Ошеломлённый ударом об землю и крепким, буквально таранным, засосом, Денанций Кар лежал безвольно. Но затем, преисполнясь ярости, зло ухватил кошку за задницу, ответив на поцелуй не менее яростно, кусая губы женщины до крови. Некоторое время делар и фелисса боролись и катались, каждый пытался оказаться сверху, но вот — наконец застыли, тяжело дыша; и, лёжа на боку — облизывали и покусывали друг друга, уставившись глаза в глаза.
Треугольные зрачки Шеррсы замерли. Мёд сиял. Губы дарили медь.
Кошка радостно скалилась.
Полнейшая зоофилия, — смятенно думал Господь, стараясь отбросить эту мысль. Не получалось. — Нельзя, чтобы узнали. Особенно святоши, выколачье семя! Их флот вскоре припрётся во Внешность, и тут же легаты начнут лезть во все дырки, вызнавать секреты. Если уже не. Да и четверть с ними! И так шесть сотен лет на краю бездны. Надоело, тырка! Потому что... Да и накрест их, почему!
Денанций Кар, давя лишние сейчас мысли, целовал и кусал, грыз и впивался. Сжимал в объятьях во всю силу рук и мощь псевдомышц скафа. Вонзал пальцы в ягодицы кошки, пробиваясь через тяжёлую броню. Казалось — чувствовал обнажённое тело так похожей на человеческую женщину твари; хотя то скорее была фантазия, чем реальность.
А древний гранитный зверь навис над ними, затенив половину небосвода, и теперь довольно усмехался багрянцу закатного неба. За тысячи лет видел всякое, и такое — тоже; ведь люди любят приискивать проблем, даже где их нет. Дело обычное, девы ведут корень с Верменны, а мужи с Мартианны. Так считали создатели каменного колосса, и тот с ними охотно соглашался.
Послышался топот; к делару спешила охрана. Фелисса Шеррса стиснула в объятьях Денанция Кара, до боли, до треска костей, и прошептала:
— Ах-х-х, сладко... Так и не понял, котёночек, с кем встретился?
— И с кем же? — проскрежетал обозлённый Денанций Кар, у которого всё тело ломило как после хорошей драки.
— Какую жизнь живёшь: пятую, седьмую, десятую? — расхохоталась Шеррса. Оказавшись сверху, она посчитала себя вправе задавать неудобные вопросы.
Делар не ответил.
Гаррса же расположилась неподалёку; крепко облапила Зейделя и довольно скалилась. Тот и не сопротивлялся — попробовал, осознал бесполезность, и теперь лежал, придавленный тяжкой массой кошки и её брони.
Охрана столпилась рядом, не зная, что и предпринять. Появились и гиганты, остановились невдалеке и равнодушно наблюдали за вознёй корпоратов с кошками. Ни Денанций Кар, ни Зейдель на помощь не звали, не желая терять лицо. Впрочем, делар сумел высвободиться; то ли свезло, то ли Шеррса дала уйти. Денанций предпочёл над этим не думать. Вскочив, он бросился к ховеру. За ним поспешил и Зейдель, которого отпустила вторая кошка.
— Мы ваши ор-р-рфеи... — насмешливо рычали женщины-химеры вслед, с полным довольством развалившись на согретых солнцем песчаниковых плитах. — А вы безопасно доставлены от досторечённой! Помните нас!
Хохочущая Шеррса в такт словам стучала по камню оторванным забралом скафа.
— Ходу. Быстро! — Денанций запрыгнул в броневик и принялся шарить по встроенным шкафам в поисках медпака. Нашёл, выхватил биопластырь и тщательно утёр им лицо, смывая кровь и слюну. — Едем отсюда, пока этим идиоткам ещё какая идея под хвост не попала! — Охрана загрузилась в ховер, броневик сорвался с места и попылил вниз по склону.
Позади реготали кошки. Рычали, повизгивая. Размурлыкивая, сучили лапами, хлопали ладонями по камню. Хохотали, облизывая окровавленные губы, скалились сахарными клыками.
...И над всем царил зверолюд, такой древний и живой.
— — —
К рейдеру возвращались в молчании.
