Око конкистадора

— Говоришь, священники — люди ученые? — недоверчиво переспросил Саша и задумался глубоко. Как бы интересно ни было болтать с этим мальцом-конкистадором, но нужно возвращаться домой. В родное, так сказать, тело. Еще в Якутии приходилось Саше от шаманов слышать о подобных путешествиях, но никогда не думал, что такой путь придется проделать самому. Да еще и не зная, как вернуться. — Слушай, Санди, а еще какие священники в округе остались? Или, может, индейские шаманы? Может, они меня назад вернут?

— И не думай даже! — пальцы оторвались от меча, сцепились друг с другом нервно. — Шаманы! Это ж — дьявольское отродье, бесов вместилище! Они тебя знаешь куда зашлют? Наверное, и сюда какой-то из них отправил. В отместку. Ты кому из них помешал?

— Да, вроде, никому, — вздохнул Саша. Вот такой он человек был — никому не мешающий. Но тут же осекся. А как же Священный Колодец, который он обследовать собирался? Может, неведомое божество майя порешило, что приближается осквернитель, ну и обошлось с ним по свойски. С помощью, конечно же, кого-то из своих служителей. Говорили ведь, что в Колодце по сей день жертвы находят. Довольно свежие, между прочим.

— Вот, видишь, видишь! — Алессандро чуть не запрыгал от возбуждения. Но сдержался. Дворянин как-никак, да еще и командир отряда. Невместно вести себя, как мальчишка дворовой. — А говоришь, никому не помешал! Бесы, которым они тут поклоняются, и не такое сотворить с человеком могут.

Мысли читает, — понял Саша. — Ну, оно и не удивительно, если одним и тем же мозгом эти мысли думаются. Хорошо еще, что не все, а только самые поверхностные.

Он не переставал удивляться собственному спокойствию. Казалось бы, вот тут-то и надо биться в истерике, кричать громко, стучать кулаками по земле, сбивая в кровь костяшки пальцев. Шизофреническое расщепление личности маячило прямо перед носом. Ан нет. Неколебимое спокойствие охватило Сашу, и он с благосклонностью старшего брата размышлял о мальчишке-конкистадоре с чудным именем Алессандро дель Гатто, о своем испанском тезке.

— Интересно, как такое соотносится с нашей физикой? — больше сам у себя поинтересовался Саша, не ожидая никакой реакции от Алессандро. Да и что этот выкормыш Конкисты, крестоносец несчастный может знать о высоких физических материях?

— Священники говорят, что для бесов нет ничего невозможного, если они жаждут нагадить истинному христианину, — торжественно сообщил Алессандро, не сказав, естественно, ни одного слова о физике. Впрочем, Саша так и думал.

— Послушай, Санди, а есть кто поблизости, кроме покойного дона Хаокина? Ну, из священников. Живой чтоб.

Дель Гатто задумался. Загибая пальцы, начал перечислять всех священников, приплывших с ним на "Espada Santa". Но из них кто уже был мертв, кто ушел с другими отрядами, и сейчас их не найти так просто.

— К тому же, я должен выкорчевать бесовское отродье, — почти что сплюнул от злости Алессандро. — Отряд мой вдогон послан был. Пока не исполню предначертанное, пока не изведу под корень тех шаманов, что человеческие жертвы приносят, не могу помочь тебе, Саша. Никак не могу. Честь моя требует, чтоб сначала выполнил то, что должно, то, в чем поклялся. Я ж, Саша, крест целовал, что не будет мне покоя ни днем, ни ночью, пока дьявольскую заразу дымным пламенем не пущу.

— Понятно, — протянул Саша. Дело пахло керосином все явственней.

Шамана бы сейчас сюда, родного, сибирского, — размечтался Саша. — Он бы все сделал, как следует. И вернул бы в родное тело, и вообще... — что "вообще" Саша толком не знал, но очень хотелось верить, что это — нечто хорошее. Он с ужасом представлял себя самого, точнее, свое тело, бессильно лежащее под проливным дождем на колдовской поляне, рядом с обломанной, ржавой спатой, и дождевые капли стекают по каменному кошачьему глазу в эфесе, а рядом — обугленное пятно, воняющее паленой шерстью и жареным мясом. А ведь если душа надолго покидает тело, то это самое тело погибает! — вспомнил Саша и завопил нечто невнятное, но несомненно матерное.

