| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Лотта, — подсказала память; девица кивнула и, окинув его взглядом, твердо потребовала:
— Оденьтесь и выйдите на галерею, майстер Гессе, я буду ждать на повороте. Это важно.
Прочь она двинулась все так же решительно и не оглядываясь, оставив ему возможность либо кричать в спину, пытаясь узнать, что случилось, либо последовать ее указаниям.
В куртку он влез так же поспешно, срываясь и не попадая в рукава, и, прихватив перчатки, вышел, надевая их на ходу. По длинному коридору Курт почти пробежал, благо час был ранний и безлюдный, и на повороте галереи едва не наскочил на фон Вегерхофа, одарившего его настороженным и удивленным взглядом.
— Ты, — уточнил стриг, и он вытолкнул с раздражением:
— Господи, ты что — вездесущ?
— 'Господи', быть может, и вездесущ, — согласился фон Вегерхоф, — однако я здесь по делу.
— Вы оба здесь по делу, — оборвала его Лотта, и Курт нахмурился, переводя взгляд с нее на стрига. — Быть может, я перегнула палку, но опыт подсказывает, что порою лучше это, нежели бездействие.
— Что произошло? — спросил стриг напряженно, и та вздохнула.
— Майстер Гессе, — чуть утратив свою решительность, выговорила Лотта, — я должна задать вам вопрос, на который прошу ответить и... без обид. Прошу вас.
— Ну? — довольно неучтиво поторопил он; девушка кивнула:
— Да... Так вот... Этой ночью, уходя от Адельхайды, в каком состоянии вы оставили ее? Простите, если мои слова покажутся вам слишком прямолинейными, однако...
— Стой, — перебил ее Курт, ощущая, как что-то неприятное и холодное зарождается под ребрами. — Стой, — повторил он размеренно. — Этой ночью?
— Или утром... не знаю, когда вы ушли, и прошу извинить еще раз за такую назойливость, но это в самом деле важно.
— Да не было меня у нее этой ночью! — бросил он раздраженно. — Уж если ты в курсе таких ее тайн, отчитаюсь, госпожа помощник следователя, по полному списку: дверь была заперта, на стук мне не ответили, и какие бы мысли ни были у тебя по поводу ее планов на ночь, а — она просто заперла дверь и легла спать. Удовлетворена?
— Этого не может быть, — растерянно произнесла Лотта. — Это невозможно.
— Отчего же? — не сумев скрыть злости, осведомился Курт. — Кто-то был, и ты решила, что это я? Тебе ли не знать, что, согласно специфике ее работы...
— Не смейте, — угрожающе потребовала та, и он умолк, понимая, что ведет себя глупо и недостойно.
— Объяснись, Лотта, — попросил фон Вегерхоф, бросив на него укоризненный взгляд. — Что случилось?
— Ее дверь заперта, — пояснила девушка тихо. — Заперта дверь из коридора и не поддается на ключ; наверняка вдвинут засов. На стук она не отвечает. Есть еще дверца — из моей комнаты в ее, но и она закрыта. Ключ ее не открывает — стало быть, тоже на засове... Майстер Гессе, господин барон, поверьте — она никогда так не делала. Никогда.
— Быть может, и впрямь просто спит, — предположил Курт уже спокойней, и та мотнула головой:
— Так крепко? Не она. Адельхайда просыпается от скрипа половиц, и чтобы не выйти на стук? Этого не может быть. И она никогда не запиралась от меня — я всегда должна быть под рукой, всегда должна иметь возможность явиться по первому зову, вы сами должны понимать. Это... ненормально. И если вы сказали, что и этой ночью не сумели к ней попасть... Понимаете, это тоже подозрительно. Вчера вечером она попросила сделать ей купание с лавандой... ну, и прочее... понимаете?
— Нет... — проронил он оторопело, и фон Вегерхоф вздохнул:
— Она ждала тебя, тупица. Ждала, что ты придешь к ней, и готовилась встретить тебя по первому разряду. Я ошибся. Ты — нет. Вчера ты должен был войти в ту дверь.
— Что делать? — спросила Лотта настойчиво. — Я не хочу поднимать шума, но как попасть внутрь? Ломать засов? Перебудим половину дома...