Денанций Кар плюхнулся в кресло, скрипел зубами и до треска сжимал подлокотники. Чуть позже успокоился и замер, хмурясь; раз за разом проводя пальцами по краю обломанного забрала.
Зейдель вёл ховер, стараясь не привлекать к себе внимания. Он думал. А было о чём: встреча выдалась донельзя странной, чудилось во всём некая театральщина, нарочитость, манерность и потеха.
Через четверть часа рейдер взлетел, неся на загривке десантный бот Зейделя. Сам же начальник маркетинга расположился за столом, напротив Денанция Кара, в небольшом зале для совещаний. Глава корпорации прихватил с планеты длинную сухую ветку и теперь строгал её отобранным у охранника ножом.
Очинял.
Выходило маленькое копьё, коим можно вооружить, например, кошку. Нормального размера кошку, не тех здоровенных химер, которые встретились в услужении у аркестрантки.
— А ведь преизрядная стервозина, — озвучил Зейдель витавшую в зале мысль.
— Отнюдь! — откликнулся Денанций Кар, вздрогнул и налился дурной кровью. Кривящееся в яростной гримасе лицо юнца выглядело скорее комично, но Зейделя заколотило от страха. — Значит, оборонены от коллоидной лексики, значит — не по плечу, — злобно прошипел Денанций и с треском сломал копьецо. — Грезится мне, аркестрантка проделала весьма вздорный кунштюк! — он запнулся. — Четверть!..
Помолчали. Хвилины две-три, как и означила Хольга-Хурайра. Мысленно говорили сами с собой, — проверяли. Вскоре наваждение прошло, Денанций успокоился и заявил:
— Знаешь, Катос, очень хочется кого-нибудь убить, — и добавил: — К сожалению, не тебя.
— Спасибо, господин, — совершенно искренне сказал Зейдель.
— Не благодари. Теперь серьёзно: нас крепко щёлкнули по носу, но надо обратить это на пользу.
— Да, господин. И польза есть, аркестрантка показала брешь в защите. Я займусь этим вопросом плотнее, но придётся выйти за бюджет.
Денанций Кар лишь отмахнулся. Экономия в таком вопросе могла вылиться в колоссальные потери. Лексит показала, как легко повлиять даже на форматного человека, а ведь форматников считают отлично защищённым от такого рода воздействий. Но семьсот тридцатый диалект, видимо, дал Орентовой совершенно новые возможности.
— Да, и что это был за цирк, Катос? — Денанций тоже вспомнил о подчёркнутой аффектации встречи. — Кошки, чернила... и прочая дрянь в подземных ходах.
— Я бы не назвал цирком, повелитель. Представление? Да. Началось ещё на поверхности, пока мы ехали по степи. Все эти сожжённые штурмовики и прочее. Опять же, место для встречи выбрано внушающее: то ли древнее захоронение, то ли храм. Возможно, один из необходимых элементов психологического воздействия, без чего словесная магия Хольги-Хурайры не работает в полную силу.
Недовольный Денанций проворчал:
— Отвык я от этого дерьма, но приходится влезать: бывают вещи, которыми приходится заниматься лично.
— Я очень виноват, господин.
— Виноват... Да! Из нас выкачали втрое больше, чем дали в ответ. Плохая сделка, Катос.
— Я так не думаю, Адон, — глава маркетинга в задумчивости потёр подбородок. — Мы многое узнали, пусть до конца и не осознали. Да и Орентова не просто аркестрант, я уверен: она — Мастер контекста, такие встречаются один на тысячу.
— И что?
— Пока не знаю, господин. Но обязательно придумаю, как использовать.
— Думай. Пока от поездки одни убытки.
Разломав ветвь на примерно равные куски, Денанций Кар принялся обтачивать им концы. Вскоре на столе лежал пяток кривоватых, но острых колышков. Глядя на колья, Катос Зейдель колебался, — повелитель явно не в духе, — но всё-таки решился:
— Вам надо срочно возвращаться в себя, Адон. Она вас прочла, прочтут и другие.
