— Владеть Востоком будем! — с готовностью ответил Сташко.
Пароход, тем временем, приближался к Усолью, чтобы забрать там ещё два десятка молодых ребят с горящими от гордости за себя глазами. Не каждому дано стать членом первых морских команд! Только лучшие этого достойны.
Глава 14
Забайкальское воеводство, Селенга. Июнь 7152 (1644)
Лошадь шла уверенно и размеренно, лениво помахивая хвостом. Когда же звенящие на жаре насекомые особо докучали животине, то она, прядая ушами и фыркая, качала головой. Дорога, накатанная телегами, тянулась по выпасному лугу, который раскинулся с обеих сторон колеи. В высокой траве шуршала, стрекотала и попискивала жизнь. Полуденное солнце стояло высоко, было душно и жарко. Телега частенько подрагивала на неровностях, и тогда позвякивала железная утварь и инструменты, сложенные там. На ящике с гвоздями сидел, облапив винтовку Миклуш, рядом с ним, подложив под голову мешочек с горохом, посапывал разморенный на жаре Варас. Лошадью управлял Чоткар, сельский силач и объект мечтаний практически всех девушек из трёх марийских сёл на Селенге.
Подвода держала путь от Селенгинска — основной крепости на реке до Петропавловки — одного из селений присланных царём Михаилом марийцев. Этих людей в основном расселили по Ангаре, а шесть сотен из них, составлявших третью часть из этого народа, отправили в Забайкалье, на распахиваемые там земли. Так и появились на забайкальской земле сёла Петропавловка, Душенино и Параньга. Располагались они одно за другим, растянувшись на полтора десятка километров. Первое село было в паре километров за ближайшим невысоким холмом, и лошадь, почуяв дом, прибавила шагу.
Какое-то движение привлекло взгляд Миклуша, и подобравшийся парень заметил на склоне холма фигуры нескольких всадников.
— Гляди, Чоткар! — Миклуш приложил ладонь ко лбу и, морщась, указал на пригорок. — Казаки?
— А кому это ещё быть, дружище?
— По-моему, это не они.
— Значит башкиры, — пробасил равнодушно Чоткар. — А казаки должны быть рядом. Они вместе охраняют сёла.
— Ты бы лучше лошади ходу дал, — холодно ответил Миклуш. — Не похожи они ни на башкир, ни на казаков. Одёжка не та, степняки это.
— Да какие степняки? — воскликнул собеседник. — И не буди ты Вараса, он вчера всю ночь работал в башне. Ты когда степняков вообще видал?
— Видал, Чоткар! Видал! — нервными, а оттого резкими и неловкими движениями крестьянин зарядил-таки винтовку. — У крепости были такие всадники, что с товаром пришли до местного воеводы.
— Эй! — прикрикнул на товарища крепыш. — Это буряты! Они с ангарцами заодно! — но всё же стеганул лошадёнку.
Миклуш однако, озирался по сторонам и шипел ругательства, выговаривая приятелю за то, что тот не стал ждать казаков, а решил уйти перед обедом. А сонный Варас только и хлопал глазами, не понимая, отчего один его друг взъелся на второго.
— Чего такое, братья? — проговорил Варас, с недоумением поглядывая на товарищей.
— Чего-чего? — подразнил приятеля Миклуш. — Вон, смотри чего! — он указал ему на четвёрку всадников, что беззвучно сопровождала телегу в сотне метров от них.
Мариец глаз не сводил с всадников, всё так же неторопливо сопровождавших одинокую телегу. Миклушу стало совсем тоскливо, когда такая же четвёрка появилась и с другой стороны. Теперь и Чоткару не нужно было ничего доказывать, нещадно нахлёстываемая кузнецом лошадь неслась вперёд, насколько ей хватало сил. Варас, тем временем, так же как и Миклуш, зарядил своё ружьё, напряжённо ожидая худшего.
