Ведущий в погибель (Главы 19-33)

— И это безошибочно? — усомнился Курт. — Ты не мог обмануться? То, что мы сейчас видели — прорыв его сознания через контроль? Не выходка Арвида?

— Это безошибочно, — подтвердил стриг; он вздохнул:

— Жаль.

— Не поняла, — настороженно уточнила Адельхайда, и Курт пояснил, кивнув в сторону стен:

— Как я понял, через своих птенцов и слуг Арвид в некотором смысле получает о происходящем некоторую информацию. Верно?

— В некотором роде, — согласился фон Вегерхоф.

— Он знает, что мы убили всех его людей, что столкнулись с Конрадом. Что сейчас ты попытался образумить фон Люфтенхаймера, что он с нами. Так?.. Выходит, таскать его с собой по замку — все равно что пристроить себе на макушку сигнальный флажок с большой надписью 'мы — тут'. А таскать придется, ибо он, как выяснилось только что, даже не соучастник — он потерпевший, которого моя работа — спасать. Был бы он преступником — я с чистой совестью прибил бы его на месте, обезопасив нас и решив массу проблем. Сейчас же мы обрели суму без ремня: таскать тяжело, а бросить нельзя. Посему я говорю: жаль.

— Само добросердечие, — заметила Адельхайда с усмешкой и вздохнула, посерьезнев: — Но в одном он прав. Фон Люфтенхаймер невиновен, однако от этого не менее опасен. Мы можем сделать хоть что-то уже сейчас?

— Дать ему по черепу, — предположил Курт; она покривилась:

— И волочить с собой беспамятное тело?

— У меня идея лучше, — все так же тихо вмешался фон Вегерхоф и, кивнув на его руку, пояснил: — Эти четки нанесли рану Конраду. Стало быть, они имеют воздействие на тот тип стригов, с которым мы столкнулись.

— Почему?

— Сейчас не время для лекций.

— Почему? — повторил Курт упрямо. — Пока я не пойму, почему и как, действовать дальше не смогу. Я хочу знать...

— Хорошо, — оборвал стриг с заметным раздражением. — Коротко: если подобное существо уверено, что своим обращением вступает в сговор с темными силами, враждебными любой светлой силе, все артефакты, имеющие к ней отношение, являются также враждебными его сути. Можешь полагать это самовнушением, если тебе так будет проще. При этом сговор как таковой вправду может иметь место, ибо в момент обращения душа открывается, и к ней рвутся всевозможные сущности. Обращение — момент принятия решения о собственном будущем и месте в мире. Это — коротко и упрощенно; на более подробное обсуждение у нас нет времени. Для нас не важно и то, что мы имеем сейчас — реальную связь Арвида с недобрыми силами или же таковое мнение его птенцов; важно — что сила, которой служил обладатель этих четок, может им противостоять.

— Допустим. И что ты предлагаешь?

— Напоить фон Люфтенхаймера освященной водой, — серьезно сказал стриг. — И как знать, быть может, мы добьемся хоть каких-нибудь результатов.

— К примеру, убьем его.

— Это вряд ли. Он человек. К тому же, собственную душу никому добровольно не вручавший.

— В любом случае, — отмахнулся Курт, — все это пустые разговоры. Святой воды под рукой нет.

— Есть полкувшина простой воды и есть ты.

— Права не имею, — возразил он, и фон Вегерхоф пожал плечами:

— А ты и не будешь ее освящать; освятит святой Юрген. Четки работают — это мы знаем с достоверностью.

— Я даже чина не помню.

— 'In nomine...' — на все случаи жизни.

— В таком случае, заняться этим должен ты — из всех присутствующих ты один имел счастье огрести на свою голову благодать Христову от Него лично.

— Однако из всех присутствующих именно тебе передал эти четки во владение новопрославленный святой. Быть может, в других руках они заупрямятся.

— Господи, ересь какая, — выдохнул Курт, прижав ладони к вискам, начавшим уже постукивать тонкой, как паутинка, болью. — Все, что я слышу, что говорю и делаю, что я вижу вокруг себя этой ночью — одна сплошная ересь.

— Время, — напомнил фон Вегерхоф настоятельно, и он вздохнул, мельком обернувшись на фогта.

— Хорошо, — отмахнулся Курт, — пусть так. Но лично я полагаю эту затею бессмысленной и на вашем месте на многое бы не надеялся.