— Эй, эй, Саша Тигров! — позвал кто-то — Алессандро. — Ты что это, Саша?

— Да не, ничего, это я так, разнервничался малек, — вздохнул Саша. — Говоришь, надобно шаманов, которые человеческие жертвы приносят, поубивать?

— Да! — от энтузиазма дель Гатто взмахнул спатой так, что свистнуло в ушах, и золотистая молния мелькнула на лезвии меча. — Они человеческой плотью питаются. Людоеды!

— Ну, предположим, не совсем так, — вспомнил Саша обряды жреческие индейцев и мысленно поморщился наивному черно-белому восприятию юного конкистадора. — Но жертвы человеческие приносят, это точно. Значит, поубивать... — он задумался. Мысль, конечно, была неприятная, но неведомо, что еще можно было сделать. Разве что помочь как-то пацану испанскому, мальчишке неразумному. Использовать все свои знания, принесенные из далекого будущего. А уж потом — пусть мальчишка помогает. Священника подходящего найти, обряд провести, чтоб попасть назад, в родное тело, пока оно от отсутствия души не разложилось напрочь, или пока оно другую душу — какую-нибудь бесхозную, блуждающую, — не подхватило от одиночества, как ангину от сквозняка.

— Отряд мой здесь, неподалеку, — радостно сообщил Алессандро. Видно, уловил какую-то Сашину мысль, и идея эта ему понравилась. — Вот за теми деревьями солдаты схоронились, — он указал спатой в сторону, и длинное узкое лезвие замерло в воздухе, ловя гладкой поверхностью солнечный луч. У деревьев стоял смуглый обнаженный человек, весь разукрашенный странными рисунками, будто живая картина, лишь кожаная набедренная повязка прикрывала его, да на голове раскачивался дивный убор из перьев, столь огромный, что казалось удивительным — как вообще подобное может держаться и не падать.

А как на показах высокой моды с девок тряпки не сваливаются? — подумал Саша и хихикнул. Похоже, перед ним оказался шаман, индейский шаман, тот самый, который и требуется. Судя по величине убора, по орлиным перьям в нем, по рисункам на коже, шаман — силы необычайной. Точно сможет вернуть в родное тело быстро и без проволочек. И убивать никого не надо будет! — обрадовался Саша. Несмотря на археологическую профессию, предполагающую выкапывание древних трупов и предметов их обихода, мертвецов Саша недолюбливал. Видимо, от того, что они были далеко не древние обычно. И, конечно же, увеличивать количество свежих покойников сам не хотел.

— Дикарь! — отчаянно завопил Алессандро. — Шаман дикарский! Людоед богомерзкий!

— Погодь, погодь, Санди, — заторопился Саша. — Ты это... Не пыли, парень. Кого он съел? Тебя, что ли? Глянь, стоит, смотрит лишь. Ни на кого не бросается. Положь меч, я тебе говорю! Положь!

Но юный испанец не слушал, и спата взлетела в воздух, крутанулась, демонстрируя отточенное лезвие. Вот-вот бросится дель Гатто на индейца.

— Парень! Не дергайся! — крикнул Саша. Ему совсем не хотелось, чтобы Алессандро ввязывался в драку. Неведомо еще, кто победителем выйдет, индейцы — бойцы крутые, а Саше было бы вовсе грустно, если б он лишился последнего телесного пристанища. Ну а если шамана убьют, тоже нехорошо. Так шанс есть, что индеец прямо здесь и сейчас отправит Сашу домой, в родное время.

— Людоед! — голосил испанец. — Убийца невинных! Пожиратель душ!

И дель Гатто побежал к краю поляны, размахивая мечом, не переставая осыпать индейца ругательствами на двух языках — видно, успел-таки подхватить что-то у Саши.

— Я ж тебе сказал: положь меч! — еще раз сказал Саша, но видя, что его никто не слушает, потянулся, пытаясь разжать пальцы. Индеец, глядя на дико перекосившееся лицо противника, расхохотался, делая оскорбительные жесты, но даже не двинулся с места, хоть и совершенно рядом с ним свистело серебристое лезвие спаты.

