Ведущий в погибель (Главы 19-33)

— Вот именно, — многозначительно согласился шарфюрер. — Стриги. Это то, на что я не рассчитывал. Такого и в голову не могло придти — что удастся захватить кого-то из тварей живым. А уж двое...

— Девчонка не столь опасна. Она удручена смертью мастера, сбита с толку, а кроме того — обращена совсем недавно и не знает собственных сил. Проблема — тот, второй. Этот способен выкинуть фокус.

— Он связан всего лишь какой-то тряпкой...

— Это алтарное покрывало, — возразил Курт и, встретив обвиняющий взгляд, пожал плечами: — А что прикажете делать? Больше ничего под рукой не было. А покрывало перед этим было погружено в освященную воду.

— Бросьте, Гессе, — поморщился Келлер, — я не в первый раз хожу на тварей, я знаю, что они такое. Никакие Распятия и прочее, тому подобное, на них не воздействует. Пробовали.

— Я был настроен столь же скептически, — кивнул Курт, — однако это помогает. Оговорюсь: возможно, не всякое Распятие и вода не из всякой церкви на это сгодятся, однако при мне есть некий артефакт, дающий силу, способную противодействовать по крайней мере тому типу стригов, с каким мы столкнулись в этот раз.

— Да что вы? И что ж это за штука?

— Помните Пильценбах полгода назад? — уточнил он с усмешкой. — Помните, вы были несколько... так скажем — удивлены тем фактом, что я попросил вас быть как можно более учтивым с телом священника, что лежало в той церкви? 'Пообходительней с трупом', как вы довольно своеобразно выразились. Так вот, данный труп сыграл немаловажную роль в той истории...

— Уже слышал.

— Отлично, — кивнул Курт. — Тот священник незадолго до своей смерти передал мне четки... в продолжение нашего с ним разговора... Не это важно, впрочем. Важно то, что они оказались способны оказать мне помощь этой ночью. От их прикосновения на коже стригов остаются ожоги, и вода, освященная путем их погружения, действует на тварей, как выплеснутый в лицо кипяток. Поверьте. Как вы понимаете, на шутки я сейчас настроен всего менее.

— Хотите сказать...

— Да. Разумеется, я предпочел бы хорошую цепь, однако за неимением лучшего освященные путы сдерживают его и даже, кажется, чуть ослабляют. Если пошарить в подвалах замка, наверняка найдется что-то вроде завалявшихся в углу кандалов, однако и упомянутые путы я бы советовал оставить.

— Сомневаюсь, однако, что у фогта в погребе завалялась также и пара гробов, а оные были бы весьма кстати — перевозить тварей ночью я не рискну, а днем мы их увезем недалеко. Разве что оставить здесь до прибытия специалистов; но это, как я понимаю, неудобно в смысле ведения расследования — все участники дела должны быть под рукой.

— Бочки, — предложил Курт. — Думаю, уж пара-другая пустых винных бочек здесь точно найдется. Они ребята худосочные; влезут.

— Однако найдется ли, куда их деть в самом городе? — усомнился Келлер. — Есть ли там должным образом снаряженная тюрьма?

— Будет.

— Через часок сможем уехать, — подытожил шарфюрер. — Для вашей дамочки отыщем какую-нибудь повозку; барон, полагаю, выдержит и в седле. Вы сами как?

— Доеду, — отмахнулся Курт. — Кстати сказать — с той стороны, в лесу, в овраге, привязаны три лошади. Это наши.

— Хорошо, — кивнул Келлер, — пошлю пару парней привести. Итак, вы, девица, барон... Еще одна повозка с тварями, шестеро людей...

— Шестеро людей? — переспросил он, не скрывая удивления. — Ваши бравые ребята смогли взять кого-то живым? вот это самообладание... Передайте им благодарность от меня.

— Нечего; еще зазнаются. Это их работа. Итак; десятка парней в сопровождении должно хватить. Остальные останутся здесь. Замок пуст, и кто-то должен присмотреть за челядью. Как полагаете, они замешаны?