— Ты сказал это сам, — напомнила Адельхайда укоризненно. — Упомянув о произошедшем на своем последнем дознании, ты сказал, что сила этого человека оказалась настолько велика, что уничтожила бы не только того некроманта, но и, по твоему мнению, любое зло вокруг.

— Что тебе нужно для того, чтобы уверовать? — уже нешуточно спросил стриг. — Ты лично был знаком с таким человеком, видел такое, сейчас говоришь с тем, кто прошел через невозможное, несколько минут назад своими глазами видел эту реликвию в действии; что еще тебе нужно, инквизитор?

— Быть может, повстречаться с твоим Мастером лично.

— Если мы так и будем сидеть в этой комнате, ничего не предпринимая — вскоре встретишься.

— Сдаюсь, — кивнул Курт со вздохом. — Давайте воду. Попытаться не убудет.

— А настрой поблагочестивей? — упрекнул стриг, передав ему полупустой кувшин, и Курт, сняв четки с запястья, коротко огрызнулся:

— Отвали.

Установив кувшин на пол у своих ног, несколько секунд он сидел, не двигаясь, глядя на темные бусины в своей ладони, и вздохнул.

— Ну, словом... — неуверенно произнес Курт, наконец, — если вы там способны меня услышать, святой отец, и реально имеете силу... Беру свои слова назад. Святая вода и молитва помогают. По крайней мере, ваша. Я так до сих пор этого и не сказал, так что — спасибо, что спасли меня тогда. И... сейчас мне опять необходима ваша помощь... Ну, поехали, — оборвал он, чувствуя себя до невозможности по-дурацки, и погрузил четки в воду. — In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti[202]...

— Amen, — подсказал фон Вегерхоф, когда он замялся; Курт пожал плечами:

— Amen, — и, помедлив, вынул четки, аккуратно стряхнув капли в широкое горло кувшина. — Это было глупо, — подытожил он уверенно, вновь надев их на руку, — но это было сделано. И давайте уж закончим эту мистерию; Александер, держи его. Правы вы или нет, в любом случае — не думаю, что он просто скажет 'спасибо' и выпьет.

На приблизившегося фон Вегерхофа фогт, до сего мига еще пребывающий в некоторой потерянности после того краткого допроса, взглянул настороженно, попытавшись отодвинуться; стриг ухватил его за плечо, легко опрокинув на пол, и уселся рядом, упершись ему коленом в грудь и держа голову ладонью.

— Не хочу говорить избитости, однако это для вашего же блага, — вздохнул Курт, присев рядом; фон Люфтенхаймер молча рванулся, и стриг сжал ладонь сильнее. — Не вынуждайте нас вскрывать вам рот ножом, — попросил он настоятельно. — Не приведи Господь, лезвие сорвется, и я вас прикончу или повыламываю зубы... Откройте рот.

Фогт упрямо стиснул зубы, глядя на своих пленителей с ненавистью и отчаянием, и Курт пожал плечами.

— Когда вы придете в себя, я за это извинюсь, — пообещал он и, сжав кулак, одарил связанного коротким тычком под ребра.

Фон Люфтенхаймер сипло охнул, застыв, и Курт, переждав вдох, осторожно плеснул водой в раскрытый рот. Фогт задушенно булькнул, попытавшись отвернуть голову в сторону, взбрыкнул ногами, и он отодвинулся, убрав кувшин подальше от конечностей наместника, глядя на конвульсии пленника со все возрастающей настороженностью.

— Он захлебывается, — заметила Адельхайда напряженно, и стриг качнул головой, прижав фон Люфтенхаймера к полу крепче:

— Нет. Воду он проглотил. Это другое.

— Сердечный приступ? — предположил Курт; фон Вегерхоф не ответил, сдерживая содрогающееся тело уже с заметным усилием.

Фогт побелел, словно и в самом деле впав в припадок, в горле булькнуло; стриг поспешно вздернул его вверх, ухватив за шиворот и приподняв, и едва успел отодвинуться от потока дурно разящей желчи, устремившейся на пол.

— Какая мерзость, — отметил Курт, когда фон Люфтенхаймера стошнило снова; фон Вегерхоф отволок безвольно провисшее тело в сторону, аккуратно опустив на пол, и отступил на шаг назад. — Теперь возникает вопрос, где в данный момент находится выпитая им святая вода — в нем или в этой гадости?