— Саша, что ж ты делаешь? — недоуменно спросил дель Гатто. — Это ж чудовище, проклятое Богом.

— Нет, — Саша почувствовал, что полностью управляет телом и потянулся, разжимая пальцы. Спата выпала, тоскливо звякнув. — Он тоже человек. И, может быть, человек хороший.

Алессандро выругался, пытаясь вновь получить контроль над собственным телом, но Саша оттолкнул его, сам ясно не поняв — как он это сделал.

— Посиди, парень, скоро это прекратится. Вот переговорю с этим дикарем, и сразу все уладится, — он был уверен в успехе вежливого обращения. И тут же обратился к шаману, протягивая к нему пустые ладони: — Простите великодушно, но у нас тут проблема возникла, — Саша шагнул к шаману, собираясь продолжить речь. Но индеец вскинул руку, и в ладони его сверкнула золотая рукоять обсидианового ножа. — Все, все, стою, — Саша улыбнулся миролюбиво, не переставая демонстрировать пустоту и обнаженность ладоней. — С места не двигаюсь. А давайте поговорим, прежде, чем друг на друга бросаться.

Шаман оскалился, даже рыкнул, и тут же ответило ему звериное рычание, раскатившееся подобно грому по лесу. И за деревьями мелькнуло пятнистое длинное тело, потом еще одно, и еще.

Ягуары! — сообразил Саша. — Блин, что ж делать-то?

И тут же заговорил вновь, пытаясь спокойной и дружеской интонацией разъяснить индейцу, что не хочет ему ничего плохого и не собирается нападать. На слова он уже не рассчитывал, ведь говорил то на русском, то на испанском, а шаман явно не знал ни того, ни другого.

Какое-то время индеец слушал, лишь хмурился и морщился недовольно, но нож бросить не пытался.

— ... и вот не могли бы вы отправить меня обратно? — закончил Саша длинную речь, призванную объяснить шаману положение дел. Он надеялся только лишь на ясновидение колдуна, на то, что он может читать мысли так же, как некоторые могучие якутские шаманы, которых Саша знал. А мысль проговоренная становится четче, легче для прочтения, вот Саша и старался изо всех сил.

— Обратно? — взревел шаман на чистейшем русском языке, чем несказанно удивил Сашу. — Обратно, значит, хочешь, Котов?

Точно мысли читать может, — обрадовался было Саша.

— Юм-Чак назвал твое имя, поминая своих врагов, — забормотал индеец, приплясывая на месте. Орлиные перья убора его тряслись, будто в лихорадке. — Юм-Чак приказал уничтожить тебя, старинного врага своего. Ягуар, зверь бога доверенный, не справился. Значит, пришел мой черед.

Шаман поднял обсидиановый нож, и солнечный луч стек по мрачной каменной поверхности. Взгляд индейца уперся в Сашины глаза, блеснул фанатической яростью. Но что-то знакомое почудилось Саше в чуть дергающейся изогнутой брови.

— Калабуха, ты ли это? Ты что, совсем спятил?

А что, не такая и дикая мысль, если я мог попасть фиг знает куда, то почему не может Калабушин? — резонно решил Саша, продолжая вглядываться в трясущегося шамана. — Ну и воплощение ему досталось, не позавидуешь.

— Юм-Чак приказал, — заявил индеец. — Я заберу твою жизнь, как забирал уже неоднократно, и тот, кто пришел к тебе из дали времен, не поможет победить. Смотри мне в глаза, и увидь свою смерть.

Саша взглянул в черные, блестящие, как у птицы, глаза шамана и застыл недвижимо, не в силах даже пальцем шевельнуть. Гипноз! — ему хотелось кричать, разбить колдовство, но рот не открывался, а язык застыл, обволакиваемый вязкой слюной. Шаман приближался медленно, мелкими танцующими шажками. Обсидиановый нож летал в воздухе, и индеец запел низким, гулким голосом, поминая своего бога, обещая ему в подарок душу врага.

Тягучим, как патока движением шаман провел ножом у Сашиного горла, прочерчивая на шее тонкую полоску, тут же набухшую мелкими кровавыми каплями.

