Теперь уже обе ее ладони оказались на его плечах. Пальцы были тонкими, но сильными, с короткими ногтями и мозолями от тетивы и топора. От рук Ласки шло живое, ровное тепло. Южанин усомнился бы, что понял ее правильно, но девушка по-прежнему смотрела прямо на него, и ее взгляд не оставлял лаконцу ни малейших шансов ошибиться.
— Зачем? — спросил Крикс прямо. — Я ведь видел, как ты уходила с Астером. Я думал, что вы с ним... что ты... — Ласка, улыбнувшись, провела кончиком указательного пальца по его щеке, и энониец поперхнулся, не окончив фразы.
— Что я что? — поторопила девушка.
— Я думал, что ты его любишь.
— Я люблю того, кого люблю, — ответила разведчица туманно. И, заметив по глазам своего собеседника, что он не понял, девушка вздохнула. — Разумеется, я очень люблю Астера. Он превосходный командир, самый надежный друг, какого только можно пожелать, а для меня — еще и нечто большее. Но это не должно тебя тревожить. То, о чем мы говорим... это совсем не то же самое, что втихаря ходить к чужой жене или пытаться у кого-нибудь отбить девчонку. Рано или поздно ты поймешь. А сейчас просто поверь мне: война меняет все. Здесь даже самым сильным людям нужна толика любви, которая бы заслоняла их от смерти.
— Ты пытаешься сказать, что хочешь мне помочь?.. — уточнил Рикс.
Эта мысль развеселила Ласку.
— Может быть, тебе, а может быть, себе... какая, по большому счету, разница? Ты мне нравишься, а, судя по тому, что обещает твоя внешность, нравиться ты будешь очень многим. Перестань задумываться над подобными вещами — это еще никого не доводило до добра. Просто делай то, что хочешь.
То, чего бы он хотел... внутри у Рикса что-то сжалось от внезапной, беспричинной боли.
Лейда. В эти дни он почти перестал думать о ней, задавленный усталостью, ежеминутным напряжением и голодом. Но Ласка знала про нее — единственная из всего Лесного братства. Энониец смутно помнил, как рассказывал о Лейде, когда они в приступе нетрезвой откровенности болтали, сидя на одном плаще. Они тогда громко смеялись, отнимая друг у друга флягу, и раскрасневшееся от вина и жара лицо Ласки больше не казалось ни насмешливым, ни злым.
Подруга Астера все так же пристально смотрела на него. Крикс вспомнил, что у Лейды дымчатые, серо-синие глаза, всегда словно подернутые мечательной дымкой. Совершенно не такие, как у Ласки.
Может быть, разведчица действительно любила каждого, кого когда-нибудь так же естественно и просто обнимала в темноте. А может быть, она любила только Астера, а остальных просто одаривала собственной любовью, как другие девушки иногда одаривают поцелуем — из простой симпатии, из мимолетной благодарности, даже из жалости.
Конечно, в этом не было бы ничего особенного — после всего, что ей пришлось пережить, после Бешеного принца, после жениха, который бросил ее на потеху "Горностаям"...
Но сохранила ли она еще способность любить так, как он любил Лейду Гефэйр? Вероятно, нет, иначе после всех его признаний Ласка никогда не стала бы стоять напротив, чуть заметно поглаживая пальцами его окаменевшие от напряжения плечи.
— Ласка... ты не понимаешь. Все это совсем не так, — вырвалось у него.
— Уверен? — в голосе разведчицы прорезалась какая-то особая, печально-снисходительная нежность, уколовшая его больнее, чем любые едкие нападки. — Может, это ты не понимаешь?
Может быть. Он уже ничего не знал наверняка, он, как в силках, запутался во всех этих бессчетных "может быть", и понимал только одно — если сейчас он скажет "да", то совершит еще одно предательство.
— Я пойду, — сказал "дан-Энрикс", опустив глаза.
Теплые руки, лежавшие на его плечах, соскользнули — и на какую-то долю секунды он вдруг пожалел, что отказался.
— Хорошо. Иди, — сказала Ласка.