— О нет, мой верный шпион! — оскалился Денанций и принялся крутить в пальцах колышек. — Нет. Ты возьмёшь наших лучших специалистов, и вы подготовите мне новый... контекст, — он проказливо ухмыльнулся. — Ближайший месяц я должен выглядеть глупым мальчишкой-внешником, случайно дорвавшимся до больших денег. Вот что во мне должны читать окружающие.
— Много потеряем, Адон. Пацана не воспримут всерьёз. С выплатами за Черванну обязательно обманут.
— В деньгах выйдет ущерб, — согласился делар. — Зато пустят туда, куда не пустили бы, — он хохотнул, — ...моего дядюшку. Неопытного юнца не побоятся, перед ним откроют то, чего не показали бы бывалому человеку. Ты не забыл, зачем мы во Внешность-то явились?
— Обратим убыток в прибыль.
— Да!
Собеседники помолчали.
Зейдель взялся осторожно потрошить свой инфирный блокнот и с мрачным удовлетворением обнаружил, что тот пуст — никаких записей из подземелья вынести не удалось. Не выйдет проверить, что так необычно светилось у аркестрантки, чьи иероглифы мелькали на стенах подземной кишки, в какие конструкции складывались резные палки и узловатые верёвки. Короче, что запомнилось — то и твоё, а вот инфирные накопители совершенно пусты.
В занятном месте обитает Хольга-Хурайра Орентова, — решил Зейдель. — Странном и опасном, но очень интересном. Добраться бы, тщательно пошарить в закромах. А клятых кошек на мороз!
Но тут мечты маркетёра прервал Денанций Кар; делар уже несколько минут как хмурнел и жёстко щурился, и теперь из него проглянул Господь.
— Вот что, Катос. Только что сообщили — во Внешности появились святоши, а они вечно лезут в чужие дела.
Катос Зейдель молча кивнул, сообщение о приходе во Внешность особой миссии ОКСН он получил чуть раньше, чем Денанций Кар.
— Скажи мне, Катос, а есть ли у нашей недавней хозяйки враги?
— Есть, как не быть, Адон. И враги, и друзья.
— Так вот, враги должны побыстрее вспомнить о... досторечённой. Пусть на днях тут пошалят какие-нибудь пираты. И чтобы ни малейшей связи с нами! Помоги им, разработай операцию с массивным орбитальным ударом по этому... котомогильнику.
— Да, Адон, — вздохнул Зейдель. — Но потеряем уникальный ресурс.
— Ничего. Уникальных людей много, а я один. Надо исключить утечку обо всём, связанном с Черванной и Алефами. А ресурсы ещё найдём, вселенная велика.
— Грязная выйдет работа, ниточки потянутся.
— Времени нет. А если что, пойдёт в копилку образу безмозглого юнца.
— Как скажете, Адон.
— И это... — кредиты неприятно застрекотали и Денанций Кар скривился, — озаботься нормальной бронёй для нас. Нас слишком легко взломали.
— Вы всегда были против...
— А сейчас — за!
— Сделаю.
— Теперь расскажи, что выполнено по основному плану.
Зейдель открыл в симтеме окна и начал доклад.
Выслушав помощника, Денанций Кар решил лично проверить слухи о тайной встрече на Рейнской Розе; трансляционные болтуны фирили о каких-то крупных договорённостях между внешниками и конгрегатами. А это могло быть опасно и всерьёз задевало планы владельца корпорации "Триуннер"; в мутной воде не только рыбу хорошо ловить, но и... четверть, как же болит голова!
Делар потёр лоб, отпустил Зейделя и отправился в свою каюту, спать.
Потом. Всё потом.
...Через два часа крейсер ушёл в прыжок по направлению к Ольсатеру. За ним прыгнула и тройка скрыт-штурмовиков из ведомства Зейделя; аркианский форт с орбиты Греты-VII проводил их лёгкими тычками гравитационных сканеров.
— — —
Под утро небеса расщедрились.
Тугие дождевые струи долго хлестали траву и камень, сменясь позже редким перестуком капель. Тучи укатились за горизонт и свежее рассветное солнце торопливо взялось согревать мир. Умытый ливнем гранитный зверь исходил паром, запоздалые ручейки стекали по монолиту, срываясь с откосов, прячась в трещинах и собираясь на земле в обширные водостои. Но минуло четверть часа и лужи истаяли, впитались в почву, излились ручьями-кипунами по склону холма. Лишь плиты песчаника темнели мокрой шершавой поверхностью, на глазах светлея.
