| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Кто хозяин дома?
— А ты мил человек, каких будешь? — Вежливо поинтересовался старик, сидевший в углу.
Вместо ответа Александр выстрелил в ногу его собеседнику, сидевшему рядом, и тянувшему руку к поясу.
— Мне нужен один человек для обстоятельного разговора. Он будет жить, а остальные могут умереть.
— С-сучёнок, — упавший на пол мужик, в шелковой рубахе, широких штанах и начищенных до сизого блеска сапогах, сделал движение, которое Саша расценил как угрожающее, и наган поставил точку в ещё одной бессмысленной жизни.
— Пожалуй, я смогу ответить на ваши вопросы, — спокойно произнёс старик и прикрыл глаза.
Четыре выстрела, и мягкий звук падения тел.
Аарон Зигельбаум, совсем не был дураком, и когда в комнату вошёл мальчишка с револьвером и пистолетом в руках, сразу оценил и походку, и то, как двигались стволы, отслеживая малейшее движение собравшихся. А ещё ему — уголовнику с сорокалетним стажем, побывавшему почти во всех крупных тюрьмах Российской Империи и даже бежавшему с Сахалинской каторги, стало страшно. Он увидел перед собой не человека, а функцию. Чистого убийцу, для которого смерть есть просто не заслуживающий упоминания факт в биографии. Он знавал душегубов, для которых жизнь человека не стоила ровным счетом ничего, но даже они хоть как-то реагировали на смерть себе подобных. А этот мальчишка с красным галстуком на шее убивал без эмоций вообще, словно строгал палочку или забивал гвозди. И Аарон, ничуть не кривя душой, тут же приговорил своих сообщников, надеясь, что его пронесёт и на этот раз.
Затянувшаяся тишина заставила его открыть глаза и оглядеться. Пули легли точно в сердце каждого урки, что лишний раз говорило о верности принятого решения. А перед ним стоял худощавый мальчишка в потертой серой одежде и пионерском галстуке на шее. Мальчишка с двумя пистолетами, остро пахнущими порохом. И с глазами палача...
— Что вас интересует?— спросил Зигельбаум, из всех сил надеясь, что мальчишка не заметит легкого подрагивания голоса.
Александр чуть улыбнулся, и Аарон понял, что мальчишка заметил. Коротко упало:
— Общак.
— Э-э-э... Весь?
Снова легкая тень улыбки:
— Зависит от вашей активности, гражданин?.. — Александр вопросительно взглянул на старого урку.
— Аарон Зигельбаум, — старик подавил желание вскочить, справедливо рассудив, что резкие движения могут плохо отразиться на его здоровье, а потому поклонился сидя. — Аарон Мейерович Зигельбаум.— Он так боялся за свою жизнь, как не боялся никогда, даже на Сахалинской каторге, а потому быстро говорил, понимая, что пока говорит — живет... — В определенных кругах известен как 'Бухгалтер', 'Счетовод', 'Казначей'... Прошу меня извинить: а что означает: 'зависит от нашей активности'?
Не сводя с Зигельбаума внимательного взгляда, Александр спокойно ответил:
— Я не знаю размеров вашего общака. Если вы были настолько активны, что я не смогу унести весь — излишек веса останется вам, Счетовод... — И предваряя следующий вопрос, не отводя глаз, показал пальцем на стоявший у стены слегка потёртый фибровый чемодан, — Предельный объем, если брать бумажные деньги. Если вдруг у вас имеются золотые червонцы — разумеется, меньше.
— А вам хватит этого чемоданчика? — заботливо спросил Аарон Мейерович. — Ведь это — не так уж и много. Да и особенно крупных купюр у нас нет, уж не посетуйте, молодой человек.
Он очень боялся, как бы этот малолетний убийца не решил, что и старый Зигельбаум 'может умереть', а потому продолжал говорить все быстрее и быстрее, захлебываясь и перебивая сам себя:
— Собственно говоря, бумажек по двадцать пять червонцев у нас совсем немного... не ходовая бумажка, видите ли... да и по десять червонцев... хотя конечно... вы позволите?..
Александр прервал этот словесный водопад:
— Надо будет ещё, зайду к кому-нибудь другому.