Степняки не заставили себя ждать и постепенно охватывали телегу марийцев с обеих сторон. А когда один из всадников натянул лук, грянул выстрел. Конь неприятеля, тонко заржав, упал на передние ноги. Свалившись затем на бок, животное придавило ногу замешкавшегося всадника, отчаянно завизжавшего от боли. Остальные степняки засвистели и загикали, а мгновение спустя в сторону мужиков было выпущено семь стрел и лишь две из них не нашли цели. Но пока ни одна из них не стала смертельной. И пусть у Чоткара в плече сидело два оперённых древка, кузнец продолжал править лошадью. Миклуш, отломав наконечник, вытащил стрелу из предплечья Вараса, шипящего от боли. Марийцы выстрелили ещё четыре раза, свалив на землю трёх неприятелей. Большего они не успели сделать. В горло кузнеца вонзилась стрела, и Чоткар, выпучив глаза и яростно хватая руками воздух, повалился назад. Варас потерял сознание от боли и шока, когда в его грудь воткнулись две стрелы, и он упал на ящики. Степняки, крепко сидя в седле, продолжали осыпать повозку стрелами, зажимая её с флангов и постепенно сближаясь. Миклуш сопротивлялся дольше всех. Он испустил дух, не успев выстрелить в последний раз, когда одна стрела пробила ему грудь, а вторая — шею. Уже через несколько минут усталая лошадь остановилась, беспомощно вскидывая голову. Освободиться от мешающих ей стрел в шее она не могла, а подрагивающие ноги предательски подкашивались. Прошло ещё немного времени, и она упала наземь, шумно и хрипло дыша.
А в повозке уже хозяйничали враги. Сбросив тела убитых ими людей в придорожную траву, они принялись рассматривать содержимое мешков и ящиков, составленных там. Разочарованно глядели степняки на горох, картошку и прочие припасы. Не добавили им радости поживы и железные скобы, гвозди и прочий инструментарий. Ничего реально ценного ни на трупах, ни в повозке найдено не было. Лишь с одного из мертвецов сорвали маленькую серебряную ладанку.
К столпившимся у телеги нескольким воинам подскакал сотник Ценгун.
— Эй вы! А ну, вперёд! Живо! — он указал рукоятью плётки на уходящие к селу фигуры сотен воинов. — И без вас будет кому здесь покопаться!
Ценгун, вытянув одного из воинов плёткой вдоль спины, заставил его положить обратно в повозку и ружьё Вараса, да поспешать за остальными. После прошлогоднего неудачного налёта на неведомых пришельцев, тушету-хан Гомбодорджи искал способ уязвить их, не нападая на крепость. Ибо он понимал, что теперь, когда оплот чужаков стоит крепкой твердыней на берегу Селенги, по которой ходят их корабли, атака будет обречена.
Но ему помогли торговцы, ходившие к пришельцам, когда снег ещё лежал на землях ханских данников. От них Гомбо узнал о поселениях, что строились ниже по течению реки. И тогда он понял, — вот она, лёгкая добыча и полон! Всю весну тушету-хан рассылал людей по становищам своих вассалов, чтобы ко времени, когда земля высохнет, их отряды были у его троюродного брата, военачальника Джебсцуна. Пройдя через земли бурятских родов, совсем недавно прекративших платить дань тушету-хану, полуторатысячный отряд Джебсцуна вышел к Селенге, не замеченный разъездами чужаков. Во время похода удалось застичь врасплох и вырезать два становища бурятов, этих подлых перебежчиков, которые посчитали, что могут уйти в подданство к пришедшим с севера чужеземцам.
Теперь путь к Селенге был открыт, и, отправив разведчиков к крепости врага, военачальник приказал отряду спешно идти на селения. Подойдя к первому из них, Джебсцун приказал обложить село небольшими отрядами, чтобы не позволить осаждённым передать весть о нападении.
* * *
Ряжай, староста Петропавловки, с тревогой вглядывался в берег Селенги. Совсем недавно до деревни донеслись звуки далёких выстрелов. А уже через несколько минут подростки, пасшие коров, рассказали про незнакомых всадников, показавшихся в ближнем перелеске. И сейчас он сам видел их. Несколько воинов, похожих на тех бурят, что марийцы видели ещё в устье Селенги, объезжали селение, словно оценивая его. Петропавловка была прикрыта частоколом, а на нескольких домах были оборудованы башенки для стрельбы.
