У моего учителя собака-робот

* * *

Гарольда не было до темноты. Не то чтобы Джон всерьез волновался: он на всякий случай настроил через Медведя простенькую телеметрию на Гарольда — пульс, дыхание, температура. Если бы тот оказался в серьезной опасности, Медведь бы сообщил. Но робопес вел себя совершенно спокойно. Пожалуй, Джон даже рад был, что Гарольд отсутствовал и дал ему возможность поговорить с Шоу почти откровенно.

Джону бы очень хотелось помочь ей. Но как — он попросту не знал. Рут прислушивалась к его мнению, может быть, до тех пор, пока ей не исполнилось лет восемь. После этого она уже всегда на голову была впереди Джона. Да и какое право он имел отговаривать ее от саморазрушительной профессии, когда сам распорядился своей жизнью немногим лучше?

К тому же, это для них с Шоу время Рут бежало ускоренно — для нее самой оно шло в нормальном темпе. А то, что контакты с темпоральными аномалиями расшатывали психику Рут... ну, во-первых, это вроде как не доказано, во-вторых, она и в детстве не была особенно нормальной.

Но он все-таки надеялся, что она не станет отлавливать Гарольда в городе и похищать его или устраивать что-нибудь в этом духе.

Надежды оправдались только наполовину: Рут и Гарольд явились вместе, причем Гарольд тащил несколько пакетов, коробку с пирожными и огромную соломенную шляпу, которая в пакеты не влезла.

— Здесь на главной улочке такие очаровательные магазинчики! — обрадовала их Рут с порога. — Я купила винтажные CD! Вы представляете?

— Представляю, — ответила Шоу мрачно. — Их конфискуют в карантине.

— Предоставь это мне, — Рут беззаботно плюхнулась на диван в гостиной.

— Ты обещала, — сказал Джон ей. — Ты сказала, что не будешь разыскивать Гарольда!

— Я и не разыскивала, случайно наткнулась. Слово темпоральщика. И прекрати кудахтать. Худшее, что я ему сделала, это заставила таскать мои вещи.

— Этого-то я и боюсь: среди твоих покупок мог оказаться нервнопаралитический яд, — Джон забрал у странно молчаливого Гарольда пакеты, машинально поцеловав его в щеку.

— Ты как? — шепнул он.

Гарольд дернул головой: нормально, мол.

— Пустяки, я же сказала, что не буду ему вредить, — отмахнулась Рут. — А теперь и не стала бы: он очаровательный мальчик, ты такого не заслуживаешь. Нет, я сделала лучше: возвела его на гору и предложила ему все царства вселенной.

— Что? — Джон замер как дурак посреди гостиной.

Почему-то он сразу догадался, о чем говорит Рут.

— Ну как что, — Рут скривилась. — Это же искаженная цитата из здешней священной книги, тебя что, ни к чему не готовили? Положительно, братец, с детства ты сильно поглупел. Я предложила Гарольду учиться у нас дома. Ну, не прямо у нас дома, может быть, но в одном из галактических центров. Моего авторитета хватит помочь ему выбить стипендию. Как, Гарольд? Побывать на библиотеке размером с планету?

— Я уже видел такое в одном сериале, — невозмутимо ответил Гарольд. — Ничем хорошим это не кончилось.

— То в сериале, — заметила Рут тоном искусительницы. — А то по правде.

Джон посмотрел на Гарольда. У него было такое лицо, как будто его рвали пополам.

* * *

Перед отлетом Рут неожиданно поцеловала Джона в щеку и сказала:

— Я правда не искала мальчика. Я измеряла темпоральный фон в округе и вышла на него, как по ниточке.

— Так, — сказал Джон.

— Твой Гарольд — темпоральная аномалия, единственная на континенте. Его вообще не должно быть здесь и сейчас.

Часть III. Совет да любовь

— А если все-таки предположить... — начинает Нейтан.

— Нет, — говорю я. Я твердо держусь на этом последнем бастионе здравого смысла, потому что если сдать его, меня ничто уже не спасет.

— Если тебе все-таки стерли память, — продолжает Нейтан, — и мне заодно, и Грейс, и всем остальным, то из-за чего? Твоего учителя все-таки прилетело проверять начальство?

— Нет, его подруга Шоу и была начальством с проверкой, — против воли втянувшись, напоминаю я. Я перепечатал свои записи с купюрами — то есть без откровенных сцен — и дал это все прочитать Нейтану, так что теперь он знает о моих таинственных снах почти столько же, сколько я сам. Или знал бы столько же, если бы у него была память получше, чем у золотой рыбки.