— Я вырву твое сердце, — пообещал шаман, и потянул нож вниз, разрывая каменным лезвием рубашку. — Твое сердце будет пищей Юм-Чаку.

— Не-ееееееет! — закричал дель Гатто, врываясь в Сашино сознание, отбрасывая его в сторону.

Мир мигнул, где-то плеснула волна, сверкающая на солнце, как лезвие спаты, и закричала белая птица, мелькая облачком над водой.

— Куда? Куда ты? — Саша вновь обрел речь, но в глазах его плескалась дымчато-серая вода, и кошачий глаз, венчающий эфес спаты, смотрел прямо в лицо.

— Назад, еще немного назад, или все пропало, — ответил кто-то, и Саша почему-то понял, что это не дель Гатто.

В плеск воды вплеталось разочарованное рычание ягуаров.

* * *

Гремит бубен шамана, гудит бубен, отзывается низким гулом на каждый удар колотушки. Зовет шаман духа седьмого неба, чтоб передать просьбу свою о помощи на небо девятое. Но не прилетает дух, не слышит, наверное, гром шаманского бубна.

Встряхнул шаман плащ свой, прижал ладонь к изображению кованому — духа-покровителя, воззвал к нему. Но и тут не было ответа, будто не слова прозвучали в тишине, а негромко ветер взвыл.

Отчаялся почти шаман. Устал очень, да и годы к земле тянут, а тут — шутка ли сказать! — такое путешествие. Молодой, в полной силе шаман и то может не выдержать.

— Ох, беду чую... — прошептал шаман, ударяя колотушкой в бубен. — Чую, быть беде...

И тут то ли духи отозвались, то ли само желание шамана такой силой обладало, но изобразилось перед ним зеркало дымчато-серое, перламутровой пленкой подернутое. И в зеркале этом увидел шаман русского паренька, которому помощь обещана была. Только парнишка этот на себя не похож был, в другом теле оказала. Да и в другом времени — понял шаман со страхом. Не видывал он еще никогда, чтоб простые смертные могли меж времен перемещаться. И стоял перед пареньком враг. Шаман аж зашипел от злости, увидав этого врага. Черт лица рассмотреть нельзя было — лишь облако черное клубилось, а из него щупальца высовывались, и каждое щупальце оканчивалось пастью зубатой. А паренек ничего этого не видел, считал того, кто перед ним стоит, обычным человеком. Понял шаман, что сейчас убьют русского мальчика, уже поднялась рука костлявая, и ритуальный нож, что пил жертвенную кровь столетиями, задрожал в предвкушении.

Ударил шаман, всей своей силой, всей мощью. Помог ему дух-покровитель, и дух седьмого неба снизошел, чтоб поддержать колдовство, направленное на доброе дело.

Отлетел русский паренек в сторону, да не просто шагов на несколько, а на несколько недель. Победно сверкнул дымчато-серый камень, венчающий эфес тонкого меча, что сжимал парнишка, и заплескались атласные волны морские, разлился в воздухе солено-йодистый аромат.

С тяжким вздохом упал шаман, выронив колотушку. Чувствовал он усталость великую, слабость невозможную.

— Отдохни тут, — сказал ему дух седьмого неба. — Ты заслужил.

И подстелили шаману облака пуховые, и подали ему то питье, что боги на девятом небе пьют, и принесли ему ту еду, что богам на девятом небе приносят. И пил шаман, и ел шаман, а потом уснул на облаке, подложив под голову шаманский бубен. А колотушку все сжимал в руке. На всякий случай. Вдруг да понадобится.

Помолчи пока, бубен шаманский. Пусть отдохнет твой хозяин. Не так много времени для отдыха ему отведено.

Глава пятая. Гирлянды на реях

Ягуары остались в далеком тропическом лесу. Галион вздымался на сероватых волнах, переваливался с боку на бок. Паруса, кажущиеся ярко-белыми в жемчужном утреннем свете, туго надувались ветром. Матросы, собравшиеся на палубе, поглядывали угрожающе, ворчали недовольно, в точности, как те далекие ягуары, пятнистые и грозные.