— Ряжай, надо сообщить в крепость, — проговорил Пегаш, назначенный в Селенгинске старшим по безопасности.
— О чём сообщать? — удивился староста. — О тех всадниках? Их слишком мало, чтобы беспокоиться.
— А как же выстрелы, что мы недавно слышали? Ежели не Чоткар, то кто это был?
Когда из-за холма показались плотные ряды степняков, Ряжай моментально поменял свой настрой. А Пегаш, не медля более ни минуты, побежал в правление связываться с крепостью, чтобы сообщить о появившихся у селения чужих воинах, как и требовали от него правила безопасности. Набат возвестил жителям Петропавловки об угрозе нападения. Мужчины доставали ружья и винтовки, хватали боеприпасы и занимали на стене или в башнях свои места, кои каждому Пегаш определили заранее — ещё при строительстве частокола.
— Крепость, крепость! — вызывал тем временем селенгинского радиста сельский безопасник. — Петропавловка на связи!
А всадники между тем начинали крутить свою карусель вокруг стен селения, постепенно убыстряя бег лошадей. Топот сотен лошадиных копыт сливался в непрерывный гул, не самым лучшим образом воздействующий на неопытных ещё в военном деле сельчан. Не сказать, чтобы они опасались боя или, тем более, трусили. Вовсе нет. На Ангаре все мужчины и подростки в обязательном порядке прошли курсы стрелкового боя и сдали зачёты по стрельбе, перезарядке на время и чистке оружия, а наиболее толковые и любознательные обучались самостоятельному снаряжению патронов.
— Наши-то, Чоткар и Варас с Миклушем, выехали из крепости ещё с утра, — вернулся к старосте Пегаш. — Не иначе, спрятались или погибли ребята.
— Надо принести жертву! — Ряжай приказал зарезать белого барана, соблюдая ритуал.
Напряжённо наблюдая за вереницей чужаков, кружащих вокруг селения, марийцы ждали, что же будет дальше. Степняки не заставили себя долго ждать. Словно по общей команде они принялись пускать стрелы в защитников села.
— Стреляйте, братья! — Пегаш закричал, что было силы, когда увидел, что несколько человек упало и их белые одежды окрасились кровью.
Винтовки подхватили подростки, а женщины оттащили раненых в дома, чтобы оказать помощь. Двоих убитых сложили у стены, прикрыв материей. Началась пальба. Всадников вышибало из сёдел, раненые лошади ржали и храпели. На землю, орошённую конской и человеческой кровью, кувыркнулось уже с десяток степняков. Кто-то из них пытался отбежать в сторону, но был немедленно сбит и затоптан лошадиным валом, не успев и вскрикнуть. Над частоколом стоял сизый пороховой дым, скрывая отбивающихся марийцев в своём мареве. Сыновья сражавшихся мужчин, сидя на мостках, заряжали и передавали им ружья и винтовки, чтобы обеспечить нужный темп стрельбы.
Пегаш снова связывался с Селенгинском, нужно было вызвать подмогу — всё-таки врагов было слишком много, а раненые продолжали пополнять организованный в избе правления лазарет. Некоторые молодухи были близки к истерике. Заметив это, старостиха Ануш наорала на них и приказала греть воду да рвать тряпки на бинты. Кое-кого пришлось и отхлестать по щекам. После этого восстановилось молчаливое спокойствие и женщины продолжали помогать раненым мужчинам.
Карусель степняков продолжала вертеться живым кольцом вокруг стен, но гиканье и посвист постепенно угасали, всё больше раздавалось гневных воплей и криков, изрыгающих ругательства, полные бессилия. Марийцы, тем временем, наученные потерями, приноровились ловчее прятаться за укреплениями и палить в неприятеля. А враги постепенно снижали темп, в первую очередь из-за того, что образовывающиеся завалы из трупов людей и животных не давали возможности продолжать круговерть. Трупы приходилось огибать, перепрыгивать, а значит — терять заданный ритм. Обороняющиеся это использовали сполна — всё больше недвижных степняков лежало перед посёлком. Немало было и тех, кто оглашал окрестности предсмертным воем.
— Ну что там? — нетерпеливо крикнул Пегашу взмокший от жары и неимоверной усталости Ряжай. — Помощь будет?