— Ну, может быть, это было еще более высокое начальство? — спрашивает Нейтан. — Или... может, ты полетел-таки в тот космический университет и что-то там натворил, что тебя в результате вернули?

— Не полетел.

— А может, вы поссорились?

— Мы не ссорились, — отвечаю я и ложусь на зеленую траву около пруда.

Снова весна, и трава холодит мою спину. Ровно год назад, согласно моим грезам, я видел здесь прилет космического корабля.

Невозможно представить, чтобы мы с Джоном ссорились. Он ведь — идеал, плод моего воспаленного воображения...

* * *

Учеба заканчивалась в конце июня, а в начале июня мистер Риз с желающими из своих групп старшеклассников по литературе отправились в поход на гору Томсон, в национальный парк.

Никого из третьего класса, разумеется, не было, — им нужно было поступать в колледжи или устраиваться на работу — но присутствовали люди на год старше, которых Гарольд не знал. Их компания собралась почти в полном составе. Не хватало только Тони. Даже странно было видеть Карла без привычной тени. Гарольд поймал себя на том, что все время отводит от него глаза, хотя тот вел себя как ни в чем не бывало, а про Тони просто сказал, что он отправился проводить выходные с отцом.

Отправлялись на двух восьмиместных фургончиках, взятых напрокат в компании, где работал отец Грейс. Один вел мистер Риз, другой — мистер Ингрэм-старший, который как представитель родительского комитета вызвался быть вторым руководителем похода.

Гарольд ехал в его машине. С Джоном они поссорились. Почти.

— Не понимаю, какой смысл устраивать дополнительную школу на каникулах? Кто хочет сходить в походы, записывается в скауты, — довольно брюзгливо сказал Гарольд.

— А на моей родине это принято, — пожал плечами Риз, пакуя рюкзак. — И я никого не заставлял силком. Просто предложил. Люди могли бы не ехать.

— Как будто ты не знаешь, что к тебе в школе такое... восторженное отношение, — пробормотал Гарольд. Он даже себе не мог признаться, что, похоже, ревнует Джона. И, что еще более глупо, ревнует его к другим ученикам — всем вместе и каждому в отдельности.

— Не замечал, — повел широкими плечами Джон.

А Гарольд подумал кисло, что для инопланетного агента Джон на удивление не наблюдателен.

— И если уж на то пошло, зачем тащить их на наше место?

— Так мы ведь туда ездили весной, чтобы разведать место для общего выезда, — не понял его Джон. — Не волнуйся, Гарольд, я не поведу их далеко от кемпинга. Эта поездка убьет двух птиц одним камнем.

— Ты знаешь, что я не одобряю насилие, особенно по отношению к пернатым. И какие же у тебя две цели?

— Во-первых, анализ групповой динамики для анализа культурного фона. Это один из пунктов моей программы как наблюдателя, — охотно пояснил Риз. — Во-вторых, надо же дать твоему другу и той девочке возможность объясниться. А то на него жалко смотреть.

Гарольд с легким чувством вины осознал, что Нейтан действительно с мая стал каким-то вялым. Это было почти не заметно: он шутил и зубоскалил как всегда, только шутки сделались более напряженными. А еще он совершенно перестал трясти с Гарольда подробности их с Джоном совместной жизни.

Так значит, дело в девчонке! Удивительно: Джон заметил, а сам Гарольд нет. Интересно, о ком речь?

— С Зои ты ему ничем не поможешь, — отмел Гарольд. — Она, похоже, твердо намерена уехать после школы покорять Нью-Йорк. Серьезные отношения в ее планы не входят.

— Кто говорит о Морган? — чуть удивился Джон. — Я о Хендрикс.

— Грейс? Ты не путаешь? По-моему, все наоборот: это она в него безуспешно влюблена.

Джон посмотрел на Гарольда почти снисходительно, и Гарольду еще сильнее захотелось с ним поругаться. Но он был умным, рациональным и совершеннолетним человеком. Поэтому просто сказал, что в поход поедет в машине Ингрэма — ради конспирации.

И слава богу, потому что Карл Элаис поехал в Джоновой машине. Нет худа без добра.

А мистер Ингрэм всю дорогу хорошо поставленным голосом пел кантри.