Если бы он мог, Крикс бы сбежал в темнеющий вокруг стоянки лес, не оборачиваясь и налетая в темноте на искривленные деревья. Но Ласка смотрела ему вслед, поэтому пришлось идти, выпрямив спину и не оборачиваясь.
Спать ему больше не хотелось, и, увидев Астера, который сидел на коленях, поджав ноги под себя, Крикс направился к нему. Место, которое выбрал Нэери, было не особенно удобным — выступающие из земли корни деревьев и сосновые иголки, прилипавшие к штанам, делали и без того неудобную позу Астера попросту пыточной. Но, не желая отставать от своего наставника, Крикс тоже опустился на колени. Веки Астера были прикрыты, и, однако, он мгновенно опознал южанина.
— Мирная полночь, Рик.
— Мирная полночь, — отозвался энониец.
— Не спится?..
— Я замерз и решил, что согреюсь, если встану и пройдусь.
Крикс сам не понимал, почему держится за эту отговорку. Губы Астера на краткую секунду тронула улыбка, и Крикс понял, что он знает, что произошло. Возможно, Ласка уже говорила с ним об этом. Всего пару дней назад такая мысль бы показалась Риксу невозможной и чуть ли не святотатственной, но за последние часы в мире осталось не так много незыблемых истин.
— Астер! А как на самом деле зовут Ласку? — спросил Крикс. И тот без тени удивления ответил:
— Эйрин.
— А... тебя?
На этот раз Астер открыл глаза.
— Что за вопрос?..
— Да так. Я просто вспомнил, как ты говорил про истинные имена. Мне тогда показалось...
Астер чуть помедлил и кивнул.
— Что ж, ты был прав. Последние Нэери до сих пор предпочитают называть своих детей на старом языке, хотя даже они уже не говорят на нем. В моей семье мне дали имя Асгейр Аэстерн, но для грабителя и мародера это, согласись, излишне вычурно.
— Асгейр Аэстерн? "Смотрящий в звезды"?.. — перевел "дан-Энрикс". И запоздало прикусил себе язык, сообразив, как неуместно было вылезать с подобным комментарием.
Взгляд Астера стал острым и пронзительным.
— Ты знаешь Древнее наречие?...
— На самом деле, нет, — смутился Крикс. — Только самую малость. Моих знаний хватит разве что на то, чтобы перевести два слова.
— Даже два слова — уже многовато для обыкновенного оруженосца. А если учесть, что ты помимо этого легко читаешь карту и вворачиваешь в разговор такие выражения как "бесперспективный"... или, того хуже, принимаешься цитировать стихи Алэйна Отта... я все чаще думаю, что ты совсем не тот, кем хочешь показаться. Слугам рыцарей подобные слова знать в принципе не полагается.
Под пристальным взглядом Аэстерна энониец растерялся.
— На Юге все иначе, Астер. Здесь даже наместник Альто Кейр едва может подписаться своим именем, а в столице даже дети горожан — по крайней мере, сыновья старшин цехов и синдиков — учатся чтению и счету. А еще на главной площади Адели есть Книгохранилище, куда может прийти любой желающий. Даже простолюдин.
— Вдобавок там, похоже, можно научиться разбираться в картах и приобрести кое-какие представления о тактике, — заметил Астер, улыбаясь. Крикс почувствовал, что собеседник не верит ни одному его слову.
— Нет, — ответил он, решив придерживаться фактов — и пусть Астер думает об этом все, что пожелает. — Обращаться с картой меня научил мой господин.
— Вот как... — откликнулся антарец неопределенно — Я, кстати, давно хотел спросить: а кто он, этот рыцарь, у которого ты был оруженосцем?
— Мессер Ирем. Коадъютор императора.
— Высокий светловолосый калариец, который ведет себя и одевается, как коренной южанин? Предводитель императорского войска?.. — заинтересовался Астер. Крикс кивнул, подумав, что рядом со своими соотечественниками мессер Ирем в самом деле выглядел южанином. — Хм-м... Крайне любопытно. В мое время рыцари брали оруженосцев, чтобы они чистили им сапоги, а не затем, чтобы учить их пользоваться картой. Но допустим. И что, этот твой Ирем позаботился о том, чтобы ты получил возможность изучать такие бесполезные предметы, как стихи Аэдда Энбериийского или Древнее наречие?..