— Вторая дверь — в твоей комнате? — перебил стриг и, дождавшись кивка, махнул рукой: — Идем. Я открою.
— Хорошо, — коротко согласилась Лотта и, без лишних возражений развернувшись, пошла вперед, не оглядываясь и торопясь.
'Ждала, что ты придешь'... Все-таки ждала... Но почему не отперла дверь? Уснула? Заболела? Что могло произойти еще — в охраняемом замке, за толстыми стенами, в окружении прислуги...
Как и в ульмском доме фон Вегерхофа.
— Вот зараза... — проронил Курт чуть слышно, и стриг, шагающий рядом, молча поджал губы, не ответив на его невысказанные мысли.
Фон Вегерхоф шел безмолвно до самой двери в комнату помощницы Адельхайды, молча вошел, когда та распахнула створку, молчаливым кивком велел закрыть ее и так же молча, все медленнее с каждым шагом, приблизился к ведущей в соседнюю комнату дверце.
— Заперто, — снова повторила Лотта, понизив голос. — Просто не понимаю, не знаю, что думать...
— Отойди к порогу, — велел фон Вегерхоф коротко, и та, на миг запнувшись, послушно кивнула и попятилась, не отрывая от него взгляда, вздрогнув, когда уперлась спиной в дверь, ведущую в коридор.
— Сделайте что-нибудь, — попросила она чуть слышно, и стриг вскинул руку:
— Тихо. Полная тишина, — повторил он, подступив к самой створке, и замер, упершись в нее ладонью, прикрыв глаза и чуть склонив к плечу голову, точно вслушивающийся в шумы леса охотничий пес.
Тишина тянулась долго — невыносимо долго; стриг все стоял недвижимо, опустив веки и не говоря ни слова, и Курт ощутил, как возникнувший под ребрами неприятный холод растекается по телу, примораживая к месту. Это выражение лица он уже видел у фон Вегерхофа — в его доме, на пороге комнаты Эрики...
— Что? — требовательно уточнил Курт, и стриг осторожно выдохнул, все так же не поднимая взгляда и медленно сжимая в кулак лежащие на двери пальцы.
— В той комнате, — с усилием отозвался он едва различимым шепотом, — живых нет.
— Ты сказал, что откроешь, — пытаясь держать голос ровно, не сразу выговорил Курт, и тот кивнул, отступив на шаг назад.
От удара ногой дверь скрипнула, грохнув клепами, с той стороны что-то хрустнуло, и второй удар внес ее внутрь, вывернув петли из камня и цемента, переломив засов пополам и отбросив тяжелую створу на пол. На охнувшую Лотту Курт не обернулся, стоя рядом со стригом у порога, глядя внутрь и не делая вперед ни шагу. Еще два мгновения висело молчание и, наконец, позади прозвучало нетерпеливое:
— Ну же! Господи, скажите, что с ней!
— Ее нет, — ответил Курт, все так же не двигаясь, и покачнулся, когда Лотта подбежала к порогу, попытавшись оттолкнуть его в сторону. — Стой, — велел он жестко, удержав помощницу за локоть и не давая войти. — Встань, где была. И лучше запри ту дверь тоже. Это — понятно?
— Как такое может быть?.. — тихо обронила та, и Курт встряхнул ее, повысив голос:
— Ты меня поняла?
— Да, майстер Гессе, — кивнула Лотта, рванув руку и высвободившись. — Я поняла.
— Хорошо, — отозвался он коротко и переступил порог, не глядя махнув рукой назад: — Александер?.. В самом деле, — понизив голос, уточнил Курт почти шепотом, — как такое может быть? Двери заперты, на окне решетка... Где тело?
Фон Вегерхоф болезненно покривил губы при последнем слове, глубоко переведя дыхание, и медленно оглядел комнату, всматриваясь напряженно и пристально.
— Никаких больших сундуков, — констатировал стриг, наконец, — никаких шкафов... под кроватью не уместилось бы... Да и к чему бы прятать...
— И что это значит?
— Это значит, Гессе — она жива. Видно, он не хочет быть однообразным.