— По твоей логике, — отозвался стриг серьезно, — после принятия Причастия не следует посещать нужник... Вода вышла, святость осталась. Сойдемся на этом.

— А осталась? — поинтересовалась Адельхайда.

— А была? — усомнился Курт, оглядывая притихшего наместника скептически. — Может, он поперхнулся просто. Бывает.

— Почему тебя до сих пор не поперли со службы? — отозвался фон Вегерхоф с искренним удивлением; он пожал плечами:

— Я уникум. Не знал?.. Так что же теперь с нашим пострадавшим? Каким он будет, когда очухается?

— Откуда мне знать, — отозвался стриг, отойдя в сторону. — Как ты понимаешь, подобных опытов я еще не ставил. Подождем. Думаю, минута у нас есть.

Вокруг фогта Курт ходил всю эту минуту, посматривая на него с подозрением; тот так и лежал на полу, глядя в стену и редко мигая, не сделав ни одной попытки подняться или заговорить. Так и не дождавшись никаких перемен в состоянии наместника, он присел перед тем на корточки, заглянув в неподвижные глаза, и тихо позвал:

— Фон Люфтенхаймер?

Тот не шевельнулся, не отозвался, даже не подняв взгляда, и Курт повторил настойчивей, сопроводив оклик тычком в плечо:

— Фон Люфтенхаймер! Если ты, жертва обстоятельств, сейчас же не встанешь, — присовокупил он, склонившись ближе, — я врежу тебе по почкам.

— Курт, — укоризненно произнесла Адельхайда, и Курт отмахнулся, поднявшись:

— Он меня не слышит. Что ж, вынужден признать, Александер, твоя идея сработала. Вода вправду освятилась и некое действие на него вправду возымела. Это хорошая новость. Но теперь фон Люфтенхаймер невменяем. Это новость плохая. Нам надо двигаться дальше, время уходит; но бросить его здесь мне теперь совесть не позволит.

— Скоро рассвет, — заметил фон Вегерхоф, приоткрыв ставню и бросив взгляд в окно. — Через час, может, даже меньше... В отличие от нас, зондергруппа, думаю, явится утром.

— Если явится вообще, — возразил Курт, — а не притащится сюда к полудню или следующему вечеру. Если я верно понял твою мысль, то — возражаю. Эти парни не станут вникать в тонкости, и, если фон Люфтенхаймер к тому времени несколько опамятуется и вновь начнет плести чушь, они вполне могут уложить его на пол со стрелой в черепе вместе с прочими... Господин наместник! — повторил он, снова наклонившись к неподвижному телу, и, ухватив фогта за шиворот, с усилием поднялся, восстановив его в вертикальное положение. Помедлив, Курт осторожно убрал руки, и тот, покачнувшись, остался стоять. — Уже неплохо... Вперед! — повысил голос он, подтолкнув пленника в спину, придержав снова, когда тот довольно резво зашагал к двери.

— Ходит, — отметила Адельхайда, осторожно вставая, зажмурилась и опустилась снова на кровать. — А я — нет, — виновато довершила она. — Простите, мальчики. Голова кружится, и стоит встать — все плывет.

— Все, — решительно отмахнулся стриг, со стуком захлопнув ставню. — Более тянуть нельзя. Надо двигаться. Гессе; на тебе фогт. Толкай, бей, делай что хочешь — но чтобы шел. Адельхайда; идти ты не способна, а Гессе протащит тебя шагов двадцать, не больше, посему понесу я. Но поскольку основная боевая сила также я, предупреждаю: в случае столкновения я не теряю времени на нежности и просто бросаю тебя на пол и перешагиваю.

— Переживу, — согласилась она. — Не хрустальная.

— Тогда идем, — подытожил фон Вегерхоф, легко подхватив ее на руки, и кивнул в сторону двери. — Гони фон Люфтенхаймера. Идем тем же путем, до первого этажа.

— А дальше?

— Давай-ка мы сперва дойдем, — предложил стриг. — Вперед.

— С места не сдвинусь, — возразил Курт, и тот нахмурился:

— Не понял. Наш уговор внезапно забыт?

— Пересмотрен, — уточнил он твердо. — До сих пор я исполнял все указания вслепую, ибо допускал хоть мысль о том, что ты знаешь, что делаешь, и у нас все получится. Теперь я хочу знать с достоверностью, как ты намерен вывести нас из замка, в котором сейчас все стоят на ушах. Ведь у тебя есть четкий план, не так ли?