* * *

Сперва все вместе ставили палатки — не современные, на которых достаточно нажать кнопку, а старинные, с кольями и тентами. На сей раз остановились в кемпинге, где были мангалы, но Джон показал несколько вариантов складывания костерка. Потом мистер Ингрэм повел желающих выше в горы к реке, а Джон остался в лагере с теми, кому не хотелось шляться по лесу.

В прежнее время Гарольд наверняка бы остался. Он признавал ценность природы как важной окружающей среды, а звездное небо просто любил, но муравьев в ботинках и хвои за шиворотом ему хватило и в прошлый раз. А в этот даже секса не светило в компенсацию за перенесенное.

Но Гарольд все еще был на Джона сердит, поэтому сказал, что пойдет с мистером Ингрэмом. Его крайне удивило, что Грейс, которая твердо надумала остаться в лагере, после этого вызвалась идти. Тут же изменил решение и Нейтан, ранее заявивший, что останется.

"Неужели Джон был прав? — размышлял Гарольд, поднимаясь вслед за мистером Ингрэмом по узкой тропке. — Да нет, не может быть... но почему Грейс вообще поехала? Она же городская домоседка вроде меня..."

Грейс тяжело дышала, спотыкалась на шишках и корнях сосен так, что Гарольду даже становилось ее жалко, но упорно шла в гору.

— Скоро будет ручей, — сказал мистер Ингрэм. — Слышите?

— Слышим, — сказал Пол, один из парней на год старше, Гарольд его едва знал. — А рыбу ловить там можно?

— Ну, если поймаешь голыми руками, — фыркнул мистер Ингрэм. — Это медведям-то не всем удается.

— Здесь есть медведи?! — охнула Грейс.

— Только не так близко к кемпингу и не в это время года, — успокоил ее мистер Ингрэм.

Около реки мистер Ингрэм устроил привал и начал рассказывать о хрупкой горной экосистеме и о том, почему для посещений открыта только небольшая часть национального парка. Гарольд был знаком с Ингрэмами уже год, но понятия не имел, что отец Нейтана такой эксперт в этом деле. Вообще не знал о его хайкерском хобби. "Может быть, я живу в тумане, — подумал Гарольд с горечью. — Вот и насчет Грейс с Нейтаном... Понятия не имел".

Ему иногда казалось, будто после знакомства с Джоном с глаз поднялась какая-то темная вуаль, которая мешала смотреть на мир. Эту вуаль набросили на него, когда он проснулся и выяснил, что проспал все на свете, и отец его уже три года как мертв, а все школьные приятели выросли и разъехались в колледжи.

Кстати говоря...

Небольшая группка школьников сгрудилась на берегу мелкого галечного ручья, на покрытой папоротниками поляне, причем бдительный мистер Ингрэм следил, чтобы никто не дай бог не потерялся.

Гарольд заметил вдруг, что Грейс этак ненавязчиво отходит в сторону, словно бы разглядывая деревья и травы. На ярком солнце ее рыжие волосы казались одного оттенка со стволами сосен.

Поймав взгляд Гарольда, она сделала какое-то нерешительное движение рукой, словно бы хотела пригласить его к себе, но в последний момент раздумала.

"Ты меня?" — переспросил Гарольд одними губами.

Грейс как-то обреченно, но вместе с тем решительно кивнула.

Стараясь не спешить и держаться непринужденно, Гарольд направился к ней. Отец Нейтана бросил на них беглый взгляд и, видимо, решил не дергать; больше никто в группе не обратил внимания.

— Ты хотела что-то? — спросил Гарольд.

Почему-то он вновь ощутил, как вспотели ладони.

Грейс смотрела на него, закусив губу. Гарольд и раньше знал, что она красива, но сейчас она выглядела как-то особенно хорошо. Романист девятнадцатого века написал бы, что ее прекрасная душа проглядывала сквозь правильные черты, дополнительно облагораживая их в моменты душевного волнения.

— Да, вроде хотела, — она помялась. — Или... не знаю, хочу ли.

Она вдруг взяла Гарольда за руку — у нее была очень маленькая, нежная ручка, и это показалось страшно непривычным после огромной руки Риза, в которой ладонь Гарольда тонула, — приподнялась на цыпочках и быстро поцеловала Гарольда в щеку.

"Идиот!" — подумал Гарольд. А больше ничего не подумал.

— Ты мог бы меня поцеловать? — спросила Грейс едва слышным шепотом.

Гарольд сглотнул и не сразу нашел голос.

— Прости, — сказал он. — Я... у меня уже есть другой человек.