Из проёма в торсе древнего колосса появилась Хольга-Хурайра в легкомысленном зелёном платьице, и женщины-кошки — в броне и при оружии; скаф Шеррсы был забрызган множеством больших и мелких багровых пятен.
Аркестрантка остановилась на самом краю песчаниковой площадки, опасно нависшей над крупной осыпью, потянулась, глубоко вздохнула и постояла так, с закрытыми глазами. Выдохнув, сообщила кошкам:
— День принесёт новое.
— Наконец-то, — буркнула Шеррса, — квасимся тут, как ермышка под гнётом.
— Ладно уж, гостей вдосталь. Вон, вчера были, тебе понравились.
— Так ведь уехали же!
— Ещё приедут. Не те, так другие.
Хольга-Хурайра бросила наземь небольшую белую скатку. Та развернулась в широкий прямоугольник, после чего прихотливо изогнулась, обернувшись удобным сиденьем. Гаррса положила рядом такую же скатку — эта расправилась в низкий стол — и поставила литровую стеклянную кружку, наполненную чем-то густо-фиолетовым. Орентова с радостным возгласом плюхнулась в кресло, схватила кружку и с видимым удовольствием отпила.
— А я бы и этих на время оставила, — заявила Шеррса и уселась прямо на мокрый камень. Отстегнув нагрудник, достала из кармана чистую тряпицу, поплевала на неё, и принялась оттирать алые пятна. — Скажи, Гар?
Та согласно рыкнула.
— На что тебе этот шкуродёр? — удивилась аркестрантка. — Знаешь ведь, чужими жизнями за жизнь свою платит.
— Сгодится куда-нибудь!
— Да и старше тебя в три раза.
— Ну и что? Помышу его, поиграю, да и брошу. Может, святошам сдам.
— Полно мышковать-то, давно не котейка, поди! Озорство твоё дурным закончится, не всегда я рядом буду.
— Ах, Мать! — с досадой протянула Шеррса и отложила тряпку. — Всё стращаешь и стращаешь, а мне не страшно. Справлюсь как-нибудь, не оставит меня Дисп удачным случаем. Да и так посмотреть: разве не нужна нам свежая кровь?
— Свежая-то нужна, а дурная нет. А у этого — и кровь дурная, и формат кривой. Смотри сама, даже обновиться толком не смог. Мальчишку жизни лишил, тело забрал, а всё без толку. Пацанчик крепко зацепился и вредит из глубин разума помалясь.
— Это ты вредишь, Мать! И упряма, хуже Которра. Нет бы, согласиться для виду, да потом хитрыми словами на обходной путь навести, так какое! уперлась правдой, ни слова лжи от тебя не услышать.
— Много врать нельзя, от лжи шерсть на руках растёт. — И, с хитрым прищуром покосившись на фелиссу, аркестрантка добавила: — На ушах тоже, прямо как у тебя.
Шеррса шлёпнула себя по уху, пощупала и стремительно побагровела.
— Да-а-а?! А сама-то, Мать! Сама?! — завопила в запальчивости шебутная кошка. Гаррса молча усмехалась. — Не растёт у тебя шерсть? Кто про семьсот тридцатый диалект жагу тюрил?!
Легонько поведя плечом, Хольга-Хурайра спокойно ответила:
— А что, гипотеза хорошая, и от правды недалека.
— Но всё равно! Говоришь, врать нельзя...
— Так правда им не по карману. Не потянут, нечего предложить взамен.
— Да-да, Кодекс лингвократа, сколько раз слышала! Скоро ты мне дырку в броне им проковыряешь.
— Люди должны ценить свой язык! — убежденно заявила аркестрантка. — Да, может я и старый пень, зануда и схоласт, но из меня растёт древо культуры. Я его сохраняю и лелею, позволяю прорастать сквозь меня и выплёскиваться побегами в пространство других людей. Но если те культуру не ценят, то стоит ли уважать их самих? Вот пусть теперь сами копаются, глядишь — и выяснят правду. А нет, так нет.