— Время, Гессе, — напомнил фон Вегерхоф, и Курт кивнул:

— Вот именно, время; посему — давай-ка без споров и кратко.

— О, Господи, — вздохнул стриг раздраженно, вновь опустив Адельхайду на кровать, и, взяв фогта за плечо, аккуратно, но настойчиво оттолкнул его в сторону. — Хорошо, — согласился фон Вегерхоф, понизив голос. — Расскажу. В самом деле, как знать, что будет дальше, и не придется ли вам уходить без меня... В любом замке есть потайной выход — на случай осады. Здесь он в кухне, за кладовой подле очага. Есть и еще один, однако он располагается в часовне — прямо напротив нас, через залу. Не вариант.

— Как ты узнал? Только не тренди мне про время, просто ответь побыстрее.

— Прежний владелец этого замка ушел на покой от дел городских и поселился здесь же, неподалеку; скончался около полугода назад. В Ульме живет его бывший начальник стражи, который тоже уже немолод и тоже оставил службу. Человеку такой должности полагается знать о подобных вещах. Этим утром я побывал в городе, через канцлера выяснил, где он живет, и поговорил с ним.

— И на основании каких полномочий ты вынудил его раскрыть такие тайны? Ты что же это — засветил Знак?

— Показал ту сторону, где нет номера, да он и не рассматривал. Лица моего он тоже не видел и не знает, кто именно его навестил.

— И обитатель Ульма, — усомнился Курт, — вдруг вот так просто при предъявлении Знака безличным кем-то не послал этого кого-то куда-то?

— Пришлось как следует припугнуть и расписать, что будет, если я ничего от него не услышу или услышу неправду. В случае вранья с его стороны я посулил ему пристальнейшее внимание Инквизиции к его персоне; благодаря шуму, который ты поднял в городе, он в моих словах не усомнился... Итак, я ответил, — нетерпеливо оборвал стриг сам себя, снова поднимая Адельхайду на руки. — А теперь бери фон Люфтенхаймера и вперед.

Глава 28

Коридор они миновали быстро и без помех, не повстречав никого, равно как и на галерее и лестницах. Коридор второго этажа тоже был пуст и тих.

Адельхайда время от времени оглядывалась на фогта, идущего позади, встречаясь глазами с Куртом, и он пытался ободряюще улыбаться, видя в ответ скептическую гримасу. В один из таких моментов, обернувшись назад, она вдруг зажмурилась, ткнувшись лицом в плечо фон Вегерхофа, издав приглушенное рыдание, и ее плечи судорожно задрожали. Стриг остановился.

— Что? — плохо скрывая испуг, спросил он, и когда Адельхайда подняла голову, Курт увидел, что ее душит смех.

— Видели бы мы себя со стороны... — выговорила она с усилием. — Инвалидная манипула... С Арвидом не придется драться; встретимся — он умрет со смеху...

— Вы! — со злостью осек фон Вегерхоф, когда Курт прыснул тоже, и вновь зашагал вперед. — Спокойно — оба.

— Извини... Нервы, — уже тише отозвалась Адельхайда, встряхнувшись. — Все, все. Я в норме.

Стриг не ответил, явно усомнившись в ее последних словах; Курт и сам ощущал уже усталость от этой наполненной событиями ночи. Фон Вегерхоф был прав — крови он и впрямь потерял довольно много; встреча с Арвидом уже в тюремной камере отзывалась головокружением, а после боя с двумя слугами и ранения нет-нет, да подкатывала легкая тошнота, и пол чуть съезжал в сторону. Крохотные и до противного аккуратные ранки на шее не затянулись и все еще саднили, едва не вывихнутое Марком плечо ныло, сломанное ребро, затянутое в плотную повязку, отзывалось болью во всей половине тела, правда, уже не такой острой и пронзительной, а словно отдалившейся и приглушенной, и давно одолевающая его сонливость накатывала все чаще и неотступнее. Все виденное, слышанное и пережитое этой ночью с трудом умещалось в голове, мысли теснились, суетясь и не желая останавливаться, и осмысливать происходящее сейчас Курт просто отказался, оставив сие занятие на более удобное время, если таковое наступит, для чего еще надо было воплотить план фон Вегерхофа в жизнь.