— А я знаю, — сказала она сипло, опустив глаза. — Где-то с конца апреля. Только верить не хотела.

— Ты очень красивая, — начал Гарольд в панике. — И очень мне нравишься. Я бы с удовольствием...

— Все-все, — сказала Грейс, вновь поднимая лицо и улыбаясь. — Давай не будем банальничать, ладно? Я знаю, что нравлюсь тебе, поэтому и надеялась... Ну, не важно. Ты меня прости, что смутила.

Вновь улыбнувшись, — уже почти убедительно — Грейс пошла обратно к группе. А Гарольд остался под сосной в густых папоротниках один.

Тут он заметил, что Нейтана среди людей, стоящих у воды, нет.

* * *

Палатка была рассчитана на двоих, но места в ней хватило бы и четверым. Между спальниками Нейтана и Гарольда оставалось место с Большой Каньон. Ну или так Гарольду казалось.

Нейтан вообще с ним не говорил весь вечер, как и Карл, и от этого у Гарольда уже зубы начали ныть. Учитывая, что с Грейс общаться его тоже не тянуло, а больше никого Гарольд не знал, это оставляло для общения только Зои. А любой разговор с ней носил привкус флирта. Обычно это Гарольду даже нравилось, потому что он был уверен, что ничего серьезного ни с кем Зои в жизни себе не позволит. Но сегодня он был колоссально не в настроении.

Поэтому Гарольд молчал, когда остальные жарили на веточках маршмеллоу (чаще роняя их в костер, чем дожаривая до нужной кондиции), пели песни в стиле кантри и старую добрую классику, рассказывали страшные байки (даже Грейс внесла свою лепту) и в целом прекрасно проводили время. Никто даже не возмущался, что на планшетах не ловится интернет, и не сидел, уткнувшись в сотовые, хотя Гарольд уверен был, что так случится.

В общем, вопреки предостережениям Гарольда поездка вроде бы удалась. Вроде бы. Если бы не разговор с Грейс. Если бы не поведение Нейтана и Карла. Если бы он сейчас спал в одной палатке с Джоном, уютно прижавшись спиной к его груди, а не молчал бы через провал пустого пространства с Нейтаном.

И главное, Гарольд знал, что винить некого. Сам, все сам.

Кажется, до Гарольда начало доходить, кого Нейтан имел в виду, давным-давно, в апреле, когда сказал "она моя". Гарольду и в голову бы не пришло, что Нейтану могла нравиться изящная, милая Грейс с ее мелкими нервными чертами, а не роскошная Зои или, скажем, красавица Анжела, которая сидела напротив Нейтана на математике.

Но почему он тогда ушел, когда увидел, что Гарольд Грейс отказал? Он же знал, что так будет! Он же знал, что у Гарольда есть Джон!

Люди — это так сложно. И даже с Джоном непросто. Не врал насчет своей генетической близости, сразу видно. А вот сестре его, наверное, повезло; из ее кратких обмолвок во время той памятной прогулки по магазинам Гарольд определил, что отличия ее собственной супруги от человека были заметнее.

...Снаружи все еще горел костер, и кто-то там все еще болтал. Время от времени можно было расслышать глубокий рокочущий баритон мистера Ингрэма, звенящий смех Зои. Каким-то шестым чувством Гарольд знал, что Джон тоже там, хотя его слышно не было.

— Нейтан, — наконец решился заговорить Гарольд. — Извини, если я тебя чем-то обидел, но я не понимаю причин твоей враждебности. Может быть, ты думаешь, что я обидел Грейс? Я знаю, что она огорчена, но я постарался выразиться как можно мягче и...

— Не в этом дело, — резко перебил Нейтан.

И снова замолчал.

— А в чем? — осторожно сказал Гарольд. — Прости, я не слишком хорошо разбираюсь в межличностных отношениях, ты знаешь...

— Да я знаю, что для этого твоя гениальная голова не годится, — голос Нейтана звучал странно, как будто он готов был заплакать. — Но сейчас ты не виноват. Это для кого угодно сложно. Даже мама бы, наверное, запуталась.

— При чем тут твоя мама? — не понял Гарольд.

Нейтан часто приводил в пример мнение отца, но Гарольд впервые слышал, чтобы он сослался на свою мать в качестве авторитета. Миссис Ингрэм была милой женщиной и сын ее любил, но мальчики-подростки редко очень уж уважают матерей (такой Гарольд сделал вывод из книг, так как обладал только академическими знаниями в данном вопросе — его мать умерла рано, и Гарольд ее не помнил).

