ощущаю, то он или хорошо спрятался — в этом случае есть вероятность его возвращения, — или ушёл навсегда, например в моё тело.

Она отвернулась и склонила голову:

— Ох, Мишка, Мишка! Боялась я за него. Слишком он всполошный11 был.

11всполошный — беспокойный, тревожный (прим. автора).

Немного помолчав, знахарка продолжила:

— Слыхала я об этом переносе, Галина рассказывала.

— Софа, э-э... ничего, если по имени буду обращаться?

— Наедине обращайся, а на людях зови Софья Марковна.

— Понял. Скажи, а можно ли связаться с ушедшим? Хочется узнать, что же с Мишкой произошло.

— Связаться можно, только нынче нельзя его тревожить. Время ему дать надо, пусть горячка уляжется.

— Что ж, так и поступим.

— Значит, тебе пятьдесят шесть лет. То-то ты нас с Машкой в оборот взял.

Да уж, кто кого взял в оборот, ещё вопрос. Я вон молчать думал в тряпочку о попадалове, а меня растрясли, как грушу.

Приглядевшись на дневном свету, я уже сообразил: Софьин возраст вчера определён неверно, старостью тут и не пахнет. По виду ей от тридцати пяти до сорока лет или чуть-чуть больше. Хотя это для той жизни, в данном времени всё иначе, и к тому же проживание в лесу должно было свой отпечаток наложить. Да и тёмные круги под глазами, скорее всего, из-за моего лечения появились. А лицо красивое, точёное, нос прямой. Глаза ярко-зелёные. Из-под платка тугая коса по спине струится. Волосы каштановые, с заметной рыжинкой. И грудь... хм... есть.

Эх, подозреваю, лет десять назад сочным персиком была, мужчины, наверно, проходу не давали. Впрочем, она и сейчас ягодка спелая. Что ж до сих пор не замужем-то? Сегодня надела белую вышитую рубаху и сарафан новый, тёмно-синий. Интересно, для меня так принарядилась? Попытался представить её в одежде двадцать первого века. М-м, ещё чуток макияжа, и... я с такой не отказался бы по чашечке кофе распить... за завтраком.

— Как жить намереваешься?

— Жить? — я с трудом выплыл из фантазий. — Сначала нужно обеспечить нас припасом на зиму, а там увидим.

— Ты, смотрю, надолго решил у меня обосноваться. Чё ж хозяйку не спросил? — знахарка взглянула с хитринкой.

— Да вот, вижу, хозяйка помирать зимой собралась. Дай, думаю, порадую. В тесноте, да не в обиде, — не остался я в долгу.

— Хе-хе, помирать. Спасибо за радение. Жить я после смерти Снегурки и вправду не очень-то и желала, — в её глазах мелькнула грустинка. — Но коли в моём доме прижилась парочка шебутных мальцов, о худом и помышлять нечего.

— Прости, невежливо о возрасте у женщины спрашивать, но всё же сколько тебе лет?

— Чего уж. Тридцать пятая весна в этом году пришла. А ты, поди, рассудил, я совсем старая?

— Ну-у... — мне жутко не хотелось признаваться, что вчера посещали такие мысли, поэтому постарался увести разговор в сторону, — жизнь в лесу быстро старит. Не расскажешь, как сюда попала?

Мою особу приласкали мрачным взглядом. Слегка так. Почти как своего.

— Когда-то меня, молодую крепостную девку, отдали в обучение на гувернантку. Чуть постарше Мишки я в ту пору была. Пять лет отучили и послали в услужение к княгине Полтоцкой. Хорошее было время, — Софа с грустью посмотрела вдаль. — Я вольную получила за заслуги свои, но осталась при дочке старой княгини Наталье Полтоцкой и полюбила её всей душой.