— Думаешь, Арвид? — уточнил Курт, и сам понимая, что стриг прав; тот, не ответив, медленно прошел по комнате дальше и остановился, глядя под ноги.
Он обошел кровать, приблизившись и встав рядом, глядя на большой серебряный гребень — этот гребень был на Адельхайде всегда, удерживая прическу или покрывало. Сейчас можно было различить то, что обыкновенно скрывалось копной черных волос — гребень был стальным, лишь покрытым серебром, а образовывающие рисунок отверстия как нельзя лучше подходили для пальцев, делая это украшение кастетом с пятью изогнутыми остриями длиной с ладонь.
— Она все-таки достала одного из них, — бледно улыбнулся фон Вегерхоф, опустившись на корточки и тронув серебряную поверхность. — Умница девочка.
— Это... — Курт присел рядом, протянув руку, но так и не прикоснувшись к вязкой черной слизи на зубьях гребня. — Это что — кровь? Кровь стрига? Так она выглядит?
— Реакция с серебром. Такое образуется в венах, если ударить серебряным оружием, или в мелких капиллярах, если прижать к коже... Да, Гессе, это кровь стрига, — подтвердил фон Вегерхоф и рывком поднялся. — Надеюсь, Арвида.
— Надеешься?.. Иными словами, ты уверен, что здесь он был не один?
— Иди сюда, — вздохнул стриг, подойдя к окну; когда Курт приблизился, тот взялся за решетку окна с коваными лепестками и легко, словно цветок из чаши, вырвал ее из проема, оросив пол крошками камня.
— И что это значит? — уточнил Курт.
— Ты мне льстишь. Полагаешь, я бы смог это сделать одной рукой?.. Это сделал тот, кто побывал в этой комнате. Запертая дверь — гарантия того, что никто не войдет, решетка на окне, все в порядке... Но навряд ли Адельхайду спускали вот так по стене. Она это может, но откуда это знать Арвиду?.. Он вывел ее через дверь. А другой покинул комнату через окно, сделав вот это, — докончил фон Вегерхоф, одним движением вогнав решетку в проем.
На вновь посыпавшиеся на пол камешки и цементную крошку Курт смотрел долго и безмолвно, пытаясь собраться, и тяжело выдохнул, яростно потерев ладонями лицо.
— В одном ты был прав, — произнес он с расстановкой. — Помеха совместной работе — не самый последний аргумент к тому, чтобы не затевать личных отношений с сослуживцами. Еще всего только чуть более суток назад я бы мыслил яснее... Все верно. Они наверняка и вошли через дверь. Могли даже не скрываться; после наступления темноты дом пустеет, а если кто и увидит, в эти дни здесь уйма постороннего народа — гости, их челядь, привезенная прислуга, сыновья... И если Лотта права, если она впрямь меня ждала, то... то и дверь-то была открыта. Не пришлось ни ломать, ни даже стучать... И судя по гребню, одного она таки достала; думаю, этот сукин сын очень удивился, — добавил Курт желчно. — Наверняка он надеялся на то, что, увидев его, девчонка оцепенеет от ужаса и забьется в угол... Судя по тому, что все прошло тихо, а в комнате полный порядок — после такого приветствия Арвид решил не надеяться на factor страха или силы и попросту подчинил ее. Согласен?
— Думаю, так. Никто не слышал ни криков, ни шума — даже Лотта в соседней комнате.
— Если бы я думал спокойнее, я бы и сам увидел вот это, — вздохнул Курт, поведя рукой над полом, где рассыпались песок и раздробившийся камень. — Еще до того, как выдернул решетку ты, здесь уже было изрядно натрушено... Я этого не заметил, а вот ты — да.
— Нет. Я увидел выщербленный камень вокруг решетки.
— Еще позорнее, — отмахнулся Курт с обреченной злостью. — Я не увидел ничего.
— Это простительно, ты...
— Далее, — оборвал он четко. — Как они могли покинуть замок? Так же, как городские ворота?
— Вернее всего, это проще. Преодолеть стену дело одной минуты; на такую заберешься даже ты, но с грузом в виде лишенной воли женщины... К чему. У замковых ворот есть калитка, и если кто-то вздумает отпереть ее, к примеру, подчиненный привратник, это не создаст того шума, что бывает при открытии ворот. Легко, просто, быстро.
