Там, за облаками...

— Нет, — вынужденно признавала Маша.

— Тогда какие претензии? Могу я за дружеской поддержкой обращаться, когда мне хреновей некуда?

— Можешь, конечно. Но не логичнее к Казимирычу или Болеку идти?

— От них дождёшься поддержки, как же. Держи карман шире. Одни нотации и гадость разная. Ты мне сейчас больше друг, чем они все вместе взятые.

Вообще, Славка будто с цепи сорвался. Он ежедневно звонил и почти каждый день заглядывал на пару часиков. Пил чай с вареньем. Громко рассуждал о будущей семейной жизни и повествовал, какая Ира замечательная и талантливая.

— Она лучше тебя стихи пишет. Она вот так идёт, — он показывал ладонью направление вверх почти вертикально. — А ты вот так. Но, наверное, ты дальше пойдёшь, если не бросишь. И всё равно, сейчас у неё стихи лучше.

— Да? — обижалась Маша. — Что же ты тогда просил тебе на свадьбу тетрадку с моими стихами подарить?

— А это на память, — безмятежно улыбался Славка. — Вот женюсь, видеться с тобой мы не будем. Вдруг соскучусь? Открою тогда тетрадку, стихи твои почитаю, вроде, как повидался.

— Свин! — возмущению Маши не было предела.

— Да, я такой. Я даже ещё хуже: подлец и негодяй. Ты разве не знала? — дразнил он, и снова принимался петь дифирамбы в адрес будущей жены. Дифирамбы пел старательно. Складывалось впечатление, что он сам себя пытался убедить в её необыкновенной привлекательности, в собственном везении — такую девушку нашёл, в наличии у себя чувств к невесте. Маша жалела его, бедного. Попал, как кур в ощип. Чем ближе подступал день его заклания, тем сильней он нервничал. Однажды спросил:

— Ты уже купила себе парадное платье?

— Парадное платье? Для чего? — удивилась Маша.

— Ты хочешь ко мне на свадьбу в том синем идти? Я не спорю, оно тебе очень к лицу. Но мы тебя в нём тысячу раз видели.

— На свадьбу? — переспросила Маша, насторожившись. — Мне казалось, вопрос решён. Окончательно и бесповоротно.

— Почему?

— Не могу и не хочу.

— Значит, ты мне не сестра и не друг, — веско припечатал Славка. — Не желаешь поддержать в трудную минуту. Нет, если бы ты меня любила до безумия, тогда тебя понять можно, ревность, то, сё...

Маша в безмолвном негодовании смотрела на лишённого совести шантажиста.

— Мань, — Славка жалко улыбнулся. — Мне нужно будет тебя там видеть. Ты единственная, кто меня понимает. Ну что тебе, сложно, а?

— Слав, — Маша, подавив первый порыв возмущения, постаралась осветить ему некоторые не учтённые им аспекты. — Во-первых, Ире неприятно будет, она не полная дура. Всё-таки самый большой праздник в её жизни. Зачем его портить? Нехорошо, некрасиво, неправильно.

— За Иру не волнуйся. Я ей объясню, что ты мне хороший друг, а не то, что некоторым мерещится.

Объяснит он! Наверняка, Ира воспринимает "хорошего друга", как совсем недавно Маша воспринимала "О, Алину!".

— Так она тебе и поверит.

— Ещё как поверит. Сама тебя позовёт.

Маша вздохнула, задумалась. Непробиваем. Хоть кол на голове теши.

— А во-вторых? — прервал её размышления Славка.

— Что?

— Ну, ты сказала "во-первых", следовательно, есть "во-вторых".

— Во-вторых, не хочу скандала у тебя на свадьбе.

— С чего вдруг тебе скандал пригрезился? — забеспокоился он. — Для чего надо всё усложнять?

— Я не усложняю, — грустно усмехнулась девушка. — Видишь ли, мне не разрешили идти к тебе на свадьбу. Приказали отклонить приглашение.

— Приказали? — не поверил Славка. — Кто?

— Наши с тобой лучшие друзья. Лёлеки-Болеки, Шурики-Казимирычи.

— И ты позволяешь им командовать собой?

— Обычно нет. Но в данном случае они совершенно правы.