— Не думаю. Однако многие из них уже осознали, что с гостями фон Люфтенхаймера что-то нечисто, и во избежание ненужных осложнений — вы правы, их лучше держать на глазах. Как быть с ними далее, я еще и сам не знаю; надеюсь, мне скажут.

— В город въезжаем по-тихому?

— Напротив, — возразил Курт. — Знаки — на виду. Лица кирпичами. Едем центральными улицами к ратуше. Грохоча копытами и доспехами.

— Не выйдет; этот доспех умышленно создавался бесшумным. Но идею я уловил, — понимающе усмехнулся Келлер. — Нарочно ради такого случая что-нибудь придумаем... Все настолько плохо?

— Не так чтобы, однако встряхнуть этот приют вольнодумства не помешает. И еще одно замечание: не гнобить городскую стражу. Не грубить, не помыкать, не задаваться. Я положил немало сил на то, чтобы хотя бы эта часть Ульма прониклась к Конгрегации теплыми чувствами; предупредите своих. Обращаться с солдатами, как с малыми детьми. С любимыми детьми.

— А с городским советом?

— А городской совет, Келлер — это племянники вашего соседа, которого вы на дух не выносите с раннего детства. Ничто, кроме рукоприкладства, лишним не будет.

* * *

Привратные стражи, заприметив издалека короткую колонну всадников в невиданной броне, засуетились, спешно проталкивая замешкавшихся в проходе пешеходов, верховых и телеги, преграждая путь диковинным гостям и держа руки на мечах; Курт подстегнул коня, выехав вперед, и солдаты заволновались, возбужденно переговариваясь. К воротам он подъехал первым, изображая приветственное лицо, и стражи на мгновение замешкались, не зная, надлежит ли им расступиться и пропустить ведомый господином дознавателем отряд.

— Это... — наконец, вымолвил один из них, — это что ж такое, майстер Гессе? Это кто с вами?

— Зондергруппа Конгрегации, — пояснил Курт, остановясь под взглядами, направленными на его залитую кровью порезанную куртку. — Будут стеречь стрига.

— Стеречь... кого? — почти шепотом переспросил страж, сумев заговорить не сразу, и он повторил как можно беспечнее:

— Стрига. Сейчас он, обвитый освященными оковами, сидит вон в том бочонке, спрятанный от солнца.

— Штриг?.. Господи, неужто вы нашли его... А посмотреть можно? — с робкой надеждой попросил тот, и Курт вздохнул:

— Извини. Никак. Откроешь крышку — и кого я буду допрашивать? Горелый труп?

— Чего его допрашивать, — вклинился второй солдат, — прибить кровососа на месте!

— Ошибаешься, — посторонившись, чтобы пропустить зондергруппу, яростно стучащую копытами по каменной кладке у ворот, возразил он. — Узнать у него можно много интересного. К примеру, не имеет ли он сведений о местах сборищ его сородичей. И еще: видите вон тех шестерых? Это люди. Простые смертные. Которые служили в их личной страже.

— В их? Он был не один?

— Трое, — все так же беспечно отозвался Курт. — Прочих двоих я убил.

— Но... люди — служили штригам? — неверяще, с нескрываемой ненавистью в голосе проговорил тот. — Господи Иисусе, это ж каким надо быть ублюдком...

— Хотелось бы, — кивнул он, — узнать, где это им удалось найти толпу народу, без зазрения согласившихся на такую службу. И многое, многое еще. Ну, а кроме того — парни, думаю, то, как будет корежиться под солнцем стриг, не вы одни захотите увидеть. Давайте-ка сохраним его в относительной целости до того дня. Чем он будет здоровей и крепче — тем дольше промучается.

— Ну, это все верно, только... Ну, хоть бы одним глазком...

— Знаете-ка, вот что, — решил Курт, — сперва мы устроим его в защищенном месте, обезопасим, а там будет видно.