— Ох-ох-о,— Аарон, стараясь не смотреть на стволы, следившие за ним, подошёл к чемодану и, сметя со стола посуду, поставил его и открыл. — Страшно подумать, сколько грязи из за такой мерзкой вещи, как деньги...
Примерно треть объёма чемодана была занята плотными связками купюр. Зигельбаум внимательно осмотрел каждую пачку, отбросил в сторону несколько, пояснив: 'десятки'. Кинув быстрый взгляд в ту сторону, куда упало отброшенное, Сашка убедился, что старый уголовник не соврал: на пачках действительно красовалась надпись 'Один червонец'.
Приговаривая 'Я, извините, только на секундочку', Аарон достал из-за портьеры небольшой ломик, поддел одну из половиц, и вытащил наружу несколько железных коробок. Зигельбаум поставил их на стол и стал перегружать деньги из коробок в чемодан.
— Извините, молодой человек, вот тут бриллианты и золото — вам их класть?
— Нет, — чуть качнул головой Александр. — Оставьте...
— Понятно... Молодому человеку нужны именно деньги, значит надо класть только деньги... Прошу... -Зигельбаум захлопнул чемодан, и пододвинул его Александру.
— Спасибо. — Александр кивнул и, уже уходя, обернулся, — Надеюсь, вам не придёт в голову меня искать? В каком-то смысле я пообещал вам жизнь, и совсем не намерен отказываться от своих слов.
— Да что вы?!! — Аарон замахал руками, и изобразил на лице негодование, — Я только рад, что познакомился с таким замечательным молодым человеком, как вы... Собственно говоря: зачем мне, старому человеку столько денег? Это вот, — он пихнул ногой одного из лежащих на полу, — они. Глупые, жизнь знают только по рассказам... Они воображают... воображали, что можно просто вот так прийти к старому Аарону и сказать: 'Уходи, теперь мы здесь главные'. Просто смешно, ведь правда?..
Белов слегка кивнул:
— Я рад, что мы поняли друг друга. И раз уж пошла такая пьянка... Если у вас есть родственники на западной границе СССР, постарайтесь вывезти их до сорокового года. После, такой возможности, скорее всего не представится. Кстати, если вы мне понадобитесь — я вас найду. Вы не против?
Аарон кивал головой так часто, что казалось, будто его голова сейчас оторвется и улетит:
— Это будет очень приятно, если мне снова выпадет счастье встретить вас! Всегда прошу... Если только понадобиться... Без всяких церемоний... — А когда он услышал, как заскрипела входная дверь, то тихо вздохнул и прошептал, — Еще большим счастьем будет не то, что никогда больше не видеть, а и вообще забыть...
Поезда через Калинин уже и тогда проходили довольно часто, но давка за билетами была знатная. Лишь у одного окошка людей почему-то не было. Белов повертел головой, и обратился к солидному мужчине в защитном френче, который стоял в сторонке и курил папиросу с длинным мундштуком.
— Простите, а почему в эту кассу никого нет?
'Френч' окинул взглядом худого паренька с пионерским галстуком и, улыбнувшись, ответил:
— Так это — на 'Красную стрелу', товарищ пионер.
Александр задумался, но так и не понял ответа. В прошлой жизни он раз десять ездил на 'Красной стреле', но никогда не замечал, чтобы на этот поезд билеты продавались отдельно. Чем же этот поезд так не угодил жителям Калинина и его окрестностей?
Он состроил самую простодушную физиономию, какую только смог, и снова спросил курильщика:
— А что, никто не хочет ехать на 'Красной стреле'? Почему, а, дяденька?
Обладатель френча усмехнулся, слегка наклонился к Саше и негромко произнес:
— Дорогие билеты, товарищ пионер. А там еще и табличка висит, видишь? Одни спальные остались...
Он хотел было потрепать мальчика по волосам, но его рука встретила пустоту: Белов рефлекторно перетек назад, отодвинувшись на десяток сантиметров.
— Ну что ты, товарищ, не бойся... — 'Френч' покровительственно улыбнулся, — Что, очень в Москву надо?
Саша кивнул и опять спросил:
— А сколько они стоят? На 'Красную стрелу'?