— При том, что это мама... — Нейтан запнулся. — Послушай, я не знаю, стоит ли тебе это говорить... это не мой секрет, и вообще...

— Если не твой секрет, не говори, — сказал Гарольд.

— Все дело в Грейс, — Нейтан его, как будто, не слышал, разве что на шепот перешел. — Я рад был, что ты ей отказал, но все-таки ужасно злился. Если бы ты знал, чего ей стоило тебе сказать, ты бы так не поступил! Ну встретился бы с ней пару раз, мороженое поел, что, сложно что ли? Вообще, — продолжал Нейтан, — я думаю, тебе стоит так сделать. И вести себя как-нибудь поужаснее. Пусть она тебя сама разлюбит, а не ты ее отверг!

— С ума сошел! — так же шепотом возмутился Гарольд. — Во-первых, я замужем! Во-вторых, мне есть восемнадцать, а ей нет! Она для меня — подсудное дело!

— Слушай, тебя никто даже целоваться не заставляет! Это же Грейс, она правильная, вроде тебя. Ну за руку немного подержитесь...

Гарольд вздрогнул, вспомнив, что переспал с Ризом в первый же день после знакомства. Нейтан об этом уже, видимо, забыл. Если Грейс такая же "правильная", на первом свидании Гарольду пришлось бы отбиваться от нее стаканчиком с мороженым.

— Объясни толком, почему я не должен был ей отказывать?

— Потому что ее мать морила ее голодом и издевалась над ней. Если бы не моя мама, все это продолжалось бы до сих пор!

— Что? — Гарольду показалось, что он ослышался.

Конечно, не может такого быть. Улыбка матери Грейс всегда казалась ему немного искусственной, но — морить голодом и унижать свою дочь? Да и Грейс ведь никогда не боялась идти домой после школы... Вроде бы.

Память услужливо подсказала Гарольду: вот Грейс настаивает на поездке в Клируотер, вот соглашается с какой-то эскападой Нейтана на выходные, вот она сидит в полупустой школьной библиотеке после занятий... Нет, дурак, все-таки какой дурак!

— Что слышал, — сердито сказал Нейтан. — Никто не знает. Мама не собиралась мне рассказывать. Но я пару лет назад нашел у нее диктофон...

Нейтан довольно сбивчиво, переходя на эвфемизмы и околичности, рассказал Гарольду, что нашел диктофон у матери в спальне, когда по ее просьбе искал укатившуюся сережку. На диктофоне был записан разговор женщины и девочки лет десяти; судя по всему, его мать хранила диктофон довольно долго. В записи женщина называла девочку дрянью, извергом, говорила, что она вырастет шлюхой и будет спать с собственным отцом, но она, мать, этого не допустит и как следует выбьет эту дурь у нее из головы.

В полном ужасе Нейтан потребовал у матери объяснений. Та спокойно рассказала ему историю, от которой веяло ароматом ЦРУ и шпионских игр.

Несколько лет назад миссис Ингрэм заметила, что миссис Хендрикс стала какой-то очень уж нервной, а маленькая Грейс — какой-то очень уж тихой. Осторожные расспросы, не начал ли мистер Хендрикс выпивать и не нужна ли с чем-то помощь, ни к чему не привели. Обращаться в социальные службы без веского на то основания миссис Ингрэм не хотелось, да она и боялась, что от этого выйдет больше вреда, чем пользы: с одной стороны, на Грейс не было видимых синяков, так что в случае проблем родители могли отовраться, а с другой стороны, беспочвенные подозрения могли бросить тень на вполне нормальную семью...

Отношения между семьями складывались добрососедские, и никто не увидел бы ничего странного, что, зайдя как-то за рецептом пирога, миссис Ингрэм осталась на чашечку чая. То, что, улучив момент, она воткнула между подушечками дивана диктофон, автоматически включавшийся, когда люди в комнате разговаривали, и выключавшийся, когда они замолкали, никто не заметил.

Неделю спустя ей удалось так же незаметно диктофон забрать.

От услышанного волосы у миссис Ингрэм встали дыбом.

Она явилась к миссис Хендриксон для откровенного разговора, пообещала рассказать все мужу, социальным службам и в целом всему городку и взяла с нее обещание Грейс больше не трепать.

Вроде бы мегера дочь действительно больше не мучила: трюка с диктофоном миссис Ингрэм не повторяла, но наблюдала за девочкой, как коршун.