— Он взял меня на службу из Лаконской Академии. И настоял на том, чтобы я продолжал посещать занятия в Лаконе, пока мы находимся в столице, — признал Крикс. Раньше ему всегда казалось, что сэр Ирем просто нашел самый простой способ избавляться от его присутствия на несколько часов в день. Но после слов Асгейра Аэстерна это в самом деле начало казаться ему странным. За последние недели у "дан-Энрикса" было не слишком много времени, чтобы думать прошлом, но сейчас его внезапно охватила ностальгия. Он спросил себя, что думает сэр Ирем о его исчезновении? Наверняка считает, что оруженосец был в числе погибших, или думает, что тот находится в плену.
Крикс подавил тяжелый вздох. Было довольно странно сознавать, что он по доброй воле отказался от возможности вернуться к сюзерену, поучаствовать во взятии Сокаты и — если, конечно, ему повезло бы уцелеть — когда-нибудь, когда закончится война, уплыть на корабле назад в Адель. Он был бы счастлив еще раз увидеть Юлиана, Маркия и Дарла, побеседовать с мастером Хлордом и опять пройтись по парку Академии. Даже об изнуряюще тяжелых ночных бдениях над книгами Крикс сейчас думал с оттенком ностальгии.
— Большинство из тех, кто поступает в Орден кандидатом, уже завершили обучение в Лаконе, — пояснил он как бы в оправдание излишней требовательности сэра Ирема. — Обычно они знают несколько имперских языков, законы, землеустроение и Старый кодекс. Монсеньор... То есть сэр Ирем часто говорил, что недоучек и болванов в Ордене вполне достаточно, но ни про одного из них не скажут, что он был оруженосцем коадъютора.
Астер хмыкнул.
— Любопытный человек этот ваш коадъютор. Скажи, Рик — он, часом, тебе не отец?
— Что?! — задохнулся Крикс, ошеломленный дикостью подобного предположения.
— Ах да, ты говорил, ты сирота, — ответил Астер самому себе, не обращая ни малейшего внимания на потрясенный вид своего собеседника. — Хотя... чем это, в сущности, противоречит моей версии? Особенно если учесть предписанное рыцарям из гвардии безбрачие.
Крикс возмутился.
— У мессера Ирема не может быть бастардов.
— Почему же? — удивился его собеседник. — Он ведь рыцарь Ордена, а не один из Белых Братьев. Я просто не вижу никаких других причин, которые заставили бы его так с тобой обращаться. Если твой сеньор заботится о том, чтобы ты разбирался в землеустроении, риторике и кодексах — значит, он прочит тебе высокое место в этом вашем Ордене. Сам посуди: вместо того, чтобы, как положено оруженосцу, быть у сюзерена мальчиком на побегушках, ты торчишь в Лаконе, изучая кучу бесполезных для простого рыцаря вещей. И даже на войне этот твой Ирем, по твоим же собственным словам, выкраивает время, чтобы обучать тебя стратегии и тактике. Ты не задумывался, почему он это делает?.. Или ты можешь назвать других рыцарей, которые бы поступали точно так же?..
— Не могу, — признал "дан-Энрикс", вспомнив все, что ему приходилось наблюдать в столице, а потом и в лагере. Странное дело — до сих пор он никогда не думал, что Ирем обходится с ним как-то иначе, чем другие лорды — со своими слугами, а между тем мысль Астера была довольно очевидной. Крикс спросил себя, почему его собеседник сразу обратил внимание на то, что сам он не заметил за два с лишним года, и решил, что дело было в том, что Астеру не приходилось с утра до ночи быть объектом для язвительных насмешек коадъютора.
Ноги у южанина к этой минуте затекли уже настолько, что казались ему самому отлитыми из чугуна. Но спать "дан-Энриксу" больше не хотелось.
Антарец задумчиво наблюдал за ним, расслабленно сидя в той же самой позе, которая доставляла Риксу столько неудобств.