— Двадцать два рублика, да еще и пятнадцать копеек. Так что...
Обладатель френча не договорил и замер, уронив папиросу. Мальчишка с фанерным чемоданом подошел к кассе, протянул в окошко купюру в три червонца и попросил:
— Один. До Москвы. На сегодня.
И через минуту снова спросил:
— А нумерация вагонов 'с головы' или 'с хвоста'?
Третий секретарь Московского обкома ВКП(б) Михаил Ефимович Михайлов — тот самый 'френч', с удивлением разглядывал своего будущего попутчика. Мальчишка, который собирается ехать в Москву в спальном вагоне?! Абсурд, невозможно! Но он взял билет, и вот собирается ехать. Загадка... А загадок Михаил Ефимович не любил. В первую очередь потому, что разгадывать их не умел...
Раздался гудок, ему ответил звон колокола на перроне. Саша посмотрел на вокзальные часы, а потом на наручные, которые он прихватил между делом у одного из покойных бандитов. Ну что ж: идут верно. Наверное, не врет надпись на циферблате 'Бреге'. Хотя от бандита всего можно было ожидать: и подделки, и хренового ухода за тонким механизмом. Антиударных часов вроде бы еще не изобрели , а жизнь у этих отбросов общества лихая — и стукнуть могут, и в воде утопить, и намагнитить...
Однако трофей тикал точно. Александр удовлетворенно кивнул и, подхватив чемодан, двинулся к вагону.
Михаил Ефимович Михайлов исподволь наблюдал за странным пионером и чувствовал, что загадка не просто не отгадывается, а еще сильнее запутывается. Ну вот например: 'Красная стрела' подошла ровно, минута в минуту, а для удивительного мальчика точность поезда вроде как и не в новинку. Да еще и часы на руке... Мало того, что стоят они запредельно дорого — тридцать, а то и все пятьдесят рублей, так еще и поди, достань! Гострест 'Точмех' лишь карманные часы производит, да и те — только по железнодорожникам, красным командирам и морякам распределяются, а тут — наручные! Нет, у самого Михаила Ефимовича есть наручные часы, и очень даже неплохие — 'Омега', но чтобы у мальчишки... Который, к тому же, берет билет на 'Красную стрелу'!
Так как в Калинине в спальный вагон было продано всего два билета, не было ничего удивительного, что оба пассажира оказались в одном купе. Важный, усатый проводник помог Саше занести его чемодан и уложить его в ящик под полку.
— Почитать что-нибудь, товарищ пассажир? — поинтересовался он, не ожидая ответа, но к его удивлению мальчик попросил свежие газеты.
— 'Правда', 'Известия' и 'Ленинградская правда' у нас свежие, а вот московские, извините, вчерашние, — на всякий случай предупредил он, но мальчик только кивнул и сразу погрузился в чтение.
Михаил Ефимович тоже попросил 'Правду', сто грамм и бутерброд с колбасой. Удивительный пионер, услышав заказ, поднял голову:
— А здесь можно поесть заказать?
— У нас буфет есть — с достоинством ответил проводник. — Можем, например, пирожок организовать, товарищ пассажир, чайку там...
— Кофе у вас есть? — не дослушав, спросил странный мальчик. — Пожалуйста, две чашки черного кофе, покрепче, без сахара, потом... Минералка у вас есть?
— Нарзан.
— Бутылку Нарзана, три бутерброда. Пирожки с чем?
Проводник посмотрел на пионера и более человечным тоном произнес:
— С яблоками и с малиной. А еще можно сосиски с горошком разогреть... — И на всякий случай пояснил, — Сосиски — это такие колбаски маленькие. Вкусные, горячие. Ты, товарищ, в своем детдоме таких и не пробовал никогда. Эдакое диво не во всяком ресторане подают. Вот разве...
Михаил Ефимович заметил, что пионер собрался, было, прервать проводника в самом начале его оды сосискам, но услышав про детдом, передумал и лишь сказал коротко:
— Давайте. Сколько всего с меня?