— Да! — кивнул тот. — В крепости переполох. В нашу сторону вышел караван до Параньги. Воевода Кузьма Фролыч выслал отряд казаков, чтобы опередить его.
— Как Чоткара вообще выпустили без сопровождения казаков!? — воскликнул староста.
Поймав на лету заряженную сыном винтовку, он выглянул из-за частокола и, выцелив натянувшего лук степняка, выстрелил.
— Уходят! Убегают! — раздались торжествующие крики со стен. — Проклятые, бегите отсюда!
Потеряв ещё с дюжину воинов, враги отступили от стен посёлка, рассыпавшись по полю. Марийцы, отбившие штурм врага, торжествующе поднимали руки вверх, обнимали друг друга. Измокшие, обессиленные, но донельзя радостные, они поздравляли своих товарищей с победой.
— Быть может, они ещё вернутся? — проговорил Пегаш, снова направляясь к радиостанции.
Ряжай молча проводил его глазами и вдруг закричал на одного из улыбавшихся мужиков, чей когда-то белый рукав рубахи сейчас был красен от крови:
— Кокша! Задери тебя медведь! А ну живо рану промывать и замотать холстиной!
* * *
Джебсцун, собравший своих командиров в ближайшем к холму перелеске, был в бешенстве — откуда у неприметного посёлка огненный бой? Это же обычные скотоводы! Араты! Откуда такое богатство?
— Возможно, в каждом посёлке стоит сильный гарнизон? — осторожно предположил сотник Ценгун.
— Ты что, слеп, как ночная крыса? — прорычал военачальник. — Это были араты! Простые людишки!
Остальные сотники согласились со своим начальником, а недруг Ценгуна, сотник Арвай сказал:
— И у каждого было не по одному стволу! Они меняли их, один за другим. За короткое время мы потеряли восемь десятков нукеров.
— Готовьтесь к ночному штурму! — рявкнул Джебсцун, разом оборвав излишнюю болтовню своих сотников. — А сейчас ставьте котлы на огонь, воинов пора кормить! После обеда — делайте огненные стрелы и шесты. Вяжите лестницы! Пошли вон!
Однако в котлах ещё не успело свариться просо, как в лагерь вернулись посланные к крепости разведчики. Точнее, половина от их числа. Джебсцун, встав с циновки, с каменным лицом вглядывался в приближающихся воинов. Их командир, спешившись на ходу, подбежал к военачальнику и, низко поклонившись, доложил, не поднимая головы:
— Господин, сюда спешно идёт сильное войско из крепости!
— Как! Откуда они узнали? Никто не покидал этого селения, мои люди обложили его со всех сторон! — покраснел от гнева Джебсцун.
— Значит, у чужаков были дозорные, господин, — склонился разведчик.
— Сколько их? — рыкнул степняк.
— Четыре сотни, не меньше.
Это стало неприятным ударом для начальника отряда. Выяснив, что враги будут здесь совсем скоро, он вскочил на коня и приказал воинам готовиться к бою.
Через некоторое время к лагерю прискакали ещё двое воинов, доложившие, что отряд врага сильно растянулся, а телеги с пушками значительно отстали.
— А конные мчат сюда, у каждого из них есть огненный бой! — осаживая взмыленного коня ударами пяток, прокричал всадник.
— Когда они будут здесь? — напрягся Джебсцун.
— Скоро, очень скоро! — воскликнул воин. — Они видели нас и поначалу бросились толпой в погоню. Двоих наших свалили с коней, но вскоре мы оторвались от погони.
Тут же забегали люди, заржали кони — каждый из командиров собирал свой отряд, готовя воинов к скорому бою. Джебсцун с закипавшим в душе гневом видел, что лица воинов не были полны решимости и отваги, как перед нападением на селение. Он понимал, что его люди не выдержат столкновения с этим противником. Частый огненный бой вражеских солдат не давал ему возможности победить. Стало быть, думал он, оглядывая своих воинов, эти люди непременно разбегутся под обстрелом. Что это такое, степняк помнил слишком хорошо. Прошлым летом он едва остался жив после той кровавой бойни на Селенге. Теперь он понял, что надо делать...