— Нашла правых! — загорелся Славка. — Они вообще ни черта не смыслят. Командовать ещё будут! Разбежались! В конце концов, это моя свадьба. Кого хочу видеть, того и зову. Короче, ты идёшь и точка.

— Нет, — она отвернулась, упрямо поджала губы.

— Опять нет. Что ещё мешает?

— Ты хочешь, чтобы наши с тобой друзья прямо на свадьбе скандал устроили и при остальных гостях меня с позором оттуда выгнали?

Славка остро и хитро взглянул на неё.

— Маня, а если они сами к тебе прибегут и уговаривать станут?

— Тогда ладно, тогда пойду, — согласилась она, не веря в предложенный Славкой вариант развития событий ни секунды. Потому и согласилась.

— Пообещай!

— Обещаю, — она успокоено откинулась на спинку стула. Славка понятия не имеет, насколько несгибаемы в вопросах морали и приличий, чести и достоинства Казимирыч с Болеком. Где на них Закревский сядет, там и слезет.

Получилось, это она понятия не имела о пробивных способностях Славки, об его изворотливости. Разумеется, сами серые кардиналы когда-то дружной компании не прибежали. Их, принципиальных, ломало, корёжило и плющило. Но белый флаг вывесили, по обыкновению прислав беспринципного Шурика.

Шурик приехал через два дня. Смущаясь, бормотал:

— Тут такое дело, Маш... Ты нас извини, но приходится тебя просить.

— Просить? — Маша ожидала новых заморочек от почти бывшей своей кампании даже с некоторым страхом. Заставят уехать из Москвы на время? Проклянут на веки вечные? Придавят в подъезде вечером? Какие казни египетские способны породить их ограниченные мозги?

— Ага, просить. Сходи к Стасу на свадьбу?

— Что? Я не ослышалась? — она в полном недоумении воззрилась на Шурика.

— Сходи к Стасу на свадьбу, повторил Шурик, отведя взгляд. — Ненадолго, часика на три. Ребята очень просят.

— Просят? — едко среагировала Маша. — Что-то новенькое. Не из их репертуара. Я думала, они просить не умеют, только приказы отдавать и ценные указания.

— Честно, очень просят.

— С чего вдруг?

— Чаю с вареньем дашь? Тогда расскажу, — Шурик с надеждой поглядывал в сторону холодильника. Он был неисправимым сластёной. Душой, сердцем и желудком успел прикипеть к клубничному варенью, которое в больших количествах варили в семье у Маши.

— Подумать надо, — Маша не рвалась сдавать позиции, в очередной раз подчиняясь хотениями некоторых товарищей, не будем называть имена.

— Ты мне чаю налей, не жадничай, а сама думать будешь. Я подожду, сколько надо, — с наивной хитростью предложил Шурик.

Маша не варенья для него жалела, она сейчас его видеть не могла. Замучили выбрыками. Делай то, не делай это. Однако жаль Шурика, вон какой взгляд голодный. Бессильно уронила:

— Так и быть, получишь чашку чая.

Шурик, разулыбавшийся, помыл руки, сел за стол и приступил к чайной церемонии. Если обычно Машины гости пили чай, сопровождая его небольшими порциями варенья, то Вернигора, наоборот, поедал варенье, запивая его небольшими порциями чая. Выходило где-то, примерно, полбанки сладкого на чашку жидкости.

— Давай, рассказывай, — потребовала девушка, усаживаясь за стол напротив Шурика, подпёрла щёку рукой. — Что там у вас снова стряслось? Почему задули ветры перемен?

— Стас дурит, — невнятно высказался Шурик. Он успел вымазать скулу и пальцы клубничным сиропом. — Буянит. Тебя требует. Иначе, говорит, жениться не буду, в ЗАГС не пойду.

Маша в полной мере оценила изобретательность Славки. Шантажист — пробу ставить негде.

— И вы поверили? Это он нарочно, пугает только. Никуда не денется, пойдёт в ЗАГС, как миленький.

— Не, не пойдёт. Ты Стаса плохо знаешь.

О! Всем кажется, что она плохо знает Славку. Все его знают лучше. Ну-ну.

— Причём здесь я?

— Я же сказал, тебе надо побыть на свадьбе часика три, — проурчал Шурик, весь сосредоточившись на вожделенной банке.