— Мы им что — бродячие шуты с диковинками? — недовольно пробурчал шарфюрер, выслушав переложение этой беседы, и он вздохнул:

— Придется впустить пару-другую человек посмотреть на тварь, иначе по городу может поползти молва, что мы парим им мозги. Один фальшивый стриг здесь уже был, и обыватели вполне могут предположить, что Конгрегация пошла тем же путем. А учитывая отношение местного рата, я даже могу вам точно сказать, кто именно пустит и станет активно распространять сей мерзкий слух. А уж горожане подхватят его с готовностью.

— Швабы, — с отвращением выговорил Келлер, и Курт лишь невесело усмехнулся в ответ, придержав коня у поворота на широкую многолюдную улицу.

Городская жизнь пребывала в высшей точке кипения, и взгляды, обращавшиеся к едущим, Курт ощущал спиной, кожей, нервами, пытаясь вообразить, как их процессия выглядит со стороны. Келлер, весь вид которого свидетельствовал о его начальственном положении, и он сам, в крови с головы до сапог, во главе небольшой, но внушительной группы из десяти всадников в одинаковой броне, пугающей даже видавших виды ульмцев. Вывешенные открыто Знаки с отличающим их от прочих служителей Конгрегации изображением Георгия Победоносца, покровителя бойцов зондергруппы, сияли на ярком весеннем солнце, как хорошо наточенный топор палача.

Адельхайда, уснувшая в пути на одной из телег, одетая в платье, найденное в гардеробе Хелены фон Люфтенхаймер, завернутая в одеяло темно-синего цвета и оттого кажущаяся мертвенно-бледной, притягивала взгляды заинтересованно-испуганные, на фон Вегерхофа же, залитого уже засохшей кровью еще гуще, чем майстер инквизитор, глазели изумленно и непонимающе. Вторая телега с огромными бочонками, накрытыми от солнца, и вереница из шести плененных наемников, похожих в своей связке на угнанных рабов, под охраной двух бойцов влачились позади.

Стриг разминулся с зондергруппой, увезя с собой и все еще спящую Адельхайду, заверив майстера шарфюрера, что ни помощь, ни охрана не требуется, и засвидетельствовав от собственного имени и от имени госпожи графини, что покидать пределов Ульма никто из них не станет, что следующим утром он будет готов принять майстера инквизитора или любого служителя Конгрегации в собственном доме, если таково будет их желание, а госпожа графиня наверняка займет прежние комнаты на втором этаже 'Моргенрота'. Уже уезжая, фон Вегерхоф высказал надежду на то, что отчет о произошедшем и приглашение специалистам явиться в Ульм руководство Конгрегации получит скорейшим образом. Келлер пропустил это сообщение мимо ушей, для которых оно, собственно, и не предназначалось.

Во всем пути до ратуши шарфюрер сохранял мрачное молчание, блюдя рекомендованный Куртом образ и, судя по всему, не прикидываясь — по сторонам он поглядывал с неподдельным пренебрежением и враждебностью, граничащей с презрением, каковое выражение лица лишь обострилось, когда мимо, подрагивая в такт шагам, протрусило тело кого-то из ратманов, несомое пыхтящими слугами.

— Добро пожаловать в обитель самостийности, — усмехнулся Курт, спешиваясь у ступеней ратуши, и тот тоже медленно спустился с седла, оглядывая внушительное здание. — Главное, — посерьезнел он, — не теряйте выдержки. Это будет сложно; здешний совет, мягко говоря, зарвался вдали от крепкой руки. Нам надо освободить здание. Долой из ратуши всех, от бюргермайстеров до метельщиков.

— А стража?

— Стража поможет, — заверил он убежденно. — Думаю, кое-кто из них даже будет вам благодарен по гроб жизни, если вы прикажете ему спустить с лестницы пару ратманов.

Келлер не ответил, скептически покривившись и с трудом скрыв удивление, когда оба стража, оберегающие порядок на первом этаже, выказали немедленную готовность к любому сотрудничеству, лишь узнав о причине возникшего переполоха.

Ощущать за своим плечом пятерку бронированных парней со Знаками было приятно, как никогда — мелкие служители разбегались, как тараканы, при первом же слове, не пытаясь вступать в пререкания, и лишь канцлер, уходя, недовольно вздохнул и попенял майстеру инквизитору на столь несвоевременное прерывание напряженного рабочего дня.