Разговор с матерью состоялся два года назад, и после него Нейтан и сам стал приглядываться к Грейс. Ему хотелось понять, как это соседская девочка, такая тихая и скромная, которая рисовала себе свои акварельки в саду и ничем больше не выделялась, могла оказаться главной героиней такой увлекательно-трагической истории. Так он и не понял, зато заметил, что Грейс сказочно хороша.

— Она как сухой осенний листок, Гарольд, — говорил Нейтан с несвойственным ему жаром. — Только не сухой и не осенний... посмотришь — вроде ничего особенного, а поближе подойдешь — такая красота!

На взгляд Гарольда, красота Грейс была более чем очевидна, но он прекрасно понимал, что Нейтана привлекают более броские образы.

— Так ты в нее влюблен, потому что хочешь видеть себя ее рыцарем? — спросил Гарольд.

— Ты так говоришь, как будто это плохо, — ощетинился Нейтан.

— Само по себе неплохо, — вздохнул Гарольд. — Но ты делаешь вывод, что ее надо от всего спасать. А ее не надо. Твоя мама уже ее спасла. Грейс хорошо владеет собой и вообще сильная молодая женщина. Она прекрасно справится с тем, что я ее не люблю. Хочешь ей помочь — не заставляй меня ходить с ней на свидания, лучше дай ей понять, что ты рядом.

— Легче сказать, чем сделать, — огрызнулся Нейтан. — Как будто я не пробовал! Похоже, она меня побаивается. И неудивительно, если ей мать так голову намыливала насчет парней. С тобой-то понятно, ты безобидный.

— Вот значит, как? — спросил Гарольд, с удивившим его самого звоном в голосе. — Может, еще скажешь, по мне видно, что я гей?

— По тебе видно, что ты идиот, — буркнул Нейтан. — Вот зачем ты со своим поссорился? Он на тебя смотрит как побитый пес.

— Ничего не... — начал Гарольд и осекся.

Он старался не смотреть на Риза в течение вечера, но сам несколько раз ловил на себе его взгляды. И хотя Гарольд не назвал бы их собачьими, счастливого в них ничего не наблюдалось.

Тут прямо над пологом палатки маленькой звездой вспыхнул фонарик. Кто-то подошел совсем близко.

Гарольд только тут сообразил, что костер, похоже, уже погас, и голосов до них больше не доносилось.

— Молодые люди, — тихо произнес голос мистера Ингрэма, — судя по приглушенному шушуканью, вы не спите?

— А что, тут комендантский час? — спросил Нейтан.

— Нет, но я обижен, что родной сын весь вечер избегал отца. Гарольд, будь хорошим мальчиком, тащи свою задницу к законному супругу и не мешай родичам общаться.

Гарольд хмыкнул. Имел место явный сговор. Он мог бы из принципа никуда не ходить, но чувствовал, что соскучился по Джону. Даже сама идея, чтобы просто сходить с Грейс на якобы свидание, как-то нелепо резанула его.

Если Джон улетит к себе домой, рано или поздно, наверное, Гарольду придется ходить на свидания с кем-то еще. И дай бог, если этот человек окажется хоть немного похож на Грейс. Но лучше пусть этот миг как можно дольше не настанет.

А тратить отведенные им вместе часы и дни на глупую ревность и обиды — глупость и малодушие.

Гарольд вылез из теплой палатки в лесную влажную прохладу, пахнущую мокрой землей и, несмотря на середину лета, чем-то морозным с гор. Мистер Ингрэм сунул ему в руку фонарик.

— На палатки школьников не свети, чтобы не задумались, кто это там ходит, — проговорил он еле слышно. — Нашу палатку помнишь? Зеленая с сиреневым, самая крайняя.

Гарольд кивнул. Палатку он помнил, потому что сам и выбирал ее в Интернете.

— Спасибо, — сказал Гарольд.

— Не за что, — ответил Ингрэм. И произнес со слегка завистливой интонацией: — Знаешь, сперва я в это не очень-то верил. Я встретил Джудит, когда мне было за тридцать, и я уже раз был женат. В восемнадцать — это все несерьезно. Но если у вас... — он запнулся.

— Я сам не знаю, как у нас пока, — сказал Гарольд, почти не покривив душой.

Гарольд заблудился в кромешной темноте и чуть было не ушел в лес мимо палаток. К счастью, Джон вовремя поймал его и увел спать.