— Не хочу. И не буду.

— Это как? — разинул рот Шурик, не ждавший сопротивления. — Ты же сначала собиралась, согласие дала?

— А потом передумала, — небрежно отмахнулась Маша. — Мне популярно объяснили, кто я на самом деле и какой разрушительной деятельностью занимаюсь. Я поверила, прониклась.

— Маш, ты на нас обиделась, что ли?

Что ли. Обиделась — не то слово, слишком мягкое. Но ребятам свои истинные настроения Маша показывать не собиралась.

— Зачем? Не обиделась. Осознала и стараюсь исправиться.

— Вот сходи на свадьбу, а потом исправляться начинай.

— Никогда не надо откладывать на завтра то, что следовало сделать ещё вчера, — нравоучительно заметила она, подняв указательный палец вверх для усиления ёрнического эффекта. Налила и себе чаю.

— Не понял, — Шурик на минутку забыл о варенье.

— Что же непонятного? Не пойду

— Ага, и ты, как Стас, дурить начала. Давно заметил, что вы с ним два сапога от одной пары. Тебе Иру совсем не жалко? Ты такая злая?

Маша быстро поднялась. Посмотрела на Шурика сверху вниз.

— Жалко Иру. Даже очень. Только один вопрос возникает: почему её все жалеют, а меня никто? Почему с ней, как с китайской вазой, носятся, а со мной поступают как... как... как не знаю с кем. Ноги об меня вытирают, — у Маши от гнева начала кружиться голова, но она сдерживалась, голос не повышала. Тем не менее, мутная волна разнообразных эмоций подхватила, понесла, не остановить.

— Но, Мань, она же беременная.

— Не называй меня Маней.

— Ладно, не буду. Она беременная, Маша! И ты, как женщина, первая должна быть на её стороне.

— Почему, Шура? Потому, что она залетела от Славки, а он её не любит и жить с ней не хочет? А о чём она раньше думала? Её кто-нибудь силком к Славке в постель укладывал? Её кто-то заставлял на юг ехать, одну, в компанию к пяти мужикам? Это ведь ещё додуматься надо! Мы с Танькой только заикнулись, вы нас сразу чуть не шлюхами выставили. Больше того, заявись мы туда, к вам, вы бы нас выгнали, и рука не дрогнула. А она правильно сделала. Она хорошая и несчастная. Давай, Маша, отказывайся от своего, потому что Ире твоего захотелось.

— Она его любит, Маша, — тихо проговорил Шурик, опустив глаза.

— И поэтому, — рассвирепела Маша, — ей можно любое средство использовать, самое нечестное. Замечательная любовь! Всё равно, любит ли он, портит она жизнь ему и другими или нет, всё равно, какими средствами, лишь бы заполучить. Не смей мне говорить, будто она верит, что он её любит. Он её терпеть не может, всячески ей это демонстрирует, ведёт себя с ней скотина скотиной. Она согласна терпеть, лишь бы он её был. А я Славку не люблю, да? И Танька его не любила?

— Вы с Танькой сильные, найдёте ещё своё счастье. А Ира слабая. Вы должны её пожалеть.

— Мы никому ничего не должны, не одалживались. Знаешь, Шура, по-честному, мне Иру почему-то не очень жалко. Она из тех, кто просит: "Тётенька, дайте попить, а то так кушать хочется, аж переночевать негде". Мне их ребёнка жалко. Он один ни в чём не виноват, но страдать больше всех будет.

— Вот, пожалей ребёнка и сходи на свадьбу, — воспрял Шурик, уцепившись за более веский аргумент, случайно оброненный Машей. — А то у Иры выкидыш случится.

— Может, выкидыш будет к лучшему? — устало бормотнула Маша, возвращаясь за стол. Выплеснулась, изрядно опустошив себя. — Ребёнка нет, жениться не надо, все остались при своём.

— Одна ты, как честный человек, будешь всю жизнь себя виноватой чувствовать, — согласно поддакнул Шурик и подвинул к ней пустую чашку. Маша автоматически наполнила её чаем, промолвила негромко:

— Допустим, я пойду. Славка женится. А дальше? Долго они не протянут, разведутся. Прикинь сам. Славка будет изобретать предлоги, и пропадать до ночи, обязательно побежит налево, причём шесть раз в неделю. Ира станет плакать, упрекать его, сцены устраивать, как в прошлую вечеринку. Он в ответ начнёт раздражаться, заводиться и сбегать от неё уже семь раз в неделю.