На второй этаж Курт поднялся, даже не пытаясь сдерживать злорадство, и, когда в коридор выглянуло знакомое толстое лицо, взволнованное шумом и беготней, одарил обладателя лица приветливой улыбкой.

— Штюбинг, — констатировал он, когда ратман застыл посреди коридора. — Как удачно, что вы на месте.

— Что это тут происходит, юноша? — выговорил тот, глядя на бойцов зондергруппы и пару ульмских стражей за его спиной из-под нахмуренных бровей. — Ваше поведение начинает переходить все допустимые границы.

— Вы никогда еще не видели меня переходящим допустимые границы, к вашему счастью, — возразил Курт, кивнув стражам. — Заприте его в этой комнате. Он мне понадобится через некоторое время.

— Что?!. — выдавил ратман оторопело и возмущенно, отступив на шаг назад. — Да какое право вы имеете отдавать подобные приказы!..

— Право, данное мне Святой Инквизицией, — отозвался он, махнув рукой, и солдаты нерешительно выступили вперед.

— Вы, двое! — зло вытолкнул Штюбинг, снова попятившись. — Вам платит город! Вам платит рат! Вы не можете исполнять чьи бы то ни было приказы, кроме приказов рата! Только подойдите — и можете не являться на службу завтра поутру!

— Завтра утром? Не явимся — не наша смена, — пожал плечами один из солдат, подступив ближе. — Будьте любезны, господин Штюбинг. В комнату.

— Руки прочь! — повысил голос ратман, когда страж взял его за локоть. — Не смей, или следующую неделю до своего повешения ты проведешь в тюремной камере!

— В данный момент, — заметил Курт, — стража этого города перешла в ведение святой Инквизиции. Посему сейчас, Штюбинг, я услышал угрозу в адрес Конгрегации. Напомнить вам, чем это карается?.. В комнату, сукин сын, или я лично вгоню тебя туда хорошим пинком!

— Вы... — выдавил тот побледнев, — вы... Вы еще за это ответите. Я затащу вас в суд, юноша, и там мы поговорим снова — уже иначе!

— Ну, конечно, — благодушно согласился он, закрывая дверь за его спиной, и обернулся к солдатам, нервно топчущимся у порога. — Он будет говорить еще много чего, — пояснил Курт успокаивающе. — Не слушайте. Сейчас его слово силы не имеет.

— А к чему он вам, майстер Гессе? — нерешительно поинтересовался один из стражей. — Он замешан в этом?

— Нет-нет, не совсем. Помните подложного стрига — того, с кладбища?.. Его рук дело. Теперь, когда настоящий стриг найден, мне найдется, о чем с ним побеседовать. Но чуть позже. Пока же я попрошу вас стоять у этой двери и не выпускать его наружу. Он будет продолжать давить, грозить, плеваться ядом; пусть. Поверьте, с его стороны вам опасаться нечего.

— А если он просто попытается уйти?

— Под мою ответственность: дозволяю заломить руки и водворить обратно. Можете привязать его к стулу, если придется.

— Хорошо, — согласился страж, не скрывая удовлетворения. — Не волнуйтесь, майстер Гессе. Никуда не денется.

— Для чего он вам, в самом деле? — тихо спросил Келлер, пока они вновь спускались вниз. — Если он соучастник...

— Нет, не соучастник, — отозвался Курт, — однако отношение к делу имеет. Можете считать, что это с моей стороны маленькое использование служебного положения в личных целях.

— Не думаю, что предписания позволяют мне вам в этом содействовать, — заметил шарфюрер и, когда он раздраженно поморщился, беззаботно пожал плечами: — Однако я ведь и не содействую. Это местная стража с вами заодно, а я что? я просто стою в сторонке. Что у нас на очереди?

— Благоустроенные комнаты для наших постояльцев, — отозвался Курт, сворачивая к выходу. — За мной. В этом вам посодействовать придется.

Келлер, не ответив, лишь вновь передернул плечами, кивнув молчаливым бойцам, и направился следом.