Заказанный ужин стоил три рубля двадцать семь копеек. Саша вынул из кармана курточки пять рублей, полученных на сдачу в кассе, и снова углубился в чтение. А Михайлов продолжал поглядывать на него из-за газеты. Мальчишка как мальчишка. Лицо правильное, словно с плаката взгляд острый не зашуганный. Интересно, а с чего проводник решил, что парнишка — приютский? Михаил Ефимович одним махом осушил принесенные сто грамм, зажевал бутербродом, а проводник в это время расставлял на столике в купе бутылку с нарзаном, стакан, чашку с кофе, стеклянную горчичницу с блестящей крышкой...
Пионер, не поморщившись, единым духом выпил чуть не полчашки кофе и принялся за бутерброды. Ел он жадно, словно бы не разбирая вкуса, при этом не отрываясь от газет. 'А быстро же, чертяка, читает, — подумал Михайлов. — Вон, Центральную 'Правду' уже осилил — за 'Ленинградку' принялся...'
Проводник тем временем принес еще одну чашку кофе, поинтересовался, когда подавать сосиски, высыпал на стол сдачу мелочью и вышел из купе. Михайлов поторопился за ним:
— Послушайте, товарищ...
-Да? — обернулся проводник.
— Мне еще сто грамм с бутербродом, стакан чаю и... Вот еще что: почему вы, товарищ проводник, решили, что пионер — из приюта?
Проводник улыбнулся и разгладил роскошные буденовские усы:
— Так чего же удивительного, товарищ? Вы посмотрите, как одет-то? Все ж казенное. Так только в детских домах одевают... — Тут он чуть наклонился и понизив голос посоветовал, — Вы только не вздумайте его 'приютским' назвать. Они этого не любят. Шибко не любят.
— Но к кому может ехать такой парень?
— Значит, признал его папанька, а может, нашёл. В гражданскую сколько семей разошлось — концов не найти. А вот часики у него интересные, да и денежка есть. Значит, не простой человек у него в Москве-то.. Нажалуется такой архаровец своему отцу, или кто у него там в Москве — взгреют. Решительно заявляю: взгреют...
Михаил Ефимович вернулся в купе, сел на свою полку и задумался. С одной стороны проводник — прав. Одежда у мальчика какая-то... Серая, мышастого цвета курточка, такие же штаны, на ногах — парусиновые ботинки, из тех, что никто не купит, кроме как от крайней стесненности средств. С другой — он, наконец, разглядел часы на жилистой худой руке. Наручные, да еще какие! 'Бреге', которые его, привезенной из Германии 'Омеги' стоят раза в три дороже. Если не в четыре. Билет на 'Красную стрелу' взял, завтрак себе чуть не царский заказал...
'Да ведь он — просто вор! — мелькнуло в голове у Михайлова. — Украл где-то деньги, часы и дал деру из своего приюта... тьфу ты! — детского дома'. Вот и решение загадки! Михаил Ефимович снова поторопился к проводнику и, предъявив документы, велел вызвать милицию на вокзале.
— Пусть этого субчика прямо на вокзале примут! — закончил он, и страшно довольный собой вернулся в купе, проигнорировав сочувственный взгляд железнодорожника. Остаток пути он сидел спокойно, предвкушая, как на вокзале милиционеры арестуют этого пионера, отберут у него ворованные часы и деньги, да и вообще... За этими приятными мыслями он задремал...
Приходила 'Красная стрела' уже около полудня, так что Александр на всякий случай выпил еще одну, третью чашку кофе, чтобы не оказаться по прибытии в Москву очумевшей совой. На вокзале поспать не удалось, а сидеть в вокзальном ресторане, тоже было не с руки.
Он давно заметил нездоровой интерес 'френча' к своей персоне, но не слишком волновался. Белов рассудил, что документы на бланках ОГПУ, с печатью и подписью одного из особо уполномоченных округа, что было равно званию полковника, сработают так же как в прежние-будущие времена действовал на милицию и полицейских спецпропуск-'вездеход', носивший в определенных кругах несколько грубоватое, но, в общем, верное название 'Иди на х...!'. В крайнем случае, Ляо должен был выручить. Ведь не актировать же родную советскую милицию прямо на вокзале? Убивать своих — вообще дурной тон, а уж делать это по столь мелкому поводу, совсем глупо.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