— Это будет уже не твоя вина, Стаса.

— При условии, что он ко мне бегать не будет.

— А ты гони. Тебе очень хочется в самый конец длинного списка его любовниц попасть?

— Он ко мне не за постельными радостями бегает, Шура.

— А за какими же?

— За пониманием и моральной поддержкой. Я с ним общаюсь, как с тобой, на расстоянии в два метра.

— Так я тебе и поверил.

— Твоё дело. Хочешь — верь, не хочешь — не верь. Убеждать не буду. И на свадьбу, так и быть, пойду. Считай, уговорил. Но при одном условии.

— Каком? — встрепенулся Вернигора, почуяв успешное окончание своей нелёгкой миссии.

— Претензий вы мне больше не предъявляете и сами будете от меня Славку отгонять. Лично ты выступишь в роли моей неотступной тени.

— Э-э-э, а если там симпатичные девушки будут? Мне тогда не познакомиться, не поухаживать. Почему я? В отместку, да?

— Размечтался. Всё проще. Казимирыча от одного моего вида трясёт. Болек меня на пять сантиметров ниже. Хорошо, не на пять, но ниже. Не буду же я позориться? Лёлек меня поймёт неправильно, не дай бог, влюбится, и опять я виноватой останусь. Ты, Шура, оптимальный вариант. Потерпишь один вечер. И нечего рожу кислую делать. От меня же требуете терпения, унижения, уступок всяческих? Вот и вы разок потерпите, не сахарные. Не мне одной за всех отдуваться. Ещё поможешь мне платье к свадьбе покупать. Понял? А иначе дома останусь, никуда не пойду.

Через несколько дней бедный Шурик, пыхтя, сопровождал её на охоту за платьем. Маша, из случайно обнаруженной в её натуре вредности, потащила его на другой конец города. В Кунцево только-только открылся универмаг "Молодёжный", где недорого продавались дефицитные вещи. Туда она и устремилась.

Огромные очереди тянулись к дверям шмоточного рая. Шурик молча тосковал, стоя в очереди подле Маши, на шутки не реагировал. Ничего, будет знать, каково ей приходится. Не полностью знать, разумеется. Так, краешек заденет. И то хлеб.

Вообще, им в тот день повезло. Они могли простоять в очереди до вечера и попасть в нужный отдел к шапочному разбору. На их счастье случилась андроповская облава, их здорово выручили студенческие билеты, и они наконец добрались до отдела готового платья. Продавщица предложила на выбор несколько моделей. Первая же модель оказалась выстрелом в яблочко. Раздвинув шторки примерочной и сделав два шага на божий свет, Маша имела удовольствие увидеть остолбеневшего, с отвисшей челюстью Шурика. Понятно, в этом на свадьбу идти нельзя, будешь выглядеть лучше невесты. Но совсем отказать себе в небольшой радости девушка не могла. Она красиво покрутилась, демонстрируя Шурику вид со спины, с боков, в пол-оборота, изгибаясь, принимала ту или иную эффектную позу. Находившийся в отделе народ скапливался у Шурика за спиной, сбежались продавщицы. Мягкие складки персикового цвета платья из японского, с люрексом, трикотажа так красиво облегали и подчёркивали девичьи формы, что начался ажиотаж.

— Девушка, — требовала толстая, "в возрасте", тётка. — У вас ещё есть? Я такое же хочу!

Продавщицы, тихонько посовещавшись, громко объявили:

— Всего два экземпляра. Этот и на "штанге", 48-го размера.

Дамы ринулись к "штангам", искать платье. Маша вздохнула и направилась было в примерочную, расставаться с шикарной тряпочкой, как вдруг услышала позади голос Шурика.

— Мы берём. Сколько стоит?

Она, услышав цену, стремительно повернулась, недоумённо посмотрела на приятеля.

— Я себе никогда не прощу, — осклабился Шурик, — если ты его не купишь. Нельзя же тебя всего на свете лишить.