— Но на что все эти сложности? Если он хотел нанести тебе очередной удар, почему просто не убить, для чего...
Он запнулся, внезапно споткнувшись о собственную мысль, и лишь сжал зубы, когда фон Вегерхоф спросил в ответ:
— Для чего стригу живой человек?
— Он будет... А что после? — проговорил Курт с усилием; тот дернул плечом:
— Не знаю. Тебе известны все варианты; выбирай. Надеюсь, что после Арвид просто убьет ее, — фон Вегерхоф вздохнул, привалившись спиной к стене и уставясь себе под ноги, и тихо договорил: — Если я не справлюсь.
— Ты это о чем?
— Он ждет, что я приду за ней, — пояснил стриг. — И он прав — я приду. Как я уже говорил, моя работа довершена, я здесь более не нужен, ничего не изменю и ничем не помогу. Мое присутствие не обязательно...
— Ты всерьез решил, — перебил его Курт, — что ты полезешь в это логово один?
— Не играй в героя, Гессе, — вздохнул стриг, на мгновение вскинув к нему вспыхнувший взгляд и снова опустив глаза. — Это смешно. Ты боишься даже меня в этом облике... только не говори, что это не так — я это чувствую; что с тобой будет при встрече с ним?
— Qui a peur des feuilles ne va point au bois[183] — так ты сказал?
— Арвид — не шорох листьев, Гессе. Он не мнимый страх, который можно и нужно перебороть, он — опасность реальная, которой надо страшиться. И ты будешь. Но не это главное. Ты... Пойми, тебе там делать нечего. Просто нечего. Он сомнет тебя походя, не заметив, как; чего ты добьешься, как сможешь помочь своей смертью?
— Ну, — натянуто улыбнулся он, — может, пока меня будут жевать, вы хоть удрать успеете.
— Шутки кончились, — поморщился фон Вегерхоф. — Ты не охотник на стригов, не боец зондергруппы, зарубивший хотя бы с десяток простых смертных, у тебя нет не только такого опыта — у тебя его нет вовсе. Чем ты можешь похвастать? Поединком с герцогом фон Аусхазеном, из которого ты вышел порезанным в двух местах? Противостоянием с Крысоловом, едва тебя не доконавшим? Или стычкой с Каспаром, оставившим тебя измочаленным и умирающим? Что ты можешь противопоставить Арвиду?
— Неплохой способ узнать это.
— Я иду туда, оставляя на успех, быть может, один шанс даже не из ста и не из тысячи. На что уповаешь ты?.. Останься здесь. Не лезь на верную смерть; а она верная, Гессе. И, поверь, жуткая.
— Ты прожил столько лет, — качнул головой Курт, — и все еще не понял? Мы же дети, Александер. А если детям что-то втемяшится в голову, их ничем не урезонишь. Проще дать, чем объяснить, почему нельзя... Я не могу остаться. Не могу не лезть. Знаю, что это нелогично, знаю, что глупо. Знаю, что самому себе объяснял бы это всего пару лет назад — объяснял бы истово и с убежденностью. И наверняка я же спустя лет пять или через год назову себя болваном; но сейчас — не могу. Оставишь меня здесь — и тебе придется смириться с мыслью о том, что этим вынудил меня полезть в замок со стригами в одиночку, без прикрытой спины, без напарника, без дельного совета, данного вовремя. Готов взять мою смерть на свою совесть?
— Ты оттуда не выйдешь. Ты понимаешь это? Ты уверен, что размен ее жизни на твою того стоит? Не для тебя — для дела. Не на нее охотятся малефики половины Германии, не ее назвали уникальной твои друзья и враги. Не над ней трясется начальство...
— А над тобой не трясется? Ты — не уникален? Ты — не важен для дела? Как по-твоему, твоя жизнь стоит того, чтобы разменять на ее или, как ты сам сказал, прибавить к ней? Так не лечи меня.
— Это безнадежно, — уже с обреченной настойчивостью вымолвил фон Вегерхоф, и Курт пожал плечами:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