— Когда ты так решительно сказал, что хочешь пойти с нами, я подумал, что ты не желаешь возвращаться к своему сеньору оттого, что он был с тобой груб или жесток, — заметил он в конце концов. — Таких историй пруд пруди, и это бы меня не удивило. Но получается, что тебе, наоборот, на редкость повезло. Так за каким же Хеггом ты решил к нам присоединиться?
Крикс слегка пожал плечами.
— Из-за "Горностаев". Они перебили раненых из лазарета.
— "Горностаи" убивают всех, кто подвернется под руку. Причем тут ты?
"Дан-Энрикс" не хотел об этом говорить. Он предпочел бы больше никогда — ни в памяти, ни на словах, не возвращаться к той истории. Но Астер ждал ответа. Когда энониец все-таки заставил себя отозваться, ему показалось, что язык едва ворочается у него во рту.
— Я убил Бешеного принца. А потом трех человек казнили потому, что они взяли на себя мою вину.
— Нет, их казнили потому, что людям принца было нужно показательно кого-нибудь казнить. Ты что, до сих пор думаешь, что все это случилось по твоей вине?..
Крикс промолчал, упрямо отведя глаза. На месте Астера он тоже стал бы успокаивать другого человека, заверяя его в том, что он тут совершенно ни при чем, но истинное положение вещей от этого не изменялось. Крикс считал, что не нуждается в таких фальшивых утешениях, а значит, говорить тут абсолютно не о чем. Но Астер явно полагал иначе.
— Мне кажется, я понимаю, в чем тут дело, — сказал он задумчиво. — А теперь послушай меня, мальчик: как бы тебе ни хотелось, чтобы это было так, в смерти этих людей нет никакой твоей вины.
— Хотелось?.. — не сумев сдержать досады, спросил Крикс, хотя пару секунд назад пообещал себе молчать, пока антарцу не наскучит говорить на эту тему.
— Разумеется. Тебе очень хотелось бы взвалить на себя всю ответственность за их судьбу, поскольку это позволяет тебе верить, что ты мог бы что-то сделать. Всякая война страшна именно тем, что люди чувствуют себя песчинками, попавшими в каменный ворот, и от их усилий, в сущности, зависит так же мало, как от тех песчинок. Чаще всего мы не можем даже защитить своих любимых и друзей. Мне много раз случалось замечать, что некоторые в подобных ситуациях взывают к помощи Создателя и Всеблагих, а некоторые, как ты, предпочитают думать, что их сил вполне достаточно, чтобы изменить ход событий. Обвинять себя — не слишком-то приятно, но все же приятнее, чем расписаться в собственном бессилии. Разве не так?..
— Это непра... — яростно начал Крикс и замолчал на полуслове.
Это правда.
— Поразмысли на досуге о моих словах, — кивнул антарец. — Ты неплохо показал себя в последних схватках с "Горностаями". Раньше мне казалось, что ты останешься с нами, но теперь я вижу, что ты был бы дураком, если бы захотел чего-нибудь подобного. Возможно, тебе будет лучше бросить нас, вернуться в войско и найти своего рыцаря. К тому же... ты ведь этого хотел бы?
— Да, — признался Рикс. — Но в тоже время — нет. Здесь ты, и Пчелоед... И Мэлтин с Лаской. Я не знаю, как теперь вас бросить.
— На войне никого не "бросают", Рик, — качнул головой Астер. — Когда идет война, ты каждый раз просто уходишь, не прощаясь. И тот человек, который через два часа умрет, навсегда остается в твоей памяти живым.
— Я клялся, что отныне буду верен только Братству, — напомнил Крикс, но на мужчину это не произвело особого впечатления.
— Клятвы ничего не значат, — сказал он так просто, будто это был общеизвестный факт, а не весьма кощунственное заявление. — Самые нерушимые обеты мы, как правило, даем, ни говоря ни слова. Разве ты поклялся в чем-то девушке, из-за которой отказал сегодня Ласке?.. Впрочем, поступай как знаешь, Рик. Я не намерен ни удерживать тебя, ни уговаривать уйти.
